Светлана пребывала в тревоге. Мало того что школа почти каждый день преподносит учителям, и ей в том числе, сюрпризы, так ещё новость о новом соседе, этом собаконенавистнике. Положим (а Света любила рассуждать, приводя столько "за" и "против", сколько способна была собрать за один раз, чем нередко лишь осложняла себе существование), этот человек не может вот так запросто потребовать, чтобы она избавилась от Дика, но своими нападками сильно испортит ей жизнь. А ведь такие злые люди способны и в полицию пойти с жалобой на то, что пёс всё время лает. Это до сих пор у неё были золотые соседи, не предъявляющие по этому поводу претензий, но ведь и у самых терпеливых людей может поменяться отношение к источнику шума, если найдётся "идейный вдохновитель", внушающий им, что обрести покой очень просто. Вот и Сабина говорит, что собака всё время лает, а Алевтина Ивановна называет его не иначе как "скандалистом". Одиночная жалоба - это одно, а коллективная - совсем другое. Многочисленные заявления на чеченцев в полиции не рассматривают, потому что беспорядков и драк они не учиняют и придраться к ним, вроде, нельзя. Что до непрерывного потока чужих людей, то, наверное, они считаются гостями, а принимать у себя гостей никому не возбраняется. Впрочем, может быть, прав Георгий, и у полиции свои причины не трогать этих людей. А вот коллективную жалобу на четвероногого нарушителя тишины и порядка удовлетворить очень легко, причем, никаких хлопот у представителей закона это не вызовет, а в отчёте о проделанной работе появится лишний плюсик.
Чем больше Светлана думала о надвигающейся угрозе, тем страшнее и неизбежнее она казалась. Есть очень верная поговорка, что не так страшен чёрт, как его малюют, но ведь никто с чёртом, а тем более с новым соседом, ещё не имел дела, так что народная мудрость утешения не приносила. Да ещё коллеги, с кем бы они ни делилась своей бедой, дружно поддерживали её страхи. А Жигадло так прямо и заявил:
- Светик, я тебе сочувствую. Знаю я таких людей. Ты их ничем не умиротворишь, потому что они видят цель жизни именно в том, чтобы кого-нибудь донимать. У них такая тактика: выберут себе жертву и начинают к ней придираться. Прямо как наш Красавчик. А ты заметила, как он сейчас благоволит к Синичке? При её появлении расплывается, как масло под солнцем.
Он шутил, запугивая женщину, по его мнению, беспокоившуюся по вздорному поводу, и не мог заподозрить, насколько этот повод кажется Светлане существенным.
Карасёва тоже категорично объявила, что новый сосед, если он терпеть не может собак, обязательно будет придираться.
- Я к собакам отношусь хорошо, - сразу разъяснила она. - Но я не уверена, что молча терпела бы, если б у меня под дверью постоянно лаяла соседская собака. Я обязательно стала бы жаловаться.
В отличие от Жигадло, она не шутила.
Весь вчерашний день Светлана обдумывала варианты удаления Дика от входной двери и нашла лишь один: запирать его в комнате. Запереть его, в прямом смысле слова, было, разумеется, невозможно за неимением замка, но оставить его там вместе с Базилем, а дверь плотно прикрыть было вполне осуществимо. За время, остающееся до приезда злого соседа, пёсик успеет привыкнуть к новым порядкам. И почему все три собаки в их тихой спокойной семье были голосистыми?!
Сегодня Света решила провести эксперимент. Перед уходом она насыпала Дику сухариков, чтобы он не сразу опомнился от постигшей его незадачи, дала Базилю кусочек колбасы, чтобы восстановить справедливость, и закрыла дверь, вставив между створками заранее приготовленную газету, сложенную в несколько раз. Если бы дверь была одностворчатая, то хлопот с ней не было бы, но укрепить две створки было трудно. Хорошо ещё, что открывались эти створки в комнату, в противном случае собаке ничего бы не стоило распахнуть их весом своего тела, чем их ни припирай.
Света попробовала дверь на прочность и убедилась, что открыть её Дик не сможет. Довольная своей сообразительностью (вот что значит "математик"!), она вышла из квартиры и направилась к лифту. Напоследок, когда дверь кабины уже закрывалась, она услышала, что пёсик опомнился, но, судя по приглушённому и неотчётливому лаю, был всё ещё занят своими сухариками, а голос подавал исключительно для порядка.
Говорят, что первую половину пути человек думает о месте, которое он оставил, а вторую - о месте, куда направляется. Путь от дома до школы был слишком коротким, чтобы Света, даже будучи математиком, смогла бы определить грань, когда её тревоги с Дика и нового соседа перенеслись к предстоящему рабочему дню, очень длинному рабочему дню. Сегодня, кроме уроков и объявленного заранее совещания в триста первом кабинете, всех учителей ожидало очень серьёзное испытание - родительское собрание. Это был бич почти всех учителей, потому что хотелось бы обрисовать перед родителями более или менее реальную картину учёбы и поведения их отпрысков, но сделать это так, чтобы не пострадать самим. Некоторые коллеги Светы, наученные многолетним горьким опытом, сдались и говорили родителям только приятное. Сделка с совестью приносила им спокойствие. Зато учителя, не скрывающие недостатки детей, нередко после таких собраний пили сердечные капли и по несколько дней не могли отойти от ответного отпора некоторых родителей.
К счастью, от сегодняшнего собрания нельзя было ожидать неприятностей, по крайней мере, Свете. Во-первых, это было первое родительские собрание в этом году, во-вторых, единственный класс, который перешёл к ней с прошлого года, был её любимый одиннадцатый, а большинство родителей у детей этого класса были умными, спокойными и доброжелательными. В течение прошлого года в этот класс пришли семь новых детей, кто из других классов их школы, кто - из других школ, а известно, что просто так дети в конце учёбы не перемещаются, однако основное ядро сохранилось и было настроено учиться. И родители проблемных новичков стушевались среди устоявшегося родительского коллектива, не выдвигая своих особых требований и не предъявляя крупных претензий. Пословица "с волками жить - по-волчьи выть" на этот раз обернулась своей хорошей стороной. И, в-третьих, два других класса были для Светы новыми и, какие бы оценки ни выставила она за входной контроль, то есть работу, выявляющую знания детей за прошлый период, она смело может сказать, что сама удивилась таким результатам, а потому дала детям эту работу ещё раз, разобрав её на доске и потом поменяв варианты, но оценки не улучшились.
