Аннотация: Можно ли отказать в помощи ребенку, особенно, если ребенок - призрак?
Загадка "Серебряного монаха"
В тот момент, когда мы изо всех сил колотили в двери "Серебряного монаха", мой плащ не выдержал, и на наши головы хлынул поток дождевой воды. Да, такого ливня старая добрая Англия и не припомнит, хотя, чем-чем, а дождями нашу старушку особо не удивишь. При каждой вспышке молнии и раскате грома мои спутницы вскрикивали и теснее прижимались друг к другу. Мне оставалось только выдать очередную фразу, которая, как мне казалось, должна была их успокоить, и сильнее стучать в дверь. Не могу сказать, что мне абсолютно не было страшно, но, как единственный джентльмен в нашей небольшой компании, я просто обязан был подавать пример стойкого мужества и невозмутимости. Одному Господу известно, каких трудов мне это стоило.
Со стороны хозяев гостиницы не наблюдалось абсолютно никакого желания пустить нас внутрь. Я забарабанил еще сильнее, чувствуя, что начинаю терять терпение. Возница предупреждал, что "Серебряный монах" - это заведение самого низкого пошиба, причем пользующаяся дурной репутацией, но по такой погоде нам было не доехать до более приличного места. Измученные долгой дорогой, поломкой дилижанса и этим адским ливнем, мы согласны были на любую дыру, лишь бы в ней были кровати и какая-никакая кухня.
Наконец, сквозь рассохшиеся доски грубо сколоченной двери пробился свет и хриплый мужской голос, не скрывая своего неудовольствия, поинтересовался:
- Кого еще несет дьявол в такую поганейшую ночь?
- Странный вопрос, если учесть, что это гостиница. - Так как на моих дрожащих от холода спутниц надежд было мало, я взялся лично вести переговоры с грубияном. - Это ведь "Серебряный монах"?
- Ну, уж точно не здание городского суда. Что вам угодно?
- Поскорее укрыться от дождя, а также горячий чай и два номера. Сэр, вы еще долго намерены держать нас за дверью? Со мной, между прочим, дамы и они умирают от холода и усталости.
Послышался звук отпираемого засова, дверь отворилась и в ее проеме замаячила неприглядная физиономия хозяина. Высокий, излишне худой, с мешками под глазами и гнилыми зубами он внушал отвращение, впрочем, как и его манеры. Осветив свечей в стеклянном подсвечнике лица моих спутниц, а заодно и мое, он как-то неопределенно хмыкнул и посторонился, пропуская нас в помещение. Мы очутились в..., язык не поворачивается назвать это холлом. Если бы я сам лично не видел вывески гостиницы, подумал бы, что попал в припортовой паб, по крайней мере, все его атрибуты, включая уснувших прямо за столами выпивох, здесь имелись.
- Свободный номер только один. Там только одна большая кровать, но я могу еще принести соломенный тюфяк, если пожелаете. Нет, можно и здесь переночевать, как эти...
При тусклом свете можно было различить несколько громкохрапящих тел, разместившихся на скамейках. Пару человек спали прямо на голом полу, а один взгромоздился на стол, рискуя упасть и свернуть себе шею. Мои спутницы (мать с двумя дочерьми) испуганно посмотрели на меня. Перспектива провести ночь в одной комнате в компании малознакомого мужчины их не прельщала. Меня, впрочем, тоже. И причина не только в элементарных правилах приличия. Но, поверьте, матушка двух дочерей на выданье - это самое навязчивое существо на свете, в этом я убедился на собственной шкуре. Стоило мне по неосторожности обмолвиться, что я еще ни с кем не связан узами брака, как она тут же вцепилась в меня мертвой хваткой, и всю дорогу распевала дифирамбы красоте и добродетелям своих дочерей. На мой же вкус, обе они были некрасивы, глупы и апатичны. На мгновение меня посетила мысль, что согласись я на один номер, воспользовавшись данной ситуацией, на утро меня уже могут попросить жениться, чтобы не портить репутацию этого почтенного семейства. Ну, что же, помимо мужества придется проявить еще и благородство.
- Я переночую здесь, у камина, а дамам предоставьте комнату.
Облегченно выдохнув, все трое разразились словами благодарности и сетованиями по поводу неудобства моего положения. Я, в свою очередь, галантно попросил их не беспокоиться по поводу моей скромной персоны, и пообещал отлично устроиться. После обмена любезностями женщины, в сопровождении хозяина таверны, отправились на второй этаж.
Я оглянулся, поражаясь скудности обстановки, и лишний раз посетовал на судьбу, вырвавшую меня из моего уютного домика на Оксфорд-стрит. Все что мне сейчас оставалось - подтащить к камину стул, который мне показался наименее грязным. Впрочем, я мог и ошибаться, так как единственным источником освещения был огарок свечи, "любезно" предоставленный мне нерадушным хозяином, да отблеск тлеющих углей в камине. На спинку стула я с трудом примостил свой плащ, с которого тут же набежала лужа внушительных размеров. Возле ножки стула я поставил свой сундучок, о который было удобно опираться ногами, и принялся чистить пистолеты, с которыми во время длительных поездок никогда не расставался. Конечно, почтовые кареты, в которых я предпочитал путешествовать, всегда сопровождал вооруженный охранник, но я был гораздо более спокоен, ощущая тяжесть кремниевого пистолета оружейника Сэмюэля Бранна.
Некоторое время спустя вернулся хозяин. Не отрываясь от своего занятия, я попросил его подбросить дров в камин и приготовить мне кофе, дамы же, думаю, не отказались бы от крепкого чая со сливками. Тот стал было возражать, что время позднее и для чая, и для кофе, но я прервал его.
- Да, любезнейший, и обращайтесь ко мне либо милорд, либо сэр Кэллимптон.
Мой громкий титул, увы для меня, не подкрепленный значительным капиталом, превратил грозного волка в кроткую овечку (а, может быть, причину стоить искать в моем оружии). Пробормотав, что его-то само все зовут Малыш Сплин, хозяин принялся разводить огонь, громко сетуя на погоду, от которой, окромя ревматизма и экземы легких, больше нечего и ожидать. Слушая его в пол-уха, я пришел к выводу, что имя Сплин очень ему подходит.(Spleen - хандра, плохое настроение (англ.)). Но с "Малышом" кто-то очень погорячился. Был он на добрых полголовы выше меня, а во мне 6 футов и 4 дюйма роста.
