Аннотация: Средние века. Тайное общество ученых на очередном собрании решает убрать обного из неудачливых членов, но тот просит небольшую отсрочку, чтобы воплотить задуманное...
УЧЕНЫЕ ИГРЫ.
Медленно за горизонт опускался плоский диск багрового солнца, и, словно вслед за убегающими лучами, по крутому скалистому серпантину поднималась вереница экипажей. Их черные кожаные крыши с многочисленными складками напоминали крылья летучих мышей - вечных спутниц ночи. На самой вершине, над пропастью, нависал серый каменный замок. Казалось, что это гигантская птица, которая на секунду замерла перед полетом.
С последним лучом уходящего солнца в массивные железные ворота въехала последняя карета, и невидимые силы закрыли их. Из экипажей выходили мужчины во фраках и не спеша поднимались по широкой лестнице в главный зал, залитый огнем свечей.
Банкет проходил в полном молчании, и даже звон посуды не нарушал идеальной тишины. За стулом каждого гостя замер предупредительный слуга, готовый в любую минуту услужить гостю. Наконец, банкет был окончен и слуги распущены, часть свечей затушила чья-то невидимая рука. Приятный полумрак царил в огромном зале, увешанном старинными гобеленами со сценами охоты и празднеств.
Когда двери за слугами закрылись, со своего места во главе стола поднялся хозяин замка Ричард Дорос и, медленно обведя всех взглядом, сказал:
- Джентльмены, я приветствую вас на нашем ежегодном вечере науки и познания. Наше тайное общество сегодня отмечает семисотлетие. Сюда всегда входили самые почитаемые и одаренные люди планеты. Сегодня мы обсудим последние достижения в области науки. И коль уж теперь некоторые служители церкви на нашей стороне, - и он кивнул в сторону дородного мужчины в длинной черной сутане, - то этот вечер мы откроем молитвой, чего не делали никогда прежде. Прошу вас, святой отец.
Грузный мужчина поднялся и начал читать молитву. Руки присутстующих были почтительно сложены, головы опущены.
-...и тогда Господь сказал...
Внезапная тишина заставила всех поднять головы и посмотреть на священника. Его щеки были налиты краской, верхняя губа вздрагивала, глаза горели огнем бешенства и негодования. Все сидящие невольно вдвинулись в глубь кресел. Они не узнавали этого спокойного человека, который несколько минут назад мирно ужинал с ними за одним столом. Взгляды устремились к этому центру Вселенского зла, пожираемому глазами святого отца. В центре это зла, развалившись в глубоком кресле, сидел худой старик. Голову его украшал пух седых волос, всклокоченных на макушке. В руке, наклонясь на опасный угол, висел бокал с вином. Графин рядом с ним был почти пуст. Старик обвел всех пьяным взглядом и снова налил себе вина, которое вспыхнуло всеми оттенками малинового от пламени рядом стоящей свечи.
- Лорд Зельтон, будьте добры, оставьте вино в покое. Мы знаем, вы с ним закадычные друзья, - он с заговорщическим видом подмигнул окружающим. По залу прошелестел легкий смех. - Но о ваших достижениях мы еще успеем узнать. Святой отец, продолжайте.
Священник долго еще говорил о смирении и цитировал Библию. Наконец, он сказал: 'Аминь!' - и по залу прошелестело: 'Аминь! Аминь! Аминь!'.
Вновь поднялся хозяин.
- Господа, как вы знаете, сейчас каждый из вас выступит с докладом, а после этого, следуя традициям, мы поиграем в небольшую занятную игру. Хочу напомнить ее правила. Я попрошу каждого из вас прицепить к лацкану по одной карте из колоды. Каждому из вас эта карта была передана лично в руки. Также вы получите по колоде, из которой достанете по одной карте. Эта карта будет символизировать того, кто на ваш взгляд недостоин состоять в нашем обществе и заслуживает смерти. Каждые 20 лет один из членов нашего общества устраняет другого его члена. Делается это для того, чтобы возобновить приток новой, молодой крови в наши ряды и поддерживать их число постоянным. А также исключить возможность того, что выбывший член сможет рассказать про нас и тем самым создаст угрозу для общества.
