Сначала была боль. Николай попытался открыть глаза и свет, словно скальпель хирурга-садиста вспорол спасительную темноту. Россов застонал. Когда боль утихла, он попытался осмотреться. Помещение, в котором Николай очнулся, более всего походило на сарай или наскоро сколоченную хижину. Яркий свет, ставший причиной мучительного пробуждения, бил сквозь щели в стенах и огромные дыры в крыше. Окон, как таковых, не было. В дальнем углу штабс-капитан увидел Ливкина. Есаул сидел, привалившись к стене, ноги связаны, раненая рука перевязана и закреплена на груди.
- С возвращением в мир живых капитан, - разведчик, при виде очнувшегося Россова оживился, помогая себе здоровой рукой подполз к офицеру и помог ему сесть. - А я уже и не чаял, думал помрешь. Считай, часов девять ты без сознания валялся.
- Где мы, кто на нас напал, хунхузы? - слова давались с трудом, во рту было мерзко и сухо.
- Сколько вопросов, - усмехнулся есаул, - Мы по прежнему в тайге. Где конкретно не знаю. Все то время, пока ты был без сознания, нас везли. В этой хижине встали на привал час-полтора тому назад. Нападавшие - хунхузы, но есть и плохая новость. Главный у них японский офицер. Зовут Курума. Мой старый знакомый. Имперская контрразведка. Так что дела наши плохи. Нападение было спланировано от начала до конца и нужен им я. Вернее некие сведения, которыми я располагаю. Тебя прихватили, потому что офицер, и потому, что контрразведчик.
- А остальные?
- Часть отряда рассеялась по лесу. Но, - есаул опустил голову, - это была малая часть. Остальные легли там, раненых хунхузы добили, а китайцам Чжана отрезали головы.
- Господи! Зачем?
- А чтоб другим не повадно было капитан. Разве не понятно.
Николай почувствовал, как в нем поднимается злость к этому спокойному человеку, ставшему причиной гибели стольких людей.
- Зато тебя я смотрю, они перевязали. Заботятся как о родном.
- Это Курума. Я ему нужен живой и здоровый - есаул грустно улыбнулся. - Если бы не это, он бы меня живьем в землю закопал и с превеликим удовольствием.
- Это связано с последним заданием.
И не только, но это не так важно. Есть одна старая история. И так уж получилось, что мне придется тебе ее рассказать. - Есаул заговорил быстрее и с заметным волнением. - Хоть и не готов ты к этому, да и впутывать тебя не хочется. Но как только мы прибудем к месту назначения, японцы начнут мне задавать вопросы. Поскольку отвечать я на них не буду, они будут все более требовательными. Как они умеют спрашивать я знаю. Поэтому если повезет - отдам концы. Если нет - все расскажу. У тебя, в отличии от меня, есть шанс. Ты им не нужен. Скорее всего, тебя отправят в лагерь для военнопленных. А оттуда и до России рукой подать. Когда вернешься, отправляйся в горд Воскресенск, что в Звенигородском уезде, на берегу Истры, в сорока верстах от Москвы. Там стоит Воскресенский монастырь, который еще Новым Иерусалимом называют. Найдешь Архимандрита и расскажешь ему мою историю.
- Архимандрита? - Николай не смог скрыть своего удивления. - При чем здесь церковь и дела военные.
- Ты слушай капитан, есть дела поважнее военных. Время придет - сам все поймешь. А пока просто поверь. Это очень важно. Так важно, что даже жизнь не имеет такой цены, как то, о чем мы сейчас говорить будем. История эта начинается в 1902 году, когда по инициативе военного министра генерал-адъютант Куропаткина было принято решение направить в Тибет специальную разведывательную группу. Причины для этого были и серьезные - Англия давно облизывалась на Лхасу и к моменту начала подготовки экспедиции уже осуществила несколько военных экспедиций здорово потрепав местных вояк. - Ливкин крякнул, и начал баюкать раненную руку. Спустя мгновение он продолжил. - В России, как известно от слова до дела иногда годы проходят. Пока мы готовились, два года пришло. Англичане времени не теряли и в 1904 году Святой город заняли. Далай - Лама бежал из страны в Монголию, а уже оттуда попытался установить связь с нашим государем и китайским императором.
- Господи! Николай невольно поморщился, - у нас в 1904 году своих проблем было только поворачивайся, на кой нам этот Тибет с его Ламами дался.