Огонь в камине весело разгорался, постепенно освещая окружающую меня убогую обстановку. Я еще раз осмотрелся. Нескобленые столы, покрытые слоем жира, перекошенные скамейки, несколько колченогих стульев с проломленными спинками, под столами - горы неубранного мусора. Словом, интерьер, рассчитанный на самых неприхотливых посетителей. В этот самый момент один из упомянутых посетителей приподнял голову, пьяно икнул и громко пропел: "Rolling down to old Maui, my boys, Rolling down to old Maui..." (старинная песня английских моряков китобоев в Северном Ледовитом океане), после чего с громким стуком уронил голову обратно на скамью и мощно захрапел. Для себя я уже решил, что если не починят дилижанс к утру, сам найду лошадь и прочь из этого малоприятного места.
Потянуло ароматным кофе. Малыш Сплин протянул мне сомнительной чистоты чашку и нерешительно затоптался на месте. Я рискнул сделать глоток и нашел напиток довольно недурственным.
- Милорд, если позволите... - неуверенно начал Сплин и запнулся, словно не решаясь озвучить мучавшие его мысли.
- Ну? - приподнял я бровь.
- Есть у меня одна комнатка, но не уверен, что она Вам подойдет
- В ней есть кровать?
- Есть, - кивнул Малыш, лицо его выражало озабоченность. - Только в ней уже давно никто не жил. Последний постоялец утверждал, что видел в ней привидение, и с тех пор я ее никому не сдаю. Мало ли что.
Он перекрестился и я понял, что для него это - вовсе не шутка. Я же недоверчиво хмыкнул. Существование призраков я допускаю, но только не в подобной дыре. Тоже мне, новый Blickling Hall (прим. замок в графстве Норфолк, который занимает первое место в "призрачном" рейтинге старой Англии).
- Ради ночи, проведенной в постели, я готов терпеть общество привидения, - при этих словах Сплин слабо улыбнулся. - Приготовь мне ее, Малыш Сплин. Да не забудь положить в ноги грелку.
Сплин ушел, а я повернулся к камину другим боком. Тот самый певец морских песенок снова проснулся и громким ругательством (от которого никто из его собутыльников даже не пошевелился) потянулся за кружкой, стоящей на столе. Не успели его пальцы коснуться глиняной ручки, как оборванец вновь громко захрапел. Больше никто уже мой покой не тревожил и я даже начал дремать в ожидании хозяина. Не успел я окончательно погрузиться в сон, как Сплин осторожно тронул меня за плечо.
- Милорд! Пойдемте!
Он с легкостью одной рукой подхватил мой сундучок и пошел впереди меня, указывая путь и освещая дорогу. Я с плащом в руках следовал за ним, изо всех сил подавляя зевоту. Усталость брала свое, и мне стоило больших трудов держать глаза открытыми. Дай мне волю, и я проспал бы часов двенадцать, что нередко делал в своей резиденции в Лондоне.
Мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж и прошли мимо номеров. В каком-то номере очень тихо ругались, в целом же на этаже царила тишина. Мы завернули в боковое крыло, где, по всей видимости, располагались комнаты самого хозяина и его семейства. В самом конце этого коридора Малыш Сплин остановился и, так обе его руки были заняты, ногой распахнул дверь крайней комнаты. Я даже не стал осматривать ее более чем скромную обстановку. Все, что меня интересовало в данный момент - кровать с глухим пологом.
- Жена заменила белье и согрела постель кирпичом. Я оставлю свечу, запасные вы найдете в комоде.
Сплин ловко подхватил брошенную ему монетку и покинул комнату. Я закрыл дверь на защелку и, как был в одежде, упал на кровать. Постель действительно еще хранила тепло, к тому же была замечательно мягка. Вот если бы еще не запах сырости и пыли, который непременно появляется в помещениях, в которых долго не живут, то мое счастье было бы полным. Свечу я не стал тушить, ибо с детства привык спать при свете - пляска теней от пламени всегда действовала на меня успокаивающе.
Сон пришел почти мгновенно, но был он беспокоен. Я ежеминутно просыпался, ворочался с боку на бок, снова засыпал и снова просыпался. Не припомню, чтобы за всю мою жизнь я так паршиво спал. Проснувшись в очередной раз, я не смог избавиться от ощущения, что кроме меня на широкой кровати есть кто-то еще.
Свеча продолжала гореть, но ее свет с большим трудом пробивался под полог кровати, поэтому рассмотреть своего "соседа" я не мог. Я чувствовал, как под его тяжестью продавилась перина, слышал его дыхание и размышлял. Человеком это быть не могло, так как дверь в комнату я запер собственноручно. Правда, было окно, но совсем уж крошечное, и сунься кто-нибудь в него, я непременно бы услышал. Все больше я склонялся к тому, что это животное. Мое воображение уже нарисовало несметные полчища крыс, единственной целью которых было запустить свои острые зубы мне в горло. Существо навалилось мне на ноги, и я, не выдержав, резким движением отбросил полог, подняв при этом целое облако пыли.
Можете представить мое изумление, когда моему взору предстал ребенок. Мальчик лет пяти. От удивления я не в силах был произнести ни слова. Малыш подполз ко мне поближе и сел на пяточки. Это было на редкость красивое создание. Таких золотоволосых детей с огромными печальными глазами в городских парках чопорные бонны умиленно называют "little angel" и со вздохом предрекают им недолгую жизнь. Мальчик поднял ко мне заплаканное личико и сложил ручки, словно в молитве.
- Сэр! - горячо прошептал он. - Спасите меня и мою бедную dear mom. Умоляю вас, сэр!
Что я мог на это ответить? Я же джентльмен, черт побери...
- Если вам нужна моя помощь, то я готов. Где твоя мама?
- Здесь!
- Здесь? - Я оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Я даже встал с кровати и обошел всю комнату, но мы с мальчиком были в ней одни. Ничего не понимая, я посмотрел на ребенка, ожидая объяснений.
- Сэр, найдите нашу могилу! - Эту фразу он даже не проговорил, а скорее простонал, после чего соскользнул с кровати. В ту же секунду пламя свечи затрепетало, и я понял, что она готова погаснуть. У меня ушло некоторое время, пока я отыскал запасную свечу в комоде и уже с ней полез под кровать.
- Вылезай, проказник! Что ты там бормотал насчет могил? - Мальчика нигде не было. Не знаю чему я удивился больше - его появлению или столь же загадочному исчезновению.
Добрых двадцать минут я обыскивал комнату, в надежде отыскать тайный лаз, через который ко мне попал этот загадочный ночной гость. Стоит ли уточнять, что все усилия мои были тщетны? Как уж тут не припомнить рассказ Малыша Сплина о привидении? Страха я не испытывал. Возможно потому, что малыш вовсе не соответствовал моему представлению о призраках: ни тебе грохочущих цепей, ни леденящих душу завываний. Да и мог ли я чувствовать его движение по постели, если это был бестелесный дух? С другой стороны, ведь посетители замка Newton House, графства Кармартеншир, чувствовали на своей шее ледяные руки духа леди Элеонор Кавендиш. А бедолага-мельник, погибший под колесами призрачной кареты в Плакли (прим. деревня на юго-востоке Англии, известная также как "деревушка дюжины приведений")?
