Война всё длилась и длилась, и чем дальше, тем больше таяла надежда на скорое ее окончание. И вдруг - неожиданный прорыв. Австрии нанесли смертельный удар, заново расцвела уверенность в победе. Всё лето продолжалось наступление. Брусилов с сильными боями шел вперед - казалось, теперь-то уж конец действительно недалек.
Но миновало лето. Брусилов не взял ни Кракова, ни Львова. Победа снова откладывалась на будущую осень.
Из-за войны возникли проблемы с продуктами - сложно было купить любую ерунду. Даже за хлебом приходилось стоять в длинных очередях. Воспитанниц института всегда кормили по-спартански, но сейчас стало совсем голодно. Вместе с кризисом росло и недовольство народа - в Петрограде то и дело можно было наткнуться на митинги, на которых призывали к замене правительства.
Лазарет в Зимнем дворце закрыли еще в прошлом году. Тася стала редко выходить из института, душу охватила меланхолия. Впереди всё представлялось неясным и унылым. Тася давно оставила мечты о победе: лишь бы всё закончилось, хоть как-нибудь. Люди жадно ловили слухи, горячо обсуждали каждую газетную строчку. Все говорили о злой воле Распутина, об измене, о невозможности далее бороться.
Та зима далась особенно тяжело.
Пепиньерки занимались только с младшими классами, и первые воспитанницы Таси, учившиеся теперь в пятом, вышли из-под ее ответственности. Однако все три продолжали подходить к ней поболтать перед обедом и забегать в гости.
Тася, тронутая до глубины души преданной привязанностью девочек, поила их чаем с печеньем, раздобытым с большим трудом. Они с удовольствием поедали угощение и наперебой рассказывали о своих проблемах и достижениях.
- Саша - лучшая у нас по истории! - с жаром доказывала Таня. - И Крутиной прекрасно это известно, но ведь никогда не признается!
Она фыркнула и выразительно посмотрела на подругу, призывая ее в свидетельницы. Саша скромно улыбнулась, явно не желая доказывать свое первенство кому бы то ни было. Таня, недовольная ее позицией, собиралась продолжить пламенную речь, но ее прервал мелодичный звон: заиграли часы, висевшие в комнате.
- Уже восемь! - воскликнула Тася. - Вам давно пора возвращаться в дортуар.
Девочки испуганно переглянулись и бросились к дверям, одновременно благодаря за гостеприимство.
- Давайте я вас провожу, - предложила Тася, беспокоясь, что они могут наткнуться на кого-нибудь по дороге.
- Не надо, Наталья Кирилловна, - отказались они чуть ли не хором. - Сами доберемся - не впервой.
И не успела она возмутится: "Что значит "не впервой"?" - как они исчезли. Тася усмехнулась им вслед - вот ведь разбойницы. И все же оставалась тревога: а ну как их поймают в коридоре? За нарушение дисциплины наказывали строго: ставили на всеобщее обозрение посреди столовой во время обеда и лишали ленты в воскресенье.
На следующий день Тасю вызвала к себе Maman. Недоумевая, что могло случиться, она постучалась и вошла в кабинет, привычно присев в реверансе. И с удивлением обнаружила там Людочку, которая выглядела довольной и торжествующей. Maman, напротив, была мрачнее тучи.
- Наталья Кирилловна, говорят, вы потворствуете детским шалостям вместо того, чтобы пресекать их, - сурово начала Maman.
Тася удивленно поморгала.
- Я никогда не пренебрегала своими обязанностями, - с достоинством ответила она.
- В самом деле? - начала Людочка вкрадчиво, но постепенно ее тон становился всё более обвиняющим. - В таком случае, почему три девочки выходили вчера из вашей комнаты в девятом часу? И ведь это не первый раз, когда они нарушают режим - по вашему попустительству!
