Аннотация: Данный отрывок - черновик. Даже ошибки не исправлены.
Дело было в четверг. То есть, дела-то никакого не было. И делишек никаких. Это когда чем-то занят... Нет, когда что-то поджимает - вот это делишки. Дела ж - они у прокурора. Ну, где-нибудь еще. В каких-нибудь сверхденежных вопросах. В вопросах риска. Или у гениев. У президента. У зама презтдента. У замов замов. У братьев замов. У жен братьев замов. (Это 0- обязательно. Тут ведь если не пробьешьбся - не вспомнят, не одарят)В-общем, категорий таких много, наверное, но я тогда н какой из них не примыкал. Не по понятиям, а просто. Утро стояло. Ветер через улицу поддувал, прохладный, но свежий Машин по нашей улице намного ездит, больше - прохожих. Я вышел в тапочках и направился к мусорному баку. Дома -пятиэтажка, мусоропровода нет. Ходить приходится пешком.
- Привет, - сказал мне старик Ерженин.
Он спешил. Работал, горбатился где-то на старость лет, но выглядел уверенно, как буджто и в гроб не собирался.
- Привет, дядь Сашь.
- Мусор выносим?
- Да, бутылки из под водки накопились.
- А, это дело нужное.
Я думал, он что-нибудь спросит, но не спросил. Молодец. Он вообще отличный собеседник, дядь Саша Ерженин. И лет ему много, и видел немало, и место свое знает. Не кричит, не пенится, и не здается. Говорят, у него было шесть жен., а теперь - ни одной, но вроде как какая-то пассия у него имеется. Мне это, конечно, по-барабану. Пусть живет как хочет. Но как бы то ни было - хороший человек.
Я хоть иногда думаю о себе много ( пусть это и рудимент глупой молодости), а все ж хорошим человеком себя не считаю.
Деньги - их все любят. Щас время такое. Человек, он никогда друг дружке братом не был, но в наше время он человек-человеку волк- это как-то особенно. Впрочем, от восприятия зависит. Я это вижу, но я и деньги иной раз очень отчетливо вижу. Блеснет что-то в тумане недалекого будущего, сдовно рыба в прозрачной воде, а я уж чую. Деньги. Бабки. На пустой же блеск я никогда не среагирую. В свои 35 лет я отлично нахожу разницу межде реальностью и беспонтом. Нету смысла - я буду лежать на кровати перед телеком и пальцем не пошевелю. Пусть бы мне кричали со всех сторон - вставай, одевайся, там-то и там-то бабками запахло. Оно-то и пахнет. Но хзачем мне лезть туда, глде я не умею.
Я - попсовый писатель. Если вот попсовый писатель, мой почти что сосед, Сережка по псевдониму, так сказать, Борис Какаунин (Бориска, блин), говорит, что он не попсовый, хотя пару раз он пытался к помощи литературных негров припасть, то я ничего не заявляю. Я честен, как результат умножения один на один.
Дядь Саша Ерженин где-то на углу улицы приостановился и стал разговаривать по мобильнику. Это я ему месяц назад свой старенький 55-й продал. Мы водку пили, о жизни говорили, и его пяти тысячах зарплате и трех тясачах пенсии, о моей последней работе, которую я после последнего удара по клавише вообще не читал (из-за отсутствия звездной болезни), о стране, о том, что никому ничего не надо, каждый д...т как он хочит, также - о всяких разных штуках, о которых современный Мэн думает, что знает, а на самом деле это всего лишь телевизионная пурга. Я имею ввиду США, Талибаны, Бены Ладены, Саддамы, и т.д. Вы-то можете и не согласиться, но были ли вы для начала в штатах? Нет, я не говорю, что поехать сейчас туда невозможно. Я там был. Пиво пил. Ропил и мприехал. Там таких как я пруд пруди. На ангийском я писать не умею. В школе пятерка была, ну а дальше так все и осталось. Посмотрел я на то, как в ожидании звездности наши бывшие соотечественники моют посуду, посчитал свои денежки и спокойненько прогулявшись по магазинам, купив сувенирчиков, сел на самолет. Двигатели завелись. Бж-ж-ж. И я вновь в Москве. И звонят мне уж по приезду.
Здравстуйте. Мы - из Воронежа. Так называемые негры.
А.
Вас не шокирует, что мы так называемся?
Да я знаю, ребят.
Как слетали?
Нормально. По Брайтону погулял.
Как там наши?
Да кто как.
Вы по делу летали?
Не. Пива попить.
Вы не собираетесь...
Не, ребят, я хоть и писать не умею, но я пока что сам работаю.
А вы нас, верно, знаете.
Мне рассказывали.
А кто-нибудь...
Я не знаю.
Так я их и обломал. Вообще, я -добрвй человек. Обламывать - не страсть вовсе, а защита от нудных мира сего. Тут только палец покажи, да? Откусят, да? Да истранныве какие-то негры. У многих воронежских негров давно полным полно связей. Трах-тарабах - триста долларов. Есть, конечно, и стодолларовын. Но есть и уверенные пятихатники. Все они при работе, и звонить напрашиваться тут как-то не стильно. Впрочем, все бывает. Попробуй, проживи там на триста долларов со своим интеллектуальным трудом. Посреднику, небось, половину платят. А там - ух... Институт. Экзамкеы всякие. Зачеты. Травы купить кораблик, что писалось лучше. Рок местный. Пива надо пить идти. Но все равно жизнь у них - кайф. Я раньше много жалел по поводу того, что у меня не было ничего этого. Учился заочно. Юность в деревне прожил, на коров да на бычье рода человеческого смотрел. Но теперь как бы и не важно это.
О чем мы там с Ержениным спорили? Конечно, могли бы поспорить о том, что раньше вот была литература, взять хотя бы романы про войну, "Повесть о Настоящем человенке", страсти по Зое, Павлик Морозов, уж не говоря про золотой век. Но он мое отношение к собственному труду знал. Кмный старичок. Поговорили о женщинах. О тех, кто не с нами. Я даже порывался после этого позвонить Жене, но одумался. Мне до этого верилось, что один звонок... Куда ей деться от меня, Жене? Вернется. Типа как-то глупо все это былоЮ, стоько лет прожить... Но я остановился. Что она, Женя? В ее тридцать лет, в ее восемьдесят килограмм.... Что бы еще сказать? Я часто бросаю взор на пожилых с целью узнать, будит ли в них что-нибудь вид идущей по улице молодой девушки. К примеру, входит она, худенькая, затянутая в сок жизни в вагон метро.... Да, старикам особенно интересно. Я это заметил. Мне же почему-то все больше и боьше все равно. И - на фоне меня уверенные метры катят на тачках в компании совершенно юных созданий, а я все пытаюсь позвонить своей бывшей жене, чтобы вернуть себе нашу общую лень, споры о грязном белье и трудности со свободной водкой.
Зная себя, могу сказать наперед, что позвоню. Как же еще? Мне не дано наслаждаться жизнью. Хорогшо еще, что я умею находить истину, где надо.
- Вообще, не важно, Вань, как жизнь прошла, - говорил дядб Саша, -если плохо прошла - плюнь на это. Я знаю - жизнь - она тоько в начале хороша. Потом ломает - лет в тридцать где-то. Нпачинаешь осозновать, кто ты есть - царь или раб, боец или дезертир? Да еще ведь в чем правда - в судьбе. Она, Вань, такая, что и не узнаешь, герой ти или не герой. Бывает и такое, что и с ам не заметишь, себя потеряешь. Да ты и сам знаешь. Потом - потом человек уже не развивается, а плывет, и опыт ему в этом помогает. Если ж кто-то и движется вперед после этого по-настоящему, то это, видно, те, кого гениями называют. Но и то- чаще всего видно тех, кто базарить хорошо умеет да по головам ходит. В-общем, в жизни на самом деле, Вань, удивляться нечему. А вот женщины - это воздух. Деньги что? Првада, за деньги можно и женщину купить. И не обязательно проститутку. У меня вот было лишних десять тысяч. Ну я и связался с девочкой. Ну, по тебе она, может, и не девочка, но сам видишь, я - старик. Многим в моем возрасте вообще ничего не дано.
