Аннотация: Куда только не занесёт журналистика... Но любая встреча или событие - повод побродить по закоулкам жизни
Открыв одесское окно.
Один известный одессит сказал, что в его городе не обязательно самому выдумывать шутки и анекдоты: открыл, мол, окно и записывай, что говорят прохожие. Человеку, впервые приехавшему в Одессу гораздо легче - записывать фразы горожан можно, делая первые шаги по перрону вокзала.
- Дайте, пожалуйста, чаю. Только без сахара и лимона!
- Хорошо. А заварку класть?
В другом городе подобную шутку могут принять за издевательство. В Одессе эти слова поднимают настроение. И почему-то голый чай в итоге получается вкусней.
От вокзала до гостиницы "Черное море" - десять минут ходьбы. Но прогулке мешает поклажа. Таксист сокрушается:
- Жаль, что вы не можете добраться пешком! А у нас минимальный заказ 10 гривень (примерно 55 рублей).
Для одессита сегодня это деньги. Для москвича - пустяк.
Напротив гостиницы - газетный киоск. А я в командировке между вторым и третьи туром выборов президента Украины.
- У вас есть местные общественно-политические газеты?
Женское чернявое лицо смотрит на меня внимательно:
- А я, молодой человек, между прочим, голосовала за Януковича!
- Прекрасно.
- Вы меня считаете полной идиоткой?
- Ну что вы! Ваше право...
- Однако должна вам сказать, что любая торговка рыбой на "Привозе" ведет себя более порядочно, чем все наши политики!
- Это очень верное наблюдение, - отвечаю я, хотя на "Привозе" еще не был. - Мне бы местных общественно-политических газет...
- А общественно-политических газет как раз таки и нету! Приходите завтра утром. Специально для вас оставлю.
Утром, еще издалека вижу в маленьком окошке киоска чернявое лицо с неподдельным ужасом во взгляде.
- Ох, молодой человек!.. А газет-то уже нету. Но вы ведь, мужчины, всегда обещаете и не держите слова!..
- Но я ведь доказал, что не такой.
- Да! Вы - джентльмен!
После этих слов газеты уже не нужны. И без них не зря провел время.
На Дерибассовской книжный магазин работает до десяти часов вечера. Продавцы напомнили об этом за минуту до закрытия.
- Я еще не определился с покупкой!
- Да, пожалуйста... Ходите, выбираете. Но мы вернемся только в десять утра.
Жванецкий пишет: "Одесса давно и постоянно экспортирует в другие города и страны писателей, художников, музыкантов, шахматистов...". И при этом Одесса, несмотря на такую миграцию, остается великим городом. Лично я в этом убедился, столкнувшись с местными милиционерами. Служилых людей я считаю индикаторами моральной атмосферы в городе. Одесские милиционеры при мне обращались к правонарушителям на "ты", но так по-домашнему тепло, так что и мне самому хотелось оказаться на месте правонарушителей.
Пьяный водитель иномарки на улице Градоначальницкой подрезал "Жигули", в которых я добирался до отеля. Правое крыло "Жигулей" оказалось сильно помятым. Милиционеры изучали обстоятельства происшествия, обращаясь к пьянице и пострадавшему с одинаковым почтением: "Дима, помоги тормозной путь замерить...Толик, будь добр, заплати Диме сейчас, а то ведь с протоколом будет дороже".
Я бы сам с удовольствием заплатил милиционерам за их тактичность, если бы такие люди блюли порядок в моем городе. Водитель машины Дима, довезя меня до гостиницы "Черное море", отказался брать деньги: "Вы ведь мерзли из-за меня почти час!". Пожелав мне успехов, он поехал ремонтировать "Жигули". Только потом я вспомнил, что во время инцидента не услышал ни одного матерного слова: ни от милиционеров, ни от пьяного Толика, ни даже от пострадавшего Димы. Самое интересное, что и мне не хотелось материться в этой компании, несмотря на то, что, попав в неприятную историю, опоздал на важную встречу и больше часа мерз на улице Градоначальницкой.
2004 г.
Водка и риск
- Уважаемые пассажиры, наш самолёт перегружен. Троим из вас придётся покинуть борт, - вежливо объявила служащая аэропорта, остановившись в проходе небольшого лайнера "Як-40".
Пассажиры заёрзали и уставились кто куда. Пересекаться взглядом со служащей аэропорта не хотелось. Они стали размышлять, по какому принципу будут отбирать эту троицу. Принцип добровольности в данном случае был маловероятен. Кому хочется оставаться вечером в аэропорту "Владикавказ" без всяких гарантий на завтрашний билет?
- Этому самолёту может не хватить топлива до Москвы. Перегруз в данном случае недопустим! - надежда на покладистость пассажиров не оставляла служащую.
Пассажиры молчали, они нуждались в инициативе, способной объединить двадцать с небольшим пассажиров в коллектив. Такую инициативу предложила женщины средних лет. Внешность выдавала в ней уроженку здешних мест, но налёт московского говора позволял сделать вывод, что на Кавказе она уже не живёт давно. Женщина-лидер решила упирать на законность, что ещё больше убедило окружающих, что она не местная.
- Кто же вам позволит высаживать из самолёта пассажиров, прошедших регистрацию?
- А это наше право, уважаемая! - голос служащей зазвучал строже.
- А наша право долететь до того места, которое указано в билете! - совсем громко выпалила женщина.
- Постойте, что-то не пойму вашу логику, - вмешался в её рассуждение лысый широкоплечий мужчина. - Вы об этом узнали только сейчас? А когда билеты продавали, не думали о топливе?
- Перегруженный самолёт может не долететь до Москвы! - жёстко повторила служащая.