Именно благодаря этим соображениям Света не особенно беспокоилась по поводу родительских собраний, но, как бы благоприятно они ни прошли, а эмоциональное напряжение от общения с почти сотней человек всё равно будет очень велико, да и в школе придётся пробыть часов до девяти вечера. Хорошо тем учителям, у кого следующий день, суббота, выходной, а ей придётся идти в школу и давать уроки.
Казалось бы, поводов для беспокойства достаточно, однако это было ещё не всё. Постоянно, в любое время и где бы она ни находилась, её угнетало сознание своего бездействия. Два романа, над которыми она сейчас работала, а точнее, намеревалась продолжить работать, не давали ей покоя. Вчера она слишком устала, чтобы приняться за них, позавчера ей надо было проверять тетради с домашней работой у двух классов и объёмные контрольные работы (тот самый входной контроль) у трёх классов, поэтому у неё не осталось ни времени, ни сил, чтобы хоть что-то написать. Хуже всего было то, что в дальнейшем, когда она будет выше головы завалена тетрадями, планами, отчётами и подготовкой к урокам, ей всё труднее будет заставить себя приняться за писательскую работу, а чувство беспокойства по поводу отложенных до лучших времён романов (не говоря уже о рассказах и повестях с уже продуманными сюжетами) будет только расти.
- Светик, я тебя стал так редко видеть, что каждая наша встреча для меня, как праздник, - встретил её у дверей школы Жигадло. - Так что сегодня у нас двойной праздник.
Светлана насторожилась.
- Что-нибудь случилось?
- О, у нас каждый день что-нибудь да случается. Вчера, например, Григорян из класса Красавчика пробил головой дверь в женском туалете. Пардон, не в женском туалете, а в женский туалет. Звучит почти одинаково, но разница большая. Не знала?
- Это-то я прекрасно сознаю. Есть разница, пребываешь ли там или туда стремишься.
- Я о двери, а не о самом туалете, - фыркнул Жигадло. - Это было уже после пяти. Красавчик, конечно, устроил разбирательство и выяснил, что Григоряна толкнул Туркаев из моего класса.
- А тот, как последний дурак, воспользовался этим, чтобы пробить дверь именно в женский туалет, - подхватила Света. - Не мог добежать до своего.
Жигадло захохотал и в этаком жизнерадостном виде предстал перед глазами Красовского, бывшего сегодня дежурным администратором, а потому стоявшим в холле напротив входа.
- Здравствуйте, - поздоровалась Светлана и расписалась у охранника за ключ от кабинета, где у неё должен был быть первый урок.
- Так что сегодня я жду родителей вашего Туркаева, - проговорил Красовский грозно, словно вчерашняя разборка не прекращалась.
- Придут, Алексей Геннадьевич, не извольте беспокоиться, - откликнулся Жигадло. - С радостью придут.
- А мне их радости не надо, - ещё более хмуро сказал Красовский. - Мне от них требуется новая дверь.
И тут он повернулся к Свете и расплылся в деланной улыбке:
- Здравствуйте, Светлана Николаевна! Рад вас видеть!
В дверях показались дети, и Красовский сейчас же уставился на них, следя за тем, чтобы они переменили обувь.
- Человек тяжёлый и паршивый, - тихо сказал Жигадло Свете, когда они удалились на достаточное расстояние, - но за школой следит. О! Началось!
Внизу раздавался рёв Красовского, выговаривающего кому-то за отсутствие сменной обуви.
- ... А дома ты тоже не переобуваешься? Так и топаешь по всей квартире грязными подошвами?.. Нет? Так вот изволь относиться к школе так же уважительно, как к собственной квартире!..
- Сейчас заставит звонить родителям, чтобы они немедленно доставили сменную обувь, - предсказал его действия Жигадло.
- Доставай телефон и звони родителям! - донеслось снизу. - Спешат на работу? Один раз поспешат сюда, так в другой - не отпустят тебя в школу без сменки!.. Телефона нет? Возьми мой. Быстро!
Света и Жигадло остановились в ожидании.
- Как у него получается? - удивлялась Светлана. - И никаких протестов!
- Сейчас мать привезёт? - гремело внизу. - Отлично. Сядь вон там и жди.
- Гигант! - подытожил Жигадло и продолжал. - Так что он нашёл, на кого свалить дыру в двери. А дверь слова доброго не стоит. Оказывается, она совсем хлипкая. Планки, обшитые чем-то вроде плотного картона. Даже я сумел бы её пробить, если бы врезался в неё головой.
Они опять посмеялись.
- Анекдот такой есть...
Светлане пришлось выслушать неприличный анекдот, на этот раз, надо отдать ему должное, довольно остроумный.
- А что за праздник сегодня? - спохватилась она.
- Так ведь родительское собрание!
- И вас с праздником. Поменьше бы их было.
- А ты всё бегаешь по кабинетам? - посочувствовал Михаил Борисович.
- Это всё временно, - объяснила Света. - Постоянного расписания ещё нет, каждый раз вывешивают новое. Землянская забрала у меня кабинет с условием, что половину уроков я буду проводить в нём, а оставшуюся часть - в других, но весь день в одном, без беготни. Так что я сейчас занимаюсь спортом, а потом вновь буду вести малоподвижный образ жизни.
Жигадло молча сделал рукой прощальный жест и пошёл к себе.
Если каждую перемену приходится перебираться в новый кабинет, сдавая ключ от прежнего и получая ключ от нового, то времени ни на что другое не остаётся, поэтому самым спокойным получается первый урок, когда на рабочее место можно придти пораньше, не спеша разложить книги, тетради и записи на отдельных листочках, оформить доску, пробежать глазами примеры и задачи, которые собираешься дать, морально настроиться на работу. От всего этого Света даже почувствовала удовольствие. А когда она уже переделала все предварительные дела и убедилась, что до первого звонка ещё минут пять, в кабинет вошла учительница истории Карасёва.
- Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, - обрадовалась Светлана.
- Шла мимо и решила заскочить к вам. Мы с вами совсем перестали встречаться. И кофе теперь не выпьешь. Не с Терёшиной же мне его пить. Вы с ней как?
- Мне она очень нравится, но я почти не вижу её. Утром захожу в кабинет за книгами, когда её ещё нет, а после уроков, когда отношу книги, поговорить некогда: или я спешу, или она, или у неё есть ещё следующий урок. Очень милая девушка.
- А мне с ней говорить не о чем. Пока она для меня пустое место. Вот так...
И Карасёва провела перед глазами растопыренными пальцами, что можно было расшифровать: смотрю сквозь пальцы.
- Землянская наконец-то приняла у меня планирование, - сообщила она. - Два раза заворачивала: плохо, видите ли, раскрыта вводная часть. Пришлось скачать из Интернета.
