Аннотация: Размышление на тему, какой была бы борьба с наркотиками на Гос. уровне, на Руси периода Ивана Грозного. На историческую реалистичность не претендую...
Государева Служба по Борьбе с Дурманом.
Коротко: Служба.
Глава 1.
- Стоять, Служба! -
Выходивший из веселого дома, неопрятного вида и неопределенного возраста человек вздрогнул, судорожно оглянулся во тьму у крыльца справа. Из тьмы высунулась рука, схватила за отворот кафтана и утащила за собой.
За углом борделя их было двое, стрельцов Государевой Службы, оба в черных кафтанах, в черных же ботфортах, волосы сзади стянуты в пучок. На боку у каждого страшные палаши в ножнах обтянутых черной кожей.
Первый требовательно задал вопрос задержанному:
- Как звать? -
- Тимохой кличут - тот робко поднял глаза, в глазах его читалась обида на судьбу, так неожиданно ввергнувшую его в лапы, не к ночи будь помянутой, Службы.
- Давно дурман употреблял? - Задал вопрос второй ратник.
Тимоха вздохнул, сказал с заминкой:
- Помилуйте господин да неделя уже поди прошла, я ж так токмо угостят если...-
- Кому ты туфту впарить пытаешься, собачий сын! Вон зенки как два пятака - радужки не видно, сегодня ты дурманом травился, а не неделю назад, пожелтел весь уже, говори давно ли на отраву подсел, да не ври пес смердячий! -
Тимофей еще раз горестно вздохнул, повинно качнул головой:
- Не казни господин, правда твоя, грешен, не удержался. -
- Ну вот, - первый, удовлетворенно хмыкнул.
- Так-то лучше, и чтоб твой грех искуплен был перед Государем нашим, ты сейчас истово, верой и правдой послужишь Отечеству, а точнее нам родным его сынам, в искоренении заразы и сделаешь так, чтобы торгаш, что дурманом отвратным угощает, вышел бы с тобой на крыльцо, да дурману с собой имел, да так чтоб щепотей пару или больше набралось. Понял меня? -
Тимофей судорожно кивнул.
- Хорошо - первый, отпустил холопа, ласково похлопал по плечу, сказал напоследок:
- И грешный ты наш, если попробуешь нас обмануть, да торгаша предупредить, или тем паче скрыться через зады да в подворьях схорониться, знай - найдем, за ноги подвесим, да угостим плетью, что кожа на спине сползет. Понял меня? -
Тимофей кивнул еще раз.
- Ну иди, иди, - подтолкнул его второй.
Проводив глазами новоявленного "шепталу", а что таковым он станет, не было сомнений, второй задумчиво протянул:
- Володь как думаешь "Кривой" опять взялся, или новый кто? -
Первый, он же Алексеич, а по полному именованию старший десятник Службы Владимир Алексеев сын Рудый, прищурившись покачал головой:
- Вряд ли, "Кривому" тогда чуть оставшийся глаз не выбили, да ноги-руки не поломали, хоть и отделался он вирой малой, да Службу нашу навек запомнил. Чую я, Андрей, новый это, залетный перепел. - он хохотнул.
Второй, Андрей, он же десятник Службы Андрей Филиппов сын Ратич, на счет "Кривого" все же сомневался, тот был битым, прожженным татем, и ноздрями рваными обязан был городской страже, где с ворами и бандитами обходились куда как жестче. Мог и не внять.
Стольный город спал, лишь отдельные личности шмыгали в потемках, не оставляя сомнений в своих преступных намерениях. Однако ж, если кто и замечал пару фигур в черном, то долгом своим считал тихонько прошмыгнуть, не дай бог потревожить. У Службы разговор короткий был, и рублем тут не откупится, не стража.
Зашумело, прорезалась полоска света, от приоткрывшейся двери потянулись два силуэта, в одном из которых угадывался многострадальный Тимоха. Рудый чуть кивнул напарнику, призывая того быть наготове, сам тихо достал из-за пазухи ручной пистоль.
- Тут он тут - послышался заискивающий голос Тимофея, торгаш видимо слегка опасался соваться в ночную темень.
Владимир, на пальцах показал Ратичу условный знак "ты за мной", и сжавшись как пружина в одно мгновение взлетел по крыльцу, пинком отшвыривая дубовую дверь. Подвернувшегося Тимоху он расчетливо, вторым пинком загнал обратно в веселый дом, а опешившего от такого развития событий барыгу, сунув для острастки рукоятью пистоля в лоб, выдернул наружу, навстречу набегающему Андрею. Десятник ловко подсек торговца, вывернул тому руку, и пнув под коленку, завернул руку за спину. Тот только завыл, когда неудержимо начало выворачивать руки в плечевых суставах.
Рудый усмехнулся, держа пистоль наготове. Вопреки опасениям, на шум из веселого дома выглядывать никто не стал, по видимому каждому было понятно, что праздное любопытство до добра не доводит. Тимоха тоже видать решил не гнать лошадей, затаился внутри, рассуждая, что десятникам Службы он уже и так помог, а там авось про него позабудут. Удостоверившись, что барыга прочно завязан, Владимир коротко свистнул, подзывая карету. Чуть ржанула лошадь, вслед за щелчком поводьев, к крыльцу подкатил крытый экипаж черного цвета с впряженным вороным, в народе прозываемый "черный воронок". По городу то и дело бродили слухи один другого страшней, о "черных воронках", которые ездят по стольному граду и хватают людей прямо с улицы. Рудый только усмехался, слушая подобные досужие сплетни, передаваемые непременным шепотом.