Тася покраснела, потом побледнела, чувствуя, как сердце отчаянно бьется в груди. Вот знала же, что не стоит позволять им ходить к ней в гости! И оправдаться нечем: если у девочек случалось что-то, требующее немедленного вмешательства взрослых, они должны были идти к своей классной даме. Если б это были седьмушки... Но ее любимая троица давно не находилась на ее попечении. Тася опустила глаза, разглядывая узоры на ковре и с ужасом думая, чем ей грозит столь явное нарушение устава.
- Ничего не хотите сказать в свое оправдание? - голос Maman доносился как сквозь вату из-за стучавшей в ушах крови.
Тася покачала головой: ей нечего сказать. На некоторое время воцарилось молчание. И вот Maman тяжело вздохнула.
- На этот раз я вас прощаю. Но учтите: если такое повторится, нам придется расстаться, - в ее голосе звучало глубокое разочарование.
Тася испуганно вскинула глаза: неужели она не шутит и действительно собирается прогнать ее из института? Maman смотрела на нее с непреклонной строгостью. В душе вспыхнула горькая обида. Ведь она всего лишь пыталась дать детям тепло, которого им так не хватает вдали от дома. Неужели это такое преступление? Едва сдерживая слезы, она поджала губы и присела в реверансе.
- Я могу идти?
Maman махнула рукой, отпуская. Тася поспешно вышла, боясь, что еще немного и она точно заплачет. Но в одиночестве ей остаться не дали: Людочка выбежала следом.
- Получили по заслугам? - ядовито спросила она. - В следующий раз будете думать.
Гордо задрав нос, она прошла мимо. Тася ошеломленно уставилась ей вслед. За что Людочка ее так ненавидит? Неужели права была Оля и это не что иное, как зависть? Тася горько вздохнула и пошла к себе.
Оказавшись, наконец, одна в своей комнате, она дала волю слезам. От обиды хотелось бросить всё и немедленно уйти. Останавливал лишь страх не найти хорошее место при нынешних беспорядках. А бабушкиного наследства надолго не хватит.
Тася плохо спала в эту ночь, мучимая беспокойными мутными снами, и проснулась с головной болью. При первом удобном случае она сказала девочкам, чтобы они больше не приходили к ней. Узнав причину, они встревожились, огорчились и клятвенно обещали вести себя примерно.
Вскоре всё успокоилось и пришло в норму, никаких обвинений Тасе больше не предъявляли. Но ей всё казалось, будто Людочка так и следит за ней в четыре глаза, пытаясь найти к чему придраться. Она перестала чувствовать себя в институте уютно и спокойно.
***
Изредка, когда становилось невыносимо сидеть в четырех стенах, Тася выходила посмотреть, что делается в городе. На улицах постоянно проходили демонстрации недовольных рабочих, иногда - погромы продовольственных магазинов. И все же, несмотря на напряженность обстановки, она не видела в происходящем серьезной опасности. Гораздо больше тревог внушала затянувшаяся война. Тася готова была согласиться с транспарантами бастовавших: "Долой войну!" - хотя и понимала, что так просто прекратить ее не удастся.
Февраль выдался холодный и вьюжный. Стоило ступить за порог, как ветер бросал в лицо горсти снега. Низко наклонив голову, чтобы снег не слепил глаза, Тася быстрым шагом направилась к Таврическому дворцу: оттуда до института доносился сильный шум, какого до сих пор еще не бывало. Дойдя, она остановилась на краю площади, засунув озябшие руки в карманы (опять она забыла перчатки!) и приподнимаясь на цыпочки, чтобы увидеть поверх моря голов, что там впереди.
Возле дворца собралась огромная толпа, перед которой на крыше автомобиля стоял бородатый мужчина в потрепанном френче и вещал:
- Товарищи, долго еще будут пить нашу кровь? Миллионы крестьян приготовлены к убою на фронтах! Миллионы рабочих задыхаются в подвалах, голодают в очередях! Час пробил. Пламя революции должно перекинуться в самую толщу крестьян и рабочих!
