Кузьмин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Лис. Сказания Приграничья (попаданцы)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 5.34*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он любил свою жизнь: легкая работа, друзья, девушка, боевые искусства и паркур. Что еще было желать экстремалу Игорю Лисицину по кличке Лис? Переезду в фэнтези-мир, где идет борьба за власть между двумя графами? Где магия под запретом, и везде шныряют шпионы-паладины? Вряд ли. Но раз так вышло, то деваться некуда. Нужно помочь новым друзьям, не прогнуться под врагами и остаться честным к самому себе. И конечно, делать то, что умеешь лучше всего - драться и прыгать. КНИГА НЕ ВЫЧИТЫВАЛАСЬ. ПРОДА РАЗ В НЕДЕЛЮ ПО ВТОРНИКАМ.
  
  Алчность, гнев и глупость - это три причины всех плохих событий, которые могут случиться в мире. Бороться с ними можно с помощью мудрости, человечности и храбрости.
  Вольный перевод Ямато Цунэтомо "Хагакурэ"
  Пролог
  - Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент.
  Я пробормотал девиз, выручающий, когда страх захватывал дух. Загаженный городом воздух наполнял легкие. Нужно успокоиться. Принять страх, прочувствовать его. Победить его.
  - Долго тянуть еще будешь? - завопил Рыжий. - Мы готовы. Давай, не бойся, малыш!
  Слова доносились рывками, теряли в порывах ветра. Рыжий помахал мне и вновь присел у штатива, на котором была закреплена камера. Я улыбнулся. Нервничает друг, переживает.
  До Рыжего было метров шесть. Совсем немного, если не считать, что преодолеть их было нужно над пропастью. Два недавно построенных в городе небоскреба идеально подходили для нового рекорда в паркуре, и я не мог упустить шанс.
  Первое здание, на котором я сейчас ежился от холодного ветра, было выше второго на пять этажей. Второе высилось над землей на тридцать пять этажей. Говорят, скоро построят еще три многоэтажки, друг за другом. Будет пирамида, уродующая горизонт.
  Я остановился перед краем крыши. Недостроенный дом, еще не заселенный. Никаких жителей, способных принять нас за самоубийц. Охранник знакомый, отлучился в туалет и сделал вид, что нас не видит. Хороший парень, только жадный. Пришлось неплохо накинуть ему на карман, чтобы молчал. Опять не те мысли.
  Это все страх. Он есть в каждом из нас. Когда ты по-настоящему боишься, то становишься настоящим. Слабым, пугливым. Главное, не стать трусливым, доказать, что ты сделан не из мягкого теста. Когда стоишь перед пропастью и готовишься к прыжку, мысли путаются, мельтешат, бунтуют.
  Я оторвал кроссовок от ставшей уютной крыши. Вытянул ногу вперед, покачал носком над таким далеким асфальтом. Страх вызывает всплеск гормонов, которые сквозь все заслоны проникают в мозг, заставляют его работать с удвоенной, утроенной скоростью.
  Свист. Я обернулся - Юра, расположившийся на крышной котельной, похлопал по установленному на треноги фотоаппарату и показал большим пальцев, что все готово. Юрка, в отличие от Рыжего, молчаливый. Занимается роупджампингом, постоянно прыгает с мостов, высоток. Понимает, что значит страх. Но он летит вниз, обвязанный веревкой, а то и сразу тремя, для страховки. Ему нужно только сделать шаг и дальше ловить ощущения. У меня же другая задача.
  Рекорд прыжка в длину с разбега - восемь с лишним метров. Здесь нужно пролететь шесть. Прибавляем поправку на разницу в высоте с конечной точкой, выходит все десять. Должно получиться. Главное - правильно оттолкнуться, вытянуться, добавить инерции в полет. В этом и разница с роупджампингом - мне нужно полностью побороть страх. Быть уверенным, что трусость не победит, когда я уже буду лететь. Что мозг не отдаст сигнал мышцам, тело не сожмется в комочек эмоций, погашая с таким трудом отвоеванную энергию полета.
  - Лис, мы готовы! Дело за тобой! - донесся снизу женский крик. Возбужденный, дрожащий. Я посмотрел - Лиза стояла за камерой на балконе тридцатого этажа, готовая снять на видео мои ноги, судорожно перебирающие воздух. Девчонка, казалось, боялась больше меня. Я поднял обе руки вверх, демонстрируя начало шоу.
  На обеих крышах завопили - посмотреть на самый опасный прыжок собрались, казалось, все экстремалы нашего города. Человек сто стояло за моей спиной. Подбадривания, улюлюканье. Нет, здесь не будут отговаривать от безумства. Здесь безумие встречают криком радости, призывают сделать еще опаснее, еще быстрее, еще выше. Такие уж люди, подсевшие на адреналин опасности.
  - Ну что, Лис, пора? Дороги назад нет? - пробормотал я себе под нос и пнул небольшой камешек. Он полетел вниз, но звука удара о землю было не расслышать.
  Мозг зацепился за фразу и услужливо подсказал, что дорога есть. Можно свернуть, можно не прыгать. Слышишь, Лис? Дорога назад есть. Можно сейчас развернуться, отойти от края. Не смотреть в пропасть, успокаивая дрожащие колени, а пойти к друзьям. Сделать пару сальто, посмеяться вместе. Никто не осудит, все понимают, что такой трюк может стать последним. Это уже не техничность, не красота. Это просто самоубийство.
  Нет, осудят, конечно, но ведь все забудут, так? Что, Лис, боишься потерять друзей? Так нет, не отвернутся. Они хорошие друзья. Все поймут. Никогда не скажут, что струсил. Зато ты будешь помнить.
  - Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент, - прошептал я и обернулся. Заключительный раз. Я улыбнулся - какие же мы суеверные. Когда ходишь по краю крыши, поневоле начинаешь исключать из лексикона слово "последний".
  За спиной, шагах в тридцати, столпились друзья. Они замолчали. Каждый из них, как и Лис, сумел однажды сломать страх. Им так понравилось, что они стали делать это раз за разом. И сейчас - притихли, понимают, что нужно собраться.
  Перед прыжком всегда так. Нужно постоять, поговорить с самим собой. Это только новичкам советуют - решился, делай. А то отговоришь себя. Но когда берешь планку повыше, пострашнее, приходится разговаривать.
  В толпе заметно выделялась девушка - одетая в синий брючный костюм и туфли на каблуках, с микрофоном в наманикюренных пальцах, она была темным пятном среди ярких футболок и широких штанов. Рядом оператор - мужчина с пропитым лицом, на котором явно читалась обреченность жизни.
  Я сплюнул. Только их не хватало. Как и у большинства из нас, телевизора у меня не было, но сталкиваться с журналистами приходилось. Глупые вопросы, самодовольство, требования повторить трюк пять-шесть раз на камеру, а то оператор не успел снять. Замкнутые в свое мирке люди. Хорошо, что стоят далеко - может быть, не снимут лицо. Не то чтобы я делал что-то противозаконное, но слава среди полиции и обывателей мне точно не нужна.
  - КАРР!
  Я вздрогнул. На парапете, шагах в пяти, разместилась ворона. Черная, нахохлившаяся, она внимательно смотрела бусинками глаз. Смотрела с интересом, словно ожидая чего-то.
  - Действительно, пора. Поздно оттягивать, - прошептал я и поежился. Ворона, будто услышав, распахнула клюв и каркнула еще раз. Протяжно, с болью и хрипом.
  Я подошел к краю. Ну что, Лис, вот мы и на грани. Посмотрим, что там, за ней?
  Шаг назад. Еще один. Отсчитав десять метров, я остановился. Народ затих, понимая, что я готов. Юра, Лиза и Рыжий должны включить камеры. Стоп. Все. Хватит разговоров.
  Концентрация. Отвлекся до боя - считай, проиграл. Так всегда говорил мастер. Я покачался на полусогнутых коленях. Сустав левой ноги громко хрустнул, отзываясь на нагрузку и долгое напряжение. Занимайтесь, дети, физкультурой. И будете здоровы. Конечно. Недавно отметил четвертак, а уже разваливаюсь. Щиколотка в непогоду ноет - трещина, неудачный прыжок с козырька подъезда. Левое колено выбито - упал на ринге. Суставы на руках вывернуты - результат долгих, многочасовых стоек и отжиманий. Боевые искусства вообще спорт травмоопасный, а уж если им жить, то и вовсе может превратить человека в инвалида.
  Я улыбнулся. Хорошо. Спокойствие. Чувствую каждую мышцу, каждую кость. Чувствую, как кровь бурлит по венам, разнося органам кислород. Чувствую. Пора. Есть только момент.
  Шаг. Еще один. Теперь быстрее. Страховки нет, другого выхода тоже нет. Затормозить уже не успею, значит, нужно бежать.
  Кроссовки оттолкнулись от бетонной плиты. Под ними захрустела мелкая крошка щебенки. Тело неслось вперед все быстрее. Еще шаг, еще прыжок. Всего десять. Так мало - чтобы набрать нужную скорость.
  На обеих крышах замерли. Я будто видел себя со стороны. Тело, развитое интенсивными тренировками, крепкое, энергичное. Несется вперед. В глазах спокойствие, умиротворенность. Адреналина еще нет, он только готовится вырваться наружу. Когда приземлюсь. Тогда и будут крики, прыжки, кривляния, слезы. А сейчас - только спокойствие.
  Сознание вернулось в тело. Последний прыжок. Небольшая ошибка - левая нога слишком далеко вышла носком за край, толчок получился недостаточно сильным из-за плохой опоры. Но ничего, это мелочь, правой ноги должно хватить.
  Я оттолкнулся. Улыбнулся, чувствуя, как под ногами теряется ощущение твердости. Ради чего мы прыгаем? Ради коротких мгновений полета. Чувства, будто ты не падаешь, а летишь. По-настоящему, без хитрых приспособлений и прочих изобретений человека. А используя лишь свое, данное от рождения и с любовью воспитанное тело.
  Соседняя крыша. Там друзья. Прыгают, размахивают руками, бушуют. Соседняя крыша.
  До опоры оставалось не больше метра, когда я понял, что инерции не хватает. Не долечу. Даже до края, чтобы зацепиться за выступ. Друзья не успеют подбежать, вытащить.
  Кирпичная стена приближалась. Я выставил вперед пальцы, ударился, чувствуя, как хрустят суставы. Глупость какая, страховаться от удара о стену, когда вниз придется лететь тридцать этажей.
  Увидел, как расширяются от ужаса глаза Лизы. Махнул рукой. Тело перевернулось, теперь я летел спиной вперед. Видя, как стремительно отдаляется небо, налитое тяжелыми бурыми тучами. Рассвет.
  Криков я не слышал - ни своего, ни друзей. Звук словно отключили, только ветер свистел.
  Ну что, Лис? Допрыгался. Вот и все.
  Время в падении или в полете всегда идет намного медленнее, чем обычно. Лечу я всего-то пару тройку секунд. А ощущение, словно уже прошла минута.
  Тело вновь бросило в сторону. Теперь глаза наблюдали за все расширяющейся полоской асфальта. Не думал, что когда-то буду испытывать такой страх. Липкий, сладкий, тяжелый. Сильнее, чем все, что испытывал до этого. Испытываешь страх перед гопниками? Стаей собак? Перед тем как шагнуть в пропасть? Нет, все это ерунда по сравнению с тем, что чувствуешь за секунду до того, как врезаться в асфальт, падая с крыши.
  Удар я почувствовал всем телом. Странно, что не потерял сознание. Я приземлился на ладони, рефлекторно выставленные вперед. Сначала почуял, как жжение проступает через руки в шею. Как боль заливает огнем череп, шустро, как змея, ползет по позвоночнику. Затем услышал хруст - кажется, проломленного черепа.
  Ударил гром. Сверкнула молния. Нет, я не увидел и не услышал. Только почувствовал, стараясь не обращать внимания на боль, в которую превратилось тело. Затем пришла спасительная тьма.
  ***
  В комнате было холодно. Да и не комната это была, а скорее огромная зала, со стенами, высеченными из странного темно-синего камня. Случайный путник, заглянувший в обитель, подумал бы, что она пустовала сотни лет. Паутина, свисающая пучками с гранитного потолка. Толстый налет пыли - все указывало на то, что хозяева забросили залу века назад.
  По углам расположились шкафы с тщательно забитыми дверьми. В одной стене пробоина - грубая, словно ее делал человек, орудующий молотком изнутри, стремившийся не к удобству, а к скорейшему побегу из темницы. Но путник оказался бы не прав - комната была последней обителью магов Приграничья.
  В центре, вокруг неряшливо сбитого деревянного круглого столика, расположились четверо мужчин. Тела были скрыты мешковатыми плащами, такими, за которыми не разобрать, атлетическая у владельца фигура, или нет. Самый высокий вытянул руки над крышкой стола. Так, что пальцы его оказались прямиком над центром высеченной мелом пентаграммы. В углах символа страха и зла этого мира установлены огарки свечей. Горячий воск медленно капал в разрезы, оставленные на дереве временем.
  Маг читал заклинание. Слова на давно забытом во всех мирах языке слетали с его губ, словно молитва. Остальные молча слушали коллегу. Тихая песнь мага нарушила спокойствие огня, языки пламени потеряли связь с фитилем и устремились по пути, начертанному на столе мелом. Мгновение - и маг отстранился, спасаясь от жара бушующего хаоса.
  Один из трех магов-наблюдателей, чуть сгорбленный, подошел к певцу. Положил руку в черной перчатке тому на локоть.
  - Пора, Визард, - сказал мужчина. Из-под капюшона показалось лицо - с желтыми пигментными пятнами, какие бывают только у стариков. Кожа сморщенная, скулы острые, выдвинутые вперед. Наблюдатель не поручился бы угадать возраст сухонького мага, лишь сказал, что наверняка это не первый век, который наблюдает старик. И только глаза, карие, блестящие жизнью, выдавали мощь запертого в тело духа.
  - Я знаю, учитель. Я готов, - сказал Визард, стараясь спрятать дрожание в голосе.
  Маг подошел к столику вплотную, поморщился, почувствовав жар, но смолчал. Его коллеги, повинуясь кивку учителя, заняли места по бокам. Сам старик остался в стороне, за спинами учеников.
  - М"а крафэн в"aр мэд ддиг дэо"д. Дж"г гивер ми"ф ин андес а"aнд. Лад"дэф в"аэр офф"э и"ккэ! - сталью зазвучал голос Визарда. Тени от свечей в беззвучном танце плясали на каменных стенах.
  - Да пребудет с тобой сила смерти. Я отдаю свою жизнь за чужой дух. Пусть жертва будет ненапрасной, - прошептал старик перевод заклинания, написанного задолго до появления и замка, затерянного в горах, и самих гор, и даже земли, на которых выросли эти горы. Заклинания, которое призывало в свидетели сущности столько ужасные и справедливые, что помешать его выполнению теперь не могли все силы планеты, собранные в одном месте. - Слова произнесены. Обратного пути нет.
  Тело Визарда вытянулось, словно он проглотил жердь. Пальцы над огнем стали плавиться. Капли белого жира падали на пентаграмму, смешиваясь с воском.
  Огонь над столиком закружился, синеватые языки пламени заискрили. В огне, сквозь потоки энергии, учитель увидел юношу, стоящего над обрывом. Волевое лицо в обрамлении короткой щетины. Зарождающиеся морщины вокруг глаз, такие, как бывают у тех, кто много улыбается.
  - Жануар, Вайн. Отойдите, - тихо приказал учитель. Маги, повинуясь, расступились, скрывая вздохи облегчения. На красных от жара молодых лицах выступали капли пота.
  - Не слишком ли мы рискуем, учитель? - спросил Жануар подрагивающим голосом. Вайн неодобрительно взглянул на коллегу, но перечить не стал.
  - Других претендентов нет, - пробормотал старик, вглядывающийся в огонь. Там, среди хаоса, юноша отступил от края крыши, взмахнул руками, словно показывая кому-то жест одобрения. Чуть согнулся, разбежался, прыгнул. Полетел через пропасть, перебирая ногами, словно пытаясь найти ступеньки в воздухе. Размахивая руками, ударился о преграду, сложенную из ровных белых камней-брусков. Старик покачал головой, глядя на Визарда. Ладони мага растаяли, из оплавленных кистей торчали коричневатые кости. Глаза волшебника застилал туман, белки закипели, запузырились, теряя форму.
  Там, за стенами замка, который спрятался в горных извилистых грядах, никто и не предполагал, что за волшебство сейчас творят оставшиеся в живых послушники Ордена магов. Жители провинции Керч, или, как они сами называли свой полуостров, Приграничья, спешно хватали детей и уводили домой. Мужики загоняли скотину в хлев, запирали ворота, надеясь, что прочности зданий хватит, чтобы пережить непогоду. С гор шли тяжелые тучи, били молнии. Ветер набрал силу, хватал шляпы, сносил с ног.
  - Следующего шанса может и не быть. Ты знаешь условия заклинания, - сказал Вайн. Маг опустился на табурет и тяжело дышал. Передача энергии товарищу опустошила волшебника, словно тот бегом обогнул полуостров.
  - Все равно, это неосмотрительно. От парня многое зависит, а мы полагаемся на удачу. Надеемся на то, что он пойдет за нами и найдет ключ, - сказал Жануар и поджал губы. Учитель поморщился - хороший, подающий надежды, маг. Но, как и все ученики, сомневается, не продумывает до конца. И слишком много требует от людей.
  - Следующего шанса может и не быть. Кто знает, когда нам встретится в их мире воин, победивший страх, но погибший не на войне. Умерший на пике возможностей, осуществляющий мечту? - примирительно сказал старик.
  - Не ценящий свою жизнь должен бороться за чужие? - спросил Жануар, глядя в огонь.
  В хаосе пламени юноша летел вниз. Не кричал, но боялся. На глазах против воли проступили слезы. Но на лице играла улыбка. Воин летел вниз, зная, что умрет, но не переставал бороться со страхом. Не отдался ему, хотя кто бы его осудил? Юноша не паниковал, не извивался в бесполезных попытках выжить. Он падал и смотрел, как приближается смерть.
  - Так чаще всего и бывает, - ответил старик. - Тот, кто ценит жизнь, не способен отдать ее за другого.
  В огне юноша упал. Ударился о землю. Старик посмотрел в его глаза, полные спокойствия, и улыбнулся.
  Над воином сверкнула молния. Ударила в беспомощно лежащее тело. В обители магов раздался гром. Молния, будто пробравшись из иного мира, прямиком из пламени, поразила неподвижно стоящего Визарда. Маг исчез, превратился в горсть пепла, смешанного с воском. Балахон кулем упал на каменный пол. Огонь, сдавшись, уменьшился, нырнул вглубь пентаграммы и исчез.
  - Один умирает, другой остается жить, - прошептал учитель. Его ученики молча смотрели то, что осталось от Визарда. Старик поднялся, неожиданно быстро вышел из зала. Никто не успел заметить на его глазах капельки слез.
  Часть 1
  Глава 1
  За 2 года до описываемых событий. Обитель магов Приграничья
  Каменное пристанище магов Приграничья тонуло в теплом свете свечей. Восковые палочки с мерным синеватым огнем на фитиле усыпали стены древней залы, как дикие цветы заброшенное поле. Сотни, тысячи свечей освещали обитель магов, боролись с тьмой, сгущающейся в комнате.
  Жануар и Вайн тихо перешептывались, рассматривая древнюю книгу, подобную десяткам таких же, стоящих на стеллажах вдоль стен. Вайн держал том, обитый змеиной кожей, на вытянутых руках, страницы переворачивал щипцами - пожелтевшая бумага пережила магическую войну и была готова рассыпаться от неловкого прикосновения.
  Визард стоял возле магического шара, направлял в сферу поток энергии. Практически сформировавшийся маг, он уже овладел искусством волшебства, и мог позволить себе не полностью концентрироваться на заклинании. Не то что десяток лет назад, когда после простейшей искры, зажигающей свечу, приходилось сутки отлеживаться и восстанавливать силы. Магия этого мира не благоволит слабым.
  Напротив него, на грубо сбитом табурете, разместился учитель. В неизменном плаще, иссиня-черном, с надвинутым глубоко на глаза капюшоном, он всматривался в проекцию, создаваемую учеником.
  - Связь с тем миром все крепче, учитель. С каждым разом заклинание проникает все глубже, отнимает все меньше энергии. Словно подпитывается извне, - сказал Визард, проверяя интенсивность потока. Обыватель не мог заметить, что от руки мага отходит полупрозрачный жгут, сейчас прикрепленный к шару. По нему, словно по трубе, шла энергия. Небольшой голубоватой струйкой, подобно чистой воде, она проникала в шар и трансформировалась в картинку. Постепенно истощая мага.
  - Нити энергии ищут подпитки. Как мы и предполагали, энергии в том мире множество, - кивнул учитель.
  - Но ведь мы проверяли, там нет магов. Или их настолько мало, что в общем фоне они незаметны, - ответил Визард, поглаживая шар.
  - Или они просто не знают, на что способны, - не согласился учитель и сосредоточился на проекции магического шара.
  Там, в туманном облаке, отражался юноша. Чуть выше остальных, стоящих рядом. Шар концентрировался на одном парне, остальные люди в проекции казались размытыми, не резкими.
  - И"го"рр... - пробормотал учитель, старательно выговаривая непривычные слога. - Странное имя.
  - Как и все там. Грубое, жесткое. Не несущее в себе смысла, - согласился Визард. Изображение зарябило, сместилось, заплыло туманом. Маг закрыл на мгновение глаза, восстановил сбившийся поток энергии. Улыбнулся краем рта, увидев, что проекция вновь обрела четкость. - Но его так и не называют. Чаще - просто Лис.
  - Лис? Как животное? - удивился старик.
  - Да. Я читал его - он и сам о себе думает так же. Когда медитирует, когда мыслит, то обращается к себе не иначе, чем Лис, - заявил Визард, чуть сдвигая ладонь. Шар демонстрировал начало тренировки Лиса - юноша принялся бежать, то медленно, практически шагая, то разгоняясь, широко размахивая руками и опустив грудь ниже обычного.
  - Что же в них похожего? - спросил старик, не отрывая глаз от шара. Действительно, между Лисом и хищным зверьком было мало общего на первый взгляд. Разве что цвет короткого "ежика" на голове парня походил на окрас шкуры лис. Но только на первый взгляд.
  Старик не отрывался от проекции. Смотрел за юношей, но не на юношу. Следил не за лицом, не за общей картиной, а за деталями. Наблюдал, как двигаются ноги Лиса - мягко, пружинисто, по-кошачьи гибко. Заметил руки и плечи юноши - не раскаченные бесполезным объемом, а сухие, жилистые. Всмотрелся в глаза - Лис как раз вступил в спарринг. Взгляд, до этого добродушный и даже где-то простоватый, превратился в хищный.
  Лис, подобно кошке с взъерошенной шерстью, стоял в чудной стойке. Ноги чуть согнуты в коленях, тело покачивается - короткий шаг вперед, короткий шаг назад. Спина немного сгорблена, голова прижата к плечам. Руки закрывают половину лица и грудь. Незащищенный живот напряжен, готовый встретится с кулаком. Лис сжался, будто ожидая сильнейшего удара, и еще не зная, что предпринять.
  Старик с удивлением наблюдал, как противник, на десяток килограмм больше, выше на голову, наступает на Лиса. Размахивая пудовыми кулаками, он заставлял юношу крутиться на татами. Вдруг, после очередного широкого замаха, тело Лиса словно взорвалось. Он выпрямился - старику почудилось, что он услышал хруст застоявшихся суставов. Перенеся корпус чуть вперед, Лис оттолкнулся ногами и кошкой кинулся на бойца. Вытянутые вперед руки толкнули противника. Один кулак угодил в подбородок, другой - в солнечное сплетение. Мужчина закашлялся, пытался контратаковать, но Лис успел раньше.
  Юноша восстановил равновесие, отправив руки за спину в широком замахе. Правая ладонь сжалась в кулак и врезалась противнику в ухо. Нырок, еще один - удары дезориентированного противника приходились на воздух. Пока боец замахивался, Лис уже был на шаг впереди. Левый кулак - два удара в шею, быстрых, стремительных. Словно разведав обстановку, Лис окончательно выпрямился, встал в классическую стойку рукопашника - левая нога вперед, к противнику боком.
