В пять утра зал встречающих бишкекского аэропорта выглядит неуютно. Мутный полумрак. Толпа. Теснота. Пахнет забродившей плесенью. То и дело подходят бомбилы, тянут за рукав. Хорошо ларек открыт. Взял фляжку коньяка, чтобы заодно ароматизировать выхлоп. Дал себе установку сконцентрировать волю и собраться. Пара глоточков. Пауза. Ещё пара глоточков. Скушал половинку шоколадной конфетки. Появилась некоторая бодрость. Начали выходить пассажиры с рейса Жены. Допил остатки. Доел конфетку. Бывало хуже. Жена вышла почти последней. Выглядела бледной и усталой. Раскрыл объятия, пошел навстречу. Жена унюхала выхлоп за пять шагов.
- Хреново выглядишь. Что, допился? Ну, и пьянь же ты, - Жена не стеснялась в выражении своего возмущения. Такой у нее характер. - Сейчас у меня сил нет, и голова ужасно болит. Но завтра я тебе так врежу, что мало не покажется.
Домой ехали молча. На трассе темно, в машине тепло, музыка тихо играет. Как не боролся, сморило. Прикорнул, взяв сидевшую рядом Жену за руку и положив голову ей на плечо. Я был ей так рад! Она меня растолкала, когда мы подрулили к подъезду:
- Пошли, алкаш! Просто поражаюсь, где ты смог к пяти утра так нализаться.
- У меня был рабочий ужин с источниками, - признался я неосмотрительно.
- А потом баня с бабами, - съязвила Жена.
- Нет, бани не было, - я наивно пытался отвести занесенный над моей головой карающей меч. Мы вошли в лифт. Тусклый свет молочного плафона почему-то резал мне глаза. Виски ковыряла головная боль. Господи, и за что мне такие муки?
- Бани похоже действительно не было, - согласилась Жена: - Иначе бы от тебя так не воняло. Ну, а бабы?
- Баб тоже не было, - повторил я безнадежно.
- И чем же ты с твоими источниками до пяти утра занимался? - поинтересовалась Жена. Яду в её голосе хватило бы, чтобы убить меня тысячу раз.
- До четырех. В пять я уже был в аэропорту. - уточнил я для порядка. Хотя прекрасно знал, что положение мое абсолютно безнадежное. Живой труп.
- Хорошо, до четырех. - Жена щедро подарила мне завоеванные сантиметры.
- Пил, - признался я упавшим голосом.
Попасть ключом в замочную скважину было тяжелым испытанием. Жена с интересом наблюдала за моими манипуляциями. Но мне удалось сохранить лохмотья достоинства, открыв дверь с третьей попытки. Жена оглядела практически свободный от мебели интерьер. Пройдя в спальню и обнаружив там лежащий на полу матрас, на миг застыла в удивлении. Но быстро с ним справилась, разделась и залезла под одеяло. Я пристроился сбоку. Светало.
Проснулся около полудня от жуткой головной боли. Жена еще спала, тихо посапывая и наморщив во сне лоб. Чувствуя неотвратимость приближающегося возмездия, сумел помыться. Сейчас бы остограммиться, и все было бы чики-поки. Порылся на кухне, но Жена успела вылить вся запасы. Когда успела, вроде вместе легли. Встала что-ли потихоньку? Пустые бутылки вызвали печаль. Как-то мне было нехорошо. Необычно нехорошо. Резко завязать после месячного запоя - рискованное дело. Соответствующего опыта у меня не имелось, и к чему себя готовить, я не знал. Через пару часов начала кружиться голова. Прилег на матрас. Кружилась не голова. Вокруг нее кружилась комната. Стены распались на пластины, которые двигались независимо друг от друга. Вся комната колыхалась. Матрас вместе со мной беспорядочно болтался на волнах штормящих стен. Неудивительно, что меня укачало. Кое-как добрался до туалета. Там тоже все ходило ходуном. Для устойчивости обнял унитаз. Жена наблюдала. Молча.
Шторм усилился. Пластины стен помчались друг за другом по кругу, словно я ехал на карусели. Свозь зашторенные окна жидко сочился желчью слабеющий день. Время от времени проваливался в черноту, снова всплывал. Попробовал выпить воды, но меня била такая дрожь, что удержать стакан я не мог. Даже двумя руками. Когда снова подступила рвота, оказалось, что ноги не слушаются. Скатился с матраса на пол, который угрожающе накренился, и пополз в туалет на четвереньках. Невидимые волны бросали меня из стороны в сторону Зацепиться за унитаз стоило больших усилий. Смыв рвоту, опустил голову пониже и нажал на слив ещё раз, окатив лицо и затылок холодной водой. Чуть отпустило, но ненадолго.
