Однажды на педсовете наша прежняя директриса Светлана Николаевна Богомолова рассказала нам анекдот. Я не хочу воссоздавать обстановку на этом совещании, подавленное настроение людей перед анекдотом, реакцию на этот анекдот и весёлое расположение духа почти всех из нас после того, как анекдот рассказали. Важен сам анекдот.
"Едет а автобусе учительница. Она устала, не замечает ничего вокруг себя. Ей лишь бы поскорее добраться домой. В это время входит грабитель и обращается к ней:
- Отдай часы.
Она, ничего уже не соображая, отвечает:
- Классное руководство возьмите, а часы не отдам".
Да, Светлана Николаевна понимала нас и умела ненавязчиво разрядить обстановку на собрании. Она отлично понимала и то, какая трудная и неприятная работа у классного руководителя.
В старые времена классным руководством занимались классные дамы, которые не вели уроки, а лишь следили за дисциплиной, посещаемостью и прочими подобными делами. Теперь учитель помимо того, что даёт уроки, должен выполнять работу классной дамы. А легко ли совмещать две должности, тем более, что за последнюю приплачивают гроши? Твой класс в твоё отсутствие может натворить что угодно, а спрашивают за это с классного руководителя. Попробуйте разобраться в безобразии, если не видишь, как оно произошло. Домой классному руководителю могут позвонить в любую минуту дети или их родители, причём телефонный звонок порой раздаётся даже в двенадцатом часу ночи. У тебя свои дела и заботы, домашние хлопоты, а ты обязан выслушивать про чьи-то проблемы, помочь которым не можешь. Проведение классных часов, еженедельная проверка дневников, выставление оценок в них по всем предметам, ведение журнала - всё это прямая обязанность классного руководителя. Кроме этого раз или два в четверть надо водить детей в музеи, на выставки, в театр, причём, чем чаще их туда водишь, тем это больше приветствуется, хотя и безмолвно. Никакой похвалы за это ты не услышишь. Но здесь та самая пресловутая палка о двух концах. Если детей мало приобщаешь к культуре, то можешь получить выговор от руководства школы и жалобы от некоторых родителей, а если приобщаешь усердно, то родители могут озвереть, возмущённые, что их детей совсем замучили. Такие родители тоже бывают. Встречаются и такие, кто сам не желает заниматься своим ребёнком, а хочет, чтобы этим занимался классный руководитель и водил их куда-нибудь каждую неделю. Такое пожелание я однажды услышала. Я, конечно, ответила, что у меня будет не два выходных, как у всех, а только один. Родители настаивать не стали, лишь спросили, нельзя ли тогда учителю физкультуры по субботам или воскресеньям заниматься с детьми их класса, чтобы оторвать их от компьютерных игр. Здесь требуется тактично, но твёрдо соблюдать свои интересы.
Мне хочется рассказать об одном из бесконечной вереницы дней классного руководителя.
Бывает так: встаёшь в мрачном настроении, предвкушая всевозможные неприятности, идёшь в школу, заранее предвидя плохое поведение учеников, какое-нибудь самое фантастическое объяснение с директором и даже мерещится уход из школы как естественный способ прекращения мучений. А приходишь на работу и не замечаешь, как проходит день. Тишина, покой и даже наслаждение от спокойных и удивительно объёмных уроков.
А что было в тот день? Я проснулась бодрая, энергичная, словно и не мой класс в эту неделю дежурил по школе, позавтракала с аппетитом, вышла в школу рано, чтобы успеть до восьми разогнать детей по своим постам. И настроение было, не скажу, что радужное, но приподнятое. Радовали мороз, студёный воздух, быстрый шаг. Словом, всё предвещало удачный день. Но ведь я работаю учителем математики в школе, а в этом заведении разве можно наперёд угадать, что случится? И, кроме того, я классный руководитель шестого класса, а это, с учётом уровня воспитания современных детей, далеко не самое приятное дело.
Я вышла в школьный вестибюль без десяти восемь. Кое-кто из учеников моего класса уже пришёл, а к восьми собралось примерно полкласса. Теперь мне предстояло раздвоиться, то есть быть одновременно в двух местах. Дело в том, что раньше классный руководитель, класс которого дежурил по школе, должен был следить, чтобы каждый ребёнок стоял на своём посту и содержал этот пост в чистоте. Известно, что все дети разные: одни честно исполняют свои обязанности, а других надо вылавливать по всей школе. Иногда убеждаешь какого-нибудь лоботряса, пытаешься достучаться до его совести, говоришь, что своим поведением он подводит весь класс, слышишь в ответ проникновенные заверения, что на него можно положиться, а через две минуты этот ученик уже прячется от меня где-нибудь в туалете. К сожалению, борьба с такими детьми отнимает так много сил, что лишь краем сознания отмечаешь, что на половину класса можно положиться и что это радует.
