Темно и холодно − это первое, что я почувствовал, когда пришел в себя. Никакой паники или ужаса я не испытал в этот момент. Но, как только ледяные пальцы сквозняка коснулись меня, я почувствовал жуткое отвращение. Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем я окончательно пришел в себя. Признаюсь, если бы я сейчас лишился всех своих пяти чувств, то прыгал бы до потолка. Если такое вообще возможно в моем положении. Тьма была кромешная, я даже не увидел собственных рук, когда поднес их к лицу. Но запах! Боже, что это за вонь! Хаос, гниль, смерть, разложение - я как будто бы увидел это все в одно мгновение. И в то же время я был частью этого. 'Нет! Они хотели, чтоб я так думал, но я не буду. Я не доставлю им такого удовольствия. Я еще жив!'
...Все началось, когда я был еще только министрантом (или, проще говоря, служкой) при небольшой приходской церкви на юге страны. Она была расположена за городом, и цивилизация еще не успела близко подступиться. В детстве я часто любовался этой церковью. Здание было очень старым и величественным на вид: толстую каменную стену снаружи покрывал слой пышной растительности, и от этого все казалось немного заброшенным. А над стеной возвышались две башни с бойницами, невероятно маленькими и узкими. Но, когда подходишь ближе, чувство заброшенности проходит. За стеной слышатся многочисленные голоса и звуки. Как только входишь в распахнутые дубовые ворота, перед тобой открывается другой мир. Такой простой и естественный, что ты невольно начинаешь в нем растворяться. Но полное погружение наступает в тот момент, когда входишь в главную залу церкви. Она обставлена просто, но от этого кажется еще более величественной. Перед твоим взором предстает позолоченный алтарь с удивительными узорами по трем сторонам. Справа от него стоит прекрасная белоснежная статуя Мадонны с младенцем на руках. Величественные колонны по обеим сторонам поддерживают балкончики и как гигантские стражи охраняют этот храм Божий. От самой двери до алтаря выстроились деревянные скамеечки для прихожан, а на уровне второго этажа по обеим сторонам блестели окна с цветными витражами. В солнечные дни свет, проникавший в храм, окрашивался во все цвета радуги и казался неземным.
Еще, будучи в приюте, я поступил министрантом в эту церковь и был абсолютно счастлив. А когда мне исполнилось восемнадцать, я уже знал, что мне делать и куда мне идти. И я остался. А спустя два года, я стал свидетелем 'большого' секрета настоятеля. У всех нас свои 'скелеты', но все же предполагается, что у священнослужителей их быть не должно. Что ж, все мы грешим, независимо от профессии. Тем не менее, эта самая профессия, может стать решающим фактором при выяснении тяжести греха. И я тому самый что ни на есть живой пример. Тот день не был воскресным, поэтому прихожан почти не было. Сейчас уже и не помню, зачем мне так срочно понадобился настоятель. И я, конечно же, не имел права врываться к нему в келью без стука и приглашения, но так уж получилось, и увиденное мною было явно из разряда гигантских 'скелетов'. У него на коленях сидел мальчик лет десяти со спущенными штанишками, а рука Настоятеля нежно поглаживала детские волосенки...
Снова подул сквозняк, и смрад разложения сотен трупов накинулся на меня. Мне тут же стало плохо и тошнило до тех пор, пока в желудке не осталось ничего, кроме самого желудка. Видимо, прошло не так уж много времени, как я думал, с момента, когда меня вырубили, потому как вышло из меня довольно много из того, что не успело перевариться. Я весь покрылся испариной от тошноты. И еще эта вонь. Невыносимая вонь. Перед тем как отключиться, я подумал о том, что именно так, должно быть, смердит в аду.
Очнувшись во второй раз, я чувствовал себя еще хуже. Испарения смерти явно не пошли мне на пользу. Надо поскорее найти выход. Но для начала нужно понять где я, чтобы знать, откуда придется выбираться. Так как на глаза надежды никакой, я попытался ощупать пространство вокруг себя. Лучше бы я этого не делал. Пальцы левой руки тут же увязли в какой-то жиже. Видимо здесь меня и тошнило. Правая же нащупала череп с кусками еще не до конца отвалившейся плоти. Я стал щупать его двумя руками, чтобы определить человеческий ли это череп. Мизинец тут вошел в глазницу, выдавив остатки глаза. 'Боже! Ну и мерзость! Вот она − тленность человеческого тела. Правда, когда про это просто рассказывают, то представляется не так мерзко'. Что ж, возможно, что я даже знаю, где нахожусь.