Ударяясь о стены, вернулся к матрасу. Облегченно упал на него. И промахнулся. В последний момент матрас отъехал в сторону. Со всего размаху ударился о паркет. В голове что-то хрустнуло. Поймал матрас рукой, зацепился, взобрался на него. Будто из бушующего моря выбрался на спасительный плотик. Меня пронзил ослепительный страх. Я был уверен, что если свалюсь с матраса, бушующий паркет поглотит меня. Стены комнаты продолжали кружиться, но вдобавок пол с матрасом начали делать "бочки". Я то и дело оказывался висящим над потолком и судорожно цеплялся за матрас, чтобы не упасть вниз. Или вверх?
Жена вызвала "скорую". Мой добрый приятель Игорь с бригадой приехали через пять минут. Да и что им было ехать? Из ворот в ворота. Игорь сделал укол магнезии, потрепал по плечу. Мол, не бери в голову, дело-то житейское. На меня кое-как натянули одежду, и под конвоем двух крепких санитаров я на четвереньках пополз вдоль колышущихся стен в направлении прихожей. Заполз в лифт. С нижней площадки к дверям вела короткая лестница, ступенек семь. Единственным доступным для меня сравнительно безопасным способом преодолеть это препятствие было скатиться боком. Я уже прицелился и начал движение, но санитары разгадали мои намерения. Из машины принесли брезент, разложили на полу, перекатили меня поверх и втроем снесли по лестнице. На улице было темно и холодно. Сыпал мелкий снег.
Не без труда запихнули в машину. Длинноват оказался. Лежать на спине без подушки на жестких носилках очень неудобно. Поехали. Проезды около дома ухабистые, меня крутило-вертело и в виртуальном мире, и в реальном. Лекарство начало действовать. На смену леденящему страху пришло безразличие. Голова постепенно наполнялась ватой. Жена сидела на откидном стульчике рядом, понурив голову, и всю недлинную дорогу до больницы молчала.
В приемном покое пусто, холодно и темно. Одна лампочка на длинный коридор. Неподвижно лежать у меня получалось неплохо. Пришел дежурный врач. Чистый и отглаженный халат. Под ним виднелась белая рубашка с галстуком. Аккуратный вид врача рождал надежду. Попросил меня сесть на каталке. Стило пошевелиться, как снова начало колбасить. Трясясь всем телом, все-таки сумел.
- Как давно пьете? - поинтересовался доктор скучным голосом.
- Месяц. С лишним.
- Каждый день, - утверждающе уточнил врач.
- Каждый день, - подтвердил я на всякий случай, хотя врачу, очевидно, и так всё было ясно.
- По скольку? - врач поджал губы и наморщил лоб.
- Литр. Иногда больше, - ответил я, немного поскромничав.
- Водки? - доктор подержал меня за кончики пальцев. Попросил вытянуть руки. Посветил в глаза.
- Пополам с коньяком, - признался я без лукавства.
Жена и врач отошли в сторонку. Сначала врач что-то объяснял Жене. Она слушала. Потом Жена что-то говорила врачу. Теперь он ее слушал. Похоже они о чем-то договорились, потому что меня положили обратно на спину и куда-то покатили. На свете то ли экономили, то ли лампочки воровали, но всю дорогу по коридорам мы ехали в полумраке. Одно колёсико у каталки было погнуто, и она прихрамывала. Приехали в корпус. Длинный коридор, двери в палаты закрыты. Санитары в белых тужурках поверх ватников привезли кровать с панцирной сеткой, поставили вдоль коридора у стенки. Развернули ватный матрасик, накрытый шерстяным одеялом. Постелили белье. Поставили каталку параллельно и вплотную к кровати. Перепад высоты я оценил сантиметров в сорок. Уперся левым локтем и коленкой. Мне помогли повернуться на левый бок, в сторону кровати. Подтолкнули. Сделав четверть оборота, упал на матрас животом.
Подождал, пока унялась дрожь. Собравшись с силами, перевернулся на спину. Панцирная сетка под моим весом существенно прогнулась. Лежать было мягко и удобно. Жена куда-то исчезла. Стены коридора вели себя неустойчиво, но не кружились, а извивались на месте, как мираж над раскаленным шоссе. Терпимо. Бесшумно появилась Жена с пластиковым мешком. Вынула из него бутылки с прозрачной жидкостью. Где она их взяла среди ночи? Подошла медсестра, поставила капельницу. Жена молча сидела на стульчике сбоку. Я закрыл глаза и начал медленно падать в тартарары, кружась на лету как осенний лист.
