Аннотация: Языческие боги мертвы, на их место пришли новые религии. Но Морриган, богиня войны и смерти - жива. Рассказ об взаимоотношениях Смерти - и богини смерти.
'Господи, какая жара! Какая ужасная, невыносимая, адская жара' − лениво кружилась мысль в голове у официанта Васечки, который рано утром вдумчиво и неторопливо полировал условно чистой салфеткой условно чистый стол около окна.
Васечке хотелось умереть и быть закопанным в прохладную землю.
Васечке хотелось нырнуть в бассейн с ледяной водой.
Но в виду невозможности исполнения этих простых желаний, ему оставалось только молча страдать, разбавляя молчание тяжкими длинными вздохами.
Он горестно думал о том, что небывалое пекло в сорок градусов, не спадавшее уже неделю, извело весь город. Днем людей на улицах почти не было, все предпочитали сидеть дома под уютно шумящим кондиционером и выходить только через пару часов после захода солнца. Население города стремительно проникалось искренним сочувствием и пониманием к вампирам, ведь стоило только высунуть нос из прохлады квартиры, как возникало и с каждой секундой крепло ощущение, что идешь не по асфальту и плитке, а по гигантской сковороде, на которой вот-вот и зажаришься до хрустящей корочки.
Единственные, кто был даже рад такой аномальной жаре, были, конечно же, разного рода торговцы. В гору взлетели продажи мороженого и прохладительных напитков, солнцезащитных кремов, солнечных очков и кепок.
Васечка зло подумал, что продажи их кафе-мороженого возросли втрое, а поставить кондиционер хозяин так и не соизволил. Правильно, ему-то что - сидит себе где-нибудь и наслаждается жизнью, пока бедный студент медленно испаряется на работе! Парень представил себе большую морозильную камеру в подсобке, в которой в окружении снега и льда хранилось мороженое, и ощутил страшную зависть, которой ранее к продуктам не испытывал.
От размышлений о нелегкой доле его отвлек негромкий мелодичный перезвон ветряных колокольчиков над входной дверью, сигнализировавший о том, что кто-то зашел. Васечка быстро свернул салфетку и обернулся.
За столик в самом уголке небольшого зала стремительно прошествовала, даже не взглянув на него, молодая невысокая девушка в коротеньких джинсовых шортиках и коротенькой джинсовой безрукавочке, открывавших спортивную, стройную фигурку. Парень успел заметить на ее правом плече татуировку в виде угольно-черного ворона, сделанную, очевидно, руками настоящего мастера. Птица была словно живая: переливались оттенками, как настоящие, перья, лукаво поблескивал глаз-бусинка. Казалось, что она вот-вот сорвется с кожи в полёт.
Парень суетливо метнулся к стойке, вытащил из-под нее кожаную папочку с меню, а девушка тем временем изящно опустилась на небольшой резной стул, отбросила за спину две толстенные чёрные косы, которые при этом лишь немного не достали до пола, и наконец-то обратила взгляд на него.
Дежурные слова приветствия замерли на губах у спешившего к посетительнице официанта. Его сознание отказывалось адекватно воспринимать увиденное, в мозгу отрывисто, как кадры пленки, стали вспыхивать детали.
Щелк! Резкие хищные скулы, ни следа румянца или загара на бледной коже.
Щелк! Угольные брови вразлет, словно у царевны из сказки.
Щёлк! Глаза... Штормовое море и грозовое небо, слитые воедино бурей - неистовые, глубокие, переменчивые, темные. Бездна, разверзшаяся под ногами.
Неукротимая, дикая сила этого взгляда придавила, оглушила бедного Васечку, который начисто забыл, что хотел сделать, и еле мог дышать, судорожно схватившись за воротник форменной рубашки.
Щелк... Последний кадр. Не один − два ворона с ней, на правом и левом плече по насмешливой птице.
Наваждение длилось пару секунд, и, хотя Васечка понимал это, ему казалось, что прошла вечность до того момента, как загнутые ресницы девушки сомкнулись, и, вновь распахиваясь, явили ему самые обычные глаза тёмно-синего цвета.
На негнущихся ногах он все-таки подошел к девице, которая смотрела на него со спокойным ожиданием, протянул меню и, заикаясь, выдавил: 'Ч-что Вам... угодно?'
