- Паш, дай закурить, - я протянул руку, не сомневаясь, что он не откажет.
Парень, молча, протянул мне открытую пачку, ощетинившуюся десятком сигарет.
Я благодарно кивнул, вытаскивая одну из них. Не проронив ни слова, мы проследовали в туалет.
За унылой дверью, на которой красовался запрещающий знак с дымящимся солдатиком смерти, нас встретила парочка пациентов.
Они рефлекторно спрятали руки с чинариками за спину, опасаясь санитарки, будто дым, стоящий коромыслом, был не их заслугой. Признав своих, один из них - с загипсованной по колено ногой - протянул в нашу сторону зажженную одноразовую зажигалку.
Прикуривая от слабого пламени, я вспомнил о своей "Zippo".
- А где мои вещи? - спросил я Пашу, поблагодарив незнакомца за огонь.
Он пожал плечами:
- В гардеробе, наверно.
- А ты не разговорчив, - улыбнулся я.
- А ты, похоже, наоборот, - парень указал на мой перебинтованный череп.
- Повязку сегодня снимут.
- А что изменится?
Иногда приходится мериться с тем, что тебя уделывают.
Хорошо хоть, что в моем случае, я обошелся кривой усмешкой.
В той пачке, что осталась в куртке, завалялась последняя сигарета. Закусив ее уголком губ, я бегло поискал урну и отправил коробок в ее жерло.
"Zippo" не подвела.
Глубокий вдох морозного воздуха с задрипанного двора.
Шумный выдох. Сизый дымок тут же растворяется в свежести.
- Великий народ.
Еще одна затяжка. Выдох.
- Свободны все.
Ничто не волнует меня. Ни возможный рак легких, ни неизбежная сессия.
Первый потому, что я слишком молод для этой ерунды. Вторая - оттого, что в моем кармане медицинская справка. Она не дает спасения, но отсрочка по времени - нелишний козырь.
Даже такая ерунда, как тубус, оставшийся в протараненной машине, не способна омрачить мое возвращение в привычное русло. Тем более, что тот чертеж испорчен.
Я не знаю, куда отправился Паша, но его нет в десяти шагах позади меня. Возможно, впереди у него щедрый отгул, позволяющий во время сна не вздрагивать от каждого шороха.
Понедельник.
Люди идут мне навстречу.
Люди идут за моей спиной, иногда обгоняя меня.
Люди в машинах на дороге, в стороне от меня, мчатся по своим делам.
Я так соскучился по этому ощущению, что даже забыл, как устал от него.
Я со вкусом вдыхаю никотин полной грудью и нарочито манерно выдыхаю дым в атмосферу. Перебирая ногами, я с удовольствием опускаю ботинки на песок, покрывающий тротуар.
Кожа моей куртки едва слышно поскрипывает, когда я машу руками в такт шагам. Я даже не стал вставлять пуговки наушников в уши, чтобы насладиться этим звуком. И дело вовсе не в том, что батарея телефона не способна даже включить его.
Мимоходом, я всматриваюсь в лица людей.
Молодых и старых.
Они задумчиво отрешенные. Кто-то поддерживает беседу со своим спутником. Кто-то уставился в тротуар перед собой. Кто-то смотрит в пустоту, мимо людей, идущих им навстречу. Кто-то говорит по телефону, и до меня доносится часть диалога, смысл которого я никогда не смогу понять.
На остановке мало людей. Я к тому моменту докурил, но мне скучно. Не так сильно, что бы стрельнуть у кого-нибудь сигарету, но достаточно, что бы сначала заглядывать в сторону появления маршрутки, а затем начать бросать осторожные взгляды на лица товарищей по несчастью.
Рабочий день. Уже слишком поздно для опаздывающих на работу, но рано для спешащих на обед. И все-таки на остановке я не одинок.
Мимолетно окидываю взглядом своих соперников в беспощадной схватке за сидячие места.
Пара старушек - одна из них с парнем, которому прелести посещения средней школы предстоят еще через год-два. Та, у которой спутника нет, накрасилась так сильно, будто о прелестях макияжа узнала буквально пару дней назад, и решила наверстать упущенное в один момент.