Толпа одобрительно загудела, из нее послышались нестройные выкрики:
- Хлеба! Хлеба! Хлеба!
Народу прибывало. Закончив речь, оратор спрыгнул на землю, и все следом за ним медленно двинулись к Невскому проспекту. Тася поспешно отошла в сторону, вжалась в стену дома, чтобы ее не увлек за собой поток хмурых, бледных людей. Они прошли мимо - громадной, устрашающей массой. Кто-то уныло запел, остальные подхватили. И вот эта масса слилась с еще одной толпой, двигавшейся по Литейному проспекту, и потекла дальше, оставляя позади закрытые ставни и подъезды, пустые, будто вымершие улицы.
Тася облегченно вздохнула и поспешно вернулась в институт. Она всегда боялась многолюдных собраний - того и гляди затопчут и не заметят.
Институт гудел, точно улей. Девочки, не опасаясь наказаний, стайками занимали окна, чтобы посмотреть, что творится снаружи. Тася немедленно подключилась к стараниям классных дам разогнать воспитанниц по местам. Пришлось приложить немало усилий: всегда такие покладистые институтки, будто заразившись революционными настроениями, не желали слушаться. Наконец, они с неудовольствием разошлись, бурно обсуждая увиденное.
- Вот к чему приводит попустительство! - громко произнесла Людочка, проходя мимо Таси - будто ни к кому не обращаясь, но всем было понятно, в чей адрес направлена шпилька.
- Вобла! - Вера скорчила ей вслед гримасу. - Не обращай внимания.
Тася отмахнулась - она и не обращала. Просто... надоело всё. Хотелось куда-нибудь уйти, да она не знала куда.
После обеда, когда Тася проверяла у своих подопечных уроки, в класс седьмушек заглянула Таня Варламова. Она умудрилась незамеченной пробраться мимо классной дамы, увлекшейся книгой, и села позади Таси, пригнувшись к парте.
- Что ты здесь делаешь? - шепотом спросила Тася, не зная, смеяться ей или сердиться.
Седьмушки, понявшие, что проверка заданий откладывается, сразу оживились и навострили ушки.
Таня задорно улыбнулась, ничуть не смущенная:
- Не беспокойтесь, мадемуазель, меня никто не видел. Я ненадолго - только спросить: что там снаружи?
Тася покачала головой - бороться с этой хулиганкой бесполезно - и ответила:
- Волнения и беспорядки. Люди требуют хлеба и прекращения войны.
Таня покивала - будто даже довольная.
- Думаю, скоро всё изменится. Брат говорил мне, что должна начаться революция. Как думаете, Наталья Кирилловна, это правда?
- Надеюсь, что нет, - Тася передернула плечами. - Всё. Беги быстро к себе, пока тебя не поймали.
Таня хотела еще что-то сказать, но передумала - кивнула и начала тихонько пробираться к выходу. Только когда она скрылась за дверью, Тася облегченно вздохнула. Ну что за непоседа!
Несмотря на испуг, пережитый во время демонстрации, Тася продолжала в свободное время выходить в город. Слишком неуютной стала обстановка в институте, и хотелось хотя бы на какое-то время из него выбраться и избавиться от бдительных глаз Людочки. Тася старалась не приближаться к эпицентрам событий, наблюдая за стачками издалека. Пока не происходило ничего особенно ужасного. Разве что подобные скопления кричащего и чего-то требующего народа сами по себе беспокоили.
В городе с каждым днем росло возбуждение, доходящее чуть ли не до сумасшествия. Массы людей, бродившие по улицам, казалось, ждут лишь знака, сигнала - и взорвется напряжение, что-то непременно случится. Непрекращающиеся митинги парализовали жизнь города: заводы не работали, транспорт не работал, по улицам почти невозможно было пройти, полиция перекрыла мосты.