Проснулся уже засветло. Стульчик у кровати пустовал. По левую сторону коридора шли двери в палаты. По правую большие окна, через которые струился жидкий серенький рассвет. В окно напротив моей кровати глядели голые деревья больничного парка. Посередине стены с окнами находилась дверь наружу. Когда она открывалась, в затхлый воздух коридора влетал морозный шар. С одной стороны, вентиляция. Но с другой, в коридоре и так было прохладно.
Получил в капельницу новую бутылку. Главная мука для лежачего больного, справлять нужду. Ноги по-прежнему не слушались. При самой невинной попытке сделать осознанные движения начинало колбасить. Вспомнился старый анекдот про алкашей с похмелья - "три раза кончил, а поссать так и не смог. Руки тряслись. " Совсем не смешно. Но утку кое-как освоил. А куда деваться? Хорошо в желудке ничего не осталось, и по-большому не тянуло. Единственное доступное развлечение, смотреть на входную дверь. Движение через нее оказалось вялым. И все медперсонал. Родственники, наверное, ближе к вечеру повалят.
Бутылка в капельнице убыла на треть, когда дверь в очередной раз распахнулась, и вошли двое мужчин. Оба киргизы. Одеты одинаково в длинные черные кожаные пальто и меховые ушанки. По коридору шли в ногу. Было в них что-то зловещее. Около моей кровати замедлились, почти остановились, и внимательно меня оглядели. Глаза у одного черные, у другого темно-коричневые. Взгляд цепкий, оценивающий. Не праздное любопытство. Скрылись в ординаторской, дверь шагах в пяти за моей головой. Напряг слух. Слышно несколько голосов, но разобрать удавалось только отдельные слова. "Лучше в коридоре...посетителей записывайте...вот телефон, сразу звоните если появится...пять дней, лучше неделю".
Тут дверь наружу опять открылась, вошла Жена. Села на стульчик. Сделала скан и объявила:
- Жив, значит.
- Наполовину. Ты устало выглядишь...
- Еще неизвестно, кто из нас первый концы отдаст. Ты со своей пьянкой. Или я с твоей. Ты же знаешь, мне перелеты с большим трудом даются. Вот и вчера в самолете плохо стало, кислородная подушка спасла. Вроде только оклемалась, тут ты в аэропорту в жопу пьяный. Как тебя сюда привезли, побежала по аптечным киоскам раствор для капельницы искать. У них же тут больные сами себе должны лекарства добывать. Ночь, темень, фонари горят один через пять. Подмораживать стало, скользко. Куда наступаю, не видно, под ногами лужи да канавы. Канализационную шахту без люка в последний миг заметила, уже ногу занесла. И никого. Я в шоке, от страха озноб бьет и руки почище чем у тебя трясутся. Тебе все по барабану, а я к таким приключениям совершенно не приспособлена. Просто ужас, ужас.
Жена опустила голову и замолчала, теребя в пальцах уголок простыни. Пальцы дрожали. По бледной щеке медленно ползла слеза. У меня защемило сердце. Ну, откуда я мог знать, что таким боком всё кончится? Принял бы сто грамм, потом ещё сто, глядишь, поддерживая тело малыми дозами через пару дней оклемался. Этот метод я неплохо изучил. Не разу меня не подвел. А тут с полутора литров до нуля. Сразу. Ни хрена себе торможение. Жена сморгнула слёзы, подняла взгляд в окно:
- Вышла к аптечным палаткам, купила раствор для капельницы. По дороге назад мужик увязался, но, как ты, тоже в стельку. Но подскользнулся, я только слышала, как он у меня за спиной на заледенвший асфальт с хрустом приземлился. Даже ойкнуть не успел. Когда ты заснул, чувствую, все, больше не могу, сейчас в обморок грохнусь. Вышла, на морозце отдышалась. Уже небо посерело, люди на улице появились. Поймала машину, оказалось, квартира совсем близко. Выпила чаю с сахаром, бутербродик съела. Подремала пару часов на твоем вонючем матрасе. Как можно жить в таком свинарнике, не понимаю. Вот, бульон тебе сварила.
Я попытался взять в руки термос, но не получилось. Жена горько вздохнула, налила суп в широкую крышку-чашку, подула. Попробовала, не горячий ли, и поднесла мне ко рту. Я отхлебнул. Вкусно. Послышался скрип кожи, и мимо, зафиксировав нас взглядом, прошли к выходу два черных пальто. Жена удивилась:
- Эти что, по твою душу приходили?
- Откуда у меня душа, - мрачно пошутил я: - Но то, что они из контрразведки, факт.
- Это точно, - со вздохом сказала Жена.
То ли про душу, то ли про контрразведку.
- Иди домой, дорогая, - предложил я, доев суп: - Отдохни. И я посплю. Мне так проще.
Жена спорить не стала. Дни стояли короткие, начало смеркаться. Под потолком коридора зажглись тусклые лампочки, бросавшие на пол круги жидкого света. Из дальнего конца коридора донеслись стоны и крики. Туда табуном помчалась из ординаторской дежурная смена. Через пару минут крики стихли. Я задремал. Сколько проспал, не знаю, под рукой ни часов, ни трубки. Разбудил меня звук стрельбы. Откуда-то близко, скорее всего из ординаторской, работали два "калаша" и крупнокалиберный пулемет. Скорее всего дегтяревский "Корд", может, "Утёс". Стрелки сохраняли спокойствие, словно находились в тире.
- Левее возьми, видишь, за деревом спрятался. Как высунется, гаси его. Бум-бум-бум-бум, неторопливо простучал пулемет.
- О-па, попал вроде.
- Да твоей пулей достаточно зацепить...
- Смотри, подкрепление подошло, сразу три БТРа. Вон, полезли, человек тридцать наверное.
- Сейчас длинную дам, и уходим.
Пулемет стучал без перерыва с полминуты. Тишина. Ответный огонь был шквальным. В ординаторской бабахнуло так, что у меня заложило уши. Под градом пуль в коридоре начали вылетать стекла. Пули отбивали штукатурку с противоположной стены, с треском пробивали деревянные двери палат. Воздух сверлили рикошеты. Спустя пару минут пол покрылся хрустящим слоем битого стекла. С нашей стороны двое отстреливались из-за входной двери, которая оказалась бронированной. Неожиданно стрельба стихла. Сквозь разбитые окна с улицы донеслось урчание мощного дизеля. Стрелки, пригнувшись, рванули в дальний конец коридора. Простучала очередь, но им повезло. Я поднялся с кровати и на карачках подобрался к окну. Всюду стекла, будь они прокляты. Приподнял голову над подоконником. На фоне рыжего городского неба чернели деревья больничного парка и силуэты бойцов. Урчание усилилось. В темноте я скорее почувствовал, чем увидел, более густую черноту танка. Из пушки вылетел сноп огня, от грохота выстрела я оглох. В тот же миг ударила взрывная волна. Я успел увидеть, как дверь исчезла вместе с куском стены в месиве разрыва. Что-то ужасно тяжелое и раскаленное ударило в голову, тут же в грудь. Тело разорвалось на куски. Меня не стало.
Неожиданно для себя открыл глаза. На стульчике сидел врач с пустым шприцем в руке. Тот же, который меня осматривал прошлой ночью в приемном покое. Его было легко узнать, очки, залысины.
- Чего орешь? - спросил он строго.
- Сон..., - ответил я вяло.
- Нет, дорогуша, это не сон. Это у тебя глюки пошли- объявил он, как мне показалось, с радостью. Привет от "белочки". Чего видел-то, помнишь?
Я посмотрел мимо него. В коридоре полный порядок. Пол чисто вымыт. Все стекла на месте. Как и входная дверь, запертая на ночь изнутри железной решеткой. Рассказал врачу про перестрелку.
- Нет, запахов не было. - Я напряг память: - Точно не было. Я ещё удивился, кругом стрельба, а пороховой гарью не пахнет.
- Жаль, - вздохнул доктор: - Мне для диссертации не хватает только "белочки" с обонятельным глюком.
- В другой раз, - попытался огрызнуться я.
- Ну-ну, - врач похлопал меня по плечу: - До утра проспишь без снов. А там подумаем, что дальше делать.
Проснулся я поздно. С ощущением тревоги, но не по какому-то конкретному поводу, а так, вообще. То ли американцы собирались ядерную войну начать, то ли снег мог пойти. Отлил в утку. Попробовал подняться с кровати. Пол встал ребром, ноги дрожали и подгибались. Сел боком, прислонился к стене. Так получалось. В коридоре появился Эртал.
- Алексей Борисович, дорогой, как Вы? Очень мы все за Вас переживаем! Я сейчас, врачу только объясню, какой Вы важный пациент.