Распахнув дверцу, они вдвоем с Ратичем закинули барыгу, проследив, что Андрей уселся следом, Владимир, садясь, коротко бросил кучеру:
- Назад в Служебный Приказ -.
Удобно устроившись на сиденье Рудый глядя на задержанного как-то даже ласково молвил:
- Кривой, сколько лет сколько зим! -
Барыгу аж передернуло, скривившись он буркнул:
- И еще столько бы не видится -.
Рудый от такого обращения заулыбался еще больше:
- Я тебя тоже люблю! - Он скрестив руки продолжил:
- А я ведь грешным образом не поверил товарищу, думалось мне, что ты понял все в прошлый раз, а ты вон как.-
Барыга смолчал, и Владимир понимал, что тот сейчас просчитывает варианты, что рассказывать а что нет, потому как раскажешь мало, не только траву эту вспомнят, а и все предыдущие грешки на суд Государев вытащат, не миновать тогда казни позорной, а много выложишь, сдашь подельников да покровителей, ночной народ не поймет, ткнут по тихому пером в бок, да спустят в канаву. Вот Кривой и мучился.
Рудый зло усмехнулся, прикрикнул на него:
- Че задумался, все выгадать хочешь? Не выйдет, все мразь расскажешь, все выложишь, кто тебя падла, где и когда надоумил зельем торговать. Да расскажешь откуда трава такая идет. Забористая, явно не нашенская.-
Кривой услышав такое, затрясся аж, от негодования:
- Чтоб я, да подельников своих, тебе сучаре...-
Резко хлестанув тыльной стороной кулака Ратич, до селе молчавший, каким-то даже будничным тоном произнес:
- А огрызаться будешь, всю харю разворочу -
Проглотив остатки фразы Кривой молча утер раскровяненые губы, глянул злобно, но борзеть не решился, черт его знает, звери они в Службе, звери и есть. Зарубят сами, а потом скажут что сбегнуть пытался.
Рудый, самодовольно улыбаясь, откинулся на седенье, оглядывая барыгу. Страшные сказки про Службу, всегда играли свою роль, ореол всесильных опричников Государя весь этот мелкий сброд сразу ставил на местно. Только такие как Кривой, из-за своей врожденной тупости еще могли разок вякнуть что-то против, но даже до них быстро доходило, что хочешь не хочешь, а для Службы все равно наизнанку вывернуться придется.
Карета остановилась. Первым вылез Андрей принимать задержанного, Владимир шел следом, замыкающим. Глядя на понуро идущего впереди барыгу Рудый подумал: "Вот и все, Кривой. Я тебя до жопы расколю, будь уверен, нет у тебя другого выбора, просто нет."
Кривой действительно рассказал все, или почти все. И вот тут стоило задуматься. Из сказанного вытекало, что Кривой сам был мелким исполнителем, причем далеко не единственным, а корни заразы тянутся чуть ли не к подножию трона самого Государя...
В присутствии сотника, даже свои чувствовали себя неуверенно, а уж татей он пугал до дрожи. Абсолютно седая коротко стриженая голова, гладко выбритый, с пересекающим правую щеку шрамом, из-за которого даже улыбка выходила кривой и пугающей, он морозил взглядом стоявших перед ним десятников.
- Что встали, садитесь уж. - Льдисто-синие глаза потухли.
Сотник был не в духе. Рудый знал причину такой угрюмости, быть ближним Государя, одним из избранной рады, как поговаривали, его правой рукой, нелегко. Гнев государев по ближникам бил в первую очередь.
Тяжело бросив на массивный стол листы писаные Ратичем со слов Кривого, сотник еще раз вперил глаза в Рудого.
- Вот ты, старший десятник, что думаешь, мне государь скажет, когда я с этой писаниной к нему явлюсь, и сообщу что один из его разлюбезных Строгановых, эту дурь в столицу гонит, а? -
Владимир дернулся:
- Василий Петрович... -
- Ша! - рубанул сотник, хлопая ладонью по столу.
- Я не закончил. Развел я тут бордель, распустил вас, тот ляпнул, а вы и рады стараться, строчите писульки, сеть вскрыли, тоже мне звезды ОРД. -
Рудый переглянулся с товарищем, кто такие звезды ОРД, никто из службы не знал, сотник обзывал малопонятно, но видно было, что слова эти он выплевывает как самое страшное ругательство.
Внезапно успокоившись, государев ближник аккуратно свернул листы трубочкой, убрал в окованный сундучок с хитрым замком.
- Значит так, доказухи, считай что нет, понапрасну тыкать в кого-либо пальцем мы не будем, идете и колите Кривого на подробности, и пусть он вас выводит на поставщика. А дальше покумекаем. Все ясно? -
- Так точно, - хором вскинулись десятники.
- Шуруйте,- потеряв к ним интерес сотник склонился к другим бумагам.
Вообще, конечно, придя в Службу Рудый, еще тогда молодой стрелец, только головой крутил в удивлении, от разного рода новых словечек, которые употреблял сотник, однако ж, привык и сам все чаще, не задумываясь, употреблял в разговоре.
Действовать однако, надо было спешно, что Кривой у них, слушок кому надо уже прилетел, такие вещи разносятся махом. Особо если и правда Строгановы были тут замешаны, всех кто выходил на прямой контакт с барыгой могли, в зависимости от полезности, или угнать на месяц другой в Тмутаракань, или спустить под лед, да и самого Кривого по возможности заткнуть навсегда.
