Ярко светит ласковое желтоглазое солнышко. Искрящийся снег блестит под копытцами лошадей и всеми цветами радуги переливается. Едет расписной свадебный поезд. Дудки поют, гармоника наяривает, трещотки цокают. Весело звенят Ванюшкины бубенчики. Впереди всех на тройке с колокольцами довольный жених восседает. С молодой невестой своей, Катериною. Обрученные в церковь спешат на венчание. То-то радости у парнишки молоденького! Он кричит, словно птах разбуженный, голосит, сучит молодой кобелек ножками и конягу бьет нещадно нагайкою. Не дождаться молодцу никак святого венчания, речи поповской да ночки темненькой, когда все желания тайные исполняются.
Ивашка парень хороший, да взбалмошный. Постоянно что-нибудь да учудит. То плетень чужой спьяну разворотит, то яблоньку соседскую по озорству обдерет. Вот и вздумалось ему жениться, дурню сельскому. Да и каку невесту себе выбрал! Всех, постреленок, обскакал!
Катька, конечно, баба видная! Светлы волосы, косы тугие, глаза карие, словно омуты темные. Лицом и телом пригожа, красавочка! Правда, нрав у Катерины особенный, чуть что не по ней, так бабья истерика. Но не думал об этом Ванечка. Верил в силу свою мужескую, да считал не часы, а минуточки, как окажется с милой Катенькой в уютной спаленке. Да и насладится красотою девичьей...
Молодые еще не повенчаны, а Ванек так и льнет к своей суженой. Супротив всякого порядку пошел. Разогнал всех сватов, дружек с мамками. Усадил нареченную в саночки, самолично за вожжи взялся, так вдвоем они и шли на резвой троечке. Поперед всего свадебного поезда.
-- Шибче, шибче гони, мой соловушка! -- подпевает Катерина. А румяные щечки горят алым пламенем, пухлы губки блестят и багрянятся от желания.
Не заметил Иван, когда разогнал коней так сильно, что отстал весь поезд свадебный. Уж не слышно дудок скоморошьих, затихла гармоника соседская. Только снег скрипит под расписными саночками, лошадки хрипят, загнанные, да звенят Ванюшины бубенчики...
Это что за диво-дивное, чудо-чудное? Обомлел Иван и натянул сильно вожжи, коней останавливая. Вековые сосны накренились, заскрипели жалобно, да и наземь, как подкошенные, рухнули. Едва-едва не задавили саночки. Преградили путь резвой свадебной троечке. Обернулись молодые, а и сзади такоже. Со всех сторон могучие дерева завалили дорогу, и никак не проехать.
Вышли из саней, куда не пойдут, -- везде коряги да стволы деревьев сучковатые, мохнатые елки иголками в лицо тычут.
Ванька криком кричит, хрипит, надрывается. Людей зовет. А ответом тишина мертвецкая. Лишь только ворон дважды каркнул, да сгинул. Птица черная, окаянная.
Катька села в снег, кулаками лицо трет и в плач:
-- Ты куда завез меня, Иван-дурак! Как теперь нам из леса выбраться? Неужели пешими пойдем по сугробам? Бросим расписные саночки? Да и как дойдем, уже за полдень! А зимой темный вечор не заставит ждать!
Только молвила, как увидели молодые, что какой-то старик перед санями свадебными появился. Бледный весь, седой, аки лунь. Борода пышная белая, брови густые, вьющиеся. Лед и снег блестят на волосках у дедушки. А лицо-то недоброе.
Богато одет старик неведомый. Шуба белая до пят, сапоги красные с концами вострыми, загибающимися. Рукавицы теплые мохнатые, а на главе полукруглая синяя шапочка. Одну руку в бок упер, а другая посох тяжелый держит. Странный посох, словно стеклянный. Весь блестит и искрится.
-- Здравствуй, девица! -- молвит старик, а на Ваньку даже внимания не обращает.
-- И тебе здравствовать, дедушка! -- отвечает молодец. Так по порядку русскому положено. Сперва муж говорит, а потом только женщина.
Но нахмурился старик, попутчик непрошеный:
-- Я тебя, парниша, и не спрашиваю! Дела нет до тебя никакого мне.
-- Грубиян вы, дедушка! -- Ванек ответствовал, -- Лучше б путь показали, как нам на свет божий выехать. Как обойти деревца да коряжечки. Всю дорогу завалило. И как так получилось, сами того не ведаем.
-- Не мешай, пацан, мне с девой разговаривать! Со женой моей будущей!