Умереть должен будет тот человек, который, по нашему мнению, не только не пополняет наше общество тайными знаниями, но и порочит честь члена лиги 'Тайное знание'.
Все присутствующие невольно заерзали. Зал потерял свое очарование и стал казаться унылым и мрачным, несмотря на дружеское потрескивание камина. Хозяин встрепенулся:
- Но не будем о грустном, начнем наш вечер.
Взяв маленький молоточек, он ударил им в гонг. Тяжелый звон на секунду заполнил пространство зала, а затем так же внезапно затих и, казалось, осел по углам.
- Первым свой доклад начнет Марвин Игл - известный хирург и терапевт, тридцать лет практиковавшийся в Египте, и самый крупный исследователь мумифицирования. Доктор, вам слово.
С правой стороны стола встал лысеющий мужчина лет пятидесяти. Руки его нервно дрожали, из-за этого он непереставая мял в руках носовой платок. Он начал.
- Господа, как вы уже знаете от нашего многоуважаемого хозяина, что я много лет занимаюсь медициной. Недавно я поставил удивительный эксперимент. Если вы читали когда-нибудь 'Магические трактаты' (а я уверен, что многие из вас сталкивались с ними), так вот, в томе ?273 в разделе 'Человек' вы найдете интереснейшую вещь. Мозг человека состоит из различных разделов, причем каждый из них выполняет определенную функцию. Так вот, я нашел новый. Неизвестный ранее отдел и назвал его 'Убийственное начало'. Мало того, я научился переносить его от одного человека к другому и даже наращивать. Не скрою, что в ходе моих исследований погибло двадцать младенцев, но результат этого стоил. Все удачные 'экземпляры', став старше, сначала убивали своих родителей, а затем принимались за другие зверские злодеяния. Но не беспокойтесь: все они находятся в клетках... Хотя недавно один сбежал, но я знаю, где его искать, и скоро найду. Я уже получил известие о семнадцати убийствах в Лондоне.
А теперь техническая сторона и кратко о сути процесса...
При этом он пустился в пространные объяснения. Когда Марвин закончил, окружающие задали ему пару вопросов и тема была закрыта. Затем еще выступало множество людей, причем один из них утверждал, что способен создать взрыв, способный превратить в пыль город. Несмотря на подробные объяснения, все продолжали скептически улыбаться.
Наконец, очередь дошла до Зельтона Гренда. К этому времени старик был уже изрядно пьян и стоял покачиваясь, но в конце концов он вынужден был сесть. Зельтон открывал рот на манер рыбы, пытаясь найти подходящие слова. Хозяин решил прийти ему на помощь.
- Ну же, лорд Зельтон, расскажите нам о ваших достижениях. У нас все еще в памяти ваши доклады по вопросу развития лобовой части у обезьян и обуздания грозы, в результате чего сгорел ваш сарай.
По залу пронесся дружный хохот, и напряженная атмосфера замка была разрушена. Общее веселье не поддерживал лишь сам Зельтон Гренд. Вино от него было отодвинуто на солидное расстояние, и теперь он с мрачным видом опирался на старинную трость, серебряный набалдашник которой тускло поблескивал в дрожащем пламени свечей. Под общий хохот все не сразу заметили, что старик начал говорить, но постепенно разговоры стихли.
- Смейтесь, смейтесь вы, жалкие тупицы, ничего не понимающие в науке! Да, признаю, что многие мои работы были не совсем удачными. Но в этот раз я стою на пороге уникального открытия, которое в корне изменит наши представления об окружающем мире и о сути вещей вообще. Изучая как древние рукописи, так и труды наших современников, я пришел к выводу, что... - сказав это, он выдержал минуту тишины, а затем обвел всех торже6ствующим взглядом, - все живые и неживые тела имеют одну основу.
