Тонкое, полупрозрачное мертвое тельце... Тонкая пупырчатая желтоватая кожа... Фиолетово-черные пятна на худенькой ребристой груди... Словно яркая, смертельная вспышка в мозгу...
Или нет...
Голубоватое жестокое лицо... Его практически не видно под чёрным, грубым, до дрожи мерзко, хоть и почти неуловимо, пахнущим резиной и больницей противогазом... Но оно, острое и металлическое, немыслимым образом ощущается, стеклянным холодом проявляется сквозь неживую безжалостную резину... Въедается в душу... Словно хрупкий, тонкий и смертельно острый лёд...
"Ожог... ожог... мгновенный ожог..."
Кто это? это же я...
Я...
Среди жёлтой, тусклой, болезненной плитки, скорчившейся и зачахшей в последнем судорожном порыве - яркая, ослепительная Смерть...
Невыносимым слепящим пятном, тонкими уничтожающими иглами выжигающим сетчатку, она приближается и встает надо мной...
"Ожог..."
- Нет, нет! Стой! Я не хочу! Только не туда...
- Сестра, держите её! - Говорит Смерть.
Холодные жилистые руки мёртвой хваткой вцепляются в плечи.
От их прикосновения мелкая неприятная дрожь пробегает где-то в груди, внутри самоей сущности...
- Нет!
- Чёрт побери, да куда же её колоть! На ней живого места нет!
Тонкий холодный укус касается шеи, спокойный жар липким комом сжимает и перекрывает горло. Белое свечение исчезает, оставляя лишь тусклое, болезненное, тяжело нависающее над сознанием пространство...
- Ну вот и всё, - говорит белый врач с темноватым удушливым лицом, убирая шприц.
Всё! Что - всё!
Одинокая мысль... И затем - спокойствие... Тоскливое, страшное, глубокое спокойствие.
...возвращаясь в себя...
Глубокие чёрные резаные раны... Бросаются на холодные кафельные стены...
Их - нет.
Лишь желтовато-коричневато-зеленые, сочащиеся бежевым гноем, частично отстающие и обнажающие розовое мясо ожоги... В местах, где сожжены в прошлом синеватые, а сейчас почти полностью съеденные вены, из-под мёртвых струпов, смешиваясь с гноем, сочится и вылезает, застывая черноватыми комочками на тонких, твёрдых, чуть завернувшихся кверху краях, тёмная густая кровь...
В таких ожогах все руки и грудь... Это - последствия... Да - я знаю, это единственное, что я знаю, - последствия чего... Нет, даже не чего - Чего...
В страшных конвульсиях скребя руками по стенам... В отчаянии всё снова и снова бросаясь на недосягаемый, искажающийся немыслимыми многомерными плоскостями, облупленный, больной смертельной болезнью потолок... Миллиметр за миллиметром, выжигала я в себе последние останки сторонних сущностей... Ожоги были тогда свежие и светлые... И они причиняли Боль... Невыносимую, жгучую, разъедающую до самых костей, до самых потаённых глубин души... Порождая безумие... Нет, не они... Она...
Вены были чёрными, мёртвыми... По ним больше не текла кровь... Это была другая, гораздо более жуткая густая субстанция, трудными болезненными толчками продвигающаяся по венам, медленно пожирающая мозг... Соединение остатков крови с...
Вспышка! рывок на стену, медленное сползание с кафеля черноватой лужей...
"что чувствует..." нет, не из того сна...
Снов больше не будет...
Только кошмары...
Больной мозг не приемлет ничего, кроме них...
Без них душа погибнет, растворится...
...Я открываю тяжёлую дверь и иду по коридору... Страшный, полуосвещённый, бесконечный, провонявший хлоркой, лекарствами и протухшей пищей, он тяжёлым комом давит на горло...
Белый санитар, словно привидение, мелькает сбоку... Он не видит меня...
В тёмном конце коридора - нет, не окно... Маленький грязный туалет...
Безысходность... Тоскливая безысходность...