Я был заинтригован. В моей размеренной жизни практически не осталось места приключениям, а солидный возраст (не так давно мне исполнилось тридцать семь) не позволял надеяться, что они когда-нибудь появятся. Если это действительно было привидение (я вполне мог это допустить, памятуя о своем увлечении трудами Джорджа Беркли, к слову, "Три диалога Гила и Филония" - мой любимый трактат), то слова мальчика наталкивали на мысль о жестоком преступлении, имевшем место в этих стенах, и раскрыть его я посчитал делом чести.
Придя к этому неординарному для меня решению, я взялся за письма, благо в своем сундучке я всегда вожу именной дорожный секретер. Первое письмо адресовалось моей милой матушке. В нем я сообщал ей, что важные дела задерживают меня еще на несколько дней. Во втором, которое предназначалось моему деловому партнеру, я подробно описал результаты моей поездки на верфи Бултона, и поручал ему, не дожидаясь моего приезда, начать переговоры с адвокатской конторой Сайроса Болтема. Третьему надлежало попасть в нежные ручки очаровательной леди Стендфорд, и пусть его содержание останется тайной.
На рассвете в двери постучались: Малыш Сплин сообщил, что возница починил дилижанс и уже через полчаса готов выехать, он итак запоздал с почтой.
- Я приготовил вам завтрак. Леди уже собираются.
Определенно титул - это великая вещь, почти такая же великая, как деньги. Нынче в хозяине "Серебряного монаха" нельзя было узнать ночного грубияна. Физиономия его излучала преданность и желание исполнить любую мою прихоть. Видимо не часто в его богадельне останавливались титулованные особы. Очередная монетка перекочевала из моего кармана в руки Малыша.
- Благодарю за расторопность. Только, вот что, мой друг, я намерен задержаться в этом уютном гнездышке еще на несколько дней. Я сам предупрежу возницу, а ты принеси завтрак прямо сюда.
Сплин ошарашено смотрел на меня. Должно быть, его сбило с толку словосочетание "уютное гнездышко", которым я нарек его Богом забытую гостиницу и мое, ничем не мотивированное желание погостить еще. Когда же старина Сплин наконец сообразил, каким выгодным клиентом он обзавелся, взгляд его потеплел и он решил проявить радушие.
- Дождь уже закончился, и многие номера освободятся. Не желаете ли переселиться в более уютную комнату? Я живо перенесу вещи.
- Меня вполне устраивает и эта. - Я собрался было захлопнуть перед ним дверь, в знак окончания разговора, но передумал. - Скажи, Малыш Сплин, в гостинице есть мальчик?
- Мальчик? - переспросил верзила и на секунду задумался. - Если вам что-то нужно, можете поручить это моему сынку, Мэтью.
- Он такой небольшой, лет пяти?
- О нет, ваше сиятельство. Ему уже стукнуло четырнадцать, и он здорово разбирается в делах гостиницы. Со временем я собираюсь передать ему дело, - Сплина просто распирало от гордости, но его семейные дела меня не интересовали.
- А среди постояльцев нет такого?
- Шлюхи, путешествующие дельцы, желающие сэкономить, ремесленники, желающие расслабиться после тяжкого труда. Семьи с детьми в моем заведении сюда не заглядывают, только если сильно уж припечет. - Он почесал затылок с таким видом, словно этот очевидный факт его порядком озадачил. Внезапно он замер, словно озаренный какой-то мыслью и сильно побледнел. - Вы видели мальчика? Где? В комнате?
- Это не важно. Ступай, любезнейший! - Я закрыл дверь, подивившись, как остро отреагировал хозяин на такой простой вопрос. Может быть, речь действительно шла о привидении, и Сплин обеспокоился, не разгонит ли появление призрака всех его постояльцев. Я решил особо голову не ломать, и дать событиям спокойно развиваться своим чередом.
Дождавшись, когда Малыш Сплин принесет мой завтрак и поставит поднос на столе, я спустился вслед за ним на первый этаж и, спешно миновав спящую компанию, от которой так и разило элем, вышел на улицу. Только начало светать, и хотя дождь уже прекратился, с деревьев и крыш продолжало капать. Дорога превратилась в грязное месиво, но это не останавливало возницу почтового дилижанса в его желании продолжить путь. Я тепло попрощался со своими спутницами, которые уже сидели в экипаже. Они же, в свою очередь, выразили огромное сожаление, что теряют в моем лице столь очаровательного спутника. После обмена любезностями я отдал вознице письма и тщательно его проинструктировал куда и кому они должны быть переданы. Получив более чем щедрое вознаграждение, возница клятвенно пообещал выполнить с точностью все мои указания, после этого послышался свист рассекающего воздух хлыста, и карета, с трудом преодолевая грязь, медленно двинулась в сторону лондонской дороги. Я оставался сам в этом богом забытом месте под названием Картленд - ни то маленький город, ни то большая деревня, но на карте его точно не найти.
Вернувшись в номер, я позавтракал и наконец-то спокойно уснул. Сквозь сон до меня доносились звуки просыпающейся гостиницы. Хлопали двери, слышались разномастные голоса, с первого этажа доносился приглушенный голос хозяина, который выдворял проснувшихся пьянчужек. Но я настолько был утомлен последними событиями, что весь этот шум был не в состоянии выдернуть меня из объятий сна.
Проснулся я далеко за полдень в бодром настроении и решительно настроенный разгадать загадку "Серебряного монаха". За окошком ярко светило редкое теплое августовское солнышко, и я с сожалением подумал, что таких погожих деньков будет все меньше и меньше, и очень скоро они сменятся бесконечной чередой туманов и моросящих дождей. В первую очередь я решил спуститься вниз и хорошенько порасспрашивать хозяина, что ему известно об обитающем в его заведении привидении. В коридоре я столкнулся с выходящей из соседней комнаты женщиной. Это была низкорослая худощавая особа со следами оспы на некрасивом лице и неприятным, пронизывающим взглядом черных глаз. Одета она была на ирландский манер: шерстяная юбка, кожаные туфли, на груди платок тонкой шерсти, из-под косынки выбивалась прядь темных засмальцованных волос. Заметив меня, она присела в некоем подобии реверанса.
- Милорд, для нас такая честь...
