Настасья и Ловец душ
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: И вздохнуть бы Настасье с облегчением да бесы проклятые, мертвецы и приведения покоя не дают. Забросила ее судьбинушка в прОклятый город и в спутники назначила субъекта весьма примечательного. Но вот сможет ли совсем уж юная ведьма разорвать контракт местного художника с самим дьяволом, изгнать бесов из города и упокоить полчища неприкаянных душ? Сие произведение является продолжением "Проклятья Первоцвета" и насколько быстро оно будет закончено будет зависеть исключительно от активности читателей.
|
Пролог
Он понимал, что момент самый что ни на есть подходящий: хозяева вместе с гостями в библиотеке, холопы на кухне обсуждают последние события. Обсудить и правда было что - каждую неделю "свежий" покойник. Он с трудом сглотнул, в горле пересохло, как после крепкой попойки, да и руки тряслись, ну точь-в-точь как после Марфушкиного мутняка. М-да, от стопки он бы сейчас не отказался, глядишь, и смелости манеха поприбавилось бы. Хотя... Чего бояться? Есть вещи и пострашнее намалеванной картинки. Он вспомнил бледное, с запавшими глазками, личико Аленки, ее посиневшие губы и худенькое тельце, весившее сейчас не больше котенка, и все его страхи и сомнения исчезли в один миг. Ради этого маленького и беззащитного существа он готов был на все. Лишь бы только цыганка не обманула, и доченьке его действительно полегчало. Еще раз оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто его не видит, он неспешно направился в каминный зал. Здесь, как всегда, было безлюдно, да и кому охота лишний раз очутиться под пристальным "вниманием" намалеванных василевских родичей. А вот и сама хозяйк: хорош портретик, ничего не скажешь. Как живая на нем Степанида Игнатьевна - дородная, холеная, не то, что его Аленка - кожа да кости. "Ну, барыня, с вас не убудет, если портретик ваш я слегка подпорчу", - думал он, доставая из-за пазухи сваренное вкрутую утиное яйцо. Из его скорлупы торчало ушко цыганской иглы. Когда с большим трудом ему удалось вытянуть иголку, то из яйца потекла черная, вонючая жижа. Крепко выругавшись, он поспешно закопал яйцо в кадке с фикусом и, вытирая испачканную руку об штанину, вернулся к портрету.
- Ты, барыня, не серчай, - прошептал он и вонзил иглу в то место на портрете, где, по его разумению, должно было находиться сердце. Отойдя на несколько шагов, он критически осмотрел свою "работу". Если сильно не присматриваться, то игла была не сильно заметна, к тому же, кому может прийти в голову ее там искать? А через девять дней, как и было велено, он ее вынет и...мысли его были резко прерваны женским криком. Он вздрогнул и прислушался. Судя по голосу, кричала младшая из барышень. В тот же миг дом стал походить на растревоженный улей: захлопали двери, послышался топот ног и приглушенные голоса. Со всех ног бросился он из залы, молясь на ходу, чтобы его никто не заприметил. У дверей библиотеки собралась взволнованная прислуга, и ему ничего не стоило смешаться с общей толпой. Усердно работая локтями, ему удалось пробраться к дверям как раз вовремя, чтобы услышать, как Мария Сергеевна обвинила своего кузена в убийстве ее матери, Степаниды Игнатьевны Василевской. Расширенными от ужаса глазами, смотрел он на распростертое в нелепой позе на полу тело хозяйки. Промелькнувшая в сознании догадка бросила его в холодный пот. Неистово крестясь, он мысленно обратился к Богу: "Господи, прости меня грешного! По неведению принял я этот смертный грех на душу. Об одном молю, чтобы жертва эта была не напрасной!"
Глава 1
С преувеличенным интересом Настасья рассматривала выкрашенные в бледно-зеленый цвет здания Николаевского вокзала. Основная часть его была занята жилыми и рабочими помещениями служащих железной дороги и никакого интереса для праздной публики не представляло в отличие от "императорских апартамент", в которых царь и его родственники могли подождать начала посадки на свой поезд. Не то чтобы ее сильно увлекала архитектура, в Петербурге хватало дворцов и поизящнее, просто девушки было крайне необходимо отвлечься от пыхтящего дымом железного чудовища, стоящего неподалеку на рельсах. Раньше ей уже приходилось видеть поезда. Анн любила здесь встречать приезд царствующих особ, всегда обставленный с особой пышностью. Тетка никогда не упускала возможности покрасоваться перед знатной публикой в своих лучших нарядах и драгоценностях. Разумеется, Настасье с сестрой приходилось сопровождать тетку, но особого удовольствия от подобного времяпровождения девушка не испытывала. Стоило ей только подумать, что люди, чей срок пребывания на земле итак ограничен небольшими временными рамками, могут доверять свои жизни бездушной железяке, которой управляют сотни, а то и тысячи демонических сил, как ее начинало мутить. Этот панический страх перед чудом технического прогресса был предметом бесконечных шуток со стороны ее сестры. Так что сейчас, пожалуй, это было единственное безопасное место для Настасьи. Оправившаяся от шока сестра будет искать ее повсюду, но только не здесь. Потерявшая колдовскую мощь Аннушка наверняка захочет отомстить, а клан Вечно Молодых с большим удовольствием ей в этом поможет. Среди ведьм не принято прощать смерть одной из них, а тем более, если речь идет о Королеве Шабаша. И никто не станет разбираться, что Настасьей руководила жажда мести за воспитавшую ее Аглаю, ведь реальным убийцей был Дормидон, а Анн - его вдохновительницей. Ах, как все сложно и запутанно, и по какому жизненному пути ей следовать далее Настасья не знала. Одно было ясно - в Петербурге оставаться нельзя.
- Ну, так что, барышня, будем грузиться, али как? - прервал ее размышления носильщик, которому уже изрядно надоело это бесцельное шатание по перрону. - Я бы уже за этот час три ходки сделал.
Настасья глубоко вздохнула и, пообещав ему заплатить по тройному тарифу, направилась к шестому вагону уже готового к отправлению поезда. В правой руке она крепко сжимала новенький дорожный саквояж с самыми ценными своими вещами, в том числе и Черной Книгой - неотъемлемым атрибутом любой ведьмы. Левую руку оттягивала весьма увесистая, укутанная легкой тканью, клетка, из которой время от времени доносилась птичья трескотня. Одета Настасья была в простое, но в то же время элегантное платье темно бордового цвета - самое то, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но при этом выглядеть дамой, которая может себе позволить путешествие первым классом. Места здесь стоили недешево, целых восемнадцать рублей, и Настасья мысленно поблагодарила преданного Михаила, взявшего на себя заботу о билетах. И дело было вовсе не в дороговизне (небольшой капитал на первое время у девушки имелся), а в том, что хлопотно нынче было попасть в Москву! Для этого гражданин сначала должен был написать заявление в полицейский участок и сдать туда свой паспорт, чтобы полиция могла проверить его "благонадежность". Через несколько дней он мог прийти за разрешением и лишь после этого купить билет. Паспорта пассажиров полиция передавала кондуктору поезда, и он возвращал их только по прибытию на конечную станцию. Миша же управился со всем этим в течение двух суток, более того, Настасье одной предстояло путешествовать в купе, рассчитанном на трех пассажиров, и, кто знает, каких усилий и связей это у него потребовало. Сердце Настасьи сжалось при воспоминании о старом друге. Свидятся ли они еще когда-нибудь? Пересекутся ли их пути-дорожки? Об этом ведают лишь высшие силы, на которые Настасье только и осталось что уповать.
До улыбающегося проводника оставалось всего каких-то пять шагов, когда Настасью чуть не сбила с ног полная воинственного вида дама. Больно ударив девушку в плечо, она даже не извинилась. За ней еле поспевал маленький, плюгавенький мужичок в английском клетчатом костюме, он еле тащил на себе два огромных чемодана и четыре шляпных коробки.
- Простите, ради Бога, извините, - пробормотал он, бросая оценивающий взгляд на ладную фигуру девушки. Настасья с облегчением подумала, что не зря она надела шляпку с густой вуалью, иначе все бы заметили, как сильно она покраснела под этим нескромным взглядом.