Желтоватая узкая дверь... Тусклая умирающая лампочка под потолком... Ржавые, подтекающие и вечно мокро-склизкие трубы, кое-где еще покрытые вроде бы тёмно-зелёной масляной краской... Странная грязь, тонким налётом покрывающая стены, унитаз, кафель на полу...
Узкое пространство сжимает, давит... В горле невыносимым спазмом перекрылись артерии... Вверх... вниз... в искажение... Кажется, я сейчас достану рукой до лампочки - или?...
Прилив ужаса и паранойи охватывает меня. Дрожащими прозрачными руками я пытаюсь попасть крючком в петлю... Паника... Я прыгаю вверх, цепляюсь за потолок... К стене... Вновь вниз... Гравитация отпала, её никогда не было... Плитка искажается и стирает грани...
Я - великий потусторонний дух, запертый в крошечном тесном пространстве.
Я - маленький комочек на грязном полу.
Я...
Нет никакого Я... И никогда не было...
Больной воспалённый мозг сам формирует из зеленовато-чёрного бесформенного пластилина пустоты какие-то дикие формы самосознания...
Засыпать и вновь просыпаться...
Что это - сон?
В тусклом, темноватом пространстве... Вновь потолок - и вновь холодный кафельный пол, покрытый липкой корочкой... Около глаза грязь собирается в маленькие тёмные комочки, они видны в таких мельчайших омерзительных подробностях, что к горлу подступает тошнота... Но скрюченное тело застыло неживой неподвижной массой, отвердело и отвалилось настолько, что любое движение его кажется чем-то немыслимым, выходящим за грань...
Я поднимаю голову... Бесконечное множество скрюченных тел, тянущихся за мной прозрачными контурами, тонкими, но очень прочными световыми нитями притягивающих меня к полу, осталось лежать там, внизу... Или...
Рывком встаю... Вокруг - давящая тоскливая пустота... На полу абсолютно никого нет... Ни мёртвого тела, ни отделившихся прозрачных слоёв... ничего. Лишь запах, невыносимый тошнотворный запах мочи и хлорки, вдруг въедается в мозг, вызывая чудовищный рвотный рефлекс...
И его уже абсолютно невозможно контролировать... Он абстрагируется от запаха... От внешних воздействий... Теперь это - состояние Внутреннего, доходящего чуть ли не до Сущности... Или Исходящего от Сущности... Да - оно и есть...
Удивительно чёткая мысль среди всё нарастающей адской боли внутри... Жгучая, рвущая, разъедающая, она смертельным огнём плавит внутренности, пожирает кишки, километры кишок во тьме, превращая их в скорченные обугленные ошмётки, в черноватую жидкую массу; безмолвным криком выворачивает красноватое нутро - физическое ли? - наизнанку и ещё раз наизнанку так, что оно, словно глотка чудовищного удава, охватывает миры, надевается на них в тщетной попытке вместить их в себя, в результате всё сильнее распластываясь мёртвой неорганической лужей по внешней реальности...
Чернота - всплеск! - ещё чернота - Боль - Падение - Вверх - Вбок - Крик! - в безмолвии безумия - Боль...
Красноватая масса болезненным рывком выталкивается из жидких чёрных внутренностей и неестественными разводами стекает вниз по холодным фаянсовым стенкам унитаза, еще подчёркивая желтоватые вечные подтёки ржавчины, скопившиеся здесь, наверное, за тысячи лет...
Чёрные кусочки внутренностей... Уже в непрерывном потоке...
Белое шипение...
Чёрные густые разводы на стенках унитаза...
Страшный запах... Не омерзительный, Но Очень страшный... Кислый... Ощущающийся уже не обонянием, а всеми фибрами бьющейся в смертельных конвульсиях души...
Смещение реальности... Шок... Коллапс...
Тьма... Холодный кафельный пол, покрытый липкой корочкой... Около глаза грязь собирается в маленькие тёмные комочки, они видны в таких мельчайших омерзительных подробностях, что к горлу подступает тошнота... Но скрюченное тело застыло неживой неподвижной массой, отвердело и отвалилось настолько, что любое движение его кажется чем-то немыслимым, выходящим за грань...
