"Бабушка, а что ты делаешь?" - Внук засмотрелся на красивые ровные стежки, которые бабушка наносила на ткань толстой иглой с шерстяной ниткой.
"Штопаю папе твоему носки, чтобы не ходил как Ахиллес!" - засмеялась бабушка.
"А мама говорит, что легче купить новые, чем старые штопать. А кто такой Ахиллес?".
"Ахиллес - могучий герой, почти непобедимый. Одно только место было у него уязвимым - его пятка. Ни за что его не могли победить враги, пока не узнали об этой слабости", - бабушка помолчала...
"Знаешь, родной, легче - оно не всегда лучше. Хочешь..."
"Ба-бу-шка! И ты еще спрашиваешь, хочу ли я послушать твою новую сказку?!" - с восторгом перебил ее внук.
"Если не будешь больше перебивать, так и быть, расскажу. Не будешь?"
Внук отчаянно затряс головой, крепко зажав рот рукой, а затем, на всякий случай уткнулся лицом в подушку так, что видны были только большие круглые глаза и слегка оттопыренные уши.
Бабушка рассмеялась, глядя на внука. А потом грустно вздохнула: "Слушай!
Шла война. Великая Отечественная война. Отечественная, потому что русский народ защищал свое Отечество - землю своих отцов и дедов, предков. Тех, кто жил до нас на этой самой земле, родной, русской. Нашей с тобой родине - России. А еще раньше она называлась Русь. Поэтому мы с тобой русские.
У одной женщины был единственный сын - вся ее родня на белом свете. Когда война началась, только-только ему семнадцать лет исполнилось. Накануне он во дворе мяч гонял с друзьями. И порвал свою любимую фланелевую рубашку в красную и зеленую клетку - вырвал нагрудный карман "с мясом". Давно та мала ему была, а никак не хотел с ней расстаться. Все шутил: "Это моя вторая кожа. Я к ней душой прирос!" Мать положила ее в стирку, чтобы потом погладить и заштопать - небогато они жили. Да и незазорно было тогда с заплатками ходить. А еще, оказывается, любимая одежда с нами крепкую связь имеет... Как и все, что мы любим.
Постирала она рубашку, а на следующий день не до штопки стало. Сын добавил себе год и ушел воевать. А потом столько всего на женщин навалилось. Приходилось работать много, за тех, кто воюет, за тех кто погиб. А продуктов было все меньше и меньше. Голодали старики, женщины и даже дети.
И все-таки, мы победили в этой войне!
Письма от сына приходили сначала часто, потом все реже и реже. А потом вдруг совсем перестали приходить. Мать продолжала писать ему и свято верила, что он жив и обязательно вернется домой. Молилась об этом каждый день Богородице. Мало ли на войне из-за чего перебои с почтой бывают?
А однажды в особенно холодную и голодную пору услышала какой-то странный звук на крыльце. Вышла, а там еле живой стоит мальчик. Тощий и слабый до того, что ветром качает. Сжалось у нее сердце, так напомнил он ей сына! Тут ребенок покачнулся и упал бы, если бы не подхватила его, да не прижала к себе. Откуда силы взялись - на руках внесла в дом. И заплакала, глядя на его худенькие плечи, изможденное, посиневшее от холода лицо. А на нем огромные синие глаза, бездонные от горя, выпавшего на его долю. Ни о чем не спросила его мать. Нагрела воду - раздела и вымыла всего. У мальчишки и сопротивляться сил не было. Напоила горячим морковным чаем с ложкой меда. Берегла его с мирных времен на самый крайний случай.
Два дня он бредил. Мать все свободное время проводила у его кровати. Не зная его имени, называла его сынком или именем сына. И вкладывала всю материнскую любовь в уход за больным. В конце концов, начал он оживать, в себя приходить.
И на седьмой день смог рассказать матери о том, что вся его семья - мать, бабушка и маленькая сестренка погибли в доме, от прямого попадания снаряда.
Он выжил чудом. Сам не знал, сколько дней шел, куда глаза глядят. Без цели и без смысла. Не помнит, что ел и пил. Наверное, был контужен при взрыве.
"Бог уберег!" - думала мать, глядя на крохотный простой нательный крестик, который висел у него на шее на прочной шелковой нитке.
Делила она на двоих скудный паек - одному впору ноги протянуть. А на сердце у нее теплее стало. Да и мальчик медленно начал возвращаться к жизни.
Наконец, захотел он встать на ноги и пройтись по комнате. Тут мать поняла, что ему нечего надеть на себя. И вспомнила о рубашке сына, которую так и не успела заштопать. Примерила, и пришлась та парнишке в самый раз. Ей даже показалось, что рубашка меньше размером стала. Села она за работу - поскорей заштопать рубашку. Взяла ее в руки и удивилась - рваные края словно опалены огнем. Работает мать, привычными движениями стежки кладет ровные, аккуратные, любовно складки разглаживает, а сама сына вспоминает. Как его светлые волосы пахнут, ясные серые глаза лучатся. Не заметила, как закапали слезинки из глаз. Скатились прямо на шов, весь его пропитали насквозь. Штопает, а слова молитвы горячей так и рвутся из сердца. А когда мать, закончив работу, нитку откусывала - подивилась, стежков почти не видно стало.