- На вашем месте я превратил бы его в индюка, - раздался тихий голос у самого ее уха. Настасья вздрогнула от неожиданности, в груди у нее похолодело, а сердце замерло в испуге, голос между тем продолжал. - Не бойтесь, я вам не враг.
Словно в каком-то тумане девушка обернулась, готовая лицом-к-лицу встретиться с кем-то из клана Вечно Молодых. Возле нее, с деланно скучающим видом, по перрону прогуливался молодой человек лет, эдак, тридцати, весьма примечательной наружности: невысокого роста, но крепко сбитый, он, казалось, еле помещался в тесноватом пиджаке в мелкую полоску; широкое лицо с мелкими конапушками совершенно не вязалось с маленькой круглой шляпой, из-под которой выбивались соломенного цвета кудри; такого же цвета бакенбарды украшали его упитанные румяные щеки. Что-то в его облике было смутно знакомым Настасье, но где она ранее могла видеть этого мужчину, девушка вспомнить так и не смогла. Единственное, что могло успокоить Настасью, так это сознание того, что молодой человек был не из враждебного ей Клана, члены которого были частыми гостями в доме ее тетки. На "ватных" ногах она расплатилась с носильщиком, который уже передал ее вещи проводнику, и поднялась по ступенькам в вагон. На последней ступеньке она оглянулась, но незнакомца уже и след простыл. Уж не привиделся ли ей этот "крепыш"?
- Не нравится мне все это, - произнесла вслух Настасья, чем вызвала недовольство проводника, принявшего это замечание на свой счет.
- Вот ваше место, - пробурчал он, швыряя багаж посреди купе. - Всегда рад услужить.
Настасья не стала придавать значения его недовольству, хотя имела право отчитать наглеца, но сил на споры у нее уже не было. Девушку беспокоило совсем другое - ее план побега из Санкт-Петербурга был не столь уж и безупречным. Хорошо хоть в купе она будет одна, а дверь в нем запиралась изнутри на щеколду. Хотя, если подумать, то Вечно Молодых ни один замок не остановит. Настасья сняла шляпку и устало опустилась в ближайшее к окну кресло, на соседнем она расположила клетку, с которой сняла защитную ткань. В клетке вместо певчей птички, или, на худой конец, яркого попугайчика, оказалась крупная иссиня-черная ворона.
- Выбирайся, Пурга, - девушка откинула защелку с дверцы клетки. - Разомни крылья.
Ворона сделала пару кругов и нашла себе местечко в багажном отсеке.
- Тесно, - пожаловалась она.
- Придется потерпеть, - вздохнула Настасья. - Путь до Москвы долгий, а мне спокойнее, когда ты рядом. Вон, на вокзале какой-то сомнительный тип мне повстречался, да ты и сама его слышала.
- Пустое, он не опасен. - Настасья знала, что в подобных вопросах Пурге можно было доверять. Больше ста лет она была верной спутницей сильнейшей ведьмы Аглаи и многое у нее успела перенять.
- Что же, - Настасья поднялась и уже с большим интересом огляделась по сторонам, - будем обустраиваться. Очень хорошо, что без соседей. Спасибо Мишке - не поскупился.
При воспоминании о своей первой и покинутой любви у Настасьи сжалось сердце: как ей сейчас не хватало Михаила, его дерзкой улыбки, ласковых глаз, а ведь они даже ни разу не поцеловались. Настасья нахмурилась - эх, досадное упущение с ее стороны, было бы о чем вспоминать долгими холодными вечерами. Чтобы не расстраиваться еще больше, она решила отвлечь себя какими-нибудь действиями и занялась распаковкой самых необходимых вещей...
До самого вечера Настасья просидела в купе, при свете ацетиленового светильника изучая Черную Книгу. Она слышала голоса в коридоре. В отличие от Настасьи, остальные пассажиры предпочли не отсиживаться в душных купе отделанных синим плюшем. Люди прогуливались, заводили новые знакомства, расспрашивали проводника о поезде. Девушка же предпочитала уединение. Мысли ее нет-нет да и возвращались к странному незнакомцу на перроне. Почему же его облик показался ей знакомым? Где они могли раньше встречаться? Часам к семи вечера живот ее громким урчанием напомнил о своем существовании.
- Неплохо было бы перекусить, - Настасья захлопнула книгу и сладко потянулась.
- Неплохо! Неплохо! - встрепенулась дремавшая до этого Пурга.
- Тебе-то что?! - Настасья стала рыться в дорожном саквояже. - Тебе я припасла орехов да печенья, а мои растегаи так и остались на столе. Она высыпала в клетку угощение из бумажного пакета, оставив одно печеньице для себя.
- Еще больше есть захотелось, - пожаловалась она вороне, за одну секунду проглотив печенье, - и пить. Пойду, разузнаю у проводника, нельзя ли здесь раздобыть чаю или, хотя бы, простой воды. Ворона не ответила - все ее внимание было направлено на поглощение еды. Настасья бросила завистливый взгляд в сторону Пурги и, игнорируя звонок, которым проводника можно было бы вызвать прямо в купе, скрылась за дверцей. Через минуту она вернулась в весьма приподнятом настроении.
- Представляешь, у них тут есть вагон-буфет. А проводник, кстати, оказался весьма милым старичком. Он пообещал проводить меня туда через весь поезд, не дожидаясь ближайшей станции, - весело сообщила она, доставая кошелек из белого атласа, расшитого полихромным шелком и нитью из позолоченного серебра. - Сиди тихо и следи, чтобы никто чужой сюда не сунулся, а я тебе еще чего-нибудь вкусненького принесу.
Вагон-буфет порадовал Настасью небольшим количеством посетителей. После нервного потрясения, полученного ею при переходе между вагонами, девушка решила ограничиться легким ужином и заказала себе всего пять блюд. Пока услужливый официант во фраке, парчовой жилетке и белоснежных перчатках шустро сервировал перед ней столик, Настасья, прикрывшись расписной открыткой с перечнем блюд, рассматривала ужинавших пассажиров. Не заметив никого из знакомых, девушка со спокойной душой отложила меню и, с энтузиазмом сильно проголодавшегося человека, макнула свернутый трубочкой блин в сметану.
- Сладок пирожок, полезай в роток, - услышала она над самым ухом ставший знакомым голос. От неожиданности ее пальцы разжались, и, уже было поднесенный ко рту, блин шлепнулся обратно в миску. Настасью обдало фонтаном сметанных брызг, а незнакомец, нисколько не смущаясь того факта, что он стал причиной подобного конфуза, уселся напротив Настасьи и укрепил на груди салфетку.
- Вы совершенно напрасно перегружаете на ночь желудок, - назидательно заметил он. - В вашем возрасте стоит подумать о сохранении стройности фигуры. После двадцати пяти это становится проблемой многих женщин. Нет, я ничего не имею против приятной полноты, люблю, когда есть за что подержаться.
Настасья гневно смотрела на излишне болтливого наглеца. От возмущения она не находила приличных слов, чтобы осадить нахала, и при этом не привлечь внимания окружающих.
- Анастасия, вы меня сейчас взглядом прожжете, - незнакомец расплылся в радостной улыбке, демонстрируя белу свету золотой зуб. - Надеюсь, в данный момент вы не насылаете на меня ломею? Один раз я уже имел несчастье испытать ее на себе и теперь ужасно боюсь повтора.
Слышать, что такой бугай боится элементарной ломоты в костях, было забавно. Настасье стало любопытно, что же будет дальше.
- Вот вы все молчите и молчите. В конце-концов - это даже неприлично, - продолжал незнакомец, деланно надув и без того пухлые губы.
- Неприлична ваша прическа, - парировала Настасья, многозначительно взглянув на сбившиеся в воронье гнездо кудри незнакомца. - К тому же, вы не представились, а разговаривать с незнакомыми мужчинами молодой девушке не пристало.
- Точно! - мужчина звонко шлепнул себя ладошкой по лбу и поспешно вскочил. Сделал он это настолько неуклюже, что опрокинул стул. Их столик тут же стал объектом пристального внимания окружающих. Настасья густо покраснела. - Трофим Яковлевич Сахарный, штатный репортер газеты "Вестник оккультиста".