Закипел тут Иван, да и выложил все, что он думает:
-- Ах ты, алчный дед, бесноватый козел! Как ты смеешь желать жены моей!
Рассмеялся зло, прищурился да ударил оземь тяжелым посохом.
Как сказал, так и хлынул с небес столб воды студеной. Водопадом на Ванечку пролилось, а на Катю не попало ни капельки. Бежит вода и сразу в лед обращается. Иван не будь дурак, голову из-под холодного дождика высунул, а тело остальное и не успел, ибо крепко увязли ноги в снегу глубоком. Водопад пролился, да и застыл столбом, морозно в зимнем лесу. Мигом вода в камень ледяной обратилась. И слова сказать не успел Иван-дурак, как по шею самую оказался крепко льдом скован. Одна маковка из глыбины торчит набок. А старик подлый еще поиздевался. Подошел, да "прописал" щелбан по лбу молодцу.
-- Вот так-то лучше будет, дурень! Посиди в ледяном столбике. А ты, девушка, выйдешь замуж за Морозко, будешь зваться Заморозкой. Будешь женою северного воеводы!
Катерина и язык потеряла, не знает, что сказать. Морозко еще раз посохом стукнул, дерева да коряги разметало с пути-дороги, и появились чудные саночки. Цвета серебристого, борта горят каменьями самоцветными, а запряжен в повозку большерогий олень вместо лошади.
Ванька по рукам-ногам накрепко скован, ничего сделать не смог. Только и видел, как схватил злобный старик его невесту, затолкал в саночки, да и понеслись они в лес темный, оставив умирать дурачка неразумного.
Ванька чувствует, что смерть его близится. Губы посинели, брови снегом замело. Зубы стучат, как у неумелого кузнеца молот с наковальней, друг на дружку едва попадают. Щеки морозцем прихватывает, слезы текут горючие. И они же корочкой ледяной на лице застывают.
"Вот и все! Не видать мне моей невестушки! Умру я в лесу смертью морозною! Утащил Катерину старик Морозко, а меня околдовал, лютым холодом заковал": так наш Иван думает.
Долго ли сидел парень в темнице ледяной, то неведомо. Уж клонился день к ночи темной, месяц желтыми рожками на небе выступил, да звезда засияла первая. Еще пуще мороз в телеса пробирается, кровь течет по жилам медленней, засыпает Ваня. А как заснет, так и замерзнет, несчастный.
-- Эй, ты что тут прохлаждаешься? -- вдруг раздался голос хрипленький.
Открывает глаза Ванюша и видит: прямо перед ним стоит карлик. Небольшой такой мужичок: борода рыжая, нос мясистый, на щеках конопушки... Кафтан да колпак, -- красные. Гном, выходец из народа сказочного. Старики бают, что недорослики эти в горах Уральских обитают, каменья драгоценные да золотишко добывают. Однако тайн своих никому не показывают и людям редко на глаза попадаются.
-- А что делать-то? -- удивился Ванюша, -- Украл воевода Морозко невесту мою, Катеньку! А меня заморозил в оковы ледяные, умирать оставил в лесу дремучем...
-- И что, молодец? -- гном высказывает, -- Долго будешь хлопать пустыми глазенками? Так и ждешь, пока склюют твои очи злые филины?
-- Что ж сделать-то можно? Тут и смерть моя придет.
-- А если я помогу?
-- Как помочь ты сможешь, гномик тщедушный? Я вот, дюжий муж, здоровый, и то... Ни рукой, ни ногой пошевелить не в силах.
-- Выручать невесту тебе надобно? Так? А ты, парень, хоть и неплохой, а обзываешься! Зачем меня за росток малый попрекаешь? Разве виновен я в том, что таким уродился! Я своим телом вполне доволен, чего и тебе советую... Морозко -- строгий старик, но справедливый. Просто так обижать не будет, небось, и его ты крепким русским словцом попотчевал. Так было?
Удивился Ваня мудрости горного жителя, покраснел от стыда, не от холода.
-- Прав ты, гноме... Но как же мне не рассвирепениться, коли Катенька моя в жены достанется старикану холодному? Назвал девицу Заморозочкой, да и увез на олене сохатом.
-- С этим позже разберемся, Ванечка! Ты сначала из глыбы выберись! Так согласен ты меня слушаться, и невежество побороть свое?
-- Да, как звать-то тебя? -- спохватился парень. Некрасиво это, разговоры разговаривают, а как друг дружку звать -- не ведают.