В первом же доме десятников ждала неудача, жена скрывшегося подельника, только разводила руками, мол, не слова ни говоря, с утреца пораньше собрал манатки, да на лошади дернул, как будто черти за ним гнались.
Рудый мрачно сплюнул, к двум другим указанным Кривым, тоже смысла не было торопится, было понятно, что дома их также давно уже нет. Вернувшись в Служебный Приказ, Ратич со слов набросал на листах пергамента описание подельников с приметами, раздал командам стрельцов, и направил с Богом в соседние городки, авось кого-то и зацепят.
"Отсутствие результата, тоже результат", - говаривал сотник, но оба десятника не ждали ничего хорошего от предстоящего разговора.
- А я не удивлен, - внешне спокойно, сотник, откинувшись в кресле, с непонятным выражением разглядывал подчиненных.
- Вы б, еще дольше с утра тут чаи распивали, писанину разводили, от вас так не только тати сбегут... Что, без моих указаний мы теперь и шагу сделать не можем? Вы же, как волки - вас ноги кормят, это судейские жопой работу высиживают, а вы бегать должны. А сейчас, что? Нету ни-ко-го. Сказали вам подельнички Кривого большое спасибо и дернули. Что ты мне сказать хочешь? - сотник глядя на мнущегося Рудого чуть дернул подбородком разрешая говорить.
- Но Кривого-то взяли -
- Да мне, что кривой, что косой, эта шушера подзаборная мало интересна, я вас как учил, вытягивать их друг за другом, пока до тех, кто через границу этот дурман не тащит, не доберетесь. Вот тогда считайте, работу сделали, а сейчас, они окончательно концы обрубят, и недели не пройдет, новый "Кривой" торговать начнет. Нет ребятки, казна вам деньгу не за это платит. Короче, идите думайте, голова вам не только щи хлебать дана, потом доложите, что надумали. Свободны. -
Выйдя во двор Приказа, Рудый облокотился на перильца широкого крыльца, подставляя двухдневную щетину полуденному Солнцу. Поскреб подбородок, хмыкнул, в стрельцах-то все бороды носили, пусть небольшие, аккуратно подстриженные, пищаль стрелецкая штука такая, длинную бородень и подпалить может, но носили, а как иначе, чай не бабы голым лицом сверкать. Да только вот в Службе у сотника совсем другие порядки были, и сам брился и других заставлял. Как у него только в ногах ни валялись, ни вымаливали, ну хоть на фалангу пальца оставить, тот был неумолим.
Народ то конечно хохотал спервоначала, известно, что за мужики лицо голят, да вот только хорошо смеется тот, кто смеется последним. Нет, простой народ никто не трогал, но молва-то вещь непредсказуемая, да и с сотника сталось ведь придумать, один черный воронок чего стоил. Всем же не объяснишь. Вот что смердам думать, когда едет на коне весь из себя статный молодец, шапка на меху набекрень, за поясом сабля, девкам так улыбается, аж тают, как откуда ни возьмись, подлетает "Воронок", из которого выскакивают два бритых амбала в черном, мигом сдергивают молодца с коня, запихивают в экипаж, коня на узде к запяткам и уносятся в неизвестном направлении, и невдомек смерду неумытому, что молодец тот, атаман ватажки, что караван с дурманом в обход дорог сопровождает. Вот и ширятся слухи один другого страшней.
А недавно занесла же нелегкая старшего десятника в кабак, в коем по вечеру, народу было, не протолкнутся, там и подсел к дедочку одному, благо дедок полузнакомый был, писарь, не писарь, но в Кремле отирался, да неважно. В общем, за ковшиком пива разговорились, и надо же было Рудому о Службе своей заикнуться, спрашивается, кто за язык тянул, думал-то дедок государев все же человек, с пониманием отнесется, но не тут-то было. Старика от услышанного аж затрясло, видимо давно копилось. Владимир даже за голову схватился от обличительных речей. А дед распалялся, мол, он от Служебного Приказа недалече живет, и как там работают прекрасно видит, и как девок гулящих целыми каретами привозят, и за полночь только отпускают, видать покуда натешатся, и пьяных своих под рученьки таскают, в общем такого наговорил, что у Рудого аж ковшик в руках треснул. Десятник ему тогда только и сказал:
- Вот из-за таких как ты, дедушка, про нас всякие басни и сочиняют. -
И не объяснишь же, что девки гулящие те, хоть и говорят: "Волос длинен, да ум короток", а ой как много чего помнят, о чем купчики да иной народец, с ними забавляясь, болтает. И что стрельцы по вечерам не своих пьяных, а гуляк, что под дурманом попался, в казематы да на допрос таскают, где и у кого траву брал.
К слову и сотник вспомнился, он лихо тогда девок обозвал, мол, это люди с повышенной социальной активностью, Рудый так понял, что это значит, с большим количеством мужиков спят, и на всякий случай выражение запомнил.
Тут из нутрей стоявшего рядом "Воронка" шумно дыша, выбрался кучер Андрюха, вид имевший весьма упаренный. В руках у него были ведро и тряпка, а в глазах застыло обвиняющее выражение.