...Однажды до меня дошла чудовищная сплетня, в правдивость которой я не поверил ни на секунду. Сейчас уже подозреваю что зря. Поговаривали, что неугодных людей Настоятель хоронит заживо. Не то чтобы я верил, что он на такое способен, но тот факт, что я все еще был жив и здоров после увиденного когда-то, здорово оправдывал его в моих глазах. И вот я здесь. Живой. В руке человеческий череп и, словно одеяло, меня окутывает аромат одного или больше не до конца разложившихся бедолаг.
Рука дернулась в приступе отвращения, и череп тут же отлетел в сторону. Для своего же психического здоровья я решил больше не шарить по полу руками. Мало ли что еще. Разумнее для начала все-таки определить, смогу ли я встать. Руки взмыли вверх и тут же наткнулись за земляной потолок. Макушка чуть-чуть не доставала. Огромный минус данного открытия состоял в том, что мне все же придется шарить по полу руками, передвигаясь на четвереньках. Немного оправившись от обморока, я отправился на поиски 'света в конце туннеля'. Ирония заключалась в том, что искал я совершенно противоположного. Двигаться в темноте ползком ужасно неудобно, а в моем случае еще и мерзко. Сначала я подумал, что нахожусь в некотором подобии братской могилы. Тела и все, что от них осталось, были повсюду. В принципе, я не сильно ошибся. Я вспомнил, что очнувшись, почувствовал дуновение. Значит, где-то есть выход. Должен быть выход!! ДОЛЖЕН! Черт. Мыслить здраво в таком положении чертовски сложно. Я решил ползти, пока не упрусь в стену. Вони я уже почти не ощущал, да и вообще запахов в принципе. Запахи...
...Запах черничного пирога, гардении и Мэри... Мы стояли под окнами кухни, где сестра Агата пекла пирог...
Стоп. Стоп. СТОЯТЬ!! Не отключаться! Нужно двигаться, пока есть силы. Я полз, наверное, целую вечность. Но в итоге уперся головой в стену. Именно так. Можно сказать, врезался макушкой с разбега. Хотя какой, к черту, разбег у меня был... не важно. Главное стена. Стена. Необходимо ее обследовать, но... Стена на стене и стеной погоняет... Ха!!! Так. О чем это я...
...запах Мэри. От нее пахло гардениями и свежей выпечкой...
− Меня еще никогда и никто не целовал. − Она вдруг замолчала и сделала глубокий вдох, а затем с шумом выдохнула. Казалось, каждое слово дается ей с трудом. − Ты умеешь... − снова глубокий вдох и выдох. − Все девочки уже... − вдох. − Поцелуй меня!!!
Это было у сарая, под навесом поленницы. Мы стояли так близко друг к другу, что я слышал, как она затаила дыхание. Ей было около четырнадцати. Наш приют не был чисто женским, но в последнее время из мужского населения здесь были только мальчишки до семи лет и дьякон почтенного возраста. Мне было семнадцать на тот момент. И не трудно было догадаться, почему она пришла ко мне. Я был чем-то вроде одинокого Адама. Девочек было пятеро. Все были почти одного возраста. Весьма волнующего возраста. Еще не бабочки, но уже и не гусеницы. Куколки. Самое подходящее для этих вечно хихикающих по углам человечков название. Сара была первой. Однажды, когда я был в саду один и набирал яблок для пирога, ко мне подошла Сара. Она подошла так быстро, не говоря ни слова, что я опешил. Какое-то время она просто смотрела мне в глаза. Когда я уже хотел узнать, зачем она пришла, Сара взяла моё лицо в свои руки и, помедлив всего секунду, быстро поцеловала меня в губы. А затем исчезла так же стремительно, как и появилась...
Возвращаться в реальность с каждым разом все тяжелее и тяжелее. На этот раз мне потребовалась почти минута, чтобы осознать, где я и кто я. Что и сказать - это весьма болезненно. Мне даже пришлось ущипнуть себя, чтобы понять, что я не сплю. 'Что было до того как я отключился?'
− Ты почти умер, − услышал я свой голос. И, что скрывать, услышать человеческий голос (пусть и свой собственный) весьма успокаивающе.
− Я что-то нашел... и что-то хотел сделать. Но что? А что я помню последним?