Он галантно поклонился и, подняв стул, сел на место.
- Мне как всегда, Семен, - это уже относилось к подошедшему официанту, тот кивнул и удалился.
- Я что-то такое слышала о "Вестнике оккультиста" от тетки, - Настасья подумала, что Трофим Яковлевич - презабавнейший тип. - Это петербуржское издание?
- Московское, но должен признаться без ложной скромности, невероятно популярное во всей России, - заметив скептицизм на лице Настасьи, он пояснил. - В определенных кругах. Мы, как бы это выразиться, печатаемся нелегально. Знаете ли, церковь не одобряет литературу подобного рода, а вот читатели от нее без ума. Рассказы о вурдалаках, призраках, ведьмах пользуются большим спросом. Спасибо, милейший.
Трофим принял у официанта блюдо с жареным карпом, щедро приправленным разнообразной зеленью и украшенным ломтиками лимона, и с наслаждением вдохнул его аромат. При этом его широкий нос картошкой так забавно зашевелился, что Настасья не смогла сдержать смешка.
- Такой рыбки, между прочим, вы нигде больше не отведаете, - Трофим взялся за вилку и нож, - нежная, с хрустящей корочкой - это просто шедевр кулинарного искусства. А под водочку как идет! Песня!
Настасья решила от него не отставать, тем более, что солянка почти остыла. Отдав должное наваристому супчику, Настасья промокнула губы салфеткой и взглянула на Сахарного, который виртуозно справлялся с рыбой, ловко отделяя нежное мясо от кости.
- Развейте мои сомнения, Трофим Яковлевич, поясните, откуда же вы меня знаете?
- А вы меня совсем не помните? - озадаченно взглянул на нее поверх тарелки репортер - Я же имел честь присутствовать на балу по случаю ваших с сестрицей именин.
Это многое объясняло. На балу было множество незнакомых Настасье людей, а знакомится с ними со всеми у девушки не было ни времени, ни желания. Мысли ее в этот вечер были заняты совсем другим.
- Как вы понимаете, - Сахарный перешел на шепот, - я в курсе вашей истории. В мире ведьм я человек далеко не последний, им же, как и простым смертным, присуще такое чувство, как тщеславие. Я пишу о них рассказы под видом вымышленных историй, а они за это терпят меня возле себя, посвящая в некоторые секреты своего "ремесла". А ваша тетушка, Царствие ей Небесное, или что там у вас положено, была одной из самых ценных моих агентов. Мне ее будет очень не хватать.
Последнее замечание Настасье совершенно не понравилось. Похоже, что они с Трофимом Яковлевичем разного поля ягоды, и Пурга могла ошибаться. Молодой человек заметил перемены в ее настроении.
- Не беспокойтесь, Настенька. Отдавать вас в руки правосудия я не намерен, хотя, думаю, многим бы хотелось быть в курсе вашего нынешнего местопребывания. Вечно Молодые начали охоту на вас, - он на секунду замолчал, предаваясь воспоминаниям минувшего вечера, после чего, совершенно неожиданно для Настасьи, весело рассмеялся. - Ну и устроили же вы представление! Такого конца как у Анн не пожелаешь и злейшему врагу, - он приподнял очки, чтобы смахнуть набежавшую от смеха слезинку. Настасья отметила, что стекла очков были наконец-то протерты и глаза ее спутника оказались неожиданного василькового цвета. - А на хахале ее порча - высший класс. У него теперь две дороги - то ли в цирк, то ли в Кунсткамеру живым экспонатом. Не расскажете, как вам это удалось?
- Даже не подумаю, - сухо ответила Настасья, которая ничего смешного в сложившейся ситуации не увидела. - Как там сестра?
- Да ничего страшного, - пожал плечами репортер. - Побилась малеха в истерике, когда поняла, что дорога в ведьмы ей заказана, но после успокоилась: у нее же теперь ни жизнь начнется, а малина! Все состояние Анн теперь ей перейдет, а оно не маленькое. До конца дней твоей Аннушке хватит.
- Вот и хорошо, - успокоилась Настасья, у которой злость на сестру уже прошла.
- Одного я не могу понять, - Сахарный задумчиво посмотрел на Настасью, - вы же с сестрой близнецы, и праздновали мы ваше шестнадцатилетние...
- Ну? - девушка прекрасно понимала, куда он клонит, столь выразительным взглядом окидывая ее фигуру.
- Извините, Настасья, но выглядите вы старше двадцати, - закончил свою мысль Трофимом Яковлевичем.
- По паспорту мне двадцать шесть, - вздохнула Настасья. - И не расспрашивайте меня больше ни о чем, все имеет свою цену.
- Понимаю, - кивнул репортер. - В силу своей профессии, я уже мало чему удивляюсь.
Настасья завернула в салфетку мясную кулебяку для Пурги и решила напоследок проявить немного вежливости:
- Приятно вам откушать, Трофимом Яковлевичем. Рада была с вами снова увидеться.
- Как, уже? - Трофим выглядел несколько расстроенным, он даже отодвинул от себя тарелку с недоеденной рыбой. - Ну, подождите хотя бы до ближайшей станции, я провожу вас. Все лучше, чем между вагонами на ходу скакать.
Настасья поежилась при воспоминании о неприятных минутах пережитых ею по пути в буфет, но нежелание продолжать разговор о прежней жизни оказалось сильнее.
- Ничего, попрошу Семена меня провести, - она кивнула в сторону официанта, который, перехватив ее взгляд, расплылся в радостной улыбке.
- Но, я же самого главного не сказал! - запротестовал Сахарный. - Предложение у меня к вам, деловое. Думаю, оно в ваших интересах.
- Давайте в следующий раз, - Настасья решительно поднялась. - Путь долгий, думаю, еще свидимся. Только предупреждаю сразу - в вагоне меня не ищите, я никому не открываю.
- Я и не собирался, - поспешил заверить ее Трофим. - Про вас итак весь поезд уже судачит. Мол, молодая девица путешествует без сопровождающих. Так что компрометировать вас своими визитами я не стану, а лучше давайте утром позавтракаем вместе. За этим же столиком. Я закажу?
Настасья согласно кивнула. В конце-концов в новой, самостоятельной жизни нужно заводить полезные знакомства, так почему бы не начать с Трофима Яковлевича?!
Вернувшись в купе, Настасья поделилась своими впечатлениями о новом знакомце с Пургой.
- Странный он какой-то, словно невидимой стеной отгороженный. Ни в мысли не впускает, ни в сердце. То ли оберег на нем сильный, то ли сам он - заговоренный, - размышляла девушка, расчесывая коралловым гребнем свои длинные волосы перед сном. - А вот голос у него хороший, добрый. И губы, знаешь, как у младенца: яркие, пухлые. У злого человека могут такие быть?
- Не могут, - поддакнула Пурга, не отрываясь от кулебяки. Живот ее уже был туго набит, но природная жадность не позволяла вороне оставлять съестное на потом, ей даже пришлось высоко задрать голову, чтобы проглотить последний кусок.
- Когда-нибудь тебя разорвет от жадности, - мрачно предрекла Настасья, глядя на ее манипуляции.
- Не дождешься, - огрызнулась Пурга, заваливаясь в полном изнеможении на спину.
На следующее утро Настасья нарочно задержалась с туалетом, чтобы испытать терпение Трофима Яковлевича. К своему удивлению (и радостному облегчению) она застала его на том же месте, на котором она оставила его с вечера. Перед ним снова стояла тарелка с недоеденным карпом и, если бы не коричневый костюм и свежая батистовая рубашка, Настасья подумала бы, что репортер так никуда и не уходил на ночь.
- Долго спите, барышня, - поприветствовал он девушку, пододвигая ей стул. - В нашем деле каждая потерянная минута может стоить потрясающего репортажа, а это, как-никак, солидные деньги.
- Меня это мало касается, - улыбнулась Настасья, расправляя салфетку. - Тем более, какие могут быть репортажи в поезде? За окном одно и тоже - скука смертная.