...Я поднимаю голову... Бесконечное множество скрюченных тел, тянущихся за мной прозрачными контурами, тонкими, но очень прочными световыми нитями притягивающих меня к полу, осталось лежать там, внизу... Или...
Рывком встаю... Вокруг - давящая тоскливая пустота... На полу абсолютно никого нет... Ни мёртвого тела, ни отделившихся прозрачных слоёв... ничего. Лишь запах, невыносимый тошнотворный запах мочи и хлорки, вдруг въедается в мозг, вызывая чудовищный рвотный рефлекс...
Немыслимая боль... Алая и чёрная рвота... Шок... Коллапс...
Холодный кафельный пол...
...Я поднимаю голову... Бесконечное множество скрюченных тел, тянущихся за мной прозрачными контурами, тонкими, но очень прочными световыми нитями притягивающих...
- Больная! Не дёргайтесь! Сейчас укольчик вам сделаем. И всё будет в порядке.
Маленький холодный укус в шею...
...Я с трудом размыкаю онемевшие слипшиеся веки.
- Что со мной? - вырывается из горла неестественное, словно скребущее ножом по стеклу, сухое хриплое шипение.
- Я выпила её... и... Или?..
- Успокойтесь, больная, всё хорошо. У вас просто был приступ. Сейчас укольчик подействует... ну вот уже... Спите...
Приступ...
Абсурд...
Да что ты можешь знать...
...Врач вышел, резко хлопнув дверью. Я - одна в синеватом, диком холодном пространстве.
Я встаю. Тело кажется совсем тонким и изогнутым. Его заносит и притягивает к земле.
Опираясь тремя наслоившимися руками, получившимися из одной, прозрачной, о гладкие кафельные стены, я открываю дверь и иду по коридору.
А вот и он... Туалет... Болезненной вспышкой - как тогда... Смерть...
Невыносимо пахнет мочой и хлоркой... И ещё чем-то... Кислым...
Старая, раздолбанная бесполая уборщица, одетая в синее выцветшее платье в бывший белый горошек и тошнотворно жёлтые резиновые перчатки, согнувшись и повернувшись самым нелицеприятным образом, вытирает пол огромной грязной тряпкой, время от времени макая её в металлическое ведро с красной категоричной надписью "для пола", наполненное невиданного цвета и консистенции жидкостью, и смачно отжимая её обеими руками. На полу остаются грязные разводы тёмно-бордового цвета...
Смутное ворчание доносится до моих ушей.
- Наблюют тут, наблюют... А мне убирай...
Я - голубой гофрированный червь. Липкими толчками я пробираюсь по гладкому стеклу огромного прозрачного колпака.
Под колпаком чётко вырисовывается освещённая ослепительным бело-фиолетовым светом операционная.
Суровые хирурги в белых халатах и голубоватых прозрачных противогазах с длинными шлангами, склонившиеся над операционным столом, сверху кажутся маленькими, словно муравьи. Невыносимое сверкание страшных невиданных инструментов слепит глаза... Плитка на стенах неестественно скашивается и давит на сознание...
На столе - мёртвым пластилиновым комом - безжизненное серовато-голубовато-зелёное тело... Руки его аккуратно положены по бокам, голова повёрнута лицом, одетым в прозрачную маску для общего наркоза, точно кверху, из-под чуть приоткрытых век страшным полурыбьим взором буравят воздух над собой острые, невыносимые колючие глаза...
Но я знаю, знаю, что она жива. Нет, не так... слово "жива" не было бы здесь совсем корректно... Она мертва, но мертва лишь на время.
Это тело - я.
Грудная клетка вскрыта, из неё торчат прозрачные пластиковые вены с чёрной жидкостью внутри, обрезанные и зажатые торсионными пинцетами. Рёбер как таковых в груди совершенно не наблюдается, лишь разъехавшаяся зеленоватая плоть и беспорядочное сплетение сосудов. Тело через многочисленные гибкие трубки и блестящие иглы подключено к странной громоздкой машине, оснащённой множеством датчиков с яркими зелёными огоньками, внутри которой что-то красное с шипением превращается в что-то чёрное. На стерильно белой простыне медленно расплываются чёрные обугленные пятна.
