Я уже возненавидел рюкзак на спине у чувака, который шагал впереди меня - в его многочисленных отделениях оказывалось всё, что необходимо в нашем походе, а в моём "сидоре" - одна дребедень; ненавидел его новенький накомарник, потому что у меня такового не имелось, и целые эскадрильи кровососов устраивали на моём лице посадочную площадку; ненавидел его высокие сапоги, которые, в отличие от моих, не черпали через край болотную воду; да и самого Пашку я тоже ненавидел за то, что он потащил меня в такие гнилые места, к чёрту на рога. Ещё я ненавидел эту проклятую вонь, исходящую от болота, от тысяч тонн гниющей тут веками маслянистой серо-зеленой жижи. Кроме того, я ненавидел начавшее припекать утреннее солнце, обещавшее жаркий июльский денёк. В конце концов, я начал ненавидеть себя за то, что...
Ладно, на этом остановимся. Позвольте представиться, я - Леонид Глыбов, по прозвищу Глыба, студент первого, пардон, теперь уже второго курса довольно известного института МИРЭА (Мы Ищем Растерзанных Электроникой Абитуриентов). Конечно, аббревиатура подразумевает другое толкование, но это в данный момент неважно. Важно другое. Что мы с Пашкой Бордюрским, по прозвищу, естественно, Бордюр, пробираемся в такие дебри нашей долбанной среднерусской возвышенности, где не только нога человека, но и лапа более или менее уважающего себя животного не ступила бы.
Я уже сто раз пожалел, что попёрся сюда с Бордюром. Прекрасно зная, что он ненадёжный человек и никогда не был и не будет мне настоящим корешем, я всё-таки поддался на его уговоры. Это произошло, когда мы, студенты-сокурсники, после удачного окончания сессии галдящей толпой завалились в "Макдоналдс" отметить это событие. Ребята произнесли тост - за то, чтобы наш МИРЭА процветал и никогда не уМИРЭАл (простите за тавтологию, но это не я придумал). Чокнулись стаканчиками из-под "пепси", в которых пенился налитый под столом слабоалкогольный "джин-тоник"; выпили; потом ко всей честной компании проворно подскочил прыщавый менеджер "Макдоналдса" и предложил "господам студентам престижную работу на всё лето в их прекрасном заведении". И вот тут оказалось, что всем нужна "капуста" и, хотя зарплату пообещали почти издевательскую, многие сгоряча согласились. Я тоже протянул руку, чтобы взять яркую визитку щедрого менеджера, но кто-то удержал меня за рукав. Это был Бордюр.
-Что, Глыба, ты тоже хочешь надеть передничек официантки? На тебе он будет смотреться - просто отпад!
Надо сказать, что парень я не маленький - метр девяносто над уровнем земли при давлении на неё в девяносто пять килограммов вместе с кроссовками, шортами и футболкой. А с моим таблом соваться в такое заведение вообще беспонтово. Поэтому в какой-то мере Бордюр прав - работа в сфере обслуживания совсем не для меня. Но мне позарез были нужны деньги. На подарок маме - у неё скоро день рожденья - это раз. Моя девушка Танюшка вовсе не расстроится, если я почаще буду дарить ей цветы и приглашать её в разные там кафешки - это два. Целая куча карманных расходов - это три. И вообще, в конце концов, я уже давно мечтаю о мотоцикле. А Пашка выдал тогда ключевую фразу, которая решила всё:
-Я знаю, как можно заработать много денег.
И я остался за столиком с Бордюром. И он посвятил меня в свой план...
...Впереди появился пригорок, оазисом выступающий посреди вонючего болота. Под ногами уже не чавкало - здесь росла на удивление сочная трава. Две безмозглые бабочки-лимонницы трепали свои крылья над простенькими цветами - ничего особенного, но всё равно это показалось маленьким раем. Несколько деревьев - не пальмы, конечно! - гордо возвышались над трясиной посреди этого клочка суши, давая приятную тень страждущим. А страждущие - это мы с Пашкой. Не сговариваясь, мы завалились под дерево, прислонившись влажными спинами к шершавому стволу. Двухтонные рюкзаки звучно ахнули на землю. У меня ещё хватило сил стянуть мокрые сапоги.
-Привал, - запоздало буркнул Бордюр и отбросил в сторону накомарник. Лицо его, всегда белое с рыжими пятнами, похожими на разросшиеся веснушки, теперь сплошь было покрыто потом. Капля висела даже на кончике сплюснутого, как у пекинеса, носа. Стёкла очков с нелепой чёрной оправой запотели, и он снял их своей маленькой, почти женской рукой. Поросячьи глаза Пашки под белёсыми ресницами тоже не отличались большими размерами и никогда не улыбались, даже если он скалился над чем-то. Смотрели они обычно куда-то в пространство над плечом собеседника. Наверное, это косоглазие, а, может, он хотел показать этим своё превосходство - я, мол, на тебя и глядеть-то не хочу, хоть ты и высокий, и спортивного телосложения, а я намного ниже, и тело у меня рыхлое, но зато я знаю что-то такое, до чего тебе никогда не допетрить.
Вот и сейчас Бордюр достал из кармана куртки карту и сделал такую серьёзную мину, изучая её, что я сразу подумал, сидя рядом с ним, - гусь свинье не товарищ. Пашка потыкал пальцем в свою бумаженцию и просипел кому-то за моим плечом:
-Да, от курса мы не отклонились. Ещё километров пять, и будем на месте. Скоро болото должно кончиться, и идти будет легче.
Капля, наконец, упала с его носа и расплылась противным пятном на его драгоценной схеме. Надо сказать, карта, по которой мы шли, время от времени поглядывая на компас, была нарисована очень толково. Этого у Пашки не отнять - ко всем мелочам и деталям нашей экспедиции он относился со всей серьёзностью. Благодаря этому мы с ним продвигались довольно быстро и пока ни разу не провалились в трясину глубже, чем по колено. Я уверен, что даже оазис этот он когда-то указал на своей схеме. И то, что мы здесь отдохнём, он тоже запрограммировал. Вообще, порой Бордюр напоминал мне компьютер - он никогда ничего не забывал и способен был выудить из своей памяти мельчайшие подробности.
Расслабиться подольше не дали проклятые комары. Они атаковали нас с яростью камикадзе, а их хоровое пение над ухом просто сводило с ума. Нанеся на себя очередную порцию крема от насекомых, мы отправились дальше. Место, куда мы направлялись, было отмечено на Бордюровой карте жирным крестом. Без всяких подписей. Неудивительно - он скрытный человек. Его с радостью взяли бы в шпионы. Если Пашка что-то рассказывает, то только самое необходимое. Остальная информация всегда остаётся в его "компьютере" засекреченной. В тот день в "Макдоналдсе", я думаю, он мне не всё рассказал. А впаривал он мне тогда, поминутно озираясь, следующее:
-Во время второй мировой войны в районах, где шли жестокие бои, осталось много оружия...
