В городе Аркона, на острове Руян, который находится в Венедском, или как многие говорят Балтийском море, князь Бруган из рода Висловитов собирал ватагу для корабля.
Аркона являлась столицей крупного славянского государства Венедии, состоящего из союза четырех племён: лютичей, бодричей, поморян и руян. Враги окружали Венедию со всех сторон. С севера - Датская марка, с запада немцы, саксы и фризы, с юга - Польша. Все они с вожделением смотрели на богатейшие земли. А в далеком Риме Папа призывал всех добрых христиан объединиться и положить конец мерзким идолопоклонникам. Двуличием и ложью веяло с высокого папского престола. Ведь те же иконы и образы католики рисовали на таком же дереве, из которого венеды вырезали своих Богов и кумиров. Одно признавалось святым, а второе мерзким и грешным. И так уж велика разница, нарисован на дереве Бог или вырезаны из дерева Боги? Ради этих различий римские Папы призывали уничтожать целые народы.
Но сейчас Венедии серьезная опасность не угрожала. Кривда и мнимая вражда ещё не разделили братские племена, их вожди обладали умом, проницательностью, и успешно противостояли вражеским проискам, а чувство долга пересиливало мелкие обиды, жадность и личные амбиции.
Князь Бруган - среднего роста, но сложен на редкость соразмерно. А о его физической и внутренней силе знали многие. Густые, уже начинающие сидеть волосы до плеч, усы и борода. Внимательный и спокойный взгляд серых глаз. В Венедии, при желании, нашлось бы много родовитых, уважаемых и удачливых вождей. Но все признавали, что Бруган человек основательный, и уж коли брался за что-либо, то доводил дело до конца. Поэтому набрать в свою ватагу новых бойцов не составляло труда, желающих то хватало.
В последний раз князь ходил на нижние земли в западную Фландрию, в окрестности Брюгге, богатого города расположенного недалеко от берега Северного моря. И вернулся домой с хорошей добычей. Да вот только несколько человек сложили головы в том походе. Но воины погибли правильной смертью, с доблестью и в бою, и ныне, уже пируют с друзьями и предками в славном Ирие.
Корабль князя Бругана носил имя "Лебедь". Сейчас он находился у причала, надежно привязанный и закрепленный, и морская волна ласково покачивала его. Эта ладья, рассчитанная на пятьдесят человек воинов, была хороша и добротно сделана. Плавные изгибы корпуса, красивое носовое украшение Девы, той, что забирает с поля боя души погибших воинов. Скандинавы называют таких дев валькириями, а венеды - перуницами. Десять отполированных до блеска скамеек-румов для гребцов вдоль каждого борта. В середине, около мачты, закреплена лодка, человек на шесть - семь, с запасом воды и еды. Лодка предназначалась на крайний случай - пройти в разведку по мелководью, отправить незаметно гонца, спасти раненых. В общем, вещь полезная, хотя и занимающая немало места.
Ясный, зимний день. Легкий морозец бодрил. Венедское море, зелёно-синие, неспешно колыхалось под порывами ветра. Многочисленные чайки летали, качались на волнах, как поплавки, ссорились из-за выброшенной рыбы и других съедобных остатков.
В порту, около пристаней, и на открытой воде, на якорях, находилась немало военных и торговых ладей, расшив и лодок поменьше. Город Аркона не зря носил имя торговой столицы Венедского моря. Здесь можно было услышать любую речь: гэльскую, англицкую, датскую, немецкую, франкскую, латинскую, греческую, арабскую, различные славянские языки, от Киева и Новгорода, до Моравии и Польши.
Любой товар, даже самый редкий, можно было купить в здешних торговых рядах. Порт Арконы располагался так удобно, на стыке стольких торговых и военных путей, что на тот момент считался одним из оживленных городов северной Европы. По своему блеску и богатству, он превосходил всех ближайших соседей, уступая лишь Новгороду Великому, далёкому Киеву, и погрязшим в разврате южным городам, таким как Константинополь или Рим. Аркона год от года стремительно рос, богател и всё громче заявлял о себе в мировых делах.
