С этим парнем - назову его первым попавшимся именем, допустим, Леша - мы случайно оказались в одной компании. Он учился в одном классе с Аликом, Милкиным парнем, а с Милкой жил в одном подъезде. Был он ничем не примечателен (кроме, разве что, крупного телосложения), медлителен и молчалив, но однажды встретившись с ним взглядом, я поняла, что "попала". Меня это обстоятельство не удивило и не испугало, поскольку "попадала" я регулярно, тем более, что в качестве потенциального мужа (а именно так и только так я рассматривала тогда все объекты мужеского пола, попадающие в поле моего зрения) Лешка никуда не годился: его отец пил беспросветно, а такая генетика меня ни разу не устраивала. Я назначила себе сроку неделю и занялась обычными делами - печальными вздохами, романтическими фантазиями и сочинением стихов. Тем не менее, через неделю меня не попустило, а Леша был прост, как входные двери: намеков не понимал и о моем к нему интересе не догадывался. К тому же, мне было достоверно известно, что он ни с кем не встречается и ужасно по этому поводу комплексует. Лешу было жалко, что только усиливало мою разбушевавшуюся влюбленность. Промучившись еще какое-то время, я решилась подключить к делу тяжелую артиллерию, то есть - Милку. Тут все было просто: по большому секрету я поведала подруге, что давно и безнадежно вздыхаю по Алексею, взяла с нее честное-пречестное слово никому об этом не рассказывать и стала ждать. Дня через два или три, желая как-то приободрить приунывшего Лешку, сердобольная Мила аккуратненько намекнула ему, что есть, типа, девчонка, которая неровно к нему дышит... Алексей вымогал подробности, Милка держалась стойко, но, в процессе препирательств выдала фразу, ставшую впоследствии в нашей компании крылатой: "Я бы тебе, конечно, сказала, но ... Наташа просила не говорить!". Я была удовлетворена. Теперь он стал провожать меня домой из школы. Выглядело это так: впереди, обнявшись, брели Алик и Милка, следом шла довольная, с самоуверенно задранным носом я, а за мной Лешка нес мою сумку, тяжеленную, битком набитую учебниками и тетрадками. Потом он снова приходил уже вечером и мы шли гулять - долго бродили темными переулками, разговаривая ни о чем, вернее, говорила больше я, а Лешка молчал или отвечал односложно.
А однажды он не пришел. Я очень хорошо помню тот вечер, как выходила на крыльцо раз двадцать, прислушивалась, не стукнет ли калитка, пока не поняла - он уже не придет. По телику показывали "Наполеона и Жозефину" и я тупо пялилась в экран, силясь заменить собственные переживания чужими.
Из "разведки боем" Милка вернулась обиженная и злая. Забавно все-таки, как это бывает: одинокий человек жалок и никому не нужен, подобранный мной, Лешка стал интересен всем и сразу, а став центром внимания, испытания "медными трубами" не выдержал - выбрал себе подружку яркую и популярную, благо, теперь выбор у него был. Звали ее Вика, она носила джинсовую мини-юбку, жирно подводила глаза синим карандашом и выглядела не по годам взрослой. Милка зазвала ее в гости, куда, будто бы случайно, явилась и я. Мы пили чай и мило беседовали, старательно изображая радушие и благородство.
- Ну, я же не виновата, что он ко мне ушел. - печально вздыхала Вика - Переживаешь, что он тебя бросил?
- Шутишь? - искренне изумлялась я - Да я уже не знала, куда от него деться: ходит и ходит, зануда. Не знаю, сколько ты его вытерпишь!
Семена сомнения были посеяны в благодатную почву, тем более, что с Лешкой и вправду было не особо весело. Вика его бросила. А следом и все остальные потому, что стадное чувство - великая сила среди людей, привыкших жить чужим умом. Милка провела среди соседа разъяснительную работу и он пришел ко мне - просить прощения. Я, разумеется, простила. Идиллия длилась около месяца, а потом все повторилось: следующую нимфетку в мини-юбке звали, кажется, Юлей или Катей. Впрочем, какая теперь разница? Сейчас, с высоты прожитых лет, я и сама с трудом понимаю, что нашла в этом, недалеком в общем-то парнишке из неблагополучной семьи. Тогда казалось - свет сошелся на нем огромным клином и земля рассыпается у меня под ногами. Впрочем, предаваться унынию мне было некогда: я сделала короткую стрижку ( Лешке нравились девушки с длинными волосами), сдала выпускные экзамены, поступила в институт и уехала из города. На моем горизонте возникло новое увлечение, потом еще и еще. Постепенно все прошло и забылось, кроме одного - жестокой обиды, нанесенной больному самолюбию: "Он меня бросил! Да как только посмел!!!"