- Зачем и кому это нужно? - не понимала Света. - Всегда мы сдавали само планирование. И оно-то не нужно, ведь оно официальное и напечатано в сборниках. Открываешь и смотришь. К чему буква в букву перепечатывать готовое планирование?
- А ещё она составляет графики посещения уроков. Собирается держать нас под строгим контролем. Вы ведь слышали, как она объявила, что научит нас работать? Вот и дала бы показательные уроки. Если мы найдём их хорошими, то примем к сведению. Почему бы и не принять? Правда?
- Конечно, - согласилась Света.
- Слышали, что творится в началке?
- Нет. А что случилось?
- Курулёва вчера бушевала.
- А что с ней стряслось? - сразу заинтересовалась Света.
- Неужели вы с ней не разговариваете? - удивилась Людмила Аркадьевна. - Ведь живёте на одном этаже.
- Мы почти не встречаемся, - объяснила Света, не уточнив, что ей и не хочется с ней встречаться.
- Савельева сказала, что она не может успокоиться из-за мужика, который к вам переезжает.
- А ей-то какое до него дело? - не поняла Света. - У неё собаки нет, так что ей не о чем беспокоиться. Это я не знаю, что мне делать.
- У вас собака, а у неё дети.
- Она боится за детей? Этот тип какой-нибудь... нетрадиционной ориентации?
- Этого я не знаю, - со смешком ответила Карасёва. - Но она беснуется из-за того, что он назвал её детей щенками и сказал, что терпеть их не может.
- Когда он успел так развернуться? - поразилась Света. - Мне донесли, что он не выносит собак.
- А ей, наверное, сказали, что он не любит детей, - догадалась Карасёва. - Может, она это лично от него слышала. Возможно и такое: он с кем-то разговаривает в полный голос, а она слышит. А что особенного, что он не любит собак и детей? Таких людей много.
- А раз и те и другие ему одинаково ненавистны, то он и называет детей щенками, - подхватила Света. - Интересно, а про собак он не говорит с отвращением "дети"?
Карасёва подумала.
- Да, перекос получается, - согласилась она. - Дети - это щенки, а щенки, выходит, - совсем не дети.
Обе засмеялись.
- Так что не повезло тебе, Света, с новым соседом. Сочувствую. Ох!
Звонок заставил её выскочить из класса, с трудом протолкавшись сквозь толпу входящих детей из седьмого класса. Началась обязательная зарядка. Пока одни дети вяло выполняли простейшие движения, а другие их не выполняли, Света думала о только что состоявшемся разговоре. Она запоздало пожалела, что не расспросила у неё о Курулёвой, раз представился такой случай. Людмила Аркадьевна ухитрялась отовсюду собирать столько сведений обо всех и обо всём, что сумела бы хоть в общих чертах обрисовать характер этой женщины. Может, за её неприятной внешностью скрывается прекрасная душа. Да и внешность, представляющаяся неприятной Свете, кому-то может нравиться.
Однако предаваться размышлениям было некогда: после пятиминутного промежутка между окончанием гимнастики и вторым звонком начался урок. Света и слова не успела сказать, как посыпались вопросы:
- Светлана Николаевна, а как мы переписали контрольную?
- Я получил пять? Плис, ну, скажите, что пять!
- Мы ведь написали лучше, чем в прошлый раз?
Светлана была достаточно опытным педагогом, чтобы так уж сильно ужасаться результатам входного контроля. Обычно дети за лето настолько отвыкают от школы, что некоторым приходится втягиваться в учёбу не две недели, а почти месяц. Однако редко бывает, чтобы контрольную написали с такими результатами: одна четвёрка, три тройки и все остальные - двойки, и чтобы потом разобрали на доске каждый номер в каждом из двух вариантов, написали эту же контрольную ещё раз, а оценки не изменились: одна четвёрка, три тройки, все остальные - двойки. Поэтому сейчас Света с новым интересом посмотрела на выдающийся седьмой "А" класс. Мальчика, который получил четвёрку, она уже давно заметила. Он не был образцовым учеником, потому что периодами отвлекался, а иногда, когда кто-то вызывал смех, принимался хохотать безудержно, буквально до слёз, почти до истерики, что создавало впечатление некоторой искусственности, но чаще работал усердно и с удовольствием. Его звали Дима Мамедов. На вид это был плотный крепыш со светлыми волосами. С первого сентября он по доброй воле сидел на первой парте и лишь однажды тихо улизнул в задние ряды, но был немедленно возвращён обратно.
Три тройки были у девочек очень старательных, претендующих на четвёрки, если не выше, и имевших четвёрки в прошлом году.
- Картина не изменилась, - ответила Света. - Все остались при своих оценках.
Никто не выразил ни удивления, ни огорчения.
Светлана привычно проверила, все ли сидят на своих местах, потому что класс был настолько мал, что почти всех детей удалось рассадить по одному. Две пары, для которых не нашлось отдельных парт, поневоле пришлось оставить, но состояли они из очень тихих, а у доски - почти безмолвных детей.
У Светланы голова шла кругом от проблем этого класса. Чем больше она узнавала детей, тем больше убеждалась, что все предыдущие учебные годы прошли для них бесследно. По сути, с ними надо было проходить материал третьего и четвёртого классов. Что в таком случае делать учителю? Света использовала первые уроки, отведённые для повторения пройденного, для того, чтобы заново записать и проработать основные правила, но времени не хватало катастрофически, а дети не усваивали и десятой доли материала.
- Дело плохо, ребята, - сказала она. - Почти никто из вас не учит правила. - Она сказала так, чтобы их поддержать, потому что знала, что некоторые усердно учат, но не могут выучить. - Прекращайте лениться, пока ещё не поздно. Сегодня и завтра мы продолжаем повторять действия с дробями, а с понедельника переходим к новой теме.
По установившемуся за долгие годы порядку, урок в каждом классе начинается с устной работы. Иногда решения примеров, которые вызвали затруднения, записываются на доске. Однако в 7 "А" приходилось решать письменно даже те простенькие действия с дробями, которые должны решаться устно уже в пятом классе. Времени это занимало много, приходилось несколько раз повторять правила, которые уже были разобраны на первом же уроке и потом повторялись на всех последующих.
- К доске идёт Давидова Саша, - вызвала Света очередную ученицу.
Она не знала, что ей делать с мальчиком, который до этого мучился у доски. Скрипя сердце она поставила ему три, чтобы "закрыть", как это требовалось от учителей, предыдущую двойку.
Девочка охотно вышла к доске и стояла, теребя в руках мел.
