Куправа Оксана Эдуардовна : другие произведения.

Неправильные чувства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  В первый раз Влад увидел ее в апреле. Пригнал к знакомому автослесарю машину, но тот сразу определил, что поломка в электрике, и дал адресок некоего Михалыча, пояснив коротко "Спец!". Влад долго колесил по району, выискивая нужный переулок, в котором притаилась частная мастерская. "Там рядом дом огромный, из "итальянца"", - сориентировал его мастер. И, действительно, обнаружив в змеевике извилистых улочек знакомое название, можно было не бояться проскочить видный особняк за высоким кирпичным забором. Среди одноэтажных соседей он высился претенциозной громадиной - новый, красивый, с нарядными причудливо отточенными кирпичиками по углам, с кованым балкончиком и высокими стрельчатыми окнами.
  
  - Новый русский? - через время, когда опасения по поводу проводки были позади, поинтересовался Влад у Михалыча, кивая на дом.
  
  - Ага. Новый русский американский пастор, - усмехнулся "спец". - Баптисты тут живут. Многодетная семейка с сумасшедшим папашей.
  
  Влад присвистнул.
  
  В переулке как раз появились две девочки. Одеты они были, на взгляд Влада, странно - длинные, ниже колена, широкие темные юбки, блузки с глухим воротником "под горло", закрытые туфли, но, главное, головы обеих покрывали отделанные кружевом накрахмаленные косыночки.
  
  - О, это из ихних, - шепнул Михалыч, а когда девочки поравнялись с воротами гаража, громко крикнул:
  
  - Здравствуйте, соседки!
  
  Те ответили поспешно и не поднимая головы:
  
  - Здравствуйте!
  
  И ускорили шаг к красному дому. Калитка хлопнула, девочки скрылись за глухим забором.
  
  - Хоть здороваться начали, а то первое время идут и в землю молча пялятся, - пожаловался мастер. - Одна из его дочек с моим сыном в девятом классе учится. Пару раз Вовка к ней ходил домашнее задание спросить. Лоботряс - то урок прогуляет, то просто записать забудет. Так папаша-пастор его наладил, представь, говорит, моей дочери не стоит с тобой общаться вне школы. Фу-ты ну-ты пальцы гнуты.
  
  Михалыч очень забавно передразнил напыщенного соседа, и Влад не смог сдержать смех.
  
  Вечером он рассказал об этом эпизоде Джону - другу и коллеге. Тот поморщился:
  
  - Баптисты - это сектанты что ли? Как в "Тени исчезают в полдень"? Мразиш какой.
  
  - Да ладно тебе, мразиш.
  
  - Ну как нет, Влад? Только представь этот хардкор - небритые женщины в сутанах!
  
  - В сутанах, Джонни, ходят батюшки, эти девочки - очень даже милые создания. Этакие ангелочки.
  
  Влад вспомнил светлые завитки волос, выскочившие из-под косынки, скромно опущенные то ли серые, то ли голубые глаза. У старшей, кажется, была ямочка на щеке.
  
  - Ну-ну. Крылышками машут, с бабочками пляшут.
  
  - Тебе бы понравились, Джон! - Владу нравилось дразнить друга.
  
  - На извращения потянуло?
  
  - Дурак, - беззлобно выругался Влад, но Джона уже понесло. В любимую тему.
  
  - Это ж они целками до самой свадьбы ходят, поди даже нецелованные. Прикинь? Наверное и перед мужем не раздеваются, а делают все это через прорезь в простыне.
  
  - Откуда такие глубокие познания? - Влад смеялся.
  
  - Не знаю, слышал где-то. А может через простынь - это евреи ортодоксы. Или какие-нибудь кришнаиты.
  
  - Джон, кришнаиты то причем? Куда тебя затянуло?
  
  - Ну да, у кришнаитов простыни, наверное, оранжевые, или вообще красные. Они любят поярче и погорячее.
  
  - Дурак, - повторил Влад, уже менее добродушно.
  
  - Твой словарный запас меня удручает, Владюша. Но с другой стороны ты прав - меньше слов, больше дела. Больше дела, больше деток. Сколько, говоришь, у этого чела чад и домочадцев?
  
  - Да хватит тебе. Заткнись.
  
  Он, знал, что если товарища вовремя не осадить, тот еще долго будет рассуждать на околоэротическую тему. А Влада разговор уже утомил.
  
  Гл. 2
  Долго шли дожди, люди ворчали, что весна никак не наступит. Но потом, в один день, как это часто бывает в Краснодаре, после слякоти и холода на город стразу свалилось душное жаркое лето. После работы Джон вытащил Влада в парк. Они взяли на прокат велосипеды и покатили по свеже-вымощенным тротуарной плиткой дорожкам. В Краснодаре почти каждый год перекладывают плитку - местная казацкая забава.
  
  Неспешная езда быстро наскучила.
  
  - На горки? - подмигнул Джон, поставив велосипед "на дыбы" и громко заржав.
  
  - Ну да, там ребятня катается, а тут приедут такие дяди и затопчут малышей.
  
  - Не, я малышей топтать не буду, разве только малышек.
  
  - Пошляк.
  
  - Кто бы говорил. Ты зачем взял в прокат голубой велик?
  
  - Идиот.
  
  - Скажи это своему подсознанию.
  
  - Психолог недоделанный.
  
  Они слишком увлеклись словесной перепалкой и продолжали подгрызывать друг друга, уже въехав на горки. В парке была целая россыпь холмов разной высоты, которые зимой оккупировались саночниками, а в теплое время года - велосипедистами и роллерами. Между причудливыми вензелями треков росла газонная травка, на которой играли малыши, загорали в первых жарких лучах юные нимфы, располагали съестное на покрывалах для пикничков отдыхающие. В общем, народу в такой погожий денек было много. И угораздило же этих девчонок вылезти прямо на велосипедную дорожку! Джон, на скорости скатываясь с пригорка, успел только вывернуть руль, чтобы удар пришелся боком. Девочки, прогуливающиеся под ручку, полетели в траву, Джон тоже оказался под своим железным конем, сердито вращающем в воздухе бесполезное колесо.
  
  Влад, спешившись, подошел к пострадавшим. Одна из девочек сидела, потирая ладошкой ушибленный локоть, и громко ругалась. Лицо было красивым, юным - не больше 17, и очень сердитым:
  
  - Идиот! Смотреть надо куда едешь!
  
  - Ты сегодня идиот в квадрате, - поздравил друга, выбирающегося из-под велосипеда, Влад, памятуя недавний словесный брейк. И, обратившись к злой девице, на всякий случай спросил:
  
  - Помощь нужна?
  
  - Как-нибудь без вас разберемся, - огрызнулась та. - Пошли, Вирсавия!
  
  Влад обернулся, привлеченный необычным именем, и тут же понял, что Вирсавия никуда идти не сможет.
  
  Она старательно дула на ободранную коленку, морщась от боли. Рана, забитая землей, казалась серьезной.
  
  - А ну дай посмотрю! - подошел Влад. Первая девочка опять сказала что-то нелицеприятное, и Джон парировал:
  
  - Нечего шляться по велосипедным дорожкам. Вам что, травы мало?
  
  Девица словно этого и ждала. Влад понял, что сейчас разразится нешуточная перепалка, но вмешиваться не стал. Его больше занимала рана второй пострадавшей.
  
  - Это нужно промыть, а то может воспалиться. Посиди тут, я за аптечкой. Никуда не уходи, - добавил он строго, и девочка согласно кивнула.
  
  Пока он бегал к машине, оставленнной на стоянке, сразу за палаткой велопроката, Джон и первая девица уже остыли и от взаимных обвинений перешли к вполне светской беседе. Друг тут же представил подоспевшего Влада:
  
  - Влад, мужчина приятный во всех отношениях. Прошу жаловать, а любить, так и быть, можно меня.
  
  Девушка захихикала. Влада всегда удивляло, как веселят девчат плоские шутки Джона. Некоторые прямо со смеху покатывались.
  
  - А это Лида, я ее не дам в обиду.
  
  - Уже дал, - попробовала посостязаться с ним в остроумии Лида и тут же получила ответку "ниже пояса".
  
  - Пока не дал, но все впереди, если ты захочешь. Ломаться не буду.
  
  Лида глянула на него с ненавистью (это удивило Влада), покраснела, отвернулась и сделала вид, что не поняла намека.
  
  Влад склонился над Вирсавией, льванул на рану перекисью водорода, тут же подул, как всегда делала мама в детстве. Девочка с шумом выпустила воздух через стиснутые зубы.
  
  - Больно?
  
  Кивнула.
  
  Тут Влад наконец перевел взгляд с ее колена на лицо. И сразу узнал. Скорее по косынке, сейчас болтающейся на шее на манер шейного платка. Тогда-то в переулке он не слишком ее разглядывал. Отметил только чуднОе одеяние и ангельские светленькие локоны, сбегавшие из-под кружевной косыночки на плечи. Девочка была в той же одежде, однако расстегнутые верхние пуговицы блузки позволили превратить воротник-стойку в отложной, рукава Вирсавия подняла выше локтя, и выглядела теперь вполне современно - этакий кантри-стиль.
  
  Промыв рану, Влад помог девочке встать.
  
  - Ну как?
  
  Вирсавия сделала шаг, ойкнула.
  
  - Че, перелом что ли? - встревожено спросил Джон.
  
  - Какой ужас! - сразу отозвалась Лида, - Это, между прочим, все ты виноват.
  
  Влад опять опустился на траву, только теперь Вирсавия стояла над ним, опираясь на одну, здоровую ногу. Он хотел приподнять подол юбки, чтобы еще раз осмотреть колено, но девочка быстро предупредила его движение, прижав ткань к ногам.
  Влад уставился на нее удивленно, ведь только что он обрабатывал рану, и юбка ему при этом нисколько не мешала.
  
  - Вирсавия, ты что, дикая? - упрекнула подруга, а Джон тут же ввернул:
  
  - Приличные девушки позволяют задирать им платьица, только в позе "лежа".
  
  Лида прыснула от смеха.
  
  - У меня нет перелома, я могу шевелить пальцами ноги, - серьезно сказала Вирсавия. - Это просто ушиб.
  
  - Но ты ведь не можешь идти? - уточнила Лида, и, не дождавшись ответа, обернулась к Джону с очередным обвинением:
  
  - Из-за тебя она не может идти. Видишь?
  
  - Каюсь, готов понести наказание и твою раненую подругу куда скажешь. Вы на машине?
  
  - На какой машине? - разозлилась Лида. - Мы школьницы, не видишь что ли?
  
  - А мы на машине. За неимением вашей машины несем вашу девушку к нашей машине? Жи-ши пиши с буквой И. Идет?
  
  - Не надо меня никуда нести, - сухо проговорила Вирсавия, - Я сама как-нибудь дойду.
  И она действительно сделала пару очень осторожных, очень медленных шагов, щадя ногу.
  
  - Ну... - оценил Джон. - Может быть, к ночи и доковыляешь. До ворот парка. А к утру и до остановки, если поднажмешь.
  
  Влад понял, что Вирсавия ни за что не согласится, чтобы ее несли. Стеснительная? Или воспитание не позволяет?
  
  - У нас же есть велик! - вспомнил он. - Можем прокатиться с ветерком.
  
  Не давая времени Вирсавии отказаться и от этой идеи, Влад приподнял девочку и усадил на раму заботливо поданного Джоном велосипеда. Сам быстренько запрыгнул в седло.
  
  Сзади Джон церемонно предлагал Лиде "Занять место на спине верного скакуна", расхваливая его "стальные мышцы".
  
  - Вы не смотрите, что у него копыта кривоваты, стыдно сказать - колесом. Неказист, но удал. Несется как вихрь!
  
  Лида разразилась новой порцией смешков и с удовольствием устроилась на раме второго велосипеда. Вскоре они догнали Влада и Вирсавию.
  
  Гл 3.
  Гл 3.
  
  - Ехали две Леди на велосипеде, - прокомментировал Джон, осадив свой транспорт возле машины Влада.
  
  - Их везли медведи, - парировала Лида и показала ему язык.
  
  Влад снял блокировку и легко подхватив Вирсавию с велосипедной рамы, перебросил на переднее сиденье. Выражение ее лица красноречиво иллюстрировало фразу-предостережение, которую мамы с детства заботливо вкладывают в головы дочек: "Нельзя ездить с незнакомцами". Ну, зя-нельзя, а скакать на ушибленной ноге тоже радости мало. Пока парни ходили сдавать велосипеды, Вирсавия попыталась уговорить подругу, устроившуюся сзади:
  
  - Может, все-таки, на трамвае?
  
  - Ты с ума сошла, а до остановки я тебя на себе потащу? Я похожа на лошадь? - возмутилась Лида.
  
  Пришлось Вирсавии смириться.
  
  Вернулись ребята. Влад завел машину, для порядка спросил: "Куда?" Почему-то признаваться, что знает о местожительстве девушки, не хотелось.
  
  - Отвезем ее первой! - распорядилась Лида, прямым текстом намекая, что и ее не смотря на отсутствие травмы придется доставить домой. В обществе Джона, разумеется. Вирсавия обернулась на подругу с благодарностью во взгляде. Чувствовала она себя очень неуютно в этой чужой машине с чужими мужчинами. На мгновенье Владу даже захотелось ее подразнить, сделать страшные глаза и выдать что-нибудь типа: " А сейчас, крошки, мы завезем вас в лес" - был у него на такие случаи особый "вампирский" голосок. Но Вирсавия и так сидела, вся сжавшись - голову почти к коленям склонила, руками себя охватила, как будто ее укачало. Может и правда? Да говорить стесняется?
  
  - Тебе что, плохо? - спросил Влад.
  
  Она быстро глянула на него, покраснела, опять отвела взгляд. Влад пожал плечами. Желание набиваться в собеседники улетучилось. Не привык он, чтобы с ним вот так...
  
  Влад был, что называется, видным парнем. Выше среднего роста, хорошо сложенный, с четкими, породистыми, словно высеченными из камня чертами лица, которые в одно мгновенье смягчала открытая мальчишеская улыбка. Эти же губы умели складываться в улыбку язвительную, ироничную, которая в дуэте с пронзительным взглядом синих глаз могла заставить собеседника съежиться. Волосы его, в детстве светлые и даже слегка вьющиеся к последним классам школы стремительно потемнели, превратив мальчика блондина в юношу шатена. От прежней волны тоже ничего не осталось - теперь над уверенным лбом нависал козырек жестких волос.
  
  На заднем сиденье Лида с Джоном перебрасывались колкостями. В какой-то момент, видимо решив, что Джону и так внимания слишком, словоохотливая Лида обратилась к водителю:
  
  - Влад, а как твое полное имя? Просто Влад или Владислав? А может, Владимир?
  
  - Моего полного имени и других характеристик ты не хочешь узнать? - тут же влез Джон.
  
  - А я догадливая, Женечка-Евгенечка. Так что, Владислав? - не оставляла она Влада в покое. Вопрос был ему не приятен. Влад хотел перевести разговор на другую тему, но неугомонный Джон уже объяснял:
  
  - Он у нас Владлен.
  
  - Это что еще за имя? В первый раз слышу.
  
  - Уууу, потерянное поколение. Оно расшифровывается как "Владыка Лени". Правильно, Владыш?
  
  - Угу.
  
  Пусть хоть так. Тоже ничего объясненьице. Надо взять на вооружение. Но тут неожиданно заговорила Вирсавия.
  
  - Владлен - это от Владимира Ленина.
  
  - Ма-ла-дес! Пять! Надеюсь, вам не надо объяснять, кто это такой? - ввернул Джон.
  
  - Не надо, сами умные. А за что тебя так назвали? - удивилась Лида.
  
  "Вот именно, за что?" Объяснение звучало привычно, сколько раз произносил вслух: "Дед был партийным", но настроение совсем испортилось.
  
  Деда он любил.
  
  - У тебя тоже имя необычное, - решил он переключить внимание на Вирсавию, - иностранное?
  
  - Библейское.
  
  - Ух ты! И кто это?
  
  - Женщина, в которую влюбился царь Давид. Он ее у мужа забрал, а мужа потом отправил на войну, чтобы того убили.
  
  - Сволочной царь, - прокомментировал Джон. Вирсавия поморщилась. Джон решил неуклюже исправиться:
  
  - Зато имя красивое. Да и телка, наверное, была что надо. Раз царя подцепила.
  
  - Она не цепляла, - заступилась Вирсавия за свою тезку. - Давид увидел ее с крыши, когда она купалась.
  
  - Я ж и говорю - надо знать, где раздеваться. Вот, к примеру, моя соседка...
  
  И Джон рассказал скабрезную историю про некую тетю Лену, жившую в доме напротив, в то время, когда юный Евгений еще посещал класс седьмой или восьмой. Соседка каждый вечер раздевалась при включенном свете перед окнами, слегка задрапированными органзой.
  
  - Я ее во дворе встретил как-то и говорю: Елена Валентиновна, какая у вас грудь красивая. А она взяла и моей матери нажаловалась, что я за ней подглядываю. Прикинь, стерва?
  
  Лида опять захихикала.
  
  Подъехали к переулку, и Вирсавия спохватилась:
  
  - Остановите здесь, пожалуйста.
  
  - Зачем? Давай мы тебя к дому подвезем. Что тебе здесь скакать? - удивился Влад.
  
  - Нет, не надо, - замотала она головой. - Я сама.
  
  - Ну что ты выдумываешь?!
  
  - Не надо, - она подняла на Влада умоляющие глаза.
  
  - Ладно, - он пожал он плечами. - Полагаю, что и провожать тебя не стоит?
  
  Красноречивый взгляд.
  
  - Пусть с тобой хоть Лида пойдет. Мы подождем.
  
  На это Вирсавия согласилась. Помогая девушке выйти из машины, Влад сказал, не особенно надеясь на удачу:
  
  - Телефон хоть дай, позвоню-узнаю, как с ногой дела.
  
  - У меня нет телефона.
  
  - Ну как знаешь, - разозлился Влад. Могла бы отшутиться, чего врать-то.
  
  - У меня правда нет телефона, - повторила Вирсавия.
  
  Он молча вернулся в машину.
  
  - Спасибо вам за все, - сказала она в открытое стекло.
  
  И пошла по переулку, опираясь на руку Лиды.
  Лиды не было долго. Наконец, запыхавшись, она плюхнулась на заднее сиденье.
  - За тобой собаки гнались? - сделал большие глаза Джон.
  
  - Да нет, спешила. Неудобно заставлять вас ждать.
  - Да уж... Ты что, на другой конец города подружку отводила? Мы уж с Владосом решили, что вы там чаек пьете, баранками закусываете.
  
  - Какой чаек? Я в первый раз в жизни к ее дому подошла. Она ж тайно со мной дружит.
  - Не понял? Ты опасная?
  - Баптисты они, - в голосе Лиды прозвучала легкая смесь презрения и любопытства, - Но Вирсавия девчонка хорошая. Отличница. Иногда сбегает со мной погулять, когда ее младшие не пасут. Сейчас ее родаки уехали на какой-то конгресс, у них такое часто бывает.
  - Так как она дома одна с такой ногой? - спросил Влад.
  - Почему одна? Их семь человек детей. Кто-то да будет. Она поэтому и боялась, чтобы вы близко к воротам не подъезжали. Увидят - заложат.
  
  - Как страшно жить, - протянул Джон. И, зацепившись за полученную информацию, поведал Лиде, как Влад недавно натолкнулся на такую же семейку.
  - Ты в какой школе учишься? - прервал не очень вежливо рассказ товарища Влад.
  Лида назвала номер.
  
  - Да ладно? - удивился Джон. - Это ж моя школа. Мы раньше там жили рядом, а теперь с Владышем недалеко работаем. Эх, детство-детство.
  
  И завязался эмоциональный разговор об общих учителях, директоре, физруке и прочих личностях, которые прошли яркими стежками через жизнь Джона.
  Гл. 4
  Как и предполагал Влад, общение Лиды и Джона на этом не закончилось. Поэтому через несколько дней во время обеденного перерыва он поинтересовался у приятеля, как себя чувствует Вирсавия.
  
  - Ей ампутировали ногу, - очень серьезно произнес Джон, и тут же расхохотался над собственной шуткой.
  
  - Да вроде нормально все. Хотя о коленке я не спрашивал. Нам и без того есть чем заняться.
  
  - Уже?
  
  - Не опошляй моих высоких чувств, Владюша. Я держу ее за руку, читаю стихи и ловлю луну в ее бездонных глазах.
  
  - Ну-ну.
  
  - Тебе не понять, ты не романтик, презренный раб Гормона.
  
  - Куда уж нам, на нашем пути столь утонченные особы не попадаются.
  
  Влад вспомнил, как Лида при первой встрече обозвала Джона идиотом и усмехнулся.
  - Хочешь, сейчас позвоню и узнаю, как там твоя Вирсавия?
  
  - С чего это она моя? Ты человека сбил, покалечил - и как с гуся вода. Хоть бы спросил, как дела. А то луна, звезды. Астроном хренов.
  
  Но Джон уже нажал кнопку вызова на смартфоне.
  
  - Лё-лё. У тебя перемена? Конечно, знаю, я уже твое расписание наизусть выучил. Ага, и память у меня хорошая. И не только она. Ну ладно, о моих достоинствах потом. Тут Влад, помнишь его? Интересуется, как твоя подруга поживает. Конечно запал, день и ночь только о ней говорит. Ну это может для кого другого без вариантов, ты нашего Владыша еще не знаешь. Ладненько, передавай привет. Конечно заеду. Целую ваши ручки. Пока!
  
  - Ну и что ты там плел, трепло?
  
  - Ты бы лучше спасибо сказал. Разве не знаешь, что женщина любит ушами. Я сказал Лиде, она скажет Вирсавии - и сердечко девичье растает.
  
  Влад промолчал. Разговоры с Джоном иногда становились утомительными.
  
  - Ладно, уши будешь сам обрабатывать. А с ногой у нее порядок. В школу ходит.
  
  - Ну и хорошо.
  
  - Кстати, телефона у нее и правда нет. Родители не разрешают.
  
  - Мракобесие какое-то.
  
  - И телевизора тоже нет. Прикинь. Ни дома-2, ни эротических фильмов, ни современных новостей. Незамутненный разум. Мечта порочного сатира.
  
  - Вот ты и займись, - почему-то разозлился Влад.
  
  Джон, вопреки обыкновению, не стал отшучиваться, а сосредоточенно принялся за котлету.
  
  - Откуда ты все это узнал? - примирительно начал Влад. - Сам же говорил, что с Лидой вы Вирсавию не обсуждали.
  
  - Мы коленку не обсуждали. Сам понимаешь - с одной женщиной о ножках другой трепаться не комильфо. А о твоей Вирсавии она много чего рассказывала.
  
  На этот раз Влад пропустил слово "твоя".
  
  - Я даже не предполагал, что в наше время люди могут так жить. Как инопланетяне какие-то. Прикинь, она на физ-ру в юбке ходила, вернее в каком-то платье на штаны, пока ее от урока не освободили. Весь класс ржал.
  
  Джон и сам засмеялся. А Владу сделалось очень неприятно. Хотя он и сам в бытность школяром любил посмеяться над разными чудиками. Вспомнил, как они донимали "очкастую" - Наташу Власенко, или Ленку Немыкину, которая носила брекеты. Сейчас он впервые подумал, как им, должно быть, было не сладко.
  
  _____________
  
  - А о тебе Влад спрашивал.
  
  - Какой Влад? - Вирсавия замерла.
  
  - Какой-какой. Владлен.
  
  Вирсавия покраснела и быстро опустила глаза. Лида ждала. Она не спешила выкладывать все карты. Знала - подруга рано или поздно начнет расспрашивать. И не ошиблась.
  
  - И что ты ему сказала? - спустя две перемены все-таки спросила Вирсавия.
  
  Лида улыбнулась, загадочно подмигнула.
  
  - А тебе он нравится?
  
  - Я... не знаю. Мы же совсем не знакомы.
  
  - И что? Тебе двести лет нужно? Да конечно нравится! - со знанием дела подытожила Лида. - Такой красавчик. И машина у него классная.
  
  Лидочка мечтательно подняла глаза к небу, вернее к школьному потолку - играя. Потом резко сказала:
  
  - Только ничего у вас не получится.
  
  Вирсавия, как никто знала, что она права, и все-таки спросила:
  
  - Почему?
  
  Лида посмотрела на нее многозначительно:
  
  - Ой, ну что ты спрашиваешь, вы из разных миров.
  
  Вирсавия не стала спорить.
  Гл. 5
  Нельзя сказать, чтобы Влад часто о ней думал. Да и думал ли вообще. Иногда долетали известия через Джона, но Влад старался свернуть разговор, и товарищ, поняв, что ему эта тема уже не интересна, перестал упоминать Вирсавию в разговорах. А скоро и вовсе объявил, что расстался с Лидой.
  
  - Чего так? - этикет требовал вопроса, и Влад задал его, хотя какая разница, почему Джон оставил девушку на этот раз или девушка бросила его. Все его романы были недолговечными.
  - А что мне с ней делать, - пожал плечами Джон. - Для постели маленькая. Остальное надоело. Что я мальчик что ли месяцами под луной таскаться.
  - Ненадолго твоего романтизма хватило. Отшила тебя неприступная Лидия?
  - Чего это сразу "отшила". Я сам не хочу. Мне, может, уже о семье думать пора. Мать весь мозг проела, когда женюсь.
  - Да-да. Роковой возраст, 27 лет.
  - Тебе легко говорить. У твоей внучка есть, вот она и не донимает тебя. А моей продолжение рода подавай. Кстати, как там моя крестница? - без всякого перехода спросил Джон.
  
  Влад пожал плечами. Вот о ком он думал в последние недели почти постоянно.
  Катерина родилась через девять месяцев после мимолетного романа. Таня приехала поступать в Краснодар, а он, только окончивший первый курс, коротал каникулы в компании товарищей, таскаясь по студенческим общежитиям, где летом селили абитуриенток. Веселое было время. Вчерашние школьницы из станиц и тихих патриархальных городков, оставшись без попечения родителей, спешили пуститься во все тяжкие. Не все, конечно, встречались среди них и скромницы, и с ними было особенно интересно. Несколько фраз, к месту и вовремя поданная улыбка, прищур глаз, вздох... в особо сложных случаях - букет цветов и будто невзначай сорвавшееся с губ "люблю"м- и сердцах таяли, бастионы рушились. Наивные, они думали, вот она - встреча с принцем, которого столько лет выискивали на страницах библиотечных книжек.
  
  Татьяна была как раз из таких - строгих и романтичных. Невзрачненькая отличница, которая сразу и без памяти влюбилась в городского "почти второкурсника". Серьезность ее чувства даже напугала Влада, к счастью, тут подоспела практика, а вернувшись, он к своему облегчению узнал, что Таня не поступила. Она еще несколько дней после провального экзамена не уезжала из общежития, пока не явилась мать и не забрала ее в станицу. Инна, более удачливая ее подруга, которая оказалась в списках на зачисление, передала Владу целую стопку писем, политых девичьими слезами. Весь год он старательно избегал Инну, может, боялся известий, настойчиво передаваемых приветов, вопросов, новой стопки писем. Но на летней сессии они все-таки пересеклись. И тогда Инна сообщила, что Таня родила девочку. Влад не стал спрашивать - от кого, по лицу Инны все понял.
  А к сентябрю выяснилось, что Татьяна поступила на заочное отделение. В оставшиеся годы учебы Влад несколько раз сталкивался с ней. Подозревал, что встречи эти не были случайными. Непостижимым образом она оказывалась в то время, в том крыле и на том этаже, где его группа сдавала очередной экзамен. Дважды она привозила с собой на сессии дочку, но вид крошечной девчушки не всколыхнул в сердце Влада никаких чувств, кроме досады. Между тем уже многие его однокурсники, а особенно однокурсницы знали о ребенке, перешептывались за его спиной, даже пытались заводить с ним разговоры, которые он тут же пресекал. Какое-то время он ждал, что Таня подаст на алименты или будет просто просить у него денег, может быть - потребует жениться, но она молчала. Только появлялась как призрак, каждую сессию, заставляя его нервничать и чувствовать себя подонком.
  
  Кто-то сказал матери. Рано или поздно это должно было случиться, учитывая, что пол-курса ходило у него в друзьях и бывало дома. Анна Сергеевна решила сначала проверить: поехала в станицу, познакомилась с семьей Татьяны, признала во внучке фамильные черты. И потом уже подступилась с разговором к Владу.
  - А что ты от меня хочешь? - разозлился он, больше, конечно, на себя, чем на нее, - Я ее не люблю и жениться на ней не хочу.
  
  - Тебя никто не неволит. Но и так нельзя.
  - А как можно? Начну работать, буду платить алименты. А пока что я ей могу дать?
  - Да не в деньгах дело. Ты бы съездил, с дочкой познакомился. Девочка то просто чудная, так на тебя маленького похожа.
  
  И мать вынула из сумочки несколько фотографий, разложила перед Владом веером. Ему смотреть не хотелось, а уж ехать - тем более. От одной мысли, что придется под тяжелыми взглядами многочисленных родственников Татьяны общаться с незнакомым ребенком, разыгрывая при этом любящего папашу, делалось неуютно.
  
  Но на следующий день после этого разговора он устроился на работу - администратором в ночной Интернет-клуб, а когда заметил, что мать в очередной раз собирается к внучке, протянул несколько купюр: "На, отвези".
  
  Еще через пару лет он узнал, что Таня живет в Краснодаре. Умерла ее бездетная тетка, имевшая домик в частном секторе. Она уже полтора десятилетия была в ссоре со своей единственной сестрой - Татьяниной матерью, а причиной раздора некогда стала маленькая Таня, примерившая из баловства теткины импортные туфли и сломавшая каблук. Но вот так сложилась судьба, что именно этой племяннице достался домишко - по завещанию, которое удивило всю родню. Так Таня перебралась в город, устроилась на работу, отдала Катюшку в садик. Анна Сергеевна смогла видеть внучку чаще, завязала дружеские отношения с Таней. Уговорила как-то поехать и Влада - познакомиться с Катей. Без родственников ему было легче, и он решился. Таня приняла просто - без надрыва. Ничего не требовала и никаких условий не ставила. Он стал приходить - к ребенку. Пару раз Таня предлагала ему остаться на ночь, но натолкнувшись на отказ - обидно-категоричный, перестала поднимать эту тему.
  
  Перед Татьяной он чувствовал себя виноватым, кто знает, как сложилась бы ее жизнь, если б не встреча с ним и рождение Катюшки. Была б уже замужем за каким-нибудь хорошим станичным парнем, может и на очное поступила, если б он не задурил ей голову фальшивой любовью. Но чувства вины было слишком мало, чтобы строить на нем семью.
  
  К Катюшке Влад со временем привязался. Невозможно было оставаться равнодушным, общаясь с этой маленькой прелестницей. Она была мила, смешлива и очень доверчива. Сошлись на том, что каждые вторые выходные - его, так что теперь он регулярно виделся с дочерью. В остальном же жил обычной жизнью холостого мужчины, не обделенного вниманием противоположного пола. Правда, в любви больше никому не признавался.
  
  Когда узнал, что у Тани, спустя столько лет, впервые появился серьезный поклонник, даже обрадовался. Пора бы ей обрести полноценную семью. Может, наконец, она перестанет смотреть на него такими глазами, от которых душу выворачивает наизнанку? Но вскоре Татьяна сообщила, что избранник ее - Петр - приезжий, из Владивостока, здесь был несколько месяцев по работе. И после свадьбы, которая замаячила на горизонте уж слишком быстро, заберет их с Катюшкой к себе на родину.
  
  - Ты хорошо подумала? Владивосток на другом конце страны. А вдруг у вас разладится? - спросил Влад, а в голове сверлило: "А как же Катя?"
  - А у меня и тут не ладится, - пожала плечами Татьяна. - Он в Краснодаре оставаться не может, у него там основная работа, а здесь уже проект закончился. Ну а не получится - вернусь. Дел-то.
  - Может, хотя бы Катюшу пока оставишь? Присмотришься там, пообживешься?
  - Ты что, Владик, ну кому я ее оставлю?
  - Да хотя бы моей матери. Что она ей, не бабушка что ли. И... мне.
  - Нет, я без Катюшки никуда. У меня кроме нее никого нет.
  На прогулке он ревниво расспрашивал дочку о "дяде Пете" и с облегчением отмечал, что тот Катюше не нравится.
  
  - Толстый он, страшный какой-то. И старый, - сыпала девочка нелестными эпитетами. И говорит не правильно: "ихние", "тамошние", "разбуваться". Нас в садике Зоя Александровна всегда ругала, когда мы так разговаривали.
  
  - Ты хочешь с ним уехать? - спросил Влад.
  Дочка обняла его, сидящего на парковой скамейке, за шею, и прошептала прямо в ухо:
  - Я от тебя не хочу уезжать, папочка. Я так тебя люблю.
  Глаза предательски защипало.
  После этого эпизода Влад еще несколько раз пробовал поговорить с Таней, но та была непреклонна.
  - Что мне ловить в Краснодаре? Работа у меня копеечная, перспектив ни в профессиональной, ни в личной жизни никаких. Что мне, за эту хибару держаться? У Петра там хорошая квартира, заработок, и любит он меня. Хоть поживем как люди с Катей.
  - А что Катюше сейчас чего-то не хватает? - обиделся Влад.
  - Ну игрушками и шмотками вы с Анной Сергеевной ее завалили. Но это же не все. Кате семьи не хватает, нормальной. Братиков, сестричек...
  - Поэтому ты ее от бабушки и родного отца увозишь с малознакомым ей дядей?
  - Она привыкнет. А я, Владик, тоже живая. Я тоже хочу, чтобы меня любили. Мужа ждать с работы хочу. Жрать ему готовить, рубашки гладить. Девчонкам на работе на него жаловаться... Да ты не поймешь...
  
  Потом была неделя на море с Анной Сергеевной и Катюшкой - уже который год он забирал вот так дочку и мать и проводил одни из лучших дней в году маленькой семьей. Но на этот раз короткий отпуск обернулся настоящей мукой. Дочка то и дело обнимала его, отказывалась идти на море с бабушкой - "только с папой", заранее мучилась предстоящей разлукой. Мать смотрела на Влада осуждающе и качала головой. Он злился на нее за этот взгляд, да, что там говорить, и на дочку тоже, бывало, поднималось в душе глухое раздражение, тут же захлебывающееся в чувстве вины. Он забросал девочку подарками, каждый день покупал игрушки, наряды, водил на аттракционы.
  К Таниному дому они подъехали уже ночью, Влад занес спящую дочь, положил на кровать. Катя, сонно разлепив глаза, обвила его шею загорелыми ручонками и прошептала:
  - Спасибо, папочка, я всегда буду помнить, какой ты у меня хороший был.
  - Катя, ты что? Почему был? Я ж не умер, - попытался пошутить Влад. Но дочка всхлипнула и отвернулась к стенке.
  Гл. 6
  - И что, так и отпустишь? - неожиданно серьезным, непривычным для него тоном спросил Джон, услышав рассказ Влада. Рабочий день давно закончился, они продолжали прерванный разговор в маленьком летнем кафе.
  Сколько раз мать задавала ему этот же вопрос.
  
  - Что ты предлагаешь? Я ведь даже отцом в свидетельстве не записан, так что де-юре никаких прав на Катюху не имею. Да и если б имел - это ж только за границу Таня ее без моего разрешения не вывезет. А по России-матушке - пожалуйста. И плевать, что Владивосток дальше любой Турции...
  
  - Может в морду этому Петру дать? Соберемся, намнем бока, чтоб валил на историческую родину в гордом одиночестве?
  
  - Ты совсем того? С какой стати?
  
  - Ну да, - согласился Джон. - Была б Танька твоей бабой, мотивчик б имелся. А так - вроде и не за что...
  
  Они помолчали, потом Джон вдруг предложил.
  
  - А может тебе самому на ней жениться? А что. Она вроде не плохая. Опять же - ребенок у вас уже имеется. Что тебе еще нужно?
  
  Влад пожал плечами.
  
  - Или ты любви какой-то небывалой ждешь? Так ты, Владыш, слишком для этого чувства циничен и опытен.
  
  - Нельзя так жениться, из побуждений - лишь бы другому не досталась.
  
  - Хе, Влад, из каких только побуждений не женятся. У тебя еще не самое худшее. Нет, правда. Танька твоя добрая. И симпатичная.
  
  - Если так нравится - женись сам, - огрызнулся Влад. - Тебя ж родственники под венец выпроваживают.
  
  - Ну-ну. Хорошо ты придумал - чужими руками жар загребать. - добродушно посмеялся Джон, - Я, значит, с волей своей волюшкой распрощаюсь, а тебе главный бонус - дочка в Краснодаре останется.
  
  - И чего она местного не нашла?
  
  - Да не пойдет она за местного, Влад. Она ж от тебя подальше уехать хочет. Видно же, любит тебя до сих пор. Хотя не понятно за что. Я б не любил.
  
  Голос Джона опять принял привычный шутливо-ироничный окрас, а это значит - серьезный разговор был окончен, к облегчению Влада. Но друг сегодня не унимался. Сыпал аргументами.
  - Попробуй. Если не получится, разведешься через пару лет. Катьке как раз десять исполнится, она сможет выбирать, с кем остаться.
  
  Влад молчал.
  
  - Ага, детей с десяти лет спрашивают, - подтвердил Джон. - Уж я то знаю. Мои развелись, когда мне одиннадцать было. Помню, несколько часов пытали меня в суде, с кем я хочу остаться - с мамой или с папой. Обрыдался.
  
  Джон рассмеялся, но глаза его остались серьезны. Влад совершенно не было уверен, что хочет, чтобы Катя вот так же искала ответ на отнюдь не детский вопрос. Да и с чего ей выбирать "воскресного папу", а не маму, которая рядом с самого рождения?
  
  - Это будет не честно по отношению к Татьяне, - сказал он вслух.
  - Ну знаешь, во Владивосток от вас с Анной Сергеевной ребенка увозить тоже не слишком честно.
  - Тебя что, мама подкупила? - усмехнулся Влад.
  - Ага, пельменной валютой. Думай, Владыш, думай.
  
  Со временем слова, сказанные Джоном, перестали вызывать у Влада какой-либо протест. Он свыкся с ними. И почти был уверен, что сделает Татьяне предложение, но почему-то медлил, тянул время. Надеялся, что Петр его опередит?
  
  Когда машина опять забарахлила, он сразу решил: электрика. А может захотел так решить. И поехал сразу к Михалычу. Тот порылся в автомобильных "внутренностях", покачал головой:
  
  - Нет, это не по мою душу. По электрической части все в порядке у тебя.
  Влад кивнул. Он знал. Протянул купюру.
  - За что? Я ведь ничего не сделал?
  - За диагностику.
  - Да ну тебя, - махнул рукой мастер, - Пять минут потратил, какая тут диагностика.
  - У меня в машине пару банок пива есть. Холодное. Только в киоске купил. Возьмешь?
  - Ну пива от чего не взять. Раз угощаешь.
  Виктор тут же раскупорил банку, протянул Владу, но тот остановил ладонью:
  - За рулем не пью. У меня за компанию минералка.
  - Тоже хорошо.
  Влад не знал, как вывернуть разговор в нужную сторону, чтобы не возбудить подозрений собеседника. Спросил о сыне.
  
  - Что ему сделается? Целыми днями пропадает где-то, каникулы ж. Вот думал после девятого его в какое-нибудь училище определить, но потом решил - пусть себе дальше учится. Может к 11-му классу за ум возьмется.
  - А эта? Одноклассница его? - Влад сам не понял, зачем спросил, мотнув головой в сторону двухэтажного дома из "итальянца", плотно зацементировав лицо в маску праздного любопытства.
  
  - Баптистка-то? Так она замуж недавно вышла, вот на прошлой неделе как раз. Ей что в десятом делать? У них же не принято после школы учиться, да и работать тоже, - Михалыч усмехнулся. - Денежки, видно, с неба падают.
  
  В голосе его слышала горечь с примесью нескрываемой зависти.
  -Это мы горбатимся с утра до вечера, - продолжил он, демонстрируя руки с навсегда почерневшими ногтями, но Влада вопросы экономики сейчас волновали меньше всего. Он быстро распрощался и уехал.
  
  Его состояние, вызванное этим известием, можно было описать как изумление, к которому примешивалась горечь. Такая юная, почти ребенок... И только сейчас Влад понял, что она понравилась ему, очень понравилась. И трогательным умением смущаться, и детской растерянностью, и нежной пробуждающейся красотой. Но он не стал искать с ней встреч и "наводить мосты", как выражался Джон, останавливая себя, сразу возведя в сознании границу - "Ее - не трогай!" И вот она стала чей-то женой, девочка, которая ходит по велосипедным дорожкам и боится садиться в чужие машины... Он вспомнил, как вез Вирсавию на велосипеде, и ее золоволосый затылок почти касался его губ, а руки лежали на руле рядом с ее побелевшими от напряжения пальцами. Зато ухо, выскользнувшее из-под непокорного локона, было ярко-пунцовым. Тогда казалось, что она перестала дышать - он пробовал услышать ее дыхание, и не слышал. Это забавляло Влада... и заставляло чувствовать непривычную нежность.
  
  Ее муж почему-то представлялся Владу вторым Петром - толстым и неотесанным. Крупным. Старым. Краснолицым. И из глубины души поднималось глухое раздражение и злость на самого себя, природу которых он не мог объяснить.
  
  Он не стал покупать цветы - еще со времени романа с Таней, когда букетик красных розочек решил их судьбу на последующие годы, испытывал к ним отвращение. Ограничился тортом и бутылкой вина. Привычно толкнул калитку - Таня ее не запирала. Но потом подумал, что Катюха, скорей всего, дома, а поговорить при ней не получится, и нажал на кнопку звонка, закрепленного под почтовым ящиком. Татьяна вышла во двор. Удивилась:
  - Ты чего звонишь, знаешь же, что открыто. Заходи. Катька с подружками гулять убежала, но я ее позову сейчас.
  Она собралась мимо него выскользнуть на улицу, но Влад остановил.
  - Мне с тобой поговорить надо.
  - Хорошо, я слушаю.
  Она смотрела на него спокойно и даже как-то умиротворенно. А он в ответ - оценивал, присматривался, словно ощупью пробираясь по ее лицу, фигуре, боясь сделать ошибку. Действительно - не красавица, но ничего отталкивающего в ней нет. Тонкий овал лица, мелкие черты, умные глаза. Синий сарафан в ромашках и голубой ободок - к ней как нельзя больше подходило слово "жена". Ни "девушка", ни "любовница", ни "подружка" - в этом качестве Влад, наверное, не стал бы представлять Татьяну своим друзьям, привыкшим видеть рядом с ним эффектных особ. Ну а "жена" - почему нет, как раз для Татьяны? Вот Жаночку, с которой он расстался после восьмого марта под ее бурные истерики, не смотря на яркую внешность и откровенную сексуальность трудно было припечатать этим статусом. Ну какая жена в мини юбке, едва прикрывающей резинку колгот и декольте до пояса. Он набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:
  - Выходи за меня замуж.
  - А ты самонадеянный, - улыбнулась Таня уголком губ.
  - Не хочешь? - он почти испытал облегчение.
  - Думаешь, стоит поманить, и я побегу? - словно не слышала его Татьяна.
  - Ничего я не думаю - просто предложил. Нет, так нет.
  
  Он собирался развернуться и уйти, но потом вспомнил, что держит в руках торт. И вино. Стал искать, куда бы пристроить. Не забирать же, в самом деле, нехитрое приношение с собой.
  За спиной Татьяны стоял стол, накрытый клеенкой. Влад прошел туда, поставил покупки. Тут дверь дома скрипнула, и на пороге вырос крупный мужик с мясистым, простоватым лицом, которое, тем не менее, оказалось очень симпатичным. И чего Влад обрисовал его в своем воображении каким-то монстром?
  
  Мужик вопросительно глянул на Татьяну, перевел взгляд на Влада.
  - Познакомься, Петя, это Владик - Катюшин отец, - спокойно представила Таня.
  - А, - пробормотал мужик растерянно, потом, спохватившись, протянул широкую ладонь. - Петр Ефимцев. Я это...
  
  - Я знаю, - перебил Влад, пожал протянутую руку - Влад.
  
  Вроде не плохой мужик. Взгляд беззлобный. Один минус - из Владивостока. И занесла его сюда нелегкая...
  
  - Так ты заходи, посидим, выпьем за знакомство, - по хозяйски предложил Петр.
  - Спасибо, я на минуту заскочил. Это... вам. Отпразднуете с Таней, - он протянул изумленному мужику торт и вино и уже повернулся, чтобы уйти.
  
  Но Татьяна стояла у самой калитки и не думала отодвигаться в сторону, давая ему дорогу. Влад вопросительно глянул на женщину. Она чуть заметно улыбнулась и обратилась к Петру.
  - Петя, Владик пришел, чтобы сделать мне предложение.
  - Что? Как? - не понял Петр, и лицо его начало наливаться красным.
  
  "Ну зачем?! - заныло у Влада под ложечкой. - Ей что, дуэль тут нужна? Кулачный бой во славу сомнительных прелестей"...
  Гл. 7
  - Владик сделал мне предложение, - повторила Татьяна, все так же обращаясь к Петру, словно Влада здесь и не было.
  - Ты чего, совсем с ума спятил, парень? - он давешнего благодушия мужика не осталось и следа. Влад это спиной чувствовал. Впрочем, Петра можно понять. "Надо уходить отсюда. Чего вообще приперся, идиот, на что рассчитывал" - выругал себя Влад, но Татьяна все по прежнему стояла монолитом на пути к калитке.
  
  - Таня, отойди. Не делай из меня посмешище, - попросил он, все еще не теряя надежды разрешить ситуацию по-хорошему.
  - Да, - сказала она, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
  - Что да? - спросили они почти одновременно, не понимая, к кому обращены ее слова.
  - Да, я говорю тебе "да", Владик. Я согласна стать твоей женой.
  - Черти что, - замотал головой Петр и крепко выругался, презрев нормы русского литературного.
  
  - Петр, извини. Тебе лучше уйти.
  Он опять процитировал словарь ненормативной лексики и махнув рукой, потопал к воротам.
  - Дура, ты, Танька. Еще пожалеешь, - бросил на прощанье. - Я же к тебе со всей душой.
  
  "Хоть драться не полез - и то ладно", - с облегчением подумал Влад. Когда Петр ушел, спросил:
  - Зачем ты так?
  - Как? Ты предложил, я подумала и ответила. А он чем быстрее узнает, тем лучше. Я людям мозги пудрить не люблю. Или ты передумал уже?
  - Да нет.
  "Тут передумаешь"... Калитка звонко хлопнула.
  - А вот и Катя!
  Во двор вбежала загорелая светловолосая девчушка со смеющимися синими глазами.
  - Катюш, мы решили пожениться с твоим папой, - без лишних предисловий сообщила Татьяна.
  - Да ладно? Ну вы даете? А дядя Петя?
  - Дядя Петя... Уехал.
  Катюшка врезалась в мать, облепила ее руками, повернув при этом счастливую мордашку к Владу.
  - Какая ты умница, мамочка, что так сделала. И ты, молодец, папочка!
  - Ну-ну. Пошлите есть. У меня суп. А папа торт принес.
  Влад обедал у них, потом играл с Катькой в монополию, потом ужинал, потом остался на ночь - Таня предложила несколько раз, словно не замечая его ответного молчания, и ему неловко было отказаться. Скандальным уходом Петра и Катюшкиной радостью он был спеленат по рукам и ногам.
  
  Глядя в разляпанный тенями от заоконных деревьев потолок, он думал, что все не так уж плохо складывается. У него будет жена, которая его любит, регулярный секс, пусть и без искры, но искра и с другими не проскакивала уже очень давно, Катька рядом, а значит - и мама успокоится. Сытые обеды, отутюженные рубашки, чистая квартира - наверно, с тех пор, как он съехал от матери, ему этого не хватало. Сейчас все встанет на правильные орбиты, и начнется обычная семейная жизнь, от которой он столько лет бегал.
  
  Завитая мелированая тетка в ЗАГСе спросила, когда пришли переписывать заявление:
  - Жених имя, что ли, сменил?
  - Жениха сменили, - улыбнулась Татьяна.
  Женщина оценивающе обшарила ее взглядом. Потом внимательно посмотрела на Влада. Скривилась, всем своим видом будто говоря: "Надо же, каких только замуж ни зовут, а они еще и выбирают. Такого парня отхватила".
  Организацию свадьбы взяли на себя Таня и Анна Сергеевна. Обещали, что все будет чинно-скромно, при наличии восьмилетней дочери пышное бракосочетание казалось излишним.
  А он занимался делами практичными - продал свою малогабаритную двушку, на взятый в банке кредит приобрел трехкомнатную квартиру. Район выбрал поближе к работе. Татьянин дом решили не трогать (вернее Влад решил, боялся сразу сжечь все мосты) - пустили туда квартирантов.
  Свадьба пришлась на конец августа - дату, назначенную еще Петру, переписывать не стали, чтобы не дергать потом Катюшку среди учебного года.
  Накануне Джон предлагал устроить шикарный мальчишник - "Посидим, погудим, напьемся". Но Влад отказался наотрез - "Смотри, как бы гуделка не сломалась. А напьешься на свадьбе. Обещаю". Джон не обиделся - он просто не умел этого делать.
  
  Владу хотелось побыть одному. Он посидел в парке, щедро раскрошив батон местным пернатым обитателям, потом пошел по Красной - ни о чем не думая, с абсолютной пустотой в голове, чувствуя себя магнитофоном, который сейчас просто записывает картинки и звуки и, может быть, запахи. Незаметно для себя добрел до Картинной галереи, зацепился глазами за вывеску "Библейские мотивы в творчестве". "Кто им придумывает эти плоские названия? Никакого полета фантазии". Но билет все-таки купил. Раньше он часто бывал здесь, в основном, когда нужно было произвести впечатление на какую-нибудь юную студентку с претензией на интеллектуальность. Таких эротические гравюры Пабло Пикассо или картины Оливии де Берардинес уложат в койку вернее, чем ужины в ресторанах и пляски в ночных кабаках. Но сейчас он был один в этих больших низких залах, завешенных оригиналами и копиями разномастных полотен. Тяжелотелелые, уже готовые для греха "Адам и Ева" Рафаэля и их худосочные тезки Лукаса Кранаха, стыдливая Юдифь Джорджоне и Соломея Андрея Богданова, по икры увязшая в крови, с лицом красивой олигофренички. И множество полотен, гравюр, бумажных эстампов, написанных вчера, десятки, сотни лет назад, изображавших невольную соблазнительницу царя Давида. Одетая, полуодетая, слегка прикрытая, но чаще полностью обнаженная, воплощение представлений о красоте, современных ее создателям. Влад смотрел на них и пытался поставить в один ряд с этими зрелыми, налитыми соком женщинами хрупкую девочку с золотистым затылком и разбитой коленкой. "Впрочем, что об этом думать. Все девочки когда-то становятся женщинами, а тоненькие фигурки превращаются в объемные бедра и мягкие животы. Всему свое время"...
  Выйдя из галереи, он преодолел еще несколько кварталов и оказался возле рынка. Хотел пройти мимо, но потом что-то потянуло к людям. Да и есть захотелось. На рынке был киоск при маленькой кафешке с вкуснейшими пирожками - сюда Влад приводил хорошеньких продавщиц, парикмахерш и даже однажды молоденькую кондукторшу - в общем, пролетариат.
  И тут в него словно холодной водой плеснули, заставив остановиться. Изумил не столько сам факт встречи - не такой уж большой город - Краснодар, хоть и кубанская столица, а то, что после стольких дней, когда он ни разу о ней не подумал, она появилась вот сейчас, после вереницы тезок, взбудораживших его воспоминания.
  Как и полагалось в согласии с новым ее статусом - была она не одна. Ее сопровождал худенький юнец, совсем мальчик. Влад хмыкнул. И, действительно, с чего он подумал, что Вирсавию выдали за пожилого толстячка против ее воли. Вполне милый и равный союз юных сердец, что называется - "красивая пара".
  Гл. 8
  Гл. 8
  Она тоже заметила его - и смотрела выжидающе, не решаясь поздороваться первой. Но Влад отвернулся. Пусть себе идет со своим мальчиком, в конце концов, знакомство было мимолетным, а за прошедшие месяцы он мог и забыть ее.
  
  Влад дошел до кафе, внутрь заходить не стал, купил сосиску в тесте, стакан яблочного сока, и устроился за металлическим столиком под навесом. Все здесь напоминало неприютный, непричесанный вокзал, рядом перекусывали разномастные и разновозрастные люди, большинство с сумками - груженые свежесделанными покупками приезжие. Влад опять погрузился в калейдоскоп заботливо сохраненных памятью галерейных Вирсавий - в большинстве своем ренессансно полнотелых, откровенных навязчивой банной наготой. Попробовал поставить с ними в один ряд свою маленькую знакомую. И - мысленно раздел ее. Сразу стало стыдно, хотя никто не мог видеть его фантазий.
  
  Она появилась опять, уже одна. Бросила на Влада долгий ожидающий взгляд. Заметив ответный, покраснела и поспешно скрылась в торговых рядах.
  