- А где сейчас этва девочка? - спросил я, наливая.
- Ну... - он пожал плечами.
- Ушла?
- Нет, что ты, - он бодро рассмеялся, 0- я сам ушел. К другой! Жены у меня давно нет.
- А сейчас?
- С ней сейчас и встречаюсь. Я вот что,Ваень, уяснил. Нужно быть в форме. Я имею ввиду, чтобы за тобой не нужно было убирать, и все такое. Когда нет зависимости - это хорошо. Но и без нее, сам понимаешь.
Я бросил пакет с бутылками в мусорный ящик, закурил, и тут заиграл мобильник. Ля - ля - ля. Полифония. Высветлися знакомый номер.
- Вот уж не думал, - сказал я, - я все собирвался тебе позвонить. Знаешь, уже неделю...
- Что неделю? - спросила Женя.
- Просто.
- У тебя все по прежнему просто?
- Постой. Ты что-то собиралась мне сказать?
- Да. Оглобля потерял твой номер телефона.
- Как это?
- Не знаю. Позвони ему.
- Хорошо. Это все?
- Ну да.
- Постой, Жень. Я думал, ты хочешь узнать, как у меня дела?
- А зачем?
- Как зачем?
-Ладно. Пока.
-Ну, пока.
Женю я знаю хорошо. То есть, это может показаться глупым, что я так говорю, потому что человека, с кторым ты прожил вместе восемь леит, нельзя не знать. Однако и так бывает, что не знают. Я ж в ней каждую эмоцию улавливал. Трубку она бросила потому, что я не успел ей что-нибудь хорошее сказать. Я даже было порывался перезвонить, но вновь поймал счебя на мысли - а зачем?
Мне вновь представились неправильной формы мэтры, ласкающие дам. Платащие сколько угодно за любовь.Мерседесы ихние. Уверенность. Безнаказанность. Всепрощение. Долгие долгие утехи едва ли не до конца дней. Мне даже как-то привидилось своебразное иерархия любовных связей дядь Саши Ерженина. Если только не звиздел.
Но по нему не скажешь, что пи..., то есть свистит. А мне, вот, еще до сорока пилять и пиляить, и деньги есть, не миллионы, но и не рабочее-крестьянская зарплата, и не рядовая менеджерская зарплата, а мне уже на все наплеывать.
Обычный челове5к такими вопросами не задается. Он растит семью, да и все. Необычные - те рано погибают, не дорастая до семьи. А мне ж чего?
Конечно, вопрос о поразитизме общенства мне приходит на ум, но все это - уровень водки. Выпить, поговаорить, подумать. Мне либо один полюс нужен - это там, где мэтры, либо другой - где я бы сумел объяснить людям, что они - пиявки, вечно сосущие друг у друга . А по средине я кисну. Раз в пол года пишется какая-нибудь книга типа "Любовь майора ФСБ", потом, после презентации, наступают будни свободного плавания. ЭтоЮ, конечно, не те деньги, чтобы купить себе яхту и, проплывая мимо островов, курить сигару и тычить пальцем: смотрите, какие нихрена себе места. Но жить можно. Можно любить. Любовь любить, человенкм любить, уторчаться по телевизионным программам, выучить японский язык, устроить какие-ниубдь Содом и Гоморру в квартире. Все, что угодно.
Но все вокруг так бесконечно пиявочно. И я сам такой. Хорошие писатели екопались в человеке, но зачем? Половина люителей Достоевского читает его понта ради и ни черта не видит того, что он иам, Достоевский, хотел сказть. Какая-та моральная гиперпиявка проникаеть сквозь время и присасывается к нему тамЮ, и он от того, видно, в гробу переворачивается даже. ЯПостоянно находят какие-то символы. Какие=-то тайные знаки. И это понятно - от недостачи ума и простоты. Потому что истинные вещи - они просты, и символизма в них нет. Просто глупцы не могут понять, что вот - дважды один - два. А они не верят, у них - то три, то пять, то сорок восемь.
Выкинув бутылки, я вернулся домой и там набрал номер Оглобли.
Тут нужны пояснения. Оглолбля - это сверхизвестный писатель Витек Кушков. Не путать с Душковым, Дашковыс,, Сергеем Шковым, Еленой Ташкиной, Анастасией Кушко, Анной Кукушкиной, Аллой Стушковой и Викторией Татушко.
То, что он Оглобля - знают далеко не все. Это прозвище тянется из далекого криминального прошлого, до которого теперь, видно, никито не докопается, потому что если это сейчас никому не надо, то потом и подавну. Он мнгого лучше всех этих шковых, потому что:
А) Если сам и не пишет, зато если уж покупает, то вещиЮ, косящие под интеллект.
С) Некоторым молодым и горячим кажется, что Витек- современный классик (!)
Где уж мне.
- Витя, привет.
- Здоров, братан, - Оглобля, слыша знакомый голос, не миея никого рядом, в культуру мог не играть. Он говорил, слолвно лаял. Лет десять назад я сторожем был - у нас пес точно так же лаял.
- Что хотел?
- А. Да так, - голос его выравнялся, и тут уж он был спокойный братуха, у которого все ниршияк , и он ничем не грузится.
- Чо так?
- Да слышь, надо побеседовать.
- Кому с кем?
-Да чо ты мульку палишь? Вань, а? Ты в Воронеж поедешь?
- Что, уже едите.
- Ну да, слышишь.
- Прямо сейчас едете?
- Ну ты чо?
- Ты хочешь, чтобы я с вами поехал?
- Не, мы еще не Деем. Тут Колян зашел недавно. Говорит - короче, целая акция намечается. Ну, вроде как и всех посредников Воронежских как- о удаолось застроить, и всех тех, кто без посредников работает, ну и все такое. Он, Колян, сам начинал в общежитии еще писать. Леть пять нпазад. Он вообще Крла Осведомленного соновал. Просто денег тогда не хватило, чтоб торовую имарку под себя, да? Ну, пацан он что надо,а? Как думаешь, Ванятко?
-Никак не думаю.
- А чо, с женой не?
-Не.
-А. Слушай, мы тут в сауну застра едем. Телок - море. Пиво там. Раки. А раки - вообще, их чисто Сергей Сергеич ловит, не то, что на рынке продают. Офигительные рпаки. Ну, и девки у меня - ништяк. Ты подумай на досуге хорошенько, а, Вань?
- Да чо думатьь. Я вообще ничо не думаю.
-Да я знаю, братан. Ты молодец. Фигней страдать не привык. ЖитьЮ, так жить. Так не многие умеют. А я вот в офисме сидел. Пришел тут этот, детский писатель, говорит - вы знаете, многоуважаемый Виктор! И молчит - смотрит. И я смотрю. Хотел даже выпалить "Ху...я хотел?" Он б стильно было, если б сказал. Пикинь, да? Ну, потом он присел. Закурил. А на лбу волны ходят, словно перьбя на голове у попугая. У нас комбат в армии тмакойц был. Помоложе, но тоже все время что-то намекал. Ха. Я с его женой потом зажег. Ну, ладно. Короче, этот гаж старый любит чваще судиться. То ли он чувствует, что в гроб пора, а у него еще не все приготовлено, чтоб с собой забрать, то ли просто его дурка накрывает, то ли дурка его не накрывает, а такой он и есть, детский писатель. В-общем, выкопал он какие-то документы, чо наш офис куплен нами незаконно.
-Да ты что? - не удержался я.
