Аннотация: Взгляд на трагедию в Чернобыле с необычного ракурса - "глазами" автомобилей.
1
Они родились так же, как и сотни тысяч их собратьев. Вряд ли кто мог представить (в том числе и они сами), какая им уготована судьба.
Первый появился на свет в Москве, на огромном автозаводе прямо в центре величественного города. Он не помнил точно, когда стал осознавать себя - начальным воспоминанием стало движение по конвейеру в окружении таких же голых шасси. Большинство, как и он, имели окрашенную в голубой цвет кабину с белой облицовкой. Видел он и другие грузовики, полностью тёмно-зелёного цвета, предназначенные в первую очередь для вооружённых сил (это он узнал уже позднее). Он смотрел своими глазами-фарами на просторный светлый цех и, в особенности, на необычных существ, совсем непохожих на него и его собратьев. Тем не менее, это были родители. Люди.
На передней кромке капота у него была выштамповка - подведённые белой краской буквы ЗиЛ. Он не мог видеть её, но точно знал, как выглядит любая часть его стального тела. В том числе и заводская табличка в кабине сбоку под местом пассажира, на которой значилось: "Министерство автомобильной промышленности СССР. Автомобильный завод им. И.А. Лихачева". На ней же была указана его модель - ЗИЛ-130, а также номера шасси (свыше двух миллионов) и двигателя (сто семьдесят с лишним тысяч), придающие ему индивидуальности среди абсолютно таких же на вид грузовиков и вызывающие гордость за столь большое количество уже родившихся собратьев. Года выпуска там написано не было, но впоследствии выяснился и он - 1984-й.
И вот первый запуск двигателя, первый преодолённый самостоятельно метр. Свежая краска красиво поблескивала на гладких изгибах кабины в лучах зимнего солнца, когда ещё один ЗИЛ-130 покидал территорию родного завода. Но он, в отличие от многих других, не был предназначен для установки бортового кузова из отёсанных досок. Вместо этого он оказался среди тех, кто отправился на железнодорожных платформах в Орловскую область - на Мценский завод коммунального машиностроения, где ему наконец-то придали законченный вид.
Теперь он был не просто ЗИЛ-130, а КО-002 - комбинированная поливоуборочная машина, с красивой оранжевой цистерной, навесным оборудованием и мигалкой на крыше кабины. Появилась на нём и дополнительная фары у ветрового стекла со стороны водителя, о предназначении которой он пока не догадывался.
Однако на этом его путешествие по необъятной стране не закончилось. Снова поездом он отправился в очередной путь, уже зная, что теперь попадёт в свой новый дом.
Им оказался молодой украинский город в Киевской области, расположенной поблизости от атомной электростанции. Официально ЗИЛ, конечно, числился за предприятием коммунального хозяйства, которое в подтверждение этого нанесло на двери кабины своё обозначение, однако он считал своим домом именно город, потому что большую часть времени проводил на его улицах. Теперь его индивидуальность стала видна всем, потому что он получил номерные знаки: 41-24 КХП; эти же цифры и буквы были нанесены и на заднюю стенку цистерны.
Поскольку ЗИЛ приехал сюда зимой, то первой его работой стала уборка свежевыпавшего снега с улиц, чтобы другой технике было проще ездить (да и людям переходить через дороги). Теперь-то он понял, зачем была нужна дополнительная фара - снежный плуг закрывал основные. Глядя на разнообразные машины, среди которых преобладали легковые, на горожан, в большинстве своём молодых людей, на дома и здания, ещё практически не имеющие печати времени, ЗИЛ искренне считал, что ему очень повезло оказаться именно здесь.
* * *
А что же второй? Он родился в том же 1984-м году, но не в Москве, а в Горьком. Как и у ЗИЛа, его кабина была окрашена голубой эмалью, а облицовка - белой. Имелась у него и выштамповка, только не на капоте, а на той самой облицовке - три строгие буквы ГАЗ, никак не выделенные цветом.
На заводской табличке, располагавшейся в проёме водительской двери, указывалось, что родился он на Горьковском автозаводе и назывался ГАЗ-52-04. Номер шасси не мог похвастать семизначным значением, но и цифра в семьсот с лишним тысяч вызывала уважение. Номер двигателя (чуть больше ста тысяч) тоже ненамного уступал "зиловскому".