- Начинай.
- Светлана Николаевна, а что делать?
- Перемножить две дроби. Что для этого требуется?
Дима Мамедов нарочито громко засмеялся.
- Тише, - призвала его к порядку Светлана, вручая листок с индивидуальными заданиями.
Остальные дети большей частью молча ждали развития событий, держа наготове ручку, чтобы переписать то, что появится на доске, но человек семь решали самостоятельно. Двое мальчиков упорно ничего не писали, несмотря на то, что учительница несколько раз делала им замечания.
- Что надо сделать с числителями и знаменателями? - попыталась Света навести ученицу на нужную мысль.
- А я забыла, где числители, а где знаменатели, - сказала Саша.
На каждом уроке задавались одни и те же вопросы. Светлана терпеливо изобразила на доске дробь и цветным мелком надписала сверху "числитель", а снизу - "знаменатель".
- Дети, если вы что-то не можете запомнить, то придумывайте для себя какие-нибудь свои приёмы. Например, здесь. Числитель. От слова "число". Число - самое важное, значит, оно стоит на главном месте, то есть сверху.
- А-а-а! - обрадовалась Саша. - Я теперь поняла.
Не стоило ей напоминать, что на доске уже четыре раза рисовалась дробь и делались подписи.
Света привычно отметила, что ни "младенец" Стёпа, ни Игорь Лошаков не пишут, но в очередной раз призывать их к порядку и тратить на них стремительно пролетающие минуты было преступной роскошью, бесполезной, как любого рода роскошь. Они даже для выполнения заданий на листочках не изменяли своей привычке.
- Так что же надо сделать, чтобы перемножить две дроби?
- Перемножить крест-накрест, - объяснила Саша.
- Тупая! - взвыл Дима.
Сразу поднялись семь рук.
Что Свете нравилось в этом классе, так это тишина. Конечно, некоторые дети и рады были поболтать, но они сидели поодиночке, разделённые "молчунами".
- Подскажи.
- Надо перемножить числители, а знаменатель оставить прежним, - бойко ответила девочка.
- Их здесь два разных, - заметил мальчик с места.
- А-а-а! Их надо сначала привести к общему знаменателю, - догадалась девочка.
- Неправильно, - сказала Света.
- А нас так учили. Мария Александровна даже заставляла нас переписывать правила и обводить рамочкой.
- Ты говоришь право сложения, - пояснила Света. - А сейчас надо умножить.
- Мы так умножали, - сказала девочка, и её подруга кивнула. - Это совершенно точно. Мы правду говорим.
Девочки не лгали. Они совершенно искренне считали, что так их учили перемножать дроби. Света много раз сталкивалась с таким явлением, когда дети, плохо освоив какой-то материал, начинали доказывать, что их учили именно этому. Сама Светлана прекрасно понимала, что учили их, как нужно, однако с беспокойством подумывала о том, что кто-нибудь из её двоечников, перейдя в другую школу или другой класс, тоже мог с убеждённым видом говорить новому учителю, что его "так учили", и неизвестно ещё, как такое заявление воспримется. Учителя - люди привычные ко всему, они сразу или со временем разберутся в ребёнке, а вот какой-нибудь родитель, услышав, что его сына или дочь "так учили", может сделать неправильный вывод.
Вновь пришлось повторять простейшие правила действий с дробями, и вновь дети слушали внимательно, добросовестно записывали и потом без ошибок решали примитивные примеры. Так было и на прошлом, и на позапрошлом уроках, и раньше, но Света наперёд знала, что до завтра они всё забудут. Выполненная без ошибок домашняя работа её не обманывала, потому что книжки с готовыми домашними заданиями продавались на каждом шагу. Что за враг разрешил их выпускать? Кому понадобилось освобождать детей от необходимости думать?
Более сложные действия с дробями оказались по плечу немногим, но ошибок эти немногие допусками множество.
А что делать, если фактически всех детей объявили чуть ли не гениальными? Дошло до того, что учителям внушали, что каждый ребёнок гениален в своей области. Это уж потом, выйдя из школы, выпускники начинают делиться на умных и глупых, а то и просто тупых. Впрочем, последняя мысль не высказывалась прямо, но читалась "между строк". Изъяли из употребления даже невинный термин "неуспевающий", заменив его на обтекаемое понятие "неуспешный". Большинство отсиживающих в этом 7 "А" классе (и в любом другом классе таких наберётся несколько) учеников надо бы для их же блага (и для блага детей с нормальными способностями, вынужденными сидеть рядом с ними и недополучать то, что могли бы получить, если бы не этот мощный тормоз), отправить в школы коррекции, где они хоть чему-то выучились бы, потому что освоить общеобразовательную программу было не в их силах, однако эти необходимейшие школы фактически тоже упразднили. Вот и разрываются учителя между четырьмя категориями учащихся: умными, обычными, тугодумами и "никакими". А существуют ещё и дети запущенные, которые и могли бы учиться, но их с раннего детства не приучали прилагать умственных усилий и не развивали. О тех, кто сам не учится и другим старается не давать, уже и говорить не хочется.
Светлана, как учитель добросовестный и желающий дать детям как можно больше умений и навыков, пыталась и в этом 7"А" классе применять свой метод.
- Если забыли основное правило, - внушала она, - учитесь выходить из положения, применяя те правила, которые вы помните. Всегда можно найти лазейку. Смотрите! Вы это забыли, но давайте попытаемся решить то же самое другим способом.
И она тут же показывала, как это сделать. Порой таких способов набиралось до пяти, и при этом повторялись пройденные формулы.
Дети слушали с отменным вниманием, задавали вопросы, принимали участие в обсуждении, но весь этот труд растворялся в воздухе, не принося результата.
Когда прозвенел звонок, Света чувствовала полное опустошение и почти отчаяние от бессилия научить этих тихих, вежливых, усердно слушающих детей хоть чему-нибудь, хоть немногому, хоть самому необходимому, а самое главное - заставить их хотя бы пытаться думать.
Но предаваться отчаянию пришлось уже на ходу, потому что предстояло спуститься вниз, отдать ключ, взять другой (если он возвращён охраннику) и идти в двести третий кабинет.
По дороге она заглянула к классному руководителю 7"А" класса, учительнице географии Сергеевой.
- В ужасе. Не они в ужасе, а я, - сообщила Светлана и обрисовала ситуацию.