Теперь, при новой директрисе Людмиле Фёдоровне Михальчук классный руководитель должен стоять у входа в одну из двух детских раздевалок. Опять вспомнишь о палке о двух концах: если я буду честно стоять около раздевалки, то мне укажут на то, что я не слежу за детьми и они ушли со своих постов, а если я начну следить за детьми, то меня будут ругать за отсутствие на моём собственном посту. Не за то, так за другое меня обязательно ругать будут, а уж дело выбора за мной. Обычно я делю полчаса до уроков между детской раздевалкой и детьми, то обегая все этажи и распихивая дежурных по постам, то возвращаясь вниз и со скучающим видом, словно не уходила, здороваясь с директрисой, если той вздумается проверить моё прилежание. Плохо, если она приходит в моё отсутствие, тогда не избежать выговора.
Вот и теперь я убедилась, что у раздевалки всё в порядке, что дежурят здесь надёжные ребята, и обежала школу, второпях ругая нерадивых, разгоняя собравшуюся в одном месте группу, выискивая, где прячутся особо ленивые и отмечая привычным глазом, что определённых детей нет, а заявиться они изволят лишь к началу уроков. Попутно я заскочила к себе в кабинет, чтобы взять мешки для мусора. Не успела я выйти, как вбежал возмущённый мальчик.
- Евгения Николаевна, что делать, если ребёнок из младшей школы ругается матом? - спросил он.
- Сказать об этом учителю младшей школы.
- Их там нет. Могу я написать в дневник замечание?
Не любим мы, учителя среднего и старшего звеньев, связываться с младшей школой. Обычно добром это не кончается. Но мой шестиклассник горел таким негодованием, что я решилась.
- Пиши замечание, - разрешила я, подумав, что в наше время не так уж много найдётся детей, слух которых оскорбляют матерные выражения.
Мой ученик, бывший не в ладах с русским языком, смутился.
- А что мне написать?
- Так и пиши: "Ругался нецензурными словами". И вместо подписи поставь: "Дежурный класс".
Бедный мальчик совсем сник.
- А может, вы сами напишете?
Я подумала, что если этот ученик пишет "Владимеровичь" и "Мокарова", то ему, и правда, самому лучше ничего не писать. Зато я с удовольствием вписала замечание. Мои дети уже не раз мне жаловались, что младшие, обитающие на втором этаже, постоянно их оскорбляют и матерными выражениями и нематерными, так что пора было прибегнуть к действенным мерам.
Не прошло и трёх минут, как ко мне влетела пышущая негодованием завхоз или, как это теперь называется, заместитель директора по хозяйственной части. Она начала кричать от двери, даже не потрудившись её закрыть, так что свидетелями нашего одностороннего разговора стали все обитатели третьего этажа: и дети, и взрослые.
- Какое вы имеете право трогать малышей? - возмущалась она.
- Потому что они обругивают матом моих детей, - ответила я.
- Вы оскорбили мальчика! Он сидит сейчас в раздевалке, плачет и не может успокоиться. Вы даже близко не должны к ним подходить! У них нельзя отбирать дневники и что-то в них записывать, а тем более ТАКОЕ!!!
И остановить этот словесный поток было невозможно. По-моему, она не закончила всего, что хотела сказать, когда резко повернулась и ушла.
Я, как водится, поделилась впечатлениями с учительницей истории Анной Петровной.
- Это всегда так бывает, - ответила старушка. - Я сама постоянно ссорюсь с учителями младших классов из-за плохого поведения их детей. Почему-то они загрызть готовы, если сделаешь какое-то замечание об их детях.
- А зачем вы выслушиваете эти глупости? - осведомилась наша математичка Лена Петровна. - Я бы сразу же поставила её на место. Это совершенно не её дело.
Вот чего я не умею, так это ставить людей на место. Из-за этого у меня много проблем. Я терпеливо выслушиваю родителей, учителей, администрацию и всех, кто желает мне что-то сказать.
Облегчив душу, я обошла посты и... ко мне прибежали два моих ученика: тот, который принёс мне злополучный дневник, и его приятель.
- Евгения Николаевна! - пожаловались они. - Этот мальчик плакал и жаловался на нас, а эта женщина его утешала. Когда она ушла, он сразу перестал плакать, стал ругаться матом и делать неприличные жесты.
Я, как могла, постаралась смягчить поведение завхоза, объяснив, что добрая дама не разобралась в ситуации.