С самого начала история ГАЗа складывалась прозаичнее, нежели у ЗИЛа. Никаких дополнительных путешествий по стране у него не было - он на родном заводе получил стандартную бортовую платформу, окрашенную в тот же цвет, что и кабина, и, немного постояв на площадке готовой продукции рядом с точно такими же сверкающими на солнце новизной собратьями, отправился сразу в свой новый дом.
Это был первый шаг на пути сближения грузовиков, родившихся на разных заводах и имевших разное предназначение - ГАЗ попал в тот же город, что и ЗИЛ, на то же предприятие коммунального хозяйства. Получив маркировку на двери кабины и государственные номерные знаки (54-13 КХП), грузовик приступил к своей трудовой деятельности.
Не имея никакой особенной спецификации, он использовался на самых различных работах, зачастую рядовых и неинтересных. А вот своё первое задание запомнил на всю жизнь - получив красные транспаранты на борта кузова с малопонятными ему лозунгами, ГАЗ участвовал в первомайской демонстрации.
На предприятии было много грузовиков, но, как и у людей, дружеские отношения установились между определёнными автомобилями.
А поспособствовал этому, как нередко бывает, неприятный инцидент.
2
ЗИЛу достался один из старейших водителей предприятия, которого все прочие уважительно называли "дедом" или по имени-отчеству: "Михал Иваныч". Уже будучи в пенсионном возрасте, он продолжал трудиться - и на фоне подавляющей части остального коллектива, почти сплошь состоявшего из молодых мужчин от двадцати до тридцати лет, действительно выделялся. Имея солидный опыт работы по профессии, он всегда готов был поделиться им и прийти на помощь коллегам.
Он и ЗИЛ сдружились, в прямом смысле. Ещё крутя баранку ЗИСа-5 на опасных и тяжёлых фронтовых дорогах, Михал Иваныч проникся особым отношением к технике, которая не единожды спасала его жизнь. Несмотря на все тяготы и лишения военного времени, он всегда старался содержать свою машину в хорошем состоянии и она, в благодарность, никогда его не подводила, порой совершая то, на что даже теоретически не могла быть способна. Мужчина догадывался, что это не совпадение, что его верный "Захар" действительно отвечает ему взаимностью. Поэтому он очень переживал, когда во время очередного налёта вражеской авиации грузовик был уничтожен.
После войны Михал Иваныч устроился работать на автобазу в родном Киеве, где ему довелось водить несколько разных автомобилей - начиная от внешне почти такого же, и всё-таки другого по характеру ЗИСа-5 и заканчивая "164-м" ЗИЛом. Так бы он и жил, если бы не любовь к дочери, Тане, и её сыну.
Сыграв свадьбу, она перебралась в другой город, в полутораста километрах от Киева, где работал и жил её избранник. Ей там очень нравилось, но она скучала и переживала по отцу, оставшемуся одному (его жена умерла несколькими годами ранее). В итоге она уговорила его переехать к ним, благо, трёхкомнатная квартира позволяла, да и муж не был против. Особенно же рад был деду Ванюшка, внук. Они были просто не разлей вода, и если для ребёнка их игры являлись интересным времяпрепровождением, то для Михал Иваныча - ещё и возможностью снова почувствовать вкус к жизни, который стал у него пропадать после смерти жены и отъезда дочери.
Найти работу для такого опытного водителя не составило большого труда, и так совпало, что его посадили на только-только прибывшую новенькую поливомоечную машину - тот самый ЗИЛ.
Внучок был безмерно счастлив, когда ему удавалось попасть на предприятие. Ведь кругом столько разных интересных машин! Бортовые, цистерны, автовышки... Все такие большие, громкие и по-своему красивые! Интерес Ванюши очень радовал Михал Иваныча, и он старался по возможности сам забирать внучка из детского сада. По времени совпадало, потому что он на ЗИЛе вечером возил воду в баню и на обратном пути на предприятие вполне мог ненамного отклониться от маршрута. Причём он даже не скрывал этого от начальника, с которым был примерно одного возраста и тоже хорошо ладил. Стоит ли говорить, как был рад мальчишка, когда за ним приезжал настоящий грузовик с яркой оранжевой цистерной, какую гордость он испытывал, забираясь в кабину и садясь рядом с дедом.