- Ну... Вань, оно ведь 96-е года тогда были. Слушай, ну пригшел бы он ко мне в 96-х, а? Я тогда сидел - прол дня ножик на кругу точил, пол лдня пистолет чистил.
- А сейчас что?
- Да ничо. Ничо, понимаешь? Я ему говорю, вы Степан Михалыч, вы ж знаетете, кто я? Я - Виктор Душеков. У меня герои в книгах опасные. Вы вообще на кого наехали? А он улыбается, типа агент 007 и Рэмбо первая кровь в одном лице, да еще и гуманист великий при этом. Ну, говорит, вы подумайте. Я ведь. Типа, по закону действую. Эта собственность мне принадлежит.
- А что, правда ему?
- До революции что-то было с прадедами, - засмеялся Оглобля, -Да ты чо Вань! Меня, что ли, лошить еще будут? Да я живьем могу съесть! Да и репутация у меня секрьезная. Ты как, в жюри присутствовать будешь?
- В каком?
- ну, ты я вижу, братуха, и правда весело живешь. Водку тамп пьешь. Зажигаешь, я смотрю. Уже и забыл. Какое жюри? Ну, конкурс! Литературная,б.., премия "Строка!". Мы ж начинаем в конце года, в начале следующего выбираем, кто лучший. У меня, конечно, народу много есть. Мы тут неплохо собираемся. Придешь - не пожалеешь.
- А что, уже работы есть?
-Да. Конечно. По электронной почте шлют. Народы хотят в звезды. Пушкин стал звездой в 15 лет. Вот все и прутся в Пушкины. А ты представь себе Пушкина на джипе "Паджеро". Выезжает такой хмурый автомобиль, тонированный, диски там, стереоцентр б....! Сабувуфер херачит там в богажникке, и тачка на рессорах покачивается. Жах жах. Пушкин едет по Москве! На заднем сиденьи лежит ноутбук. Едет по Тверской. Тут его муза посещает, он тормозит и легким движением руки включает ноутбук и пишит одну строчку. Не, братуха, Пушкин бы пешком в наше время ходил. Время ж другое. Кому он нужен? Тут, конечсно, материала много. Нам нужно здраво, понимаешь. Чтобы потом народ читать мог. Чтобы тиражи были. НУ, еще и прозандировать надо, кто ты, есть ли бабки у итебя. Иные ведь и заплатят, чтобы к славе Пушкина приобщиться. Ирка, вон, знаешь, сколько запулила. То есть, не она, а ролдительб ее.
- Какая еще Ирка?
-Аендропова. Ты что, не знаешь, кто "Строку" выиграл? Она, правда, чисто стихи пишеть, да и то - ширивные какие-то. Не, стихи классные, но яч как-то пас. Премия-то у нас - три штуки, на болшьше не хватает. А папик подумал=-подумал - слава-то дороже. И бах - полтинник. Нате, ребята. Я спрашиваю - что хочешь? А он - как что, первое место. Ну, пахан, и на - отвечаю. Вот тебе место на Парнасе. Мы с ней вчера в бар ездили.
- С кем?
- Ну ты блин. С Иркой.
-А.
-Ну ты чо, в Воронеж едешь?
-Завтра, что ли, едем?
-Не завтра, но скоро. Завтра, завтра мы в сауну идем. Если хочешь, приезжай. Где - знаешь. Мы там всегда.
- В "Русский дух"?
- Да.
- Ладно, подумаю.
-И об Воронеже подумай. Я, братан, хочу сразу на соточку потянуть. Чтоб не ждать там гонораров. Процентов. Сразу - оба соточку. Потом потерпел - и на проценты можно и издательство купить. Прикинь, да? Я уже договариваюсь. Сорок томов! И я их не буду растягивать с выпуском. Я их сразу выпущу! Сорок томов!
Посоле разговора этого телефонного я вышел в магазин, так какд Ома нечего есть было и вскоре, вернувшись с полным пакетом, сел завтракатью. Телек крутил крутое попадение на TV номер то ли десять, то ли двенадцать, ребята пели, я за них немного даже переживал, запивая застрак светлым пивом.
Пиво - это моя страсть. У простого человека тоже много пивных желаний, аксессуаров разных, болезней всяких пивных, но я это дело умекю одухотворять. Хотя какой я писател? ЕНачинал пиво пить я поздно - лет в восемнадцать. До того я вообще не пил, разве что вина домашнего мог понтянуть соточку. Жили мы тогда в селе. Существовал Союз, родители пахали себе в колхозе, а я , посещая школу, умудрялся получать весьма неплохие оценки. Весь класс наш состоял из полнейших даунов. Такимх и не во всяком кино можно показать. Половина мальчиков уже с первого класса по-офенски базарили, и никто этро никогда ненормой не сачитал. Девочки на пути своем к выпуску из школы теряли девственность и к последнему звонки уж ни одной девочки среди них не было. Мне как-то не удавалось участвовать в различных движениях, которые мои товарищи мутили. Оглобля - он учился в параллельном классе. Мы общаолись мало, зато - по душам. Садились на лавочке, вели беседы, усугубленные сигаретами и вином. Оглобля частенько водку пил, я ж считалд себя пацаном правильным. Говорили о рыбалке, о том, кто у нас в школе - придурок, о том, кто кого когда имел в кустьах, об учителях, о Марье Ивановне, которую хотят под последний звонок раскрутить, и все такое. Особой дружбы у нас не было. Все произошло гораздо позже.
В году 95-м я уже был женат и двигал в Москве свой бизнес. У меня было три точки на рынке и десять точек по улицам. То тут, то там бабушки приторговывали петрушкой, семечками, жвачками, сигаретами. Сядет старушечка, поставит стульчик, под него -сумочку. Скромно и незаметно. К концу дня я подъезжал на машине, смчитал выручку, отпускал бабушку с зарплатой и ехал к слпедующей точке. Все шло размеренно. Я своевремнно платил пацанам. Не лез никуда. Успев удачно прокрутиться на пирамиде, купил квартиру и мог совершенно не волноваться, что в случае чего жена, может меня выгнать и лишить прописки. Такое ведь кругом было. Сколько народу после разводов в бомжи подалось, страшное дело.
Никаким писательство я не занимался и даже не помышлял. Если посчитать число книг, прочитанных мною ена тот момент с нуля до двадцати пяти, то их бы немного и было. Двадцать, тридцать. По всем нормальным критериям мне там нечего было делать, в писателях.
Но тут пошла полоса событий исключительных. Решив расширить свой бизнес, я круто попал. С квартирой, правда, не расстался, но машину и весь товар отдал и остался ни с чем. Страшного, кончно, ничего в том не было, так как многие в то время в такие ситуации попадая, оставались без головы. Я тогда решил для себя, раз крыша над головой есть - и то хорошо. Устроился работать сторожем, ну и как все сторожа - стал пить, чтоб хоть чем-то скуку труда своего развеять. Там же получил и прохзвище -Адидас. Это за то, что от дней моих бизнесменских оставалась у меня каробка китайскиъх псевдоадидасовских костюмов, и я их всей стороджевой братии за безценок толкнул.
Так и жил некоторое время. Дежурил сутки через трое, в свободное время спал, телек смотрел, встречал Женю с работы. И ругались мы, и мирились, но так все жили, и ничего такого в этом не было - так пол страны живет. На работе ж у нас были прощзвища самые оригинальные. Адидас- это, конечно, вершиной творчества работников службы, так сказать, охраны было. Имелись еще Готовальня, Ворота, Казбек, Мамай и Сергей Родина. Так вот, как-то Сергей Родина мне и говорит.
- А ты, случайно, родом не из такого-то села?
Мы тогда с Родиной на посту номер пять сидели, чистили сушеную рыбу, чтобы потом ее с пивком употребить.