- Володь, ну е-мое, ну сколько можно, сколько раз просил, ну оббейте вы сапоги, ну не тащите всю грязь внутрь -
Владимир мысленно вздохнул, с этим любителем чистоты и порядка, хапнули они горя с Ратичем, и все бы ничего, Андрюха и помочь, горазд, и татя постеречь, и говорить при нем свободно можно, знали, лишнего даже под хмелем не сболтнет, но как дело касалось его любимого экипажа, так хоть вой. Любил его Андрей страшно, и протирал, и оси регулярно смазывал, коняга лощеный стоит аж боками сверкает. Будь его воля, не то что, сесть, прикоснуться бы к нему никому не давал.
Вот и сейчас после ночного выезда, накопился у кучера личный счет к десятникам, и грязи они натащили, и дверцей безбожно хлопали, аж петли разболтались, и по буеракам всяким ездить заставляли.
- Андрюх, ну сам понимаешь, ночи не спим, голодные, злые, сотник насел, мы бы и рады, аккуратнее, да все же в спешке, быстрей, быстрей -
Тот, в ответ, только горестно махнул рукой, бросив тряпку. Повесил ведро на крюк, раскатал рукава рубахи.
- Все я понимаю, что уж -
Душераздирающе зевнув, старший десятник оторвался от перилец, на прощание хлопнул Андрея по плечу и наискось, через двор, направился к конюшне. Все же два дня дома не был, после допроса Кривого удалось урвать часа три, до рассвета, на лавке, накрывшись кафтаном. Хоть и жил бобылем, а кровать родную ни что не заменит.
Вечером, опять вдвоем с Ратичем пошли перетряхивать притоны. Схема была проста, дергаешь всех подряд, задаешь вопросы, кто, что видел, слышал и т.д. Нудная работа и не особо приятная, но ничего не попишешь.
- Как, говоришь, его звали? - Рудый еще раз сурово встряхнул мужичка. Мужичок заискивающе заглядывая в лица, зачастил, чуть заикаясь, стремясь выложить, что знал и не знал.
Вопросы тоже задавались с умом. Напрямую интерес свой старший десятник не показывал. Разговор начинался примерно так: клиента заводили в экипаж, долго и нудно перечисляли, что того ждет за употребление дурмана, и как они ему могут испортить жизнь, после чего, видя что клиент поплыл, говорили: "Ну, давай - рассказывай", на вопрос: "Что?", отвечали "А, что знаешь. Расскажешь интересное, отпустим, нет, поедешь с нами, пару седмиц в казематах посидишь - подумаешь". Держали в себе, только упертые или дурные, остальные вываливали все что знали. Вот и мужичок, наконец, выдал крупицу полезного, как за чаркой водки корешок его хвастался, что траву особенную достать может.
- Сиплый, у него кличка, - получив сведения, где Сиплого можно найти, Рудый от души засветил мужичку хорошей затрещиной и выпроводил наружу. Оглядев потемневший небосвод, смачно выматерился. Сообщил Ратичу:
- Ну что за невезуха, опять ночь. Скоро как сова буду - днем спать, ночью колобродить. -
Крикнул кучеру, сегодня с ними был другой, вместо Андрюхи:
- Виталий к северо-восточным воротам гони. -
Вылавливать Сиплого решили возле дома, благо темень и высокие заборы давали отличную маскировку. Кое-что о Сиплом, Владимир слышал, тот по слухам какие-то делишки с городской стражей проворачивал, только стучал ли, или наоборот подкупом занимался, доподлинно известно не было. Одно было точно известно, не тихо-мирно жил Сиплый, говаривали в лихих людях ходил, да вот только несколько лет назад в город перебрался. Поэтому и брать его решили максимально жестко.
Одним из самых необходимых умений в Службе было, терпение. Часами, почти без движения, сидеть в засаде, не снижая бдительности и не давая затекать мышцам, тяжело. А приходится, ибо у татей свое расписание.
Далеко за полночь, услышав шлепающие звуки шагов, Рудый тронул за плечо товарища, привлекая внимание. Если это был Сиплый, то возле ворот он должен был задержаться, отпирая навесной замок, в такой тьме это быстро получиться не должно было, вот в этот момент Рудый и планировал его взять. Двойкой Рудый с Ратичем были уже второй год и понимали друг друга без слов, все движения и совместные действия были отработаны до автоматизма. Привыкшие к темноте глаза различали серый силуэт человека идущего по проулку. Послышалась яростная брань.
"Видать вляпался коровью лепешку", подумал Рудый, не ослабляя внимания. Человек целенаправленно шел к воротам искомого дома и старший десятник, все больше уверяясь, что это и есть Сиплый, положил руку на плечо Ратича, готовясь к захвату. Вот Сиплый остановился, завозился, одной рукой, похоже, выискивая ключ, а другой, нашаривая замок. Вот он нужный момент. Расстояние до Сиплого было не более 5 саженей, которые они пролетели мигом. Рудый заходил слева, Ратич справа, все как учил сотник. Старший десятник, подскочив вплотную, вздергивая вверх и заворачивая руку Сиплого с зажатыми в кулаке ключами за спину, основанием ладони другой руки двинул тому в затылок, в, как говорил сотник: "Зону пространственной ориентации", правую же Андрей вывернул за кисть, против часовой, до упора, выключая суставы.
- Ииии. - только и вырвалось из горла Сиплого, стоящего на цыпочках.
Каждый со своей стороны десятники проверили одежду задержанного, на предмет оружия. Рудому достался кинжал за поясом, Ратич, же вытянул увесистый свинцовый кистень на ременной петле, из рукава.
