Я смотрю на холодный остов. Человеческий остов. Но железный. Киборг. Новенький - вон как блестит...
Что такое быть киборгом?
Моя ладонь осторожно прикасается к металлу. Лед обжигает ее, и я спешно отхожу. Мне все же любопытно. Он холодный. Сейчас жарко, а он - холодный.
Я снова с интересом приближаюсь к странному существу, и снова трогаю его железную руку. Или не железную. Но металлическую... Но холодную. Ледяную.
Не двигается... Сломался?
А может, его выбросили?
Забыли?
Потеряли?
Сбежал?
Он двигается. Моя рука что-то задела, и он двигается. Мягко сползает по грунту. Я с интересом наблюдаю за опускающимся туловищем киборга. Робот. Живой робот... Как же это интересно!
Опускаюсь на колени, обползаю вокруг. На сверкающем, совсем новом корпусе отражается закат.
Что же он тут делает?
Я тихо сворачиваюсь клубком около этого существа, и смотрю на темнеющее небо. Этот робот холодный, но лежать рядом с ним очень уютно.
Никому не отдам.
Мои ладошки обвиваются вокруг металлической руки.
Спокойной ночи, киборг...
***
Девочка... Маленькая девочка с тридцатого уровня.
Того уровня, куда меня сбросили.
Иметь своих киборгов могут только жители первого уровня. Так что летел я долго.
Через час отказали системы, отвечающие за двигательные функции. Информация обо мне стремительно удалялась из карты памяти. Я едва успел перекрыть доступ от хакеров, как меня отключили от сети. Я остался один, без поступления информации, но где-то спустя минуту оказался на Земле.
Удар был болезненным не для рецепторов, которые включили на самую повышенную резкость для полного ощущения наказания. Нет, каким бы сильным не был удар, я едва его почувствовал, потому что я упал на кучу мешков с мусором, сбрасываемых вниз на протяжении веков.
Удар же был обыкновенно опасным для моего стального тела. Оно разлетелось на куски, оставив от меня только остов и диск с картой памяти. Понятное дело, что я мог мыслить, смотреть и чувствовать на том уровне, который доступен киборгам. Мне было доступно многое, но вместе с тем - мне не было доступно ничего.
От девочки шло тепло. Мне было холодно, но холод не имеет значения для существа, которое является неживым. А вот девчонка мерзла, и то и дело ежилась, пытаясь поплотнее прижаться к моей, морозящей ее, руке. К сожалению, отключили и голосовую функцию. Поэтому я не мог разбудить ребенка, и попросить уйти от меня.
Внезапно девочка проснулась. Она привстала, и, морща лицо, начала копаться в своей широкой сумке, перевешенной через плечо. Я разглядывал ее чумазое лицо. Как странно... В моей базе данных хранилась информация о жителях тридцатого уровня. Ровно одна строка - "Ничтожество".
Девочка не была похожа на ничтожество. Девочка была похожа на мою хозяйку, которую искупали в черной краске и плохо обтерли.
Я хотел сказать "бывшую хозяйку"...
Ребенок с тридцатого уровня перестал рыться в своей сумке, и вытащил оттуда наилегчайшее одеяло. Что оно наилегчайшее я могу сказать точно - потому что оно легло на меня.
Потом на меня легло еще и тело девочки, которая забралась на мое туловище, свернулась там в маленький комочек, и, пригревшись, заснула.
А я задумался. О жителях тридцатого уровня, и о том, когда я, наконец, заржавею. Учитывая качество материала, не ржаветь мне предстояло долго. Значит, меня могут разобрать на части.
С трудом скосив взгляд, я посмотрел вправо. Там, совсем скатившись вниз по куче мешков с отбросами, должна лежать броня моей руки. Куда делись остальные обломки, я увидеть не успел.
Грустно.
Вернув взгляд в исходное состояние, я уставился вверх.
Небо заслоняли потолки уровней.
На груди сопела девочка.
Значит, через двадцать девять уровней вверх сейчас так же уютно спит моя бывшая хозяйка. Хотя условия у нее, безусловно, получше, чем у этой несчастной жительницы низшего уровня.
Ну, и что мне теперь делать? Да и зачем нам дают жизнь, если тотчас отбирают ее?!
На утро девочка проснулась примерно в шесть часов. К сожалению, вместе со всеми функциями сети сбились и часы, поэтому я не мог узнать точного времени. Приходилось ориентироваться по солнцу. Точнее не солнцу, которого просто не было видно, а его энергии, проходившей сквозь уровни, и считываемой моими, едва целыми, датчиками.