  "Где-то потеряла юного супружника" - с внутренней усмешкой подумал Влад.
  Доев, он тщательно вытер руки салфетками, выбрался из-за длинного стола, заблокированного такой же длинной скамьей. Развернулся, чтобы уйти, и только почувствовав неприятную мокрость выше колена, понял, что неловким движением выбил стакан сока у направлявшейся от раздаточного окна старушки. Сок оказался еще и томатным, на светлых джинсах предательски расцветало красно-коричневое пятно. Старушка начала было ругать его неуклюжесть, потом спохватилась, заохала, потянула из кармана не очень чистый носовой платок.
  
  - Не надо, не надо, я сам, - запротестовал Влад, выгреб какую-то мелочь, сунул в руку старушки "За сок" и поспешил ретироваться.
  
  По дороге к стоянке такси она попалась ему в третий раз. И теперь, уже лишая шанса сделать вид, что они не знакомы, смущенно проговорила:
  - Здравствуйте, Влад.
  - Здравствуй. Какими судьбами? - он против воли улыбнулся. Она так трогательно краснела - нежным румянцем щек и кончиком носа.
  
  - Ой, а что это с вами? Кровь? - она обеспокоено кивнула на джинсы.
  - Ага. Пырнули ножом на рынке, - сказал он совершенно серьезным тоном. И сдерживая внутренний смех, наблюдал, как в ее глазах разрастается ужас.
  - Да ладно, чего ты. Это меня соком облили. Вернее я сам - пустили слона в посудную лавку.
  На ее личике промелькнула обида. Но тут же стерлась улыбкой. "Какие глаза у нее. Читай, как книгу".
  - А где твой... спутник?
  - Вы его видели? Я думала, вы меня не узнали или не заметили.
  Тут уже пришел его черед смешаться.
  - Я не был уверен, что это ты, - наконец нашелся он.
  
  Ну да, конечно, не был уверен. Пол Краснодара так одевается: в самый разгар летней жары, когда девчонки вокруг щеголяют в тонких полосках топиков и мини-юбок по загорелому телу, Вирсавия была облачена все в ту же (или такую же) блузку с рукавом три четверти и длинную кремовую юбку, застегнута на все пуговицы, молнии, пряжечки. Волосы спеленуты косынкой, ноги обтянуты то ли чулками, то ли гольфами. Лет 15 назад он бы нашелся, как кольнуть ее побольнее за такой гардеробчик.
  
  - А я тебя сразу узнала, - улыбнулась Вирсавия, незаметно для себя перейдя на "ты".
  "Ловко с темы "спутника" съехала" - отметил Влад. Но ему и самому не хотелось об этом говорить. Собрался было объявить ей, что на днях женится - и тоже не стал. "Зачем ей знать". Вроде и не о чем было больше беседовать, но они тянули время, смотрели друг на друга, отводили взгляд, улыбались, хмурились.
  - Может тебя на такси подвезти? - спросил он наконец.
  - Нет, спасибо, я на трамвае поеду.
  - Ну как знаешь... ("Конечно, кто бы сомневался")
  - До свидания.
  - Бывай...
  
  Он не смог заставить себя не оглядываться, и в очередной раз наткнулся на ее взгляд - серьезный и какой-то вопрошающий. Улыбнулся, помахал рукой, она подняла ладонь в ответ.
  "Видимо они не носят обручальных колец" - отметил Влад пустоту на пальце.
  Свое кольцо он надел на следующий день. Оно пришлось впору...
  Ночью, раскрывая зубами пачку презерватива, он услышал шепот Татьяны:
  - Зачем? Мы ведь теперь муж и жена.
  - Ты что, таблетки пьешь?
  - Нет... - она прижалась к его груди, провела рукой от шеи вниз.
  - Катюха уже большая. Давно братика или сестричку просит. И мне бы хотелось... малыша.
  - Тань, давай не сейчас. Подождем.
  - Хорошо, как скажешь.
  Свадьба и переезд в новую квартиру заполнили его жизнь обычными для таких случаев хлопотами. Они с Татьяной выбирали какую-то мебель, шторы, картины, думали, куда все это поставить, пристроить, повесить.
  
  Ближе к сентябрю Таня сказала:
  - Здесь недалеко, за новыми домами, оказывается школа есть. Может Катюшку перевести? Что ее возить то далеко. А тут пятнадцать минут пешком - и на месте.
  - Давай, - согласился Влад, - А она захочет?
  - Почему нет. Она утром поспать подольше любит, - улыбнулась Татьяна. - Я тогда отгул возьму завтра и схожу.
  - Зачем? Я же работаю рядом. Выкрою время, заскочу.
  - А тебе удобно?
  - Нет проблем.
  
  Ему, пожалуй, даже приятно было выполнять обязанности не только воскресного, но самого что ни на есть реального отца. Да и устраивать в школу такую дочку одно удовольствие - оценки после второго класса в основном отличные, только математика "подкачала", да еще и стопка грамот с различных смотров и конкурсов, на которых Катя выступала с сольным вокалом. А фотография на личном деле чего стоит - хоть сейчас в глянцевый журнал. Дочка получилась что надо - красавица, умница, талантище.
  
  Эти грамоты Таня будто невзначай подсунула в файл с документами Кати. "А вдруг спросят, чем еще занимается". Он не возражал.
  Влад знал, что это та самая школа, в которой училась Вирсавия. Но сейчас эта информация казалась бесконечно далекой и ненужной.
  
  Он шел по коридорам, пахнущим краской и паркетным лаком после недавнего ремонта. Директор пообщалась с ним очень благосклонно - ей не могла не понравиться характеристика Катюши, а кроме того Вера Андреевна всегда гораздо лучше принимала отцов, чем матерей своих учеников. Простим ей эту маленькую слабость.
  Так что Влад покидал школу с чувством удовлетворения от превосходно выполненной миссии. Катю без возражений приняли в класс к самому сильному, по уверению директора, преподавателю. "Анна Вячеславовна у нас - учитель года".
  
  Шел он быстро и легко, даже что-то насвистывал. И в холле с полусонным охранником (а может - одуревшим от ремонтных запахов) чуть не влетел в нее, только появившуюся из-за двери.
  - Влад, вы? - удивленно изогнула брови Вирсавия.
  - Я. А что ты тут делаешь? - он задал свой вопрос раньше, чем она, поэтому ей пришлось объясняться первой.
  - Я с первоклашками иду заниматься - ставлю с ними номер к линейке.
  Картина не складывалась. Он решил уточнить.
  - То есть ты здешних первоклашек готовишь к линейке?
  - Ну да. Они сейчас танцуют с педагогом. А потом будут со мной стихи репетировать. А почему вас это удивляет?
  Тон его голоса, действительно, был далек от равнодушного.
  - Я же здесь учусь, - добавила Вирсавия.
  - До сих пор учишься?
  - Влад, что с вами?
  В это время сонный охранник поднял отяжелевшие веки и подозрительно на них посмотрел. На его лице ясно читался вопрос-угроза: "Этот тип пристает к ученице или мне показалось?"
  - Давай выйдем, - предложил Влад, и она сразу согласилась.
  На крыльце было очень жарко и очень светло. От разогретого солнцем асфальтированного двора поднималась легкая дымка, искажающая реальность. В ней плыли редкие деревца, кованая ограда, паучьи силуэты спортивных тренажеров. Влад оперся на перила и, вдруг вспомнив, что палец на правой руке перерезает обручальное кольцо, спрятал ее глубоко в карман.
  Вирсавия смотрела выжидающе.
  - Так ты здесь учишься?
  Вопрос звучал глупо, учитывая, что на него уже ответили. Но ничего лучшего он не придумал.
  
  - Да. Вам же Лида тогда номер школы называла. Вы, наверное, забыли.
  "Блин, да как же тебя спросить..."
  - Я... соседа твоего встретил. Вернее твой сосед оказался моим знакомым. Знакомым моего знакомого...
  В ее глазах ширились недоумение и любопытство, и он вдруг подумал, что ему очень нравятся ее глаза - голубые в темно-серых крапинках. И нос - с тонкими нервными ноздрями, которые теперь выдавали ее волнения лучше любого детектора.
  - Да не важно это все, кто кем кому приходится. Я слышал, ты вышла замуж.
  Наконец поставил он точку.
  Она улыбнулась, а потом засмеялась.
  - Не знаю, кто вам сказал, но меня, скорее всего, перепутали с сестрой. Это у нее была свадьба в июле.
  - Сестрой?
  - Ну да. Она, правда, младше меня на год, только девятый окончила, но... Вот так получилось.
  
  И, действительно, с чего он взял, что Михалыч, имея в виду одноклассницу своего сына, говорил именно о Вирсавии? Только потому, что она в тот момент прошла мимо? Но ведь электрик прямо на нее не указывал.
  Влад испытал облегчение от этого известия. И, вместе с тем, досаду.
  Как-то все глупо. Почему его вообще должно волновать ее замужество.
  А Вирсавии очень хотелось об этом спросить. Но она боялась - стеснялась, смущалась, да и просто знала - не сможет. Слишком много внутренних табу придется нарушить, слишком много заборов - преодолеть.
  После происшествия в парке, а особенно после того, как Лида сказала, что Влад интересовался ею, Вирсавия постоянно мысленно возвращалась к нему. Однако мимолетная встреча на рынке не дала ей повода думать, что она Владу хоть немного нравится. Он был - по ее мнению, слишком отстранен, слишком спешил уйти. Она терялась в догадках - почему так? Впрочем, предложил же поехать с ним в такси. Вирсавия тогда засмущалась, отказала. Но это скорее выглядело как жест вежливости.
  Она поделилась своими мыслями с Лидой, и та, дернув загорелым плечиком, с высоты своего "опыта" общения с противоположным полом сказала: "А чего ты хочешь? Ты зачем ему? Нет, ты конечно очень хорошенькая, но... По тебе ж видно, что какие-то отношения затевать - дохлый номер. Вон мой Джоник и то - нарвался пару раз на "стоп-сигнал" и весь интерес потерял. Они взрослые, Вирсавия, у них другие... потребности. Если ты понимаешь, о чем я говорю". Вирсавия поняла, смутилась и больше с подругой эту тему не обсуждала.
  Все эти воспоминания и размышления промелькнули в долю секунды, а Влад уже продолжал разговор, такой будничный и обычный:
  - Ты, стало быть, в десятом?
  - В одиннадцатом, почти.
  - Ну да, каникулы ж...
  - Каникулы.
  Слова ни о чем.
  - А этот паренек тогда на рынке? Кто он?
  Влад продолжал совершенно бесцеремонно лезть в ее жизнь. Но она ответила с готовностью:
  - Даня? Это брат мой. А вы его приняли за моего мужа что ли?
  Вирсавия засмеялась этой догадке, и Влад тоже улыбнулся.
  Братья-сестры. Сплошные путаницы в этих больших семьях.
  - Надеюсь, у тебя сестры-близняшки нет?
  - Нет, я одна такая.
  - Действительно, одна.
  Он посмотрел на нее с легким прищуром, и под этим новым взглядом она сразу смутилась, смешалась.
  Тут дверь школы открылась, и на пороге появился маленький рыженький мальчик. Лицо его стало очень строгим, когда он увидел болтающую парочку, даже веснушки на кнопочном носу напряглись.
  
  - Вирсавия, ты куда потерялась? Мы тебя ждем-ждем.
  - Ой, Антон, прости, - спохватилась Вирсавия и, повернувшись к Владу, с сожалением сказала:
  - Мне надо идти.
  - Ну...
  Он поднял ладонь в знак прощания. Бросив короткое "до свидания" и сопроводив его долгим взглядом, она скрылась вслед за веснусчатым разлучником.
  Гл. 9
  Он возвращался на работу, перебирая в уме, как четки, мгновенья этого разговора. Слова его интересовали мало. Они оставили ощущение легкости, насмешки над собой и над обстоятельствами, чуть заметной досады. Но эти мысли быстро соскальзывали бусиной по нитке сознания, вытесненные образами: ее губы, произносящие какие-то фразы, растягивающиеся в улыбки или складывающиеся в удивленное "о", ее живые подвижные брови, ее руки, теребящие подол юбки, очередной слишком широкой и слишком длинной юбки, чтобы о стройности и красоте ног можно было только догадаться - по узкой стопе, по тонкой щиколотке... Из этих отдельных фрагментов она собиралась, склеивалась в законченный образ, который хотелось рассматривать снова и снова возрождая в памяти, потому что - и только сейчас он это понял со всей ясностью, она была красива, пусть не классической, но очень теплой и очень нежной красотой. Она была очень юной и, вместе с тем, совершенно лишенной грубости, подросткового "ершизма", нарочитого бунтарства, так свойственного ее возрасту.
  
  Его мысли-любования прервал телефонный звонок. На экране высветилось имя Тани.
  - Удалось сходить в школу? - спросила жена.
  - Да, все нормально. Документы отдал.
  - Они видели Катюшины оценки?
  - Угу.
  - А грамоты?
  - Конечно.
  "Вот растяпа!" - он стукнул себя по лбу, прервав звонок. Только сейчас он вспомнил, что файл с грамотами вместе с документами на зачисление оставил в кабинете директора. Надо бы забрать, а то потеряют, чего доброго. Влад посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось не так уж много. "Переживут" - подумал он легкомысленно о начальстве и коллегах, и не заходя в офис, направился к стоянке за автомобилем. От работы до дома было совсем недалеко, но он так привык к "колесам", что чувствовал себя без машины беспомощным. Да и должность его - старшего программиста, требовала частых отлучек на объекты, где пользовались их программами.
  
  Он припарковал автомобиль возле школы, почти у калитки. Летом тут было свободно. К счастью, кабинет директора еще не успели запереть, и хотя Вера Андреевна уже ушла, но девочка-секретарша оказалась на месте. Забрав файл с красноречивыми подтверждениями Катюшкиных талантов, Влад вернулся к машине, бросил грамоты на заднее сиденье. Из здания школы сквозь открытое окно слышалась нестройная песня, исполняемая старательными детскими голосами. "Все еще репетируют", - подумал Влад и вместо того, чтобы сесть в автомобиль и уехать, направился к магазинчику, решив, что хочет воды. Непременно сейчас и непременно холодной. Ледяная минералка обжигала горло. Он пил с наслаждением.
  Как она так быстро преодолела расстояние от крыльца до калитки? Ведь за мгновенье до того, как приникнуть к горлышку бутылки, он окинул взглядом лаконичный школьный пейзаж - тот был абсолютно лишен живой натуры. И вот уже сбоку прошелестел ее удивленный голос:
  - Влад?
  От неожиданности он клацнул зубами по горлышку, часть минералки выплеснулась на рубашку. Он выругался и тут же спохватился:
  - Извини. Постоянно предстаю не в лучшем виде - то мокрый то грязный. Решишь, что я свинтус какой-нибудь.
  - Нет-нет, вы очень хорошо... выглядите.
  Она почему-то смешалась, хотя не сказала ничего такого. И это воодушевило его больше, чем вежливый комплимент. Выглядел он и вправду не плохо. Узкая темно-синя рубашка в тонкую белую полоску оттеняла глаза, делая их ярче и глубже, обтягивала суховатую спортивную фигуру. Лицо загорело за лето, и это ему шло.
  - Может уже на "ты" перейдем? Не такой уж я старый.
  - Как хотите... Как хочешь.
  Она улыбнулась.
  - А ты (она словно попробовала слово на вкус, и, решив, что оно звучит нормально, продолжила) кого-то ждешь?
  - Догадайся с трех раз.
  - Зачем? - конечно же, она смутилась.
  - Мне показалось, что мы не договорили. Я не успел спросить - как твоя нога.
  - Да она давно... - начала объяснять Вирсавия, но потом осеклась, заметив лукавинку в глазах Влада.
  
  - На самом деле у меня тут дела были. Моя мама - подруга вашей директрисы, просила ей передать кое-какие бумаги - на голубом глазу соврал Влад. - Но если ты меня не очень боишься, могу подвезти домой. Мне как раз в ту сторону.
  - А мне не домой, я отсюда еще должна зайти...
  Она посмотрела на него, и улыбаясь в ответ он уже понял: "Поедет!". Девочка тут же подтвердила догадку:
  - Хотя, если вы, то есть ты едешь и нам по пути... я зайду в другой раз.
  - Ну вот и правильно.
  Он открыл переднюю дверь пассажирского сиденья, захлопнул, повернулся спиной, быстро снял с пальца кольцо и запихнул поглубже в карман. Потом обошел автомобиль, сел на водительское место.
  
  - Кстати, давно хотел спросить: ты чего так далеко ездишь? В вашем районе школ нет?
  - Есть. Но нас с сестрой в эту отдали, она считается хорошей. У нас вообще многие из соседей сюда детей возят, особенно в старшие классы. (Влад вспомнил сына мастера Михалыча). И нас перевели, меня из-за английского, а ее - за компанию. Младшие ходят уже в другую школу - рядом с нашим домом.
  - Тебе английский нравится?
  - Нравится. И знаю я его неплохо, - не без гордости сказала Вирсавия. - После школы думаю поступить на РГФ, на отделение перевода. Или на филфак. Я читать очень люблю.
  - И что же читает нынешнее поколение?
  - Боюсь, список будет слишком длинным, - она улыбнулась. - Мне пока почти все интересно, кроме откровенно скучного. Знаю, что позже может не быть времени, поэтому стараюсь как можно больше сейчас узнать. У нас и школьная программа в старших классах увлекательная.
  - Ну да, что там? "Мастер и Маргарита"?
  - В этом году будет. Но она мне, как раз, не слишком нравится, - она смущенно улыбнулась. словно извиняясь перед Булгаковым.
  - Маргарита не нравится или произведение?
  - Мастер. Он... Ну не такой ей нужен.
  - А какой? Похожий на Воланда?
  - Нет... Я думаю, Булгаков когда писал, любовался женщиной. Она ему наверное нравилась очень-очень, наверное - мечтал о такой. А Мастеру писательского внимания уже не досталось. Он просто - удобный.
  - Хм... - Влад задумался. В этом что-то было, но он так отвык обсуждать книги, что теперь не мог найти нужных слов.
  - А вся эта чертовщина в романе тебя не смущает? При твоих... (он подбирал выражение) убеждениях? Бесы, демоны и прочее?
  - В Библии тоже много демонов. И даже Сатана имеется, - она опять улыбнулась.
  - Жду не дождусь, когда начнем Серебряный век проходить, - мягко сказала Вирсавия, меняя тему.
  Влад вдруг вспомнил себя в ее возрасте и спросил:
  - Ты и сама стихи пишешь, наверное?
  - Да, - не стала отпираться Вирсавия, - Но читать не буду.
  Влад с интересом посмотрел на нее - все-таки проглядывает подростковый "ежик" даже в такой пай-девочке.
  
  Гл 10
  Заболтавшись, Влад проскочил въезд в ее переулок. Не специально. Вирсавия заметила, спохватилась:
  - Ой, я же тут живу!
  - Извини, проехал. На кольце развернемся. Или может - погуляем немного? Там дальше спуск к Кубани. А?
  
  - Мне домой надо, - с неохотой ответила она, но, подумав, согласилась - Несделанное дело оставило у меня в запасе часа полтора.
  
  - На дольше не задержу. Обещаю доставить в целости и сохранности!
  
  Вечер вымел жару с Краснодарских улиц. Они стали свежее, приветливее, как будто даже зеленее, ведь в дневном мареве растворяются все краски, как на засвеченной фотопленке. Пахло водой, мокрой зеленью, мазутом - недалеко располагалась лодочная станция. Они шли над рекой, потом углубились в парк - непричесанный, полузаброшенный, совсем непохожий на тот, в котором познакомились. Из-под старых деревьев щерились некрашеные скамейки, многие - без спинок, а то и вообще без досок. Уцелевшие деревяшки покрывала густая вязь надписей, в основном - на великом русском матерном. Они говорили, молчали, смеялись. Ему хотелось узнать больше о ней и о ее семье. Когда-то в юности такое же любопытство он испытывал по отношению к неформалам, даже тусовался с ними, в прочем, мало при этом меняясь сам и внешне, и внутренне. Тогда ему было интересно, чем живут люди, не похожие на него. С годами любопытство поутихло, подуспокоилось, а может его загасило разочарование - на поверку многие неформалы оказывались среднестатистическими обывателями, обряженными в нестандартные одежды.
  
  А вот в случае с Вирсавией ее открывшаяся "нормальность" грела ему душу. Он опасался, что она будет слишком другой, слишком экзотичной. По началу все время ждал, когда же она начнет проповедническую атаку. На такие опасения наводил опыт с соседями матери - свидетелями Иеговы. Анну Сергеевну опекала тетя Анжела, старательно снабжая журнальчиками, которые мать брала из вежливости и потом складировал анна полочке в подсобке. А к Владу в друзья все набивался ее сынок - Андрей. Заводил вроде бы будничные разговоры о погоде, о ценах в магазине, о политике, которые неизменно заканчивались вопросом: "А знаешь ли ты, что Иегова приготовил для своих последователей новый мир, где не будет слез..." На этом месте Влад прерывал тираду. Быстро прощался и уходил. Впрочем, в последнее время он старался попрощаться сразу, еще на этапе "прелюдии".
  
  Но Вирсавия и не думала поднимать специально эту тему ни в эту, ни в последующие встречи, хотя она постоянно всплывала - девушке приходилось объяснять кое-какие моменты своей жизни. Да, та прогулка не стала последней. Доставив ее домой, он предложил увидеться еще раз, и она без лишних колебаний согласилась. Они встречались иногда по вторникам, иногда по средам. Когда Влад поинтересовался, почему именно в эти дни, Вирсавия сказала:
  
  - У нас в среду молодежное служение. Что-то вроде круглого стола, где разбираются различные вопросы для молодых христиан.
  - И ты его так беззастенчиво пропускаешь? Тебя не заложат?
  - Ну я же иногда посещаю служения. Да и не кому закладывать. Раньше мы с сестрой туда вместе ходили, вот с ней было бы проблематично пропускать. Но - теперь она замужем, и ходит на собрания для молодых жен.
  - Как у вас все... - Влад пытался подобрать слово, - структурировано. А во вторник ты что делаешь? Вернее я то знаю что, - он улыбнулся, - а что должна была бы?
  
  - Должна была ходить на изучение Библии.
  - Тоже круглый стол с обсуждениями?
  - Скорее нет. Нам говорят, мы слушаем. Учат правильно и однозначно понимать Библию.
  - Мне показалось, или ты слегка иронизируешь?
  - Ну как тебе сказать. Ты Библию читал?
  
  Он отрицательно мотнул головой:
  - Не пришлось.
  - Ну видел, наверняка?
  - Конечно, не совсем же я темный.
  - Объемная книга?
  - Допустим. Не маленькая. К чему ты клонишь?
  - А знаешь, почему в ней столько страниц? Там огромное количество историй. Про разных людей в разных обстоятельствах. И с каждым из этих людей Бог поступал по-своему. Если бы были однозначные правила, думаю, на эпизоде с Адамом и Евой все и закончилось бы. Ведь его достаточно, чтобы сделать вывод - Бога нельзя ослушаться.
  
  - А ты считаешь, что можно?
  - Я надеюсь, что мне не придется это выяснить.
  - Да ты просто маленький философ-бунтарь в косыночке, - он улыбнулся и посмотрел на нее долгим взглядом. Она то ускользала от него, в чуждый и непонятный мир, то становилась такой ясной и узнаваемой. Но всегда - и на том берегу и на этом - Вирсавия оставалась открытой, и в глазах ее сразу отдавалось любое, даже мимолетное, волнение, вопрос, мысль.
  Он провел указательным пальцем по кружеву косыночки, болтавшейся на шее - этот предмет гардероба всегда превращался в шейный платок, как только Вирсавия выходила из дома одна. Скользнул к пульсирующей жилке под ключицей. Она вздрогнула, подняла на него глаза, в которых и следа не осталось от былого задумчивого спокойствия. Полуоткрывшиеся губы, щеки, даже уши стремительно покраснели. Влад поспешно перенес руку на перила набережной и отвернулся.
  
  В другой раз он сказал:
  - Красивое у тебя имя. А братьев-сестер как зовут?
  - Мальчиков: Даниил - ты его видел, и Илья. Младших сестер - Далила и Саломея, ту, которая вышла замуж - Руфь, а самую старшую - Мария. Ей больше всех повезло.
  - Почему повезло? Разве носить необычное имя - плохо?
  - Мне мешало. Наверное, когда только именем выделяешься - хорошо и приятно. У меня, видимо, внутреннего стержня нет, верить, что все это (она огладила себя по длинному рукаву блузки и соскользнула на юбку) единственно правильно.
  
  Его рука повторила движение ее руки почти бессознательно, и она опять задохнулась от накрывшего ее жара. Он почувствовал, но руки не отвел, так и держал ее за локоть. И вирусы ее волнения поднимались от кожи через его пальцы вверх, разливаясь по телу горячими волнами. Уже очень и очень давно он не испытывал ничего подобного, а может быть и никогда - не испытывал. Обычно все было быстро, разгоняясь сиюминутными желаниями, а чаще - просто потому что "так надо", потому что на вечеринке девушка сидела рядом, потому что пригласил на танец, потому что надо заполнить чем-то скучный вечер после работы и логически завершить совместный поход в кино. И в этой спешке он не успевал дочувствовать, а уж осмыслить - тем более.
  
  И сейчас он не торопил события, наслаждаясь такими моментами.
  После этих кратковременных свиданий, всегда - полтора часа, он возвращался домой тихий и задумчивый. Ни с кем не хотелось говорить, да что там - просто громких звуков не хотелось. Он был благодарен Татьяне, которая никогда не лезла с вопросами. Считала, что он устает на работе и давала возможность без лишних объяснений укрыться в спальне, где он тут же растягивался на кровати и несколько минут не мигая, смотрел в потолок, доставая из памяти и раскладывая на этом белом полотне картины минувшего вечера, включая фонограмму слов. Иногда он спрашивал себя, как относится к Вирсавии, каким словом назвать эти чувства и ощущения, но язык был слишком беден и слишком банален, он мог предложить только очень поношенные варианты, которые использовались миллионы миллионов раз и никогда полностью не отражали сути.
  Гл 11
  А Вирсавия, не вдаваясь в лингвистические дебри, сразу призналась себе - влюбилась. Она ни с кем не делилась своими переживаниями, даже с Лидой, памятуя ее лекции про "взрослых" и их единственные "потребности". Вирсавия теперь была уверена, что подруга заблуждалась. Ведь она узнала Влада - такого чуткого, деликатного, никогда не переступающего границ. А еще у него, по мнению Вирсавии, была масса других достоинств: умный, красивый, интересный. Необыкновенный.
  
  С появлением Влада все очень изменилось. Из жизни Вирсавии исчезла безмятежность, размеренность. Ее словно подхватило бурлящим потоком и несло куда-то, даря восхитительное ощущение полета и вместе с тем страх - что там, в конце пути: обрыв, водопад, радуга? В отличие от Влада, она задумывалась о будущем, ведь, как известно, девушки согласно шутке, в которой доля правды, придумывают имена совместным детям еще на первом свидании. Эти мысли волновали и пугали ее. Вирсавии казалось, что то, что происходит с нею, никогда и никем ранее не ощущалось. Косвенно это подтвердил разговор с недавно вышедшей замуж сестрой.
  
  - Руфь, скажи мне, - заговорила Вирсавия, когда сестра пришла в гости и они, как в старые времена, уединились в своей комнатке. - У тебя с Тимофеем так было - он тебя касается, а у тебя мурашки по всей коже и горячие волны одна за другой, аж в глазах темнеет.
  
  - Это ты опять в каких-то мирских книжках начиталась?
  - Да, - соврала Вирсавия.
  Сама Руфь читать не любила, зато с удовольствием слушала проповеди на женских и молодежных служениях. По основным жизненным вопросам у нее были давно сформированные однозначные мнения. Вирсавия когда-то пробовала с сестрой обсуждать сюжеты взбудораживших ее книг или услышанные от знакомых истории, на что младшая сестра отвечала словами из Библии: "Многие знания умножают многие печали. Нам это не нужно, сестренка, Бог усмотрит нашу жизнь".
  
  - Врут твои книжки, сестренка. Ничего подобного не испытываешь на самом деле. Мне приятно, когда Тима меня касается, когда целует. Но никаких мурашек я никогда не ощущала. Твои писатели, наверное, бегали на свидания с высокой температурой. Почему ты на меня так смотришь?
  
  Взгляд Вирсавии, устремленный на сестру, действительно был странен: в нем сочеталась мечтательность и жалость. Сейчас Вирсавия думала о том, много ли потеряла ее сестра. Она вышла замуж за хорошего парня. Из верующей семьи, заботливого, спокойного, лишенного, как и большинство ребят в их приходе, вредных привычек. Она уже ждет своего первенца и, возможно, со временем у нее будет много симпатичных, хорошо воспитанных ребятишек. С мужем на долгие годы их свяжет взаимопонимание и совместное служение. Они не будут ругаться, а при возникновении сложных ситуаций, которых не лишена даже самая идеальная семейная жизнь - молиться и просить помощи у Бога. И Тимофей, похоже, на всю жизнь останется ее единственным, что само по себе прекрасно, но... Получается ей ни с кем не придется испытать этих жарких сполохов, когда кожа становится тонкой мембраной, пронизанной сетью электрических проводов, которые постоянно рвутся и искрят. Когда сердце, до этого незаметное, вдруг становится требовательным и навязчивым - бьет набатом в груди, звучит тысячами настойчивым молоточков в ушах, высасывает сознание огромной черной дырой, так, что остается только ощущение сердца и пылающей кожи, до боли живых нервов и пульсирующей крови. Узнает ли когда-нибудь Руфь, чего была лишена? А если узнает, спасет это ее или погубит.
  
  - Вирсавия, ты чего? - обеспокоенная ее молчанием, спросила сестра.
  - Да так, ничего, голова чего-то кружится.
  
  Она опять соврала. За последнее время ложь прочно вросла в ее жизнь, заплела липкой паутиной. Она врала учителям, что не может остаться на факультативы, которые раньше посещала с удовольствием, врала знакомым из общины о причинах, по которым не посещала служения, врала родителям, когда те спрашивали, что интересного было на встречах...
  
  Она знала, что рано или поздно все откроется, достаточно кому-то из лидеров "молодежки" подойти к отцу и сказать, что в последнее время Вирсавия появляется через раз, а то и реже. Что она будет говорить? Как оправдываться? Но только раз она попыталась пересилить себя - о чем горько пожалела.
  
  Они стояли на Мосту Поцелуев, через перила, увешанные замками с именами сотен молодоженов, рассматривая мутную воду. Влад был чуть сзади, и в какой-то момент она почувствовала, что он вжимает ее в металлическую ограду моста, а губы медленно, как капли начинающегося дождя, касаются ее плеча, мочки уха, волос. Это было так неожиданно и так мучительно приятно, что течение воды тут же подернуло туманом, в котором вспыхивали и гасли красные пятна. Внутри то холодело, то занималось огнем. Она чувствовала, что дрожит, и стеснялась этой крупной дрожи, которую уже невозможно было скрыть. Если б она могла сейчас обернуться к Владу, то увидела бы, что он улыбается, а глаза его смотрят слегка удивленно, весело, с гордостью. Реакция девочки забавляла его, будоражила. Потом он отстранился и, дав ей успокоиться, как ни в чем ни бывало сказал "Ну, пойдем прогуляемся?"
  
  Вечером того дня она решила порвать отношения с Владом. Вирсавию испугали не его действия, а больше - собственная реакция. И в следующий раз в оговоренное время не вышла на место их встреч - еле заметный поворот в узкую улочку в двух кварталах от ее переулка - чтобы не попасться на глаза соседям. Отсюда забирал ее Влад на машине. В тот день он ждал, как обычно, а она бежала к остановке трамвая, боясь передумать. Протиснулась в закрывающиеся двери, больно получив створкой по локтю. На "молодежке" сидела сама не своя: бледная, отрешенная, на вопросы отвечала односложно, так что подруга по церкви Лиза несколько раз спросила, не больна ли она. А на обратной дороге Вирсавию охватила паника - что, если Влад больше не приедет? Они не договорились о времени следующей встречи, и не было никакой возможности передать ему весточку.
  
  Гл. 12
  Но в следующую среду он был на месте - приехал раньше обычного, так что только вынырнув из своего переулочка, она увидела его темно-синюю "Мазду". И сердце зашлось от радости.
  
  - Что-то случилось в прошлый раз? - встревожился Влад, едва она скользнула на пассажирское сиденье.
  
  Она собралась было сослаться на болезнь, но не стала. Ему Вирсавия врать не могла и не хотела.
  
  - Я ушла на служение. Специально. Не хотела больше встречаться с тобой, - сказала она, осторожно касаясь его руки, словно вымаливая прощения.
  
  - Вот как? - он не рассердился и даже не обиделся, только вздохнул глубоко.
  Ехать недалеко - вот и спуск к Кубани, где он всегда паркует автомобиль, а дальше они могут гулять по набережной или углубиться в парк. Обычно выбирали второе - подальше от лишних глаз. Но сейчас Влад не спешил покинуть машину.
  
  - Хочешь, я отвезу тебя на твою молодежку? Ты еще успеешь, - спросил он, глядя на часы.
  - Нет. - она покачала головой, - Влад, прости меня, я не должна была так делать. Но теперь я понимаю, что я не могу без тебя. Я жила эту неделю как в аду. Я так боялась, что ты не приедешь больше... - Она говорила сбивчиво, со слезами в голосе, и старалась не смотреть на него. Вспоминала, какими пустыми и тревожными были эти дни.
  
  Он откинулся на спинку сиденья, сцепил руки за головой. Выругал себя: "Доигрался!" А вслух сказал:
  
  - Это ты меня прости. Не надо было все это затевать. Теперь тебе из-за меня обманывать приходится. Не правильно все это...
  Стало противно от себя самого. Теперь получается, что она еще и виновата. А он играет в благородство. Его слова напугали Вирсавию.
  
  - Влад, ты не думай, все нормально. Я разберусь. Я..., - поспешно заговорила она.
  Он повернулся к ней, посмотрел в виноватые молящие глаза, понимая, что нужно заканчивать, рвать эти отношения. Прямо сейчас. Но...
  
  Он столько раз представлял, как поцелует ее, и как она отзовется на этот поцелуй, что "под занавес" не смог сдержаться. Медленно, не закрывая глаз, следя за малейшим движением ее черт, наклонился к ее лицу и слегка коснулся уголка рта губами. Как он и ожидал, на ее растерянном лице отразилась такая буря чувств, что его невольно самого тряхнуло. Тогда он поцеловал ее уже по-настоящему, мягко захватывая губы, раскрывая их языком, чувствуя, как она пытается ответить. Классно!
  
  Наконец он заставил себя отстраниться, почти равнодушным тоном, в котором лишь слегка проскальзывали нотки заинтересованности, спросил:
  - Понравилось?
  Он пытался вспомнить свой первый поцелуй, откопал в памяти теплый вечер в детском санатории, девочку из старшей группы и себя - самоуверенного подростка, который из-за всех сил спешил повзрослеть. Они долго тогда целовались, забравшись в старую беседку. И не только целовались. Когда он возвращался в корпус, в голове у высокого худощавого мальчика в джинсовых шортах крутилось восторгом "Я стал мужчиной!". И не терпелось рассказать все пацанам.
  
  Она молчала. Вряд ли она сейчас могла говорить. Ее лицо выражало крайнее волнение. Пальцы мяли подол платья. Он накрыл их своей рукой, опять заглянув в глаза. Он казалась сейчас такой безвольной, беспомощной, и он понял, что если захочет, получит сейчас все без намека на сопротивление. Тряхнул головой "Все, все, уезжай!!!"
  
  - Вирсавия, - он опять вздохнул. - Боюсь, мы друг к другу испытываем... несколько разные чувства.
  
  И, понимая, что лучше быть жестоким, чем подлецом, выговорил через силу:
  - Я не люблю тебя.
  
  Он боялся смотреть на нее, уставился в окно, которое неожиданно стало заливать дождем. Первый осенний дождь в этом году. Прощай, тепло... Долгое кубанское лето, воровито отщипывающее кусочки и у весны, и у осени, закончилось.
  
  Думал, что после этих слов станет легче. Не стало.
  - Отвези меня домой, пожалуйста, - попросила Вирсавия.
  По голосу он понял, что она борется с собой, чтобы не заплакать.
  
  Вернувшись к себе, он очень тихо разулся в прихожей, повесил на крючок мокрую куртку - дождь не щадил, пока он бежал от гаража до подъезда. Не хотелось, что бы кто-то из домашних заметил его приход, начал задавать лишние вопросы. Осторожно направился в спальню, но проходя мимо зала, остановился. Жена увлеченно беседовала с кем-то, и, как Влад понял по обрывкам фраз - о нем. Он прислушался. Видимо в детстве мама не усердствовала, внушая, что подслушивать не хорошо.
  
  - Я всегда знала, что он меня любит, - говорила Татьяна. - Просто ведь как у мужиков, пока не боится потерять, вроде и не слишком нужно. А как я с Петром закрутила. Да припугнула, что уеду...
  
  - Может он все-таки за Катьку испугался, - голос невидимой собеседницы сочился недоверием и плохо скрываемой завистью.
  
  - И за Катьку - тоже. Души в ней не чает. Но если б ты знала, какими он глазами на меня смотрел. А Петра когда увидел... Я думала, тут же на месте его и задушит, испугалась даже.
  
  Влад усмехнулся. Вот оно как, значит. Гибрид Ромео и Отелло из него лепят. Интересно, она сама в это хоть немного верит, или только подружке лапшу на уши вешает.
  - И знаешь, - продолжала откровенничать Татьяна, - он стал отличным мужем. Я даже не ожидала. Все делает, о чем не попрошу, слова грубого за все время мне не сказал. Шабашки берет дополнительные, чтобы в семье денег больше было.
  
  Влад сложился в приступе беззвучного смеха. Во время этих "шабашек" он как раз ездил на свидания с Вирсавией.
  
  Он не стал больше слушать старые добрые сказки о семейной идиллии. Пошел по коридору, шатаясь как пьяный, в спальне рухнул на кровать и накрыл голову подушкой. В ушах бухало, в сердце ныло, в голове грудились беспорядочные образы: Таня, Катюшка, Вирсавия. Вирсавия, Вирсавия, Вирсавия.
  Гл 13
  С рождения Вирсавия не знала, что такое одиночество. Она была третьим ребенком в семье, после Марии и Даниила, а еще через год появилась на свет Руфь - ее вечный маленький спутник. Три сестры с раннего детства делили одну комнату - сначала в старом отцовском доме, потом уже - в новом особняке, которые помогала строить община. Здесь было четыре детских. Саломея и Далила - младшие девочки, занимали одну комнату. Братья жили по одному. Слишком большая разница в возрасте не позволяла им совмещать интересы. И в детстве Вирсавия, любившая уединение, часто завидовала им. Нет, она души не чаяла в сестренках, но иногда так хотелось остаться наедине со своими мыслями, уйти с головой в чтение, отдаться музыке. Теперь, когда и Мария и Руфь вышли замуж, она безраздельно властвовала в просторной светлой комнате, расположенной на втором этаже.
  
  Любимым ее местом стал подоконник большого стрельчатого окна, с которого открывался вид на сад, в это время года расцвеченный широкими мазками теплых оттенков: от нежно-желтого до густо-коричневого. Глядя на эту картину, под рвущую душу мелодию "Лунной сонаты" очень хорошо было плакать. Столько слез она не пролила за всю свою жизнь. Детские обиды, боль от ушибов и царапин, ссоры с родными - все померкло перед животной тоской, которая сейчас грызла, всасывалась, впивалась в душу. Слезы не помогали от нее избавиться, но словно омывая бесчисленными волнами, стачивали острые края, приручали. Тоска прекращала терзать, оставаясь на сердце тяжелым округленным камнем.
  
  "Что мешает ему меня полюбить?" - снова и снова спрашивала Вирсавия, пытаясь понять, в чем же кроется ее изъян. Как могли Тимофей и Павел - муж старшей Марии - общаясь с сестрами только на общих собраниях, так уверенно сказать "да" на венчании, связать себя с едва знакомыми девочками на всю жизнь, без права развода? И чего не хватает Владу? После всех слов, взглядов, прикосновений? Почему не может он чувствовать то же, что и она? Ведь вот - он, в каждой ее мысли, в каждом сне. А что значит для него она? Может, в его жестоких словах ее вина? Не пришла на свидание, дала ему повод думать, что рано или поздно бросит его из-за церкви... Может слова - только прикрытие? Эта мысль неожиданно успокоила. Придала сил. Если она во всем виновата, значит, сама и сможет все исправить.
  ........
  Его жизнь опять потекла неспешно, скучно, размеренно. Он мало времени проводил дома, вечерами старался зарулить куда-нибудь с Джоном, навестить мать, деда с бабушкой. Стал брать те самые шабашки, о которых говорила Татьяна с подругой. Неожиданно оказалось, что услуги знающего программиста очень востребованы и хорошо оплачиваемы, и теперь после основной работы он катался по клиентам, занимаясь установкой и наладкой ПО или уезжал в старый Танин домик, где в полной тишине писал программы.
  
  Идея с квартирантами оказалась неудачной. Пущенное на постой семейство будило соседей бурными ссорами, а потом свалило, так и не заплатив за месяц, оставив поломанную дверь и сожженные розетки. Влад собрался сделать здесь ремонт, привести домишко в порядок, чтобы сдать уже приличным платежеспособным людям. Вот и еще одна причина, чтобы реже бывать дома. Видимо, Таню что-то в этом уединении все-таки беспокоило, несколько раз она неожиданно приезжала в дом без предупреждения, оправдываясь, что случайно оказалась рядом. Но каждый раз заставала Влада то за компьютером, то за ремонтными работами. И подозрения сменялись чувством вины. Он такой хороший, для семьи старается, а она понапридумывала себе невесть что. В конце концов Таня перестала устраивать проверки, уговорив себя, что лучший фундамент для счастливой семейной жизни - доверие.
  
  О Вирсавии он старался не думать. Знал - поступил правильно. Нечего ему, женатому мужчине, лезть к наивной девочке, от которой его отделяет больше десятилетия. Что он мог бы дать ей? Наиграться и бросить? Конечно иногда, когда в памяти проступало ее лицо, ее глубокие глаза, полные восторга и любви - к нему, он забывал вовремя остановиться. И такие воспоминания были приятными и грустными. Но увлекаться ими - не следовало, так как следом появлялось настойчивое желание ее увидеть. Если становилось совсем уж невмоготу, он искал спасенье в обществе дочери. Играл с Катей в настольные игры или устраивал шумную возню, помогал делать уроки, обсуждал школьную жизнь и занятия в студии.
  
  В один из дождливых ноябрьских вечеров Катюша сообщила поздно вернувшемуся с работы отцу:
  - У нас сегодня осенний концерт был, жаль, пап, что ты не смог прийти.
  - Папа много работает, ты же знаешь, - поспешила вступиться за Влада Татьяна.
  - Да я понимаю, - быстро согласилась дочь, - Я тебе все-все расскажу, папочка, было так классно.
  
  Он уже разделся, упал в большое мягкое кресло, и пока Таня собирала ему ужин здесь же, в зале, на журнальном столике, потворствуя его холостяцким привычкам, Влад устроил дочку на колене и сказал:
  - Ну, я готов внимать и восхищаться.
  - У меня было почти больше всех номеров - три. Правда одну песню я вместе с классом пела, а две - сама. Мне так хлопали, папочка.
  - Еще бы тебе не хлопать, моя звездочка.
  - А у кого номеров было больше? - ревниво спросила Таня. Она всегда пристально следила за успехами Катюшки.
  - У Вирсавии. Но она совсем взрослая, из 11 класса. Она три песни сама пела, и еще на гитаре аккомпанировала другим девочкам.
  Хорошо, что Таня смотрела в это время на дочку и не видела изменившегося лица мужа. Она продолжала разговаривать с Катюшей.
  - Вирсавия, странное какое-то имя.
  - Да она и сама странная. Все время ходит в длинной юбке и в косынке. Но поет очень хорошо. Красиво.
  - Сектантка какая-то что ли? Ты лучше держись от нее подальше.
  - Почему Катя должна держаться подальше? - вскинулся Влад.
  - Ой, Владик, ты этих сектантов не знаешь. В станице одни неподалеку от нашего дома жили. Задурили голову моей подружке. Такая девчонка мировая была, бедовая. А потом стала как воробей щипаный: краситься перестала, в какие-то балахоны нарядилась, ни с кем из старой компании не общается. Сначала замуж никак не могла выйти, у них там в секте мужичков раз-два и обчелся, зато потом как взяли, начала по ребенку в год рожать. Я ее, кстати, встречала, когда в последний раз к матери ездила. И поговорить не о чем. У них же интересов никаких, абсолютно ограниченные люди.
  Влад вспомнил рассуждения Вирсавии о литературе и музыке, смелые, на грани вольнодумства, библейские вопросы, образные сравнения, психологичные портреты, которые она давала одноклассникам и знакомым - опишет человека точно и ярко, но всегда без единой отрицательной черточки. А тут, оказывается, еще и на гитаре играет. Да уж, ограничена дальше некуда... Но разубеждать Татьяну не стал. Люди разные, может ее станичная знакомая действительно такая - двух слов связать не может.
  Больше его сейчас волновало другое - как близко его дочь и Вирсавия подошли друг к другу. Ему казалось, что пропасть между третьеклассницей и выпускницей огромна, а тут надо же - общие концерты. Интересно, знает ли Вирсавия его фамилию? Вроде официально не знакомились, но достаточно было прочесть данные талона техосмотра, закрепленного на стекле. Впрочем, фамилия у него достаточно распространенная, вряд ли вызовет какие-то подозрения. А вот отчество... Он переписал Катю на себя еще летом, особенно спешил с этими формальностями, и теперь в ее свидетельстве о рождении значилось: "Богданова Екатерина Владленовна".
  - Пап, а пап, - вывел его из задумчивого состояния голос Катюшки.
  - Да, дочь?
  - А купишь мне гитару? Я хочу научиться играть, как Вирсавия.
  
  
  Гл 14.
  Резко похолодало. Последние проблески позднего бабьего лета, сунувшегося в неприютный ноябрь, снесло стылым ветром, смыло дождями.
  
  В тот день Влад задержался на работе. Не хотелось выходить в холод и тащиться домой. Сегодня шабашек у него не было. Глядя на ледяной дождь, музыкально барабанивший в окно, он подумал, что лучше, наверное, оставить машину на стоянке, при такой погоде пробок не избежать, и дорога на колесах займет больше времени, чем пешком через дворы.
  
  На улицу он вышел уже по темноте. В желтом пятне фонаря заметил маленькую фигурку, но не придал значения. Остановился только на ее негромкий оклик:
  
  - Влад!
  Он сразу узнал голос и подошел, но по его лицу Вирсавия поняла, что Влад совсем не рад ее видеть. Что угодно выражали его глаза, только не удовольствие от встречи. Они были чужими и больными.
  
  - Зачем ты пришла? - спросил он хрипло.
  - Я? - она растерялась и смутилась под тяжелым взглядом, потом честно ответила, - Не знаю.
  
  Она действительно не представляла, как пройдет их встреча. Почему-то нафантазировала, что Влад ей обрадуется, начнет расспрашивать, что да как.
  
  А он молча смотрел на ее замерзшую фигурку (видимо, давно ждет) в длинном приталенном коричневом пальто с широкой каракулевой отделкой, волосы и часть лица скрывал глубокий капюшон.
  - Ты выглядишь, как барышня из позапрошлого века, - сказал он наконец.
  - Это хорошо или плохо?
  - Пойдем в машину. Здесь очень холодно.
  - Пойдем.
  Охранник на стоянке даже не выглянул из будки, когда они садились в стоявшую с краю "Мазду".
  
  - Я тебя отвезу домой, - сказал Влад, - Только боюсь - быстро не получится. В такую погоду сама знаешь, какие пробки.
  
  Ей стало неудобно - притащилась, навязалась, отнимает время у уставшего на работе человека.
  
  - Не надо, я на трамвае поеду, просто хотела тебя увидеть.
  Она потянулась к двери, но он положил руку на ее ладонь, слишком резко спросил:
  - Увидела?
  - Увидела. Но... не нагляделась.
  
  Она смотрела на него каким-то новым прямым взглядом, впитывая его жесткое лицо, губы без улыбки, усталые глаза. Капюшон упал ей на плечи, открыв золотистые волосы, на концах которых льдинки превращались в капли. Косынку сменила широкая коричневая трикотажная повязка, делавшая ее строже и взрослее. Она изменилась за неполные два месяца: черты стали четче, тоньше, уходила детская припухлость. Она похудела и немного осунулась, от чего глаза казались еще больше и еще глубже.
  
  Глядя на Влада, Вирсавия кусала губы, словно собираясь что-то ему сказать, и не решаясь. Он этих движущихся и краснеющих на глазах губ у него застучало в висках. Влад отвернулся, повернул ключ зажигания. Она опять сделала попытку открыть дверь, и опять наткнулась на его запрещающий жест:
  
  - Сиди, довезу.
  До знакомого переулка ехали долго, медленно и практически молча, если не считать нескольких фраз, сказанных Владом в сердцах в адрес других водителей. Вирсавия смотрела в окно, на холодный и грязный город. На смену отчаянию - "Я ему не нужна" - пришло равнодушие, какое-то полуобморочное спокойствие без мыслей и чувств.
  
  Автомобиль остановился, она почти беззвучно, одними губами произнесла "Спасибо" и потянулась к ручке. Дверь не открывалась, что-то там в ней заело. Влад перегнулся через нее и открыл дверь, когда он возвращался на место, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от ее. Он с силой вдохнул и сказал: "Пока". Потом, когда она уже вылезла из машины, крикнул: "Постой". Она с готовностью остановилась. "Осторожней там, в переулке. Уже совсем темно, и скользко". "Хорошо" - пообещала она.
  
  Вирсавия пошла вперед, не оборачиваясь. Ветер усилился и сыпал наотмашь ледяными пригоршнями ей в лицо, но она даже не пыталась наклониться. Холод и боль отрезвляли, заглушали, заполняли пустоту и пробуждающееся отчаяние. Сзади послышался скрип автомобильных шин, но она заставила себя не оборачиваться. Короткий квартал в пару домов, еще один, вот и поворот в ее переулок. Шум машин, свист ветра не загасили шагов, но она слишком поздно осознала, что сзади кто-то бежит, чтобы успеть испугаться.
  
  Руки схватили ее и развернули на месте. Узнав его, она собралась что-то спросить, но не успела - захлебнулась в горячечном поцелуе. Он был жадным и требовательным, впиваясь в ее полуоткрытые губы, и если бы не его руки, подхватившие ее за талию и под затылок, она бы не устояла под этим напором, упала в размокшую под ледяным дождем грязь. Он подтолкнул ее назад, прижал к какому-то забору, вдавил всем телом, нашел губами, продираясь сквозь бронированный льдинками шарф шею - тонкую и теплую. Она не сопротивлялась, не отталкивала.
  
  Наконец он остановился, объятья слегка ослабли, перестали душить и ломать, но все равно она все еще была крепко заключена в кольцо его рук. Сквозь несколько слоев своей одежды, сквозь пальто и его кожаную куртку, подбитую мехом, Вирсавия чувствовала, как стучит его сердце. Или это никак не могло успокоиться ее собственное?
  
  Ветер утих, ледяной дождь перешел в снегопад - первый в этом году. Крупные хлопья кружились в морозном воздухе, укрывая слякоть и грязь, даря уставшему городу иллюзию чистоты.
  
  Гл. 15
  Они виделись почти каждый день. Конец ноября и весь декабрь у Вирсавии были расписаны до мелочей. Она опять ставила в школе какую-то постановку с малышами, репетировала номера в предновогоднем концерте, участвовала в рождественской истории в своем приходе, которая также требовала подготовки. Поэтому родители перестали интересоваться, куда она бежит на этот раз.
  
  Встречались возле школы, откуда Вирсавия выходила после репетиций, либо возле здания ДК, который снимала их церковь для проведения служений и разнообразных мероприятий.
  
  Влад никак не мог привыкнуть, что она называет свою общину церковью. Мешало знакомое с детства толкование: церковь - это здание с куполами маковками и колокольным звоном.
  
  Часто ее пытались провожать подруги, но каждый раз под надуманным предлогом она ускользала в темную боковую улочку где, знала, уже припаркована его машина. Они уезжала в какое-нибудь пустынное и тихое место, перебирались на заднее сиденье и целовались до одури, пока не начинали болеть губы. Потом разговаривали и опять целовались. Вирсавия не соглашалась идти ни в кафе, ни в кино, да и ему это было не нужно. Если выдавался погожий теплый вечер, они, как и раньше, гуляли по парку, но в какой-то момент оба начинали думать о том, чтобы поскорее вернуться в машину.
  
  Влад не пытался анализировать их отношения или заглядывать в будущее. Настоящее ему нравилось. Настоящее делало его молодым и живым. Казалось, он ощущал каждую клетку своей кожи, каждую каплю крови, каждый нерв. Вины перед женой и дочкой не чувствовал - его семейная жизнь существовала словно в другом измерении и после свиданий с Вирсавией он просто переходил на другую орбиту, чтобы кружить остаток вечера и ночи вокруг семейного очага.
  