- А почему он стал перегруженным, когда все пассажиры сидят на своих местах, никто не толпится в проходе? - продолжал удивляться лысый мужчина. Показалось, что он начинал что-то понимать, или, по крайней мере, кого-то в чём-то подозревать. - Давайте сделаем так - все выходим из самолёта и выносим свои вещи. То, что останется в самолёте и не будет оформлено документально, как оплаченный груз, - выбрасываем на лётное поле.
Появление двух лидеров в маленьком самолёте решило исход дела. Пассажиры повскакали со своих мест, схватили поклажу и через несколько минут оказались на лётном поле перед аккуратненьким и безобидным "ЯК-40". Эксперимент служащей был явно не по душе. От вежливости не осталось и следа, она уже не пыталась скрывать раздражение и попыталась вернуть себе инициативу.
- Я вынуждена объявить, что три пассажира, последними прошедшие регистрацию, должны вернуться в зал аэровокзала!
- Лучше проверьте салон самолёта! - предложил широкоплечий мужчина. - В нём остались чьи-то коробки со стеклянной тарой.
Кто-то из пассажиров попытался вернуться в салон, чтобы проверить коробки.
- Не трогайте чужой груз! - строго предупредила служащая.
В это время к самолёту подъехал микроавтобус. Из него вскочили пилоты, что-то шепнули служащей и быстро поднялись в салон.
- Пассажиры займите свои места, - равнодушно произнесла служащая.
Через десять минут "Як-40" уже разбегался по взлётной полосе в готовности подпрыгнуть в небо. Пассажиры в своих креслах всё ещё оставались в напряжении, не остыв от стычки с воздушной чиновницей. Женщина-лидер спросила у широкоплечего мужчины:
- Как же вам пришла в голову столь удачная мысль о выходе из самолёта?
- Э-э-э...Профессиональное...
- Вы следователь?
- Что вы... Я водочный технолог. Гляжу, коробки стоят с водкой нашего завода "Исток". Он около аэропорта находится. Лётчикам, знаю, водку продают за копейки - нужные люди всё-таки. На этот раз, видимо, пожадничал экипаж, перебрал ящиков. Вот и попросил трёх пассажиров снять.
- Хорошо хоть совесть проснулась.
- Думаю, дело не в совести. Просто жадность уступило место рискованности. Поняли, что их разоблачили и махнули на всё рукой, лишь бы водка цела была.
- Так что же хуже для нас в небе: их жадность или рискованность?
- А это мы, уважаемая, узнаем только уже по прилёту... В лучшем случае.
2008 г.
На море - с миражом.
Поезд тронулся под вокзальный гул и трель мобильных телефонов. Звонили почти все провожающие и отъезжающие. Одни спешили сообщить эту новость тем, к кому они едут, другие тем, от кого уезжают. Хотя многие из них ещё стояли на перроне.
- Милка! Нам проводница постель бесплатно дала!- кричала в трубку девочка школьного возраста.
- Кто же тебе даст бесплатно - в стоимость билета все вошло,- послышалось из соседнего отсека.
- Бабушка, да залезай ты быстрее на свою полку! - раздалось уже из другого отсека.
- Подсоби, внучок. Давненько я на такую высоту от земли не поднималась.
- Аккуратнее, бабушка, не труси носками. Спасибо скажи, что вверх тебя поднимаем, а не вниз опускаем!
Компания молодых пассажиров в майках-безрукавках загоготала. На их столике уже всё было готово - несколько бутылок водки и закуски. Молодые люди, как мне показалось, запаслась надолго.
- До Тулы хватит, а там ещё подкупим, - словно прокомментировал моё предположение один из них. - Всё-таки Тула не скоро - часа через три...
В последнем отсеке плацкартного вагона уместилась многочисленная семья. Членов семьи оказалось в два раза больше, чем полок. Проводника это не волновало.
В наш отсек вошла женщина лет пятидесяти. Она поставила сумку на мою, нижнюю, полку и стала расстилать постельное бельё на своей, верхней. Мной овладел благородный порыв.
- Не хотите поменяться местами? - спросил я женщину.
Сверху на меня бросили удивленный взгляд.
- А можно?
- Пожалуйста!- благородство придало мне решительность. Я даже стал искать повода для новых джентльменских поступков.
Женщина уместилась на нижней полке, разложила свои вещи и бросила на мою, верхнюю, полку забытую борсетку.
- Заберите свои вещи! - тон её голоса оказался вдруг другим.- И встаньте, пожалуйста, с моей полки - мне надо прилечь.
Остаток пути, то есть чуть более суток, я провёл на верхней полке - читал, обедал, ужинал, пил чай, смотрел на своих попутчиков. Но никто из них так не предложил присесть на их полку.
- Подъезжаем к Харькову! - на весь вагон заорал проводник. - Приготовьте декларации, таможенный и пограничный контроль! Стоянка тридцать минут. Никто не выходит.
Все двери оказались закрытыми. Кроме одной, ведущей в тамбур. Здесь меня с перрона заприметила бабушка, торгующая съестным.
- Почин, уважаемый, надо сделать, - она умоляюще посмотрела на меня. - Пиво, лимонад, минералка!..
- Так ведь закрыты мы, бабушка!
- Не беда! Сюда, милок, из тамбура в переход иди...
Я открыл тяжелую дверь и ступил на округлые железные листы.
- Вот видишь дырок полно внизу, - бабушка руководила моими действиями со знанием дела. - Протягивай руку. Бери пиво, теперь минералку.
- Бабушка, не пролезает минералка!
- Погоди, сынок, не волнуйся. Девоньки, - окликнула она стоящих рядом старушек. - Помогайте! Раздвигай вагоны в разные стороны! Милок, ты не мешкай, хватай свою минералку! Успел! Нам, бабушкам, трудновато эти вагоны таскать.
В проём перехода я сунул бабушке гривны.