Стойкий запах многолюдного порта, в котором намешено много всего: и морской соли, и выброшенных водорослей, и рыбы, и смолы, и готовящейся еды, и ни с чем неповторимый дух боевых кораблей, постоянно висел над гаванью.
Стоя у борта своего судна, Бруган беседовал с помощниками, кормчим Буеславом Щукой, и уважаемым воином Доброгой, десницей князя во всём, что касалось остальных бойцов. Вместе они решали, стоит или нет выходить в море в этом году, или уже окончательно основаться на суше до весны.
Князь относился к людям с уважением и хотел еще раз услышать мнение своих помощников, и разобраться, что же больше хотят воины - остаться дома или пойти в новый поход.
- Князь, почти всем уже надоело торчать на суши. С семьями побывали, гостинцы отдали, с женами полюбовались, - Доброга широко улыбнулся. Плотного телосложения, уже начинающий полнеть, он всё ещё оставался одним из самых опытных мечников в отряде. - Все хотят в море.
- Так уж и все? - спросил князь. В тот день Бруган одел сшитый из бычьих шкур кафтан, штаны и грубой работы сапоги. На его плечах висел плащ. Не княжеский, кой он мог носить по праву, а обычный, теплый и простой. Лишь пояс на вожде был богатый, расшитый узорами в виде коловоротов и сказочных птиц.
- Ну, три-четыре человека не прочь и остаться, у них вроде дела, но не так что бы спешные. Да и потом, если решишь выступать, общая горячка перед походом воодушевит всех, и они охотно пойдут вместе с остальными.
- Ясно, - протянул Князь. - А что с кораблем, Буеслав? Выдержит переход? Ведь если решимся, то пойдём в суровую погоду, не исключено, что и на пару штормов попасть можем.
- С кораблем всё хорошо, слава Богам, - уверенно ответил Буеслав, худощавый, с цепким прищуром глаз и бородой веником, человек. - Ты же знаешь, мы его вытащили на берег, очистили от ракушек, осмотрели дно, еще раз его просмолили. В общем, "Лебедь" готов.
- Значит, та малость, что нас держит, это отсутствие людей?
- Ну, нам нужно восемь человек, что бы добрать полную ватагу. Люди приходят, но ты сам сказал, что бы мы присматривались к ним внимательней, всё узнавали...
- Да, продолжайте и дальше так делать. Неумехи и слабые мне не нужны, - твёрдо сказал Бруган.
- Люди будут. И кстати, помнишь Олга Сломанное Весло, что ходил ещё с твоим батюшкой? - это вступил в разговор Доброга.
- Старых друзей не забываю.
- Ага. Он вчерась нашёл меня и рассказал про своего младшего, и попросил меня поговорить с тобой, что бы взяли его в ватагу.
- Стоящий парень?
- Олг сказал, что парень хваткий. И с мечом и с копьем, и с луком обращаться умеем. Вот только это будет его первый поход, и Олг прямо говорит, что крови он еще не видел, и чужих жизней не брал. Так что волнуется парень немного. Но если и не возьмешь его, Олг в обиде не будет.
- Сколько ему?
- Семнадцать зим.
- Ладно, поговори с ним завтра, и если в парне нет гнили, возьми. Все мы когда то были такие, - Князь огляделся и глубоко вздохнул, принимая решение. - Вот как мы поступим. Если в ближайшие семь дней найдем людей, то я отправляюсь в храм Свентовита и спрошу волхвов о грядущем. И коль ответ нас устроит, то мы выйдем в море.
- Куда в этот раз?
- Прогуляемся к Крепости Эдвина, порыскаем окрест.
- Значит, идём в Эдинбург? Славно! - потёр руки кормчий. Доброга тоже улыбнулся, не скрывая радости от решения князя. Впрочем, Бруган хорошо знал своих людей, и не сомневался, что они всегда будут за поход. Морские бродяги, которым на палубе и в чужом, полном опасностей краю, лучше, чем дома у печи. Что с них взять?
На том воины и порешили.