- Она нас обругала, - пояснили мальчики.
Пришлось сослаться на то, что завхоза привели в такое состояние слёзы негодного малыша. Нельзя же было прямо сказать, что она влезла не в своё дело и была неправа. Всё-таки надо поддерживать авторитет школьного работника.
На втором этаже, где размещалась младшая школа и где мало кого удавалось уговорить дежурить, меня встретили жалобы других моих детей на предосудительное поведение малышей. Опять они ругались матом, опять показывали неприличные жесты и толкались. А толкаются малыши так: видя, что старший идёт, не замечая их, или стоит к ним спиной, они разбегаются и изо всех сил его толкают, любуясь достигнутым. Однажды они достигли того, что мой мальчик упал головой о стену и целый день мучился от боли.
- Подойдите к их учительнице, - посоветовала я, уже не решаясь отбирать дневники и вписывать замечания.
- Подходили, а она говорит, что дети просто играют. И чтобы мы шли дежурить, потому что ей некогда. Они все так говорят.
- Постарайтесь не реагировать на малышей, - беспомощно ответила я. - Делайте вид, что не замечаете их слов и жестов. Тогда они от вас отстанут.
Мне было жалко хороших детей, которым приходилось слушать мат и получать тычки, но два года назад мой класс учился в младшей школе и многие из ребят вели себя точно так же, как нынешние малыши. Это сейчас многие из них образумились.
Первый урок прошёл неплохо, перемена проскочила быстро, так что я обошла только два этажа. Второй урок дался мне почти хорошо. Мешал только один одиннадцатиклассник, не знаю уж, почему не ушедший после девятого класса в какое-нибудь училище. Обычно он не приходит на уроки, и тогда работа в 11"А" классе проходит отлично, но стоит только ему появиться, как внимание разделяется на него и на остальной класс.
По четвергам я дежурю в буфете, а так как тот день был четвергом, то мне пришлось перед обходом школы заглянуть в буфет, чтобы показать, что я существую, затем обойти школу и ещё раз заглянуть в буфет.
Следующий урок был в моём классе, а когда класс большой, да ещё дежурный, то требуется много сил, чтобы его утихомирить и нацелить на учёбу. Но и этот урок закончился благополучно, если не считать состояния здоровья одного мальчик, Толи. У него болела голова, и он то и дело намеревался лечь на парту. После упорных расспросов выяснилось, что его сильно ушибли. Я подумала об обычной игре малышей со второго этажа, но сделано это было по-другому. Один очень неблагополучный мальчик их моего класса, Саша Кошкин, состоявший на учёте в милиции за распитие пива, подошёл к сидящему на банкетке Толе и ударил его головой о подоконник. Иными словами "приложил". Когда это выяснилось, я велела Толе позвонить домой, чтобы за ним пришли, но он решительно отказался, заявив, что ему уже лучше. Такие вещи случаются сплошь и рядом, но нельзя было оставлять без внимания поступок самого крупного и сильного в классе мальчика, много раз уже проявлявшего свою глупую агрессивность. Если здоровяку скажут слово, а тот в ответ жестоко бьет слабого, то он опасен для детского, а в будущем и взрослого общества. Его надо останавливать всеми доступными способами. Но не так уж много у нас этих доступных способов. Новая директриса предпочитает, чтобы мы обходились мягкими уговорами, лишь бы дело не вышло за пределы школы, да и родителей она боится не меньше служб, куда они всегда грозятся обратиться. К счастью, здоровяк уже был пойман милицией за распитие пива, поэтому дело уже вышло за пределы школы и можно было бы воздействовать на мальчика с помощью милиции, но директор не хочет и этого.
Я повела пострадавшего и виновного к социальному педагогу, но той, как водится, не оказалось на месте. Тогда я поискала завуча нелицейских классов Анну Вениаминовну и еле-еле нашла её у выхода здания школы. Я объяснила ситуацию и, по старой памяти, приготовилась к суровой отповеди, которую сейчас выдаст представительница администрации виновному. Опять я не учла, что времена уже не те.
- А зачем, собственно, вы его ко мне привели? - спросила она.
- Потому что вы у нас завуч, - ответила я. - К кому же мне его вести?
Анна Вениаминовна сказала несколько ничего не значащих и не порицающих поступок Саши слов и дала понять, что мы можем уходить. К счастью, мне наконец-то встретилась социальный педагог, и мы вместе "нажали" на хулигана, пообещав, что напишем заявлению в милицию, где он стоит на учёте. Саша в ответ лишь снисходительно улыбнулся.