- Почин!
После Днепропетровска солнце стало палить нещадно. Только тут все заметили, что в вагоне не работают кондиционеры. Проводник посоветовал открыть окна. Удалось открыть только два окна - остальные тоже оказались неисправными.
Пассажиры, обливаясь потом, взывали к проводнику о помощи. Проводник ответил философски.
- Вы куда, уважаемые, едете? На отдых? Так это у нас же такая услуга - распарим вас в пути, а вы по приезду сразу в море. Впечатления на всю жизнь!
Поезд полз на юг, к черноморскому побережью. К вечеру на горизонте показалась лазурная полоска. Многие подумали, что это море. Но я был уверен, что это был мираж. Наш человек отдых морской отдых должен выстрадать.
Что меня больше всего удивило на отдыхе.
Новый железнодорожный вагон с неисправными кондиционерами. Более суток ехали в духоте - днём почти 40 градусов жары, ночью 35.
Старушка на верхней полке плацкартного вагона.
Жители побережья, годами не купающиеся в море.
Женские прокладки б/у в пляжной кабинке.
Шашлыки из мидий - мелких существ, способных, пропуская через себя, очищать несколько тысяч тонн морской воды. Говорят, что эти шашлыки очень любят экологи.
Собаки, хозяйничающие на пляже ночью, и зло облаивающие первых купальщиков.
Пьяная езда на гидроциклах среди испуганных пловцов.
Пиво победило водку, несмотря на тягу к радикальному конечному результату.
Украинское побережье без молодых украинок. Объяснили, что летом они перебираются на противоположный берег моря, в Турцию.
Любимое развлечение отдыхающих - зайти по колено в воду, позвонить по телефону знакомому и радостно спросить:
- Слышишь, как море плещется?
А потом долго и сосредоточенно эти люди о чём-то говорят, бродя по берегу, и пытаясь показать всем, что они серьезные отдыхающие, а не какие-то там пассажиры из плацкартного вагона.
2006 г.
Жили-были дед да бабка...
(проходя по одной деревне на берегу Оки).
Люди мечтают о крепкой семье. Как правило, такие мечты появляются в ранней молодости. Достигнув зрелых лет, они немного корректируют свою мечту - хотят, чтобы семья была, конечно, крепкой, но и непременно тёплой. И чтобы дети, внуки в старости вернули вам то, что вы прежде дали им - заботу и защищённость. Говорят, что нынешнее время сильно поменяло отношения отцов и детей, а тем паче дедушек и внуков. Что случается в нашем обществе чаще - родители отказываются от своих детей или наоборот? Увы, детей-отказников всё же больше.
Есть такая фраза - плата за успех. В буржуазной постсоветской России молодые в целом стали богаче своих родителей, несмотря на т, что они, как правило, работали всё свою жизнь. Прежде молодой человек мог получить квартиру чаще всего благодаря связям папы, дяди, дедушки и т.д. Автомобиль появлялся в семье примерно к серебряной свадьбе. Дача доставалась, как правило, по наследству. С такими темпами и жили. Сегодня машины, квартиры, дачи иной раз приобретаются молодым человеком одним пыхом. Есть ли у него время думать о чём-либо ещё, кроме как о своём личном шансе?
Ещё одна модная фраза - на дворе сумасшедшее время... Вот раньше люди жили другими ценностями! Почитали старших, не отпускали от себя надолго и далеко, за столом - лучшее место, на тарелку - самый вкусный кусок... Об этом нам талдычат предки. Возможно, так оно и было у большинства людей. Но откуда тогда взялись эти давние сказки-присказки: "жили-были дед да бабка"... "старик со своей старухой в одинокой избе"... А разве мало написано классиками о "сирой старости".
В деревеньке, доживающей свой век в ста двадцати километрах от Москвы, я нашёл картинку из прошлого - на пороге деревянного сруба сидели дед и бабка, смотрели вдаль, на полноводную реку, словно застыв в ожидании чего-то важного для себя. Вечный мотив. Видимо, всё же не во времени дело, которое, конечно, меняется быстро, но не так, как природа человека.
2007 г.
Махачкалинский рекорд.
Море не спасает от зноя в этом городе. Если, конечно, не проводить в воде все жаркие дни. Как и многие города, Махачкала имеет свой запах - солённой воды и песка. Моря очень много. С одной стороны громоздятся горы, с другой раскинулось море. С пресной водой гораздо хуже. По местному телевидению чуть ли не с гордостью сказали, что Дагестан вышел на первое место в России по уровню паразитарных заболеваний. Санитарный врач призвала население тщательно мыть руки. При этом почти вся Махачкала сидит без горячей воды, хотя у многих нет и воды холодной.
- Наш деятельный мэр (в России началась эпоха деятельных мэров, которые знают, как тратить бюджетные деньги) много строит элитного жилья с насосами для подачи воды. Из-за этого в другие многоэтажки она и вовсе не поступает, - рассказал мне знакомый махачкалинец.
В моем гостиничном номере вода лилась беспрерывно из испорченного крана. Хотя, видимо, не долго ей осталось - вблизи гостиницы возводят две элитные многоэтажки.
Наконец-то понял, почему в кафе подаётся очень острая пища. Лук, чеснок, перец заменяют воду - съел люля-кебаб заваленный горой нарезанного лука, выпил стопочку кизлярского коньяку и никакой санитарный врач тебе не страшен. Да и деятельному мэру ничего не удаться сделать - лука и чеснока в Дагестане всегда была много, не меньше, чем морской воды!
2007 г.
Футляр счастья.