-- Вот, уже стал ты более покладистым. -- усмехнулся гномик. -- Кличь Рыжиком, да не ошибешься.
-- Помоги, Рыжик! Невесту выручать надобно. Пропадет она в застенках ледяных, в холодильных камерах злого вора престарелого! -- взмолился молодец.
-- Каждый человек завсегда сам себя выручит. Ты, Иван, можешь хоть чуть-чуть раскачать свое ледяное узилище?
Попробовал Ваня. Пошевелил туда-сюда шею, поводил слегка молодецким плечиком, и закачалась глыбина. Не сразу, конечно, но с места стронулась.
-- А теперь смотри: видишь камешек? Покачайся так, чтобы на него опрокинуться. Не спеши, рассчитай с толком, не сломай шею. А коли сделаешь все правильно, -- гранит вспорет лед острой кромкой, и тогда ты, с божьей помощью, из морозного плена и выберешься.
Послушал Иван рыжего гномика. Раскачал глыбу ледяную, развернулся бочком, да и стукнулся о ребро гранитное. Треснул холодный лед, но еще держит в плену человека. Тогда Рыжик подскочил, топорик вытащил да и помог сколоть ледышки оставшиеся.
-- То, не я помог, ты сам себя выручил, Ванечка, -- высказывает гном укоризненно, -- Победил ты свое невежество. Глупость свою поборол, врожденную.
А Иван дрожит весь от холода, подбежал к саночкам да достал бутылочку с напитком богатырским крепеньким. Пару глотков хороших сделал, и кровушка вновь забежала по жилам, да и жизнь показалась не такой грустной.
-- Э, нет! -- ответил Рыжик, -- Мы, гномы, только пиво пьем. Наше, горное, на вересковом меду настоянное. Да и тебе ни к чему бражкою увлекаться, путь нам предстоит долгий да тяжелый.
-- Хм, а давай-ка, костерок разожжем. -- предложил Ваня, -- Забьем молодую косулю, да потрапезничаем, как нормальные люди.
-- Э, нет, любезный! Праздность это, и негоже нам праздничать, пока дело не сделано! -- ответил строго коротышка, нахмурившись. -- Если хочешь невестушку сыскать, то поспешать надобно. Заметет снег все следы-дорожки. Век не сыщешь свою ненаглядную Катерину.
-- Да, мне и так непонятно, куда они подевались. Метель завьюжила, санный след напрочь закрыла.
-- А ну-ка вот сюда посмотри! -- и показал Рыжик на пичугу, что в ледышку превратилась. Сидит птичка на деревце, но вся, будто каменная и на ощупь сильно холодная. Протянул Ваня руку, чуть тронул синичку и легко отломал клювик маленький. И сама птичка зашаталась и, словно сосулька, наземь упала.
-- Это тут прошел-проехал Мороз, старик окаянный. От дыхания его студеного всяка тварь лесная замерзает! -- сказал гном и утвердительно палец поднял указательный.
Сели Ваня и Рыжик в саночки да поехали по следам Морозко. Человек правит, а гном дорогу высматривает. Вновь звенят Ванюшины бубенчики, возрадовался Иван, за невестой едет, из плена выручать.
По сторонам путники глядят и удивляются, ветки дерев покрыты инеем, шишки блестят и от малейшего ветра падают. Они уж не шишки теперь, а ледышечки. Попадет такая по головушке, и мало не покажется. Много раз видели птиц замороженных, а еще лису да малого пугливого зайчика. Так и стоят они, оледеневшие, рядышком: воровка рыжая, пасть разинувши, рядом с ней зайчонка махонький, ушки прижал, глаза испуганы. Но не успела лиса зайчатинкой полакомиться, а косой не смог убежать от хищницы. Заморозил их белый дедушка, злой волшебник. И теперь стоят они, как безмолвные статуи, предупреждая о том, что ждет человека неразумного.
Но дальше гонит Иван резвую троечку, несутся кони без устали, летят мимо деревья темные, да сыпется сверху снег с иголками.
Но что это? Зазевался возница, да пропустил поворот на дорожке еле заметной. Саночки о сосну вековую стукнулись, да полетел Ванька вверх тормашками. Провалился в снег, ноги твердой земли не чувствуют, руки на ощупь за древесные корни цепляются. Видать, яма какая-то, заметенная сверху снегом и невидимая. Чуть дернулся и провалился в такие тартарары, что белый свет лишь в узкую дырочку стал виден. А сам парень в норе глубокой оказался.