Лица хирургов белы от напряжения. Всё ниже и ниже склоняясь над телом, они что-то режут, обкусывают, вскрывают, подсоединяют... Блеск инструментов невыносимым острым жалом пронзает чувствительную сетчатку глаза, миллиметр за миллиметром выжигая её... Скоро за белыми спинами совсем скрывается зияющая чёрная дыра в груди, в узком поле зрения остаётся лишь лицо, неподвижное, бесстрастное, но всё же неуловимо имеющее в своих острых, холодных чертах что-то смертельно жестокое...
Внезапно они все разом отскакивают, словно от удара током. Молчаливое созерцание теперь наполняет операционную.
В огромной страшной дыре, прорезанной их блестящими скальпелями, теперь нету никакой мути, всё до боли чисто и прозрачно. Отодвинуты в сторону прозрачно-чёрные, словно колбаса в оболочке, кровеносные сосуды, отодвинута сероватая резиновая плоть, отброшены в сторону многочисленные трубочки и иглы.
Под всем этим нет ни сердца, ни лёгких - ничего, что могло свидетельствовать о том, что в этом теле когда-то существовала жизнь... Вместо них прямыми, ровными до болезненного зуда в зубах, рядами располагаются широкие стеклянные трубки, исходящие из шеи и скрывающиеся где-то в животе. По каждой медленно - настолько медленно, что если бы не чёткая шкала, этого почти не было бы заметно - продвигается то в ту, то в обратную сторону чёткая граница красной и зелёной жидкости. Процесс идёт... Процесс Синтеза Сущности... Навязчивой мыслью мелькает в мозгу странное, но очень уместное тут слово "катализатор".
...Твёрдая кирпичная стена.
Глубокая тёмная ниша. Такие делают для того, чтобы проводить по ним длинные железные водопроводные и канализационные трубы, те самые, что со временем становятся мокрыми, ржавыми... Да... Вот они... Пальцами ощущается их холод, влага, шероховатость размокшей, немного отстающей масляной краски, тошнотворный, чуть металлический привкус во рту...
Но нет... Это не те трубы... Это тонкие стеклянные дрожащие трубки, те самые, что были видны в моей вскрытой груди тогда, только увеличенные в десятки раз... Ими захвачена и пожрана вся огромная стена, открывая сзади абсолютно чёрное пространство... Теперь они имеют в диаметре сантиметров по десять, и каждая мельчайшая подробность их слепыми тошнотворными иглами въедается в мозг... Они еле уловимо вибрируют, перегоняя по себе красную и зелёную жидкость. Некоторые из них уходят в пол и потолок, другие соединяются между собой U-образным способом. От иных где-то сзади отходят более тонкие боковые трубки, изгибаются коленом, уходят во тьму...
Вот где я вновь почувствую Ту, что была утеряна мною много, бесконечно много вечностей назад...
Я подхожу, протягиваю руку и чуть касаюсь холодного стекла. Стекло настолько горячее, что обжигает мне пальцы. На подушечках остаются болезненные красновато-рыжие пятна.
Трубы в немыслимом порыве выгибаются, искажаются, бьют в лицо... Они не принимают меня, ещё одну их мучительницу... Такую же, как Та, что безжалостным, безостановочным потоком, повинуясь чёткой Системе, из самоей себя порождая её, движется внутри них...
Жар, боль... Разъедающая смерть...
Я вновь и вновь бросаюсь на злые раскалённые трубки. Мне нужен выход.
А вот и он... В боковой стене внезапно начинается пожар... Красный огонь разверзает в кирпичной кладке большую обугленную дыру, чёрный едкий дым сплошной пеленой заволакивает помещение, заставляя кашлять... Искажение пространства... искажение сознания... невыносимый жар... паника... Я вновь и вновь пытаюсь кинуться в проход, но там слишком горячо... Синий голос сзади, среди густого дыма, неестественный, искажённый, истеричный, шипящим визгом скребущий по ушам и мозгу, смеётся надо мной... "Время, - его слова - время! - я убила в твоей сущности Всё... Безумная, ищешь проход... Ищи во мне!"