- И у меня то же самое, - сказала Сергеева. - Для меня это тоже новый класс, прежде я у этих детей не вела. Двойки! Сплошные двойки! Да, слушают внимательно, но повторить ничего не могут. Не знаю, учат они дома или нет. Может, учат, но не могут выучить. Я обращалась к Землянской, а она эдак обтекаемо ответила, что будет этот вопрос решать. Это же надо додуматься так разделить класс! Кто-то учит нормальных детей и получает благодарности, а кто-то возится с этими. И ведь предстоит мониторинг. Какие результаты покажет этот класс? Одни двойки.
Свету не очень беспокоил предстоящий мониторинг, то есть проверка знаний учащихся вышестоящей организацией, потому что класс был новым. Кто будет виноват в том, что дети напишут на двойки? Уж конечно, не она, ведь не она их учила. По сути, не виновата и их прежняя учительница, потому что не всех даже нормальных детей можно обучить математике, но ведь кому-то всё равно придётся отвечать, так что пусть, по справедливости, Серёгина и объясняет, что это за особенные дети. Как Света ни старалась заглушить ещё один довод, но он прорвался благодаря Сергеевой, упомянувшей о неправильном разделении класса: Серёгина взяла себе сильный класс, а слабый брать наотрез отказалась. Об этом говорил кое-кто из учителей в частных беседах, но Света, пока это не коснулось её, не слишком прислушивалась. Лишь потом она узнала, что за 7"А" ей сбросили. По-настоящему страшно будет, если неизбежные испытания, которые проводятся два раза в году, распределят так, что этот выдающийся класс не будет писать математику сейчас. Тогда ему предстоит это сделать ближе к концу года, когда пройдёт ещё один мониторинг. О, тогда для Светы настанут чёрные дни, потому что на все её возражения ответят, что за семь месяцев учитель, если он хороший учитель, способен подтянуть любой класс, будь то хоть пятый, хоть одиннадцатый, причём вопрос, почему же прежний хороший учитель не сумел вывести детей хотя бы на тройку, даже затронут не будет.
- Конечно, в распределении классов на сильный и слабый есть свои плюсы, - признала Светлана. - Если в классе только сильные дети, то с ними можно работать на высшем уровне, а со слабым классом разбирать только обязательную часть, раз другое им не по зубам, лишь бы в этом слабом классе не оказалось хоть одного нормального ребёнка, из-за которого этого делать нельзя...
- Мой класс не осилит и обязательную часть, - перебила Сергеева. - А отвечать за то, что почти все поголовно дети ничего не знают, будем мы с вами, и никому не объяснишь, что у нас собрались одни двоечники. По сути, это класс коррекции, но тогда и требования к нему должны быть как к классу коррекции, и программа должна быть программой класса коррекции.
- Это я и хотела сказать, - согласилась Света. - Только на таких условиях можно неравноценно делить класс. Или оставлять оба класса у одного учителя.
- Чего захотели! Серёгина обрадовалась, что сумела спихнуть с себя этот крест. Теперь она работает с сильными детьми, а за этих не отвечает. А как вам Альбина Петрова?
- Это... - попыталась вспомнить Света. - А! Поняла, о ком вы говорите. Она вообще ничего не понимает, а пишет такую чушь, что нет смысла вникать в её рассуждения. Это не записки сумасшедшего, а бред умственноотсталого.
- А там и рассуждений нет! В том году она была на надомном обучении. Я сегодня же буду убеждать родителей, чтобы они опять перевели её на надомное обучение. Она ведь до сих пор не научилась читать. Читает по слогам, пропуская слоги и слова, и ничего не понимает из прочитанного. Вы обязательно зайдите ко мне на родительские собрание и скажите о ситуации с математикой. И Землянской скажите о результатах входного контроля. Даже не говорите, а напишите докладную записку, иначе, вот увидите, во всех их двойках обвинят вас.
Сергеева пришла в эту школу в прошлом году и с первых же дней начала проявлять беспокойство по любому поводу, поэтому Светлана не приняла её совет близко к сердцу. По-видимому, Марина Александровна попадала в своей школе в какие-то сложные ситуации, поэтому и пытается обезопасить себя, насколько это в её силах, но в этой школе всё всегда можно было решить мирно и по-человечески. А уж разговаривать с прежним завучем и прежним директором даже на самые тяжёлые темы было легко и ни у кого не вызывало неприятных чувств.
- Побегу, - спохватилась Света.
- Мы начинаем в половине седьмого! - крикнула вслед Сергеева.
Следующий урок в одиннадцатом классе вернул Светлане веру в свои силы, потому что дети стремились работать сами, а не пассивно слушали. После замедленного ритма урока в седьмом классе, здесь жизнь просто кипела, а карточки с трудными примерами приходилось вручать восьмерым, причём по несколько раз, чтобы с остальными спокойно работать у доски и не отвлекаться на возгласы "Светлана Николаевна, я всё решил. Посмотрите, пожалуйста" или "А что делать дальше? Эти примеры лёгкие. Это же скучно".
Но и в самом хорошем классе обязательно имеется несколько слабых учеников, а здесь это были ученики не просто слабые, но ещё и хамоватые, а полученные ими двойки приходилось "закрывать" незаслуженными тройками, которые эти старшеклассники могли получить только за работу у доски при активной помощи учителя и всего класса. И вот тут-то и случилась маленькая неприятность.
У Григоряна накопилось уже три двойки, а, как всем хорошо известно, учитель не имеет права выставлять в журнале две двойки подряд, не втиснув между ними какую-нибудь другую оценку. Пока ещё журналов не было, но их могли выдать очень скоро, а тогда Светлана оказалась бы в затруднительном положении. Вот и пришлось вызвать Григоряна к доске.
Парень с лицом мужика лет под тридцать долго отнекивался, но всё-таки соизволил покинуть своё место.
- Откуда я могу знать, как это решается? - спросил он. - Сначала объясните.
- Мы же только что решили два подобных примера! - воскликнула Света. - На прошлом уроке разбирали эту тему, а сегодня повторяли формулы.
- Лучше надо объяснять, - объявил Алаев со своего места.
- Лучше надо объяснять, - повторил Григорян.
Основная масса детей смотрела на них с неодобрением.
- В прежней школе я понимал учительницу, а вас я не понимаю, - нагло объявил Григорян.
- А ты вообще ничего не понимаешь, - не выдержал один из отличников. - Ни по одному предмету. Я не знаю, зачем тебе голова.
- Чтобы пробивать ею дверь в женский туалет, - как-то незаметно, само собой, вырвалось у Светланы.
Дети хохотали до изнеможения, Света горько упрекала себя за то, что так неосторожно дала им повод для веселья, между тем, время от урока проходит зря, а Григорян покраснел, разозлился, но не знал, что сказать.
Конечно, решать пришлось самой учительнице, а горе-ученик лишь записывал, но всё-таки теперь ему можно было поставить тройку. Из трёх его двоек одну можно будет не переносить в журнал, и без того оценок пока много, а потом удастся что-нибудь наскрести и на следующую тройку. Только как он будет сдавать ЕГЭ?
- А что вы мне поставите? - спросил очень довольный Григорян.
- Так и быть, "три" поставлю.
- Дела! Я работал-работал, всё решил, а мне тройку? - принялся возмущаться Григорян.
- Послушай! Замолкни, что ли, - оборвал его Кошкин, не отрываясь от решения особо каверзного примера. Он мечтал получить золотую медаль и прилагал все силы к тому, чтобы учиться только на пятёрки.
- Правда, прекрати, - поддержала его Полунина. - Мешаешь. И ты, и Алаев. Зачем к нам пришли?
Она не мечтала о медали так страстно, как Кошкин, но между собой учителя отмечали её как возможную медалистку. Что было хорошо у их классного руководителя: он не гнался за медалями в своём классе и не приставал к учителям с требованием ставить незаслуженные пятёрки, поэтому "отмеченные" учителями и администрацией дети не знали о том, что из выделили, и учились в полную силу, не рассчитывая, что их будут "вытягивать" в любом случае. Когда у Светы были свои классы, она тоже почти до конца держала будущих медалистов в неведении о решении учителей.
Григорян сразу же умолк, а Алаев что-то тихо проворчал, но не решился ответить. Такие ученики хамят учителю, зная, что у того нет средств их унять, но тут же пасуют перед сверстниками, у которых были такие средства, причём иногда средства крепкие, вызывающие боль.
В этом классе была ещё одна девочка, пришедшая сюда в середине прошлого года с полным незнанием математики. Очень тихая девочка. Она старалась, записывала всё до последней цифры, но самостоятельно не могла решить ни одного примера. Звали её Маша Коренная. Говорили, что в течение двух лет у неё была очень тяжёлая остановка в доме, и ей приходилось фактически одной ухаживать за больной матерью и полубольной тёткой, поэтому её знания по большинству предметов были минимальными. Но экзамен по математике обязательный, и его должны сдавать всё, невзирая на особые обстоятельства, а Света очень сомневалась, что девочка сумеет решить хотя бы пять примеров. В прошлом году она говорила об этом Машиной тёте, но та отнеслась к её словам несерьёзно, очевидно, считая, что до выпускных экзаменов времени ещё много и не стоит зря волноваться. Было бы неплохо ещё раз напомнить этой женщине о бедственном положении племянницы.
Когда урок закончился, Света не особенно спешила, потому что у неё было два "окна" и за эти пустые уроки она рассчитывала проверить домашнюю работу у седьмого класса и математический диктант, который она дала напоследок одиннадцатому.
Не успела она подойти к двери, как в кабинет вошла новая учительница математики.
- Вы уходите? - спросила она. - Можно, я возьму у вас ключ? У меня сейчас здесь урок.
По правилам, надо было вместе спуститься к охраннику и расписаться: Свете - в том, что она сдала ключ, а этой женщине - в том, что она ключ получила. Очень громоздкая и неудобная процедура, поэтому она нарушалась многими учителями, которые доверяли щепетильности своих коллег.
- Только, пожалуйста, не забудьте сдать ключ на охрану, - попросила Света.
За две рабочих недели она в первый раз разговаривала с новой учительницей и даже видела её или мельком в коридоре, или на совещаниях, и то издали, поэтому решила немного задержаться. Эта женщина была ещё молода, держалась со спокойной уверенностью, не сторонилась коллег, охотно с ними заговаривала, поэтому Света и решила познакомиться с ней поближе. Фамилию её она помнила - Колесова, а имени, разумеется не знала. Неловко вот так сразу, в лоб, спрашивать: "Как вас зовут?" А что делать? Принято считать, что чем проще и естественнее держишься, тем лучше и тебе и другим, но не всегда решаешься на такой простой шаг, как выяснение имени-отчества у человека, с кем уже проработала почти две недели. Плохо, что в расписании для учителей стоят только фамилии.
- Вы перешли из другой школы? - спросила она, решив ограничиться безличной формой.
- Да. Я веду математику шесть лет.
- Нравится здесь?
Опять-таки, вроде, вопрос самый что ни на есть естественный, а откровенно на него ответить трудно. Хорошо, если новая школа искренне нравится. А если нет? Как скажешь старожилам, что там, где она работала прежде, было лучше? Этим можно обидеть местных учителей, и у них (если не вслух, так мысленно) возникнет вопрос: "А зачем же ты ушла из своей хорошей школы?"
- Что-то нравится, что-то - не очень, - ответила Колесова. - Пока ещё рано судить.
- У вас какие классы?
- Три десятых, девятый и одиннадцатый.
- Большая нагрузка, - сказала Света и тут же подумала, что несколько лет назад по пяти классов было почти у всех учителей математики, и это воспринималось спокойно и естественно. Светлана вела по двадцать восемь-двадцать девять часов в неделю и чувствовала себя отлично. Но потом как-то сразу, вдруг, причём одновременно все стали очень уставать. До сих пор учителя делятся друг с другом своим недоумением, из-за чего всё так изменилось? Вроде, нагрузку берёшь намного меньше, а времени проводишь и в школе и за работой дома - всё больше.
- Мне этого мало, - засмеялась Колесова. - Я бы ещё один класс взяла, но вряд ли дадут, если бы и был свободный.
- Вы героиня, - сказала Света. - А как вам классы?
- По-разному. Десятые... Насколько я поняла, они новые?
- Да. Кое-кто из наших туда перешёл, но в основном там новые ученики.
- "В" класс получше, а "Г" и "Д" - совсем слабенькие. О девятом "В" и говорить не приходится, а одиннадцатый "Б" в середнячках. Ну, я-то знала, что мне, как новенькой, скинут то, что похуже, поэтому ничему не удивляюсь. А что остаётся делать? Кому-то там надо работать, вот я и работаю.
Рассуждала Колесова здраво, и Свете это понравилось.
- Мне тоже скинули совсем слабый класс - 7"А". На каждом уроке бьёмся над простейшими действиями с дробями. Как перемножить две дроби? У них ответ такой: перемножить, а то и сложить числители, а знаменатель оставить прежний, но если уж знаменатели разные, то их непременно надо привести.
- Чудненько! Я уже наслышана про этот класс. А вы думаете, у меня в десятых нет таких "гениев"? Сколько угодно. Вот сейчас явится десятый "Д", и я от него умру.
Светлана предпочла, чтобы она не умирала в её присутствии, и покинула кабинет, пожелав ей удачи.
В коридоре как всегда стоял шум и гам. Надо было дождаться, пока кончится перемена и дети разойдутся по классам, а тогда уже можно будет расположиться на каким-нибудь диванчике. Две битком набитые учебниками и тетрадями сумки представляли большое неудобство, но не было времени забегать в свой бывший кабинет, чтобы одно оставить, а другое взять.
- Как редко мы стали с вами видеться, Светлана Николаевна! - обратилась к ней учительница математики Семакова.
- И не говорите! - откликнулась Света. - Мария Витальевна, вы не знаете, как зовут новую учительницу математики?
- Кажется, Колесова.
- Колесова, это точно. А как её зовут?
- Не знаю. Я с ней говорила всего пару раз, когда она брала у меня методички. Кто такая? Откуда? Понятия не имею.
- Стоят и разговаривают, - присоединилась к ним их коллега Серёгина. - Что-то вы, Светлана Николаевна, совсем пропали.
- Совсем пропащий, - процитировала Света. - Мария Александровна, как зовут нашу новую математичку?
- Колесова Татьяна Сергеевна.
- А я не поняла, - заговорила Семакова, - как она при такой нагрузке числится ещё и завучем?
- Нет, - принялась разъяснять Серёгина. - Совсем не так. Её хотели взять на небольшую нагрузку и сделать по совместительству заместителем директора по документам, но она предпочла взять нагрузку побольше. Зато так ей не надо обязательно сидеть в школе до пяти, если есть возможность уйти. А уж она уходит, когда заканчиваются уроки, не сидит в школе, как мы.
Света не понимала такой ревности к чужим уходам и приходам в школу. Почему нужно обязательно здесь проверять тетради и готовиться к урокам, если хочется это сделать дома? Чтобы демонстрировать перед всеми своё трудолюбие? Здесь ли, дома ли, в парке на скамейке, но каждый учитель должен выполнить свою работу. Однако многие, кто привык засиживаться в школе допоздна, осуждают тех, кто спешит уйти, если есть такая возможность. Она и сама теперь предпочитала уходить домой, чтобы работать там. Кабинет был теперь не её, там то проходил классный час, то просто без дела околачивались далеко не молчаливые дети. И нагрузка у неё была небольшая, поэтому порой у неё заканчивались уроки раньше, чем у молодой Ольги Михайловны. Однажды, когда она не успела забежать в кабинет до начала следующего урока, она даже не стала входить туда после звонка, чтобы не мешать, а оставила учебники до утра у коллеги, у которой тоже не было урока.
Семакова тоже промолчала на замечание Марии Александровны, потому что сама стремилась как можно скорее уйти из школы.
- Все сдали планирование? - спросила Серёгина.
- Я сдала по двум классам. Остался последний, - ответила Светлана. - Никак не подберу вводную часть.
- Пояснительную записку, - поправила Серёгина.
- А я не собираюсь перенапрягаться с какими-то пояснительными записками, - эмоционально заговорила Семакова. - Что он нас требуется? Расписать, какие темы мы даём, сколько уроков полагается на каждую тему и какие контрольные проводим. И всё! Этого достаточно. Зачем я буду выдумывать какие-то пояснительные записки? Какому-то идиоту пришло в голову их требовать, а мы должны, как стадо баранов, безропотно подчиняться? Я вообще считаю, что и то, что мы каждый год сдаём - полный бред.
- Почему? - не поняла Серёгина.
Она настолько привыкла в начале каждого учебного года распечатывать уже готовые и много раз применявшиеся таблицы, что забыла, как все недоумевали, когда с учителей их потребовали в первый раз.
- Потому что это стандартное планирование, - объяснила Семакова. - Оно содержится в любой методичке, в любом сборнике, в специальных книжках. Кому пришла в больную голову мысль, что мы каждый год должны перепечатывать эти таблицы и сдавать завучу? Разве это авторские методики, чтобы в них отчитываться?
- А я не понимаю другое, - сказала Светлана. - Раз уж от школ это стали требовать, то мы ничего не можем поделать, потому как мы люди подневольные. Но зачем каждый год устраивать эту суету со сдачей планирования? Один раз собрать по всем классам и всем предметам, а потом, если это так уж необходимо, оставалось бы только прикреплять разные титульные листы: планирование такого-то учителя.
- Хотя бы так, - согласилась Семакова.
- Когда-то это предлагали, - вспомнила Серёгина. - Но... вы же знаете, как у нас всё делается.
- И каждый год начинается с нервотрёпки, - подхватила Семакова. - А вот я заучу так и сказала, что никакой пояснительной записки писать не буду. Нужно планирование - я его сдаю, а большего пусть не ждёт.
- А на большее пусть не надеется, - пропел Жигадло, проходивший мимо. - Конечно, дурь полная. Я давно уже отсканировал брошюру с планированием, сделал отдельные файлы и теперь только распечатываю то, что требуется. Правда, на этот раз пришлось полазить по Интернету, чтобы найти пояснительные записки. И знаете? Ведь нашёл! Скачал, распечатал, как есть, ничего не изменяя и даже не читая, и сдал. Только это заняло очень много времени. Сидел несколько вечеров.
- Вот именно! - агрессивно откликнулась Семакова. - А почему мы должны тратить время ещё и на это? Мало нам своей непосредственной работы? Идиотизм какой-то! И-ди-о-тизм!
- Есть такой анекдот... - начал Михаил Борисович.
- Вот именно, - выслушав его, подтвердила Семакова. - Не будем обсуждать основную часть, но вывод верен.
Светлана и Серёгина невольно обменялись понимающими взглядами. Жигадло ухитрялся рассказывать неприличные анекдоты, завершая их назиданием, относящимся к предмету только что состоявшегося разговора. И таких анекдотов с концовкой у него было припасено множество и на все случаи жизни. Ни Светлана, ни Мария Александровна не любили такого рода остроты, но ничего не могли поделать.
- А как вам мой бывший седьмой класс? - спросила Семакова у Светы.
Говорить о бывшем седьмом классе Светлана не боялась, а вот о настоящем седьмом классе при Серёгиной откровенно не расскажешь.
- Половинчатый, как мой Дик. Полкласса работоспособна, а другая половина - наоборот.
- Да, там есть дети совершенно необучаемые, - согласилась Мария Витальевна.
- А сами дети очень приятные, - сказала Света. - Мне с ними сразу стало легко.
- Дети отличные! - подхватила Семакова. - Мне было так жалко расставаться с этим классом! Мы с ними жили душа в душу. Они ведь иногда ко мне заходят и просят: "Возьмите нас обратно".