На следующий день Доброга побеседовал с младшим сыном Олга. Парнишка носил имя Лют, и оставил о себе двоякое мнение. Вроде и ничего отрок, ладный и высокий, часто улыбающийся, говорливый, и на словах ничего не боящийся и ко всему готовый. Но слова это просто слова. А человек проверяется делом. Доброга решил, что парень ведёт себя так из-за нехватки боевого опыта и юношеского бахвальства.
Когда Лют пришёл, он был одет в хорошую, даже дорогую одежду, имел справную кольчугу и неплохой меч. Доброга с неудовольствием подумал, что старый Олг так совсем разбалует своего младшего. Видать любит сильно, и во многом потакает.
После разговора Доброга приказал одному из воинов сразиться с Лютом в потешном бою. Лют, хотя и проиграл, но показал, что отец успел многому его научить, и он не станет обузой для остальных. В общем, из уважения к своему и князя старому другу, он решил его взять. Парень пообтешется, наберется уму разуму, и глядишь, станет справным воином.
Так же к князю приходили новые воины. Набрать восемь человек было не сложно, желающих то не мало, но и князь и Доброга были придирчивы. Наконец, экипаж был набран полностью и князь отправился в храм Свентовита узнать волю и предсказание богов.
На душе было не спокойно, и не очень хотелось ему выходить в море. Словно внутренний голос тихо подсказывал, что именно сейчас не стоит этого делать. Но с другой стороны, Бруган знал, что почти перед каждым новым походом испытывал он такие чувства, и оценивал их как осторожность, рожденную ответственностью за чужие судьбы. Поэтому князь тщательно все подготавливал, не забывая и про самую мелочь. Да и в такое время ранее он уже совершал походы, и ничего, возвращался благополучно, лишь наживая новые шрамы.
Князь принес Свентовиту требу - барана. Один из волхвов, Любомудр, глядя в жертвенный огонь, сделал ему такое предсказание:
- Опасности в походе ждут тебя не малые, но ни какое воинское оружие не сможет причинить вреда. А когда закончится сей поход, имя твое станет известно каждому на берегах Венедского моря.
Вот такое предсказание. Вроде и понятно всё, а с другой стороны как сказать. Боги редко говорят ясно. Сами волхвы это объясняют тем, что у каждого человека есть свобода воли, и волен он совершать различные поступки. От того и будущее - так оно сложится или иначе, чаще всего не ведомо.
* * *
Прошло несколько дней. "Лебедь" был полностью готов к походу. На корабль закупили нужное количество различного припаса, наполнили все бочки водой, еще раз проверили снасти и осмотрели оружие. Не сломалось ли что, достаточное ли количество стрел, луков, доспехов, ткани, мазей и трав, надобных при ранении, или каком другом боевом увечье.
Вышли в море под вечер. Далеко на западе пламенеющий красным цветом Ярило бросал на воду последние лучи. Готовился к очередной ночи явный мир. Становилось тише и свежей.
Кормчий Буеслав не боялся водить судно в ночной темноте. Небо чистое, звезды видны прекрасно, эта часть берега и все мели и опасности на ней хорошо известны.
Попутный ветер подгонял "Лебедь". Парус упруго выгнулся и весело повлек ладью в нужную сторону. Весла сложили, сейчас можно поберечь силы. Лишь кормчий и его помощник продолжали нести свою службу. Остальные разлеглись на палубе, а кто сидел на скамейки. Настал тот редкий момент, когда люди получили временную свободу от работы и многочисленных обязанностей, что хочешь, то и делай. Отдыхай, спи, а можешь развлечь себя и друга беседой. Самые справные воины точили мечи и топоры, проверяли надёжность доспехов.
Князь Бруган ещё раз внимательно осмотрел корабль, и заметил, что новички чувствуют себя хорошо, и нашли общий язык с остальной командой. Особенно он порадовался за Люта. Парень уже освоился, заимел друзей-товарищей и сейчас громко смеялся над чьей-то шуткой.