Синее сотрясение пространства...
Всё плывёт... Среди серых спокойных волн остаётся лишь шипящий шёпот...
- Ищи во мне...
...Ехидный взгляд доктора, косо сидящего на старом раздолбанном стуле за блевотно-коричневым столом, направлен прямо внутрь мозга, медленно проедая его, уничтожая, словно муравьёв, каждую нервную клеточку, постепенно, по одной.
Окно в стене абсолютно черно. За ним злой осенью, ломающей чёрные сучья сожженного сознания, гремит пустота. Она отсекает огромную тёмную ленту прошлого, ясно намекая, что пути назад уже нет... Пространство заволакивает мерзкий оранжевый цвет... Он заставляет меня невольно cморщиться, скрыться внутрь себя...
- Ну? И что мы видели сегодня? - ещё более ехидным тоном спрашивает белое мерзкое существо.
Это - обязательный ритуал.
- Динозавриков, - глухо доносится мой собственный голос, изрекая отточенную по привычной схеме ложь. - В футбол играли.
- Неужели? - Он механическим движением вкручивает себе в руку синюю шариковую авторучку. - А если вспомнить?
Тяжелым взглядом я смотрю на него. Кажется невольно, что огонь, исходящий изнутри моего сознания, способен сейчас испепелить любого, кто попадётся на его пути. Существо напротив меня невольно съёживается.
- Но-но-но, - произносит оно, отстраняясь и стараясь скрыть свою нервозность. - Только без ваших этих штучек.
Он открывает какой-то журнал и начинает писать. Огненной железякой он выводит размашистые чёрные буквы на желтоватой, мгновенно обугливающейся от каждого малейшего прикосновения адской палочки, бумаге.
- Так что там у вас с вашими динозавриками?
Я тяжело поднимаю голову, отрывая взгляд от сожжённой, рассыпающейся чёрными хлопьями бумаги. Я жду. Я жду молча.
- Ну что, говорить будем? А то ведь - мерзкая усмешка искривляет грубое темноватое лицо доктора, - заставим... - Рука его вновь начинает выполнять привычное механическое движение.
Белое блевотное нечто, сидящее напротив меня, медленным, но настойчивым движением вкручивает раскалённую железяку в желтоватую болезненную плоть. Плоть шипит и краснеет, истекает прозрачной, тут же испаряющейся беловатым дымом жидкостью... По краям ожога чернеет и скорчивается... Скоро железяка пройдёт сквозь ладонь, и тогда...
замкнётся в кольцо вечное проклятие, и кроме беловатой бесконечности не останется...
- Ну? - Словно сквозь толщу воды, доносится голос.
Идиотский смех срывается с моих губ. Сознание, несмотря на мерзкое, стремительно темнеющее оранжевое пространство, тошнотворной гадостью давящее на мозг, кристально чисто и непорочно. Да - Я знаю, что мне нужно делать.
Мозг мгновенно включается на автопилот. Молниеносным движением прозрачная, синеватая рука со вздувшимися венами, словно бы и не моя вовсе, выхватывает из руки не успевшего ничего сообразить доктора пресловутую шариковую ручку, и изо всех отчаянных сил втыкает её в горло омерзительного существа, в ту самую маленькую уязвимую впадинку, что между кадыком и костью, до которой ещё так неприятно дотрагиваться... Ещё и ещё, чуть смещаясь вбок, стараясь попасть в сонные артерии... Из чёрных ран фонтанчиками хлещет алая кровь, через дырку в горле со свистом вырывается последний отчаянный воздух... Существо хрипит, синеет, безжизненно падает на стол, заливая его отчаянно неестественной красной жидкостью...
