Он сидел в привычной позе на балконе, и курил, выпуская облачка табачного дыма в небо и стараясь не думать ни о чем. Да и о чем на самом деле можно подумать, чтобы не испортить себе настроение на весь день? О том, что на последней работе он, в итоге, оказался никому не нужным, и его заменили хорошим, но абсолютно бестолковым созданием, которое только этими двумя качествами и обладало, но при этом было родственным шефу? Или о том, что в изрядно пыльной и пустой квартире не осталось даже тараканов? В ней было слишком тихо. Именно поэтому, пока позволяла погода, он предпочитал находиться на балконе. Шум улицы, машин и пешеходов, хоть немного рассеивал эту тишину. Здесь он читал, курил, а по большей части просто сидел, и наблюдал за жизнью на улице, которая казалась частью какого-то иного мира, к которому он не имел ровным счетом никакого отношения. Но не чувствовал себя по этому поводу тем или иным образом несчастным. В мире существовало гораздо больше иных поводов для этого. Но сейчас он был слишком отстранен от мира, чтобы они к нему относились. Такие периоды бывают у всех, и он не стал исключением. Рано или поздно этот период в его жизни закончится, и он опять вольется в мир, в ту жизнь, что сейчас кишит на улице, и снова станет его частью.
Сейчас же, он сидел на балконе и курил наблюдая за другими. Вторая сигарета подходила к концу, когда он вновь выдохнул облачко дыма в темнеющее небо, попытался сделать колечки, но они никогда не получались. Только тогда он обратил внимание на то, что в доме напротив не горит ни одно окно. Странно. Раньше, он никогда не обращал внимание на то, когда в том или ином окне загорались огни свидетельствующие о том, что жители человеческого муравейника вернулись домой и занялись ежевечерними делами. Но тем не менее, он мог примерно вспомнить на каком из ближайших окон были какие занавески. Лишь по ним оставалось гадать о личности каждого из жильцов. На некоторых окнах были жалюзи, но даже сквозь них было понятно что свет в комнатах есть, а значит, есть и владельцы жилплощади. Сегодня не загоралось ни одно из окон. Прикурив третью сигарету, он невольно присмотрелся к дому. Дом как дом, абсолютно обычные окна, обычные двери подъезда. Скорей всего подъездов было несколько, но со стороны улицы был всего один и раньше, он помнил, как видел что из этих дверей выходили люди спеша по своим ежедневным делам. Он даже помнил скрип плохо смазанных петель который, наверняка, раздражал и самих жителей, но никто из них так и не решился это каким-либо образом исправить. Сам по себе дом не был старым или обветшалым, не был предназначен на снос, это он почему-то знал точно потому что в этой части города слишком мало было домов которые сносили. В большинстве своем они были довольно новыми. Одним словом, совершенно обычный дом, обыкновенный до зубовного скрежета. Выполненный немного в ином стиле, чем тот дом, в котором жил он, но на этом различия заканчивались.
И все же, свет ни в одном из окон так и не загорался. Даже тогда когда он докурил третью сигарету, четвертую, пятую, ничего не менялось. Не было слышно скрипа и гулкого хлопка двери, никто в дом не входил. Никто не выходил, и ни в одном из окон не загорался свет. Пачка закончилась и он привычным движением смял ее и кинул на улицу, в ту сторону, где по его предположению должна была бы быть урна. О том, что он не попал возвестил громкий голос, щедро вознаградивший "чертового курильщика" несколькими еще менее приятными эпитетами, и заключившего монолог пожеланием скорейшей смерти от рака. Становилось тише. Другие жители города постепенно возвращались в свои дома-муравейники, и на улице становилось все меньше и меньше прохожих, машин и даже людей гуляющих с собаками. Становилось холодно. Поняв, что сегодня он точно ничего не поймет, он вернулся в квартиру, зажег настольную лампу и занялся своими делами. Стоило бы приготовить ужин, и, может быть даже, немного прибраться в квартире. Только мысленно он постоянно возвращался к дому без света. Может быть в том доме просто отключили электричество? Маловероятно. Чтобы только в одном доме, и чтобы все до одного его жители сидели в темноте без фонарика, свечи или любого иного источника света? А может быть все жители куда-то поехали? Тоже маловероятно. Все разом? Или в доме проводится какая-то чистка и всех жильцов просили съехать? Возможно, но тогда он наверняка видел бы какие-то машины которые останавливались бы у дома, рабочих, все равно кто-то ходил бы, а если бы уезжали жильцы, то наверняка они тоже ходили бы, он видел бы людей с чемоданами... или, хоть что-то. Хоть что-то, что могло бы объяснить почему во всем доме не горит свет.