(шопинг в центре Москвы)
Купил мобильный телефон за 70 долларов, после того, как у меня украли дорогой, который стоил 700. Пропажа позволила понять, что главное - это не модель телефона, а само его наличие. Однако тяга к покупкам захватила меня в то утро основательно - вдруг захотелось ещё и силиконового футлярчика. В салоне связи его не оказалось. Поехал в центр на метро. В киоске подземного перехода на выходе из станции "Охотный ряд" тоже не было футляра. Хотя здесь я их покупал уже несколько лет, на самые разные телефоны и не только свои. На углу Тверской и Георгиевского переулка зашёл в двухэтажный "Дворец связи". В нём обслуживающего персонала оказалось больше, чем товара. Но футляра на мою новую трубку никто из них так и не нашёл. Стали навязывать футляр кожаный, на ремень, чем сильно меня разозлили.
Перешёл на другую сторону улицы. В салоне здания Центрального телеграфа силиконового футляра тоже не оказалось. Злость внезапно стала усиливаться. Почувствовал себя сплошным неудачником. На Тверской улице, идя в сторону Пушкинской площади, заглядывал во все киоски и салоны связи, но тщетно.
Уже почти перед Пушкинской, в салоне "Связной", девушка в жёлтенькой майке отыскала мне, наконец-то, силиконовый футляр. За 119 рублей. И я вновь обрёл спокойствие и даже испытал небольшой приступ счастья. Выходя из салона, наткнулся на молодого человека в длинной дублёнке. Он выглядел странно: сытое и ухоженное лицо, но в глазах - тоска необычайная. В руках он держал дорогую сигарилу. С надеждой спросил у меня:
- Ну а вы тоже не курящий? Хотя бы зажигалка есть?
- Не курящий, - равнодушно ответил я, проходя мимо. И услышал:
- Что же это сегодня такое невезение... Тяжко-то как!..
Когда говорят, что жизнь тяжела, то, очевидно, имеют вот такие её моменты.
2006 г.
Пограничная дружба непримиримых
Водитель Серго пообещал нас довезти из Еревана до Тбилиси без задержек. В том числе он брался облегчить наш переход через границу, если на пунктах пропуска обнаружатся огромные очереди. Ему хватало знакомств и коммуникабельности. В этом мы убеждались почти на каждом километре, когда Серго подавал встречным машинам знаки приветствия, на серпантинах, сбавив скорость, перебрасывался короткими фразами с другими водителями. С остановившим его за превышение скорости гаишником он говорил по-армянски. Позвонив по телефону в Тбилиси, общался по-грузински. Один раз ответил на чей-то звонок уже на третьем, неизвестном мне языке. На пограничном пункте пропуска заговорил опять на незнакомом мне языке с группой молодых парней, одетых непритязательно, как допускает сельская местность.
- С кем разговаривал, Серго? - взыграло моё любопытство.
- С ребятами из Садохло, азербайджанцами, - ответил Серго.
- А куда они направляются? - спросил я.
- В Армению, в посёлок Ахтала, - ответил Серго.
В голосе Серго удивления не послышалось. И я бы остался равнодушным к его фразе, обратив внимание только на то, что это уже пятый язык общения для нашего водителя. Но через несколько секунд до меня дошло - группа азербайджанцев, проживающих на территории Грузии, добирается в армянский населённый пункт!
- Зачем? - спросил я у Серго.
- Как зачем? Работают они там, - последовал опять спокойный ответ. - Не хватает рабочих мест в Марнеульском районе. У азербайджанцев семьи большие, вот они и зарабатывают на жизнь в Армении. Много таких, вон посмотри.
К пограничному пункту пропуска с грузинской территории подходила другая группа сельчан, человек тридцать. Теперь я уже смог узнать в них азербайджанцев. О, чудо! Армянские пограничники дружелюбно проверяли у них документы, общались, улыбались, хлопали друг друга по плечу. А как же "извечная вражда двух народов"? Всё-таки на календаре 2009 год, до полного разрешения карабахского противостояния, насколько я понимаю, не близко.
- Серго, расспроси их, где они работают в Армении, - попросил я нашего водителя-полиглота.
- Да незачем мне их спрашивать! Самому известно, - ответил он. - Рынок у них на армянской территории огромный. Их люди покупают товар в Пекине или Стамбуле, отправляют на самолётах в Ереван. В Тбилиси присылать товар не выгодно, поскольку грузины установили высокие таможенные пошлины. В Ереване у них есть армяне-партнёры. Они забирают товар и везут сюда, к грузинской границе, в посёлок Ахтала. Азербайджанцы идут в Ахталу из своего Садахло, как на работу. Продают товар оптом и в розницу, а вечером спокойно возвращаются домой.
- С деньгами? Неужели ни разу, ни у одного из армянских или грузинских пограничников не было искушения часть этих денег прикарманить?
- Может, они бы и рады, да у садохлинцев теперь пластиковые банковские карточки. Продав товар, они сразу кладут деньги в банк. Через границу - с пластиковой карточкой! Пусть отбирают, да денег всё равно с неё не снимут.
Азербайджанцы группками на наших глазах просочились через государственную границу. Территория Армении для них враждебной не была. Несмотря на многолетние усилия многих политиков.
Через месяц я возвращался из одного из южнокавказских аэропортов в Москву. Моим соседом в салоне самолёта оказался молодой бизнесмен - лицо кавказской национальности, как говорят ныне. Он приобрёл у стюардессы бутылочку виски. Угостил им меня. Мы разговорились. В разговор я вставил историю с приграничным сотрудничеством армян и азербайджанцев. Сделал вывод: "бизнес стирает все границы, разрешает смертельные противоречия!"
Мне думалось, что эти слова найдут понимание у бизнесмена. Но реакция вышла противоположная. Бизнесмен напрягся, зло посмотрел на меня и процедил:
- Ты хочешь сказать, что после всего, что случилось в Карабахе, мы с ними сможем вот так запросто дружить и работать?!
- А разве это уже не происходит?