- Ну да, - ответил, - а ты откуда знаешь?
- А ты знаешь такого Витю Оглоблю?
- Нифйига себе. Ясен хрен.
- И я его знаю. Он такой-то рынок держал.
-Оба. Да ты чо.
Ну, мы, рбу почистив, взялись за нее было, и тут с другого поста зваонят, мол, приходитек в карты играть, водка есть, Готовальня привез. Ену, мы туда пошли, в карты заигрались, и уже заполночь Родина мне напоминает:
- А он что, друган, что ли, твой?
- Кто?
-Ну этот, Оглобля.
- Ну, как бы типа того.
-Короче, идет сейчас отстрел, и Оглобля попал круто,Ю и теперь прячется.
- А откуда ты его знаешь?
- А жена у меня на том рынке рыбой сушеной торгует.
- А он что, сам про меня рассказывал?
- Ну, он как-то день рождения в ларьке отмечали, как-то случайно в разговоре кто-то твое имя упромянул. Вот.
- И что? Где ж он прячется?
- А бог его знает. На деревне у себя, наверное.
Потом проезжая через свою деревню как-то, я его и встретил. Оглобля шифровался решительно. Днег было маловато. Он любил позажигать, по барам покутить, с девками позагуливать, а тут у него все это отрезало, и он в страшной тосуке тосковал. Иной раз ему даже приходилось коров пасти. Это крутая трансформация была, тем более, что совсем нещзадолго до того он рынок держал и бизнесменов крутил, а тут - такое. На самом деле это не страшно было - в ту пору шел массовый отстрел. Братва стреляла в друг друга. Взрывала друг друга. Резалаю. Душиола. За большие бабки шла охзота, и далеко не всем удалось в этой охоте нак правах охотника остаться. Витьку тут явно везло - он не довел состояние до критической отметки и смылся.
Я ехал тогда на девятке с Готовальней по работе. Подъехали к дому его родителй. Посигналили. Никто не выходит. Я не сразу сообразил, что делать так нельзя - Оглобля ж прячктся, подумает, чтьо это за ним приехали. Только когда я вышел и вызвал его мать, все решилось. Витька пошгли искать. Он , оказывается, взялся огородами уходить. Валил, только кусты трещали. Но -нашли его. Сидел на сеновале с ружьем на готове.
Это уже потом Витек стал писателем. А тогда он о подобном роде занятий слыхом не слыхивал, духом не духивал. Его главной целью было шкуру свою спасти.
Рновый свой роман, "Месть мертвого богатыря", Оглобля, по слухам, написал сам. Там дело вот какое было - богатырь шел лесом, и послышался страшный голос. Но он же жь бюогатырь был, не забоялся, пошенл воевать, еу, там его и завалили. И Васе такое. Кости растащили. Глаза засушили. Сталди вместо амулетов использлвать. И вот, наступили типа гаши дни, и сушеные эти глаза были рбнаружены. То есть, не оба глаза, а один. А второй бьфыл на шее у колдуньи. Ну, тпм тут же выяснилось, что есть белые воины, есть - черные. Третьих нет. Черные, значит, лживили дух этого черного богвтыря, и тот стал убивать. Воплощался в каком-нибудь человеке, тот терял разум, начинались всякие темные вещи.
К делу подклбючились:
Менты.
Крутые.
ФСБ.
ФБР.
ГРУ.
НАСА.
ЦРУ.
Помимо них - много разеых сект. И, нгласное, Иван, воин, каратист, окультист, бывший сотрудник, майор, перетрахал всех баб, верил в бога и т.д. К нему дуз белого богатыря являлся - мол, у-у-у-у-у, я - в аду! Может, и не в аду, но суть ясна. Я сам, честно говоря, не помню, где этот белый богатырь хранился. В-общем, Иван, конечно, победил. Была у него финальная схватка, и все такое.
Книжечка эта раскупалась неплохо, хотяи не стала вообщен мегабестселлером. Тогда такое чтиво вагонами выпускалось. Оглобюля был всего лишь один из всех. И его бы непременно забыли, если бы не Наушкин, полупоэто, полуманьяк, получеловек. Но о нем расскажу позже, чтоб сразу всю личину Оглоблт напоказ не выставлять.
Человек - это слишком запутанно. Единственно, могу заметить, что издревле существует такой класс людей, которым все просто, хотя это не значит, что простота относится чисто к жизненным ситуациям. Жизнь - она просто есть сбор урожаев. А настоящая простота - это понимание, что человек человеку не волк, а кто-то еще. Волчизм же всех остальных наружу не выражен, но всегда имеется в виду. Хорошим показетелем этого качества являются смутные времена. Тут - все напоказ. Хватательные рефлексы преобладают, прочие присутствуют в разной мере. Простых же людей крайне мало, и человек волчейший человека простого не понимает. Тот кажется ему сложным и извращенным.
В квартире подо мной уже пять дней жил Петя Чипидрос, парень лет двадцати восьми. Почему Чипидрос? Как-то выходя на лестничную клетку, я услышал разговор внизу.
- О, привет, Чипидрос.
- Привет и вам, пацаны.
Квартира эта сдавалась. Там раньше жили дед с бабкой по фамилии Дых, потом они то ли померли, то ли исчезли в чаду нового времени, квартиру купил Саша Борзых, веселый в прошлом водопроводчик. Что он сейчас делал, я не знал.Чем бабки зарабатывал помимо сдачи квартир. Может, еще какие-нибудь квартиры сдавал. Сейчас это моджная профессия. Борзых ездил на дутой "Ауди", курил какие-то очень крутые сигареты и всегда со мной здоровался весело. Всякий раз казалось, что он собирается на пиво\воды-шашлык меня пригласить. Жена у Саши была толстая и важнаяю. Лицо у нее пузырилось - видно, немалый вес она над Сашей имела. Было им лет по 35-38.
После того, как я узнал, что Чипидрос - это Чипидрос, я встретиол его в близлежайшем пивняке "Аннушка". Он там попивал повко сам с собой. Я к нему подощел, мы разговорились, и он мне крайне понравился. Реальный такой парнишка. В Москве жил уже года три, по квартирам мыкался. Пробовал жениться, да не получалось. Узнаывая, что он не местный, девки тут же заднюю врубали. Мол, это ж свою жилплощадь придется с кем-то делить, это ж прописку ему делать, и все такое. Кто сейчас на такой риск идет, правда? Сейчас за прописку муж жене может и бабки каждыйц месяц отваливать - попробуй не заплати - заватра тебя выпруть нахрен. Альтернативой могли стать красавицы крупных габаритов. Еще тоько по приезду в Москву Чипидросу предложили в жену Аню в 120 килограммЮ, но Петя тогда мало что в жизни понимал, думая, что он - герой, справится и так. Но время шло - не справлялся. Потом была Оля - килограмм 100, не меньше, тридцати лет, чуткая, добрая, глупая, одинокая, с квартирой.
- А я, - говорил Петя, - а я, черт, альтруистом был. Думал - чего бы не стоила эта московская прописка, скольких бы жизней и смертей, ни за что на эту дешевку не куплюсь. Буду мыкаться до конца. Остановят менты - ну и пусть вяжут. Не местный - сажайте нафиг. И хуже всего, Вань, что я и сейчас так думаю. И чем брольше живу, тем больше в своей правтоте убеждаюсь. Жизнь - это всего лишь миг. Потом- тишина. Зачем же эту краткую вспышку всякой ложью осрамлять. Лучше уж меня убьют.
-Зачем же так сразу? - спросил я.
