Аннотация: Гм... Это... Неудачный вариант начала замечательной и очень трогательной повести.
"Спасибо за надежду"
Пролог.
Возможно вы видели какие разрушения приносит диктатор. Тот, кто не видит дальше своего носа, не просто рушит. Такие люди, с властью, но без сердца, ломаю души и выращивают в них отнюдь не благодарность.
Но если узурпатор вечен? И его подданные обязаны много веков тащить за собой борозду ненависти?
* * *
Когда пытаешься идти тихо, то будто бы назло любой шорох кажется громким как выстрел. Аона шла наоборот. То есть шуршала так громко, как только можно. Нионэ много раз оборачивался и просил малышку идти потише. Но усталый ребенок не слушал отца и едва шевеля ногами, все равно громко топал по жухлой прошлогодней траве.
Майя устало прислонилась к широкому стволу дуба и молча сползла на землю. Аона радостно плюхнулась рядом. Она решила, что родители решили устроить привал. Нионэ быстро попытался изобразить неунывающего папу:
- Люди, нам еще долго идти! Не больше пяти минут!
- Изверг! - простонала Майя, но только для вида. Давать спуску мужу она не любила ни при каких обстоятельствах. Даже если в этот сумрачный день они убегали из разрушенного города. И если по их следу мчались маги.
- Ма-а-ам! Па-а-ап! А почему мы не взяли Кока? - надуто спросила Аона.
Нионэ замешкался, но ответил:
- Аона, понимаешь...
- Кок мертв! - с внезапной ненавистью воскликнула Майя. - Все мертвы! - ее глаза блестели. - Город разрушен! А те, кто это сделал, теперь идут за нами, чтобы уничтожить и нас!
Глаза Аоны заблестели. Майя же вскочила, и гневно ударила сжатым кулаком по стволу дуба. После взвыла, и уткнула лицо в кору дерева. Плечи ее содрогались от беззвучных рыданий. Нионэ молчал, прикусив губу. Аона медленно переводила взгляд с одного родителя на другого, а потом внезапно сунула покрасневший нос между коленок, и тихо заплакала.
Да, они бежали. Наверное, единственные выжившие из всех жителей маленького, безымянного городка, в котором они жили последние месяца. Жизнь Нионэ и Майи давно превратилась в кромешный Ад из погонь и бегства. И они бежали, не жалея никого, ни сил, ни времени, ни так нежданно, так ненужно родившейся дочери. И за все свои пять лет Аона привыкла бегать, привыкла страдать из-за запретной любви своих родителей. Каждое бегство было запланировано, еще нигде они не задерживались дольше полугода. Но в этот раз их разыскали безумно рано, и никто не мог сказать почему...
- Небо!!! - безумный крик молодой, красивой женщины разрушил почти абсолютную тишину леса. - За что?! Ну за что ты меня мучаешь?!! Иди ты к черту, проклятое Небо!!! Отстань от нас, наконец, мы и так настрадались!!!
Ее крик прервали возобновившиеся рыдания. Аона же притихла, и молча глядела, как ее отец спешит успокаивать мать. Потом встала, потому что ноги начали затекать, и тревожно покосилась туда, откуда они пришли на эту поляну. Она привыкла к погоне, и была удивлена, что мама не ведет себя тише. Взгляд девочки снова перенесся на родителей. Нионэ положил жене на плечи свои крепкие ладони, и, судя по умоляющему лицу, о чем-то просил. Аона вздохнула, и наклонилась, чтобы потереть испачканную коленку.
Ее слух внезапно уловил внезапный сдавленный хрип. Девочка отвлеклась, и подняла глаза. И тут же с криком подскочила на месте.
С другой стороны поляны в ее сторону летели стаи стрел. Аона пронзительно закричала, и отшатнулась назад. Крик иссяк, из горла вырывалась перемешка хрипа и судорожного всхлипывания.
- Мама! Папа! - девочка пятилась от надвигающейся лавины стрел. Из под деревьев начали словно выползать темные силуэты. - Куда вы пропали?! Мама-а-а!!!
