1.

Да, он был труженик - поэт,

Он сам себя воздвигнул на Парнасе:

Поэт и образ в редкой ипостаси ,-

Он сам чеканил много лет.

 

Он мишурою критик изъязвлялся

И слабостям по жизни предавался.

Служил правительству - тельцу,

Считая Власть Труда к лицу.

 

Но классик полки золотой 

в словарной мишуре наречий 

пылал в поэзии он печи, 

и слова яркий звук литой 

в душе историй умывал, 

и все , что мог, он предсказал.

2.

"Я жажду книг, чтоб сделать груду слов" 

В. Брюсов. "Терцины к поискам книг",1901г.

 

Ты жаждешь книг, чтоб "сделать груду слов".

Но этот метод для меня не нов,

Труднее вычленить их измы, 

 

услышать их рычащий стон 

в боренье фоазео -логизмов 

и ими литеро - ворон метлой 

 

гонять в искусстве и науке, 

и в жизни с удовольствием седеть 

от ощущенья радости - не скуки. 

 

Как хорошо в просторе песни петь, 

где от души строка порой ложится 

и в ритме бюрократов не боится. 

 

Пускай их рев, пускай их вой 

мои глаголы поедает, - 

их тварность в этом лишь скисает, 

 

Но оборотов давит строй, 

и жизнь рефлексией в нас рвет, 

о слово словом фразы трет 

 

И парадигмы порождает.

 

3.ДАНТЕ

Равновеликий божеству он прозревал 

и в душах одолел у тьмы звериное смятенье,

Он был как молния мгновенья,

 

В воображении резца из мрамора он стал, 

когда в звероподобным жили люди, 

и, полагая, мир им всем подсуден,

 

Плели свой век из серых паутин , 

и глупостей в них вал был в сущности един 

и озарялся пеплом, дымом от костров,

 

В них плоть терзалась не от снов, 

а превращалась в прах и тьму страданий,

Тот ветер из воспоминаний

 

До нас донес поэзию мечты, 

и в ней живем мы снова - я и ты.

Проходит время бесконечной чередой,

 

Оно как в комнате пустой 

аукается гулко в переходах 

кругов, где не было свободы, -

 

Там Данте в нас встречается с мечтой.

 

4.НАПОЛЕОН

Когда из пушек Ватерлоо 

вас положили в пух и прах, 

не дрогнул лик его суровый,

Ему неведом жизни страх.

 

Лишь на скале в унылом лике

Переживал он Мир опять,

Душа его в зверином рыке

Желала мир кромсать и рвать.

 

Он новый дал миропорядок

В тяжелом пламени свободы,

И в жерлах пушек встали годы

Из мертвых тел людской породы.

 

Историки в елей речений 

его эпоху превратив 

и светом славы озарив,

кровавых рек людских мучений 

 

при Ватерлоо пьедестал 

воздвигли ложному кумиру, 

коротконогому сатиру 

в ком зверь лесной извечно спал.

 

5.

В исчезновении нет смысла и надежды,

Но дышит тут сама безбрежность,

Там нет цепей, там нет оков

И череды без смысла снов.

 

Там нет, там нет воображенья,

Бессмысленно само стремленье

Проникнуть в таинства удел, -

Исчезновенье есть предел 

 

и обращение в ничто.

Там нет предметности на "Что?"

Но там глаголами сверкают 

процессы действия опять, - 

необратимость не унять,

Там на Надежду уповают.

 

6.

Ах, Дурбан, жемчуга огней!

Пылающее море светобликов

И чаек розовых в своих гортанных криках,

И шепот ночи в шелесте теней.

 

Унылые гудки от лайнеров седых, 

пекущихся о собственном уюте, 

и жизнь, живущих в чистых и простых 

круизах , в замкнутой каюте.

 

Ах, Дурбан! Я тебя люблю:

Твои коттеджи, и бассейны, виллы, 

и бедность наготы, когда я крепко сплю, 

и предсказаний смысл праматери Сивиллы.

И только здесь я чувствую опять 

как сладко мне в постели дома спать.

 

7.

Как шелестит индийский океан, -

Один единый в многих лицах,

И бремя золота румян

На небеса от них ложится.

 

А дальше Дурбан голосистый 

вплетенный в сети рас и наций, 

яхтклубов рева и оваций 

тотализаторов рысистых, 

пекущих денежный улов 

из глупостей надежды - снов.

 

Волнуется Индийский океан 

как сине-розовый всемирный сарафан,

И, вдруг, в победном цвете суеты 

приоткрывает ОН мечты.

 

8.

Позолоченное море, 

апельсиновый песок,

Ветер с пеной крепко спорит 

и кудрявится Восток.

