Безжалостная дрянь, распутница, в дыре,
оболганной как келья, пепел-клад
стучится в сердце вне змеящейся крови
на линии ладоней - кратких крыл.

Жила - как жалась, внутрь - как осень в сентябре,
вода. мост. моцарт. арт. лист...листопад.
все не про. не зато. заточены на вы-
данье углы. И в них настил, настиг, закрыл

меня от вьюг и врат двойник вранья. Нарви
цветов - нарывов красоты и кинь в сипя-
щий вечер, а вечор, двойник, ищи свой тыл.
Я гением была в отсутствие себя.

*
Наряжены, напряжены нервы,
ландыши ландшафтов 
жгут зимний взгляд.
Париждание.
Александр Сергеич, хотела любить,
да не вышло
ничего из меня. Простите.

Мне все равно: Афина, Минерва - маневры
не те. Даже шкаф то в
одном отразится, то просто на лад,
как у мистера Ч., ляжет. Стан ея,
как не скажет поэт, был укутан словами, фьюить,
как не птичка споет, как не дышло
задышит. Она - это не про меня. Нетути этой прыти.

*
Провинция. В дверях небритый Гоголь 
усиливает тень. И гость идет
обратно. Хватает за ворот ветер,
тянет рукав наверх. И вата шума 
закладывает уши. "Во, голь", - 
подумает в рифму лорд Б., и за год
напишет чуть больше строки, Федя, в
черных глазах весь, дарует боль. Лишь умо-
одно-заключение снова выводит на биту
и битую карту, и Моцарт, и арт, дальше Битов
и все остальные. И все остальные. И все.
Я, Осип Эмильич, висела над про... на хвосте.


Февраль, достать чернил, 2006