- Напрасно, милая моя Настасья, вы думаете, что вас это не касается, - продолжил разговор Трофим Яковлевич, как только девушка сделала заказ. - У меня к вам, между прочим, интереснейшее предложеньице имеется. И если бы вчера, душа моя, вы не покинули меня столь поспешно, то у вас была бы целая ночь, чтобы над ним поразмыслить. А так, извините, но у вас времени только до часу дня.
- Отчего же, позвольте поинтересоваться, только до часу? - Настасья невозмутимо намазывала хрустящие булочки маслом, всеми силами стараясь не показать Сахарному, что разговор этот ее чрезвычайно заинтриговал.
- Потому что в два часа десять минут, если поезд не будет задерживаться, я должен буду сойти в городе N. Либо один, либо с вами, если вас заинтересует мое предложение.
Он сделал паузу, вероятно, рассчитывая напустить большей таинственности, но, видя, как спокойно Настасья пьет кофе, сник и продолжил уже без театрального пафоса.
- Я знаю, что у вас, кроме вашей сестры, больше нет никаких родственников. В Москву вы едете на авось, лишь бы скрыться от Вечно Молодых. Ни дома, ни работы, ни полезных связей - очень тяжело придется молодой девушке самостоятельно освоиться в большом городе.
- И вы предлагаете мне свое покровительство? - гневно перебила его Настасья. На ее лице читалось открытое разочарование и брезгливость.
- Ну, что вы! - поспешил успокоить ее Трофим Яковлевич. - Я всего лишь предлагаю вам работу в нашей газете. Заработок на первых порах будет небольшим, но стабильным. Плюс казенная квартира почти в центре города. Будете давать советы профессиональной ведьмы нашим читателям. К примеру, как вернуть мужа, или, как избавиться от прыщей с помощью отвара из жаб и тому подобная ерунда. Ничего сложного.
Настасья с подозрением смотрела на полного энтузиазма молодого человека.
- Не слишком ли простая работа? С ней может справиться любая шарлатанка из ярмарочного балагана. У них языки хорошо подвешены - самое то, что вам нужно.
- Зачем шарлатанка, если есть вы? - искренне изумился Сахарный. - Вы человек образованный, и довольно скоро научитесь писать профессиональные статьи. Нет, нет, не улыбайтесь, у вас довольно интересный стиль изложения и правильное построение фраз - неплохие задатки для будущего писателя. Кроме того, вы могли бы и меня консультировать в некоторых вопросах.
Настасья удивленно приподняла бровь.
- Ведь, если я не ошибаюсь, ваш Дар - это общение с призраками?
- Пока что все эти общения сводились к обморокам, - смущенно улыбнулась девушка из-за изящной кофейной чашки.
- Это только на первых порах. Зато знаете, какие истории можно будет состряпать из этих встреч? Публика обожает подобное. Все, что связано с потусторонним миром, расхватывается, как горячие пирожки.
- Даже не знаю, - все еще сомневалась Настасья.
Трофим сдаваться не собирался и выложил следующий козырь.
- Если вы думаете, что писательство ниже вашего достоинства, то знайте, что у нас даже князь один печатается. Очень талантливый юноша. Его сказки в стиле народного эпоса очень популярны среди дам. Он у нас творит под звучным именем "Г-н Упырь". Не слыхали?
Настасья отрицательно покачала головой, сомневаясь в нормальности вышеупомянутого князя.
- Вы все еще не объяснили, зачем нам нужно сходить в г.N...
Трофим Яковлевич радостно встрепенулся:
- Нам? Значит, вы согласны?
- Возможно, - осторожно ответила Настасья, мысленно проклиная свой болтливый язык.
- Ах, это звучит как согласие, - Трофим довольно потер руки. Сейчас он напоминал Настасье довольного мартовского кота. - Тогда слушайте. Несколько месяцев назад нам пришло письмо из этого города. Некая госпожа Василевская писала нам, что в ее доме завелось привидение. Не буду останавливаться на подробностях, они заняли больше шести листов ее письма. Отмечу только, что госпоже Василевской очень уж хотелось попасть на страницы нашей газеты. Но, мы - издание солидное и не печатаем подобные истории, предварительно их не проверив на правдивость. Знали бы вы, Настасья, как много в России желающих прославиться за наш счет. Вот я и подумал: раз уж такая оказия, не заскочить ли мне к госпоже Василевской? И ваш дар, Настенька, пришелся бы весьма кстати.
Девушка задумалась. А что ей терять в ее-то положении? Все самое страшное, что с ней могло случиться, уже произошло: она пережила смерть близкого ей человека и предательство родной сестры, не успев обрести любовь, она тут же ее потеряла. Ни дома, ни особых средств к существованию. Возможно ли, что в лице этого "служителя пера" судьба преподносит ей шанс начать новую, интересную жизнь? Она перевернула чашку и стала рассматривать узор из кофейной гущи. Вот ласточка - нежданное путешествие со счастливым концом, но рядом с нею глаз - а это предупреждение: будьте внимательны и осторожны, уж тем более в делах. Наконец Настасья решилась.
- Хорошо, Трофим Яковлевич. Ваше предложение кажется мне весьма заманчивым, но хочу вас предупредить, - Настасья подалась вперед и, глядя сквозь стекла очков в васильковые глаза Трофима, жестко произнесла, - если вы захотите меня обмануть, то очень сильно об этом пожалеете. Не забывайте, что я - ведьма, и ведьма способная на очень страшную месть. Пусть конец моей тетки и ее любовника будет вам предостережением на будущее.
Молодой человек внимательно ее слушал в волнении, покусывая нижнюю губу.
- И еще, - девушка расслабленно откинулась на спинку стула, - зовите меня Настасьей. Ни Настенькой, ни Анастасией, а просто Настасьей. Можно Настасьей Петровной, - добавила она, на секунду задумавшись.
- Договорились, но и у меня к вам будет похожая просьба, - репортер взъерошил и без того растрепанные волосы, - между нами зовите меня Трофимом и будем "на ты", а при наших читателях обращайтесь ко мне скромно - Повелитель Тьмы.
Глава 2
Пронзительно свиснув на прощание и обдав оставшихся на перроне пассажиров облаком пара, поезд начал свой ход в сторону столицы. Глядя на мелькающие окна вагонов, Настасья думала, что внутри поезда ей было гораздо уютнее, чем сейчас снаружи. Что-то, похожее на плохое предчувствие, сжало ее сердце и тут же отпустило. "Все будет хорошо!" - мысленно успокоила она себя и оглянулась по сторонам. Из тяжелых, нависших над их головами, свинцовых туч накрапывал мелкий дождик, грозящий в любую минуту перерасти в нечто большее. Серое здание вокзала с черными провалами окон своим видом лишь усугубляло и без того унылую картину. Настасья зябко поежилась. Ее кружевной зонтик из последней парижской коллекции от дождя и пронзительного ветра абсолютно не спасал. Более того, набравшись воды, он значительно прибавил в весе.
- Не слишком приветливый городок, а? - весело поинтересовался Трофим, вертя во все стороны головой. - Даже колокола к отправлению поезда не было слышно, никак все вымерли?! Вам, Настасья Петровна, не приходилось бывать в городе мертвых?
- Нет. Надеюсь, что и на этот раз не придется, - стуча зубами от холода, пробормотала девушка, теснее прижимая к груди клетку с Пургой. Ворона умудрилась проделать в ткани дырочку и теперь с интересом взирала на мир блестящим коричневым глазом.
- Это кто там у вас? - Трофим Яковлевич подмигнул глазу, который тут же исчез.
- Птичка, - неопределенно ответила Настасья и выразительно посмотрела сначала на груду багажа, мокнущего под дождем, за тем на своего состоявшегося работодателя, у которого в руках был один лишь увесистый саквояж. Молодой человек намек понял и, тяжело вздохнув, сгреб это все "богатство" в охапку.
- Так и быть, поработаю немного носильщиком, но ездовой лошадью быть отказываюсь, - предупредил он, направляясь в сторону выхода с вокзала. - Если мы не найдем ни одного извозчика, устрою скандал в городской думе: развели бардак. Ведь вокзал - это, можно сказать, лицо города, а здесь в наличии какая-то рожа.
