Последняя война была изматывающей, я смертельно устал и постоянно голодал. Мы не отбили у другого клана кормушку, ухватив лишь по случайному куску, и все теперь были злые, резкие, готовые бросаться друг на друга. Нужно было найти новый источник питания, и ребята выжидающе поглядывали на меня. Как бы я ни хотел отдохнуть, искателем в клане я был один. И пока мы не поедим, о новых войнах не может быть речи.
Когда мои разлетелись в поисках падали, я замер и прислушался к материи, внюхиваясь в трещинки, из какого мира потянет беспокойством, страхом, ненавистью, а лучше ужасом, яростью? В этот раз пахнуло только тревогой. Не бог весть что. Я привычно скользнул в щель.
Здесь было светло, и глаза резануло. Запах исходил от женщины, сидевшей за столом перед бумагами. Рука её ровно двигалась, оставляя витиеватые строчки. Я улыбнулся, готовый надавить, раздуть её эмоции - и она это почувствовала, замерла. Облизнулся... не успел. Через секунду блок неверия, спокойное "так-не-бывает" мощно выдавили меня обратно в тьму, вызвав гневный рык. Если б рядом кто-то околачивался, точно бы порвал! Зашипел, хорошо, что успел оставить засечку. Отыграюсь. Съёжился, потом расслабился. Устрою тебе...
Более осторожно просочился в трещину темноты. Там был уже вечер, щадящий свет проникал в окна. Женщина была на том же месте, но листы перед ней были чистыми. Ручка в руках - она что, чего-то ждёт? Уж не меня ли? Наступающая ночь, дразнящий запах тихой паники придали мне сил, и я метнулся вперёд. Схватил за руку с ручкой. Она дёрнулась, чуть не закричала, но я зажал её пасть и кривыми буквами написал: "Я демон, ночь, твоё проклятие, я хочу есть!"
Нахватал словечек из образов этого мира, должно бы устрашить бабёнку. Вера в моё присутствие хлынула подкрепляющим потоком. Эк она мечется... я не понял... в смысле, облегчение? Она шумно выдохнула. Зашептала:
- Ты мне снился. Этой ночью...
На меня посыпались образы: пурга, глубокий снег, высокий и плечистый мужчина несёт её на руках, прикрыв своим плащом от режущего ветра, его чёрные волосы размётаны по спине... Хихикнул. Да, не отличить! Надо будет забежать к ней в сон, пусть сравнит с прототипом. Её облегчение сменилось надеждой и доверием, почему? Я сгустил в себе тьму, всё ещё ожидая страха, хотя бы прежней тревоги.
- Помоги мне.
Не боится.
- Не боюсь.
Твою мать!
Ускользнул к себе, шипя. Непривычная реакция жгла и мутила. Может, ну её? Не стоит к ней возвращаться. Странная. С такими эмоциями никого не накормит, да ещё угадывать вздумала. Во мне всё бурлило, был готов вернуться и напугать её до смерти, чтоб уссалась, чтобы кричала, не переставая - и я больше не буду зажимать ей рот, чтобы... зарычал, отряхнулся, скидывая с себя думы о ней. К чёрту. Усмехнулся каламбуру.
Некоторое время я болтался в пространстве, вынюхивая осколки корма. Необычно, голод по-прежнему глодал кости, но упадка сил не было, энергии столько, будто недавно поучаствовал в чьём-то кошмаре. Но позже любопытство вынудило меня вернуться. Ладно, вру, просто различил нотки отчаяния. Позволил себе заглянуть ещё раз. Подгадал, чтобы явиться ночью и стал всматриваться в спящую женщину. Уже не пытаясь повлиять, только изучал колебания души. Заметила. Нет, не проснулась, но в полудрёме прислушивалась ко мне за спиной, и я снова с удивлением почувствовал её умиротворение, как будто я олицетворял надёжность и защиту. Нахмурился. Ощутил, как она мысленно потянулась ко мне, и уже привычно сбежал.
Это же как должно быть хреново, чтобы искать поддержки у таких, как я? Прищёлкнул сам себе. И стёр засечку. Не надо нам такого корма.
Я не учёл, что успел порядком наследить в прорехе. Прошло не так много времени, когда стая по моему же запаху нашла кормушку и сломя голову бросилась в атаку. Я бы, может, обеспокоился за них, если бы меня позвали. Хах, такое не принято, конечно.
Меня настиг её зов. Он пронзил насквозь, сшибая с ног, зацепил крюком, стал вливать силу. Неоформленный в слова, просто мольба и надежда... мог ли я отказаться? Да, но не моя жадность. И я пришёл.
Напали на женщину во сне, как обычно и бывает. Существа носились розоватым смерчем вокруг неё и визжали, кричали, пищали, вытягивая ужас, впрочем, и без него тут было чем поживиться. Под волнами страха, не таясь, проглядывало полное, донное отчаяние. Я лёг ей на плечи, будто плащ - и снова вера в поддержку увеличила мою мощь. Я негромко зарычал, перекрывая гам. И спокойно произнёс:
- Она моя.