  А Вирсавия была счастлива, как каждая влюбленная девочка в 17 лет. Временами на горизонте появлялись тревожные знаки, но она предпочитала не замечать их. Как-то по дороге к утреннему трамваю, который увозил ее в школу, Вирсавию нагнал паренек. Приглядевшись, она узнала Вовку - одноклассника Руфи, он несколько раз приходил узнать домашние задания.
  
  - Привет! - поздоровался мальчик.
  - Здравствуй, - вежливо ответила Вирсавия. - Ты сегодня не на машине?
  
  Обычно Михалыч отвозил сына в школу. Несколько раз они предлагали подвезти соседских девочек, нагоняя их в переулке, но Вирсавия и Руфь, поблагодарив, неизменно отказывались.
  - Отец к бабушке в станицу уехал. Она ногу сломала.
  - Да? Жаль как...
  
  Вирсавия сказала это не просто из вежливости. Живое воображение тут нарисовало ей дряхлую старушку, ставшую из-за травмы совершенно беспомощной. Сердце сжалось.
  Заметив ее интерес, Вовка воодушевился.
  - Перелом в двух местах - поскользнулась на крыльце. Так что надолго, наверное. Буду с тобой вместе на трамвае теперь в школу ездить. Ты во сколько обычно выходишь?
  - Когда как, - с неохотой ответила Вирсавия.
  - Не хочешь что ли, - нахмурился Вовка. - Ну да, нам же с вами не по пути.
  - Ты не так меня понял...
  - Все правильно я понял. Мне твой папаша уже один раз указал мое место. Все чистенькими притворяетесь. До трамвая тебе со мной дойти западло, а с мужиками под заборами зажиматься - нормально?
  
  Вирсавия резко остановилась. Суженные Вовкины глаза были через край - ядом и злостью. По губам змеилась улыбка. Насладившись ее замешательством, Вовка поправил сумку на плече и быстро пошел вперед, что-то насвистывая.
  
  В другой раз ее тайну раскрыла подруга по церкви - Рина. Это была уже взрослая девушка, 22-х лет. Родилась она в обычной семье, а когда Рине шел 17-й год, погиб ее отец. Мать сразу сникла, плакала целыми днями, перестала интересоваться происходящим вокруг. К ней стала захаживать соседка - тетя Галя, вела беседы о Боге, читала Библию. В доме появились книжки с интригующими названиями, стали захаживать другие женщины: чистенькие, тихие, в светлых косынках и длинных платьях. Рина ничего не имела против - в их обществе мать немного оживала, переставала плакать, отвлекалась от грустных мыслей. Соседи предупреждали: "Смотри, затянут мать эти сектанты, дом продать заставят, и ее и тебя по миру пустят". Но ничего такого не случилось. "Сестры" - как называла женщин мама, наоборот помогали, чем могли. Иногда приносили в маленькую семью продукты, кое-какие вещи. До смерти отца мама не работала, и, не имея стажа, смогла устроиться только уборщицей, так что помощь была весьма кстати.
  
  Когда мама стала предлагать и ей пойти на собрание, Рина категорически отказалась: "Ты делай, что считаешь нужным. Я тебе указывать не буду. Но меня туда не тащи". Мать не настаивала. Потом наступил какой-то праздник, и Рина все-таки сдалась, пошла. Вопреки ее ожиданиям увидеть вокруг одних старушек, в церкви оказалось много молодежи, семей с детьми. К ней подходили, знакомились, поздравляли с праздником, о чем-то спрашивали. Все были улыбчивы и благожелательны. И Рина пришла сюда еще и еще раз, а потом постепенно влилась в эту жизнь, приняла ее, обрела здесь подруг.
  
  Теперь вместе с Вирсавией и еще несколькими ребятами она занималась Рождественским представлением - играла роль ангела-благовестника. Вирсавия была аккомпаниатором к большинству исполняемых вживую песен. Рина заметила, что подруга все время торопится, просит "прогнать" быстро все музыкальные номера и убегает задолго до окончания репетиции. Хотя раньше, при подготовке к другим концертам, дочь пастора приходила на сборы одной из первых, а удалялась всегда в компании девочек.
  
  Увидев, что Вирсавия опять собирается сбежать, Рина пошла за ней. Верхняя одежда висела в небольшой комнатке, видимо служившей раньше гримерной.
  
  - Уже уходишь? - спросила Рина, наблюдая за тем, как подруга зачем-то расчесывает волосы, тщательно расправляет воротничок теплой кофточки под пальто.
  
  - Да, надо маме помочь, - привычно соврала Вирсавия.
  
  - Я, пожалуй, с тобой пойду.
  
  - Мне еще по всяким магазинам надо пробежаться, боюсь тебя задержать.
  - Ничего, я не очень тороплюсь.
  Вирсавия глянула на нее, улыбнулась:
  - Рин, ну что ты как маленькая. Я подарки рождественские выбирать буду. В том числе и тебе. А так сюрприза не получится.
  - Ты уже на прошлой неделе выбирала. Мне Катя говорила, она тоже собиралась с тобой пойти.
  
  - Ну выбирала. Не всем купила. Тебе точно не успела.
  
  Разговор начинал нервировать Вирсавию. Она то и дело поглядывала на часы с выгоревшим циферблатом, разлепившиеся неровным овалом на стене гримерки. Скоро подъедет Влад.
  - Вирсавия, - Рина мялась, не зная, как начать разговор, потом все-таки решилась и выговорила, - Я видела тебя с ним.
  
  - Ну и? - напряглась Вирсавия, но отпираться не стала.
  - Он ведь не из наших, так?
  - Он из моих. Точнее, он - мой. Что-то еще?
  - Не хочешь ничего мне рассказать? Я даю слово, что дальше этой комнаты наш разговор не выйдет.
  
  - Хорошо, но у меня мало времени. Меня ждут.
  
  Врать надоело, и теперь Вирсавия испытывала облегчение от того, что хоть кому-то могла открыться. В Рине она была уверена. За время их знакомства подруга ни разу не подводила - умела хранить чужие секреты.
  
  - Тебе нужен совет? - спросила Рина, когда Вирсавия закончила рассказ. Он получился на удивление коротким: познакомились, расставались по его инициативе, Вирсавия скучала (разве это подходящее слово для того страшного чувства, которое почти два месяца кровавило ей сердце?), пошла к нему сама, теперь у них все хорошо. Как хорошо? Очень хорошо.
  
  - Нет, не сейчас. Мне надо идти.
  - Ладно, приходи на следующую репетицию пораньше.
  - Приду, - Вирсавия многообещающе улыбнулась.
  
  Гл. 16
  Рина вскипятила электрический чайник, разлила кипяток по чашкам с нарисованными рожицами, спросила:
  
  - Ты крепкий будешь? Или один пакетик на двоих делать?
  - Давай один на двоих.
  - Хорошо.
  К чаю были маленькие круглые печеньица и шоколадные конфеты. Вирсавия сидела возле стола на старом диване, закрытом клетчатым пледом, Рина устроилась напротив на табурете. Они быстро помолились и принялись за ароматный напиток, разбавляя чаепитие разговором.
  
  - И почему ты его к нам до сих пор не пригласишь? - спросила Рина "в лоб".
  - Приглашала. Он вольнодумец, - Вирсавия ласково улыбнулась. - Говорит, что не может быть, чтобы Бог любил только общину из трехсот человек, а, к примеру, всех православных, мусульман и атеистов ненавидел.
  
  - Поначалу все так говорят, он не оригинален. Неужели ему не хочется узнать, чем ты живешь?
  
  - Он знает. Я же не молчу. Иногда мне кажется, что никто не знает обо мне столько, как он. Ну, кроме Бога конечно.
  
  - Вирсавия, я не хочу навязывать тебе свое мнение, но ты ведь и без меня понимаешь, что на эти отношения не может быть Божьей воли, - Рина поставила кружку на стол, задумчиво покрутила в руке печенье. - Рано или поздно это закончится.
  
  - Ты не знаешь Божьей воли, я не знаю Божьей воли, давай не будем об этом.
  - Знаешь.
  - Почему? Только из-за того, что он не наш?
  
  - Конечно, а этого мало? Ты не сможешь создать с ним семью, благословленную Богом. Тогда зачем начинать эти отношения? От них останется только боль, поверь мне.
  
  - Я знала, что ты будешь так говорить, что все наши будут так говорить. Но скажи мне, неужели любовь Тимофея и Руфи, или Павла и Марии, которые вообще виделись несколько раз перед свадьбой, тебе кажется настоящей, а наша с Владом нет? Ты совсем его не знаешь, никогда не видела, но уже готова думать о нем плохо?
  
  - Да, мне кажется настоящей любовь во всех наших семьях, потому что верующий муж не обидит жену, потому что у нас двое идут одной дорогой.
  Вирсавия замотала головой.
  
  - Не может быть для всех одной схемы. Почему у меня только рядом с ним колени подгибаются, а ты знаешь, как у меня вся кожа горит, как у меня сердце стучит и готово выскочить из груди? Я говорила с Руфью, ничего подобного она не испытывает. Я не хочу выйти замуж за человека, на которого буду смотреть как на брата. Все наши мальчишки хорошие, но мне никто даже не нравится, не говоря о чем-то большем.
  
  - Какие твои годы. Мне двадцать два, и мне тоже никто не нравится - настолько. Но, думаю, я дождусь своих "мурашек", поверь мне, это не эксклюзивное изобретение неверующих.
  
  - Ну, - Вирсавия передернула плечиком, - Надеюсь, у тебя все получится. У меня, - она с вызовом посмотрела на подругу, - уже получилось.
  
  - А что ты будешь делать, если родители узнают? Нет, я, конечно, не скажу ничего, но рано или поздно это откроется.
  
  Вирсавия отхлебнула чай, зажмурилась.
  - Рина, спроси меня о другом. Спроси, какие у него глаза. Чем пахнут его волосы. Какие у него руки. Я об этом хочу говорить...
  
  Владу в машине сразу сказала с легким беспечным смешком:
  
  - Меня рассекретили!
  - И что теперь будет? - он напрягся.
  - Пока ничего. Подружка нас где-то видела. Но она никому не расскажет - дала слово.
  - Что она на это сказала?
  - Тебя это волнует? А меня - нет. Конечно же ты ей заочно не понравился. Потому что ты, - она дурашливо ткнула его пальцем в грудь, - опасный.
  
  - А ты меня опасным не считаешь?
  Вирсавия взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы, отстранившись так быстро, что он не успел ответить.
  - Ты же не обидишь меня, правда?
  
  Он кивнул.
  В этот вечер Влад довольно скоро отвез Вирсавию домой, сославшись на дела. Он ехал к себе с мыслью, что как только Катюшка уснет, обязательно поговорит с Таней... о разводе.
   Гл. 17
  Татьяны и Кати дома не было, зато Влада в прихожей встретила мать. Объяснила, что заскочила после работы в гости, да забыла купить обещанный Катюшке тортик. Вот Таня и побежала в магазин, чтобы не расстраивать ребенка, а дочка увязалась за ней. Во всей этой истории Влад сразу почувствовал какую-то фальшивинку, хотя мать даже посокрушалась:
  - Видишь, какая из меня бабушка никудышняя. Другие сами внучкам торты да пироги пекут, а я даже в магазине купить - и то забываю.
  
  - Ладно, не казни себя, с тортом можно было и до выходных подождать. Или у нас повод?
  - Да нет, какой повод, репетиция перед новым годом, - улыбнулась Анна Сергеевна, - У тебя девушки обе стройные, им не повредит. А мне уже все равно.
  В другой раз Влад обязательно заверил бы ее, что рано ставить на себе крест, она еще "хоть куда", "молодых за пояс заткнет" - в общем, осыпал бы теми приятными сердце матери, да и каждой женщины, фразами, которые всегда имеются про запас у любящего сына. Но сейчас настроения не было.
  
  Он прошел на кухню, Анна Сергеевна быстро налила ему борща, на предложение присоединиться - отказалась. Села рядом, подперев щеку, долго смотрела, как он ест.
  - Ты чего? - спросил он наконец, улыбнувшись.
  - Как ты незаметно вырос, Владик, - глаза матери сделались мокрыми. - Вот ты у меня уже и женатый человек, и дочка у тебя вон какая. Красавица.
  - Мам, ты как будто с Катюшкой только сегодня познакомилась. Дочка у меня уже почти девять лет.
  
  - Нет, Владик, то все не так было, не правильно. А теперь смотрю на тебя, и понимаю - ты - отец. Жаль, Алеша не дожил...
  Влад ничего не сказал. Сосредоточенно ел борщ.
  Мать завела разговор с другой стороны:
  - И жена тебе хорошая досталась. Нет, правда, хорошая. Мне-то Таня всегда нравилась, но как-то я вашу супружескую жизнь, если честно, плохо представляла, вы мне слишком разными казались, а теперь...
  - Ма, ты как песню поешь с припевом "А теперь". Что случилось?
  - Ничего. Просто - радуюсь за тебя.
  - Хорошо. Налей чаю, пожалуйста.
  
  И тут Анна Сергеевна ни с того ни с сего спросила:
  - Влад, у тебя кто-то есть?
  - Логичное завершение дифирамба моей семейной жизни, - без улыбки прокомментировал он.
  - Я тебя очень серьезно спрашиваю.
  - И если я отвечу "да", ты тоже порадуешься?
  Мать вскользь ударила ладошкой по столу и отвернулась. Этот жест назывался: "Я так и знала, худшие мои подозрения подтвердились".
  
  - Это тебе Таня сказала? - полюбопытствовал Влад.
  - Нет, Таня, похоже, пока ни о чем не догадывается.
  - А у тебя откуда такая прозорливость? Ты ж меня не чаще раза в неделю видишь.
  - Владик, не уводи разговор в сторону.
  - Ну да, я упустил из виду сверхточный детектор - материнское сердце.
  - Не ерничай.
  - Чаю-то нальешь?
  
  Мать поставила на стол дымящуюся кружку и опять села напротив, сердито поджав губы.
  - Ну, я жду, - сказала она после минуты молчания.
  - Что ты хочешь от меня услышать?
  - В идеале? Обещание, что это все завтра же закончится. Ну объясни мне, зачем тебе...
  - Мам, это не закончится, - перебил Влад.
  
  - Сын, ну в кого ты такой? А? Папа, дедушка - отличные семьянины, прекрасные отцы. Я Алешу и в Афган провожала, и в Чернобыль, и в Спитак после землетрясения. И никогда мне не приходило в голову, что он может где-то там загулять.
  
  - Знаешь, мама, мне на развороченном ядерном реакторе тоже не пришло бы в голову романы крутить. И вообще, не сравнивай меня с отцом. Он по любви на тебе женился.
  - Так возьми и полюби Таню. Что тебе мешает? Я понимаю, что эти твои интрижки несерьезны, но ей будет больно, если она вдруг узнает.
  
  - Это не интрижка. И давай закончим разговор. Он ни к чему не приведет.
  - Не интрижка? И что ты намерен делать?
  - Для начала, поговорю с Таней.
  - Вот как? Значит теперь, через несколько месяцев после свадьбы это наконец серьезно? Все твою жизнь было так - сегодня одна, завтра другая, а теперь ты вдруг решил влюбиться? Хочешь я скажу тебе, почему?
  
  - Ну-ну?
  - Ты по принципу живешь - запретный плод сладок. Нервы себе щекочешь. Только ты не понимаешь, что нервы не только у тебя. Ты о Таниных чувствах думаешь? О Катиных?
  
  - А мои чувства вообще не в счет? - разозлился Влад.
  Мать очень спокойно сказала:
  - Да, Влад, твои чувства не имеют никакого значения, потому что ты - мужчина. И ты должен обеспечить если не любовь в своей семье, то хотя бы покой. Ты должен защищать жену и ребенка. Прости, что я говорю это слишком поздно. Я должна была внушить тебе эти понятия раньше, но я надеялась, что простой пример отца сделает тебя мужчиной. Оказалось - одного примера недостаточно.
  
  Влад только хмыкнул.
  
  Она заговорила уже мягче:
  - Посмотри на Катеньку. Она же расцвела в последние месяцы. Такая счастливая бегает.
  - Она и раньше несчастной не выглядела, пока Татьяна не решила увезти ее во Владивосток. И это было несправедливо по отношению к ней и ко мне. Зачем было нас знакомить, приучать друг к другу, зачем было меня постоянно приглашать в гости, чтобы потом сообщить, что Катю увозят на другой конец страны? Это нормально?
  
  - Влад, уже есть, что есть. Катя поверила в вашу семью, ты теперь не можешь ее бросить... Подумай, она ведь ребенок. Как она отреагирует? В этом возрасте зарабатываются психологические травмы на всю жизнь. Ну если уж так тебя зацепило... гуляй тихо, чтобы в семье не знали.
  
  Мать вздохнула.
  - Спасибо тебе, мама, - криво усмехнулся Влад, - теперь я получил индульгенцию.
  - Умеешь ты в разговоре слышать только то, что тебе удобно.
  - Какой есть.
  - А эта твоя пассия, она хоть в курсе, что ты женат?
  
  Влад отвернулся.
  - Ясно, вижу, что не в курсе. Ну на досуге можешь еще и о ней подумать. О Тане, о Кате, о ней. Полезно сынок иногда понимать, что не только у тебя есть чувства и желания.
  
  От продолжения неприятного разговора их избавило появление Катюшки и Тани.
  
  - О, папочка пришел! Я тебе сейчас что-то покажу! - сразу защебетала Катя и скинув пуховик, убежала в другую комнату, откуда спустя пять минут появилась в роскошном бальном платье нежно-кремового оттенка.
  
  - Мне бабуля принцессино платье подарила. Правда я - красавица?
  - Конечно, Катеныш, ты самая красивая красавица из всех красивых красавиц.
  - Я в этом платье завтра на концерте выступать буду. Ты придешь? Мама будет, и бабушка тоже. Ну приходи, пожалуйста, папа.
  
  - Я постараюсь, - пообещал Влад.
  - У тебя даже в такой день могут быть дела? - едко спросила Анна Сергеевна, выделив последнее слово. Влад улыбнулся. Она намекала на Вирсавию, не зная, что завтра они не смогут встретиться именно по причине концерта.
  
  - Влад так много работает, - вздохнула Татьяна, - Я уговариваю его, чтобы меньше себя изводил, но он меня не слушает совсем. Хоть вы ему скажите, мама.
  - Скажу с превеликим удовольствием. Сынок, прекрати надрываться.
  - У меня кредит, - напомнил Влад. - И совсем немаленький.
  - Но вы же собирались погашать его за счет квартирантов?
  - А Влад не рассказывал вам? О, нам так с ними не повезло! - и Таня в красках живописала, какими недобросовестными людьми оказались случайные квартиросъемщики и в каком плачевном состоянии оставили дом.
  
  - Правда, Влад уже в одной комнате ремонт сделал. Там так мило. Все сам. Я предлагала обои помочь поклеить - отказался. Хорошо хоть убраться разрешил. Как только вторую закончит, можно будет поприличнее людей искать.
  
  - Какой ты молодец, сынок. Это ты какую комнату отделал? Бывшую Катюшкину или с большим диваном?
  
  Влад только усмехнулся. Ему начинали надоедать покусывания матери. Он пожелал всем хорошего вечера и пошел в спальню, где стоял компьютерный стол. Катюшка увязалась за ним, включила телевизор, устроилась на родительской кровати.
  Оставшись наедине с невесткой, Анна Сергеевна сразу как будто подобралась.
  
  - Не дело это, с ремонтом затягивать. Влад так совсем надорвется.
  - Да я же все время предлагаю помощь, он сам отказывается, - Таня почувствовала себя виноватой. Еще чего доброго свекровь решит, что она нещадно эксплуатирует мужа.
  
  - Он и не согласится - гордый. Ты вот что - возьми у меня денег, у меня есть, и найми рабочих. Одну комнату они быстро сделают, а у Влада хоть свободное время появится. Опять же сдадите - деньги будут. Или дай мне ключи, я сама всех найду и все представлю в лучшем виде.
  - А Владик не обидится?
  
  - Эх, Танюш, не о том тебе думать надо. Сначала может и обидится, потом - успокоится. Он отходчивый. Не дело, чтобы дом свободный стоял... - заметив обеспокоенность на лице Тани, она поспешно добавила: - При таком долге.
  
  Провожая мать к ее автомобилю, Влад улыбнулся:
  - Зря ты так насчет Таниных угодий разорялась. Не вожу я туда никого.
  - Значит любовница с квартирой?
  - Да не любовница она мне.
  - Сам запутался и меня запутал.
  
  Она махнула рукой, открыла машину, собралась уже погрузиться в холодный салон импортной малолитражки, но потом вдруг обернулась к Владу.
  
  - Сынок, не держи на меня зла. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Разговор наш можешь забыть. А деньги на ремонт все-таки у меня возьми. Посчитаешь нужным - наймешь рабочих. Нет - делай как знаешь. Только пообещай мне, что рубить сгоряча не будешь.
  Гл. 18
  
  Вирсавия тоже примеряла наряд для концерта. Накануне в церковь пришла гуманитарка - целый вагон вещей от братьев по вере из Европы. Семья пастора могла выбирать в числе первых. Вирсавия сразу вырвала из вороха вещей это платье - темно-серое, из шелковистого трикотажа, словно переливающееся по телу. При этом закрытое и строгое. Дома во время примерки мать забраковала:
  
  - Мне кажется, что оно какое-то слишком обтягивающее.
  
  - Ну что тебе не нравится? - расстроилось Вирсавия, - Оно длинное, никаких откровенных вырезов нет, цвет более, чем скромный. И потом - его же верующие прислали!
  Этот аргумент на мать подействовал, она согласилась. Пыталась, правда, взять реванш на прическе. Вирсавия вознамерилась отправиться на выступление с распущенными волосами, прикрыв голову лишь широкой шелковой лентой-повязкой.
  
  - Ты слишком большое значение придаешь этому концерту, - ворчала мать, - Разве не знаешь, что не плетение волос украшает христианку?
  
  - А я и не собираюсь ничего заплетать, - парировала Вирсавия.
  Но к спору подключился отец, и пришлось сдаться, пока ей вообще не запретили выступать. В результате мать заплела Вирсавии две толстые золотистые косы, а на голову повязала серебристый платок. На концерт отправились всей семьей кроме Даниила: отец, мать, Саломея, Далила, пятилетний Илюша. Так как сестры учились в другой школе, они с интересом разглядывали малознакомые помещения. До этого бывали тут всего раза три - на таких же прошлогодних концертах и теперь вспоминали детали, пытаясь понять - изменилось или просто забылось то, что кажется им новым.
  
  Первое отделение прошло быстро. Вирсавия исполнила песню с тремя одноклассницами. Квартет получился хороший, чистый, сыгранный, именно этот номер чаще всего репетировали, чтобы научиться слышать друг друга. По поводу сольных номеров она не переживала - песни были не новые, знакомые, а верный друг - гитара - никогда не подводила. Репертуар всегда подбирала сама, и учителя и устроители школьных концертов не противились. Сейчас она вышла с легкой попсовой песенкой, которая, тем не менее, ничем не могла оскорбить слух ее родителей:
  
  Желанье сбудется,
  Пусть не забудется
  Та ночь под Pождество,
  Где правит волшебство.
  Правда последние куплеты, где говорилось о любви и ночи, которая не закончится, она опустила. Осталось лишь ощущение рождественской сказки...
  Мечтанье сбудется
  И не забудется,
  Как грусть умчится прочь
  В рождественскую ночь.
  
  Пела она незамысловато срифмованные слова, изредка бросая взгляд в зал, узнавая учителей и одноклассников, проскальзывая по чужим родственникам и многочисленным "младшеклашкам". И тут она увидела Влада. Он стоял возле колонны, там где толпились мальчишки. В небольшом актовом зале на праздничных концертах всегда кому-то не хватает мест, поэтому так уж повелось, что взрослые сидят, а дети - как придется.
  Сердце ее забилось. Она даже чуть не сфальшивила, но вовремя поймала, приручила ноту, допела гладко. За сценой долго не могла успокоиться. "Он пришел ко мне! Что же теперь делать? Выйти к нему? А если родители увидят? А не выйти - он может обидеться. Понял ли он, что я его заметила?" Ни смотря на все опасения, ей было безумно приятно, что Влад появился в актовом зале.
  
  - Россовская, сейчас Григорьева поет, за ней Максименко, а ты уже после Саши, приготовься! - крикнула ей Галина Петровна, командовавшая выступлением.
  Вирсавия подошла к зеркалу, возле которого уже крутились какие-то девочки из младшей школы, оправляя нарядные платьица. Она сняла серебристый платок, распустила волосы, разбросав локоны по плечам. Расчесывать не стала, усмиренные косами, они лежали роскошными золотыми волнами. Обернувшись, Вирсавия заметила одноклассницу, с которой исполняла первый номер. Та ждала, когда рассосется очередь перед зеркалом.
  
  - Ань, у тебя косметика с собой?
  - Конечно, спрашиваешь!
  - Дай, пожалуйста!
  - Тебе? - Аня удивилась, но без лишних возражений протянула сиреневую кожаную сумочку. Ей стало интересно, что будет дальше. Вирсавия порылась в недрах косметички, достала помаду, прикоснулась к губам.
  
  - Подожди, не так! - остановила Аня, - Сначала карандаш. Ты хочешь накраситься? Садись, я лучше сама.
  
  Она быстро, уверенными привычными движениями подвела серым карандашом глаза, нанесла на ресницы немного туши, подкрасила губы. Аня тоже была светленькой, поэтому содержимое косметички, подобранное в соответствии с особенностями ее внешности, отлично подошло Вирсавии.
  Глянув на себе в зеркало, дочь пастора ахнула: на нее смотрела совсем взрослая девушка - яркая, красивая, соблазнительная.
  - Не слишком вызывающе? - с сомнением спросила она.
  - В самый раз. Сценический макияж еще ярче делают. Тебя должно быть издалека видно.
  "Издалека, от дальней колонны" - подумала Вирсавия.
  - Твой выход - появилась из-за портьеры Галина Петровна.
  - Иду!
  
  Она вышла на сцену, опустилась с гитарой на подготовленный для нее стул, провела по струнам...
  
  Среди миров в мерцании светил
  Одной звезды я повторяю имя...
  Не потому, чтоб я Ее любил,
  А потому, что мне темно с другими.
  
  Оттуда, где стоял Влад, сложно было разглядеть Вирсавию до мелочей. Но когда она появилась во второй раз (исполнение квартетом он пропустил) почувствовалась в ней какая-то новая привлекательность. Может быть дело в волосах, прекрасных мягких волосах, которым наконец дали свободу?
  
  И если мне на сердце тяжело,
  Я у Нее одной ищу ответа,
  Не потому, что от Нее светло,
  А потому, что с ней не надо света!
  Ее голос ласкал и обволакивал, но сквозь это чарующее волшебство доходили до него и слова романса. "Да, вот оно, наконец-то, - бессвязно думал он, - Мне темно с другими. И когда она рядом - ничего не нужно больше"...
  
  Потом выступала его Катя, и он хлопал и улыбался, и смотрел с гордостью на талантливую дочку, а она в конце номера помахала рукой в зал, он знал - ему. Но на какой-то параллельной волне его тянуло за сцену. Объявили мини-спектакль из двух актов. Влад понял: надолго, и выскользнул в коридор. Она была здесь, ждала его. Не сразу за дверью зала, но за спинами людей, вышедших из душного помещенья освежиться или просто пообщаться, он сразу увидел ее. Молча пошел к ней и потом - за ней. Они спустились по каменной лестнице, завернули в узкий коридор - совсем пустой, залепленный одинаковыми темными дверями с нечитаемыми в полумраке табличками. Вирсавия быстро повернула ключ в замке одной из них, толкнула, и войдя следом, он оказался в полной темноте. Руками и губами сразу нашел ее, прижал к чему-то надежному - то ли стене, то ли шкафу. Она жадно отвечала на поцелуи, что-то бессвязно шептала, зарывалась пальцами в его жесткие волосы. Влад быстро сорвал с себя куртку, отбросил куда то в черноту. Теперь между ними оставались рубашечная ткань и легкий трикотаж платья. Восхитительное платье! Раньше он обнимал ее только в многослойной броне зимней одежды, но сквозь этот тонкий стрейч его обнаглевшие руки без труда находили ее покатые плечи, выгибающуюся спину, гитарную округлость бедер. Влад подхватил ее на руки. Немного привыкшие к темноте глаза теперь различали абрисы парт и учительского стола. Вирсавия была совсем легкой. Она крепко обхватила его руками за шею, откинулась на плечо. Пахло от нее какими-то сладкими фруктовыми духами - еще одно сокровище Аниной косметички. Опять поцеловал ее в губы, раскрывая их языком, уничтожая остатки помады, соскользнул к выступающим над вырезом платья ключицам. Голова кружилась, с сердцем творилось что-то невообразимое. Влад осторожно опустил ее на столешницу, но тишину все равно нарушил тяжелый шлепок - то ли стопка тетрадей упала, то ли книги. Этот звук отрезвил Вирсавию.
  
  - Стой, Влад, стой! - зашептала она, убирая его руки, и, наконец, крикнула со слезами в голосе, - Стой!
  Он отшатнулся, тяжело дыша. Прислонился к школьной доске.
  Она уже встала, оправила платье, проскользнула к стене, нажала выключатель. Комнату залил искусственный свет, такой яркий, что сразу заломило глаза. Вернувшись к столу, Вирсавия стала торопливо собирать упавшие учебники.
  - Злишься на меня? - спросил он, когда смог немного восстановить дыхание.
  Она отрицательно покачала головой, но глаз на него не подняла.
  - Что это за кабинет? - ему просто хотелось услышать ее голос.
  - Химия. Наш классный.
  Ну да, достаточно было вглядеться в витрины шкафов, где громоздились колбочки и реторты. Позади него криво висела таблица Менделеева - он сбил ее плечом.
  - А ключи у тебя откуда?
  - У охранника взяла. Когда тебя увидела.
  Он улыбнулся.
  - Влад, мне пора. У меня еще финальная песня. И... родители мои здесь.
  - Да, хорошо.
  Она закрыла дверь и ушла первой. Он еще постоял немного, успокаиваясь. Глянул на часы. Надо идти, а то и его потеряют.
  - О, кого я вижу? Что ты тут делаешь? - остановил его удивленный девичий голос. В высокой длинноногой шатенке он не сразу признал Лиду,
  "Только этого не хватало".
  - В школу хочу устроиться. Физруком. Возьмешь?
  - Ну да, ты - физруком, Джон - трудовиком. Так я тебе и поверила. Ты к Вирсавии что ли пришел? - Лида смерила его пытливым взглядом прищуренных глаз.
  
  - Лид, в другой раз я тебе обязательно обо всем подробно доложу, но сейчас мне надо идти. У меня дочка на утреннике выступает, - неожиданно для себя произнес Влад. И сразу почувствовал облегчение. Пусть она скажет Вирсавии. Пусть это как-то закончится. Он устал всех обманывать.
  
  И отодвинув девушку плечом, пошел к актовому залу. На него сразу накинулись жена и мать, засыпали упреками:
  
  - Катюшка уже выступала. Ты все пропустил. Не мог раньше приехать.
  - Я слышал. Катя очень красиво пела.
  
  - Перестань обманывать, ты о чувствах ребенка совсем не думаешь, - это мать, Таня на такие слова не решилась бы. Она только тихонько вставила:
  - Катюша так ждала тебя.
  
  - Да видел я Катю! - разозлился Влад.- Как вы достали меня все.
  Он развернулся и ушел из школы. Сел в машину. Включил радио. Диджеи-ясновидцы, словно сговорившись разбередить его рану, поставили романс, который меньше часа назад исполняла Вирсавия.
  
  Не потому, чтоб я Ее любил,
  А потому, что мне темно с другими.
  
  Пел голос Вертинского, искаженный несовершенством старинной звукозаписывающей аппаратуры. "Ну что ж, буду жить в темноте. Тепло, уютно, сытно"...
  
  Из ворот школы начали вытекать людские ручейки: шумные, смеющиеся. Сразу несколько дверей в его машине открылись, на переднее сиденье села мать, сзади устраивались Таня и Катюшка. Наперебой все стали просить прощенья, уговаривали не обижаться и не злиться - Катя подтвердила, что папа действительно был в зале.
  
  
  Гл. 19
  Еще до концерта Вирсавия сказала ему, что на каникулы со всей семьей уедет к родственникам на Ставрополье. Влада тоже в Краснодаре не было. Мать достала путевку в пансионат с крытым аквапарком. Катюша была в восторге: бассейны с теплой водой, горки, анимация, бесконечные детские конкурсы. Тане здесь тоже нравилось. Она готова была часами лежать в гигантской чаше в гидромассажем. А Влад? Он катался на водных аттракционах, так как Таня боялась, а одну Катю отпускать они не решались, не слишком-то доверяя сонным спасателям. Ездил с дочкой на экскурсии на квадроциклах и лошадях. Даже Татьяну приглашал потанцевать на дискотеках, которые случались едва ли не ежевечерне. Татьяне завидовали - какой муж, другие знай себе пьют и дымят сигаретами или в карты, в бильярд режутся, а этот все с дочкой да с женой. А он смотрел на себя со стороны и тоже видел человека вполне довольного жизнью.
  
  После возвращения домой, он выдержал еще неделю, постоянно задаваясь вопросом: "Сказала ли Вирсавия Лиде? И как та отреагировала?" Неизвестность не давала покоя. Конечно, они уже виделись, и даже если Лида не успела "просветить" подругу в день концерта, то теперь то уж точно должно все открыться. Он готов был приписать это беспокойство любопытствц, тревоге за Вирсавию, главное не признаваться себе - он дико соскучился. Какая досада, что у Вирсавии нет сотового телефона... Но у него телефон был, и номер она знала, поэтому позвонила сама с мобильника той самой Лиды.
  
  - Что-то случилось? - заговорила она обеспокоенно после традиционных приветствий. И он сразу понял: "Не знает. Неужели Лида молчит? Надолго ли?"
  Вместо ответа спросил:
  - Я приеду?
  - Только во вторник. Раньше у меня не получится... - с сожалением сказала она. Репетиции закончились, и она опять жила по привычному графику. Ему ничего не оставалось, как провести без нее еще несколько дней.
  
  Конечно, Лида не смолчала о том, что видела Влада. В первый же день после каникул она подступила к подруге с настоящим допросом.
  
  - Это к тебе Влад приходил? Я сразу поняла, не смотря на его дурацкие шуточки.
  - Какие шуточки? - просто чтобы оттянуть время, переспросила Вирсавия.
  - Ну ездил мне по ушам, что физруком решил устроиться, потом наплел, что у него дочка тут выступает. Ага - еще бы сказал - троюродная бабушка.
  
  Вот и все... Признание, которое не давало покоя Владу, и о котором он теперь сожалел, девочки восприняли как шутку. А он все ждал, собираясь на очередное свидание, что именно сегодня Вирсавия встретит его гневной отповедью или вообще не придет. Их отношения окрасились для него предчувствием скорого прощанья - как курортный роман, который неизменно закончится финальным числом в путевке. Правда он не мог знать, который из дней поставит точку, поэтому, в очередной раз с удивлением обнаружив, что Вирсавия рада ему по-прежнему, проживал этот вечер как последний.
  
  Машина перестала быть их единственным убежищем. Как-то он, проголодавшись на работе, предложил заскочить в кафе, и она, раньше неизменно отказывавшаяся, согласилась. Зима стерла различия, которых Вирсавия стеснялась. В длинном приталенном пальто с капюшоном, в водолазке или свитерке и юбке-макси она уже не бросалась в глаза странностью гардероба и чувствовала себя в общественных местах более уютно. Они стали часто заезжать в кафе и маленькие ресторанчики, выбирая их подальше от своего района. Ели, слушали музыку, разговаривали. Влад после происшествия в кабинете химии избегал оставаться с ней наедине долгое время.
  
  Остаток января и февраль они встречались редко, потом опять начались школьные репетиции, на этот раз к восьмимартовскому концерту. "У вас не школа, а филармония какая-то" - смеялся Влад. Но был рад, что теперь сможет видеть ее чаще. Он очень скучал.
  
  Телефон у Анны Сергеевны зазвонил как раз в тот момент, когда она поворачивала ключ в замке своего магазина. У нее было два бутика одежды для дам с большими размерами, своих постоянных клиенток она знала хорошо, можно сказать - дружила с ними. Вот и сейчас на дисплее высветилось имя одной из ее покупательниц:
  
  - Кларочка, здравствуй, дорогая, - начала она сразу, предугадывая вопрос клиентки, - твой костюмчик жду со дня на день, как только привезут, сразу сообщу.
  Но оказалось, что Клала звонила совсем по другому поводу.
  
  - Анечка, - заговорила она полушепотом, - Мы тут с Ниночкой Амосовой в кафе на (она назвала адрес). А напротив нас - ни за что не угадаешь - твой Владик. И кажется с той самой девочкой.
  
  Словоохотливая Анна Сергеевна не делала тайны из семейной и личной жизни сына. Ведь ей нужен был совет подруг. Поэтому все постоянные клиентки ее бутиков под незамысловатыми названиями "Анна" и "Екатерина" (в честь внучки) были в курсе, что Влад завел роман на стороне.
  
  Слова Клары заставили Анну Сергеевну с быстротой спринтера добежать до автостоянки. Уже через пятнадцать минут она входила в кафе по обозначенному подругой адресу. К счастью, здесь царил полумрак, и столики располагались между широкими колоннами. Анна Сергеевна быстро нашла глазами сына - он сидел возле окна на хорошо освещенном пятачке. А подруги уже подзывали ее жестами. Они хорошо выбрали место дислокации, так, чтобы оказаться за спиной Влада. Зато всем троим прекрасно было видно его спутницу. Девушка оказалась симпатичной, даже, пожалуй, красивой, и довольно милой: улыбалась, смущалась, и - главное - смотрела на Влада совершенно влюбленными глазами. Теперь Анна Сергеевна понимала сына. Сначала она недоумевала - неужели Владика окрутила какая-то многоопытная красавица, вроде на таких уже должен был выработаться иммунитет. А тут вон оно что ... Перед таким восторженным взглядом, обращенным на тебя, трудно устоять. Что-то знакомое чудилось ей в этом хорошеньком личике, но Анна Сергеевна никак не могла вспомнить - где же видела ее.
  
  Девочка казалась очень неиспорченной, очень наивной. Но было в ней то, что однозначно отвращало Анну Сергеевну - возраст.
  
  Анна Сергеевна очень любила детей. И выходя за своего обожаемого Алешу, мечтала, что у них обязательно будут сынок и доченька, а потом может быть еще малыш. В первенце своем души не чаяла, но сын как-то быстро сделался самостоятельным, больше тянулся к друзьям, чем к семье, любил читать или часами возиться с конструктом. Переполняемая материнской ревностью, Анна Сергеевна чувствовала, что не так уж нужна ему. Да еще и Алеша периодически осаживал: "Дай пацану немного свободы. Ты душишь его своей любовью". А как было не душить - муж, военный, потом сотрудник МЧС - все время в разъездах, она с Владюшей одна. И тогда она решила, что пора рожать второго ребенка. Но тут выяснилось, что работа в составе бригады ликвидаторов на Чернобыльской АЭС не прошла для Алексея бесследно. Он больше не мог иметь детей. И Анна смирилась. Мысль, что можно родить от кого-то другого, даже не пришла ей в голову. На Татьяну она возлагала большие надежды. Катюша была ласковой внучкой. К тому же Анна Сергеевна знала, что невестка хочет еще детей. А этой девчоночке не больше шестнадцати-семнадцати, ей еще учиться и учиться. От такой пока дождешься внуков...
  
  Когда Влад с девочкой наконец вышел из кафе, Анна Сергеевна, как настоящий детектив, последовала за ними. Она держала свою машину на расстоянии, однако старалась ни на минуту не потерять из виду автомобиль сына. Сейчас она была довольна, что купила не красную малолитражку, как мечтала, а неброскую серебристую.
  
  Влад притормозил на стоянке возле двухэтажного здания - в нем видимо, находились какие-то офисы, но сейчас все окна уже были темны. Машина простояла с полчаса, что уж в ней происходило, Анне Сергеевне оставалось только догадываться. Видимо - трогательное прощание.
  
  Гл. 20
  - Получается, 8 марта я тебя не увижу?
  - Да, - со вздохом ответила Вирсавия. - Ты лучше на концерт... не приходи.
  - Как скажешь. Тогда подарок - сейчас.
  - Какой еще подарок? - она удивилась.
  
  Вместо ответа он достал из кармана маленькую оббитую синим бархатом коробочку и извлек оттуда цепочку с подвеской в виде звезды.
  - Влад, ты что! Это же золото.
  - Ты забавная. Конечно золото.
  - Я не смогу взять.
  
  - Не бери, - он улыбнулся, - Я и сам справлюсь.
  Он расстегнул верхние пуговицы ее плаща, потом трикотажной кофточки и надел цепочку, ловкой соединив замок позади шеи. Она дотронулась до золотой подвески. Металл уже вобрал тепло ее тела и был нехолодным, приятным.
  
  - Нравится?
  - Да, очень красивая. Спасибо.
  Он провел пальцем по цепочке, коснулся звезды. Хотел сказать ей что она лучше в тысячи раз, чем все звезды, что без нее темно и холодно, что... Но слова казались какими-то легковесными, пошлыми, и он просто смотрел на нее, долго... Заметив, что краска заливает ее лицо и шею, понял, что его рука лежит у нее на груди. Убрал, усмехнулся. Нежно поцеловал в губы. Запиликал телефон. С некоторых пор приходилось ставить будильник, чтобы Вирсавия успевала домой вовремя - они теряли счет времени.
  
  - Мне пора, с сожалением сказала она.
  Он кивнул и аккуратно застегнул все пуговицы: сначала на кофточке, потом на плаще.
  
  Влад и девочка вышли. Он остался стоять у машины, она быстро пошла по улице и вскоре нырнула в поворот, предварительно помахав рукой. Так как Влад следил за передвижениями девочки, Анна Сергеевна не могла пуститься следом, но переулок, естественно, запомнила. Уже на следующий день новоиспеченная Агата Кристи знала о Вирсавии практически все. Это оказалось совсем не сложно. Устроив "засаду" в начале переулка, Анна Сергеевна выловила женщину своих лет, с лицом добрым и открытым. Сообщила ей, что вчера вечером подвозила девочку с приметами Вирсавии, которая убежала, мол, в этот переулок, а в ее машине оставила кошелек. Женщина внимательно выслушала описание и признала свою юную соседку, благо девочек такого возраста после замужества Руфи в переулке больше не было, да и одежда и внешние данные совпали полностью. "Только странно, - добавила она, - что Вирсавия согласилась сесть к вам в машину. Они всех сторонятся".
  
  "Ну да, - подумала Анна Сергеевна, - лучше бы она действительно сторонилась Влада". Она спросила фамилию девочки, узнала номер дома и спокойно вернулась в машину, откуда сразу же позвонила в справочную. Ей повезло - у Россовских был стационарный телефон, который провели совсем недавно. На мгновенье Анне Сергеевне стало жаль эту незнакомую девочку, вспомнились ее глаза, с таким обожанием смотревшие на сына. Но она уверяла себя, что делает благое дело и для Вирсавии, в том числе, вряд ли она знает, что Влад женат.
  Она позвонила и буквально сразу услышала в трубке женский голос.
  
  - Здравствуйте, вы не знаете меня, но у меня к вам... дело. Девушка со светлыми волосами в длинном сером плаще и клетчатой юбке - ваша дочь?
  - Да, - голос на том конце провода стал испуганным. - Что-то случилось с Вирсавией?
  - Нет-нет, ничего страшного, - Анна Сергеевна поняла, какое беспокойство мог породить ее вопрос и смягчила тон.
  
  - Дело в том, что ваша дочь встречается с моим сыном. А я... против по ряду причин.
  - Этого не может быть, - перебил голос. Он стал неожиданно сух и строг.
  - Не знаю, почему вы мне не верите.
  - Вы с кем-то перепутали Вирсавию. Либо просто наговариваете. В любом случае - до свидания.
  
  Не слишком-то вежливо. Анна Сергеевна не успела сказать ни слова о Тане или Катюше. Она была расстроена - разговор ни о чем. Только выдала себя с головой.
  Но зерна сомнений звонок Анны Сергеевны в сердце матери Вирсавии все-таки заронил. Елизавета Викторовна и сама замечала, что с дочкой что-то происходит. То она долгое время без видимой причины была подавлена, а потом вдруг в случилась разительная перемена - не ходит - летает. Да еще и эта выходка на новогоднем концерте, когда отец еле пришел в себя от возмущения.
  
  Елизавета Викторовна не привыкла что-то скрывать от мужа, поэтому и сейчас рассказала ему о странном звонке. Человек дела - Марк Россовский - сразу сделал несколько звонков церковным лидерам.
  
  Вошедшую в дом Вирсавию встретил колючий взгляд матери. Родители молча ждали, пока она разденется.
  - Где ты была? - спокойно спросил отец.
  - На репетиции, - так же невозмутимо ответила Вирсавия. И это было правдой. Устраивали генеральную - перед завтрашним концертом.
  - А вчера?
  
  Вчера было молодежное служение, которому она предпочла вечер с Владом. Вирсавия быстро соображала, что именно известно отцу?
  - И вчера тоже - на репетиции.
  - У тебя было служение.
  
  - Прости, отец, в школе сказали, что это очень важно. Концерт на носу, а мы еще не готовы.
  - Я говорил с Денисом (так звали одного из лидеров "молодежки"). Оказывается, ты нечасто в этом году там появляешься.
  
  Он пристально смотрел на дочь светлыми глазами, которые сейчас были холодны как льдинки.
  
  - У меня последний класс. Много консультаций по разным предметам.
  - Ты считаешь, что это повод пренебрегать служением и обманывать нас?
  
  - Я считаю, что мне нужно поступить в университет, - с вызовом ответила Вирсавия.
  В ходе этого разговора она успела глянуть на мать и теперь точно знала - пропуски служений - не единственное, что им известно. Она почти хотела, чтобы ее спросили в открытую. И вопрос прозвучал:
  - Нам звонила какая-то женщина... - осторожна начала мать. - Сказала, что ты встречаешься...
  
  Она осеклась, боясь обидеть дочку несправедливым подозрением. Вирсавия видела, что можно все отрицать - и они поверят. Но она молчала. И молчание выдавало ее.
  - Значит это правда, - констатировал отец. - Иди в свою комнату. Неделю не будешь никуда выходить.
  
  - Но у меня концерт, учеба...
  Он словно не слышал.
  - Я заберу твои документы из школы и переведу тебя в Ставрополь, к тете Вере.
  - Но папа! Это же 11 класс.
  - Я все сказал. Иди.
  С этим голосом и этими глазами бесполезно было спорить. Вирсавия знала, что бы она сейчас не делала, не говорила - отца не переубедить. Можно биться в истерике, замкнуться, умолять - он все равно сделает так, как решил.
  Гл. 21
  Ну вот и все... Она не пришла и не позвонила. Значит, Лида все-таки рассказала. Теперь нужно взять себя в руки, смириться и научиться жить без нее. В конце концов, он этого ждал. Сначала будет тяжело, потом все встанет на свои места.
  
  8 марта отмечали в ресторане: Мама, Таня, Катюша, бабушка. И он с дедом. Танцевали со всеми по очереди, чтобы "дамы" не скучали. Дед, подустав, предложил во время очередной передышки тост:
  
  - Давайте, что ли, за наследника. Это женское общество необходимо разбавить. Иначе мы с тобой, внук, не выдюжим.
  
  Все горячо подхватили, кроме Влада. Он торопливо выпил и принялся раздавать подарки. При выборе особенно не оригинальничал. Бабушке, матери и Тане преподнес золотые браслеты - отличающиеся только рисунком гравировки. Дочке вручил часы с какими-то феями - продавщица посоветовала.
  
  Катя покрутила их в руке, примерила и уставилась на него выжидающе. Так как Влад не среагировал, спросила чуть обиженно:
  - А где моя звезда?
  - Какая звезда? - спросила Таня.
  - Я видела подарки, которые папа приготовил...
  - Катя!
  
  - Случайно, мама, - оправдывалась Катюшка. - Там была звезда на цепочке. Такая красивая. Я думала - это мне...
  
  Таня посмотрела на него удивленно, зато мать смерила таким уничижающим взглядом, что впору было огнеупорный костюм надевать.
  - Кать, я вернул ее в магазин... Сначала купил, а потом подумал, что тебе рано еще. Извини, я не знал, что тебе понравилось.
  
  - Да? - голос звучал так разочарованно, что Влад поспешил заверить:
  - У тебя ж День Рождение через несколько дней. Вот и подарю. Правда, сюрприза не получится.
  - Не хочу сюрприз, хочу звезду, - с шутливой капризностью проговорила Катя, и все рассмеялись.
  Потом мать пригласила его на очередной танец и проговорила со своей обычной ироничностью:
  
  - Поздравляю, сын, похоже, у твоей дочери и любовницы будут одинаковые украшения?
  - А не завести ли тебе самой кого-нибудь, мама? - парировал Влад. - Может, будет меньше времени и желания лезть в мои дела?
  - Пороть тебя надо был в детстве.
  - Думаешь, я сейчас был бы более ручным?
  
  Он мило улыбался, прекрасно вел ее в танце, и со стороны они являли идеальную картинку любви и взаимоуважения.
  
  А на следующий день не пришла Вирсавия, хотя они договаривались. Анна Сергеевна заехала в гости поздно вечером, вглядывалась в сына, ждала, когда он выскажет ей упрек. Но все было тихо-мирно. Только Влад выглядел расстроенным, даже подавленным.
  
  Он поехал на условное место и на следующий день. Мало ли, вдруг не получилось, придет сегодня. Но ее опять не было. Значит - все. Что ж, сам заложил бомбу замедленного действия.
  
  Подвеску в виде звезды для Катюши он, конечно, купил. Правда, не совсем такую, как та, что подарил Вирсавии - с синим камушком вместо белого. Не хотел, чтобы они были абсолютно похожи.
  
  День рождения решили праздновать в развлекательном центре. Катюша попросила. Именно такой формат выбирали большинство ее подружек, и ей не хотелось ударить в грязь лицом.
  - Только больше четырех человек не приглашай, - предупредила Таня, - в папину машину остальные не влезут. А я, так и быть, на маршрутке приеду.
  
  - Бабуля обещала еще порцию доставить! - словами Анны Сергеевны ответила Катя. - А Настю и Дашу может их мама привести - они там рядом живут.
  - Ничего себе толпа собирается...
  
  - Да ладно, пусть повеселится, - вступил в разговор Влад, - раз в году такое.
  
  Дата выпадала как раз на воскресенье, поэтому ничего переносить не пришлось. В назначенный час пришли девочки: нарядные, красивые, пахнущие фруктовыми духами. Встречала их именинница в голубом платье, с золотой звездой на шее - выпросила подарок у Влада еще с утра, и сейчас, конечно, надела, чтобы похвастать перед подругами взрослым украшением.
  
  Анна Сергеевна и Влад "погрузили" девочек в машины, даже Тане место нашлось, и доставили в лучшем виде в развлекательный центр, где сдали ребятню с рук на руки аниматорам - очередным феям в розово-лиловых париках с полупрозрачными крылышками за спиной. Взрослые получили относительную свободу.
  
  Гл. 22
  Неделя, обозначенная отцом, приближалась к концу. Вирсавия удивлялась, как такое возможно - каждый день казался бесконечно долгим, но время до отъезда к далекой и едва знакомой тетке пролетело со скоростью локомотива. Вот уже и документы из школы отец забрал. Она пыталась узнать, что сказали директор или классный руководитель, но Марк Александрович игнорировал любые ее вопросы. Бросил только коротко:
  - Собери вещи. Завтра мы выезжаем.
  
  Что ж. Хотя бы вещи... До этого ей не разрешали приближаться к прихожей. Маршрут ограничивался туалетом, кухней, ее комнатой. Но сейчас она прошла к шкафу с верхней одеждой, достала свой плащ, обувь, подняла все это наверх, чтобы уложить в чемодан. Днем тепло, можно обойтись кофтой, но вечерами холодает. Мысль сначала показалась преступной, нереальной, но постепенно, перебирая блузки и юбки, она думала: "Разве можно уехать так, даже не попрощавшись с Владом?" Разве она не имеет право даже на такую малость? Нужно хотя бы попытаться сообщить ему, увидеть на прощание. А там уже - будь что будет.
  
  Вирсавия натянула самое удобное, что было у нее из одежды: клетчатую юбку с боковыми складками, которая не стесняла движений и в то же время была не такой широченной, чтобы путаться в складках. На блузку для тепла надела трикотажную полушерстяную кофточку на пуговицах. Из недр чемодана был извлечен плащ и высокие ботинки на шнурках. Быстро одевшись, она вытрясла свою школьную сумку, в которой еще оставались деньги на обеды и проезд. Не густо, но хоть что-то. Теперь остался главный вопрос: как покинуть дом? Дождаться когда все уснут, и выйти через дверь? Но что она будет делать в городе поздней ночью - отец раньше полуночи не ложился. Оставалось окно. Она осторожно приоткрыла рамы, прислушалась - не встревожил ли кого скрип, и спустилась с подоконника на парапет, разделявший первый и второй этажи. Отсюда уже пришлось прыгать, благо трава была сочной и мягкой - весенней. Все равно ударилась, вспахала коленками землю. Но не подвернула, не сломала ничего - и ладно. Кирпичный забор перелезть не сложно - каждый камушек - опора.
  