- Кофе, - незамедлительно отозвалась ранняя посетительница, даже не прикоснувшись к папке, словно заранее знала все ее содержание, чуть откинулась на спинку стула и сложила тонкие руки на коленях. - Зерновой, без сахара и любых других добавок, будьте так любезны.
'Кофе?! В такую жару?! У нее явно не все в порядке с головой' - ужаснулся мысленно паренек, потихоньку отходя от потрясения и спешно направляясь к подсобке, чтобы позвать бариста, который бессовестно дрых, пользуясь отсутствием посетителей и начальства. Вася не видел, как взгляд девушки ненадолго стал острым, как скальпель профессионального хирурга, и буквально вонзился ему в спину.
Потом, когда бариста был разбужен и нехотя исполнил свои обязанности, а маленькая красная чашечка с кофе была отнесена заказчице, которая сидела все в той же позе и словно бы отрешившись от мира, официанту стало казаться, что все связанные с ней странности ему просто привиделись от жары. В самом деле, что за глупости? Просто красивая девушка с красивыми татуировками, хотя, конечно, не понятно - зачем ей две одинаковых?...
Окрыленный сознанием того, что жизнь снова проста и прекрасна и нет в ней никакой мистики, тем более в восемь утра, Васечка хотел было вернуться к барной стойке и немного поболтать с 'кофе-мастером' Димой, как вдруг фэн-шуй колокольчики снова зазвенели, задетые открываемой дверью.
И стало холодно.
Волна ледяного воздуха прокатилась по залу, вопреки всякому здравому смыслу - сорок градусов, в самом-то деле! - создавая ощущение, которое возникает, когда на пляже в жару резко окунаешься в речку. Дима и Васечка уставились на вход, замерев каждый на своем месте и всей кожей ощущая пробежавшие мурашки.
В кафе зашел парень. Высокий, худощавый и огненно-рыжий. Не осматриваясь, непринужденно направился к столику, занятому девушкой, несмотря на то, что все остальные были свободны.
Как только он сел напротив нее и вынул руки из карманов мешковатых джинсов - бедра обвешаны тонкими серебряными цепочками - температура вокруг стала прежней, словно невидимый кондиционер моментально отключился, вернув прежний, сухой и горячий воздух.
Васечке стало нехорошо. Нужно было подойти, подать меню, принять заказ, но привычные действия в отношении рыжего парня отчего-то казались просто невозможными, немыслимыми. Сердце, внезапно заходясь от иррационального, нечеловеческого ужаса, панически выстукивало одно: 'БЕГИ'.
Повернувшись неловко, как деревянный, ничего не соображая, он подошел к двери. Открыл ее трясущимися руками и вышел, не думая ни о чем - ни о форме, в которую был по-прежнему одет, ни о работе, которую наверняка потеряет, внезапно сбежав в свою смену. Как только он оказался на тротуаре, то рванул домой со скоростью спринтера - мальчику очень-очень хотелось жить, а мудрое сердце подсказывало глупой голове, что чем дальше он уберется отсюда, тем легче будет это осуществить.
Он не слышал, как следом за ним выскочил и бариста, которого тоже подтолкнул в спину неведомый, но самый сильный в его жизни страх.
Дверь закрылась, табличка качнулась и продемонстрировала улице 'Закрыто'.
Двое за столиком остались одни.
В молчании они смотрели друг на друга, спокойно, чуть задумчиво, давным-давно знакомые и уже сказавшие друг другу почти все, что только может сказать одно разумное существо другому.
Столько веков связывают их, столько городов, жизней, что трудно и вспомнить, но теперь призраки этого отражаются в их глазах - словно сиюминутные облака неторопливо плывут по вечному небу.
Они молчат, не чувствуя времени - ни мгновений, ни часов, их мерки много, много больше.
Она думает о том, что видела это лицо и тело тысячи тысяч раз, но так и не привыкла к этой ранящей, острой хрупкости, что он излучает. Всё в нем кричит о мимолетности, смертности, звенящей, черт возьми, хрупкости всего живого и какая же это ирония, что его облик именно таков. Но странно, даже ей, даже сейчас странно видеть эти выступающие косточки запястий, тонкую матовую кожу, порывистость движений, утонченные черты лица аристократа и особенно - над всей этой невозможностью - тёмные, умные, страшные глаза человека видевшего АБСОЛЮТНО ВСЕ.