Поужинав он вернулся на балкон с новой пачкой сигарет. Убирать в квартире отчаянно не хотелось. Обычно он после ужина курил и ложился спать чтобы по пробуждении снова занять наблюдательный пост на балконе. В этот раз все было несколько иначе, он курил одну сигарету за другой, но никаких изменений в доме напротив не наблюдалось. Улица окончательно опустела, лишь время от времени по ней проходил одинокий прохожий, или проезжала не менее одинокая машина. В остальном, город вновь наполнялся тишиной. Он не любил эту тишину и старался заснуть до того, как она окончательно овладевала его городом. И просыпался лишь тогда, когда ее рассеивал новый день и то движение, которое он привносил в его город, в его улицу.
Его взгляд вновь зацепился за темные окна напротив. Теперь это стало даже любопытно. Но не спускаться, и не идти же туда, смотреть, и спрашивать у жителей все ли у них в порядке? Наверняка все более чем в порядке, а ему хватает и того, что его в собственном доме считают несколько ненормальным. Впрочем, чужое мнение его никогда особо не беспокоило. Может быть именно поэтому он и проводил большую часть своего времени в одиночестве, борясь с наступающей тишиной. Метким щелчком отправив очередной окурок за перила балкона, он вернулся в комнату, решив поразмыслить обо всем утром.
Утро ворвалось в его комнату через не зашторенные окна и прошлось по лицу первым, особенно наглым солнечным лучом, и замерло на уровне глаз, заставив его сначала поморщиться, а потом и вынырнуть из сна, под напором солнечного света. Что-то неразборчиво пробурчав, он сначала перевернулся на бок и закрылся одеялом с головой, но сон уже успел убежать, и полежав некоторое время он все же смирился с пробуждением, и поднявшись направился на балкон прихватив с собой одну из книг и пачку сигарет. Предстояло немного понаблюдать за домом напротив, который неожиданно стал весьма интересным.
В этот день существенно ничего не изменилось. Он время от времени отрывался от книги и сигарет, чтобы понаблюдать, но из дома по прежнему никто не выходил и никто не заходил в него. Ни в одном из окон не появлялось признаков жизни. Никто не открывал и не закрывал шторы, никто не открывал окна, и в целом доме ничего не менялось. Куда же могли деться все жильцы? Даже если кто-то пропал, неужели их никто не хватился? За бесплодными наблюдениями прошел целый день. Лишь когда окончательно стемнело, и ни в одном из окон так и не загорелся свет, когда он уже изрядно замерз, он решился покинуть свой наблюдательный пункт.
На третий день изменений так же не происходило. В этот день он почти не читал, лишь пытался с десяток раз перечитывать одну и ту же строчку, пока не понял что это совершенно бесполезно. Мысли роились и никак не позволяли сосредоточиться на прочитанном. Неужели он один заметил, что с соседним домом творится что-то странное? Неужели больше никто ничего не замечает? Ни у кого в том доме нет друзей, соседей, да и просто подчиненных? Никто не приходит ни к кому в гости? Все это было для него крайне странно и не понятно. В этот день он наконец решился сходить на разведку. Никому определенно от этого не станет хуже. А его может быть захватит ритм города и выдернет из зыбкого болота, в которое постепенно превращалась его жизнь.