  Трамваи еще ходили, и первым делом Вирсавия помчалась на остановку, запрыгнула в первый же вагон, не разбирая номера. Сейчас главным было - уехать от дома, а то вдруг хватятся, устроят погоню.
  
  
   Влад пил кофе в ресторанном дворике. Виски ломило. Уже больше двух часов его терзал непрерывный шум: детские крики, хлопанье игровых автоматов, музыка. Рядом скучала Татьяна, ковыряя вилкой какой-то салат. Деятельная Анна Сергеевна пошла распорядиться насчет торта.
  - Долго еще? - спросил у жены Влад.
  - Программа с аниматорами на два часа. Потом в комнате именинника праздничный обед, ну а дальше - игровые автоматы и можно по домам. Ты их фотографировал?
  - Конечно.
  - Много фотографий? А батарейки в порядке? Нужно ж будет еще в комнате именинников снимки сделать.
  
  Он только кивал. Голова болела все сильнее. Шум, шум... В какой-то момент ему показалось, что сквозь музыку и щелканье автоматов прорывается мелодия его телефона. На экране обозначился незнакомый номер. Влад сбросил звонок и засунул сотовый в карман. Но тот не унимался. Звонил опять. Замолк минут на пять и возобновил свои трели. Теперь номер был другой. Чертыхнувшись, Влад взял трубку, приготовив отповедь звонившему. И сразу узнал ее голос.
  
  - Ты можешь приехать? - спрашивала Вирсавия.
  - Конечно? Куда?
  Она назвала ориентир.
  - Что-то случилось? - спросила Таня, наблюдая за его встревоженным, враз ожившим лицом.
  - Да, на работе... Мне нужно поехать разобраться.
  - В субботу? Они что там совсем с ума посходили? А дети?
  - Это ненадолго. Я вернусь.
  Он уже спешил на стоянку.
  Вирсавия отдала телефон женщине, у которой просила позвонить. Она уже полчаса слонялась по тротуару, то у одного, то у другого прохожего выпрашивая сотовый. Влад упорно не брал трубку, доводя ее до отчаянья. И вот наконец - повезло.
  Приехал он минут через пятнадцать. И во всем его поведении: жестах, словах, сквозила спешка. Она хотела было подробно рассказать о своих злоключениях, но слушать ему было некогда. Информация о том, что она сбежала из дома, заставила его действовать оперативно.
  
  - Я очень рад тебя видеть, я соскучился, - скороговоркой заговорил Влад. - Я тебя сейчас отвезу... к себе. И мне нужно будет вернуться. День рождение - у товарища. Но позже я обязательно приеду. И даже где-то в середине этой тирады он успел поцеловать ее в висок.
  
  Он привез девушку к небольшому частному дому, спешно открыл дверь, предупредил, что в одной комнате ремонт, "продукты в холодильнике, свежее постельное в шкафу", опять поцеловал и... уехал.
  
  Вирсавия почувствовала себя очень неуютно. Сбегая из дома, она не рассчитывала, что все обернется так. Она хотела еще раз увидеть его, поговорить, но как раз разговора и не получилось.
  
  Девушка разглядывала помещение, в котором оказалась. Обычный кубанский домишко старой постройки, раньше и они жили в таком же. Крошечная прихожая, сразу за ней - вытянутая узкая кухня, в углу заканчивающаяся ванной. Через кухню можно попасть в большую комнату со свежим ремонтом. Выглядела она какой-то полу-жилой: большой разложенный диван, компьютерный стол с техникой, шкаф и тумбочка. Вот и все. Никаких картин, фотографий, даже телевизора нет. В шкафу тоже было негусто: на одной полке постельное и несколько полотенец, на другой: джинсы, спортивные штаны и футболка, в углу - несколько пар носков. На плечиках болтались три рубашки и классический костюм. Вирсавия не видела здесь многих вещей, которые запомнила на Владе.
  
  Соседняя комната вообще была пустой, если не считать строительной стремянки, мешков со шпаклевкой да обрезков гипсокартона.
  
  Холодильник тоже не радовал изобилием, но Вирсавию это не удивило - чего ждать от холостяка. Она отрезала кольцо копченой колбасы, сжевала так, хлеба не было, запила водой из-под фильтра. Влад не появлялся, и она не знала, чем еще занять себя. У нее даже появилась мысль уйти. Вернуться к родителям, ведь все равно придется рано или поздно. Но что-то останавливало. Да и за окном уже сгустилась ночь, трамваи, наверное, не ходят.
  
  Она вспомнила, что колготки выпачканы травой, сняла их, простирнула в ванной, долго искала, куда повесить, чтобы не бросались в глаза. Потом опять прошлась по дому, присела на диван. А Влада все не было...
  
  
   Гл. 23.
  Было за полночь. Уже отметили Катин День Рождения дома, и уехала Анна Сергеевна, уже разобрали подарки, по десять раз похвалили и восхитились, сыграли в какую-то настольную игру со злыми птицами, посмотрели фотографии на компьютере.
  
  Таня мыла посуду, но тут услышала возню в прихожей. Застала мужа одевающимся.
  - Ты куда?
  
  - На хату (так он называл ее дом).
  - В такой час? Ты же выпил?
  - Ничего, останавливать меня некому, сейчас пусто в городе. Мне нужно поработать.
  - Послушай, ну всех денег не соберешь. Откажись от этого заказа или перенести на потом. Ты же устал. Тем более - Катин День Рождения...
  
  - Катин День Рождения закончился десять минут назад. Все, я пошел.
  
  Он спешил. Больше всего боялся, что ее уже нет там, что она ушла. Даже подумал, что нужно было закрыть дверь снаружи, запереть свою маленькую пленницу.
  
  Но она никуда не делась. Тихо-мирно спала, свернувшись клубочком прямо поверх покрывала. Он стоял над ней, рассматривал. Локоны в беспорядке растекались по подушке и ее чистый профиль с чуть приоткрытыми губами словно плыл в бледно-желтом облаке - именно такими казались волосы в скудном лунно-звездном свете. Одна рука под щекой - Влад вспомнил, так их заставляли спать в детском саду. Вторая лежала вдоль тела, сгибаясь локтем на бедре и накрывая ладонью колено. Ступни были босыми. Во сне Вирсавия слегка шевелила пальцами ног, видимо, мерзла.
  
  Стало тяжело дышать. Он осторожно снял куртку, разулся, отнес вещи на кухню. Расстегнул ворот на рубашке, дыхание понемногу восстанавливалось. Нашел в шкафу махровую простыню - одеяла были под покрывалом, на котором лежала Вирсавия, поэтому не стоило и пытаться их извлечь. Накрыл спящую девочку, стараясь не касаться ее. Себя деть было решительно некуда. Вирсавия лежала почти на краю, а перебираться через нее, чтобы растянуться на оставшейся части дивана, он боялся - вдруг проснется. Не найдя лучшего решения, Влад придвинул к дивану компьютерное кресло на колесиках и сидел так, глядя на нее спящую. В голове у него крутились какие-то ленивые мысли. Они словно обозначали то, о чем стоит подумать позже.
  
  Она ушла из дома? Поругалась со своими? Куда ушла? К нему? Что ему теперь делать? Какой идиотский вопрос - что делать? Конечно же оставить ее здесь, не выставлять же на улицу. И как это будет выглядеть?
  
  Она пошевелилась, переворачиваясь на спину, и все "практические" вопросы тут же улетучились. Видимо она согрелась, откинула уголок простыни, высвободив руки. Лицо ее было теперь открыто и он мог видеть, что она то хмурится во сне, то улыбается. Иногда ее длинные русые ресницы вздрагивали, отзываясь мурашками по его коже.
  
  "Интересно, звезда на ней? - подумал Влад, пристально вглядываясь в серые пуговицы наглухо застегнутой блузки, словно сквозь них можно было что-то рассмотреть. Стало очень жарко, наверное, переборщили с отоплением, как всегда весной. Даже удивительно, что в такой жаре Вирсавия еще полчаса назад замерзала. Голова кружилась - давало о себе знать выпитое вино. Или не вино? Он стянул через голову рубашку, вышел за дверь, с удовольствием ощущая, как ночной воздух остужает разгоряченную кожу. Потом вернулся в комнату, выпил две таблетки снотворного и, помаявшись в своем кресле еще минут 15, наконец уснул.
  
  Первыми ее чувствами были смущение и раскаяние. Он сидел в кресле - в неестественной позе, как те, кого ночь застает в зале ожидания на вокзале. Должно быть ужасно неудобно. О чем она думала, когда пришла сюда, заняла единственный диван, человек из-за нее мучается.
  Вирсавия села, обхватив колени руками. Тихонечко позвала:
  
  - Влад... Влад!
  Он открыл глаза сразу, будто и не спал. Улыбнулся.
  - Есть хочешь? Я продуктов по дороге купил. А то в моем холодильнике мышь повесилась.
  Вирсавия пожала плечами.
  
  Он ушел на кухню, поставил воду для пельменей в кастрюльке, сунул под кран чайник. Над умывальником висело маленькое зеркало, и Влад только сейчас заметил, что постоянно кусает губы. Чайник наполнился, вода пошла через верх. Так он его и поставил на газ - какая разница. Вернулся в комнату.
  
  Она внимательно и беззастенчиво разглядывала его, ведь в первый раз видела без рубашки, и только поймав ответный взгляд,- смутилась.
  
  Он подошел, сел на край дивана, спросил:
  - Я пельмени поставил. Будешь? - голос оказался неожиданно хриплым.
  
  Теперь она смотрела ему прямо в глаза, и он видел, как они темнеют, как расширяются зрачки, заполняя собой хрусталик. В комнате было почти светло из-за лампы, включенной на кухне, и созревшей огромной желтой луны, которая как раз сейчас встала за незашторенным окном. Влад пересадил ее к себе на колени. Целовал медленно, нежно, короткими поцелуями: волосы, лицо, шею, опять лицо. Но руки его не были столько целомудренны. Они скользили по спине, бедрами, ласкали босые ступни, колени. Вирсавия не пыталась ни отвечать на поцелуи, ни останавливать его. Ей было хорошо и жутко. Она ясно осознавала, что делает сейчас то, что не одобряют ее знакомые, ее родители, не одобряет Бог и написанная им тысячи лет назад книга. Но это осознание существовало где-то отдельно, на другой волне.
  
  Звездочка на цепочке оказалась на месте, между напряженными полусферами грудей, и он целовал и теплую золотую подвеску, и темные твердые соски, теряя голову и сводя с ума ее.
  
  Блузка никак не хотела сниматься. У нее были высокие манжеты, плотно обхватывающие запястья, каждый с тремя маленькими пуговичками. Он запутался в них, пуговички выскальзывали из пальцев, петли не слушались. Наконец он сдался и попросил полушепотом:
  
  - Расстегни сама.
  
  Попытался неуклюже пошутить:
  
  - Сноровки не хватает. Слишком сложная модель для меня.
  Она послушно расстегивала, но после его слов что-то изменилось... Ушло ощущение очарование и нереальности всего происходящего. Манжеты ему не поддались, зато со всем остальным он расправился очень ловко. И в этом чувствовался опыт, который теперь ее пугал.
  
  Он заметил, поднял ее лицо за подбородок, вглядываясь в новые, встревоженные глаза.
  - Что-то случилось?
  
  - А много их у тебя... до меня было?
  
  - Какое это имеет значение сейчас? Я хочу - тебя. Я люблю тебя, Вирсавия.
  
  Она как-то сразу успокоилась и потянулась к нему губами. Влад бережно уложил ее на диван, и под тяжестью его горячего тела она опять погружалась в волшебное полузабытье, где не нужно было ни о чем думать, только чувствовать. И каким чуждым и лишним в этом чарующем маленьком мире и из его рук и губ оказался пронзительный свист!
  
  - Что это? - не поняла Вирсавия, вздрагивая от резкого звука.
  
  - Блин! Чайник...
  
  - Не уходи...
  
  - Он же так всю ночь свистеть будет. И там кастрюля. Под пельмени, выкипела наверное уже. Я сейчас.
  
  Он вернул на место полуспущенные джинсы, коротко поцеловал ее в шею и вышел на кухню.
  
  Гл. 24
  Чайник заткнулся, обиженно просвистев напоследок, но кастрюлька не сдалась так легко, обдав руку паром. Влад тихо выругался и засунул обожженную ладонь под холодную воду. В зеркале над умывальником отображался небритый взъерошенный человек с совершенно безумными и счастливыми глазами. Влад усмехнулся ему.
  Холодная вода, льющаяся на руку, делала свое дело, позволяя зачаткам разума пробиться сквозь животное напряжение, владевшее им.
  
  Он начинал понимать, что зудит в мозгу, как заноза. Второй раз он говорил девушке одни и те же слова, чтобы сломить остатки сопротивления. И хотя был уверен, что сейчас они не так легковесны, как сказанные когда-то Тане, но все равно стало не по себе. Слова были искренни, но Вирсавия не знала о нем и половины правды. Честно?
  
  Он опять глянул в зеркало. На него смотрел человек, который все равно не откажется. Подумает, порефлексирует по старой русской традиции, грызанёт себя пару раз. Но... даже охлажденная водой рука отлично помнит восхитительную гладкость ее кожи. И - хочет еще. Он вдруг вспомнил кабинет химии. Тогда она остановила его, испуганная упавшими учебниками. Сейчас - просила - "не уходи"....
  
  Но, вернувшись в комнату, он сразу наткнулся на холодные и чужие глаза. В принципе, где-то в глубине души он был готов к тому, что она опомнится, поэтому не слишком удивился. Постарался сгладить ситуацию, спросил так, словно ничего не было:
  
  - Ну что ж, чайник закипел. Наливать?
  - Твоя жена звонила.
  Совершенно бесцветным голосом сказала Вирсавия. Даже если бы ему - взбудораженному, разгоряченному - метнули в лицо пригоршню снега, он бы не испытал такого потрясения. Он судорожно сглотнул. Ладони стали влажными. Вирсавия расценила перемену в его лице по-своему.
  
  - Не переживай, я ей ничего не сказала.
  Только теперь Влад увидел, что она держит в руке его телефон. Вторая рука поддерживала простыню под подбородком, скрывая все то, что влекло его и сводило с ума пять минут назад.
  
  Телефон зазвонил. Он подошел, как робот взял его - Вирсавия смотрела в сторону. На экране высветилось "Жена".
  Никакого креатива, Влад. Записал бы Таню "Сантехник Петрович", и, может быть, тебя бы это спасло. .. Глупость какая.
  
  Нажал на зеленую кнопку.
  
  - Влад, я наверное разбудила тебя. Но мне так беспокойно. Звоню, связь срывается, и... - беспокойный, извиняющийся, тихий голос Тани. Наверное, боится разбудить Катю. Он сбросил звонок и выключил аппарат.
  
  - Выйди, пожалуйста, мне нужно одеться, - попросила Вирсавия.
  Он посмотрел на нее и понял, что чтобы он сейчас ни сказал - все уже бесполезно. Кивнул, вышел. Из дома. Потом за калитку. Ужасно захотелось курить, хотя прошло уже несколько лет с тех пор, как бросил. Навстречу шла толпа подростков лет 16-17, человек пять. Очень шумных и очень пьяных. Наверное, было не совсем умно попросить у них сигареты, и мальцы сами сначала опешили, услышав вопрос, который сами обычно задавали незадачливым прохожим в темных переулках. Но в лице Влада в тот момент было что-то такое, что главарь мальчишек просто достал пачку и протянул со словами:
  
  - Бери, мужик.
  Уже возвращаясь во двор, Влад услышал:
  - Чумной какой-то...
  
  Он закурил, но никотин не приносил желаемого облегчения, лишь наполняя горло горечью. И как же горчило в душе, хуже, гораздо хуже, чем от непривычной сигареты. Хлопнула дверь. Вирсавия прошла мимо, даже не посмотрев на него. Она была аккуратно одета, волосы заплетены в косу и полускрыты шелковым платком. Вчера платок выполнял функции шейного. Он проводил ее взглядом почти спокойно. Потом вспомнил о пьяных подростках, вернулся в дом за курткой и догнал ее. Шел рядом молча, понимая, что что-либо говорить бессмысленно. Он делала вид, что его не существует. Может, для нее он теперь действительно не существовал? Начинало светать, и вдалеке со стороны остановки уже раздавалось бряканье первых трамваев. Туда и направлялась Вирсавия.
  
  - У тебя деньги есть? - спросил он, когда подошли к рельсам.
  Она молчала. Даже ухом не повела. Ну что ж, смирись, Влад, ты теперь - пустое место. Тебя - нет.
  
  Лучше бы ругалась, плакала, обвиняла. Но это холодное, внешне спокойное молчание не оставляло никаких шансов на примирение.
  Впрочем, один раз она все-таки вспомнила об его существовании. Когда подошел трамвай, Вирсавия быстрым движением коснулась шеи, и вложила в ладонь Влада цепочку с подвеской. В следующее мгновенье она исчезла за дверями вагона.
  
  Гл. 25
  Таня не спала всю ночь. Ей постоянно казалось, что с Владом должно произойти что-то нехорошее. Может он попал в аварию? Или милиция задержала? Или... Она уже перестала подозревать мужа в изменах, но сегодня ревность вдруг вернулась с новой силой. Наконец она собралась с духом и позвонила. Конечно, Влад посчитает ее сумасбродкой, отругает, но пусть лучше так, чем мучиться без сна.
  
  Но он сбросил звонок один раз - она посчитала это сбоем сети. Потом - второй (может не хочет просыпаться?) Но когда муж отключил телефон, беспокойство стало нарастать, переходя в панику. Таня встала, оделась. Написала Катюше записку и смс начальнику, предупредив, что опоздает на работу, и поехала в свой старый дом.
  
  Переступив порог комнаты, она вздохнула с облегчением: Влад был здесь. Один. Он лежал на застеленном диване в полурастегнутых джинсах. Рядом на полу валялась куртка. Подняв ее, Таня обнаружила ополовиненную бутылку коньяка. От мужа сильно пахло спиртным, что было совершенно на него не похоже. Пил он редко и очень умеренно.
  
  Влад спал на спине, беспокойно, шевеля губами, иногда сжимая и разжимая пальцы рук, дыхание было неровным. Таня села рядом, провела ладонью по щеке, по груди, отчаянно желая, чтобы он проснулся и... обрадовался ей. Наверное, это - из области фантастики. Какой он красивый (хотя ее мать и говорит, что обычный), как сильно она его любит. Все годы. И вот он вроде бы весь - ее, а ощущения счастья почему-то нет.
  
  Она гладила его по груди, по животу, спустившись ниже, с удивлением обнаружила, что Влад возбужден. Таня быстро разделась и легла рядом, опять стала ласкать его, покрывая поцелуями.
  
  Когда Влад открыл глаза, в них не было ни радости, ни нежности. Только удивление. Но он не оттолкнул жену. А ей все нравилось - его кажущаяся покорность и отстраненность возбуждали ее, а еще больше - тот факт, что они наконец-то в доме совсем одни, и она могла делать все, что хочет, и вести себя - как хочет, не боясь, что услышит Катюшка.
  После всего она прижалась к нему. Он не шелохнулся, все также лежал на спине, глядя в потолок.
  - Тебе понравилось? - спросила она наконец, чтобы как-то подпитать собственные начавшие гаснуть эмоции. Он не ответил и она слегка обиделась, но потом легкомысленно списала его молчание на действие алкоголя, усталость, что-то еще. Она привыкла его оправдывать. Через время Влад сам задал вопрос:
  
  - Ты чего приехала?
  - Беспокоилась.
  - А...
  Ей почудилась в его тоне враждебность, и она поспешила оправдаться:
  - Ты не думай, я доверяю тебе, я...
  - Боялась, что я здесь не один?
  - Да нет же, ничего такого я не думала.
  - А зря.
  Она приподнялась на локте и изумленно посмотрела на мужа.
  - Я был не один, - сказал Влад.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Господи, Таня! Я был с девушкой.
  - Ты что, шутишь?
  - Она ушла. После твоего звонка, - он разозлился, но потом как-то стразу стух, отвернулся и устало сказал:
  - А теперь дай мне выспаться.
  Он не видел, как она быстро одевается, вытирая слезы и кусая губы, чтобы не разрыдаться в голос. Он спал.
  
  Гл. 26
  
  Вирсавия сидела в школьном дворе, пристроившись на металлическом тренажере и прижавшись лбом к холодной перекладине. Отсюда ей хорошо была видна калитка, а сама она не бросалась в глаза за деревьями, которыми был засажен по периметру спортивный уголок.
  Как ни странно, она не думала о Владе. Совсем. Сознание, включив защитные механизмы, вытеснила все случившиеся на другой уровень, и в голове Вирсавии теперь роились мысли-опасения по поводу ее собственного проступка. Она боялась вернуться домой, и надеялась, что родители, обнаружив, что дочь не ночевала в своей комнате, придут искать ее в школу. Ей хотелось, чтобы ее нашли. Это хоть как-то разрешит ситуацию. Пусть потом отправят в Ставрополь, новый поворот в жизни, малознакомые люди вокруг - именно то, что ей сейчас нужно. Зачем? Чтобы забыть...
  
  Она тряхнула головой. Чтобы прогнать пробирающиеся из подсознания всеми путями образы. Не хочу. Если не думать и не вспоминать, рано или поздно все уйдет.
  
  В воротах стали появляться первые школяры. Девочки собирались стайками у крыльца и шушкались, мальчишки затевали догонялки или потасовки. Потянулись учителя и другие взрослые. Вирсавия заметила свою классную руководительницу - химичку. И сразу, пробив брешь стене забвения, хлынули воспоминания о предновогоднем концерте. Предательские слезы сами собой набирались в глазах до краев и текли по щекам. Нельзя, чтобы в таком виде кто-то ее увидел. Вирсавия ушла на задний двор, спряталась за старым крыльцом - дверь, ведущая сюда, уже давно была закрыта на большой висячий замок. Она сжала пальцы в кулак и впилась в него зубами, прямо в костяшки - как можно сильнее. Она дрожала и плакала - то ли от горя, то ли от боли. Легче не становилось. Но зато появилось какое-то беспокойство, словно нужно что-то вспомнить, а - не получается. Конечно, он встретил тогда Лиду, он сказал ей...
  
  Прозвенел звонок на первый урок, во дворе было пусто. Вирсавия сделала несколько глубоких вздохов. Погасивших рыдания окончательно. Подождала, когда хоть немного сойдет краснота с опухших глаз и носа. И, внутреннее подготовившись, вошла в здание школы, мало чем отличаясь от других учеников.
  
  Младшие классы находились в правом крыле: на первом и втором этажах. Хорошо, что их небольшая школа вмещала всего по три параллели каждого года. Дочка Влада не могла быть очень большой. Вирсавия решительно открыла дверь первого "А" и спросила:
  
  - Здесь есть Богданова?
  Ей ответили отрицательно, как и в 1 "Б" и в 1 "В". Во втором "Б" оказался некий Никита Богданов, но не его искала Вирсавия. И, вдруг, в третьем "А" классная руководительница ответила ей утвердительно. В коридор выскользнула девчушка, и Вирсавия, вглядываясь в знакомые синие глаза сразу поняла: "Влад тогда не шутил". Малышка смотрела ожидающе, и почему-то ее ожидание было радостным. Она даже решила сама прервать молчание, спросив:
  
  - Вирсавия, ты меня на конкурс записываешь?
  "Она меня знает?! Какой конкурс? А..." Краем сознания она вспомнила, что в школе собирались провести поэтический конкурс, посвященный весне. Видимо, Катя говорила о нем.
  
  И Вирсавия, не отвечая на вопрос девочки, еле выдавила из себя, чтобы уже не осталось никаких сомнений:
  
  - Катя, как твое отчество?
  
  - Владленовна, - старательно выговорила девочка, видимо уже привыкнув, что в ее не слишком привычном отчестве делают ошибки.
  
  Вирсавия развернулась, и, качаясь, побрела по коридору, во двор, к калитке. Она плохо осознавала, куда движется. Боль была почти физической, хотелось не просто плакать - выть, царапать кожу. В кровь кусать губы. Ее жгло не столько то, что у Влада есть ребенок. Было обидно, было страшно обидно осознавать, что тогда, на концерте. он пришел не к ней, а к этой синеглазой девочке.
  Кто-то посигналил ей и раздраженно обложил матом - оказывается она не глядя ступила на дорогу. Вирсавия остановилась и тут услышала свое имя:
  
  - Вирсавия! Стой же. Я кричу тебе, кричу!
  
  От школьной калитки к ней бежала Лида.
  - Еле догнала. Ты оглохла, Вирсавия? Я тебя в окно увидела, еле отпросилась у Ракиты (математичка Варвара Владимировна Ракитина). Бегу, ору, а ты ухом не ведешь. Контуженная? Ты вообще куда пропала? Хима (учительница химии) сказала, что ты из школы ушла. Совсем что ли?
  Быстрые слова Лиды бомбардировали мозг Вирсавии, и от этой встряски она потихоньку приходила в себя.
  - Ладно, пошли в нормальное место, там все расскажешь, - решила, наконец, подруга, беря Вирсавию под руку.
  - А урок?
  - Ну ты же прогуливаешь? Между прочим уже неделю. Когда школа без меня страдала или я без нее?
  
  В квартале было кафе, открытое с раннего утра, как раз в расчете на школьников-прогульщиков и сотрудников близлежащего офиса, заскакивающих сюда позавтракать. Лида по хозяйски заказала два кофе и бутерброды с сыром и, дав Вирсавии сделать несколько глотков, потребовала:
  
  - Ну, рассказывай.
  
  Лида умела не только говорить. Когда требовали обстоятельства, она превращалась в прекрасного слушателя. Надо сказать, что их дружба возникла на не совсем бескорыстной почве. Лида быстро смекнула, что новенькая может быть очень полезна: учится отлично и списать дает без проблем. Но если остальные, воспользовавшись знаниями Вирсавии, продолжали избегать ее на переменах, а кое-кто и откровенно высмеивал, то независимая Лида, всегда плевавшая на постороннее мнение, объявила новенькую своей подругой и в некотором роде даже собственностью. Например, Лида могла сама пропустить какое-нибудь колкое замечание по поводу наряда или поведения Вирсавии, но если на это решался кто-то другой, тут же кидалась на защиту. А еще Вирсавия знала, что если что-то рассказать Лиде, то это между ними и останется. Подруга умела хранить секреты, не смотря на кажущуюся болтливость. Поэтому сейчас Вирсавия рассказала все, без утайки. Кофе остыл, какие-то люди приходили и уходили, официант смотрел на них с неудовольствием, а Вирсавия все рассказывала - заново проживая события с того самого дня, как увидела Влада в школе. И до сегодняшнего утра.
  
  - Ничего себе! Вот гад, а... А как красиво все начиналось. И что ты теперь будешь делать?
  - А что я могу делать...
  
  - Тоже верно. Ну и пошли его и забудь. Все мужики козлы и кобели. Я тебя предупреждала. Помнишь?
  Вирсавия только кивнула.
  
  - Хорошо еще, что так получилось. Жена эта вовремя позвонила, видно что он частенько в свое любовное гнездышко среди ночи упархивает, вот она и места не находит себе. А что ты на меня так смотришь? Думаешь, он тебя первую туда привел? Если у женатого мужика есть альтернативная жилплощадь, значит, он туда телок таскает.
  
  Вирсавия отвернулась. На глаза снова навернулись предательские слезы. Она вспомнила, как заиграла музыка на телефоне, и зачем-то она взяла трубку, конечно же, не собираясь нажимать на вызов. Но тут на дисплее высветилось "жена", и она сидела, хлопая ресницами, и перечитывала десять раз, надеясь, что ошиблась, что написано там "Женя", и Владу звонит Джон или какой-то его тезка. А потом сами собой пальцы скользнули по зеленой кнопке, и из трубки побежал встревоженный голос. Женщина беспокоилась, что Влад уехал работать (На работу? Ага, как же!) и с ним могло что-то случиться. Ответа "жена" не дождалась и отключилась, видимо, решив, что со связью проблемы.
  - Ладно, не реви. Ты, между прочим, сама тоже виновата, - продолжала "разбор полетов" Лида. - Ты, конечно, не знала, что он женат, но сама же за ним бегала.
  - Я?
  
  - Ну не я же. У меня ума хватает намеки с первого раза понимать. Он ведь говорил тебе, что не любит. Не приезжал. Зачем ты ему звонила? И на работу бегала?
  - Да, ты права...
  
  Как ни странно, слова Лиды принесли некоторое облегчение. Вирсавия словно разделила вину Влада. Может быть, ему стыдно было ее обманывать? Может быть, он пытался все это прекратить? И если бы не она...
  - Ну с Владиком твоим все понятно, - подытожила Лида. - Плюнуть, растереть и забыть. Давай думать, что с предками твоими делать.
  
  - В смысле?
  - Ты всегда тормоз, но сегодня - особенно. Впрочем, я тебя понимаю. У тебя стресс и все такое. Поэтому говорю медленно. Не собираешься же ты в самом деле чапать в Ставрополь? На фига он тебе сдался в конце учебного года?
  
  - Моего отца очень сложно переубедить...
  
  Гл. 27
  
  Анна Сергеевна сосредоточенно слушала невестку. Она примчалась по телефонному звонку - спасать семью. Таня плакала и жаловалась сквозь всхлипы:
  - Представляете, он даже не считает нужным от меня это скрывать... Он хочет, чтобы я ушла от него? Я не смогу...
  Таня закрыла лицо руками и разрыдалась.
  - Ну-ну. Никому никуда уходить не надо, - попыталась успокоить невестку Анна Сергеевна. - Может все еще и образуется.
  - Как образуется? Как? Получается, что у меня совсем гордости нет. Он же ноги об меня вытер.
  
  - Не драматизируй. Сама же говоришь, был пьян в стельку. Может он все это придумал? На моего сына накатывают странности периодически. А даже если и есть там кто, то это - явление временное. Ты прекрасно знаешь, какой он непостоянный. У нее что? Эффект новизны. А у тебя - Катя.
  Таня горестно покачала головой.
  
  - И сколько я его Катюшкой держать буду? Не любит он меня. И детей больше - не хочет.
  - Ты это брось тут нюни распускать. "Не любит". Он что, тебя обижает что ли?
  Разговор бабушки с матерью прервало появление Катюши. Девочка вернулась из школы.
  - О, бабуля, привет! - проворковала девчушка, обнимая Анну Сергеевну.
  - Здравствуй, моя золотая.
  
  - А что с мамой? Мама, ты плачешь что ли?
  - Приболела мама, видишь, даже на работу не пошла. Катюш, ты вот что... - бабушка наклонилась к внучке и заговорила:
  - Помнишь, ты папе с мамой на свадьбу рисунок нарисовала?
  - Ну да.
  - Ох и понравился он всем тогда!
  
  Катюша, довольная похвалой бабушки, улыбнулась. Рисунок был незатейлив, из серии "Папа, мама, я", но Бог не обидел Катю и художественным талантом, поэтому взрослые восхищались, уловив портретное сходство.
  - Ну вот, ты у нас уже на год старше стала. Нарисуй-ка новый рисуночек. А мы его на стенку повесим.
  
  - Хорошо, - с готовностью ответила Катюша. - А тебя, бабуль, рисовать?
  - Нет, меня не надо, - махнула рукой Анна Сергеевна. С готовностью "жертвуя собой" ради сохранения молодой семьи. - Я же не с вами живу.
  Девочка кивнула.
  - И еще... Тебе папин подарок понравился?
  - Спрашиваешь!
  - Так вот, ты, когда он придет, крепко-крепко обними его и скажи, как его любишь. Договорились?
  - Конечно, бабуль!
  Влад ехал домой, ожидая увидеть в прихожей собственные вещи "на вынос". Не увидел. Сообразил, что квартира, вообще-то, его, так что, возможно, вещи собрала Таня и уже ушла. Он был бы не против такого сценария. Но с кухни пахло едой, а пройдя в гостиную, он увидел свежий рисунок, заботливо оправленный в рамочку - как раз напротив "своего" кресла. Темноволосый и синеглазый человек обнимал одной рукой светленькую девчушку с такими же глазами, а другой - женщину в красном платье в белый мелкий горох. Именно такое было у Тани. Ну что ж, сомневаться не приходилось - новый семейный портрет, выполненный Катюшкой. Влад усмехнулся.
  
  Вошла Таня, как ни в чем не бывало, поставила перед мужем тарелку с картофельным пюре - еще горячим, и тефтелями. Сама села рядом и немного сбоку, на диван.
  - Выпить хочешь? Твоя мама коньяка привезла.
  - И мама здесь?
  - Была. Уже уехала. Так будешь?
  - Нет, спасибо, меня от него воротит уже. А где Катя?
  - В своей комнате. Уснула. Видно набегалась вчера. Вот, картину тебе нарисовала.
  Он промолчал.
  - Ты ешь, пока горячее.
  - Мышьяком приправила?
  
  Таня глянула на него строго, осуждающе:
  - Почему ты так со мной разговариваешь? Как будто это я в чем-то виновата?
  - Прости. Ты, действительно, не причем.
  Минут через пять полной тишины, нарушаемой только редким цоканьем вилки о тарелку.
  - Влад...
  - Что?
  - Она... лучше меня?
  - Объективно - не знаю. Субъективно - да.
  - Ты сегодня... жестокий какой-то.
  - Нет. Просто врать больше не хочу. Ты спросила, я ответил.
  Татьяна улыбнулась - горько, печально.
  - Мы даже сейчас не ссоримся. Со стороны посмотреть, так мирная семейная беседа. Может, мы все-таки подходим друг другу, Владик?
  
  Он доел, отставил посуду. Она хотела убрать, но он остановил ее рукой.
  - Я сам, потом. Спасибо. Все очень вкусно было.
  
  Она посмотрела на него с надеждой, но уже следующая фраза показала, что трещина в отношениях никуда не делась, напротив, на глазах превращается в кровоточащую рваную рану.
  
  - Таня, я хочу развестись.
  - К ней уйдешь?
  - Наверное, нет...
  - Получается, я тебе настолько противна, что ты готов от меня в никуда бежать?
  - Таня, послушай, - он говорил очень мягко, - Я не хочу, чтобы ты время на меня тратила. Ты молодая. Привлекательная. Ты...
  - Заткнись, - вдруг резко прервала она. - Мне еще весь этот бред выслушивать не хватало. Жалеет он меня. Может, еще мужа найдешь мне? Нового, хорошего, который не будет...
  Она закрыла лицо ладонями. Потом заставила себя успокоиться и совершенно ровным голосом спросила:
  - Что именно тебя во мне не устраивает?
  
  Он растерялся. Действительно, Таню как жену не в чем было упрекнуть. Она сама принялась перечислять свои достоинства, все так же спокойно, без надрыва:
  
  - Я хорошо готовлю, содержу дом в чистоте, я нормально воспитываю ребенка, я не устраиваю тебе скандалов, не пилю тебя, не треплю нервы, ничего не требую. Я привыкла экономить деньги и расходую их с умом. Я не фотомодель? Ну с этим уже ничего не поделаешь. Но в то же время я знаю, что не уродина, во мне нет физических изъянов. Я слежу за собой, не растолстела, не опустилась. Или я тебя в постели не удовлетворяю? Так ты скажи, чего хочешь. Я готова переступить через все свои комплексы. Влад, сделай хоть шаг ко мне навстречу.
  
  Он молчал, опустив голову. Потом встал, взял в руки тарелку. Собираясь уйти на кухню.
  Тут дверь детской открылась, и оттуда пошлепала Катя с заплаканным лицом. На секунду у Влада похолодело в груди - она все слышала? но дочка уткнулась ему лицом в живот и всхлипывая, проговорила:
  
  - Папочка, я твой подарок потеряла! Наверное, еще вчера в развлекательном центре. Сейчас ищу-ищу... а его... нигде не-е-ет...
  
  Он обнял Катюшку одной рукой, второй достал из кармана джинсов цепочку со звездой и вложил в ладошку дочери.
  
  - Ой, папа! Ты нашел!
  Счастливая, Катюшка побежала в свою комнату. Она не заметила, что на новой звездочке белый, а не синий камушек.
  
  Гл. 28
  Он тревожился. Не то, чтобы хотел ее увидеть, теперь это уже не имело смысла. Он не надеялся, что Вирсавия сможет простить его. Во всяком случае - так скоро. Но - она уехала. И он не знал, добралась ли она до дома, все ли с ней благополучно. Мысли о пьяных подростках, воспоминания о том, в каком состоянии она была, не давали Владу покоя.
  
  А ведь случись с ней что, он даже не узнает...
  
  Помня, что по вторникам она ездит на какие-то служения, Влад весь вечер проторчал напротив выхода из ее переулка, но Вирсавия не появилась. На следующий день он вызвался отвезти Катю с утра в школу и задержался, вглядываясь в старшеклассниц, входящих в ворота школы. Он видел Лиду, но та шла с другими, незнакомыми ему девочками. Подойти и спросить о Вирсавии он не решился, хотя к вечеру уже стал сожалеть об этот. Надо будет утром все-таки разузнать. Дожить бы до утра...
  
  Тревога нарастала, и он лихорадочно пытался придумать, как узнать, что с ней стало. Опять поехал караулить заветный переулок. Когда появилась головка в белой косыночке - сердце екнуло. Но он сразу сообразил, что девочка явно моложе Вирсавии. Он вышел из машины и направился к ней навстречу. Когда оставалось пара шагов, спросил:
  
  - Ты - сестра Вирсавии?
  Девочка посмотрела на него удивленного и немного испуганно. Потом ответила:
  - Да.
  - Где она?
  
  Его невольная собеседница молчала. Как она была похожа на сестру. И лицом, и повадками! Только моложе и как-то проще, побледнее.
  
  Вдруг девочка, не говоря ни слова, развернулась и пошла к дому. У Влада мелькнула безумная надежда - вдруг она позовет Вирсавию. Но, конечно, Вирсавия к нему не вышла. Вместо нее вскоре в переулке появилась женщина лет сорока, может - чуть больше, в накинутой на плечи куртке и домашних тапочках - видно, одевалась наспех. Рядом с ней шла девочка и что-то рассказывала, кивая на Влада.
  
  Когда она заговорила, голос был встревоженный. Запинающийся.
  - Вы... (она подбирала слова) молодой человек Вирсавии?
  - Да.
  
  Уже нет, но какое это имеет значение.
  
  - И вы не знаете... где она?
  
  Сердце ушло в пятки. Значит - она не дома. Он видел, что тоже самое сейчас происходит с женщиной. Мать надеялась, что дочка сбежала к своему парню. Не лучший сценарий для семьи пастора, прямо скажем - очень нежелательный сценарий, но, по крайней мере, не приходилось опасаться за ее жизнь.
  
  А женщина, все больше тревожась, расспрашивала, когда они виделись в последний раз, не ссорились ли. Он назвал сухие календарные числа, естественно без подробностей, и женщина в ужасе прикрыла рот ладонью, потом прошептала:
  
  - Что ж это я. Надо в милицию звонить.
  
  Не попрощавшись, она побежала домой, сопровождаемая дочкой.
  
  Он вернулся в машину. Надо срочно действовать, что-то предпринимать, искать. У него была единственная зацепка.
  
  Влад принялся звонить Джону. Хотел сначала узнать телефон Лиды, но потом подумал, что встретиться нужно немедленно, и спросил адрес. Слегка удивленный, Джон подробно описал, где живет Лидия.
  - А тебе зачем?
  - Потом, Джон, все потом.
  
  На его счастье Лида была во дворе - сидела с подростками на столешнице уличного металлического стола и что-то эмоционально рассказывая кучке ровесников. Увидев Влада, она буквально набросилась на него, не стесняясь в выражениях, и этим выдала себя с головой.
  Влад сразу понял - она знает, где Вирсавия.
  
  - Подонок, ты чего приперся? - неистовствовала Лида, подогреваемая удивленно-восхищенными взглядами других подростков. - Тебя, между прочим, видеть не хотят. Ты ваааще в курсе, нет? Кобель несчастный.
  
  Влад улыбнулся. Она говорила так, что не сразу и поймешь о ком. Мог бы поручиться, что "зрители" решили, что он - отвергнутый ухажер Лиды. На это и был рассчитан спектакль. Он спокойно спросил:
  
  - Где Вирсавия? - обламывая комедию.
  
  - Понятия не имею.
  
  - Имеешь, - его глаза сузились. - И скажешь. Я у ее родителей был. Они милицию вызвали.
  
  - Ну вот пусть ваша милиция ее и ищет, - уже не очень уверенно проговорила Лида.
  
  - Как знаешь. На всякий случай я им скажу, что ты в курсе. Не на ровном месте же вся эта тирада. Вирсавия виделась с тобой и все рассказала.
  
  В последней фразе не было вопроса, и Лида поняла, что, действительно, выдала себя. Перспектива встречи со стражами правопорядка ее совсем не прельщала.
  
  Гл. 29
  Вирсавия жила на Лидиной даче. Вернее, - на даче Лидиных родителей. Но подруга уверила, что предки раньше лета сюда не сунутся. В домике не было никакого отопления, кроме электрической печки.
  
  "Сильно не жги, - предупредила Лида, - а то потом счета за свет придут - ого-го".
  Она привезла сюда Вирсавию сразу после разговора в кафе. Дача находилась недалеко от автобусной остановки, где был также маленький продуктовый магазинчик. Сам домик представлял собой однокомнатное строение, не лишенное излишеств цивилизации - в одном из углов даже стояла душевая кабинка. Рядом с ней располагался обеденный стол и электропечка, на которой можно было готовить. Нехитрую мебель составляли старая двуспальная кровать, диван и сервант советских времен.
  
  - Внизу вещи, - предупредила Лида, указывая на дверки серванта, - найдешь там какую-нибудь мою шмотку, дома ходить. Холодильника нет, так что скоропортящиеся продукты сразу съедай. И старайся сильно не светиться. Во-первых, не хочу родакам объяснять лишнее, во-вторых, тут иногда бомжи лазают. Так что двери закрывай на ключ обязательно.
  Когда Лида уехала, Вирсавия заскучала. "Что я тут делаю?" - думала она, раскаиваясь, что дала себя привезти в эту глушь, где чувствовала себя неуютно и одиноко.
  
  Когда Лида приехала на следующий день, Вирсавия первым делом спросила, не искали ли ее родители. Но в школу никто не приходил. Стало обидно - получается, всем плевать... И весь следующий вечер она думала... о Владе. По-новому думала. С пометкой "если б..." Если бы у него не было жены, если бы она не позвонила в то утро, Вирсавия бы сейчас, наверное, жила у него, жила с ним. Но такие фантазии были как мечты о сказочном герое. Здесь, в реальной жизни, Вирсавия прекрасно сознавала, что не имеет никакого права на него. Она ведь видела Катю. И вообще, все это не правильно. Не правильно! Даже если он захочет...
  
  А Лида уверяла, что захочет. С высоты своего "опыта" подруга рассуждала:
  
  - Он еще бегать за тобой будет. Ты, главное, не поддавайся. Отшила - так отшила. Пусть идет ищет себе всяких дурочек.
  
  - Не думаю, что он когда-нибудь появится.
  
  - Да щаззз! Ты мужиков не знаешь. Ты же его раздраконила и продинамила, получается. Так что он так сразу не успокоится.
  
  Вирсавии неприятны были такие разговоры. Они опошляли и очерняли все то хорошее, что она помнила из отношений с Владом. Но, одновременно, она находила какое-то мазохисткое удовольствие в том, чтобы потом прокручивать в голове слова Лиды и "наказывать" ими себя - так тебе и надо, глупая-глупая Вирсавия.
  
  Дни тянулись долго и скучно, прерываемые только визитами Лиды. Но подруга не могла задерживаться надолго и уезжала предпоследним или последним автобусом. Время казалось таким бесконечным еще и потому, что Вирсавия почти не спала. Ночью ее будили шорохи. Ей постоянно чудилось, что в картонный домик кто-то лезет. Днем она тоже вздрагивала от посторонних звуков, опасаясь то приезда Лидиных родителей, то ожидая собственных, которые все не появлялись.
  
  Пошел дождь, хотя еще час назад была солнечная и теплая погода. Тяжелые капли отбивали чечетку по крышам, жадно впитывались в землю. Стало ясно, что в такую погоду ее уже точно никто не побеспокоит, и Вирсавия решила искупаться. С легкой брезгливостью она достала чужие полотенца и трикотажный Лидин халатик. Но делать было нечего, ее собственная одежда после нескольких дней носки была еще менее приятной. Вода шла через проточный водонагреватель - неширокой струей, и все-таки она несла с собой чистоту и тепло. Выкупавшись, Вирсавия повернула кран, и теперь яснее услышала звук, который уже давно доносился откуда-то с периферии сознания, заглушаемый дождем и шумом льющейся из душа воды. Кто-то стучал в дверь - настойчиво, требовательно. Она быстро вытиралась полотенцем, соображая, кто бы это мог быть. У Лиды и ее родителей собственные ключи, значит, кто-то чужой. А в дверь уже не просто стучали - колотили. Ей стало страшно. Натянув халатик и спешно застегнув молнию, она подошла на цыпочках к двери, прислушалась. Глазка не было, поэтому приходилось ориентироваться только по звукам.
  
  - Вирсавия, ты там??? Открой, Вирсавия!
  Она сразу узнала голос. И на мгновенье ее охватило ликование - он приехал! Но тут же вспомнилось все, и погасило радость.
  - Влад, что ты тут делаешь? Уходи!
  - Открой! Надо поговорить.
  Она не двигалась. Он дернул несколько раз дверь с той стороны, и она испугалась, что петли или замок не выдержат. Спешно повернула ключ.
  Он вошел в комнату, весь мокрый, взбудораженный. Очень холодными пальцами сжал ее плечи, выдохнул:
  - Слава Богу. Я уже не знал, что думать!
  - Как ты узнал, что я здесь?
  - Догадайся с трех раз. Ты почему мокрая? Под дождь выбегала? - он кивнул на ее волосы, но Вирсавия покачала головой:
  - Купалась.
  О чем они говорят? Как вообще можно разговаривать после того, что произошло в том доме? И руки его совершенно незаконно лежат на ее плечах. Она попробовала стряхнуть холодные ладони, и Влад послушно отпустил ее.
  
  - Зачем ты приехал? - спросила она.
  - Не за чем, а за кем. За тобой.
  Его тон - уверенный, приказной - злил. Она смерила его колючим обиженным взглядом и немного погодя проговорила:
  
  - Уезжай.
  - Поехали со мной. Тебя родители ждут.
  - Никто меня не ждет.
  Он коротко рассказал о разговоре с ее матерью.
  - Значит, они тебя видели? Не стоило тебе туда ездить.
  - А что так? Рожей не вышел? Стесняешься меня?
  
  Она промолчала.
  
  - Ладно, что было, то было. Вот такой я поддонок, прими это как данность. А домой ты все-таки поедешь. Сколько еще можно на чужой даче жить. Тебе учиться надо.
  - Ты на себя функции старшего брата взял?
  - Ну другие мне, судя по всему, уже не светят.
  
  Вирсавия посмотрела на него осуждающе. Он стоял, прислонившись к дверному косяку. Кожаная куртка и волосы были одинаково черными и мокрыми и дождя. В синих глазах сквозило какое-то веселое отчаяние. Он улыбался.
  - Влад, а почему ты не извиняешь? - вдруг спросила Вирсавия.
  - А это что-то изменит? Ты меня простишь?
  - А раз не прощу, значит - и не стоит?
  Он вдруг сделал шаг вперед и упал на колени, с силой прижав ее к себе. Прошептал, почти касаясь губами груди через тонкий халат:
  - Прости меня.
  Она испугалась, стала отталкивать его.
   - Что ты делаешь? Встань сейчас же! Хватит паясничать.
  Влад разжал руки, и она смогла отойти назад. Он сел на пол.
  Ее кожа горела там, где касалась его рук, его тела, его дыхания. Она вдруг ясно осознала, что находится с ним совсем одна в глуши, и кроме чужого халата на ней ничего нет. Надо уезжать отсюда, как можно скорее.
  - Мне нужно одеться, - проговорила она, пряча глаза.
  - Одевайся.
  - Выйди, я так не могу.
  - Можно я просто отвернусь, там дождь.
  Судя по шуму, ливень и не думал стихать.
  
  - Ладно, я пока расчешусь.
  Действительно, влажные спутанные после душа волосы нуждались хотя бы в минимальном уходе. Пришлось воспользоваться Лидиной расческой.
  
  Она пару раз провела по волосам и, поймав его взгляд - тяжелый, густой, поняла - надо срочно что-то говорить. В тишине тесное пространство комнаты сразу наполнялось электричеством.
  - Почему отец не поехал за мной?
  
  - Вероятно он не знает, где ты...
  - Надо было сообщить ему.
  - Ты сердишься, что приехал я? Я не мог больше ждать. Когда я узнал, что тебя так долго дома не было, то буквально с ума сошел от беспокойства. Пока тут в дверь колотился, чего только не передумал. Уже готов был дверь вынести.
  
  - Я заметила. Ну что могло такого со мной случится?
  Она уже улыбалась. Мысль, что Влад беспокоился о ней, была приятной и очень теплой.
  - Да мало ли. Вдруг и отсюда сбежала. Или вены себе вскрыла. Кто тебя, непредсказуемую, знает.
  - У нас запрещены самоубийства.
  
  - У вас много чего запрещено. Это не всегда тебе мешало.
  Вирсавия поняла, что Влад говорит о той ночи, когда она сбежала из дома, и залилась краской. Чтобы переменить тему разговора и сбить его дурацкую полуулыбку, спросила:
  
  - Ты давно женат?
  
  - Семь месяцев.
  
  - Зачем ты опять врешь? Я видела твою дочку. Ей лет десять.
  
  - Девять.
  
  Он рассказал ей все: и про Катю, и про Таню, и даже про Петра. Коротко, без надрыва и слов самооправдания.
  Потом спросил:
  - Если я разведусь, ты вернешься ко мне?
  Она отрицательно покачала головой и зачем-то повторила:
  - Я видела твою дочку.
  И потом еще через время:
  - Я не смогу встречаться с тобой, зная, что разрушила твою семью.
  Он только кивнул.
  Вирсавия подошла к серванту, посмотрела в зеркальную стенку за стеклянными полками. Волосы были в порядке. Пора одеваться.
  
  Она даже не поняла, что произошло раньше: она почувствовала его или увидела в зеркале. Влад стоял за спиной. Не касаясь ее. Но стоило ей повернуться, и он окажется совсем близко.
  - Влад, отойди, пожалуйста, - попросила она как можно спокойнее.
  - Не могу.
  Его глаза в отражении казались черными. А голос - лучше бы он молчал - стал глубоким, грудным, отдаваясь у нее где-то в области солнечного сплетения. От этого голоса у Вирсавии закружилась голова. Воля оставляла ее. Она бессильно опустила руки, выронила расческу и... повернулась.
  
  Гл. 30
  Он прижал ее к себе, вдохнул запах свежевымытых волос, от которых шел легкий флер травяного шампуня, потом поцеловал в губы - долго и требовательно. Она гладила его под курткой: грудь, плечи, спину, страстно отвечая на поцелуй, понимая, как безумно соскучилась. Раньше она сдерживала себя, хотя давно хотела к нему прикоснуться, но самое большое, на что отваживалась - обнять, зарыться рукой в волосы. Но теперь в ней словно что-то переключилось. Щелкнул невидимый тумблер, и она с ощущением мучительного восторга касалась его, чувствуя, как он реагирует на ласки. Это волновало и немного забавляло ее. Когда ладонь соскальзывала с груди на живот, он отстранялся, как от ожога, и тут же прижимался опять, а когда она дотронулась до голой кожи, проникнув пальцами между пуговиц рубашки, он с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. И в ней что-то шевельнулось, удивленно и радостно: "Это я с ним делаю?"
  
  Влад провел рукой по халату - от ворота до подола, и буквально ошалел, поняв, что под тем ничего нет. Ее смутило это движение, но не заставило отстраниться. Наоборот, она приникла к нему, спрятав лицо на груди, чувствуя, как его руки сначала крадутся, а потом уже в бешеном ритме мечутся по ее телу. Он поднял ее на руки, перенес на кровать. За все время пребывания на даче, Вирсавия на эту кровать даже ни разу не присела, справедливо считая, что здесь законная территория Лидиных родителей, на которую ей - незваной тайной гостье - ходу нет. Сама спала на диване. И вот теперь она лежала на запретном ложе и не испытывала по этому поводу никаких угрызений совести.
  
  Он снял куртку, предварительно выключив телефон в кармане. Опустившись рядом, покрывал ее тело поцелуями через ткань халата. Ее пальцы хаотично бродили в его волосах. Когда его рука потянулась к молнии, Вирсавия попросила:
  
  - Выключи, пожалуйста, свет.
  - Я хочу тебя видеть.
  - Выключи.
  