Порой Тася думала, что может встретить среди бастующих Лизу Бергман, от которой давно не приходило вестей. Впрочем, даже если она и была поблизости, разве разглядишь кого-нибудь в такой толпе?
С утра морозило, под ногами прохожих хрустел снег. Тася слегка поежилась, выйдя из института, и засунула руки в карманы. Люди кучками двигались в направлении Знаменской площади. Поколебавшись, она пошла следом, держась особняком.
Еще издалека она увидела, что площадь заполнена войсками и полицией: пешей и конной. Конные расположились перед Северной гостиницей, пешие - вокруг памятника Александру III и кучками по площади. Со стороны Невского проспекта виднелись серые шинели павловцев.
К подножию памятника со всех сторон напирали толпы народа - с криком, свистом и руганью. У Таси мелькнула мысль: не зря ли она пришла сюда? Не лучше ли было остаться сегодня в институте? Но менять что-либо поздно: ее окружили плотным кольцом, и обратно было не выбраться.
Солдаты подъезжали к народу, переругиваясь с ним. В толпе чувствовалась нерешительность. Но в этой нерешительности затаилось нечто мрачное - будто собирающаяся грозовая туча.
А толпа всё нарастала, шумела и вдруг запела. Плотной лавиной шли рабочие. Ветром трепало кумачовый флаг, который они несли с собой. Тася вставала на цыпочки, вытягивалась. Что же там происходит? Чего добиваются эти люди?
Конные полицейские медленно двинулись на толпу, обнажили шашки. Народ возмущенно зароптал. Однако пока никто не торопился пускать оружие в ход.
- Дело швах, - сказал кто-то рядом с Тасей.
- Канальи! - выкрикнул еще один голос.
Из толпы рабочих полетели осколки льдин и камни в жандарма и конных городовых. Захлопали револьверные выстрелы, появились дымки у подножия памятника: городовые стреляли в рабочих.
Толпа заколыхалась, двинулась, сжала со всех сторон. Тася запаниковала и попыталась пробраться к краю улицы, где было не так тесно. Но толпа подхватила ее, не давая вырваться, и понесла вперед. Взвыл женский голос. Следом еще один. На Тасю давили в спину и с боков, кто-то дышал в шею. Стало по-настоящему страшно. Ужасное чувство беспомощности, когда несет разбушевавшейся людской стихией, и всё, что ты можешь - из последних сил держаться на плаву. Она уже сто раз прокляла свое любопытство, приведшее ее сюда - в самый центр беспорядков.
Прорвав оцепление, народ разлился по площади. Сразу стало свободнее дышать, и Тася заозиралась, судорожно размышляя, что ей делать. К краю площади не выбраться: идти против людского потока - безнадежное занятие. Оставалось маневрировать в толпе, не приближаться к памятнику, где продолжали стрелять, и не упасть - иначе раздавят.
Новые выстрелы заглушил единодушный крик:
- Урррааа!
Началась неразбериха, крики, сумятица. Невозможно было понять где кто. Тася в ужасе рванулась все-таки против течения, расталкивая окружающих локтями. Вдруг громко бахнуло - так, что заложило уши. А в следующую секунду она почувствовала сильный удар в спину, которую обожгло точно огнем, и потеряла сознание.
- А вы всё грезите о Царствии Божием на земле... Правительством руководит только одно: страх за будущее... Россия сгнила...
Тася открыла глаза. Она лежала на животе в кровати, крепкие бинты стягивали ребра. Обстановка небольшой комнаты отличалась если не богатством, то во всяком случае достатком: резной туалетный столик, ковер на полу, бюро из красного дерева, бархатные портьеры на окнах, за которыми царила ночь, не разбавляемая даже светом фонарей.
Возле окна сидели двое молодых людей, чьи голоса Тася и слышала, еще не до конца придя в себя. Керосиновая лампа, стоявшая на бюро, бросала на их лица блики и тени. Один из них - темноволосый, с резкими чертами - показался ей смутно знакомым, но где она его встречала, припомнить не получалось.