Ночью прошли Датский пролив. Здесь было опасно. Даны постоянно выходили в набеги. И вообще они ревностно относились к водам у своих берегов. Из года в год даны становились всё сильнее и наглее, и всё чаще оспаривали воинское и торговое влияние венедов. Те времена, когда они опасливо сидели по своим заливам и фьордам, помнили лишь седые старики.
Но на сей раз обошлось мирно, и "Лебедь" благополучно миновал опасное место.
На следующий день прошли пролив Скаггерак и вышли в Северное море. Волнение усилилось. Ветер сразу покрепчал. Вода потемнела, а волны стали более высокими. Это был уже, считай, океан.
Сутки "Лебедь" продолжал идти на запад. За это время погода изменилась, и с левого борта на корабль надвигался шторм. Тяжелые, цвета мрака тучи, озаряемые частыми молниями, с каждым часом становились всё ближе и ближе. Пристать к берегу не было никакой возможности - кругом их окружали лишь враждебные земли, до которых, к тому же еще предстояло доплыть.
Убрали парус, проверили крепление мачты. Натянули на часть корабля кожаную палубу, что предотвращала попадание воды.
А затем на них налетел шторм. Ярость океана трудно описать. Сначала ветра и волны погнали "Лебедь" на север и самые глазастые венеды через день вроде бы даже видели норвежские берег, но подойти к нему не получилось. Кормчий сказал, что их уже унесло далеко в Норвежское море.
Потом ветер, не уменьшая своей силы, стал меняться, и по огромной дуге погнав корабль на запад.
Всё это время буря бушевала с неослабевающей силой. На шестой день, ветер, расшатав, вырвал мачту. Сначала она упала на палубу, покалечив нескольких человек. Затем ветер и качка скинули её за борт, увлекая за собой снасти. Мачта, выступив грузилом, усилила крен корабля. Что бы ни потонуть, людям пришлось перерубить канаты.
Шторм не успокаивался. За эти дни за борт смыло семерых человек, большую часть провизии и пару бочонков воды.
Люди устали и вымотались. Корабль заливало круглые сутки и в постоянной борьбе со стихией, в откачке воды, начали уставать самые стойкие. Воинам ничего не оставалось, как привязать себя к лавкам, бортам и просто ждать.
Попытки грести окончились неудачей. Стихия, словно смеясь, вырывала весла из рук, зачастую калеча гребцов. Потеряв с десяток вёсел, люди поняли, что против такой стихии не выгрести. Шторм захватил их, и словно насмехаясь, удерживал в самом своём сердце.
В районе Шетландских островов неистовый ветер умудрился столкнуть корабль с невидимой с борта мелью. Люди не успели ничего понять. Удар страшной силы потряс корабль, и он на миг замер, слово ошеломлённый. Несколько толстых досок в днище корабля оказались пробиты, и вода стала заливать палубу.
От удара и налетевшей волны больше десятка воинов, и среди них Доброгу, смыло за борт. Мелькнули над водой руки, головы товарищей, и всё пропало.
Следующая волна стащила корабль с мели и повлекла дальше.
Еще пару дней корабль мотало по волнам. Люди из последних сил боролись за свою жизнь. Вода безостановочно прибывала через пробоину. Все силы уходили на то, что бы просто не дать ладье пойти ко дну.
Наконец, когда шторм стал стихать, остатки корабля и пару десятков выживших людей выбросило на небольшой островок. И тут стихия нанесла "Лебедю" еще один удар. Безжалостное море, словно добивая, кинуло его на острый камень. Затрещали доски, а корпус корабля задрожал, как боец, получивший смертельный удар.
Люди выбрались на землю. Буеслав Щука, долго думая, наконец, предположил, что их вынесло на один из Фарерских островков.
Но этот клочок суши островком можно было назвать с натяжкой. Протяженностью в полёт стрелы, он не имел ни деревьев, ни родника, на что очень рассчитывали люди. По сути это была обычная мель, которая в прилив почти полностью уходила под воду. Несколько камней, пара пучков травы, вот и все достопримечательности. И вокруг их временного пристанища широко раскинулся морской простор.