Михал Иваныч разрешал внучку посидеть и за рулём (разумеется, на стоящем и заглушенном автомобиле). ЗИЛ вовсе не был против - интерес маленького человечка, пытающегося повернуть руль, изучающего кнопочки и переключатели на приборной панели и нажимающего на педали сцепления и тормоза (для чего Ванюшке приходилось слезать с сиденья и становиться на пол) ему был даже лестен. Особенно же грузовику нравилось, когда Михал Иваныч летом в обед заезжал к внучку, и они ели прямо в кабине, наполняя её приятными ароматами домашней пищи и свежего хлеба.
Что и говорить - ЗИЛ был очень доволен тем, что ему достался такой водитель, чувствовал, что любим им и, подобно предыдущим машинам Михал Иваныча, старался не огорчать его поломками.
* * *
У ГАЗа же всё оказалось не так радужно. Поначалу у него тоже был опытный водитель, однако, спустя всего месяц после яркого выступления на первомайской демонстрации, он очень тяжело заболел. В итоге освободившийся грузовик достался совсем молодому парню. В целом, конечно, не беда - все когда-то были начинающими, а двадцатилетний Володя, только-только вернувшийся из армии, где он водил "Урал-375", определённый опыт имел. Однако он, подобно многим молодым людям, явно переоценивал свои возможности, не чураясь превышения скорости и других нарушений правил дорожного движения. Вдобавок, несмотря на определённые навыки, полученные за время военной службы, обслуживал он машину без энтузиазма, стараясь сократить время и сложность работ до минимума.
Не удивительно, что совсем ещё новый ГАЗ постепенно стал терять свой первоначальный лоск. Он видел, что не одинок - многие (пожалуй, даже большинство) грузовики выглядели примерно так же, но всё равно ему было грустно. Зная, что работает он не на Володю, а на благо страны, ГАЗ старался исправно выполнять свои обязанности, однако, когда подворачивался удобный момент, непременно старался выразить своё отношение к "наезднику". По мелочам, конечно, и всё-таки. То лампочку погасит, то заведётся нехотя, то выпустит наружу немного масла, оставляя позорное пятно под картером. Володя ожидаемо злился, нервничал, даже обзывал грузовик, не догадываясь, что всему виной он сам.
ГАЗ опасался, что рано или поздно лихачество его водителя приведёт к неприятным последствиям - и вот этот неизбежный день наступил.
Всё получилось как-то обыденно и очень быстро. ГАЗ двигался по городу, по главной дороге, со скоростью шестьдесят четыре километра в час (Володя был из тех, кто старался ехать с максимально допустимой скоростью при малейшей возможности). Со стоянки возле магазина выруливала бордовая "единичка" - ВАЗ-2101. ГАЗ недолюбливал легковушки, потому что их владельцы так и норовили показать, как быстры и маневренны их машины - которые их в этом зачастую поддерживали. Поэтому он наблюдал своими глазами-фарами за выруливающими "Жигулями" с недоверием.
Теоретически Володя действовал правильно, потому что, как уже было сказано, находился на главной дороге. Водитель же ВАЗа почему-то решил, что является для грузовика помехой справа и смело выехал наперерез несущемуся ГАЗу, даже не попытавшись удостовериться, что тот его пропускает.
Володя ударил по тормозам, но уже было ясно, что он не успевает. Тогда он вывернул руль вправо, ведь по встречной полосе двигался автобус (хотя и не сказать, чтобы очень близко - вот перед ним "Жигули" точно проскочили бы). ГАЗ благополучно разминулся с тоже затормозившей от страха легковушкой, заскочил на бордюр и врезался в бетонный столб уличного освещения.
К счастью, водителю удалось снизить скорость настолько, чтобы это столкновение не стало фатальным как для него, так и для грузовика. Однако совсем без последствий для них обоих не обошлось.
Володя сильно приложился грудью о руль, а ГАЗ мгновенно ослеп на правый "глаз" и почувствовал, как содержимое его системы охлаждения вырывается в атмосферу из пробитого радиатора. Это не считая помятых бампера, облицовки, капота и правого же крыла. О выбитом указателе поворота, совмещённом с габаритным огнём, и говорить не стоило - на фоне остального пустяк. Двигатель заглох, но ГАЗ знал, что сохранил возможность самостоятельно передвигаться, и если бы не утечка "Тосола", смог бы это сделать.
Володя выбрался из кабины и, держась за грудь, привалился к кузову.
"Жигули", взвизгнув шинами, устремились прочь от места происшествия.