Парень, по лицу которого я определил, что ничего, кроме букваря, он в жизни не осилил, спешно потягивал дешевое пиво. Бутылка была холодной, и бедняга частенько перехватывал ее, отправляя замерзшую руку на несколько секунд в карман старого пуховика.
В стороне от него жвачкой разминала челюсть рыжая девушка лет под тридцать. Она зябко ежилась, спрятав руки в карманы дубленки, и периодически бросала настороженные взгляды на похмелявшегося/догонявшегося пивком маргинала.
Один раз девушка посмотрела на меня, и я поймал ее взгляд. Она тут же отвела глаза и даже отвернулась, будто ее что-то заинтересовало на противоположной стороне улицы.
Я ее не винил. Потускневшее зеркало в туалете больницы утверждало, что синяки никуда не делись, а опухшее лицо придет в свое форму еще только через несколько дней.
Деланно держась в стороне от всех, возле мусорной урны парень с модельной стрижкой дымил тонкой сигареткой. Одет он был так, будто никогда прежде ему не доводилось путешествовать по городу на общественном транспорте. Туфли, брюки, пальто. Не удивлюсь, если парень, глотающий пиво, окрестил его пидаром.
Я чувствовал душевный подъем, и ничто, казалось, не могло испортить мне настроение. Позволив себе мгновение беспечности, я абстрагировался от всего мира, предпочтя позицию наблюдателя.
Подошел автобус, следующий нужному мне маршруту, и я поспешно нырнул в салон.
На секунду мне стало интересно - а сколько сейчас, в данный момент, агентов следят за мной? Находятся ли они в маршрутке, заранее просчитав мой шаг? Следят ли за моими передвижениями, сидя в комфортабельном или отечественном автомобиле?
Может, кто-то из тех, кто размахивал водителю руками, прося не спешить, и, задыхаясь, вскочил внутрь, и был моим наблюдателем?
Или стоял в этот морозный час вместе со мной на остановке?
Да, безусловно, паранойя заставляет лучше следить за собой, но заносить в копилку своих не самых лучших качеств эту черту я не собирался.
Уж в чем-чем, а в количестве оставшегося времени люди - все, как один - уверены. Причем именно в том аспекте, который утверждает, что именно этой хрени у них в избытке.
Мартинов Брестов и Руди Вурлитцеров я в расчет не беру.
Об отмеренном мне сроке я не задумывался, но точно знал, что без лишнего нервняка вполне могу обойтись.
Я примостился возле окна. Оно замерзло, покрылось грязной пеленой. Почти ничего не видно.
В ноздри нещадно бьет насыщенно-сладкий парфюм и забористо-удушающий перегар.
Маргинал с выжигающим дыханием устроился сзади. Даже сквозь обивку я чувствую, как его костлявые коленки упираются в спинку моего сиденья.
Слегка скашиваю взгляд. Рядом со мной сидит та самая рыжая.
Теперь понятно, кто благоухает.
Я поспешно отворачиваюсь к мутному экрану. Успеваю отметить, что девушка дыханием отогревает озябшие ладони.
Маленькие такие ладошки.
На безымянном пальце кольца нет.
Почему при встрече с красивой незнакомкой я всегда подмечаю эту деталь?
Потому, что робкий?
Я могу язвить опасным людям с поражающей меня дерзостью, но противоположный пол, с которым не грех и ДНК обменяться, временами вызывает у меня оторопь.
Самокопание - хорошее дело лишь для тех, кто с детства мечтал стать ассенизатором.
Я же мечтал стать кондитером. Наверное, поэтому меня тянет на сладкое.
Ну, вы поняли.
Кстати, к яблокам я отношусь равнодушно. Не Гектор Барбосса.
Автобус подкатил к остановке на Гагарина, но я едва не проспал.
Девушка, поспешив к выходу, задела меня рыжей прядью, выводя из задумчивости.
Я ступил на тротуар из худо-бедно отапливаемого салона и понял, что на улице куда холоднее, чем казалось прежде.
До общежития оставался один квартал.
На остановке ни души, стрелять сигареты не у кого. Рыжая устремилась на противоположную сторону, но окрикивать я ее не стал.
Около получаса бесцельно брожу по району. Зачем? А шут его знает.
Куда идти? Никуда не хочется.
Забрел в кинотеатр. Из премьер ничего не впечатляло.
Как молью изъеден я сплином...
