Когда это началось, ему показалось, что просто не прошло похмелье после обильного вчерашнего возлияния. Приняв надлежащие меры, он в очередной раз решил умерить свой пыл к спиртному, тем не менее, на третий день стало еще хуже. Тяжесть в голове не давала сосредоточиться и мешала думать, словно на нее надета шапка манкурта. В груди образовалась пустота, а тело налилось тягучей апатией. Решив лечить "подобное подобным" он обнаружил, что водка не приносит радости. Короткий период возбужденной раздражимости сменяется полным забытьем с неотвратимостью утренних страданий. Чувства потеряли былую остроту, в душе возник неосознанный страх.
Сейчас он стоял на балконе, дышал мокрым весенним воздухом и бранил себя за слабость духа и отсутствие силы воли.
- Надо всего-навсего захотеть. Захотеть недостижимого, большого и чистого, как слон после бани! Все обязательно пройдет. Это не болезнь, а всего лишь хандра.
Он пошарил глазами вокруг, дабы, зацепившись за что-нибудь вытащить себя из хмари. Сломанная качель возле заброшенной клумбы желаемого результата не дала. На подтаявшем снегу двора разгуливала стая ворон, которые деловито и уверенно обследовали некогда завоеванное жизненное пространство. Их вид никаких положительных эмоций не вызывал. В памяти неожиданно всплыла совсем иная картина:
Примерно двадцать лет назад, возвратившись из очередной командировки, он шел пешком. Поезд пришел очень рано и городской транспорт пока не работал. Путь лежал через небольшой мостик с литыми чугунными перилами. На самой середине моста его внимание привлек белый туман, клубящийся над темной водой. Если смотреть сквозь ажурную черную решетку, туман, слегка окрашенный брусничным рассветом, казался загнанным в жесткие рамки, однако существовал свободно и независимо. Заворожено глядя на это зрелище, он впервые поймал себя на мысли, что разучился чувствовать красоту, усматривая во всем исключительно конфликт и противоречие. Внутри стало холодно и не уютно, а голову стянул упругий обруч. Тогда все быстро прошло, да и некогда было обращать внимание на всякую ерунду. Надо было: сеять разумное, доброе, вечное! Приходилось пахать, пахать и пахать. А еще получать синяки и ссадины, усердно зализывать раны, чтобы очертя голову нестись навстречу горизонту.
Он посмотрел вдаль. Горизонт закрывали серые угрюмые многоэтажки. С холодного неба посыпались мокрые запоздалые снежинки. Дверь, как назло, заклинило и для возвращения в комнату пришлось повозиться. Раньше он сразу бы взялся за инструмент, но сейчас руки не слушались, и связываться с починкой не было ни какого желания. Он просто захлопнул балкон и уперся лбом в скользкое стекло. Отсюда все виделось далеким и не реальным. Точно целый мир забит серыми домами, на которые падает белый снег.
Сделав над собой усилие, он оделся и вышел на улицу. Снег закончился так же внезапно, как и начался. Солнечные лучи ударили по свежевыпавшему снегу, мигом превратив его в жидкую кашу на тротуаре. Ботинки мгновенно промокли. Идти стало трудно. В виски ударила горячая кровь.
Дойдя до автобусной остановки, он сел на скамью, сделав вид, что ожидает подходящий маршрут. Люди приезжали и куда-то уезжали, толкались в дверях, торопясь занять освободившееся место. Им же овладело странное оцепенение, которое бывает во сне, когда сниться, что ты уже умер, и нет сил пошевелиться, или закричать.
Под ногами вертелась маленькая грязная собачонка. Она поскуливала, жалобно заглядывая в глаза. Сердобольная старушка вынула из сумки батон, отломила кусок и бросила на асфальт. Собака обнюхала его, вежливо помахала хвостом и побежала дальше.
Пожилой бомж покосился на краюху белого хлеба, вынул из урны две пустые пивные бутылки и направился к магазину. Минуту спустя стая голубей устроила шумную драку, за право растащить кусок на мелкие крошки, затоптав большую часть в грязи.
Наконец стук в висках утих, и пот на спине начал обсыхать. Он поднялся и продолжил свой путь.
- Извините, вы не подскажите, как пройти на улицу Коммунистов?
Он честно признался, что не знает. Наверно ее теперь переименовали в какую-нибудь Большую Расплюевскую или Малую Мудянку, забыв при этом переименовать улицы, Карла Маркса и Ленина. Ему всегда было не понятно постоянное переименование улиц и городов сбивающее с толку обыкновенных жителей. Вспомнился случай, когда он, ожидая звонка из Рыбинска, смотрел по телевизору похороны очередного Генсека. Телефон зазвонил в самый неподходящий момент и сообщение: "Вас вызывает Андропов!", чуть не довело его до инфаркта.
Солнце спряталось. Подул неприятный пронизывающий ветер. Захотелось вернуться домой, и укрыться в дальней комнате теплым шерстяным одеялом.
Вопреки утверждению современных психологов, он перестал испытывать радость при посещении магазинов. Видимо это чувство сместилось для него за пределы материальной природы. Потому заходя в антикварную лавку, покупать там ничего не собирался.
