Пушкин отвлекся от дел на том свете и поехал с женой прошвырнуться. Она долго его уговаривала, дескать, желает в Аддис-Абебу, посмотреть на это все; и он ждал, ждал, итальянцы пришли, выгнали итальянцев, возник регги, все поют славу эфиопскому императору. Самое оно ехать. А по пути заскочили в Израиль - как бы по причине святых мест, но не исключено, что и злачных.
Идет Пушкин с женой по улице Масгер, а на дороге стоят такие фалаши , пьют водку из горла и говорят друг другу - стакель, русия , а Пушкину говорят - тамбахо? Пушкин повторяет, тамбахо, вынимает пачку голуаз, и протягивает. А они ему говорят - чувак, а мы тебя здесь раньше не видели. А он отвечает, зато я вас видел в принципе везде, где хотел, потому что я мертвяк. А они говорят - ни хренассие хайле селассие, вот это огненная вода, надо запомнить, где брали. А ты, говорят, ого, хоть и мертвый эфиоп, а все равно с русской ходишь? А она тоже мертвяк? А этот - моя любовь бессмертна! А они, и тамбахо французское. И Пушкин доволен, уважение как-никак.
Они говорят, ну ты расскажи о себе. Он и говорит, вот, при жизни писал стихи в северной стране, вокруг одни белые, и все завидуют, но прутся от моих стихов типа, и даже сам царь их главный меня вызывает и говорит, теперь все будет ништяк, я тобой лично займусь.
А эти - и че дальше? А дальше, говорит, меня белый шлепнул.
А они ему - чувак, такие, как ты, у нас стадионы собирают. И он говорит, ну, если кто из вас этим занимается, так вы меня вызовите, я на и стадионе материализуюсь. А они ему подарили кассету Ефрема .
Пушкин потом заставил жену выслушать Ефрема обе стороны кассеты по три раза. Она сказала, "Моторхед всё же помягче будет".
А фалаши вспомнили, где водку брали, пошли и взяли еще.