-Ага, и эти ржавые железяки мы должны собрать и сдать в металлолом, - тут же не выдержал я. - Знаешь, по-моему, это дело беспонтовое, так что можешь не продолжать. Я лучше пойду с остальными корешами гамбургеры жарить.
Бордюр ничуть не смутился - знал, что в суждениях я иногда бываю крут, но так же быстро и отхожу. Он подождал, пока из меня выйдет пар, и снова заговорил:
-Это оружие - оно только и ждёт, пока мы его выкопаем, приведём в порядок и продадим. Продажа - это уже моё дело. Кстати (это его любимое словечко), из достоверных источников мне известно о складе оружия в одном труднодоступном месте. Всё, что там лежит, было когда-то законсервировано и хорошо сохранилось в смазке - хоть сейчас стреляй. Наше дело - только вынести его. Сделаем несколько ходок в лес - это будет как туристский поход. Заработаем несколько сотен баксов. А, может, и тысяч. Понимаешь?
-Нет.
-Что нет? Не понимаешь или не хочешь идти?
-Понимаю, но не хочу идти. Чтобы всю свою цветущую молодость парится в тюрьме - на такую подлянку я не поведусь!
Кажется, я сказал это достаточно громко. Пашка с минуту озирался по сторонам, а потом загасил меня одной-единственной вирусной программой, извлечённой из его проклятого компьютера. Эта программа действовала на меня безотказно:
-Что, Глыба, струсил? Я думал, ты мужик. А ты - как девчонка! Тебе нужно побрить твои волосатые ноги и надеть мини-юбку - я, кстати, знаю магазин, где можно купить твоего размера. "Детский мир" называется...
Лучше бы он меня ударил. Можно - по харе. Я бы стерпел. Но это был удар по моему неизлечимо больному самолюбию. Я хотел предложить Бордюру пройтись на улицу и научить его хорошим манерам, но после драки кулаками не машут. И я только оглядел его рыхлую нескладную фигуру самым презрительным взглядом, на который был способен, и процедил сквозь зубы:
-Фильтруй свой базар, брателло.
Фактически, я уже был согласен на его авантюру. Дальше уже шло обсуждение деталей нашей экспедиции...
...Скоро болото действительно начало сдавать свои позиции. Мягкий мох отвоёвывал у него всё больше пространства, впитывая в себя поганую жижу. Под ногами пружинило. Так и подмывало попрыгать. Если б не тяжёлый рюкзачище, я бы обязательно попробовал. Гнилая вонь осталась позади. Начали появляться деревья. Они давали тень, и мы с Бордюром непроизвольно старались пройти под защитой их крон. Судя по тому, что Пашка уже почти не убирал свою карту в карман, идти оставалось недалеко. Я расслабился, дышал ровно и шёл след в след за своим лоцманом. Тот неожиданно остановился, и я с ходу влетел в его корму.
-Эй, братан, у тебя стоп-сигнал не горит, - начал было я, но тут увидел потную физиономию Пашки и замолчал. Лицо его стало совсем бледным, а рыжие пятна, наоборот, покраснели. Он смотрел куда-то в землю - из-за его долбаного косоглазия и не поймёшь - куда. Я обшарил взглядом всё вокруг, но ничего такого не заметил.
Бордюр закопался с компасом, вертя его в руках, а я плюнул и пошёл вперёд. Теперь роли поменялись, и Бордюр плёлся на буксире шагах в десяти позади. Иногда он пищал мне своим поросячьим голосом: "левее" или "правее". Ему только вожжей не хватало.
Настроение моё улучшилось. Идти стало намного легче. Мне уже начинало нравиться наше маленькое приключение. Наконец-то я заработаю нормальные деньги и не буду выпрашивать у мамки на карманные расходы, чтобы потом ей же накопить на подарок. Ничего, что Пашка хреновый товарищ, но мне ведь с ним не пуд соли хавать. Получу свою потом и кровью заработанную "капусту" и пошлю его куда подальше. Я даже начал насвистывать какую-то модную песенку, хотя слуха у меня нет ни черта, но вдруг кто-то налетел на меня сзади и уронил мои метр девяносто на землю.
Глава 2. Бордюр.
Я сидел за компьютерным столом и никак не мог поверить своей удаче. Передо мной лежала карта. Та самая карта.
На столе возвышался монитор. С экрана улыбалась полуголая красотка, выведенная мной когда-то давно в качестве фона на рабочий стол "Windows". В ней не было ничего особенного, но я с ней иногда разговариваю. Просто потому, что она мне никогда не возражает, как, например, ребята в институте или родители. Что бы я ни сказал, она молчит и улыбается. Всегда. Её зовут Мелисса. Она видела, как серьёзно я готовился к выпускным экзаменам. Я сдал их почти все на "отлично". Получил всего две "четвёрки" в аттестате. Потом были вступительные экзамены в институт. Мелисса была рада за меня, когда я пошёл учиться на первый курс в МИРЭА. Её голубые глаза сияли от счастья, когда я написал на "пять" свою первую курсовую работу.
Недавно я решил стать хакером, чтобы зарабатывать на жизнь экзотическим способом - через Интернет. Однако вскоре какие-то солидные люди вычислили меня и прислали сообщение с серьёзным предупреждением. Мне сразу расхотелось заниматься таким неблагодарным делом. Но даже после этого Мелисса не предала меня. Её улыбка обнадёживала. Я снова начал искать способ заработать. Мне нужна была крупная сумма денег, чтобы выбраться из тесного мира, который меня окружает. В этом мирке люди ходят на опостылевшую работу - в безликой толпе есть и мои родители, - с трудом зарабатывают на бессмысленную серую жизнь и не мечтают что-либо изменить.
В детстве я два раза внимательно перечитал "Двенадцать стульев" и "Золотой телёнок" Ильфа и Петрова. Хотя считают, что это сатирические произведения, я там практически ничего смешного не увидел. Зато понял, чего не доставало Остапу Бендеру для достижения своих целей. Ему не хватало терпения и настойчивости. Эти качества у меня есть, я знаю. И я не упущу свой миллион.
Большие деньги позволят мне создать свою фирму. Она обязательно будет процветать. Мои подчинённые будут называть меня "Павел Геннадьевич". Кстати, фамилию, я сменю, чтобы никому не пришло в голову даже в мыслях обзывать меня "Бордюром". У меня появится куча денег, "роллс-ройс" с шофёром и женщины, которые, как моя Мелисса, будут улыбаться, что бы я им ни сказал. И, конечно, я уеду в другую страну, где меня никто не знает.