Никто бы не смог поспорить с тем, чем я становился. Стая исчезла, и я понял, что больше им не принадлежу. Теперь я для них чужак. Женщина проснулась, спугнув огонёк свечи. Я стоял рядом в раздумьях, уже совсем не торопясь обратно. Помолчали. Наконец, она шепнула:
- Помоги же. Я не справлюсь одна.
- Конечно, - решился я. Интересно, есть ли предел той силе, что она даёт? - Конечно, я тебе помогу.
Что там у тебя? Угроза убийства, похищение дочери, бедность? Всего-то. Я взял её послушную руку и погасил фитиль. Улыбнулся её губами, ощутил корни волос и прошёлся мурашками по спине.
- Ты только продолжай в меня верить.
Ей казалось, глубже погрузиться уже нельзя. Дети в бедных районах пропадали нередко, и только совсем опустившиеся верили, что их забирают бесплодные богачи. Пока она проводила день в стирке чужого белья, дочурка училась читать у подруги, но вот однажды она задержалась. Женщина нервно поглядывала на часы, заполняла постылые счета, когда ей показалось, смотрит кто-то сильный. Усмехнулась, выбросила из головы чушь.
Вскоре подруга прислала паренька, сказать, что малышка сегодня сходила в настоящую школу для среднего класса, вернулась поздно и домой направится только уже утром. Тревогу сменила гордость - а вдруг возьмут? Некоторым же везёт, за талант могут и зачислить в класс, да бесплатно.
Потом был сон, как бесконечно любимый и верный кто-то несёт её сквозь смерть, а вокруг бушует первобытный холодный ужас. Утром дочь не вернулась. Сбегала к подруге, оказалось - дочь ушла вчера вовремя, и не было причин волноваться. Слёзно отпросилась с работы и весь день обегала район, спрашивая, тряся, заглядывая в подворотни, больницы, приюты и морги. Вернулась на закате, обессиленная. Готовая на всё. Вспомнила чьи-то байки, что на негатив слетается нечисть, может быть, удастся их упросить помочь?
Приготовилась, но никак не ожидала, что кто-нибудь действительно явится. Тем более так, грубо схватив за руку, написав её рукой угрожающие слова. Взяла себя в руки и обратилась. Сущность пропала, и больше никакие приготовления, свечи, даже капающая кровь не приманивали её.
Она продолжала искать дочку в городе. Нашла через пару дней - в окне богатого дома. Неужели правда, и бездетная богатая пара... Спросила грозного швейцара, что за здание. "Торговый дом" - было ей ответом. И сердце ухнуло.
Ведь рассказывали на рынке, но кто же захочет такому верить. Рабства-то в городе не было давно, в отличие от проституции. А уже лет пять якобы процветала новая мода - купить юную девочку и растить, растлевать её в меру собственных предпочтений. Кому-то на одну ночь, а кто-то растягивает удовольствие на годы. Неизвестно, что хуже. Конечно, такое дело держалось в глубокой тайне от властей. И конечно, кто же поверит "клевете" бедняка.
Той ночью заснула на взводе, не зная, как быть. Выкупить? Выкрасть? Под утро, как глоток живительной воды ощутила присутствие того, невидимого. Казалось, если он рядом, всё наладится. Мысленно потянулась к нему - и тот снова исчез. Больше заснуть не удалось.
Ещё день она посвятила попыткам набрать в долг. На рынке, у таких же бедных подруг, у мясника, работодателей. Пересчитала только вечером, обманывая себя до последнего - хватало как раз на средний свадебный торт. Или на новое платье. Может быть, на месячную аренду старой квартиры. Точно не на маленькую девочку. Горько разрыдалась и позже уснула, измождённая, прямо на столе, рядом с горящей свечой.
Она и подумать не могла, что во сне может быть так страшно. Страшнее, чем в жизни. Это был вертящийся хаос, бледный розовый и голубой смерч, с диким воем носился вокруг. Крикнула им: "Я не боюсь!". Но и сама слышала, как мало в её словах правды. Там смеялись, ржали, дразнили. И её становилось всё меньше. Она слышала хлюпанье, с которым её... жрали, засасывали, поглощали. Не зная, каким молиться богам, она обратилась к своему сну. Нестор? Так звали призрака?
Он появился, как плащ на плечах. Хмурый, как осенний океан. Тихое рычание легко перекрыло оглушительный гам в вихре. Смерч замедлил движение. И она впервые услышала его голос, хриплый, низкий, обволакивающий:
- Она моя.
И смерч сгинул.
Она проснулась, пугнув огонёк свечи, но тень за спиной не исчезла. Уже без надежды она шепнула:
- Помоги. Мне не справиться одной.
Но он ответил.
- Да. Разумеется, я тебе помогу.
Она расслышала за этим целый ряд образов: "это-же-была-моя-стая", "я-теперь-один", "никогда-не-был-так-силён", но больше не решилась ответить на них. Её безвольная рука сама протянулась к огарку и потушила фитиль. Губы растянулись в оскале и произнесли уже её голосом, но не волей: