Полетаев, с утра уже два раза споткнувшийся об упакованные в большой мешок для мусора книги, отставил внушительных размеров тюк в сторону. Подумав, он сделал ещё лучше: ухитрился уместить его под столом, занимавшим середину комнаты, куда, казалось, невозможно было ничего добавить. В квартирке царил подходящий для нынешних обстоятельств беспорядок, потому что вещи, которые он уже рассортировал по назначению, повсюду лежали аккуратными (по его мнению) стопами. Вот ведь странность: когда такую кучу уберёшь в шкаф, она делается там незаметной, а едва вытащишь - кажется необъятной. И комната у него большая, да ещё приличная кухня, немаленький коридор, а места для мешков и тюков катастрофически не хватает. И когда он успел столько нажить? Вроде, вкусы у него скромные, "вещизмом", как любили раньше выражаться, он не страдал и не страдает, а на поверку выходит, что он буквально завален вещами. Правда, большую часть их составляют книги и коллекции, но и бытового хлама оказалось позорно много.
Переезд. Это слово первым всплывало в сознании, когда он просыпался, отравляя ему весь день. Даже во сне его не отпускало ощущение чего-то тягостного, неприятного, ненужного, но неизбежного. Как он не хотел этого переезда! Наверное, чем старше человек, тем труднее ему покидать насиженное место. Да, именно насиженное место. Это выражение очень нравилось Полетаеву.
Он поспешил заглушить в себе горечь ожидаемых перемен и направил все помыслы на дела насущные. Особо необходимых дел у пенсионера не было, но он сам выдумал их такое количество, что удивлялся себе. Некоторые занятия, отнимавшие массу времени и сил, были ему абсолютно ни к чему, но он, кляня себя за ненужное упорство, день за днём выполнял намеченные задания. Зачем ему, в его-то годы, а было ему, как-никак, за семьдесят, нужен немецкий язык? Он начал его изучать для того, чтобы тренировать память. Хорошо, положим, это полезное занятие. Английский он знал и поддерживал его на надлежащем уровне, читая английских авторов в оригинале и временами разглагольствуя сам с собой на этом языке, поэтому для тренировки памяти это не годилось, а немецкий с его трудной грамматикой как раз подходил для таких целей. Но зачем ему ещё и испанский? Толя однажды показал, как можно использовать социальные сети "В контакте" и "Ютуб", чтобы помочь себе в изучении немецкого, и Полетаев нашёл там много полезного. Там же он натолкнулся на уроки испанского языка, заинтересовался ими и для чего-то включил в список каждодневных дел. Он бы не сказал, что новый язык был сложен и отнимал у него много сил, но если вначале он тратил на него не больше пятнадцати минут, то потом, когда к лексике добавились многочисленные окончания глаголов правильных, неправильных, настоящего, прошедшего времени, а также многое другое, эти четверть часа переросли в час, который добавлялся к прочим делам. А тут ещё занятия точными науками, чтобы тренировать на этот раз не память, а мозг. Когда он вышел на пенсию, лавина свободного времени, обрушившаяся на него, настолько его ошеломила, что он испугался, как бы безделье не отупило его, не лишило способности ясно мыслить. И тогда, чтобы занять себя, а попутно поддерживать в прежней форме мыслительные способности, он принял роковое решение, за которое расплачивался до сих пор. Что же он сделал? Он выписал на листе бумаги список школьных предметов и выбрал для себя математику, физику и немецкий язык. Кроме этого, он расширил круг чтения, воспользовавшись тем, что это можно делать теперь не урывками, а по желанию, которое никогда не проходило. Он даже задумался, а не научиться ли ему заодно вязать, потому что когда-то его восхищала сноровка некоторых женщин в этом трудном деле, но он оставил заманчивую мысль от элементарного стыда, едва представил себя, старого археолога, в роли паука, неумело плетущего что-то вроде паутины. Но и того, что он для себя выбрал, было много. Вновь почувствовав себя занятым человеком, он сначала с удовольствием посвящал несколько часов в день этим занятиям, не забывая вместе с памятью и мозгом тренировать ещё и тело. Остальное время, вначале показавшееся ему обширным, он посвящал своей работе, опираясь на собственный опыт и знания и жадно собирая всё новое, открытое, а вернее, откопанное, в истории древней Руси. Потом его стали просить время от времени читать лекции. Сначала он обрадовался, вновь ощутив себя востребованным, но приглашений стало поступать всё больше, и скоро выяснилось, что времени пенсионеру катастрофически не хватает. Вроде бы, мысль бросить заниматься бесполезными науками напрашивалась сама собой, но он с упорством фанатика цеплялся за математику, физику и немецкий язык, потом добавив сюда и испанский.
Сейчас было раннее утро, Полетаев только недавно встал с постели, произвёл кое-какую уборку, выпил чашку чёрного кофе и стал одеваться для ежедневной полуторачасовой утренней прогулки. Это он тоже вменил в свои обязанности, поэтому неукоснительно придерживался заведённого правила, не нарушая его даже в редкие дни болезни. Сейчас утренняя быстрая ходьба казалась такой необходимой, словно без неё и день не начался бы, но стоит только начать пропускать эти ранние прогулки по пустынным московским улицам, и сразу же отыщется множество предлогов в очередной раз дать себе поблажку, уступить естественной для него, как и для большинства людей, лени.
- Доброе утро, Володя, - поздоровалась старушка, живущая с ним на одном этаже.
Теперь она выглядела старой и дряхлой, а когда-то в ранней молодости он находил её чудом красоты, хотя сердце его принадлежало не ей. Ему было больно и обидно, что такая чудесная девушка вышла замуж за недотёпу-ПТУшника из соседнего подъезда. Правда, она с ним скоро развелась и одна воспитывала дочку, а бывший муж совсем спился и куда-то (он уж не помнил, куда) исчез.
- Привет, Ира. Как жизнь? - отозвался он.
- Укладываемся потихоньку, - вздохнула женщина. - Не лежит у меня душа к этому переезду, но уж, видно, так Бог судил. Дочка довольна, говорит, что там будет лучше, а мне тревожно.
"Как сейчас все любят ссылаться на Бога", - мелькнула у Полетаева непрошенная мысль, но на душе стало легче от очередного подтверждения, что не ему одному не хочется покидать старое гнездо.
Он стал спускаться по лестнице, гордо игнорируя лифт. Пятый этаж - не такая уж высота для его физической формы. Он не только спускался по лестнице, но и поднимался по ней быстро, без одышки и отдыха. Пока что его худощавое, тренированное тело слушалось его почти безотказно.
- Михалыч, всё пытаешься убежать... прости, не убежать, конечно, ведь ты не бегаешь, а уйти от инфаркта? - приветствовал его сосед с нижнего этажа.
Это был его бывший одноклассник. Не сказать, чтобы они особо дружили, но при встречах всегда с удовольствием перекидывались несколькими фразами.
- Дядя Володя, вы на прогулку? - спросил мальчик, вышедший во двор с собакой. - А Пегги тоже хочет погулять.
Оба старика-одноклассника засмеялись.
- Я уже полностью собрался, - сообщил сосед. - Упаковал абсолютно всё. Рановато, конечно, потому что машину мне пригонят только через неделю, но, знаешь, лучше заранее всё сделать.
Полетаев продолжил путь. Петя уезжал уже через неделю, а сам он ещё не так скоро покинет прежнее жилище, но и он потихоньку перебирал и укладывал вещи, которые не были ему сейчас нужны, чтобы потом не быть застигнутым врасплох. Как странно, что он, полжизни проведший в экспедициях, так тяжело готовится к переезду. Уж он-то должен мгновенно, в последний день, упаковаться и быстро перенестись на новое место. Если бы ему сказали, что завтра ему предстоит поехать на раскопки, он бы собрался в полчаса, но возиться со всякими мелочами и не только мелочами, скопившимися в квартире, было мучительно трудно.
Да, Петя уезжает, Ира уезжает, этот мальчик, его тёзка, тоже уезжает вместе с родителями и собакой, все его хорошие знакомые разъезжаются в разные концы Москвы. Разрушается его привычный мир. В буквальном смысле рушится, потому что старый дом идёт на снос. Новое жилище, новые соседи. Каковы-то ещё будут эти новые соседи? Сейчас люди так тяжело друг с другом сходятся, что он наверняка не будет знать их по именам, а многих даже в лицо. А ведь он прожил в этом доме всю свою жизнь. И самое главное, что его мучило, это разлука с Толькой. Он привык видеть его каждый день, а теперь, живя так далеко друг от друга, они, в лучшем случае, смогут встречаться раз в неделю. Неужели на старости лет он останется один? Из родственников у него был только брат, но и тот умер полтора года назад, оставив ему двухкомнатную квартиру в отдалённом районе. На что ему эта квартира? Он бы предпочёл живого брата, хоть он и не был с ним особо близок. А теперь его хотят разлучить и с Толей, самым близким ему человеком. Сейчас Анатолий в экспедиции, но вот-вот должен приехать. Полетаев всегда без него скучал, но его поддерживало сознание, что дорогой мальчик вернётся и вновь каждый вечер будет проводить у него. Однако это привычное счастье закончилось. Он останется один. Совсем один! Всем нелегко переезжать на новое место, ломать прежние устои, привыкать к новой жизни, а особенно это тяжело старикам. Да и какая это будет жизнь без Толи, без друзей?
Он привычно заглянул на помойку, проверяя, не вынес ли кто-нибудь упаковку из-под телевизора, принтера и прочих устройств. Все ящики и коробки, куда укладывались вещи, он, как и все соседи, брал именно отсюда. Иногда сюда выносили книги, часть которых Полетаев брал домой. Сегодня ни коробок, ни книг не было.
Утренняя прогулка, омрачённая мрачными думами, не принесла ему желанного успокоения, и он вернулся домой в прежнем удрученном состоянии. Понуро позавтракав, почти не чувствуя вкуса еды, он выполнил часть намеченных на сегодня заданий по "обязательным" предметам, в течение пятнадцати минут по-английски сам себе жаловался на несправедливость судьбы, вознаградил себя размышлениями вслух о самом себе и своей жизни уже на древнерусском языке, потом разложил материалы по истории, которые нужно было привести в порядок и обосновать, и углубился в работу. Прежде он полностью переносился в ту эпоху, почти переставая существовать в реальном мире, не замечая, как летит время, и возвращаемый в этот мир только резким и особо громким звоном будильника, который он предусмотрительно устанавливал на требуемый час. А сейчас он даже не счёл нужным прибегать к подобной уловке, потому что, едва оторвавшись мыслями от насущных проблем, он сейчас же к ним возвращался, с лёгкостью прерывая работу. Он "сидел на чемоданах" и в буквальном и в переносном смысле.
Осознав, что вновь думает о переезде и расставании с привычной жизнью, он встал и прошёлся по комнате, остановился напротив ещё не полностью разорённого книжного шкафа, вынул одну книгу, перелистал, поставил на место, вынул другую. С тяжким вздохом он принялся вынимать книги, которые ему пока не были нужны, и укладывать их в две аккуратные стопки, подбирая по размеру, чтобы затем было удобно положить их в мешки и обвязать бечёвкой. Пожалуй, сейчас он был способен только на эту чисто механическую работу, не требующую ни ума, ни сноровки. Лишь в эти дни он впервые прочувствовал на себе, до чего скучно и бесполезно можно проводить время. Он даже пожалел о прежней спешке, когда ему не хватало дня на то, чтобы переделать все многочисленные дела. И, как назло, сейчас его не просили выступать с лекциями, потому что в это время, в конце лета, читать их было не для кого.
Он бы совсем извёлся, если бы не звонок в дверь. Полетаев встрепенулся. Почему-то первой мыслью было: "Толя". Но он сейчас же сообразил, что до его возвращения ещё не меньше двух недель. Это, наверное, кто-нибудь из соседей, тоже тоскующих по их прежней устоявшейся жизни.
Он даже не стал спрашивать, кто пришёл, а сразу отпер дверь.
- Решил тебя навестить, Володя, - объявил вошедший.
Это оказался старинный друг Полетаева, тоже археолог. Он был примерно одних с ним лет, но заметно одряхлел, ослабел и, можно сказать, угасал прямо на глазах. У него была тяжёлая неизлечимая болезнь сердца, о которой он не любил говорить, но которая быстро вела его к могиле. Возможно, из-за этого он растолстел, стал всё больше брюзжать и выказывать недовольство теперешней жизнью. К Полетаеву он тянулся не только как к другу, но и из-за исходящей от него энергии, подпитывающей его иссякающие жизненные силы. Звали его Николай Иванович Астафьев.
Следом за ним вошёл симпатичный, даже довольно красивый мужчина около пятидесяти лет с модно подстриженными чёрными волосами, слегка поредевшими на темени. Это был племянник Астафьева, Валерий Александрович, или для большинства просто Валера. Начинающееся облысение очень его огорчало, но было обычным и почти неизбежным в их роду. Вот и на голове его дяди почти не осталось волос, а Полетаев сохранил свою волнистую шевелюру в целости, стриг ей довольно коротко, и, по мнению Валерия, это стальное от седины украшение очень облагораживало его облик, вызывая зависть. И у Тольки, хоть он и не родня Полетаеву, тоже густые волосы. По какой причине у него самого они осыпаются, как листья осенью?
Он не любил этот свой искусственно-приветливый тон, но не мог выдумать ничего лучшего, чтобы замаскировать неприязненное чувство, невольно возникающее у него при виде Валеры. Понять его причину он не мог.
- В комнате у меня кавардак, - предупредил Полетаев. - Пойдёмте в кухню.
- Укладываешься? - сочувственно спросил Астафьев.
Сейчас любая суета вызывала у него раздражение и усталость, словно это ему приходилось выполнять непосильную для его здоровья работу.
- Потихоньку, - сдержанно отозвался Полетаев. - Чтобы не пришлось потом спешить. И Толю не хочется загружать. Когда вернется, ему надо будет самому укладываться, а он обязательно захочет помочь мне. К его приезду я как раз почти всё и разберу.
Когда-то отношения Полетаева со своим воспитанником вызывали у его друга лёгкую зависть, но теперь он только самодовольно улыбнулся, ласково посмотрев на племянника. В последние три года, когда его здоровье пошатнулось, Валера окружил его такими заботой и вниманием, что старик чувствовал себя счастливым.
- Вот и Валерка меня не забывает, - сообщил он. - И навещает, и продукты привозит, даже квартиру убирает. Одного меня никуда не пускает, всегда провожает. Он мне как сын. Своих детей у меня нет, жена двадцать лет как умерла, и он - всё, что у меня есть.
Валерий смущённо улыбнулся, вроде, соглашаясь, что чувствует к старику ответную почти сыновнюю привязанность, а вроде, и стесняясь невинного хвастовства дяди, преувеличенно превозносившего заслуги племянника.
"У тебя не только Валерка остался, но имеется ещё и квартира, - подумал Полетаев. - Будь уверен, что тебя бы так не обхаживали, если бы ты жил в маленькой комнатушке в коммуналке".
Вслух он этого, конечно, не сказал, а лишь кивнул, соглашаясь с другом. В конце концов, сейчас не имело значения, ради чего племянник заботится о дяде, лишь бы сам Коля не распознал корысть. Хоть и ложное счастье он испытывал, но оно должно скрасить ему последние месяцы, которые ему оставались на этом свете.
Он усадил старого друга на крошечный угловой диванчик и кивнул Валерию.
- Выбирай себе место по душе.
Тот скромно присел на стул, чувствуя, как ноги неудобно упираются во что-то жёсткое и ребристое, завёрнутое в плёнку. Всё-таки Полетаев начал упаковывать вещи слишком рано, доставляя неудобство и себе и гостям. Ещё неизвестно, когда он будет переезжать, ясно, что не раньше, чем вернётся Анатолий, а в квартире шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какой-нибудь мешок или коробку.
- Жалко уезжать? - сочувственно спросил Астафьев.
- Не то слово, - подтвердил Полетаев. - А вас не думают сносить?
- Вроде, нет. Я постучу, чтобы не сглазить. Самому странно. Вроде, дома одинаковые, стоят рядом, а сносят только один дом.
- Сегодня утром перекинулся несколькими словами кое с кем из соседей, - с горечью заговорил Полетаев. - Так такая меня тоска взяла, что выразить невозможно. Здесь я всех знаю и меня все знают, а там... Кому я там нужен? Кому интересен? Я уж заранее настраиваюсь на то, что остаток жизни проведу в одиночестве.
- Толька тебя не оставит, - напомнил старый друг, вновь любовно оглядев племянника. - Он тебя будет часто навещать.
- Что значит "часто"? От силы раз в неделю, да и то, если у него не окажется неотложных дел. Это сейчас мы живём в одном подъезде.
- Да, это просто удивительно, как нам удалось сохранить для него ту комнату, - согласился Астафьев. - После смерти родителей его ведь хотели поместить в детский дом?
- Хорошо, что вовремя подвернулась его двоюродная тётка, которая согласилась его усыновить, формально, конечно.
- Вот он и остался при комнате родителей, - самодовольно проговорил Астафьев, тонко намекая на то, что это он помог уладить все формальности.
Полетаев был так расстроен, что не обратил внимания на ухищрения старого друга и продолжал:
- А раз мы живём в одном подъезде, то он и приходит ко мне каждый день. Жили в одном подъезде, - поправился он. - А теперь нас расселяют в разные концы Москвы, на самые окраины. Тут уж не наездишься.
Валерий слегка кашлянул.
- Извините, что вмешиваюсь, - сказал он и замолчал.
- Извиняем, - ответил Полетаев. - Что хочешь предложить? Или поставить чайник?
- Это, конечно, не моё дело, - начал Валерий, - но ведь у вас есть теперь ещё одна квартира.
- А что от неё толку? Сдавать её кому-нибудь? Когда вернётся Толя, пусть он этим и займётся, а то я не умею. Он, правда, тоже никогда не имел дела с такими вещами, но я больше полагаюсь на него, чем на себя.
- Если бы вы сразу начали её сдавать, то уже имели бы от неё приличный доход, - заметил Валерий.
- Ну и времена пошли! - ворчливо заговорил Астафьев. - Какие-то доходы от квартир, всё деньги, выгода. Как мы раньше жили! Ни о чём таком и не помышляли, а были намного счастливее нынешних молодых.
- Дядя Коля, надо смириться с тем, что имеем, - ласково сказал Валерий. - Того, что было, не вернёшь.
Полетаеву тоже было жаль утраченного прошлого, но он соглашался с Валерием. Что толку в напрасных сожалениях? Можно довести себя до исступления, но ничего от этого не изменится. "Дай Бог спокойно принять то, что изменить мы не в силах", - вспомнил он. И тут же его мысли перенеслись на Валерия. Почему он внушает ему неприязнь? Вроде, парень разумный, ничего плохого сказать о нём нельзя. Вон как ухаживает за стариком! Прямо из кожи вон лезет! Пусть он получит за это квартиру, но ведь не за просто так получит, а за труды. Коля ещё до болезни, когда Валерка лишь изредка его навещал, отписал ему всё своё имущество, только не сообщил ему, так что парень об этом не догадывается. А может, догадывается, потому что в деловой хватке ему не откажешь. Но в любом случае, есть завещание или нет, квартира достаётся ему, как единственному близкому родственнику, а уж об этом он хорошо осведомлён, однако он всё-таки тратит на старика время и силы. Правильно он сказал, что времена изменились. Что ж поделать, если квартиры в Москве представляют такую ценность, что за них люди готовы друг друга убить. Валерка хоть честно отрабатывает свой кусок.
- Только я сейчас не о сдаче квартиры хотел сказать, - продолжал Валерий. - Где она расположена, дядя Володя? Та, двухкомнатная.
- У чёрта на рогах, Валера. В Солнцеве, причём на той окраине, которая дальше от Москвы. Оттуда до того места, где будет жить Толя, не доберёшься. И от того места, где мне дают квартиру, тоже не доберёшься.
- Ведь дают самые гадкие районы! - возмущался Астафьев. - На окраинах. До центра ехать часа два, если не больше.
- Однокомнатную и двухкомнатную квартиры на окраине можно обменять на нормальную двухкомнатную квартиру в центре, - сообщил Валерий. - Можно было бы попытаться обменять их на трёхкомнатную квартиру на окраине, например, возле Тольки, но для вас это будет не так удобно, ведь машины у вас нет, а на общественном транспорте не наездишься. Так и застряли бы в своём далеке, никого не видя и никуда не выбираясь. А так вы бы жили в центре, и Тольке было бы гораздо удобнее вас навещать там, чем на вашей окраине.
Оба старика с восхищением посмотрели на него.
- Голова! - с гордостью отметил Астафьев.
- Вот до чего я бы не додумался, - признался Полетаев. - Приедет Толя, и я ему это предложу. Пусть этим займётся.
- А зачем ждать? - спросил Валерий. - Толька никогда не имел дела с обменом квартир, а я в этом толк знаю. У меня есть хорошие знакомые среди риэлторов, так что они вам подберут такой вариант, от которого вы не сможете отказаться. Они, конечно, возьмут с этой сделки свой процент, но из кармана вам ничего не придётся выкладывать. Вы этот процент даже не почувствуете.
Он не стал упоминать, что и ему как посреднику кое-что перепадёт. Знать об этом старикам было незачем.
- Интересно, - раздумчиво проговорил Полетаев, невольно убеждённый тоном Валерия. - Что-то я совсем растерялся из-за этого переезда. А ведь мысль хорошая. Останусь в центре... Или, может, лучше переехать куда-нибудь поближе к Тольке?
Валерий потряс головой.
- Не советую, - возразил он. - Сами подумайте, дядя Володя, каково будет ездить оттуда. Вас часто приглашают в институт. Сейчас вы тратите на дорогу... Сколько времени вы тратите? Наверное, не больше часа.
- Сорок минут.
- Вот именно. А когда вы попробуете ездить оттуда, то после месяца этой каторги вы откажетесь от лекций. Сами подумайте: битком набитый автобус, потом метро, пересадки... Сейчас вы с удовольствием ездите в институт, а тогда будете воспринимать это как мучение и засядете дома. Толька весь день на работе, вечером приедет усталый после давки в метро и в автобусе. Какая вам будет радость от того, что он живёт где-то рядом? А если вы поселитесь в центре, он сможет заезжать к вам хоть каждый день по дороге с работы. Можно даже подобрать квартиру где-нибудь поближе к вашему институту.
Полетаев был сражён такими доводами, но всё ещё колебался, не решаясь вот так сразу, без долгих размышлений, дать окончательный ответ.
- Дядя Володя, я вам удивляюсь, - засмеялся Валерий. - Вы такой энергичный человек, когда дело касается вашей работы, а в быту становитесь неуверенным и беспомощным, как младенец. Извините меня за такие слова.
- Что поделаешь? - вздохнул Полетаев. - Что есть, того не спрячешь. Престарелый младенец. Только ведь это такие хлопоты...
- Для вас никаких хлопот не будет, потому что я сам за это примусь. Мой приятель отыщет вам подходящий вариант моментально, вы и опомниться не успеете. Я сам осмотрю все квартиры, которые он предложит, и отберу подходящие, а вам останется сделать окончательный выбор.
Полетаев неуверенно взглянул на своего старого друга.
- Как думаешь, Коля? - спросил он.
- Поступай так, как советует Валера, - ответил Астафьев. - Очень умный мальчик. А то ведь уедешь от меня почти что на край света, так что и не увидимся до моей смерти. На похороны ещё приползёшь из своей Тмутаракани, а ко мне к живому не выберешься.
- Или ты ко мне, - заметил Полетаев, невольно поддаваясь доводам. - Согласен, Валера. Что я должен делать?
- Принесите документы на обе квартиры, чтобы я на них посмотрел. Потом к вам заедет мой друг и оформит доверенность. После этого вам останется только осмотреть вместе со мной или с ним несколько квартир и выбрать ту, что вам приглянётся. И ведь вам надо оформить новую квартиру в собственность.
Полетаев погрустнел, осознав, сколько хлопот ему предстоит, пока он выправит нужные бумаги.
- Может, тогда оставить это? - предложил он. - Я и за год всё это не сделаю.
- Вам ничего не придётся делать, дядя Коля, - успокоил его Валерий. - У моего друга всё налажено, так что от вас потребуется только согласие и кое-какие подписи. Главное, что это проверенный человек, за которым я ещё и прослежу, так что вас не обманут, как это иногда случается. Несите документы.
Полетаев засмеялся, смущённый скоростью сделки, и отправился за нужными бумагами.
- Валера, поставь чайник, - крикнул он из комнаты, спохватившись, что за важным разговором забыл об обязанностях хозяина.
Валерий принялся умело, ловко и даже изящно накрывать на стол.
- Принёс, - сообщил Полетаев.
Пока они пересматривали бумаги, Астафьев выбрался из своего уютного места на диване и принялся расхаживать по квартире, с неудовольствием глядя на произведённый хозяином беспорядок.
- Ничего не нужно. Просто я смотрю на твою работу, Володя, и удивляюсь, почему ты не откажешься от своей идеи. Ведь совершенно очевидно, что Святополк не мог там оказаться в это время. Разве ты не читал мою последнюю монографию?
- Не скажи! - возразил Полетаев. - Я тут кое-что такое накопал! Потом тебе покажу, дай только покончить с квартирными делами.
Астафьев продолжил свою прогулку.
- Только вот ещё какой вопрос, - заговорил Валерий. - Дядя Володя, вам нужна квартира обязательно в новом доме, или вы согласитесь взять квартиру за выездом.
Полетаев растерялся.
- А как считаешь ты? - спросил он.
- Это решать только вам. На мой взгляд, если подыскать хорошую квартиру в старом доме, то это лучше, чем квартира в новостройке. Она дешевле, поэтому можно выбрать вариант получше, а жить в ней не менее удобно.
- Да, пожалуй, - согласился Полетаев. - И новостройки эти очень уж ненадёжные. Всё пишут, что там какие-то недоделки, безобразия всякие...
- Я тоже так думаю, - осторожно подтвердил Валерий. - Значит, я ему скажу, что вы согласны на квартиру за выездом.
- Володя! - вновь раздался голос Астафьева.
- Да?
- А картины ты уже упаковал?
- Пока ещё нет, - рассеянно отозвался Полетаев. - Сделаю это в последнюю очередь. Их не спрячешь, так что пусть они пока побудут в своём тайнике.
- Какие картины? - спросил Валерий.
Но Полетаев не стал об этом распространяться.
- Не обращай внимания. Просто картины.
- Я бы на твоём месте в новой квартире обязательно повесил Шишкина, - посоветовал Астафьев, возвращаясь в кухню. - Мне он нравился больше всего. Это здесь у тебя не повернуться, да и то место бы нашлось, а там в двух комнатах будет просто раздолье.
- Толе это может быть неприятно, - ответил Полетаев. - Я их спрятал подальше, чтобы они никому не попались на глаза.
- Лучше всех, конечно, Поленов, - сказал Астафьев. - Но мне милее Шишкин.
- Давай не будем об этом говорить, - предложил Полетаев. - Мне бы самому хотелось всех их развесить по стенам, но Толя будет против.
- Да, жаль, - согласился Астафьев, усаживаясь на своё место.
- Чай готов, - сказал Валерий, складывая бумаги. - Дядя Володя, вы не возражаете, если я возьму их с собой? Так мне будет легче объяснить, что у нас есть и что мы хотим. Я очень осторожен в таких делах, поэтому не беспокойтесь за документы.
- Можешь ему довериться, - подал голос Астафьев. - Он не подведёт.
- Возьми, - согласился Полетаев.
- Давайте я за вами обоими поухаживаю, - предложил Валерий.
Он разлил чай по чашкам и с видом заправского хозяина сделал широкий жест в сторону печенья и вазочки с конфетами.
- Угощайтесь.
Старики засмеялись.
- Пойду, позвоню другу, - сказал Валерий, выпив свой чай. - Хочется поскорее продвинуть ваше дело, дядя Володя. Раз уж я пообещал, то всё будет в лучшем виде. Пусть Лёва уже сейчас начнёт шевелиться.
Он покинул кухню, на ходу доставая мобильный телефон.
- Можешь во всём на него положиться, - услышал он голос Астафьева. - Если он что сказал, то сделает непременно.
Валерий кивнул, соглашаясь с такой своей характеристикой. Было очевидно, что старики не собирались за ним следить или подслушивать его телефонные разговоры, но для надёжности он вышел на лестницу.
- Привет, Лёва, - заговорил он, когда на его звонок ответили. - У меня наклёвывается выгодное дельце, только с условием, что навар пополам... Да, именно. Старик наивный и будет доволен, получив квартиру... Конечно, по договорённости. В бумагах ни о какой доплате... Отлично. Я к тебе сегодня же заеду с документами. Необходимо провернуть это дело поскорее, пока не вернулся один человек. Он хоть и дурак в этих вопросах, но не такой идиот, как старик. Но квартиру подбери приличную, чтобы клиент был доволен... Да, можно в старом доме... Нет, мне она не останется: у него есть наследник. Только не подведи. Квартира должна быть по-настоящему хорошей, потому что этот старпёр - близкий друг моего дяди. И чистой, ты сам понимаешь, в каком смысле. Чтобы потом не оказалось, что у неё уже имеется пять хозяев... Отлично. Тогда до вечера.
Удовлетворённо кивнув своим мыслям, он медленно положил телефон в карман и немного постоял, раздумывая. Потом вернулся в квартиру.
- Всё в порядке, дядя Володя, - сообщил он. - Дозвонился своему приятелю и "озадачил" его. Он пообещал мне по дружбе, что прямо сейчас займётся подбором квартиры.
Полетаев, ошеломлённый стремительностью, с которой разворачивались события, смог только бессвязно пробормотать слова благодарности.
- Пойдём, покажешь мне, что ты там накопал, - напомнил Астафьев. - Только учти, что свою теорию я буду отстаивать до последнего. Ты пойдёшь с нами, Валерик?
- Я в ваших Святополках совершенно не разбираюсь, - начал тот, но увидев, как дружно старики выразили молчаливое неодобрение, поспешил объяснить. - Я начал серьёзно изучать историю, но память у меня оказалась дырявой и я совсем запутался в Святополках, Святославах и Ярославах. Даже при всём своём уважении к дяде Коле и к вам, дядя Володя, я не могу запомнить ни одной даты, а родственные связи вообще перепутались так, что вам об этом лучше не знать. Если позволите, я посижу здесь или поброжу по квартире.
- Это ничего, это простительно, - донёсся до него из комнаты голос Астафьева. - Не все рождены историками. Всё равно он очень хороший мальчик. Вот и тебе он поможет. Приедет Толька и удивится, как ловко ты сумел поменяться на центр.
Валерий усмехнулся, налил себе ещё одну чашку чая и с громким хрустом надкусил печенье. Сегодня он был очень доволен собой. Потом его лицо приняло задумчивое выражение. Он отставил недопитую чашку, облокотился о стол и подпёр ладонью лоб в классической позе мыслителя.
Спустя какое-то время он оторвался от дум, встал и потянулся, разминая затёкшие члены. Он сделал несколько шагов, оглядывая кухню, потом неторопливо вышел в коридор и прислушался к яростному спору стариков о каком-то Святополке. Убедившись, что они целиком ушли в отдалённую эпоху и им нет никакого дела до мелких событий современности, он принялся изучать визуально и даже иногда ощупывать упакованные для переезда вещи. Ещё раз послушав доводы, которыми осыпали друг друга историки, отстаивавшие каждый свою теорию, он пожал плечами, словно это был спор двух детей, и открыл стенной шкаф. Убедившись, что в нём нет ничего, кроме верхней одежды и ящиков с археологическим хламом, он вынес из кухни стул, взобрался на него и открыл дверцы антресолей. Но и там его поджидала неудача, потому что они были битком набиты ненавистными ящиками и пробраться через них вглубь не было никакой возможности.
- Подождём, - прошептал Валерий, утешая сам себя.
Он отнёс стул назад, проверил, не осталось ли следов от его поверхностного обыска и спокойно сел на диван, терпеливо дожидаясь, пока старики не устанут от бесплодных споров. Через два часа, убедившись, что тема о Святополке неисчерпаема, он прошёл в комнату.
- Извините, пожалуйста, - прервал он распалившихся историков. - Дядя Коля, уже пора. Времени много. Вам надо принимать лекарство и ложиться отдыхать.
Астафьев с досадой посмотрел на часы.
- Да, засиделись мы с тобой, Володя, - согласился он. - Пора мне домой. А жаль. Мне кажется, я бы тебя всё равно переубедил.
Полетаев хотел было возразить, но сдержался, пожалев немощного друга. Что изменится, если он настоит на своём? Пусть уж Коля думает, что прав.
- Возможно, - согласился он. - В твоих словах имеется что-то дельное. Наверное, мне придётся пересмотреть свои взгляды.
Астафьев самодовольно улыбнулся.
- Подожди, вот когда я закончу один труд... Ты тогда ахнешь!
Когда гости ушли, Полетаев покачал головой.
- Бедный Коля, - с горьким сожалением проговорил он. - Каково-то ему будет узнать, что он всё это время заблуждался!
Он спохватился, что ещё не выполнил намеченных на сегодня дел, перешёл на английский язык и на нём в течение пятнадцати минут громил смехотворную теорию своего друга. Со стороны, даже если бы слушателями были англоязычные представители человечества, этот монолог выглядел несколько странно и невразумительно, потому что в английскую речь он для пущей убедительности вклинивал фразы на древнерусском языке. Успокоив свою душу историка, он открыл учебник немецкого языка.
- Приступим к делу, - скомандовал он сам себе. - Впереди у нас ещё математика, физика и испанский.
Валерий довёл дядю до его дома, сам налил ему лекарство и проверил, не нужно ли старику купить что-нибудь из еды.
- Вроде, у вас всё есть, - с преувеличенным беспокойством сообщил он. - Но может, вы хотите что-нибудь особенное?
- Спасибо, Валерик, мне ничего не нужно, - отказался Астафьев.
- Тогда я пойду, потому что мне надо показать другу документы дяди Володи. Завтра я буду занят, но на пару минут к вам вечерком забегу. Что-нибудь принести вкусненького?
Одряхлевший старик уже не замечал, что с ним обращаются, как с ребёнком.
- Я уж и не знаю, - ответил он. - Может, яблочной пастилы?
- Договорились. Кстати, дядя Коля, а что это за Шишкин? У дяди Володи есть Шишкин?
Астафьев засмеялся.
- Конечно, есть. А почему бы ему не иметь Шишкина? Только давай об этом помалкивать, потому что Володька не обрадуется, если узнает, что я говорю с кем-то на эту тему.
Валерий покинул дядю и отправился к своему приятелю, специалисту по квартирам, заранее прикидывая, какую доплату можно назначить за обмен квартир старого простака и сколько денег может перепасть лично ему. Сейчас, узнав, что у Полетаева есть Шишкин и Поленов, а может, и кто-то ещё, он стал думать, что тот вёл себя странно. Он словно чего-то недоговаривал, когда рассуждал о том, что укладывается заранее, чтобы не затруднять Тольку Рыбакова.
А Полетаев, не подозревая, какие мысли одолевают племянника его старого друга, заглянул в конец задачника и удовлетворённо кивнул: всё было правильно.
- Я молодец! - похвалил он сам себя. - А ведь начинал со скрипом, думал, что мои старые мозги уже не осилят эту науку. Поди ж ты! Задача повышенной сложности, а я в ней разобрался, словно это пустячок.
Он убрал уже ненужные на сегодня книги и тетради, посмотрел на внушительную стопку оставшихся "уроков" и в который раз задался вопросом: зачем это ему? Но подумав, что с каждым днём ему всё легче решать задачи и примеры, всё проще запоминать новые иностранные слова, решил, что не прогадал с выбором занятий. Времени на это уходило непредвиденно много, но зато и ум его обретал почти юношескую гибкость.
И вдруг он ощутил очень неприятное чувство неуверенности. Он как-то так необдуманно согласился на обмен своих квартир, что теперь не мог понять, прав он был или нет. Если рассудить здраво, то Валерка говорил дело: из такой дали он уже не сможет свободно выбираться. Скорее всего, ему придётся отказаться от лекций, посещений музеев... Автобус, метро, пересадки, давка и духота, потом добираться до самого музея... Что он там сможет увидеть, измучившись за трудную дорогу? А ведь предстоит ещё путь назад. Это сейчас он ещё бодр и полон сил, а никто не знает, что его ждёт через полгода-год. И Толе до него добираться долго. Он может рассчитывать видеть его лишь раз в неделю, не больше, да и то, если его мальчика не задержит какая-то срочная работа. Он ведь не эгоист, хоть и считается, что старость эгоистична, и понимает, что Толе будет ещё труднее до него добраться из своей окраины, чем ему доехать до центра. Нет, пожалуй, Валера, предложил очень хороший выход из ситуации, казавшейся безвыходной. Только почему одновременно с чувством благодарности он, странный человек, продолжает испытывать к парню чувство отвращения? Ему вспомнилась вычитанная где-то фраза: "Собака сначала не любит кошку, а потом подыскивает аргументы". Где он это прочитал? Впрочем, неважно. Высказывание прекрасное. Сам он, как та собака. Он тоже сначала не любит Валерия, а потом подыскивает, но не может найти аргументы.