− Я шарил по стенам, - ответил я сам себе. 'Господи, разговариваю сам с собой. Схожу с ума'.
− Еще бы не сойти, находясь столько времени в таком месте с кучей трупов и запахом разложения. Без воды и еды. − В животе тут же заурчало, а во рту пересохло.
− А как долго я здесь?
− Определить почти невозможно. Я не знаю, сколько находился в обмороках, − ответил я сам себе.
Я решил снова начать с того на чем остановился и почти сразу же обнаружил в стене углубление. Я едва не запрыгал от радости, если бы мог, конечно же. Это оказалось не просто углубление. Это было какое-то подобие тоннеля. Я тут же попытался в него влезть. Это оказалось не так-то просто. Человек, что рыл его, был определенно не таким крупным, как я. Еле втиснув плечи, я стал продвигаться словно червь. Хотя как еще можно себя назвать, ползая в земле? Пожалуй, я могу сравнить себя с кротом. Слепой и почти беспомощный. Впрочем, крот все равно чувствовал бы себя здесь более уместным, чем я. Продвигался я очень медленно, но все же преисполненный надежды на свободу. Но, наверное, немного преждевременно было радоваться удаче, так как, не проползя и десяти метров, я снова уткнулся макушкой в стену. Боже, я чуть было не расплакался от обиды. Как только я втиснулся в этот туннель, воображение тут же нарисовало мне чудесное спасение. А теперь оно рисует мне только медленную и мучительную смерть в этой 'братской могиле'.
− И что теперь? − вопрос словно повис в воздухе.
И вот, когда я уже собрался выползать назад в 'смрадный погреб', моей руки коснулся какой-то металлический предмет. Обшарив рукой пространство вокруг, я обнаружил сначала кости человеческой руки, а затем пистолет, который она, скорее всего, сжимала. Он был весь покрыт комками земли, но это определенно был пистолет. Возможно, им бедняга и копал себе путь, не найдя лучшего применения. Несомненно, неудачно, о чем свидетельствовали и то, что далеко он не продвинулся, и то, что мой друг по несчастью был уже мертв. И вот силы, что добавила мне надежда на скорое спасение, стремительно покидают меня. Похоже, я снова отключаюсь...
В очередной раз вернувшись из небытия, на этот раз без видений, я испугался. Во-первых, я был слеп. Ну, может и не физически, но ведь технически я ничего не видел. От жажды у меня распух язык. Желудок ужасно болел. Запаха я уже не чувствовал, но дышать было трудно. Я долго не мог понять, где нахожусь. Все это просто обрушилось на меня после пробуждения. Я все еще был в тоннеле. Я тут же начал поспешно выбираться оттуда. И вот, я снова там, откуда и начал. Сижу, прислонившись к стене, а моя рука все еще сжимает чертов пистолет. Но, как оказалось, судьба приготовила мне еще пару сюрпризов.
Сначала я услышал шум, похожий на тот, что ты слышишь, когда выкидываешь мусор в мусоропровод. Летящий скользящий звук. Наверное, в другое время я бы испугался этого звука. Но сейчас я был рад. Я не оглох. И это приносило мне огромное облегчение. Затем я увидел слабый свет в потолке. (Я не ослеп. Какое облегчение.) Всего секунда. Затем что-то большое и тяжелое упало на землю. Я быстро подполз к тому месту, где по моему мнению должно было приземлиться нечто. И... как больно это осознавать... это было тело. И если быть точным − после беглого осмотра - труп мужчины. Не знаю, как долго он уже мертв. В желудке угрожающе заурчало. И тут я вспомнил, каким образом здесь появилось тело. Люк! Он должен быть прямо над трупом. Я протянул руки к потолку и нащупал что-то вроде металлического диска. Я быстро ощупал руками люк на потолке. Он, конечно же, был закрыт. Я попытался открыть его, толкнув плечом... еще раз и еще. Ничего. Черт, только плечо отбил. От досады и усталости я рухнул на землю, прислонившись к стене. Точно в том месте, где несчастный пытался вырыть себе путь на свободу. А через минуту я услышал свой голос, и он показался мне совсем чужим:
− Будь ты проклят, настоятель!! Будь проклят...
− Он должен быть наказан! Как только ты выберешься...
− Если выберусь, ты хотел сказать.
− Нет! Когда выберешься. Он поплатится!
− Ты все еще уверен, что это он?
− А у тебя есть сомнения? − Живот болезненно сжало.
− Ты должен обыскать новоприбывшего. Вдруг у него есть хоть что-нибудь что можно съесть... нога, например...
− Ты с ума сошел! Я не собираюсь его есть. Это каннибализм!
− Даже на пороге гибели? − произнес совершенно новый голос. − Я уже мертв. А у тебя еще есть шанс.
Сердце на мгновение замерло. Чей это голос?
− Мы с тобой не знакомы. Да и важно ли это сейчас? Главное - я твой единственный шанс выжить.
Голова закружилась, и сильная тошнота подкатила к горлу.
− Я не сумасшедший! Я здесь один, и говорю сам с собой.
− Да брось ты это. - Сильная мужская рука сжала плечо. - О какой реальности можно сейчас говорить, учитывая ситуацию? Ты изголодался, тебя мучает жажда. А я могу тебе в этом помочь. Ведь тебе нужны силы для...
− Зачем!? Зачем мне продлевать свои мучения, да еще и таким способом? И это... − Я заколебался на мгновение. - Это против человеческой природы!
Я слышал, что мой голос перешел на визг, но ничего не мог с этим поделать...
А голос незнакомца продолжал звучать. В моей голове?.. Или наяву? Это важно?
−Ты волнуешься. Я понимаю. Но успокойся. Я не настаиваю. Можем обсудить это позже. А пока проверь мои карманы. Вдруг там что-нибудь ценное завалялось.
Предложение было дельное. Что не говори, а у 'свежего' может и шоколадка отыскаться, и тогда не нужно будет его есть. Есть!? Что же это? Как я могу даже думать об этом...
Я начал обшаривать карманы. Тошнота все еще подкатывала, но чувство голода было сильнее. Зажигалка, сигареты, какие-то бумажки... несколько монет, нечто в шуршащей обертке... конфета? Карамелька!! Боже! Я осторожно ее развернул, чтобы ненароком не уронить - руки сильно дрожали. Это была самая вкусная конфета в моей жизни! Я отполз обратно к стене и, прислонившись, расслабился. Но не смог надолго продлить это состояние. Мысли снова вернулись к настоятелю.
То время, что он его знал, Настоятель был ужасен. Более неподходящей профессии для этого человека и быть не могло. Та сцена с ребенком, которую он когда-то застал, хотя и была отвратительна по своей сути, все же не была единственной. Через его руки (и даже боюсь предположить что еще) прошел не один мальчик. Еще одно богохульное занятие, что он себе позволял, было разорением могил. При церкви было кладбище, где было принято хоронить обеспеченных граждан. И многих хоронили вместе с драгоценностями. О чем не мог не знать Настоятель. А я знал, потому что помогал ему в этом. Не хочу оправдывать себя тем, что он заставлял меня. Первый раз он пригрозил тем, что попросит своих друзей избить меня до полусмерти. Последующие разы я уже и сам не сопротивлялся - я стал сообщником. Так же он постоянно собирал пожертвования на нужды церкви. И нужно ли говорить, что деньги он присваивал себе. И как бы я не боялся, не осуждал и не призирал его - тюрьмы я боялся больше. И вот настал день, когда к нам приехал сам кардинал. Он остановился у нас на пару дней - проездом. Эти пару дней настоятель был сам не свой. Он боялся оставлять меня наедине с кардиналом. Боялся, что моя совесть заставит меня все ему рассказать. В первую ночь он даже пригрозил мне расправой. До второй ночи я не дожил. Вернее настоятель так думает.
От всех этих мыслей кровь моя закипала.
− Он сама тьма!! - услышал я голос. Мой голос.
− И ты все еще считаешь, что он не заслуживает смерти? Он подобен сатане.
− Думаешь, после стольких лет рабства у этого... этого... − я начал задыхаться от негодования и гнева. − Думаешь, я все еще верю в бога!? - выдохнул я.
− Я думаю, тебе стоит изменить свои взгляды, учитывая, что ты, несомненно, был в услужении у самого дьявола, - продолжал голос. − Разве ты не заметил рогов на его лбу, которые он постоянно пытался спрятать под волосами.
− А ведь и правда. Он всегда постригается так, чтобы прикрыть лоб.
− Представь, какая награда тебя ожидает, если ты повергнешь владыку тьмы. Тебе нужно лишь восполнить свои силы.
И тут я почувствовал что, что-то держу в руках. Что-то мягкое и слегка прохладное.
− Тебе нужны силы, − повторил голос. − Ты должен жить, чтобы отомстить!
Моих ноздрей коснулся дразнящий аромат чего-то съедобного. Я поднес предмет в моих руках ближе к лицу, и рот тут же наполнился слюной - это был запах жареной курицы и картошки фри. Впиваясь в мягкую плоть зубами, я уже не сомневался, что это подарок свыше. Господь благословил меня этим даром. И впервые за долгое время я искренне помолился.
− Это будет не местью, - сказал я, покончив с трапезой. - Я совершу правосудие во имя Господа Бога!
Услышав эти слова, я понял, что обрел смысл. Обрел предназначение. А после я уснул. На этот раз совершенно без сновидений.
Проснулся я совершенно разбитый. Усталость так и наваливалась. Голова кружилась, а во рту был солоновато-металлический вкус.
− Кажется, у меня в кармане кое-что есть, чтобы смочить твое горло и, возможно, даже немного тебя взбодрить, − снова подал голос мой незримый собеседник.
− Кто ты? И почему помогаешь мне? − спросил я, снова обшаривая карманы вчерашнего бедняги.
− А кем ты хочешь, чтобы я был?
Я немного заколебался.
− Может, тебя послал Бог, чтобы вернуть меня на путь истины? − догадался я, найдя, наконец, то, чего, как мне казалось, сейчас не хватало − маленькую бутылочку. По форме наощупь она была похожа на те, что бывают в барах гостиничного номера. Я тут же открыл ее и осушил одним глотком. Горло приятно обожгло, и я блаженно откинулся на стену. Вязкий туман опьянения окутывал меня. Но усталость стала еще более ощутимой. Рука вдруг дернулась, и бутылочка, вылетев, разбилась.
− Тебе нужно еще немного сил. Поешь и немного поспи еще. Завтра большой день, − твердил голос.
И, не церемонившись на этот раз, я ел его вторую ногу, не отделяя ее от тела.
Засыпая, я чувствовал, что моя рука немного подергивалась. А еще я был сыт.
Когда я проснулся, все было как в тумане, но я точно знал, что мне делать. Я взял кость, что осталась от вчерашнего обеда. Нащупал люк, из которого появился мой друг. И вскоре, используя кость как рычаг, мне удалось выломать крышку, а затем я вдруг обнаружил себя стоящим под дождем у открытого люка. Кусок жизни словно вырвали из памяти. Но разве это так уж важно. Я выбрался! Я живой.
Невдалеке виднеется церковь. Мокрые от дождя, позолоченные купола мягко поблескивают в лунном свете. Я подставил лицо дождю. И сложил руки в молитве, но правая снова непроизвольно дернулась.
− Это ничего, − успокаивал я себя. − Это неважно сейчас.
И уже не обращая внимания на подергивания, несколько раз прочитал 'Отче Наш'. Это меня всегда успокаивало. А затем под стройный хор цикад и сверчков, с пистолетом в руке и тяжестью на сердце я двинулся к месту моего предназначения.
Было уже далеко заполночь. В церкви никого не было, и меня никто не останавливал. Дождь усилился, и, когда я вошел в большую залу, вода лилась с меня ручьями. Шаги гулким эхом отскакивали от стен. Свечи потрескивали у алтаря, слабо освещая истощенную фигурку Спасителя Нашего. Все было таким величественным и недоступным. Священная обитель. Но взглянув Ему в глаза, я почувствовал всю ужасную тяжесть своего предназначения. Но только укрепился духом...
Снова провал.
Я в кабинете настоятеля, а тот стоит на коленях ко мне спиной, и мой пистолет приставлен к его затылку. Он причитает. Умоляет меня о прощении. Умоляет Меня о Прощении!!
− Время для исповеди прошло, - долетели до меня мои слова. Рука все еще дергается, но правосудие настигает свою цель.
Я сидел, раскачиваясь, на полу, пока теплая и вязкая жидкость обволакивала мои грязные конечности.
− Моя епитимия свершена, Отче. Но я так устал...
Оружие приятно холодило руку. Дуло смотрело на меня непроницаемой тьмой. Рука снова дернулась, и снова раздался выстрел. Грудь словно прожгло насквозь. От такого удара я тут же упал на спину, и рот стал наполняться кровью.
'Прости меня Господи', − проносилось у меня в голове, − 'и прими в свою обитель'.