- Тася, ты очнулась! - знакомый голос заставил дернуться, отчего вспыхнула боль в спине.
Рядом с кроватью сидела в кресле Лиза Бергман.
- Лиза?
Тася попыталась приподняться, но Лиза мягко надавила ей на плечи, не давая шевелиться.
- Лежи-лежи, тебе вредно двигаться.
- О, наша очаровательная гостья пришла в себя, - весело произнес один из молодых людей, вставая и подходя к ним.
Второй - невысокий, слегка полноватый блондин - молча последовал за ним.
- Где я? - спросила Тася. - Что происходит?
Последнее, что она помнила - то, как пыталась выбраться из бушующей толпы на Знаменской площади.
Она все-таки немного повернулась на бок, чтобы удобнее было разговаривать, поморщившись от боли. И поспешно натянула одеяло до подбородка, обнаружив, что на ней лишь легкая ночная рубашка.
- Тебя задело разорвавшимся снарядом, - ответила Лиза, - два дня была без сознания. Но теперь уже скоро встанешь на ноги. Хорошо, что я увидела тебя - а то затоптали бы.
Теперь Тася вспомнила, как слышала взрыв, и почувствовала горячую признательность к Лизе.
- Спасибо, - она улыбнулась, сжав ее ладонь.
- Мишу благодари, - Лиза усмехнулась, повернувшись к темноволосому молодому человеку. - Он вынес тебя на руках.
Тася смущенно посмотрела на него, встретив ироничный взгляд темных глаз. А Лиза продолжила:
- Это мой брат - я рассказывала тебе, помнишь? - Михаил Осипович Бергман.
- Рад знакомству, Наталья Кирилловна, - произнес тот с едва заметной усмешкой, не позволяющей принять всерьез светские манеры.
- И его друг, наш соратник: Петр Иванович Соколов.
Второй юноша улыбнулся и молча пожал Тасину ладонь. В нем чувствовалась серьезность и основательность, и он понравился Тасе гораздо больше Лизиного брата.
И тут до ее сознания дошли слова, что она два дня пролежала без памяти. Она испуганно расширила глаза, села на кровати, придерживая одеяло, и невольно вскрикнула: спину обожгло болью.
- Мне же надо в институт! Меня, наверное, потеряли!
- Успокойся ты, суматошная, - Лиза насмешливо улыбнулась. - Во-первых, ты еще не в состоянии ходить. А во-вторых, института больше нет.
Тася посмотрела на нее, не понимая.
- Что значит "Нет"?
- То и значит, - Лиза пожала плечами.
- Дело в том, - вмешался Михаил, - что здание института представляет собой стратегически важный объект, и мы его заняли. Я ведь не ради развлечения приходил тогда к вам на бал...
От его слов в памяти что-то всколыхнулась, и Тася поняла, откуда знает его: он был тем самым юношей, который приглашал ее танцевать когда-то давно на Рождественском балу. Она мотнула головой, отгоняя воспоминания о беззаботной жизни: сейчас важнее другое.
- Но как же? - растерянно воскликнула она. - Что же будет с девочками? И со... всеми?
Михаил пожал плечами:
- Ничего страшного, не беспокойтесь: воспитанниц отправили по домам. Учителям тоже есть куда пойти. Решительное время требует решительных мер.
В голове не укладывалось, что перестал существовать институт, где прошла почти вся ее жизнь. Не хотелось верить в это.
- Лиза! - воззвала Тася к подруге. - Ты ведь тоже там училась! Как же ты...
- Успокойся, Тасенька, - снисходительно отозвалась она. - Миша правильно сказал: время такое. Никто не пострадал, в конце концов.
- Я должна идти! - Тася рванулась, попытавшись встать, но у нее закружилась голова и она вынуждена была опуститься обратно на кровать.