Владимир хмыкнул:
- Сиплый, не ты ли тут по ночам промышляешь, больно кистенек у тебя особый -
Тот только оскалился, не произнося ни слова.
"Гордый", подумал старший десятник: "Ну ничего, и не таких ломали".
Хитрым ремешком перетянув руки в кистях и локтевых суставах, они усадили татя в "Воронок".
- Ну что, говорить будем? - поинтересовался Рудый. Сиплый только презрительно отвернулся.
- Ну не больно-то и надо. - Владимир поймал косо брошенный взгляд и понял, что Сиплый слегка удивился.
- Действительно, Сиплый, я так подумал, говорить нам с тобой не о чем. Ты у нас птица гордая, тебе с нами общаться западло. Да и мне, что-то уже не хочется. - Старший десятник про себя усмехнулся, было видно что, тать, много чего повидавший на этом свете, никак не может понять, к чему идет разговор, не бьют, не угрожают - есть от чего начать волноваться.
- Виталий, а давай-ка за город прогуляемся, в паре верст озерцо есть, "Глубоким" кличут. - крикнул Рудый кучеру.
Когда за экипажем со скрипом закрылись городские ворота, Сиплый начал волноваться по настоящему, понял, что действительно увозят, а не пугают, нервно заерзал, гонор правда пока говорить не позволял, тать все еще пытался держать марку.
Рудый улыбаясь про себя, почти физический чувствовал, как постепенно сгущается в экипаже атмосфера страха. Сиплый поминутно оглядывал бесстрастные лица десятников, ерзал, потел. Пожалуй, он меньше бы волновался, кричи они на него, бей - все это было бы понятно и знакомо, но эта тишина и безразличие - все равно, что его уже списали в расход.
- Приехали,- раздался голос Виталия, было слышно, как он спрыгнул с козел, отошел куда-то в сторону. Подчиняясь безмолвному кивку, Ратич, распахнув дверцу, выбрался из экипажа, под сапогами захрустела озерная галька, а Рудый глядя на Сиплого как-то недобро улыбнулся, не зло, а вот так без эмоций, не предвещая ничего хорошего. В открытый проем было видно озерную гладь с бегущей по ней серебристой дорожкой от появившейся в просвете облаков Луны.
Сиплый с ужасом смотрел, как медленно старший десятник вытаскивает из-за отворота кафтана пистоль и кладет его на колени. Владимир подбородком указал татю на проем и улыбнулся еще раз, но уже ласково, и вот тогда Сиплого и прорвало.
Вжавшись в стенку экипажа, он заголосил, сбивчиво, срываясь на истерические нотки:
- Все, все скажу, только не убивайте, не надо, пожалуйста, я все расскажу, спрашивайте, только не надо! -
"Готов" - подумал Рудый. "Что ж, эта птичка, может много интересного напеть".
Сдав Сиплого стрельцам в казематах и отпустив Ратича до обеда, старший десятник буквально рухнул на лавку у стены. Устало откинул голову, упираясь затылком в бревенчатые стены. Небо за окном уже начинало розоветь, еще час и заорут первые петухи. Рудый помассировал виски, голова гудела от недосыпа и пачек исписанных листов - всех откровений Сиплого.
"Мда." - подумалось Владимиру: "И как я дошел до жизни такой".
Прикрыв глаза, он вспомнил, как впервые увидел особую сотню Стрелецкого приказа в действии.
Это было лет восемь назад, когда его с еще несколькими сверстниками с родной деревни забрали в стрельцы. Повезло или нет, трудно сказать, но определили их не в Стрелецкое войско а в Московский стрелецкий полк, что в самой Москве при Государе располагался, кого-то в огнеборцы, а Рудому досталась караульная служба. И ворота охраняли, досматривая подводы на въезде, и по ночам столицу обходили, вылавливая любителей ночного промысла, да пьяных в Стрелецкий приказ таскали. Вообще, конечно и служба и сам порядок разительно отличались от установленных в Стрелецком войске, как, по крайней мере об этом в деревне служивые, что двадцать лет лямку стрелецкую оттянули, рассказывали. Меньше времени уделяя муштре и огневому бою, учили, как досматривать купцов, где в подводах и в экипажах могут располагаться тайники, как определять характерные признаки употребления водки, табака и дурмана. Учили разным хитрым ухваткам, как всадника с коня ссаживать, как обезоруживать, как вязать задержанных. А еще особо учили караульных, как в воротах въезжающих смотреть, как неправильности разные замечать.
Приключилось тогда Рудому в караул на северной башне заступить, к тому времени, сметливого подчиненного, уже до старшего караула подняли, что конечно и на жаловании в лучшую сторону отражалось, но и спрос определяло более жесткий. И вышло так, что заявился к нему сам сотник особой сотни Стрелецкого приказа, фигура чуть ли не демоническая по рассказам бывалых стрельцов. Тогда, в первый раз ощутив на себе его фирменный промораживающий взгляд, Владимир невольно поежился и чуть было не перекрестился. Сотник меж тем уселся в караулке за свободную лавку, махнул Рудому присаживаться. Испытующе глянул на Владимира, всем своим видом выражавшего высочайшее внимание, дернул уголком губы вверх показывая намек на улыбку.
- Мне про тебя, старшой, говорили, что ты парень не дурак, науку караульную быстро схватываешь, смекалку да усердие показываешь.
