Приглушенный свет. Тяжелый прохладный воздух. И тишина... Такая громкая тишина. Она сидит на кровати, поджав ноги под себя и кутаясь в теплое розовое одеяло. Ее руки нервно и почти бессознательно теребят кружевные рюши на пижаме. Небрежно собранные волосы, закусанные в кровь губы, пустой взгляд...
Она встает, включает обогреватель и подходит к окну. Куча ребятишек под окнами ее хрущевки устроила ледовое побоище мальчишкам из соседнего двора. Ее губы растягиваются в жалкое подобие улыбки, и она с силой задергивает шторы. Комната погружается во тьму.
Она подходит к стене и, облокотившись на неё, сползает на пол. Обогреватель делает свое дело: в комнате постепенно становится теплее. Но ей всё равно холодно. Она подходит к шкафу и в куче хлама находит теплый махровый халат, натягивает его на себя, с трудом закрывает давно сломанные дверцы шкафа и идет на кухню. Делает себе горячий чай, подносит ко рту, обжигает язык и с глухим стуком ставит чашку на стол.
Раздается телефонный звонок. Она вздрагивает. Не так уж и часто его можно услышать в этой квартире.
- Я слушаю.
- Аленка?!
- Вы ошиблись.
- Простите...
Простите? Конечно, она прощает. Она прощает, что вы ей не звоните и что звоните вы не ей. Но телефон все же летит в соседнюю стену и с не свойственно громким для этого жилища звуком разлетается на части.
Потом она идет в ванную и почти час стоит под горячим душем. Вода обжигает, но не согревает. Она выходит из ванной, кутается в полотенце, вытирает запотевшее зеркало и долго смотрит в свое разогретое розовое лицо.
И снова ложится на кровать и накрывается одеялом. Постепенно её тело размякает и, порабощенная усталостью, она засыпает.
Меланхоличная музыка. Сигаретный дым. Неровное хриплое дыхание... Он лежит на полу и смотрит в потолок. На лице застыла полуулыбка-полугримаса.
Он резко встает. Идет на кухню перекусить. Флегматично и тщательно пережевывает засохший бутерброд.
На столике находит почти полную коробку спичек. Он поджигает одну спичку за другой, тупо вглядываясь в слабый огонь, напрасно пытаясь почувствовать кожей то скудное тепло, рожденное пламенем. Постепенно кухню наполняет отталкивающий запах гари. Он оставляет спички в покое и идет в ванную. Мрачно всматривается в старое потрескавшееся зеркало, открывает кран, умывается и, не находя чистого полотенца, натянуто, почти истерически улыбается.
Тяжелым шагом вновь идет в комнату, садится на пол, обложившись подушками. Берет свежую газету, которую сегодня утром стащил из соседского почтового ящика, рассеянно листает свежеотпечатанные страницы и вдыхает резкий запах типографской краски... Потом, смяв газету и забросив ее в противоположный угол комнаты, едва слышно запевает себе под нос какую-то песенку. Потом встает, поднимает с ковра потертую кожаную куртку и выворачивает ее карманы. С лицом победителя находит несколько леденцов, которые по детской привычке в одно мгновение сгрызает с отчетливым хрустом.
Включает громче музыку и почти жалобно подвывает в такт очередному хиту. Медленно, но неуклонно тело наливается усталостью. Веки невольно смыкаются и, разлегшись на пушистом ковре, он засыпает.
Морозный воздух обжигал легкие. Они шли по улице навстречу друг другу, закутав чуть ли не пол-лица в теплые вязаные шарфы и опустив глаза. Поравнявшись - они столкнулись.