Привязав "Лебедя" к камням, люди забылись беспокойным сном. Тут и там кошмары и мысли о еде будоражили ту ночь. Но всё же это была суша, и она дала отдых от изнуряющей морской качки.
Наутро венеды проснулись и начали собираться вокруг князя.
Засветло князь и Буеслав уже осмотрели "Лебедя" и пришли к неутешительным выводам - корабль не починить. Слишком велика оказалась последняя пробоина, и на такой ладье не то, что плыть, на воде бы удержаться. Сейчас "Лебедь", висевший на камне, напоминал воина, пронзенного вражеским мечом. Корабль - старого, ни разу не подводившего друга, надо было бросать, а это князь и его кормчий воспринимали чуть ли не как предательство.
Впрочем, у них оставалась лодка. Надежно привязанная на палубе, она каким-то чудом пережила шторм. Теперь именно в ней осталась последняя надежда. Правда она могла вместить не больше семерых, а выживших насчитывалось двадцать три человека.
Собрав остатки ватаги, князь разъяснил людям их положение.
- У нас мало воды, и всего одна лодка. Она сможет взять семь человек. Предлагаю, метать жребий. Пусть Боги решат, кому оставаться на острове, а кому искать счастье в море.
Люди ответили хриплыми криками. Большая часть была согласна с князем. Всем не спастись, так пусть же хоть часть из них попробует добраться до людей и рассказать семьям погибших о нелёгкой судьбе.
Впрочем, несколько человек промолчали. Лют также не нашёл, что сказать. За это время в нём произошли значительные перемены. От радости первого похода он пришел к отчаянию, когда ладья была готова вот-вот потонуть. Потом, когда они оказались на земле, он почувствовал душевный подъём. А сейчас слова князя вновь заставили горько пожалеть о том, что он вообще отправился в этот поход. Ведь судьба капризна и жребий неизвестен.
Буеслав взял свой шлем и положил в неё двадцать две монеты
- Смотрите, - сказал он остальным. - Вот деньги. Все они из серебра Часть монет, ровно семь штук наши, венедские. Остальные, их пятнадцать, византийские. По весу и размеру они одинаковы, и наощупь их не различишь. Так пусть же те, кто выберут наше серебро и наших богов, получат место в лодке. Те же, кто выберет чужеродное серебро, останется здесь.
- Ты сказал про двадцать две монеты, а нас на одного больше, - заметил Бруган.
- Я останусь и умру здесь - ответил кормчий. - Меня сильно помяло упавшей мачтой. Я изранен и слаб, и не доплыву до земли. Пусть же у других будет больше шансов.
Воины сдержанным гулом поддержали мужество и отвагу своего кормчего.
Следом за ним от жребия отказались еще пару человек, уставших, потерявших надежду, и Буеслав вытащил из шлема две лишние византийские монеты.
Кормчий при всех еще раз пересчитал моменты и показал их. Люди не должны сомневаться в честности выбора. Затем он накинул на шлем плащ.
Стали тянуть жребий. Два первых воина вытащили византийские монеты. Лица их побелели, но они нашли в себе мужество и не стали ругать Богов и свою судьбу.
Вот один из воинов вытащил венедскую монету. Не желая искушать и озлоблять товарищей, он сумел не высказать радости.
Со страхом смотрел Лют на Буеслава и шлем в его руках. А воины, что спокойно и с достоинством выбирали свой рок, казались ему чужими и незнакомыми. Он так и не нашёл в себе силы подойти и сделать выбор. В немом исступлении, он смотрел, как другие определяют свою долю.
И вот остались два жребия и две монеты. Венедская и византийская. Две судьбы. Неудачник останется на острове, счастливец уплывёт на лодке. И остались два человека. Он и князь.
Перед выбором князь, по примеру Буеслава, так же хотел остаться на острове. Но потом рассудил, что он не вправе оставлять своих воинов. У него есть долг не только перед собой, но и перед своими людьми. Он лишь решил тянуть жребий самым последним, что бы именно Боги и его личная судьба сделали выбор. А уж там как будет.
