Аннотация: Жизнь на пять с половиной рублей в день
После дефолта дела шли плохо, и я тогда подрабатывал журналистом. И редактор газеты предложила мне провести эксперимент. Оказалось, что специалисты-статистики обследовали почти пятьдесят тысяч семей и очень точно определили сумму реального прожиточного минимума. Цифра эта учитывала все доходы жителей России, включая урожай с приусадебного участка или любую шабашку. Достаточно сказать, что социологи для анализа обследуют одну - полторы тысячи человек. И во всем мире результаты опроса такого количества людей считаются очень надежными. А здесь обследовано статистиками почти пятьдесят тысяч! Так что данные были очень надежными.
Выяснилось, что десять процентов населения России 1 января 1999 года жили на 273 рубля 10 копеек (13,23 доллара США) в месяц. Или девять целковых с гривенником в сутки. На эти деньги люди должны были заплатить за квартиру, прикрыться чем-то, чтобы не поддувало (не в тропиках же живем!) и помыться, чтобы бомжовым духом своим не распугать окружающих.
И редактор предложила мне пожить на этот реальный минимум, а затем рассказать о своих ощущениях читателям. Я задумался и стал считать.
От одной только цифры 9 рублей 10 копеек уже заранее хотелось наесться впрок. Но статистики утверждали, что на еду с тех денег люди тратили только пять с полтиной, включая зимние запасы со своего огорода. То есть, в среднем, живущая на прожиточный минимум десятая часть населения могла есть 298 граммов хлеба в день. В Москве во время войны служащему выдавали 550 граммов хлеба, ребенку - 450, пенсионеру - 350... Это сравнение просто убивало.
Еще с той нормы 1 января 1999 года статистики разрешали в день есть 38 граммов картофеля. Это два клубня размером с грецкий орех - лично измерял. Еще выходило в день 34 грамма мясных продуктов (кусочек мяса в спичечный коробок), 38 граммов сахара (шесть чайных ложек), 13 граммов растительного масла (2,5 чайные ложки) и в неделю - одно яйцо...
Когда я справился у специалистов: "Сколько требуется мужику на пропитание?", то получил ответ: не меньше 559 грамм в день хлебобулочных изделий, 447 грамм картофеля, 74 грамма мясных продуктов, 174 грамма молока, пол-яйца и 3,29 грамма чая...
Да, так мы жили по России сразу после кризиса 1998 года. Во время того редакционного эксперимента я наблюдал, как контролерша в троллейбусе не могла найти мне сдачу 9 рублей с червонца. При том, что трижды обошла салон: никто не брал билет. У пассажиров просто не было денег! Это было так обыденно, что никто не возмущался неоплаченным проездом, никто не краснел от стыда. Всё и всем было понятно...
Первый день эксперимента жизни на грани голода пришелся на день рождения Ленина. Сваренную картофелину с грецкий орех я размазал по дну тарелки, полил чайной ложечкой растительного масла. Здоровенный кусок хлеба - срез с батона - и стакан нежирного кефира составили половину моего завтрака. Вторая половина заключалась еще в таком же куске хлеба и двух чашках чая. В каждой - по ложечке песка.
Для начала вроде бы ничего. Можно было бежать на работу. Но была ли она у тех, кто вынужден питаться так каждый день, безо всякого эксперимента? Конечно, кокетство журналиста со своим желудком не шло ни в какое сравнение с реальным отчаянием людей. Одно дело - только что перейти с достаточного питания на минимум. Тогда еще некоторое время организм поддерживает работоспособность за счет внутренних запасов. Другое дело - не видеть этому положению конца и края. Когда безнадега давит на сознание, подавляет волю, и остается одна только тоска... И страх - чем кормить детей...
В тот день к полудню я почувствовал слабость и некоторую заторможенность в мыслях и движениях. На обед жена Роза сварила кусочек мяса размером в спичечный коробок. Запил его образовавшимся бульоном. Вновь два куска хлеба - среза с батона, две чашки чая с ложечкой песка в каждой. После еды слабость не проходит, хочется только спать...
Через два часа после такой еды изжога обожгла внутренности и волной поднялась по пищеводу. Побежал заливать пожар раствором пищевой соды. Про изжогу и пищевую соду статистики в своем отчете меня не предупреждали. Это стало неприятным сюрпризом.