Тепло и непривычная тишина подействовали расслабляюще. Он долго рассматривал каминные часы с треснувшей по середине минутной стрелкой. Потом провел рукой по шершавому сукну резного ломберного столика, чтобы, наконец, остановиться напротив стеклянной витрины наполненной потемневшими орденами, монетами и памятными знаками. Чуть выше удручающего развала юбилейных медалей он заметил небольшой эмалевый крест. Зацепившись помятым колечком за ржавый гвоздь, на витринной планке висел "Орден Святого Георгия IV степени". Указанная ниже цена была почти смехотворной. Он немедля достал кошелек.
Гулять совсем не хотелось, и он заспешил домой, поминутно ощупывая в кармане маленький бумажный пакетик. Сквозь тонкую бумагу явственно ощущались жесткие металлические грани и гладкая поверхность эмали. От этого разыгрывалось нетерпение и сладко першило в горле. Через четверть часа он уже сидел за столом, держа на раскрытой ладони свою драгоценную покупку.
В окружении багряного сияния всадник на белом коне попирал копьем ненавистного змея. Блестящий ободок вокруг и четыре белые эмалевые лопасти, казалось, существовали лишь затем, чтобы не позволять взгляду покинуть это поле сражения. Надев очки, он неожиданно обнаружил, что Георгий совсем не сражается со змеем, а добивает уже поверженное чудовище. Судя по углу атаки копья, можно было даже предположить, что всадник решился на этот поступок проезжая мимо задремавшего животного, которое своими размерами не могло внушать ужас, а скорее вызывало сочувствие. Чтобы прервать эти крамольные мысли он перевернул орден. На обратной стороне красовался непонятный вензель...
Книги и справочники, которые были в его распоряжении, ничего вразумительно не объяснили. Зато, прочитав выписку из статута ордена 1769 года, он переключил свои мысли в совсем другое русло. "Ни высокая порода, ни полученные пред неприятелем раны, не дают право быть пожалованным сим орденом: но дается оный тем, кои не только должность свою исправляли во всем по присяге, чести и долгу своему, но сверх того отличили еще себя особливым каким мужественным поступком, или подали мудрые, и для Нашей воинской службы полезные советы... Сей орден никогда не снимать: ибо заслугами оный приобретается"
- Сей орден никогда не снимать?
Вспомнились частые рассказы отца о том, что один из его предков в голодные времена обменял свой "Георгий" на мешок картошки, при этом был очень доволен этой сделкой.
Он аккуратно завернул крест полиэтиленовую пленку, нашел какую-то коробочку и спрятал свое сокровище на книжной полке.
Вечером зашел знакомый художник, который еще с порога начал ругать современное искусство, современную политику и современную погоду. Выпив большую кружку чая и выкурив сигарету, тот успокоился и стал рассказывать последние новости из жизни их общих друзей.
- Представляешь, Громов продал свою коллекцию икон и собирается купить дом в деревне. Правда "доски" у него так себе, но эта развалюха и одной из них не стоит.
- Наверно ему сейчас важнее дом, чем иконы?
- Конечно, если учесть, что своей мазней он даже на сортир вряд ли заработает.
- Насколько я помню, все настоящие художники умирали в нищете?
- Зато другие на их полотнах теперь крутые бабки наваривают...
- Тогда как же определить, что сколько стоит?
- Никак! Конечно, есть каталоги, рейтинги и прочее, но все это фуфло...
- Да. Я тут по случаю раритет приобрел. Сейчас покажу.
Он порылся на полке и вытащил заветную коробочку. Художник повертел орден в руках и небрежно бросил его возле пепельницы.
- Приличная копия. Сколько заплатил?
- Копия?
- Конечно. В девяностые годы таких крестов наштамповали немерено. Был заказ от какого-то "Общества Патриотического Возрождения". Для музеев и выставок из старых монет точные копии русских орденов делали.
- Я полагал, он настоящий.
- Не расстраивайся. Прекрасная авторская работа, к тому же этот крест чистый. На нем крови нет. Или ты хотел вместе с чужими заслугами получить чужие грехи?
- Я об этом не думал.
- Слушай! Как-то обратился мужик к Богу: "Смилуйся, Господи, облегчи душу мою. Сил больше нет, влачить крест свой!" Бог ему говорит: "Пойди в кладовую и выбери там себе крест, какой пожелаешь" Пошел мужик и видит - огромные из дерева, увесистые из мрамора и тяжелые кованые кресты навалены на полу. Разыскал в углу маленький медный, что уместился прямо на ладони. "Можно мне этот крест нести, Господи?" "Его ты несешь с рождения своего" - отвечает Бог - "Ибо не дано знать креста своего, но каждый крест бывает по силам"
Художник попрощался и ушел, а Он еще долго стоял у окна, всматриваясь в наступающие сумерки. Орден признанный "новоделом" сиротливо лежал на столе. К белоснежной эмали прилип кусочек сигаретного пепла. Пришлось взять чистую салфетку и аккуратно протереть обе стороны. Теперь не было смысла прятать его в коробочку, а можно повесить прямо над рабочим столом, чтобы каждый день видеть всадника, пронзающего копьем неизвестно в чем провинившееся чудовище.
Болезнь постепенно отступала.
Тем более, что по сравнению со змеем Он чувствовал себя прекрасно.