В зале начался шум, кое где были слышны смешки, в конце концов хозяин вынужден был постучать молоточком.
- Господа, тихо, тихо! Продолжайте, лорд Зельтон!
- Да я так и хотел сказать одну основу.
- Вы хотите сказать, что природа вначале еще сама не знает, что у нее получится, глина или человек? - спросил, улыбаясь, полный джентльмен, который читал доклад о получении золота из железа и принадлежал к числу алхимиков, присутствующих на вечере.
- Да, это так, но закон появления именно глины или человека мне не известен. Я хочу сказать, что все вещества, в том числе и живые, состоят из частиц, но среди них есть так называемые 'управляющие частицы'. Именно они решают, что должно получиться из общей массы: человек, растение или камень. Я также предполагаю, что даже после того, как уже появилось конкретное вещество, и даже в ходе его развития, возможно при каком-то внешнем воздействии изменить направленность этого развития и даже повернуть его в другое русло. Таким образом, можно создать что угодно из чего угодно.
- Простите, что я вас перебиваю, - сказал джентльмен азиатского типа, - но если я вас правильно понял, то возможно получить из металла цветок и наоборот?
- В принципе да, но я пока не знаю как, хотя мне кажется, что разгадка где-то рядом.
- Вы хотите сказать, что у вас нет никаких доказательств, а одни только предположения?
- Вы совершенно правы.
В огромном зале воцарилась абсолютная тишина, и лишь сквозняк по полу напоминал чей-то тяжелый вздох.
Ричард Дорос поднялся из глубокого кресла и, обведя всех тяжелым взглядом, сказал:
- Господа, это была поистине ночь великих открытий. Все ваши дневники и записи вы обязаны будете сдать в наш архив, где они будут храниться до того дня, когда наука победит все предрассудки. И в этот час настанет Золотая Эра, которая откроет путь для гениальной человеческой мысли. И тогда знания нашего тайного общества станут путеводителем в мире технического прогресса.
Он хотел сказать что-то еще, но передумал и в итоге дважды постучал по гонгу. Эта церемония предполагала переход к 'игре'.
- Господа, рядом с собой вы видите колоду карт. Из нее вы обязаны выбрать карту того участника, который должен выбыть. После этого из новой колоды я достану случайную карту, она будет обозначать охотника, который не имеет права отказаться, иначе погибнет сам. Приступим!
Сидящие за столом обвели друг друга взглядом. Затем каждый доставал по одной карте и каждый клал ее на поднос с которым хозяин замка обходил гостей. Один лишь Зельтон сидел не двигаясь, мрачно смотря на пламя свечи.
Когда карты были собраны хозяин с рядом сидевшим джентльменом принялись за подсчет голосов. Все это время в зале висела напряженная тишина и руки собравшихся все чаще тянулись к фужерам. Наконец, хозяин встал, взоры сидящих жадно обратились к нему. Каждый смертельно боялся того, что могут выбрать его.
Медленно, не нарушая тишины, Ричард Дорос вскрыл новую колоду и достал одну карту. Дальше все происходило как во сне. Рука медленно, но твердо подняла тройку пик. По залу пронесся вздох облегчения, и в нем утонул чей-то вскрик. Он принадлежал Марвину Иглу. Впервые этому человеку придется убить не ради науки, а ради собственной жизни. Он обмяк в кресле и, казалось, постарел лет на двадцать. Его бронзовый загар приобрел неестественно серый цвет.
Вскоре все стихли и, как будто вспомнив о чем-то важном, вновь посмотрели на хозяина.
- Господа, а теперь мы обязаны проститься с одним членом нашего общества... это лорд Зельтон.
Вздох облегчения пронесся по залу. Присутствующие посмотрели на лорда. Он так же невозмутимо сидел в кресле.
- Все вы дураки и ими останетесь! Я уже стар и не боюсь смерти, но хочу завершить начатое и поэтому вынужден просить у вас отсрочки на полгода.