  Удары посыпались градом - боец успевал лишь мычать, получая очередной хук. Уже не пытался отмахиваться, а просто стоял и ждал, пока силы покинут его. Удар ногой перед собой. Даже не удар - скорее, Лис просто подпрыгнул и толкнул стоящую перед собой махину. Боец отлетел спиной вперед, упал за татами. Лис остался в центре площадки, тяжело дыша. Взбудораженный, он еще приходил в себя после боя.
  - Путь воина - это не просто занятия боевыми искусствами, - буркнул Визард, обрывая передачу. На лбу мага выступили капли пота - слишком долго пришлось поддерживать проекцию, слишком долго приходилось истощать резервы энергии.
  - Конечно, - легко согласился учитель. - Путь воина для их мира - это ежедневные занятия боевыми искусствами. Ты видел, как он сражался. Лис не просто копит силу, он идет не напролом. Сложности в том, чтобы накопить энергию, нет. Проблемы начинаются, когда ты пытаешься ее использовать.
  - Мы не видели энергии, мы видели парня, который оказался жилистее и сильнее, - покачал головой маг, поглаживая магический шар. Жануар и Вайн едва слышно отошли от книжного шкафа и прислушивались к диалогу.
  - Конечно, энергию мы не видели. Да и откуда - хоть в юноше и есть потенциал, развивать его, размахивая кулаками, придется полсотни зим. Но общий принцип он уловил. Почувствуй, как он использовал свою силу.
  - Напролом? - недоумевающе покачал головой Визард. Жануар чуть улыбнулся - его младший коллега хоть и был развит сильнее его магически, но обладал вспыльчивым характером и не любил концентрироваться на размышлениях и анализе.
  - Скорее, рационально. У Лиса после боя остались силы. Он не стал использовать всю энергию, хотя ее хватило бы, чтобы расправиться с противником, - медленно проговорил Жануар, словно подбирая слова.
  - Продолжай, - старик ободряюще кивнул.
  - Смысл здесь не в том, что Лис сильный или нет. Смысл в общем принципе. Можно накопить чан энергии, и выпить его весь за раз, проливая лишнее, а потом мучиться жаждой. А можно использовать лишь часть - напор будет меньше, а эффект такой же. И останется запас, - закончил Жануар и вопросительно посмотрел на учителя. Тот похлопал ученика по плечу.
  - Аналогия не столь хороша, как должна быть, но смысл ты уловил верно. Есть люди, которые пользуются всей силой, не пытаясь ею управлять, соизмерять ее. Такие никогда не смогут понять принципа управления магией. У этого же парня есть все шансы - если найдется толковый наставник, - сказал старик.
  - Только где ему найтись, в их отсталом мире, - скорее по инерции решил высказаться Визард. Маг ненавистно смотрел на Жануара, втайне завидуя его рассудительности.
  - В их мире может и нет. Самостоятельно юноша не сможет пройти путь инициации мага - мало знаний, мало способностей, - улыбнулся старик. - Но нам это и не нужно. Продолжайте наблюдения. Для наших целей его потенциала хватит, сейчас важнее, каков он внутри. Следите за ним, смотрите, как он относится к друзьям, родным. Ко всем, кто в его жизни что-то значит. Я хочу знать всю подноготную этого парня и остальных, которые вы отобрали. Хорошая работа.
  Маги расступились, пропуская учителя. На стенах отражались тысячи его копий-теней, созданных огнем свечей.
  Глава 2.
  Удар о землю был такой силы, что я все-таки потерял сознание. Сейчас глаза открылись, но взору предстала лишь черная бесполезная пелена. По позвонкам пробежали липкие лапки холодного страха. Мороз обволакивал спину, сковывал течение крови. Это и есть смерть?
  Я попытался пошевелить пальцами. Попытался поднять руку перед собой, рассмотреть ее во тьме. Ничего. Все тот же черный цвет. Тревога размножалась в сознании миллиардами паучьих лапок. Что еще ожидать от воли в такой момент?
  В глазах потемнело еще больше - теперь тьма вовсе не имела оттенков, лишь где-то вдалеке мерцала точка. Теплая - это я чувствовал. В затылок вонзилась ледяная игла. Словно весь холод, сковывающий меня, воспротивился возможности согреться. Морщась, стараясь игнорировать пульсирующую боль в висках, я поплыл по черной вате тумана к звездочке. Которая уже казалась не просто искрой, а скорее сгустком пламени. Таким, какой бывает на огарке свечи.
  Холод был против. Кожа горела, словно ее, обжигая, обложили льдом. Кровь замерзла? Я не чувствовал тела, но понимал, что двигаюсь в верном направлении. Я просто не мог остаться в холоде и страхе. Холод жег, заставлял действовать. Страх отметал нерешительность. Страх стал другом.
  Стало теплее, но намного сложнее. Лицо покрылось влагой, пот залил глаза. Я возликовал - то, что я почувствовал глаза, понял, как щиплет царапины от соли, уже значило, что я жив. Теперь сомнений не было - я ускорился, стремясь к огарку. Где-то там, вдалеке, стояла свеча. Казалось, что я превратился в бесформенную массу, частицы меня разбухли, разбуженные теплом. Я понимал каждую молекулу, что сейчас в хаосе пытались воссоздать мое тело.
  Злость, агрессия, импульсивность - холод демонстративно играл на худших чувствах. Я двигал фантомными руками, словно плыл сквозь черное желе. Ноги пронзило судорогой. Боль. Первый раз я радовался боли. Не старался ее игнорировать, не стремился забыть, представить, что это лишь воображение и выдумка. Нет, я наслаждался болью.
  Я чувствовал себя малой частью, песчинкой непроглядного мертвого хаоса вокруг. Человек? Или просто душа, цепляющаяся за жизнь? Кем я был? Или чем я был? Жить может лишь тот, кто не умеет умирать.
  Сознание поблекло. Я не чувствовал, а чуял, как распадаюсь на кусочки этой великой космической темноты. Как меня подхватывают силы, настолько чуждые, что все рефлексы, выработанные за жизнь, возопили от паники. Я ощущал запах боли. Мог видеть вкус огня. Гладить несуществующей рукой черный цвет. Все смешалось.
  Огонь вдалеке вспыхнул. Словно рождение сверхновой, он прорвал материю вокруг, сверкнул пылью искр и ринулся ко мне. Я взорвался следом. Из серых нематериальных губ вырвался крик, выпуская склизкую змею страха, что поселилась во мне. Только пустота, только рождение. Рождение вновь.
  Хоровод звезд вокруг сгустился, устремился в меня. Грубо, словно неопытный ремесленник, тьма собрала меня в единое целое.
  - Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент, - прошептал я. Губы не слушались, вместо слов вырвалось сипение. Я слышу себя! Вдохнул - аромат зелени. Прикусил губу - металлический, солоноватый привкус крови. Жив.
  ***
  Глаза открылись с трудом. Веки не хотели подниматься. Я поднатужился, словно отрывал тяжелый груз от земли. Выступили слезы. Как это удивительно - видеть. Все верно - живой. Надо мной - голубое, без единого облачка, небо. Чуть повернул голову, с хрустом в затекшей шее. С наслаждением потянулся - позвонки со звоном и ломотой встали на нужное место.
  Рывком, не обращая внимания на стрельнувшую боль меж ребер, поднял корпус, сел.
  Вокруг - бескрайнее море зелени. Я на поляне, трава на некоторых участках доходит до пояса. Сзади - не тронутый человеком лес, лишь узкая тропинка скромно вторгается в чащу. Впереди - поле, занятое каким-то злаком. Пшеница, или рожь - да кто его знает. На горизонте, примерно в получасе ходьбы, виднеются две темных точки. Я сфокусировал зрение - похоже, покосившиеся деревянные домики. Деревня?
  Покачал головой, схватился ладонями за виски, надавил пальцами, стараясь заглушить пульсирующую боль. Что со мной было? Из памяти медленно стирались обрывки - водоворот звезд, пламя свечи. Сознание очистилось?
  Кряхтя, я поднялся. Осмотрел себя - одежда та же. Только новенькие расклешенные джинсы превратились в лохмотья со странно бурыми пятнами на коленях, а футболка украсилась широким разрезом на груди. Дотронулся онемевшими пальцами до дырки - влажная. На коже - розоватый шрам с корочкой крови.
  Сколько я здесь провалялся? Что это вообще? Природотерапия? Нет, я помнил, как упал с крыши, затем - только темнота. Попытался воспроизвести видения... Хаоса? Нет!
  Голову пронзила жердь ледяной боли. Кровь будто сворачивалась, сосуды расширились. Череп, словно наполненный газом, рисковал лопнуть, выпустив воспоминания наружу. Я согнулся, рывком вдохнул, глотая свежий воздух. Похоже, рано мне пытаться вспоминать.
  Покачиваясь, пошел в сторону деревни. Домики - значит, люди, ведь так? Или я просто свихнулся, и сейчас лежу в больнице, в коме, и все это плод больного воображения? Если ударился головой - а хруст проломленного затылка отчетливо помню - значит, я не мог выжить?
  Потянулся ладонью к голове. Провел по волосам - нет, следов крови нет. Только песок вперемешку с землей, да корочка давней раны сзади, над шеей. В плече кольнуло, сустав ошпарило будто кипятком. Охнув, я опустил руку. Да, таким поломанным я не ощущал себя с того знаменательного боя... Опять воспоминания... Нет! Боль!
  В этот раз я не выдержал, упал на траву, завалился набок, засучил ногами. Подавил желание взвыть и расплакаться. Череп разрывался, я чувствовал, как внутри мечется взволнованный еж. Острые иголки царапали, животное никак не хотелось успокаиваться. Лучше не вспоминать. Выбросить все из головы.
  Я провел языком по сухому нёбу. Действительно, сначала доберусь до деревни. Узнаю, где я, напьюсь воды. А потом уже буду разбираться, что со мной вышло, и как я очутился здесь.
  Когда в последний раз я был на природе? Года три назад, тогда сенсей решил устроить нам недельный марафон тренировок в Карелии. Я улыбнулся - вот тогда я природы хлебнул по самое не хочу. Схватки по пояс в ледяной воде бурной горной речки - то еще удовольствие.
  Я улыбнулся - все-таки непробиваемая у нас психика. Спокоен, могу смеяться, даже над собой. И даже не думаю, что могу сейчас лежать на больничной койке, пускать слюни и ходить под себя.
  Под ногами хрустела высохшая трава. Песок забился в обувь. Я, чертыхаясь, снял один кроссовок, попытался выбить грязь, но закачался, поморщившись от боли в колене. Хорошо же меня приложило.
  - Нет! - раздался крик из-за леса. Даже не крик - скорее, женский слабый вздох, но слух отреагировал, почуял тревогу. Затем я услышал треск - так стонет дерево, падая от ударов дровосека. Понял, что не шутка, не розыгрыш. Я завертел головой. Прочь от деревеньки, бежать в сторону леса, туда, где дорога заворачивает за чащу.
  Пейзаж вытянулся, стал смазанным. Деревья, шурша, провожали меня взглядом. Ветерок дул в спину, холодком пробегая по незакрытой одеждой коже. Прихрамывая на одну ногу, я добрался до места. Идеальная локация для засады.
  Узкий поворот в чаще, дорогу перегородила поваленная коряга. Вокруг - непролазный лес, всаднику деваться некуда. Около деревянной преграды - лежащая на боку кибитка, такие я видел разве что в старых фильмах-вестернах. Две тяговые лошади неподалеку - замученные, сгорбленные, их легко можно было отличить от гордых обитателей прерий.
  Завернув в проулок, я услышал лязг мечей. Трое рыцарей на мощных скакунах окружили кибитку, скрестили оружие с нападавшими. Лезвия сверкали на солнце, соприкасаясь друг с другом, выбивали снопы искр. Слышались сдавленные ругательства.
  Я остановился, ошарашенный происходящим. Настолько реальной казалась картина, настолько она отличалась от увиденного раньше на фестивалях рекоконструкторов - что сразу стало ясно, все наяву. Я на самом деле вижу трех рыцарей, обороняющихся от... разбойников?
  Нападавшие не походили на грабителей. Оборванцы, в тряпье, с кривыми кинжалами - вот как должны выглядеть джентльмены ножа и топора. Или это просто стереотип из множества просмотренных фильмов? Но всадники, теснившие рыцарей, были на таких же великолепных жеребцах, в дорогих, сверкающих доспехах. Они отличались от защищающихся разве что разными цветами на лентах, которые опоясывали грудной панцирь - у атакованных он был красного цвета, с треугольным гербом. У нападавших - синего, с ромбом. Я потер глаза, но издалека не смог разглядеть, что же нарисовано на кусочках ткани.
  Выходит, я попал на местную разборку? Четыре всадника с одной стороны, три - с другой. Рядом с всадниками стояла троица пеших мечников, с такими же синими лентами, как и у нападавших, но в бой пока не стремились. Один из них держал под руку девушку - так вот кто кричал - в длинном свободном, до пят, платье. Она сопротивлялась, извивалась, пыталась освободиться, ударив мечника в лицо, но тот играючи сдерживал позывы пленной. Я медленно, осторожно переступая, стараясь не привлечь внимания, двинулся вперед.
  Один из нападавших, закованный в монолитную броню так, что наружу из шлема торчали лишь редкие рыжие волосы, ударил коня шпорами в бока. Жеребец поднялся на дыбы, заржал. Остальные прекратили бой, стараясь увернуться от копыт взбешенного коня. Нападавшие направили коней назад, не поворачиваясь спиной к защитникам кибитки, очерчивая мечами длинные дуги.
  - Назад! Все назад! - закричал рыцарь с красной лентой и гербом, похоже, старший, указывая на пеших. Но не успел.
  Мечник уже выступил вперед и метнул камень, обернутый в тлеющую тряпку. Снаряд пролетел по дуге, оставляя в воздухе дымчатый след, упал под ноги гордого коня. Ткань вспыхнула, защитников заволокло дымом.
  Пехота бросилась в бой, поддерживаемая кавалерией, передав пленницу рыжему рыцарю. Тот с неохотой спешился, вцепился в локоток девушки.
  - Молчать, тварь, - буркнул ставший охранников рыцарь. Девушка заверещала, нашла расщелину между забралом шлема, и вцепилась ногтями в лицо обидчика. Я усмехнулся - какая боевая дама. Дым рассеялся - лошади, испуганный местной "дымовой шашкой", разбежались, и тактика боя поменялась. Рыцарь, первым увидевший снаряд у нападавших, оказался без коня. Его жеребец, грузно дыша, с хрипом, лежал у ног хозяина. Из горла животного хлестала кровь.
  - Сволочи! - завопил рыцарь, пытаясь защищаться. Вращал мечом, с уже обагренным кровью лезвием, не давая подступиться наседавшей троицы пехоты. Рядом, один на один, сражались всадники. Я засмотрелся на одного рыцаря-защитника. Мужчина весом, наверное, под сотню килограмм, играючи управлялся клинком, свободной рукой держась за поводья. Сделав пару обманных выпадов, он привстал на стременах и обрушил на противника меч сверху. Тот осадил коня, жеребец попятился назад и ударил крупом спешившегося рыцаря.
  Я замер. Воспользовавшись тем, что воин отвлекся на коня, один из мечников не потерял шанс и бросился вперед. Меч ударил рыцаря в прогал между грудным панцирем и плечом, но не прямо, а наискосок. Мечник навалился на оружие, двумя руками продвинул его вперед. Лезвие прошло дальше, вглубь тела рыцаря. Мужчина качнулся, захрипел, изо рта тонкой струей хлынула кровь. Меч зашел в тело по гарду, похоже, пробив оба легких. Я увидел, как глаза рыцаря померкли. Мощное тело закачалось, из руки выпал меч. Мужчина прижал ладони к ране, дернул клинок, оставляя на коже глубокие порезы. Но сил было слишком мало.
  - Ну что, доблестный? Ты не ждал этого? - захохотал мечник и уперся ботинком в бок противника. Обеими руками покачал меч в рыцаре из стороны в сторону, поднатужился, дернул. Лезвие с хрустом вышло из тела, перекрасившись в бурый цвет. Из раны брызнула темная густая кровь, заливая доспех мечника.
  - Руфус!!! - лес пронзил воющий крик пленницы. Вздрогнули даже всадники, увлеченные горячкой боя. Старший рыцарь закрыл глаза, упал - сначала на колени, затем рухнул на живот. Ударился лицом о землю, но ничего не почувствовал, даже не дернулся. Погиб.
  - Ольстерр все равно не добьется своего! Знай, ты захватишь меня, но Донгеллов тебе не сломить! - завопила девушка, проглатывая в слезах половину слов, и залепила захватчику пощечину. Еще одну. Уже бессвязно заверещала, обрушила град ударов на шлем, причиняя больше боли себе, чем противнику, но не считаясь с этим.
  - Молчать, тварь. До господина тебе придется пройти через меня! Хозяин побрезгует донгелловсой шлюхой, - рявкнул мужчина и перехватил свободной рукой извивающуюся пленницу за шею. Ладонь в стальной перчатке отвесила оплеуху. Голова девушки дернулась.
  Я стоял уже совсем близко. Увидел, как от удара железом лопнула губа девушки. Как откинулась ее голова назад, повисла на тонкой шее. Воин в латах засмеялся, нет, заржал, и небрежно бросил тело пленницы на землю. Вытащил из ножен меч и направился к сражающимся. Проходя мимо девушки, лежащей на земле, он небрежно пнул ее в бок, отодвигая с дороги.
  Выходило, пятеро против двоих? Сознание затуманилось. Я почувствовал, как из низа живота поднимается к сердцу волна ярости. Не до конца понимая, что делаю, я схватил лежащую у ног деревяшку, с мою руку длинной, и поспешил к воинам.
  Глава 3
  - Смысл всех тренировок заключается не в том, чтобы развить в вас силу и дисциплину. Да, сила, выносливость и ловкость помогут выжить в бою, и победить. Но главное - чтобы в нужный момент вы могли принять решение не сомневаясь, сердцем. И были готовы исполнить это решение, - рассказывал мастер-сенсей.
  Эти слова пронеслись у меня в голове за те пару мгновений, которыми я преодолевал десяток шагов до воина. Кто в бою окажется эффективнее? Урка, у которого за секунду срывает "планку", или тренированный боец, победивший в десятках спаррингов, но не имеющий опыта драк на улице? Меня учили всегда контролировать эмоции, не отдаваться агрессии, неизменно возникающей во время настоящего боя. Не уверен, что это правильный путь.
  Разумный человек всегда будет сомневаться. Колебаться, становиться менее защищенным, менее опасным из-за страха - а вдруг я ударю так, что убью? Или покалечу? Урка не думает, как нейтрализовать опасность, он просто выбирает оптимальный путь убийства. Не мыслит себя добычей, лишь охотником.
  Я подбежал к пешему рыцарю. Затормозив, я присел в привычную боевую стойку - колени согнуты, полубоком к противнику, левая нога впереди.
  - А ты кто такой? Откуда взялся? - спросил рыцарь. Он выставил меч перед собой, держа меня на расстоянии.
  Я выровнял дыхание и уставился на кончик лезвия. Несколько явных зазубрин указывали, что мечом пользовались часто, и вряд ли только на тренировках.
  Рыцарь осмотрел меня, задумался на мгновение. Снял свободной рукой шлем. Солнце осветило карикатурно небольшую голову, выглядевшую из-за раскаченной шеи так, словно она крепилась сразу к плечам. Короткая бородка, щуплые щеки, ежик на голове. Глубоко посаженные маленькие поросячьи глаза пробежали по мне взглядом.
  - Бродяга с местной деревни, - сделал вывод рыцарь и сделал выпад - короткий, лезвие пронеслось в полуметре от меня.
  Черт! Тело среагировало, отпрянуло назад. Руки задрожали, дыхание сдавило. Это не тренировочный деревянный меч, как на мастер-классе по айкидо. А настоящее железо, созданное только для одной цели - служить орудием убийства.
  - Решил поиграть в спасителя принцесс? Отец не объяснял тебе, что это владения Ольстерров, а господам нужно кланяться? - толстые губы рыцаря разошлись в усмешке. Почуяв, что перед ним легкая добыча, он, не скрываясь, пошел вперед, держа клинок в вытянутой руке. Ждать. Снова ждать. Опять выпад - рыцарь пугал, а не пытался напасть. Он почуял нотки страха, почуял, что я дал слабину, бросившись от того удара. Теперь он думает, что я легкая добыча.
  На этот раз я среагировал на выпад по-другому. Поднырнул под клинок, что целил мне в грудь. Проехался на коленях по мокрой от росы траве и ударил рыцаря палкой по голени. Тот завопил и замахнулся мечом. Не останавливаясь, я рухнул на живот, перекатился в сторону. Спину обожгло, словно мечник ударил плетью. Я почувствовал, как футболка сзади становится влажной. От росы? Или от моей крови?
  - Ну все! - рыцарь замахивался во второй раз, и, судя по затуманенным злостью глазам, этот удар может быть для меня последним. Краем глаза я заметил, как один из мечников, теснивших защитников, отвлекся на бой и бросился на помощь рыцарю. Нет, с двумя мне не справится.
  Еще один перекат. Еще один. Я оказался в двух шагах от рыцаря. Вскочил на ноги, взмахнул корягой, отбивая удар меча.
  - Пожалуй, не все, - буркнул я сквозь зубы. Конечно, палка - плохая идея против закаленной стали, но немного продержаться я смогу.
  Есть такая поговорка, что у хорошего бойца меч - это продолжение руки. Мне всегда казалось, что это вранье. Замахнувшись, я бросился в атаку. Справа, слева, еще раз слева - я старался достать корягой рыцаря, найти место, где слой доспеха минимален, где крепятся его части, и тело защищено лишь клепками.
  Махать палкой удавалось все лучше - тело вспоминало немногочисленные уроки кендо, полученные еще в прошлом мире. Взбешенный рыцарь, забав об осторожности, зарычал и понесся на меня, высоко подняв меч. В чем-то он был прав - палкой мне все равно доспех не пробить, оставалось только...
  Я испытал удачу и второй раз провернул трюк с уходом под летящий в голову меч. И опять повезло - рыцарь, неповоротливый в латах, был медленнее меня, и подкатиться к нему удалось. Но теперь противник не стал ждать или играть, он просто изменил траекторию удара и обрушил лезвие на мой незащищенный затылок. Кувырок - клинок срезал несколько волос с взъерошенной головы.
  Подхватив меч рыцаря за гарду, я не дал ему выпрямиться и сделал подсечку. Неповоротливая груда железа, ругаясь, с грохотом рухнула на землю. Я уцепился взглядом за поверженного противника, который силился встать. Резкий удар локтем, не меняя положения, кувырок, еще один удар. Кулак разорвал толстые губы, на лице рыцаря скользнуло удивление. Прыжком вернувшись в положение стоя, я охнул и подавил желание схватиться за поясницу. Все-таки сильно меня приложило.
  - Айрин, справа! Уходи! - в сознание ворвался грубый мужской баритон. Я оглянулся - защитников кибитки теснили, лошадь под одним из них подставилась под удар мечом и сейчас хрипела в безумном танце. Всадник держался за седло, не забывая отмахиваться от летящего в него града ударов.
  Опасность! Я рухнул на землю, откатился, вскочил на колено и выставил вперед корягу. Вовремя! Там, где я стоял секунду назад, просвистел меч - пеший воин все-таки отвлекся от рыцарей и решил помочь разобраться со мной. Клинок ринулся вперед, ударил в корягу. Расколол ее на две части. Я остался без оружия.
  Мечник улыбнулся, подошел к товарищу, помог подняться. Теперь передо мной стояли двое тяжело дышащих разозленных мужчин. Один в доспехах, с расквашенной губой, другой - с неглубокими порезами на руках, оставленные в битве с рыцарями.
  - Допрыгался, герой? - засмеялся толстый рыцарь. Мечник промолчал, только сжался будто в пружину. Нет, не от страха. Для атаки.
  - Нападайте, - предложил я, повернувшись к ним полубоком. Странно, но волнения я не ощущал. Двое на одного, вооруженные против безоружного. Но уверенность не отпускала. Так же как и силы. Я смотрел на воинов и понимал, что драка вымотала их. Там, чуть дальше, от усталости были готовы вывалиться из седла всадники. Мечники уже не размахивали мечами, а старались наносить колющие удары. И я, раненный, вдоволь напрыгавшийся, без единого следа нехватки сил. Будто что-то подпитывало меня в этом мире.