Ужин оказался точно таким же, что и завтрак. Жена сварила макароны с мелко порубленным яйцом. Сколько точно можно есть, исходя из нормы пять с половиной рублей в день, я не знал. Поэтому на дне тарелки я оставил макаронины, а яйцо просил супругу откладывать в сторону, оставляя только то, что налипнет на тесто. Ведь по статистике мне полагалась в день только одна седьмая этого деликатеса. А дальше меню повторилось - кефир, хлеб, подслащенный чай.
И все же эксперимент - не реальная жизнь. На второй день я поймал себя на мысли, что по утрам я непозволительно расточителен - мою голову шампунем, чищу зубы пастой, до бритья намыливаю лицо одним кремом, после бритья - другим. Все, что мне можно на эту сумму - ходить с масляными волосами, обдавать близких несвежим дыханием, улыбаться желтыми зубами, размазывать на руке хозяйственное мыло перед бритьем, болезненно скоблить по выросшей щетине тупым лезвием бритвы и зарабатывать на лице угри от грязи, попавшей в микротрещины после бритья.
Таково лицо реального минимума. Такова личина неприкрытой нищеты.
В обед второго дня мне достался кусочек мяса с бульоном и брошенными в них макаронинами. Картофеля в нем не было.
Удивительно, что на второй день эксперимента ужасного голода, разрывающего внутренности, я не ощутил. Просто к полудню движения и сознание стали вялыми, заторможенными, голова налилась тяжестью, сохло во рту. Хотелось спать, меня одолела полнейшая апатия к происходящему вокруг.
На третий день возобновился затихший было на прошлой неделе кашель - симптом хронического бронхита. О еде ни слова - стараюсь сосредоточиться на литературе. Газета "Труд" о моем питании написала: "По калорийности, содержанию витаминов, белков и жиров этот рацион значительно ниже предельно допустимых норм. Организм бедняков, как правило, значительно ослаблен. Они быстрее стареют, чаще и тяжелее болеют, нередко недуги становятся хроническими. Эти люди в большинстве случаев рано умирают".
Достаю с полки книгу документальной прозы, изданной в советское время. Там собраны обличительные наблюдения о тяжелой жизни на загнивающем Западе. В "Записках уборщицы", написанных шведкой, я прочитал: "Мне становится страшно всякий раз, как только начинает болеть спина, ведь она меня кормит. У меня портится настроение, и я начинаю бросаться на людей, когда спина дает себя знать. Я стала много думать. Раньше у меня на это не хватало времени. "Какова, собственно говоря, моя роль в этом маскараде?" Трудно решить, и я трусливо ухожу в сторону, в свой маленький мирок. Это очень удобно. Пусть дни спокойно идут мимо. Тупые, тяжелые, нудные дни. А сама я такая всегда усталая. Посмотрю телевизор, а потом пораньше лягу спать. Завтра с утра надо идти у "кого-нибудь" занимать денег. Занимать!.. У кого? НЕ У КОГО... Действительность - это Тревога, Тревога, Тревога... Тревога за будущее детей... Тревога за завтрашний день... Моя собственная воля - вот что имеет решающее значение. Но у меня ее никогда не было... Подумать только, что я так устала от серой бедности. Так нудно, так скучно быть бедной..."
Как это все похоже на мое настроение - настроение человека, живущего на "прожиточный минимум"! Мой первый враг - контролер на транспорте. Второй - работник ЖЭУ с напоминанием о задолженности по квартплате... Потому что ни тому, ни другому мне нечего платить. "Господином" по сравнению со мной является любой, кто богаче меня. Те, кто может вытащить рубль из кармана и заплатить в автобусе за проезд. Например, когда я стою в очереди за обезжиренным кефиром, и некая хозяйка передо мной выспрашивает какой-то бифидок или еще что-то с непривычным названием. Это меня задевает. Потому что мне кажется, что женщина хочет показать всей очереди, какая она богатая, что может выбирать, что купить. Хотя, конечно, на самом деле это не так.
Дело не в ней, дело во мне.
Это состояние обнищавшего человека враждебности ко всем окружающим - дно. Спустя неделю я из штопора вышел, потому что для меня это был всего лишь журналистский эксперимент. Но для десятой части населения страны это состояние - условие каждодневного существования после кризиса.
Надо было инстинктивно и заранее его почувствовать. Надо было начать борьбу с ним еще до низвержения в бездну...
Знаешь, Резеда, скольких я встретил людей. Которые забивались в угол, но палец о палец не ударяли, чтобы вылезти из пропасти? Вот здесь и начинается расслоение на богатых и бедных...