Его гордый профиль отражался на гобелене со сценой охоты на медведя, истерзанного лающими вокруг собаками. Хозяин молча ему кивнул. Зельтон встал и гордою походкой начал удаляться. Все молча смотрели на его прямую спину, но в итоге алкоголь дал о себе знать и он свалился навзничь, и трость с тяжелым набалдашником больно ударила по голове. Поднимаясь, он напоминал старую морскую черепаху, перевернутую озорной волной. Присутствующие громко засмеялись. Видимо, напряжение дало о себе знать и смех звучал довольно громко и едко.
Наконец, Зельтон встал, бросил на всех гневный взгляд и, бормоча что-то себе под нос, заковылял к выходу. По коридору, освещенному факелами, тяжело ступая он побрел в комнату, отведенную для него. Зайдя, он прямо в одежде свалился на широкую кровать под балдахином и мирно захрапел.
Утром, когда еще все спали, он оделся и, бросив последний взгляд на замок, с первыми утренними лучами покинул это мрачное место.
Приехав домой, в Данию, он углубился в чтение старинных рукописей и трактатов. Лишь старая экономка, кухарка и служанка в одном лице, ворчливо сетовала на то, что она готовит-готовит, а никто ничего не ест. И вообще хозяин сильно изменился, и при таком ритме жизни он не долго протянет. 'Сон - это главное в жизни, и нельзя лишать себя главного', - говорила она. Во время этих проповедей хозяин разбирал древние иероглифы и делал записи, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы обозвать ее старой дурой и послать заниматься своими делами. Она молча вздыхала и безропотно удалялась прочь, не забывая при этом стряхивать пыль со старинной мебели, которая за последние годы приобрела ужасный вид, но хозяин ни за что не хотел с ней расставаться. Ему нравился его образ жизни, и в своем маленьком двухэтажном доме с небольшим садиком он был по-своему счастлив, лишь иногда отвлекаясь на научные исследования и сумасшедшие эксперименты, которые несколько раз чуть не заканчивались плачевно. Окружающим его дом, весь покрытый трещинами и имевший цвет серого могильного камня, казался слишком мрачным и совершенно не пригодным для жизни. За это лора называли Дракулой. В целом ворчливый старик имел вполне безобидный вид, хотя иногда мог вспылить, но при этом окружающие покатывались со смеху, так как при этом он был похож на старого облезлого филина, дико вращающего глазами. После поездки он действительно изменился. Кожа стала неестественно прозрачной и лохмотьями свисала с его впалых щек. От постоянного недосыпания и умственных нагрузок глаза лихорадочно блестели, и казалось, жили своей отдельной жизнью молодости по сравнению с дряхлеющим телом.
Последнее время он редко выходил из своего подвала, который переоборудовал под спальню и рабочий кабинет. В нем была вечная ночь, и лишь свечи оживляли сумрак. Вдоль стен комнаты стояли клетки с животными. Особое место здесь занимали обезьяны, которые несмотря на мрачность обстановки, не теряли хорошего расположения духа и, дико крича перекидывались корками бананов и овощами. Они иногда долетали до огромного дубового стола, загроможденного книгами, но хозяин лишь молча их откидывал и продолжал свое дело.
Лорд Зельтон давно не пил, но сегодня он был изрядно пьян, так как минул пятый месяц отведенного ему срока. За последнее время он впервые развел огонь в камине и, буквально утонув в огромном кресле, размышлял вслух.
- Эти сукины дети были правы, я действительно ни на что не годен! Идея о первоначале была чушью с самого начала. Частица живого никогда не станет частицей неживого. Природа хитро сделала, разделив весь 'строительный материал', и никто не в силах изменить это. В этом заключается суть жизненного процесса и своего рода защита от внешних посягательств. Мне остался месяц. Ну и черт с ним! Давно надо было прервать мое жалкое существование.