  Он подчинился. Комната погрузилась в непроглядный мрак, который бывает только в дождливую ночь. И Вирсавии это нравилось. Она не хотела (боялась, стеснялась?) ничего видеть, и закрывала ему рот ладонью, когда он пытался что-то сказать. И в этой плотной темноте осталось только прерывистое дыхание и звуки, которые невозможно сдержать, понятные людям всех эпох и народов без переводчиков, и ее тело, к которому она прислушивалась, стараясь почувствовать запомнить каждый всполох, каждую мурашку, каждый поцелуй и прикосновение, каждый импульс нерва, отозвавшегося на его ласки. Но постепенно эти отдельные ощущения слились в мощную волну, которая окутывала ее, то набрасывалась, то отпускала, и тогда она казалась себе наэлектризованной до предела, сверхживой, словно кожа ее только нарастала после ран. Дождь неистово дробил крышу, стегал оконные стекла, рвался в двери, словно сам мир противился тому, что здесь происходит, пытаясь достучаться до ее сознания. Напрасно...
  
  Все закончилось, и теперь она слушала, как выравнивается его дыхание, чувствовала, как остывает его тело. Влад не сразу понял, что она плачет, - она дрожала, а прикоснувшись губами к ее лицу он ощутил соль. Встревожился.
  
  - Ты чего? Что случилось? Девочка моя... Ну что, скажи мне. Тебе больно? Почему ты плачешь? Больно? Не молчи, пожалуйста.
  
  Он пытался добиться от нее ответа, обнимая, прижимая к себе, баюкая, но она и сама не могла понять причину своих слез. Ей было очень грустно и очень хорошо. И совсем не хотелось что-то объяснять.
  
  Свет ударил по глазам сразу вслед за скрежетом замка.
  - Вы что, совсем офигели! - заорала Лида, влетая в комнату.
  - Влад, ты урод конченый? Я тебя за этим сюда отправила?
  
  За ней в проеме появился Джон, и, увидев открывшуюся перед ним картину, остолбенел. Лида и не думала объяснять ему, куда и зачем едет. Просто позвонила и сказала, что ей срочно нужна машина. И он согласился, подал, как говорится, карету к подъезду, хотя несколько месяцев назад после очередной ссоры со своей сумасбродной девушкой зарекся иметь с ней дело. Он таращился на своего друга, на Вирсавию, открыв рот, и, учитывая его габариты - за метр девяносто, это выглядело очень комично. Но всем было не до смеха.
  Вирсавия пыталась прикрыться, подтянув к себе край пледа, на котором они лежали, но ткани было предательски мало. Ее трясло.
  
  - Вирсавия, ты что плачешь? - тут только Лида заметила покрасневшие от слез и стыда глаза поруги. - Он тебя изнасиловал?
  Вирсавия быстро замотала головой: "Нет".
  Влад уже пришел в себя, потянулся к рубашке.
  
  - Может, вы все-таки дадите нам одеться?
  
  Лида фыркнула, покраснела и отвернулась, пихнув Джона в бок, чтобы он сделал то же самое. Но ненадолго ее хватило. Обернувшись, она решила, что состояние гардероба ее невольных постояльцев уже позволяет смотреть на них без смущения, и продолжила свою отповедь, на этот раз обращаясь к подруге.
  
  - Сумасшедшая. Мне твои родители, между прочим, звонили. А потом менты. Мне это надо? Я думала ты дома давно. Я тебя для чего предупреждала? Дуррра, блин.
  
  - Замолчи, наконец, - попытался утихомирить ее Влад, и - переключил внимание на себя.
  - А тебя вообще никто не спрашивает. Пустили лису в курятник. Я тебе как человеку адрес сказала, думала у тебя хоть капля порядочности осталась. Строил там из себя: я переживаю, я места себе не нахожу. Нашел, блин, место, да?
  
  Она подошла к кровати и разразилась новой порцией брани:
  - Уроды! Что я с этим покрывалом теперь делать буду??? Мне как это родакам объяснять прикажите?
  Влад сдернул плед.
  - Да не ори ты. В химчистку отдам, потом привезу.
  - Вирсавия!
  Они бросились к ней одновременно, напуганные стремительно бледнеющим лицом и неловким взмахом рук. Но не успели. Она упала на пол.
  Джон обернулся, опять ничего не понимая. Влад уже стоял перед ней на коленях, взял на руки. Лида пыталась привести в чувство, хлопая по щекам.
  - Осторожнее, ты ей челюсть свернешь.
  
  - Кто бы говорил! - Лида глянула на него с ненавистью. Потом крикнула Джону.
  - Чего стоишь? Воды принеси.
  Холодные брызги привели ее в чувство. Но все равно еще сильно тошнило, и в ушах стоял гул.
  - Ты как? Что-то болит? - спрашивали они наперебой, а она только отрицательно качала головой. Потом, обретя дар речи, попросила:
  - Отвезите меня домой.
  - Хорошо.
  
  Влад поднял ее, и не, обращая внимания на Лиду, которая говорила что-то о том, что Вирсавия должна ехать вместе с ней и Джоном, пошел к своей машине. Джон помог открыть дверь. Дождь уже прекратился, оставив после себя жидкую грязь и лужи. Лида закинула плед на заднее сиденье его автомобиля.
  Ехали почти молча, не считая редких вопросов Влада - он справлялся о ее самочувствии и она односложно отвечала: "Нормально. Лучше. Все хорошо"
  На этот раз он остановился прямо у ворот дома.
  - Когда мы увидимся?
  - Никогда. И я тебя очень прошу, если я для тебя что-то значу... Не надо больше приезжать...
  
  Ее глаза смотрели с грустью и мольбой. Влад растерялся.
  - Тебе не понравилось? Ты не хотела? Но в первый раз часто так, потом...
  - Влад, не будет потом.
  Ей стало тоскливо от того, что он сейчас ее совсем не понимает, пытаясь объяснить все какими-то физиологическими причинами. Да она и сама себя плохо понимала.
  - Ну нельзя же так. Ты что, сейчас просто уйдешь?
  
  - Прощай, Влад. И не разводись из-за меня. Мне это не нужно.
  
  Она поцеловала его в уголок губ и вышла из машины. К ней уже спешила от дома мать, услышавшая звук подъезжающего автомобиля, обняла за плечи, что-то выговаривала.
  Влад с силой вдавил в пол педаль газа, развернулся, вздыбив в воздух ошметки грязи, и уехал.
  
  Гл. 31
  - Передай Лиде.
  Он протянул Джону пакет с покрывалом, который забрал из химчистки.
  - А что не сам?
  Влад скривился, как от кислого.
  - Да ладно, братан, я тебя понимаю. Для тебя сейчас встречи с Лидой сопряжены с опасностью для жизни.
  
  - Ну вот и хорошо, что понимаешь. Спасибо.
  Джон взял пакет, улыбнулся, подмигнул:
  - Может и нам с Лидочкой когда-нибудь пригодится. А ты удивил, Владыш. Не ожидал я, что ты свою монашку все-таки в постель затащишь.
  - Заткнись.
  
  Лицо у Влада стало таким злым, что Джон тут же растерял остатки игривого настроения, заговорил миролюбиво:
  - Да ладно, успокойся. Я ничего такого не хотел сказать.
  - Вот и не говори.
  
  Конечно, он искал встреч с ней, но она не выходила из дома, не появлялась в школе и, наконец, Лида, окатив его предварительно взглядом, полным холодного презрения, соизволила сказать:
  
  - Увезли ее в Ставрополь. Как и собирались. Кстати, она из-за этого из дома ушла тогда. Но у тебя ж не было времени спросить. Ты другим занимался.
  Ее слова были справедливы. Он даже толком не узнал, из-за чего она поругалась с родителями. Не успел спросить. И теперь уже не спросит...
  
  С Татьяной он еще несколько раз заговаривал о разводе, и она вроде уже не сопротивлялась, но все время находились причины отложить подачу заявления. То жена приболела, потом Анна Сергеевна упросила подождать до окончания учебного года, чтобы не травмировать Катюшу. А потом неожиданно выяснилась причина Таниного недомогания. Она была беременна. Весть об этом не обрадовала Влада, и причина была не только в нежелании связывать себя с женой еще больше. Он знал, когда был зачат ребенок, и мысль о том, что он был тогда сильно пьян, не давала покоя.
  
  Первый триместр оказался тяжелым. Татьяну постоянно тошнило, дважды врачи отправляли ее на сохранение. Влад вел себя образцово. Проведывал жену каждый день, привозя необходимые лекарства и свежие продукты, занимался Катей. Таня начинала успокаиваться, ей казалось, что ребенок спасет их брак. И Анна Сергеевна надеялась на это. Как-то она призналась Владу, что видела его с Вирсавией. И приступила к очередному "анализу".
  - Я еще тогда обратила внимание, как они с Таней похожи. Ну эта девочка конечно гораздо моложе и симпатичнее, но она такая же спокойная, милая, у нее даже жесты Танины - не торопливые, и улыбка такая тихая, ненавязчивая. Когда хотят уйти от жены, выбирают антипод. А тебе нравятся женщины одного типа, просто ты еще не привык ощущать себя семейным и борешься с этим всеми силами. Ты не осознаешь, что через несколько лет твоя девочка превратится во вторую Таню.
  
  - Ловко у тебя получилось, - покачал головой Влад. И вдруг вспылил:
  - Хватит тут препарировать и на атомы раскладывать. Ты меня не понимаешь.
  - Ты меня не понимаешь, - повторила мать. - Так все дети говорят. А ты - постоянно. То в 12 лет, то в 16, то в 18. Вспомни сейчас, за что ты меня тогда упрекал. И, главное, кто в конечном итоге оказывался прав?
  
  Гл. 32
  Но Влад продолжал надеяться на встречу с ней. Учебный год закончился, может быть, она вернется, наконец, домой? И ему удалось увидеть ее один раз - издалека - она выходила из ДК после воскресного служения. Ни одна - вместе с сестрами. Он знал, она заметила его, но вида не подала. И... отвернулась. Больше у ДК ее не было.
  
  А потом он открыл свое дело. И ушел в этот проект с головой, буквально днюя и ночуя в новом офисе. Еще в мае он предложил Джону уволиться и самим заняться написанием и установкой программ, благо клиентская база у него уже была наработана. Авантюрный характер Джона не позволил ему пропустить такую затею. И вскоре они оформили фирму, сняли небольшое помещение, вгрызлись в работу, которая быстро стала приносить доход - сначала сопоставимый с их бывшей зарплатой, потом - ощутимо больше.
  
  А в августе Таня вспомнила, что близится годовщина их свадьбы. Попросила: "Давай устроим небольшой вечер?" Ему не хотелось никаких праздников и застолий.
  - Ну давай хоть Джона позовем, - попросила Таня. - Он все-таки наш свидетель. А теперь - твой деловой партнер.
  Она рассчитывала, что Влад не откажется лишний раз посидеть с другом. Уж очень ей хотелось как-то отметить это событие, хоть с лешим в компании.
  Ну что ж... На следующий день в офисе Влад передал Джону приглашние.
  - Приду, конечно, о чем речь, - пообещал друг, - Только... мне придется и Лиду позвать. Хотя она, скорее всего, не пойдет.
  - Лиду? Зачем?
  - Ну мы, - Джон красноречиво развел руками.
  - Опять встречаетесь что ли? Ты же в последний раз тут распинался, что никогда и ни за что.
  - А... сколько уже этих последних разов было. Полонила Лидочка мое сердце, крепко держит в кошачьих лапках. Лишь бы когти так часто не выпускала.
  - Ну зови. Мне все равно.
  - Она при Тане лишнего болтать не будет. Будь спок на это счет.
  Влад пожал плечами.
  
  Лида, вопреки ожиданиям Джона, прийти согласилась. И вела себя идеально: тактично, вежливо, без своей излишней эмоциональности. Конечно, они с Джоном были не единственными гостями. Пришли Анна Сергеевна, Танина подруга Инна с мужем еще одна - Валя, которая была свидетельницей на свадьбе. Таня решила, что теперь, "сосватав" Владу Джона, имеет полное право пригласить их полюбоваться на семейную идиллию.
  - Какая у Джона девушка красивая, - поделилась со свекровью впечатлениями Таня, когда женщины вышли на кухню за очередной порцией праздничных блюд. Не смотря на недомогание, Таня наготовила много и вкусно, и гости не уставали осыпать хозяйкину стряпню комплиментами.
  
  - Да, милая девочка. И скромная такая. Повезло ему.
  Влад услышал этот разговор, заскочив за минералкой, и внутренне расхохотался, вспомнив, какой фурией была милая девочка Лида на даче. А потом вспомнил все, что предшествовало ее появлению. И сразу замкнулся, ушел в себя.
  Тут еще подвыпившая Валя увидела гитару (Катя все-таки выпросила - купили) и стала расспрашивать, кто играет. Таня тут же вспомнила, что играет и поет сама Валя "прекрасно" (на это и рассчитывалось) и все стали просить ее исполнить что-нибудь. Валя кокетничала, отказывалась под предлогом того, что гитара "три четверти", подростковая, да и потом, она давно не брала в руки инструмент.
  - Валечка, сыграйте непременно. И что-нибудь про любовь. У нас же сегодня праздником со смыслом! - заговорила Анна Сергеевна, и ей Валя отказать не посмела.
  - Ну хорошо, спою мой любимый романс. Он как раз про любовь.
  Среди миров, в сиянии светил...
  Начала Валя голосом, приятным, но слишком слабым, слишком бесцветным.
  Влад обхватил голову руками, стараясь прикрыть уши так, чтобы окружающим не бросался в глаза этот жест.
  Не потому, что б я ее любил...
  
  Слова были ненастоящими, фальшивыми. Никого Валя сейчас не любила. Все происходящее казалось Владу фарсом, плохой пародией на хорошую песню,на хорошую жизнь...
  
  Наконец "певица" перестала терзать инструмент к облегчению Влада. Раздались нестройные жидкие хлопки, и кто-то крикнул: "Горько". Таня потянулась к нему губами. Пришлось целоваться.
  
  - А у нас очень хорошая новость, - сказала Таня, оторвавшись, наконец, от мужа. - Мы ждем ребенка.
  
  Новость, по большому счету новостью не являлась. Живот Танин уже трудно было скрывать даже под широкой "разлетайкой". Но все опять захлопали, стали поздравлять, говорить какие-то банальности. И только "милая девочка Лида" одарила Влада таким взглядом, от которого кровь сворачивалась в жилах.
  
  Инна с мужем засобирались уходить, дома их ждал малыш, оставленный на бабушку-соседку. Пришлось с ними идти и Вале-гитаристке, так как подруги жили в одном районе. Следом уехала Анна Сергеевна. Отправили спать Катюшу. А Джон даже не собирался трогаться с места. Он методично напивался, благо появился еще один повод. Лида не пыталась остановить своего кавалера. В лучших традициях образа она была сдержанна и интеллигентна, и вместо того, чтобы промыть Джону мозги и утащить "за шкварник", вела светскую беседу с Таней. Татьяна показывала свадебный альбом, совместные снимки, сделанные в более позднее время, фотопортреты Катюши и репортажные фотографии с многочисленных выступлений.
  
  Лида смотрела внимательно, задавала какие-то вопросы, восхищалась и время от времени бросала на Влада насмешливые взгляды.
  - А вы малышу имя уже выбрали? - вдруг спросила она.
  
  Таня слегка растерялась:
  - Ну, думаю, этого ребенка Влад назовет. Кате я сама имя выбирала, так что тут все карты в руки папе.
  
  - Тебе какие имена больше нравятся: распространенные или редкие? - обратилась Лида непосредственно к Владу.
  - Красивые.
  - Могу порекомендовать. Со мной девочка в классе училась - Вирсавия. Очень необычное и красивое имя.
  
  Джон промычал что-то нечленораздельное и испуганно глянул на свою подругу.
  - Я где-то это имя уже слышала, он мне не слишком нравится. Думаю, Влад не поклонник такой экзотики, - засмеялась Таня. - И вообще мы надеемся, что будет мальчик. Девочка-красавица у нас уже есть.
  - Вот, давайте за это и выпьем! - попытался сменить тему Джон. - За сына! Продолжателя фамилии.
  
  Гл. 33
  Потом Джон пил за бизнес, чтобы было что сыну передать, и за щедрых клиентов, за красивых женщин, за любовь и за здоровье. В конце концов он "накидался" так, что отключился прямо на диване.
  
  - Лидочка, а как же ты? - забеспокоилась Таня. - Может, тогда у нас останешься?
  Так как диван в зале уже занял Джон, Татьяна предложила постелить гостье на кухне, где стояла удобная тахта в восточном стиле. Лиде ничего не оставалось, как согласиться.
  Таня уснула сразу - события минувшего дня, и особенно вечера, хоть и были, бесспорно, приятны ей, но уж очень утомили. А вот к Владу сон никак не шел. Он лежал на спине, комната под воздействием выпитого (все-таки приходилось составлять компанию Джону) слегка покачивалась. Он думал о Вирсавии, и все существо его наполнялось тоской. Мучительно хотелось все вернуть, но он прекрасно понимал, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Что ж, он бы с удовольствием вошел в другую. Лишь бы вместе с ней.
  
  Почему она его оттолкнула? Только ли из-за Татьяны и Катюши? А может быть после той ночи на даче он стал ей неприятен? Он помнил, что пытался быть очень осторожным, аккуратным, сначала его буквально захлестывало нежностью, но в какой-то момент тормоза сорвало, и он перестал владеть собой. Неужели в этом причина? Какими чужими и отстраненными были ее глаза, когда он в последний раз видел их близко. Дорогие глаза, из которых раньше выплескивалась любовь к нему. Если бы найти возможность с ней поговорить...
  
  Он встал, натянул брюки, пошел на кухню. Лида спала, отвернувшись к стенке. Он тронул ее за плечо, и, видя, что девушка никак не реагирует, слегка тряхнул.
  Она резко развернулась и с силой отпихнула его рукой:
  
  - Джон, алкаш похотливый, отстань от меня!
  И только потом открыла глаза.
  - Ты? Что тебе нужно?
  Потом, что-то придумав себе, взвилась:
  - А ну вали к своей жене, самец-производитель. Как вы меня все, извращенцы, достали.
  Влад махнул рукой:
  - Да я не за этим.
  И усмехнулся. Его повеселила реакция девушки. Но потом он вспомнил, за чем пришел, и, сменив тон, спросил:
  - Ты знаешь что-нибудь... о Вирсавии?
  - Никак не успокоишься?
  - Никак...
  Она перестала быть едкой и ироничной, и, вздохнув, поговорила:
  - В Америке Вирсавия.
  - Ты шутишь?
  - Нисколько. Я сама не знала, думаю - куда пропала. Из Ставрополя она хоть иногда мне звонила. А тут - ничего. Но недавно смс пришли от нее - сразу несколько. Видно, раздобыла где-то телефон. Оказывается отец увез ее в Америку, в Ричмонд, у них там очень много баптистов. Она замуж выходит, Влад. За "своего". Так что, правда, иди к жене.
  
  Как ни странно, слова о том, что Вирсавия станет чьей-то женой, не тронули его. Может быть, выработался "иммунитет", ведь он уже пережил одно ее ложное замужество. Но Америка?! Он физически ощущал это расстояние. Пропасть, которую слишком сложно преодолеть.
  
  - Она... не спрашивала обо мне? - выдавил он из себя наконец.
  - Нет, Влад, не спрашивала.
  
  Он взял со столешницы початую бутылку водки, сделал пару глотков прямо из горла. Но предательское сознание не хотело затуманиваться. Вышел на балкон. Здесь было хорошо - свежо и прохладно. Он стоял, без единой мысли глядя на посверкивающий огнями город. Сзади скрипнула дверь. Лида. Она стояла у дверного косяка, глядя на него обеспокоенно и сердито.
  
  - Все нормально. Ложись спать.
  Гл. 34
  Они жили в баптисткой семье на окраине Ричмонда, штат Вирджиния. Вирсавия не переставала удивляться, какой большой и деятельной была здешняя община. Ричмонд являлся одним из центров баптисткого движения Америки (а значит, и всего мира, ведь в США живет больше все приверженцев этой конфессии).
  Все дни их были заполнены служениями, встречами, концертами и молитвенными собраниями. Семья, приютившая их, занимала в общине не последнее место. Глава ее, потомок русских религиозных эмигрантов послевоенной волны, Иван Мэр (так сократил фамилию Марченко его отец), служил в церкви дьяконом. Мать тоже из бывших советских, украинка, приехавшая вместе с родителями уже в перестроечные времена. У них было пятеро детей - девочка Лиза на год моложе Вирсавии, три мальчика-школьника и 19-летний студент баптисткого колледжа, которого в семье звали Матвеем, а друзья - Мэтом. Мэт Мэр или Мэр Мэт - Вирсавию это сочетание забавляло.
  Все Мэры хорошо говорили на русском, что было приятно отцу Вирсавии, который с трудом изъяснялся на чудом языке. Зато Вирсавия сразу потянулась в церкви к местным, большей частью для того, чтобы попрактиковаться в разговорном американизированном английском. У нее уже был опыт - в краснодар часто приезжали братья и сестры из Америки, но сейчас она имела возможность влиться в толпу сверстников, слушать их разговоры, не адаптированные для иностранцев. Марк не препятствовал ей, считая, что общение с христианской молодежью пойдет дочери на пользу, после всего, что произошло в последние месяцы.
  Вирсавия разочаровала его. Она росла хорошей покладистой девочкой, даже в раннем детстве не доставляя хлопот. Все "нельзя" и "не лезь" понимала с первого раза. Удивляя родителей, которым стоило в свое время большого труда справиться с капризами старшей дочери и изощренным на проказы Даниилом. Она не устраивала истерик, предпочитая или согласиться с мнением родителей, или отстаивать его спокойно, аргументировано. Но в подростковом возрасте вскрылась черта, которая не нравилась Марку - он стал понимать, что его вторая дочь очень скрытна. И ее внешняя покладистость не всегда означает, что она согласилась внутренне. К примеру, когда родители запретили Руфи дружить с мальчиком с соседней улицы (ничего предосудительного, ей было десять, ему - девять), дочь устроила скандал, плакала, кричала, пыталась что-то доказать. Марк сразу понял, что нужно корректировать ее поведение в этом направлении, пристально следил за всеми контактами, вовремя, как он считал, отвадив даже одноклассника, который стал слишком часто заходить за домашними заданиями. И поспешил выдать ее замуж.
  Когда же родители сказали Вирсавии, что ей не стоит слишком часто общаться с "мирской" девочкой Лидой, та спокойно задавала вопросы, не противилась и не истерила. И, в конце концов, согласилась с доводами родителей. Марк до сих пор не знал, что Вирсавия дружбу с Лидой так и не прекратила.
  И вот внешне послушная и покладистая девочка преподнесла семье такой сюрприз. Когда Вирсавия вернулась после побега, она сказала родителям всего одну фразу: "Я люблю его, но я обещаю больше с ним никогда не встречаться". И ушла в глухое молчание, словно стену между собой и остальными поставив. Марк ей не поверил. Поэтому все-таки отвез дочь в Ставрополь. Да она и не противилась, сама ища повод укрепить свое решение расстоянием. А за коротким возвращением домой последовала Америка. Они поехали с отцом вдвоем, как он сказал - на полмесяца. И здесь новые впечатления захлестнули ее, помогли расслабиться, она снова начала улыбаться, живо интересоваться всем, что происходит вокруг.
  А через двенадцать дней отец сказал, что хочет с ней прогуляться. С самого приезда они не оставались наедине. Пошли по какому-то парку, очень чистенькому, очень геометрически правильному. То и дело их обгоняли бегуны, в гвоздиками наушников в ушах, но дорожки были достаточно широкими и никто никому не мешал.
  - Вирсавия, я послезавтра уезжаю, - сказал он наконец, когда они вышли к берегу небольшого озера. Здесь было достаточно тихо. По воде плавали толстые довольные жизнью утки.
  Дочь вопросительно посмотрела на него. "Что значит я?" Но промолчала.
  - Я уезжаю, - повторил Марк. - А ты останешься пока в семье Ивана.
  - Отец, но я же собиралась поступать в университет. Я отправила результаты ЕГЭ...
  - Матвей сделал тебе предложение.
  - Что?
  Она растерялась. Конечно, в эти дни она много времени проводила с Мэтом, но никогда - наедине. Он бы предупредителен, вежлив, часто улыбался ей как и другие Мэры - не более.
  - Я не хочу здесь оставаться.
  - Ты слышала, что я сказал? Как ты относишься к Матвею?
  - Как я могу к нему относиться? Я его совсем не знаю. И даже если узнаю, - Вирсавия задумала, а затем уверенно сказала, - Не думаю, что когда-либо захочу за него замуж.
  - Все в руках Господа.
  - Надеюсь, ты не собираешься выдать меня силой?
  - Нет. Но я хочу, чтобы ты осталась у них. И Иван с женой этого хотят. А я пока заберу в Россию их Николая. Пусть погостит у нас, посмотрит на страну предков.
  - Отец, но если я пропущу сроки поступления...
  - Ты можешь ходить здесь на курсы при баптистком институте, если уж очень хочешь учиться.
  - Что я должна сказать или сделать, чтобы ты увез меня с собой?
  - Ничего. Мы уже договорились с Иваном.
  - Так не честно!
  - Я позвал тебя, чтобы поставить в известность. Это решение не обсуждается.
  Вирсавия посмотрела на него и по холодному уверенному взгляду поняла. Что он не шутит.
  - А мама знает, что я не вернусь?
  - Знает. Мы сразу это решили. И поверь, так будет лучше.
  
  Вечером Вирсавия улучшила момент и, подойдя к Мэту, сказала:
  - Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
  Он улыбнулся. Многообещающе. И ее строгий ответный взгляд нисколько его не смутил.
  Мэт был симпатичным - невысокий, темноволосый, кареглазый, с приятными мягкими чертами лица. Но у Вирсавии сейчас не вызывал никаких чувств, кроме желания оказаться от него как можно дальше.
  Он шепнул ей "Библиотека" и сам поспешил в эту небольшую комнату на первом этаже, куда редко кто из семьи заглядывал.
  Вирсавия не стала ходить вокруг да около:
  - Отец сказал, что ты сделал мне предложение. Может нужно было сначала меня хотя бы в известность поставить?
  Мэт растерялся от такого напора.
  - Но ведь все давно решено...
  - О чем ты?
  - Я думал ты в курсе. Твой отец присылал нам твое фото, ты мне понравилась. Мы молились и я почувствовал, что Господь хотел бы, чтобы мы поженились. А теперь, когда ты приехала, я вижу, что ты еще лучше, чем на фотографии.
  - Вот как, оказывается. ..
  Вирсавия посмотрела на него насмешливо и с вызовом.
  - А меня как-то не предупредили, что замуж везут. И голос свыше мне ничего не говорил.
  - Если хочешь, мы сейчас помолимся вместе.
  - Нет, с тобой - не хочу.
  Ее враждебность начала удивлять Мэта.
  - Послушай, - она слегка прикусила губу, - Я должна тебе что-то рассказать.
  - Да, конечно, я слушаю.
  - Знаешь почему отец привез меня сюда? В нашей церкви он уже не может меня замуж... пристроить. Как бы тебе объяснить (она отлично играла смущение), у меня там репутация не очень.
  И выпалила, глядя ему прямо в глаза:
  - Я занимаюсь проституцией, с пятнадцати лет.
  Кажется, она в первый раз произносила это слово. Но смущения не было. Ее разбирал смех. Симпатичное открытое лицо Мэта вытянулось. Но он быстро овладел собой, задумался. Потом сказал:
  - Ну что ж, Мария Магдалина тоже была падшей женщиной. Для меня твое прошлое не имеет значения.
  Вирсавия разозлилась:
  - А то, что я тебя не люблю, тоже не имеет значения.
  Глупый вопрос. Конечно, не имеет. Любовь должна прийти после свадьбы.
  - У меня парень есть, там, в России...
  Это она сказала уже без вызова, с печалью в голосе. Мэт сказал:
  - Я знаю.
  - Знаешь?
  - Да, знаю. И о том, что ты из дома убегала - тоже. Но ты ведь не сможешь быть с ним, так?
  Она кивнула. На глаза наворачивались слезы.
  Он прикоснулся к пальцам ее руки.
  - Я буду молиться. Вся семья моя будет молиться. Я очень хочу, чтобы Господь исцелил твое сердце.
  Его слова были такими правильными с точки зрения той морали и философии, к которым она привыкла, в согласии с которыми выросла. И у нее вдруг появилась надежда: А если, и правда, получится все забыть? И новый мужчина - ее муж, хороший и внимательный, сможет вытеснить из ее памяти Влада. Ведь с ним - нельзя. С ним - не по пути...
  - Я выйду за тебя, - сказала она.
  - Когда?
  - Когда хочешь.
  - Надо сказать твоему отцу, чтобы сдал билеты - наверное, он захочет остаться на свадьбу.
  Мэт улыбнулся, и Вирсавия ответила ему улыбкой.
  
  Гл. 35
  Платье было очень красивым. И церемония была очень красивой. И Мэт выглядел очень мило. И его многочисленные родственники и друзья расточали улыбки. Получились отличные фотографии, которые Вирсавия отправила домой и - Лиде по электронной почте.
  Но... чуда не случилось. В первую же ночь Вирсавия поняла, что хоть ей и не противны прикосновения Мэта и даже, в некотором роде, приятны, но ничего похожего на то, что было с Владом нет. И - не будет.
  Она много молилась. Не о любви к мужу, не о том, чтобы семейная жизнь принесла ей счастье. Она просила Бога помочь ей забыть Влада, навсегда вычеркнуть его из своих воспоминаний, просила, чтобы ее не мучили его фантомные прикосновения, его слова, стертые временем в бессвязный шепот, не осознавая, что только бередит рану. Влад стал ее Геростратом...
  Лида распечатала фотографии. Все до одной. Выходя из фотоателье, где ей отдали довольно пухлый конвертик, Лида столкнулась с бывшей одноклассницей - Дианой. Обменялись приветствиями, узнали, кто куда поступил (Лида училась на юрфаке), а потом выяснилось, что девушкам по пути.
  - Ты зачем в наш район? - поинтересовалась Диана.
  - Иду на работу к бывшему парню Вирсавии. Хочу фотки ему показать. С ее свадьбы.
  - Да ладно? Вирсавия замуж вышла? Ничего себе. И у нее был парень? Никогда бы не подумала.
  - Смотри, - Лида протянула подруге конверт.
  - Ух ты! Какое платье обалденное! - восклицала Диана, перебирая снимки - И цветов море. А что это у них на свадьбе столько негров?
  - Это не негры, а афроамериканцы, - назидательно сказала Лида, - Вирсавия теперь в Америке живет.
  - Да ты что?! - глаза Дианы заискрились восторгом с примесью легкой зависти, - Вот повезло. Счастливая...
   - А к парню ее зачем? - спросила немного погодя. - Что б локти кусал?
  - Наверное. Не знаю.
  Влад и Джон снимали под офис комнату в одноэтажном доме - бывшем купеческом - в частном секторе. Издалека Лида заметила, что ребята как раз грузят что-то в машину. Кроме программ они подрабатывали еще ремонтом компьютеров и установкой аппаратуры - это был профиль Джона.
  - Давай тут подождем, - предложила Лида, скрываясь в арке. Отсюда было удобно наблюдать за парнями.
  - И который бывший Вирсавии?
  -Вот этот.
  Джон как раз скрылся в офисе и на "линии наблюдения" остался только Влад.
  - Темненький?
  - Синеглазый.
  - Симпатичный.
  - Да, красивый.
  - Ну ради американца и такого можно бросить, - констатировала Диана. - Или это он - ее?
  Лида промолчала.
  - А второй кто? Тоже ничего так.
  - Его партнер по бизнесу.
  Когда Лида зашла в офис, Влад уже сидел за компьютером, увлеченно выбивая дробь на клавиатуре. На вошедшую девушку глянул настороженно, кивнул в знак приветствия:
  - Джона нет, уехал только что.
  Лида молча подошла к столу и выложила фотографии веером.
  Он мельком бросил взгляд.
  - Ну... хорошо... рад за нее.
  - Можно убирать?
  - Убери.
  - Тебе оставить одну?
  - Не надо.
  Лида вернула снимки в конверт, присела на край стола.
  - Ты уже успокоился?
  Влад посмотрел внимательно. Никакой едкости или издевки в ее вопросе не было. Пожал плечами.
  - Хочешь что-нибудь спросить? Она письмо прислала.
  - Нет. Она выглядит счастливой. Я рад за нее.
  Лида усмехнулась:
  - Благородно.
  Он молчал.
  - Как Таня?
  - Да ничего. Пойдет.
  - Уже знаете, кого ждете?
  - Девочку.
  - Значит, наследник у тебя не получился?
  - У меня вообще мало что получается. В этой жизни.
  - Ну, пожалей еще себя.
  Хмыкнул. Помолчав минут пять, спросил:
  - Что она пишет?
  - Ты же не хочешь знать?
  - Хочу.
  - Пишет, что ненавидит Америку.
  - Про меня спрашивала?
  - Нет.
  - Значит, со временем полюбит... Америку.
  - Я написала ей, что у тебя будет еще ребенок. Ты не против?
  - Ну...ты ведь уже написала. Смысл спрашивать.
  - Думаешь, не надо было?
  - Думаю, ей все равно.
  - Не правда.
  - Знаю. Но со временем будет все равно.
  Гл. 36
  В сентябре Таня родила девочку. Раньше срока. Она долго лежала с ребенком в патологии новорожденных, но даже когда их отпустили домой, Соня все еще оставалась очень слабенькой, сильно отставала от сверстников и ростом и весом. Имя сестренке выбрала Катя, она очень ждала малышку. Однако вместо милого пупса с которым, как она считала, можно будет гулять, катать коляску, обряжать в нарядные платьица, сестра оказалась вечно плачущим красным младенцем, который забирал все внимание матери. Но если за Татьяной она признавала право неотлучно находиться при ребенке, то Влада ревновала страшно. Стоило ему подойти к кроватке, она тут же появлялась рядом, звала, придумывала повод обратить на себя внимание. Да Влад особенно и не тянулся к младшей дочери, на руки ослабленное тельце брать не решался, и помощь Тане старался оказать на других фронтах: сходить в магазин, сделать с Катюшей уроки, приготовить поесть.
  Дом разделился на два негласных лагеря. Владу нужно было высыпаться, чтобы нормально работать, поэтому он переселился в зал, сюда же переехал его компьютерный стол, чье место в спальне заняла детская кроватка. Катя вечерами крутилась возле него, по собственной инициативе никогда не заглядывая к матери и сестре - только если просили о помощи. Да и это делала с неохотой, чем очень обижала, а иногда даже злила Таню. Жена сделалась раздражительной, и единственной, на ком она могла сорвать свою злость, оказалась Катя.
  Но чаще Таня пребывала в подавленном состоянии. Она никогда не отличалась особенной выносливостью, а сейчас так уставала с беспокойным ребенком, что едва Соня затихала - ложилась сама и впадала в полудрему, готовая в любой момент вскочить на крик.
  Часто приезжала Анна Сергеевна. Однако слишком деятельная, шумная свекровь хоть и старалась помочь, утомляла Таню обилием советов и неуемной энергией. Анне Сергеевне нужны были зрители, поэтому вместо того, чтобы пойти самой погулять с ребенком и дать невестке спокойно заняться домашними делами или отдохнуть, тащила Татьяну с собой, непрерывно рассказывая, что и как нужно делать с малышкой, а заодно и с Владом.
  Анна Сергеевна знала, что Вирсавия уехала - Влад сказал, но изменения, произошедшие в невестке после родов, все равно заставляли ее волноваться за семейную жизнь сына. Периодически свекровь предпринимала атаки в стиле политпросвещения, устраивая Тане лекции на темы: "Нужно следить за собой", "Нужно улыбаться мужу, даже если никаких сил не осталось", "Нужно стараться удовлетворить его в постели". И, нисколько не стесняясь, начинала расспрашивать невестку об интимной жизни. А что было рассказывать? Врачи запретили - на несколько месяцев, и к тому были серьезные основания, роды оказались тяжелыми не только для ребенка, но и для нее. Влад не настаивал. И это удивляло и Анну Сергеевну и саму Таню.
  Иногда, в припадке вернувшейся подозрительности, Татьяна допытывалась: "У тебя есть кто-то?" Он неизменно спокойно отвечал "Нет", но допросы, как правило, на этом не прекращались, что удивляло его: когда был повод волноваться, Таня ни о чем не догадывалась, а теперь не хотела верить.
  Зато на работе все было отлично. Клиентская база росла, им даже пришлось взять несколько сотрудников для поездок на "точки". На Джоне, кроме техники теперь была и административная часть: документы, налоговая, договора, закупка оборудования, так что его часто не было на месте. Зато Влад практически не покидал офис, углубившись в работу с программами. За этим занятием его и застала Лида, заскочившая "на огонек" после пар.
  - А где Джоник? - спросила она, скидывая курточку и швыряя ее на стул. Влад поморщился - у входа стояла вешалка. Но Лида на правах девушки Джона всегда вела себя в их офисе как хозяйка.
  - В налоговой. Разве он тебе не говорил? Он сегодня отчеты сдает.
  - Ты опять один? Всех разогнал и скучаешь?
  - Я не скучаю, я работаю.
  - Да ладно тебе. Отвлекись на несколько минут. Сейчас что-то покажу.
  Она поставила на его стол замшевую сумочку, на которую начинающийся дождь нанес темные крапины, стала рыться в недрах. Насмешливо глянула на Влада.
  - Думаешь, опять новые фотки или письма Вирсавии?
  - Ничего я не думаю.
  - Правильно делаешь. Вирсавия больше не пишет. Наверное, освоилась в своей Америкосии.
  Она внимательно посмотрела на него, изучая, какой эффект произвели ее слова. Но, не заметив ничего интересного, "смилостивилась".
  - Ладно, не буду тебя больше мучить.
  - Я не мучаюсь.
   - Да? Я думала, мое общество тебе неприятно.
  Влад промолчал, выжидающее глядя на нее.
  - Мог бы хоть из вежливости что-то сказать.
  - Скажу. Ты надолго? А то у меня еще дел непочатый край.
  Она достала из сумки тетрадку.
  - Это контрольная моя по матише. Вообще не понимаю, зачем математика юристам. А я и в школе то ее не слишком хорошо знала. Ты передай Джону, пусть решит, я там два номера выделила, которые мне не поддаются. Пусть вечером завезет, а то ее уже завтра сдавать.
  - Боюсь, он поздно освободится. Налоговая - это надолго. Давай сюда свои два номера.
  Лида подтолкнула к нему тетрадку, сама присела на краешек стола, сбросив на стул сумку.
  Он решил быстро, протянул листок с черновиком.
  - Сама перепишешь?
  - Конечно, спасибо тебе. А можешь еще эту задачку посмотреть. Я ее решила, но не уверена, правильно ли.
  Он глянул, засмеялся:
  - Конечно, не правильно.
  - Да ладно?
  Она спрыгнула со стола, заглянула ему через плечо.
  - А что не так?
  Он взял чистый лист и принялся быстро чертить график, попутно объясняя, что и где она перепутала. В какой-то момент остановился:
  - Лида, ты бы не могла немного отодвинуться.
  - Смущаю?
  - Нет, на руке лежишь, мне писать неудобно.
  - Как скажешь.
  Она вернулась на стол.
  - Ну вот и все. Поняла как?
  - Вроде.
  Она улыбнулась.
  - Ладно, я побежала. Еще раз спасибо. Привет Джону.
  
  
  Гл. 37
  - Айда с нами в ночной клуб? - спросил Джон, разглядывая в зеркале свежую стрижку.
  - Нет, наверное.
  - Чего так? Мне кажется Владыш, тебе надо развеяться немного. А то дом-работа. Дом-работа. Может бейбика подкинете Анне Сергеевне и с Таней прикатите?
  - Таня точно не пойдет. А мама сегодня к нам вечером в гости собиралась.
  - О, да у тебя там бабский батальон! Неужели общество старого друга ты готов окончательно променять на женщин? Стыдись, Влад!
  От мысли, что придется весь вечер слушать энергичную болтовню матери и смотреть в усталые глаза жены - на время визитов свекрови Таня покидала спальню - на душе становилось тоскливо. Он согласился.
  Взяли такси, забрали Лиду от ее дома и закатились в клуб в полупоподвале. Лида выпила стопку для куража и тут же убежала на танцпол. Танцевала она классно - свободно, пластично, красиво.
  - С ума она меня сведет, - пожаловался Джон. - То поманит, то оттолкнет. Я уже не знаю, что делать.
  Влад посмотрел на девушку, чье тело извивалось в искусственных светобликах. В этом вся Лида.
  - Слушай, ты немного посиди с нами, развейся, а потом...- Джон присвистнул, показывая, что Влад должен испариться. - Она просто без тебя не соглашалась идти.
  - Нет тебе доверия, Джонни?
  - Ага. Но Лида хитрая, а я хитрее. Сейчас потанцует, расслабится, выпьет, и...
  - Джон, пока она танцует, пьешь ты.
  Влад кивнул на бутылку коньяка, которая стремительно пустела. Во многом благодаря стараниям Джона.
  - Да ну, меня не возьмет, я вон какой бугай.
  Самоуверенность Джона только позабавила Влада. Он не раз был свидетелем того, как Джон напивался до беспамятства.
  Джон стал пересказывать очередной эпизод неудачного соблазнения Лиды, в конце добавил:
  - У меня уже прогрессирующее сексуальное голодание, переходящее в острый спермотоксикоз.
  Влад усмехнулся.
  - Ну да, тебе, счастливчику, юзеру регулярных семейных утех меня не понять.
  - Да нет никаких утех. И не хочется.
  - Все монашку свою вспоминаешь?
  - Джон!
  - Ладно, не злись.
  И опять принялся говорить о своем:
  - Это просто бастион целомудрия какой-то. И ведь издевается, как хочет. Недавно поехали ко мне. Целуемся-милуемся, ну, думаю, уже все. Она мне: Джоник, иди в душ. Я бегом. Возвращаюсь - а ее нет. Прикинь, просто ушла. Звоню ей, спрашиваю, какого ты меня в душ отправила. Она мне - я имела в виду холодный. Остудись и ложись баиньки. Прикинь? А в другой раз сидим в машине. Она мне - Джон, расстегни куртку. Я к ней. Получаю по рукам. Грит: свою куртку расстегни, извращенец, мне кажется - ты потеешь. Издевается, - повторил он с пьяной грустью в голосе.
  Заиграли медляк, и Джон, покачиваясь, пошел к Лиде. Влад видел, как она упирается ему почти прямыми руками в грудь, что-то строго выговаривает, затем хохочет. А Джон топчется, как неуклюжий медведь, мотает головой.
  К Владу подошла какая-то темноволосая девушка, и он пошел с ней танцевать. Брюнеточка стала приглашать его за свой столик - она отдыхала с небольшой компанией, две пары и три свободные девушки. Влад отказался. Тогда она вернулась с ним, плюхнулась рядом на диван. Просить ее уйти было неловко.
  Вернулась Лида, со своим покачивающимся то ли от усталости, то ли от выпитого кавалером. Джон пытался пристроить ее к себе на колени, но девушка отпихнула его и обойдя столик, села рядом с Владом.
  - Ну вот, Владыш, тебе все красотки достались, - погрозил пальцем Джон, - А как зовут твою гостью?
  - Я не знаю.
  - Настя.
  Девушка протянула Джону руку, и он ее галантно поцеловал. Настя захихикала. Она тоже была изрядно пьяна.
  Опять включили медленную музыку, и Настя потянула Влада танцевать. Он отказывался. Потом встал, сказал:
  - Мне вообще-то, дамы, уже идти надо.
  Джон ему подмигнул.
  Тут Лида не терпящим возражения жестом взяла Влада сбоку за ремень брюк и потянула на танцпол. Оставшимся за столиком громко сказала:
  - Последний танец мой.
  
  Гл. 38
  Лида прижалась к нему всем телом и положила голову на плечо.
  - Опять Джона драконишь? - спросил он с усмешкой, зная, что ей отлично виден их столик.
  - Почему Джона? Может быть - тебя.
  - Ого.
  - Что ого?
  - Тебе с одним Джоником скучно играть стало?
  - Да, наверное.
  - Зачем ты так с ним?
  - Жалуется?
  - Догадайся с трех раз.
  - Зря ты за него переживаешь. Его уже - жалеют.
  Действительно, Настя вытащила Джона танцевать и сейчас они покачивались, облапив друг друга, под тягучую грустную музыку.
  - Влад, не оставляй меня с ним. Или отвези домой тоже.
  - Ты что, боишься его? Он же никогда тебе ничего плохого не сделает.
  - Не хочу оставаться. Сейчас он напьется до пузырей, будет опять лезть. Мне противно.
  - Если противно, зачем встречаешься?
  - Не всегда. Только когда пьяный. И когда лезет.
  - Хорошо, я еще посижу. Потом вместе домой поедем.
  Она вздохнула. Отстранилась и посмотрела ему в глаза:
  - Ты классный. Не зря ты Вирсавии так понравился.
  Влад отвернулся.
  - Вспоминаешь ее?
  - Уже нет почти.
  - Скажи мне. Ты любил ее? Или так просто...?
  - Лид, к чему эти разговоры. Я совсем не в настроении рефлексировать.
  Джон с Настей оказались рядом с ними, и Лида зарылась рукой в волосы Влада, потянула его к себе.
  - Лида, ты переигрываешь.
  Она не реагировала. Держала его в паре сантиметров от своего лица. Он с силой вывернулся. Хорошо хоть Джон не смотрел - всецело был занят Настей.
  - Я поеду. Мне домой надо.
  - Я с тобой.
  - И как я потом это Джону объясню?
  - Мне все равно.
  - А мне нет. Джон мой друг. Я не хочу портить с ним отношения только из-за того, что тебе захотелось зачем-то вызвать его ревность. Он и так от тебя без ума. И лишняя стимуляция ему не нужна.
  - Я больше не буду ничего делать. Просто посиди с нами.
  - Хорошо.
  Они вернулись за столик, Лида налила Владу и себе. Выпили. Джон все танцевал с Настей, так как следующая композиция тоже была медленной.
  Лида кивнула в их сторону:
  - По-моему они уже уснули друг на друге.
  - Ты ревнуешь?
  - Джона? Вовсе нет.
  Она опять налила - теперь только себе.
  - Не много?
  - В самый раз. Вы же привезли меня сюда спаивать. Вот я и спаиваюсь.
  Гл. 39
  Лида вытянула Джона на очередной танец, предварительно бросив Владу:
  - Только попробуй уехать.
  
  И у Влада была такая мысль. Во-первых, ему изрядно надоели пьяные приставания Насти, которая буквально висела на нем, когда не была занята Джоном. Видимо девушка поставила себе цель уйти из клуба с одним из них, с которым - все равно. Он пробовал объяснить, что женат, что у него две дочки, но Настя пропускала эту информацию мимо ушей, смеялась и крепче прижималась к нему, пытаясь влезть рукой то под рубашку, то в штаны. Во-вторых он обещал другу. Но Лиду было жаль. Да и сам Джон уже напился до такого состояния, что вряд ли был на что-то способен.
  
  Вернулся растерянный Джон. Налил себе два стакана подряд и выпил залпом.
  - Да б..дь, что такое, - выдохнул наконец. - Она меня опять бросила. Говорит: все, между нами все кончено, ты пьяная скотина и ты мне надоел. Ну как так, Владыш?
  
  - Не обращай внимания, что вам, в первый раз что ли?
  
  - Да я не могу так больше.
  - Ну может тогда и хорошо, что бросила. Найдешь замену.
  Настя, слышавшая их разговор, тут же пересела поближе к Джону и обняла его за шею:
  - Бедненький мой, иди я тебя пожалею.
  Влад вздохнул, наконец-то его оставили в покое. Настя куда-то потащила Джона, уже еле ворочавшего языком. Вернулся он один и начал засыпать.
  
  Влад пошел к танцующей Лиде. Поймал ее за локоть, почти закричал в ухо, так как композиция была громкой, ритмичной:
  - Джон вырубается, надо ехать домой.
  - Аха-ха. Как всегда. А я - буду танцевать.
  - Лида, я сейчас правда уеду. А ты как хочешь.
  
  - Ну и вали. Друга своего анабиозного только забрать не забудь.
  Пока он вливал в Джона ледяную минералку, чтобы тот хоть немного пришел в себя, к Лиде пританцевал какой-то кавказец. Он дергался рядом, и девушка перешла с ритмичного на откровенно эротический танец: опускалась и поднималась, соблазнительно извиваясь бедрами, выгибала спину, трясла распущенными волосами, заставляя их хлестать собственное лицо. Влад толкнул Джона, разворачивая в ее направлении, но другу уже было все равно. Тогда он сам пошел к Лиде. Сгреб ее сзади в охапку и потащил к столику. Кавказец ринулся за ними:
  
  - Э, ты че тваришь, а? Оставь ее, а. Две жизни что ли имеешь?
  Он пытался то схватить Лиду за руку, то толкнуть Влада.
  - Пошел вон! - крикнула ему Лида, - Ты не видишь, это мой мужчина.
  И чтобы у кавказца не осталось никаких сомнений, она притянула к себе Влада и поцеловала в губы.
  
  Кавказец матно выругался, но отстал. Тогда Лида отпустила Влада, быстро влезла с ногами на диван рядом с Джоном. Тот таращил глаза и спрашивал: "Это че было? Это че?". Лида развернулась и изо всех сил влепила ему пощечину, так что голова бедного Джона дернулась в сторону. Потом закрыла лицо руками и расплакалась.
  
  - Ребят, поехали домой, - устало попросил Влад.
  
  Гл. 40
  - Тебя сначала отвезем или его?
  - Давай к Джону, боюсь, ты его один не дотащишь?
  - Ты собираешься мне помогать тащить Джона?
  - Мне не привыкать. Эта туша после каждого похода в ночной клуб напивается в хлам. Я даже потанцевать толком не успеваю.
  
  Лида грустно улыбнулась. Джон пытался что-то говорить, в основном выяснять отношения, он тянулся к Лиде, которая сидела с ним на заднем сиденье такси и спрашивал:
  - Ты его целовала? Я видел, как ты его целовала?
  
  Владу было неприятно, не хотелось разлада с другом. Может, проспится и забудет. К концу их вояжа Джон, действительно, задремал. Пришлось растолкать и силой вытащить из машины.
  Он еле держался на ногах, его кидало влево-вправо, и так как фланг, удерживаемый Лидой, был гораздо слабее, крупный парень постоянно заваливался на ее сторону.
  
  Мать Джона недавно вышла замуж и переехала к новому супругу, оставив квартиру в единоличное пользование сына. Он пытался улечься сразу в просторной прихожей, пристраиваясь на банкетке, и выбившаяся из сил Лида предлагала тут его и бросить. Но все-таки кое-как дотащили уже почти бездвижное тело в спальню, и оставили - на ковре. Поднять его на кровать не было никакой возможности.
  Лида обессилено прислонилась к стене.
  - Фух, ну и шкаф. Никогда в жизни больше с ним никуда не пойду. Сволочь пьяная.
  - Он сказал, ты его опять бросила?
  - Бросила. Насовсем. Влад, он же алкоголик. Озабоченный.
  - Да ладно, просто пить не умеет. А то что озабоченный - так не мудрено. При ваших отношениях.
  
  Лида пропустила слова об отношениях мимо ушей, сказала:
  - Ну ты же не напиваешься до свинского состояния, вон - почти трезвый. Почему он так не может?
  - Нет, я тоже очень пьяный. Голова кружится. Просто на ногах держусь.
  - Сварить тебе кофе?
  - Мне домой надо.
  - Ну как хочешь.
  - Тебя проводить?
  - Да нет, я тут останусь. Джон в таком состоянии абсолютно безопасен. У меня завтра только лекции, стрельну у кого-нибудь тетрадку.
  Влад пошел в прихожую.
  - Постой.
  - Что?
  - Тане передавай привет от меня, если она меня еще помнит.
  - Конечно, помнит. Ты ей понравилась.
  - А тебе?
  - Лида!
  - Влад, поговори со мной, мне очень плохо.
  - Хорошо, - кивнул Влад, - ставь кофе.
  Лида достала турку, пакет с молотым кофе, налила воды. Она отлично ориентировалась в квартире Джона, да и ночевать оставалась не в первый раз. Даже ее родители относились к этому спокойно, считая, что у дочери "серьезные" отношения. Но даже в те ночи, когда Джон не был пьян, ему приходилось довольствоваться диваном в зале. А Лида закрывалась на щеколду, которую по ее требованию Джон врезал в дверь собственноручно.
  - Ты как любишь, с пенкой или без?
  - Все равно, вари, как тебе нравится.
  - А я не буду, я вообще кофе не люблю. Тем более у Джона гадость какая-то мерзотная, с карамельным привкусом.
  - Ну скажи ему, я уверен он с радостью купит то, что тебе захочется.
  - Не скажу. Не собираюсь я тут ничего больше пить.
  Она вылила готовый кофе в чашку, поставила перед Владом.
  - Есть хочешь?
  - Нет.
  - Тогда пей... кофе. А я найду себе что-нибудь.
  Она открыла холодильник, постояла перед ним задумчиво несколько секунд, потом извлекла из двери бутылку водки и протянула Владу:
  - Открой.
  - Нет. Хватит тебе. Ты и так еле на ногах держишься.
  - Ха, ну и не больно-то надо, - со смешком проговорила Лида, потом пошевелила пробку - О, да она уже открыта. Джон постарался. Удивительно, что не пустая в таком случае.
  Она достала чашку - такую же, из которой Влад пил кофе, налила себе немного.
  - За меня!
  Потом присела сбоку на стол, положив ногу, согнутую в колене, на колено Владу.
  - Убери, - неожиданно зло сказал Влад.
  - Почему? - ее руки опустились ему на плечи. Она смотрела с вызовом, слегка улыбаясь.
  - Послушай, я знаю, что у вас с Джоном какие-то извращенные отношения, и, может быть, ему это перпетум динамо нравится, но со мной не надо. Я в такие игры не играю. Пока.
  Он протянул руку, чтобы убрать ее ногу, но она неожиданно скользнула дальше и оказалась у него на коленях - верхом.
  - А в такие?
  - Ну, продолжай.
  Он улыбнулся, тоже с вызовом. Ему стало интересно, на каком этапе Лида отправит его в холодный душ. Девушка глянула озадачено, потом наклонилась и поцеловала его. Он не отвечал, но не отталкивал ее, забавляясь тем, как она пытается просунуть язык ему в рот. Продолжая целовать, Лида быстро расстегнула ему пуговицы на рубашке. Отстранилась.
  