- Стало быть, вы - хозяйка "Серебряного монаха"? - немного невежливо перебил я ее. Мне абсолютно не понравился ее цепкий взгляд, которым она окинула мой костюм. В глазах ее появился жадный блеск, и она облизнула пересохшие губы. Могу поклясться, что эта чертовка уже подсчитывала прибыль, которую можно было с меня получить. С ней лучше "keep one's eyespeeling" (аналог нашей поговорки "держать ухо востро"). По здешним меркам я, должно быть, считался сказочно богатым, хотя только Богу известно, как я умудрялся существовать на те жалкие три тысячи фунтов, которые остались мне после отца. Пришлось позабыть о титуле и заняться торговлей и перевозками, чтобы хоть немного приумножить капитал.
- Миссис...
- Вуд! - представилась она и пояснила. - Как вы понимаете, Малыш Сплин - это всего лишь прозвище моего мужа. Он, небось, и сам позабыл, что звать его Томми Вуд.
- Ваш муж, Томми, он сказал, что комнату, в которой я сегодня ночевал, вы не сдаете. Почему?
Этот вопрос пришелся не по душе миссис Вуд. Она отвела взгляд в сторону и пробормотала:
- В ней нет камина, а кому зимой охота мерзнуть?
- Ну, а летом? - не унимался я, пользуясь положением привилегированного гостя.
По тому, как она начала теребить передник, я догадался, что женщина нервничает. Странная реакция на вполне обычный вопрос.
- И без нее комнат хватает. У нас редко кто останавливается.
- А нынешней ночью мест не было. Как вы это объясните?
- Сэр, поговорите лучше с моим мужем. Он сейчас внизу, - она порвалась уйти, но я крепко ухватился за ее костлявый локоть. В глазах ее промелькнул испуг, который тут же сменился неприкрытой злобой. Но меня женскими взглядами не пронять, если это только не взгляд леди Стендфорд.
- Может быть, мне приятно именно ваше общество. Так как же?
Миссис Вуд поняла, что так просто ей от меня не отделаться, и на вопросы придется отвечать.
- Ночью шел дождь, да вы и сами это прекрасно знаете. Многие клиенты паба не рискнули возвращаться по такой погоде домой, поэтому все номера были заняты.
- Предположим. Ну, а почему сами ею не пользуетесь или не сдадите под жилье?
- Нам места хватает. Простите, милорд, но у меня неотложные дела на кухне.
Она с силой вырвала руку и чуть ли не бегом покинула меня. Мне ничего не оставалось, как спуститься вниз. Пьянчужки исчезли, мусор был убран, и при свете дня столовая приобрела более-менее приличный вид. За столом обедали четверо посетителей и тихо вели беседу. Юноша лет тринадцати-четырнадцати, видимо сын хозяина, как его там, а...Мэтью, соскабливал со столов вековой слой жира и грязи. Из-за стойки за ним наблюдал Малыш Сплин, лениво потягивая bitter (прим. разновидность эля) из оловянной кружки. Заметив меня, хозяин заметно оживился. Он вышел из-за стойки и провел меня к столу возле окошка, который собственноручно застелил жесткой домотканой скатертью (не новой, но сравнительно чистой). Уже через пару минут передо мной стояла тарелка с холодной телятиной и сыром, горшочек паштета, покрытый аппетитной корочкой, и блюдце с кружочком домашней колбасы.
- Ради Вас моя хозяюшка расстаралась. Между прочим, ее паштеты прославили наше заведение.
Исходящий от снеди аромат только подтвердил слова Сплина.
- Ром, эль, тодди?
Я слегка взгрустнул о своем винном погребке с недурственной коллекцией испанских вин и заказал кофе. Как говаривала моя любимая матушка, моя привязанность к этому напитку просто ненормальна. С ней согласен наш лекарь, мистер Ханслоу. Старый шарлатан готов все мои болезни списать на злоупотребление кофе, даже простуду.
- Сплин, плесни-ка себе за мой счет самого лучшего виски и присядь рядом. Нам нужно поговорить.
Сплин с удовольствием исполнил мою просьбу, предупредив сына, чтобы тот, в случае прихода новых клиентов, заменил его за стойкой.
Я решил зайти издалека и некоторое время мы болтали о пустяках. Одновременно с этим я отдавал должное стряпне миссис Вуд, а Малыш Сплин не забывал заглядывать в кружку с виски. Как и все хорошее, еда вскоре закончилась, и хозяйка поставила передо мной дымящийся кофейник. Я попросил Сплина не стесняться и налить себе еще uisge beatha (прим. виски на исконно шотландском языке).
- Скажи-ка, Малыш Сплин, давно ты владеешь "Серебряным монахом"?
Хозяин отхлебнул из кружки и, старательно морща лоб, стал что-то подсчитывать в уме.
- Года четыре, наверное. А до этого восемь лет мы содержали "Монаха" на пару со свояком, Джузеппе Эспозито. Как это у вас называется?.. Были компаньонами.
- Стало быть, твоя жена итальянка?
- Совершенно верно. Видели бы вы ее во времена молодости. Красавица! - Улыбка расползлась по раскрасневшемуся от выпивки и воспоминаний молодости лицу Сплина, но тут ему на глаза попалась миссис Вуд и он погрустнел.
- И что, Сплин, все эти долгие годы у тебя под боком жило привидение?
- Ах, вот вы к чему клоните, - вздохнул Сплин и махом осушил кружку. - Да, целых двенадцать лет. Тихое такое привидение, никому не мешающее. Сам-то я его отродясь не видел, и мои домашние тоже, а вот слыхать - слыхивал. Раз пять, или семь, или даже десять...
- Неважно сколько, - перебил я математические подсчеты Малыша.
- Иногда по ночам из той комнаты слышен плачь. Детский плач. Но стоит распахнуть дверь, как он тут же замолкал.
Малыш с сожалением заглянул в пустую кружку, и я сделал знак его сыну принести початую бутылку "St. Magdalene". Алкоголь сделал свое "черное дело" и Сплин разговорился.
- Бывало, его не было слышно два-три месяца, а однажды призрак не давал о себе знать целых полгода. Мы уж было понадеялись, что он покинул этот дом, и рискнули сдать комнату одному приезжему джентльмену. Той же ночью он выбежал из номера, вопя, как поросенок на бойне. Нам стоило больших трудов успокоить его. Поймите меня правильно, сэр. Если бы в городе прознались про призрака, мы потеряли бы половину своих клиентов.
Я с пониманием кивнул. Миссис Вуд, до этого с преувеличенным старанием чистящая лук в проеме между залом и кухней, подошла к нам. Она отобрала у мужа уже на треть пустую бутылку и зло прошипела:
- Тише ты, старый! Нам и сейчас подобная репутация ни к чему.