Сейчас мне представилась возможность составить свой стартовый капитал. Здесь, за своим столом, я познакомился через Интернет с командой "чернокопов". Эти ребята называли себя так, потому, что "чёрные копатели" не очень звучало. Они всерьёз занимались поисками оружия времён второй мировой войны. Отреставрировав оружие до рабочего состояния, они предлагали его коллекционерам, частным музеям, а то и просто непонятным личностям. Наверное, в этом была какая-то романтика, но я увидел в их занятии совсем другую сторону. Дело приносило неплохой доход. С ними я несколько раз ходил в походы за "мосинками" - так назывались в кругу чернокопов не только винтовки Мосина образца 1891 года, но и всё нарезное оружие, которое мы находили. Я заработал на этом определённую сумму - не буду распространяться, сколько. Но самое главное - я познакомился с массой людей, которым можно было сбывать мосинки.
Потом чернокопы, кстати, их было трое, начали доверять мне настолько, что в мои руки случайно попала карта с расположением основных "залежей" мосинок. На ней же было отмечено место, о котором ходили легенды - якобы там спрятано какое-то "секретное" оружие. Конечно, я тут же снял копию с этой карты. Она, кстати, была очень толково составлена.
Теперь эта карта мне пригодилась. Дело в том, что у профессии чернокопов оказалось два больших минуса. Первый - это то, что работа сезонная - в снегу ничего не выкопаешь. Второй - мины и неразорвавшиеся снаряды. Я их очень боюсь, но я человек осторожный. Риск, может, и благородное дело. Однако я считаю, что в переделку попадают только люди из толпы. Если человек уверен в себе, если у него есть настоящая цель в жизни, то он не рискует. Просто он продумывает каждый свой шаг, и копать будет только там, где нужно. Кстати, я подозревал, что те чернокопы - тоже из безликой толпы. Поэтому, когда они отправились в очередной поход - на этот раз за секретным оружием, отмеченным на карте крестом, я отказался с ними идти. Правильно сделал - никто из них не вернулся. Это случилось месяц назад.
Мелисса улыбалась мне, когда я составлял список того, что было нужно в моём походе. Я решил сам найти это секретное оружие. Я чувствовал, что такое дело по плечу только мне - человеку из другого мира. Первым пунктом в списке стоял помощник. Для моего мероприятия необходим был сильный и выносливый носильщик, желательно, из самого центра серой толпы...
...Я продвигался вперёд, регулярно проверяя направление по своей бесценной карте. Где-то сзади пыхтел Глыба - он идеально подходил для моих целей. Официальная версия для родителей - обычный туристский поход с несколькими ночёвками.
Пока всё шло по плану. Я устроил привал на сухом островке посреди болота. Лёня опустился рядом, тяжело вздыхая. Я предполагал, что этот парень значительно сильнее и выносливее, но, очевидно, ошибся - он устал не меньше меня. Рядом кружилась пара беспородных бабочек. Они действовали на нервы. Так и подмывало воспользоваться накомарником, как сачком и поймать их. Оторвать их жёлтые крылья, чтобы не раздражали своим мельтешением. Но на это не было сил, и я решил, что они сами скоро подохнут в этих гиблых местах. У плебеев жизнь плебейская и смерть тоже обычно плебейская. Они - просто лица из серой толпы и, как эти бабочки, не живут, а совершают хаотическое движение. У них нет цели - они идут туда, куда несёт их толпа. Я попробовал двигаться против течения. Это трудно. И толпа смотрит на тебя с удивлением. Люди из толпы чувствуют, что ты выделяешься из их серости, что ты над ними. Потому, что они идут и видят перед собой одни затылки. А ты продираешься сквозь толпу, и плебеи вдруг замечают перед собой лицо. Пусть лицо у меня не очень красивое, зато я умнее их всех в сто раз. И они это понимают. Потом они будут выпрашивать у меня денег взаймы, будут списывать, как Глыба, курсовые, будут просить, чтобы я взял их на работу в свою будущую фирму, будут целовать мне руки и ноги, понимая, что они - никто, а я... Я выше их. Я живу в своём мире и не собираюсь умирать по-плебейски...
...Что это? Я резко остановился. В нескольких шагах от моего маршрута лежало что-то, очень напоминающее... Да, верно, это противопехотная мина. Видимо, когда-то она была спрятана в земле, но время извлекло её на поверхность. Глыба посопел за моей спиной и, не заметив опасности, пошёл вперёд. Пусть идёт. А я, не спеша, - за ним. Главное, чтобы осколки не задели, если что...
Лёнька вышагивал впереди, а я изредка поглядывал на него и машинально продолжал препарировать вопрос о серости. Самое удивительное, что каждый из толпы думает, что он особенный. И никогда не признается в своей серости. А ведь именно серость дышит на меня перегаром в метро. Держится за поручень перед моим лицом и демонстративно поигрывает бицепсом, накачанным протеинами. До тошноты благоухает "шанелем" и любуется своим отражением в тёмном стекле. Задевает меня портфелем из дорогой кожи, считая свою персону центром вселенной, поскольку получил в подчинение двух сотрудников в какой-нибудь бесполезной фирме. Вон тот серый строчит очередной бездарный детектив, прикрывшись рукой, то ли от стыда, то ли чтобы не прочитали раньше времени. А этот серый, по соседству, читает его уже напечатанное "произведение" то ли от скуки, то ли чтобы не проспать свою остановку метро. В каждом из них, может, и есть что-то своё, но вместе они - толпа. Чтобы из неё выделиться, нужно быть совсем другим.
Кстати, "не от мира сего" - это как раз про меня. Когда-то я курил, но вскоре увидел, что все вокруг тоже курят, и тут же бросил. Потом весь мир сошёл с ума от компьютерных игр. Я тоже просаживал целые ночи за монитором. Но однажды под утро игровая программа зависла и на экране появилась заставка - Мелисса. Кажется, она что-то говорила мне, или мои глаза просто настолько устали. Это неважно, зато я понял, что компьютерный вирус может поразить и людей. Но не всех, а только серых. А я не такой. Вообще, в толпе много больных людей. Глыба, например, болен спортманией. Он следит за всеми футбольными матчами, записывает в потрёпанную тетрадку результаты игр. Кстати, он и сам не прочь погонять мяч. Вот и сейчас он идёт размашистым спортивным шагом и готов пнуть вон ту круглую штуковину...
...Всё-таки в моём прошлом увлечении компьютерными играми оказался свой плюс - они выработали во мне мгновенную реакцию. Я тут же сбил с ног тяжёлого Лёньку. Он рухнул на землю и долго смотрел на ржавую противопехотную мину перед своим носом. Он чуть не пробил ею своё последнее пенальти.
На четвереньках я отполз назад на безопасное расстояние. Глыба подошёл походкой зомби и сел около меня прямо на землю. Обычно румяное его лицо стало как у покойника из фильма ужасов. Пока глаза его ничего не выражали, я быстро проанализировал ситуацию. Первое - нужный мне объект окружает минное поле, которое не указано на схеме. Второе - непредсказуемая реакция Лёни на это происшествие. И на "сладкое" - вся моя экспедиция под угрозой срыва!