  - Не плохо. А теперь слезь с меня, пожалуйста. Если тебе хотелось все это проделать, надо было оставаться с горячим кавказским мужчиной. Он бы оценил.
  - А ты - нет?
  Она скользнула рукой по животу за пояс брюк и проговорила все с тем же шальным выражением в глазах:
  - Ты же хочешь меня?
  Влад задохнулся. Отрицать не было смысла.
  - Встань! Джон - мой друг, - произнес он резко.
  Она засмеялась.
  - Ты что, действительно подумал, что я буду трахаться с тобой на кухне в квартире Джона?
  Ну вот и конец игры.
  - Решила что обломала? Ничего я не думал. Я слишком хорошо тебя знаю.
  Она не ответила, продолжая ласкать его.
  - Все!
  Влад попытался отпихнуть стол, чтобы появилось какое-то пространство для маневра, но буквально через пять сантиметров тот уперся в холодильник. Кухню Джона нельзя было назвать большой.
  - Разве все? По-моему еще нет.
  По ее глазам Влад видел, что Лида откровенно забавляется. Это злило и заводило его. В игре нужно было ставить точку, и, желая напугать ее, Влад притянул девушку к себе, стал целовать очень грубо, сжимая в ладонях ее грудь под майкой и прекрасно сознавая, что причиняет ей боль. По сценарию, сто раз пересказанному ему Джоном, Лиде давно пора было оттолкнуть его. Но девушка и не думала останавливаться, быстро расстегивая пряжку его ремня, потом пуговицу и молнию. Он сам отстранил ее, глянул прямо в глаза - в них появилось новое выражение, и хрипло проговорил:
  - Если ты сейчас уйдешь, я убью тебя.
  - Я не уйду.
  
  
  
  Гл. 41
  Они лежали на полу в зале. Как доползли сюда - не помнили. Исцелованные, исцарапанные, искусанные.
  - Дай мне сигарету, - попросила Лида.
  - Я не курю.
  - А меня Джон приучил. Сходи возьми у него.
  - Никуда я не пойду. Тебе надо, ты и иди.
  - Злишься на меня?
  - Скорее - на себя.
  - Да ладно - у тебя не было шансов.
  - Ну, значит, и на тебя тоже.
  - Тебе не понравилось?
  Он молча одевался.
  - Ну скажи, не понравилось?
  - Лида, зачем тебе это нужно было? Ты мстишь Джону? За что?
  Она передернула плечами.
  - За что Джону мстить? Он теперь - лучше меня. Да и всегда был.
  - Мне что ли мстишь?
  Она поморщилась и тоже начала натягивать белье.
  
  - Что ты заладил - "мстишь, мстишь". Ты что, сексом только из мести занимаешься?
  Он застегивал манжеты рубашки, и Лида понимала: сейчас уйдет.
  - Чего ты так кипятишься? - спросила она тихо. - Тебе перед Таней стыдно?
  
  Он прислушался к себе. Нет, вины перед женой он не испытывал. Таня вообще все больше отходила для него в какой-то другой мир, куда никакие чувства не проникали - ни хорошие, ни плохие. Отрицательно покачал головой. Вздохнул:
  - Как я Джону в глаза смотреть буду? А ты? Неужели тебе совсем на него плевать? Если он узнает... Ты не представляешь, что с ним будет.
  
  Он заходил по комнате, ероша волосы ото лба к затылку, сдавливая виски.
  - Он же любит тебя. Почему ты с ним этого не сделала? Почему с другими?
  - Не с другими, а с другим. Ты вообще у меня... второй.
  - Ну да, ну да, - он деланно закивал, - Каждый кто не первый...
  - Не веришь мне?
  
  Он хмыкнул, вспомнив то, что происходило в этой квартире каких-то полчаса назад.
  - Я могу все объяснить. Во всяком случае, попытаюсь. Если ты выслушаешь.
  Он остановился, сел на диван, откинувшись на спинку. Если поднять голову - потолок качнется. Он все еще пьян.
  
  - Сделай милость.
  - Ты уже меня не боишься?
  - Не боюсь. Ты меня как лимон выжала на неделю вперед.
  Она улыбнулась, довольная, как будто увидела "отлично" в зачетке. Потом посерьезнела и заговорила:
  - Джон считает меня девственницей. Ты ведь знаешь?
  - Ну да, несколько ошибся... мой друг, - Влад усмехнулся.
  Не обращая внимания на его смешок, Лида продолжила:
  - Мне было 14 лет. Я поехала к бабушке в станицу, на дискотеке познакомилась с парнем, старше. Может быть, вела себя слишком откровенно... Он пошел провожать меня домой, стал приставать, и когда я его оттолкнула, он меня изнасиловал. Прямо на улице, возле какого-то дома. Когда я попыталась кричать, хозяева просто выключили внутри свет. Ты не представляешь, как это страшно - когда видишь свет в окошке. И вдруг... он гаснет.
  
  Она говорила ровно, без эмоций, бесцветно. Влад понял, что это правда. Так не врут.
  Он смешался. Смотрел на нее растерянно. Видел, что ей плохо, и не знал, как помочь.
  Лида поежилась, попросила:
  - Обними меня.
  Он встал с дивана, пересел на пол - рядом с ней. Она прижалась к нему спиной, продолжала:
  - Я никому не сказала. Я танцевала там, несколько вызывающе, и боялась, что меня саму во всем обвинят - он постоянно говорил об этом, что я соблазняла его, что я сама нарвалась. И потом - я сказала ему, что мне 16. Я чувствовала себя виноватой. Ты знаешь, его все-таки посадили - через два года, за ограбление магазина. Но про меня так до сих пор никто и не знает: ни бабушка, родители, ни подруги.
  Он поцеловал ее в затылок, и она заплакала. Успокоившись, заговорила опять:
  
  - С тех пор я так развлекаюсь. Довожу парней и останавливаю. В самый ответственный момент. Точнее когда-то пыталась других парней, пару раз. Последний год только Джона. И... тебя...
  - Прости меня, Лид...
  - Тебя, за что?
  - За то, что не остановился.
  - Ты что, Влад.
  - Почему ты Джону все не расскажешь? Он поймет. Он добрый очень. И любит тебя безумно.
  - Я пыталась. Двести раз. Но ты же Джона знаешь, у него все шуточки и прибауточки. И потом я хотела рассказать после того, как между нами все произойдет. Мне нужно было, чтобы мне это понравилось, чтобы не было мерзко, как тогда. Ты понимаешь меня?
  - Да, да, я понимаю, - он гладил ее плечо, успокаивая, и ей становилось так уютно.
  - И мне надо было быть пьяной в этот момент. По трезвому я вообще не могла. Мне страшно становилась, как только после поцелуев что-то серьезней намечалось. Но ты же знаешь, как с Джоном пить... Не, он не всегда в усмерть, иногда вполне даже ничего, но... в общем каждый раз какое-то "но".
  
  - Попытайся все-таки поговорить с ним.
  - Хорошо.
  - Только... не надо о нас ничего говорить, ладно?
  - Да ладно, что я, не понимаю что ли. Такие тонкие материи точно не для него.
  - Лид?
  - Что?
  - Со мной... Ты это сразу задумала? Или случайно получилось.
  - Случайно. Не вини себя. Я тебя хотела за Вирсавию наказать. Ты ее слишком быстро как-то забыл. А она тебя любила. Мне мало рассказывала - она вообще скрытная - но я по глазам все видела, ты же знаешь, какие у нее глаза.
  
  "Знаю - читай, как раскрытую книгу".
  
  - Ты для нее много значил. И религия ее эта сектантская тоже много значила. А ты взял ее и в постель затащил. Я решила, что ты грубый и толстокожий. Добился своего - и доволен. Вон почти одновременно с вашей первой ночью ребенка жене сделал. Многостаночник...
  
  Влад вздохнул. В душе разрасталось гнетущее чувство потери, словно кто-то невидимый пальцем дыру расковыривал. Ощущение было почти физическим. Но он не сказал ничего. Зачем? Какое значение имеет сейчас, что он ничего не забыл.
  
  Лида продолжала:
  - Да ты не думай, я тебя не упрекаю. Я свои поступки объясняю. Хотя тебе тоже, наверное, полезно послушать будет. А когда я увидела, что она плачет, я вообще решила, что ты ее силой взял. Потом, правда поняла, что нет. Даже не помню - как, мы с ней об этом не говорили. И я думала тебя прокатить. Потому что все мужики козлы и кобели.
  Влад засмеялся и она подхватила. В глазах ее больше не было боли.
  
  - Ну и - увлеклась слишком. В какой-то момент я поняла, что могу не думать ни о чем. И появилась надежда, что все может быть по-другому, не так как с тем извращенцем. Ну, а если б мне не понравилось, я бы на тебе отыгралась. Мало б не показалось, точно.
  
  - Да уж, я рисковал.
  
  Они опять рассмеялись. Потом пили чай на кухне, болтали, пожарили яичницу, позавтракали. Ложиться спать не имело смысла - за окном уже загорался рассвет. Потом Влад посадил ее в такси и отправил в университет. Сам поехал в офис. И ежу было понятно, что Джон сегодня не придет (и это - лучший сценарий), поэтому пришлось работать за двоих.
  Гл. 42
  Через три дня она позвонила:
  - Джон сбрасывает мои звонки. С ним все хорошо?
  - Вроде. На работу ходит. Правда, смурной какой-то. Но у нас и поговорить особенно не было возможности в последние дни, заказов и по его профилю и по моему много. Может, он поэтому и не отвечает?
  - Ага. И вечером и ночью у него тоже заказы? Злится он на меня.
  - Хочешь, я с ним поговорю?
  - Не вздумай.
  - Да я ему о тебе рассказывать ничего не буду. Просто спрошу, чего он так.
  - Ну, спроси... Влад?
  - Да?
  - У тебя нормально все?
  - Да, все хорошо.
  - Ну тогда как поговоришь с Джоном, ты мне позвони, ладно?
  - Договорились.
  Джон, как будто подслушивал под дверью, вошел через минуту после окончания разговора. Выглядел он довольным.
  - Ты откуда с такой промасленной рожей? - засмеялся Влад.
  - Домой заезжал. Свидание у меня было - кратковременное, но очень эффективное.
  Влад нахмурился.
  - Помнишь ту девушку из клубешника? Настю. Я тебе скажу - это что-то. Наконец-то маленькому Джонни привалило счастье, а то уже думал в утиль сдавать.
  - А Лида?
  - А что Лида? - Джон раздраженно махнул рукой. - Достали меня ее закидоны. Во где - он провел пальцем по шее. - Никаких нервов не хватит. Пусть развлекается вон со своими студентиками, там за нею уже толпами ходят. Как приедешь к универу встречать, она с компашкой выскакивает и пока со всеми в щечки не перецелуется, в машину не садится. Я стою и куском дерьма себя чувствую.
  - Джон, вам надо поговорить. Нельзя же так расставаться. Может она сможет все объяснить?
  - Что объяснить? Что она меня ни в грош не ставит? Хватит, сыт по горло. Ты думаешь, я совсем в анабиозе был тогда? Не видел, как она в клубешкнике к тебе присосалась?
  Влад глянул встревожено.
  - Да ты не переживай, у меня к тебе претензий нет. Я ж понимаю, что это от и до - ее инициатива. Но если так дальше пойдет, она мне назло и в постель к тебе залезет. И мне тогда останется только прикончить вас обоих.
  Джон сделал пальцами "пистолет" и щелкнул в сторону Влада. Потом хлопнул друга по плечу.
  - Расслабься. Пошутил я. От Лиды я любой пакости жду, но в тебе уверен.
  Влад отвел взгляд в сторону. Промолчал.
  - И чего она так ненавидит меня, не пойму. За что?
  - Может быть - не тебя.
  - А... Плевать уже. Настенька исцелила мое больное сердечко. И не только сердечко, - Джон многозначительно подмигнул.
  Еще неделю назад Влад порадовался бы за друга. Но сейчас искал слова, чтобы переубедить. Не нашел.
  Позвонил клиент, и пришлось переключиться от личных вопросов к общественно полезному труду. Через пару часов пришла эсэмэска от Лиды: "Ты поговорил?" Он решил перезвонить вечером, собравшись с мыслями. Сегодня он планировал задержаться на работе. Вот как раз в тишине офиса можно будет постараться как-то успокоить Лиду. Говорить о какой-то там Насте он ей и не думал, считая досадным эпизодом в жизни Джона. Но звонить не пришлось. Она прибежала сама. Злая как фурия. На ходу разматывая шарф и швыряя его куда-то в угол, кричала:
  - Представляешь, у него - Настя! Та шлюха из клуба. А ты еще его защищаешь! Скотина! Как напьется, ему плевать с кем и как.
  Она металась по офису, что-то говорила (в основном придумывала Джону все новые нелестные эпитеты), размахивала руками. Влад поймал ее, остановил хаотичное движение рук, прижав их локтями к телу, сказал:
  - Успокойся, я тебе сейчас воды принесу.
  - А водки у тебя нет?
  - Ты решила пойти по стопам Джона?
  - Не твоя забота.
  Она послушно сделала пару глотков воды, сняла дубленку, села по своему обыкновению на стол.
  - Ты завтра приходи к обеду, Джон в офисе должен быть. Я вас оставлю - поговорите, - сказал Влад, допивая ее воду.
  - Ты что, не понимаешь? Я после какой-то Насти видеть не хочу его. И слышать о нем, кстати, тоже.
  Она притянула его к себе за шею и за ремень джинсов и попыталась поцеловать, но Влад отвернулся. Нисколько не смутившись, Лида коснулась губами его груди, над карманом рубашки. Потом еще и еще.
  - Лида! - проговорил он с укором.
  - Что? - в ее глазах искрился бесенок. - Ты меня не хочешь?
  - Лид, ну как тебя можно не хотеть...
  - Тогда что тебя останавливает? Джон трахает Настю. Он пытался мне по телефону даже процесс описать. Бэээ. И ни он, ни Таня никогда не узнают.
  - Отпусти меня.
  - Влад?
  - Отпусти, говорю, дай хоть дверь на ключ закрою.
  
  Гл. 43
  Она присылала смс в основном с одним и тем же текстом "Еду к тебе". Если это было невозможно по каким-то причинам, он бросал в ответ короткое "не сейчас". Или - "приезжай". Или просто "да!". И она появлялась через полчаса у него в офисе. Или на экране высвечивалось сообщение: "Предков нет, давай ко мне". И он приезжал, если было настроение. А если нет - не приезжал. Иногда ее не было долго, и тогда он писал: "Я соскучился", "Когда я тебя увижу?", "Где ты?" Она могла ответить, что уже летит, а могла отправить что-то вроде "Подрочи, и все пройдет". Ну что ж, он знал, с кем связался.
  В офисе появился кожаный диван, и Джон искренне считал, что это теперь его законное место, так как любил развалиться там в отсутствии клиентов в промежутках между выездами. Пару раз он сталкивался с Лидой, когда она уходила. Потом просил Влада:
  - Ты ей скажи, что ей тут ловить нечего. Не вернусь я к ней. Собачка перегрызла поводочек и сбежала.
  Влад хотел все ему рассказать, но что-то останавливало. Да и надо ли? В сущности, Лида с Джоном уже чужие, а докладывать другу о своих связях Влад не обязывался. Джона вполне устраивала Настя, они даже вместе появились "в образе" на Новый год у Влада. По традиции Джон выполнял роль Деда Мороза, поздравляя Катю. Это повелось еще с тех времен, когда Влад только осторожно налаживал отношения с Татьяной, перебравшейся в Краснодар, знакомился с дочкой, изредка наведываясь в гости. Они искали повод сказать Кате, кем он ей приходится, и - не находили. Джон тогда "сломал лед", раздобыв где-то дедморозовский костюм, набил мешок подарками, и, прихватив Влада, поехал к Татьяне. Катюшка сначала онемела от восторга, потом освоилась, привечала Морозушку, сыпала стишками, за каждый получая то книжку, то игрушку. Наконец, Джон сказал:
  - А что ж у такой хорошей девочки одна мама? Хочешь, я тебе папу подарю?
  - Конечно, хочу! - выдохнула Катя.
  - Ну у меня только вот этот, - хитрый Дед Мороз указал на Влада. - Возьмешь?
  - Да!
  Влад ей нравился, и она с радостью приняла его в новом статусе.
  Конечно, теперь Катя в Деда Мороза уже не верила, но все равно каждый раз ждала Джона, зная, что крестный явится с подарками да шутками-прибаутками, а тут он пришел еще и со "Снегурочкой" - Настей. Правда Снегурочка была немного под хмельком, зато веселая. Тане она почему-то совсем не приглянулась. Когда гости ушли, она посетовала: "Жаль, что Джон больше не встречается с той девочкой - Лидой. Она ему лучше подходила. Такая скромная, интеллигентная... Ты чего смеешься, Владик?"
  
  А после нового года Лида приехала в офис без предупреждения, неожиданно серьезная. Джон тоже был здесь, хотел ей что-то сказать, но она коротко бросила:
  - Закрой варежку. Я не к тебе.
  И проговорила, повернувшись к Владу и глядя ему прямо в глаза:
  - Вирсавия приезжает на Рождественские каникулы.
  Джон присвистнул.
  - Ну приезжает - и приезжает,- пожал плечами Влад.
  - Пойду я покурю, - сказал неожиданно тактичный Джон - А вы тут обсудите повестку дня, - и выскользнул из комнаты.
  Лида подошла, положила руки ему на плечи.
  - Тебе, правда, все равно?
  Влад молчал, прислушиваясь к себе. Нет, ему не все равно. В области солнечного сплетения разрасталась тревожная пульсирующая пустота.
  - Я не знаю, Лида. Но я не буду искать с ней встречи, это точно. Уверен - и она не будет. Так что как приедет - так и уедет.
  Гл. 44
  Их встречали не только родные, но и друзья из церкви. Вирсавия, выйдя из здания аэропорта, поразилась количеству собравшихся - как иностранную делегацию какую-то приветствуют. Все обнимались, сердечно жали руки, говорили что-то приятное. Мэт шепнул на ухо жене: "Вау, русское гостеприимство!" Она улыбалась - по-настоящему, счастливо. Она так хотела приехать в Россию...
  Лиде позвонила почти сразу, как выдалась свободная минутка.
  - Хай, амирикен вумен! - прокричала в трубку Лида, и Вирсавия с теплом почувствовала, что подруга очень рада ее слышать, - Увидимся? Или тебя теперь бдит не только папаша, но и муженек?
  - Ну, Лид, что ты такое говоришь, - Вирсавия улыбалась. Лида все та же, - Конечно увидимся. Сейчас все на меня здесь насмотрятся - день-два, и выберемся куда-нибудь, погуляем. Я тебе подарков привезла.
  - Мороз на улице, какие гульбища. У меня ж каникулы в универе, и в первой половине дня я дома обычно торчу. Так что вырвешься - чапай без предупреждения прямо на хаус. Вэлком!
  И Вирсавия приехала -с пакетом подарков, в котором была парочка обтягивающих топов и стрейч-футболка с длинным рукавом. Она знала вкусы подруги.
  - Ух ты, настоящее американское качество. Не то что у нас во всех магазинах китай голимый или туркистан.
  - Да там тоже китайского много, это мне повезло - на распродажу в центр ездили. Нравится тебе?
  - Еще бы, - Лида крутила в руках темно-серый топ с выгибающейся кошкой на груди. - И как тебе только твои позволили такое купить? Или америкосовские баптисты отличаются от наших?
  - Чуть-чуть отличаются, но не сильно. Я ж никому не показывала. А по сумкам моим никто не лазит.
  - А сама примерить хочешь?
  - Ты что?
  - Ну же, хоть раз. Здесь же никто не видит. Давай. Наверное они тебе нравились, если ты мне купила.
  - Ну... - Вирсавия улыбнулась, -хорошо.
  Она сняла блузку, оставшись в белом лифчике без лишних украшений и темной юбке-макси, слегка расклешенной от бедра. Лида протянула ей второй топ - сложного густого цвета на грани синего и зеленого.
  - Ух ты! Тебе идет. Как глаза заиграли. Фигурка у тебя - что надо, - похвалила Лида, - Я думала, ты ко мне с таким вот животом уже приедешь.
  Она сделал ладонью полукружье от груди вниз.
  Вирсавия, огладив топ, повернулась и сказала, уже без улыбки:
  - Я таблетки пью.
  - А разве у вас можно?
  - Нельзя. Они не знают.
  - Ну и правильно, рано вам еще. Вы вон какие зеленые. Поживите для себя, - нарочито беспечно заговорила Лида. Глядя на Вирсавию, осеклась, и - совсем другим тоном:
  - Ты от Мэта (с нажимом) детей не хочешь?
  Вирсавия села к столу и опустила голову на руки. Потом как-то растерянно и жалобно сказала:
  - Я его забыть не могу. Я стараюсь. Я молюсь. Я запрещаю себе думать. Но у меня ничего не выходит...
  У Лиды защемило сердце от жалости. Вот так - у каждого свой крест...
  - Не стоит он этого, - сказала она неожиданно, - не изводи себя. Он просто хороший любовник - вот и все.
  Что-то в словах подруги насторожило Вирсавию, она подняла лицо, на котором удивлено и встревожено блестели влажные глаза.
  - Ну что ты молчишь? Спроси меня. Видишь же - я хочу ответить!
  - Ты знаешь что-то про Влада? У него кто-то есть?
  - Господи, Вирсавия, ну надо было родиться на свет с такими примороженными мозгами. Есть! А теперь спроси: Кто?
  Вирсавия смотрела на нее - уже без вопроса, с болью. Брови изломились. Губы слегка подрагивали.
  - Зачем? Я же люблю его...
  - Ну и люби. Из своей Америкосии. Кто тебе мешает, если тебе нравится на сердце кишки наматывать. У нас просто секс. Животная похоть - как это у вас там в вашей терминологии именуется.
  - Как это... произошло?
  - Ну подробности не для баптистких ушей, это точно. Пьяные мы были - оба. Если тебя это утешит. И все было не так красиво, как у вас. На гитаре я ему не тренькала и звезд он мне не дарил. Жаль, что ты не пьешь. Стакан водки сейчас был бы в самый раз.
  - Я пойду, Лид, хорошо?
  Глаза у Вирсавии были сухими и потухшими. Даже яркий топ их больше не оживлял.
  - Посиди немного, успокойся. Я ж тебе не для того рассказала, чтобы поиздеваться.
  - Я понимаю, для чего ты рассказала. Может это и поможет.
  Помолчав немного, Вирсавия вдруг спросила с надеждой:
  - А ты все это не выдумала?
  И тут же, скользнув по Лиде взглядом, ответила сама себе:
  - Не придумала.
  - Хочешь его увидеть? Я могу позвать.
  - Он что, прямо сюда приезжает?
  - Приезжает. Когда родителей нет.
  - Нет, не хочу.
  - Лид, а что... ты о будущем думаешь? Как вы дальше... будете?
  Лида хмыкнула:
  - Вирсавия, ну я ж - не ты. Я замуж за него не хочу. Мне еще учиться больше четырех лет, потом карьеру надо сделать. А пока меня все устраивает. Перестанет устраивать - найду другого. Не думаю, что Влад станет сколько-нибудь переживать по этому поводу.
  Вирсавия усмехнулась. Очень-очень грустно.
  - Знаешь, ты сейчас рассказываешь, а я - обижаюсь на тебя.
  - Ну это понятно.
  - ... обижаюсь за то, что ты его не полюбила. Что просто так. Как у тебя получается - рядом с ним находиться и - не любить...
  Лида подошла к ней, затрясла за плечи, словно заставляя проснуться, сказала в самое лицо:
  - Вирсавия, ты его придумала. Понимаешь - при-ду-ма-ла. Он обычный. Обыкновенный. Классный мужик, красивый. Но обычный. Из костей и мяса и гормонов. Просто встретился тебе в такой момент. Ты давай, переключайся на Мэта своего, у него биохимический состав организма такой же. А то так и будешь себя всю жизнь грызть.
  Гл. 45
  Запиликал телефон, извещая о приходе эсэмэски. Лида открыла, прочитала с саркастической полуулыбкой, нажала на сенсор.
  - Это он? - поняла Вирсавия.
  - Да, соскучился. Я ж эти дни тебя жду, дома сижу. Спрашивает, тут ли предки. Я написала, что нет никого.
  - И он приедет? - голос Вирсавии дрожал, и она даже не пыталась эту дрожь сдерживать.
  - Не знаю. Я в гости не звала. Просто ответила на его вопрос.
  - Мне уходить надо, - Вирсавия встала, быстро пошла в прихожую, стала натягивать пальто, непослушными пальцами распутывать шнурки высоких ботинок.
  - Когда он здесь будет?
  - Ну если из офиса звонил - то часа через пол. А если мимо проезжал и решил заскочить...
  Вирсавия даже не стала застегивать пальто - выскочила в подъезд так. По шуму, уходящему вниз, поняла - лифт только что уехал. Ждать слишком долго. Побежала по лестнице, рискуя поскользнуться на отполированных тысячами шагов ступеньках и сломать шею. Пятый-четвертый, третий... второй... первый. Ей остался последний пролет до тяжелой металлической двери, дальше - улица. И вдруг эта дверь отворилась, и она увидела Влада - он вошел в полутемный подъезд - в крошеве снежинок, тающих на меховом воротнике его куртки, на его волосах и ресницах. Он застыл внизу, смотрел на нее снизу вверх, без удивления, с какой-то осторожной радостью в глазах, которая словно боялась прорваться наружу. Снежинки начали таять, превращаясь в капли. Влад будто не замечал их, и теперь Вирсавии казалось, что он плачет. От этого все в ней потянулось к нему щемящей нежностью, в груди, внизу живота, в губах предательски защекотало. Но она уже оборвала эту поднимающуюся внутри собственного существа волну, напомнив себе - за чем он здесь. Собрала слова, чтобы бросить ему обидой в лицо, но только выдохнула:
  - Ты...
  - Я, - он улыбнулся, словно разрешая себе наконец радоваться встрече.
  Пришел лифт, забравший сверху более терпеливых, чем она, пассажиров. Люди протискивались мимо, задевая их плечами и локтями, и Вирсавия вдруг подумала, что ей придется пройти мимо него, и от этого ноги стали ватными и чужими. Ноги не хотели идти мимо.
  Нужно было что-то говорить. И она смогла:
  - Тебя Лида ждет.
  Слова делали свое дело - разрушали забитую вибрирующими ионами тишину, но их нужно было больше, громче, чтобы тишина наконец отступила и появилась возможность дышать. А Влад не помогал ей - молчал.
  Он протянул руку - как оказывается близко она была - нашел ее пальцы и потянул к себе. Она чувствовала, как его ладонь забирает в себя ее ладонь, двигаясь пальцами по пальцам. Вот он обхватил большим и указательным ее запястье и повлек к себе более требовательно. В глазах его сквозь нежность пробивалось что-то жесткое, тяжелое. Она замотала головой. Он начал отступать, увлекая ее за собой.
  "Что я делаю, что я делаю, - стучало у нее в висках. У него жена, у него дети. У него - Лида (как он мог?). У меня Мэт. Мэт! Мэт!"
  - Я замужем! - заговорила она опять.
  Он кивнул, в знак того, что знает, и вывел ее на улицу. Здесь все было в снегу. Так быстро? Она шла к Лиде по слегка припорошенным улицам, а теперь намело целые перины, в которых тонули краски и звуки города. В машине Влад гладил ее по волосам, убирая набившуюся в них снежную пыль.
  - Я замужем! - повторила она. И еще раз, чтобы он наконец понял: - У меня муж есть.
  - Знаю, - выдохнул он ей прямо в губы за секунду до поцелуя.
  - Влад, что ты делаешь, сумасшедший, - она пыталась уворачиваться, и сама не понимая, как постоянно натыкалась на его губы, как будто в тесном пространстве машины они были везде. Наконец она перестала сопротивляться. И ее губы и руки, отпущенные сознанием на свободу, знали, что нужно делать.
  - Куда мы едем? - спросила она, услышав, что он заводит машину.
  - Куда-нибудь.
  - Влад, не надо. Отпусти меня.
  - Никуда я тебя не отпущу.
  - Влад нельзя так, у тебя жена и дочки.
  - Не хочу никого.
  - Влад, а я как? Как я Мэту в глаза смотреть буду?
  - Не смотри. Не возвращайся к нему больше.
  Она смотрела на него сбоку, на его резкий профиль - такой родной и до обнаженных нервов любимый. Сознание опять пробилось, заботливо подсовывая историю с Лидой. Но Вирсавия поняла, что ее это сейчас нисколько не трогает, точно все осталось в другом измерении.
  Это была какая-то гостиница - в трехэтажном особняке, затерянном в частном секторе. Она знала, что в Краснодаре немало таких миниотелей, обычно с экзотическими названиями, написанными латиницей, разбросанных по городу среди домишек-карликов, и раньше всегда удивлялась, для чего они? Неужели к ним в кубанскую столицу приезжает столько туристов? Оказывается - вот для чего.
  Женщина за стойкой ресепшн смотрела на нее со легка заметной усмешкой, и в это улыбке было что-то грязное и липкое. Но как только захлопнулась дверь, и гостиничная служащая и все остальные просто перестали существовать.
  Гл. 46
  - Давай на ночь тут останемся. А завтра я сниму квартиру. Хорошо? Ты согласна? Пожалуйста...
  - И что я буду в этой квартире делать? - она печально и нежно улыбалась.
  - Жить. Со мной. У нас все будет. Я тебе обещаю.
  - Влад, ну как так, а...
  - Не хочу больше ни о ком слышать, - прервал он ее. - Ты представь - вся жизнь. У тебя - с ним. У меня - с ними. Ты этого хочешь?
  - Он хороший человек, Влад. Я не могу так с ним.
  - А со мной - можешь?
  Она прижалась к нему, спрятала лицо на груди. Он гладил ее по голове, как ребенка, и от прикосновения его ладони по телу и душе разливалось пронзительно-нежное тепло.
  - Тебе хорошо со мной? - спросил он.
  - Нет...
  - Нет?
  Он приподнял ее над собой, снизу вверх заглянув в глаза. Она уперлась локтями ему в грудь, опустила подбородок на сложенные "замком" руки и без улыбки повторила:
  
  - Нет. Мне с тобой - не хорошо. Как мне с тобой - еще никто не придумал и не назвал. Я с тобой - совсем другая. Такая, какой никто не знает. Я с тобой умираю и снова оживаю...
  И она поцеловала его. Сама.
  
  Еще через полчаса с грустью в голосе прошептала:
  - Мне надо идти...
  - Нет.
  - Влад, я уйду к тебе...
  
  Неужели она это сказала?
  
  - Я уйду к тебе, но мне нужно поговорить с ними, так нельзя - просто пропасть.
  - Нет, они опять тебя куда-нибудь увезут.
  - ...надо хотя бы вещи забрать...
  - ...мы все купим.
  - ...документы. Не могу же я без паспорта жить.
  - Хорошо, сдаюсь!
  - Отвезешь меня? Или такси вызвать?
  - Конечно, отвезу. Так я и доверил тебя какому-то таксисту.
  
  В фойе по ней опять скользнули маслянистые глаза администраторши, но Вирсавия только улыбнулась ей в ответ.
  В машине у нее было дурашливое настроение. Она рассказывала Владу про Америку, вспоминала какие-то забавные эпизоды, смеялась. Потом вдруг прервала сама себя, прислушиваясь к давно свербящей мысли. То, что еще несколько часов назад не имело значения, сейчас беспокоило, обижало.
  
  - Скажи, а если б ты меня не встретил, у тебя бы сегодня все это было с Лидой?
  
  Он припарковал машину на обочине, достал телефон и нашел раздел смс. Протянул ей.
  "Вирсавия у меня сейчас"
  "Мне все равно..."
  "Как знаешь"
  - Это ты написал? Ты написал, что тебе все равно???
  - Да, я, - он улыбался. - Мне врать - не привыкать.
  Вирсавия тоже улыбнулась.
  
  - Значит - она тебя позвала? А я даже не заметила, когда она успела тебе смс отправить.
  - Ну вот... такая Лида.
  
  - Она тебе нравится?
  - Да, Вирсавия, она мне нравится... Она взбалмошная немного, точнее - очень! - но хорошая, красивая, да ты и сама это знаешь. Но я никогда не буду тебе изменять - ни с ней, ни с кем.
  - Ты любишь меня? - серьезно спросила Вирсавия.
  Он кивнул.
  - Нет, скажи это!
  - Да, я люблю тебя, - он почувствовал себя легко. Столько времени боялся этих слов, а они оказались такими нужными. И такими теплыми. Что хотелось говорить еще.
  - Я люблю тебя, - повторил он, - Когда я эту эсемеску от Лиды получил, во мне словно перевернулось все. И я понял - невозможно дать тебе вот так уехать. Нельзя...
  Он взял ее ладонь и прижал к своему лицу, поцеловал в причудливое сплетение линий, по которым, говорят, читают судьбу, в тонкое хрупкое запястье.
  - Влад... - тихо проговорила она, и он по-новому услышал свое имя, в густом кружеве нежности.
  - Что? - глаза его улыбались.
  - Как жила без тебя, столько времени... Я теперь понимаю, что я просто ждала. Как в очереди. Разве в очереди живут... Разве столько ждут, Влад. Разве можно столько ждать?
  
  Когда подъехали к ее дому, Влад спросил:
  - А нельзя сейчас паспорт забрать и вернуться?
  - Влад, завтра в восемь.
  Он прижал ее к себе, как-то очень серьезно и с тоской в голосе, так что даже ее слегка встревожили его слова, сказал:
  - Как мне не хочется, чтобы ты уходила.
  - Уезжай, Влад. Тебе же тоже нужно со своими поговорить.
  - Давай все на завтра перенесем. Завтра со всеми поговорим, завтра все заберешь. Останься сегодня со мной.
  Она попыталась шутить, толкнула его ладошкой в грудь:
  - Нельзя же быть таким ненасытным.
  И вышла из машины.
  
  Хотелось броситься следом, остановить ее - в переулке, у калитки, возле дома...
  
  Гл. 47
  Когда она вошла в дом, из зала доносился ровный, хорошо поставленный голос отца. Он читал вслух Библию. Вирсавия вслушивалась в знакомые с детства слова:
  И сказал Давид Нафану: согрешил я пред Господом. И сказал Нафан Давиду: и Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь; но как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын. И пошел Нафан в дом свой. И поразил Господь дитя, которое родила жена Урии (Вирсавия) Давиду, и оно заболело. На седьмой день дитя умерло, и слуги Давидовы боялись донести ему, что умер младенец...
  Все внутри нее похолодело и оборвалось...
  
  Он собирал вещи. На душе было легко. От давешней тревоги не осталось и следа. Ему казалось, что все узлы распутаны - наконец-то!
  Успел он много. Еще вчера вечером позвонил Джону. Спросил с места в карьер:
  - Ты с Настей?
  - Да ну ее, - голос Джона был обиженным, - С Нового года видеть эту шлюху не хочу. Прикинь, мы от вас поехали в "Подвал" на "Мороз-пати", она исчезла куда-то, пошел искать - нашел на свою голову, уже с каким-то дедморозом трахается. Ну я ее и послал. Звонила потом, говорила, что его со мной перепутала. Прикинь?
  - Джон, я тебе сочувствую очень.
  - Спасибо, а еще она...
  - Джон, я про Настю слушать не хочу, - перебил Влад. - Тебе надо срочно к Лиде поехать.
  - Угу. Нашел русского камикадзе. Что б меня с пятого этажа ребрами по ступенькам. Нет уж.
  - Джон, поезжай к Лиде, - повторил Влад.
  - Она что, что-то говорила обо мне?
  - Говорила. Поедешь?
  Влад не врал. Во время последней истерики (а они были не так уж редки) Лида засыпала его упреками: "Джон был хороший! Он меня любил. А тебе - плевать!" Дальше шли хлесткие эпитеты в адрес Влада в лучших Лидиных традициях, которые он пропускал мимо ушей, но главное он услышал.
  - Что говорила? - допытывался Джон, и Влад чувствовал - это не просто любопытство.
  - Она тебе сама скажет. Так поедешь?
  - Ну... попробую, только храбрости наберусь.
  - Джон!
  - Что?
  - Не вздумай пить.
  - Ну...
  - Не пей!
  - Хорошо.
  Джон ему не звонил, а значит - его не спустили с лестницы, в противном случае друг обязательно предъявил бы за "удачный" совет.
  
  С Таней Влад решил поговорить с утра. Он зашел в спальню, сел на кровать - жена качала на руках Соню.
  - Тань, я ухожу. Сегодня.
  - На работу? Так воскресенье же.
  - Нет, от тебя ухожу.
  Неожиданно зло она проговорила:
  - Тебя до Сонечкиного года без моего согласия не разведут.
  - Пусть. Развод подождет. Оформим потом. Я с риэлтером говорил, сейчас квартиру уеду смотреть. Ты, пожалуйста, попробуй принять это... как-нибудь. Я тебе денег буду давать столько же, сколько раньше.
  - Да подавись ты своими деньгами...
  Таня положила Соню на кровать - та спала, сказала тихо, устало.
  - Конечно, это для меня не новость... Наверное лучше, если ты сразу уйдешь. Квартира твоя мне не нужна.
  Она заговорила совсем буднично, деловито, как будто обсуждала с ним какой-то внутрисемейный вопрос:
  - Я недавно когда к квартирантам за деньгами ездила, сосед дом мой купить предлагал. Оказывается земля сейчас очень дорогая. Я смогу такую же трешку купить, и еще останется. Если поможешь с переездом - буду благодарна.
  
  - Тань, конечно помогу... А может ты тогда в этом районе купишь?
  - Что б на новую твою любоваться? Нет уж, уволь... - голос стал хлестким, горьким.
  - Да нет, я из-за Кати... думал, чтобы ей школу не менять.
  - Заботливый. Ничего, Владик, поменяет. Ей не в первый раз.
  Она поправила одеяльце на ребенке.
  - За нас не переживай. Мы справимся. Так что квартиру там свою не снимай надолго. Я тебя при разводе как липку обдирать не собираюсь.
  - Тань...
  - Все, Влад, иди. Ну не получилось - так не получилось. Что делать. Через силу со мной жить не надо.
  Он встал, стараясь не замечать слез в ее глазах.
  - Что ж ты меня с Петром тогда не отпустил... - сказала она ему в спину. Он боялся этого вопроса. И не знал ответа.
  
  Дверь комнаты открылась, вошла Катюшка. Влад на мгновенье встревожился: "Слышала?", но лицо дочки было обычным - веселым:
  - Мам-пап, можно я погуляю?
  - Да, хорошо, - рассеянно махнула рукой Таня.
  Катюшка выскользнула из спальни также быстро, как и появилась. Влад спустился во двор почти следом, но дочки уже и след простыл. Он только услышал детские голоса, раздававшиеся со стороны спортивной площадки из-за завесы снега.
  Гл. 48
  Скинув пальто, она поняла, что одета в топ, который у Лиды так и не сменила на собственную блузку, и удивилась этому открытию. Как можно не знать, что на тебе, как можно это забыть? В таком виде не стоило и думать появиться перед отцом и церковными старейшинами, которые, наверняка, тоже в зале, просто так отец Библию вслух не читает.
  Она быстро нашла на вешалке какую-то кофту, натянула, застегнула на все пуговицы, с сожалением отмечая в зеркале, как скрывается за серым мохером яркая полоска красивой ткани. Коротко поздоровавшись, проскользнула через зал в комнату, которую отвели им с мужем. Мэта не было, видимо, Даниил опять утащил его на какое-то служение или репетицию группы прославления. Ну и хорошо, будет время прийти в себя!
  
  Она сразу сорвала кофту, забросила в дальний угол, провела ладонью по телу. Здесь не было зеркала. Но она словно видела себя со стороны - новой, восхитительной, откровенной.
  
  Интересно, понравился ли топ Владу? Вирсавия засмеялась, понимая - звучит глупо. Вряд ли он заметил, запомнил,- слишком быстро расправился со всем, что было надето на ней. Она краснела при воспоминании о том, как на место лоскутам ткани тут же приходили его горячие руки, его голодные губы, заявлявшие свою власть над каждым миллиметром ее беззащитной кожи.
  
  Все стало совсем не так, как на Лидиной даче. Тогда он был осторожно-нежным, и сквозь его бережные прикосновения только намечался, пытался пробиться - полу-обузданный - тот бешеный поток, который теперь нес, и мял, и выбивал сознание, как сгоревшие пробки и тут же возвращал назад резким реанимационным всполохом. Ей казалось, что она вся - сеть нервов-проводов с содранной изоляцией, которые беспрерывно искрили, уничтожая остатки стыда,перерождая ее. Разве еще вчера она могла быть такой - стонущей, кусающей, жадно впивающейся в его рот? Разве это ее руки судорожно мяли чужие простыни, царапали его спину? Разве это ее бесстыдные губы блуждали по его телу, заставляя его дрожать, захлебываясь в полустоне-полурыке...
  
  Она открыла глаза. Надо переодеться. Нельзя, чтобы Мэт видел ее в этом топе. Не нужно сейчас лишних вопросов. Завтра она все расскажет, а пока - спать. Если сможет. Но вопреки тревогам, она провалилась в сон неожиданно быстро, едва коснувшись подушки.
  
  Квартира ему понравилась. Небольшая, но очень уютная, и для жизни здесь было все необходимое. Он сразу же отдал деньги риэлтеру - симпатичной женщине "под сорок", подписал договор.
  
  Когда женщина ушла, Влад ходил по квартире - из комнаты на кухню, оттуда в ванную, коридор, опять в комнату, пытался представить, что из этого приглянется Вирсавии, а что нужно будет поменять. Спустился в машину, взял сумку с вещами, вернулся. Первым делом застелил кровать свежим бельем. От мысли, что она сегодня будет спать здесь, его потряхивало. То, что произошло вчера в гостинице, не пресытило, не утолило его, наоборот... Каждый момент, всплывавший в воспоминаниях, отдавался в нем новой волной желания.
  
  Зазвонил телефон, но на экране высветилось "мама", и он не стал брать трубку. Сейчас меньше всего хотелось слушать нравоучения Анны Сергеевны.
  
  Как подогнать время вперед, чтоб быстрее наступил вечер? Он раскладывал в шкафу по полкам свои вещи, так, чтобы осталось много места - для ее, смотрел телевизор - простенький, с маленькой диагональю, надо будет купить хорошую плазму, потом решил приготовить ужин - на двоих.
  
  Гл. 49
  Утром пришло осознание - ничего говорить не надо. Вдруг ее не выпустят, закроют. Конечно, силой из страны ее увезти невозможно - не вещь же она, и рано или поздно она все равно найдет его, уйдет к нему, но мысль, что сегодня она может не встретиться с Владом, тут же отторгалась всем его существом.
  Пыталась собрать вещи, но потом поняла, что с сумкой незамеченной будет сложно выйти. Запихнула в карманы пальто документы, топ, перемену белья, зубную щетку - вот и все. Как мало нужно ей отсюда забрать. Как мало здесь - ее...
  Кто-то с ней заговаривал, и она отвечала, даже, кажется, смеялась, днем Мэт попросил пройтись ее с ним по магазинам, хотел купить своим русских сувениров, и она согласилась - с радостью, так время пройдет быстрее. Они шли по заснеженным улицам, она - опираясь на его руку, и он говорил о том, что ему нравится Краснодар, что он не ожидал, что в России такие красивые города. "А чего ожидал, Мэт? - думала она, - избы да завалинки?" Но вслух рассказывала ему что-то об улицах и зданиях, о первых казаках, прибывших морем и сушей осваивать эти когда-то дикие места, живших в крепости-полуземлянке на территории теперешнего парка. От мысли, что она никуда не уедет, что останется в Краснодаре - с его непричесанными шанхайками, купеческим центром, с его претенциозной "Авророй" и многочисленными фонтанами, с его старыми трамваями и нарочито дорогими - она нигде столько не видела - нарочито огромными джипами на узких улицах, сердце ее наполнялось нежностью и гордостью. Это ее город!
  В сувенирном отделе Мэт удивлялся, спрашивал, разве папаха - национальная русская одежда? И она улыбалась, подтрунивала над ним. Он выбрал несколько матрешек - куда ж без них, и глиняных пузатых казачков с хитрым прищуром нарисованных глаз. Потом вернулся, все-таки купил папаху. Нахлобучил на голову. Она смеялась. Выходя из универмага, они встретили бывшую учительницу Вирсавии. Та, услышав, что Мэт - муж, сердечно поздравляла юную пару, желая им всего самого лучшего, приглашала Вирсавию заходить в школу.
  - Ох, сорри, боюсь моя жена не сможет, - вежливо ответил Мэт, - Мы послезавтра улетаем в Америку.
  - В Америку? Ты живешь в Америке? - только тут по легкому акценту Мэта поняв, что тот - иностранец, воскликнула учительница так, как будто услышала о рае земном, - Вирсавия, я так рада за тебя! Так рада... Ты не представляешь, как учителям приятно узнать, что их ученики счастливы.
  - Да, я счастлива, - просто сказала Вирсавия - к видимому удовольствию мужа. И ее лучистые глаза подтверждали каждое слово.
  - Дай Бог вам! - Валентина Александровна почти прослезилась.
  - Нельзя поминать имя Господа всуе, - назидательно проговорил Мэт.
  Не успели они пообедать, как прибежал Данька и утащил Мэта куда-то. Вирсавия была рада, что осталась одна. Нужно было написать письмо. Она решила доверить прощание бумаге - так проще. Их слишком много, а она - одна.
   "Дорогие мама и папа! Дорогой Мэт! (ужас какой, дальше только остается написать "сердечно поздравляю!" Но она спешила. И оставила так)
  Мэт, я ухожу от тебя. (зачеркнула) Мэт, я ухожу к человеку, которого люблю. Прости меня. Я знаю, ты сможешь. Мама и папа, я люблю вас. Не вините себя, вы все делали правильно. Со мной будет все хорошо. Я потом позвоню".
  Получилось банально, но Вирсавия и не гналась за литературными изысками.
  Она спрятала листок. Ближе к восьми часам достала, выложила на стол, прижав вазочкой. Не бросается в глаза. Но если искать "улики", то заметить не сложно. Быстро оделась и спустилась из своей комнаты.
  - Ты куда, Вирсавия? - спросила мать из кухни.
  - В магазин. Что-то шоколадку захотелось.
  - Так у нас есть, в холодильнике.
  - Я ореховый хочу, там обычный.
  Мать вышла, посмотрела на нее с улыбкой.
  - На ночь глядя шоколадку?
  - Почему нет? - Вирсавия тоже улыбалась. С матерью она прощалась не навсегда. Знала - та все равно рано или поздно простит. Поэтому боли не было.
  -Давай я с тобой схожу?
  - Не надо, ты же готовишь.
  -Раньше ты как-то не налегала на шоколад. Ты не беременна случайно?
  - Не знаю, мам. Я пойду?
  - Поздно, ночь на дворе. Я сейчас оденусь. Готовка никуда не денется.
  Вирсавия заволновалась. Соображала быстро. Нашла выход.
  - Да что ты будешь отвлекаться. Давай я с Далилой схожу.
  И, чтобы не дать времени матери возразить, крикнула:
  - Даля, Даль, иди сюда!
  От сестры будет легче отделаться. Очень хотелось поцеловать мать на прощанье, но Вирсавия боялась возбудить подозрения.
  Далила собиралась долго, и Вирсаия уже ругала себя - надо было выйти раньше. Но Влад дождется! Это даже хорошо, она придет, а он уже там.
  Вирсавия представила, как быстро обнимет сестру - теперь она была рада, что с кем-то из семьи сможет попрощаться вживую - и нырнет в тепло его машины. Рука в кармане ощущала глянцеватый прямоугольник паспортной обложки. Было тревожно и - хорошо.
  Далила стала задавать вопросы про Америку, и чтобы не говорить самой, Вирсавия попросила сестру пересказать рождественскую проповедь. Даля вздохнула. Но отказать не посмела, боясь выставить себя "неправильной" христианской. Это надолго. Теперь можно отдаться своим мыслям.
  Они уже вышли из переулка, и Вирсавия с удивлением обнаружила, что его машины еще нет. Но тут же успокоилась. Краснодар, зима, пробки. В этом городе трудно рассчитать время на дорогу в такую погоду. Они сходили в магазин, через витрину которого Вирсавия то и дело вглядывалась в темноту улицы, подсвеченную фонарями и фарами. Машины не было. Она купила шоколадку, потом долго выбирала еще что-то, кажется - орешки, расспрашивала продавщицу о том, какие лучше, доведя ее до белого каления. Часы на стене магазина показывали половину девятого. Далила торопила. Ей было неудобно за сестру перед продавщицей. Наконец, расплатившись за орешки, девушки вышли. Машины не было.
  - Давай прогуляемся, - предложила Вирсавия.
  - Холодно...
  - Ну тогда иди домой, я сама.
  - Ты что? Ладно, погуляем, только чуть-чуть.
  Далила взяла сестру под руку. Сколько они так ходили - туда-сюда по тротуару? Им даже посигналил кто-то.
  - Вирсавия, пойдем домой, я ног не чувствую, - просила Даля.
  - Не хочу. Я улетаю послезавтра, мне по нашему району походить хочется.
  - Ну ладно, - обреченно вздыхала Далила и проходила с сестрой еще одну бессмысленную стометровку - туда-сюда.
  - Ты уже вся дрожишь, ты замерзла.
  И она, действительно, дрожала. Но не от холода - от снедавшей ее тревоги, отчаяния и (она боялась себе в этом признаться) уже потянувшего горьким дымком разочаровния.
  - Вирсавия! - голос за спиной заставил на мгновенье обрести надежду. Но еще не обернувшись, она понимала - не он.
  Их догонял Мэт.
  - Вот вы где? - с облегчением говорил он. - А я пришел, жду тебя, жду. Мне говорят - пошли в магазин. И все уже переживают, что вас так долго нет. А вы чего тут делаете?
  - Вирсавия прощается с Краснодаром, - серьезно сказала Далила.
  - Который час? - спросила Вирсавия.
  - Да почти десять уже. Загулялась моя женушка.
  Муж приобнял Вирсавию за талию, повел домой. В висках стучало "Он не приехал!!!"
  Только отдав в руки Мэта накалившееся холодом пальто, Вирсавия вспомнила, что на столе осталась записка. Поднялась за мужем наверх, прямо на глазах у него, не таясь, взяла из-под вазы листок, и, аккуратно сложив в четвертинку, зажала в ладони.
  - Что это? - удивился Мэт.
  Она повернулась, посмотрела на него - спокойно, даже беспечно:
  - Одноклассница адрес дала, будем переписываться.
  - Неверующая?
  - Неверующая. Ты против?
  - Ну, я бы не хотел, конечно, чтобы у тебя... были контакты в этой сфере.
  - Ну тогда и я не хочу.
  Она скомкала бумажку, так, чтобы уже ничего невозможно было прочитать, и открыв окно, выбросила лживое письмо (ни к кому она не уходила) в зимнюю ночь. Его подхватил ветер.
  Рот наполнялся соленым - из закушенной губы...
  
  Гл. 50
  Мать звонила еще раз, потом Таня - он не брал. Опять, поди, устроили заседание военного штаба и разработали новую стратегию, которую спешат на нем опробовать. Он поговорит потом - со всеми. Когда Вирсавия будет рядом. Здесь, в этой квартире. А пока - Гори оно огнем!
  
  Потом пришло смс - от Тани.
  "Катя не с тобой уехала?"
  Он ничего не понял. Перезвонил.
  - Владик, скажи честно, ты Катюшу увез? - в голосе жены переплетались страх и надежда.
  - Нет.
  - Влад, Катя до сих пор не возвращалась, - (тревога). - И сотовый ее молчит - недоступен. Я уже твою маму вызвала, попросила посидеть с Соней. Сама ходила искала.
  - Постой-постой! Так с утра и нет ее?
  
  - Нет! - в голосе жены билась паника. - Она с подругой гуляла, Алинкой. А потом Алинку домой позвали. И все! Не видел ее никто больше!
  Влад слышал, что жена плачет.
  - Я сейчас приеду.
  
  Он ходил по близлежащим дворам, выныривая на остановки, опрашивал редких прохожих - кто в такую погоду вылезет из дома? Сотовый постоянно звонил: то Таня, то мама, то Джон - его позвали на помощь. Какие-то люди - соседи и просто неравнодушные - подключились к поискам, его самого остановила пожилая женщина и спросила:
  
  - Мужчина, вы девочку в рыжей дубленке не видели?
  