- Удивляюсь я тебе Россов, а еще генштабист, мелко мыслишь. Россия в то время прилагала огромные усилия, чтобы помешать англичанам захапать Тибет. Англичане тогда самураев на нас натравливали, так нам лучше было Китаю помочь под себя Тибет забрать, заодно союзника бы заимели в будущей войне, которая уже в двери стучалась. В общем как британцы в Лхасу вошли нашу группу стали в дорогу собирать. Главным у нас был подъесаул Уланов, из калмыков. Он тибетский язык очень хорошо знал. До задания, он состоял офицером одного из казачьих полков Войска Донского, ну а когда к операции привлекли, его сразу вольнослушателем Академии Генерального Штаба зачислили. Там он особо топографию изучал, связь, ну и другие важные науки, которые в будущем походе могли пригодиться. Я у него, что-то вроде специалиста по безопасности и выживанию был. Из Петербурга мы выехали в январе 1904 и до сентября торчали в средней Азии, где нам выправляли подорожные документы. В октябре мы прибыли в Кульджу, а оттуда двинулись в глубь Китая. Шли мы караваном в десять верблюдов и старались ничем ни отличаться от паломников, направляющихся к святым местам. К концу декабря группа добралась до цайдамских калмыков. К этому времени от неизвестной болезни умерло четыре человека. При переходе Тибетской границы встретили племена тангутов обычно воинственные, к паломникам они отнеслись с почтением и даже выделили небольшой эскорт. В Лхасу мы прибыли в мае. Приняли нас хорошо. Уланов в их буддистских штуках так натаскан был, что его местные ламы чуть не за святого сначала приняли. Ну пока он с их Хубильгенами и гегенами встречался, я все больше жизнь окружающую изучал. Очень там много интересных наблюдений сделал. Особенно когда урядник Шарапов, что с нами в караване шел, как-то ночью по случаю злоупотребления местным самогоном, выпал из окна третьего этажа. Надо сказать, разбился он тогда страшно. Не жилец, в общем. Тибетцы своего врача прислали. Тот сказал, что у Шарапова Сломаны ноги, несколько ребер, кости таза и позвоночник. Казалось надежд никаких. Но тибетец сказал, что за месяц поставит урядника на ноги. И что ты думаешь - через месяц казак выздоровел и мог отправляться вместе с нами в обратный путь. Я даже к медику тому ходил, чтобы научил науке своей. Думал - если надо - останусь в Лхасе. Отказал он. Сказал только сыну свое искусство передаст. А жаль - есаул вздохнул, - я б тогда со всей этой военной кутерьмой покончил и людей исцелять бы стал. Куда как благородней. Ну да ладно, не судьба. В общем, отправились мы домой, но здесь на нас опять мор напал. Точно как, когда мы в Лхасу шли. Ни один местный лекарь ничего понять не может, лекарства не помогают, а люди за два - три дня как свечи сгорают. Вскоре и старшего нашего - Уланова зацепило. Два дня он в лихорадке провалялся, а на третий меня позвал. Смотрю - совсем плохой - отходит. Приказал он мне, чтобы я рядом с ним сел, всю информацию о своих переговорах пересказал, сказал, где бумаги важные лежат, и вдруг притянул меня к себе и в руку, что-то сует. Смотрю, а это на вроде гильзы оружейной, с обеих сторон запаянной, украшений на ней никаких, только черточки разные, словно узор образуют. Сунул он мне ее и говорит - это Ливкин важнее всего, о чем ты подумать можешь, важнее жизни твоей. От этого судьба мира зависит. Вот так и сказал. А я эту штуку держу и чувствую, что она теплая, словно живая. И так мне жутко стало, что стал я ему ее обратно в руку засовывать, а он, откуда только силы взялись, мне ее в ладонь впихнул, и моими же пальцами сжал. Клянись, говорит, что доставишь ее Архимандриту Нового Иерусалима и только ему. А передал, скажешь Геген Рамбуче, а еще запомни - это ключ к Власти. Пять, раз меня все повторить заставил и умер. А я с остатками отряда через Манчжурию пошел, здесь, как в расположение штаба попал, все про переговоры доложил. Людей опытных не хватало, меня в Монголию сведения собирать отправили. Ну а дальше ты знаешь. В общем, расклад такой капитан. Куруме нужна информация о тех переговорах, которые мы вели в Лхасе. Действует он в интересах Англичан. Поэтому добыть из меня нужные сведения - это для него дело чести. А к чести эти ребята относятся очень серьезно. Мне эту штуку не донести: или отберут или со мной закопают. А я когда в глаза Уланову заглянул, сразу поверил - нет ничего важнее этой его просьбы. Так, что хочешь или нет, но теперь это твой крест, - и с этими словами Ливкин достал из сапога металлический цилиндр, покрытый рисунком из нацарапанных под разным углом черточек. То ли любопытство, то ли сила рассказа заставила Россова не задумываясь взять цилиндр в руки, но как только он оказался у него на ладони, тут же приятное тепло разлилось по всему телу, захотелось вскочить, что-то делать, усталость и боль остались в прошлом.
Ливкин, который внимательно наблюдал за капитаном только удивленно хмыкнул, - а тебя я смотрю, эта штука и не пугает вовсе. Ну, так что, берешься?