К Буеславу подошел Лют. От усталости, а может и еще по какой причине, рука, которую он тянул к шлему, дрожала.
Он вытащил жребий, и некоторое время не разжимал кулак, боясь посмотреть.
Но вот он раскрыл ладонь и побелел, как молоко. В его руке тускло блестела византийская монета, и ему надлежало остаться на острове. Хриплый стон вырвался из уст Люта. Обессиленный, он упал на землю.
К Буеславу подошел князь и вытащил последний жребий. И боги сказали ему: живи и постарайся довести своих людей до дома.
Кормчий сдернул плащ со шлема, и перевернул его, показывая, что монет больше не осталось и все произошло по правде, а не по кривде.
Стали собирать лодку. В нее положили оставшиеся весла, крохи провизии и последний бочонок с водой.
- Здесь, на Оркнейских островах, сложно найти людей. Островов много, а искать придётся долго. Так что плывите строго на восток, - еще раз советовал Буеслав. - На севере и западе людей нет, и там помощи не найти. А на юге вы попадете либо к скоттам, либо к данам, которые захватили часть их земель. И если сразу вас не убьют, то забьют в колодки и останетесь рабами до конца жизни. Ваша доля - это Шетландские острова, которые принадлежат норгам. С ними мы хоть и не дружим, но и не воюем. Они согласятся помочь. Или, если ветер долго будет попутный, постарайтесь достичь материка, берега норгов. А там и до наших земель рукой подать.
Князь и так знал всё это прекрасно, но понимал, зачем кормчий говорит это - он хотел поддержать людей.
Семь воинов забрались в лодку. Наступил тот момент, когда не знаешь что сказать, и что не скажи, всё будет пустое и ненужное.
Незримая, но такая ощутимая, черта уже отделила одну группу людей от другой.
С тяжелым сердцем князь воткнул весло в землю и собрался оттолкнуть лодку.
- Не этого ты мне обещал, князь, - раздался неожиданный крик, и все посмотрели на говорившего. Это был Лют. Трясущейся рукой он указывал на князя. - Вспомни, в Арконе, ты и Доброга говорили, какой славный будет поход, и как много добычи мы сумеем взять. А ныне что? Позорная смерть на острове и падаль, которую доедят крабы и чайки?
Возмущённый ропот прошелся среди людей.
Буеслав, и еще пару человек шагнуло к парню с желанием заставить замолчать.
- Стойте, - громко крикнул князь. Он долго и внимательно смотрел на юношу, а потом выпрыгнул на сушу. - Да, не это я тебе обещал. Что ж, я прошу прощения и у тебя, и у остальных, за то, что подвёл вас. А тебе говорю - займи мое место в лодке и плыви домой. Ты молод и ты прав - твоя жизнь не должна так закончиться.
Ошеломленный юноша стоял и не знал что делать. Согнув плечи, не смея поднять глаз, он медленно забрался в лодку. И как заклинание, он неотступно повторял одну мысль: "- я ведь так молод, и так хочу жить! Разве мой поступок не правильный?".
Воины отодвигались от Люта, как от зачумленного...
* * *
Из частей "Лебедя", князь и оставшиеся на острове воины соорудили плот. Они поплыли на юг. Среди Оркнейский островов можно было найти жизнь. Что с ними стало, ведомо лишь Богам.
Семь человек, преодолев множество трудностей, достигли-таки норвежского берега. Здесь, среди людей, которые не стали показывать свою власть над вымотанными воинами, они прождали пару недель. И наконец, дождались попутного корабля, что доставил их в Венедию, на остров Руян. В свой черёд они очутились дома, и рассказали родным и друзьям свою историю. Как и предсказал волхв из храма Свентовита, имя Бругана Висловита и его поступок стали известны всем на Венедском море.
Никто не знает, как сложилась дальнейшая судьба Люта. Одни уверены, что он прожил долгую и спокойную жизнь. Иные говорят, что Олг Сломанное Весло прогнал сына из дома, и до конца дней Лют проклинал собственную трусость...