Настасья еле поспевала за ворчащим репортером. Как и самому Трофиму Яковлевичу, начало их пребывания в этом провинциальном городишке ей не понравилось. Какова же была ее радость, когда на небольшой, погрязшей в грязи, привокзальной площади она увидела одинокого ваньку.
- Эй, ретивый, сюда! - заорал во все горло Трофим, потревожив при этом целую стаю промокших ворон.
До этого сладко дремавший извозчик встрепенулся и направил в их сторону серую исхудавшую лошаденку.
- Ну, что, дед, твой рысак до Светлодольской нас довезет? Не издохнет по дороге? - поинтересовался Сахарный, методично забрасывая в экипаж один чемодан за другим. - Судя по его виду, у него все мечты только о скотобойне.
- Да что вы, барин, - обиделся дед. - Мой Сократ еще лет десять побегает, а может и еще нас с вами переживет - шустрый коняка.
Трофим помог девушке подняться в экипаж и заскочил сам, при этом коляска жалобно скрипнула, просев под его грузным телом.
- Надо же - Сократ! - умилился Сахарный. - Да ты, дед, философ. А раз так, то гони его в хвост и гриву, пока не разверзлись хляби небесные, и не обрушилось небо на нас вселенским потопом.
- Это будет ближе к религии, чем к философии, - прошептала ему на ухо Настасья, на что репортер лишь махнул рукой.
- За это, барин, не переживайте. У нас сильных дождей отродясь не бывало. Так только, поморосит чуток, пылюку прибьет и снова сухопост, - дребезжа всеми железными деталями одновременно, коляска неспешно двигалась по булыжной мостовой. И хотя, к чести Сократа, он очень старался, ничего кроме легкой рыси у него не выходило.
- Что это, дедушка, у вас совсем людей не видно? - поинтересовалась Настасья, глядя на пустынные улочки. - На вокзале ни души, и здесь...
- Так ведь горе у нас большое, - оглянулся ванька. - Голова у нас помер, сейчас всем миром и хоронят. А вы разве не на похороны приехали?
- Нет, мы совершенно по другому вопросу, - встрял Трофим, у которого рот, по всей видимости, никогда не закрывался. - Стало быть, ты не один здесь извозом промышляешь?
- Куда там! Только на привокзальной нас пятеро, - с готовностью пожаловался старик. - Возят все, кому не лень. Хорошо, когда день такой, как сегодня: начальства тьма понаехала - всем работы хватило. Я за утро четыре ходки успел сделать. А вот в другие дни совсем худо бывает: до вечера без дела просидеть можно, а скотине разве это пояснишь? Она, морда, овса требует, да жвачку посочнее. А цены-то нынче...
- Овес - это хорошо, - перебил его репортер, которого проблемы деда абсолютно не волновали. - А что, голова ваш совсем старым был? Отчего он помер-то?
- Кто его знает?! - пожал плечами ванька. - Стариком он не был, только-только шестой десяток разменял. Мужчина видный, крепкий. Все его боялись, но и уважали. Такого головы у нас не было, да и вряд ли еще будет. Хороший был голова, Царствие ему Небесное.
- Чем же он так хорош был? - удивилась Настасья.
- Порядки он понаводил, - охотно поделился дед. - При нем чиновники уже так не бесчинствовали, как ранее. Больницу земскую на ноги поставил. Детишек крестьянских к учебе приобщил. Даже эту, как ее, заразу с книжками...
- Библиотеку, - подсказал Трофим.
- Ее самую, милок, открыл. Нам-то она не к чему, а вот те, которые пообразованнее, те довольны. Теперь и не знаю, как мы без головы.
- Ничего, другого назначат, - равнодушно бросил Трофим Яковлевич, не особо впечатленный подобным реформаторством.
- Назначить-то назначат. А как приедет на его место жук какой, да начнет он своей метелкой под себя мести! - вздохнул дед и неожиданно для пассажиров резко натянул поводья. - Стой, Сократушка! Эх, дурья моя башка, совсем с вами заболтался: мне бы по Пожарской, в объезд, а я напрямую пру. Забыл, что Медный перегородили.
Настасья с любопытством выглянула из-за плеча извозчика: впереди, перегородив выезд из переулка, стеной стоял народ. Старик растерянно оглянулся.
- Не серчайте, господа хорошие, придется обождать. Мне здеся не развернуться никак - больно узкое место.
- Что там, - Сахарный также поднялся на ноги.
- Я ж вам говорил, голову хоронят, - как неразумным втолковывал ванька. - По главной улице и понесут. Вы потерпите, скоро уже.
- Спасибо большое, - буркнул Трофим, зло глядя в спину извозчика. - Первый раз в городе и мне дорогу покойник перейдет. Отличная примета, ничего не скажешь.
- Если ты покойному при его жизни ничего плохого не сделал, то тебе бояться нечего, - успокоила его Настасья и хотела еще что-то добавить, но тут толпа взволнованно всколыхнулась и подалась вперед.
- Идут! - послышались выкрики.
- Вот видите, - обрадовался ванька, - и совсем недолго ждать пришлось.
Он подъехал почти вплотную к заднему ряду толпы и, не обращая внимания на сердитые окрики чудом не попавших под копыта Сократа зрителей. Вытянув тощую дряблую шею, ванька пытался рассмотреть похоронную процессию. С присущим всем женщинам любопытством, Настасья рассматривала утопающий в цветах катафалк темного дерева, обильно украшенный позолотой, который тянула шестерка вороных лошадей с шорами на глазах и траурными плюмажами на головах. Перед катафалком шел мужчина с иконой в руках, за ним - представители духовенства. За гробом несли портрет покойного, затем на бархатных подушечках - его ордена и награды, далее шли его близкие родственники. Траурную процессию замыкали соседи, знакомые, любопытные. Всё как и положено на похоронах такого ранга. Был и почетный караул военных, и ход священнослужителей, но Настасья не замечала подробностей. Все ее мысли были поглощены увиденным портретом. Как человеку, серьезно увлекающемуся живописью, он показался образцом высочайшего мастерства. Более реалистичной картины ей в жизни не приходилось встречать. Казалось, что человек с портрета в любое мгновение готов был шагнуть с полотна, чтобы пойти со всеми вслед за почившим оригиналом.
- Ты видел? - восторженно повернулась она к скучающему Трофиму. - Не портрет, а чудо!
- Не понимаю я ничего в этой мазне, - равнодушно пожал плечами молодой человек, зато откликнулся извозчик:
- Это Петр Григорьевич наш такими картинами славится. Многие, как и вы, барыня, отмечают талант в нем немалый. Из столицы даже приезжают, чтобы портретик заказать.
Настасья для себя решила обязательно встретиться с этим художником, если время позволит. Очень уж хотелось пообщаться с настоящим мастером и взглянуть на остальные его произведения. Кто знает, может быть, он согласиться дать ей частный урок.
- Наконец-то, - откинулся на сидении Трофим, когда процессия прошла, и люди стали расходиться, на ходу обмениваясь впечатлениями об увиденном. - Давай-ка, дед, повлияй как-нибудь на свою лошаденку, а то мы скоро совсем околеем.
Дед понимающе кивнул и стеганул Сократа по его тощим бокам.
- Но, милая! Покажи господам, что мы не лыком шиты, а я тебя за это овсом побалую!
То ли посул подействовал, то ли звонкий кнут, а может просто дорога пошла под горку, но через пять минут они уже были на месте.
- Вот они - апартаменты госпожи Василевской. Тьфу, срамота! - сплюнул извозчик, указав рукояткой кнута на небольшой, в викторианском стиле, особнячок, фасад которого украшал целый сонм обнаженных греческих богов из белого мрамора.
- Смело! - отметил Трофим, оглядывая увитый виноградом трехэтажный домик. - Богато, с фантазией, но вот куры с ex-tИrieur абсолютно не гармонируют.
Настасья не удержалась от смеха, заметив поросячью голову в клумбе ярких цветов - это соединение аристократической роскоши и деревенской простоты выглядело весьма комично.
- Есть кто дома? Открывайте! - забарабанил кулаком в дверь Трофим.