В принципе, девочка проснулась не сама... Ее спихнули с меня двое взрослых местных жителей. Они обошли меня, ощупывая мой остов, и переговариваясь между собой. Девочку отогнали сразу. Она стояла неподалеку и во всю ревела. Во мне шевелилось сочувствие, хотя по идее меня уже ничего не должно волновать...
Достав из карманов сверток бечевки эти двое аккуратно меня обвязали, и дружно потащили с мусорки. Рев девочки застыл в ушных рецепторах наглухо.
Через пару часов тряски, которая сопровождалась при таком ритме еще и руганью "грузчиков", меня отдали молодому человеку в более-менее нормальной на вид одежде. Наверно, местная элита... Наверно... Пахло от него приятно - смазкой и металлом. Я ненадолго впал в эйфорию, ощущая столь приятные вещи, но меня тряхнули, заталкивая на тележку. Я с содроганием подумал о том, что сейчас должно твориться с лишенным защиты телом. Что со мной творят? Неужели есть надежда на реабилитацию? Но без корпуса...
Словно в ответ на мои мысли один из людей, притащивших меня сюда, вытряхнул из мешка обломки корпуса, разлетевшиеся при ударах об уровни. Когда я летел, меня действительно основательно поцарапало.
- Это все, что мы нашли...
Молодой человек с неприлично заросшим лицом в изнеможении притулился к покореженной стене дома и стал складывать мои обломки в мешок. Дом был старым. Я бы сказал, что его построили века два назад - он удивительно хорошо выглядел. Но на самом деле дома на тридцатом уровне перестали строить уже примерно пять столетий как. Лишь иногда с более высоких уровней спускались механики, чтобы подлатать некоторые дома. Как-никак, а они были остовом остальных уровней. Но этот остов был куда прочнее наших хрупких механизмов...
Получив деньги, нашедшие меня удалились из помещения. Человек достал из ящика инструменты, и принялся за ремонт. Я был поражен, но действовал он умело. Настолько умело, что я даже не заметил, как заработали отключенные функции, понизились чувства из-за поправки рецепторов, и встали на место некоторые части...
- Благодарю вас... - я склонил голову в поклоне. Потом подумал, что здесь могут быть другие привычки и этикет, и выпрямился.
- Как тебя зовут? - человек сунул в рот некое подобие сигар, которые курил отец моей бывшей хозяйки. Он копался в мешке, где лежала броня, и периодически выуживал из него некоторые детали.
- К сожалению, эти данные стерлись с моего жесткого диска... - виновато сообщил я. - Вы можете дать мне новое имя. Мне называть вас хозяин, или вы скажете мне другое обращение?
- Зови как хочешь, робот... - бросил он, рассматривая на свет тусклой лампочки какую-то часть моего остова.
- Мне откликаться на робот, хозяин?
Он не успел ответить. В помещение ворвалась девчонка. Ткнула в меня рукой.
- Это мое! Мое, слышишь? - по ее раскрасневшемуся лицу медленно текли слезы, оставляя белесые дорожки на грязноватом лице.
- Кыш, - даже не напрягаясь сказал хозяин. Девочка понуро попятилась, но выпрямилась, и начала кричать с новой силой.
- Я нашла его! Первая! Закон!
- Что такая малявка может знать о Законе? - хозяин все так же равнодушно надел на нос очки, не глядя закрыл ящик стола, из которого эти очки были извлечены, и вернулся к моему корпусу. Заметил, что девочка присела около меня, все так же рыдая. Повторил: - Кыш, я сказал.
Она снова вскочила. Тряханула сжатыми кулаками. Смело. На моем бывшем уровне такое непозволительно.
- Закон я знаю наизусть! Это - мое!
- Закон был придуман дураками для дураков... Перейдем на силу?
- Но его выполняют! - завизжала девчонка, притаптывая ногой по порванному насквозь паркету. Потом остановилась. Ее лицо приобрело выражение номер пять из ряда вопросительных выражений на вопрос "что-что ты там сказал?" из моей программы. - Какую еще силу? Я женщина!
- Женщина - это особь, противоположная мужскому полу. Созданы для размножения особей мужского пола и особей женского пола. Процент рождения минимален. Закон запрещает трогать особей женского пола. Я тебя не трогаю. Ты уйдешь сама. Или я вытащу тебя отсюда за ухо... - меланхолично заметил хозяин. - К тому же, - вдруг поспешно добавил он, - детородной особью являются женщины с двенадцати лет.
Его взгляд изменился. Он отложил часть корпуса, которую исследовал на повреждения, и уже по новому взглянул на девчонку.
- Сколько тебе лет? - спросил он каким-то не таким тоном.
- Тринадцать... - прошептала малышка, пятясь к выходу.
- В первый раз вижу женщину... - признался хозяин, судорожными пальцами поправляя очки.