  Додумать не удалось - пружина распрямилась, и мечник бросился на меня. Рыцарь только охнул, наблюдая за стремительным выпадом товарища. А я остался собранным.
  Шаг назад. Отставить левую ногу. Выпад. Поймать руку, согнуть в кости. Воин завопил от боли, выронил оружие. Не останавливаясь, локтем по хребту, руку в захват, вытянуть сустав. Я почувствовал, как кость противника выходит из плеча, как по ней, под слоем кожи и мяса, ползут трещины. Толчок. Противник повалился на землю, поскуливая. Я подобрал меч и двинулся на толстого рыцаря.
  Информация с тренировок, из видеозаписей, из наблюдений за опытными бойцами с турниров. Все это смешалось в шипучий клубок знаний во мне. Я всегда был неплохим бойцом. Но сейчас, в этом мире, против вооруженных противников, привычных к виду смерти, я чувствовал себя необычно легко. Так, словно дерусь не я. Отточенные годами практики рефлексы взяли верх над разумом и управляли телом без вмешательства разума.
  Я ощущал, как энергия рвется из тела. Словно не я только что валялся на поляне, постанывая от боли в треснувшем колене и раздробленных ребрах. Словно не я только что не мог встать прямо, покачиваясь на поврежденных ногах. Словно не я упал с тридцатого этажа и разбил череп об асфальт. Да, несомненно, я был не в своем мире.
  Толстый рыцарь завертел головой, ища помощь. Я даже не видел, только чувствовал, как мечутся в испуге его маленькие глаза. В два прыжка я достиг противника, ударил боковым, целя в бедро. Сложный удар, сильным его сделать сложно. Но и отразить, если не знаешь о намерениях нападавшего, практически невозможно.
  Хрустнул давно выбитый сустав, меч под дуге прошел сквозь воздух и ударил в воина. Пробил узкую полоску стали и окрасился в красный цвет. Дернув на себя рукоять, я оставил на бедре противника глубокую царапину. Быстрый поворот, свист лезвия - и меч плашмя врезается в висок бойца.
  Маленькие, свинячьи глаза закатились, толстый рыцарь рухнул на землю. Периферией сознания заметил блеск лезвия, которым пытались лишить связи мою голову с телом. Кувырок вперед, приземлился на больное плечо. Плевать, боли нет. Это только воображение. Если я могу двигаться, значит, силы драться еще есть.
  Пора забыть про честность, условия стали еще хуже. На краю сознания мелькнула трусливая мысль - куда же я полез-то? Напротив меня стояли два воина, раскручивая мечи в восьмерку. Третий, с вывернутой или сломанной рукой, кряхтя, поднимался, через пару мгновений грозя присоединиться к нападавшим. Трое на одного, и в перспективе еще два всадника. Справиться нереально?
  Страх отступил, сдался перед яростью. Пора драться. Мечник со сломанной рукой дернул подбородком. Это послужило сигналом. Двое воинов двинулись на меня, заходя с боков. Покачивая мечами, они наступали. На их лицах не было ни капли сомнения, лишь угрюмая уверенность в своих силах. Сзади лязгали мечи - там раненные защитники пытались из последних сил обороняться.
  Справа на меня ринулся первый нападавший - широкоплечий, коренастый, словно гном, твердо стоящий на ногах. Глухо рыча, он занес меч надо мной, призывая выставить верхний блок. Чуть поодаль подобрался второй противник, похожий на цыгана, готовый нанести удар в мой открывшийся живот. Парни действовали слаженно, будто не в первый раз выступила вдвоем на одного.
  Шаг назад. Плевать, что сошел с дороги, и теперь у них под ногами ровная грунтовка, а у меня - взрыхленное бездорожье. Успел вовремя - меч "гнома" просвистел совсем рядом, так быстро, что обдало ветром. Я вздрогнул - если такой удар попадет в голову, череп станет похожим на расколотый грецкий орех.
  Черт, теперь совсем плохо. Замах не просто отвлекал от "цыгана". Он дал время противнику достать кинжал - изогнутый длинный нож, который хорошо подходит и для защиты, и для удара исподтишка. Судя по уверенному хвату, воин не раз управлялся с таким оружием.
  Похоже, остается только удивить противника. Я прочертил невидимую линию острием на уровне живота "гнома", заставил того отшатнуться. Теперь самое главное - огромный риск, но другого шанса у меня не будет.
  Извернувшись, я нырнул в сторону "цыгана", по дороге пнув "гнома" под колено. Тот зажмурился и взвыл. Не останавливаясь, не обращая внимания на меч, вытянутый в мою сторону, я вонзил свой клинок в бедро противника. Цыган охнул, махнул кинжалом. А теперь все как учили в школе айкидо.
  Оттолкнулся ногами, не обращая внимания на боль в плече - "цыган" в неловком выпаде все-таки достал кинжалом, оставил глубокий автограф. Вцепился в кисть противника, чувствуя, что тело движется вперед по инерции от прыжка. Взять на рычаг, вывернуть. "Цыган" взвыл, прогнулся вперед, стараясь освободиться от захвата и ослабить боль в вывихнутом запястье. Все верно, импульс есть. Я развернулся, дав противнику возможность пройти дальше. Оказался позади него.
  Воин был невероятно силен, нужно было действовать как можно быстрее. Я отпустил кисть, убирая ставший ненужным захват. Ударил сзади, в пах - нечестный прием, но кто говорил, что мы на ринге?
  Теперь левую руку на запястье, чтобы держать противника на нужной линии. Цыган не замечал меня, полностью сосредоточившись на боли между ног. Согнутый, схватившись свободной рукой за "достоинство", он лишь поскуливал.
  Я размахнулся, ударил его по шее. Теперь сразу руку в захват, на излом. Все как учили. "Цыган", повинуясь импульсу, засеменил спиной вперед. Подножка - и противник садится на пыль грунтовой дороги, затем от удара ногой в спину падает лицом в грязь. Осталось последнее - всем телом падать вперед, коленом приземлиться на затылок воина. Все, минус. Так он пролежит минимум полчаса, а потом будет пару месяцев мучиться от головной боли и тошноты, сотрясение я ему обеспечил. Подхватив кинжал, я поднялся, широко расставив ноги для равновесия.
  Не останавливаться, не тормозить. Тело ныло, мышцы ломило. Энергии не хватало, я держался на одном адреналине, которым мозг щедро накачивал кровь. Где второй?
  "Гном" оправился от стыдного пинка и, прихрамывая, направился ко мне. Не став ждать, я бросился наперерез, по ходу вытерев льющий со лба пот.
  Рубашка, превратившаяся в лохмотья, была насквозь мокрой. Свежие раны жгло, мешая сосредоточиться. Я отогнал мысли о боли - нет, все потом. Сейчас нет никаких ран, все это воображение, плоды мозга, привыкшего к спокойствию и комфорту. "Гном" несся мне навстречу.
  Противник, не добежав пары шагом, несмотря на невысокий рост и короткие ноги, высоко подпрыгнул, целя подкованным каблуком тяжелых сапог аккурат мне в лицо. Отойти влево, упасть, перекатится. Удар гнома прошел без последствий. Я осмотрел бойца.
  Тяжелый, силищи как в троих. Мышцы перекатываются под плотной одеждой, видно, что всю жизнь проводит за хорошей едой и физическими упражнениями. Такого на подсечках и захватах не возьмешь. "Гном", широко распахнув, словно для объятий, руки, бросился на меня. Нельзя позволить ему подмять себя, тогда все, каюк.
  Я посмотрел "гному" в глаза, делая вид, что не обращаю внимания на занесенный для удара меч. В последний момент, когда воин был готов отрубить мне голову, я приблизился к "гному" вплотную и выставил блок кинжалом. Только парировал не сам меч, а целил лезвием чуть дальше, в незащищенную руку.
  Как и ожидалось, воин не успел сориентироваться и изогнутое лезвие пронзило ему запястье. Не пришлось даже прикладывать силы, "гном" все сделал сам. Потянув рукоять кинжала дальше, я вспорол ему руку, слыша, как клинок царапает кость под сочившемся кровью мясом.
  Воин завопил, из его глаз брызнули слезы. Меч выпал, с гулким стуком ударился о грунтовку. Я повторил коронный удар в пах и добил "гнома" коленом в подбородок. Окровавленный, без сознания, он остался лежать на обочине дороги. Под воином быстро образовывалась лужа темной густой крови - похоже, удалось разрезать несколько вен. Выживет?
  Черт, нет! Никаких мыслей! Он только что хотел нашинковать тебя в капусту, а ты волнуешься о его жизни? Я выругался и бросился на помощь к рыцарям.
  Оба защитника кибитки остались без коней, и теперь стояли спиной к спине, вяло отмахиваясь от наседающих всадников. Даже с расстояния десятка шагов было видно, как дрожат их руки, как побелели пальцы, вцепившиеся в мечи. По внутренним ощущениям, бой длился почти десяток минут.
  Надеюсь, парни поймут, на чьей я стороне. Один из нападавших всадников удачно повернулся ко мне спиной. Разбежавшись, я оттолкнулся двумя ногами и допрыгнул до коня. Усевшись сзади всадника, я напряг бедра, обхватив жеребца, удерживая равновесие, и взял шею противника в захват. Одновременно с этим я просунул ноги между боками коня и икрами воина, блокируя его шпоры. Не хотелось бы сверзиться с этой махины, если всадник догадается поставить жеребца на дыбы.
  - Давай, Эдгар! С разворота - завопил широкоплечий рыцарь, с по-детски щуплым лицом. Худощавый, полная противоположность товарища, словно проснувшись от бесконечных блоков ударов, воспрянул, распрямился и послушно ударил, послав меч по широкой дуге над головой.
  Сталь разрезала поножи, пепельная шкура коня окрасилась кровью. Я надавил сильнее, почувствовал, как слабеет сопротивление. Наконец, голова всадника поникла, грузное тело потянуло вперед. Я не стал удерживать воина, пихнул его левой рукой. Тот сполз с коня, рухнул мешком на землю. Удар головой о дорогу оставил на шлеме глубокую вмятину.
  Схватив поводья, я развернул коня к оставшемуся в живых противнику, но моя помощь уже не требовалась. Воспрянув духом, рыцари окружили нападавшего, нанесли несколько ударов по ногам. Работали они слаженной группой - первый больше пугал, отвлекал, пока худощавый - Эдгар? - наносил разящие удары. Вскоре всадник был стянут из седла и оказался на обочине с десятком глубоких ран по всему телу.
  Я погладил взволнованного коня по шее, прошептал пару ласковых слов и выпрыгнул из седла. Жеребец недовольно заржал и потрусил по дороге прочь, к своим столпившимся неподалеку товарищам.
  Победили? Я несколько раз вдохнул, выдохнул. Посмотрел на окровавленный кинжал в руке. К горлу подступила тошнота. Попытался разжать пальцы, отпустить оружие. Удалось только с третьей попытки - ладонь словно одеревенела.
  - Спасибо, братец, если бы не ты, хана нам, - широко улыбаясь, сказал широкоплечий. Несмотря на несколько царапин на скулах, его лицо от улыбки стало еще больше походить на детское. Про таких говорят - теленок. Молодой рыцарь шагнул ко мне и протянул руку. - Я Айрин.
  - Лис, - ответил на приветствие и, не сдержавшись, улыбнулся в ответ. Рукопожатие у Айрина было жестким, под стать размерам - кости хрустнули, пока мои пальцы тонули в его лапище.
  - На Эдгара не обращай внимания, он после драки всегда смурной ходит. Хотя и без драки тоже не очень любезный. Но товарищ хороший. И телохранитель неплохой, - засмеялся воин, показывая на второго рыцаря. Эдгар, проигнорировав меня, сразу после боя метнулся к девушке и осмотрел раны.
  Черт, в горячке боя я и забыл про ту, из-за которой и полез-то в драку! Кивнув Айрину, я присоединился к Эдгару.
  - Что с ней, в порядке? - спросил я. Эдгар глянул на меня исподлобья, но, похоже, решил, что сказать можно, процедил сквозь зубы:
  - Небольшой ушиб, без последствий. Отлежаться в покое и все будет хорошо.
  - Не мешай ему. Эдгар знает, что делает, он у лучших лекарей уроки брал, - услышал я голос Айрина позади. - Пойдем лучше, мне поможешь.
  Мы подошли к поваленной кибитке. Айрин, кряхтя, добрался до крыши, чуть приподнял ее. Я просунул пальцы с узкую щель между деревом и землей. Надеюсь, он не уронит ее на меня.
  - Взяли! - рыкнул Айрин и потянул сани вверх. Я, закусив губу, последовал его примеру. Плечо ныло, но отпускать кибитку было нельзя - один он ее не удержит, и останемся мы без рук. Повозка, хрустя старым деревом, встала на колеса. Я не удержал равновесие и рухнул на задницу. Черт!
  Тяжелая рука легла на плечо, подхватила, подняла с колен. Я скривился, потер шею.
  - Извини, - смущенно улыбнулся рыцарь. - Помахал мечом, теперь силу измерить не могу. Так всегда после драки.
  Я понимающе кивнул. На моих тренировках по смешанным боевым искусствам практиковались такие упражнения. Последние две недели перед боем приходилось отрабатывать удары на груше не просто руками в перчатках. В кожу зашивались грузики - по пару килограмм в каждую. После того, как перчатки снимались, казалось, что бьешь вполсилы, а на деле удар оказывался в разы мощнее.
  Виски сжало. Уши стали влажными. Я дотянулся правой рукой до мочки, посмотрел на пальцы. Красные. Как же так? Теперь обычные воспоминания будут приводить к кровотечению? Так я скоро и вовсе коньки отброшу.
  - Эй, парень, ты в норме? - как сквозь туман донесся обеспокоенный голос Айрина. Здоровяк придерживал меня за плечи.
  - Да, все хорошо. "Гном" приложил, - сквозь силу ответил я. Айрин расслабился, рассмеялся.
  - Вот уж точно ты сказал, гном! Ха, сравнил Ольстерра с гномом, - ржал воин.
  - Похоже, с гномами ты не дрался, раз так говоришь, - то ли спросил, то ли просто сказал Эдгар. Худощавый рыцарь устроил девушку в санях, под грудой одеял. Я поежился - дело шло к вечеру, солнце почти скрылось за горизонтом. Мне, в разодранной рубашке и дырявых джинсах, стало заметно холоднее, чем в горячке боя.
  - Зато с людьми дерется он неплохо. Смотри, скольких положил? - возразил товарищу Айрин.
  - Может, и неплохо, а может, и просто повезло, а? Ни одного трупа, все без сознания. Странно, парень, - подозрительно посмотрел на меня Эдгар.
  - Скорее, повезло, - ответил я, не убирая глаз. Рыцарь еле заметно покачал головой, удивленный моей наглостью? Не ожидал, что посмотрю в глаза. Я нахмурился - действительно, кто их знает, какие здесь правила. Нужно быть осторожным, а то нарвусь на очередные неприятности. И так - пять минут как очнулся, а уже ввязался в драку.
  - Да брось ты, Эдгар. Парень не из богатых, сам видишь. А нам помог, надеялся, что на трофеи мы ни будем претендовать. Все верно сделал. Продаст, десяток золотых в кармане. Плохо, что ли, - возмутился Айрин. - Только мой тебе совет, парень. Не трать ты времени на это. Понятно, что ты победил, и можешь их теперь продать рабами. Но тебе оно надо? Пока до рынка дойдешь, пока продашь. По три человека никто сейчас не берет. Да и кому они такие нужны? Крестьяне из них никудышные, а воины... Не берут у нас воинов-рабов. Поэтому мой тебе совет - бери их коней, сымай доспехи, а их добей. Лишняя обуза.
  Я только и смог, что кивнуть в ответ на этот монолог. Рабы, трофеи, крестьяне. Все завертелось в хоровод эмоций, с которым я не мог справиться. Нужно было время подумать.
  - Ладно, парень, не буду тебя учить, - по-своему истолковал мое молчание Айрин. - Пора нам возвращаться на свои дороги. Но ты все же знай, благодарны мы тебе за помощь. Так что если решишь осесть где, или на службу пойти - приезжай к Донгеллам. Обещать ничего не буду, но может, что и получится. И не придется тебе по лесам за медяки бегать.
  Воин снял с ленты на нагруднике тряпицу. Как я и думал, ромб оказался гербом. Теперь я смог рассмотреть, что вышито на красном знаке - белка.
  Эдгар, уже занявший место рулевого на кибитке, лишь кивнул и хлопнул поводьями. Наскоро запряженные лошади бодро потрусили вперед. Айрин, еще раз пожав мне руку, запрыгнул на отобранного у нападавших коня, поскакал впереди. А я остался стоят на дороге, окруженные кучей лежащих без сознания, раненых мужчин. И даже забыл спросить, кто же они все такие.
  Повозка скрылась за поворотом, потерялась в лесной чаще, вновь оставив меня одного в новом мире. Сомнений в том, что я не у себя дома - не осталось. Благо, мозг современного человека, перегруженный фантастическими фильмами и книгами, не воспринял это как нечто выдающееся.
  Я отошел чуть в сторону от поля боя, уселся прямо на свежую, не притоптанную траву. Драка хорошо встряхнула меня, растерянность ушла. Путешествие сквозь черноту казалось далеким приключением, словно и не рвался я сквозь вату другого измерения к пламени свечи. А может, так он и было - это был просто сон?
  Птицы, взбудораженные боем, постепенно возвращались на насиженные места. Я посмотрел на ветви дерева, в тени которого я примостился. Там, наблюдая за мной глазами-пуговицами, сидел орел. Как на картинках из интернета - только здесь он казался еще больше, еще мощнее. Гордая птица, живущая по своим законам. Я улыбнулся - мне двадцать семь, а чтобы первый раз увидеть дикую птицу, пришлось отправиться в другой мир. Дикость.
  Я покачал головой. Да, здесь я чужой. У этих людей свои правила, свои понятия - разговор с Айрином это доказал. Да и какой-то неправильный я пришелец. Или "попаданец" - так, кажется, называют героев фантастики, оказавшихся в чужом мире? Вон, девушку спас, и по закону жанра должен был влюбиться. А в результате даже не узнал, как звать ее.
  Я вспомнил образ девушки, что столь яростно боролась с захватчиками. Не похожа она была на принцессу из сказок. Смуглая, брюнетка с длинными волосами. Глаза - не рассмотрел, кажется, карие. Властолюбивая, кричал ее вид, даже несмотря на то, что была она пленницей. Я прислушался к себе - нет, никаких отголосков.
  Мои размышления были прерваны топом копыт. Не успел я подняться, как со стороны деревеньки выехала кавалькада воинов. Один из всадников, тот, что двигался на пару корпусов впереди, увидел поле боя и осадил коня. Я в бессилии осмотрелся - вариантов почти нет. Всадников десятка два, бороться в одиночестве с такой толпой шансов нет. Да и не будет драки - меня просто затопчут.
  Прыгать в чашу? А смысл? Найдут меня быстро, да и кто знает, далеко ведет этот лес? Куда я выберусь, даже если смогу там затеряться? Оставался один выход.
  Я подбежал к стоящему неподалеку вороному жеребцу, оставшемуся мне в качестве трофея от одного из всадников. С разбега запрыгнул в седло, ударил пятками. Конь послушно поскакал вперед, вслед умчавшимся Айрину и Эдгару. Обернувшись, я увидел, как всадник пустил коня галопом. Похоже, меня все-таки заметили. Я с сожалением отметил, что на кавалерии такие же голубые ленты, как и на тех, кто сейчас лежит без сознания на дороге. Встряхнувшись, я сосредоточился на скачке.
  Глава 4
  Каждую раннюю осень кочевники собирались в путь. Жаркое лето прощалось до следующего сезона, и пора было найти место, более приветливое к тем, кто не имел постоянного дома. Главарь кочевников Вандер осмотрел стойло, которое он гордо именовал лагерем, и удовлетворенно кивнул. Покачал головой, глядя, как стайка ребятишек вместо того, чтобы помогать матерям собирать вещи, играют в войну, вместо мечей используя выстроганные начисто от сучков палки. Заметив взгляд предводителя, малышня гордо приосанилась и устроила показной бой, как учили старшие товарищи. Но вскоре позабыли о наблюдателе, зазвучал смех и задиристые выкрики, и все превратилось в обычную дружескую потасовку.
  Вандер улыбнулся и спустился к пригорку. Пусть играют - нынешнее поколение в городах, он слышал, становится все ленивее. По улицам бегает меньше малышни, ребятня сидит по домам и не способно больше сбегать от надзора на речку или драку улица на улицу. Главарь кочевников был доволен - хорошо потрепала Керч последняя война, многих мужчин вырезали кочевники. Многих и ранили - какой отец из мужа, который ходить может только с помощью жены. Вот и растут мальчишки под надзором матерей, не слыша о свободе, гордости и лихой дерзости.
  Так и должно быть. Керч стал слабее. Через два-три года мальчишки, отцов которых резал Вандер с товарищами по нагайке, возьмут в руки настоящую сталь и вступят в ополчение города. Главарь кочевников позволил себе ухмылку - настоящей силы ждать от них не придется. А те единицы, которые чтили память отцов и жили с мечом в руке, не справятся без войска. План отца работает. Он всегда говорил - война это дело, которое не терпит спешки.
  Ослабить противника таким способом, с помощью смены поколения - это его идея, но Вандер решил приписать ее себе. Заточенный кинжал в живот тому, из чьего семени он появился - и кочевников по праву возглавляет новый вождь. Главарь вольного народа погладил рукоять меча, покоящегося в ножнах - отцу стоило быть осторожнее и не посвящать в свой план уже смышлёного сына.
  Вандер прошел через лагерь, добрался до его сердца - огромного шатра военных дел. Правителем он был скромным, поэтому и уважаемым. Воинам отдал лучший дом, сделал из шатра, в котором жил отец с наложницами, казарму, а сам поселился в месте поскромнее, почти за лагерем, на пригорке. "Я должен всегда наблюдать за подступами к лагерю, я должен всегда видеть свой народ. Чтобы знать, как он живет, и что еще нужно народу", - объяснял свой поступок молодой вождь.
  Простой люд понимал в этом любовь к своему народу, каждый муж уважал предводителя за аскетизм и стремился брать с него пример. Но Вандер поселился на пригорке не только для этого. Хоть и юный, но уже опытный в подковерных делах вождь справедливо опасался появления новых, амбициозных мужчин, которые могли повторить его подвиг с отцом. А проснуться с кинжалом в сердце не было в планах кочевника.
  - Осень скоро возьмет свое право, - донесся тихий шепот сзади. Вандер не шелохнулся - вкрадчивую походку шамана кочевник выучил еще с детства, когда они, босоногие, сбегали из общего лагеря к горе. Тогда отец Вандера решил позабавиться с рудокопами Ольстерров, и обосновался в паре тысяч шагов от горы Прибой. Малышне запрещено было ступать за пределы крайней кибитки, но Вандер редко слушался. Уже тогда он понимал, что у сына вождя есть привилегии, и не стеснялся ими пользоваться, вытягивая товарища по играм к реке у подножья северной стороны горы. Взбучка, конечно, была каждый раз, и не раз друзьям приходилось сидеть на коленях, просеивая горох от грязи, так долго, что кожа превращалась в деревянные мозоли. Но побег на речку того стоил.
  - Мы снимаемся. Что скажешь, Энд? Куда лучше держать путь? Поближе к сердцу острова? Или опять к границе? - спросил Вандер, перебирая четки. Он получил их в подарок от отца на совершеннолетие, вместе с правом носить обувь. Таковы были обычаи племени - считалось, что детям носить обувь нельзя. Вредно для поступи будущего воина, да и право такое нужно заслужить.
  - На границе беспокойно, гномы снова бунтуют - Керч в этом году отправил слишком много караванов в большой мир, - промолвил Энд. Шаман выглядел старше Вандера на поколение, хоть и родился одним летом с ним. Иссушенная кожа, впалые щеки, острые выступающие скулы, волосы, вечно взбудораженные ветром - шаман даже среди не любивших сидеть на месте кочевников выделялся любовью к путешествиям. Большую часть времени, даже когда лагерь вел оседлую жизнь, Энд проводил в походах. Брал небольшую котомку с сухарями и водой, бубен - неотъемлемый атрибут шамана, и скрывался в лесах-горах Приграничья.