Только он не человек, он, приходящий однажды за каждым из живущих и однажды, бесконечно давно, пришедший и за ней.
'Давно не виделись, Смерть моя...'
- Давно, - губы цвета бледной розы трогает легчайшая тень улыбки. - Ты скучала, Морриган?
Лицо его снова серьезно, но она-то знает, она давно играет в эту игру, как еще могут подколоть друг друга враги, ставшие друзьями от невозможности избавиться друг от друга?...
- Безумно,- её лицо сама безулыбчивость, идеальная маска, но он тоже знает, еще бы ему не знать, что за этим кроется эхо усмешки, невидимой, но ощутимой. Она неторопливо пьет темный, такой крепкий, что почти густой кофе, не морщась от горечи, глубоко вдыхая терпкий аромат, прикрывая глаза.
- Мы знакомы тысячи тысяч лет, а ты все так же любишь жизнь, - снова звучит его голос, ясный и прозрачный, как морозное утро, как свет звезды. - Скажи мне, та, что была смертью, и яростью, и болью, и войной, скажи - как это вышло?
Морриган наконец улыбается, неожиданно мягко и светло, и свет этой улыбки отражается в ее грозовых глазах окном в пелене облаков, сквозь которое выглядывает солнце, солнечным зайчиком на стальном клинке.
- Ты забываешь, Морт. Что я была еще и птицей.
- Разве я могу забыть, неприкосновенная? Твои вороны... - забавляясь, он тянется через столик к ней.
Между их руками - живой ворон. А на ее левом плече больше нет рисунка.
- ...всегда с тобой, - заканчивает фразу рыжий, и без сожаления откидывается назад. - И никогда не позволят мне коснуться тебя и забрать.
- Ну вот, всполошил Хугина, - тонкие пальчики Морриган оглаживают глянцевые перья на спине защитника. От ее ласки тот успокаивается, но не перестает настороженно коситься на угрозу.
- Они всегда помнят, что нужно бояться меня. В отличие от тебя, - с легким упреком говорит Морт.
- Все имеет свой конец. Страх тоже не вечен, - богиня проводит рукой над головой птицы и та исчезает, снова становясь рисунком на коже. Девушка делает последний глоток кофе, а затем резко переворачивает чашечку над блюдцем.
- Гадание на кофейной гуще? Ты это всерьез? - негромкий смех его звенит, как мириады ледяных искр, осыпающихся на стекло, но тьма его глаз не улыбается.
Богиня войны молчит, рассматривая узоры из кофейных крупинок на стенках чашки.
Молчит, не поднимая глаз, когда внезапно молниеносным движением, с нечеловеческой силой отшвыривает хрупкую посудинку в дальнюю стену.
Хруст и звон.
Керамические осколки кусками гранаты разлетаются по кафе.
Смерть не ведет даже бровью.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? - голос Морриган стал глух, как из недр склепа, слова падают, как медленные крупные капли дождя.
- Что случилось, воительница? Что ты увидела там такое, что вокруг тебя даже воздух почернел от гнева? - вроде бы с любопытством спрашивает Морт, но он слишком спокоен. Он, разумеется, догадывается.
- Избавление от угрозы.
- И что же в этом ужасного? - он так нарочито, картинно вежлив...
- Единственная угроза мне - это ты! Ты!- не выдержав, вскакивает, кричит, на скулах проступает темный яростный румянец.
- Морриган... - Морт принимает ее взгляд, как принимают на свой меч внезапно обрушившийся сверху клинок врага в битве. Ему чудится призрак доспехов, тех, что были на ней, когда они встретились в первый раз, на поле боя.
Несколько секунд она стоит, подавшись вперед, опираясь ладонями на столик: напряженная до звона, натянутая - как струна.
- Только не говори, что не желала моего исчезновения, - смотрит снизу вверх, обманчиво-уязвимый, но космический холод взгляда выдает его. Она садится медленно, с прямой спиной.А затем Война плачет.