Спустя минуту, с той стороны лязгнул засов, и в приоткрывшейся двери появилась недовольная, взлохмаченная, рыжеволосая голова.
- Ну что за люди?! Шум подняли такой, что и мертвого можно поднять, - вслед за головой появилось тело в опрятной косоворотке и щегольских полосатых штанах, бережливо заправленных в начищенные до блеску хромовые сапоги. - Нужно осторожненько постукать молоточком - это же вам не деревня, чай, в светских тонкостях толк имеем, - он кивнул в сторону прислоненного к косяку двери огромного кузнечного молота. Заметив недоуменные взгляды гостей, он тяжело вздохнул:
- Ну, знамо дело, деревня. Привыкли все кулаком...
- Мы, собственно говоря, к госпоже Василевской, - нетерпеливо перебил Трофим "знатока" светского этикета. Рыжий без особого интереса скользнул по нему взглядом, после чего внимательно осмотрел Настасью (от чего девушка густо покраснела) и радостно сообщил:
- Так нету барыни-то. В последний путь градоначальника нашего провожает. А вы сами-то кто будете? - он с любопытством взглянул на багаж гостей.
- А мы, мил человек, из Москвы, - Трофим попытался сунуться в образовавшуюся щель, но рыжий стоял непреклонно, как скала: комплекции он был крепкой и в плечах, пожалуй, пошире Сахарного. - Из столичной газеты репортер.
- А дамочка? - рыжий не переставал улыбаться, глядя на зардевшуюся Настасью, которая от стыда поспешила спрятаться за спину Трофима Яковлевича.
- Моя сестра и секретарь, - Трофим начинал терять терпение. - Мы можем обождать госпожу Василевскую?
- А чего ж нельзя? - пожал плечами халдей. - Вон за калиткой скамеечка, там и обождите.
Он резко захлопнул дверь, оставив приезжих в недоумении стоять на пороге.
- Ничего себе - гостеприимство! - Настасья вопросительно посмотрела на Трофима. - Что же нам делать? Ждать?
- Еще чего! - зло прошипел Трофим, закатывая рукава. - Я сейчас вышибу эту дверь, к чертовой матери, и задам знатную трепку этому идиоту.
- Не трать силы и нервы, - Настасья закрыла глаза и ясно представила себе расположение засова с той стороны, осталось только мысленно подтолкнуть его, совсем чуть-чуть и...дверь скрипнула. Девушка открыла глаза и улыбнулась, долгие вечера практики не прошли даром.
- Чудесно! - восхитился Трофим и, подхватив багаж, вслед за своей спутницей вошел в полутемный вестибюль. Прямо перед ними, в окружении кадок с фикусами, возвышалось чучело гигантского медведя с серебряным блюдом для визиток в лапах. Настасья поежилась - эта отвратительная мода погубила немало грозных "хозяев" леса, и это было неправильно. К тому же, как можно спокойно жить рядом с трупом? Это было выше ее понимания.
- Бедняжка, - жалостливо прошептала она, погладив мимоходом пушистую медвежью лапу.
- Это что же такое на белом свете творится?! - им навстречу бежал рыжий с куском недоеденной колбасы в руке. - Средь бела дня в дом лезуть. Сенька! Сенька, мать твою, воры в доме, а ты дрыхнешь!
Настроен он был решительно, что еще больше подзадорило разозленного Трофима. Как бык на тореадора, ринулся он навстречу рыжему, не заметив, выскочившего откуда-то сбоку, бородатого мужика с кочергой. Оставив рыжего на растерзание Трофиму, Настасья перегородила путь бородачу и, выставив вперед руку, установила перед собой невидимую человеческому глазу защитную стену. С размаху впечатавшись в незримую преграду, мужик взвыл и, ухватившись за расквашенный нос, умчался в обратном направлении. А в это время Повелитель Тьмы с упоением мутузил уже вялосопротивляющегося рыжего. Было заметно, что репортер не понаслышке знаком с таким новомодным видом борьбы, как английский бокс. Не известно, сколько еще могла продолжаться эта экзекуция, если бы не женский вскрик со стороны входной двери. Сфокусировавшись на группе только что вошедших людей, рыжий доложил:
- Матушка, Степанида Игнатьевна! А у нас радость большая - гости из самой Москвы пожаловали, - и с глупейшей улыбкой на окровавленном лице он рухнул без сознания к ногам Трофима.
Через полчаса бурных объяснений гости, и все семейство Василевских, собрались за большим обеденным столом. Кроме самой хозяйки, Степаниды Игнатьевны, компанию Трофиму и Настасьи составили: Мария и Валентина - дочери Василевской, семнадцати и девятнадцати лет; учитель их, Фрол Емельянович - недавно выпустившийся студент Московского университета; родной племянник хозяйки - Александр Ямишко, двадцати восьмилетний балбес без определенного рода деятельности, живущий исключительно за счет теткиных щедрот.
- Ох, и не чаяла я вживую лицезреть самого Повелителя Тьмы, - причитала Степанида Игнатьевна, подкладывая в тарелку Сахарного лучшие куски нежнейшей крольчатинки в винном соусе. - Это когда же я письмецо-то вам отослала, месяцев пять будет?
- Четыре, - важно поправил ее Трофим, - но Вы же понимаете, что являетесь не единственной нашей читательницей, которой являлись души умерших. Грань между тем светом и этим настолько тонка...- он сделал многозначительную паузу, - Пока всех проверишь, да пока статью напишешь, да пока ее напечатают...
- Да, да, я все понимаю, - женщина замялась, какая-то тревожная мысль заставила наморщиться ее высокий белый лоб. - Но, видите ли, Повелитель, то приведение, о котором я вам писала, оно уже давненько не давало о себе знать. Я думаю, что оно навсегда покинуло наш дом.
Трофим потер кончик носа и озадаченно взглянул на расстроенную до слез Василевскую.
- Это что же получается - мы совершенно напрасно притащились в такую даль? Это, знаете ли, как-то несерьезно. У меня же договоренность на октябрьский номер. Первая страница с вашим рассказом и фотографией всего вашего семейства.
- Наша фотография! - с громким звоном вилка выпала из рук Василевской, глаза ее лихорадочно заблестели. - В "Вестнике оккультиста"?! О подобном я даже мечтать не могла. Девочки, представляете наш портрет на первой полосе! Да все просто обзавидуются.
Ни одна из сестер особого восторга от матушкиной идеи попасть в газету не испытывали. Старшая, хорошенькая Валентина, не отрывала влюбленного взгляда от черноглазого красавчика-учителя. Было похоже, что она особо не вникала в тему разговора. Улыбаясь своим мыслям, она рассеянно ковыряла вилкой в своей тарелке, время от времени касаясь локтем сидящего рядом Фрола Емельяновича. Учитель с невозмутимым видом принимал эти робкий знаки внимания, как должное. С девушкой разговаривал ласково, с нежной улыбкой, но Настасье его поведение казалось насквозь фальшивым, так как она успела перехватить пару раз направленный в ее сторону взгляд черных глаз. Этот взгляд раздражал и одновременно волновал девушку. Она знала, что это крест всех ведьм, будь ты хоть самой неприметной внешности, но мужчин все равно будет тянуть к тебе со страшной силой. Что уж говорить Настасье: зеленоглазой красавице с пухлыми, чувственными губами, кожей, цвета слоновой кости и копной вьющихся медных волос.
- Завидовать пока что нечему, - умерил пыл Василевской Трофим. - Нет приведения, нет статьи. Завтра же мы с сестрой возвращаемся в Москву.
- Только не это, - словно в молитве сложила руки Степанида Игнатьевна. - Оно вернется. Я чувствую это...
- Но, маман! Ведь еще...- запротестовала Мария, но Василевская не дала ей закончить.
- Конечно, вернется, не сегодня так завтра, но мы его обязательно увидим, - убеждала она скептически настроенного Трофима Яковлевича. - А вы пока у нас погостите. Дом у нас большой - места всем хватит, - она умоляюще перевела взгляд с Повелителя на Настасью. - Ну же, душечка, соглашайтесь. Вы такая бледненькая, а у нас воздух чистейший, не то, что у вас в Москве. Целебнейший воздух.