Когда мы остались одни, социальный педагог пожаловалась:
- Директриса не хочет выносить сор из избы и требует, чтобы мы заглаживали все конфликты. А дети наглеют от безнаказанности.
- И прежде-то помощи от руководства было мало, но поддерживала мысль, что в любой момент можно привести наглеца к директору или завучу, - подхватила я.
- А эта директриса требует, чтобы к ней никого не водили, - продолжала социальный педагог. - Я одна борюсь с ними. И вашего Сашу Кошкина я или приведу в чувство, или он окажется в детском доме. Его матери удобно ничего не замечать, а у него такие наклонности, что через пару лет он может загреметь в колонию. Напишите на моё имя докладную, а я приколю её к документам, которые я повезу на очередное заседание по делам несовершеннолетних.
На том мы и порешили.
Большая перемена. Все классы устремляются в буфет, не исключая моего дежурного класса, хоть я и убеждаю детей соблюдать очерёдность и не ходить туда всем вместе. Моей задачей было следить за порядком в буфете и отправлять слишком задержавшихся там дежурных на их посты, подниматься временами на второй этаж, чтобы разгонять особо недобросовестных дежурных, собравшихся там со всех этажей. К концу перемены у меня уже голова кружилась от обилия забот, но, к счастью, мы немного поговорили с учительницей английского языка Розой Ашотовной, а я заодно рассказала про воспитательную работу завхоза. Англичанка, у которой были свои счёты с завхозом, согрела мне сердце вспышкой ярости.
- Как она смеет вмешиваться в воспитательный процесс! Её дело - тряпки и вёдра! - эмоционально возмущалась Роза Ашотовна, недавно сама пострадавшая от вздорного характера завхозихи.
Я заодно рассказала и про отказ завуча разбираться с хулиганом.
Получив поддержку, а пошла на урок в самый ненавистный из одиннадцатых классов. Этот класс набрали только в прошлом году. В целом с детьми этого класса иметь дело нетрудно, но есть там три мальчика, не способных учиться и очень неприятных в общении, которые постоянно пытаются срывать уроки. С одним из них, Костей, можно разговаривать как с человеком. Он спокойно и вдумчиво объясняет, что учился только до седьмого класса, что всё запустил, что он и рад бы приняться за дело, да не может. А после разговора вновь занимается на уроке только болтовнёй. Зато два других... Я даже не знаю, кто из них хуже: Ринат или Ибрагим. Ринат попросту ничего не понимает, груб и невоспитан безмерно. А Ибрагим вначале прошлого года изображал преувеличенную вежливость, не возмущался двойками и признавал, что математику не знает. Мне в десятом классе пришлось ему объяснять, что корень из девяти будет три, и подобные вещи. Такие же незнания были у него и по другим предметам. Потом отец этого неуча попросил классного руководителя "сделать" сыну золотую медаль. Учителя, конечно, были в шоке, а классный руководитель начал требовать у учителей хороших отметок для этого мальчика. Такому повороту дела способствовало таинственное исчезновение журнала, где чётко и ясно были выставлены двойки по всем предметам. По-видимому, мальчик уверился в реальности получения золотой медали, потому что, обнаружив, что в новый журнал выставлены оценки, не дающие ему возможности на неё претендовать, он озверел. Преувеличенная вежливость испарилась мгновенно, а на её смену пришло редкостное хамство. Он до сих пор не может успокоиться и доходит до прямых оскорблений. Когда его нет на уроке, я считаю это событие праздником.
Вот в этом-то классе мне и надо было давать четвёртый урок. К несчастью, и Ибрагим, и Ринат, и Костя присутствовали в классе. Мы проходили новую тему под аккомпанемент гула трёх голосов, то беседующих между собой, то обсуждавших мою внешность и умственные способности. Костя, впрочем, в последнем не участвовал. К сожалению, времена, когда можно было привести таких учеников к директору или завучу, прошли, и теперь каждый учитель по-своему борется с ними. В основном все скрывают подобные факты, но иногда то у одного, то у другого из моих коллег вырвется долго сдерживаемая жалоба на какого-нибудь ученика. Я тоже молчу, но иногда привожу иного лоботряса к классному руководителю, а лоботряс выдаст нам, двум взрослым людям, такое, что приятнее, наверное, искупаться в помоях, чем иметь дело с подобным ребёнком. Помню, что, когда я в первый год работы в школе столкнулась с таким хамством, я со стыдом пожаловалась старой опытной математичке, что в таком-то классе у меня есть ученик, с которым невозможно работать и который позволяет себе такие-то высказывания. "Только один? - удивилась та. - Ну, вам повезло".