  - Значит, снова ближе к воде, в Керч, - сказал Вандер и поежился. Прошлая зима прошла около моря, многие не выжили. Холод оказался сильнее закаленного племени, и кочевники ослабли. Но ненадолго - Вандер верил в это.
  - Маги никак не успокоятся. Похоже, грядет что-то, - ответил Энд, встав рядом с вождем. Словно проглотив жердь, шаман казался тонким столбом по сравнению с могучим Вандером.
  - Ты хочешь сказать - война? - как ни пытался скрыть чувства вождь, но вопрос все равно прозвучал взволнованно.
  - Я не хочу. Я лишь говорю - что-то нехорошее задумали они. Наше Сердце беспокойно последние дни. Волнуется, - с теплом проговорил шаман и достал из-за пазухи небольшой, размером с кулак, почти плоский бордовый камень.
  - Кровь, - сказал Вандер, взяв себя в руки. "Сердце" кочевников в спокойное время был бледно-розового оттенка, без единого насыщенного цветом участка - Значит, может быть война.
  - А может быть, просто битва. Сам знаешь, как оно бывает. Но не просто так он налился цветом и теплом, - кивнул Энд, осторожно, словно ребенка, держа камень. Покатав его в ладонях, шаман спрятал "сердце" за пазухой. - Маги что-то задумали, и на этот раз не просто так. Что-то происходит, а уж что - решать тебе.
  - Значит, двигаемся к Прибою, - сказал Вандер. Прислушался к себе - верит ли он в решение. Не идет ли против себя. Отец учил - в делах магии важно не просто анализировать, важно быть уверенным в том, что делаешь. А то, что собирался провернуть вождь, отцу бы не понравилось. "И ладно", - подумал Вандер. Краешек тонкой сухой губы чуть поднялся, пытаясь изобразить улыбку на скупом на эмоции лице кочевника - "Нравится или нет, но в итоге живой я, а отец кормит нагов в пустыне".
  - Подумай хорошо, настало ли время. Король дэвов не обрадуется тебе, - прошептал шаман, не глядя на товарища. Шаман был миролюбивым кочевником, и не одобрял амбиций товарища. Но, как преданный друг, мнения не высказывал, а лишь советовал.
  - Любой кризис - это хороший шанс для тех, кто в начале его оказался слабым. Последняя зима побила наше племя, и нужно дать людям надежду и цель жить дальше, - выдохнул Вандер, оглядываясь на лагерь. - Так отец говорил.
  Около шатров сновали коротконогие женщины. Ругаясь на древнем, они отгоняли малышню и наоборот, звали старших детей им помочь. Работы было много - собрать тряпье, греющее зимой. Не забыть продукты - кто знает, сколько в этот раз продлится поход. Муж придет с войны - должен быть накормлен и обогрет. Детей растить тоже нужно - нехитрые игрушки тоже в мешок. Здесь постирать, там подвязать. Посмотреть за огородом, натаскать дров на ночной костер. Коротконогие женщины справно работали, отдавая дань за принесенную воинами еду. Коротконогие женщины были преданны своим мужьям настолько, насколько мужчины любили свежих пленниц в набегах. Свежая женская плоть - вот главная забава, из-за которой кочевники не могли надолго задержаться в одном месте.
  Вандер усмехнулся - он понимал своих подданных. Разве такая уродина может удовлетворить мужской голод гордого жителя степи? Вождь потрепал товарища по плечу и пошел к своему шатру.
  Женщины - это стимул для простого люда. У него, Вандера, есть и другие цели. Цели громадные, опасные. Но это не повод отказывать себе во вкусности. Там, в шатре, его ждет добыча - свежая белокурая красавица, пойманная во время последнего набега на соседнюю деревушку. Вандер, в отличие от остальных кочевников, не любил брать женщин сразу на поле боя. Нет, он предпочитал комфорт. Стройную девочку привезли в лагерь, привязали в шатре вождя. Она поможет продержаться недельку, подумал Вандер. А потом придется вновь идти в бой.
  ***
  Встречный ветер нападал, пробирался под футболку, царапая кожу. Несмотря на скачку, я нашел силы улыбнуться. Недавние раны, обласканные холодком ветра, приятно зудели, боль поменялась с щекоткой местами.
  Опыта езды верхом у меня практически не было. Пробовал пару раз, в детстве, когда гостил у родителей в деревне. Но потом переезд в большой город, а в Москве стало не до поиска конных прогулок. Но сейчас скачка не напоминала те степенные прогулки неспешным шагом.
  Конь, почуяв адреналин всадника, рвал удила. Прижавшись к жеребцу, я чувствовал жар, исходящей от шкуры, чувствовал готовое вырваться из тела сердце. Хороший конь, он мчался, не разбирая дороги, поднимая пыль, из которой выныривали загонщики.
  Дорога петляла, а управлять несущимся галопом животным я не умел. Конь сам выбирал путь, сворачивал, на поворотах готовый улететь в чащу, но всегда выбирающийся из заноса. Один поворот, второй, еще один.
  Я успел заметить, как один из преследующих не справился, на узком повороте не удержался в седле. Сквозь топот коней был слышен удар тела, закованного в железо, о дерево. Я поежился - нужно быть осторожнее и не повторить такой подвиг.
  Скачки в кино изображают красиво - всадники, выпрямившись в седле, понукая коней, получают удовольствие от езды, даже если за ними мчатся армии. В реальности оказалась все не так хорошо - бедра, сжимающие бока коня, затекли. Икры я перестал чувствовать спустя два поворота. Конь в горячке погони норовил сбросить лишний груз в виде меня.
  Одно оказалось не враньем - с конем нужно сродниться, почувствовать его. Сначала шансов у меня не было - жеребец, привыкший к другому хозяину, мчался не повинуясь приказам, а лишь от испуга перед преследователями. Но через несколько долгих секунд смиренно принял меня, начал повиноваться. Я прижимался к нему животом, одной рукой вцепившись в гриву, другую боялся оторвать от седла.
  Один из преследователей, не сбавляя хода, стянул с пояса арбалет. Болт просвистел рядом с ухом, оставив болезненный холодок. Я обернулся, надеясь на благоразумность коня и моля богов не дать свернуть мне шею.
  Стрелок приладил арбалет в крепление седла и сейчас, чуть отстав от основной массы, перезаряжал оружие. Я ударил пятками коня - второй раз он может и не промазать, а драться с болтом в спине у меня не выйдет.
  Жеребец всхрапнул, рванул вперед. Скорость стала еще больше, оборачиваться возможности не было. Оставалось только изо всех сил, так, что побелели пальцы, держаться в седле и надеяться, что при очередном скачке я не вылечу на обочину. С каждым рывком коня меня подбрасывало, бедра, кажется, превратились в одну большую гематому.
  Лес сдавал позиции, чаща стала не такой густой. Моргнул трижды - и вот лесистая местность закончилась, путь стал сложнее. Дорога поднималась в гору, вместо утоптанной грунтовки копыта стучали по россыпи мелких камней.
  Жеребец влетел на полной скорости в поворот, круп повело, задние ноги отстали от передних. Я прижался подбородком к пахнувшей злым потом сбруе, чувствуя, как конь теряет опору и вылетает с подобия дороги на скалы. Еще один поворот - и перед нами появилась огромная гора, вершиной уходящая за облака.
  Полюбоваться видом могущества природы мне помещали самым прозаичным способом. Арбалетчик, как я и ожидал, во второй раз поймал удачу за хвост и добился своего. Мой конь получил болт в бок, захрипел, резко затормозил. Встал на дыбы, завертел головой, закружился на месте. Я отпустил гриву, вторая рука не удержала тело на взбешенном животом. Рыбкой вылетев из седла, я устремился на скалы и спикировал вниз по широкой дуге. Приземлившись, тело погасило инерцию полета ударом спины о камни. Футболка окончательно истерлась и, разойдясь по шву, осталась на острых скалах. Спину обожгло сотней глубоких и не очень царапин.
  Я посмотрел на коня - тот уже не мог гарцевать, а опустился на передние ноги и слабо перебирал задними, силясь встать. Из раны хлестала кровь, заливая жесткую шерсть. Я поежился - несмотря на жалость к животному, оставалось только порадоваться, что такой болт, толщиной в большой палец, достался коню, а не моей спине. Хотя камни тоже нанесли достаточно ущерба
  Всадник во главе колонны добрался до меня, не оставляя коня, вытянул меч вниз. Лезвие плашмя врезалось мне в лицо, ошпарив холодом стали челюсть. Только начав подниматься, я вновь рухнул на камни. Перед глазами поплыл туман, все вокруг заволокло розовой дымкой. Из груди, несмотря на мои попытки сдержаться, донесся стон.
  Что чувствует человек, который только что приложился головой о здоровенный молот? Растерянность? Обиду? Боль? А если этим молотом перед ударом еще хорошенько размахнулись?
  Я лежал на камнях, чувствуя, как из разодранной кожи на спине стекает кровь. Часть тебя остается на склоне горы чужого мира. Сенсей говорил, что в бою не стыдно показаться слабым. Стыдно, если ты не используешь слабость в свою пользу. Не слишком ли часто приходится вспоминать его уроки?
  Уходящее солнце резало глаза - если бы не туман и пелена от удара, я бы не справился, зажмурился. Но все вышло иначе - я перетерпел боль, сковывающую паутиной тело. Свет прервался темным силуэтом - я не видел, только знал, что это преследователь склонился надо мной.
  В бок врезался нос кованного сапога - не сильно, скорее обидно. Так пинает нерадивый охотник добычу, удостоверяясь, что она мертва. Я послушно отозвался на пинок, выдав очередной стон из груди. Не могу сказать, что мне пришлось стараться и изображать полумертвого.
  - Кто ты? - произнес голос. У силуэта был то ли акцент, то ли произношение такое, словно он не говорил, а лаял. Немецкий выговор? Силуэт взмахнул рукой, отвесил пощечину. Мир завертелся, я сдержал рык злости, рвущийся из груди наружу. Пощечина ладонью в стальной перчатке.
  - Черт, - прошамкал я разбитыми губами.
  - Откуда у тебя конь Хада? - спокойно повторил силуэт и снова размахнулся. Похоже, он был готов превратить мою голову в грушу. Так вот как звали того "гнома" - Хад.
  - Оставь его! Не видишь, крестьянин? Штаны рваны, рубахи нет. Шваль, - засмеялся кто-то справа.
  - Зато умеет убегать. Говори, - не отреагировал на собеседника силуэт и снова опустил тяжелую перчатку мне на лицо. Если бы другой он не придерживал меня за плечо, клянусь, я бы отлетел по камням на пару метров. В голове ринулись отбивать хаотичный ритм сотни барабанных палочек. Я вздохнул, захрипел, задыхаясь от крови, попавшей не в то горло. Силуэт дождался, пока я прокашляюсь, сплюнув обломок зуба.
  - Ну? Говори сейчас, не заставляй везти в крепость. Там палачи займутся тобой, а скажешь сейчас, может быть, оставлю подыхать здесь! - пояснил силуэт. Рука вновь понеслась вверх, готовясь выбить мне еще пару зубов. Кожа - плохая защита от стали.
  - Не надо. Я все скажу! Да, я забрал лошадь. Там дрались. Сначала ваши напали на красных, но потом прискакали еще красные, и ваших убили. Они уехали, а я подбежал - кошельков нет, мечи мне без надобности. Я и взял лошадь, думал, поможет пахать, - залепетал я, надеясь, что дрожащий голос спишут на страх, а не на ярость.
  Страха не было, совсем. Притвориться слабым, притвориться сдавшимся - почета мало. Но зато это даст шанс - если бы я принялся дерзить сейчас, вряд ли бы вышел толк.
  - Красные? Донгеллы? - нетерпеливо сказал силуэт. Если раньше мужчина был просто как в тумане, но я мог распознать очертания его фигуры, то сейчас, из-за залившей глаза крови, передо мной стояло лишь темное пятно. - Ну?!
  - Всадники, с красными лентами через плечо, - пробормотал я.
  - Черт! Сеттерик! Поход сорвался! Кто-то сорвался, про засаду доложили Донгеллам! - завопил силуэт, отвернувшись в сторону. Если это не мой шанс, тогда когда еще пытаться? Я сжался, словно пружина, схватил запястье руки, все еще держащей меня за плечо. Повалился назад, надеясь, что воин не догадается разжать пальцы.
  Так и есть, повезло. Конечно, свалить огромного рыцаря своим тщедушным телом мне не удалось, но зато я смог заставить его чуть потерять равновесие. Силуэт покачнулся, занес руку для удара, но я был быстрее.
  Проявив неожиданную для полуживого трупа, каким меня наверняка считали преследователи, энергию, я поднырнул под замах и врезал двумя руками воину в грудь. Отточенные до автоматизма движения не подвели, кулаки пробили солнечное сплетение, заставив противника отпустить мое плечо и согнуться, восстанавливая дыхание.
  Теперь вскочить, ударить коленом по подбородку. Воин грузно повалился на землю, оглушенный, выпучив глаза и размахивая руками на манер мельницы. Я отскочил от противника, стер тыльной стороной ладони кровь с глаз.
  Ситуация радовала все меньше. Вокруг не меньше десятка воинов, все в доспехах. Кто с минимумом - только кованные перчатки да тяжелые ботинки. Кто в полном рыцарском облачении - кираса, поножи, прочие железки, названия которых я не знал. Будь эта драка в Москве, в моем мире - я бы подумал и попробовал бы драться, насмерть, как всегда бывает, когда человека зажимают в углу. Продержаться до прихода помощи. Два кулака против двух десятков - нечестно, но возможно. Но сейчас - я понимал, что все мои приемы бесполезны против стальной брони и мечей.
  От бессилья я заскрипел зубами - изнурять себя тренировками по четыре часа в день, отбивать костяшки, выворачивать суставы, терпеть боль, крики здравомыслия, которые убеждают бросить боевые искусства. И все это для того, чтобы понять, что ты ничего не стоишь. Я сжал кулаки, готовый напасть и мысленно попрощался с будущим, которого у меня, похоже, нет. Костяшки побелели, на ладонях, в разрезах от ногтей, выступила кровь. Последний бой, значит? Осталось подороже продать свою шкуру, чтобы там не шептал уставший от боли разум.
  - Сеттерик, - прошептал оглушенный мной противник, который все еще валялся в нокдауне, пытаясь понять, где небо, а где земля. Воин смотрел будто сквозь меня.
  Ошарашенный догадкой, я обернулся и попытался заблокировать удар. Не удалось - пудовый кулак впечатался в висок, запуская хоровод перед глазами.
  - Этого - в телегу. Урода - рабам, пусть сами несут. В лагере разберемся, что с ним делать. И добейте коня, он бесполезен, - прозвучал рядом со мной грубый голос, принадлежавший человеку, подловившего меня. Последнее, о чем я успел подумать - как огромный рыцарь смог подкрасться ко мне сбоку так, что я ничего не почувствовал? Затем мир поблек, и сознанием завладела чернота.
  Глава 5
  Новый день начался с ощущения, будто вместо языка у меня во рту сухая наждачная бумага, которая вяло реагирует на приказания двигаться. Я попробовал дотронуться до неба - та же история, будто провел "наждачкой" по напильнику, ни капли влаги. Горло свело, язык защекотал миндалины. Дыхательные пути сжались, оставляя небольшую щель, через которую поступали крохи воздуха.
  Я закашлялся, надеясь выдавить из пересохшего организма хотя бы напоминание о слюне. Бесполезно. Черт, кажется, это все. Горло сжалось сильнее, я засипел, стараясь втянуть в легкие воздух. Пути для кислорода перекрыты.
  Смог распахнуть веки - бесполезно, от недостатка воздуха перед глазами плыли желтые блики. Когда я последний раз видел мир таким, какой он есть на самом деле? Перед той безумной скачкой от рыцарей?
  - Сейчас, сейчас, подожди немного, - пробормотал кто-то неподалеку. Сильные заботливые руки приподняли мою голову. Я почувствовал, как к губам прикоснулась капля воды. Потом еще и еще. Я жадно раскрыл рот, ловя спасительную влагу, чувствуя, как с каждой каплей избитой тело наполняется энергией.
  Вот несколько капелек попали в горло. Высушенное, оно с радостью приняли воду, расслабилось, позволяя мне вдохнуть.
  - Сейчас, понемногу. Сразу тебе нельзя, захлебнешься. Бедняга, кто же тебя так, - бормотал голос. Сильные руки не отпускали, вода лилась тонкой струей, изредка прерываясь, даря мне шанс вдохнуть. Нет, еще! Еще немного.
  Я жадно тянулся за водой. Плевать, что нельзя. Плевать, что захлебнусь. Наверное, я походил на путника, простившегося с жизнью в пустыне, и мечтающего подохнуть не от жажды, а утонуть в озере со свежей водой.
  Вода - настоящая, живая, ласковая, прохладная, будоражащая, дарящая жизнь.
  - Все, все. Хватит. Через пару часов должны еще дать, - сказал спаситель. Руки положили мою голову на что-то жесткое - судя по запаху, ком сухого сена.
  - Спасибо, - попытался сказать я, но вместо слова из горла донеслись лишь булькающие звуки. Я перевернулся набок, схватился за голову. Казалось, сейчас из черепа вырвется живущий в огне дракон. Он с маниакальной уверенностью долбил горящим жалом по клетке из моей головы, пробивал там плавящие кости дыры.
  Меня вырвало. Сколько я уже не ел? Сутки? Пищи не было, лишь слизь вырывалась из организма, отдавая скопившуюся боль и унижение от побоев. Пока организм выворачивало наизнанку, мысли вяло текли в голове. Хотелось сжаться в комок, спрятаться. Упадничество. Нечасто Лиса так бьют. Спасала лишь мысль, что проиграл я только один бой из двух. А за раны еще будет возможность расквитаться - ведь живой.
  Кажется, тошнота прекратилась, организм очистился? Я сплюнул и перевернулся на спину. Действительно, стало легче. Будто вся усталость вышла с желчью на холодную землю.
  - Ты отдохни пока. Тебе к лекарю бы, да откуда он здесь, - услышал я голос.
  Теперь я смог осмотреться. Зрение восстановилось не полностью, при резких движения голова начинала кружиться, но сейчас я хотя бы увидел своего спасителя.
  Худой мужчина, лет пятьдесят на вид. С пробивающейся сединой среди темных редких сухих волос. Кожа морщинистая, вид работяги, привыкшего к тяжелым физическим нагрузкам. Таких в моем мире можно встретить в порту - тщедушные на вид, но неожиданно сильные на деле, привыкшие к дешевой трудной работе. На лице борода - чуть светлее, чем прическа, неухоженная.
  - Спасибо за воду, - на этот раз смог сказать я. - Меня зовут Игорь.
  - Иго-рь. Сложное имя. Зови меня Кэттон, - проговорил спаситель. Я подивился тому, с какой гордостью мой собеседник представился. Не зазнайства, ни тщеславия - Кэттон не ждал, что я узнаю его, а просто озвучил имя, но голосом продемонстрировал столько внутренней силы, сколько даже ни снилось знати из высокого общества.
  - Называй меня Лис. Знаю, для ваших мест мое имя непривычно, - ответил я, осматриваясь. Мы были заперты в клетке - с трех сторон окружали стены из камня, с оставшейся - железные прутья, вбитые в пол и потолок. Расстояние между ними было - аккурат просунуть руку до локтя, дальше преграда мешала.
  - Кто так тебя? - спросил Кэттон, указывая ладонью на мое лицо. Я прикоснулся к губам - и так понятно, что опухли. Пальцы осторожно погладили шишку на затылке - боли практически не было, все онемело. Похоже, организм, выспавшись, начал процесс восстановления. Продолжив ощупывать раны, я чертыхнулся - кожа воспалилась и под правым веком, похоже, через несколько часов гематома распухнет так, что пару дней я буду пользоваться только одним глазом.
  - Если бы я знал. Называли его Сеттерик, - ответил я, принимая сидячее положение. Облокотиться в камере можно было только на холодный голый камень. Что я с удовольствием и сделал - прохлада рисковала подарить мне воспаление легких, но и ослабила боль в изрезанной камнями спине.
  - Сеттерик Ольстерр? - вскричал Кэттон, прижав руки к груди. Вид у пленника был напуганный. - Чем ты разозлил графа?
  - Кажется, он подумал, что я украл лошадь одного из его парней, - улыбнулся я в ответ, но тут же скривился - подсохшая рана на губе вновь пошла кровью.
  - Тогда удивительно, что ты здесь. За такие дела граф может и голову отсечь, - пролепетал испуганный Кэттон. Глаза пленника широко распахнулись, он не отрываясь смотрел на меня. Я заметил, как дрожат его пальцы.
  - Ну не убил же, - засмеялся я, подавив желание спрятаться в углу камеры и лежать там, зализывая раны. Время восстановиться еще будет, сейчас нужно понять, что делать здесь. Только осторожно - будет грустно, если единственного в этом мире человека, который сейчас может помочь, потеряет сознание от страха. - А ты здесь за какие провинности?
  - Год вышел неурожайный, - сказал Кэттон, помрачнев на глазах. Брови пленника сдвинулись к переносице, губы чуть вытянулись вперед, сжались. Казалось, сейчас мужчина готов расплакаться. Я помолчал, давая своему спасителю время собраться. В камере повисла тишина, прерываемая сопением Кэттнона. Я прислушался - где-то вдалеке шумели, доносилось мерное постукивание и грозные крики.
  - И я не смог собрать денег на дань Ольстеррам. Дом мой на их земле стоит. Стоял уже, - наконец заговорил Кэттон.
  - Что значит стоял? - переспросил я.
  - Будто ты сам не знаешь, что такое не отдать золото графу, - буркнул Кэттон, садясь напротив меня. Пленник поежился - похоже, холод от камней пробирался под шерстяную робу.
  - Я не из этих мест, издалека, - пробормотал я, скрывая взгляд. Объяснять что-то пленнику не хотелось. - Потом расскажу.
  - Дело твое, - поморщился Кэттон, но через мгновение продолжил. - Воины графа приехали раз, забрали золотой. Я сказал, что больше нет. Они дали сроку неделю - да мне хоть месяц. Где же я возьму урожай-то, чтобы продать. Потом приехали снова, я думал, уговорю, отдам на следующий год побольше - место-то есть, засею корнеплодами, они хорошо растут.
  - Много должен-то? - уточнил я, вертя в руках пустую крынку. На донышке оставалось несколько капель - я потряс емкость надо ртом, поймал их языком. Мало. Организм требовал воды, во рту снова пересохло.
  - Еще два золотом. Ольстерры в прошлом году дань подняли. Тогда мы насобирали кое-как, запасы продали. А сейчас воины пришли - все забрали, значит. Запасы в телегу погрузили, жену с двумя дочерьми туда же. Говорят, служанками в замке сделают. Это на один золотой долга, говорят. Ну, а меня сюда отправили - второй отрабатывать. Лет через десять, может, и выйду. Да только вряд ли - или не доживу, а если и доберусь целым, то забудут уже, за что я здесь. Кто ж меня выпустит-то. Ольстерру и дела нет до старого Кэттона. Главное, чтоб моих там не обижали, - говорил Кэттон.
  Мужчину словно прорвало, он вываливал слова торопливо, будто боясь, что его прервут. Что он не успеет поведать о своей жизни, о том, что засело у него в груди уже давно и стремилось наружу, но никак не находило слушателя. Я молчал - Кэттону нужно было выговориться. К концу рассказа у пленника в глазах стояли слезы. Что здесь сказать? Как приободрить его?
  Сказать, что он выберется отсюда раньше? Даже я понимал, что вряд ли. Успокоить, что с его дочерями все хорошо? Судя по глазам Кэттона, это не так, и он это понимает.
  Я задумался - что я вообще знаю об этом мире? Какие здесь правила? Как нужно себя вести? Ведь если скажешь что-то не так, то вряд ли тебе грозит небольшая драка, как в моем мире. Нет, скорее тебе отрубят голову, и не посчитают это излишней жестокостью. Вот что я понял за те короткие часы пребывания здесь.
  Мысли прервались стуком - похоже, в переулке рядом с нами отворилась дверь. Грохот лязгающих сапог эхом отражался от стен. Около камеры показался детина с пудовыми кулаками. Огромный, он макушкой подпирал каменный потолок. В пальцах, похожих на сардельки, мелькнул ключ, стражник неожиданно ловко провернул его в пазе замка. Камера отворилась.