- Ну, если только ради сестры, - задумчиво протянул Трофим, глядя на пышущую здоровьем Настасью. - Пожалуй, на недельку мы могли бы задержаться. Но не более того. Если в течение семи дней призрак так и не появится, то о статье можете забыть.
- Вот и ладушки, - развеселилась госпожа Василевская. - Давайте, друзья, выпьем за это. Наливка у нас замечательная, смородиновая. Наша Марфушка - большой специалист по наливкам.
- Это верно, - поддержал ее племянник, наполняя рюмку Настасьи темным густым вином. - Попробуйте наливочки. Для поправки здоровья - это самое то.
Девушка покосилась на Александра: очень уж не понравился ей его тон. Слышались в его голосе нотки пренебрежения и насмешки, что абсолютно не вязалось с его добродушным и даже немного простоватым выражением лица. "Скользкий тип, проныра еще тот", - охарактеризовала его девушка про себя.
- А вы, Настасья Яковлевна, тоже при газете или просто братца сопровождаете в делах его праведных? - невинным тоном поинтересовался Александр и при этом, не стесняясь, подмигнул кузинам, словно обещая им невиданную забаву. Чувство неприязни к нему только усилилось сейчас Настасья чувствовала себя ланью, окруженную стаей волков.
- Сестра - медиум, - поспешил ей на выручку Трофим. Напряженная поза Настасьи не прошла мимо его внимания. - Она является проводником между миром живых и миром мертвых. Уж если кому и суждено вашего призрака узреть, то это ей.
Последнее замечание по неизвестной причине сильно развеселило Александра.
- Если вы медиум, то можете прямо сейчас вызвать какого-нибудь духа? Ведь именно этим, если я не ошибаюсь, занимаются медиумы? Ну, пожалуйста, милочка, не стесняйтесь. Продемонстрируйте нашей скромной компании ваш выдающийся талант и предъявите нам хоть самого завалящегося покойника.
Женщины от таких слов поспешно перекрестились, но все с нескрываемым любопытством уставились на растерянную девушку.
- Прошу нас простить, но после долгой дороги...- Трофим был настроен защищать "сестру" до конца, однако Настасья перебила его:
- Ничего, братец, я попробую, - ей нестерпимо захотелось утереть носы этим чванливым и неприятным людям. Гордыня взяла верх над осторожностью. - Все возьмитесь за руки, и, что-бы не произошло, не разрывайте цепь.
Девушка с отвращением вложила свою ручку в потную ладонь Александра, вторую протянула Трофиму. Она непроизвольно улыбнулась, почувствовав одобряющее рукопожатие с его стороны, эх, хорошо иметь старшего брата!
- Как интересно! - Василевская облизнула губы от волнения, из всех присутствующих, только она одна отнеслась к спонтанному спиритическому сеансу с должной серьезностью. - Давайте-ка поживее! - закомандовала она тоном, не терпящим возражений. - Не заставляйте девушку ждать.
- Ерунда какая-то, - проворчала Мария, но к цепи присоединилась, не посмела пойти против воли родительницы. - Мы все культурные, образованные люди. Неужели вы действительно верите в эту чушь про духов?
- Я не верю, - быстро отозвался Фрол Емельянович и плотоядно улыбнулся Настасье, - но всегда хочется попробовать чего-нибудь новенького, неизведанного. Сердце девушки бешено заколотилось: вот ведь обольстительный негодяй!
Валентина заприметила взгляд учителя направленный в сторону их гостьи и по ее глазам Настасья поняла, что в лице этой хрупкой девушки она приобрела непримиримого врага. "Ну и ладно, - успокоила она себя. - Мне с вами, как говориться, детей не крестить".
- Держитесь крепко, я вызываю дух покойного городского головы. Явись к нам, где бы ты сейчас ни был!
Дальнейшие события развивались со скоростью выпущенной стрелы. Сильный порыв неизвестно откуда взявшегося ветра затушил свечи. И хотя кромешной темноты не настало (за окнами было еще довольно светло), эффект получился, что надо. Барышни одновременно завопили, пальцы Александра судорожно сжались в испуге, и даже Фрол Емельянович издал какое-то непонятное мычание. Настасья усмехнулась и послала импульсы энергии в сторону свечей. Вспыхнувшее пламя осветило побледневшие лица, которые стали еще бледнее, когда посуда поднялась над столом и закружилась в диком танце. Представление удалось на славу: Степанида Игнатьевна в любую секунду была готова упасть в обморок, Валентина от изумления так широко открыла рот, что явила миру подпорченные сладким зубы, у остальных же глаза, что называется, оказались "на лбу". Один только Трофим умудрился сохранять спокойствие. В знак одобрения он снова пожал Настасьину руку, на что она ответила торжествующей улыбкой. Девушка ликовала: она демонстрировала свои колдовские способности в присутствии простых людей, и ей это безумно нравилось. Сущность ведьмы рвалась наружу и Настасья еле сдерживалась, чтобы не поддаться чувствам и не разнести этот дом в тартарары.
- Кто-нибудь хочет задать вопрос духу? - она обвела взглядом перепуганные лица, желающих пообщаться с покойником не нашлось.
- Тогда уходи! - девушка осторожно опустила тарелки и бокалы на стол. - Какой шумный дух попался, мог ведь и ножом в кого-нибудь метнуть - души умерших не любят, когда их беспокоят по пустякам.
После минутного глобального оцепенения на Настасью обрушился целый шквал вопросов о потустороннем мире. Хорошо, что в свое время девушка проштудировала нужный раздел в Черной Книге и сейчас она выглядела настоящим экспертом в области спиритизма. На Настасью смотрели уже совсем по-другому: с интересом и некоторой долей уважения. Улучив подходящий момент, Трофим отвел ее в сторонку.
- Молодец, сестренка! - похвалил он зардевшуюся девушку и нежно поправил выбившуюся из ее прически прядь непослушных волос при этом, как бы невзначай, коснувшись ее бархатистой щеки. - В нашем деле очень важно создать себе загадочный и интригующий образ. Ты с легкостью справилась с этой задачей, и я ни секунды не сожалею, о заключенной с тобой сделке. Но, если мы с тобой компаньоны, то ты можешь открыть мне свою тайну?
Настасья недоуменно смотрела на Повелителя, у которого от волнения расширились зрачки, а дыхание стало прерывистым. После столь интимного жеста воображение Настасьи стало рисовать какие-то любовные сцены...
- Ты действительно вызвала духа? - у Трофима был вид ребенка, который, во что бы то ни стало, хотел выпытать секрет у взрослого.
Настасья огорченно поджала губу и лишь хитро прищурилась в ответ. Пусть думает, что хочет, а она свои секреты выдавать не собирается.
- Устала я что-то с дороги, - еле сдерживая зевоту, объявила она, демонстративно поворачиваясь к Трофиму спиной. - Пойду, вздремну немного. Ежели ваше приведение ночью объявится, тогда не поспишь.
- Я провожу, - Мария стремительно подскочила из-за стола и подхватила Настасью под руку. - Всем покойной ночи!
Под ответные пожелания сладких снов они покинули столовую.
Проходя через каминный зал, Настасья убавила шаг возле ряда семейных портретов.
- Маменькина гордость? - недовольно пробурчала Мария, заметив интерес девушки к картинам. - Всякий гость, попавший к нам в дом, просто обязан ознакомиться с ее и папенькиным генеалогическими древами посредством этой выставки покойников. Бррр! Терпеть не могу эту комнату, особенно после того, как Сашка притащил Это.
Она кивнула в сторону отдельно висящей картины с изображением хозяйки дома, при этом на лице ее промелькнуло нечто вроде брезгливости, а вот Настасья не смогла сдержать возгласа восхищения. Она без труда узнала руку мастера - это его кисти принадлежал портрет покойного головы, так поразивший девушку несколько часов назад. Сейчас ей представилась уникальная возможность рассмотреть его творение вблизи. Степанида Игнатьевна была изображена в серо-зеленом муаровом платье под цвет глаз, на плечи наброшен белый эшарп, чуть тронутые сединой волосы были уложены в высокую, в римском стиле, прическу, которую удерживала изумрудная диадема, на губах играла легкая улыбка, от которой возле глаз образовалась сеточка мелких морщин.