- Вот если бы мы с тобой не распили бутылку, можно сказать, не подружились, я с удовольствием бы заехал тебе в ухо после таких слов!
Убеждён, что говорить о национальности моего попутчика нет надобности. Мне кажется, что именно у таких людей как раз таки её и нет.
2009 г.
Розы постсоветской революции.
Президенты уходят по разному. Кто-то мирно, кто-то шумно, третьи со слезами на глазах, четвертых выносят.
В ноябре 2003 года в Тбилиси я наблюдал нечто новое. На бывшую площадь имени Ленина пришли протестовать семьями: дети с шариками и цветами, мамы и бабушки в нарядных одеждах, дедушки в галстуках и белоснежных рубашках. Эдуард Шеварднадзе такого явно не ожидал. Предыдущего президента Грузии он сам выгонял с Дома правительства, но ведь не цветами же с надувными шариками!
Несколько десятков тысяч человек на площади перед городским собранием - Сакребуло, - как картинка прошлого: демонстрация трудящихся в честь очередной годовщины Октябрьской революции. Коммунисты в такие дни прививали простым смертным чувство локтя, в остальное же время их безбожно обворовывали. А потом еще удивлялись, откуда, мол, у "этих" появилась солидарность в августе 1991 в Москве, в ноябре 2003 в Тбилиси.
Еще одна аналогия напрашивалась в те дни. Прежде трудящиеся на демонстрациях смотрели на портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Некоторые, может быть, даже верили в святость каждого из этой троицы. Похожие чувства, словно по наследству, передались грузинам, когда они смотрели на Саакашвили, Бурджанадзе и Жванию. Лидеры по очереди выходили на балкончик Сакребуло и говорили так долго, что я удивлялся, откуда в грузинском языке нашлось столько слов?
Каким образом эта троица в самый подходящий момент оказалась в зале парламента, выгнав президента и "не своих" депутатов, лично я не пойму никогда. Несмотря на то, что весь день 23 ноября провел в непосредственной близости от них. Может быть, ответ надо искать не у политиков и экспертов, а у мистиков. По крайней мере, видеть в зале парламента Мишу, Нино и Зураба, а не Эдуарда Амвросиевича, хотела очень большая часть Грузии. Небо в тот день, видимо, благоволила этим людям.
Забирать Эдуарда Шеварднадзе от Дома правительства подъехала его охрана на чудовищах-джипах. На борту каждой бронированной машины сидели по три пулеметчика в черных одеждах и касках. Их пулеметы были настолько огромны, что, казалось, они были заряжены артиллерийскими снарядами. Завидя джипы-чудовища, люди на площади стали невольно пятиться назад. И я был в числе таких людей. Но до паники и крови дело не дошло. Грузины прекрасно осознавали, кого они выгоняли из зала парламента не члена Политбюро ЦК КПСС, а президента независимой страны. Член Политбюро ЦК КПСС, наверняка бы отдал (посоветовавшись с Москвой) приказ стрелять по людям, как это делали его коллеги не раз в советские годы. Президент независимой Грузии уже не мог принять такого решения. Это был один из главных итогов правления президента Эдуарда Шеварднадзе. Он мог со спокойной совестью ухать домой. Что, в принципе, он и сделал.
2003 г.
Горные прогулки
Прогулки в горах дарят свежесть и положительные эмоции. Нет для меня более приятного занятия, чем пройти неторопливым шагом по тропкам и полянам, зелённому ковру или пойме бурной реки. В летний зной, покрыв надежно голову, принимаешь солнечные ванны. В дождик дышишь наисвежайщим воздухом без единой пылинки. Особенно, когда туман обволакивает и ласкает лицо. Зимой же горная прогулка бодрит и оживляет. При этом в любое время года многокилометровая ходьба в горах заметно стройнит. Живя в Осетии, я иногда пользовался этим методом похудания. Ранним утром добирался на автобусе на окраину горного аула Даргавс. Здесь, в доме отца, проводил два-три часа и отправлялся обратно, во Владикавказ - пешком. От дома до дома - 37 километров.
Путь начинался с зелёных склонов, между которыми вилась просёлочная дорога. Два-три километра и дорога терялась в высокой траве, превращаясь в тропинку, пересекающую роднички, овражки, густые заросли шиповника. Затем предстоял резкий подъём по склону, переход по зеленому плату до перевала и спуск вниз, в Кармадонскую котловину. Теснину Геналдонского ущелья можно было преодолеть по асфальтированной дороге. Иногда пробирался по двум длинным тоннелям, в полном мраке, но можно было обойти их по светлому дну ущелья. Дальше дорога прорывалась в просторное Кобанское ущелье, а затем на равнину. Домой приходил к ужину, часиков к 20-ти. В пути мимо проносились автомобили. Встречались и знакомые люди. Некоторые из них подолгу уговаривали сесть в машину. Но я держался, хотя и не всегда это получалось. Как-то на выходе с Кобанского ущелья около меня резко затормозила недорогая иномарка. Мужчина и женщина посмотрели удивленно:
- Это мы вас на выходе из санатория "Кармадон" видели? - спросили они.
- Меня. Заходил на нижние ванны попить минеральной водички.
- Почему вы пошли так далеко пешком? Здесь же километров 15-ть будет. Садитесь, мы вас довезём.
- Но я специально хожу в горах пешком. Вы уж поезжайте...
Лёгкое замешательство не покидало моих собеседников.
- Нет, мы вас не можем оставить на горной дороге - садитесь, довезём вас хотя бы до поворота на Владикавказ. Сами мы-то едем в Эльхотово. В "Кармадоне" принимали ванны.