Одела на мальчика и залюбовалась, так ему шла эта рубашка! А он подошел к старому буфету и вздрогнул, увидев иконку, что у матери в глубине ниши стояла. Мать подошла, погладила его по плечу: "О чем задумался, мой хороший?" "Я ее видел. Эту женщину. Когда шел по улице. Сначала мне было очень холодно и хотелось есть. А потом почему-то я перестал чувствовать и голод, и холод.
Все ушло куда-то, словно во сне. Показалось мне, что я умер.."
И увидел он белые ступени, прямо в воздухе перед ним. Вели они к белой двери. Дверь открылась и оттуда вышла женщина, вот такая, как на иконе. И так приветливо махнула ему рукой, что он к ней руки протянул и... Дальше не помнил ничего.
Мать обняла его и прижала к груди: "Да ты ко мне на руки и упал. Видно, последние силы кончились. Богородица тебя спасла. Тихвинская Божия Матерь. И тебя спасла, и мне утешение послала! Если ты не против, я тебя буду звать Тихон, Тиша?"
А через несколько месяцев получила она письмо от сына. Писал он, что был ранен и чудом выжил. И вот каким чудом: "Попала моя рота в засаду на окраине маленькой деревни. Все до единого бойца погибли в неравном бою. Я потерял сознание от рваной раны в груди. Очнулся в полной тишине и увидел, что лежу в сарае под копной сена. А потом и спасительницу свою увидел. Девчонку лет двенадцати. Она одна сумела спрятаться так, что фашисты ее не нашли. Всех остальных жителей расстреляли. Увидела она меня без сознания и поняла, что живой. Забросала каким-то тряпьем - всем, что под руку попало. А когда враги ушли - доволокла до сарая и спрятала под ворохом соломы. Только когда рану разглядела получше, заплакала: "Ой, не жилец ты, солдатик!"
Да еще чем кормиться они будут, тоже не знала. На следующее утро слышит шорох на крыльце. Испугалась она, а через некоторое время осмелела - выглянула из-под вороха соломы, да и разглядела в щель между старыми досками сарая козу. И вымя у той - полное молока. Откуда она взялась - ума не приложить. Вот радости было! Молоко нас и спасло. Да еще то, что бабушка у нее была знахаркой, поэтому внучка тоже в травах разбиралась. Вот и стала лечить меня настоями, да припарками из разных трав, да еще глиняными лепешками. Нашла в воронке от снаряда синюю глину, которой бабушка ее все болезни лечила. Да только, несмотря на все ее усилия, рана никак не заживала. Отчаялась совсем было девчонка. Я в бреду лежал, а она просидела рядом всю ночь, то молилась, то плакала, уже как бы прощалась. Не заметила, как уснула... И такой ей сон привиделся! Будто над раной моей женщина с сияющим светлым лицом склонилась и ниткой зашивает рану.
Проснулась в слезах, но с такой уверенностью, что теперь все хорошо будет. Так и случилось. Взглянула на рану и ахнула! Чудесным образом рана взяла, да и затянулась. Да еще такие черточки по краям сросшейся кожи, словно стежки аккуратненькие при штопке. Стал я быстро поправляться. А девчонка, хоть и мала совсем, а заявила так серьезно: "Ох, сильна молитва чья-то за тебя! А еще мои слезы помогли, как живой водой тебя смочила ими с головы до ног. Чуть не утопила! Недаром меня Зоей зовут. Бабушка говорила, что Зоя - значит Жизнь. Вот!"
Так втроем с козой мы и жили, пока я не смог встать на ноги. Как до своих добирался - при встрече расскажу. Теперь я в госпитале долечиваюсь и в скором времени собираюсь домой на побывку. Да еще я день тот - второго рождения - запомнил на всю жизнь..."
Тут мать ахнула: "Тот же самый день, в который мы тебе новое имя дали, Тиша" И улыбнулась сквозь слезы: "Был у меня один сынок - Богом данный. А теперь и второй - Богородицей посланный!"
Обняла его, прижала к себе. Погладила по спине и говорит: "Береги рубашку эту, родной, хорошо? Хотя бы.. .до конца войны".
Внук, уткнувшись в теплый бабушкин бок, пробормотал: "Бабушка, а я маме кем дан - Богом или Богородицей?"
"Знаешь, все мы, вечные души, Богом даны своим родителям. Ну, а мне, по знакомству, еще и Богородицей. Очень уж я ее молила о таком, как ты, внуке" - бабушка ласково потрепала его за чуб.
"А нас она любит, твоя Богородица?" - задумчиво спросил малыш.
"Она не только моя, родной. Она за всех нас заступница перед Богом". - Бабушка удивительно легким движением руки перекрестилась, повернувшись в сторону старенького комода, в нише которого стояла ее любимая икона Тихвинской Божией Матери.
"И ты научишь меня штопать носки? Я буду, как Ахиллес, только, с заштопанными пятками! Меня никакие враги не побьют!" - глаза мальчика сверкали.
"Ни за что им не поддавайся!" - подтвердила бабушка.
Внимательно посмотрела на внука и улыбнулась: "Конечно, родной, научу. Даже если ученые люди придумают, как решить проблему с носками, раз в жизни, да пригодится любое умение. А этот раз может оказаться самым важным, правда? Ну, беги, поиграй, неугомонный мой". Бабушка разгладила указательным пальцем почти незаметный шов, любуясь законченной работой.