Я помню не так уж много. Ее голубые глаза, бледная кожа, губы, похожие на лепестки роз, и волосы, запах которых дурманил меня, вводил меня в беспамятство.
Подвал, комната без окон. И она в углу. Смотрит на меня глазами испуганного зверька, попавшего в западню. Ее глаза молили о пощаде, старались сказать мне, как много предстоит еще сделать этой девочке, почти ребенку. Но я должен был это сделать, так сказал мне Голос.
Я уже не помню, когда он появился в моей голове, да и не так уж это важно. Он говорил, я делал. Помню, когда он приказал мне убить ее, я пытался сопротивляться. Но это было бесполезно.
Я помню, как убивал ее. Медленно, спокойно забирал ее жизнь. Она уже не просила пощадить ее, она лишь хотела быстро умереть, но это было бы слишком просто.
Я положил ее на спину и привязал к огромному дубовому столу, взял молот и начал дробить кости ее ног. Она кричала, я возбуждался от ее криков.
Ее некогда красивые ноги превратились в безобразное темно синее месиво. Она была голой, ее влагалище, окруженное молодой порослью светлых волос манило меня.
Не помню, как мне пришла в голову такая мысль. Я взял деревянный черенок от лопаты, натянул на него полиэтиленовый пакет, смазал его машинным маслом. Ее девственное влагалище не хотело пускать мое сооружение, но я не сдавался. Я приложил все свои силы, и палка вошла в нее.
Было слышно, как рвутся ткани ее влагалища, этот сладостный звук, похожий на звук ломающихся костей. Вскоре все ее лоно обагрилось кровью. Я вытащил из нее свою палку, она тоже была вся в крови. Я попробовал ее на вкус, что за сладостное мгновенье!
Помню, как подошел к ее лицу, она смотрела на меня и не могла понять. Наверное, она уже не чувствовала боли, а может, так к ней привыкла, что не смогла бы больше жить без нее. Мое возбуждение дошло до предела, я уже не мог с собой совладать. Она на меня смотрела, а я мастурбировал. Вскоре из моего члена брызнула белая, вязкая, словно сопли, жидкость. Я кончил на ее лицо.
Голос приказал мне убить ее. Я не хотел, но знал, что сопротивляться бесполезно.
Я взял нож и начал резать ее. Снизу вверх. От лобка к груди. Она кричала, я знаю, ей это нравилось, иначе она бы давно уже умерла.
Меня тошнило, мне было противно. Умри же, сука, сдохни! Но она не умирала, она все смотрела на меня своими холодными, бездонными глазами. Холод этих глаз сжигал меня.
Я взял молот, которым дробил кости ее ног, подошел к ее голове, размахнулся и ударил. Удар пришелся точно в правый глаз, от которого теперь не оставалось ничего, кроме зловонной красной каши. Второй удар получился косым, сорвав кожу на ее лбу, молот попал в переносицу. Я видел, как она умирала, захлебывалась своей кровью и блевотиной.
Она умерла...
***
Голос приказал мне похоронить ее. Я нес ее тело на плече через все поле, высматривая место, где лучше было бы ее похоронить. Я увидел большое дерево, оно мне понравилось. Ей бы оно тоже понравилось.
Я копал. Не знаю, сколько на это ушло времени, но копал я долго. Сухая почва, давно не видавшая дождя, тяжело поддавалась. Было жарко.
Она лежала на земле. Ее открытый глаз бессмысленно смотрел в небо, второго глаза не было. Я поцеловал ее на прощание, трудно было прощаться, ведь я любил ее так, как никто никого не мог любить в этом мире.
Я бросил ее в яму. Откуда-то во мне вспыхнуло пламя ненависти. Ненависти ко всему: к людям, животным, к этому миру и к ней. Плюнув в могилу, я начал закапывать ее. Когда все было готово, я прикрыл свежевырытую землю листьями.
Теперь мне нужно было смыть с себя всю грязь. Я зашел в ванную, включил воду и только здесь осознал все, что сделал. Я был в отчаянии, бился в истерике, я хотел вернуться назад, чтобы все исправить. Но было уже поздно. Слишком поздно что-то исправлять.
Наполнив ванну теплой водой, я лег в нее, взял нож, которым убил ее. Нож входил в плоть моих рук легко, будто я резал масло.
Я чувствовал, как вместе с кровью от меня уходит жизнь. Уже ничего не имело значения. Я вспоминал детство, родителей, школу. Этого больше нет. Ничего не важно.
Теперь я узнал, что нет ни рая, ни ада. Пустота, только лишь холодная пустота. Не было ничего. Не было больше меня.