Она проснулась совсем разбитая. Ей было страшно. Страшно просыпаться и страшно вставать с постели. Страшно входить в соседнюю комнату к сыну. Страшно выходить на улицу и оставаться в квартире, наедине со своими мыслями.... Ей было страшно жить.
До вчерашнего вечера единственно, в чем она была непоколебимо уверена, так это в том, что никогда не покончит с собой. И вот что-то случилось! Что-то страшное и непоправимое. Или она - больше не она. Или мир перевернулся.. Вчера вечером она решилась... И если бы еще в состоянии аффекта. Нет! В здравом уме и твердой памяти, как говорится.
"Боже мой! До чего я дошла!" - мысленно восклицала она, пытаясь молиться и просить помощи и защиты. Но в груди у нее было пусто и холодно. А ум совершенно трезво раскладывал по полочкам, что и как нужно делать. Кто-то внутри время от времени вяло возражал на это, но она прекрасно понимала, что сердце ее умерло. Что эмоции ее иссякли. И она готова отдать душу,.. потому что у нее просто нет другого выхода.
На работе наверняка уже не ждут ее возвращения "с больничного". Она устала видеть испуг в чьих-то глазах. Понимать, что при ней стараются не смеяться и даже громко не разговаривать. Как у постели смертельно больного. Списали со счетов.
Соседки не заходят. На улице встретятся и кроме погоды не знают о чем говорить. После смерти матери я никому не нужна. Ярмом на шею.
"Я прекрасно понимаю, что делать этого нельзя. Что ничего хорошего после этого быть не может. Но у меня нет выхода. Еще немного, и я сойду с ума. Я не выдержу... Операция за операцией, которые будут ускорять процесс... "Могут вызвать...", - признался врач. А жить калекой?!". Голос ее слегка дрогнул. "Сын! Я не стану для него непосильной ношей, обузой. Это единственное, что имеет теперь смысл".
Она все предусмотрела. Сына вчера вечером отвела к лучшей подруге. Она одинокая, да и не бросит крестника. К тому же она психолог. Сказала им, что съездит с ночевкой на дачу забрать банки с вареньем и солеными огурцами.
В первую очередь, я пошлю подруге два письма (два - на случай, если одно потеряется). Написала ей, что прошу в моей смерти никого не винить и не искать меня. Место я присмотрела отдаленное. Не думаю, что там найдут..., а тем более опознают. Распоряжения насчет сына. Описание, где лежит сберкнижка с теми небольшими сбережениями, которые ей удалось скопить. После развода она бралась за любую возможность подработать рядом с домом, лишь бы была возможность присматривать за сыном.
Написала и адрес его отца... На всякий случай. Квартира у них неплохая. Пока сдавать можно.
Она вышла из дома. Впервые в жизни она абсолютно никуда не торопилась. Не строила планов на будущее. Окончательное решение сделало ее странно, необычно свободной. Она не хотела больше ни о чем думать. Запретила себе это. Ей хотелось идти, бежать, лететь... Убежать от... себя? От своего решения? Хотелось устать до изнеможения. И ей было абсолютно все равно, как на нее смотрят люди. Напоследок.
Ей не на что было надеяться. Нечего ждать! Ей не о чем больше беспокоиться, незачем суетиться. Она смотрела на спешащих мимо людей, словно из другого, параллельного мира.
И ничуть не удивилась, когда людской поток вынес ее к станции. Отметила про себя, что пятница - полгорода выезжает на дачи. Хотя рабочий день еще не закончился.
Машинально встала в очередь за билетами.
Посидела на перроне, пропустив две электрички. И по привычке села в третью - идущую только до ее садоводства.
Народу было сравнительно немного, она даже устроилась у окна. Раньше дорога успокаивала, приводила в порядок мысли. Но сейчас она ощущала какое-то смутное беспокойство, тревогу... Промелькнуло несколько станций. И вдруг она вспомнила, что ей нужно не на дачу. А совсем в другое место!
"Другое Место!" - ее до глубины души потрясло значение этих слов. Она попыталась отвлечь себя: "Пересяду потом. Как можно позже. Может, на конечной остановке".
Перед глазами возникло: "Конечная остановка. Конец".
До сих пор она думала о самом факте смерти отвлеченно. Продумывала, как сделать все лучше для других, для сына. Оформляла бумаги. Писала письма. Даже представляла себе похороны. Соболезнования сотрудников, соседок. Запрещала себе думать о состоянии сына. Убеждала себя, что подруга привязана к нему, как к родному ребенку. И своих у нее уже не будет.
Не будет. Ничего не будет - застучала в висках навязчивая мысль. Кроме этой дороги у нее никогда ничего больше не будет. Дорога в один конец. В никуда...