Ее нога запнулась о торчащий корень, и она неудержалась, шлепнулась на мокрую траву. Быстро вскочила, и в последний раз оглянувшись на становящиеся все более различимыми силуэты, с визгом кинулась под защиту деревьев.
Она мчалась, мимо проносились смазанные деревья, ветки кустарника били Аону по лицу, но она бежала, гонимая страхом, из последних сил, прекрасно зная, что их уже не хватает...
И в самом деле - бежала она очень недолго. Но остановилась не потому, что силы покинули усталое тело, а из-за внезапно появившегося и преградившего ей дорогу пса.
Черная собака, роняющая на землю клочья пены, безостановочно рычащая, копающая землю задними лапами, но такая знакомая Аоне...
- Кок? - пес сбил девочку с ног, но она боялась его все меньше. - Песик, а разве ты не...
Голубые глаза собаки вспыхнули неестественным светом, и Кок навалился на Аону еще сильнее. Испугавшаяся его взгляда Аона тихо вскрикнула.
Мышцы пса напрягались, свалявшаяся шерсть вставала дыбом, как у кошки. Девочка же плакала, ее зубы стучали, но она не могла ничего поделать - страшный пес громко рычал, и не давал двинуться с места.
Деревья раздвинулись, на поляну выплывали смутные силуэты. Аона увидела их и закричала еще громче. Кок же отстранился, и с довольным видом замахал хвостом, вертясь вокруг новых хозяев. Аона приподнялась на локте, и испуганно смотрела на силуэты. Вблизи это оказались просто люди, укутанные в плащи с ног до головы. Но все же Аона их боялась.
Из толпы отделился один человек, и подошел к ней. Девочка ждала боли в резко схваченных волосах, холодного металла у горла в виде ножа, заломленной за спину руки, смерти - всего, что угодно, но не того простого движения ввергнувшего ее в ужас.
Человек смахнул со своего лица капюшон и со словами "Ну что, девка, добегалась?", посмотрел ей в глаза.
Лицо словно обтягивала гниющая кожа - серая, неровная оболочка, сквозь которую пробивался свет красных глаз - свет, но ни глаз, но век не было видно. Нос кожа не обтягивала, вероятно он отсутствовал. Но и рта не было тоже. Аона зажмурилась, отворачивая тяжелеющую голову, и едва хватая реальность за подол. К конце концов ей в нос ударил противный сладковатый запах гниения, и Аона не удержала сознание, уйдя в темноту...
* * *
Тихий стук капель разбудил Аону Илнойс в темном подвале. Она попыталась разлепить глаза, но разницы не почувствовала. В рот ей попала пыль и мелкий мусор. Аона надолго закашлялась, прижав ладони ко рту. В горле свербило. Девушку бил озноб. Она пыталась остановить непрекращающийся кашель, но это ей не удавалось.
Через пару минут дверь в комнату, где она решила провести ночь, открылась, и кто-то подошел к ней, прошлепав по неглубоким лужам на полу. Аона судорожно сжала губы - кашель рвался наружу. В руках пришедшего вспыхнул огонек, освятив креативную стрижку и тридцатисантиметровые уши. Лицо пришедшей (а это явно было женщина) осталось в тени, видны были лишь горящие глаза.
- Вставай. - коротко приказала она.
Аона не пошевелилась.
- Вставай! - властно повторила пришедшая.
С трудом приподнявшись на дрожащих руках, Аона осмотрела женщину. Перед ней стояла утонченная демонесса. Длиннющие уши, острые клыки, узкие когти на ногах и пальцах рук. Да, босая. В коротком жилете, оголяющем живот, стянутом на груди хлипкими ремнями. Железный широкий пояс на бедрах, из под которого клочьями висела оборванная юбка. Роскошные браслеты на икрах, с белыми, поблескивающими от огня в ладонях демонессы змейками в причудливой вязи... Но несмотря на ободранно-шикарный вид, держалась демонесса властно, грозно, сурово. В карих глазах с красными зрачками стоял холод.
