Закон города N был странным. Согласно этому закону, нельзя было оставлять свою машину ночью на улице. Не могу сказать, как появилось это запрещение - и что стало основанием для него, но уж так было принято.
Возможно, когда-то, давным-давно, когда машины только начали вытеснять лошадей с извилистых улочек города N, какая-нибудь старая подслеповатая лошадь наткнулась ночью на запаркованный Форд - и вот, было принято мудрое решение. А может быть, наоборот, кто-то хитрый и расчётливый понял, что таким образом получится немного заработать денег на строительстве гаражей и платных стоянок - и лукавый закон был принят.
Так или иначе, парковать машину ночью на улочках города N было запрещено.
Я жил тогда во втором этаже старого дома с облупившейся краской.
Краска облупилась во многих местах, и это было настолько заметно, что, вспоминая этот дом, я думаю о нём, как о доме с облупившейся краской. Именно так я о нём и пишу, потому, что всегда пишу, то, что думаю.
Недалеко от дома была школа, администрация которой, после нескольких неудачных попыток открыть у себя платную ночную стоянку, смирилась с тем, что жители соседних домов ставили свои машины на школьную стоянку бесплатно.
Условие было простое: в рабочие дни машину нужно было забрать со стоянки в 7:00 утра. Ровно в 7:00, сказали они и наняли старушечку, чтобы та следила и выписывала штрафы опоздавшим.
Старушечка была тихой, пугливой, с водянистыми глазами и смешным именем Матильда.
Она аккуратно выписывала мне штрафы, пока я торопливой походкой сбегал по улочке вниз, чтобы успеть забрать свою машину.
Я всегда опаздывал на одну минуту, я махал ей рукой и широко улыбался: она видела меня, знала меня, понимала, что это я, что я сейчас заберу свою машину - но аккуратно выписывала мне штраф и, вежливо желала мне доброго утра, прикрепляя красную полоску к лобовому стеклу моей машины.
Казалось, она не понимает, что утро не может быть добрым, когда оно начинается с бестолкового штрафа. И она действительно этого не понимала, а просто делала свою работу: без эмоций, суеты, ненужных вопросов и споров.
Точно так же она ставила бы номера на руки заключённых, если бы ей удалось родиться в нужное время и в нужном месте. Тихая, пугливая Матильда с водянистыми глазами вежливо и аккуратно делала бы своё дело и желала всем доброго утра.
Ей никто не платил зарплату по количеству выписанных штрафов. Наоборот, всякий раз, когда я отправлялся в регистратуру, чтобы отбить штраф, пожилой мужчина за стойкой сокрушённо качал головой, выслушивая мои оправдания. Он бормотал что-то типа: "Да. Она слишком ответственна. Вы должны понять. Если она сделает исключение для Вас, она должна будет сделать исключение и для других. Одна минута, двадцать минут - это уже не имеет значения. Такие правила. И Вы напрасно пытаетесь её упрашивать и умолять. Она просто выполняет свою работу. Поймите это и смиритесь"
Чаще всего он ставил штамп на бумагу и отпускал мои грехи. Но иногда, возможно для острастки и из уважения к закону, он сурово отклонял мои просьбы, и мне приходилось платить.
Когда Матильда умерла, удивлённые врачи нашли у неё в груди большущие выпуклые часы. Оказывается, эти часы служили ей сердцем и были выполнены хорошим немецким мастером.
Они были удивительно точны, и стучали так убедительно, что никому и в голову не приходило, что это часы, а не человеческое сердце.
Несколько докторов передавали часы из рук в руки, взвешивая их на облачённых в скользкие перчатки ладонях. Странно, но часы, отделённые от Матильды, продолжали идти, показывая превосходно точное время. Настолько точное, что главный врач распорядился подправить больничные часы и привести их в соответствие с сердцем Матильды.
Потом, когда городские власти решили установить часы на высоком постаменте из хорошей бронзы недалеко от здания мэрии, к часам приставили большое увеличительное стекло - водянистое, но прозрачное, как старушечий глаз, - и точные стрелки были видны даже из окна регистратуры.
Группа студентов школы, где каждое утро Матильда выписывала штрафы опоздавшим автомобилистам, сделала целую страницу в Интернете. Теперь, всякий, кто захочет, может выйти на эту страницу и посмотреть, как движутся стрелки на часах Матильды.
Я больше не живу в городе N и мне не надо никуда торопиться по утрам. Я медленно пью свой кофе и смотрю, как равнодушно качаются еловые ветки за окном. Я думаю о времени и его суровой бесконечности. О том, что оно переживёт каждого из нас, продолжая описывать своими острыми стрелками круг за кругом. Неумолимое время просто выполняет свою работу: без эмоций, суеты, ненужных вопросов и споров.