  - На выход, убогие. Пора отрабатывать пайку, - пробасил он и пошел дальше. Я смотрел и открытую дверь и думал - может, напасть сейчас? Нет, рано. Я даже не знаю, куда бежать.
  Кэттон утер рукавом робы лицо, поднялся, сделал шаг к выходу. Обернулся на меня.
  - Не зли стражника. Иначе оба останемся без еды, - уже спокойно проговорил мой новый приятель. Я подивился - как быстро он восстановил самообладание. Только что чуть не плакал, рассказывая об утерянной семье, а уже через секунды снова спокоен. Что-то не так с этим Кэттоном.
  - Куда нам нужно идти? - спросил я, поднимаясь. Тело отозвалось болью, но я старался игнорировать ее - главное, тяжелый травм нет, а к остальному можно и привыкнуть.
  - Как куда? Мы же в темнице. На рудники, за медью, - удивился Кэттон и вышел из камеры.
  Я последовал его примеру. Из-за угла показался стражник. Посторонившись, я пропустил его, вжавшись в стену. За ним, понуро опустив головы, брела колонна мужчин в таких же, как у Кэттона, робах.
  - Новенький, - неодобрительно сощурился стражник, оглядев меня с ног до головы. - Одежду получишь вечером, пока и эта сойдет. Кирки на выходе. Поторапливайся.
  Я последовал примеру братьев по плену и опустил глаза, стараясь не встречаться со стражником взглядом. Выстроившись в колонну по двое, мы побрели за надзирателем по узкому, освещенному лишь парой факелов, длинному коридору.
  ***
  - Сейчас мы недалеко от входа, наверное, в тысяче шагах всего, - рассказывал Кэттон, мерно ударяя киркой по горе. У меня получалось не так хорошо - орудие добычи так и норовило отскочить от камня и ударить хозяина. Хоть Кэттон и учил, что бить нужно ровно в расщелины между камней, но получалось все равно плохо.
  Вот уже второй час мы добывали руду. Точнее, этим занимались остальные заключенные. А я лишь делал вид, потому что за сотни ударов так и не смог отколоть здоровенный иссиня-черный обломок, торчащей в каменной гряде. И надеяться на то, что работа здесь закончится, не приходилось - вокруг, в стенах, были рассыпаны тысячи, если не десятки тысяч таких обломков.
  Уже знакомый детина, который, как оказалось, трудился надсмотрщиком крыла темницы, где содержалось пятьдесят заключенных, в том числе и я, подошел ближе. Я выпрямил затекшую спину и с натугой взмахнул киркой. Железяка, весящая, наверное, килограмм пять, с гулким стуком опустилась на камень. Отлетело несколько крошек.
  - Работать, падаль! Кто не сдаст кусок руды, не получит похлебки! - прикрикнул надзиратель и прошел дальше, чуть потянув за цепь, протянутую вдоль нашей стены. От нее тянулись цепочки чуть уже, к нашим шеям, где крепились за стальные ошейники. Цепочка натянулась, я почувствовал, как стягивается железом горло. Сжал зубы, сдерживая стон - как оказалось, надзиратель был садистом, и ему доставляло удовольствие причинять нам боль. Молчи, Лис, пока молчи.
  Кирка взлетела над головой, я с силой опустил ее на камень. Удар - есть, кажется, обломок руды поддался. Не поверив своему счастью, я потрогал темно-синий металл. Да, так и есть, качается.
  - Вот видишь, уже получается. Ничего, скоро пойдет, а там, может, и наверх переведут, - улыбнулся Кэттон.
  Мы неспешно переговаривались все время, пока махали кирками. Как оказалось, Ольстерры привезли меня пленником в одну из пещер, где добывалась "коба" - местный аналог меди. Металл пластичный, хорошо перерабатывается, и доступен по всей горе Прибой.
  Да, та самая гора, до которой мне не удалось добраться, пока я сматывался от всадников. Оказалось, что внутри она вся изъедена шахтами.
  - А что там, наверху? - спросил я, закусывая губу. Побитое тело сопротивлялось физической нагрузке, мышцы ныли, крича о необходимом отдыхе.
  - Все забываю, что ты не местный, - улыбнулся приятель. - На шахтах у нас работает весь люд. Те, кто добровольно приходит в графство наниматься, долбят стены в золотых и серебряных приисках. Таких как мы, рабов, туда не отправляют просто так - слишком велик риск того, что украдем чего да смоемся. Поэтому мы и добываем медь - она в глубине горы, так что контролировать нас легче.
  - И что, наверх реально перейти? - спросил я, замахиваясь в очередной раз киркой. Охранник, прогуливающийся вдоль раскопок, приближался, а нарываться на очередной удар кнутом или удушение не хотелось. И так к ранам, полученным в бою, добавилась расцарапанная цепью шея.
  - Сбежать решил? - засмеялся Кэттон. Я промолчал. - Перейти можно, как ты говоришь, реально, но потрудиться придется. Нужно сначала охраннику своему доказать, что ты исправился, хочешь работать. Потом приемщики руды должны сообразить, что ты много приносишь. Ну а потом если кто из них будет в хорошем настроение, да тебе повезет, то начальник шахты обратит внимание. Служить нужно долго и много, так что особо не рассчитывай. За тот год, что я здесь, только двоих перевели. Да и то, сдавали они по сотне кусков за день - с детства руду добывают, а потом попали под горячую руку Ольстерра, вот и оказались рабами.
  - По сотне кусков, - пробормотал я и приуныл, глядя на кусок руды в стене. Кажется, он поддавался, и еще за пару часов я его вытащу. Рядом с Кэттоном валялись три бруска - это, как пояснил приятель, считалось хорошим результатом за первую смену. - Нереально. Совсем нет.
  - Да не унывай ты, - рассмеялся Кэттон, глядя на мою понуренную физиономию. - Ты ищи хорошее что-то. Тебя же не "гальку" добывать поставили.
  - Что за "галька"? - спросил я. Для меня галька всегда была небольшими камушками, которые можно был найти на песке. Как оказалось, я был не далек от правды.
  - "Галька" - это руби, - улыбнулся Кэттон. - Так называть проще. Маленькие камушки, но очень дорогие. Из них ювелиры украшения делают, для короля, для знати. Самый простой руби продать в городе можно за десяток золотых.
  - И что хорошего в том, что мы их не добываем? - удивился я. Кирка в очередной раз врезалась в стену, брусок руды поддался. Показалось, что он немного выдвинулся из камня. Я вытер пот, оставляя на руке черные грязные разводы.
  - А то, что руби в основном можно найти в скалах прямо в воде. Не знаю, уж почему, но только там они появляются. А ты попробуй, помаши киркой под водой - ничего не выбьешь. Вот и отправляют туда конченных людей, разбойников, что честный люд губят. Они, как отбой у моря, сразу в воду. И так несколько часов, пока вода снова не закроет скалу. В общем, тоже самое, что у нас, только стоишь в ледяной воде по пояс, а то и по грудь. Там надолго не задерживаются, быстро заканчивается жизнь, - проговорил Кэттон.
  Я промолчал, в очередной раз подивившись нравам этого мира. И как мне отсюда выбраться? Я принялся махать киркой, стараясь отогнать грустные мысли о теплом доме, но мне помешал гулкий звук. Кэттон бросил кирку, схватил меня за плечо и закричал:
  - Бежим!
  Я последовал его примеру, лишь на секунду замешкавшись. Спина онемела, ноги не слушались, будто одеревенели от постоянной нагрузки, и мы, семеня, согнувшись, ринулись прочь из шахты.
  - Куда! Стоять, уродцы! - завопил надзиратель, хватаясь за цепь. Закричал скорее радостно, чем грозно - понимал, что от цепочки мы никуда не денемся, но наш демарш позволит ему получить удовольствие. Получить удовольствие через нашу боль.
  Цепочка впилась в шею, я захрипел. Рядом рухнул, будто подкошенный, Кэттон. Мужчина схватился за цепь, будто пытаясь оторвать ее, но лишь раздирал в кровь горло и ногти. Что задумал мой приятель? Зачем он побежал? Глупостью было слушать его, думал я, чувствуя, как теряю сознание от нехватки воздуха.
  Почему я послушался соседа по камере? Грозный окрик? Усталость? Или тот неприятный гул, несущий опасность? Я прислушался - гул нарастал. Внезапно раздался грохот, многократно усиленный эхом, отраженным от стен.
  Пещера шахта напоминала цирковой шатер, только в десятки раз больше. По стенам, на разной высоте были проложены деревянные узкие полы, словно строительные леса в моем мире, только слепленные наскоро, без плана и проекта. С одной из таких площадок, на высоте десятка человеческих ростов, и упал первый камень. Кусок руды рухнул вниз, с гулким стуком приземлился на нижний ярус, подняв пыль. Руда весила больше, чем мы с Кэттоном вместе взятые. И упал кусок прямиком туда, где валялась брошенная моим приятелем кирка. Я поежился - если бы не крик приятеля, такой камень меня бы расплющил.
  Стук кирок прекратился. Все, даже охранники, молчали. В воздухе повисло напряжение - словно все ждали чего-то, с неохотой, с опаской. Затем гору прорвало. Камни неслись вниз целыми горстями. Скатился огромный валун, расплющил площадку, где обустроились охранники. Столик для карт, стулья, корзины со съестным - все оказалось погребенным под выродком горы.
  Наконец, грохот стих. Я сидел, оглушенный, пытался рассмотреть сквозь стоящую стеной пыль Кэттона. В ушах не прекращался звон. Я ощупал ноги, убедился, что камни не повредили их. Кряхтя, поднялся, зажал нос и рот рукой. Закашлялся, вдохнув осевшую на коже пыль.
  Оглушение проходило. Я расслышал многоголосый стон. Похоже, не всем так повезло, как мне. Я опустился на корточки, зашарил по полу. Цепочка-ошейник все еще на моей шее. Такая же у Кэттона, и расстояние между нами не может быть больше пяти метров.
  Наконец руки наткнулись на что-то теплое. Плечо. Стараясь не обращать внимания на пыль, что разъедала глаза, я помахал руками перед лицом находки. Точно, Кэттон!
  Я похлопал приятеля по щекам. Тот закашлялся. Очнулся!
  - Живой? - пробормотал приятель, держась руками за бок. Я отвел ладонь - норма, похоже, просто задело по касательной краем камня.
  - Держись, сейчас перевяжу. И нужно выбираться отсюда. Сможешь идти? - спросил я, принимаясь за рану. Оторвал кусок робы Кэттона, сложил вдвое - так, чтобы внешняя сторона оказалась внутри, а свежая, теплая от тела - снаружи. Приложил к ране, перевязал узкой полосой ткани - бывшим воротником робы приятеля. Осмотрел свою работу.
  Конечно, не то что нужно, но найти в этом месте что-то, чем можно обеззаразить рану, похоже невозможно. Хорошо, хоть умею делать перевязку - сенсей настоял на том, чтобы каждый тренирующийся овладел навыками первой помощи. Полезное дело, пригодилось.
  Пыль постепенно осела, удалось осмотреться. Шахта оказалась разрушена не полностью - завалило лишь пару проходов в расщелины. В том числе и ту, где находились наши камеры.
  Кашляя, мимо прошел, тяжело топая, охранник.
  - Эй! Ему врач нужен! - окрикнул я надзирателя.
  - Сдохнуть ему нужно! - огрызнулся детина, но подошел ближе. Всмотревшись в наши лица, он помрачнел больше обычного. - Черт, вы из правого крыла. Так, падаль, не дергаться, собраться в кучу.
  Я махнул ему рукой.
  - Черт! - выругался охранник, проследив за моим взглядом по цепочке. Наши соседи поневоле оказались под грудой камей. Наружу торчали лишь ноги в драных, покрытых пылью сапогах.
  Я подивился собственной хладнокровности. Нет, вид крови меня никогда не смущал, но если бы кто-то пару дней сказал, что я буду спокойно смотреть, как в десятке шагов от меня лежат расплющенные валунами тела, я бы лишь посмеялся. Все-таки я дитя города, где редко в реальности увидишь много крови на траве перед домом.
  Подойдя к нам с Кэттоном, стражник отстегнул ошейники. Проделал тоже самое и с соседями, забитыми ссутуленными юношами и мужчинами. Всего вокруг нас собралось восемь человек - все звено цепи, не считая раздавленной двоицы. Испуганные, пленники озирались, не смея глядеть надзирателю в глаза.
  - Эй! Отведи падаль наружу. Пусть начальник сам решает, где их размещать. Крыло их завалило. Давай, поторапливайся. Ответ - и возвращайся. - приказал детина молодому стражнику, который с ужасом оглядывался на раздавленных. Тот кивнул, направился к нам. А надзиратель, обернувшись к остальным пленникам, завопил - Так, работы по руде закончились! Разбираем завалы, быстро! И убрать трупы, мне здесь вонь не нужна. Падаль!
  Стражник вытащил меч и кивнул в сторону одной из расщелин. Пленники послушно выстроились в колонну перед стражником, огибая по широкой дуге лезвие меча. Положив руку Кэттона на свое плечо, поддерживая его за здоровый бок, я последовал их примеру.
  Похоже, вот он шанс? Сейчас, когда все смешалось? Дойдем на выхода из шахты вместе. Там броситься на стражника. Я оглянулся - совсем молодой парнишка, не чета тем рыцарям, против которых уже довелось сражаться. С этим и драться не придется - просто отобрать меч и связать. Ну а потом - бегом, в леса. Все лучше, чем в рабах ходить.
  Кэттон, вяло перебирающий ногами, вдруг споткнулся. Я придержал его, помог сохранить равновесие.
  - Прости, Лис. Помутилось что-то. Наглотался пылищи, - улыбнулся Кэттон. Похоже, рана на боку ныла сильно, причиняя приятелю боль - лицо у него исказилось, выдавая вместо улыбки кривую усмешку.
  И его мне нужно сейчас оставить, убегая? Я задумался - темный узкий коридор продолжался далеко вперед, но там уже замаячил прогал. Расщелина, откуда пробирался яркий свет. Я еще раз оглянулся на стражника. Тот расслабленно брел сзади, положив меч в ножны. Легкая цель.
  - Не тяни, хороший шанс, - пробормотал Кэттон, правильно истолковав мой взгляд. - Прислони меня к стене и действуй.
  Захотелось выругаться. Все верно, бежать сейчас - лучший вариант. Конечно, неясно, что ждет впереди. Но ведь все лучше, чем снова подставлять шею под цепь?
  Я вспомнил крик Кэттона, когда впервые услышал гул в шахте. Сколько прошло секунд после, прежде чем кусок руды рухнул на кирку? Три? Успел бы я отпрыгнуть? Успело бы изнуренное ранами и трудом тело отреагировать на опасность?
  - Еще рано. Слишком опасно. Иди дальше, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно увереннее. Не то чтобы я слишком сильно верил в судьбу, но упускать такой шанс. Впрочем, вряд ли я делаю что-то неправильно.
  - Зря, - покачал головой Кэттон.
  - Вместе еще сбежим. Сейчас главное наружу пройти, а там разберемся, - прошептал я.
  - Эй, не болтать там! - рявкнул стражник. Несмотря на субтильную комплекцию, возглас, усиленный узким коридором и каменными стенами, получился убедительно грозным.
  Подъем стал круче - оказалось, что шахта начиналась не на уровне моря, как я думал, а уходила далеко под землю. Последние метры к выходу на солнечный свет давались с огромным трудом. Колени хрустели, приходилось кроме себя тащить еще и Кэттона, который после упавшего на ногу камня двигался с трудом. Наконец, преодолев последнюю лестницу, мы вывалились наружу.
  Пройдя пару шагов от входа в шахту, я не выдержал. Ноги подогнулись, я рухнул на землю, повалив Кэттона. Черт, как же за день я отвык от яркого солнечного света. Лежа на теплой, прогретой земле, я щурился, глядя на солнце, светящее прямо в глаза. После тусклых факелов шахты оно казалось нестерпимо ярким.
  Вдохнул полной грудью, чувствуя, как прохладный воздух, пропитанный ароматом леса и свежести пробирается в легкие. Опершись на локти, я чуть приподнялся. Рядом валялись уставшие пленники. Стражник отошел к группе таких же мужчин в легких доспехах, не обращая на нас внимания.
  Вокруг носились люди. Нет, много людей. Кучками, они мельтешили перед глазами, каждый чем-то занятый. Кто-то нес тюки с соломой, другие катили на тележках руду. Вдали прохаживались кони, их оседлали гордо приосанившиеся всадники. Крестьяне в простых одеждах, рабы в грубых шерстяных робах - все старались что-то сделать, превращая мир вокруг в разворошенный муравейник.
  - Добро пожаловать в деревню Маринэ, - сказал Кэттон. - Не думал, что увижу ее так скоро.
  Я промолчал. Позже, все проблемы позже. Пока просто подышать свежим воздухом, вытянуть огрубевшие мышцы. Дать телу хоть немного отдыха.
  К нам направился один из мужчин, до этого слушавший яростно жестикулирующего стражника, что привел нас в деревню.
  - Ну что, смертники. Давайте разбираться, что с вами делать, - усмехнувшись в густые усы, сказал новоприбывший. Он был одет в легкую кожаную куртку, с протянутой через плечо синей лентой. Такой же, как у нападавших на меня всадников.
  - Начальник стражи, - шепнул Кэттон, заметив мой вопросительный взгляд. Похоже - это лента, отличительный признак офицерского состава? Значит, есть чем гордиться, раз я справился с не одним таким "офицером".
  - Пока вам в шахте жить негде, а гонять на разбор камней по два раза в день, - слишком долго. Да и стражников под этого выделять придется, - словно разговаривая вслух сам с собой, проговорил начальник стражи. - Ладно. Повезло вам, благодарите богов. Пока что здесь поработаете, а там посмотрим.
  Я не сдержал улыбки. Отлично. Если в шахты спускаться не придется, значит, шансов сбежать больше. Да и проще - судя по тому гвалту, который стоит в деревне, контроля за рабами здесь меньше.
  - Эй, в камеры их! - крикнул начальник стражникам, похоже, потеряв к нам всякий интерес.
  - Похоже, выживем? - улыбнулся я Кэттону, подставляя плечо. Охнув, тот оперся о меня и мы заковыляли за криками подгоняющими нас стражниками.
  Глава 6
  - Вообще у нас довольно спокойно осенью - сбор урожая, скотину тогда же режем. Кто же будет воевать, когда пора запасы на зиму делать? А вот потом, когда снег падает, начинается плохое время, - усмехнулся Кэттон, бросая в чан очередную очищенную картофелину. Вообще этот овальный овощ назывался "тофлер", но по вкусу - та же наша картошка. Да и выращивается также. Вообще, мир, в котором я находился, был сильно похож на нашу Землю. Простая, доступная всем еда - такая же как у нас. Те же каши из круп, горячий хлеб, который здесь пекли не кирпичами, как у нас, а шарами. Первый раз зайдя на кухню, куда нас отрядили работать, я вздрогнул - в углу, в плетеных корзинах, были навалены желтые мячи. Потом попробовал - тот же хлеб, только другой формы. Не хватало ему жесткой корочки. А так - вкусно.
  - А зимой что? - спросил я, подбирая с земли картофелину. Наверное, тысячную за сегодняшний день. Кто-то бы сказал, что чистить тофтелы на целую деревню, а это человек триста, довольно скучная работа. Но в мои армейские годы приходилось готовить и больше, поэтому время проходило хорошо, за беседой. По крайней мере, намного веселее, чем долбить киркой в затхлой шахте, где из света - один факел на пятьдесят шагов, а воздуха не хватает.
  - Зимой реки замерзают, рыбы меньше. Да и в леса соваться не стоит - с гор спускаются твари всякие. Говорят, эльфы с ними дружны, но что-то мне не верится, что эльф сможет сговориться с варгом. Тот его скорее сожрет, чем привяжется, - засмеялся Кэттон и взялся за новую картошку. Рана у приятеля заживала, скоро и следа не останется. Не сильно оцарапался.
  Благодарить за работу на кухне, кстати, стоит именно товарища. Я улыбнулся - вот уж правду говорят, в любой беде что-то хорошее найти можно. Ночевать нас поместили в плетеные клетки в углу деревушки, которая из себя представляла скорее крепость, чем что-то пригодное для жизни. Взяли деревья, забили около горы. Полукруг диаметром в тысячу шагов, так, что вход в шахту был ровно посередине - и вернулись к той же горе. Вот и весь забор. А внутри расположили несколько шатров, да деревянные навесы, где хранились куски руды. Вот и вся деревня.
  К утру Кэттону стало совсем плохо - рана на боку воспалилась, идти самостоятельно он не мог. Я выпросил у стражников колбу спирта, промыл, приложил новую повязку. Понятно, что в шахту возвращаться ему нельзя было, загнется. И наверху тяжелое делать что-то не может. Вот и отрядили его на кухню - сидеть, чистить тофтеллы. Еще разбирать крупы - что похуже, то рабам, что получше - стражникам.
  На кухню, которая расположилась в одном из шатров, Кэттон вошел, уже привычно держась за мои плечи. И здесь везение - только я хотел оставить товарища и уйти грузить руду в телеги, как вышел повар. Который устроил скандал оказавшемуся неподалеку начальнику стражи - ему давно требовался помощник, способный разгрузить продукты. Тут мне и повезло - начальнику стражи надоело слушать повара, он махнул на меня рукой: "Забирай". Грузчиком я работал в основном с утра, а в оставшееся время вместе с приятелем занимался нудной работой поваренка и слушал все новое и новое о мире, где оказался. И так уже четвертый день.
  - Хотя осенью и кочевники напасть могут, но сейчас уже реже - и Керч, и графства разрослись, людей много. У нас здесь принято иметь помногу детей, это только у меня в семье две дочери было. Обычно десяток деток у каждого отца, - сказал Кэттон. Вспомнив про семью, приятель погрустнел на секунду, но сразу встряхнулся. Я усмехнулся - сильный он духом, этот Кэттон.
  - А кочевники-то что? Им что надо? Земли им вроде неинтересны? - спросил я.
  - Из хороших краев ты, Лис, раз таких вещей не знаешь, - улыбнулся Кэттон. Я промолчал - рассказывать не хотелось, а товарищ тактично не выспрашивал у меня подробности про то, откуда я приехал. - У нас каждый знает в деревне - если кочевники на горизонте, значит, бабу и детей прячь, а сам скорее выходи. Они трусливые эти кочевники - если увидят мужиков с оружием, могут и уехать. Но вот если баба или ребенок попадется - все, пиши беда. Бабу-то на месте снасильничают, или чуть дальше отвезут. А дите - с собой заберут.
  - А дети-то на что им? - спросил я, невольно перестраиваясь на манеру речи Кэттона. Поначалу меня раздражал его деревенский выговор, с постоянно напевными выражениями, но потом свыкся.
  - Кто их знает. Есть разговор, что развлечение у кочевников такое - дитями в гонки играть. Привязывают их веревкой к коню, и давай, по всей степи, или по горам. Ну и наперегонки - кто быстрее. Взрослого-то лошадь далеко не провезет, тяжело ей. А ребенка - что там, хвост легкий выйдет, - нахмурился Кэттон, чуть сильнее сжав тофтель. Картофель треснул, брызнув соком.
  Я поежился. Раны на теле почти зажили, дышать было не так больно, как сначала. Порезы на спине тоже срослись, но я хорошо помнил, каково это - скользить по земле, когда камни раздирают кожу и мясо под ней. А если так не мгновения, а целую гонку? Сколько может длится такое развлечение? Минуту? Пять, десять минут? Звери.
  Грудь тяжело вздымалась. Я замер, стараясь выгнать из головы все мысли. Этот мир удивлял меня. В начале каждого разговора Кэттон умудрялся рассказать что-то хорошее, но в результате все сводилось к чему-то настолько мерзкому и звериному...
  Кэттон замолчал - по его смущенному лицу было ясно, что он понял мое состояние. Товарищ спрятал взгляд и сосредоточился на чистке картошке. Я заметил, что мой тофтель уже очищен, но руки продолжают остервенело срезать уже сочную белую мякоть. Вздохнув, я бросил плод в чан и отложил короткий и тупой нож.
  После падения с крыши я оказался на большом полуострове, который сами местные жители называли Приграничьем. Почему? По сути, буквально через десяток километров по морю начинались острова, где безраздельно правили эльфы. Конечно, этого было мало для такого громкого названия, но Кэттон в ответ на возражения пожал плечами: "Не знаю. Всегда так называли, я с детства помню".