Впрочем, наша учительская доля - терпеть и вести урок, будто ничего не замечаешь. Я его провела, с удовольствием услышав звонок.
Мои шестиклассники, как водится, стояли на постах в половинном составе. Я разыскала скрывавшихся, вернула на посты, но при этом сделала вид, что не замечаю Заудина Мамбетова, который спрятался за дверь. Я уже третий день делала вид, что не замечаю его увёрток. Дело в том, что этот ребёнок болен астмой. У меня в классе пять детей-астматиков, но четверо их них стоят на постах и после уроков выполняют посильную работу, а пятый особенный. В первый день дежурства по школе я выуживала его с помощью коллег-мужчин из вонючего туалета, из самых запылённых уголков и ставила на пост, но после уроков, когда я уже распустила всех детей по домам, мне позвонила бабушка этого Мамбетова и сказала, что у внука астма. Мы с ней спокойно поговорили и пришли к выводу, что он будет стоять на переменах на посту, а после уроков делать работу, которая ему не повредит. Мы расстались очень мирно, и я продолжила проверку тетрадей. Примерно через полчаса прибегает ко мне завхоз возбужденно кричит, что я мучаю бедного астматика. Выяснилось, что бабушка позвонила директору, а так как директора не было, то трубку взяла завхоз и приняла весь огонь на себя. Эта бабушка, оказывается, угрожает обратиться в Департамент образования с жалобой на классного руководителя, то есть на меня. Оказывается, я довела ребёнка до приступа, вынуждая работать сверх сил, на каждой перемене я заставляю детей подметать школу и вообще творю невообразимое.
- Подождите, - остановила я расходившегося завхоза. - Мы с вами встречаемся почти на каждой перемене. Вы хоть раз видели детей, подметающих пол между уроками? Хоть одну щётку видели?
Завхоз опомнилась.
- Нет, - удивилась она, осознав очевидное. - Не видела. Впрочем, я ответила ей, что вообще не видела, чтобы они подметали пол.
- Это напрасно, - возмутилась я. - После уроков мы убираем школу честно. Мои дети хорошо подметают.
Короче, в это дело пришлось втянуть завуча лицейских классов, как человека, более близкого мне из руководства. Вслед за этим встряхнули медсестру, заставив её пересмотреть медицинскую карту Мамбетова. Мне посоветовали на всякий случай позвонить бабушке Мамбетова, что я и сделала.
После долгого разговора с ней, совершенно не похожего на мирный разговор перед этим, я почувствовала себя измученной.
- Вы понимаете, что вы не имеете права заставлять ребёнка стоять на своём посту, если ему этого не хочется? - агрессивно спрашивала она.
- А что в этом особенного? Чем ему хуже на посту, чем в туалете? - не поняла я.
- Во время рекреаций он имеет право заниматься, чем хочет.
- Мы на этой неделе дежурим. А в туалете он играет в сотки, а нам велели останавливать детей, если они этим занимаются.
- И пусть играет в сотки в туалете, если это ему хочется. Почему он должен стоять там, где ему не хочется?
- Когда мы не дежурим, он стоит на переменах именно там, откуда сейчас убегает. Он или скрывается в туалете, или уходит на чужой пост для болтовни с другими мальчиками.
- Пусть уходит и разговаривает с кем хочет. Это его право, а вы не должны его останавливать. Вы совершенно не разбираетесь в детской психологии. Может, это протест? Сейчас многие учителя не разбираются в психологии ребёнка. Недавно я отчитала учительницу рисования в доме культуры, куда ходит мой внук. И в отличие от вас, она выслушала меня молча и не осмелилась спорить. Она даже была мне благодарна за советы.
Я последовала мудрому примеру неизвестной учительницы рисования и не стала возражать, потому что спорить с ней означало довести дикое дело до Департамента образования, а последующие вслед за жалобой проверки школы, школьной документации и лично меня невозможно выдержать без нервного истощения. Я предпочла согласиться с бабушкой, чтобы мне не приписали ещё и межнациональную рознь, а именно в нападках на её нацию обвиняла скандальная бабушка детей и учителей школы, откуда она привела внука к нам.
- Наверное, вы правы, ведь вы лучше знаете своего внука, чем я. Пусть проводит перемены в туалете, если ему так хочется.
Я опасалась, что такая уступчивость слишком демонстративна и любому человеку покажется насмешкой, но бабушка была довольна и сочла, что она меня перевоспитала.
- Вы не стесняйтесь обращаться за советом к опытным людям, - ободрила она меня на прощание.