Посыпьте меня нафталином...
Чем ближе первоянварь, тем становилось прохладнее. Я замерз.
Это в неведомом лесу куртка была обузой. Теперь ее едва хватало.
Холод проник в ноги и по ним поднялся вверх. Руки едва оттаивали в карманах, потеснив хлам.
Из всех доступных гаваней остались только пивнуха и общага. Пить мне не хотелось, а общежитие было неподалеку.
В ближайшем магазинчике по привычке купил буханку серого и пачку сигарет. О том, что никаких припасов в холодильнике, скорее всего, не обнаружится, я как-то не подумал.
Думал я не об оперативниках, изучающих меня через... через что они обычно следят за людьми, и не о коварных личностях, промышляющих киднепингом. Грядущая сессия меня тоже не волновала, как и материальный вопрос по части парочки экзаменов.
Я курил возле двери общежития, тупо уставившись в экран смартфона, сообщающий, что за прошедшую неделю никто так и не соизволил набрать мой номер. Тот факт, что телефоны обладают встроенной книжкой контактов и заучивать десятизначное число вовсе необязательно - достаточно выбрать имя в списке - в данный момент времени не делал мою жизнь проще.
Девушки, требующей внимания и благодарного слушателя всякой ерунды, у меня уже не было. Так что ежедневная необходимость тратить час своей жизни на пустой треп отпала.
Друзья, с которыми я делил детство, либо разъехались по городам, подобно мне, отдав предпочтение ВУЗам, либо остались в родном городке осваивать рабочие специальности.
Как пелось в песне, наши встречи стали реже, суше и короче. А со временем мы и вовсе перестали общаться. Отчасти из-за того, что дома я бывал от силы месяц в год.
Друзья, с которыми свели меня лихие годы студенческой молодости, уже разъехались по домам или были заняты куда более важными делами, чем переживания обо мне.
Правда, была еще Сакура - довольно своеобразная личность. Но она с легкостью могла уйти на несколько дней в астрал. Так она называла свои периодические ингаляции марихуаной - "Выход в астрал".
Вполне возможно, в данный момент она бороздила просторы того мира, в котором Джерри Гарсия черпал вдохновение.
Но с отсутствием их имен в числе пропущенных звонков я мирился с той же непринужденной легкостью, с которой оставался равнодушным к ежегодному увеличению площади Сахары.
А вот отсутствие в списке пропущенных звонков абонентов под кодовыми именами "Мама" и "Папа" печалило.
Как советские разведчики, мы постоянно поддерживали телефонную связь с периодичностью один-два звонка в неделю. Насколько я помнил, с последнего нашего разговора прошло гораздо больше времени, чем требуется на возникновение скверных предчувствий у моей матушки. В таких случаях образование последующего шквала нервных вызовов в попытке дозвониться обычно не заставляет себя ждать.
Подобное отношение меня немного напрягало, казалось излишней опекой - я ведь уже не маленький! Я бы, пожалуй, с большим понимание отнесся к этому, имейся у меня за душой грешок в виде уличения в наркомании или преступном поведении.
Теперь же, не дождавшись обеспокоенной реакции на свое отсутствие, мне было печально. Я ведь, в конце-то концов, не на дискотеке задержался.
Да, родители не знали, что их сын угодил в какую-то странную историю, заработав побои и сотрясение мозга. Они и подумать не могли, что их сын не сдал зачеты и будущая сессия грозит стать испытанием для настоящих мужчин.
И предки даже не догадывались, что их сын, обычно кривившийся в ответ на вопрос: "Почему ты не отвечаешь на мои звонки?"- в эту самую секунду чувствует себя одиноким и забытым из-за того, что никому из них даже в голову не пришло позвонить ему.
Все это глупости. Что бы мама субботним вечерком не сказала себе: "Нужно Саньке позвонить", - да такое возможно только в какой-нибудь параллельной реальности.
В отсутствии звонков должна была быть какая-то причина.
Прежде чем я набрал домашний номер - один из немногих, которые знаю наизусть - в голове промелькнуло достаточно мрачных мыслей.
Достаточно, чтобы облегченно выдохнуть, когда длинные гудки сменились на знакомый голос:
- Алло.
- Привет, мам.
- Привет, Санька! Ты уже вернулся с лыжного марафона?