Зажег свет, благо огниво под рукой. Смастерил факел из кушака да корня древесного. Хоть и слабо горит, но осмотреться можно. И видит Иван, коренья старые, камни темные, а в углу, о, ужас, змеи склизкие свернулись клубком огромным. Гадюки ядовитые, змеюки подколодные спят-почивают, весны и тепла ждут.
Вспомнил Ванька, как ходил летом по ягоду, укусила его такая ж змея, черная, с узором затейливым. И осерчал человече, ненависть его обуяла. Хотел бить-колотить змей в их логове, чтоб извести породу гадскую. Достал ножичек засапожный да замахнулся на семейство гадючье.
-- Постой, Ваня! -- послышался сверху голосок. -- Какая же доблесть убивать сонных да голодных. Побори в себе ненависть! С темным сердцем, со злобой в душе, не добраться тебе до счастья своего.
Послушал Иван, ибо разум его уже прояснился и стряхнул паутину, за годы невежества накопленную. Правильно говорят мудрые люди: не те змеи, что по земле ползают, а те, что под сердцем сидят у грешника, такие вот и коварнее будут. А победишь злобного гада в себе самом, другие вовсе не страшны покажутся.
А змейки проснулись и вовсе странно себя вести начали. Сначала вокруг парня поползали, потом танцы потешные устроили. То кольца свивают, то распускают, головки к небу тянут. Небось, подумали, что весна красная уже наступила.
Гном все это видел, и стал что-то торопливо нашептывать. Ведьмин заговор или святу молитву шептал, то не слышал Ванечка. Но, однако, помогли шепотушечки. Не ожидал человек, что змеи станут в веревочку длинную сплетаться! Одна гадючка за другую заматывается, и растет лоза длинная узорчатая. Наверх, к яркому солнышку! Самую последнюю змею крепко взял Рыжик за тулово, и понял Иван, что это веревочка для него и сплетена, чтобы выбраться из ямы глубокой. Пожалел человек змей, и они помогают выйти на свет божий.
Так и вылез Ванька из ямы, а в благодарность змеям завалил их лежбище корягами, да снегом основательно забросал. Спите спокойно, милые гадики, до весны зеленой да лета жаркого!
Дальше поехали. Летит резвая троечка, санки несутся по лесной дорожке, конские гривы по ветру разметаются, да звенят Ванюшины бубенчики.
Видит Иван, что деревья совсем белые становятся, синие сосули свисают с еловых веток, длинные, да и сам путь покрыт коркой ледяной. Видимо, близок дом Мороза Морозыча.
И тут новая напасть приключилась! Вышел на дорогу сам хозяин лесной, медведь косолапый. Кто ж его разбудил, потревожил сон мишеньки? Прямо на пути стоит и ревет страшно, угрожающе.
Не сробел Ванька. Остановил лошадок да вышел на медведя с одним маленьким ножичком. Поборолись. Мишка молодой, да глупый. Давит и давит, к земле жмет, пасть широко разевает, смрадом разит. Лапы здоровые, могучие. На одну силу Потапыч надеется, а Ванька сначала поддался, а потом из полушубка своего, да и выскользнул, в лапах мишки одежу оставил. К земле припал, промеж ног косолапых проехался, быстро оборотился, да и дал под зад зверю пинка доброго. Михайло не ожидал такой наглости, развернулся, и, было, назад сунулся, но сразу по зубам схлопотал. Залепил Ванька отменную затрещину. Заскулил пристыженно косолапый, весь скукожился, да и утопал восвояси.
-- Видал, гномик, как я с Топтыгиным управился? Одной левой завалил зверюгу страшную. Ай, какой я молодец! Ах, какой я умник! -- возрадовался Иван.
-- Не гордись сильно. Гордость не приведет тебя к невесте твоей нареченной, -- покачал головой Рыжик, -- Настоящий герой никогда не гордится, а добрые люди его хвалят. Хотя чему тут хвалиться-то? Молодого медведя победить -- это все равно, что мальчика маленького на лопатки положить. Не к лицу гордость человеку сильному да разумному.
А Ванька все равно продолжал себя нахваливать, из подарков свадебных зеркальце достал, да и сам на себя любуется, и хвалить уже стал не только свою силушку, но и лицо да стать молодецкую. Словно не муж он, а девица красная!
Чу, что за враний грай в небе послышался? Налетела птица черная, с опереньем пепельным. Стали вороны кружить над саночками да кричать противно, пронзительно. Покрутили, покрутили, да и сгинули...