Но на этом дело не кончилось. Меня вызвала директриса Людмила Фёдоровна, и мне пришлось в очередной раз повторять суть конфликта. При этом присутствовали оба завуча (лицейских и нелицейских классов), психолог, медсестра и кто-то ещё. Директриса боялась жалобы в Департамент, но, узнав, что дело кончилось миром, расслабилась и даже укорила меня за намеченную политику с ребёнком. Я, оказывается, всё-таки должна заставлять его стоять на посту и работать после уроков. Пусть хотя бы цветы в школе поливает. Но это всегда говорится в целях дисциплины, а, по сути, администрация предпочитает, чтобы ребёнок полностью бездельничал, лишь бы не жаловался. А начни я буквально выполнять распоряжения директора, меня же за это и отругают. Вот мне и приходится делать вид, что я не вижу, как Мамбетов бежит в туалет, чтобы я не поставила его на пост. Захочешь сохранить здоровье и нервы, научишься не замечать что угодно.
Пятый и шестой уроки были в 11"В" классе. Сразу скажу, что прошли они спокойно и плодотворно. У меня с этим классом сложились очень странные отношения. Со всеми детьми я ладила как нельзя более хорошо, и учились они превосходно и с удовольствием, а с некоторыми родителями отношения не сложились. Последние уроки обычно самые тяжёлые, но в этом классе я даже отдохнула, занимаясь только математикой и почти не делая замечаний.
Наверное, именно потому, что я отдохнула, у меня в голове и прояснилось. Когда во время перемены я бегала по школе, я подумала: "А стоит ли так бегать? Гоняюсь ли я за своими лодырями или спокойно сижу в классе - результат один: их нет на своих местах". Я тут же проанализирована обстановку и осознала, что многие классные руководители во время дежурства своих классов спокойно отсиживаются в кабинетах, лишь время от времени и то лишь для порядка выходя в коридор. Для меня, конечно, это не было откровением, но в прошлом году у меня был десятый класс, так что я расслабилась, добившись в них сознательности, а сейчас-то мне пришлось взять оставшийся без руководства шестой класс, и я как-то сразу позабыла о своей прежней счастливой и беззаботной жизни. И я твёрдо решила, что сдам завтра дежурство, а в следующий раз уже не буду бегать по всей школе, а лишь время от времени стану прогуливаться по этажам, напоминая о себе. На этот раз, вроде бы, было уже поздно умнеть.
Но вот настала самая неприятная пора: уборка школы. Дети должны были подмести этажи и лестницы, выбросить мусор из корзин и показать свои посты мне. Но так должно быть в идеале. На самом деле кое-кто из детей убегает с уборки, а на следующий день ссылается на какие-то маловразумительные дела, некоторые родители потворствуют лентяям, а кое-какие дети очень плохо убираются, оставляя половину грязи, и уходят из школы, не дождавшись проверки, очень довольные собой. Вся работа, как всегда, падает на самых совестливых. И вот я с этими совестливыми обхожу школу, начиная с третьего этажа, потом по очереди обхожу оба коридорчика на четвёртом этаже, указывая на отдельные бумажки или полные мусора корзины. Здесь требуется деликатность, потому что ответственным трудолюбивым детям требуется выполнять лишнюю работу за бездельников. Лучше всего обратить приём школы или в игру, или особое занятие для избранных. Всегда находится несколько человек, сопровождающих меня при обходе школы, и эти дети, в конце концов, получают даже удовольствие от такой работы. Единственно, что делать нельзя - это поднимать бумажки самой. Вставить мешок для мусора в корзину или помочь подержать щётки можно, даже хорошо, потому что это производит впечатление общей работы и сплачивает нас, но если начать поднимать бумажки, то дети сейчас же переложат на меня эту задачу.
Говорят, что на ошибках учатся, но, видимо, надо совершить ошибку несколько раз, чтобы она научила чему-то дельному. Я считала себя опытной в таких вещах, но тут сделала глупость, решив устыдить детей нового для меня класса. Почему-то я сочла моих новых детей порядочнее прочих и подумала, что им станет неудобно, когда они увидят, что я поднимаю за них бумажки. Ничего подобного! Мои дети оказались самыми обычными современными детьми, поэтому очень обрадовались, что им не надо нагибаться. И я ещё раз твёрдо решила такой глупости не повторять. Вот и пришлось заставлять детей поднять то или это, хотя мне это было бы сделать легче, быстрее и, кстати, без лишних разговоров.
Когда мы добрались до второго этажа, там оказалась завуч нелицейских классов Анна Вениаминовна, а так как в нелицейские классы входит и младшая школа, то она, конечно, уже была оповещена о замечании в дневнике, полученном юным матершинником.
