Подвели Черту под монастырь и закидали шапками, которые не по Сеньке. Сенька ведь сберёг честь смолоду и шапки на нём не горели, да и шиты были белыми нитками. Ниток собрали со всего мира аж на цельную рубашку! У Сеньки, ближе к телу, уже была рубашка. Конь он был резвый, да ещё и в пальто. За словом в карман не лез. Его встречали по одёжке, а провожали по уму. В рот ему палец не клади - оттяпает по локоть - будешь потом тот локоть кусать! А шапкозакидателям надо было ему свинью подложить, чтобы Сенька в калашный ряд не совался. Но, где на Сеньку сядешь - там и слезешь. Хоть седина ему в бороду, но борозды он не портил и бес был ему в ребро. Поставив вопрос ребром, решили не будить в нём зверя и не брать быка за рога. Черта же была гол как сокОл, семерых по лавкам не имела. Приставшие к ней, как банный лист, шапкозакидатели ушли солоно хлебавши щи не лаптями. Черта оставалась нема как рыба набравшая в рот воды. Об лёд она не билась и было ей ни холодно, ни жарко. Лежала как камень за пазухой и вода под неё не текла. Ей как ежу с конём было понятно, что она семи пядей во лбу. Тем более, она была первая, а не седьмая вода на киселе! Надо было из не молочных рек сухой выбираться к родным кисельным берегам.
- Не кисейная ведь барышня! Меня голыми руками не возьмёшь, ядрёна вошь! Такие как я на дороге не валяются и у меня семь пятниц на неделе! Я Федот, да не тот! - говорила она, выбираясь из под шапок, словно сам чёрт был ей брат, а мамой сама Кузькина мать. Шапки слетели с неё как с гуся вода и она семимильными шагами, как белка в колесе, по горам, по долам, поспешила к родному порогу дома-крепости. Видно естьБог, коли вот порог. Но бедный порог не порок. В гостях хорошо, а дома лучше. В доме же хоть шаром покати - ни маковой росинки, лишь дырка от бублика! У соседей же дом - полная чаша. Видит око Черты, да зуб неймёт. Положив зубы на полку, затянула туже кушак. Голод не тётка, сытый голодному не товарищ...
- На чужой каравай рот не разевай - сказала она себе. Черта не стала махать кулаками после драки, а принесла в решете воду, полила в огороде бузину, всплакнула по дядьке из Киева. Утро было мудренее чем вечер и Черта, отмыв левой рукой, ведавшей что делает правая, правую руку, одела ежовые рукавицы. В палатах её ума, от головы до пят, красной нитью промелькнула мысль:"Я вам покажу где раки зимуют!"
- Это мне раз плюнуть! - воскликнула она и плюнула мимо колодца. Слово не воробей - вылетело. Ловить его как журавля в небе не с овчинку, или искать как кота в мешке, где могло и шило оказаться, Черта не стала.
Понедельник день тяжёлый... Лучше на завтра отложить то, что можно сделать сегодня. Тем более, от работы кони дохнут. После дождичка в четверг, ружьё на стене выстрелило и Черта навострила лыжи к чёрту на кулички, в Тьму-Таракань, туда, куда Макар телят не гонял. Ветер в её голове без царя был свеж как огурчик, рот до ушей, руки не для скуки, а ноги без правды, кормившие её как волка, несли куда глаза глядят. Справа кулик хвалил своё болото. Слева гусь, уставший метать бисер и порвавший товарищество со свиньёй, ходил гоголем. Впереди, закормленный тамбовский волк бежал в лес. Два зайца дразнили Черту, но она не погналась ни за одним. На Кудыкиной горе, родившей мышь, свистел рак. Буриданов осёл задумчиво стоял на лугу между козлом отпущения и сидоровой козой. Синица в руке сидела покорно, а в небе птичка божия не знала ни забот и ни труда. Зачем ей муки труда, чтобы выловить рыбку из пруда? - ведь не в коня корм! А в омуте пруда водился чёрт. Черта с ним повелась и от чёрта, как и от каждой пары тварей, набралась собачьей чуши. Язык у неё чесался дойти до Киева, руки тоже, и, по секрету всему свету, хотелось выдать тайны Мадридского двора, а затем, белой и пушистой вьехать в рай на плечах тех, кто под стол пешком ходит. А именно - братьев наших меньших. Но, куда-бы она не кидала взор, всюду был клин, да без сучка и задоринки.
- Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт" - вспомнила Черта - А тут, как раз, на дураке свет клином сошёлся!". И она стала искать дурака, чтобы клин клином выбить. Умная Черта в гору не пошла, а гору обошла и стала поджидать. Губа-то не дура у неё! Дураки явились хуже татар - незванно. Их было пруд пруди - смеялись они без причины, закон был им писан вилами на воде и что в лоб,что по лбу - им было всё равно.
- Один дурак в поле не воин - решила Черта и набрала их, как маслят в лукошко, цельный вагон и маленькую тележку. Дураки были пьяные в стельку и что было у них на языке, у Черты было на уме. Держать язык за зубами они не старались. Умея коня на скаку остановить, в горящую избу войти, приготовить суп из топора, Черта, семь раз отмерив и один раз отрезав, лишила дурней длинного языка. Язык был как помело и, помня что запас карман не тянет, Черта, держа карман шире руками своими загребущими, помело припрятала на чёрный день.. Теперь дуракам что хрен, что редька, было как телеге пятое колесо. Глаза их от страха стали велики, они стали тише воды, ниже травы и море им было по колено.Теперь, за столько битых, можно было получить в два раза больше небитых. Но, лучше меньше, да лучше. Навалившись всем миром, клин дураки выбили. Да так, что комар носа не подточит! ГОловы у дураков не давали покоя ногам и, сделав дело, они ушли гулять смело. Выбитый клин оказался ни то, ни сё. Ни мясо, ни рыба. Рак на безрыбье!
- "Первый блин комом, блин! Блин не клин - брюхо не расколет!" - молвила Черта и, сказав "гоп!", прыгнула выше своей головы. На её улице наступил праздник! Её корова мычала, а у шапкозакидателей молчала. Коли молчание знак согласия, шапкозакидатели, потерпев фиаско на всех фронтах, поджали хвосты и не бекали, и не мекали. Скумекав что молчание золото, понесли его в ломбард. Но, не всё золото что блестит. И дали им от ворот поворот. А для Черты же настало время разбрасывать камни. Скинув камень с плеч в чужой огород и сияя как у кота яйца в период масленицы, она вернулась на щите домой, дорОгой усыпанной розами, довольная как слон, сделанный из мухи и танцующий в посудной лавке. Потеряв от счастья голову, всплакнула по утерянным волосам. Но чего жалеть-то при коротких волосах и длинном уме?! Не забегая вперёд коня, чтобы заглянуть ему в зубы, ехала она тихо, чтобы быть дальше. Чем дальше углублялась в лес, не боясь волков, тем больше становилось дров. Дым отечества шёл коромыслом и был сладок. Но нет дыма без огня и, точно - горел сыр-бор. Но наша Черта в огне не горит и в воде не тонет! Не заблудившись проехала сквозь три сосны. С воза падать, чтобы обрадовать кобылу, она не собиралась. Пройдя огонь, воду и медные трубы, Черта возварщалась на круги своя. Была осень и она, посчитав цыплят учивших курицу, поняла что и поле перешла, и жизнь прожила. Правда дерево не посадила, дом не построила, детей не вырастила. Достав лучший свой подарок - книгу, увидела там фигу и уставилась на неё как баран на новые ворота. Фига была ужасна - Баба Яга и то краше! Черта застыла словно ежа проглотила. Душа ушла в пятки.
- Вот тебе, бабка, и Юрьев день! Новое, это хорошо забытое старое - выдавила из себя Черта.