* * *
Пока люди, прибывшие на машинах с мигалками, разбирались в случившемся и оказывали Володе помощь, ГАЗ терпеливо ждал, стоя у столба, на котором наезд почти не отразился. Груз, который он вёз, с него сгрузили, пока шло оформление документов о ДТП, и на другом "52-м" отправили в пункт назначения. Натёкшая под грузовиком лужа "Тосола" уже начала испаряться, а заглохший двигатель совсем остыл, когда бедолаге, наконец, было разрешено отправиться домой.
В этот день все работоспособные машины предприятия были заняты, поэтому в роли тягача выступил находившийся неподалёку тот самый ЗИЛ Михал Иваныча. Володя, несмотря на советы врачей, от поездки с ними в больницу отказался, и сам управлял своей машиной, тащащейся за ЗИЛом.
ГАЗ уже знал, что люди способны испытывать боль - вот и сейчас она терзала Володю, повлажневшими руками держащегося за руль. Однако сам он не чувствовал её, просто не мог, вместо этого ощущая неудобство в повреждённых деталях - хотелось их выпрямить, вернуть им первоначальную форму. Зато другое он осознавал сполна. Ему было очень обидно, что он, будучи ещё совсем не старым, пострадал в аварии, которая вполне могла не случиться, не прояви оба водителя излишнюю легкомысленность и самоуверенность. И, конечно, он негодовал, что "Жигули" скрылись, оставшись безнаказанными. Ну а чего удивляться - их же вообще не задело.
ЗИЛ уверенно тянул грустно взирающий на мир одним глазой-фарой ГАЗ и всю дорогу утешал его, говоря, что могло получиться куда хуже, а такие повреждения на предприятии устранят без проблем.
Так они и познакомились.
3
С того памятного дня ЗИЛ и ГАЗ стали друзьями... нет, не неразлучными, поскольку от них не зависело, куда они отправятся работать в очередной день, но крепкими. С самого начала ЗИЛ занял своего рода отеческую позицию по отношению к скромняге ГАЗу, который и номинально (по грузоподъёмности, по размерам) уступал коллеге. Московский грузовик всегда готов был прийти на помощь с дельным советом (например, как дать знать водителю, где именно возникла хитрая неисправность) или просто поддержать беседу, когда они встречались на стоянке после тяжёлого рабочего дня. Другие грузовики тоже общались друг с другом, однако именно дружеских отношений ни у кого не было - приятельские, не более.
Как и уверял ЗИЛ, после аварии ГАЗ восстановили быстро. Правда, первозданный вид ему не вернули - всё-таки не заводское качество работы, но в целом он снова выглядел почти новым. Володю после этого случая разжаловали в слесари, и его место за баранкой горьковского грузовика занял другой молодой парень - Коля. Он оказался не в пример аккуратнее в стиле вождения, но при этом тоже относился к ГАЗу всего лишь, как к вещи, средству для выполнения возложенной работы. Нельзя сказать, чтобы это оскорбляло его, ведь на то он и автомобиль, не живое существо. И всё-таки он с завистью смотрел, как Михал Иваныч надраивает свой ЗИЛ до блеска, холит и лелеет его.
Так они и продолжали трудиться, фактически бок о бок, искренне считая, что впереди у них ещё долгие годы привычного размеренного труда.
Но примерно через полтора года после начала их дружбы всё изменилось.
Стоял конец апреля 1986 года.
4
Событие, изменившее судьбы не только наших героев, а целого города и близлежащих поселений, произошло ночью. Ни ЗИЛ, ни ГАЗ ничего не знали о случившемся, спокойно дремля на территории предприятия.
Наутро первым заподозрил неладное московский грузовик. Михал Иваныч пришёл раньше обычного и тотчас отправился на выполнение работы, которая поначалу показалась обыденной - помывка улиц. Однако ЗИЛ сразу насторожила чрезмерная тщательность этого процесса и то, что, помимо воды, использовался и некий белый раствор. И рейсы продолжались даже тогда, когда все центральные улицы уже были обработаны и блестели от чистоты.
Ему доводилось и раньше участвовать в особой помывке города - как правило, после незначительных штатных выбросов на здешней атомной электростанции. Но то, что происходило теперь, было гораздо серьёзнее, он это чувствовал.
При этом горожане вроде бы вели себя, как обычно: гуляли (в том числе с детьми), стояли в очередях, ездили на своих машинах, отдыхали (жаркий день благоволил купанию). Довелось ЗИЛу увидеть и свадьбу. Тем не менее, гораздо большее, чем обычно, количество милиционеров на улицах, недвусмысленно говорило - что-то очень даже не так.