- Да я так. Я просто рассуждаю. Вот я - человек, да? Мне от других людей даром ничего не надо. Я просто хочу работать, приходить домой, видеть родных мне людей, а в свыходные отдыхать. Обычная такая логика потребителя. Но я иду на работу, там мне постоянно напоминают, что мне нужно быть попроще и полегче, типа Москва 0- это не твое родное государство, ты тут не домва, опасайся. Я еду домой - менгя менты тормозят. Штраф. Хорошо, если бабки есть. Я им отстегнул и поехал. А если нет - в куитузкую. А тасм мало ли какая смена будет. Попадутся какие-нибудь живодеры. А? А если от нефиг делать шить что-нибудь начнут. Засунут незасметно в карман шмаль. Со мной так было. Я после этого стал такое выражение лица делать, что менты ко мне не подходят. Я кажусь им коренным москвичем. Ну, так и это не все, Вань. Снимаю я квартиру. С прежней квартиры меня выгналит, потому что я не закрылся на защелку. Хозяевам чего-то взджумалось открыть хатьу своим ключом и посмотреть, что я там делаю. Я там, понятно дело, с девочкой был. Но это была не так девочка, которую они знали. Начали тут они находить грязь по углам, ну, ты знаешь. Такая вот фигня. Я им говрю - кто выЮ, блин? Люди для вас - тараканы. Захотел - взял, захотел, выгнал. Сдали квартиру - нефиг ходить проверять. В общем, я с нимим ркуто поругался, выгнали меня. Теперь вот здесмь снимаю .За три года это уже третья четвертая отдельная квартира. А до этого я жил по комнатам. Повенрь мне, Ваня, комнаты люди здают не просто так из-за денег. Тут еще что-то. Я не видел еще ни оджного нормального челдовека среди комнатосдатчиков. То, что в соседних комнатах могут жить наркоманы- это обычно, об этом даже и говорит не нужно. Наркоманы - они народ неплохой. Это с первого взгляда все кажется так мрачно. Я тоже такм на них смотрел. Но - пообвыкся. Я даже траву курить научился. И ничего - все нормально. Ничего страшного с тобой от травы не происходит. Но в целом, квартира, где живут наркоманы, отдает каким-то душком, и лучше этого избегать. Рано или поздно произойдут какие-нибудь неприятности. Находясь в состоянии торча, наркоманы себя не контролируют, от этого вся и беда. Ну, а бабушки-извращенки.... Ты не подумай, что они прямо лезут на тебя. Нет. Я-то раньше, дурак, думал, что старость - это все, каюк. А тут, оказывается, если взять человека себе в подчсинении, то можно пытаться его как-нибудь шантажировать. У меня когда совсем маленькая зарплата была, я снимал комнату в двухкомнатеной квартире у бабушки, блин, не помнюж, как зовут. Зная мое положение, она паостоянно мне напоминала - вот, выгоню, если что. Ночами она стонала, я спервма думал, что она гонит. Потом же, когда она, высохшая бля, стала пытаться приставать, я все понял. Пацан, который после меня жил, и трех дней не прожил. Такая вот фигня, Впань. Я тебе говорю, Вань, я пока жил у себя в Ростове с попой с мамой, а потом - с девочкой, я понятия ни о чем этом не имел. Все нормально было. Я ходил на работу. Водку пил с пацанами. Ну, всякое бывало. Как обычно в жини. Все житейские вещи. По двадцать лет было - дрались там, на ножах даже, одного придурка даже я чуть не пристрелил. Было дело. Хорошо - не попал. Получил бы срок. Но то все уже прошло. Я когда в Москву ехал, думал, что в жизни немало знаю. Как никак - было двадцать пять лет. В моей толпе это уже серьезный срок юыл. Меня асом считали. Типа Петя там вообще познал такое, что другие еще незнают, им еще расти и расти. А вот здесь оказалось, что я в этой жизни совершенно не ориентируюсь. Ничего я, Вань, не понимаю. Деньги... Я тоже люблю деньбги. Я честно, я ради денег и живу. Но нелдьзя ж в животное из-за этого превращаться. Я Москву уважаю, здесь много возможностей, но люди здесь, Вань, извини, вообще ничего не ценят, кроме денег.
- Я знаю, - ответил я, - Я сам из провинции родом.
- Вот видишь.
- Ну да.
-Еще был момент, был у меня приятель. Тут же как - в своем родном бы Ростове я бы с таким приятелем не позщнакомился. Он мне сто лет бы не впал. А тут, Вань, сам понимаешь. Две трети зарплаты за квартиру отдашь, да еще ментам отдашь, а если они, собакиЮ, вдруг прознают, что ты такой на их участке без прописки живешь, то будут каждый день тебяещать. Едут - оба, на пиво у них денег нет. Помнишь, мол, там такой-то такой-то живет. Приредут. Регистрация есть? Есть. И хрен на нее, на регистрацию. Плати, а то мы тебя сейчас повезем для какой-нибудь хрени в участок, пару суток подержим. Отоспишьсяч, вернешься. Пока будешь отсыпаться, тебя с работы выгонят. Выгонят - прощай Москва, парнеь. У меня былпа такая штука. Но я на третьий день хату поменял, и с тех пор уже у меня с ментами никаких дел не было. Зато Коля. Ух, сколько же и времени у меня ушло. Понимаешь, я этого не понимаю. Ты, может, не понимаешь. Но откуда в человеке столько говна? Узнает он, что я - не местный, что ничем я не защищен... В больницу не пойду. В милицию не пойду. Вообще, некуджа мне идти. Типа, не в родной стране живу. Везде - дай! В, общем, он как б навязался в друзья. Офицер в запасе. Крикливый такой. Не на ком было себя реализовать, стал передо мной душу раскрывать, героя строить. А мне что - у меня тогда дому жрать нечего было. Я, кончено, мог и потерпеть. Кувпить килограмм кукурузной крупфы, отварить, запихнуть в себя как-нибудь... А у него на работе кликуха была - Любимый. Фамилия -то - Любичев, но кликуха она как-то джвояка перекликалась с фамилией. Ну вот, соберемся мы у него, а он мне все рассказывает про свою велиеколепную жизнь, я слушаю енго, никакого подвоха не чую .Еще бы - усадили тебя зак стол, правильно. Как бы и не красиво выделываться. А я еще человек такой - как ко мне люди относятся, так и я к ним. Хорошо - так хорошо. Если в человеке что-то не так, но он все же руку пртягивает - я на все остальное глаза закрываю. Вернее, раньше закрывал. А теперь я стал наблюдательным циником. Хоть от этого и не сладко. Ну вот, начинает он рассказывать, напьеться, а потом у него - раж. Голаза из орбит лезутЮ, слюни текут, шщипит, как рассерженный кот. Могу! - кричит. Могу! Я отвечаю, ну да, коль, базара нет. А он глаза еще круглее делает - Могу! Могу! Я всемогу! Я такой мужик! Ты еще не понимаешь! Я так много могу! Я уже все собрал! У меня ужде все есть! Я уже готов! Я готов к всему! Я к этому уже пришле! Я могу! Могу!
Он, конечно, не объяснял, что он там может. Сейчас я бы на километр к такому экземпляру не подошел. А он тогда, как напьется, как понаобщеает. Знает же, что у меня все не так, куда и копни. По пьяни обещаетЮ, по трещзвосму не понит. По трезвому он становился скуповатым, и первое вренмя евда ли не дружбу нашу игнорировал по трезвому. Потому вродже пролшло. Но по-пьяни он каждый раз шитпел и кричал "Могу!" Я уж и не обращал внимания на то, что он уже все собрал, что он к чем-то уже гтов. Он много кричал о патриотизме. Он, Любичев Нимколай, надо сказать, пять стихотворений за жизнь прочитаол. В-общем, он мне все время обещал какие-то дела, какие-то продвижения, и я как будто на что-то надеялся. Когда нужны были бабки, Коля тут же пытался всячески увильнуть. Бабки свои он любил, так как лодырь был, и ничего ему было не данго, как после службы скромный объект сторожить. Но тогда все было не так. То есть, все это из-за проклятого жилищного вопроса. Была бы у меня хата - никакой хрен бы меня с этим Любимым ене опзнакомил. В-общем, он гордился ввоими бабами. Ох, кричал. Я - мужик! Я - могу! Могу! Могу! ПАоказал таки фотографии, которые касались тех истрорий, о которых он рассказывал с вожделением. Мол, были у него такие и такие. Валя Белая. Валя Черная. Надя. Юля. Ну, посмотрел я - думаю, господжи. Да он же коллекционер безобразия! Но подумало так мое подсознание, а сам я не признался себе в этом. Ну, многос у человека совершенно некрасивых, ожиревшихз баб лет 45-ти, ну кричит он, что у него у\кучак красавиц, ну и что? Заблуждается? Ну так всяк не без греха.
