Стремительной походкой, в воздушном летнем платьице цвета беж, она шла, можно даже сказать летела, летела на свою первую работу. Это был её первый рабочий день, и она улыбалась.
Улыбка не покидала её никогда, она не покидала её ни в раннем детстве, когда она жила на даче с бабушкой и дедушкой и очень и очень редко видела родителей, она не покидала её ни в школе, ни в огромном здании университета, который она закончила с отличием. И вот теперь, получив распределение в одну из лучших московских школ, она летела туда, гордо неся свою улыбку.
Её там ждали!
В мрачной, полутемной канцелярии выстроился весь педсостав школы, во главе стола стояла директриса, немолодая сухая женщина, в круглых небольших очках и строгом деловом костюме. Чеканя слова, она доложила молодому специалисту устав школы, а так же о недопустимости появления в альма-матер в подобном одеянии и спросила: - вы над кем, над чем смеётесь?
Улыбка медленно угасла, но появилась маска, маска растерянного недопонимания, тогда еще первая. И годы потекли. Работа забирала все силы, все время. В дикой борьбе с "нерадивыми и невоспитанными, с бездарными и хамами" появлялись маски, новые маски. Она просыпалась в маске. Утром, собираясь на работу и стоя перед зеркалом, она надевала маску, еще несколько бросала в свой деловой портфель. Маски были разные: высокомерно-снисходительные, брезгливо-угодливые и др. и др. и др. Вечером, сидя за стопками тетрадей с домашними работами и диктантами, в маске полной безнадёги, черкая красными чернилами и вырывая листы, она тупо складывала их в бомбочки, такие детские бомбочки, эдакие бумажные конвертики, в которые ребятишки наливают воду и кидают друг в друга. И вот свернув очередную, она встала, наполнила ее водой, вышла на балкон своего восьмого этажа, и бросила в первого попавшегося прохожего, и спряталась... Снизу послышались истошные вопли и проклятия. Она сидела на корточках зажмурившись, затаив дыхание и только стук сердца... И с этого момента её жизнь изменилась, вернее появилась ещё одна, вторая, жизнь охотницы. Она тщательно выбирала жертву. Она начала добавлять в воду йод и зелёнку. И вопли становились все громче, а проклятия все страшнее. И она наслаждалась.
Этот день будет особенным, она почувствовала еще утром. Проработав как на иголках, она выдержала только до середины пятого урока. Выйдя из классной комнаты и доцокав до туалета, она закурила, сделала несколько нервных затяжек, вернулась в класс, схватила портфель и бросилась домой. По дороге забежала в хозтовары, купила пакетик анилинового красителя. И вот все готово, она на своем посту, вперив хищный взгляд на дорогу, она ждала, ждала жертву, и жертва не заставила себя ждать...
Стремительной походкой, в воздушном летнем платьице цвета беж, она шла, можно даже сказать летела... и она улыбалась. Бомбочка разорвалась в метре, обдав её веером темных, дурно-пахнущих брызг. Девушка приостановилась, огляделась, сделала еще два быстрых шага и... Училка, зажмурившись, ждала, ждала воплей и проклятий, которые так согревали её, но было тихо, она открыла глаза и посмотрела. На мокром и грязном асфальте, сжавшись в комочек, спрятав голову в колени, молча плакала "жертва".
К её балкону поднималась легкое переливающиеся блестками облачко, она потерла глаза, но облачко не пропало. Когда облачко подлетело к балкону, она стояла, стояла выпрямившись во весь рост, не пряталась, и первый раз за много лет на ней не было маски. Подлетев, облачко пропало, но она уже знала, что не вернётся ни в школу, ни к своему столу со стопками тетрадей. Она шагнула, шагнула через перила, и она улыбалась.