Потом ему встретилась по пути прежде невиданная военная машина - бронетранспортёр, медленно катящийся по городу. Солдаты в респираторах. Много представительных легковых автомобилей возле горисполкома.
Михал Иваныч тоже переживал - ЗИЛ чувствовал это по тому, как вспотели и нервно сжимали руль руки прежде всегда спокойного "деда".
Это был долгий день, и когда он, наконец, закончился, и грузовик вернулся в родное предприятие (где его тоже долго мыли из шланга), он узнал, что ГАЗ тоже без устали мотался по городу. До тех пор, пока у него не вышло из строя давно хандрившее сцепление.
* * *
На следующее утро всё повторилось - тщательная чистка улиц, которые такими отмытыми, казалось, не были никогда. Однако теперь обстановка изменилась вместе с поведением людей: от прежнего спокойствия мало что осталось. Все были напряжены и очень встревожены. Транслировалось сообщение о готовящейся эвакуации населения; по пути ЗИЛу встречались целые колонны автобусов: ЛиАЗы, "Икарусы", ЛАЗы...
К обеду, выполнив очередной рейс, Михал Иваныч заехал к себе домой, о чём-то быстро поговорил с родными, после чего вернул грузовик на предприятие. ГАЗ, к запланированному ремонту которого так и не приступили, поинтересовался, действительно ли всё так серьёзно. Он видел пролетающие вертолёты, слышал проезжающие по дороге автобусы и, конечно же, сообщение об эвакуации. Ответ ЗИЛа был утвердительным, хотя он и сам не понимал полностью, от чего именно бегут люди. "Авария на атомной электростанции" - это понятно. Но "неблагоприятная радиационная обстановка"? Что это значит? Он не знал и не замечал ничего необычного - воздух и окружающая местность такие же, как всегда. Разве что жарковато для конца апреля, но и только.
Так они и стояли, переговариваясь друг с другом и другими грузовиками, оставшимися на предприятии, когда примерно в пять часов вечера неожиданно осознали, что больше ничего не слышат. Где-то в отдалении летали вертолёты, ездили грохочущие боевые машины, однако привычных звуков не было - ни гула легковых автомобилей, ни шагов, ни разговоров прохожих, ни смеха ребятни, всегда игравшей в ближайшем дворе... даже птицы умолкли, и листва едва-едва шелестела, словно боясь нарушить эту всепоглощающую тишину.
Тогда ещё никто всерьёз не верил, но это уже произошло.
Город был мёртв.
5
Несмотря на то, что в городе не осталось жителей, его помывка производилась каждый день, по три-четыре раза. Прибыло много поливальных автомобилей из других населённых пунктов, которые понимали в происходящем ещё меньше, но справно трудились, делая то, для чего, собственно, и были созданы. В какой-то степени они были даже рады, что используются настолько интенсивно - значит, они нужны, а не это ли самое главное?
Ни один из грузовиков не догадывался, что вернуться домой никому из них не суждено.
Поначалу на ЗИЛе работал вернувшийся после нескольких дней отсутствия Михал Иваныч, считавший это своим долгом. Да и жилище, в котором поселилась (как все ответственные лица заверяли - временно) его дочь, было тесно для неё, мужа и сына. Дед не хотел мешать им, несмотря на то, что они отговаривали его возвращаться в покинутый город.
Впрочем, ему всё равно пришлось это сделать. Когда очередным поздним вечером Михал Иваныч поставил ЗИЛ на стоянку предприятия, они оба и не догадывались, что это их последняя встреча. Той же ночью мужчине стало плохо, и его экстренно вывезли из границ поражённой зоны. В итоге он сумел оправиться, хотя схваченная им немалая доза нанесла свой отпечаток на всю его оставшуюся жизнь (в том числе и на её продолжительность), однако в успевший стать родным город он больше никогда не возвращался.
ЗИЛ очень удивился, когда на следующее утро в его кабину забрался другой, незнакомый водитель. Он надеялся, что Михал Иваныч лишь временно не работает, но время шло, шофера сменялись иногда ежедневно, а "дед" всё не приходил. Вдобавок грузовик перевели на другое место стоянки (как он понял из разговоров людей, прежнее стало слишком "грязным"). ГАЗ же, так и не дождавшийся ремонта, остался там.