Собравшись с мыслями ближе к вечеру, он оделся, взял любимый плеер, и зашнуровав ботинки впервые за ужасно долгое для него время закрыл дверь собственного убежища снаружи, испустился на улицу. При ближайшем рассмотрении с последнего его выхода в город ничего особенно не поменялось. Все те же спешащие люди, гудящие машины, и прохожий зацепивший его плечом, заставив покачнуться, остались удивительно прежними, знакомыми и от этого - не менее отталкивающими. Будь все как обычно, он тут же развернулся бы, и пошел домой, обратно в свое убежище, где его никто не мог побеспокоить. Но не сегодня, сегодня у него была цель. И этой целью был дом напротив. Перебравшись через дорогу, привычно ссутулившись и запихнув руки в карманы, он оказался прямо перед домом. Пустым, каким-то удивительно пустым по ощущениям, домом который уже который день не позволял ему сосредоточиться на чем-то ином. Первой его целью была парковка. А парковка была во внутреннем дворе и пройти к ней можно было через арку. Мысленно простившись с шумом улицы, он нырнул в арку и через десяток шагов оказался во внутреннем дворе. Как он и думал, в доме было несколько подъездов, и два из них располагались именно во внутреннем дворе. Скорей всего, это были выходы для тех, кто оставлял тут свои машины. В таком доме, наверняка был один общий коридор, на первом этаже, являющимся по сути не жилым и не имеющим квартир, который проходил через весь дом, и соединял все его части воедино. С трех сторон двор был огорожен, с одной стороны - стеной другого здания, с двух - забором, а четвертой, собственно, примыкал к самому дому.
Первым, что бросилось ему в глаза, было то, что вся парковка была занята машинами. Для середины рабочего дня... даже для конца рабочего дня это было крайне странным. А еще, еще во внутреннем дворе было удивительно тихо. Не было ни сидящих на лавочках подростков, старушек, да и просто дышащих свежим выхлопом, не было птиц, или любой другой живности, которая обычно обитает во дворах города. Не было слышно даже шума улицы, словно этот двор был отрезан от всего остального мира, как это было и с ним самим. На машинах стоящих на приколе во дворе, был небольшой слой пыли изнутри и снаружи, словно они здесь стояли уже некоторое время. "А когда я сам то обратил внимание на то, что в доме не загораются огни?" Вопрос был особенно животрепещущим хотя бы потому, что он не мог сказать точно, сколько дней могли не гореть окна в доме напротив, прежде, чем он обратил на это внимание. Это было скорее плохим знаком, нежели хорошим. Потоптавшись во дворе еще немного, и даже пощупав капоты некоторых, особенно чистых, по его прикидкам машин, и убедившись что они холодные и явно недавно не заводились, он покурил, и лишь после этого более-менее решительно направился к одному из подъездов решив постучать в первую попавшуюся квартиру, убедиться что у местных жильцов все нормально, и отправиться восвояси, чтобы снова курить, читать книги на балконе и жить своей привычной жизнью.
Открыв дверь, ведущую в ближайший к арке подъезд, он на несколько мгновений замер. Воздух вырвавшийся из запертого помещения был удивительно удушливым, плотным, словно не жилым, и с какими-то резкими нотками, определения которым он так и не смог сразу подобрать. Неужели так может пахнуть дом, в котором живут люди? Или у них в подвале кто-то недавно сдох? Он поморщился, но, придержав дверь еще мгновение, все же осмелился ступить под своды дома. Почти сразу же стало удивительно темно. Словно окна поглощали свет совершенно самостоятельно, или же, темнота, царящая в подъезде словно какая-то зыбкая масса, не позволяла свету проникнуть дальше четко отведенных ему границ. Запахи стали плотнее. Так, должно быть, пахнет плотно закрытая комната, если бросить ее на несколько десятков лет. Запахи собираются в таком помещении, неведомым образом уплотняются и превращаются в нечто, что, кажется, можно пощупать, но отчаянно не хочется. Такое прикосновение кажется сухим, но при этом удивительно липким и забирающимся под кожу. Хорошо, что в зажигалке у него был встроенный фонарик. Кто знает, насколько хватит ее заряда, но добраться до ближайшей квартиры, должно хватить. Почему-то фонарик на зажигалке зажегся не сразу, а когда все же свет появился, он был удивительно тусклым. Словно совершенно не желал пробивать клубящуюся у лестницы темноту. Но тем не менее, толк от него был. Он смог увидеть стены, пол и лестницу в нескольких шагах от себя. Правда, пол и лестница при ближайшем рассмотрении оказались покрыты все той же вездесущей пылью. Следов в ней не было, по крайней мере, таких следов, какие оставлял он, потревожив это царство пыли. Может быть, он первый, кто прошел через эту дверь? Может быть, местные жильцы заходят и выходят только через другие два входа? Не исключено.