Напились мы как-то. Показал он мне фотки. Валя Белая даже дефекты какие-то имела. Черная торговала на рынке. Наташа была ничего, но было ей лет уже пятьдесят, и в се его заявления о невероятном сексе казались весьма странными. Но что делать? Домой идти мне не хотелось - там ожидала меня бабушка Дуня 75-ти лет, которая при виде меня демонстративно терла себе толстые груди, и вся еквартира была наполнена ее запахом, противным, старческим. Если я долго жег свет, она начинала за стенкой кашлять, если я не обращал вниманияЮ, она кашляла все сильнее, ну и потом уже не оставалось никакого выходя, как выключить свет. А у Коли я могу выпить водки и даже что-то и о себе рассказать. Он мне обещал какое-то дело. У него, мол, двухэтажный гараж, а ты, мол, парень молодой, мы какой-нибудь сервис в этом гараже откроем, будем бабки потихоньку зарабатывать, и нафиг ничто не нужно. Ну, и типа в связи с этим он в се собрвал. Всех собрал. Все мог. Все видел. Гараж, конечсно, у него был. Был там, в гараже, страшный бардак. И так как рахзговор о каком-то деле шел, я вызвался сделать в этом гараже ремонт. Предложил, например, торговать чем-нибудь между домами. Но только я попытался это дело провернуть, стал Коля всячески повизгивать. Дело окончилось опять-таки пьянкой с крикасми "Могу!", "я уже все собрал!", "Я такой мужик!". Вот. И появилась у него Женя. Жене тоже было лет пятьдесят, она была косоглаза и страшно глупа. Правда, глупость эта не мешала ей живя с Колей, расписаться с больным человеком в ожидании его смерти. Ну, понятное дело. Квартира. Все об этом знали. Я об этом знал. Все нормально было. Только Колю стали посещать идеи, чтобы я Женю поимел. Мол, с Женей - такой секс, такой кайф. Я не знаю, до какой степени меня тогда страх перед трудностями жизни довел, что я отчета себе ни в чем не отдавал. Находиться рядом с такими людьми. Человек пятидесяти лет, постоянно кричащий о сексе... Я понимаю., если бы он пусть бы и не часто, но находил себе красавиц. Но Женя.... Она не была ужасной не смротря на свое косоглазие. Но ей было 50, и в таком возрасте, вообще-то думают о детях и даже о внуках. Какой там секс в 50 - это только пятидесятилетних и касается, верно? Нет, с Женгей все нормально было. Она даже и гадиной не было. Но после того, как она стаола жить у Коли, этот вопрос так и свитал. Мы пили водку. Он кричал мне и ей "Могу!", "Хочу!", "Я такой мужик!", "Я уже все собрал!". Вот. Видно, он так ее замучил, что она однажды спросила у меня:
-Петь, что за ерунда. Коля только и кричит о том, что ты хочешь меня трахнуть.
- Вот черт! - разозлился я.- Так это его идея. И я на нее вообще не введусь!
Но черт бы и ним. Я бы и стаким дураком смог бы функционипровать. Я вообщзе-то пацан отвязный, могу в разных переделках быть, и ничего. Я бы и это перетерпел и не почувствовал даже. Но дело в мотивации, Ваня! Просто в мротивации. Мне эту мотивацию раскрыли на работе. Дежурил я с Витей.
-И что , у тебя каекие-то отношения с Любоичевым? - спросил он, - Слышь. ЛДа мне даже неудобно говорить. Ну, ну хуже этого не бывает. Да это ж вообще звиздец. Всякое бывает. Да лучше говно есть. Но хужем этого - хуже этого ничего нет.
Я о самом худшем подумал, да. Нол разве поверишь сразу. Но, с другой стороны, предпосылки были. Он что-то слишком уж часмто употреблял пидпарские шуточки... Ну, ты знаекшь. Он как бы в любой толпе безобидные. Но потом мне суть лдела прояснили, я пароанализироовал и все понял. Ну, он и сам-то чуть не раскололся. Понимаешь? Взрослый человек, у которого дочери почти так же, кмак мне... Сосет, понимаешь? Он и с женшщиной спит, и с малдьчиками ему хочется побыть, ну - и это дело. И весь крик, что он - "мужик", это его выражение того, что как это круто - совмещать и то, и другое.
Я, ВаньЮ, после таких вот переделок вскую мелочь в человеке подмечаю. Я, конечно, этого не говорю. Могу улыбаться. Могу подывгрывать.ю Мне то ничего от человека не надо. Живешь - живи. Умеешь делать так, чтобы кому-то от тебяч было не плохо, не никак, а хоть немного хорошо - отлично. Ну, если ты гей, ну будь себе геем. Ну, не стану кричать я - пи-да-рас. 21-й век уже, можно и нормально к этому относиться. Ходи себе в гей клубы. Сосись там с кем попало. Но зачем быть таким? Зачем портить жизнь человеку, у которого и так дела из рук вон плохи. Я не особо грущу по этому поводу. На самом деле, никто никому не виноват. Если ты в жизни разбираешься, с тобой такие шуточки не пройдут. Я знаю, что со мной вот сейчас такие вот дела не пройдут. Но время ушло. Уже нет той свежести.
- У меня еще хуже, - сказал я, - я как бы все это понимаю, но мне совершенно на все плевать.
- Это наоборот хорошо. Это - иммунитет.
-Нет. От чего иммуните? Это просто рання старость, Петя.
Вечером я смотрел телевизор и очень хротелось заскучать, позвонить вдругкому-нибудь, позвать кого-нибудь, какую-нибудь молодую и красивую Но захотеть я не сумел. Я просто знал, каковы они, разочарования. Уж лучше никак, чем потом, разгорячившис, понимать, что ты ни на что не способен. Когда ж ты от волнений закрыт - как будито и все в порядке. Оглобля бы на моем месте поехал, снял девочку. Но я никогда в своей жизни не снимал проститутку. Вот в чем тут дело. Год назад, когда мы с Женей из-за тарелочного вопроса разбежались, я еще находил в себе силы ищздеваться над собой. Мол, холчется, а боишься. Моралист, что ли? Нет. Значит, просто зайчик-трусишка. Ничего итебе не дано. Ушла жена, сиди тепепрь, иссыхай от желаний. Теперь же я былд полон самоконтроля. Я мог преспокойно пялиться в ящик, попивать пивко, записывать в тетрадке сентенции, цены которым была - ровно одно выеденное яйцо. Но и то дело, что немощь своей попсятины я понимал, меня нисколько не трогало. И иммунитетом это как раз и не могло быть. Скорее, это было сало на сердце. Никак не иначе.