Тут его взгляд остановился на шкафе, набитым колбами и ретортами. Медленно он подошел к нему на ватных ногах и взял коробочку с каким-то серым веществом. Это были африканские грибы, растертые в порошок. Малая доза этих грибов способна заставить душу человека выйти из тела. Но стоит увеличить дозу и оттуда не будет возврата. Он высыпал на руку приличную кучку порошка и, морщась, слизал ее. Как утверждали продавцы, эти грибы выращивались на трупах убийц, каждую полную луну их 'поили' кровью невинных жертв, после чего они приобретали ядовито-серый цвет и на шляпках проступали черные 'вены'. Грибы эти носили название ахобол и использовались лишь для самых черных ритуалов вуду.
Зельтон постоял с минуту, и когда он уже собирался выложить весь свой словарный запас, которому бы позавидовал любой матрос, в адрес продавцов некачественного товара, комната поменяла свои очертания. Казалось, стены сдвинулись и она стала еще меньше. Пол застилал голубой свет, отбрасываемый алым пламенем свечи. Старик схватился за голову и качнулся. И только рядом стоящий небольшой стол спас его от падения. Он упал на колени, облокотясь рукой на стол и положив на нее голову. Вторая рука безжизненно висела вдоль тела. Перед глазами все плыло, и лишь огромным усилием воли он сфокусировал взгляд на стоявшем напротив аквариуме. Внутри него метался громадный черный паук, шевеля своими мохнатыми лапами. Шелест от его движений заполнял уши старика напоминая ритмы африканской музыки. Паук, казалось, исполнял ритуальный танец: лапы его двигались в такт барабанным ритмам и, словно поддавшись немому приказу, старик поднял висевшую руку и, положив на стол, начал перебирать пальцами на манер паука. Музыка шелестов усиливалась, теперь в ней появились какие-то безжалостные нотки. Рука старика словно ожила и теперь в точности копировала движения паука. Он смотрел на нее сначала с изумлением, но постепенно глаза его наполнялись страхом и понятием чего-то неизбежного. Внезапно стало тихо, и паук замер, в то время как рука, медленно перебирая пальцами, словно лапами, двинулась по другой руке к горлу. Он смотрел на нее как на нечто инородное, с ужасом пытаясь ее сбросить. Рука ловко добралась до шеи и вцепилась в горло, в то время как другая пыталась ее оторвать. Старик метался по комнате, натыкаясь на мебель, сваливая книги и банки. Наконец, он упал на пол и рука с каким-то торжеством усилила хватку. Почти теряя сознание, он увидел рядом с собой топор и, схватив его, отрубил 'чужую' руку. Она дернулась и замерла. Жизнь медленно выходила из старика, и последнее, что он видел, была рука, которая медленно поднялась на пальцах и, перебирая ими, как лапами, побежала прочь. Из груди старого ученого вырвался ужасный крик, перешедший хрип. Жизнь покинула его. Лишь глаза продолжали удивленно разглядывать тьму.
Миссис Лен Корхет проснулась от ужасного крика хозяина. 'Опять напился и чудит', - подумала она. Она работала у Зельтона сорок лет, в молодости была влюблена в него, но постепенно любовь перешла в прочную привязанность. Замуж было поздно, а уходить некуда. Так и осталась, надеясь на лучшее. Но лучшее не приходило. Красавиц ученый превратился в ворчливого старика, вечно недовольного и капризного. В то время ученые преследовались, но она скрывала его тайны. Так как друзей у него не было, то про него никто не знал, и властям не было до него дела.