Малыш Сплин с тоской проводил взглядом заветную бутылку, но перечить жене не стал. У меня сложилось впечатление, что он ее побаивался.
- А где теперь Джузеппе? - Я решил, что для дела было бы полезно поговорить и с этим джентльменом.
- В Италии, - ответила за мужа миссис Вуд. - Как только Томми выкупил у него половину дела, он вернулся на родину и открыл там собственный трактир.
- Чего мне это стоило! - Малыш Сплин зло сплюнул прямо на деревянный пол за что получил подзатыльник от супруги.
- Нечего рассиживаться, тебя уже мясник заждался. Ждешь, когда мясо протухнет?
- А ведь и, правда. - Сплин поднялся. - Совсем я с вами засиделся.
Я тоже собрался уходить.
- Пойду, прогуляюсь по местным окрестностям. А то в городе от природы вовсе отвык.
- Сэр Кэллимптон! - окликнул меня Сплин, когда я был уже у самой двери. Я остановился в ожидании. Сплин немного замялся, но все-таки решился задать мучавший его вопрос. - Вы действительно его видели?
- Кого?
- Мальчика.
- Вроде того, если только это не working of a sick imagination (прим. плод больного воображения), - я шагнул за порог, успев, однако, заметить, какими взглядами обменялись Томми Вуд с женой.
Моя прогулка имела определенную цель - мне хотелось как можно больше узнать о "Серебряном монахе" и его хозяевах. Что-то не стыковалось в рассказе Сплина, но что именно я не мог понять. Жители Картленда с охотой вступали со мной в разговор. Видимо жизнь в городишке была настолько скучна, что всякий был рад перекинуться словечком даже с незнакомцем. Собранные мною сведения только подтверждали слова Томми Вуда. Действительно, долгое время гостиница принадлежала чете итальянских эмигрантов - Назарио и Лучане Эспозито. После их кончины заведение перешло их детям - Джузеппе и Паолине. От имени жены дела вел Томми Вуд. Ни для кого не было секретом, что Томми и Джузеппе не ладили между собой. Каждый тянул одеяло на себя, а в результате страдало дело. Некогда процветающее заведение превратилось в грязный притон, находящийся на грани разорения. Приличные люди обходили его десятой дорогой, боясь подцепить какую-нибудь заразу, или лишиться кошелька. Три с половиной или четыре года назад Томми выкупил у Джузеппе его часть, и тот, по слухам, вернулся в Италию. Приложив немало усилий, Вуду удалось поднять гостиницу хоть и не до прежнего уровня, но достаточного, чтобы в нее стали заглядывать добропорядочные граждане. Многим нравилась готовка миссис Вуд, и ее знаменитые паштеты шли нарасхват. День близился к закату, а я ни на шаг не приблизился к разгадке тайны, окутавшей "Серебряного монаха".
Вернулся я в гостиницу поздно вечером, когда в ней было полным-полно народу. Ром, виски, тодди лились рекой. Я отказался от ужина, предложенного мне хозяином, и попросил только принести мне наверх кофейник - этой ночью я не собирался спать. Кроме того, мне нужны были свечи. Много свечей, чтобы хватило до утра.
В первую очередь я снял с кровати полог, а потом перетащил ее с середины комнаты в угол. Таким образом, я мог обозревать всю комнату, не вставая с постели. Миссис Вуд принесла кофейник и поинтересовалась, не нужно ли мне что-нибудь еще. Ее цепкий взгляд тут же отметил все изменения в обстановке, но она мне на это ничего не сказала, а только недовольно поджала губы. Поблагодарив ее за кофе, я закрыл дверь и с чашкой в руках занял свой наблюдательный пост. Я очень надеялся, что маленькое приведение посетит меня и этой ночью, и хоть немного поможет мне в моем расследовании. Я жег уже третью свечу, а призрак все не появлялся. Несмотря на то, что днем я неплохо выспался, а сейчас почти прикончил целый кофейник, организм требовал положенных ему девяти часов сна. Я, должно быть, уснул, потому что чашка вырвалась из моих рук и с громким дребезгом разбилась об пол. Я резко поднял голову и увидел его - маленького мальчика, сидящего у письменного стола. Что-то напряженное было в его крохотной фигурке. Сон окончательно покинул меня, когда я рассмотрел, что руки у ребенка связаны за спиной, а во рту торчит деревянный кляп. Малыш повернул голову в мою сторону, и я готов был закричать от ужаса: вся левая сторона лица и часть шеи мальчика были обезображены огромным ожогом, волосы выгорели, а одежда с этой стороны была опалена. В глазах ребенка читалась такая мольба, что превознемогая страх, я подошел к нему и осторожно избавил от кляпа. Боже мой, он был вполне материальный! Я даже чувствовал запах обгоревшей плоти и чувствовал тепло его слез на своей руке. Развязав ему руки, я сел напротив малыша.
- Кто тебя так?
- Они!
- Кто они?
- Я не смею назвать их имена, это должны сделать вы. Вы ведь сделаете это, сэр!
- Я постараюсь, если ты хоть немножечко поможешь мне. Сколько их?
Ребенок показал три пальчика.
- Как тебя зовут?
- Я не знаю.
- А как же зовет тебя мама?
- Иногда "солнышком", иногда "сокровищем", но чаще - "малышом".
- А где твоя мама?
- Здесь. Мы все время здесь, с тех пор как...
- Не бойся, продолжай.
- С тех пор как нас убили.
Мои худшие подозрения подтвердились: ребенок и мать стали жертвами жестокого преступления.
- Послушай меня, солнышко. Чего бы мне это не стоило, я найду их и покараю. Клянусь тебе!
- Значит, ты и есть добрый?
Я не знал, что ответить на этот вопрос. Добрый ли я? Возможно. По крайней мере, мне с большим трудом удавалось сдерживать слезы, при виде обезображенного личика. В последний раз я плакал еще ребенком, когда моя сестра разбила, подаренный на Рождество телескоп. Помнится, его остатками я отлупил сестру до синяков, а она ведь на три года меня старше. Кого бить сейчас я не знал...
Как я не крепился, а одинокая слеза все же пробежала по моей щеке. Мальчик заметил ее и заключил:
- Добрый. Это хорошо. Мама говорит, что однажды явится добрая и смелая душа, которая поможет нам. Найдет наши тела, и когда нас похоронят, согласно...ну, этим...обычаям...
- Христианским, - подсказал я.
- Точно. Вот тогда мы освободимся и покинем эту комнату. А вы добрый и смелый. Не то, что другие. Стоило мне кому-либо показаться, как поднимался страшный крик. Мама меня за это ругает, но ведь, если я не буду просить о помощи, нам никто и не поможет.