- Евгения Николаевна, почему вы разрешаете своим детям писать в дневниках такие замечания? - спросила она в присутствии этих самых детей.
- Потому что этот ребёнок обругивал матом моего мальчика, - объяснила я.
- Но как вы могли! Это же недопустимо!
- Недопустимо ругаться матом, - стояла я на своём.
- Как же он рыдал! Его еле успокоили! - продолжала завуч.
- Едва только завхоз ушла, он сразу успокоился и продолжил ругаться матом и делать неприличные жесты, - поведала я. - На втором этаже вообще опасно находиться. Знаете, что они делают помимо того, что ругаются матом? Они разбегаются и с размаху толкают дежурных в спину, а те, не ожидая этого, падают или натыкаются на что попало. Два дня назад мой мальчик ушиб голову о стенку.
Я, конечно, не стала распространяться о том, что мои шестиклассники признались мне, что сами занимались такими же забавами, будучи в младшей школе.
- А ваши дети сами хороши, - стала защищаться завуч. - Вон тот... Иди сюда, Толя! Вот ребёнок, который на переменах гонялся за малышами. И знаете, как он ответил на моё замечание? Я чуть не онемела от таких слов! И это он мне, взрослому человеку, учителю, завучу такое сказал!
На это можно было ответить, что ребёнок учится всего лишь в шестом классе, и что он меньше полутора лет назад вышел из младшей школы, которой она руководит. Каких детей они вырастили на втором этаже, таких и передали в среднюю школу. Но стоит ли портить отношения с завучем?
- Конечно, это безобразие. Давайте, сделаем так, - предложила я не без коварства. - Я вызову его родителей, и мы вместе к вам подойдём. Когда вам удобно?
- Нет, не надо! - испугалась завуч. - Не надо мне его родителей!
Я ожидала именно такой реакции на своё предложение, поэтому не удивилась нежеланию завуча говорить с родителями распоясавшегося ученика. Она была хорошо знакома с ними и знала, что толку от этого не будет. Я и сама уже успела в этом убедиться. Когда я только приняла новое классное руководство, ко мне пришла познакомиться бабушка Толи и с гордой улыбкой поведала, что в пятом классе дневник у её внука был весь исписан замечаниями, что его часто выгоняли из класса, что он очень бойкий и умеет отвечать так, что взрослые удивляются. Оказывается, его не приняли в специальную школу с углублённым изучением французского языка только потому, что он сумел испугать учителей своими бойкими ответами не по существу. Причём, бабушка рассказывала об этом с явно сквозящим восхищением своим внуком. Надо ли удивляться, откуда в ребёнке появляется такая развязность?
- И ещё одно, Евгения Николаевна, - тихо сказала она мне, отведя в сторону. - Зачем вы привели ко мне Кошкина?
- Потому что вы завуч, - объяснила я. - К кому же мне ещё его вести?
- Что я могу сделать? Его надо убеждать, воспитывать...
- Он не убеждается и не воспитывается. Он настолько уверен в своей правоте, что никого не слушает. Он опасен, потому что даже напоследок не хочет признавать, что поступил неправильно. Он не руководит своими поступками. Что придёт в голову, то и творит. Кончится тем, что он мне кого-нибудь изувечит или случайно убьёт.
- Зачем вы притащили с собой полкласса?
- Не полкласса, а двоих: потерпевшего и хулигана. А президент нашего класса и приятель Саши увязались за нами сами.
Завуч поморщилась.
- Не люблю этого любопытства. Толя этот. Мне нагрубил, а как его толкнули - сразу бежит ябедничать...
- Нет, в этом вы ошибаетесь, - запротестовала я. - Он не бежал ябедничать, наоборот, он не хотел, чтобы этот скандал его задевал. Я его вела к вам, а он умолял его отпустить.
- Ну, эта ваша чёрненькая девочка-президент. Я на неё любовалась. Слушает во все уши, а сама наслаждается, что Сашу ругают. Глазки блестят! Что же этому Саше будет?
Здесь я оказалась непрозорливой. Я страстно защищала своего президента Машу Пак, убеждая, что девочка просто очень активна и не хочет пропустить ни единого случая, касающегося нашего класса, что она волнуется за честь класса, на президентских собраниях старается, чтобы в очередной раз номер нашего класса прозвучал с самой лучшей стороны... Какие только факты я не привела в защиту этой девочки, причём совершенно искренне. В то время я ещё не знала класс, потому что взяла его только месяца четыре назад. Я не подозревала, что завуч в своей мгновенной оценке оказалась права, а я, спустя некоторое время обнаружу в ребёнке такие черты характера, что сама, своей волей, не советуясь с классом, смещу девочку с поста президента.