Она вдруг почувствовала, что проваливается в огромную пугающую пустоту. А затем увидела, как из этой темной бездны что-то смотрит на нее. Смотрит угрожающе и самодовольно. Это что-то было отталкивающим и притягивающим одновременно. Пугающим и парализующим остатки воли к сопротивлению.
Зыбкий холодный скользкий страх заполнял душу. Тело оцепенело.
"Нет! Нет, я не хочу! Не сейчас. Еще можно отложить. Еще немного пожить. Пусть день, два. Я боюсь!" - отчаянно билось в ее сознании. Она закрыла глаза.
Что-то темное, тяжелое навалилось на грудь. Не давало дышать. А в ушах звучал чужой металлический голос: "Но ты сама так решила. Это твой выбор. Поздно!" Она всем позвоночником ощущала чье-то леденящее дыхание. Она стояла на краю Бездны. А кто-то стоял у нее за спиной, готовый в любую минуту столкнуть ее вниз.
"Мама, мамочка! Помоги. Я не хочу. Я не могу. Я хочу жить! Жить" - твердила она как заклинание. Поезд резко затормозил. Последнее, что она услышала - страшный лязг и грохот.
Очнулась она, лежа на скамейке. Над ней склонилось сразу несколько лиц. Лица улыбались. "Пришла в себя. Ну, Слава Богу, обошлось!" - такое искреннее сочувствие услыхала она в голосе худенькой старушки, сидящей рядом, что чуть не улыбнулась в ответ. Все облегченно вздохнули. Совсем молодой мужчина держал ее за руку - слушал пульс. "Ну, еще сто лет проживете!" - он приветливо подмигнул ей. "Только берите с собой в дорогу хотя бы валидол. Мы всю сумочку перерыли, не нашли никаких лекарств". И перехватив ее взгляд, добавил: "Не волнуйтесь, все в целости и сохранности. Свидетелей хватает". Вокруг засмеялись.
Кто-то ругал машиниста. Другой голос за спиной возражал, что тот, наверняка, что-то увидел на рельсах. Ходят всякие, где не надо. Жить надоело, что ли?
Старушка вложила ей в руку сумочку и попросила проверить, все ли на месте. Она машинально перебирала письма, билет, старую квитанцию на оплату счета за переговоры, мелочь, носовой платок. Глаза наткнулись на маленькую иконку Богородицы. Она совсем про нее забыла...
"Мама! На глаза навернулись слезы", - только бы не расплакаться.
Справившись с собой, спросила, какая будет станция. И сделала вид, что ей пора выходить. Что с ней все хорошо. И что ее встречают на платформе. Кто-то бережно довел ее до выхода из вагона.
Поезд ушел. Она вдохнула воздух полной грудью. Впервые за последние дни. Или годы.
С ее глаз словно спала пелена, и она вдруг очень чутко начала улавливать все, что происходило вокруг.
У нее было такое ощущение, что с нее сняли кожу и даже мышцы... Что она ничем больше не отделена от окружающей природы, от земли и неба. Что все вокруг дышит в каком-то едином, мощном ритме. И она является неотъемлемой частью этого огромного живого организма, который люди называют жизнью! Даже отдаленно не представляя себе, что это такое. Она вдруг погрузилась в неведомый ей до этого дня единый Поток.
Она шла через лес. А ей казалось, что она летит по воздуху. Нет, что она стоит на месте, а лесная тропа сама стелется ей под ноги.
Живописная тропинка петляла между деревьями. Неважно, куда идти. Просто идти. Возвращаться.
Небо потемнело... "Перед грозой..." - проскочила мысль и бесследно пропала где-то далеко за спиной.
И тут же она услышала громкое чириканье и ощутила себя в гуще птичьей стайки, нашедшей для себя корм и бурно, радостно обсуждающей это событие. Ею овладела безоглядная радость бытия. Вдруг захотелось обнять березу, росшую чуть в стороне от дороги на небольшом пригорке. Сколько тысяч раз проходила она мимо этих красавиц, и ничто не всколыхнулось в душе! Она ощущала всем существом теплую, живую древесину. Прикасалась к бархатной поверхности бересты. И вела неторопливую беседу с мудрым деревом. Чувствовала, как бродит под корой сок. А главное, всю ее душу охватывали покой и умиротворенность, каких она не знала прежде.
Мимо прошла кошка. Она проводила ее взглядом. Нет, это она сама с наслаждением потянулась, прогнувшись, жмуря глаза и вытягивая вперед стройные лапки с остренькими коготками.