Год назад, когда меня посещали приступи синего пессимизма, я жизнь свою от а до я перебирал, пытаясь отыскатьб в ней все дурное, чтобы было из-за чегшо на себя поплевать. Я тогда вообще каждый день пил. Этто не говорит о том, что мне сейчас не дано выпить каждый день. Но сейчас - это сейчас. Морали нет никакой, просто лень-матушка. И делать нечего, ипривичка душу подсасывает. Я - не то, что иные писатели, у которых есмть свой офис. Но это еще придумать надо, чтобы писать в офис ходить. Ударение на втором слоге, кто не знает. Если б дано мне было родиться типаПушкиным, я б и тогда офис не снимал. Ну, в середине между хорошим и псевдо -он тоже не нужен. В середине вообще лучше работать по какой-нибудь специальности, чтобы впечатления от жизни вбирать, а то иначе ничего и не напишешь. А когда ты попсуешь - то смысл тогда в офисе. Другое дело, если ты занят чем-то важным. Вот как Оглобля. Заметьте, слово это очень хорошо произносить по слогам.
Я думаю, какие-нибудь американские спецведомства платят Витку неплохие деньги за уничтожение русской литературы. Это, кончено, может быить и нет так. Но с другой стороны - почему бы и нет. Конечно, Витьку хорошо, в писателях. Он популярен. Он не носит никаких дополнительных ярлыков, а бандитчское прошлое укрепляет концептуализм. Хорошо ему в писателях. Правда. Денег много. Дел много важных. Литературная премия "Строка" - это типа возрождения великой русской литературы. Всех, кто начинает терепетать сердцем от возможности посочинать, телек может уведомить, что в 15 лет Пушкин написал.... А второе место, надежда русской нации Даша Отцова в свои 18 заявляет:
У меня матка - с орех
После прочтения Пушкина.
Я и не сомневаюсь, что это так. Я еще думаю, что ежели Оглобля был неправильной ориентации, все три места заняли бы не девочки, а мальчики. Ира Андропова, звезда номер 1 в номинации "поэзия" без внимания Оглобли уж точно не осталась. Это не предположение. Это факт. Она даже роль сауной девки для него иногда исполняет. А вопрос- откуда в такой голове рифмы - он отпадает. Какая голова - такие и рифмы.
Я, в общем-то, тоже зверь. Я не против разврата. Я не моралист. Но тут уж как-то слишком. Слишком уж много что-то юных поэтесс.
Так вот, когда год назад я в себе копался, то вопросы любви и секса мучили меня особенно. Я также размышлял над тем, что это - не только моя проблема. Так, видимо, многие живут, и подтачивает их все время что-то, и трудно признаться. Да. На то, чтоб пойти девочку снять, и денег не у всех есть, и места, да и св годами и страшно как-то. Это ж еш\ще заново через себя переступать надо. Словно лет в 16, когда так хочется, что в глазах темнеет. На самом деле большинство человеков далеко от удовлетворения. Просто какждый находится на разном пути от самого себя. Но и находясь вблизи самого себя, нельзя сказать, что все норомально. Ты просто очень чутко понимаеншь запах всех своих слабостей. И то, что я все это просто умолчал в себе - это еще не хуже всего. Что б толку было, если б вгрызсяф в сердце, словно собака за собственный хвост и начал крутить себя и вепртеть? Кому от этого лучше? Если б встряска какая случилась.... Но нет ее. А сам себе придумать я боюсь. Да и никто этого не делает. Разве что Бивис из популярного мультфильма. Те личности, которых тянет геройстовваать - то просто дети гона. Они сами не ведают, что творят. Разве что путешественникам позавидовать можно. Толкает ли тебя ветер под парусом, или же ты крутишь педали, или что-то третье или четвертое - никто тебе не нужен. Оно то и просто так, в обыденной жизни, нет у человека друзей, кроме привязанностей, но зато и ветра нет, и педалей, и стран других. Только лишь вера в какую-то непотно для чего пришедшую в голову волну. Спортсмены, например - дети волны скупой. Семейная пара Петуховых с верхнего этажа бегают по утрам. Они очень доброжелательны и милы. Зато посидеть, пивка-водочки попить, с ними наверняка нельзя. В соседнем доме обитает спортивная девочка. Лет ей двадцать, не больше. Если какая-та нелегкая поднимает меня с утра (может, сушняк), то я ее непременно вижу. Оглобля, возвращаясь как-то с ночного бара, хотел было к ней пристать, тормознул на своем джипе, но не тут-то было. Да и что еще можно было ожидать?
Последняя попытка перебора жизни была связана с написанием схемы сценария для сериала под кодовым названием "Русские в деревне". Мне тогда позвонил Олег "Долдон" Питерский, супережиссер, суперфотограф, театрал, владелец сети магазинов сотовой связи, обладатель свердорогой машины, сверхмолодой жены, диско супер ди джей, отличный парень, пивной президент, бизнес консультант, супе......:
- Вань, ты типа это.... Как бы надо чиркнуть...
- Как бы что? - спросил я.
- Ну как бы ты сам понимаешь, мы все - типа русские люди, ну, как бы оторвались, да, от корней. Короче, сценарий. Короче, даже не сценарий, а план. Я план покажу кому надо. Ты их не знаешь. Короче, если примут, то ты напишеь. Но - семь штук, и все. Не больше. Там Семен это проект делает, он жмот вообще, но потом - потом процент идет реальный, ты понимаешь. Там всю картину надо рекламировать новый порошок. Если ж не прокатит, то Пятихатка с меня - за беспокойство.
- Ладно. Посмотрю.
- Идет, Вань. Ну все, давай, у меня едениц на трубе мало.
Повспоминал я деревню. Долдону были необходимы каеи-то истории, и это выглядело бы тол и как Москва в деревне, то ли как деревня в Москве. А мне на ум приходили только грязные улицы, гуси, шипящие из под заборов, да и вообще - живность разная. Гусь - он, конечно, особенная птица. По малолетству, то есть в классе где-то во втором, кто-то придумал игру "А чем это меня ебануло?" Брался камень. Кидаля на спину гусю. Гусь оглядывался, а после гоготал, удивленный. Мол, что ж это было. Особенно реален гусь в свеом взгляде на пролетающие самолете. Наклоняя плоскую Глову набок, пытась узреть таинственный источник шума, он издает своей мембраной горловое смущенное "Га".
Вспомнился мне детский сад "Петушок", гда главнфым занятием детей в нашей группе было носить говно на палочке.
Потом - сады и огороды. Стрельба из рогаток по фонарям. Как-то году в 84-м в центре села кто-то задумал поставить фонгари. И надолго же их хватило? Всякий ребенок, возвращавшийся со школы домой, считал за честь остановитьься у столобом и расстреливать лампочки из рогатки. Я, кажется, не менее трех лампочек за раз разбил. Потом раза два свет в центра пытались восстановить, но потом плюнули. Типа- темнота - друг молодежи.
Училась в нашем классе Ищенко. Она первой лишилась деквсвтенности. А потом все пошло поехало, и концу школы быть девочеой для девушки считалось признаком дурного тона. Пили самагон. Кто не пил, того за человека не считали.
Но в воспоминаниях моих горечи уже никакой не было. Мне даже захотелось немедленно сесть на электричку и смотаться в деревню. Но сразу же я этого не сделал, так как ясно понимал , что порыв души в моем возрасте - это просто дурной пережиток.
Раздумывая над предложеним Витька поехать в сауну, я оделся, вышел из дому и заглянул в маленький ресторанчик неподалеку, чтобы пообедать. Я частенькой ощущал потребность в людях - стены квартиры начиналия угнетать, и из них просто необходимо было убежать, чтобы не поймать на свою голову какой-нибудь малообъяснгимый депрессняк. Я, кончно, мог в таком случае и альтернативно поспать, но мой сон -это еще та зараза.
Заказав себе салат со стограммами, я пообщался с Васей, толстым лицом, имеющим отношение с руководством.
- Ух, какие люди, - сказал Вася так, будто намеревался воскликнуть вместо этого "Ух, какой мороз!"
- Как оно, Вась? -спросил я.
- А так. Чо, пишется или как?
- Что пишится? - не понял я.