Оглядел замершего стрельца, кивнул сам себе, продолжил:
- Поэтому-то у меня к тебе дело государственной важности имеется. И никому, старшой, о том ни слова, ни караулу твоему, ни дружкам, ни подружкам. Десятнику своему скажешь, что приказ мой исполнял, о большем он тебя и не спросит. Все понял?
Рудый быстро кивнул.
- Вот и славно. А задача стоит такая: ближе к полудню, когда у тебя больше всего народу через ворота двигаться будет, поедут из Москвы две подводы груженые. Чем, пока не знаю, а с ними верховых пять или шесть, главного ты узнать должен, примета у него явная есть - пол правого уха отрублено. Твоя задача, как заметишь те подводы, все сделай, что бы задержались они на выезде как можно дольше, дурака строй из себя зело важного, что угодно делай, неразбериху устрой, но так, чтобы у них маневра не было, не только подводам проехать, чтоб и верховым не выскочить было. Своих стрельцов тоже всех из караулки выгони.
Мысли Владимира метались словно сумасшедшие, но он старался слово в слово запоминать все сказанное сотником, видать дело серьезное было, раз Сам, к нему пожаловал.
- А вот дальше, самое серьезное будет. Главарь их, зверь битый, как заваруха начнется, и стрельнуть может, а коли саблю схватит, живым нам его не взять, знатно ей машет, одного, двух точно зарубить успеет, да еще, пробиваясь, простой народ, озверев, посечет - проще убить. А он мне живым позарез нужен. Мне говорили, что ты зело ухватки знаешь, вот поэтому главарь на тебе будет, только ты к нему близко подобраться сможешь не вызывая подозрений, еще лучше будет, если под каким-нибудь предлогом, ты его с коня сойти вынудишь, но это уже как получится, ну да сам авось придумаешь. Так вот, как мои люди к подводам подберутся, да верховых крутить начнут, ты времени не теряй, самое главное, не дай ему оружие достать, а там уже мои подсобят.
Сотник еще раз оглядел Рудого, подмечая волнение молодого стрельца.
- Смотри, если боишься, или не уверен что справишься, говори сразу, тогда разговор этот забудешь и дальше служить пойдешь - никто тебе ничего не скажет. Дело серьезное, сам жизнью рискуешь.
Владимир только покачал головой, уняв волнение, ответил:
- Я справлюсь -
- Хорошо - Сотник встал, поправил ремень с палашом, в обтянутых алым ножнах, произнес напоследок:
- Смотри не проворонь их, мои люди подсказать не смогут, будут не на виду, чтобы раньше времени татей не насторожить. Поэтому будь внимателен.
В полдень, через ворота проходят две нескончаемые колонны, пешком, на подводах, в экипажах, на въезд с левой стороны, на выезд по правой, когда стрельцы с ног сбиваются в попытке успеть везде. Рудый понимал злодейские расчет, чем больше народу, тем быстрее и хуже проверяют стрельцы, меньше шансов быть уличенным в чем-то. Но и для Рудого здесь была своя польза, в таком потоке создать хаос, и затор в воротах было не в пример легче.
Сдвинув шапку стрелецкую на затылок, и грозно уперев руки в бока, он кривил губы, пучил глаза, надменно вздернув подбородок, прохаживался вдоль ворот, грубо распихивая смердов. Покрикивал на караульных, постоянно дергая их и заставляя носится от одних телег к другим, чем, по началу, вызывал недоуменные взгляды стрельцов. Правда взгляды вскоре прекратились, решили видать, что старшому новая должность голову вскружила.
А Владимир старался вжиться в новый образ, ощутить, словно и в самом деле он такой: дорвавшийся до крохи власти над другими и теперь ею, этой крохой, упивавшийся, почувствовать себя, чуть ли не всемогущим на этом посту.
И действительно, волнение уходило, не давая "перегореть", в голосе просыпались уже новые "начальствующие" нотки, даже речь стала какой-то другой, он тянул слова и словно сплевывал их с губ.
Так что, когда в возникшей перед воротами толчее Рудый заприметил безухого, а с ним еще четверых при телегах, в нем уже не было ни капли волнения, даже какая-то злость проснулась и злорадство: "Ну давай иди, иди сюда".
- А ну стоять, стоять, кому говорю. Кто таков?
Безухий презрительно глянул вниз, на вставшего перед конем стрельца, но смолчал, никак не реагируя на проскользнувшие в голосе хамские нотки, коротко бросил:
- Купец, Федор Иванов сын Туров.
-Купец, ага, ну-с посмотрим, что тут у нас. - Владимир аж потер руки, словно в предвкушении.
- Целых две подводы и набиты, набиты-то, как на землю то ниче не падает - удивительно!
Он по хозяйский охлопал рогожу туго обтягивающую телеги сверху, краем глаза заметил, что главарь довернул коня, что бы видеть что происходит. Развернулся к нему, хитро прищурившись:
- И что такое тут везем, дорогой товар небось, вон охрана кака сурьезная, видать денжищ не малых стоит.
Все эмоции Турова были написаны на лице, так и читалось "Еще один крохобор, тля государская до мзды жадная".
- Рухлядь всякую - мрачно буркнул он.
Рудый аж глаза закатил от восторга:
- Рухлядь, оооо - тут внезапно посерьезнел, стирая с лица следы восторга, нахмурился:
- А не везешь ли ты, часом, в той рухляди товар какой запретный, табак там англицкий, или того хуже - дурман отвратный, а... если поискать-то?
- Да нету ничего, хоть ищи, хоть не ищи.