Блок оперативной памяти у Глыбы работал очень медленно. Прошла целая минута, прежде чем его процессор обработал новую информацию, и в глазах появились проблески мысли. Потом он сделал первое, что пришло в его белобрысую голову, - рывком встал и молча пошёл обратно, в сторону болота. Этот вариант я уже прокрутил в мозгу и громко сказал ему вслед:
-Иди, иди. Пути у тебя всего два - или подорвёшься на мине, или утонешь в болоте без меня и без карты.
Не сработало. Я прибавил громкости:
-Если сейчас уйдёшь, не получишь ни копейки и когда-нибудь подавишься чизбургером в своём "Макдоналдсе"!
Снова никакой реакции. Последняя попытка - голос на грани срыва:
-Да ты просто трус!! Сразу хвост поджал, как только появились трудности! И товарища бросил на произвол судьбы!
Прямое попадание! И вот он - яркий образец из толпы - уже сопит рядом. Простым набором нужных слов таких всегда можно направить в правильную сторону. Я только побоялся, как бы не сдетонировала мина от возмущённого баса Глыбы. Он гудел:
-Это кто же тебя бросил? Я что - последнее чмо, по-твоему? Просто я не знал, что в твоём лесу вместо грибов мины растут. Стрёмно это как-то.
Я закрепил свой успех:
-Теперь я пойду впереди. Не беспокойся, все мины обойдём. Просто ступай за мной след в след.
До места оставалось всего ничего - несколько сотен метров. Но я никогда бы не подумал, как это тяжело - идти по начинённой смертью земле, зная, что каждый шаг может стать последним. Я тут же достал из рюкзака и собрал самодельный металлоискатель. Это была моя гордость - сам спроектировал и сам сделал. Работал он безукоризненно. Я натянул наушники и теперь вместо успокаивающих звуков леса слышал тревожное потрескивание и шум помех, заставляющий поминутно вздрагивать. Если честно, я уже не шёл, а в основном полз на четвереньках, раздвигая траву и внимательно разглядывая каждый метр земли перед собой. За мной на карачках продвигался Леонид. Он волочил за собой оба наших рюкзака. Ещё в его задачу входило расставлять вешки, обозначая тропинку, по которой мы без проблем могли бы вернуться обратно.
От напряжения у меня заболела голова. Пот струился по лицу, и очки постоянно приходилось протирать. Спина моментально покрывалась мурашками, несмотря на жару, когда руки нащупывали в земле что-нибудь подозрительное. А потом появился запах. Я оглянулся. Глыба тоже почувствовал что-то неладное и беспокойно озирался, сидя на корточках. Я осторожно привстал. Да, мои худшие подозрения подтвердились. В стороне, шагах в двадцати от меня была свежая воронка от мощного взрыва, и виднелись комья засохшей земли. Мне совсем не хотелось идти туда. Но это было необходимо.
Один из чернокопов лежал на дне воронки. Вернее, то, что от него осталось - куча обгорелого тряпья. А узнал я его по неплохо сохранившимся зелёным болотным сапогам. Тело второго в изодранной ярко-оранжевой куртке было скрючено на дальнем краю ямы. Наверное, ему было очень больно - на почерневшем лице застыла жуткая гримаса. Содержимое их рюкзаков, в основном обрывки тряпок, покачивалось на ветках сохранившихся рядом деревьев. Третьего чернокопа нигде не было видно. Дураки - из-за своей жадности наверняка потеряли всякую осторожность. Почувствовали, что цель где-то рядом, и рванулись туда через лес, не разбирая дороги. Со мной этого никогда бы не произошло. Хоть и нравилась мне когда-то компания копателей - было в них что-то, отличающее этих ребят от толпы, - но выдержки им всё же не хватило.
Лёня шумно задышал за моей спиной. Взгляд у него был дикий. По телевизору такие вещи больше трёх секунд не показывают, а он смотрел целую минуту. Потом Глыба начал сгибаться пополам, и я вовремя успел отскочить в сторону. Он долго и звучно блевал на заросли крапивы. Всё-таки серый, он и есть серый.
Часам к четырём я оказался на месте. Во время войны здесь, по всей видимости, была вырубка, а сейчас огромная поляна поросла отдельными деревьями, кустами и высокой травой. По краю её протекал узкий ручей с каменистым дном и пригодной для питья водой. То здесь, то там угадывались контуры многочисленных окопов, которые когда-то были глубокими, а сейчас в лучшем случае доходили до пояса. В центре поляны виднелись полусгнившие брёвна большого блиндажа. Я сразу решил, что оставлю его "на сладкое".
Откуда-то снова появился этот зловещий запах. После недолгих поисков я увидел под раскидистым клёном останки третьего чернокопа. На груди его лежал пятипалый лист, издалека похожий на большую жёлтую звезду. В голове копателя зияла страшная чёрная дыра. Наверное, он, смертельно раненый, уже по инерции полз к своей цели. До блиндажа ему оставалось всего ничего. Скажу откровенно - для меня практически не существует авторитетов, но я неожиданно зауважал этого парня. Он шёл до конца.
Пришлось заставить Глыбу помогать мне - невыносимая вонь не дала бы работать. Вдвоём мы перетащили труп в один из дальних окопов, достали из рюкзаков складные лопаты и засыпали его там. Пока я черпал землю, об штык лопаты звякнули две-три стреляные гильзы.
Дело было сделано, и я присел отдохнуть. Леонид зачем-то присыпал ещё земли, сделав подобие могильного холма. Потом соорудил самодельный крест и воткнул его в могилу. Стоя ко мне спиной, несколько раз перекрестился. Кажется, он плакал.
Отдохнув, я начал обшаривать поляну своим металлоискателем. Железа в земле хватало - поминутно в наушниках звучал тревожный сигнал. Сложно сказать, что это было - мосинки, ящики с патронами или мины, но в каждом подозрительном месте Глыба по моему указанию ставил вешки. На это ушла уйма времени. Солнце уже давно скрылось, и быстро начало темнеть, когда я, наконец, сдёрнул с себя наушники. В уши ворвалась тишина. Если не считать слабого шороха ветра в кронах деревьев, вокруг не было ни звука. Глыба быстро разбил палатку на сухом месте неподалёку от блиндажа и разогревал мясные консервы на небольшом костре. Шёл десятый час, когда я сел на землю рядом с Лёнькой и с наслаждением вытянул ноги. Мне требовалась перезагрузка.
Кстати, славный запах тушёнки разжёг зверский аппетит. Я плотно поужинал, а потом долго пил, обжигаясь, сладкий чай из жестяной кружки. Глыба почти ничего не ел. Кажется, на него сильно подействовал вид сегодняшних жутких находок. Серые часто бывают такими эмоциональными. Я, например, никогда не даю слабостям победить меня. Пусть плебеи пускают сопли и нервничают по любому поводу, а я не собираюсь тратить свою жизненную энергию на разные переживания. От них всё равно ничего, кроме головной боли, не получишь. Поэтому сразу после ужина я ушёл в палатку и натянул на себя спальный мешок. Жаль, некому пожелать спокойной ночи - Мелисса осталась дома.
Глава 3. Лёня Глыбов.
Костёр отвоевал маленький островок тепла и света у этого долбанного мрачного, как сама смерть, леса. Я сидел и, не отрываясь, смотрел на огонь. Бордюр запрыгнул в свой спальный мешок и уже давно дрыхнет в палатке. А я засну теперь не скоро. У меня до сих пор стоят перед глазами эти трое ребят. Получается, они склеили ласты ни за что, просто из-за этих железок, которые Пашка называет мосинками. Жалко пацанов, конечно. Только теперь у меня одна задача - как бы отсюда побыстрее выбраться. Видать, живых здесь не очень-то любят. Пашке вся эта бодяга до фени, он не человек, а робот. У меня же теперь и настроения нет копаться в этой земле. Я даже хавать сегодня не смог, хотя на отсутствие аппетита никогда не жаловался.
Тот парень, которого мы похоронили, - он был совсем молодым, вряд ли старше меня. Как он преодолел несколько сот метров с наполовину снесённой черепушкой - ума не приложу. И ведь полз не обратно, к людям, а вперёд, к этому жуткому месту. Будто ему здесь мёдом намазано. Вот и получил свой крест - я сегодня сколотил ему из двух палок. Пашка хотел просто землёй труп присыпать, чтобы не воняло. Но я подумал, не по-людски это. Сделал холмик - всё же могилка какая-никакая.
А вообще на этой поляне, видать, когда-то конкретные бои шли. Только копни - полно стреляных гильз. Одному Богу известно, что мы здесь завтра найдём. Сейчас надо потушить костёр и идти спать, чтобы набраться сил...
Неожиданно со стороны блиндажа донёсся слабый шорох. Либо это осыпается земля, либо... Обычно я никого не боюсь. Но это в том случае, когда видишь опасность. Всё же я заставил себя встать, и подойти к груде полусгнивших брёвен. Когда я влезал внутрь, согнувшись в три погибели, меня уже колбасило по полной программе. В одной руке я держал фонарик, в другой - лопату штыком вперёд. В блиндаже оказалось довольно просторно. Я повёл лучом по стенам. На одной из них висел древний полусгнивший плакат "Смерть фашистам!". По диагонали было накарябано, видимо, углём: "Я отсюда не уйду!". И трудно различимая подпись. Кажется, "Лёня". Мой тёзка, подумал я. И этот парень, видать, сдержал своё слово. Под бойницей, сделанной в противоположной стене, лежала груда тряпья, бывшая когда-то человеком. В этой куче выделялась истлевшая пилотка с красной звёздочкой. Посередине помещения стоял стол. На нём - кобура и тубус, сделанный из гильзы от ракетницы. Стараясь не поворачиваться спиной к Лёне, я открыл дряхлую кобуру. В ней оказался неплохо сохранившийся пистолет. На всякий случай я сунул его в карман. Потом с трудом открыл тубус. На стол выпал пожелтевший листок бумаги. На нём много чего было написано, только я сумел различить всего несколько фраз: "Утром они опять пойдут... сообщите... мой адрес... помирать неохота...". Ещё там было что-то про мокрые сапоги, про комаров, а в конце: "Таня +Лёня = любовь".
Я осмотрел блиндаж внимательнее. В дальнем углу стоял большой сейф, а рядом с ним - несколько ящиков. Я хотел подойти к ним, но снаружи донёсся шорох. Я пулей вылетел на свежий воздух и лихорадочно начал шарить лучом фонарика по окрестным кустам. Вроде никого.
Около костра я рассмотрел пистолет. Затвор у него заржавел, но, если его смазать, может, и получится восстановить. В обойме желтелось несколько патронов. Я отложил железяку в сторону и подбросил в костёр веток. Потом подпёр щёки кулаками и задумался. Только сейчас до меня дошло, что и девушек у нас с этим Лёней зовут одинаково. Вот это совпадение! Интересно, каким он был, мой тёзка? Парень погиб много лет назад, и никто не знает, где он лежит. Я первый, кто нашёл его. Завтра нужно будет всё обследовать в этом блиндаже. Ох, как хочется спать...
...Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Конечно, это был Пашка. Глаза его под нелепыми очками, как всегда, косили в сторону. Он громко шептал:
-Да проснись ты. В лесу кто-то ходит. Нужно прятаться.
Я вскочил спросонья и тут же застонал, упав обратно на траву. Ноги затекли и стали как деревянные. А потом в них словно воткнули тысячи иголок. Оказывается, я заснул, сидя у костра. Теперь он давно потух. Над серым от тумана лесом появилось розовое облако, из-за которого вот-вот должно выглянуть солнце. Птицы уже пробовали свои голоса. Влажность была такая, что одежда прилипала к телу. Мысли путались, хотелось послать всё подальше и снова заснуть. Пашка торопливо натянул свою куртку цвета хаки и нырнул в кусты. Он исчез, и я остался один. Вот теперь я ощутил опасность. Она кралась ко мне медленно, прячась за деревьями, тихо переговариваясь на незнакомом языке и клацая оружейными затворами. Я окончательно проснулся. Внутри меня что-то включилось, словно заработал мощный генератор, давая бешеную энергию. Я чувствовал, что эти киловатты необходимо быстро расходовать, иначе я просто взорвусь.
Дальше всё покатилось, как телега под горку. От меня вроде многое и не зависело. Будто я со стороны видел себя и всё происходящее. За считанные секунды я оказался в блиндаже. Здесь, возле бойницы, меня ждали друзья, которые никогда не предадут - винтовка и две гранаты, готовые к бою. За спиной нависал огромный чёрный сейф. Я понятия не имел, что там находится. Наверное, что-то секретное. Одно я знал точно - нужно охранять его.
Чужаки, между тем, шли, уже почти не скрываясь. Их было четверо или пятеро. Наверное, они думали, что отсюда все сбежали. Но я-то не ушёл. Я - упрямый, злой и готовый драться. Когда до них оставалось всего ничего, я бросил в бой своего первого друга. Граната разорвалась как раз там, где было нужно. Дым ещё не рассеялся, а я уже расстрелял в него всю обойму из винтовки. Она тоже не подвела - ни одной осечки. Наступила звенящая тишина. Оступаясь на стреляных гильзах, я высунулся из бойницы. Отсюда ни хрена не было видно, а дыма столько, что хоть топор вешай. И вот тут они прилетели. Две горячие и очень сильные. Мне хватило бы и одной, но где-то там, видать, рассудили, что смертельный паёк нужно выдать двойной - на меня и того, кто сбежал. Я упал на земляной пол, запрокинув голову. Откуда-то сверху на меня укоризненно глядел чёрный сейф. И я вдруг понял, что в нём лежало. Там была моя жизнь, моя честь, все мои мечты, всё, что я должен был спасти.