  На самом полуострове больше всего места занимала гора Прибой, которая расположился прямиков в середине северного побережья. По бокам от него были построены замки графов - Донгеллов и Ольстерров. Первые были ближе к западу, к владениям эльфов. Ольстерры расположились на восток от Прибоя, между горой и еще одной гордой грядой, которую здесь назвали Гномьей границей. Она-то и преграждала путь с полуострова на материк. Путей в большой мир было несколько - по верхам, довольно длинный, но безопасный, который в основном использовали торговые караваны. Через сами горы - гномы вырыли несколько сквозных туннелей, который охраняли и брали плату за проход. Или же по заброшенным туннелям и шахтам - их тоже делали гномы, но не как транспортный путь, а как источник руды и драгоценных камней. Интерес карликов к ним пропал, а вот искатели приключений пытались прославиться, найдя короткий свободный путь через гору. Или сокровища гномов, о которых ходило много легенд.
  По рассказу Кэттона, многие рискнувшие так и не возвращались. Ни с сокровищами, ни с пустыми руками.
  На южной стороне находилась столица Приграничья. Основой города Керч служил замок с таким же названием. Крепость расположилась на горе, которая обрывалась крутым утесом к морю. Так раньше строили все города - наверху, на возвышенности, замок, чтобы проще было обороняться от врагов. А вокруг него, в низинах, появлялись деревни, которые позже из-за нехватки места объединялись в один город. Так возник и Керч. Почти сто лет назад была построена вторая крепостная стена - теперь в городе был защищен не только замок, но и кварталы зажиточных горожан и ремесленников.
  - Последняя война с кочевниками была уже давно, не рискуют они нападать. Может, ты еще и увидишь Керч, - говорил Кэттон, и в этот момент глаза у него заволокло мечтательной дымкой. - Дома в три этажа, колонны, дорога из мелких камней. А за городом - замок. Вот уж неприступный, так это да. Если по нему идти с земли до верхушки шпиля, то придется шагать и шагать.
  Я посмотрел на Кэттона. Явно расстроенный моей реакцией на рассказ о кочевниках, приятель чистил тофтеллы. Нож мелькал в ловких пальцах, сдирая кожуру с овоща. Я прислушался к интуиции - вряд ли Кэттон представлял для меня какую-то опасность. А без товарищей, которым придется довериться, я вряд ли смогу выбраться отсюда. Похоже, пора раскрыться хоть кому-то.
  - Кэттон, помнишь, ты спрашивал, откуда же я приехал, если не знаю таких элементарных вещей? - спросил я.
  - Дело твое, у каждого из нас есть свои секреты, - пожал плечами Кэттон и тут же поморщился - рана еще давала о себя знать.
  - Дело не в секретах, - сказал я и понял, что меня смущало в рассказах Кэттона. Полуразумные эльфы, гномы, даже драконы - обо всех он говорил свободно, словно вся эта волшебная живность существует по определению. Но ни слова не сказал о магах. Я подумал - ведь если какая-то сила забросила меня в этот мир, значит, она же может и вернуть меня обратно? И кто-то этой силой управляет. - Дело в том, что я приехал издалека. Совсем издалека. Ты, наверное, о таких местах и не слышал. Там нет гномов, эльфов.
  - Да, я-то думал, что вислоухие пробрались уж на всю страну, - улыбнулся приятель. - Так откуда ты? И как сюда попал?
  - Ты слышал что-нибудь о магах? - спросил я вместо ответа и тут же отпрянул - Кэттон от моих слов побледнел, отбросил нож и замахнулся на меня.
  - Ты что творишь, сумасшедший?! - вскричал Кэттон. Я оттолкнул взбешенного приятеля, его рука не достигла цели. Кэттон отлетел, с гулким звоном задев ногой чан с картошкой.
  - Эй, что там у вас? - закричал снаружи приставленный охранять нас стражник.
  - Ничего, работаем! - ответил Кэттон дрожащим голосом и, испуганно озираясь, хлопнул себя по лбу. - Ты совсем не соображаешь, что делаешь? Хочешь сам в подвалах сгнить, да и меня прихватить заодно? Огня паладинов захотел?
  - Да что с тобой? Что я такого сказал? - спросил я, недоумевающие глядя на взбешенного приятеля.
  - Откуда ты, если совсем ничего не знаешь?
  - Не отсюда. Совсем издалека, из другого мира, - промолвил я и выложил Кэттону свою историю. Про прыжок, про плавание в черной гуще и пробуждение на опушке. Про драку с Ольстеррами и про то, как оказался в шахтах.
  - Оно и понятно. Чудеса, - пробормотал Кэттон, успокаиваясь. - Смотри, не вздумай распускать язык.
  - И не думал. Тебе рассказал только - надо хоть понимать, куда идти дальше. А кроме тебя, мне и поговорить здесь не с кем, - ответил я. Кэттон поморщился:
  - Тебе надо думать, как здесь выжить. Так вот какие вы, пришельцы из других миров.
  - Пришельцы? Я не один такой? - уцепился я за фразу приятеля. Нож у меня в руках дернулся, прорезал кожу на ладони. Кровь закапала на белый тофтель. - Черт!
  - Я сам не видел, но раз в два, три года, паладины объявляют о поимке такого. Пришелец из чужого мира, который пытается найти скверну. И сжигают в назидание всем на городской площади.
  - Какую скверну? - я поперхнулся. Сжигают на площади? Этот мир продолжает удивлять меня своей добротой.
  - Магия, - сказал Кэттон шепотом, озираясь. - Признана скверной. Опасной заразой, которая приводит к беде. Голод, войны - все это идет от магии.
  - Но при чем здесь церковь?
  - Святые паладины против магии. Они живут среди нас, постоянно следя, чтобы скверна не прошла в нас мир, не засеяла свое семя.
  - Да откуда в вас это? - я покачал головой. Попасть в другой мир, в средневековье, населенное волшебными существами, и узнать, что здесь пылают костры инквизиции. Отличная ситуация.
  - Паладины появились из самых яростных служителей церкви, которые не побоялись выступить против магии с обнаженным мечом, - начала рассказывать Кэттон, явно кого-то цитируя. Похоже, эту историю в Приграничье читают детям перед сном. - Это старая история. Властитель замка Керч и наш король, Лонгфорд шестой, говорит, что жизнь на полуострове началась после кораблекрушения. Тогда-то его потомки и основали здесь замок Керч. Но многие считают, что это неправда. Говорят, раньше мир принадлежал магам. Они стремились к власти не только в нашем мире, но и в мирах по соседству, пытались проникнуть туда, ставили опыты. А обычные люди были для них чем-то вроде опытных образцов. Тогда-то и появилась церковь. Люди уверовали, выступили против магов. И началась война. Говорят, весь континент был охвачен огнем.
  Кэттон замолчал, покрутил в руках тофтель, словно раздумывая, рассказывать ли дальше. Бросил плод в чан, взялся за новый, с тоской посмотрев на гору нечищеных картофелин, которые горой возвышались рядом. В два человеческих роста, склад тофтелей уходил под самый потолок шатра. Запас еды больше чем на неделю.
  - Про саму войну рассказывают мало. В итоге люди и маги договорились, бойня закончилась. Но говорят, что на самом деле на континенте победили маги, но открыто править не стали - поставили своих марионеток на ключевые посты, а сами скрылись. Люди им были нужны как скот, материал для опытов, а отвлекаться на управление волшебникам было недосуг. Кто их знает, как было на самом деле - слишком много времени прошло, да и живем-то мы на своей земле, а не на их.
  - Так причем здесь кораблекрушение?
  - Один из проигравших войну королей решил сбежать с континента, не захотел принимать тайную власть магов. Он собрал самых преданных воинов, послушных крестьян и уплыл на громадном корабле. Фрегат догнали, почти разрушили, но моряки смогли дотянуть до полуострова, который и назвали Керч. Того короля звали Лонгфорд первый. Он заложил замок Керч, договорился с гномами, что те не пропустят скверну с континента на полуостров.
  - По сути, запер всех подданных здесь? - спросил я. Никогда не любил долгие исторические рассказы - слишком много неправды обычно преподносилось за истину. Но Кэттон излагал легенду - может быть, в ней не так много лжи.
  - Да. Чтобы спасти их и спастись самому. Скверна умеет соблазнять - деньгами, властью, красотой. Маги не гнушались использовать любые методы, - покачал головой Кэттон. - Они выискивали среди людей тех, кто обладал способностями, переманивали на свою сторону.
  - Почему они не пытались договориться с людьми? - спросил я.
  - Ты бы стал договариваться о чем-то со стадом овец? - удивился Кэттон. Я поморщился - похоже, в каждом мире психология у людей одна и та же.
  - Как же тогда король понимает, кто проходит на полуостров, обычный торговец, или маг, который просто не творит заклинание? Ты же говорил, что пути для караванов через Гномьи горы открыты? - спросил я. В голове вертелась мысль, связанная с этой горной грядой, но я никак не мог ухватить ее. Что же там было такое, о чем мне нужно знать?
  - Когда жизнь на полуострове начала налаживаться, когда Лонгфорд понял, что хочет осесть здесь - он создал из приближенных свой церковный орден. Церковь помогла людям не стать паствой магов, решил Лонгфорд, она поможет и остаться свободными. Появились паладины, люди, которые смогли противиться магии в себе, но не искоренять ее. Они смешали магию и веру, стали носить серебряные доспехи и бороться со скверной.
  - Подожди. То есть ты хочешь сказать, что паладины - это и есть маги, - прошептал я, озираясь на проход, где караулил стражник.
  - Смотри, не сболтни такое где-нибудь, - посмотрел на меня Кэттон. Выражение его лица демонстрировало, что я несу ересь и готовлюсь взобраться на костер. Приятель поднял руку с зажатым в ладонях ножом и, жестикулируя, продолжил назидательным тоном - Паладины - это те, кто ищет магию, борется с ней, пусть и ее же методами. Паладины искореняют скверну. Из таких неучей, как ты. Поэтому становись скорее умнее, не болтай лишнего, и не ищи магов.
  - Кэттон! - воскликнул я так, что приятель вздрогнул. Мысль сформировалась - вот что упущено в рассказах. Я улыбнулся и, понизив тон, спросил. - Кэттон, а что ищут те храбрецы, что в одиночку бродят по подземельям Гномьих гор.
  Кэттон покачал головой, с отвращением посмотрел на тофтель и швырнул его в чан. Похоже, я попал в точку.
  - Говорят, что в этих горах сражались гномы, люди и маги. Волшебники не хотели отпускать Лонгфорда и людей, не хотели оставлять нам полуостров. Тогда Лонгфорд договорился с гномами, и они навсегда выбросили магов с нашей земли. И гномы стали служить Лонгфорду, за что тот снабжает их всем необходимым - теплой одеждой, свежей едой, женщинами и золотом. Но ходят легенды, что в подземельях осталось много шахт, где до сих лежат тела паладинов и магов. Вот мальчишки и лазают туда, чтобы поживиться. Оружие, драгоценности, волшебные амулеты.
  Неужели ошибся? Но что-то неуловимое было в голосе Кэттона. Будто он сам не верил в то, что говорил. Я посмотрел на приятеля, который не выдержал взгляд и отвел глаза.
  - И это все? Ради ржавых мечей и пары амулетов парни бросаются в заброшенные шахты со всяким зверьем и рискуют жизнью? - спросил я.
  - Не только. Говорят, там скрыт Орден магов - остатки тех, кого не смогли разбить паладины, - процедил Кэттон.
  Я возликовал. Вот что скрывал приятель - не хотел, чтобы я ввязывался в авантюру, чтобы пытался сбежать в Гномьи горы.
  - Ты пойми, нельзя тебе туда одному идти. Снежные барсы, варги, татуары, ожившие скелеты. Там после войны магический фон стоит такой, что все твари притягиваются, - горячо и быстро заговорил Кэттон, активно жестикулируя. Я машинально отклонился назад, чтобы не попасть под размахивающие руки товарища. Это и спасло мне жизнь.
  Свист оборвал тираду Кэттона, заставил его оборвать фразу на полуслове. Стена шатра разошлась, в нее ворвался болт. Краем глаза я лишь успел заметить, как он пролетает мимо моей груди и впивается в чан.
  Рефлексы сработали быстрее, чем я успел это понять. Схватив Кэттона за шиворот, я рухнул на землю, таща приятеля за собой.
  - В угол, быстро, - шепнул я и пополз на выход. Если это по мою душу - нужно прорваться наружу и не заставлять противника ждать. Пробираясь к проходу, я увидел дырку в чане - болт пробил чугунные стенки, в палец толщиной, насквозь. Какое же оружие использовал стрелок?
  Работа на кухне пошла на пользу - тело, поврежденное в драках и погоне, оправилось от ран, отдохнуло, восстановилось. Краем сознания я почувствовал, как разум переполняет возбуждение. Удивительно, но мне, кажется, начинает нравиться постоянная опасность.
  В проеме показался противник. Как он прошел мимо стражника? Я вскочил, теперь нужды прятаться не было. Оставалось надеяться, что воин в темных кожаных доспехах с коротким мечом наготове был единственным, кто пришел по мою душу. И сейчас никто не целится мне в голову из арбалета.
  - Кто ты? Что тебе нужно? - спросил я, стараясь потянуть время. Клинок в руках нападавшего был слишком длинным, чтобы использовать приемы, подходящие для самообороны от ножа. Я посмотрел на оружие - странное, рукоять словно под две ладони, а само лезвие лишь чуть длиннее.
  - Тебе уже все равно, - донесся до меня глухой голос, искаженный тканью. Лицо нападавшего было скрыто маской, только темные глаза выглядывали из закутанной в плащ фигуры. Я встряхнулся, напряг мышцы, чуть присел, покачался с носка на пятку. Значит, по мою душу пришел. Что это еще за убийцы?
  Рывок! Противник бросился на меня, выставив вперед меч. Но не как рыцари Ольстерров, глупо, открываясь. Нет, убийца держал руку полубоком, вдоль тела. Мне в грудь целил не кончик лезвия, а широкая заточенная часть клинка. Такой удар отразить сложно, но еще сложнее перехватить руку.
  До удара оставалось два шага. Время словно замедлилось, мозг лихорадочно перебирал варианты. Правой рукой за запястье, под выпирающую косточку? Не успею, нож доберется до груди раньше. Просто отступить - враг несется так, что развернуться ему быстрее. Встретить прямым блоком - нечем, в руках только затупленный от постоянной чистки овощей нож.
  Пора. Работая на автоматизме, я принял, наверное, самое идиотское решение за всю свою жизнь. Хотя что мне оставалось делать? Противник - профессионал в этом виде оружия, и другого выхода я не нашел.
  Убийца добрался до меня, лезвие было готово коснуться поднятых перед грудью рук через считаные мгновения. Я сделал шаг назад и швырнул нож, свое единственное оружие, противнику в лицо.
  Воин дернулся в сторону, изменил траекторию меча и отбил мое оружие. Нож отлетел в сторону, не причинив убийце вреда. Но я выиграл секунду, когда он не полностью контролировал меня!
  Бросившись вперед, я, практически присев на корточки, ударил его плечом в ноги. Извернувшись, я упал на спину и успел подставить руки под летящий меч. Все посчитал правильно - блок пришел на запястья противника. И хоть меч скользнул в опасной близости от лица, я выдержал первый удар. Теперь главное - не сбавлять темп.
  Убийца отступил, но я схватил его свободной рукой за икру и дернул вперед. Тот замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. В стороны полетели расставленные около стен шатра столбы из мисок. С грохотом они рассыпались, разлетелись по полу. Я взмолился про себя - может, стражники услышат и прибегут на шум? Никогда бы не подумал, что буду ждать тех, кто сделал меня рабом.
  На секунду пол поменялся местами с потолком - я кувыркнулся назад, под ноги убийцы. Тот закачался, не удержался и рухнул на землю. Длинный меч отлетел в сторону и мы сошлись врукопашную.
  Сказать, что стало проще, нельзя - противник был отменным бойцом, и под градом ударов мне оставалось только защищаться, надеясь, что кулаки в кожаных обтягивающих перчатках не врежутся мне в лицо.
  Мы покатились по земле, ударились о стоящий посредине залы деревянный стол, за которым обычно обедали стражники. Повезло, противник не успел увернуться и врезался затылком в ножку. От удара он на секунду замешкался, я воспользовался ситуацией. Перевернувшись, я пнул его обеими ногами в живот, сделал кувырок обратно и принялся вбивать его голову в землю. Я опускал кулаки с максимально возможной скоростью - мышцы не просто ныли, а уже кричали от напряжения. Суставы в плечах хрустели, вопя о нехватке разминки. Пот лил дождем, капал на убийцу, смешиваясь с кровью.
  В глаз, еще раз, и еще раз. Повернул голову - в ухо, в челюсть. Обратно - значит, еще раз в глаз. Снова челюсть, нос, еще раз нос. Я услышал, как хрустнул хрящ, пожалел, что истории о том, что можно вбить человеку нос в мозг, всего лишь сказки.
  "Воин - это тот, кто следит не за эффектностью движений, а за их эффективностью", - вдруг прозвучал в голове голос сенсея. Я вздрогнул, откатился в сторону. Вовремя. Убийца в последние секунды перестал сопротивляться, позволил мне сломать ему нос. Оглушенный победой и собственной яростью, я не придал этому значения, и зря.
  Голос сенсея спас меня. В руке противника оказался нож, даже скорее широкая длинная игла, появившаяся из недр кожаного балахона. И сейчас оружие проткнуло воздух там, где мгновение назад находился мой бок. Секунда промедления - и я бы лежал, ловящий дрожащими руками льющуюся из тела кровь.
  Эффективность удара. Она не достигается слепым шквалом. Я чуть отступил, присел. Позволил воину подняться. Противник ухмылялся - сквозь порванную моими костяшками маску проступили разошедшиеся в улыбке губы. Он бросился на меня, занося для удара иглу, ожидая, что я отступлю. Но не в этот раз.
  Вместо бегства я сделал шаг вперед, выставив блоком левую руку. Так, чтобы занесенный нож был направлен прямо на ладонь. Убийца ускорился, стремясь пробить мне руку, думая, что я поставил блок рефлекторно, не понимая возможного ущерба. Обман - первый принцип боевого искусства. Когда вам рассказывают о том, как важна честная победа - не верьте. Когда твое тело готов пронзить нож, лучше руководствоваться правилом выживания - лучше убью я, чем убьют меня.
  Отступив в сторону, я убрал руку с линии атаки, и сделал клинч. Многократно отрабатываемый на тренировке удар. Отрабатываемый так, чтобы не мозг заставлял тело выполнять прием, а рефлексы работали, посылая сигнал мышцам. Одновременный удар - носком правой ноги под колено, так, словно делаешь шаг на высокую ступеньку и натыкаешься на преграду. Сильно бить не нужно, достаточно касания. Главное, вывести противника из равновесия.
  После удара нога не возвращается в исходную, а ставится рядом с ботинком убийцы. И сразу же - схватить рукой под локоть, надавить на сустав. Там, где мало мясо, где кость защищает только кожа.
  Все получилось так, как и учили. Убийцы взвыл, дернул простреленной болью в локте рукой. На окраине сознания я поежился - плохой удар, болезненный. Сколько раз я получал такой же, когда не справлялся с отработкой приема. Принцип правильных боевых искусств - не справился на тренировке с ударом, значит, ударят тебя, только уже без ошибок.
  Убийца отклонился в сторону, закачался. Но молча. Значит, либо высокий болевой порог, либо под действием стимуляторов - от такой боли даже мощнейшие бойцы хотя бы стонут.
  Не отпуская локтя, я повернулся на триста шестьдесят градусов, швырнул противника в открытый проем, прочь из шатра. Верное решение - падая, убийца задел рукой жердь, на которой крепилась ткань стен, и выронил нож.
  Я обернулся - Кэттон все также сидел в углу, расширившимися от ужаса глазами наблюдал за дракой. Я кивнул ему, как показалось, успокаивающе, и бросился наружу. Несколько секунд противник будет оглушен, нужно успеть.
  Глоток свежего воздуха пошел убийце на пользу - он, хоть и слегка покачиваясь и держась за пробитый локоть, уже вставал с колен и готовился вновь броситься в атаку. Вокруг столпились стражники, но в бой бросаться они не стремились, лишь наблюдали.
  Не отвлекайся. Я обернулся к противнику, разбежался, в прыжке ударил его ногой в грудь. Хороший удар против оглушенного - и толчок, и отвлекает. Противник выстоял. Я улыбнулся - еще лучше. Все как на тренировках - взял правой рукой его за ладонь, другую положил сверху. Надавил, заводя запястье противнику за спину. Убийца предсказуемо попытался высвободиться, попятился, причиняя себе еще больше боли. Наконец, покачнулся, опустился на одно колено. Дернулся, сбивая меня с ног. Падая на спину, но не отпуская его запястье, я улыбался.
  Сбив меня, убийца сделал хуже себе. Теперь я давил не руками, а дернул всем телом. Кость в плече хрустнула, убийца дернулся. Все, рука сломана. Я надавил сильнее, но противник так не промолвил и слова. Но бой остановил, похлопав меня ладонью - похоже, этот жест знаю не только бойцы в моем мире.
  - Ты справился с одним отражением. Но зеркало тебе не разбить, - пробормотал убийца тихо, но я смог услышать его. Присев на колени, я схватил его за грудки и уже хотел задать вопрос, но тут же разжал руки. Отстранился, спасаясь от взгляда убийцы. Мой противник лежал и шептал под нос, кажется, молитву. Вместо глаз на его лице были лишь два стеклянных шарика, которые стремительно покрывались льдом. Допев строчку, мужчина замолчал. Вздрогнул, изогнулся вперед, словно из земли вырвалась жердь и пронзила его грудь. Тихий хлопок - и вместо тела убийцы на земле передо мной осталась лишь мелкая пудра чистейшего льда. Я завороженно смотрел на пыль, пока не услышал сзади грубый голос.
  - Схватить его!
  Приказ прозвучал от темноволосого мужчины, на голову выше остальных, столпившихся вокруг стражников. С горделивой осанкой, облаченный в темный плащ, габаритами напоминающий медведя, он всем видом демонстрировал свое главенство. Я вспомнил, кто это - Сеттерик Ольстерр, тот самый, кто лишил меня сознания после погони. И по чьей милости я оказался в этой деревне.
  Сразу четверо стражников бросились выполнять приказ командира. Я не сопротивлялся - это было бы самоубийством.
  - Я защищался! - выкрикнул я, поднимая руки вверх. - Я не знаю, кто это был такой!
  - Защищался, - задумчиво проговорил Сеттерик. Стражники обступили меня, заломили руки за спину. Один из них набросил на запястья веревки, затянул, так, что я вздрогнул. - Я вспомнил тебя. Крестьянин, пытающийся украсть лошадь Хада?
  Я промолчал, но сдержал тяжелый взгляд "медведя". Похоже, моя легенда рушится.
  - Значит, не ты убил моих парней? И не знаешь, зачем ты понадобился монахам Гномьих гор?
  - Монах охотился за мной! Лис только защищал меня, - донесся голос Кэттона. Я обернулся - приятель, побледневший и, кажется, поседевший еще сильнее, стоял у разворошенного выхода из шатра.
  Сеттерик проигнорировал его, подошел, тяжело ступая, вплотную ко мне. Наградил ударом в челюсти.
  Казалось, череп взорвался, а глаза были готовы вывалиться из орбит. Я дернулся, и если бы не руки стражников, рухнул бы.
  - И кто же помог Донгеллам сбежать с девчонкой? - прорычал Сеттерик, отвешивая второй подзатыльник. Боли я почти не почувствовал, оглушение от первой пощечины еще не прошло. Только дернулся, но стражники быстро вернули меня в вертикальное положение.
  - Я не знаю, о ком вы, - прошамкал я, решив держаться до последнего. Если я скажу, что это я грохнул его парней, живым мне рассвет точно не встретить.
  - В камеру его с приятелем. И скажите палачу, пусть готовится, - бросил Сеттерик, потеряв ко мне интерес. Кэттон вскрикнул, бросился бежать, но успел сделать только пару шагов, как его повалили и скрутили. Я дернулся, но бесполезно, лишь веревки впились сильнее в запястье, протирая кожу. Стражники потащили меня к камере.