- Ты все правильно делал. Просто люди не каждый день встречаются с такими, как вы. Ну, а как давно вы здесь?
- Много дней и ночей.
- Ты можешь показать мне ваши тела?
- Нельзя. Я не должен помогать, и мама не должна. - Мальчик замер, словно к чему-то прислушиваясь. - Мама говорит, что с тех пор, как мы поселились в этой комнате, мы ее не покидали.
- Я могу поговорить с твоей мамой?
- Нет. Она никому не верит и считает себя виноватой в моей смерти. Но это - неправда. Меня убили другие. И ее тоже.
Я тяжело вздохнул. Я ни на шаг не продвинулся в своем расследовании.
- Тебе больно?
Малыш трогательно пожал плечиками.
- Сейчас нет, а тогда было очень больно. Они засунули меня в камин, чтобы мама сказала, где она прячет свои драгоценности. Но, сэр, у нее их не было, честное слово!
Малыш разволновался, вспоминая те страшные события. Должно быть, его мать решила прервать этот разговор, так как свеча внезапно погасла, и я оказался не только в полной темноте, но и в одиночестве. Я не стал зажигать новую, а ощупью пробрался в постель. Мой ум напряженно работал, анализируя собранные мной за день сведения. Постепенно прорисовывалась неясная картина, требующая уточнений.
Как это часто бывает, озарение пришло внезапно. Я с трудом дождался рассвета, чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть родившуюся у меня гипотезу. В случае положительного ответа я мог считать обещание, данное мне мальчику, выполненным. Как только на улице стало достаточно светло, чтобы можно было хоть что-то рассмотреть, я распахнул окно. Высунувшись по пояс из окна, я стал рассматривать ближайший ко мне угол дома. После я долго и внимательно изучил угол комнаты. Всякие сомнения отпали. Держитесь, мама с малышом, вам недолго осталось страдать. Но, сперва, нужно было кое-что сделать.
В течение целого часа я писал письма, а затем незамеченный выскользнул из гостиницы. На почтовом отделении мне удалось нанять одного из лучших курьеров, и уже через десять минут он мчался во весь опор в сторону Лондона, увозя с собой письмо, адресованное Сайросу Болтему. Далее мой путь лежал в полицейское управление, но так как час был еще довольно ранним, я решил скоротать время в небольшой кондитерской.
Поглощая один за другим великолепные бисквитные пирожные и запивая их кофе, я, от нечего делать, глазел на улицу, на которой становилось довольно оживленно. В какой-то момент мимо заведения промчалась лошадь, и мне показалось, что я узнал в ее всаднике Мэтью, юного наследника "Серебряного монаха".
Ровно в девять я вошел в полицейское управление Картленда и потребовал комиссара. Вышел я оттуда только через полтора часа.
У двери таверны, небрежно облокотившись о дверной косяк, стоял Малыш Сплин. Он хмуро наблюдал за моим приближением, и его насупленный вид мне очень не понравился.
- Хорошо погуляли, милорд? - спросил он без тени улыбки.
- Неплохо, мой друг, неплохо, - как можно дружелюбнее ответил я и попытался обойти верзилу.
- Нынче видели приведение?
- О, нет! И поразмыслив при свете дня, я пришел к выводу, что мальчишка мне просто приснился.
- Ну-ну! - Малыш посторонился и все время, пока я шел к лестнице, сверлил мне спину недобрым взглядом.
Как на иголках я дождался ночи в надежде, что мальчик явится и сегодня. Мне хотелось его обнадежить, и этим хоть немного облегчить его существование. Хотя, можно ли применить это слово в отношении призрака? Вопрос философский и я намеревался развить его в своем дневнике, который впоследствии намеревался передать леди Стенфорд. В нем я подробнейшим образом хотел описать свои приключения в Стенфорде. Полный энтузиазма я взялся за перо, но уже на четвертой страницы строчки предательски поползли вниз, и, в конце концов, перо выпало из моей руки, а сам я, самым предательским образом, уснул прямо на разложенных страницах.
...Крохотные пальчики гладили мою руку. Я с трудом разлепил глаза и подумал, что мой сон перерос в кошмар. На столе, касаясь моего запястья, лежала детская рука. Самая настоящая рука: от кончиков пальцев до предплечья. На рваном срезе видна была кость, нити нервов, перерезанные вены...
- Ах, вот она где! - мальчик подошел к столу и взял руку. При виде ребенка волосы у меня на голове зашевелились от ужаса. Обгорелая часть его лица почернела, левая рука была отрублена, и кровь залила некогда белую рубашечку, горло мальчика было перерезано, и при каждом его слове из раны вырывалась струйка крови. Ужас сменился яростной ненавистью к его мучителям. Я готов был каждого из них собственноручно разорвать на куски.
- Мама просила передать, что вам угрожает опасность.
- Опасность? - пожалуй, я даже знаю, от кого она исходит, но не думаю, что они решаться что-либо предпринять.
- Берегите себя, сэр. Вы мне очень нравитесь, и будет жаль, если с вами случится плохое. Я больше не появлюсь, - он с сожалением посмотрел на меня, и я с тоской осознал, что больше его не увижу. Боже! За каких-то пару встреч я умудрился к нему привязаться. К призраку! Я просто обязан был ободрить его напоследок.
- Скоро вы будете свободны! Очень скоро. Ты мне веришь?
Он кивнул. В этот момент от самой дальней стены отделилась тень, и я увидел его мать. Молодая, очень миловидная белокурая женщина. Ее простое, но дорогое, платье было пропитано кровью, хлеставшей из ужасной раны на ее горле. Она была столь глубока, что казалось, голова вот-вот отделится от тела. Она подхватила ребенка на руки и прижала его к груди. Их тела стали медленно растворятся в воздухе.
- Вы верите мне? - мой отчаянный вопрос адресовался матери. - Верите?
Она беззвучно прошептала: "Да!", и, традиционно свеча погасла. То мгновение, которое отделило трепет пламени от полной темноты, оказалось очень насыщенным на события. Какая-то сила швырнула меня в сторону, после этого послышался звук выстрела и звон разбитого стекла. Нужно ли объяснять, что с этого момента я был обязан призракам жизнью.
В коридоре послышались взволнованные голоса и в мою дверь не просто постучались, а забарабанили изо всех сил.
- Сэр Кэллимптон! Милорд! С вами все в порядке? Откройте!
Резонно решив, что в присутствии стольких свидетелей несостоявшийся убийца вряд ли повторит покушение, я открыл дверь. На пороге моего номера собралась довольно внушительная толпа в ночных сорочках. В свете свечей мелькнуло лицо человека, которого я не ожидал здесь увидеть. По моим расчетам Малыш Сплин сейчас должен был избавляться от пистолета, из которого он намеревался лишить меня жизни, а нет - вон он, в ночном колпаке и выражением искреннего беспокойства на лице. Выглядел он настолько комично, что я невольно улыбнулся, глядя на него. Возле Сплина маячила его супруга, и в ее глазах читалось явное разочарование.