Рассмеялся гномик, на Ванюшку глядючи. Вся одежка молодца нашего птицами помечена, полетали каркуши да на героя нагадили. Стоит Иван столбом, весь пристыженный и удивленный.
-- Поделом тебе, дурашка, поделом. Говорил я тебе -- не гордись почем зря. На любого гордеца найдется какашечка, чтобы испачкать его. И смешать с грязью имя доброе...
А ночь темная уже надвигается. Холод члены сковывает, пар идет изо рта. Но дальше едут Ваня с Рыжиком. Путь лежит через дубравы снежные, поля белые и холодные. Летит, бежит резвая конная троечка, да звенят Ванюшины бубенчики.
Незнамо сколько дней они ехали, вот и царство Морозки лютого. И места тут такие заповедные, что ночь темная да холодная полгода длится, до капели апрельской вешней.
Чуден дворец воеводы Морозко. Стены белые ледяные, синевой искрятся, адским замогильным холодом отдают. Шпили острые, словно иглы над мрачными башенками, окна зимним узором схвачены. Ледяные волки замороженные стоят при входе во дворец хрустальный, олени огромные близ ворот прогуливаются, рогами, инеем покрытыми, покачивают.
Остановил Ваня лошадок, слез с саней. Беспрепятственно вошли человек и гном в дом сурового зимнего воеводы. Попали в большую светлую залу. Колонны стоят по ней ледяные, а в каждой колонне человек или зверь закован. Заморожен намертво. А в самом конце палаты вымерзшей огромный трон возвышается. На белом кресле, покрытом снегом и льдом, сам Морозко восседает. Не двигается.
-- Тише, Ваня. -- подал голос гномик, -- Видишь, сладко спит твой супротивник. А знаешь, сила его вся в посохе, палке ледяной волшебной. Надобно посох у старика отобрать и тогда ты одолеешь Морозыча.
Иван послушался. Ближе подошел осторожненько. Смотрит: правда, спит-храпит Морозко, прямо в тулупе своем и шапка на глаза надвинута. Холодное дыхание изо рта вырывается, а воздух сразу в снег обращается, белым песком на пол падает. Уже целый сугроб надышал дедушка. Посох волшебный в руке держит.
Попробовал Ваня выкрасть колдовскую палочку. Но посох крепко сжимают скрюченные пальцы старика. Не разжать, не разбудив. Да и сам парень уже начал мерзнуть, рядом с северным воеводой. Не удержался и чихнул на "всю ивановскую"!
Поднялись белые брови, открылись голубые холодные глаза, смертью лютою повеяло.
-- Что, это ты, смерд? Как посмел мой сон тревожить? Не даешь отдохнуть от дел тяжких! Что тебе надобно? -- прорычал белый дедушка.
-- Возверни мне невесту, вор! -- ответствовал Иван. А сам ежится от страха и холода.
-- Эх, видать, давненько не сидел ты в ледяном столбике. Пожалуй, надо мне консервы мясные на лето жаркое заготовить! Ладный молодец, сделаю с тебя холодец! -- зловеще прошептал Морозко и стукнул оземь тяжелым посохом.
Но Иван уже готов был к такому. Вспомнил душ холодный и в сторону быстро сиганул. Пролился водопад, застыл ледяным столбиком, а ловкий Ванька за ним прячется да рожи корчит, над волшебником насмехается.
Разозлился старик, встал с белого трона, задрожала земля, лед и снег на холодные плиты посыпались. Еще раз ударил посохом, но Иван перевернулся кубарем и снова избежал воды ледяной. Опять смеется над злобным дедушкой.
Совсем Морозко разбушевался. Начал кругами ходить да бить посохом так, что весь зал водопады заполнили, словно со всех сторон ведра воды кто-то льет. Ванька резвым кабанчиком по залу носится, совсем из сил выдохся. Вот-вот настигнет его ледяная вода.
Мороз уже победу празднует. Да не заметил старик, как хитрый гном Рыжик сзади подкрался, да и подставил ножку. Брякнулся Морозко, посох из рук выронил. Покатилась палка волшебная по полу. Тут сверху на злодея Иван и запрыгнул, насел. Прижал седой бородой в мокрый снег.
Промолчал старик, но раздался скрип неожиданно, то открылась дверца потайная. Оглянулся Иван и видит: выходит в зал его невеста нареченная. Вся белая, лицо холодное, на веках снег да иней, губы синие и мертвенные. Настоящая Заморозочка!