- Куда ты, сумасшедшая! Ночь на дворе, - Лиза досадливо вздохнула. - Да и не нужна ты там никому.
- В самом деле, Наталья Кирилловна, - вмешался молчавший до сих пор Петр, - вы бы лучше лежали. Это я вам, как медик, говорю.
Тася перестала вырываться и послушно легла. После бурного взрыва тревоги и тоски на нее накатила апатия. Сколько раз за последнее время она хотела уйти из института, но не решалась. А теперь жизнь распорядилась за нее, и стало безумно жаль прежнего: шумных, веселых девочек, годами не нарушаемый распорядок дня, строгую Maman, своих товарок, даже завистливую Людочку. Больше никогда это не вернется. Что теперь делать, что скрывает в себе будущее, Тася боялась даже и думать. Словно кто-то провел черту через ее жизнь. И она стояла по ту сторону, грустно смотрела за черту, понимая, что невозможно переступить ее и вернуться, и боясь встать лицом к тому, что впереди.
Тася вздохнула и устало закрыла глаза. Видимо, ее организм не совсем еще оправился после ранения, потому что она сама не заметила, как провалилась в тяжелый сон.
Когда Тася проснулась, в комнате было светло, из окон лился яркий солнечный свет. На этот раз она оказалась одна. Тася повернулась - от долгого лежания в одной позе затекло все тело - и села. Хотя спина еще ныла, боль была вполне терпимой. Послышались шаги, и в комнату вошла Лиза с подносом с едой.
- Проснулась? - бодро поинтересовалась она. - А я как раз тебе поесть принесла.
Тася поняла, что действительно страшно проголодалась. Лиза подтащила небольшой круглый столик, на который поставила поднос, а сама села рядом на кровать.
- Времена сейчас тяжелые, особых яств у нас нет - уж не обессудь.
Тася пожала плечами - сейчас ей и печенье с чаем казалось пиром.
- Где мы? - спросила Тася, одновременно жуя печенье.
Лиза фыркнула и заявила ужасно нравоучительным тоном:
- Забыла, чему в институте учили? Во время еды разговаривать строго запрещено!
Посмотрев друг на друга, они расхохотались. Вновь острой иглой кольнула в сердце ностальгия. Где теперь институт и та жизнь, в которой самой большой бедой было наказание за нарушение правил?
Уже серьезнее Лиза ответила:
- Это наша с Мишей квартира. То есть наших родителей. Но они вместе с Илюшей уехали в Крым еще два года назад, и теперь здесь наш штаб.
Тася кивнула.
- Что сейчас в городе происходит?
- Революция свершилась! - темные глаза Лизы вспыхнули торжеством. - Войска перешли на сторону рабочих. Министров всех сместили, теперь мы создаем новое правительство: Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.
- А как же царь? - удивилась Тася.
- А что царь? - небрежно отмахнулась Лиза. - Его нет здесь - он в Ставке. Реальная власть в наших руках - он ничего не сможет сделать. Пытался уже: послал генерала Хабалова подавить восстание, да не вышло! Скоро и царя арестуем.
Тася пораженно покачала головой. Никак не получалось осознать, что это не сон, а происходит на самом деле. Слишком резко и неожиданно перевернулась привычная жизнь. Подумать только - арестовать царя!
- Ты присоединишься к нам? - с надеждой спросила Лиза. - Поверь: за нами будущее!
Тася кивнула: а что ей еще оставалось? Пойти всё равно некуда. Лиза просияла и осторожно обняла ее, стараясь не потревожить рану. И странным образом Тасе стало легче, сердце успокоилось. Во всяком случае, здесь ей рады, здесь Лиза, которая поддержит и не бросит.
___________
Если книга вас заинтересовала, ее можно приобрести здесь: https://booksnonstop.ru/store/vse-knigi/hudozhestvennaya-literatura/9785996512430.html