...Голубоватое мёртвое кафельное пространство... Тонкие стеклянные банки с какой-то чёрной, словно обугленной, заформалиненной мерзостью... Приглушённые, будто умирающие, лампы дневного света, в каждую крохотную миллисекунду смещающиеся на стену, исчезающие там и вновь возрождающиеся из самих себя на высоком, сероватом, затянутом паутиной потолке... Серый цинковый столик, по дну которого одиноко сбегает к холодному канализационному отверстию густая чёрная струйка, подозрительно оставляя по своим краям белый, слабо пузырящийся жидковатый порошок...
...вспышка, рывок... мягкая коричневая стена...
...Какими-то кадровыми отрывками, белым пятном смещаясь по холодному острому пространству, я подхожу к столику... Заношу над ним скальпель... Узнать, узнать, что таится в этой странной неорганической сущности... Не менее живой, чем я сама...
Откуда эта жуткая кислотная кровь, медленным червём сползающая в узкую чёрную канализацию...
Голубоватый мёртвый свет мигает и смещается...
Ещё и ещё...
Металлическая плоть взвизгивает и расходится... Чёткий блестящий разрез мутнеет, шипит, разъедается... Теряет свою форму... Густой прозрачный ужас заливает рану откуда-то снизу, пузырясь и мутнея... Беловатый дым с сильным запахом тухлых яиц ложится плотной пеленой на глаза...
Сквозь слепоту прорезаются новые, ещё более чёткие глаза... Ещё разрез... и вновь прозрачная жидкость сжирает свежую рану...
Страшная радость заливает мозг...
Ещё - чёткий холодный разрез - и вот Я - жестокий острый хирург, мёртвый бесчувственный патологоанатом - въедаюсь сознанием своим в самую сущность - Того, что Было и содержало - и Я - густая, едкая бесцветная жидкость - каждой молекулой своей, каждой крупицей своей сущности препарирую жёсткую серебристую плоть...
Всё сливается в настолько чёткую и ясную линию, что уже нет и не нужно слов, чтобы выразить это...
...обитый мягкой коричневой дрянью угол... бросок к потолку... странная параллельная реальность, в которой нет выхода...
...пузырящаяся мутная гадость стекает на пол и застывает на кафельной плитке... В беловатых развороченных ранах воцаряется глубокий, абсолютный серый покой...
Длинные бесцветные веки, смещаясь, наплывают на глаза... Они чуть прозрачны, они пропускают голубоватое свечение, вырисовывая в центре тёмное пятно... Оно становится всё чётче... Приобретая очертания чего-то скорченного, свёрнутого в кольцо... Эмбрион... скользкий обугленный эмбрион, слишком уж непохожий на человеческий... Или потерявший очертания человеческого...
- Узнала? - шипит голос внутри мозга. - Узнаёшь? Ту, что осталась в той реальности? Себя...
Болезненные яркие вспышки... Пространства, проносящиеся мимо меня с немыслимой скоростью, миллиарды и миллиарды штук в одну застывшую, растянувшуюся миллисекунду... Сливающиеся в гибельный, невыносимый сплошной яркий свет...
...Скорченное, обожжённое, обессиленное тело на мягком коричневом полу небольшой квадратной камеры с единственной, крошечной тусклой лампочкой, торчащей в потолке...
...Лампочка. Жёлтая тоскливая лампочка - единственное, за что может уцепиться взгляд в этих мягких давящих стенах, похожих на обивку кожаного кресла...
Тело, неподвижно распятое на полу, плывёт в каких-то тёплых волнах спокойствия... Но холодному нервному сознанию вновь нужен выход... Рванувшись пару раз в стороны и пробежавшись по точно такому же, как стены и пол, мягкому коричневому потолку, оно вдруг осознаёт, что выхода-то и нет... И - наверное - не будет...
И возвращается в тело...
...Лампочка теперь занимает собой всё маленькое тесное пространство... Она - единственная Вечность... Она уничтожает время, оставляя лишь широкую, неотвратимую ленту Настоящего... Прошлого и будущего никогда не было... И никогда не будет...