 

Кипарисы и платаны 

шлют привет седой волне,

Чья душа там тихо стонет 

и поет сейчас во мне.

 

Далеко от побережья

Там, где светлые туманы 

по низинам в беге странном 

лишь верхушки сосен нежат, 

распускаются цветы, 

где живем и я, и ты.

 

9.

Когда эпоха времени хазаров 

уже давно, как степи, отцветала,

Славяне думали, - эпоха их настала,

Но неожиданность их мужество ждала.

 

С Востока кровь природу окропила 

в туманах бешеных монголов,

И Русь святая возопила 

в предсмертных ужасах и стонах.

 

Ковыль - трава, - забвение историй 

творится памятью души,

Беспечный Запад время дальше гонит,

И жизнь своей историей спешит.

 

В славянах рабство - Дух свободы 

в мятежном трепете, как меч, 

на Калке принимает роды, 

желая свет Души стеречь.

 

10.

Какие испытания, Ты, время 

Судьбой по жизни дало мне узнать,

И натянул ли я так туго дело - стремя, 

что удалось везенье взять и обуздать. 

 

Я не могу на время обижаться,

Мне память сохранила милые черты, 

стяжая Дух, сумел я возрождаться, 

лелея счастья теплые мечты.

 

У счастья есть и смысл, и содержанье,

У счастья есть любовь и идеал, 

что вдохновение мне в искреннем давал,

Когда шагал я сквозь страданья, - 

Ведь счастье действие в мышленье

И мыслей мир в соединеньи.

 

11.

Как сорок лет не то, что быстротечны,

Но как спрессованы они!

Вот почему и точка - вечность

И бесконечность сами наши дни.

 

Опять поток из новых суесловий,

Опять повсюду длится болтовня,

И бюрократов глаз коровий,

И воровской обман чиновничьего пня...

 

Сквозь образ твой себя я продолжаю,

И в памяти молекул я живу,

В их бесконечной, разноцветной стае

Иду сквозь мир к небытию, - не сну.

В нем открываю новое мгновенье

Как буквы в мир стихотворенья. 

 

12.

Не возвращаясь, все проходит, 

а впереди клубится темнота, 

но голубь Духа в нас нисходит 

и мир в душе пространстве - естества.

 

И в алой теплоте цветущего восхода, 

в лимонной лихорадке у морской воды, 

когда прошедший день встал у черты исхода, -

аллеи кипарисов видят сны.

 

Их сны не наша тьма воображений, 

где страсти говорят, а чувственность молчит, 

где мир страданий крючьями торчит,

а язвы тел - печать переживаний.

Нет, сны кипарисов чувственно просты,

Как вязи ткань зеленой их листвы.

 

13.

ОСТРОВ ПАСХИ

 

Никто не скажет, кто они, -

Впередсмотрящие из камня,

В их грозных ликах валуны 

живут историей столь давней, 

 

что Вегенерова Земля 

еще являла Мир единый, 

и в той Землей миг время для , 

плыл в океане коркой дынной.

Но вздыбилась земная твердь, 

и плиты рассекли твердыню, 

и в океане начал петь 

лишь ветер в красках темно-синих, 

теряя память в простоте, 

как великаны в немоте.

 

14.

Ни мечты, ни любви, ни сознанья

За планетным явлением Земля

Мы не встретим. И упованья 

бесполезны и поиски зря.

 

Мы с живой оболочкой планеты, 

осознали себя в ноосфере 

в равновесии теплого света

Дух, и Разум, и Бога воспели.

 

Мы явили творение Духа 

и любовь как среду обитанья, 

и мечты - наши образы слуха 

превратили в пучины страданья, 

посылая людей на костер, - 

тех, чей разум наш в вечность простер.

 

15.

В аромате душистых ромашек

Я лежал в траве забвения

И душевного томления,

Слышал пенье звонких пташек.

 

Знаю я, что на планетах 

не найти твой запах чистый,

Свод небесный, свет кометы 

не заменят взгляд лучистый 

 

и опаловую зелень 

мне твоих раскосых глаз,

В мирозданье черном темень

Свет души твоей не даст.

На Земле люблю, страдаю 

и в твоих объятьях таю.

16.

Магическое море порождает

В нем изгибы белой пены,

Душу в тройку запрягает,

Что пробьет любую стену.

 

Месяц острым ятаганом 

в сердце чертит вязь Судьбы,

И страданья спозаранок 

в нас готовят ритм борьбы.

 

Месяц в море плеск волшебный 

задает из часа в час 

и колеблется целебной, 

светлой ртутью каждый раз, 

отгоняя в нас сомненье 

и рождая озаренье.