- Поторапливайся! - гаркнула она, и, приблизившись к Аоне окончательно, схватила ее за руку, и попыталась поставить ее хотя бы на колени.
Девушка непослушным мешком стояла на подгибающихся ногах перед демонессой, и пыталась понять, что же от нее хотят. Демонесса присела перед ней, и схватила тонкими холодными пальцами за подбородок.
- Вирин, ты идешь со мной. Мне все равно, как я это сделаю, и как это сделаешь ты, но идешь. И если ты этого не сделаешь, то это будет самый последний каприз в твоей жизни, поняла?
Аона поспешно закивала, испуганно следя за мерцающим на свободной руке демонессы огоньком, и, когда демонесса встала, поспешила за ней. Поспешила так быстро, как могли ее усталые ноги. Демонесса удовлетворенно хмыкнула. На ее второй руке вспыхнул еще один огонек.
- Меня зовут Ссури. Я демон. Меня послали за тобой. Ты, конечно же, не знаешь кто ты. В этом подвале никто об этом не знает. Что, уже напряглась? Нет, не расскажу. Только тот минимум, что тебе следует знать. Тебя зовут Аона Илнойс, как существо родившееся от человека и ангела ты являешься вирином и обладаешь даром Песни. Тебе шестнадцать лет, в этом месте находишься уже десять из них. Идти мы будем далеко, по ночам, так как ты отвыкла от солнечного света, а я к нему и не привыкала. Про дар Песни ничего не знаю, но если ты посмеешь по дороге сдохнуть или сбежать - это будет самой великой ошибкой в твоей жизни. Все поняла?
- Есть будешь то, что дам я. Без моего разрешения не сделаешь ни движения, ни скажешь ни слова. С этого момента ты находишься в моей полной власти. Сейчас ты молчишь и идешь за мной.
Ссури свернула вбок. Аона спешно последовала за ней. Они миновали самый нижний подвал, который был полон воды по щиколотку и вышли на более сухое место. Ссури вынула откуда-то сверток и бросила в руки Аоне. Девушка с трудом его поймала и, ежась под огненным взглядом спутницы, стала его разворачивать. Внутри оказалась одежда. Старая, рваная, зато чистая.
Аона спешно стащила грязное платье и надела на себя рубаху и мужские штаны. После чего вновь побежала за Ссури. Точнее попыталась побежать, но брючина за что-то зацепилась, и Аона рухнула носом в вонючую лужу. Пока она вставала, шатаясь и откашливаясь, послышались приближающиеся шаги, и перед ней вновь выросла Ссури. Демонесса одним рывком схватила девочку за шкирку, и приподняла над полом. Аона мигом вывалилась из чересчур широкой рубахи, снова оказываясь в воде. Ссури чертыхнулась, и с размаху отвесила девочке пудовую затрещину. Аонина голова мотнулась в сторону, но она стерпела.
Потому что впервые за долгие десять лет Аона могла увидеть свет. И от одной только мысли об этом внутри возникали короткие, но теплые воспоминания. И сейчас, когда она почти разучилась чувствовать и понимать, блуждая в мрачном подземном лабиринте целую вечность, перед ней возник шанс, от которого она просто не могла так глупо отказаться.
Она знала, что иногда путников лабиринта забирали из него наверх. Что было с ними потом, Аона не знала. Но она мечтала о том, что когда-нибудь заберут и ее. Мечтала так же сильно, как дети в приютах мечтают о маме. Но Аона смирилась, что ее родителей нет в живых, и мечтала только о солнечном свете и тепле, которые манили ее все эти годы. Потому что дни и ночи, проведенные в подземном лабиринте были полны только выживания.
Аона иногда встречала здесь тех, кто бродил вместе с ней по этим коридорам столько же лет, сколько и она. Но оставаться вместе было нельзя - никакого единогласия в таких союзах не было. Только некоторые сохраняли свежую голову, и рассказывали Аоне про то, как отсюда можно выбраться. Но эти люди были смертниками, приведенными сюда для того, чтобы их заковали в цепи, и оставили умирать. Они знали про то, что здесь есть люди, и знали, почему эти люди отсюда иногда выходили. Аона натыкалась на трупы и кости, ела то, что получалось достать, а лучшее, что получалось - живущие здесь крысы. Натыкалась на умирающих от голода и жажды, не могущих встать с холодного и мокрого пола, и не понимала, как эти люди не могут сориентироваться в окружающей их обстановке. Натыкалась на сумасшедших, кидавшихся к ней с безумнейшим взглядом, и едва вырывалась из их цепких пальцев. Но никогда не находила тех, кто здесь Жил.