Я обратил внимание на огромный пуховый платок, опоясавший талию женщины. Кармадонские ванны, говорят, хорошо помогают от радикулита. Замученные недугами люди часто непомерно сердобольны. Мне же, видимо, отводилась роль находки на дороге - объект для проявления доброго нрава. Огорчать сострадательных людей не хотелось, и я залез в комфортабельный автомобиль. За удобство через несколько часов пришлось отплатить лёгким разочарованием - не мог я теперь сказать, что весь путь от Даргавса до Владикавказа одолел пешком. Пришлось повторить прогулку через две-три недели. Несмотря на предложения знакомых автомобилистов, на уговоры я уже не поддался.
* * *
Летом 1987 года автобусного сообщения между горной турбазой "Цей" и Владикавказом не было. Объясняли это частыми селями, изрезавшими и без того опасные серпантины Цейского ущелья. Работая на горной турбазе инструктором, я добирался до Владикавказа разными способами, но чаще всего - преодолевал пешком 13-ть километров до посёлка Бурон, а оттуда уже на рейсовом автобусе можно было за два-три часа доехать до города. Если не было поклажи, пешая часть маршрута превращалась в оздоровительную прогулку. По пути встречались турбазовские работники, туристы, просто отдыхающие. Но разговаривать с кем-либо не тянуло - ледниковые красоты, свежесть воздуха, беззаботное настроение навевали мысли, барахтаться в которых было куда уютнее, чем затевать длинные рассуждения с попутчиками. И только один раз я изменил своему правилу дорожного молчуна, заведя разговор с неприметного вида рыженьким фотографом. Он брёл по серпантинам в сторону посёлка Бурон. В руках он держал фотоаппарат и экспонометр. Громоздкий рюкзак и техника не позволяли ему перейти на спортивную ходьбу. С первого взгляда было видно, что сам он был далёк не только от спорта, но даже от комнатной физкультуры. В отличие от меня, фотограф не ушёл в свои мысли. Напротив, первым поздоровался и задал какой-то незамысловатый, а может быть, даже пустой вопрос - скорее для затравки разговора. Возможно, его интересовало время, а может быть местоположение посёлка Бурон и его автостанции. Ответив, я тоже задал ему вопрос.
- Не опасно бродить по горным дорогам с фототехникой? - даже моих любительских познаний хватало, чтобы определить, что техника была дорогой.
- А что делать? - он ещё раз задал вопрос. - Я, как мотогонщик в пустыне. Техника дорогая, угнать могут и по башке садануть, но она меня кормит. Я фотограф, которых ещё называют фотохудожниками. Хотя это, конечно, не скромно. Ну как человек сам может назвать себя художником? Это же право его зрителей, так же, как право читателя назвать пишущего человека писателем. Вы знаете, у нас в Ленинграде... я сам оттуда... часто бываю на творческих вечерах знакомых. Один раз набился полный зал, и человек тридцать высказывались о новой книге моего друга-поэта. Так они все так и представлялись - писатель такой-то... Господи, подумал я, полон зал писателей, а фамилии первый раз слышу!
Неприметный рыженький фотограф почему-то увидел во мне человека, которому на первой минуте можно было и пожаловаться на других, и рассказать о себе. Признаться, мне самому показались его рассуждения интересными. Видимо, так удачно сложилось - ленинградцу хотелось что-то рассказать, а я был готов это слушать.
Мимо промчался запылённый "Уазик". Водитель бросил на нас взгляд полный какого-то особого преимущества человека на колёсах перед пешеходами. Эта деталь не ускользнула от моего попутчика. Даже тембр его голоса заметно снизился.
- Я не впервые встречаю этого парня на машине. В прошлый раз он ехал наверх, когда я поднимался по этой дороге. Кроме него, в машине никого не было. Я не голосовал, шёл себе спокойно, но он, почему-то, глядя на меня расхохотался и показал комбинацию на пальцах - топай, мол, ножками, топай... И умчался вперёд.
Попутчик помрачнел, а затем добавил:
- Мне вдруг вспомнилась встреча с бурым медведем, вот здесь, недалеко от цейского ледника. Я карабкался по тропинке между высокими соснами. Ногой случайно задел небольшой камешек и он покатился вниз, по крутому лесистому склону. Гляжу, а там сидит медведь, смотрит на меня. Чувствую, он понять хочет, специально я на него камень скинул или случайно. И взгляд, знаете, у него умный. Попробуй такого обмани! Я присел на карточки, сложил руки на груди и поклонился - прошу прощения, мол, чистая случайность вышла! Мишка мне поверил, мордой мотнул и пошёл в чащу. А если бы я ему показал что-то такое издевательское, как мне этот парень на автомобиле?
- Вас как зовут? - спросил я его. - Очень приятно, Сергей, а меня - Олег. Не судите строго этого водителя. Я в Ленинграде был давно, но люди, помню, там жили содержательно. Есть куда пойти, в театр, например, или в музей, в кино. Не хочешь в музей - иди на Невский проспект, по нему также интересно гулять, как по Эрмитажу - дома красивые, памятники, соборы... Этот же парень вырос здесь, среди снежных вершин и горных лесов.
- Но ведь здесь по-своему красиво! - воскликнул Сергей и взглядом показал на свой фотоаппарат. - Я за этой красотой за свой счёт из музея и приехал.
- Правильно. Но этому парню приходилось не только наслаждаться красотами Цейского ущелья, но - ещё среди них выживать! Вот мы с вами уедем осенью в город, а они останутся - человек тридцать на всё ущелье. Да ещё ваш мишка, не приведи Господи, в берлогу не ляжет, начнёт шататься по склонам и скот домашний задирать. Автобусов здесь в холодную снежную пору не бывает. Школа на всё ущелье одна, в посёлке. Представляете сколько раз этот паренёк раньше, прежде чем за руль сесть, прошёл по этой дороге зимой и летом? Вы, видимо, столько раз в метро не спускались за свою жизнь. Если для вас жизненный успех - это, допустим, стать лауреатом престижного фотоконкурса, или опубликоваться в чехословацком журнале "Фотография", то для него - распрощаться с нелёгким горским бытом и с ежедневными походами по горным трассам. Преодолевать этот 13-ти километровый крутой подъём до своего дома на автомобиле - вот, что для него стало показателем качества жизни. А вы всё это время, пока он ходил пешком, ездили в ленинградском метро, и он это чувствует. Так что его эмоции - это злорадство двоечника над заболевшим гриппом учителем. Не судите строго...