И это не было последним ударом для ЗИЛа.
Однажды, после очередной смены, к нему, как обычно, подошёл человек со странным прибором, издающим непрерывные щелчки. Грузовик уже привык к этому и спокойно стоял, тоже потрескивая остывающим после трудового дня двигателем. Дозиметрист (этот термин ЗИЛ поневоле выучил), завершив измерения, нахмурился и отошёл.
Спустя некоторое время грузовик снова отправился в путь, только на этот раз в цистерну не заливался раствор, да и водитель управлял машиной нервно и явно торопился. В итоге они приехали на территорию за городом, где уже выстроилось множество другой техники.
Её разнообразие поражало - каких только машин здесь не было! Бортовые, тягачи, самосвалы, фургоны, краны, бетономешалки, пожарные, автобусы, спецтехника... даже несколько вертолётов, в том числе огромные Ми-26 имелись! И марки практически все - ЗИЛы, ГАЗы, КрАЗы, МАЗы, "Уралы", КамАЗы, ПАЗы, ЛАЗы, ЛиАЗы, КАвЗы... Такого многообразия "130-й" никогда не видел и, поражённый, не сразу осознал, что ни одна машина не разделяла его восторг.
Водитель быстро приткнул его с краю и заглушил двигатель.
В тот момент ЗИЛ не мог и представить, что больше завестись ему не суждено.
6
Время шло. Лето сменилось осенью, потом и зимой.
ЗИЛ так и стоял на том же самом месте, где его оставил последний водитель, уходивший так быстро, что даже неплотно закрыл дверь. Через щель в кабину проникала пыль и осадки, что явно не способствовало улучшению настроения грузовика.
Он, как и все окружающие его машины, слышал о том, что в воздухе после серьёзной аварии на атомной станции "что-то" есть, и это "что-то" очень опасно для живых организмов. Но они, машины, ничего по-прежнему не замечали. Практически все они были исправны, и хотели и дальше служить людям, помогать устранять последствия случившегося. Более того - они не только хотели, они МОГЛИ. И ЗИЛ, который за прошедшие месяцы лишь немного потускнел, был солидарен с ними в этом.
Вот только они знали, что этого не будет. Никогда. Они "грязные", и потому люди бросили их здесь, на площадке отстоя заражённой техники.
И поток прибывающих сюда машин не иссякал. Вновь прибывшие рассказывали о том, как идут дела на атомной станции, что некоторые автомобили (например, самосвалы КрАЗ-256Б с необычной кабиной или автобусы, возившие ликвидаторов) оказались настолько поражёнными невидимой болезнью, что их уничтожали, давя тяжёлой техникой и закапывая в землю. После таких историй большинство согласилось, что им ещё повезло. ЗИЛ же подумал о том, что медленно ржавление тоже не лучший исход.
Постепенно новички перестали пополнять импровизированную стоянку. Последние прибывшие поведали, что в целом ситуация взята под контроль, однако город всё равно остаётся безлюдным. Некоторые машины ещё надеялись, что теперь-то, когда основная проблема решена, вспомнят и о них, ведь они, несмотря на то, что время уже оставило свой след, ещё вполне могли быть возвращены в строй. Разумеется, это был самообман, и они это понимали. Люди пережили (и продолжали переживать, если уж на то пошло) большое горе, и им совершенно справедливо было наплевать на "железо".
Только "железу", в том числе и ЗИЛу, всё равно было тоскливо.
7
Минули годы.
ЗИЛ много думал о Михал Иваныче, "деде", которого действительно любил. О его задорном внучке Ванюшке. А также о своём друге ГАЗе. Где он теперь? Неужели так и остался стоять во дворе коммунального предприятия с пустяковой, в общем-то, неисправностью? Или же его всё-таки спасли? ЗИЛ хотел бы в это верить, но он запомнил, что его перестали ставить на той территории именно потому, что она была сильно загрязнена.
Постепенно последние остатки когда-то так тщательно наводимого Михал Иванычем лоска покинули ЗИЛ. Краска потускнела и практически не блестела на солнце (разве что когда была мокрая); кое-где она уже начала шелушиться. Стёкла тоже помутнели, в том числе и на фарах, поэтому теперь он видел хуже, чем раньше. Собственно, смотреть-то и не на что было - с тех пор, как ЗИЛ оказался здесь, он обменивался взглядами со стоящим напротив него самосвалом МАЗ-503А. Чувствовал он и то, что уже неисправен, и без замены многих деталей не смог бы завестись. Безусловно, он по-прежнему выглядел лучше многих других обитателей последнего пристанища, но это лишь было вопросом времени. Всем им была уготована одна судьба.