А Аона жила. Каким-то волшебным образом жила, пытаясь не сдаваться и рваться вперед. В одиночестве и нечеловеческих условиях. Но в этот раз ее болезнь просто сбила девушку с ног, не давая встать. Она бы, наверное, умерла там, если бы не внезапное появление демонессы, влившей в нее свои силы. И теперь Аоне было безразлично, зачем она была нужна Ссури, лишь бы та вывела ее отсюда. Наверх, к людям. А что до остального - да пропади оно все пропадом! Лишь бы вновь увидеть то, что скрывалось от нее почти десять лет...
- Как ты меня нашла? - спросила девочка у демонессы, одолевающей лестницу с еще большим трудом, чем она сама - в лестнице было около тысячи ступенек, и они едва ли прошли половину.
- Не смей говорить без моего разрешения! - рявкнула Ссури, оборачиваясь, и вновь хватая ее за рубашку. Аона чуть не задохнулась от стягивающей ее горло ткани. Видимо, в ее впалых глазах отразилась скорая гибель, и Ссури отпустила ворот. Аона тут же опустилась на ступеньки - ватные ноги совсем не держали ее ослабевшее тело.
Тут раздался голос демонессы. Видимо, она все же решила ей ответить.
- Я не знаю, какого хрена ты здесь забыла. Просто учти, что вытаскиваю я тебя не потому, что такая добренькая, а по приказу главы рода, черт бы сжевал его гнилые кости!
Она развернулась обратно, и вновь пошла наверх, не задумываясь об Аоне. Чуть не задушенная девчонка с трудом вскочила, и помчалась за ней. Ей слишком сильно хотелось снова увидеть солнце...
Эрик Ван Нэйс сидел притулившись к шершавой поверхности скалы, и мутным взглядом смотрел на солнце. Он ненавидел его. Сотни лет он смотрел на это глумливое светило, мечтая больше никогда его не видеть. Но Эрик не мог умереть. Сколько раз он пытался погибнуть? Сколько раз его убивали? Сотни? Или тысячи? Недочеловек сбился со счета. Его кости срастались, кровь, издавая кошмарные звуки, вбегала обратно в тело. Оторванные органы просто исчезали из одного места, чтобы прирасти туда, где им положено быть. Эрик прозвал себя недочеловеком, который не может умереть. Смертные... Как же они будут смеяться, когда узнают о том, что кто-то изо всех сил пытается сделать то, чего они боятся больше всего на свете...
Всю свою бессмертную жизнь Эрик искал средство, способное вернуть его в мир смертных. Ему надоело смотреть на себя в зеркала, и видеть в них все то же смазливое двадцатилетнее лицо. И знать, что у него никогда не будет семьи, любви и детей. Не будет места, в котором он мог бы жить дольше десяти лет. Но будет другое. Вечность и дорога... И ничего больше...
Он поднялся на ноги, отворачиваясь от палящих прямо в душу лучей. Ему было больно не от них. Боль причинял факт, что солнце было с ним вечно...
Прыжок, и Эрик, распахнув руки, как крылья, летит вниз. Ему не нужны были крылья, чтобы удачно приземлиться. Он всегда падал на ноги. Или терпел мимолетную боль, чувствуя, как срастаются кости и заживают раны. Но прыгал вновь и вновь, желая, чтобы настал момент последнего полета...
Куда теперь? Он знал лишь то, что назад ему повернуть невозможно. И шел вперед. Потому что впереди было неизведанное, где могло быть лекарство от его болезни. Правда, многие годы не было... Но вдруг там, куда он еще не заходил, будет его спасенье?