Если он был не совсем пьяный, то во всяком случае, основательно поддавши. В своем элементе, значит. И точно. Из ординаторской донесся разговор на повышенных тонах, в котором то и дело брал верх голос Эртала: "Ты, жопник, слушай меня...лично головой отвечаешь...чтобы глаз не спускал...сгною в тюрьме...своими руками матку тебе вырву...". И так далее. Минут через десять Эртал вернулся, пунцовый как вареный рак, с безумным взглядом. Мне стало не по себе. Он вцепился мне в руку будто клещами, по щекам его потекли крупные слезы. Всхлипывая, запричитал:
- Алексей Борисович, ни о чем не беспокойтесь, я теперь здесь, на полу у Ваших ног круглые сутки буду, пока Вы не поправитесь.
- Какие новости в офисе? - спросил я, морщась от боли в руке.
- Все в порядке, дорогой Алексей Борисович, - зам неожиданно быстро успокоился. Отпустил мою измученную руку, размазал тыльной стороной ладоней слезы. И добавил, совершенно не к месту: - Танька уволилась, по собственному.
- С чего это вдруг? - удивился я.
- Хрен ее знает. Баба, она и есть баба. Джанибек говорил, что трахнуть ее попытался, а она вроде не дала. Дура.
Что-то тут не сходится. С какого такого перепугу Джанибек станет доверять Эрталу тайны сердца? Похвастаться победой, ещё куда не шло. Но трепать языком об амурных неудачах? Да и Таня скрывать от меня кобелиные проявления не стала бы. Она прекрасно знала мою неприязнь к таким национальным особенностям половых отношений. Эрталбек прервал ход моих мыслей, достал из-за пазухи помятую бумагу, разгладил на колене и протянул мне:
- Алексей Борисович, подпишите, пожалуйста. Командировка в Ашхабад, там региональная конференция по наркотрафику. - С откровенной бесстыжестью добавил: - Полечу через Стамбул, заодно там отоварюсь.
В моей ещё туго соображающей голове наступило просветление. Эрталбек собрался в Ашхабад. Рейд Бекдурды по тылам противника вполне мог вызвать легкую панику. Прежде всего, своей неожиданностью. Сеть требовала ремонта. Там у киргизов нал, уведенный из проекта. Тут меня осенило. Из-за паники случился запор. Движение нала остановилось. Близится время "Ч", а нал застрял. Подготовка переворота похожа на рулон туалетной бумаги. Чем ближе дело идет к выступлению, тем быстрее она раскручивается. Учитывая остроту ситуации, Эртал решился выступить в качестве сборщика. Вот бы его с деньгами накрыть... Но я выведен из строя, Бекдурды в могиле. Выхода на МНБ у меня нет. Каныбек... нет, не станет головой и генеральской пенсией рисковать. Да и Шапаков подумает, что подстава. Чтобы Эртала взять, придется целую спецоперацию проводить. У него в аэропорту везде глаза и уши. Эх, невовремя меня "белочка" скрутила.
- Эртал, я тебе сразу после приезда ясно сказал - один из нас должен оставаться на хозяйстве. Вдвоем не ходим в отпуск. Вдвоем не ездим в командировки. Сейчас я, считай, в командировке. Так что ты сидишь в офисе и рулишь.
- Алексей Борисович, Ваши дурацкие правила я больше выполнять не намерен. У нас не детский сад. Надо, значит поеду. Вас по-хорошему просили, не мешайте мне, - в пьяном голосе Эртала прозвучала открытая угроза.
- Это что, бунт?
- Не выёживайтесь, не надо, и так на ладан дышите. Чихну, и кирдык фитильку.
Зам поднялся со стульчика. С некоторым трудом. Вместо прощания бросил злобный взгляд и процедил:
- Поправляйтесь. Если получится.
Освобожденный Эрталом стульчик ещё остыть не успел, как появилась Жена. Суп она сделала уже погуще, с картошкой и тертой морковкой. Мне удалось немного унять дрожь в руках и поесть без её помощи. Передавая пустую чашку жене, скользнул взглядом по коридору. Наверное, такое ощущение бывает от удара током. На потолке появились то ли нарывы, то ли бутоны, из которых начали вылупляться рожи кошмарных чудовищ. Коридор опрокинулся. Теперь рожи вылуплялись снизу, а я висел над ними, судорожно цепляясь за панцирную сетку кровати. Это длилось мгновения. Кровать исчезла, и я кувыркаясь полетел вниз. Пол, или потолок, в общем то, куда я падал, превратилось в нечто зыбкое, покрытое радужной пленкой. Я упал спиной и начал погружаться. Пятно яркого света надо мной постепенно угасало, и наконец, потухло. Ощущения пропали.