Однако в вопросе о юных матершинниках и опасном для детей бессмысленно агрессивном Саше Кошкине я не переменила своего мнения. Ругающихся матом детей надо останавливать с раннего детства, а, заполучив в школу здоровяка-хулигана, надо бить тревогу, пока не случилась беда.
Вроде бы, очередной день классного руководителя в неделю дежурства мог бы подойти к концу, если бы не одно "но".
- Почему здесь так намусорено? Чей это пост? - спросила я, обнаружив поваленную мусорную корзину, вывалившийся из неё мешок и несколько бумажек.
- Это мой пост, - отозвалась Таня.
- А говорила, что твой пост всегда чистый и его можно не проверять, - напомнила я.
- Когда я уходила, я всё здесь убрала, - растерялась девочка.
Я тоже была немного удивлена. У Тани слово обычно не расходилось с делом, и, если она говорила, что на её посту чисто, так и должно было оказаться в действительности.
- Евгения Николаевна! В туалете бак для мусора тоже повален! - возмущался мой мальчик.
- Это какой-то пакостник творит, - решила я.
Дети разволновались, но безропотно ликвидировали беспорядок.
- Евгения Николаевна! - закричали двое мальчишек, несясь с другого этажа. - Знаете Ахадова и Узденова из 11"Д" класса?
- Лично не знакома, но наслышана, - отозвалась я.
- Это они. Мы их выследили. Они ходили в туалет, а по дороге сшибали ногами мусорные корзины. Сейчас они пошли в кабинет истории на втором этаже.
По-видимому, возмущённые вопли достигли ушей шедшей неподалёку завуча лицейских классов Лены Петровны, потому что она присоединилась к нам без расспросов о происшествии. Мы вошли в кабинет и вызвали известных на всю школу великовозрастных пакостников в коридор, чтобы не мешать уроку. Завуч разобрала их поступок и довольно мягко, но долго указывала им на недопустимость подобного. Мои дети стояли вокруг грозной стеной и с удовольствием слушали внушение обидчикам.
Конечно, мне бы хотелось, чтобы завуч говорила с постоянными нарушителями дисциплины не таким мягким тоном, но она стала завучем только что и ещё не привыкла разбираться с неблагополучными детьми. А одиннадцатиклассники слушали её совершенно спокойно и раскаяния, как и следовало ожидать, не проявляли.
Когда разговор закончился и мы отпустили шестиклассников поднимать корзины, а одиннадцатиклассников - на урок, завуч мне сказала:
- И ваши дети тоже могут это сделать при случае.
- Нет, - возразила я. - Они не могут. В пятом-шестом классах они ещё не способны на это.
- Да, согласилась она. - Они ещё не доросли до этого, но потом...
- Отдельные личности потом смогут, - согласилась я.
Теперь оставалось дождаться моих дежурных и отпустить их.
- Мы всё сделали, - сообщили они, прибежав с разных сторон. - Во всей школе нет ни одной поваленной корзины и ни одной бумажки на полу.
- Молодцы, - одобрила я. - Поработали хорошо, спасибо. Ещё день - и мы свободны.
- А знаете, Евгения Николаевна, что ещё делают старшеклассники?
- Что?
- Они нарочно бросают на пол мусор и велят нам его подбирать. А мы не можем не подобрать, иначе скажут, что мы плохо дежурим.
- Это безобразие, - согласилась я. - Поэтому вы это запомните и, когда сами будете старше, не издевайтесь так над младшими.
- А пятиклашки тоже бросали мусор. Следующие дежурят они, и мы им...
- И вы не будете поступать так же, - закончила я за них. - Это будет цепной реакцией: классы по очереди пакостят друг другу. А вы нарочно покажите, что вы честные и хорошие люди и не будете им мстить. Они увидят это и сами перестанут так поступать.
- Не перестанут!
- Самый испорченный не перестанет. А кому-то станет стыдно за своё недостойное поведение. Что вы берёте пример со всякой пакости? Он мне сделал плохо, а я ему - ещё хуже? К чему это? Проявите порядочность и, поверьте, вам самим от этого станет лучше.
Как всегда, дети слушали жадно и с большим вниманием, но я уверена, что на следующий же день они вновь вернутся к своим мстительным планам.
Мы распрощались с чувством выполненного и очень тяжкого долга и на этот раз, действительно, мой рабочий день классного руководителя подошёл к концу, и можно было приняться за проверку самостоятельной работы, которую я провела в двух классах, а потом подготовиться к следующему дню. Что-то сулит мне этот следующий день?