  Глава 7
  Начался холодный дождь. То ли маленькие капельки падали с неба, то ли льдинки. Я вздохнул, закашлялся, стараясь унять боль в легких. Никак не привыкну к климату. Море рядом, хоть я его еще и не видел. Чувствую, как вечерами холодает, а утром свежо даже у раскаленной кузницы с ее ароматами свежих железных опилок. Похоже, не суждено мне уже увидеть море в этом мире.
  Кэттон паниковал. Я, держась как мог, старался его успокаивать, но выходило плохо. Приятель был готов впасть в истерику, в глазах у него плескался страх напополам с безумием.
  - Да кто ты такой, черт возьми? То ты магов ищешь, то тебя монахи пытаются убить? Зачем ты здесь? - не сдерживаясь, не пытаясь говорить шепоток, наседал на меня Кэттон. Одно хорошо, теперь магия не была запретной темой. Далекие паладины пугали не так сильно, как палач, что только что прошел мимо клетки. Сухонький мужчина, с заостренным лицом и торчащим вверх носом напоминал крысу. Посмотрев на нас, он потер руки и улыбнулся, прошел мимо, напевая какой-то веселый мотив.
  - Я не знаю, зачем он на меня напал. Я про монахов-то первый раз от вас услышал, до этого и понятия не имел, кто они такие, - в который раз объяснял я Кэттону, но тот словно не слышал.
  - Ты не знаешь, какой на самом деле Сеттерик. Оплеухи тебе - это ничто по сравнению с тем, что сделает палач. Три дня! Три дня он не спал, когда поймал шпиона от Донгеллов в деревне! Три дня вся деревня дрожала, пока он резал и жег его. Даже в шахте было слышно. А когда то, что осталось от шпиона, несли в глубину горы, чтобы выбросить гнить, он еще стонал. Хотя ни рук, ни ног у него уже не было! - завопил Кэттон.
  Я почувствовал, как холодок пробегает по позвонкам. Липкий, паучьими лапками он цеплялся за кожу, вонзал свои хоботки прямо в тело и высасывал спокойствие и храбрость, оставляя лишь страх. Похоже, паника приятеля передалась и мне. Я поднял руку, схватился за прут клетки. Пальцы дрожали, несмотря на мои попытки сдержаться. Тревога и страх - вот что губит.
  - Я не знаю, что он хотел от меня. И я ничего не знаю ни о каких Донгеллах, - сказал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Получилось не очень - сиплый, проглатывающий согласные - я едва не пустил петуха.
  И Кэттон, и я понимали, что мне есть что рассказать. И вряд ли я продержусь долго под напором стали и огня, нет во мне опыта терпеть пытки. А затем что - смерть? Гнить в глубине шахты? Выхода я не видел.
  В деревне царила привычная суета. Грузчики, понукаемые стражниками, таскали поставляемую из глубины шахты руду в телеги, те отправлялись в путь, снаряженные тройками лошадей. Ворота открывались редко, и всегда под контролем четверых бойцов с обнаженными мечами. Часть руды грузчики отдавали в кузню, работающую в четыре смены.
  - Что здесь происходят? Они к войне готовятся? - спросил я, надеясь хоть как-то отвлечь Кэттона.
  Тот, замерев на полуслове, посмотрел на меня бешеным взглядом. Дважды вздохнул, прекратил размахивать руками. Сел в угол клетки напротив меня, прислонился к прутьям спиной.
  - Нет, выполняют заказ Лонгфорда. Сеттерик недавно договорился с Керчем, стал единственным поставщиком мечей и доспехов в королевскую армию. Лонгфорд не дорожит перемирием с кочевниками, понимает, что те лишь на словах обещают сохранять спокойствие, а сами продолжат набеги на деревни. Вот и вооружается король.
  - А здесь зачем так много оружия остается? - кивнул я на кузню. Вокруг деревянного домика, где жили три кузнеца, беспрерывно готовя мечи, были расставлены стойки с сотнями клинков. Еще не заточенные до идеальной остроты, они ждали, пока до них дойдут умелые руки.
  - Так из-за заказа же, - недоуменно посмотрел на меня Кэттон. - А, опять забыл. Когда Сеттерик договорился о поставке оружия, он получил много золота. Очень много. Смог доказать Лонгфорду, что если тот откажется покупать оружие у графа Донгеллов, то Сеттерик будет делать мечи дешевле и лучше. И больше. Поэтому сейчас Ольстерры и Донгеллы совсем в плохих отношениях.
  - Все решают деньги, - улыбнулся я, подивившись, насколько это похоже на мой мир. Фактически госзаказ какой-то.
  - Говорят, сам Лонгфорд и знать не знает, что у графов постоянно стычки. Но есть люди, которые на этом хорошо зарабатывают, - ответил Кэттон. Я подивился, насколько осведомлен был о политической жизни этот крестьянин.
  - Все как у нас, - поморщился я в ответ.
  Дождь разошелся, капли отбивали барабанную дробь по шатрам. Превращали разбитую копытами землю в кашу. Грузчики, чертыхаясь, заполняли очередную телегу рудой. В нашей клетке крыши не было - в землю на пару локтей вбивали металлические стены из прутьев, вот и вся темница.
  Я поднял лицо навстречу дождю - капли стали больше, приятно щекотали вспухшую от удара челюсть. Я открыл рот, почувствовал на языке солоноватый привкус. Пальцы перестали дрожать, а сердце вдруг бросило попытки выбраться из грудной клетки на свет. Чистый воздух, чистый вкус дождя. Мир вокруг, еще только осваиваемый людьми, мир, где природа еще не сдала позиций, не отдала на откуп человеку лучшие свои места. Меня переполнило спокойствие.
  Если через какое-то время пытаться анализировать любую схватку, то можно выяснить, что шансы на победу есть у любого бойца, в какой бы проигрышной ситуации он не находился. Незаметные шансы, умело прячущиеся за паникой и страхом - главное, вовремя их найти.
  Деревянные ворота распахнулись с неприятным скрипом, по толстому дощатому настилу в деревню въехал конный отряд. Цепи лязгнули. Во главе двигался мощный тяжеловоз, покрытый рыжим помпоном.
  Солнце, почти исчезнувшее в закате, отбросило тусклые блики по выпуклому доспеху. Всадник, двигающийся первым, вскинул копье, поставил его в специальное углубление в седле. На лице воина, мощного, под стать его коню, спокойствие и уверенность. Тяжелый конь с топотом двинулся вперед, остальные тесной группой последовали за ним.
  Стражники с натугой потянули цепи, ворота захлопнулись. Один из всадников, что двигался в середине колонны, скользнул на землю, остальные остались в седлах.
  - Август, главный паладин Керчи, - указал на рыцаря-тяжеловеса Кэттона. Я кивнул - действительно, главный. Вспомнил, что читал в исторических романах - в ранее средневековье, в опасное время, родственный статус играл меньшую роль, чем сейчас. Место во главе занимал обычно не самый пронырливый, а самый мощный, умелый, отважный. Это уже потом, когда проблемы заканчивались, налетали те, кто отсиживался в тылу, и собирали почести.
  - По чью душу? - спросил я, рассматривая прибывших.
  - Кто их знает, раньше не было такого, - ответил Кэттон.
  - А откуда знаешь, что это паладин? - спросил я, окидывая взглядом фигуру паладина. Конь медленно, без натуги, переступал с ноги на ногу, вокруг своей оси. Август осматривал деревушку. Я заметил, что больше внимания паладина занимают ворота, чем внутреннее содержание прииска.
  - На казнях видел. Он же зачитывает приговор, когда кого-то вешают или жгут на городской площади, - пожал плечами Кэттон. Я поморщился - да, приятель же рассказывал, что здесь распространены публичные казни как демонстрация власти.
  Пеший паладин, не походивший на воина, что-то эмоционально объяснял Сэттерику. Тот слушал, изредка, как мне показалось, с опаской поглядывая на Августа. Потом кивнул, что-то сказал паладину и бросился в шатер, где собирались воины, выделенные синей лентой Ольстерров. Я улыбнулся - будто офицерский домик, как у нас в армии. Военные везде одинаковые.
  Паладин легко, несмотря на вес доспехов, вскочил в седло, даже не опираясь, а просто придерживая коня за гриву. Подъехал к Августу, сказал ему что-то. Дождь набирал силу, поднялся сильный ветер, забивающий капли в глаза и мешавший смотреть. Я чертыхнулся - слишком далеко паладины, не поймешь, о чем говорят. Жаль, я бы пообщался с ними. Хоть Кэттон и заявляет, что паладины ярые противники магии, но чем-то же они с ней борются. И я бьюсь об заклад, что той же магией.
  Группа паладинов пришла в движение. Август выдернул копье из седла, наклонил, повернул острием вперед. Стражники распахнули ворота, конница, опять с грозным тяжеловесом впереди, тем же составом выехала из деревни.
  - Похоже, неприятности у Ольстерров. Видишь, как засуетились. Чтобы Сеттерик потерял самообладание - нужно постараться, - сказал Кэттон и улыбнулся. Я поддержал товарища - главный Ольстерр не вызывал никаких чувств, кроме омерзения. С виду большой, мощный, с благородным лицом, он должен был походить на рыцаря, такого, каких рисовали у нас мире на фэнтезийных книжках. Но что-то мимолетное было в его образе, что мешало воспринимать его таким. Я поежился - что-то, напоминающее гнилье.
  Сквозь завывания ветра донесся звук горна. Я прислушался - трубили из офицерского шатра.
  - Что это? - спросил я Кэттона, который при звуке сразу вскочил, вцепился в прутья и стал высматривать кого-то.
  - Тревога, - выдохнул Кэттон.
  Деревня превратилась в разворошенный муравейник. Сеттерик и его офицеры скрылись в шатре. Воины рангом помладше носились между арсеналом у кузни и шатрами, где отдыхала гвардия. Рабы побросали руду и схватились за носилки. Часть грузила снаряды - тесно спрессованные шары из сена со смолой. Другие тащили их в углы деревни, где под руководством стражников наскоро возводились катапульты. Лучники спешно занимали позиции на вышках, расставленных вдоль забора. Часть стрелков забрались на гору по неясно откуда появившимся канатам.
  К камере подскочил взъерошенный стражник, схватился за замок. Дрожащие пальцы никак не хотели попадать ключом в паз замка. Наконец воин справился, дверца отворилась, явив узкий невысокий лаз. Выбираться пришлось на полусогнутых, царапая об ржавое железо спину.
  Кроме нас, в клетках больше никого не было. Я сцепил ладони в замок за спиной, потянулся, с хрустом разминая затекшие от долго сидения суставы.
  - Одежду возьми, - кивнул на кухонный шатер стражник и бросился прочь. После драки я так и не успел надеть робу и мерз без верхней одежды.
  - Не понял. Нас просто так оставили, без присмотра? - спросил я, глядя на удаляющуюся спину стражника.
  - А какой смысл за нами сейчас смотреть? Тревога же! - голос Кэттона, с встревоженными интонациями, выдавал волнение.
  - И что? Что нам мешает сбежать? - я огляделся, приметив пару стражников, караулящих ворота. Один из них, бегом двигаясь к цепям, что открывали створы, споткнулся о свой же меч, болтающийся на поясе. Нелепо взмахнул руками, пытаясь восстановить равновесие. Не брякнулся носом в земли только за счет товарища, тот подхватил стражника за шкирку, встряхнул. С такими неловкими противниками я и один справлюсь.
  - Бежать? Кочевники нападают, Лис! Они окружат деревню со всех сторон, и если выиграют, то угонят нас в степь. И я не знаю, что хуже - плен у Ольстерров или рабство в степях, - поежился Кэттон. Я хотел уточнить, чем рабство здесь отличается у рабства кочевников, но не успел. Первая стрела с горящим наконечником по широкой дуге перелетела через ворота и приземлилась в тюк соломы. Сухая трава вспыхнула, словно бумага, повалил едкий дым. Ближайший стражник возмущенно взмахнул мечом, двое рабов послушались приказа. Приволокли с кухни ведро воды, залили пожар. Деревня засуетилась еще больше, рабы носились, убирая солому, подтаскивая боеприпасы к катапультам и лучникам.
  - Кочевники, - обреченно выдохнул Кэттон, указывая на стрелу.
  ***
  Несколько часов до нападения на деревню Маринэ.
  Лагерь кочевников
  Кто сказал, что цвет тьмы - черный? Этот человек ошибался. Тьма может быть разной. Сейчас шатер вождя кочевников окутала алая тьма. Пульсирующая алыми проблесками чернильная тьма. Две сущности, разные, словно солнце и луна, пытались желанием человека смешаться в одну. Смерть и покой, которые олицетворяла темнота, и страх с безумием, которые всегда окрашены в алый оттенок.
  Вандер, вождь кочевников, стоял навытяжку, опасаясь расслабить хоть одну мышцу, дать слабину. Кочевник знал - тьма наготове, она примет в жертву того, кто больше всего боится. А алый цвет безумия с удовольствием ей поможет.
  Кочевник разместился в центре пустого шатра, перед низкой скамьей, крышкой не доходящей до колен. На дереве распласталась жертва. Нагая дрожащая девушка, руки и ноги которой были вывернуты, привязаны за запястья и щиколотки к колышкам, вбитым в землю. Вбитым так, чтобы конечности были ниже, чем тело, давящее на крышку скамьи.
  Вандер потер пальцы, чувствуя, как алый цвет пришел в движение. Вождь глубоко вдохнул, ноздри задрожали. Вандер поморщился - алое существо было проницательнее тьмы, оно почуяло страх, брызжущий от девушки.
  На пальцах вспыхнули маленькие огоньки. Алый оттенок готов принять жертву. Вандер поднес горящую руку к впалому животу жертвы. Та, до этого молча, с ужасом глядевшая на вождя, вскрикнула, попыталась вжаться в скамью. Бедра задрожали, заелозили вниз вверх по скамье, пытаясь оттолкнуть огонь кочевника. Вандер закусил губу. Терпеть. Вид обнаженной человеческой плоти возбуждал.
  Вождь прижал пальцы с огнем к низу живота жертвы, словно пытался затушить их. Девушка закрыла глаза, застонала - жалобно, вождь понимал это. Но все равно почувствовал иное, призывное в этом стоне. Кочевник понимал - еще несколько мгновений, и он бросится на жертву, схватит за длинные, ниже лопаток, волосы, которые сейчас свободно лежат на холодной земле. Намотает их на руку, потянет, заставив девушку выгнуться - так будет удобнее.
  Вождь тряхнул головой. Наваждение спало. Нет, не для этого он здесь, не для этого оставил свежее мясо нетронутым. Нельзя столько терпеть и сдаться на середине. Пальцы Вандера нарисовали на животе жертвы треугольник - огонь жег, оставлял красный след, кое-где кожа вспучилась, пошла волдырями. И тут огонь стал черным.
  Тьма, словно почуяв победу вождя, согласилась принять жертву. А может, так и есть - кто знает, что на уме у существа, которое не имеет формы?
  За спиной Вандер почуял присутствие шамана. Энд подкрался неслышно, протянул вождю камень. Величиной с кулак, обычно бледно-розовый, сейчас он горел алым огнем, пульсировал, словно твердое сердце великана.
  Вождь схватился артефакт, вложил его в выжженный контур треугольника на животе жертвы. Закрыл глаза и расслабился, отдав себя на волю сил, о могуществе которых ему рассказывал байки в детстве отец. Его работа пока что завершена.
  - Ск"арлет Ванвит, - прошептал Вандер. "Алое безумие" на языке древних кочевников, которые населяли этот мир еще до прихода магов, еще до начала войны за Приграничье. Название артефакта, за которые погибли тысячи кочевников, вся та древняя мощь, остатки которой до сих пор путешествуют по побережью и степи.
  Артефакт отозвался пульсацией. Соприкасаясь с кожей девушки, он протянул жгуты энергии, впился в белое тело липкими присосками. Девушка, попрощавшаяся с жизнью, напрягала мышцы, пыталась оторвать крепко привязанные запястья от земли. Но лишь помогала присоскам глубже проникнуть в ее тело, подарив им энергию и жизненную силу. Девушка закрыла глаза, стремясь не видеть склонившегося перед ней кочевника. Обнаженного Вандера, который был больше ее в два раза. Вождя, которого она ненавидела. Потому что помнила, кто нанес решающий удар ее отцу перед тем, как сделать ее пленницей. Перед глазами юной до сих пор стоял вид отца, который падал на землю с гримасой ужаса на лице, пронзенный широким лезвием изогнутой сабли.
  Ненависть, смешанная со страхом, сыграла свою роль. Тьма почувствовала первое чувство. Алая пульсация - второе. Черный цвет объединился с алым, пришел к согласию. Алая тьма.
  Тьма мягко коснулась тела жертвы. Скорее играя, чем на самом деле боясь спугнуть. Чувства пропитали девушку, она до конца сыграет нужную роль. Тьма ласкала жертву, медленно и мягко - нечасто ей давали возможность так позабавиться. Тьма растягивала момент наслаждения. Кто сказать, что Алое безумие не может испытывать радость? Тьма играла с жертвой, как опытная женщина манипулирует возжелавшим ее мужчиной. Прикидываясь, что готова сдаться, или наоборот, усиливая напор, тьма высасывала из жертвы человеческую энергию и подменяла своей.
  Алое безумие наслаждалось каждой секундой, которое позволяло ей пить человеческую энергию. Каждым мгновением, которое оно проводила за обедом. Тьма понимала, что еды не хватит, чтобы воспрянуть из заточения, но все равно не могла сдержаться и бросалась на пищу, подталкивая ее щупальцами.
  Девушка вскрикнула, тяжело задышала. Вандер услышал, почувствовал, как его бросило в жар. На лбу выступил пот. Вождь до боли закусил губу, так, что начала сочиться кровь. Стиснул зубы - челюсть сводило. Сжал кулаки, стараясь не думать о возбуждении, которое поднималось из мужского начала. Сегодня - время тьмы. И мясо на скамье - не для него, а для...
  Девушка застонала - ее силы уходили во тьму. Алое безумие сжирало эмоции начисто, лишая страха, ненависти, жажды мести. Принося долгожданное облегчение. Девушка извивалась на скамье, забыв о том, что секунду назад хотела умереть. Нет, сейчас она хотела не этого. Она, широко распахнув глаза, чуть приоткрыв рот, жадно смотрела на громаду Вандера. Любовалась тугими мышцами кочевника. Вспоминала, как пальцы мужчины гладили низ ее живота. Она желала того, кто вырезал ее семью.
  Тьма сдерживалась. Питалась эмоциями, растягивая удовольствие - она-то знала, что если пища испытывает возбуждение, то уже скоро. Алое безумие походило сейчас на вождя - пыталось сдержаться, не дать волю инстинкту и желанию. Алому безумию хотелось броситься на жертву, вонзить не пару, а сразу все щупальца, и жрать, чавкая от удовольствия.
  Девушку пронзил удар током. Жертва выгнулась на скамье, потянула вверх грудь с острыми торчащими розовыми сосками. Охнула, разрываемая тьмой. Вандер зарычал, заскрипел зубами. Вождя покачивало, ноздри трепетали, ощущая запах желания. Но кочевник оказался сильнее тьмы.
  Алое безумие не сдержалось. Тело девушки заполнилось тьмой больше, чем наполовину, и алый цвет поддался искушению. Бросился жрать, поглощая жертву и снаружи, и изнутри. Девушка вскрикнула, уже не возбужденно, а от внезапно вернувшегося испуга. Из носа, глаз, ушей - отовсюду хлынула кровь. Внутренние органы пожирались тьмой, сущность, заложенная в артефакт, стремилась насытиться. Пока жертва испытывает эмоцию, пока еще может чувствовать. Алое безумие не могло питаться мертвечиной.
  Тьма окутала жертву, спрятала белое истерзанное тело плотным липким туманом. Пир заканчивался. Алый оттенок закончил впитывать страх, почуял, как последний раз вздохнуло тело жертвы и испустило дух. Энергия алого безумия вырвалась наружу, обиженно взревело и вернулось в пульсирующий камень, оставшийся на животе девушки. Вернулось в темницу, которая мешала набраться сил, и дом, который помогал выжить без еды.
  Тьма не была такой разборчивой, как ее алая сестра. Тьма доедала жертву - она знала, что из девушки еще можно получить эмоциональную пищу, пока кровь не остыла, пока мышцы подрагивают, хоть сердце и прекратило ритм.
  Вандер прерывисто вздохнул, усилием воли отогнал желания. Вождь хотел девушку, пусть и испустившую дух, безжизненно лежащую на скамье. Нет, не сейчас. Все после. Вождь тряхнул густыми волосами, осторожно подхватил пульсирующий алым камень. Теплый, разбухший. Твердый, но податливый. Алое безумие. Артефакт, передаваемый от отца к сыну. Последний шанс кочевников.
  - Заряда хватит на десяток битв, - кивнул Энд, рассматривая артефакт. Шаман не промолвил ни слова, пока артефакт не зарядился. - Но потом придется повторить.
  - С каждым разом это дается все сложнее, - осторожно, держа камень двумя ладонями, проговорил вождь. - Я думал, что получится привыкнуть, но вышло наоборот. Сдерживаться трудно. Очень трудно.
  Голос Вандера дрожал. Шаман отвернулся, не позволяя себе смотреть на встревоженного, растрепанного вождя. Вандер имел право на такое состояние, но не дело смотреть на вождя в такой момент. Энд понимал, что нервозность пройдет, и Вандера будет волновать слабость, которую он продемонстрировал шаману. А позволить ему это Энд не мог.
  - Когда-нибудь ты не сдержишься, - спокойно проговорил шаман. Диалог повторялся каждый раз, но позволял Вандеру восстановить потерянные в обряде нервы и эмоции. Шаман хорошо знал свою роль и продолжил. - Но это будет не скоро. Ни один вождь до тебя не терпел так долго.
  - Мы звери. Нам нужно только одно, - покачал головой Вандер. Грудь вождя тяжело вздымалась, ладони так и были сжаты в кулак.
  - Смысл обряда - показать силу Алому безумию. Сила - это напор и сдержанность. В этот раз существо поняло, что ты можешь сдерживать свое естество, потому что служишь высшей цели. Это доказательство твоей силы. Кочевники не воюют за власть. Кочевники воюют за женщин. Но с помощью Алого безумия ты заставишь их пойти за собой, заставишь драться ради своих целей, а не рыскать в поисках свежего мяса.
  - Но сейчас наша цель - не деревни, где можно разжиться свежим мясом, - медленно проговорил Вандер.
  - Ты смог сдержаться. Не набросился на девчонку. Доказал, что ты не просто кочевник. Ты - вождь кочевников. Вождь, готовый идти против собственного естества ради силы и могущества своего народа. Алое безумие на твоей стороне, - кивнул шаман.
  - Наша цель - не мясо, - повторил Вандер, словно не слыша шамана. Повторил, с каждым словом выпрямляясь, выпячивая грудь. Позвонки гулко хрустнули. - Наша цель - Приграничье.
  ***
  - Быстрее, свиньи! Быстрее, нам нужно продержаться! - заорал стражник с взъерошенными волосами и щелкнул кнутом. Один из трех вместо почти сотни, которые в спокойное время командовали рабами. Остальные воины примеряли боевые доспехи, спешно разбирали оружие, сваленное в кучу около пыхтящей кузни.
  Я дернулся, вдохнул, сжав зубы, сдерживая вырывающийся из груди стон. Кэттон с сомнением посмотрел на меня, но бросил в тележку еще один меч. Все, хватит.
  Вдох, выдох. Рывок вперед. Натужно скрипя, деревянные колеса покатились по влажной земле, проваливаясь в грязь. Я опустил голову, стараясь выбросить из головы мысли и сосредоточиться на тележке. Кажется, сваленные доспехи и оружие, которые рабы переносили из складов в наружу, весили как двое меня.
  - Эту довози и хватит! Помогай прятать сено! - крикнул стражник, добавил мне хлест кнутом в спину и пошел прочь. Я выругался сквозь плотно сомкнутые зубы и толкнул тележку. Еще пару метров и можно вздохнуть.
  Бицепсы горели, на руках вспучились вены, готовые лопнуть от невероятного напряжения. Рывок, повалить вбок. Оружие и доспехи, гремя, высыпались в общую кучу. Из офицерского шатра выбежала группа стражников, расхватала клинки.