Поднявшись по лестнице в главный коридор, он понял, что и тут удивительно тихо. Не слышно звуков улицы, не слышно обычного шума жилого дома. Слышны только его шаги, движения и дыхание. Что самое странное, в главном коридоре тоже не было никаких следов, кроме его собственных. Он прошелся по коридору от своего выхода до центрального, который был виден с его балкона, потом до следующего, но и там пыль лежала ровным слоем. Лишь небольшой, но уже изрядно припорошенный пылью след вел до двери ведущей то ли в подсобные помещения, то ли подвал, след, словно что-то волокли по полу. Но, похоже, довольно давно. И где именно начинался след, разобрать было довольно сложно. Впрочем, он и не особо хотел в этом разбираться. "Может этот дом давно расселили? А я и не заметил. Но тогда... тогда откуда машины во дворе? Машины, во дворе закрытом небольшим, но шлагбаумом. Покрытые пылью машины." Размышляя таким образом он, большей частью на ощупь, добрался до одной из лестниц наверх, коснулся перил, поморщился, отер пальцы о собственную одежду. Даже перила были покрыты пылью. Крайне странно, откуда может взяться столько пыли за столь короткое время в жилом доме?
На фактическом втором, но жилом - первом, этаже, была все та же тишина, и темнота. Зато, обнаружился выключатель. Дотянувшись, он нажал на него, ближайшая лампочка вспыхнула и взорвалась на прощание осыпав его и пол вокруг, брызгами тонкого стекла. Он тихо выругался и по возможности стряхнул с себя осколки. Да уж, свет в этом доме ведет себя крайне странно, зато, он точно есть. Совсем рядом была дверь одной из квартир. Шумно вдохнув и выдохнув несколько раз, он надавил на кнопку звонка, трель оборвалась буквально после первой же ноты, издав тот же самый хлопок, что-то под пальцами затрещало, и запахло паленой пластмассой. Однако. Немного сомневаясь, могли его услышать или нет, он осмелился постучать. Только под первым же стуком дверь приоткрылась. Странно. Жить в городе, и не закрывать дверь на замок? На первом этаже? Крайне странно. Неужели воры в этот дом не заходят? Внезапно его с головой накрыло странное ощущение. Даже два. Одно подсказывало, что хорошо бы собрать зад в кулак и идти отсюда домой, выпить горячего чая, включить, наконец, компьютер и озаботиться поиском работы или иным другим образом, подумать о своем будущем, другое звало его заглянуть за эту дверь. И второе, почему-то, оказалось сильнее, хотя до сих пор он не замечал себя за подобными авантюрами.
Дверь открылась удивительно легко. Не издав ни единого звука. В этом доме, казалось, совершенно не было никаких звуков. Даже собственные шаги, казалось, стали звучать глуше, дыхание он теперь не слышал совсем. Еще несколько шагов вглубь, справа кухня, вся мебель на месте, но не видно никого из жильцов, все выглядит так, словно они совсем недавно вышли. И вот-вот вернуться. На столе даже осталась разделочная доска, на которой лежало изрядно пожухлое и почерневшее что-то. Рядом стояла целая миска того же, пожухлого чего-то. На доске лежал нож. Все в помещении было припорошено все той же пылью. Подчиняясь какому-то странному позыву, он прихватил нож, и отправился дальше обследовать пустую квартиру. В том, что она пустая, он уже не сомневался. Это было каким-то внутренним ощущением. Дальше по коридору большая комната, в самом конце маленькая комната. И всюду в глаза бросается то, что жильцы и не собирались столь внезапно покидать собственное жилище. И, тем не менее, их здесь не было. Решив больше ничего не трогать, он направился обратно. В коридоре стало как-то... темнее. Хотя, казалось, что темнее уже некуда. Судя по всему, на улице успело стемнеть окончательно. Следовало выбираться из дома, здесь он явно ничего не найдет, что отличалось бы от домов, которые он видел на фотографиях заброшенного города Припяти. И подсказок здесь явно гораздо меньше чем там.