- Да, - чуть обалдело ответил я. Какой еще марафон? Осторожно спросил, - А ты откуда узнала?
- Так ваш инструктор - Михаил Иванович - позвонил и предупредил, что вы от университета отправляетесь на лыжный марафон, и что ты позвонишь, как вернешься.
- А, ну, да.
Похоже, не только вездесущий зоркий глаз служб, оберегающих наш покой, но и мои собственные родители даже не представляли, что я в жизни на лыжах не стоял.
- И как результаты? - бодро поинтересовалась матушка.
Я, конечно, не Маршалл Брюс Мэтерс третий, но по части импровизации иногда заставляю удивляться самого себя.
- Итоговые результаты объявят на днях, но по предварительным подсчетам, моя команда на первом месте, - выдал я без запинки.
Скользнул взглядом по противоположной стороне улицы. Там, из опущенного окна старенького BMW меня пальцем поманил Семен Семенович.
- Какой же ты у меня молодец! - воскликнула мама. Она произнесла бы то же самое, скажи я ей, что финишировал последним.
- Что есть, то есть, - улыбнулся я и отсалютировал бугаю неприличным жестом.
Жаль, я не условился со Степанцовым об условном сигнале. Как же было бы здорово, хватай его ребята каждого, кому я показываю фигу!
- Ладно, мам, у меня все хорошо. Я только что из автобуса, так что позвоню позже. Передавай отцу привет.
- Обязательно передам.
- Ну, давай. Пока.
- Пока.
Я отключился, ожидая, что бойцы с большими, черными автоматами наперевес возьмут бэху в кольцо и, как следует, угостят философствующего козла пулями большого калибра.
Бойцы же либо выдерживали паузу, нагнетая атмосферу, либо вовсе не собирались воплощать мои мысли в реальность. А вот Семен Семенович не поленился выйти из теплого салона на холод и неспешно пойти ко мне.
Я твердо убедил себя, что пора с этим кончать, и окончательно решил поставить в этой ситуации точку.
Щелчком отправив окурок в сторону, я пристально посмотрел в лицо надвигающегося врага, отряхнул ноги и нырнул за дверь общежития.
Если этот амбал хочет разобраться со мной, то сперва ему придется иметь дело с Антониной Петровной - нашей вахтершей.
Живу я на первом этаже, но это еще ничего не значило. Вопреки логике и здравому смыслу, или исходя из тайных замыслов масонов, чтобы пройти к своей комнате, сперва следовало подняться на второй этаж, пройти по длинному коридору до конца, затем вновь спуститься на первый этаж и вернуться по коридору назад на десяток-полтора метров.
- Извините, вы не могли бы мне помочь? - раздался девичий голос за спиной, когда я проходил по второму этажу.
Что бы я, да не помог? Быть такого не может.
Особенно если в студенческом общежитии об этом просит незнакомая девушка. Для меня студентка - друг, товарищ и потенциальный сообщник в совершении греха прелюбодеяния.
Да, мой фасад неслабо облагородили неомодерном, зато на бледном лике взор горящий в лиловом обрамлении выглядит более выразительным.
Внутренний рубильник с ламинированной табличкой "Обаяние" молниеносно покинул положение "Off" и в едином порыве задействовал все доступные резервы.
Пустая шкала обломометра подозрительно дрогнула в ту самую секунду, когда я обернулся и увидел медный блеск волос.
Та самая барышня, с которой я делил сиденье в маршрутке, стояла предо мной и заискивающе улыбалась.
Возможно, я б улыбнулся ей в ответ, если бы перед этим не увидел в ее руке баян кубиков на двадцать.
Я с детства не любил всяческие инъекции - да и вообще иголок боялся, - а уж после последнего путешествия в страну тактильных чудес вообще мог заработать фобию.
Но как я мог устоять перед этой улыбкой? Как я мог устоять, если стены вокруг меня вдруг дрогнули и поплыли, а потолок ушел в сторону?
Я успел заметить, что поршень максимально вжат в цилиндр, а кончик иглы отбрасывает солнечный зайчик от тусклой лампочки прямо мне в зрачок.
Семен Семеновича стало немного жаль. Если уж так сложилось, что он все-таки проявил недюжинное упорство и прорвался в общагу, то все его усилия пропали даром.