- Какое мастерство! - с некоторой долей зависти прошептала Настасья, легко касаясь пальчиками тщательно выписанного перстня. - Как такое может не нравиться?!
Вопрос адресовался Марии, которая со скучающим видом рассматривала носки своих туфелек и восторга гостьи по поводу картины не разделяла.
- Дело вовсе не в картине, - пояснила она, презрительно наморщив носик. - Он действительно хорош, спору нет. Меня бесит, что его маман подарил этот мерзотник, Алексашка.
В голосе ее слышалась неприкрытая неприязнь к кузену.
- Сперва в гроб ее чуть не загнал, а потом презент этот преподнес - грех замаливал...
И без того не слишком привлекательное личико девушки перекосилось от злобы, но внимательный взгляд Настасьи словно отрезвил ее.
- Вы, Настасья Яковлевна, на меня внимания не обращайте. Это все дела наши семейные, - она взяла себя в руки и даже через силу улыбнулась. - И вы совершенно правы насчет мастерства. Картины господина Соболева невероятно популярны далеко за пределами нашего городка. Стоят они весьма прилично, даже не знаю, откуда у Сашки столько денег взялось. Он-то - голь перекатная, маман его из жалости приютила, когда его родители от тифа померли. Ни копеечки после них не осталось, одни долги. Оно и понятно, откуда ж взяться средствам у мелкого писарчука окружной канцелярии?
Произнесено это было таким тоном, что постороннему слушателю сразу становилось понятно: писарчуки - не люди, а их отпрыски - и подавно. Настасье было что на это возразить, но в этот момент за спинами девушек раздались чьи-то тяжелые шаги.
- Легок, как на помине, - скривилась Мария, оглянувшись через плечо.
- Меня обсуждаете? - до чего же неприятная у него улыбка, отметила про себя Настасья, глядя на приближающегося Александра. - Манька готова наговорить про меня не Бог весть что любому, кто согласится ее выслушать, - он бросил на кузину быстрый неприязненный взгляд и повернулся в сторону портрета.
- Наверняка успела нажаловаться, что, мол, сижу на их шее и отбираю последние крохи хлеба. Но ты не можешь отрицать того, моя дорогая, что я могу быть благодарным. Ничего подарочек? А ты, кузина, своей родной маменьке что-нибудь посущественнее букетика маргариток за свою жизнь подарила? Ах, как же я мог запамятовать, что самый популярный презент в этой семейке - это вышитые утирки. Настоящее произведение искусства, куда уж мне с этой мазней.
Настасья могла поклясться, что еще немного и Мария либо лопнет от злости, либо, что вероятнее, придушит своего несдержанного на язык кузена.
- Да как ты смеешь... - зашипела она, но Александр не дал ей договорить.
- Признайся, Манька, ведь ты рассчитываешь получить от нее гораздо больше, чем даешь сама, - он бережно протер рукавом сюртука массивную раму портрета. - Ты и твоя сестрица ничем не лучше меня. Только спите и видите, как запустить руки в...
- Замолчи! - руки девчушки сжались в кулаки, она сделала решительный шаг в сторону Александра. - Заткни свою пасть и не смей сравнивать нас с собой, приблудыш.
- Кошка драная! - парировал он и широко улыбнулся Настасье, всем своим видом показывая, что слова и поведение Марии его ничуть не трогают. - Добро пожаловать в змеиное гнездо, дорогая. Не дайте запудрить себе мозги, и тогда вы очень скоро поймете, что общаться с призраками гораздо приятнее, чем с живыми людьми. Спокойной ночи!
Скорчив напоследок безобразную рожу в сторону Марии, он удалился.
- Вот ведь упырь! - девушка не могла прийти в себя, ее трясло от злости и понимания собственного бессилия. - Сколько же он нам крови попортил. Хоть бы он сгинул поскорее!
- Никогда не произноси подобных слов! - схватила ее за руку Настасья. - Любое проклятие оставляет свой отпечаток на душе его наславшего. А это, в свою очередь может изменить ход его судьбы и не всегда в лучшую сторону.
- Да надоел Алексашка, сил нет, - оправдывалась малость поостывшая Мария по пути к Настасьиной комнате. - Ведь ни капли благодарности за то, что приютили его, обогрели. Маман его выучила, к делу пристроила, да только он от работы бегает, как черт от ладана.
- Не поминай нечистого на ночь! - Настасья только дивилась легкомыслию девушки, ведь это же всем известные вещи, - помянешь нечисть, она к тебе ночью в сон проберется, все мысли твои узнает, все планы твои порушит.
- Ух, ты, - восхитилась Мария, - с вами до того интересно разговаривать. Вам ведомы такие увлекательные вещи, - глаза ее загорелись от пришедшей в голову мысли. - А гадать вы случайно не умеете?
Настасья чуть было не споткнулась об ступеньку, хотя лестница и была хорошо освещена газовой горелкой.
- Умею, но не гадаю, - она вспомнила, что Аглая всегда была принципиальна в этом вопросе, хотя сама иногда и нарушала ею же самою установленное правило.
- Почему? - искренне удивилась девушка.
- Не хочу судьбу прогадывать, да и по здоровью гадание сильно бьет.
- Ну, не знаю, - с сомнением покачала головой Мария, не скрывая своего разочарования. - Я один раз была у мадам Мелюсины, так она выглядит очень даже здоровой, хотя гаданиями промышляет уже много лет подряд.
- Кто это - мадам Мелюсина? - поинтересовалась Настасья.
- Гадалка, целительница, и даже, поговаривают, что ведьма, - похвасталась Мария местной достопримечательностью. - У нее салон на центральной улице. Меня Валентина как-то раз к ней взяла. Сама побоялась. Что уж ей там Мелюсина нагадала, я не знаю, но после этого вцепилась она во Фрола Емельяновича мертвой хваткой. Тоже мне, нашла кавалера, - презрительно хмыкнула Мария. - А вот у меня ничего из того, что у Мелюсины на картах выпало, не сбылось. А жаль! - заключила девушка, тяжело вздыхая.
- Может быть, еще сбудется, - попыталась утешить ее Настасья. - Какие твои годы?
- Какие бы ни были, но они пролетают, и возврата им нет, - снова вздохнула девушка, страдальчески закатывая глаза. - В мире столько интересного, а я сижу здесь, в четырех стенах, кроме как три раза в Москве, нигде больше и не была. А мне так хочется путешествовать, - ее лицо озарила мечтательная улыбка, от которой Мария сделалась весьма премиленькой. Настасье захотелось сделать девушке приятное. Она взяла ее руку и взглянула на худенькую ладошку.
- Дальняя дорога у тебя будет, но счастливой ее не назовешь, - Настасья всматривалась в линии на руке, и ее охватывало чувство смутного беспокойства. - Начнется она слезами ими же и закончится.
- Ты же говорила, что не гадаешь...
- Я говорила о картах, - перебила девушку Настасья. - А на ладони написаны главные события в твоей жизни. Их не изменить. К сожалению...
- Почему к сожалению? - Мария с ужасом смотрела на свою руку. - Что еще ты видишь?
- Ребенок у тебя будет. Один и поздний, рожденный без любви, - Настасья пророчествовала и сама удивлялась своим речам. Когда-то, давно, Аглая рассказывала им с сестрой о значениях судьбоносных линий на руке человека, но ни самой Настасье, ни Аннушке эта наука оказалась не по зубам - с большим трудом им удавалось отличить линию жизни от линии любви, а уж о каких-либо подробностях и речи быть не могло. А сейчас она читала по ладони, как по книге. Все так четко и понятно: вот скорая смерть близкого человека, но об этом она промолчит, вот знакомство с влиятельным и значимым человеком, которое круто изменит жизнь Марии.
- И все это написано здесь? - Мария поднесла ладонь совсем близко к глазам и прищурилась. Уловка не удалась, рука как рука: ни детей, ни дороги. - Чудеса!
- Действительно, чудеса! - потрясенно прошептала Настасья, открывая дверь в отведенную ей комнату. - Увидимся утром, Машенька!