-- Что здесь деется, батюшки?! Ты зачем, Ванька, моего супруга обижаешь? Он тебя старше лет на тысячу, а ты, молодой кобель, совсем прижал дедушку! -- возмущается женщина.
-- Это ж я твой жених, Катенька! Совсем тебе голову заморочил козел старый! -- удивился парень.
-- А на кой черт ты мне нужен, нищета беспорточная! Вон у дедушки Морозко каменья самоцветные, колечки перламутровые, да и злата-серебра видимо-невидимо. Одел он меня в платья парчовые с жемчугами, уложил в кроватку изумрудную с перинами пуховыми. Каждый день катает на расписных саночках с оленями златорогими. А что ты мне можешь предложить, сельский валенок?
-- А разве молодость не дороже золота? -- возразил Иван, -- Неужели тебе этот богатый старикан милее бедного, но удалого молодца?
-- Старый конь борозды не испортит. А олень -- тем более... -- ответила Катька и отвернулась.
Понял Ваня, что потерял свою невесту. Злоба и ревность лютая его обуяла. Стал душить Мороза руками голыми, хотя и холодно было это, леденели пальчики.
-- Одумайся, Ваня! -- пролепетал гном, -- Что ты делаешь? Не вернуть тебе уже Катерины. Даже если убьешь ты старца этого, уверен ли, что невеста твоя бывшая не найдет другого богатея? Не ревнуй уже им, да не завидуй. Другая судьба тебя ожидает.
Незнамо почему, но послушал Иван гномика. Отпустил проклятого старика, и ушли они с Рыжиком из ледяной горницы. А Морозко с Катькой так и остались вдвоем жить в чертогах ледяных. Старики сказывают, что с течением времени нрав у северного воеводы стал помягче. Видимо, женская ласка благое дело сотворила. Своих детей они с Катькой не нажили, но на каждое Рождество привозили детишкам всякие подарки да гостинцы...
Еле плетется троечка, ковыляя по дорожке ледяной, хвосты конские вяло болтаются, и совсем приумолкли Ванюшины бубенчики.
Оглянулся Иван. Гном сидит позади, как ни в чем не бывало, улыбается, усы рыжие потирает.
Призадумался парень. Странный у него попутчик, гном гномом, но какой разумный! Сколько раз выручил! Что ни сказал Рыжик, все правильно выходило. И хочется его слушаться. Век бы беседовал с милым гномиком! Жаль, но расставаться придется. Разные пути у людей и народца горного...
-- Что грустишь, Ванечка? -- спросил гном.
-- Эх, привязался я к своей Катеньке. Жить не смогу без нее. Лучше бы Морозко меня в консервы превратил. Тогда бы моя любимая меня летом и скушала, хоть так бы мы с ней воссоединились.
-- И зачем ты к ней привязался? Неужель, мало других девок в подлунном мире?
-- Девиц хватает, но такой, как Катенька, и не сыщешь... -- вздохнул Иван.
-- А ты получше посмотри, Ванечка! Может, счастье твое совсем рядышком, словно солнышко? -- лукаво усмехнулся Рыжик.
-- Куда уж... -- начал, было, Иван, да тут дошло до него, дурака слепого! Не гном перед ним сидит, а гномочка. Рыжая гномская женщина!
-- Да, Ванька! Понравился ты мне, с первого взгляда полюбился! Возьми меня в женушки! Я тебе верной буду! Хмельное почти не пью! А богатства у меня и поболе, чем у Морозко будет, сам знаешь, какие мы, гномы, зажиточные. -- заговорщически прошелестела Рыжик.
И понял парень, что тоже очень сильно хочет, чтобы эта маленькая гномская женщина стала его единственной на всю жизнь супругой. Поцеловал он свое рыжее веснушчатое солнышко. В самые губки приложился, в бархатные.
-- Может, ты это, хоть бороду сбреешь, Рыжик? Целоваться-миловаться мешает!
-- Ничего, Ваня. Переживешь! Какой же гном без бороды? А коли состригу, ты и ко мне привяжешься, как лист банный. Тогда, как жить будешь, всю жизнь на привязи? А если умру я раньше тебя, горемыки? Любить -- люби, но сильно не привязывайся.
И улыбнулась озорная гномская женщина во всю ширину своего лица, а рыжая косматая бороденка заиграла на солнышке ярко-ярко. Словно маленькое рукотворное пламя. Пламя, имя которому любовь.