Мой генератор ещё работал. Я с трудом встал и сжал в руке своего последнего друга. Я задыхался и чувствовал, что внутри меня порвалось что-то большое, что уже не зашьёшь и не залечишь. Моей энергии и упрямства хватило на то, чтобы бросить гранату. Взрыва я уже не слышал...
Когда я открыл глаза и просёк, что разборки в блиндаже - это только сон, у меня отлегло от сердца. Я действительно проспал всю ночь под открытым небом у потухшего костра. Лицо и руки были искусаны комарами. Но всё же это так здорово - чувствовать себя полным жизни после того, как откинул сандалии, хотя бы и во сне. Обычно я верю во всякие там потусторонние силы. Я вдруг подумал, что этот сон мне приснился не просто так. И вообще это не мой сон. Мне такие не снятся. Я несколько раз перекрестился и сказал Ему спасибо за то, что снова вижу обалденный восход солнца над лесом.
Я уже решил про себя, что сейчас же начну кампанию по возвращению домой. Нужно немедленно сваливать из этого стрёмного места. Осталось только уломать Бордюра.
Я заглянул в палатку. От Пашки остался только запах его носков и сложенный в углу спальный мешок. Я метнулся к блиндажу. Бордюр оказался там.
Он не терял времени даром - два ящика из тех, что стояли вчера рядом с сейфом, уже были вскрыты. За его вспотевшей спиной виднелись винтовки Мосина в промасленной бумаге. Одну Пашка разобрал, и все семь частей затвора поблёскивали перед ним, как новенькие. Он рассматривал их, как какой-нибудь пират свои сокровища. Услышав мои шаги, Бордюр резко обернулся. В его глазах мелькнуло выражение, которое мне совсем не понравилось. Правда, я тут же об этом забыл, потому, что через секунду передо мной снова появился очкастый "ботаник". Всё тот же заумный студент, у которого можно списать контрольную и узнать расписание занятий, но с которым не удастся поговорить по душам за кружкой пива.
Пашка снял очки и был похож сейчас на толстого довольного пса, которому подфартило стащить с кухни целую гирлянду сосисок. Он повёл своей маленькой рукой в сторону ящиков и проблеял:
-Вот то, за чем мы с тобой шли. Здесь целый ящик винтовок и ещё ящик патронов к ним. Всё это прекрасно сохранилось, посмотри.
Я повертел оружие в руках. Ну и что - железки и есть железки. А Бордюр с ними только что не целуется.
-Знаешь, - сказал я, - а вчера ночью я ещё и "ТТ" нашёл.
-Этот? - в руке Пашки моментально, как у фокусника, нарисовался пистолет. Видно, он его подобрал, проходя мимо меня, когда я спал. Ствол смотрел мне в живот. Мне это тоже не понравилось. Бордюр довольно оскалился, заметив мой напряжённый взгляд.
-Ладно, держи, это твоя добыча, - он протянул мне пистолет. - Для нас сейчас самое важное - вскрыть этот сейф. Здесь очень хитрые замки, и мне нужно серьёзно подумать, как их сломать. Я думаю, внутри есть что-то особенное.
Я сразу вспомнил свой сон. В отличие от Пашки мне совсем не улыбалось возиться здесь с этим сейфом. Скажу больше - я даже хотел, чтобы он его не открыл. Поэтому я набрал побольше воздуха и запел отходную песню:
-Вот что я скажу тебе, братан. Ты уже нашёл свой склад. Так что давай упакуем эти твои железки и двинем отсюда. Даже на этом мы некисло заработаем. А в сейфе всё равно ничего ценного нет. Ну, может, карты какие или никому не нужные документы. В общем, послушай моего совета - давай сруливать отсюда по-быстрому.
Целую минуту Бордюр изучал плакат "Бей фашистов!" у меня за спиной. То есть, конечно, смотрел мне в лицо своим косым взглядом. Его компьютер, видимо, прорабатывал различные варианты, как в шахматной партии. И, соответственно, возможные ответные ходы соперника. Шахматы - хороший вид спорта, спорить не буду, но мне больше нравятся футбол, хоккей и баскетбол. Интеллектуальные игры - не для меня. Поэтому, стоило Пашке нацепить себе на нос нелепые очки и разинуть свою варежку с кривыми зубами, как я понял, что эту партию мне не выиграть. Он просипел ровным голосом:
-Что ж, хочешь идти, - в добрый путь. Я не могу заставить тебя остаться. Но без меня ты отсюда уже не выберешься. А я уходить не собираюсь, пока не сделаю то, за чем пришёл. Если ты поможешь мне вскрыть эти проклятые замки, я обещаю тебе, что завтра, максимум, послезавтра мы отправимся домой.
Мне ничего не оставалось, как принять условия Бордюра. Вдвоём мы принялись курочить сейф. Он оказался очень тяжёлый, и вытащить его из полузаваленного входа мы не могли. Поэтому всю работу пришлось делать на месте. Я думал, что мы вскроем эту жестянку с полпинка, но не тут-то было. Сейф был сделан добротно, ржавчина его почти не тронула.
Попытались открыть хитрые замки. Это оказалась бредовая затея. Отгибали дверцы лопатами - бесполезно. Здесь помог бы автоген, но где его взять в лесу? Единственное полезное дело, которое мы сделали за весь день - вытащили ящики с оружием и патронами из блиндажа. К вечеру я без сил опустился на пол рядом с этой упрямой железякой.
Однако Пашка оказался ещё упрямее. В одном из ящиков он отыскал гранаты и запалы к ним. Он ловко снарядил одну из них, приладил её к замку сейфа, а к чеке привязал длинную верёвку.
Мне его затея с самого начала показалась фуфловой. Но втирать сейчас что-то Бордюру - всё равно, что базарить с бараном. После всех сегодняшних неудач у него, кажется, крыша поехала. Мы укрылись за деревом в пяти шагах от входа в блиндаж. Я случайно увидел руки Пашки, которые сжимали верёвку. Они дрожали. Да и весь он был какой-то вспотевший, измученный и несчастный. Зато глаза за стеклами очков горели, как два фонаря. На счёт "три" Бордюр дёрнул верёвку и зажмурился. Ничего не произошло. Он открыл глаза и снова дёрнул. Потом ещё и ещё. Безрезультатно.
Пашка отбросил верёвку и прислонился спиной к дереву. Я бы на его месте обязательно выругался - может, полегчало бы. Но он никогда не матерился - всё держал в себе. Вот и сейчас, судя по выражению на его фейсе, компьютер работал на полную мощность. Неожиданно Бордюр резко повернулся ко мне.
-Ну что ты сидишь? Не видишь - верёвка где-то зацепилась. Иди, проверь.
Я молча встал и пошёл в блиндаж. Очень мне хотелось поскорее развязаться с этим делом и срулить домой.
