Аннотация: Театр Ивану Ванло На смерть Майкла Хатченса Сонет (Есть раны...) Элине Сонет (Я забыл...) Мелодия О, не судите наши годы строго Другой. Аудиокнига на https://youtu.be/fyZ3MJ3hvOU
Аудиокнига на https://youtu.be/fyZ3MJ3hvOU
Театр
На столике в гримёрной, у портрета
Единственно любимого поэта,
Лежали маски - старые игрушки,
Актёрские пустые безделушки.
И перед каждым действием на сцене,
На залитой огнями рамп арене,
Их примеряли тщательно и долго
И подгоняли ниткою с иголкой
Ещё пригодные для роли платья,
Шептались суеверные заклятья,
И лишь поэт, над миром вознесённый,
Смотрел на это всё, недоумённый.
И пусть судьба в своей стезе упряма,
Пусть в чём-то цирк она и в чём-то драма,
Страшней, когда за пустотою маски
В конце оптимистической развязки
Откроется иная пустота -
Без глаз и без души, и без лица.
Ивану Ванло
Начинались поминки по ком-то,
О ком нам писал Джеймс Джойс.
И. Ванло
Увы, ощущение смерти
Имеет невзрачный вид -
Два бледных листка в конверте
И каждый её хранит.
Приедет "скорая помощь",
Окрашенная в чёрный цвет,
Нет, я умру, не страдая
За промахи прошлых лет,
Лишь только у самого рая
Обратный возьму билет,
Расставлю угрюмые ноты,
Расставлю их в полный рост,
И будут поминки по ком-то,
О ком нам писал Джеймс Джойс.
На смерть Майкла Хатченса
Я стал версификатор твой.
В руке твоей рука моя
И нет границы бытия,
Лишь дьявол мёртвый - Бог живой.
И в жизни, пошлой и тупой,
Что понял ты, что понял я,
Какая разница? Друзья
Хранят секрет между собой,
Как будто чудо из чудес.
Что изменить не в силах Бог -
Распутье у семи дорог
И выбор в муках или без.
Не лучше ли уйти в огне,
Чем мёртвым телом на ремне?
Сонет
Есть раны, что не причиняют зла.
Но разве их возможно оправдать?
Под утро радостной бывает мгла,
И сладостно, и больно умирать.
Уже Амуром пущена стрела,
И очаровывает твоя стать,
Ты на меня взглянула и прошла,
А я хотел тебя поцеловать.
И от свободы пьяный, как от слёз,
На берег опрокинутый волною,
Я узнаю пустынный прежний плёс
И рану жму горячею рукою,
Чтоб жар моих надежды полных строк
Не просочился с кровью на песок.
Элине
На картинке, где горы кругом,
Напишу, что напрасно скрываю,
Неуверенным, робким пером,
Как люблю я тебя, дорогая.
Мои буквы, кривы и смешны,
И такие же, как в первом классе,
Будут, бледные, озарены
В неумело начертанной фразе:
Побледнеют в соседстве таком,
Для них буря - сквозняк из отдушин,
Озарятся незримым огнём,
По утрам оживляющим души.
Потому что я боготворю
Не красоты, велики и зыбки,
А небесную эту зарю,
Что играет в твоей улыбке.
Сонет
Я забыл... я не помню так много!
Только ночи, темны и глухи,
Русла рек, что от солнца сухи,
Вдоль которых проходит дорога.
Кто на "ты" разговаривал с Богом
И кому отпускались грехи,
Тот писал на манжетах стихи
И встречал поцелуем с порога.
Это был очень давний мой сон.
Кто не знал, был смертельно влюблён
И молился в пути о спасеньи.
Ноги стали разбитыми в кровь.
Жизнь минула, но вспомнится вновь -
Я пришёл, я прошу о прощеньи.
Мелодия
Мелодия во мне звучит.
Наверно, Бог её хранит,
Как память, от ярма невзгод
Который год, который год.
Когда кругом темным-темно,
Когда зашторено окно
И веришь в то, что всё пройдёт,
Она одна во мне живёт.
И если смертный час судья
Всего земного бытия,
То в этой музыке весь я -
И страсть моя, и боль моя.
И в тихий вечер при луне
Она расскажет обо мне,
Что видел я, кого любил,
Чем удивлял, что заслужил.
* * *
О, не судите наши годы строго,
Когда что было - было и прошло,
И молодость уходит понемногу
Из наших душ, как из тепла тепло.
Но если в жизни всё не слава Богу,
Так что же там... О чём ещё мечтать?
Весенний ветер породил тревогу
И продолжал вопросы задавать.
И я остановился у порога,
Глядел на небо и не смел вздохнуть:
Божественное - вечная дорога,
А люди - время и, наверно, суть.
Не стало меньше святости и боли
В глазах больших суровых лиц икон -
Превратностями невеликой доли
Измерено движение времён.
И были слёзы в говоре острожьем,
Молитвы и молчание... и смех...
И рядом человеческое с божьим,
И рядом покаяние и грех.
Другой
Однажды после яркого огня
Я упаду со своего коня
Во тьму кромешную, и рядом
Со мной окажется весь ужас ада.
Земля набьётся в онемелый рот.
Лишь поутру спасение придёт,
И на траве, оранжевой от смерти,
Где в диких плясках веселились черти,
Запечатлится облик золотой,
Таинственный, и чистый, и святой, -
Не проронив ни вздоха и ни слова,
Моя душа поселится в другого.