Рудый еще грознее нахмурившись, прикрикнул:
- Я тут решаю, есть чего или нету. Эй, вы двое - крикнул он караульным
- А ну к телегам, счас смотреть будем.
Тут стрелец заметил, как на въезд, появилась телега с сеном, с впряженным в нее флегматичным мерином. Доверившись мелькнувшей идее, Владимир подгадал момент и сделал шаг назад, как бы для того, чтобы окинуть начальственным взором всю картину разом и ничего не упустить. Морда мерина сходу ткнулась в Рудого, от чего тот, немедленно рассвирепел. Схватив коня за узду, он яростно начал дергать за нее из стороны в сторону, кроя матом обмершего возницу.
- Ты что же, собака, не видишь куда едешь, меня, старшего караула, задавить хотел! Ах ты!..
Дернув со всей силы Владимир завернул коня в бок, практический протащив и поставив поперек ворот вместе с телегой.
- Ну ниче, я счас с тобой еще поговорю - пообещал Рудый на глазах бледневшему старичку так и сжимавшему, ставшие бесполезными, поводья, и повернул пыщащее злобой лицо к Турову. Внутри конечно, все пело, теперь выскочить наружу верхом у главаря бы не вышло, но снаружи Рудый продолжал играть желваками.
- А ну ребяты, выворачивай телеги.
Караульные переглянулись:
- А рухлядь то куда?
- А на землю скидывай!
Тут Туров не выдержал:
- Ты, что совсем старший сдурел, этож рухлядь!
Владимир побагровел:
- Ты как со старшим стрельцом Государева московского стрелецкого полку разговариваешь? Куда скажу кидать, туда и покидают! - Засучив рукава он развернулся к телегам, прикидывая, с какой начинать. Видя это, Туров с проклятиями соскочил с коня, подхватил Рудого под локоть, зашептал, косясь на других стрельцов:
- Ну что ты, так сразу, а, командир, мож договоримся, золотишком там, или другим чем, а?
Владимир развернувшись, для проформы пожевал губами, раздумывая и что-то подсчитывая в уме.
- А сколько дашь?
Вот тут Туров расслабился, чуть ли не ухмыльнулся, похоже решив, что разгадал, причину, всего разыгрываемого Рудым спектакля. Такие, "денежные" отношения, были для него привычны и понятны. Правая рука незамедлительно сунулась в кошель на поясе.
Тут вдруг взгляд купца метнулся за спину стрельца. С каким-то горловым хрипом, он выронил из ладони монеты, хватаясь за рукоять сабли. Напрягся, пытаясь перебороть Владимира, мертвой хваткой стиснувшего кисть с зажатой в ладони саблей, не давая вытянуть ее из ножен. Глаза, купца от натуги налились кровью, из горла рвался сдавленный рык. Секунда, и схватив второй рукой отворот кафтана, Рудый со всей силы, лбом, впечатал Турову в переносицу, с хрустом ломая тому нос. Хватка ослабла - купец "поплыл", подбежавшие стрельцы особой сотни, завернув тому руки, споро уволокли его в сторону, а Владимир, взглянув на чуть подрагивающие пальцы, подобрал слетевшую от удара в пыль шапку, отряхнул ее об колено и присел на телегу, пытаясь унять, бешено стучащее сердце. Искоса посмотрел на запуганного возницу, которому обещал еще поговорить, почувствовал укол совести за неприкрытый страх плескавший у того в глазах, молвил устало:
- Ты уж прости отец, так надо было.
Помолчал немного, не зная, что еще сказать, встал, помог развернуть коня, мимоходом погладив по лошадиной морде. Махнул рукой:
- Езжай.
Старик, хлопнул вожжами, трогаясь с места, но отъезжая, еще несколько раз оглядывался со страхом на Рудого, словно ожидая, что тот сейчас изменит свое решение, от чего у Владимира на душе становилось нехорошо, даже гадко, от мысли, что пришлось обидеть старого и слабого, и пусть так было необходимо, но легче от этого не было.
Вынырнув из сна, в который незаметно провалился за всеми этими воспоминаниями, Рудый со стоном помассировал затекшую шею. Как сидел, так и уснул, не меняя положения, о чем негодующе напоминал болевший позвоночник. В двухъярусном П-образном здании Стрелецкого приказа их "черные палаты", как прозывали за черный цвет одежды, располагались прямо напротив Тайницкой башни. Часы на ней выдали семь ударов, до начала рабочего дня был еще час, но Рудый знал по своему опыту, что сотник уже давно у себя. Поднявшись, он два раза стукнул в тяжелую дверь, услышав лаконичное "Да", вошел, плотно прикрывая дверь за собой, прошел на любимое место у окна, задницей оперся о подоконник. Сотник работал. Владимир знал, что готовится новый Государев Указ. Указ этот рождался сотником уже месяц - на титуле значилось и название "О дурмане и табаке", который должен был ужесточить наказание, наделяя особую сотню большей властью. Это и было основной причиной мрачного настроения сотника в последнее время. Ближние Государя, словно сговорившись, единым фронтом вставали против Указа.
Наконец, закончив, сотник аккуратно сложил стопкой листы Указа, убрал в сторону. Сцепив руки в замок обратил взор на старшего десятника.
- Рассказывай.
Владимир кивнул, сосредотачиваясь на событиях ночи, стараясь не упустить ни одной детали.