  - Я - отец, - хрипло выдохнул Влад. И женщина посмотрела на него с сочувствием, жалея.
  Становилось страшно. Алина рассказала - Катя слышала утренний разговор. По словам подружки - не очень-то и расстроилась. Говорила о том, что будет опять как раньше видеться с папой только по воскресеньям. Не плакала. Но кто знает, что происходило у нее в душе? После ухода Алинки она словно испарилась. Где она? Сидит в каком-нибудь подъезде? У знакомых? Убежала из дома в знак протеста? Куда? Зимой, в мороз?
  
  Сообщили в милицию приметы, номер отключенного сотового.
  Из квартиры мама и Таня звонили всем одноклассникам, подружкам по вокальной студии, преподавателям. Никто ничего не знал!
  
  Выдернув в очередной раз из кармана сотовый, он увидел - скоро восемь. Надо привезти Вирсавию и потом вернуться сюда. Пошел (побежал) к машине. Опять звонок. Мама.
  - Влад, Тане плохо. Поднимись сюда.
  
  - Мам, вызови скорую. Я буду через полчаса.
  - Влад! Поднимись! Я не могу и с ребенком и с ней.
  
  Взлетел по лестнице на свой третий. В Квартире стоял запах нашатыря, орала, до хрипов, оставленная в кроватке Сонечка, Анна Сергеевна хлопотала возле полулежавшей в кресле Тани - очень белой.
  - Возьми ребенка! - крикнула мать.
  - Лучше ты.
  Он пошел к жене, помог ей выпить воды, растирал руки, спрашивая - торопливо - "Ну что, тебе лучше? Лучше?" Соня успокаивалась.
  - Держала Сонечку на руках и стала терять сознание, - торопливо объясняла мать. - Уронила.
  - Ты скорую вызвала?
  - Не надо скорую, - Таня медленно садилась в кресле. - Мне лучше уже.
  - Точно? Лучше?
  - Да, иди, Влад. Иди, ищи Катю.
  В дверь позвонили, и он крикнул: "Открыто!"
  
  Вошел молодой парень. Обычный. В обуви по ковру. Спросил:
  - Девочка лет десяти в рыжей дубленке и белой шапке - ваша дочь?
  - Ей девять, - поправил Влад и вдруг увидел в оправе расстегнутой молнии полицейский мундир.
  - Что случилось?
  Парень глянул на бледную Таню, на Анну Сергеевну, истово качающую младенца и кивнул Владу.
  - Выйдем.
  - Что случилось?
  - Поедешь на опознание.
  За спиной полоснул животный крик Тани.
  Гл. 51
  Опись личных вещей. Одежда. Сотовый телефон Nokia C3, который разбился при падении. Золотое украшение с кулоном в форме "звезда". Особые приметы - шрам на левом локте - в три года сорвалась с детской горки на бетон. Еще до знакомства с ним. Небольшое родимое пятно не ярко выраженной пигментации - 2 мм на 5 мм - над поясницей.
  
  Как здесь холодно? Почему она голая? Кто ее раздел? Так положено... Наденьте на нее что-нибудь... Вы узнаете свою дочь? Наденьте на нее что-нибудь! Вы узнаете свою дочь?! Оденьте ее!!!! Принесите воды, человеку плохо. Вы узнаете свою дочь? Катя... Катя!!!! Дыши, парень, дыши. Вот так, молодец.
  
  Запиши: Богданова Екатерина Владиленовна.... Владленовна! Аня, пиши - Владленовна. Дата рождения...
  
  Курить хочешь? Аня, сделай чаю. Не хочешь чаю? А водки хочешь? Выпей, только не много, тебе еще к следователю.
  
  Все эти слова долетали как сквозь снег. Несколько лет назад он учился кататься на сноуборде. Съехал с дорожки, сорвался и весь ушел в сугроб. Пока друзья откапывали, вот так же доносились их голоса - то разбиваясь на четкие звуки, то ускользая от понимания. И совершенно не понятно было - где верх, где низ, в какой стороне спасенье, а в какой - гибель.
  
  Следователем оказалась женщина, молодая - может, даже моложе Влада (да что ж они здесь все такие зеленые? практиканты?) говорила строго, очень по-деловому. Послушно отвечая на ее вопросы, Влад назвал свои данные для протокола. Он успокоился. Это в морге было жутко. Здесь, в уютном кабинете с новой мебелью и светлыми обоями - нормально.
  
  - Что-то могло подтолкнуть вашу дочь к самоубийству?
  - Что?
  Следователь повторила свой вопрос.
  - Какое самоубийство?! Ей девять лет!
  - Почти десять. В статистике суицидальных случаев среди детей и подростков самый опасный возраст - 10-14 лет. Но дети и младше кончают с собой.
  
  - Этого не может быть... Катя хорошо учится. Она поет...
  Он говорил о дочери в настоящем времени. А как еще он мог говорить?
  
  - Около восьмидесяти процентов случаев приходится на детей из благополучных семей.
  Следователь рассказывала сухо. Труп девочки нашли возле недостроенного дома. Назвала адрес. Влад был возле него. Искал дочку, но - живую. Не запорошенное снегом тело. Звал, и - убедившись, что никто не отвечает - ушел. Катю обнаружила женщина с собакой.
  
  Влад ерошил волосы, словно пытаясь уложить в голове эту информацию. Она не помещалась. Не желала восприниматься.
  
  - Вспомните, может что-то случилось? С подругами поссорилась? Может за что-то наказали, поругали? Или в семье конфликт. Знаете, разные случаи бывают, иногда такая мелочь с точки зрения взрослых может послужить причиной. Детская психика нестабильна.
  
  И он рассказал об утреннем разговоре с Татьяной. И о том, что удалось потом узнать от Алинки. Хватаясь за соломинку, повторял:
  
  - Но она была спокойной, как обычно.
  А потом:
  - Мы даже не думали, что она слышала.
  Следователь закрыла папку и сказала:
  - Ну вот, а мы тут ходим вокруг да около.
  - Но... может... несчастный случай?
  - Мы не исключаем эту версию, - сказала следователь, и голос ее стал неожиданно холодным, - Ваша дочь любила гулять по стройкам?
  - Что? Нет конечно. Что ей там делать.
  - Она могла пойти туда с незнакомым человеком?
  - Вряд ли... Она...
  - Дочка была привязана к вам?
  Влад молчал.
  - Дочка была привязана к вам? - повторила следователь.
  - Да, - выдохнул Влад.
  - Понимаю, всегда хочется найти себе оправдание.
  
  И голос ее звучал враждебно. У нее была восьмилетняя дочь. Два года назад от нее ушел муж. Она была еще молода и не научилась прятать чувства, как того требовала профессиональная этика, поэтому теперь смотрела на Влада с плохо скрываемым укором. С презрением, смешанным с жалостью.
  Кто только на него потом так не смотрел: Таня, ее многочисленные станичные родственники, соседи, даже Джон. Даже мама.
  Именно в кабинете следователя на него впервые навалилось чувство вины, так что стало ощущаться физически: как будто изнутри его залили свинцом и теперь этот свинец терзал и давил на каждый нерв, каждую клетку. И с тех пор оно никуда не девалось: выстужая его, растаптывая. Он даже не мог по-настоящему горевать по дочери. Разве убийцы оплакивают свои жертвы?
  
  Гл. 52
  Думал ли он о Вирсавии? Ее образ появлялся где-то на горизонте сознания, силясь пробиться сквозь серый холод, но как только появлялась безумная надежда - прижаться к ней и ощутить себя живым, сознание тут же выключало это маленькое солнце, как выключают красивую и радостную музыку, неуместную на кладбище.
  Он не помнил, как занимался похоронами, его посылали - и он ехал, ему говорили - и он делал, заказывал, платил. Мама непрерывно плакала. Соню он не видел - кажется, ее забрали родственники в станицу. Он ни разу не спросил о ней. Таня была как восковая кукла - на успокоительных уколах. На кладбище она где-то взяла пакетик с фруктовыми конфетами, и ела их, пока закапывали Катю. Какая-то женщина сзади сказала: "Вот людям все пофиг. Ребенка до смерти довели, и конфеты жрут". Влад повернулся и ударил ее - наотмашь. Он в первый раз в жизни бил женщину. И даже не запомнил, а может и не увидел ее лица. Она ругалась и грозила полицией, Джон орал на него: "Ты со всем с катушек съехал, придурок?!" И вдруг Таня словно ожила, кинулась к нему, она била его, швыряла в него комьями глины - в Краснодаре недолго снежит, и зимняя земля быстро превращается в голую грязь, - кричала: "Будь ты проклят! Будь ты проклят! Ненавижу!" И он с удивлением понял, что ее слова его не трогают, не вызывают ни жалости к ней, ни сочувствия, ни злости. Ни боли...
  После похорон Таня сразу уехала - к своим. Он остался в квартире, спотыкался о табуретки, на которых стоял гробик, когда-то спал, когда-то смотрел телевизор, или просто смотрел - перед собой. Продукты привозила мать. Они нарастали бесполезной горой в холодильнике, и обнаружив на третий или четвертый день эти залежи нетронутыми, Анна Сергеевна разрыдалась:
  - Господи, ну что ж ты. Катю угробил и себя угробить решил? Как же мне жить-то дальше... Ешь!
  Он пожал плечами, и что-то съел, не чувствуя вкуса.
  - Влад, соберись! Ты же мужчина. Ты Тане и Соне должен быть опорой, - говорила она, - Что ты как тряпка.
  Наверное, хотела уязвить. Он точно знал, что ни Тане, ни Соне он не нужен. И они ему - тоже. Как зубу, который висит на нерве, лучше совсем без нерва - отдельно от десны. Иначе все время будет болеть.
  Через неделю приехал Джон. Положил перед ним две бумажки.
  - Что это? - равнодушно спросил Влад.
  - Один договор - мне фирму, тебе деньги за половину. Второй - наоборот. Я работать с тобой больше не буду.
  Влад подписал.
  - Деньги Тане отдай.
  - Думаешь, ей теперь нужны твои деньги?
  - Ну... Соне на счет положи.
  - Как скажешь.
  - Спасибо.
  Джон встал, прошелся по комнате - неуютной, пыльной, начинавшей по углам затягиваться паутиной. Зачем-то сказал:
  - Я про тебя и Лиду все знаю.
  Хотя и без слов было понятно.
  Потом:
  - Я ее простил, а тебя - не смогу.
  Потом:
  - Убить бы тебя, суку.
  - Убей...
  - Да пошел ты... Живи. Сам себя сгрызешь.
  И ушел.
  Влад оделся, вышел на улицу. Было холодно и голо. Какой-то мужчина окликнул его:
  "Ей, брат, есть сигареты?" Влад улыбнулся ему и покачал головой.
  Ничего у меня нет, - думал он - ни друга, ни жены, ни детей. И ее тоже нет... Он впервые подумал, что она тогда, должно быть, ждала его. Ну а что он - такой - может ей дать...
  Он брел по городу, час или два, обнаружил себя на Тургеневском мосту, низу чернела Кубань. Он смотрел в маслянистую воду и думал, страшно ли было его девочке? Тогда внизу был снег. Почему? Почему она это сделала? Он снова и снова вспоминал ее лицо - спокойное, даже слегка веселое. Она играла? Получается - играла, ведь услышала же, не могло ее это никак не тронуть? А он, в погоне за собственным счастьем, даже не подумал с ней поговорить, найти слова - для НЕЕ. И все-таки что-то во всей этой картине не вязалось, не вставало на свои места... Запускал и прокручивал эту картину - Алина убегает домой, Катя остается одна. Что творится у нее в душе. Ему казалось, как хорошо они расстались с Таней, без скандала, без взаимных упреков. Даже квартирный вопрос сразу решили (он горько усмехнулся) - идеальный развод, такой же идеальный, какой со стороны была их семья. Катя-Катя...
  Он впервые разрешил себе думать о ней, и это была горькая нежность. Он пытался узнать, понять ее в тот день, взять на себя ее отчаяние, но - ничего не было. Вместо этого он вдруг ощутил дикий страх, от которого внутренний свинец пошел червоточинами. Катя-Катя...
  
  Гл. 53
  Мать ждала у дверей. Она плакала, а соседка утешала ее и давала что-то в стакане. На лестничной площадке пахло валерьянкой.
  - Явился? - накинулась Анна Сергеевна на Влада. - Я уже места себе не нахожу! Стучу, звоню, зову - ты не открываешь! Разве так можно, Влад? Я уже не знала, что подумать!
  Соседка глянула на него с укором, покачала головой и ушла к себе.
  Она вошла следом за ним в квартиру, все также причитая.
  - Мам, ну успокойся уже, - попросил он устало, - Я вышел - пройтись немного.
  - А телефон почему не взял? Я звоню - никто не отвечает.
  - Да как-то не подумал...
  - Ну почему ты ни о ком никогда не думаешь? Влад, почему ты эгоист такой... Я уже чего только не передумала! Боялась, что ты с собой что-нибудь сделаешь. А ты - просто гулял???!
  - Да, мама, я просто гулял. Ходил, смотрел, воздухом дышал. А должен был под машины бросаться? Ты этого ждешь от меня?
  Она закрыла лицо руками и опять заплакала, перемежая всхлипы словами:
  - Как так можно? Как? Так бездарно жизнь свою разрушить? Влад, ведь у тебя все было! Семья такая хорошая, работа, квартира, деньги. Многие только мечтают о таком. Нет, все тебе мало было! И остальные гуляют, понять можно. Но тебе надо было так, чтобы все рухнуло!
  - Мама, - сказал он очень тихо, - Пожалуйста, хватит лезть в мою жизнь и в мою постель. Иди домой.
  - Что??? И это мне за все, что я для тебя сделала и делаю? От тебя же все отвернулись, одна я тут хожу, кормлю тебя. И если б ты меня слушал хоть немного, ничего бы этого не случилось. И Катя была бы жива! Ты это понимаешь?
  - Мама, я прекрасно понимаю, что виноват в смерти Кати.
  Голос его был ледяным.
  - И все? Это все, что ты можешь сказать?
  - Уходи.
  - Я уйду, Влад, я уйду...
  Она открыла сумку, достала оттуда несколько судочков с едой, поставила на тумбочку в прихожей. И ушла.
  Он сполз по стене и обхватил голову руками. "А может, действительно..." Его сознание перебирало варианты: броситься с крыши, выскочить под машину (отмел сразу, человек за рулем не виноват), вскрыть вены (не может), повеситься. Но визуализация собственного тела болтающегося в петле ... рассмешила его. Он сидел на полу и посмеивался, представляя распухший синий язык, выпавший изо рта.
  Дверь резко распахнулась. "Наверное, вернулась мама", - устало и с некоторым облегчением подумал Влад, он уже жалел, что обидел ее.
  Но в прихожую вошла Лида.
  - Я водки принесла. Будешь?
  - Буду, - согласился он, нисколько не удивляясь ее приходу.
  Она нашла на кухне стаканы, крикнула оттуда:
  - Жрать есть что у тебя?
  - Здесь, в прихожей.
  Лида вернулась за судками, проверила. Перетащила все это в зал, быстро обустроила на журнальном столике. Потом, заметил лишние здесь табуретки, оттащила их за два раза на кухню, и только после этого села на подлокотник кресла, налила себе и ему.
  - Джон у тебя был?
  - Был.
  - Я могу объяснить, почему ему сказала.
  - Не надо, Лид, все нормально.
  - Тебе, конечно, сейчас ничего не надо, - взвилась она, - У тебя депрессия. А меня совесть ест. Поэтому я буду объяснять.
  - Ну...
  - Я когда мне сказали про Катю... - она глянула на него, не больно ли ему от ее слов, но лицо его оставалось спокойным. - Так вот, я когда услышала... Со мной истерика случилась. Ведь это и из-за меня произошло. Я же тебе тогда написала, что Вирсавия у меня. Но даже не это. Я на секунду представила, что все это могло случиться раньше. Месяц назад, например. Пока мы (она выделила слово) встречались. И твоя Катя могла нас где-то увидеть. Мне так страшно стало. Я все Джону рассказала. Ты злишься на меня?
  Он отрицательно покачал головой, не глядя на нее.
  Лида соскочила на предыдущие рельсы:
  - Я как только на мгновенье представила, что могу быть виновата... Как ты с этим живешь, Влад?
  Он молчал. Что он мог ей сказать?
  - Мне Вирсавия писала, спрашивала о тебе. Я не смогла ей рассказать. Еще и ей - нести это на себе...
  - Да, так наверное, это лучший вариант.
  Он понимал, что Лида оберегала ее от чувства вины, но от того, что теперь Вирсавия будет считать его подлецом, который не приехал просто из-за собственной прихоти, стало горько. Ну что ж...
  - Нельзя тебе так, Влад. Тебе уехать надо! - сказала она вдруг.
  Он поднял на нее удивленный взгляд.
  - Помнишь, я тебе о брате своем говорила Денисе? Он в Москве сейчас работает. Как раз по вашему профилю. Он к нам в отпуск приезжал, завтра возвращается. Поезжай с ним. Там тебя никто знать не будет, ты никого.
  Влад молчал. Ехать никуда не хотелось. А Лида продолжала:
  - Он с работой поможет. И жить тебе будет где. Денис с парнем одним квартиру снимал, а теперь к девушке своей ушел. Этот парень - Саша, кого-то на подселение себе ищет. Он вроде не плохой.
  Она встала, прошла по комнате. Остановилась напротив Катиного рисунка "Мама, папа, я, Соня" - самая свежая версия, нарисованная уже после рождения сестры.
  - В этой квартире, в этом городе ты загнешься, Влад.
  - Может это и правильно, справедливо?
  - Влад, а если она не сама? Может она там просто играла, в этом доме? Я в детстве с пацанами по стройкам скакала. Ведь может такое быть?
  - Да не ходила Катя по стройкам никогда... Но, - он грустно улыбнулся, - я бы хотел так думать. Потому что я - трус.
  Лида села с ним рядом, прижалась к нему. Провела ладонью по щеке:
  - А ты совсем зарос.
   Он попытался ее слегка отстранить - не обижая. Но она убрала его руку:
  - Не собираюсь я тебя соблазнять. Я тебя - жалею. Или ты хочешь сказать, что тебе моя жалость на фиг не нужна?
  - Нужна, - сказал он тихо.
  Она обняла его и сидела так - долго. Может полчаса, может час. Потом вскочила. Улыбнулась. Тряхнула головой:
  - Сеанс психотерапии закончен. Давай вещи твои собирать.
  - А Денис на чем хотел ехать?
  - На автобусе, так что вам с утра на вокзал еще за билетами.
  - Я на своей машине поеду.
  - Там с машинами проблемы - ставить некуда. Стоянки дорогие.
  - Ничего, как-нибудь разрулим.
  - Хорошо, тогда я ему скажу - пусть к тебе утром заскакивает?
  - Я сам заеду, во сколько удобно будет?
  - Ты точно заедешь, Влад?
  - Точно.
  
  Гл. 54
  К вечеру следующего дня после несостоявшегося бегства с Владом на смену отчаянью пришло беспокойство. Вирсавия стала думать: "Вдруг с ним что-нибудь случилось?" Сознание рисовало ей страшные картины пожаров и автомобильных аварий, разбойных нападений и даже терактов. Хотя она понимала - о таком происшествии обязательно стало бы известно, но пока до их маленького мира неспешно доплывут новости - через соседей и продавцов магазинов, пройдет время, ведь ни телевизора ни радио у них не было, и "мирских" газет они не выписывали. А ведь в Краснодаре уже были взрывы на остановках общественного транспорта. И тогда погибли и оказались серьезно травмированы люди.
  Она пыталась ему позвонить. Сделать это было не просто - в доме было слишком много народу, приходили какие-то люди из церкви, общались с Мэтом, решали разные вопросы, дарили подарки, молились. Наконец она улучшила минутку, когда в комнате, где стоял телефон, никого не оказалось, и набрала номер Влада. Но бездушный голос робота ответил "...абонент вне зоны доступа". Тут Вирсавия всерьез перепугалась. Она опять и опять, уже не обращая внимания на невольных зрителей, подходила к аппарату. Главное, услышать его голос, убедиться, что жив, а узнать подробности можно и потом. Однако в этот вечер ей суждено было общаться только с роботом. Потому что "абонент" разговаривал со следователем, решал вопросы с сотрудниками похоронного агентства, забирал свою девочку из морга. А как известно, в этих местах не положено оставлять телефон включенным.
  Вечером она опять отпросилась в магазин, надеясь, вдруг он приедет сегодня. С ней пошел Мэт, и она слишком не изворачивалась. Чтобы отделать от мужа. Если увидит машину Влада, найдет способ дать ему знак и выбежать попозже, уже в одиночестве. И на заветном месте маячил какой-то автомобиль, заставив на мгновенье ее сердце трепыхнуться в груди до темноты в глазах, но тут же она поняла, что обманулась - машина не его.
  Вернувшись, она не находила себе места, и домашние то и дело спрашивали "Что с тобой? Тебе не хорошо? Что-то случилось?" Она отвечала: "Переживаю из-за отъезда", "Не хочется с вами расставаться" или еще что-то в этом роде, и они понимающе кивали, обнимали, говорили слова ободрения.
  Незаметно она вытащила у отца сотовый телефон - в их семье только Марк пользовался этим гаджетом. Наверное, как наиболее морально устойчивый. Детям любого возраста телефоны были не положены. Вскользнув на кухню, хотела опять набрать Влада, но что-то остановило. Может быть боязнь тратить время, которого и так - в обрез - на "диалог" с бездушным роботом. Вместо этого позвонила Лиде. Если что-то произошло, та, наверняка, знает. Подруга не брала трубку, но ее телефон был жив и подпитывал надежду длинными призывными гудками. Не в силах ждать, Вирсавия набрала смс: "Что с Владом? Ты что-то знаешь?" Минут пять плотного, забитого под завязку нервными вибрациями ожидания оборвались сигналом телефона, пришел ответ "все нормально". Вирсавия тут же нажала кнопку вызова, но Лида, только что набившая смс, трубку не взяла. И Вирсавию скрутило от невыносимой догадки: "Влад вернулся к Лиде???" От этой мысли захотелось отмахнуться, но она заставила себя думать. Лида гораздо удобнее, чем она, Вирсавия. Ради Лиды не надо уходить из семьи, их обоих такое положение дел устраивает. А то, что случилось в гостинице... Ну что ж, минутное помрачение. Да и что там говорить - оно вполне в стиле Влада. Мог же он оставить дочь на Дне Рождения и примчаться к Вирсавии, а потом, обманув жену, обманув ее, быть таким нежным и искренним, таким страстным и трепетным, что она поверила без легкого облачка сомнений - он ее любит!... Если б не позвонила жена...
  И просил он ее уйти от Мэта под влиянием внезапного импульса. Потом, возможно, вернулся домой, посмотрел на своих детей, и понял, что нельзя приносить семью в жертву сиюминутным желаниям. Он оказался порядочней и сильнее, чем она, готовая ради него бросить Мэта, причинить боль родителям, братьям, сестрам. Но как же это больно!
  Она забилась в свою комнату и рыдала, кусая подушку, пока ее не нашел Мэт. Растерялся, пробовал утешить, сбегал за водой. Хорошо, что все можно было списать на расставание с родными. Потом пришла мама, обнимала ее и гладила по голове и говорила: "Ну что ты. Глупенькая, вот летом к нам опять приедете. Разве для Господа существуют расстояния? Он все усмотрит, девочка моя". А ей почему-то становилось жутко от этих слов. Господь усмотрит, усмотрит. И она больше никогда не увидит Влада.
  Вирсавия не слышала, когда в комнате появился отец. Может, вошел вместе с матерью, может - позже. Но именно его ровный сильный голос прекратил истерику. Он подошел к кровати и несколько раз сказал: "Успокойся, успокойся, успокойся!" Она подчинилась. Ему она привыкла подчиняться.
  - Оставьте нас! - бросил Марк зятю и жене и те тоже вышли с готовностью, осторожно прикрыв двери.
  Отец достал из кармана собственный сотовый телефон, открыл смс.
  - Кому ты это писала и о ком ты это писала?
  - Уже не важно, - сказала она обреченно.
  - Мне - важно. Влад - это тот парень, к которому ты убегала прошлой весной?
  Ее молчание говорило громче всяких слов.
  - Что ж, давай я тебе объясню положение дел. Своим необдуманным поведением ты ставишь под удар не только себя и свое семейное благополучие, свое репутацию, свое будущее. Но и всю нашу семью. Ты прекрасно знаешь, что семья пастора живет за счет церкви. А нашу церковь питает Господь путем десятины и помощи от наших американских братьев. В первую очередь - благодаря этой помощи. Пастор не может иметь дочь-блудницу. Поэтому, если ты совершишь какую-нибудь глупость, и в результате этой глупости от тебя откажется Мэт, я потеряю доверие наших американских братьев. Я не смогу больше руководить церковью, так как пастырем может называться только тот, кто детей имеет верных, как сказано в Писании. Ты уничтожишь мою репутацию, ты разобьешь сердце матери. Твои братья и сестры, приходя на служение, будут вынуждены каяться за твое поведение. Ты понимаешь это? Но и это не все. Узнав, что дочка пастора смогла пойти на такое, как ты думаешь, сколько христианок дрогнет, сколько из них скажет в сердце своем: "Ей можно, а нам - нельзя?" И их грех тоже будет на тебе.
  Она смотрела на него во все глаза, не в силах выговорить ни слова.
  - Это все - очень серьезно. Сатана искушает тебя, чтобы поставить под удар меня, поставить под удар всех нас. Помни, Вирсавия, достаточно найти одного предателя, чтобы взять непреступную крепость!
  Она молчала, и по щекам ее текли слезы - слезы стыда.
  - Завтра ты уедешь, - продолжал Марк. - И я не хочу видеть тебя здесь ни летом, ни через год. Ты приедешь только тогда, когда сердце твое успокоится, когда ты будешь уверена, что любишь Мэта. Когда у вас появятся дети. Ты слышишь? Ты не войдешь в этот дом без моих внуков.
  Вирсавия кивнула.
  - Ну вот и хорошо. А сейчас умойся и приведи себя в порядок. Потом спускайся вниз. Скоро придут братья - на молитвенное служение.
  Через полчаса Вирсавия и Мэт стояли в центре круга, образованного старейшинами церкви. За них молились. Для них просили хорошей дороги, просили "усмотреть все проблемы", просили благополучия на семейную жизнь. Просили детей.
  
  
  
  Гл. 55
  Ей снился зал, в котором проходили служения, до отказа заполненный верующими. Ее отец читал проповедь, по своему обыкновению сопровождая ее говорящими жестами и проникновенными взглядами. И вдруг за его спиной на огромном экране, куда транслировали во время прославления слова песен, появилось изображение двух сплетающихся тел, и Вирсавия с ужасом узнала себя и Влада. Это было настолько неестественно, настолько стыдно, даже грязно здесь, в этом помещении, где люди молились и славили Бога, что зал мгновенно взорвался негодованием, заревел, кто-то в голос молился, кто-то бежал к сцене, стараясь закрыть своим телом от остальных хотя бы фрагмент того воплощения греха, который метался по экрану.
  А где же она сама? А, вот, сидит в первом ряду, поэтому ей так хорошо все видно - без помех. Отец подходит, подбегает, хватает ее за руку и тащит на сцену. И теперь все крики обличения неслись не в экран, они были направлены на нее, и отец орал ей почти в ухо: "Молись, кайся!" И ей хотелось умереть. Но страшнее всего, жутче было то, что вместо раскаяния и стыда, точнее - вместе с ними, она вдруг стала чувствовать все то, что должна была ощущать девушка на экране - возбуждение, жгучее наслаждение от его прикосновений, и просто звенящую цветную радость от того, что он рядом, что не разделяют их тысячи километров по суше и океану. И эти ее эмоции, эти мысли тоже были видны всем, знаемы всеми в зале, и ей хотелось только одного: раствориться, умереть, перестать существовать, никогда не быть.
  Она проснулась, села в кровати. Дрожала. Дышала тяжело и неровно, словно вынырнула из омута. Сзади на плечо легла рука Мэта.
  - Тебе что-то приснилось?
  - Да, кошмар какой-то.
  - Иди ко мне.
  Он привлек ее, и она с готовностью прижалась к его груди, пытаясь унять дрожь. Сначала его поглаживание по плечу, скрытому тканью ночной рубашки, было приятно, успокаивало, но как только в нем появилась требовательность, нажим, Вирсавия, внутренне сжалась. Совсем не хотелось ей сейчас этого. С Мэтом. Она попыталась мягко отстраниться.
  - У тебя что-то болит? - спросил муж.
  - Нет, просто устала. Эта бесконечная дорога, перелеты, да еще и кошмар приснился. Давай спать.
  Он обиженно засопел, но ничего не сказал. Вирсавия отвернулась, сделала вид, что засыпает, и Мэт вскоре тоже ровно задышал за спиной. Она лежала и вспоминала Лидины слова о биохимическом составе организма, и спрашивала себя - почему так? Почему один взгляд Влада дарил ей эмоций в тысячу раз больше, чем самые откровенные ласки Мэта. Хотя откровенные ласки - и Мэт, это из разных областей. Ну и что? Мэт очень хороший человек, добрый, внимательный. Верующий. Он никогда не предаст ее. Не будет играть ее чувствами. Не будет использовать ее ради сиюминутной прихоти. Неужели на чаше ее внутренних весов он не сможет пересилить Влада? Неужели для нее плотское наслаждение и эмоциональный мир значат больше, чем настоящая любовь и понимание, поддержка и верность? Сколько она плакала из-за Влада: когда сказал, что не любит, когда вскрылся обман, когда не приехал? А Мэт дарит ей ощущение спокойствия и надежности. Может, отец прав, и им нужен ребенок, чтобы все встало на свои места?
  Она не брала свои таблетки в Россию, так как перед отъездом они как раз закончились, но в доме ее родителей Мэт и не настаивал на близости. Его смущал тот факт, что за стеной жили Далила и Соломея. Поняв это, Вирсавия не стала пополнять "секретный запас", собиралась сделать это сразу по приезду, завтра. Но сейчас раздумала. В инструкции к старой пачке было написано, что при желании забеременеть нужно предохраняться другими способами в течение месяца, и уже потом можно приступать к процессу зачатия. Чего ей стоило почти месяц бегать от Мэта, изворачиваться, придумывать различные причины, так как естественно ни о каких "других" способах она не могла ему рассказать. Но, наконец, установленный срок остался позади, и через несколько недель Вирсавия узнала, что беременна, к радости многочисленных родственников и, в особенности, родителей Мэта, которые с нетерпением ждали первого внука.
  
  Гл. 56
  Саша оказался действительно хорошим парнем. Добрый, веселый, даже шебутной, он как-то восполнял ту пустоту, которая осталась в его жизни после разрыва с Джоном. О прошлом Влада Саша не знал, поэтому некоторую закрытость своего нового соседа, нелюдимость, нежелание появляться в шумных местах приписывал характеру.
  - Везет мне на интровертов, - смеялся он, - То Дэн оттенял мое существование своим вечным сплином, теперь - ты.
  Дэн был совсем не похож на Лиду - среднего роста, плотный, с неправильными чертами лица. Философ и флегматик. В душу Владу ребята не лезли - у них было полно своих дел и собственных интересов.
  С работой решилось быстро. Через неделю должен был уволиться сотрудник из фирмы, где работал Денис, и после собеседование начальник гарантированно обещал вакансию Владу.
  А пока Влад гулял по столице, ходил в музеи, на выставки, в парки. Сидя в одном из них и пролистывая Интернет-странички на планшетном компьютере. Он вдруг наткнулся на объявление о вакансиях - в больницу требовался системный администратор. Поехал и сразу устроился на работу.
  - Ты чего? - не понял Саша, узнав об этом поступке. - Ты же крутой программер, а пошел обычным системщиком. Да и зарплата там что-то смешная больно.
  - Ничего, зато обещали слишком не напрягать. Буду шабашить в свободное время.
  - Ну, тоже правильно. В Москоу заказчика по твоему профилю найти не проблема. Это не Краснодар.
  - Да в Краснодаре тоже - не проблема.
  - А че тогда приехал?
  - Да так, - уклончиво ответил Влад. - За новыми впечатлениями.
  - А, из болота провинциальной жизни - на горящий огонек столицы?
  Влад собрался было сказать, что в Краснодаре тоже огоньков хватает, но не стал. Вопросов больше не хотелось.
  В больнице его, действительно, почти никто не трогал. В его обязанности входила поддержка сайта, который создали до него, переписка с другими клиниками и учреждениями, вернее отправка документов, а также обслуживание офисной техники. Работы было мало, и делал он ее быстро, а в остальное время занимался своими делами, лазил по сети, даже фильмы смотрел. Начальство на это закрывало глаза, радуясь, что наконец-то удалось найти толкового специалиста на такую зарплату.
  Он особенно не интересовался тонкостями работы больницы. Знал, что сюда приезжают пациенты со всей страны и даже из СНГ, знал, что основной профиль учреждения - гематология. Остальное его интересовало мало.
  В течение рабочего дня он редко выходил из своего кабинета. Рядом располагалось какое-то детское отделение, и он с удивлением обнаружил, что видеть маленьких пациентов, особенно девочек, ему не приятно.
  Он знал, кто-то из этих ребят не выйдет отсюда - лечили в отделении от лейкозов и тяжелых форм гемофилии, и эта информация рождала смешанное чувство жалости и вины. И, где-то на задворках сознания, преступную с точки зрения нормального человека мысль - эти дети с синевой под глазами, лысенькие, худенькие, уже готовы, их отпустить - можно, но почему же ушла его жизнерадостная и веселая девочка, которая никогда не болела ничем тяжелее простуды.
  Как-то к его кабинету подошла женщина - измученная и усталая, они здесь почти все были такие, матери, находившиеся при детях, и, сильно смущаясь, попросила:
  - Можно я от вас письмо по электронной почте отправлю? Я быстро...
  - Да, конечно, - сразу разрешил он, но женщина продолжала зачем-то оправдываться:
  - У меня Интернета нет на телефоне, модель старенькая. Я раньше у соседки брала, но они выписались, уехали. А новенькие не дают. Я недолго.
  - Да вы садитесь, - он подвинул стул, - Вам с какой почты удобнее отправлять? Мейл, яндекс?
  Она назвала. Села к столу, стала водить пальцем над клавиатурой, постоянно бросая на Влада виноватые взгляды:
  - Я печатать не умею. Наверное, задерживаю вас. Но мне буквально пару строк. Сказать, чтобы дедушка приехал. Я ему смс пишу, а он не понимает, не убедительно, наверное.
  За это время она напечатала от силы одно слово.
  Влад, видя ее малорезультативные потуги найти очередную букву, предложил:
  - Хотите я сам наберу? Если там ничего секретного нет.
  - Ой, нет конечно, никаких тайн.
  Она с готовностью встала, уступая ему место, начала диктовать, поясняя:
  "Дорогой Гриша (это сынок, у него дома компьютер), покажи сразу это письмо дедушке (дедушка с ними остался).
  Дедушка, я вас очень прошу, приезжайте хоть ненадолго. А детей пока оставьте Клавдии Александровне, она присмотрит. Настенька после химии очень слабая, ходить совсем не может, так просится на улицу, а одна я ее вынести не могу совсем. Вы бы хоть на пару деньков приехали, да вместе бы мы ее гулять сводили. Очень жалко мне ее. Погода хорошая такая, а она не может выйти. Я ее позавчера сама понесла, да чуть не уронила.
  - Не слишком много? - встревожено спросила женщина.
  - Да нет, тут ограничений нет.
  - Тогда еще напишите:
  "... Как там Гриша и Коля? Слушают ли вас? Передавайте от нас с Настенькой всем привет. Мы по всем очень соскучились".
  - Ой, еще напишите, пожалуйста: "А Манька как (это корова наша)? Доится еще или уже перестала?" Ну и все: "Любим, целуем, Наталья (это я) и Настенька.
  - С этого адреса отправлять?
  - Да. Ой, постойте. А как же узнаю, что он мне ответил? - и, чувствуя себя очень неловко, женщина попросила, - Можно я завтра заскочу, ответ узнать. Я на секунду, только прочитаю и убегу.
  - Конечно, заходите в любое время. Я в течение рабочего дня тут.
  - Спасибо вам огромное.
  Женщина достала из кармана спортивных брючек смятую купюру в 50 рублей и положила на стол.
  - Вы что?- возмутился Влад, - Заберите сейчас же.
  И женщина подчинилась, спрятала деньги в карман, пробормотала "Извините".
  - Ничего. Вы приходите, не стесняйтесь.
  Она пришла на следующий день с утра. Ответ еще не пришел. И в обед Владу нечем было ее порадовать. Письмо появилось только к вечеру.
  - Сидите-сидите, - остановила его женщина, видя, что он собирается уступить ей свое кресло. - Там то читать пару минут.
  И он, не стесняясь, пробежал сообщение на экране своего монитора вслед за ней.
  "Мама, это Гриша!
  Дед сказал шо не приедет у него денег нету. Да и саседка нас брать не хочевсе патаму шо Колька постояна балуется и никого не слушаеца. С коровой нашей все нармально. Приезжай мама поскорее. Я и Колька очень скучаем по тебе. И дед хочет шобы ты приехала. Он старый и ему тижило. Твой Гриша и твой Коля и твой дед Володя".
  - Грише только девять лет. И он не очень хорошо учится, - словно извинялась за ошибки сына женщина. Она смахнула слезу, еще раз поблагодарила его и пошла к выходу.
  - Наталья! (он вспомнил ее имя). Хотите я завтра с утра вашу Настю вынесу на улицу?
  - Вы что, нет-нет, мне так неудобно, - заговорила она, но в глазах появилась надежда.
  - Да мне-то что, дел на пять минут. Мне не сложно будет. Вы только номер палаты скажите.
  
  Гл. 57
  Настя оказалась совсем легкой, легче Кати, хотя ей уже исполнилось двенадцать. Даже удивительно, что перенос этого почти невесомого длинного тельца мог составить для кого-то проблему. Но посмотрев на Наталью внимательнее, Влад понял, что та недалеко ушла от дочери - кожа да кости, сама еле на ногах держится.
  Пока Настя грелась на зимнем солнышке с абсолютно счастливым выражением на бледном, с синевой, личике, Наталья рассказывала Владу свою историю.
  Сама из деревни, работала в сельсовете бухгалтером, жила с дедом, мать умерла, а у отца другая семья в райцентре. Отец Насти бросил сразу после рождения дочки. Потом вышла повторно замуж, родила сыновей Гришу и Колю, все стало налаживаться, корову купили. И тут как гром среди ясного неба - Настина болезнь. Сначала лечились в районной больнице, и в первый раз все довольно быстро закончилось. Но через несколько месяцев болезнь вернулась, и опять все сначала: химия, анализы, деньги, деньги. Которых не было. Да еще ей и уволиться пришлось, так как таких длительных оплачиваемых больничных по уходу за детьми в стране не дают. Отсидел с ребенком положенное время, - выходи на работу. А как выходить, если во время химии даже спать нельзя, следить за каждой каплей, постоянно вглядываясь в похудевшее личико. Ведь всякое случается: и инсульты, и остановка дыхания, а уж о сильнейших аллергических реакциях и говорить нечего. Отец Коли и Гриши в первое время тянул все на себе: и работал, и с мальчиками управлялся, и хозяйство вел. А в один момент не выдержал, собрался и уехал на Север на заработки, оставив сыновей и дом на старого деда. Денег хоть присылает, и на том спасибо. Деньги им сейчас очень нужны. Случай Насти оказался очень сложным, поэтому удалось выбить квоту на лечение в Москве. И вот они здесь, уже несколько месяцев. В палате почти безвылазно, так как у Насти часто отказывают ноги.
  Сколько таких историй он слышал потом. Им хотелось выговориться, хотелось простого человеческого участия. Это были простые рассказы, у кого-то уже без эмоций, у кого-то сквозь слезы или натянутые нервы - о беспокойстве за оставленных дома других детей, о предательстве мужей, о равнодушии родных. Конечно, у некоторых мужья были настоящие - приезжали, поддерживали, доставали лекарства, работали за девятерых, чтобы вместе, сообща вытянуть ребенка из лап болезни. И женщины гордились ими, хвастались. Но к Владу обращались как раз те, у кого не было такой поддержки, поэтому он слышал совсем другие истории.
  Оказалось, что мужчина, который просто может вынести во двор ребенка, особенно подростка - в больнице сверхценный кадр. А если у этого мужчины еще и машина имеется, на которой можно поехать на другой конец города на обследование, которое здесь не делают, то это вообще - настоящий подарок судьбы. Ведь "химических" нельзя перевозить в общественном транспорте, у них практически полностью отсутствует иммунитет.
  Он делал все, что просили: отвозил, встречал, переносил, забирал на вокзале переданные контрабандой препараты, бегал в аптеку и даже в магазины для тех, кто не мог оставить ребенка, привязанного капельнице, ни на секунду. Он даже поцеловал по ее просьбе Иру - четырнадцатилетнюю девочку, которой врачи уже не давали надежды на выздоровления. И знал, что мать Иры видела их, но ничего не сказала. А через пять дней Иры не стало.
  В больницу приходили волонтеры, в основном девушки и женщины. И у них тоже были свои истории. Например, у Карины, восемь лет назад здесь умерла сестра Розитта.
  "Мы долго собирали деньги, - рассказывала девушка. Всем городом собирали, через газеты, через школу, через библиотеку. Во всех магазинах стояли ящички с фотографией Розитты. Врачи ясно дали понять, что в Армении ее не спасти. И мы собрали нужную сумму и привезли ее в Москву. И все равно не спасли. Может было слишком поздно. А может - невозможно. Это судьба, мы не всегда бываем виноваты".
  О том, что спасти - часто просто невозможно, он уже знал. Уходили дети для которых взрослые, казалось бы, сделали все - собирали немыслимые суммы денег, доставали редкие лекарства, которым врачи проводили ювелирные операции. Но все равно маленькие пациенты иногда умирали, и вместе с горем, вполне естественным в такой ситуации, ведь он их знал, вместе с сочувствием к их родителям, приходило облегчение, и он вспоминал слова Карины "Мы не всегда бываем виноваты".
  С Кариной они подружились. Она была легкой в общении, но без вульгарности, без резкости, очень энергичной, очень правильной - ни к суждениям, ни к жизненным принципам не подкопаешься. С ней он чувствовал себя безопасно, если это слово можно было применить к отношениям двух молодых людей под тридцать. Других девушек Влад сторонился, что очень удивляло Сашу, а особенно Сашину подругу Веронику. Та сначала предпринимала попытки познакомить симпатичного соседа своего парня с девочками-однокурсницами, объясняя его настороженность природной робостью или провинциальным смущением. Но, наткнувшись на глухую стену, оставила это бесполезное занятие.
  - Может, он гей? - спрашивала Вероника Сашу, и тот хохмил в ответ:
  - Вряд ли. Разве он тогда прошел бы мимо такого великолепного экземпляра, как я. А ко мне он не пристает. Может, конечно, тайно влюблен. Но я буду держать ухо в остро.
  Вероника отвесила Саше шутливый подзатыльник.
  - Ты сильно за мое целомудрие не переживай, - продолжал дурачиться Саша, - Он иногда кого-то приводит по ночам. Правда сразу, наверное, за дверь выставляет. Утром я никого не обнаруживаю.
  - Вот-вот, девочек приводит или мальчиков - не понятно, - буркнула Вероника, начинавшая испытывать к новому соседу Саши откровенную антипатию.
  Владу, действительно, иногда невмоготу было бороться с собственным телом, которое не понимания ничего в душевных коллизиях, требовало положенного по возрасту и здоровью. Тогда он снимал в баре какую-нибудь девушку, желательно пьяную настолько, чтобы она не смогла запомнит ни дома, ни лица его, привозил домой, и как можно скорее отправлял на такси по выпытанному еще в полу-трезвом состоянии адресу. Себя после таких сеансов он чувствовал гадко, но подобный сценарий был лучше, чем заводить какие-то длительные отношения.
   Однако эта проблема решилась достаточно неожиданно. Как-то Карина спросила, какая у него группа крови и, выяснив, что первая, попросила сдать для одного из маленьких пациентов, которому требовалось срочное переливание.
  "Отличный образец! Высший класс!" - похвалил Дмитрий Терентьевич, пожилой, а точнее - старенький врач-гематолог, ознакомившись с образцом и передал Влада медсестре, которая быстренько выкачала из него четыреста миллилитров густой красной жидкости. После этой процедуры Влад почувствовал себя неожиданно легко и пусто. Теперь он сам напрашивался на переливания, благо в гематологии потребности в крови есть всегда.
  Он узнал, что на плазму кровь можно сдавать чаще, чем на совместимость по группе, и теперь появлялся в процедурной раз в месяц, а то и чаще, выдерживая лишь минимальный интервал, положенный на восстановление - две недели. Расплатой за такой плотный график стали легкие головокружения, подкатывающая к горлу по утрам тошнота и... полное равнодушие к противоположному полу.
  Гл. 58
  - Влад, ты что, на наркотики сел? - испуганно спросила Анна Сергеевна. Едва увидев сына после долгой разлуки, она заметила изменения в его внешности: похудел, осунулся, под глазами залегла легкая синева. Списала их на отсутствие домашнего питания и нездоровую экологию. Однако следы на венах заставили ее всерьез обеспокоиться.
  - Да ну тебя, мам, - он улыбнулся и быстро объяснил, в чем дело. Она не поняла, пробурчала что-то про возможность заразиться СПИДом или гепатитом С, но страх перед наркотиками отступил и она слегка повеселела, стала рассказывать о последних новостях, которые все крутились вокруг Тани и Сони. Влад морщился, но не перебивал. А Анна Сергеевна была Таней очень недовольна. Она подозревала, что у бывшей невестки завелся ухажер и строила сейчас различные гипотезы.
  - Мам, расскажи что-нибудь другое, - попросил он наконец,- Как бабушка? Дед?
  - Тебе неприятно слушать? Ты что, ревнуешь?
  - Я не ревную, но мне не приятно слушать. Оставь ее в покое уже.
  - Влад, полгода не прошло после смерти Кати, а она уже романы крутит. Ты считаешь, это нормально?
  - Мам, я ничего не считаю. Мне, если честно, все равно, что с Таней происходит. Жива-здорова - и ладно, - и, предваряя реплику матери, передразнил: "Нельзя же быть таким эгоистом, Влад!"
  - Я вижу, у тебя настроение хорошее, - подозрительно проговорила мама.
  - Ничего, если ты будешь в таком тоне разговаривать - это ненадолго.
  Он опять улыбнулся.
  - Да ладно тебе кусаться, - она махнула рукой. - Я же просто посмотреть на тебя приехала. Удостовериться, что с тобой все в порядке. А на Таню так пожаловалась, с досады. Обидно мне, я к ней со всей душой, с добрым советом, как к дочери, а она - отдаляется. Оставили вы меня у разбитого корыта.
  Влад пожал плечами.
  - Ну да, тебе все равно, - обиженно проговорила Анна Сергеевна, но видя, что сына этим не пронять, продолжила, - Женю я видела несколько раз, спрашивал о тебе. Видно, что скучает. Ты что, даже не созваниваешься с ним?
  - Передавай привет, как увидишь в следующий раз.
  Она неожиданно сменила тему:
  - Может ты, Влад, в Краснодар вернешься? Что тебе ловить тут? Там квартира хорошая, а тут на двоих какую-то клетку двухкомнатную снимаете, да и работа, насколько я поняла, не денежная у тебя. Ну что ты в этой больнице забыл? Возвращайся. Я с Геннадием Олеговичем разговаривала. Он обещал тебя в администрацию устроить.
  - Мам, ни-за-что.
  - Ну что ты все улыбаешься?
  - А что мне не улыбаться? Все хорошо, тебе рад.
  - Какой ты легкомысленный у меня, Владик. Все тебе - как с гуся вода.
  Глаза его потемнели - только на секунду. И губы опять тронула полу-улыбка.
  Мать вскоре уехала, а через два месяца позвонил дед и сообщил, что она умерла от инсульта - просто разговаривала с покупательницей в одном из своих магазинов и внезапно упала. В больницу уже не довезли.
  На ее похоронах Влад мог плакать. И это согревало его изнутри, сглаживая, обволакивая боль потери. Он думал о матери с нежностью, вспоминая все те моменты, из которых складывалось его в общем-то безоблачное детство. И одновременно чувствовал себя очень одиноким и очень взрослым.
  Джон подошел к нему и протянул руку. Обменялись несколькими словами, но прежнего ощущения общности не возникло. Да, наверное, и не могло. Лиды с ним не было. Зато он видел Таню с Соней, и понимал, что нужно к ним подойти.
  Девочка смотрела на него настороженно, хмурясь из-под тонких бровок. Она была похожа на Таню и чем-то неуловимым - на Анну Сергеевну. Влад протянул к ней руку, хотел погладить по щеке, но Татьяна осадила: "Не трогай!" И он подчинился. Потом спросил: "Тебе что-нибудь нужно?" Она отрицательно покачала головой, потом вдруг вскинулась и негромко, но очень четко сказала:
  - Катя мне моя нужна. Вернешь?
  Он сглотнул, произнес через силу:
  - И мне тоже очень нужна, Тань.
  - Влад, хватит уже, - голос ее стал еще тише. - Езжай в свою Москву, ешь, молись, люби, развлекайся.
  Влад глянул на нее - живой и резкий, губы дернулись что-то сказать. Но вместо этого он отвернулся и быстро пошел прочь. Таня еще держала памятью глаз его взгляд, что-то в ней надорвалось, заставило идти следом. Она позвала:
  - Влад!
  И потом еще раз:
  - Постой, Влад.
  И потом:
  - Мне нужно тебе что-то сказать! Владик!
  Но он ушел, не оборачиваясь.
  