Квадратные очертания по краям света... Еле уловимая тонкая дрожь... белый шум, нарастающий в ушах... нет, не в ушах... внутри мозга, сознания, сущности...
Тонкие отзвуки телевизионного снега...
...белый экран... диагональные полосы...
- слушай. - (Ты знаешь, что это - Реальность?) - ...
Полосы исчезают, на экране медленно проявляется лицо диктора. Костлявое, тёмное, жестокое и нервное, обрамлённое неестественно чёрными, уложенными в достаточно высокую для мужчины причёску, волосами, оно кажется бесконечно знакомым, почти родным...
Через ослепительные световые вспышки он, впериваясь в самую душу пронзительными чёрными глазами, начинает говорить... Сквозь белый шум не разобрать его слов, видны лишь бессмысленные движения тонких поджатых губ... Но вот...
- ...за хорошую плату вы теперь можете растворить любого, кого пожелаете... Сейчас мы пройдём в святая святых данного заведения, и вы собственными глазами увидите, как это делается.
...крупные газетные буквы... из них выделяются Те Два слова... едким и мёртвым въедаются в мозг...
- Как вы можете прокомментировать значение данной услуги?
...Невысокая женщина со светлыми волосами до плеч, в белом халате и защитных очках, с неестественно выдвинутой вперёд нижней челюстью, стоит на фоне небольшой, обитой гофрированным металлом пластиковой двери с многозначительным номером 338. Из-за двери сквозь приоткрытую щель вырывается густой белый дым...
"так вот где она теперь работает..."
- Многие люди, - говорит она, сверкнув страшными безумными глазами, - уже не могут удовлетворить внутренние потребности иным способом. Мы предоставляем им то, чего они, может быть, жаждали всю свою жизнь. Лишь недавно мы смогли узаконить растворение живых людей, и ещё никто, кроме самих растворённых, не пожалел об этом.
Тонкие резиновые перчатки блестят на её руках, каждой своей неуловимой складочкой намертво отпечатываясь в сознании...
- Абсурд? - шипит голос.
- Нет... - Всё кажется настолько естественным...
- Можем ли мы увидеть происходящее внутри?
- Проходите, - мерзкая ухмылка искажает её лицо. - Сейчас у нас как раз почётный клиент. Нечеловек, замкнутый в параллельных мирах. Только не забудьте одеть респираторы. Они на входе.
Изображение дрожит и прыгает, темнеет... выравнивается...
...пространство зеленеет, дрожит, наплывает... Я - внутри... Клубы белого пара режут лезвием глаза, разъедают одежду... Невыносимый удушливый запах неудержимо проедает лёгкие, превращая их во что-то черноватое и скукожившееся... Я одеваю прозрачные защитные очки и чёрный респиратор с двумя фильтрами, резко пахнущий резиной и какими-то неопределёнными химикатами. Я сливаюсь с атмосферой огромного гулкого кафельного помещения, затянутого жаркой пеленой, из-за которой почти не видно стен... Но они неуловимо ощущаются... Так же, как и значительных размеров квадратный бассейн в центре... Внутри бассейна, набираясь из огромных железных труб, бурлит и ощеривается мутноватая бесцветная жидкость...
Среди мёртвого пространства лишь две фигуры выглядят неестественно, живым розоватым пятном выделяясь на далёкой кафельной стене... Мужчина и женщина. Что-то в них есть неуловимо знакомое, только вот не очень понятно - что... Они задыхаются и кашляют, впрочем, стараясь изо всех сил сдержаться... В глазах их - боль, печаль и обречённость...
- Сейчас вы увидите всё с самого начала и, думаю, до самого конца, - доносится через респиратор глухой голос хозяйки заведения, и в противоположном конце появляются белые фигуры. - Уважаемая, прошу сюда, - она подходит ко мне и подводит вплотную к бассейну.
- Давайте, - кивает она двоим из обслуживающего персонала. В голосе её чувствуется злоба и возбуждение. Прямым беловатым потоком они передаются и мне, заставляя чёрную густую субстанцию всё быстрее двигаться по прозрачным гибким пластиковым трубочкам, всё сильнее въедаться темноватым безумием в мозг...