Затея Пашки с гранатой сработала только наполовину. Верёвка действительно застряла, но уже после того, как кольцо чеки было вырвано. Рычаг запала остался зажатым в ручке сейфа, и взрыва не произошло. Я осторожно вытащил гранату и, не отпуская рычаг, вынырнул на поляну. Бордюр высунулся из-за дерева, увидел гранату без чеки в моей руке и завизжал:
-Куда ты прёшься на меня! Уходи подальше в лес и брось её там! Она же сейчас взорвётся!!
Я ушёл в глубь леса, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться. Потом размахнулся, изо всех сил кинул гранату и залёг за большим муравейником.
Никогда бы не подумал, что взрыв будет таким громким. У меня заложило уши, с деревьев на голову посыпалась труха, а муравьи, наверное, со страху заползли мне в рукава и долго потом щекотались. Только сейчас я вдруг понял, что очень рисковал, когда спускался в блиндаж, и потом нёс в руках это дерьмо. Выходит, я лох. А Пашка - хитрый крендель - отправил меня на амбразуры. Больше я на эту удочку не попадусь...
Глава 4. Паша Бордюрский.
Этот сейф меня достал. Я чувствовал, что там лежит что-то ценное, поэтому просто обязан был открыть его. Я испробовал практически все способы, какие знал, потратил на это весь день, но железная крепость оставалась неприступной. Бесполезность моих попыток начинала действовать мне на нервы. Никогда прежде я не был так раздражён. Скажу больше - я был просто в бешенстве. Я уже не мог думать ни о чём другом, одна только мысль - о содержимом сейфа - преследовала меня. Был момент, когда я даже испугался, что могу потерять рассудок, и никакая перезагрузка не спасёт мой процессор от краха. Неудача с гранатой, которой я хотел взорвать запоры сейфа, повергла меня в полную апатию. Я пытался держаться и не поддаваться эмоциям, но мне это не удавалось.
Лёжа ночью в палатке, я долго ворочался без сна. Где-то над ухом зудел неуловимый комар, складки спального мешка впивались в тело, а Глыба сотрясал воздух своим мощным храпом.
На моих часах с подсветкой было два часа, когда я выбрался из душной палатки на свежий воздух. Звёзды дружно обрушили на меня свой дрожащий свет. Полная луна была ослепительно яркой. Жаль, что моя Мелисса существует лишь на экране монитора - было бы неплохо любоваться этим холодным светом с ней вдвоём. Одиночество иногда просто сводит с ума.
А я всегда был один. Родители не особо интересовались мной - у них постоянно находились более важные дела. Друзей у меня никогда не было - среди плебеев их не так-то просто найти. Помню только одну девочку в восьмом классе - она мне понравилась. Проглядывало в ней что-то особенное. Наверное, взгляд и манера поведения, которые отличали её от общей серой массы. В общем, я в эту девочку почти влюбился. Однажды под Новый год на школьной дискотеке я долго любовался ей, мечтая пригласить на танец. Пока я представлял, как подойду к ней, какие скажу слова, её увёл кто-то из плебеев. Там, в полутёмном зале, он обнимал её в танце своими мерзкими руками, шептал что-то на ухо, а потом, мне показалось, даже поцеловал её. Помню, я выскочил тогда на улицу. Там светила луна, как сейчас. Под ногами поскрипывал чистый белый снег. Я был один среди этой сверкающей белизны, а вся серость осталась в школьном актовом зале. И эта девочка, которая уже не была для меня особенной, слилась с толпой...
А сейчас я, не отрываясь, смотрел на луну. И долго думал о неприступном чёрном сейфе. Всё же копатели, наверное, не правы. В нём вовсе не секретное оружие. Я понял, что там! Он до отказа забит золотом! Золотыми слитками! Я стану богатым, и исполнятся все мои мечты. Мечты о собственной фирме, о богатой жизни, об особенных женщинах и о другой стране, где люди поймут, что я не такой как все. От всего этого великолепия меня отделяет пара каких-то паршивых замков. И вот тут меня посетила удачная мысль - почему бы ни попробовать выстрелить в сейфовый замок из винтовки?
Я даже не стал дожидаться утра, прихватил фонарик и отправился к ящику с оружием. Выбрал одну из винтовок - она отличалась от других прикладом из морёного дерева, покрытым лаком. Я с удовольствием провёл рукой по гладкому цевью. Обойма из пяти патронов с лёгким щелчком встала на место. Я ощутил приятную тяжесть оружия в своих руках. Теперь-то сейф не устоит! Золото будет моим!
Когда я втиснулся в блиндаж, мне в нос ударил странный запах. Я не обратил на него внимания, потому, что у меня была цель. Я осветил фонарём сейф и прицелился в один из замков. Неожиданно я почувствовал, что у меня за спиной кто-то есть. Я обернулся и испытал сильнейший шок. Фонарик осветил источник запаха - кирзовые сапоги, до блеска начищенные ваксой. Луч фонарика поднялся выше, пока не упёрся в лицо человека. Это был Глыба... Нет, не он. Просто парень, очень похожий на него. Он был одет в полевую форму Красной Армии времён Второй мировой войны. Пилотка со звёздочкой была сдвинута набекрень, а сам он сидел - нога на ногу - на бруствере бойницы. Он прищурился от яркого света фонаря и тихо сказал:
-Я бы на твоём месте этого не делал.
Винтовка с лязгом выпала из моих рук. Я во все глаза смотрел на солдата. В тот момент я мог сразу потерять рассудок, если бы не почувствовал какой-то подвох. Было что-то нереальное во всём происходящем. Мой процессор быстро выдал единственный ответ: это сон. Что ж, сон, так сон. Будем играть по правилам. Между тем Глыба N2 продолжал:
-В этом сейфе нет ничего, что бы тебя заинтересовало. Поэтому просто оставь тут всё в покое и поворачивай оглобли. Сюда уже пытались прорваться фашисты, но они не прошли.
Я заметил, что губы у привидения не шевелились, пока оно говорило. Это ещё больше убедило меня, что я сплю. Поэтому я осмелел и ответил:
-Я тебе не верю. Зачем же ты тогда охранял сейф, если в нём ничего ценного. Чтобы этот железный ящик гнил тут потом шестьдесят лет?
Глыба N2 заёрзал. Ему не понравились мои слова. Он поправил пилотку.
-Ты этого не поймёшь. Ты совсем другой. Слишком много лет прошло. Я остался, чтобы защищать родину - здесь, посреди болота. Чтобы наши победили. Чтобы вы жили счастливо. Чтобы не были рабами.