Попутчик замолчал. Мне показалось, что он мысленно примирял себя на место парня из Цейского ущелья. Но, судя по выражению лица, сравнение оказалось не в пользу ущелья.
- Может быть, вы и правы, - заметил он через несколько минут. - Но я всё равно не сдержался и пожелал лопнуть на ближайшем повороте всем его четырём колесам. К счастью, моё пожелание, как мы видели, не сбылось...
За беседой мы быстро преодолели путь до посёлка. Я направился на владикавказский автобус. Фотограф Сергей решил побродить по Кассарскому ущелью, ведущему к турбазе "Зарамаг".
- Дождусь заката. Горы хорошо снимать или рано утром, или вечером, когда солнце начинает прятаться за скалы, - объяснил он.
- Желаю, чтобы ваши снимки победили на самом престижном фотоконкурсе!
Сергей поблагодарил меня. Пожелал в ответ всяческих успехов.
- В моей жизни фотография только и осталась, - сказал он. - Живу в коммуналке, в комнате которая осталась от умершей мамы. Снимаю пейзажи по всей стране. Всё, что зарабатываю на поездки и трачу.
- Почему бы вам не устроиться в какую-либо редакцию?
- Предлагали много раз работу в фотоателье. Можно было неплохо зарабатывать на фотопортретах и карточках для документов. Но, увы, не моё это дело. А насчёт конкурса... О таких мелочах даже не думаю. Жизненный успех я знаете, чем измеряю? Когда вернусь из интересной поездки, проявлю плёнки, посижу несколько ночей в фотолаборатории, напечатаю фотографии и только после этого иду отсыпаться. Сплю не меньше суток. А потом встаю с кровати ранним утром. Просмотрю сделанные накануне фотографии. Затем намелю кофейные зёрна, заварю их и всё утро пью со свежевыжитым апельсиновым соком! Вкус изумительный! Никто не мешает, никуда ползти не надо, тишина и покой, полная идиллия. Ради такого полноценного утра можно всё лето по горам лазить.
- Помните, у Омара Хайяма есть строчки: "Ни держава, ни полная злата казна не сравнятся с хорошею чаркой вина..."
- Мы с ним единомышленники. Только мне вино заменяет настоящий зерновой кофе - в Ленинграде он продаётся, правда, за очень большие деньги.
Я не испытывал столь сильной тяги ни кофе, ни к вину, ни к фотопейзажам. Мы встретились с Сергеем случайно и легко расстались. Не поинтересовался даже его фамилией, а, может быть, после и встречал его работы в прессе.
* * *
Осенью 1999 года почти вся Ингушетия была запружена транспортом. Люди бежали из Чечни на автомобилях, забитыми под завязку домашним скарбом. В Чечню шли воинские колонны. Бронетранспортёры не церемонились на узких дорогах, раскидывали в стороны маленькие автомобили, проламывая им крылья и двери. В районе Грозного авиация наносила ракетный удары. Чеченцы бросали всё, уходили под бомбёжками.
Однажды ранним утром в станице Орджоникидзевской, в этой приграничной сутолоке, я пытался вырулить на назрановскую трассу. В районе чечено-ингушской границы часто образовывались автомобильные пробки. Шёл второй месяц контртеррористической операции. Ежедневно мне приходилось отправлять в московскую редакцию по три-четыре репортажа. Вот и сейчас я прорывался во Владикавказ, где располагался наш корреспондентский пункт. На обочине заметил голосующего сухопарого, лысоватого человека с двумя фотокамерами. Подъехал.
- До Назрани не подбросите?
- Садись, коллега!
Он оказался военным стрингером, работающим сразу на несколько западных агентств и изданий.
- Эдик Джафаров, - представился он.
Пока ехали в Назрань, я узнал, что Эдик в качестве журналиста прошёл почти все мыслимые и мыслимые войны: Израиль, Палестину, Нагорный Карабах, Югославию, Приднестровье, Чечню, Южную Осетию, Ингушетию, Таджикистан, Ирак...
- Удивительно, но однажды мне, азербайджанцу, пришлось поехать во время карабахской войны в Армению, - рассказал он. - И они знали, кто я по национальности! Представляете, я в Ереване один, делай со мной что хочешь - не один десяток пленных могли обменять. Но они сказали, пусть работает. Расскажет всему миру, что мы не воюем с простыми людьми. Я как вернулся в Москву, сразу звоню своим: вот, мол, какое значение наши противники уделяют пропаганде! Учиться надо.
Одет был Эдик Джафаров практично: джинсы, кроссовки, удобная тёмная куртка с множеством кармашков, тёплый свитер, за плечами небольшой рюкзак. Ни одной лишней детали. Одежда выдавала особый образ жизни.
- Как же вас семья отпускает на эти войны? - спросил я его.
- Какая семья? - удивился он. - Кто же за такого сумасшедшего замуж пойдёт - полгода на войне, неделю дома. "Мой дом - война" - таков девиз моей жизни последних 15-ти лет.