- Ну как чо? Книга?
- Какая книга? - еще раз не понял я.
- Ну, какая. Популярная. Мы плохие не пишим, правильно. У меня жена читает. Я так. Я - футбол включу, посмотрю. "Манчестер Юнайтед", "Арсенал", блин, "Ливерпуль". Английская лига.
- А ты по какому смотришь?
-По спутнику.
-А.
- А у тебя что, нету?
-Не, нет. Чо то руки не дойдут поставить.
- А. Ну так ты людей найми.
- Ну да.
- А я вот вчера до поздны смотрел. А утром тут еще столько дел, страшно себе представить. Ну, я уж думаю, дела делами, а футбол - футболом. Ничегро тут не поджелаешь. Придется мириться со сном. Бог с ним. Думаю, один раз живем - завтра высплюсь. На работе послю на диване. "Мапнчестер" играл с "Арсеналом".
- И кто кого? - спросил я, пережевывая салат.
- "Манчестер". Во футбол был, представляешь. Не то, что наши. Пинают чего то мяч. Сами не знают, что они на поле делают.
- Платят мало, - предположил я.
-Да кто ж им много заплатит за такую игру, да?
- Ну да.
- Я раньше за "Спартак" болел. А сенйчас - ну чо за них болеть. Вань?
- Давай, Вась, по стопочке, - предложил я.
- Так я ж за рулем.
- Ну так и чо?
-Ну и правда. Давай. Только не много.
Мы взяли коньяка. Мне тут же пришла на ум какая-та чушь, типа того, что вот он я, а вот он Вася, и кто чего стоит, и почему мы разговариваем, глядя друг другу в глаза совершенно одинаково. Секунду спустя я понял. Что это во мне поговорил Оглобля. Поговорил и замолчал. Так, пара слов проскочила. Оглобля, я это понимал, это не только ведь Витек и ее извращения. Я не говорю, что он совсем уж грешен, и что если начать копать, то много чего можно выкопать. Русские-то бабки редко одной дорогой с законом ходят. Я понял, что Оглобля_ это нечто большее, чем один челок.
Вот идешь ты по улице. Никого не трогаешь. Бах! Запах Оглобли. Идешь ты на запах Оглобли. Приходишь. Достаешь. Отдаешь. Покупаешь. Нет. Не покупаешь, тебе это суют, ты это ешь и перевариваешь.
Даша Отцова тут ни к чему. Читать ее не обязательно. Ни к чему. Читать что-либол вообще ни к чему. Есть отец наш, телек, всосавшись в него, можно получать дозы. Оглобля прет, как на танке. В чем разница между сериалом, снятым по моему сценарию, и многообразием Оглобли на экране. А ни в чем. Я - тоже Оглобля. А Вася - Вася, он хороший. Конечно, если создать для него условия, чтобы он все свое нутро показать, он хорошим не будет, Вася. Тут нужно иметь силу. Но имеясилу, ты будешь стоять Оглобле перпендикулярно, и она по тебе заедет, по лбу, да? Раньше, годах так в 95-х, Оглобля заезжала по лбу даже и до смерти. А теперь нечто из жизни пауков. Яд впущен. Переваривание идет маедленно. Ты еще джив. Ты, может даже, никогда и не умрешь.
Я, конечно, мыслям своим поразился, потому что индеферентность, продолжавшаяся дотоле, была крайне долгой, и корни у нее были глубокие. Видимо, в коньяке было дело. Видимо. Хотелось, хотелось, чтобы "Спартак" у кого-нибудь выиграл, а он никак не хотел выигрывать.
-Все равно Спартак - хороший клуб, -сказал я.
-Ты болеешь?
-Не. То есть да. Я не смотрю. Но я все равно болею. Я раньше всегда на футбол, Вась, ходил. Особенно, есоли откуда-то слева приезжали. Ну, на сборную тодже хлдил.
- А чо щал не ходишь?
-Не знаю. С женой развелся. Делть нечего. Бороться не с кем. Вообще ничего не делаю. Однгу книгу написал.
-Ну так это тоже дело, - спохватился Вася.
-Да какое это дело. Ерунда это. У меня уже давно выработался шаблон. Знаешь, как на компьютере. Шаблон есть, только меняешь слова. Я так и делаю. А что толку стараться. Я вот знаю немало народу, которые пытались еуда-то пробиваться. Так они и шагу не сделали. У одного, значит, на почве ощущения того, что он, мол, умеет сочингять, возникла мания, что он великий русский писатель. Ну, никто его еще и не публиковал, ничего он толком не написал, а уж распирало от дурости. Ну, он потом опвесился. Это года два назад было. Он пытался ко мне ходить, типа, чтоб я ему помог. Я говорю, ну, я могу посоветовать, подсказать, ну так ты дальше сам. Я ведь не глава издательства. Денег я тебе дать не могу. У самого нет. А если есть, жена за ними смотрит. Такпая вот ерунда. А он взъелся. Так я и сякой. Кто он, а кто я. Он, мол, велик, он, мол, будущий там, ну, понятно кто. Ну, так он никуда и не попал. А уж потом я как-то мимо дома проходил, вижу, хоронят. Подошел, значит, спросил - вот как. Его хоронят. Не вынесла душа поэта. Мне даже как-то не по с ебе сталдо. А с другой стороны - чего так мучиться. Проще нужно жить. А один товарищ - он сейчас спился. Сторожем работет. Когда у меня был офис он постоянно приходиол и читал свои стихи. Я ему говорю - мол, посмотри. При чем здесь стихи. Я пишу произведения про бандитов. В них все заштамповано. Никаких литературных приемов. Никакой классики. Вообще, никакого слова нет. Я просто бабки зарабатываю. Что ты ко мне пристал? Он потом, конечно, отстал. Сейчас читает стихи друзьям сторожам. Я вот за что хочу выпить.
-За что? - Вася насторожился.
-Не знаю. Из головы вылетело. Ну, чтоб каждый занимадлся своим делом.
-Ты ж сейчас сам сказал, что не так уж чтоб своим делом занимался.
-Ты,Вась, кого на словавх поймать хочешь? - спросил я. - Я, все ж, про жуликов пишу. И один сериал сняли. Думаешь, я - полный кретин?
-Не, Вань. Да ладно тебе. Слушай, давай лучше водки вмажем, а?
-А чо, не идет?
-Идет. Нет, я плохо как-то коньяк в последнее время пью. О, Сергеич идет. О, Сергеич, посмотри, кто к нам пришел. Иван! То есть, сам Виктор Солнцев.
Сергеич, хозячин заведения, казался человеком, у которого передняя часть головы находилась во сне. Он весьма даже отличался от тех субъектов, которые на ходу спят. Это, сели хотите, вообще рахнные вещи. Если человек на ходу спит, тут все понятно. Он рассмеян. Он где-то то ли в мыслях, то ли еще где-то. А Сергеич, он все понимал, рассуждал здраво, но внешне спал, и даже считая деньги, он перекладывал их в левую руку, делал движение куда-то влево и производиол пересчет как-то с карюю. Было Сергеичу лет пятьдесят Килограмм сто весу. В коротко остриженной бороде виднелось что-то мужиковатое.
-Ваня пожаловал, - сказал Сергеич тоникм голосом, - о чем сейчас пишите, Ванечка?
- Об огородниках, - ответил я.
-Кого опять убили?
-Никого не убили, Сергеич, - возмутился Вася, -выпить тебе надо. Он же сказал, об Огородниках.
-А, - спохватился он, и голос казался ласковым, словно он с собственной мечтной разговаривал
- Я уже просто так ничего не пишу, -сказал я, - то есть, я и раньше ничего просто так не писал.
-Бабки, - еще более ласково произнес на выдохе Сергеич, -Вот оно в чем все дело. Раньше, б...дь, не за бабки писали.