Как всегда после нахлынувших воспоминаний, она всплакнула, поправила съехавший на глаза чепец, повернулась на спину и захрапела. Перед этим ей показалось, что по комнате пробежала мышь. Но миссис Лен не обратила на это внимания, так как несмотря на все усилия трех котов, мышей в доме развелось превеликое множество. Коты мирно спали у нее в ногах, но вдруг, фыркнув и зарычав, помчались прочь, толкаясь в узком промежутке чуть приоткрытой двери. Упавший край одеяла натянулся и, перебирая пальцами, по нему вползла рука-паук. Теперь ее движения стали более уверенными и четкими, кровь на обрубленном месте подсохла, и в ночи она все более напоминала паука. Медленно она залезла на Корхет и застыла на груди. Полный диск луны, ухмыляясь повис в окне, став невольным свидетелем ужасной картины. Рука забралась на лицо и легла ладонью на нос, затем подобрала пальцы, свернувшись, словно кошка. Храп перешел в стон, а затем и он стих. Когда рука слезала с кровати, тело уже было пустой оболочкой и неподвижная кровь начала остывать.
Ловко взбираясь по ступенькам, рука-паук поднялась на чердак. Там она долго бродила среди старых сундуков и запылившейся мебели. Ее внимание привлекли веревки, разбросанные в углу. Если бы она могла говорить, то, наверное, издала бы торжествующий вопль. Торопясь и спотыкаясь, она схватила конец веревки, забралась по отвесной стене и прицепила ее за край балки, другой конец привязала к балки напротив. Она работала всю ночь, и вскоре ее творение приобрело законченный вид. Это была точная копия сети паука. Когда сквозь узкое запыленное окошко проникли первые отблески зари, рука-паук начала устало спускаться по лестнице в подвал. Замерев, она долго 'смотрела' на паука. Время шло, и дом приходил во все большее запустение. В нем распространился затхлый запах мертвечины. Звери в клетках подохли, а трупы бывших хозяев покрылись зеленым налетом. Ночью рука охотилась на мышей и плела сеть, а днем неподвижно лежала в подвале. Она приобретала все большее сходство с пауком: сквозь серую кожу, похожую на пергамент, пробивались черные волоски. Ногти отпали, а на тыльной стороне ладони появились маленькие острые глазки.
Со дня приговора прошло шесть месяцев, и Марвин Игл, плотно закутавшись в темный плащ и сжимая пистолет в кармане, брел к дому ученого. В молчаливом свете луны дом излучал какое-то мрачное торжество. Абсолютная тишина окутывала его. Доктор медленно обошел дом, постоянно оглядываясь назад, и зашел через калитку с заднего двора, которая предательски скрипнула. Покрывшись холодным потом, он заглянул в окно, но увидел лишь отражение собственного испуганного лица, залитого лунным светом. Он поднял голову и разглядел небольшое чердачное окно. Теперь он знал, как проберется в дом.
Поднявшись по лестнице, он протиснулся в окно и некоторое время висел, не решаясь спрыгнуть. В конце концов руки затекли и он вынужден был разжать их. Удара об пол не последовала - он словно завис в воздухе. Вздохнув, попытался освободиться от пут, но только еще больше запутался. Ловушка сделала бы честь любому хорошему охотнику. Прошло несколько часов, он, видимо задремал, так как диск луны сместился и в комнату проникали серые лучи, освещая ее центр и пряча углы. Опустив глаза, он увидел, что висит в центре огромной паутины, концы которой уходили в темноту. На полу валялось множество мышиных трупов, а из углов раздавались шорохи и попискивания, которые неожиданно смолкли. Он прислушался: нечто, очевидно, очень небольшое, взбиралось по лестнице. 'Очевидно мышь', - подумал Игл, но холодный пот предательски капал на глаза. То, что поднималось, замерло на пороге, затем вкрадчиво подобралось к краю круга, залитого бледным светом луны. Рука замерла на краю круга, словно осматривая жертву, лишившуюся сознания, затем деловито забралась на шею, обхватив ее мертвой хваткой...
К утру никто не заметил, как из дома лорда Зельтона выбежало нечто, похожее на крупное насекомое, и резво побежало в сторону пристани. По трапу оно забралось на корабль и затаилось в трюме, словно ожидая своего часа.
Замок на склоне горы, напоминавший птицу, приготовившуюся к полету, хранил свое вековое молчание. Через три года сюда съедутся гости, но сейчас здесь хозяйничала рука, деловито плетя паутину в гостевых комнатах.