Так сложилось, что домой я вернулась нескоро, через несколько лет, заново обустроила быт, возобновила прежние и завела новые знакомства, встретила человека, за которого собралась замуж... И вот, тогда жизнь сделала мне предложение, от которого не нашлось сил отказаться. Случилось это так:
Одна хорошая знакомая обратилась ко мне за помощью: она вязала себе свитер и никак не могла разобраться с воротником. Пока мы перевязывали, отпаривали, кеттлевали, время незаметно перевалило за полночь, но от предложения остаться у нее ночевать я отказалась, потопала домой. Дело было весной, в холодном марте. Днем уже вовсю светило солнышко, а ночью температура опустилась до нуля, дул злой пронизывающий ветер, разбитую дорогу покрывал неровный слой грязного подтаявшего льда, стертые подошвы сапог скользили по нему, пару раз я даже упала, выпачкав и намочив коленки. Так я добралась до места недалеко от Милкиного дома, которое в народе именовалось "трубой". (Микрорайон построен неудачно, без учета рельефа местности и в проходе между двумя девятиэтажками всегда дует сильный юго-западный ветер, завывая, как в настоящей трубе.) В самом конце прохода, под фонарем, спиной ко мне топтался здоровенный, подозрительного вида мужик, но я была так занята дорогой, что заметила его слишком поздно - ни свернуть, ни обойти - а потому решила просто пройти мимо с независимым видом. Затея эта была неудачная: едва я поравнялась с мужиком, как сильный порыв ветра толкнул меня в спину, и я поехала на скользких сапогах, как на лыжах, прямехонько на него. На шум мужик обернулся, поймал меня в распростертые объятия, я подняла глаза и обомлела потому, что это был... Лешка. Он стал еще выше и шире в плечах и заметно взрослее, только глаза остались прежние - теплые, шоколадные, виноватые и хитрющие одновременно. Несколько мгновений мы тупо молчали, глядя друг на друга, а потом я сказала гениальную фразу: - Проводи меня, пожалуйста, а то я убьюсь!
- Да я понял уже. - отозвался он - Видел, как ты шла.
Он проводил меня до дома и мы мило распрощались, поскольку на дворе была глубочайшая ночь. Я взяла с Лешки обещание заходить в гости и забыла о нем в полной уверенности, что у этой истории уже не может быть продолжения. Каково же было мое удивление, когда через пару дней Алексей появился у моей двери с пакетом печенек и цветами. Потом, уже без цветов, еще раз, а потом и вовсе зачастил. Я собиралась замуж, лавировать между двумя кавалерами становилось все труднее. После каждого его визита я торжественно обещала себе, что в следующий раз обязательно объяснюсь с Лешкой и выгоню его вон, и каждый раз не находила в себе сил сделать это. Самые разные чувства смешались во мне в один пестрый коктейль - жалость к Лешке, отголоски былой влюбленности, гордость, превосходство, требующее сатисфакции оскорбленное самолюбие, стыд, капелька риска, будоражащая кровь, будто только что выпитый бокал шампанского... Теперь, сидя у дома на лавочке чинно, как школьники, мы как будто поменялись ролями: Алексей намекал, а я усиленно изображала непонимание. А потом наступил день, когда откладывать тяжелый разговор стало уже некуда. Как нарочно, в тот вечер Леша явился при параде, гладко выбритый, пахнущий дорогим одеколоном. Пока я собиралась с мыслями, Алексей, который был не мастер разговоры разговаривать, просто сгреб меня в охапку своими огромными лапищами и стал целовать жадно, ненасытно, взахлеб. У меня перехватило дыхание и земля поплыла под ногами. Даже не представляю, как я смогла тогда справиться с накрывшими меня чувствами. Однако же, справилась. Вырвалась, отдышалась и сказала: - Извини, между нами ничего не было и уже ничего не будет. Послезавтра я выхожу замуж...
Через день я вышла замуж, а Лешка отправился в бар - пить... Надо сказать, что в той, общей нашей компании употребление спиртного не одобрялось, тем более не одобрялось Лешкой, сытым по горло вечным отцовским пьянством. Тем не менее, набрался он в тот вечер, что называется, в стельку. В полутемном прокуренном зале к нему подсела девчонка. Уж не знаю, чем он ей глянулся, но действовала она в лучших традициях российской мелодрамы: (подогрела, обобрала...) выслушала, пожалела и увела с собой.
Ей было всего шестнадцать, но оказалась она совсем не промах: залетела, женила, родила, развелась и подала на алименты.
Не знаю, всех ли жизнь балует время от времени всяко-разными совпадениями, или я одна такая везучая. Четко в тот день, когда юная Лешкина жена решила положить конец их семейной жизни и выкинула за дверь сумку с немногими его манатками, я, по причине отсутствия дома мужа, осталась ночевать у Милки. И, видно, так невмоготу было Лешке возвращаться в родительский дом, где усталая от трудной жизни мать и вечно бухой папаша, что он, не дотянув пару этажей до родной квартиры, позвонил в Милкину дверь.
Милка нарезала на кухне салатик, руки у нее были грязные, потому в коридор поплелась я. Открыла дверь, а там, бледный и хмурый, стоит Лешка. Картина маслом, как говорится.
Это был странный вечер. Мы пили дорогое иностранное вино - Милка добыла по такому случаю из отцовских запасов - и даже пели под гитару, празднуя неожиданную и нежеланную Лешкину свободу, и говорили о всякой, ничего не значащей ерунде. А потом я долго плакала в подушку, обвиняя себя одну во всех Лешкиных несчастьях.
Кстати сказать, среди тех, кому я, в порыве самоуничижения пыталась каяться в своих грехах, я не нашла единомышленников. Более того, большинство слушателей были единодушны во мнении: сам виноват потому, как - дурак... Но моя совесть еще долго нашептывала мне тоненьким голосочком, что негоже человеку верующему опускаться до мести, что глупых и недалеких следует жалеть и прощать... И более никогда в жизни я никому не отомстила и никого не динамила и не разводила, ни на копейку денег и ни на искорку напрасной надежды.
*** *** ***
Один мой знакомый, психолог со стажем, любит повторять: у каждого человека есть две правды - красивая и настоящая. Эту историю я передумывала, пересказывала и переписывала так много раз, что не только запуталась в обеих правдах, а даже не могу с уверенностью сказать, где именно вплелся в повествование небольшой, но все же художественный вымысел.