Огромные жилистые фигуры в белых халатах, совершенно безликие - может быть, из-за очков и респираторов, а может быть, из-за чего-то совершенно иного - заламывают розоватым существам руки, защёлкивают на их запястьях наручники и подводят к бассейну.
- Головой сразу не макайте, - говорит она, повернувшись ко мне.
Совершенно окостенев и заледенев, я беру обоих людей за шкирку - говоря точнее, попросту вонзаю им голубоватые острые пальцы в кожу на спине, отчего тёмными медленными струйками вниз по их позвоночникам стекает странно багровая, почти чёрная густая кровь, - поднимаю их над краем бассейна и скидываю вниз. Головами вверх... хм... А как иначе...
Хозяйка удовлетворённо опускает голову и прищуривает глаза.
Сквозь смертельную боль люди пытаются вырваться... Но страшной слепотой она, беловатая и разъедающая, застилает им глаза злым безумием, заставляя пространство болезненно скорчиться в одну, невыносимо концентрированную точку... И точка эта...
Они мечутся, спотыкаются, падают... Прямо в жидкость, кипящую на дне бассейна...
Немыслимое искажение плоти... Скорченные и обугленные тела на дне... Постоянно сменяющаяся жидкость открывает кристально чистый вид, не успевая замутняться... Бессмысленный ужас... тёмная вентиляционная решётка, проглатывающая пространство... вновь бассейн, выложенный кафельной плиткой... плавающие склизкие куски и органы, искажающиеся, чёрнеющие... Костей будто нет, всё мягкое, жидкое... До боли, до тошноты...
...Беловатые полосы по экрану... Чёрные с жёлтой полосой автоцистерны... Высокие фигуры в костюмах химзащиты поливают из брандспойтов толпу людей, и люди на глазах скорчиваются, плавятся, оставляют от себя густые лужи, обрывки одежды и ошмётки тел...
Ослепительное синее свечение заполняет весь экран... И вновь голос - тот самый, искажённый и жуткий, словно грубой наждачной бумагой по стеклу, скребущий по тончайшей поверхности души... Настолько, до тошнотворной боли, знакомый...
- Видела Реальность? Это сделала Ты...
Белесовато-мутный рассвет, острыми красноватыми лучами проникающий сквозь блестящие окна с абсолютно чёрными рамами... Окна, открывающиеся в больном, уже умирающем сознании... Конец, закономерный и неизбежный исход...
Свет, закройте свет...
...Окна падают вниз, вбок... расплываются... растворяются в абсолютно чёрной субстанции, немыслимым криком вырвавшейся из моей злой нервной сущности...
- А ты знаешь, почему ты стала спокойнее?
Кто это?..
- Ведь ты умираешь...
- Ты становишься неорганической...
Это Ты?
- Я. А теперь уже - и Ты сама.
- Взгляни. Взгляни же на своё творение. Скоро истончённые стены больницы рухнут, и ты увидишь...
Что?..
- Ты знаешь - Что.
Знаю...
Стремительно чернеющее пространство... Сон...
- Смотри...
Рывок, смещение...
- Вставай...
Вверх...
- Иди...
К выходу...
- Сейчас...
Нервное метание сознания расплывается спокойной белой пеной...
Широкая скошенная дверь, тошнотворно неестественная, будто вышедшая из совершенно иного пространства...
А за ней - абсолютная пустота...
...и наплывающая реальность...
Сожжённая реальность...
Обугленный, химический мир...
В безжизненной дрожи своей бьющий по глазам...
...Я сажусь на ступеньку. Мне больше не надо никуда идти. Я мертва, меня нет. Тело исчезло, сущность - поглощена и переработана... Той, Которая...
...Которая всё моё странное существование была единственной Мной...
...медленно пожирая всё, к чему я прикасалась...
...сквозь безумие изменяя миры...
...Я помню, я знаю Её имя... Данное Ей в мире людей, но так и не отразившее того, что было в Ней скрыто...