Пока солдат говорил, я поднял винтовку. Потом снова посветил фонариком ему в лицо. Сейчас я его почти ненавидел. И я сказал ему то, что никогда не сказал бы наяву. Но во сне такие вещи можно говорить, и меня просто прорвало:
-А кто такие "наши"? Я, кстати, совсем не просил вас побеждать. Да лучше бы тогда немцы победили - они, между прочим, несли нам цивилизацию. Жили бы мы сейчас припеваючи, по-европейски. Немцы сделали бы из нас людей. Не было бы всяких там репрессий, холодной войны, очередей, перестройки и всего прочего. Так что жизнь свою ты отдал зря. И, кстати, что касается счастья, то тут ты совсем не прав. Если бы я был счастлив, я бы не пошёл сюда через мины, чтобы заработать...
Я говорил, всё больше распаляясь, не узнавая себя и придвигаясь с винтовкой наперевес к Глыбе N2. Он внимательно посмотрел мне в глаза и проговорил:
-Время идёт. Люди меняются. Раньше мы видели счастье совсем в другом. А в чём твоё счастье? Будешь ли ты его защищать, как я? Чтобы ты ни говорил, теперь поздно что-то менять. Я останусь здесь и никуда не уйду.
Я подошёл к нему почти вплотную. Он сидел, сложив руки на груди, и покачивал ногами в пахучих сапогах. Когда ствол упёрся в бруствер бойницы, я понял, что передо мной уже никого нет. Солдат исчез. Я резко повернулся и увидел перед собой на стене полуистлевший плакат. На нём был изображён испуганный эсэсовец в съехавшей набок каске и с поднятыми руками и написано: "Смерть фашистам!". Поверх изображения красовалась корявая надпись: "Я отсюда не уйду!". Я сорвал этот плакат, разорвал его и раскидал клочки по полу. Потом в бешенстве повернулся к сейфу, но его не оказалось на месте. Вместо него перед моими глазами появилась брезентовая стена палатки. Я проснулся.
Пока я разжигал костёр, готовил чай и завтрак, сон не шёл у меня из головы. Я думаю, такое может присниться после всех этих стрессовых ситуаций. Но довольно скоро подробности сна улетучились, и остался только неприятный осадок.
Я снова был полон сил и энергии. Мне даже захотелось сделать что-нибудь необычное. Я снарядил одну из винтовок, повесил на ветку дерева пустые консервные банки и, прицелившись, нажал на курок. Приклад изо всех сил ударил мне в плечо. Я не ожидал такой отдачи и чуть не упал на спину. Эхо выстрела откликнулось далеко в лесу. Из палатки выскочил в одних трусах заспанный Глыба. Он увидел меня с мосинкой в руках и присел от неожиданности. В глазах его мелькнул ужас. Не знаю, что уж во мне было такого страшного. Я помахал ему рукой, мол, всё в порядке, я тут развлекаюсь, не хочешь ли присоединиться? Лёнька взглянул на меня, как на сумасшедшего, покачал головой и вернулся в палатку.
В банку я не попал. Ни в этот раз, ни после. Расстреляв десяток патронов, я понял, что целюсь как-то не так. Я злился, как последний плебей из серой толпы, даже, кажется, рычал от бессилия. Можно было спросить у Глыбы, как нужно правильно целиться, но он больше не появлялся, да к тому же не хотелось унижать себя просьбами.
Со мной происходило что-то непонятное. Винтовка жгла мне руки. У меня вдруг возникло желание стрелять прямо в палатку, где скрылся этот недоносок. Стрелять, пока оттуда не раздастся предсмертный вопль. Я отбросил от себя мосинку, чтобы не сделать это прямо сейчас, и присел на поваленный ствол дерева.
У меня разболелась голова. Требовалась немедленная перезагрузка моего компьютера, но он продолжал работать, нагревая процессор добела. Мои мозги, безукоризненное мышление, математическая точность, великолепная память и безошибочная логика - всё это постепенно превращалось в кашу. Я обхватил голову руками и завыл...
Не знаю, сколько прошло времени. Однако мне полегчало. Я ощутил приятную лёгкость. Казалось, дунет ветер, и я полечу. Мыслей почти никаких не было. В работе осталась одна-единственная программа - пойти в блиндаж и выстрелить в замок сейфа. И я пошёл...
Глава 5. Домой.
Кровь хлестала фонтаном. Бордюр на четвереньках выполз из блиндажа, опираясь на свою долбаную винтовку. Левая штанина его была вся в крови. Я выругался и ломанулся в палатку - среди бесполезных вещей в моём "сидоре" лежала маленькая автомобильная аптечка.
Когда я навешивал жгут поверх его раны, Пашка дёргался и визжал, как поросёнок. Он зажигал - ну, чисто ди-джей на студенческой дискотеке. Пришлось сделать ему анестезию - загасить ударом в челюсть. Бордюр затих, и дело пошло быстрее. Кровь почти перестала течь. Рана оказалась сквозной - в икре левой ноги было две дырки. Значит, пули внутри не осталось. Я обработал стрёмное место йодом и забинтовал ногу.
Пока Пашка приходил в себя, я закинул его мосинку подальше в кусты и пролез в блиндаж. Как я и подумал, этот лопух выстрелил в замок сейфа, а пуля срикошетила ему в ногу. Я огляделся, но пули, конечно, не нашёл. Парень в пилотке со звёздочкой так и лежал под бойницей. Шестьдесят долгих лет, конечно, постарались над ним, но он всё так же охранял сейф. Я вытащил из кармана пистолет, сунул его обратно в кобуру на столе и сказал солдату:
-Извини, братишка, мы тебя больше не побеспокоим.
Я быстро упаковал все наши манатки и отобрал у Бордюра его злополучную карту. Он всё равно не смог бы ей воспользоваться. Меня он не всегда узнавал, иногда вообще называл какой-то Мелиссой. Я посадил его на закорки и пёр на себе почти всю дорогу.
В карту его я врубился, поэтому мы не заблудились в этом поганом болоте. Когда мы добрались до станции, я конкретно выдохся. Пашка, наоборот, начал приходить в себя. Хотя бы вспомнил, как меня зовут.
Бордюр потом два месяца лечился. Я ему звонил пару раз - узнать, всё ли в порядке. Он был хмурной, но крышу ему вроде поставили на место. Однако стоило Пашке напомнить о нашем походе, как он тут же бросал трубку.
А я потусовался то тут, то там, а потом плюнул и забурился до конца лета работать в "Макдоналдс". Хоть и небольшие, а всё же деньги. Конечно, на мотоцикл не хватило, но маме на подарок скопил.
Записку Лёни, что остался в блиндаже, я не выбросил. Она хранится в шкафу рядом с моими футбольными наградами. Не знаю, что в этой записке было такого. Но мне кажется, что мы с этим парнем чем-то похожи.
Я, наверное, тоже не ушёл бы. И дрался до последнего. За что? Да за всё хорошее, что знаю. За маму, за Танюшку, за своих друзей. За то, чтобы у нашей страны было прикольное будущее.
А чёрный сейф мне иногда снится. Он открыт, но, как я ни стараюсь, не могу разглядеть, что в нём лежит.