Тут Эдик заметил приближающуюся к нам со стороны Назрани колонну бронетехники. Она состояла из десятка бронетранспортёров, грузовиков и БМП. Вооружённые автоматами бойцы в тёмных масках сидели на бронемашинах. Эдик наладил фотоаппарат и стал щёлкать боевую технику через лобовое стекло автомобиля. Телеобъектив фотоаппарата смотрелся в салоне, как огромное оружейное дуло. И один из сидящих с оружием бойцов обратил на него внимание. Как мне показалось, бойцу фотографирование не понравилось. Правой рукой он поднял автомат, а левой замахал, то ли давая сигнал мне остановиться, то ли фотографу убрать аппарат. Ни то, ни другое требование мы выполнять не стали. Оставалось только сильнее нажать на педаль газа. Бронетранспортёр с махавшим нам руками военнослужащим пролетел мимо. На ходу он что-то пытался прокричать в нашу сторону. Но автомат приводить в боевое состояние не стал.
- Пронесло! - выдавил я из себя, когда воинская колонна скрылась вдалеке трассы.
- Нет, не стали бы они стрелять, - спокойно заметил Эдик.- У меня чутьё.
- Уж не знаю, успокаиваешь ты меня, или говоришь правду, но больше прошу тебя с воинами не шутить. По-крайней мере, сидя в моей машине. Мне ещё на ней до Владикавказа добраться надо.
Конечно, бывалый Эдик таким мелочам значения не придавал - его уже поглотили снимки, которые он внимательно рассматривал на своей цифровой фотокамере. Фотокорреспондент Эдик Джафаров показался мне настоящим профессионалом.
Уже позже я узнал, что он не только мотался по войнам с фотоаппаратом, но и снимал документальные фильмы. В том числе о Михаила Ульянове. На съёмках художественного фильма "Ашуг Кериб" был помощником великого Сергея Параджанова.
Судьба уготовила нам ещё одну встречу, через семь лет, в посольстве Азербайджана в Москве. После официальной части мероприятия, гостеприимный посол Полад Бюль-Бюль-оглы пригласил всех гостей на ужин. С Эдиком Джафаровым мы оказались рядом за столом. Прошедшие годы не изменили его ни внешне, ни внутренне. Казалось, замени он костюм на походную одежду стрингера, и передо мной бы вновь оказался тот самый бесшабашный профессионал на назрановской трассе. Он был полон уже других историй. Но я не удержался и рассказал сотрапезникам об эпизоде с воинской бронеколонной.
- Это ещё не страшно, со мной было хуже, - эмоционально махнул рукой сидящий напротив нас Полад Бюль-Бюль-оглы. - Когда я был министром культуры, в Баку приехал самый высокий гость из Москвы, понимаете, о ком я говорю. Согласно протоколу, он должен был возложить венок на Аллее Шехидов. Один из наших руководителей говорит мне: "Полад, ты тоже должен быть в числе встречающих на Аллее". Я сел в машину и помчался другим, более коротким, чем официальный кортеж маршрутом. На подъезде к Аллее, нам перегородили путь бронемашины. Оказалось, что по договорённости специальных служб за безопасность на этом участке отвечала российская ФСО. Мой водитель выскочил из машины, чтобы уладить вопрос с проездом. Но тут ему навстречу быстрым шагом двинулся какой-то старший офицер. Водителю он не дал и слово вымолвить: "Куда едешь на запрещающий знак?" - "Я везу..." - "Да мне всё равно! Ещё раз так подъедешь - пеняй на себя!.." Офицер резко показал рукой на смотрящий в нашу сторону пулемёт. По выражению лица офицера было видно, что он не шутил. Позже, конечно, мы всё уладили. Офицер извинился: "Полад Бюль-Бюлевич, я же вас не мог разглядеть в машине. А у меня, поймите правильно, жёсткие инструкции... Вам бы надо было в общем кортеже подъехать".
Рассказ Полада Бюль-Бюль-оглы как бы уравнял нас всех перед военной машиной, не в характере которой демонстрировать почтение к конкретным людям.
* * *
В феврале 2007 года внезапно оборвался жизненный путь 49-летнего Эдика Джафарова. Как сложилась судьба ленинградского фотографа Сергея, естественно, мне не ведомо. Посол Азербайджана в России прекрасный музыкант и певец Полад Бюль-Бюль-оглы продолжает дипломатическую миссию, и, как мне кажется, смотрится на своём месте, как нельзя лучше. Я уже давно переехал с Северного Кавказа в Москву. По этой причине, горные прогулки и поездки по национальным республикам остались в прошлом. Но я их обязательно возобновлю. Я всё равно дождусь времени, когда северокавказские ущелья вновь заполнят беззаботные туристы и курортники, а фотографы обратят внимание на чудные пейзажи и перестанут снимать военных на бронетехнике.
2008 г.
Дорожный феодализм
На воскресной трассе в Подмосковье простоял почти два часа. Ещё один час тащился со скоростью примерно пять километров в час. Изнурила жара, измотала ручная коробка передач. А когда вырвался из пробки, спровоцированной ремонтом трассы, очень быстро напоролся на один из привычных постов ГИБДД, точнее на его сотрудника, жезлом подавшего сигнал остановиться. Милиционер долго рассматривал документы, принюхивался к моему дыханию, скользил взглядом по лицу. И всё же повёл в будочку, где сунул в лицо прибор "Алкатест" и холодным тоном попросил в него дунуть.
- Извини, дорогой, не буду, - я, конечно, грубо нарушил правила субординации, обратившись к нему именно в такой манере. - Мне моё здоровье дороже, чем твоя охота за штрафами. Я согласен пройти все мытарства, но подвергать себя риску подхватить заразу от твоего прибора не хочу. Где стерильный одноразовый мундштук? Как можно так наплевательски относиться к здоровью человека, который сейчас дунет в твой прибор, а через месяц сляжет, например, с острым туберкулёзом? Я старше тебя и могу позволить к тебе так обратиться.