- Спокойно, господа, спокойно! - я счел нужным объясниться. - В меня действительно стреляли, но, как видите, все обошлось. Я цел и невредим, но, так как имело место покушение, я считаю необходимым вызвать полицию, причем особенно настаиваю на присутствии комиссара Томпсона.
Так как убийцей оказался не Томми Вуд, то у меня созрела новая гипотеза, которой я поспешил поделиться с комиссаром. К чести мистера Томпсона, он терпеливо выслушал мои умозаключения и даже согласился с разумностью моих доводов. Далее все зависело от расторопности его людей...
Два дня. Бесконечных, томительных, наполненных ожиданием и волнением об исходе нашего мероприятия. Два дня добровольного заключения в собственном номере в компании двух констеблей, приставленных для моей охраны. Мы как раз коротали время за игрой в вист, залучив в качестве четвертого игрока Мэтью, когда в комнату буквально ворвался возбужденный комиссар Томпсон. Прямо с порога он выпалил:
- Мы нашли его, милорд! Сняли с греческого корабля. Он устроил такой шум, грозился судом. Очень надеюсь, что ваши предположения верны, сэр Кэллимптон.
В возбужденном состоянии я зашагал по комнате.
- Это мы сейчас и узнаем. Рабочие с вами?
- Уже ждут за дверью.
- А эти...трое?
- Внизу под надежной охраной.
- Отлично! Не будем же ждать ни минуты!
Через два часа, к двери моей комнаты, в которой с трудом можно было что-либо разглядеть из-за витающей в воздухе пыли, подвели двух мужчин и женщину.
- Томми Вуд, Паолина Вуд, Джузеппе Эспозито! - прогремел из недр комнаты голос комиссара. - Войдите и взгляните на ваши жертвы.
С большой неохотой перечисленная троица переступила порог. Первым - Томми, за ним - неопрятный мужчина цыганской наружности, очень схожий с Паолиной, которая замыкала шествие. Губы Малыша Сплина дрожали, лицо его покрыла мертвенная бледность, а вся фигура сгорбилась, словно не выдержав тяжести, обрушавшегося на его долю испытания. Брат и сестра держались прямо. Челюсти обоих были крепко сжаты, ноздри раздувались от злости, Паолина при этом что-то зло шептала себе под нос на итальянском. Я мог бы поклясться, что это были проклятия и, скорее всего, на мою голову.
Подталкиваемые в спины констеблями, они подошли к разрушенной стене, за которой мы обнаружили огромный камин. В его недрах, на мягкой подстилке из пепла покоились два тела в полуистлевших одеждах - женщины и ребенка. На каминной полке из кирпича стоял кованый ларец, на крышке которого лежало то, что осталось от маленькой детской ручки. Я был не столь впечатлен открывшейся нам картиной, как рабочие, разбившие стену, так как примерно знал, что она за собой скрывает. Но вид тел потряс даже много повидавшего на своем виду комиссара, что уж говорить об остальных. Все молчали. Возможно, все были ошарашены чудовищностью открывшейся картины преступления, а, может быть, их сердца сейчас наполнялись праведным гневом, направленным на эти ничтожные создания, покусившимся на самое святое - жизнь. Жизнь ребенка, жизнь матери.
Неожиданно для всех Томми Вуд упал на колени и зашелся слезами.
- Простите меня! Простите! Я сделал это только ради сына.
Полицейским стоило большого труда оттащить верзилу от камина, было заметно, что им было противно даже прикасаться к нему. Паолина с ненавистью взглянула на мужа.
- Заткнись, ratto (перев. крыса (итал.))! Мы сделали это ради денег, и имей мужество это признать. Веди себя, как положено мужчине.
Томми не слушал ее, а продолжал всхлипывать, все время повторяя: "Ради сына! Ради сына!"
Все это время Джузеппе Эспозито молча созерцал ларец, словно боясь оторвать от него взгляд, и наткнуться на картину мертвых тел. Комиссар дал знак констеблю перенести ларец на стол. Я осторожно взял костяную руку, боясь, что она вот-вот рассыплется, и положил ее возле маленького скелета. Томпсон смахнул рукавом слой пыли с крышки ларца и не без труда поднял ее. Все присутствующие, кроме преступников, подались вперед, чтобы лучше рассмотреть.
- Там ничего нет! - впервые подал голос Джузеппе. - Только бумажки.
Комиссар перебирал пожелтевшие от времени листы.
- Это Анна Бушель. Здесь на ее имя акции Ост-Индской компании на несколько тысяч. Неплохое капиталовложение. - Он обвел взглядом убийц. - А вы думали, что женщина с ребенком рискнет возить с собой крупную сумму денег и драгоценности? Это в наше-то время? Здесь целое состояние, которым вы просто не смогли бы воспользоваться. Так неужели те жалкие крохи, которыми вы разжились, стоили жизни этих несчастных, - комиссар кивнул в сторону камина, откуда тела уже были снесены вниз и увезены труповозкой.
Джузеппе Эспозито презрительно посмотрел сначала на Томпсона, потом на меня.
- Если нужда прижмет, господа, можно убить и за гораздо меньшую сумму. Мне, по крайней мере, ее денег хватило, чтобы начать небольшую торговлю.
- Она сама виновата, - вклинилась Паолина, от злости скрипя зубами. - Начала откровенничать со мной, словно с подругой. Рассказала все под чистую. Как терпела унижение и насилие со стороны нелюбимого мужа. Как втайне от него копила деньги, а после неожиданного наследства перепавшего ей после тетушки, наконец-то решилась на побег. Никто ее за язык не тянул. Всё разглагольствовала, какой замечательной новой жизнью они с сыном заживут, что денег им с головой хватит. Вот и договорилась. Кто знал, что она имела ввиду эти бумажки?!
Я не стал сдерживаться и, неожиданно даже для самого себя, влепил ведьме звонкую пощечину. Да простит меня моя матушка, впервые в жизни я поднял руку на женщину. Никто даже не пошевелился, чтобы остановить меня.
В Картленде я задержался еще на несколько дней для того, чтобы присутствовать на церемонии погребения Анны Бушель и маленького Чарльза. Я взял на себя все расходы, памятуя, чем им обязан. Все эти дни я жил в доме комиссара. Дальнейшее пребывание в "Серебряном монахе" было бы для меня сродни пытки, поэтому предложение Томпсона и его милой супруги пришлось весьма кстати. К этому времени пришел ответ из адвокатской конторы Сайроса Болтема. Те сведения, которые раздобыли для меня его агенты были уже не актуальны, и только подтвердили мои предположения. После погребения я вернулся в Лондон, и моя милая матушка нашла меня очень изменившимся. Да я и сам чувствовал, что это приключение закалило меня, сделав более жестким, непримиримым.