Тем не менее, их испытания ещё не закончились.
Они полагали, что будут увядать постепенно, медленно, под неторопливым, хотя и неумолимым, воздействием природы.
Вышло же иначе.
Поначалу, когда люди вернулись, машины приободрились. Неужели всё-таки есть шанс? Однако то, что последовало затем, стало для автомобилей очередным ударом.
Их начали разбирать.
Сначала по мелочам, осторожно, словно прицениваясь: фары, стёкла, приборы... Потом же дошло до откровенного грабежа. Снимали даже двигатели - что уж говорить про цветной металл... Не избежал этой участи и ЗИЛ - наоборот, его неплохая сохранность на этот раз вышла ему боком.
Лишаясь очередной детали, он искренне недоумевал: как же так? Почему его, будучи полностью исправным, бросили на произвол судьбы, а теперь курочат, выискивая всё, что ещё оставалось годным? Он уже точно знал, что поразившая его невидимая болезнь, опасная для людей, неизлечима и не пройдёт никогда - тогда как объяснить то, что происходило сейчас? И куда пойдут снятые запчасти? Ответ только один: на другие грузовики, ещё продолжающие эксплуатироваться. Какой тогда смысл был в создании этой площадки отстоя, ставшей фактически раздольем для мародёров?
ЗИЛ снова подумал, что лучше бы его, как те особо пострадавшие машины, смяли, превратили в груду бесформенного железа и закопали глубоко в землю. Тогда бы он, пусть и косвенно, не по своей вине, но не причинил вреда ни в чём не повинным людям, которые и знать не будут, что детали в их руках источают невидимую смерть. А что, если она попадут к Михал Иванычу? ЗИЛ верил, что его водитель выжил после болезни и наверняка снова работает - вполне может быть, на таком же "130-м".
Грузовик терзала бессильная ярость, да только он не мог ничего поделать, терпеливо снося набеги безответственных людей, после одного из которых перестал видеть даже то небольшое, что открывалось раньше его взору.
Правда, лишившись вместе с фарами зрения, он ещё мог слышать и переговариваться со своими сородичами. Они обсуждали многое - в основном былые дни. Пришли и к выводу, что "голос" обеспечивается звуковым сигналом (хотя издаваемые звуки и не слышны людям), а слух - дверьми. Никто не знал, почему так. Думали они и о том, когда же машина перестаёт существовать, осознавать себя. Сначала предположили, что "душа" заключается в кабине. Потом - в раме. Однако не без помощи людей выяснилось, что это не совсем верно.
"Душа" находилась и в раме, и в кабине сразу. Стоило их разделить, и она затухала.
8
В конечном итоге от всего великого многообразия техники на площадке остались одни остовы. Мало кто из них мог увидеть гнетущую картину полнейшей разрухи, да и те, кто видел, не были этому рады. В кабины, лишённые стёкол, свободно проникали атмосферные осадки. Даже если двери остались на местах, они были, как правило, открыты, а капоты подняты - вряд ли люди умышленно стремились ускорить процесс ржавления машин, но сути это не меняло.
Многие уже погибли - брошенные в поле кабины стали самим себе могильными памятниками. Немало, впрочем, ещё существовало - и ЗИЛ был среди них. От его былой красоты ничего не осталось - ржавчина активно пожирала металл, и хотя ей предстояло трудиться ещё много лет, она уже победила. Выпотрошенная кабина зияла пустотой, равно как и моторный отсек. Люк в ставшую бледно-оранжевой цистерну был открыт, и заполнившая её вода, однажды замёрзнув, нарушила герметичность.
Теперь уже то состояние, в котором он находился, приехав сюда, воспринималось ЗИЛом, как сон. Было ли это на самом деле? И если было, то как давно? Казалось, десятилетия назад.
Он так и не узнал о судьбе своего друга ГАЗа, но был недалеко от истины в своих предположениях - горьковский грузовик по-прежнему находился в заброшенном, потемневшем от времени, заросшем буйной растительностью городе, только переместился на стихийную свалку сразу за родным предприятием. Разборка на запчасти затронула и его, правда, в гораздо меньшей степени - сказывалось нагромождение металлолома вокруг. ГАЗ тоже думал о товарище и надеялся, что ему повезло больше. Ведь ему всегда везло больше.