  Гл. 59
  Карина все-таки вытянула его на откровенный разговор. Они сидели в маленьком полупустом кафе и обсуждали возможность отправить Ярика Сокольского на лечение в Израиль. Вернее, Карина обсуждала. Влад в успех дела не верил. Внутренне он уже попрощался с этим угловатым подростком, где-то в глубине души четко зная, что тот умрет. Появилась у него откуда-то такая способность: вопреки надеждам или, наоборот, приговорам врачей, знать, кто уйдет, а кто выкарабкается. Он никому об этом не рассказывал, каждый раз принимая за случайное совпадение. Да старался глушить этот внутренний голос, так как часто никаких хороших вестей он не нес. Но он, голос, иногда становился слишком настойчивым. И пока Карина с увлечением говорила, что врачи ответили согласием и убедили, что у них большой опыт лечения именно этой формы лейкоза, что найден благотворитель, что мама Ярика вот-вот заберет свежие паспорта на себя и на сына и будет готова лететь в Тель-Авив, в голове ее крутилось: "Бесполезно". Он думал о том, что предстоит этой женщине, когда она останется в чужой стране с телом сына на руках, как будет его оформлять, стиснув зубы, потому что надо, как будет вывозить, чтобы похоронить на родине.
  - Влад, ты кого-то терял? - спросила вдруг Карина без всякого перехода и, отвечая на его удивленный взгляд, продолжила:
  - Я восемь лет в волонтерстве. И я вижу, когда человек делает это просто так, повинуясь душевному порыву, из сострадания, из жалости. И тех, кого приводят собственные потери, тоже видно. Они другие. Часто хотели бы не делать, но делают. У тебя кто-то умер, Влад? Прости, что затрагиваю эту тему.
  Он хотел сказать "Я недавно к матери на похороны летал, ты же знаешь", но понимал, что она спрашивает не об этом. И не стал кривить душой.
  - Да, дочка.
  - Онко?
  Он отрицательно покачал головой.
  - Несчастный случай?
  - Нет. Она покончила с собой. Выбросилась с седьмого этажа.
  Карина смотрела на него в изумлении. Он казался ей очень молодым. Худоба скостила еще пару лет из его 29-ти, и теперь девушка пыталась понять, сколько же было его дочери, чтобы решиться на такой поступок. Когда он заговорил о ребенке, она решила было, что Влад потерял совсем маленькую дочку. Сколько малышей лежат в той же гематологии, осознавших жизнь как сотканную из капельниц, уколов и боли.
  - Как это случилось? - спросила она наконец, не давая себе слабины быть тактичной. Знала, раз уж завела такой разговор, надо ковырять занозы до конца.
  Он рассказал, удивляясь, как все это можно вместить в несколько коротких фраз:
  - Хотел уйти из семьи, говорил об этом с женой. Катя подслушала. Мы об этом потом от подружки ее узнали. Сразу даже и не поняли. Вот... Как-то так...
  - Сколько ей было?
  - Девять. Почти десять.
  Они молча пили остывший кофе.
  - Влад, - Карина накрыла его руку своей. - Ты знаешь, разное бывает. Вот даже у нас в отделении (она всегда говорила "у нас" и была в этом права), иногда смотришь, родители, кажется, невозможное для ребенка сделали, баснословные суммы достали, врачей лучших подключили. А ребенок все равно уходит. А вон Петю Шестакова на прошлой неделе выписали, детдомовского, никто с ним не возился. А он выкарабкался. Это судьба, наверное, внутренние резервы, желание или нежелание жить.
  - Карин, я понимаю, о чем ты говоришь, но это другое. Родители не смогли обеспечить выздоровление, но в болезни они не виноваты. Никто не виноват.
  - Влад...
  - Не надо, со мной все нормально. И давай не будем возвращаться к этой теме.
  - Хорошо, как скажешь...
  Но ее обещания хватило не больше, чем на пять минут.
  - Влад, может тебе к психологу походить? У нас в отделении очень хороший специалист.
  - Какой психолог. Карин, все, идти пора.
  - Кстати, Влад, - она слегка смутилась, - У меня День рождения на этих выходных. Я тебя приглашаю.
  Заметив, что он слегка поморщился, сказала:
  - Я буду отмечать в очень тесной компании. Да ты всех знаешь: Валентина и Наташа с Борисом. Тихо посидим, без помпы. Не юбилей же.
  - Хорошо, я приду.
  Гл. 60
  - У тебя с Владом что-то есть? - спросила Наташа, двадцатипятилетняя девушка-волонтер из тех, которые приходили к детям "по зову сердца". Она занималась с малышами рукоделием, клеила аппликации, рисовала, в общем, пыталась скрасить как-то однообразные будни маленьких пленников больницы, чье заточение иногда длилось годами.
  - Да нет, что ты, - засмеялась Карина, - Мы просто друзья.
  - Ну он же нравится тебе?
  - С чего ты взяла?
  - Я слепая, по твоему? Вы классно вместе смотритесь, я тебе скажу. На твоем месте я бы клювом не щелкала и тащила бы его уже в загс или в крайнем случае в постель.
  - Ну что ты такое говоришь?! - Карина возмутилась и покраснела.
  - Вас, восточных женщин, не понять, - улыбнулась Наташа. - Ну, в принципе с его зарплатой в загс рановато, конечно. Да и ты у нас умница-красавица, может еще москвича подцепишь. Но...
  - И слышать не хочу, - полушутливо-полусерьезно перебила подругу Карина, - Да и вообще, -добавила она примирительно, чтобы Наташа не обиделась (та и не собиралась, к слову) - Разве не мужчина должен делать первый шаг?
  Наташа хмыкнула:
  - Если б я от Бориса первого шага ждала, мы бы до сих пор по воскресеньям в Макдоналдсе обедали. И все. Его смелости хватало только на то, чтобы мне гамбургер купить. Представь, я бы толстела и грустнела без любви, толстела и грустнела.
  Девушки от души расхохотались, представив толстую и печальную Наташу, молча пожиравшую гамбургер, а заодно и Бориса - глазами.
  Карина пригласила гостей для празднования в маленький китайский ресторанчик недалеко от дома, в котором снимала квартиру.
  - Могу я хоть раз в год позволить себе выпить и пойти домой пешком, - объяснила девушка свой выбор.
  Все дружно согласились: "Можешь!"
  Сидели недолго. Танцевать в ресторанчике было негде, поэтому оставалось есть, пить подогретое саке и разговаривать. Первой убежала Валентина, сославшись на дела. Борис с Наташей вышли из заведения одновременно с Кариной и Владом и поспешили к метро. Влад остался проводить Карину. Шел легкий дождик, и на улице почти никого не было - в выходной день без особой причины народ по такой погоде не бегает.
  Когда подошли к подъезду, дождь припустил пуще.
  - Может, поднимешься? - спросила Карина, - Я тебя чаем напою и зонтик одолжу.
  - Чай хоть не зеленый? - улыбнулся он, вспомнив непривычный несладкий напиток в ресторане.
  - Нет, черный. И с сахаром! - с деланным восторгом сказала она.
  - А ты умеешь уговаривать.
  Он выпил две кружки чая, о чем-то оживленно болтая - саке развязывало язык не хуже русской водки, а потом напомнил про обещанный зонтик.
  - Сейчас поищу. Но учти, у меня только в цветочек.
  - Мне будет ужасно стыдно, но я все вынесу. Зонт в цветочек лучше, чем мокрая голова.
  - Могу предложить еще один вариант, - сказала она с улыбкой, - оставайся. Я тебе на раскладушке постелю.
  У него не было причин отказываться, и он остался.
  Карина ждала, что он придет, час, два, ведь по беспокойному дыханию и скрипам раскладушки понимала: не спит. А он думал о Вирсавии. Неистовство дождя за окнами очень живо напомнило ему ночь на Лидиной даче. И все, что произошло потом. В эти мысли-образы влился мягкий извиняющийся голос Карины:
  - Влад, ты не спишь?
  - Нет, - отозвался он.
  - Почему?
  - Не знаю, наверное, дождь мешает.
  - Иди сюда...
  Он не двигался. И молчал.
  - Это из-за Кати? - спросила, наконец, Карина.
  - Нет, Карин. Это из-за тебя. Ты достойна того, чтобы тебя любили, по-настоящему...
  - А ты? ... Не сможешь? Почему?
  - Потому что люблю другую.
  Его ответ удивил Карину. Она как-то и не предполагала, что причина может быть в этом. Но его слова звучали так просто и обыденно, что обиды и разочарования не осталось, только женское любопытство.
  - Почему ты не с ней?
  - На это много причин, Карин. Больше "нет", чем "да".
  - И? Будешь любить вечно и безответно?
  Он искренне изумился:
  - Почему безответно?
  И понял, что не допускает даже мысли, что Вирсавия может разлюбить его когда-нибудь.
  Гл. 61
  На следующий день он позвонил Лиде и попросил электронную почту Вирсавии. Та не хотела давать.
  - Ну зачем тебе это? Все только затихло, сейчас опять начнешь раны отверткой ковырять: и себе и ей.
  - Лид, я как-нибудь сам разберусь. Дашь почту?
  - Дам, что с тобой сделаешь. Но учти, я с ней с ее отъезда не переписываюсь. Может она уже е-мейл давно сменила, может у нее к компу доступа нет, сколько месяцев прошло.
  Он не слушал возражений. Когда по смс пришел адрес электронки, долго думал, что написать. Рассказывать про Катю не хотелось. И вообще - оправдываться. Он решил послать обычное письмо, с рассказом о том, где живет сейчас, где работает, коротко рассказал о Москве, спросил, как у нее дела. Она не ответила. Но снилась ему в течение недели - каждый день. И он знал - письмо Вирсавия получила.
  Она плакала, читая эти стандартные строчки. "Живу с Сашей, он не плохой парень. Чем-то похож на Джона", "Тружусь в больнице сисадмином, работа не ахти, зато много свободного времени", "На прошлой неделе был в Третьяковке".
  Вирсавия поняла, что от жены Влад ушел, хотя о Тани в письме не было ни слова. И это известие наполняло ее обидой и горечью. Ушел - но не к ней. Почему???
  А ей хотелось написать ответ, и она несколько раз принималась печатать. Но на экране неизменно в разных вариациях возникала одна и та же фраза-упрек "Почему ты не приехал?" Она стирала ее, набирала что-то другое. И опять обнаруживала помимо своей воли, как самопроявляющее кровавое пятно в замке с привидениями. "Почему ты не приехал???" Может быть, он ждал этих слов, чтобы все объяснить. Но - не дождался.
  Душевные терзания Вирсавии несколько забивали страдания физические. Она очень тяжело переносила беременность и, как ни странно, была этому рада. Постоянная тошнота, изжога, боли, слабость почти не оставляли ее организму ресурсов испытывать какие-либо сильные эмоции.
  У врача она не наблюдалась. Это не было какой-то традицией церкви. Кто хотел из прихожан, пользовался услугами официальной медицины - это не возбранялось. Но большинство сестер, как и она, вынашивали детей без вмешательства извне, полагаясь на Божью волю. Так было заведено в ее семье и в семье Айвана Мэра, частью которой она стала. Они даже на УЗИ не ездили, считая, что должны узнать пол ребенка в момент рождения, не остужая трепет ожидания преждевременным знанием.
  Рожать Вирсавия тоже собиралась дома, с помощью акушерки Мэридит, которая принимала роды у многих прихожанок их церкви. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Затяжные схватки измотали ее в конец, лишили остатков сил, выжали до лимонной корки и - прекратились. Вирсавия лежала в их с Мэтом спальне на кровати, застеленной мягкой медицинской клеенкой, красной от крови, - одуревшая от боли, в липкой испарине, с искусанными потрескавшимися губами, синими, как ногти на руках и ногах, и как сквозь воду слышала встревоженные голоса мужа, свекров, Мэридит. В них звучало слово "больница", и Вирсавия вздохнула с надеждой: "Неужели это когда-то закончится". Сознание успело выхватить белые стены медицинского учреждения лишь на несколько минут. Вскоре ей оперативно ввели наркоз и сделали кесарево сечение.
  Гл. 62
  - Как ты себя чувствуешь, милая? - откуда-то издалека плыл голос Мэта.
  Она прислушалась к себе. Все болело, особенно низ живота. И еще эта ужасная слабость, словно из тела вынули кости и мышцы и набили ватой. Попыталась открыть глаза. И, вроде, у нее это получилось. Но зрение вернулось не сразу, какое-то время Мэт еще качался перед глазами, разбиваясь на пиксели. Вид мужа вернул ей осознание - зачем она здесь, и, собрав остатки сил, Вирсавия спросила:
  - Ребенок?
  Почти неслышно, одними губами, но Мэт понял и поспешил успокоить.
  - Все хорошо, милая. У нас мальчик. Он здоров.
  Сын, Господи, спасибо тебе! Сын! Она так хотела сына, хотя всем неизменно говорила: "Кого Бог пошлет".
  - Где? - все также скупо расходуя слова, произнесла она.
  - Как только ты чуть-чуть окрепнешь, тебе его обязательно принесут.
  - Ты... видел?
  - Да, Вирсавия, я видел его. Это очень красивый мальчик. Такой крупный. Мама говорит, что у нас никто не рождался таким. Папа зовет его теперь русским словом "богатырь". У него твои волосы - очень светлые. А твоя милая ямочка с щеки перекочевала на подбородок. Глаза мы пока не видели, - Мэт засмеялся, - Он все время держит их закрытыми. И еще, так удивительно - представляешь, оказывается у младенца уже может быть мужская фигура. У него широкие плечики и узкие бедра. Настоящий маленький атлет. И у него мои уши. По крайней мере мне так кажется.
  Он говорил с гордостью и нежностью, и Вирсавия так любила его в этот момент.
  Она долго выздоравливала, несколько недель собирала по крупицам силы, чтобы встать после чудовищной кровопотери, которая едва не стоила ей жизни. Но сына приносили, показывали, даже давали подержать на руках. Мэт оказался прав - он такой красивый!
  Мальчика назвали Виктором - имя одинаково звучало в русском, и в английском языках, и этим очень нравилось Вирсавии. Мэт предлагал наречь первенца в честь своего или ее отца, но Вирсавия сразу отмела эти варианты. Ей хотелось, чтобы у сына было свое имя.
  При выписке она узнала, что больше не сможет иметь детей. Врачи долго не говорили, боясь травмировать ослабленную молодую женщину. Но она восприняла это известие спокойно. Зачем ей еще кто-то, когда есть Вик!
  Любовь к ребенку буквально сводила ее с ума. Она хотела держать его на руках постоянно, каждую минуту, словно боясь - разлучись они хоть на мгновенье, и это маленькое чудо в смешной шапке с ушками исчезнет. Да все любили Вика. Маленькие дядья, прибегая из школы, первым делом тщательно мыли руки по настоянию бабушки и неслись в детскую, у порога замирали, входили уже чинно, на цыпочках, чтобы не потревожить младенца, и любовались маленьким подвижным личиком, на котором почти постоянно двигались маленькие пухлые губки. Что уж говорить о свекрови со свекром, дождавшимся первого внука. И о Мэте, которого буквально распирало от гордости.
  Из России по электронной почте летели теплые письма: "Он такой чудный на фотографиях!", "Как хочется его увидеть!","Поцелуй от нас нашего дорого крошку!". Отец с матерью приезжали в гости, передавая многочисленные приветы от сестер, братьев, знакомых. С удовольствием нянчили малыша, если удавалось забрать его хоть на минутку у дочери, а едва вернувшись в Россию, стали жаловаться, что уже скучают, и засыпать ее приглашениями.
  Конечно, с младенцем пускаться в такой путь не стоило и думать, но когда Вик немного подрос, Вирсавия убедила мужа лететь в Краснодар.
  Гл. 63
  Джон с Лидой гуляли по Красной, ели мороженое, слушали уличных музыкантов. Был отличный летний вечер, из тех, когда на смену беспощадной дневной жаре наконец-то приходит спасительная прохлада, и ноги приятно ласкает теплом разогретый асфальт, а волосы уже ворошит легкий освежающий ветерок. Лида что-то рассказывала, как всегда эмоционально и живо, а он время от времени целовал ее в затылок, вдыхая запах чистых волос и клубники - ее рожок с ягодным стремительно пустел.
  - Лид, давай ребенка заведем, - сказал он вдруг.
  - Ты что, с дуба рухнул? Я ж еще учусь. Да и куда нам размножаться с таким термоядерным набором генов?
  - А что, - не унимался Джон, - Смотри, как классно. Ну классно же!
  Он указал кивком на шумную компанию из четырех взрослых и кучи детишек. Мужчина катил перед собой коляску, рядом на беговеле ехал постреленок лет трех-четырех, его то обгонял, то отставал мальчишка на самокате - чуть постарше, светловолосую женщину в шляпке, длинном летнем платье и закрытой кофте-разлетайке держали за руки две хорошенькие девчушки. Второй мужчина, видимо, выполнял в компании функции почетного носильщика - его нагрузили пакетами и шариками. Еще одна женщина с малышом на руках шла чуть в стороне, она улыбалась и что-то говорила ребенку, а он, судя по оживленному личику, отвечал.
  - Бог мой, да это же Вирсавия! - воскликнула Лида и уже громко, на всю улицу, позвала:
  - Вирсавия! Стой!
  - Лида! Как я рада тебя видеть! - Вирсавия говорила искренне, глаза ее и улыбка буквально светились.
  - Ты откуда здесь? И даже не позвонила, - тараторила Лида, то упрекая, то улыбаясь, - Бог мой, сколько детей! И все твои?
  - Лида, ну что-то у тебя с математикой совсем плохо, - засмеялась Вирсавия. - Как они могут быть все мои. Это племянники, дети Руфи и Марии. У меня вот - только Виктор!
  Она с нежностью глянула на малыша, и тот, услышав свое имя, вежливо кивнул и подтвердил:
  - Вик!
  - Он по-русски говорит? - вдруг вклинился в разговор Джон.
  - Конечно. Здравствуй, Джон! - Вирсавия улыбнулась и ему.
  - А, здорово! К концу разговора мы дошли до приветствий.
  - Ой, и правда, нам пора, - сказала, бросив взгляд на переминающегося с ноги на ногу Мэта Вирсавия, муж рассматривал парочку неприязненно, осуждающе. Девушка в джинсовых шортах и коротком топе явно не годилась в близкие знакомые его жене. Да и парень с наколкой на предплечье - тоже.
  - Сколько ему?
  - В сентябре будет два.
  - Дева?
  - Мы не верим в гороскопы, это от дьвола, - не выдержал Мэт.
  - Ты когда уезжаешь? - спросила Лида, пропустив его реплику мимо ушей.
  - Через неделю. Увидимся?
  - Давай, у меня новый сотовый, я номера не помню. Продиктуй, Джон.
  - Мэт, запиши, пожалуйста! - попросила мужа Вирсавия. Тот достал из кармана сотовый и, следуя за Джоном, начал нужные сенсоры.
  Лида смотрела на малыша, улыбалась ему, строила рожицы. Он отвечал ей тем же, то вытягивая личико в деланном удивлении, то расплываясь в улыбке. На прощанье Вик энергично помахал ей ладошкой.
  - Суперский! - подытожила Лида, расставшись с многодетной компанией.
  - Да, прикольный мальчишка. Прикинь, и у Влада мог бы быть... такой, - почему-то сказал Джон. Он впервые упомянул имя бывшего друга в разговоре с Лидой после ее "откровений".
  - Ты что, ничего не понял?
  - А что я должен был понять? - растерялся под очередным напором любимой Джон.
  - Надо ей все рассказать. Про Влада и про Катю.
  - Ты с ума сошла? Лида, зачем? Да и ей все равно, наверное.
  - Как ей может быть все равно.
  - Лида, - Джон развернул девушку к себе и заглянул ей в глаза, - Не надо к ним лезть, пожалуйста. Ты же видишь, у них хорошая семья. Да и Влад уже сто лет в Москве.
  - Да, ты прав, - согласилась Лида.
  И на следующий день с самого утра отправилась к Вирсавии.
  Гл. 64
  Они завтракали своей маленькой семьей. Отец с матерью отправились по магазинам, младшие сестры были в молодежном христианском лагере. Илья - в детском.
  Мэт намазывал масло на тосты, Вик уплетал кашу, сидя в высоком стульчике, одолженном кем-то из братьев. Детские вещи постоянно кочевали внутри церкви, всплывая то в одной, то в другой семье.
  Вирсавия сердилась. Это происходило с ней очень редко, но сегодня муж дал целых два повода. Поэтому сейчас пытался загладить свою вину, подсовывая ей бутерброды - пока безуспешно.
  Во-первых, вчера выяснилось, что он телефон Лиды не записал. Специально, так как знакомая жены ему не понравилась. На логичное с его точки зрения оправдание "Я считаю, что тебе не стоит общаться с такими девушками", Вирсавия неожиданно разразилась злой отповедью. Мэт знал, что поступил правильно, но перед такими взрывами жены робел, и не знал, чем их объяснить. Обычно она смиренно, с улыбкой, принимала все его замечания.
  Вторым камнем преткновения стал Вик. Мэт очень любил сына. И старался воспитывать его так, как воспитывали его самого, как было принято у них, как учили на семейных служениях, разбирая такие знакомые каждому баптисту, выросшему в верующей семье, цитаты из Библии "Кто щадит младенца, тот губит его, а кто любит, тот с детства наказывает его", "Не жалей розги для сына твоего", "Не отвращай... от наказания" и прочие. Но каждый раз, когда он пытался шлепнуть Виктора или хотя бы пообещать, Вирсавия буквально вставала на дыбы. Она не желала ничего слушать, просто выговаривала ледяным голосом, при этом испепеляя мужа взглядом: "Не смей трогать моего сына!" Он тушевался, говорил что-то вроде "Ну это и мой сын тоже", но его слова пролетали мимо ее ушей. А поводов Вик давал не мало. Очень живой, очень подвижный, он не желал понимать с первого раза все приказы взрослых. Не мог остановить игру, не хотел вовремя спать или есть, купаться или чистить зубы. Каждый раз Вирсавия придумывала разные ухищрения: сочиняла тематические сказки, говорила "гномовским" голосом о том, что малышу пора в кроватку, обещала какие-то бонусы, если он выполнит очередную просьбу. И у нее все получалось. Но Мэт этого не понимал, считая, что ребенок должен слушаться родителей безусловно. Поэтому старался "воспитывать" мальчика в те редкие моменты, когда Вирсавии не было рядом. Как раз когда жена отправилась в детскую за новым слюнявчиком взамен того, который Вик залил молоком, случайно, вертясь в стульчике, но Мэт считал, что есть нужно чинно и спокойно. Поэтому, едва Вирсавия вышла, сказал строго: "Нельзя баловаться с едой" и ударил сына по руке. Вик посмотрел на него вызывающе, взял кружку с остатками молока и демонстративно вылил себе на футболку, за что получил уже более ощутимый шлепок. Тут вошла Вирсавия, и разразилась гроза.
  Поругавшись, они оба затихли, она - зло и обиженно. Он - виновато и недоуменно. Когда раздался настойчивый звонок в калитку, Мэт сорвался с места и убежал во двор. Он был рад, что кто-то придет и нарушит тяготившее его молчание. Вернувшись, буркнул:
  - Там твоя вчерашняя знакомая.
  - Лида?! - Вирсавия и думать забыла о том, что еще минуту назад сердилась.
  - Да. Заходить не хочет. Просила, чтобы ты вышла.
  - Конечно, я сейчас.
  Лида стояла у забора - в футболке с длинным рукавом и юбке-макси. Только платочка не хватало, чтобы влиться в среду. Подготовилась.
  Вирсавия обняла ее.
  - Я так рада. Представь, Мэт случайно не сохранил твой номер, и я уже боялась, что не удастся встретиться. Заходи.
  Они прошли в уютную беседку во дворе, так как в дом совсем не хотелось.
  - Подожди, я сейчас сюда чай принесу, - сказал Вирсавия, но Лида остановила ее.
  - Не до чая. Мне нужно тебе очень серьезную вещь сказать.
  И она выпалила, как на духу, все: про Влада. Про Катю, про Таню, про себя.
  Вирсавия слушала, кусая губы, то бледнея, то заливаясь краской - от гнева.
  - Почему ты мне не сказала?! - проговорила она наконец, резко, с упреком, - Я же писала тебе. Спрашивала.
  - Потому и не сказала. Тогда б у вас все равно ничего не получилось. Ты бы видела его. Он как мертвый был. Он бы не стал тогда с тобой жить. Представь, у него ребенок погиб, из-за него, по его вине, а тут - счастливая взаимная любовь-морковь и все дела.
  - Лида, я бы ждала. Я бы осталась!
  - Ну и ходила бы точно такая же, себя грызла. Ты вот сейчас узнала все, как тебе от мысли, что он к тебе уходить собрался, а Катя из-за этого...?
  - Я бы справилась. Мы бы с ним вместе - справились.
  Лида посмотрела на нее внимательно, с жалостью и с удивлением и неожиданно спросила:
  - Вирсавия, ты что, не верующая?
  - Ты о чем?
  - Может это ваш Бог его так наказал? А осталась бы ты, еще бы наказал - и его, и тебя.
  Вирсавия вспомнила, как отец читал 2 Книгу Царств, историю царя Давида и ее тезки и поежилась, хотя судя по выражению лица Лиды, та пыталась пошутить.
  - Он мне писал, - сказала Вирсавия тихо.
  - Да? Это я ему почту твою дала. А ты что?
  - Ничего, - она вздохнула.
  - Ну... можешь еще раз написать. Он же переживает, что тебя обидел тогда.
  Вирсавия усмехнулась, горько:
  - Очень вовремя ты, Лида.
  - Ну, когда получилось. Не хотела ворошить все это. Пока Вика не увидела.
  Вирсавия посмотрела на нее изумленно:
  - Ты поняла?
  - Да любой бы понял. Тебе повезло, что твой Мэт Влада в лицо не знает.
  Лида вдруг засмеялась.
  - Ты чего?
  - Да так. Представляю, как твой отец удивился бы. Да не смотри на меня так, я никому ничего говорить не собираюсь.
  - Надеюсь...
  - Как это получилось? Ты же сказала, что на таблетках.
  - Сама не пойму. Я до последнего была уверена, что отец - Мэт. Пока у Вика глаза синеть не начали. Мэт думает, что это мой голубой с его карим так смешался.
  - Ну-ну... художник-абстракционист...
  - А таблетки... я ж их с Америки не пила, здесь Мэт меня не трогал. Я думала, что должно много времени пройти, чтобы забеременеть после их приема.
  - Вот ты темень, Вирсавия. На пачке почему пишут, что б принимали без пропусков.
  - Ну, - она улыбнулась, - теперь знаю.
  - Ты скажешь Владу?
  Вирсавия думала. Ей очень хотелось написать Владу, какой у него сын. Послать фотографию. Но она понимала - нельзя этого делать. Поэтому сказала:
  - Нет.
  - И правильно.
  - Джон будет молчать?
  - Джон с ним не общается. После того.
  - И Джон его бросил ...
  - Ладно, ты тут посиди, порефлексируй, - Лида тронула ее за руку, - А я пойду, пожалуй. Да, вот мой телефон, а то твой Мэт опять случайно забудет.
  Она достала из сумочки отрывную бумагу с ручкой и, записав номер на листке, протянула Вирсавии.
  Гл. 65
  Весь день она пыталась сочинить письмо. И злилась на себя, что слова и в сотой мере не отражают ее чувств, получаются скупыми и плоскими. Ей хотелось сказать, что она его понимает, что нисколько не обижается, что готова с ним разделить вину за Катю. Но вот вины почему-то не было. Не чувствовала Вирсавия себя ответственной за гибель девочки и недоумевала, сердилась на себя за черствость. Позвонила Лиде.
  - Ты знаешь, где могила Кати?
  - Знаю. Хочешь пойти? Сходить с тобой?
  - Нет, просто объясни. Смогу я сама найти?
  - Сможешь, думаю.
  Она оставила Вика маме, что-то придумала в очередной раз, чтобы объяснить свое отсутствие, взяла такси, чтобы поездка заняла меньше времени, чтобы поскорее вернуться к сыну. Лида умела хорошо объяснять, а она внимательно слушала и запоминала, поэтому без труда нашла кованую оградку с двумя памятниками серого мрамора. На одном - маленькая фотография пожилой, но еще очень привлекательной женщины - Богдановой Анны Сергеевны. На другом - пескоструйный портрет девочки, которая была похожа здесь на принцессу из японского аниме. Вирсавия вспоминала их встречу - в школе. Когда Катя говорила про какой-то конкурс и смотрела на нее с такой радостной надеждой. Какие яркие были у нее глаза - как у маленького Виктора. Нутрии все сжалось - от боли, и тут же по лицу потекли тихие слезы.
  - Прости меня, Катя! - прошептала Вирсавия. Но чувства вины по-прежнему не было, как бы она не растравляла себе душу мыслями и воспоминаниями. Было ощущение горя и несправедливости, потери и злости на судьбу. Но - не вины.
  - А тебя-то кто сюда звал? - раздался за спиной удивленный голос. Обернувшись, Вирсавия увидела женщину лет тридцати, невысокую, худую, со светлыми усталыми глазами. Поняла - Таня. Та внимательно разглядывала девушку. Во взгляде ее были враждебность и любопытство.
  - Я... - Вирсавия не знала, как объяснить, кто она.
  - Да поняла я, кто ты, - ответила на ее замешательство женщина.
  - Простите меня, - просто сказала Вирсавия, - Наверное, я не должна была приходить.
  - Да уж. А чего пришла?
  - Простите меня, - еще раз повторила Вирсавия, - Я... очень вам сочувствую.
  Ей было тяжело это выговорить, и она ожидала какого-то взрыва со стороны Татьяны, гневных, обидных слов. Какое право имела она - сочувствовать этой женщине, жизнь которой разрушила. Но Таня просто пропустила эту фразу мимо ушей, никак не отреагировав.
  - Я пойду.
  - Да подожди ты, - неожиданно остановила Таня, когда Вирсавия уже сделал несколько шагов. Та послушно остановилась.
  - Ты с Владом?
  - Нет.
  - Видишься с ним? Общаешься?
  - Я ему письмо сегодня напишу.
  - Ну что ж, - задумчиво сказала Татьяна, - Письмо, пожалуй, даже лучше.
  Потом обратилась к девушке:
  - Пойдем со мной.
  И Вирсавия пошла.
  Они шли и потом ехали в такси молча. Таня ничего не говорила. А Вирсавия - не спрашивала.
  Она сразу узнала дом, он не слишком изменился ни внешне, ни внутренне. Разве только телевизор в большой комнате появился. Да большая Катина фотография в траурной рамке. И, возможно, в маленькой наконец-то закончили ремонт, но туда девушку не приглашали. Заметив, как гостья разглядывает обстановку гостиной, Таня неприязненно спросила:
  - Бывала здесь?
  - Да.
  - Хорошо, хоть не врешь. Садись.
  Она кивнула на кресло на колесиках - то самое компьютерное кресло. Сама закрыла дверь в комнату, подошла к тумбочке (на ней тогда лежал телефон), что-то достала. У Вирсавии на секунду мелькнула мысль: "Она что, хочет меня убить?" Но тут же девушка отмахнулась от этого нелепого подозрения. В руках у Тани была папка. Параллельно она говорила:
  - Давно надо эту хибару продать. Сосед вокруг да около ходит, хорошие деньги предлагает, очень хорошие. Автомойку тут хочет строить, у него на соседнем участке автомагазин, видела?
  Вирсавия кивнула, хотя магазина не заметила. Просто не обратила внимания.
  - А я не могу и не хочу. У меня здесь Катя выросла. Теперь вон Сонька в ее комнате живет.
  - А где Соня сейчас?
  - Не твое дело. Я тебя не за этим позвала.
  - Простите...
  - Да ладно. В станице она, у бабушки. Обычно мы вместе к Кате ходим: я после работы, она - после сада.
  Таня достала из папки газету и, найдя нужный материал, протянула:
  - Читай.
  Статья была написана в "лучших традициях" кубанской журналистики, экзальтированным полуграмотным автором, щедро перемежавшим свой текст метафорами, деепричастными оборотами и штампами.
  "Шестиклассница Даша К. возвращалась домой после музыкальных занятий по пустынной улице, как вдруг услышала за спиной тяжелые шаги. Школьницу охватил панический страх. Девочка пошла быстрее. Но где ей, еще ребенку, было убежать от взрослого мужчины, задумавшего свое темное дело. Вскоре Даша К. почувствовала, как грубые руки схватили ее и потащили в подъезд близлежащего дома. Она отбивалась и пыталась кричать, но вечерний город оставался глух к ее крикам. К тому же грубые руки преступника закрывали ей рот, не давая вздохнуть. А преступник тем временем тащил ее на последний этаж пятиэтажного дома, шепча на ухо: "Сейчас ты станешь ангелом!" Девочку спасло чудо и собственное желание жить. Она вцепилась в проем балкона и трепыхалась как птица, выигрывая время. Тут подоспела помощь в виде смелой женщины Анны П. которая вышла на шум, увидела что происходит и подняла шум в подъезде. Преступник, бросив девочку, пытался бежать, но был задержан жильцами и передан подоспевшей полиции. Им оказался Дмитрий Р., два года назад вышедший из психиатрической клиники. Случай Дмитрия Р. очень интересный. Когда ему было два года, маленький Дима играл в комнате, где стояла кроватка его младшей сестры Лены. Лена плакала и мать сказала в сердцах "Если ты сейчас не замолчишь, я тебя в окно выброшу". Несдержанная женщина еще не знала, сколько жизней сломала необдуманной фразой. Маленький Дима решил помочь маме, и так как Лена не замолкала, мальчик взял сестру на руки и выбросил в окно.
  В подростковом возрасте его начали преследовать воспоминания об этом поступке. Дмитрий с семьей жил в Астрахани. Он заманил одноклассницу на крышу высотного дома и столкнул. После этого случая Дмитрия поместили в клинику. После курса лечения он вышел и попытался убить опять, выбросив с балкона свою соседку. Но женщина оказалась сильнее и вырвалась. Тогда Дмитрий убежал из Астрахани боясь, что его будут преследовать, и осел в Краснодаре. Здесь он работал, ничем не выделяясь среди прочих, грузчиком в магазине бытовой техники. И вот - новый случай. Но оказалось, что Даша К. - не единственная жертва коварного психопата в Краснодаре. Несколько месяцев назад по его собственному признанию он таким же образом убил девятилетнюю школьницу Катю Б., которая осталась во дворе одна после ухода подружки. Преступник по его словам просто подошел сзади, ударил девочку по голове и отнес ее в бессознательном состоянии на близлежащую стройку. Этого никто не видел, так как в тот день шел сильный снегопад. Он же сразу скрыл все следы преступника, поднимавшегося на седьмой этаж по полуоткрытой лестнице, на которую тут же наметало свежий снег. Преступник привел девочку в чувство и только после этого сбросил вниз. Никаких ценных вещей он не взял. Чудовищный непрофессионализм молодого следователя Вуйко Н.Т. позволил преступнику тогда даже не попасть под подозрение. Вуйко Н.Т. с легкостью объяснила падение девочки самоубийством, а гематому на голове от оглушающего удара преступника - следствием падения с большой высоты и закрыла дело. Следователь Вуйко Н.Т. понесла дисциплинарное взыскание за халатное отношение к работе. Дмитрий Р. Помещен по решению суда в психиатрическую клинику и вряд ли когда-нибудь выйдет оттуда. Его случай признан не поддающимся лечению. Нам удалось связаться с матерью погибшей Кати Б. Татьяна Б. сказала, что рада была услышать, преступник найден и больше не сможет причинить никому вреда".
  Вирсавия подняла на Татьяну глаза, в которых стояли слезы. Таня и сама плакала, тихо, без звука, горестно изломив брови и кивая головой, словно говоря: "Вот видишь? Вот как было оказывается".
  Вирсавия осторожно взяла ее руку в свои, но Таня, вдруг резко успокоившись, выдернула ладонь, провела ею по лицу, смахивая остатки влаги и сухо сказала:
  - Я тебя не в жалельщицы сюда позвала. Влад до сих пор не знает. Напиши ему.
  - А почему... вы ему не сказали? - Вирсавия глянула на дату на газете, - Ведь это давно было?
  - Не сказала и не сказала. Не представилось случая. Матери его собиралась, да она умерла от инсульта. Ему потом на кладбище пыталась. Сбежал он тогда от меня. А что мне, бегать за ним что ли?
  - Вы мне газету эту ненадолго дать можете?
  - Забирай совсем. У меня их целая тумбочка.
  Вирсавия поблагодарила. Она действительно была очень благодарна этой женщине, смотревшей на нее враждебно и колюче, уставшими плакать глазами.
  Едва вернувшись домой, Вирсавия позвонила Лиде:
  - Мне нужен сканер.
  Подруга продиктовала адрес Джона.
  Гл. 66
  - Влад, ты уже тут? Я там препараты для Волощука привезла, решила к тебе заскочить, - Карина говорила, по своему обыкновению - быстро и энергично, но увидев Влада, запнулась на полуслове.
  - Что с тобой?
  Он сидел - неподвижный и бледный, кусая губы, уставившись неподвижным взглядом в монитор.
  - Что-то случилось, Влад?
  Она подошла сзади, осторожно тронула его за плечо. Влад резко оттолкнулся от стола и отъехал в кресле на колесиках назад и в сторону, давай ей возможность приблизиться к экрану. Приняв его жест как руководство к действию, Карина начала читать открытый документ - отсканированную статью. Про незнакомую ей краснодарскую школьницу, которая едва не стала жертвой сумасшедшего. И про Катю. Про его Катю. Дочитав до конца, Карина обернулась к Владу. Он был все так же бледен, в глазах дрожали слезы.
  - Влад...
  Ей много раз приходилось утешать раздавленных горем родителей. Но сейчас было трудно найти слова. Внутри шевельнулась досада: "Кто это прислал? И зачем? Он только успокоился!"
  - Я сейчас!
  Карина подошла к двери, закрыла изнутри на ключ, еще не хватало, чтобы в таком состоянии его дергали посетители.
  - Я сварю тебе кофе!
  - Я не хочу кофе...
  - Да, конечно, какой кофе. Хочет, я водки тебе куплю? И напьюсь с тобой?
  Он отрицательно покачал головой.
  Потом подошел к компьютеру, аккуратно закрыл рабочий стол, предварительно сохранив все документы, выключил системник.
  - Я уйду, Карин, мне надо побыть одному. Объяснишь что-нибудь начальству.
  - Куда ты?! - она готова была запаниковать, - Давай я с тобой пойду.
  - Нет, я хочу побыть один, - повторил он.
  Он шатался по городу, переполненный эмоциями. Вспыхнувшая вновь боль потери раздеребила зарубцевавшуюся рану, и теперь внутри все выло. Хотелось кричать, хотелось найти этого придурка Дмитрия и перегрызть ему зубами горло, а заодно и всем врачам, которые его лечили. И молодой следовательше, и... себе. Уже к вечеру, забившись в заброшенный угол Серебряного бора, он бесконечно разглядывая Катюшкины фотографии, забитые в память смартфона - он часто ее снимал. По лицу непрерывно катились слезы, но Влад не вытирал их.
  Неожиданно телефон в руках разразился песней ДДТ. Он ответил.
  - Влад, ну где ты? - голос Карины дрожал от волнения, - С тобой все нормально?
  Он смотрел на аппарат и думал: "Дурацкий вопрос. С ним ненормально. Но зачем об этом сейчас говорить..."
  - Оставь меня в покое, Карина, - попросил он тихо, - Не надо звонить. Не трогай меня.
  - Не могу я оставить тебя в покое!
  - Ну уж... как-нибудь постарайся.
  Наверное, она обиделась. Но его это сейчас не трогало.
  Домой он вернулся только под утро. Сашки с Вероникой уже не было - к его облегчению. Не хотелось ни с кем говорить. Он лежал и думал - значит он ни в чем не виноват? - и слегка презирал себя за эту мысль, она несла облегчение и избавляла его от чувства вины, с которым он уже так свыкся, сросся, которое позволило ему перечеркнуть любые надежды на будущее и доживать то, что ему осталось, по инерции.
  Карина приехала к вечеру. Привезла с собой немного коньяка, водки, виски - на выбор. Но пить он не стал. Но и прогонять ее - тоже. Они проговорили до глубокой ночи. Он показывал ей Катины фотографии (раньше этого не делал никогда), рассказывал о дочке, о Тане, о Соне, о матери.
  - А эта женщина, к которой ты хотел уйти от жены? - осторожно спросила Карина, - Она...
  - Ты сегодня - сама тактичность, - он прервал ее, но - без злобы. При воспоминании о Вирсавии на душе стало тепло. Как ему хотелось бы, что б сейчас она оказалась рядом.
  - Прости, я что-то не то спросила? - Карина нахмурилась.
  - Где там твой коньяк? Давай, что ли, помянем Катю...
  - Я налью тебе. Только сама пить не буду - я же за рулем.
  Она посмотрела на него с надеждой. Ей хотелось. Чтобы Влад предложил остаться. Хотя бы просто - провести ночь рядом, слышать в ночной тишине его дыхание. Как тогда - у нее, в ее день рождения. Но он только понимающе кивнул. И сам выпил всего одну стопку.
  Потом она уехала. И он, наконец-то, провалился в лишенное снов забытье.
  Чьи-то руки гладили его волосы - казалось, тепло сочится из каждой поры этих рук, проникает сквозь кожу его затылка, разливается по сознанию. Иногда ласковые пальцы соскальзывали на шею и тогда в ощущения ленивой неги примешивалась легкая мурашковость. Открывать глаза не хотелось. Он лениво подумал - "Карина", но не хотел сейчас что-то выяснять, говорить, совершать какие-то поступки. Вчерашний день еще жил в нем: горечью, болью и освобождением, и он был благодарен девушке за тактичность и столь осторожную, ни к чему не обязывающую нежность.
  Он потянулся, медленно повернулся на спину, им на встречу. И в первое мгновенье, разглядев ее сквозь приоткрытые ресницы, готов был поклясться, что видит сон, что проснуться ему так и не удалось. Но она была здесь, слишком близко, очень реальная и одновременно не похожая на себя. В открытом летнем сарафане, каких он никогда на ней не видел раньше. Повзрослевшая, с утончившимися чертами, с легкими, еле угадывающимися следами косметики на ресницах и губах. По ее лицу, по глазам он понял, что она очень взволнована, хочет что-то сказать - и не может, то улыбается, то становится серьезной, таким знакомым движением прикусывает губку. А ему не хотелось ничего говорить, спрашивать, откуда она, а уж тем более - как скоро уйдет. Он коснулся ее плеча, потянул на себя. Вирсавия не сопротивлялась.
  Сколько времени длилось это ощущение абсолютного единения? Когда одно дыхание на двоих на двоих одна кожа, и на двоих одна пронзительная, ощущаемая каждым нервом нежность.
  Потом он все-таки спросил, как она здесь оказалась.
  - Меня какая-то девушка впустила, - улыбнулась Вирсавия, вспомнив, как испугалась, обозвала себя двадцать раз дурой и глупой, увидев на пороге квартиры Влада стройную брюнетку. На ее закономерный вопрос "Вам кого?" Хотела уже ответить "Никого" и уйти. Но все-таки произнесла его имя. В глазах брюнетки мелькнул цепкий интерес. Потом она сказала: "Он спит еще. Зайдешь или придешь попозже?" И опять у Вирсавии упало сердце, но тут к девушке сзади подошел незнакомый парень и она объяснила ему: "Это к Владу". Они быстро обулись и ушли. А она осталась.
  - Это Саша, мой сосед по комнате. И его девушка Вероника.
  - Я сначала испугалась, что твоя.
  - У меня нет девушки.
  - Нет?
  - Есть.
  Влад поцеловал ее в висок. Потом спросил очень серьезно:
  - Ты ко мне насовсем приехала? Или... вернешься к Мэту?
  - Как скажешь.
  - Значит - насовсем.
  Он улыбнулся. Она тоже:
  - А мне и некуда возвращаться. Я сожгла все мосты.
  - Пиротехник ты мой любимый, - он ласково погладил ее по голове. Она потерлась носом об его грудь, поцеловала.
  - Тааак, - протянул он, - чувствую, разговор придется отложить.
  - Тебе не надо на работу?
  - Нет, мне выдали три дня отгулов. И я намерен провести их с пользой.
  Влад резко повернулся, так что она оказалась под ним, и поцеловал ее - на этот раз очень требовательно, страстно.
  - Что у тебя за шрам? Что-то случилось? - спросил он через время. Сколько его, этого времени прошло, никто из них не смог бы сейчас сказать.
  - Кесарево.
  Он посмотрел на нее удивленно.
  - У тебя есть ребенок?
  - Да, сын, Виктор, - просто ответила она.
  - И где он?
  - С Лидой и Джоном в гостинице.
  -Бог мой, и Джон здесь?
  - Ага. Он с утра так мило меня провожал. Сначала сказал: "Передай Владу, что я на него не сержусь", а потом "Постой, скажи ему, что Джон скотина и просит прощения!". Так что выбирай тот вариант, который тебе ближе.
  Влад рассмеялся. А Вирсавия продолжала рассказывать:
  - А Лида сначала ругалась, что я сошла с ума, и, наверное, она права. А потом позвонила Джону и он приехал за нами на машине. Мы всю ночь ехали.
  - Вы все с ума сошли. На мое счастье.
  Потом спросил:
  - Как твой малыш дорогу перенес?
  - Он спал почти все время. И, не очень понял, что его в новое место привезли. После всех этих перелетов из Америки в Россию он дорогу воспринимает как естественное явление. Я боялась его оставлять, но, кажется, они с Лидой общий язык нашли. Хочешь, фотографию покажу?
  - Спрашиваешь!
  Она потянулась к сумочке, которая оказалась на полу возле кровати, и достала маленький фотоальбом-разворот на четыре снимка. На Влада смотрел хорошенький малыш: то в матросском костюмчике с деревянным парусником в руках, то в полосатых шортиках на берегу океана, то в смешном колпачке возле торта с восковой единицей, то в обнимку с лохматой собакой. На одном снимке он смеялся взахлеб, на втором улыбался, на третьем был сосредоточенно-серьезен, на четвертом строил хитрую рожицу.
  - Забавный, - с теплом в голосе проговорил Влад. - На тебя похож. Глаза твои.
  - Разрез мой, - подтвердила Вирсавия, из-за его плеча любуясь сыном, - А цвет - папин.
  - А как... Мэт? Он тебя отпустил?
  - Он не знает. Точнее, уже знает конечно. Он справится, Влад. Я очень не хотела причинять ему боль. Но я не знаю, как выйти из этой ситуации по-другому. А без тебя я уже не могу.
  - Вирсавия?
  - Что?
  - Виктор - мой сын?
  Она улыбнулась, одними глазами, спросила, немного кокетничая:
  - Как ты догадался?
  - Если он был от Мэта, ты бы не приехала, так?
  Вирсавия кивнула.
  Он выдохнул, часто заморгал, сбивая подступающую влагу.
  - Давай сейчас к нему поедем.
  Гл. 67
  Вирсавия сидела на пассажирском сиденье его машины, и ей было спокойно и уютно. В салоне раздавался только казенно-женскийй голос навигатора, выискивающего кратчайший путь к названному ею адресу.
  Она рискнула - и она выиграла.
  К Джону она смогла вырваться только на следующий день после разговора с Таней. Приехала на такси, очень ранним утром - автомобиль несся по улицам полупустого города, обгоняя первые трамваи. Мэт и Виктор еще спали, она написала мужу короткую записку "Мне нужно уехать ненадолго". Потом что-нибудь придумает в свое оправдание. Джон, открыв дверь, посмотрел на нее недобро - еще бы, его в такую рань подняли с постели, но пробежав глазами статью, поняли всю серьезность дела, с которым она приехала. И даже решился разбудить Лиду. Пока она варила кофе на троих, Джон сканировал и газетный листок и отправлял письмо.
  - Ушло! - сказал он Вирсавии, внимательно наблюдавшей за процессом. - Думаю, получит, как только приедет на работу.
  - Спасибо тебе, - тепло проговорила она.
  - Да ладно, за что? Что я, сам не понимаю что ли, как это важно...
  Лида позвала их пить кофе, и здесь, на маленькой кухне, Вирсавия внезапно все решила. Сделав пару глотков, она спросила:
  - Джон, можно от тебя позвонить?
  - Конечно.
  - Какой сейчас номер у справочной? Мне нужно узнать номер аэропорта.
  - Аэропорта? Зачем? - удивилась Лида.
  - Мне нужно заказать билеты. В Москву. Для себя и Виктора.
  Выругался Джон, плеснувший кофе себе на футболку. Лида смотрела на нее во все глаза.
  - Ты с ума сошла? - только и смогла выговорить она. Фраза звучала неоригинально, зато очень правдоподобно.
  - Я поеду, - просто сказал Вирсавия.
  - Ну вы, девочки, два сапога пара, - изумленно протянул Джон. - Обе немножко "того". Как можно так все бросить и нестись неизвестно куда? Да от Влада уже сто лет вестей нет. Может он уже женился там? Может у него дети? Может он вообще не в Москве, пережал куда-нибудь.
  - В Москве он. И не женился, - сказала Лида. Джон глянул на нее подозрительно и сердито.
  - А что ты смотришь? Да, я с ним перезваниваюсь иногда. Что в этом такого? Вы же все его бросили. Вам плевать. Ты тоже, друг называется!
  Джон покраснел и молча отвернулся. А Лида обратилась к Вирсавии. Лицо ее было серьезно.
  - Я сама часто действую сгоряча, и ты это знаешь. Но тут другой случай. Подожди несколько дней. Остынь. Ты же понимаешь, что если сейчас уедешь, все потеряешь. Не только Мэта. А твои родные? Все эти племянники, с которыми ты так мило смотришься? А твоя церковь? Помнишь, ты мне все время рассказывала, сколько у вас там всяких служений, этих кружков по интересам. Тебе же все это нравилось? Ты сможешь без этого жить? Да и Влад... Он не женат, я это наверняка знаю. Но что у него там с личной жизнью, он мне не докладывал. Да и чувства у него могли остыть. Это ты у нас однолюб упоротый...
  - Я все понимаю, - кивнула Вирсавия. - Ты назовешь мне номер справочной?
  - Нет, не назову, - рассердилась Лида. - И вообще мы в этом участвовать не хотим. Иди домой, Вирсавия.
  И она поехала домой. Спокойно собиралась - получился совсем маленький рюкзачок, только несколько перемен одежды себе и сыну. Летние вещи легкие. Подумав, решила ехать на поезде. Это дешевле, а она была ограничена в средствах. Пришлось взять деньги Мэта, но ничего, в Америке он как-нибудь снимет со счета ее деньги, которые она заработала, преподавая на курсах для эмигрантов русский язык. Этим же можно заниматься и в Москве - обучать детей и взрослых английскому. Теперь она говорит бегло и, как утверждают родственники Мэта - без акцента. Она сможет помогать Владу. Или.... если с Владом не получится, как-нибудь обеспечить себя и Виктора.
  Вирсавия глянула на любимого, который внимательно вслушивался в указания навигатора. Он плохо знал эту часть Москвы, поэтому был сосредоточен, старался не пропустить нужный поворот.
  Да, она была готова к тому, что Влад ее не примет. Но не могла больше оставаться рядом с Мэтом. Обманывать его. Нельзя жить с человеком, которого не любишь, если есть шанс отпустить его и позволить ему устроить свою жизнь, найти свою любовь.
  Она уже была почти готова - к чему? Брать такси, ехать на вокзал, покупать билет? Когда мама сообщила, что к ней пришла девушка, Вирсавия сразу поняла, Лида.
  - Не передумала? - спросила Лида, едва подруга вышла к ней за ворота.
  - Нет, не передумала. Уже такси вызвала. Через полчаса будет здесь.
  - Своим сказала?
  - Нет. Кто ж меня отпустит. Я записку написала, что уезжаю. Найдут потом. И я... позвоню.
  Лида протянула ей сотовый.
  - Отмени такси.
  - Нет, Лида, не отменю.
  - Отмени. Наш Джон отвезет. На своей машине. Куда ты одна, с ребенком?
  - Прямо сейчас?
  - Сейчас. Только наберу его, приедет быстрее твоего такси...
  Она вспоминала все это, и в груди разливалось тепло. И легкое сожаление. И немного грыз червячок, напоминая об оставленных дома родных, о Мэте. Им надо позвонить. Но она сделает это потом, позже. Сейчас главный момент в ее жизни.
  Влад и Виктор легко нашли общий язык. Ее сын, выросший в большой общине, вообще привык к обилию взрослых лиц в своей жизни, но Влада выделил сразу и особенно. Он смотрел на него, улыбался, корчил рожицы, постоянно пытался чем-то привлечь к себе внимание. Впрочем, Влад и так глаз с него не сводил. Поначалу он смущался, не знал, что сказать мальчику, но это чувство быстро прошло, уступив место нежности, радости, гордости. У меня сын!
  - Вирсавия, ну чего ты ревешь? - спросила Лида, заметив, что по лицу подруги быстро и часто ткут слезы.
  - Не знаю, - улыбнулась та, вытирая глаза - сразу оба, одной ладонью. И почувствовала, как ее обнимает Влад, как требовательно карабкается на руки Вик, чтобы пожалеть расклеившуюся маму. Ей было так хорошо. И так жутко - вдруг это закончится...
  
  Эпилог
  В Краснодаре опять моросило, но крошку Вика никакая погода не смущала. Он деловито вышагивал в желтом дождевике и резиновых сапожках с нарисованными на голенищах роботами, волоча за собой громыхающий пластиковыми колесами грузовик. Папа попросил не уходить дальше большой елки, и мальчик, дойдя до этого ориентира, разворачивался и топал в другую сторону - к следующему маячку - мокрой скамейке, мимо двух мужчин, спрятавшихся под навесом.
   Джон все время порывался закурить, рука привычно тянулась к сигарете, но сам же себя и останавливал "Не при ребенке".
  - Представляешь, если девочка? - обеспокоено говорил он Владу. - Да еще и характером в Лиду. Мне ж останется только застрелиться.
  - Не паникуй! - успокоиля Влад. - Мальчики тоже с характером бывают, скажу я тебе. А девочки...
  Он вспомнил Катю, и Джон, почувствовав это, смущенно кашлянул. Но Влад уже взял себя в руки, продолжив:
  - А мальчики иногда очень упрямы, как один твой знакомый.
  Он с любовью посмотрел на сына, который методично заходил во все самые глубокие лужи. Светлые джинсики малыша уже покрылись темными разводами даже над высокими голенищами сапог.
  - Нет, мальчик все-таки лучше, - не унимался Джон, - С ним на рыбалку можно ходить. Радиоуправляемые вертолеты покупать.
  - Ты Вику уже три вертолета подарил, не наигрался?
  - Это что, я вот в магазине такой катер присмотрел! - Джон восторженно присвистнул и начал описывать, как выглядит игрушка и что "умеет".
  Позвонил заказчик, и Влад, коротко переговорив, сказал другу:
  - У меня только полчаса, надо на объект ехать. Забросишь моих домой?
  - Конечно, если захотят. Но, думаю, Лида Вирсавию с Виком к нам в гости уболтает как всегда. От нас и заберешь вечером. Или, может, ну его? - Джон выразительно кивнул на телефон, - С нами поедешь?
  - Должен же из нас двоих кто-то работать, - усмехнулся Влад, - Пока у тебя от волнения все из рук валится. А вот и они, кстати!
  От дверей пятого роддома к ним бежали, спрятавшись под зонтик, Лида и Вирсавия.
  - Лида, ну осторожней, куда ты так несешься! - упрекнул жену Джон, - Тебе же нельзя.
  Вик, увидев мать и любимую Лиду (никаких теть она не признавала), подошел поближе, но на предложение отца зайти под козырек, упрямо замотал головой и хитро улыбнулся.
  - Ну? Что? - Джон сгорал от нетерпения.
  - Гадай, Джонни! - дразнила Лида, заговорщицки переглядываясь с Вирсавией.
  - Мальчик?
  - В молоко!
  - Значит, девочка?
  - Две девочки, Джон, две.
  Джон растерянно и счастливо улыбался, Влад хлопал его по плечу, смеялся, поздравлял, Лида пробовала рассказать что-то про узиста, который десять минут назад огорошил ее этой новостью. Шумных взрослых прервал серьезный голос трехлетнего Вика.
  - И что тепель? - громко спросил он, хмуря выразительные бровки, - Я на двоих жениться долзен?
  Лида постоянно обещала родить ему невесту.
  - Да, брат, попали мы с тобой, - подмигнул мальчугану Джон. И, подхватив малыша на руки, собрался отнести его к машине, но Вик заерзал у него в руках.
  - Я сам пойду.
  - Почему?
  - Потому сто я так хочу!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"