- За вчерашний вечер проведено дознание кабатчиков и посетителей кабаков. В ходе дознания был установлен тать по кличке "Сиплый", знающий о новом дурмане. В ночь, около указанного дома "Сиплый" был задержан. В ходе дознания сообщил, что действительно знает одного из распространителей дурмана. Я проверил: Фома Курень - один из подельников "Кривого" - исчез вместе с другими. Курень Сиплому сообщил куда уезжает.
Тут Рудый отклонившись от стандартной формы изложения, поделился своими соображениями:
- Жадность, думаю, сыграла. Похоже на руках еще много дурмана осталось, вот он Сиплому и оставил ниточку путеводную, в обход указаний. Ну да нам это на руку.
Сотник молча кивнул, соглашаясь.
Владимир продолжил:
- А рванул Фома к свояку в Суздаль. Там сейчас и должен обитаться. Сиплому сказал, что уезжает надолго, когда вернется, не знает, но за дурманом к нему наведаться можно.
- Хорошо.
Сотник задумчиво откинулся в кресле, потер подбородок, размышляя.
- Значит так. С Сиплым, делайте что хотите, только чтоб морда не побитая была, но отдаться нам он должен и душой и телом. Главное нам Курня тихо выдернуть, что бы другие не всполошились, снова ниточку не порвать. Поэтому Сиплого обрабатывайте основательно, думаю, с его помощью надо будет Курня за городские стены вывести и там задержать. Но одного отпускать без догляда не дело.
Сотник замолчал, о чем-то крепко задумавшись. Рудый понимал его сомнения. Сиплый тать и душегуб, одного на разговор с Курнем его отпускать нельзя - может на раз все рассказать, но и без него дело не выгорит с кем-то другим, даже если сказать, что от "Сиплого", Курень не совсем дурак, еще глубже в нору забьется.
- В общем так. - Сотник принял решение.
- Подыщи из стрельцов кого-нибудь посмышленей да посмекалистей, ну и чтоб морда была не как у тебя. - Он хитро прищурился.
- У тебя, что ты со Стрелецкого приказа на лбу аршинными буквами написано - за версту видать. А стрелец пусть с Сиплым пойдет, присмотрит, если что, и нам спокойней и Сиплый дергаться не начнет. Ну а ты, в свою очередь, что и как стрельцу обскажешь, и как вести себя, что говорить... ну да тебя учить - только портить. Сроку даю три дня, после доложишь. В Суздаль буде оказия сам с вами поеду.
Рудый глянул, не без удивления, но вопросы задавать не стал, дело и впрямь обещало быть не простым, если уж сотник решил ехать, порой иногда он своим чутьем и сверхъестественным предвиденьем поражал до глубины души. Сотник был просто кладезь идей, практический вся борьба с дурманом строилась на его придумках.
- Ладно. Иди Володь - работай, а мне опять готовится, с избранной радой воевать, надо.
Сотник скривился как от горькой редьки и вновь придвинул к себе Указ, а Рудому вспомнилась вторая, в бытность стрелецкую, встреча с сотником.
Было это где-то через полгода после памятных событий с купцом Туровым. А началось все с вызова в "черные палаты". Встретил его незнакомый десятник, "черный", гладко выбритый, со злым и колючим взглядом. В палатах, куда он провел Владимира, было трое: сотник и еще двое незнакомых "черных".
- Садись.
Выпроводив остальных сотник, заложив руки за спину, остановился у окна, молча, словно задумавшись, а Владимир с интересом оглядел сотниковские палаты. На стене висела писаная карта Кремля - большая, три на два аршина, рядом карта Москвы примерно такого же размера, а напротив - огромадная на всю стену карта Московского царства. Массивный стол, с приставленным к нему, резным креслом стоял в глубине. На стене за столом висели два скрещенных вороненых палаша.
Тут ожил сотник, обернулся, внимательно глядя на Рудого.
- Сиди, сиди. Здесь в моих палатах, передо мной тянуться не надо. Вызвал я тебя, по тому как есть у меня к тебе доверие, с прошлым делом ты нам хорошо помог и справился отлично, Турову тому дернуться не дал.
Сотник усмехнулся.
- Ловко ты ему тогда, однако, мои ребятки купца полчаса после этого в себя приводили. Ладно, хватит с предисловием. Вроде как понимание у тебя есть, но предупреждаю еще раз, о нашем разговоре никому и ничего.
Владимир сосредоточенно внимал, волнения, такого как в первый раз уже не было. И пообтерся на службе, да и сноровки прибавилось. И сотник, вон, тоже человеком оказался, не рог, ни дыма из ноздрей.
- Нужен ты мне вот по какому делу. Купчику одному мелкому, переезжему, что в Тверь через Москву ехал, гостинцы один человек для свояка из Твери передал, да наказал, чтоб по приезду купчик тот в корчму у Твери при дороге обратился. Там мол, где со свояком встретиться подскажут. Да только гостинцы те, не простыми оказались, дурман то был. Купчика то видишь, стрельцы на выезде из Москвы проверили, да дурман тот нашли и нам передали. А у меня задумка появилась, как нам тверских подельничков выявить. Хотел я, чтоб купец этот под нашим надзором в Тверь съездил да дурман кому надо передал, а мои бы уж проследили, что там за человек. Но уж больно купец жидким оказался, весь трясется, плачется, боюсь только всполошит тверских. Вот я и вспомнил про тебя. Похож ты на него статью. Так что, вот мой тебе вопрос - сможешь за купца себя выдавая, съездить, да в Твери с тем человечеком встретиться, дурман передать?