* * *
Лишённый зрения и "голоса", ЗИЛ продолжал стоять, покосившись на спущенных колёсах, в окружении таких же калек. Они уже почти не общались, и вовсе не потому, что не могли.
Он чаще всего вспоминал свою первую весну. Как медленно ехал по центральной улице красивого, благоухающего цветами молодого города, даря его дорогам чистоту и свежесть. Как смотрел поверх появляющейся в струях прохладной воды радуги на прохожих, среди которых преобладали молодые мужчины и женщины. На детей, которые родились здесь, и для которых это место было родной землёй. До сих пор помнил он крепкие руки Михал Иваныча, уверенно державшие руль. Внучка на сиденье рядом, весело болтавшего ногами и с восхищением глядевшего на своего деда. И как тепло и уютно было в натопленной кабине в холодное время года, когда Михал Иваныч и Ванюшка обедали в ней, разговаривая и смеясь.
В той самой кабине, которая теперь продувалась всеми ветрами.
ЗИЛ думал о том, что он, как и жившие здесь люди, потерял так внезапно и безвозвратно.
А на его ржавеющую крышу опускались первые снежинки наступающей очередной зимы.
Кусков Евгений, 21-22 декабря 2014 года
Дата последней правки: 23 декабря 2014 года
Идею этого рассказа я вынашивал давно. Особое отношение к технике, полагаю, проглядывалось и в других моих произведениях.Очевидно, что это отголоски детских впечатлений, когда я с друзьями "обследовал" брошенные за гаражами кузова автомобилей. Я помню, что уже тогда испытывал грусть при виде этих остовов, которые когда-то были новенькие, нужныечеловеку и служили ему. А теперь валялись разобранные и заброшенные.
Да, это, безусловно, естественный ход событий - по большому счёту, то же самое происходит и с людьми. Но оттого мне не становится менее грустно.
Особые же чувства у меня всегда вызывали снимки машин из Чернобыля (вернее, из чернобыльской зоны отчуждения, если быть точнее). При всей внешней схожести с другими брошенными автомобилями, они имеют одно важное, но существенное отличие - когда их бросили, они в большинстве своём были вполне исправными. Вообще чернобыльская катастрофа мало кого может оставить равнодушным. Меня она тоже глубоко затронула многими аспектами, и один из них - именно эта невозможность использовать технику, которая работоспособна. Есть нечто мистическое в том, что внешне абсолютно обыкновенная машина, целая и невредимая, на самом деле смертельно опасна и должна быть брошена. Это как некое проклятие, лежащее на ней и карающеетого, кто посмеет приблизиться.
Поэтому идея выразить свои чувства в виде рассказа ждала своего часа. Долго. Все мои предыдущие работы совсем не способствовали её реализации - другие жанры.Другой настрой, я бы даже сказал.
Всё изменилось, когда моя добрая знакомая предложила пари, результатом которого стала столь нетипичная для меня сказка под названием "История о взаимопомощи". У меня в голове словно повернули тумблер, и практически одновременно с концепцией сказки о псе Тобике я стал прорабатывать историю о двух грузовиках, которым суждено было стать одними из бесчисленных жертв чернобыльской катастрофы.
Хочу сразу пояснить. Я ни в коем случае не умаляю человеческой трагедии и не пытаюсь возвысить машины над людьми. Нет, рассказ вовсе не о том. О людях написано и снято очень много книг и фильмов. Я же попытался показать случившееся с другого и, надеюсь, непривычного ракурса.
Я признаю, что собственно аварии на ЧАЭС я уделил немного внимания. Опять-таки, здесь что-то новое трудно прибавить. Более того, я почти не сомневаюсь, что допустил несколько ошибок, описывая жизнь грузовиков и, в особенности то, что происходило с ЗИЛом после взрыва на энергоблоке. Как оказалось, для человека, в общем, непосвящённого, каким я являюсь, судьба поливальной машины в то сложное время вовсе не очевидна. Из доступных мне источников я, конечно, кое-что почерпнул, но всё равно сомневаюсь, что полностью достоверно отразил события.
С другой стороны, и не в том цель была. Не так уж и важно, каким путём ЗИЛ оказался на площадке отстоя заражённой техники. Главное, то, что происходило уже на ней.