Он уже успел добраться до лестницы, когда услышал странный звук. Словно шорох, или вздох. Неужели сюда пришел еще кто-то? Он даже успел спуститься на пару ступенек, прежде чем понял, что что-то в этом шорохе совсем не то. Как он может его слышать, когда собственные шаги и то еле различимы? Короткий лучик от фонарика в зажигалке метнулся вниз по лестнице, но он все же не мог рассеять темноту которая, казалось, стала еще гуще и теперь, в лучике фонарика переливалась подобно клубам дыма. Он замер и перестал дышать, прислушавшись. Шорох стих так же внезапно, словно его обладатель тоже прислушивался. Одна особенно шустрая пылинка взметнувшись в воздухе забралась в его нос щекочась. Внезапно в первую очередь для себя самого он чихнул. Поднялось новое облачко пыли, на этот раз с перил. И совершенно внезапно ставшую уже привычной, тишину, разорвал звук, множество звуков, словно кто-то шлепал мокрыми ладонями по каменным ступеням. И судя по звуку этих ладоней, никак не могло быть меньше десятка, и что самое неприятное, они явно быстро приближались. Сам звук приближался, подобно грозе, угрожая захлестнуть его, подмять под себя и растоптать.
Вниз дороги явно уже не было, и он побежал наверх, один пролет, другой, третий. Наконец, он оказался в другом коридоре. Звук немного приотстал. Он дернул ручку одной двери, другой, третей, наконец, одна из дверей поддалась, и он скрылся за ней, закрыв за собой, и прижавшись к ней спиной, прежде, чем его вновь настиг шлепающий звук. Оставалось лишь прислушиваться. Шлепанье стало реже, словно оказавшись в коридоре нечто, снова стало прислушиваться. Сомнений быть не могло, оно искало его, шлепки, судя по всему, следовали по коридору по его следам, потому что они останавливались, время от времени, словно повторяя его маршрут от одной двери к другой, в которые он уже ломился, и он молился только о том, чтобы оно его не услышало, чтобы не разобрало его дыхание. И вот, шлепки остановились у его двери, нечто, царапнуло краску, прошлось шорохом по поверхности, словно проверяя на прочность. В этот момент ему больше всего захотелось разбежаться и выпрыгнуть в окно. Но для этого нужно было отойти от двери, и тогда оно определенно его услышит. Царапанье стало настойчивей. Он вздрогнул, когда невидимые ладони стали отбивать какой-то сумасшедший ритм по двери за его спиной. А потом что-то тонкое царапнуло руку через ткань куртки у самого плеча. Для того чтобы понять, что именно это было, надо было на это посмотреть, а это было выше его сил. Когда что-то столь же неуловимое царапнуло руку еще раз, а шлепки по двери стали еще настойчивей, он не выдержал, пробежал по коридору и оказался в одной из комнат. Взгромоздившись на стол, стоявший у окна попытался его открыть, но это никак не получалось. Не получалось даже разбить стекло оказавшимся тут же стулом. Он отскакивал от стекла как резиновый. О том, что его может услышать кто-то на улице, он не надеялся, но все же, пытался кричать, и лупить кулаками стекло. Только стекло было словно не настоящим, оно прогибалось под ударами, но не поддавалось. Остановился он лишь в тот момент, когда сквозь собственные вопли услышал знакомый звук множества шлепков, шлепков множества мокрых ладоней по твердой поверхности. Совсем близко, в этой же комнате. Дыхание перехватило. Он уже совершенно не хотел знать, что произошло в этом доме с местными жильцами. Он уже совершенно ничего не хотел знать, хотел лишь выбраться отсюда. Но это существо его явно так просто не выпустит. Шлепки становились все ближе. Шкаф. Как спасительная мысль. Метнув в невидимое в темноте нечто нож, одним прыжком оказаться возле шкафа, рвануть дверь на себя, одним движением оказаться внутри и закрыть дверь за собой. Как жаль, что в шкафах нет ручек изнутри. И уже через мгновение шлепки, на этот раз по дверце, не оставляя и малейших сомнений относительно его будущего.
Откуда он мог знать, что они видят только в темноте? Откуда он мог знать, что они передвигаются по потолку?