Слушанье дела о двойном убийстве закончилось, как я предполагал, слишком мягким приговором - виселицей. Ну, как тут не вспомнить про "hanging, drawing and quartering" (прим. многоступенчатая кара в XVI в. за государственную измену и покушение на жизнь монарха)?! Я кое-что предпринял, задействовав немалые денежные средства, и вот, телегу, на которой преступников доставляли от Ньюгейта до Тайберна к месту казни, охватило пламя. Хорошо, что стражникам и вознице удалось спастись, и им только оставалось смотреть, как корчится в огне преступная троица. Дабы успокоить нервы свидетелям, расшатанные ужасающей картиной, каждый из них получил по двадцать фунтов для поправки здоровья.
Наконец-то у меня появилось свободное время, и я намерен закончить дневник с описанием моих приключений. Разумеется, я опущу свою причастность к серии пожаров в двух лондонских тюрьмах, зато подробно опишу, каким же образом мне удалось разгадать тайну "Серебряного монаха". Это было не так уж и сложно.
Маленький Чарльз, хотя и не должен был помогать мне, все-таки косвенным образом натолкнул меня на кое-какие мысли. Во время нашей с ним второй встречи я отметил для себя три момента. Во-первых, убийство произошло в том самом номере, в котором мы встретились. Во-вторых, тела все еще находились в нем, но не понятно где именно. В-третьих, рассказ мальчика свидетельствовал о том, что в комнате был камин. Куда же он тогда подевался? Какой смысл было его разбирать? И тут меня осенило. Камин - прекрасный тайник для тел, которые выносить из номера в гостинице полной людей было бы очень рискованно. Сжечь тела - очень проблематично с точки зрения физики, к тому же запах, а вот если замуровать... Я еле дождался утра, чтобы проверить свою догадку. И действительно: внешний угол дома оказался футов на семь дальше угла моей комнаты. Трудно представить стены подобной толщины. Значит, за торцевой стеной комнаты было еще пространство и, скорее всего, тела были там.
Но, найти тела - это только полдела. Я хотел знать имена убийц. Разумеется, что провернуть такую масштабную операцию без ведома хозяев гостиницы просто невозможно. Сплин сказал, что призрак обитает в его заведении лет двенадцать. Выходило, что убийцами были Назарио и Лучана Эспозито, которые на данный момент давно уже покоились в собственных могилах. Но, что-то в рассказе Малыша Сплина не сходилось. Несложные математические подсчеты доказывали, что Томми Вуд лжет. Судите сами. С его слов призрак проявлял себя раз десять с перерывами в два-три месяца. Самый большой перерыв был в полгода. Выходило максимум три с половиной года, но никак не двенадцать! Именно столько времени прошло с тех пор, как Томми выкупил у свояка его долю в деле. А откуда же взялись денежки? Мой новый знакомый оказался грязным убийцей. Вычислить его подельников не составляло труда. Несмотря на внешнюю грубость и нахальство, Томми Вуд, как говорится, be henpecked (прим. был подкаблучником). Именно миссис Вуд была истинным главой семьи, не смотря на то, что хозяином гостиницы считался Томми. Не исключено, что именно она была инициатором этого гнусного преступления. Но рассчитывать в таком серьезном вопросе на мягкотелого мужа, было бы глупо. А теперь вспомним, что Паолина была итальянкой, а для итальянцев нет ничего крепче кровных уз. Кого как не родного брата, также крайне нуждающегося в деньгах, и не утруждающего себя вопросами морали, можно взять в пособники? На одну ночь Томми Вуд и Джузеппе Эспозито забыли о своей вражде - жажда наживы оказалась сильнее семейных неурядиц.
Все эти соображения я в последствии изложил комиссару. Но, мысли мыслями, а чтобы передать преступников в руки правосудия, необходимо было найти тела, и при вскрытии могилы обязательно должны присутствовать все трое подозреваемых. А значит, необходимо как можно скорее отыскать Джузеппе. Это я намерен был поручить адвокатской конторе Сайроса Болтема, у которого, по моему мнению, была самая лучшая агентура в Лондоне. Им я поручил, не стесняясь в средствах, отыскать в Италии Джузеппе Эспозито. Право, я готов был потратить все свое состояние, и понимал, что на поиски итальянца может уйти не один месяц, но я готов был ждать. Кроме того, мне нужны были сведения обо всех пропавших женщинах с детьми в период с 1835 по 1837 года. Как показали дальнейшие события, я мог бы обойтись и без услуг этой конторы, но на тот момент, я был уверен, что все делаю правильно. Конечно, им не удалось найти Джузеппе в Италии, потому что он туда и не выезжал, а имя Анны Бушель мы узнали из документов, ну, да Бог с ним. Я взял в привычку никогда не сожалеть ни о сделанном, ни о потраченном.
Ночное покушение ускорило дело. Мое расследование встревожило убийц, и они решились избавиться от меня как можно скорее. Я был весьма удивлен, увидев у себя в комнате чету Вуд сразу же после выстрела. Но затем, трезво поразмыслив, я понял, что супруги не настолько глупы, чтобы собственноручно меня умертвлять. Итак, на сцене появился третий член кровавой банды. Не слишком ли быстро он вернулся из Италии? А, может быть, старина Джузеппе никуда и не уезжал? Это и предстояло выяснить людям комиссара Томпсона.
И снова ожидание, слава Богу, на этот раз недолгое. Что было дальше, вы уже знаете. С большим опозданием пришло письмо от Болтема. В нем он сообщал, что поисками Эспозито заняты его лучшие агенты, а под запрос о пропавшей женщине с ребенком подходят Анна и Чарльз Бушель, которые в марте 1837 года должны были прибыть к сестре Анны на постоянное место жительство, но так и не прибыли. Их шестимесячные поиски результатов не принесли.
Я передал Болтему бумаги, найденные нами в ларце, а он уж свяжется с родственниками погибших и оформит передачу немалого наследства. Разумеется, я отказался от награды, обещанной за сведения об Анне ее сестрой.
Если честно, то я до самого конца сомневался в правильности своих заключений. Вплоть до того момента, когда Томми Вуд упал на колени перед своими жертвами. Что ж, я отблагодарил Анну за спасение меня от пули Джузеппе, и сдержал слово, данное малышу Чарльзу. Да упокоит Господь их души!