С еловой ветки с шумом вспорхнула ворона. Полет! Она ощутила взмах тяжелых крыльев и, взмывая прочь от земли, парила на восходящем воздушном потоке. И смотрела на мир с высоты птичьего полета.
Ей стало очень легко и беспричинно весело. В голове было абсолютно пусто. Она поняла, что может разговаривать с травой, восхищаться цветами. Беседовать с водой в ручье... Она подошла поближе к воде и увидела тенью скользнувшую рыбку. И ощутила себя гибкой, молодой веселой рыбешкой, резвящейся в струях мощного потока Реки - Жизни.
Рядом прошла молодая пара. Она ощутила в себе прилив сил.
Побежала вприпрыжку вместе с ребенком, пытаясь догнать запущенного им бумажного змея. Почувствовала себя распахнутой настежь с беспредельной доверчивостью и радостным ожиданием чудес каждому мгновению жизни!
От хорошо утоптанной лесной тропы направо ответвлялась еле заметная тропка. Ее потянуло туда. Она словно летела над землей. Парила в густом, настоянном на хвойном аромате воздухе. Впереди вверху между ветвями что-то ярко сверкнуло. Лес расступился...
Словно споткнувшись обо что-то неожиданное, увидела старушку, с обреченным видом сидящую на скамейке у входа в церквушку. И не успела она ни о чем подумать, как... Отчаяние ворвалось в нее мощным тяжелым потоком. Казалось, еще мгновение, и оно раздавит ее сознание, уничтожит ее душу. В этот момент луч солнца пробился сквозь тяжелые свинцовые тучи и осветил лицо старушки. Та... слабо улыбнулась этой, может быть последней ласке.
Отчаяние отпустило. И душа взлетела по солнечному лучу туда... Туда, куда только одним глазком во снах или молитвах может заглянуть человеческая душа... Она присела на скамейку рядом со старушкой и заплакала. Но эти слезы были слаще любых удовольствий на свете. "Божья роса", - вспомнила она. Кажется так верующие люди называют слезы во время молитвы... И еще она вдруг остро почувствовала, что с ней что-то произошло. Что-то необыкновенное, чудесное... Словно она стала снова маленькой девочкой. И у нее все-все впереди!
"Доченька, тебя видно Бог послал мне на помощь. Записочку бы мне о упокоении мужа и двух сыновей. Я-то совсем слепа стала, да и руки дрожат. Напиши, родная".
"Ой, бабушка, я не умею. Может, кто в церкви напишет?" - она смутилась оттого, что пришлось отказать в такой простой просьбе. "Милая, нет там никого", - ответила старушка и с трудом поднялась со скамейки. Вместе они медленно поднялись по ступенькам и вошли в полумрак храма.
Там действительно никого не было. На церковной лавке лежала записка из двух строк: свеча - 3 руб; записка - 5 руб. Рядом лежала стопка бумажек и карандаш. Двумя рядами лежали иконки. И свечки в деревянном ящичке, рядом с тарелочкой для денег. "Самообслуживание", - улыбнулась она. И под диктовку старушки написала записочку. Положила в папку на которой было написано: о упокоении.
Тишина стояла такая, что слышно было, как в дальнем углу слева от алтаря перед иконой Богородицы потрескивали догорающие свечи.
"Женщина поставила свечку перед распятием, и ноги сами понесли ее к иконе Богородицы.
Удивительно, но, она ей напоминала о чем-то...
Когда она вышла на крыльцо, в глаза ей заглянули ласковые лучи заходящего солнца. Небо было чистым-чистым. Пахнуло свежестью. Из леса донеслись счастливые птичьи голоса.
"Господи, хорошо-то как!" - вырвалось у нее.
И посмотрела по сторонам: "А где же старушка? Почудилась, что ли?"
Она шла по лесной дороге к станции и чувствовала себя так легко и радостно, как в юности. С наслаждением она твердила про себя: "Господи, хорошо-то как!" Как давно она ничему не радовалась. Ей показалось, что после ее слов птицы начали петь особенно громко и радостно.
И уж совсем естественным было то, что она вышла именно к той станции... В этих местах она двадцать с лишним лет назад так неудачно упала, что стала почти инвалидом на всю оставшуюся. "Ты, девушка, видать, в рубашке родилась. Ох и везучая!" - вспомнила голос врача в приемной местной больницы.
Она машинальным движением рук достала из сумки неотправленные письма. Не торопясь, с наслаждением разорвала их и опустила в урну у скамейки. И опустилась на скамейку, ощутив вдруг слабость в ногах: "Ровно через час я увижу сына!"
"Круг замкнулся", - почему-то пришло ей в голову мысль "Все возвращается на круги своя". Но на душе было легко и спокойно. Как у выздоравливающего после тяжелой болезни.