Света ничего на это не ответила, хотя и знала, что это не так. Но разве скажешь старой учительнице, что дети ни разу её даже не упомянули? Зачем обижать человека? Этот класс на удивление спокойно перешёл к новому учителю, словно это было в порядке вещей, и Света была убеждена, что и от неё, если такое случится, они уйдут так же легко.
Серёгина тоже слушала свою коллегу, не говоря ни слова. Она работала с ней дольше Светланы и давно привыкла, что абсолютно все дети, по словам расставшейся с ними учительницы (притом, неважно, кто был инициатором разлуки), неизменно приходят к ней с просьбой взять их обратно. У каждого человека есть свои слабости, и слабость Семаковой заключалась в таких сентиментальных выдумках.
- А глаза у них такие жалобные, молящие, - говорила Мария Витальевна растроганным голосом. - Я им отвечаю, что у меня другие классы, поэтому не могу их взять. А они чуть не плачут.
Жигадло исподтишка подмигнул Свете и пошёл дальше.
Так как оставшиеся учительницы не знали, что ответить Семаковой, то они были рады, когда звонок на урок прервал эту беседу.
Светлана подождала, пока опустеет коридор, и со вкусом выбрала себе подходящий диванчик. К нему предъявлялось два требования: надо было, чтобы он не был слишком продавлен и при этом стоял в простенке между окнами, потому что погода была прохладная и из окон немилосердно дуло. Чтобы обезопасить себя от простуды, Свете пришлось чуть передвинуть облюбованный диванчик, слегка потеснив растения, расставленные на полу. Она не понимала, почему диваны неизменно помещали впритык к окну, а цветы, для которых нужен свет, - в простенке. И сейчас-то долго сидеть под окном, чувствуя, как шею и плечи холодит сквозняк, было опасно, а зимой от окон так и несло леденящим холодом, потому что кто-то из детей упорно раздирал ленты, которыми заклеивали окна. Как же плохо без учительской!
- Светлана Николаевна, вы сдали мне планирование? - осведомилась проходившая мимо завуч.
- Сдала по двум классам. Остался один, - объяснила Света, отрываясь от проверки тетрадей.
- Не забудьте, - проговорила Землянская.
Свету осенила блестящая мысль.
- Алла Витальевна, можно у вас посмотреть какое-нибудь планирование по алгебре одиннадцатого класса? - спросила она.
Женщина сначала помолчала, а потом ответила:
- Можно. Пойдёмте со мной.
У себя в кабинете она полистала папку с планированием, которое ей сдавали математики, и вынула нужные бумаги в прозрачном файле.
- Тогда и по геометрии, - осмелела Светлана. - По учебнику Атанасяна... Спасибо. Можно я верну их завтра?
- Можно, - согласилась Землянская. - Это планирование, которое мне сдала Татьяна Сергеевна.
"Колесова, - мысленно расшифровала Светлана. - Новая математичка. Какое счастье, что мне не надо составлять эту дурацкую пояснительную записку!"
- Обратите внимание, как она работает, - продолжала завуч. - Поговорите с ней, расспросите о её методах обучения. Это очень хороший педагог.
Света представила, как рассвирепела бы на её месте Семакова, если бы ей предложили учиться у молодой учительницы. Если подумать, то из старых учителей мало кто принял бы такой совет спокойно. Может, напрямую возражать бы не стали, но между собой обсудили бы подобное заявление, не стесняясь. А со стороны завуча давать совет в такой форме бестактно, ведь, по сути, ещё не зная, как Света проводит уроки, она уже осудила её работу. Неужели нельзя было сказать, например, так: "Я ещё не познакомилась с учителями, и с вами в том числе, но учиться друг у друга всегда полезно, а так как Колесову я хорошо знаю, то пользуюсь случаем обратить ваше внимание на методы её преподавания. Может, вы найдёте у неё что-нибудь для вас полезное". Суть была бы та же, но такой совет никого бы не обидел. Только трудно последовать этому совету. Света сейчас была свободна, и она могла бы попросить разрешение у Колесовой посидеть на её уроке, но не хотела этого делать. Сама она терпеть не могла, когда кто-то сидел в кабинете, где она вела урок. Она сразу чувствовала скованность, исчезала легкость и непринуждённость в общении с детьми, она стеснялась подсказывать ученикам неофициальные приёмы, которые помогают понимать тему, запоминать формулы, и урок выходил очень сухим и неинтересным. Но стоило постороннему человеку выйти за дверь, как она сразу же становилась сама собой. И большинство учителей, по этой ли причине или оттого, что боялись, как бы гость не пришёл с целью подлавливать неудачные моменты, очень не любили посетителей. Возможно, и Колесовой было бы тяжело присутствие Светы. Зачем доставлять человеку неприятность?
- Хорошо, присмотрюсь, - согласилась Света. - И ещё одно. Чтобы потом не было неожиданностью, что 7"А" класс за какую-нибудь ответственную работу получил одни двойки, предупреждаю, что я провела входной контроль...
И она рассказала о результатах первой и второй попыток.
- Мне уже многие жаловались на этот класс, - согласилась Землянская. - Будем думать, как решать этот вопрос.
Света вернулась на своё место и продолжила работу. Счастливый случай избавил её от долгих блужданий по Интернету в поисках подходящей пояснительной записки. Аккуратные файлы были толстенькими и, как бегло просмотрела Света, содержали пояснительные записки на нескольких листах. И разговором с завучем она в целом была довольна. Что же касается совета поучиться у Колесовой, то не стоит воспринимать его с обидой. Может быть, у этой женщины есть свой особый подход к детям. Раз она взяла столько классов, причём, сложных классов, значит, чувствует уверенность в том, что справится. К тому же, она много моложе Светы, не говоря уже о Семаковой и Серёгиной, а значит, ей ближе нынешняя молодёжь. Обычно молодым учителям легче справляться с современными детьми, чем им, привыкшим к старым порядкам. Почему же воспользоваться чужим опытом? Света не видела в этом ничего для себя оскорбительного. Но как этот опыт получить? Напроситься на урок внезапно совестно, а если предупредить заранее, что придёшь, то в тщательно подготовленном для чужих глаз искусственном уроке не выловишь ничего полезного.
По коридору медленно прошёл Алаев из одиннадцатого класса.
- Выгнали? - ехидно спросил он.
- Почему ты не на уроке? - поинтересовалась Светлана.
- А я иду в туалет. Что, нельзя? Борис Маркович нас выпускает, в отличие от вас.