  Пока мы, рабы, тащили груз, они выслушивали последние приказания от командиров. Я отогнал мысль о том, что проще им было толпой пробежать те две сотни метров, что я вез повозку. Быстрее обернулись бы. Неважно, это армия. Тем более, армия неприятеля. Такие ошибки в моих интересах.
  Я облокотился о поваленную тележку, часто задышал, восстанавливая дыхание, насыщаясь кислородом. Головокружение прошло, цветные блики, появившиеся от натуги, пропали. Я порыскал взглядом. А вот и Кэттон - в компании еще трех рабов он, словно тяговая лошадь, шел впереди повозки, привязанный к ней переброшенным через плечо канатом.
  Горящая стрела была предупреждением. Лучники Ольстерров ответили залпом, но по ругани Сеттерика я понял, что их снаряды не достигли цели. Уже вооруженные стражники столпились около ворот, офицеры метались между ними, пытаясь организовать хоть какой-то порядок.
  Я усмехнулся - разжирели на казенных харчах надсмотрщики. Схватка еще не началась, а уже паника и суета. Хотя кто знает, может, так и должно быть - весь мой опыт о сражениях в средневековье заканчивался просмотром фильмов да парой выездов на реконструкторские фестивали.
  - Берегись! Залп! - послышался крик лучников, засевших на смотровых башнях. В деревушке забегали, стараясь найти укрытие. Я решил не отставать, бросился к Кэттону и оттащил его ближе к кузне. Поднятые по тревоге кузнецы, работающие в четыре руки на заточке мечей, пробурчали злобно что-то невнятное, но мешать не стали. Мы спрятались под навес.
  Солнце уже проиграло битву, деревушка освещалась лишь несколькими факелами. Небо из голубого стало иссиня-черным, закрытом тучами. Но на мгновение показалось, что солнце вдруг решило вновь взойти, объявляя начало дня - от горизонта поднялась широкая линия, светящаяся теплым пламенем.
  Горящие стрелы на секунду замерли над головой сотней ослепляющих бликов. И тут же рухнули огненным дождем на деревню. Раздались крики боли, смешанные с яростью. Часть стражников, сраженных стрелами, вспыхнули и принялись кататься по земле, пытаясь сбить огонь. Они попадали под ноги соратникам, те падали, вышла куча мала. Офицеры надрывали глотки, пытаясь восстановить порядок. В нос ударил запах паленой кожи.
  - Откройте ворота, отдайте оружие, и мы не тронем вас! Нам нужны не жизни, а руда! Мы заберем руду и рабов, а людям оставим жизнь! - зазвучал в небе грозный голос. Словно усиленный сотней рупоров, он окутал деревню.
  - Что происходит? Кочевники - не убивающие, а грабящие? Кочевники, пытающиеся договориться, - покачал головой Кэттон. Судя по виду, приятель был ошарашен.
  - Что удивительного в кочевниках-грабителях? - закашлявшись, спросил я. Дым от горящих стрел укутал всю деревню. Глаза щипало, легкие горели от нехватки кислорода. Главное оружие средневековья - огонь.
  Мой вопрос остался без ответа. Обернувшись от разглядывания горящих стражников, я заметил Кэттона, который, согнувшись, пытался отдышаться.
  - Ты живой? Эй! - завопил я, схватив товарища за плечи.
  - В нор-кха-кха-ме, - пробормотал Кэттон, отвлекаясь на кашель. - Дым...
  Стражники, собравшиеся у ворот под прикрытием навесов и щитов, галдели, потрясали мечами на головой, подбадривая себя и стоящих рядом. Мимо проскакал Сеттерик, ругающий на чем свет офицеров. Нас обдало горячим дымом и запахом конского пота.
  - Кочевники нападают без предупреждения, рубят не разбирая. Все, что их интересует - это кровь и женщины, - наконец ответил Кэттон. - Кочевники - это дикая свора, которая игнорирует все живое, все правила.
  Я покачал головой, оглядывая деревушку. Несмотря на панику, охватившую почти половину войск при залпе, Сэттерик смог восстановить дисциплину. Его могучий конь, тяжело переминаясь, следовал приказаниям хозяина и скакал от одной группы стражников до другой, не обращая внимания на тех неудачников, кто не смог вовремя увернуться от копыт. Бежать сейчас было бы самоубийством.
  - Похоже, это не просто набег, - пробормотал успокоившийся Кэттон.
  Словно в ответ на эти слова, уже привычный шум мобилизующейся деревни пронзил визг. Звериный, писклявый, словно сотни мышей одновременно начали пищать. Лучники кочевников дали залп - в этот раз еще более слаженный. Стрелы плотным ковром врезались в середину деревушки, разметали сгрудившийся там отряд. Последнее, что увидели стражники, которым не повезло составлять костяк обороны Ольстерров, это пышущая жаром стена пламени, которая начисто лишала возможности спастись из-под обстрела.
  В небе, постепенно темнеющем после залпа, показалась человеческая фигура. В развевающемся плаще она двигалась по звездному полотну, отбрасывая огромную тень на землю. Следом - еще пять человек. Летающие люди?
  - Шаманы сверху! Магия! - словно в ответ на мои мысли завопил один из лучников на смотровой башне. Страх усилил голос стражника, он смог перекричать вопли и стоны сожженных заживо мечников. Затем в Маринэ начался огненный ад.
  Глава 8
  Орден монахов. Гномьи горы
  У настоящего воина друзей быть не должно. Кто знает, как обернется судьба?
  Друзья - это доверие. Мы пытаемся доверять людям, не проверять их слова, не подвергать сомнению. Доверие сильное облегчает жизнь. Но бывает так, что друг наносит удар в спину, становится хуже врага. Тогда боль становится сильнее в несколько раз. Любой может стать врагом. Не нужно давать врагу преимущество, даже потенциальное.
  Друзья - это уверенность. Если ты сильный воин, ты умеешь читать людей. Значит, те, кого ты выбрал друзьями, заслуживают уважения, сомневаться в их силах нельзя. Но друзья, бывает, не справляются с задачей. Хороший воин, проваливший миссию, не может смириться с позором, и бросается со скалы, надеясь разбиться. Такой воин навлечет на друга позор.
  Друзья - это забота. Бывает, воин, который не справился с задачей и проиграл, сдается страху и не прыгает со скалы. Тогда о нем ходит слух - трусливый. И это несмываемый даже смертью знак, который бросает тень на его друзей. Люди думают - что же это за монах, который не смог разобраться в человеке, выбрал себе в друзья труса, боящегося прыгнуть со скалы.
  В таком случае для воина, который ошибся в выборе друга, остается только один шаг - исправить трусость товарища и самому распороть ему шею.
  Бусид подтянулся еще раз. Зафиксировал положение - руки согнуты, локти прижаты к бокам, грудь - к перекладине. Выход силой - руки выпрямить. Отлично. Дрожи почти нет, после перелома успел восстановиться. Теперь напрячь мышцы живота, поднять ноги назад. Тело должно быть под прямым углом, будто лежишь на воздухе. Снова удалось.
  Чуть расслабить руки. Тело устремилось вниз. Немного подтянуться, сделать кувырок вокруг перекладины. Еще один рывок, отпустить руки. Тело ринулось вверх, презрев гравитацию. Сальто, еще одно.
  Воин приземлился на каменный пол, удар сапог гулко отозвался от стен вокруг. Бусид улыбнулся - неплохо. Конечно, хороший уровень - это три сальто после подтягивания. Но пока что сойдет и два. Товарищ был всего лишь адептом, и справиться с ним получится без труда. Главное - найти, где прячется проваливший задание друг.
  - Тренируйся чаще. Тебе хватает силы, но недостает гибкости. Пообщайся с горными пантерами - вот у кого стоит учиться, - раздался голос в углу каменной залы.
  Бусид подскочил, выпрямился в воздухе. Приземлился на обе ноги, встал навытяжку.
  - Да, учитель! - сказал воин и поклонился. В зал для тренировок, спрятанный в глубине Гномьих гор, вошел седовласый старик. С морщинистой, дряблой кожей он на первый взгляд казался обычным старцем, коих много можно найти в деревнях Приграничья. Удачливый, доживший до внуков, но уже сдавший позиции и предоставивший жизнь тем, кто моложе.
  Но внимательный взгляд мог пойти дальше и заметить, что старец не так прост. Седого выдавала походка - вместо шарканья ногами старец двигался так, словно ноги его не прошли уже сотни тысяч миль по горам, не побывали в десятках войн и тысячах сражений. Походка у старца была мягкой, словно двигался он не босиком по холодным камням, а в удобных ботинках по мягкому одеялу.
  - Ты знаешь, где прячется твой друг? - спросил учитель. Вместо старческого хрипа из горла седого донесся глубокий голос уверенного в себе мужчины.
  - Я знаю три места, где он может зализывать раны, - отозвался Бусид, не сдерживая презрительных ноток в голосе. Но тут же поправился, добавил в тон почтения. - Но сначала я бы хотел завершить его работу.
  - Сейчас цель только набирает силу, но времени у тебя почти не осталось. Но правила есть правила, и ты их знаешь. Хоть ты и не восстановился полностью, отправляйся в путь поскорее. Проведи еще две ночи в медитации, не нагружай тело, а тренируй душу. А на третий восход берись за дело, - кивнул старик, оглядев ученика.
  Бусид поклонился, не отнимая взгляда от глаза учителя. В обители монахов Гномьих гор считалось оскорблением общаться с собеседником и избегать взгляда.
  - Я дам тебе возможность исправить ошибку в выборе друга. Убей его, затем доделай то, что он не смог. Пришелец по кличке Лис должен умереть не позже, чем через сотню ночей. Сделай это, и ты искупишь свою вину. Но только в том порядке, в каком тебе указано. И не повторяй ошибок друга, - продолжил старец, чуть наклонил голову, прощаясь, и вышел из тренировочной залы.
  Бусид дождался, пока учитель покинет его, и бросился к перекладине. Порывисто дыша, сделал десять подтягиваний. Двадцать. Еще двадцать.
  Руки сгибались и разгибались в локтях так быстро, как это только было возможно. Бусид пытался достичь жжения в мышцах. Состояния, когда боль и усилия уже не ощущаются, и подтягиваешься ты не чувствуя тела. Бусид стремился заглушить чувство вины.
  Настоящий воин обречен оставаться один. Иначе обязательно выйдет так, что придется броситься со скалы. С каждым годом Бусид понимал, что доверие - это лишь искушение сойти с пути воина, забыть наставления учителей и погибнуть, совершив ошибку. Не справиться. Бусид, посвятивший первые двадцать лет жизни монастырю в Гномьих годах, не мог позволить этому произойти.
  Бусид подтянулся больше двух сотен раз за пару минут, его пальцы не выдержали напряжения и разжались. Перекладина выскользнула, воин рухнул на камни. Вставать не стал, растянулся в полный рост, чувствуя, как приятый холод проникает под тренировочный костюм.
  - Никому не доверяй, - повторяли шепотом губы Бусида.
  В арке тренировочной залы появились тени, из коридора послышались смешки и подначивания. Значит, солнце уже взошло, подумал Бусид. Начинается настоящая тренировка. Конечно, учитель сказал, что не стоит себя изнурять, но совсем пропустить общее занятие воин не мог - не позволяла привычка. Тренируйся телом и дух твой станет сильнее, подумал Бусид и вскочил на ноги.
  ***
  Огонь. Лучший друг человека и самый опасный его враг. Огонь в физическом смысле - согревающие или сжигающий. Огонь в духовном смысле. Пламя ярости может навлечь беду, заставив потерять самообладание, а может спасти жизнь, подавив страх. Кочевники Приграничья постигли эту банальную истину, недоступную многим воинам.
  Летящий во главе пятерки кочевник, лица которого было не разглядеть во тьме и дыме, протянул руку раскрытой ладонью в сторону деревни. Блеснула, ослепляя, молния. Я успел зажмуриться, услышал рядом стон. Открыл глаза - Кэттон, свалившись на землю, растирал глаза.
  Из ладони кочевника на деревню рухнул огненный смерч. Словно из огромного шланга, шаман поливал Маринэ огненным потоком. Запахло смертью. Аромат сжигающего все на своем пути огня - паленая кожа, плавящееся железо, горелое дерево.
  - Все по укрытиям! - раздался в деревне голос Сеттерика. "Медведь" пронесся мимо, сбив двух замешкавшихся рабов.
  Я подхватил Кэттона, потащил к шахтам. Туда, где под железным навесом перед входом в подземелье сгрудились Сеттерик и приближенные к нему воины. Еще в армии я уяснил для себя - в случае опасности держись поближе к офицерам, так больше шансов спасти свою шкуру.
  - Где паладины, черт возьми?! - вопил Сеттерик, обращаясь к столпившимся рыцарям. Те выглядели растерянными - переступали с ноги на ногу, придерживали ставшие бесполезными мечи.
  - Разведчики отправились в ближайший лагерь, надеемся, что сможем их поторопить, - пробасил здоровяк, со злостью наблюдавший, как огонь сжирает недавно выстроенные деревянные домишки и шатры. Он гладил рукоять огромного двуручного меча, словно успокаивая оружие.
  - Нужно выбираться наружу, пытаться разбить их, - пробурчал воин постарше, с закрученными усами на смуглом лице.
  - Лучники пытаются сбить кочевников, но они слишком далеко, - выдохнул подбежавший офицер. Скользнув по нам с Кэттоном презрительным взглядом, он согнулся, оперся ладонями о колени.
  - Ничего, надолго их не хватит, - промолвил задумчиво Сеттерик, наблюдая за сеявшими огонь кочевниками. Ольстерр оказался прав - если сначала шаманы щедро поливали деревушку пламенем, то сейчас ограничивались шарами, которые падали, словно бомбы, на оставшиеся нетронутыми огнем домишки. - Август обещал прислать войско, значит, пришлет.
  - Откуда у дикарей магия? - пробасил воин, смахивающий на варвара.
  - Вандер мог договориться с Орденом. Или пойти на сделку с монахами, - отмахнулся от офицера Сеттерик. - Узнаем позже, главное, взять шамана или самого Вандера. Когда появятся паладины, следите, чтобы хоть кто-то из них остался в живых.
  Огненный дождь, обрушившийся на деревню, закончился. Шаманы кочевников, все еще парящие над Маринэ, словно экономили заряды. В ответ на залпы пристрелявшихся лучников летели по одному-два шара вместо начальной бомбардировки.
  - Вот и закончилась их хваленая магия. Шаманы сдулись! Готовьте пехоту! - завопил Ольстерр, тряся мечом над головой. Офицеры шумно загудели, бросились из укрытия. Воинам не нравилось сидеть в безопасности, когда рядом шла битва.
  Мимо пробежал один из надсмотрщиков, щелкнул опаленным и сократившимся почти на метр кнутом:
  - А вы что здесь? Быстро за водой, тушить! - рявкнул он и ринулся прочь. Я посмотрел на Кэттона, который тихо прятался за моей спиной. Вздрогнул от вида товарища. У приятеля оказалось обожжено лицо - на щеках кожа свисала лохмотьями, справа челюсть покрыл ряд волдырей.
  - Я держусь, не обращай внимания! Надо выбираться отсюда, - пробормотал Кэттон, заметив мой взгляд и бросился исполнять приказ стражника. Я покачал головой и последовал примеру товарища. Если кочевники ворвутся в Маринэ, шансов на выживание не будет.
  Рабы метались по деревне, стараясь потушить ключевые здания и шатры. Кузня и арсенал пострадали больше всего. Кочевники знали, куда бить. На земле лежали тела стражников вперемешку с рабами - большинство мертвые. Воины рыскали по деревне в поисках раненых соратников.
  Впереди показался холм из человеческих тел. Похоже, здесь была сосредоточена первая группа солдат, не ожидавших нападения с воздуха. Из мычащей от боли горы надзиратели вытаскивали стражников, отпихивая ногами молящих о помощи рабов. Один из надзирателей пнул в челюсть знакомого крестьянина - парень стоял в шахтах на цепи после Кэттона. Голова раба дернулась, откинулась назад. Он ударился затылком о шлем мертвого стражника. Надзиратель, добавив уже лежащему без сознания рабу удар под дых, схватился за раненого солдата, начал тянуть, стараясь вытащить его из-под груды тел погибших рабов.
  - Твари, - выдохнул я, стараясь сдерживать злость. Понятно, что мы для стражников нелюди, но не настолько же! В этот момент мой приятель, до этого сгорбленно бредущий впереди, выпрямился и бросился к трупам.
  - Черт, Кэттон! - завопил я, пытаясь схватить товарища, но руки лишь мазнули по пропитанной потом и грязью робе.
  Кэттон налетел на стражника плечом, толкнул в грудь. Тот, не ожидавший удара, попятился назад, споткнулся о раненого товарища и рухнул в кучу тел. Ругаясь, он пытался вскочить, но руки и ноги натыкались на мягкие тела в скольких доспехах или окровавленных робах.
  - Сволочи! - завопил Кэттона и пнул стражника ногой. Удар пришелся в живот, надзиратель нелепо взмахнул руками и засуетился, пытаясь вдохнуть воздух. Рот у него открылся, словно у рыбы, выброшенной на берег.
  - Стоять! - раздался неподалеку голос. Знакомый бас. Я обернулся - Сеттерик Ольстерр, увидев нападение на надзирателя, двигался к Кэттону, держа наготове оголенный меч. Успеет раньше.
  - Нет! - завопил я, но наткнулся на спешащих к куче стражников. Один из них схватил меня, обхватив сзади, за плечи, прижав руки к бокам. Я рванул назад, ударив солдата затылком по подбородку. В голове поплыло. Я почувствовал, как хватка ослабла, но оглушенный воин продолжал держать руки в замке.
  Размахнувшись, я опустил ногу в стоптанных ботинках ему на пальцы. Ударил локтем назад, не глядя. Развернулся, исполнил хук правой. Минус один. Из губы противника брызнула кровь. Стражник закачался, осел. Я рванул к Кэттону, но не успел.
  Оставалось только смотреть, как Сеттерик заносит меч над увлеченно пинающим надзирателя Кэттоном. Друг, похоже, впал в истерику. Зажиточный крестьянин, превратившийся в раба, вымещал всю боль, полученную от Ольстерров, на надзирателе.
  Я понимал Кэттона. Тот мстил за свой дом. За дочь и жену, которые стали не больше, чем служанками и податливым мясом для солдат Ольстерров. Мстил за себя, ослабшего, беспомощного. Мстил за свою слабость и за понимание, что не смог защитить семью.
  Я старался добежать до Сеттерика. Оттолкнуть его от товарища. Но потерялся. Тоже не справился. Меня свалили стражники. Сразу двое, они взяли меня в "клешни", налетели одновременно, повалили на землю. Я не сопротивлялся, смотрел на готового умереть друга.
  Клинок Сеттерика опустил на защищенную лишь засаленной тряпкой спину Кэттону. Лезвие прорезало кожу, прорубило мясо и ударило в позвоночник. Я оценил силу главного Ольстерра. Мало кто сможет мечом разрубить человека надвое. Кэттон замер с занесенной для удара ногой, вскрикнул. Разваливаясь на две части выше пояса, его тело рухнуло на землю, щедро обливая все вокруг брызнувшей темной кровью.
  Сеттерик выдернул застрявший в пояснице Кэттона меч. Тот вышел с хрустом, разрубая оставшимися неповрежденными позвонки. На лице Ольстерра читалось удовлетворение, губы разошлись в улыбке. Сеттерик осторожно вытер перчаткой со стальными вставками окровавленное лицо, развернулся, двинулся навстречу. Меч остался в руке, ножны бесполезно висели на боку.
  - Соберите рабов! - рявкнул Сеттерик. Один из офицеров, прибежавших на зов господина, достал из-за спины горн, выдал с помощью него долгий протяжный рев.
  Стражники, прижимавшие меня к земле, ослабили хватку. Я не пытался вырваться. Смысл? Сапог одного из надзирателей врезался в бок. Я дернулся, сжал зубы, стараясь не вскрикнуть. Оперся кулаком о землю, согнул колено. Покачиваясь, встал, стараясь не смотреть на то, что осталось от товарища.
  В моем мире было много жестокости, но вся она была далеко. Когда все происходит рядом, сложно ощущать отстраненность и соблюдать спокойствие. Война. Война никогда не меняется.
  Вокруг столпились согнанные надсмотрщиками рабы. Человек пятьдесят, не больше. Остальные остались лежать, погибшие под обстрелом кочевников, убитые огнем. Или мечом стражника, которому они мешали пройти?
  Сеттерик взобрался на скамью, чудом оставшуюся целой после огненного дождя. Осмотрел дрожащих под моросящим дождем людей. Не мужчин, скорее скот, который согнали на заклание. Рабы молча, исподлобья смотрели на предводителя Ольстерров. Я читал на их лицах даже не страх, а скорее тупую покорность. Рабы не боялись, они просто ждали, что дальше подкинет отвернувшаяся судьба.
  - А тебе что, особое приглашение надо? - рявкнул надзиратель и пнул меня в спину. Я не успел среагировать, только напряг мышцы, стараясь погасить инерцию удара. Отлетел в кучу рабов. Сильные руки поймали меня, не дали упасть. Я, опустив голову, не поблагодарив, повернулся к Ольстерру.
  - Каждый из вас провинился перед нашим графством! - начал вещать Сеттерик. Словно настоящий рыцарь, он гордо стоял на скамье, которой мешали качаться два стражника. Уверенный голос привыкшего брать, а не просить воина распространялся по деревне.
  Где-то неподалеку догорал арсенал. Воины перегруппировывались, ожидая, когда в деревню ворвутся кочевники. На стенах не переставая трудились лучники, засеивая поле на подходе к Маринэ стрелами. Бой шел вяло, кочевники затихли. Словно готовясь к решающему удару.
  - Кто-то украл. Кто-то поднял руку на господина. Кто-то не смог отдать дань! Дань за защиту! - говорил Сеттерик. С каждым словом голос Ольстерра креп. Рабы, до этого разглядывающие землю под ногами, поднимали взгляд. Чувствуя внимания, Сеттерик продолжал. - Но сейчас у вас есть шанс. Есть шанс стать в один строй и защитить себя. Вы можете сражаться! Вы должны сражаться! В темное время всем стоит объединиться! Вы видели, что кочевники, эти дикари, смогли найти магию! Скверну, которая запрещена у нас в Приграничье. Скверну, которую нужно побороть! Я дарую прощение каждому, кто найдет силы взять в руки меч и начнет бороться против скверны! В арсенале осталось оружие! Забирайте! Сражайтесь! Мы должны встать плечом к плечу против общего врага! Забыть все споры, все долги! Мы победим - и каждый из вас заберет ту добычу, которую заслужил. Я обещаю, что те, кто встанет в строй, не уйдут обиженными!
  Сеттерик замолчал. Медленно поднял меч. Уверенный в своей правоте, поднял его над головой. Рабы взревели. Разом превращаясь из поникших, утративших достоинство людей в готовых сражаться мужчин, разбежались по деревне, выискивая оружие. Кто-то ринулся к догорающему шатру арсенала, кто-то решил обобрать погибших от огня стражников. И только несколько человек, включая меня, остались на месте, недоверчиво поглядывая на Ольстерра.
  Я оглядел деревню. Да, много солдат унес магический залп кочевников. Из сотни воинов на ногах осталась хорошо если половина. Еще пара десятков спешно латали раны около входа в шахты, готовясь к бою.
  - Я обещаю даровать каждому прощение! Ольстерр всегда держит свое слово, - закончил Сеттерик. Пора. Я повернулся и бросился прочь, повторяя за товарищами по несчастью слова присяги: "Служу графу Ольстерру".
  Около горы трупов, где был убит Кэттон, суетились три раба. Двое пытались вытащить погребенные под телами мечи, третий, уже обзаведясь оружием, с энтузиазмом снимал с убитого стражника перчатки. Воспрянувшие духом, они не понимали, что подарили им не право на индульгенцию, а право на смерть.
  Наполовину отрубленная рука стражника захрустела, когда раб попытался стащить с нее стальной налокотник. Кожа, державшая разрубленные кости вместе, порвалась, и в руках мародера осталась кровоточащая конечность. Меня замутило. Приветливый мир средневековья, так романтично описанный в книгах моего времени, оказался больше похожим на кровавую сказку.
  Я стоял посередине деревни, сжимая в руках меч. Неотрывно смотрел за Ольстерром, который присоединился к самой большой группе солдат перед воротами, готовясь отразить атаку ворвавшихся кочевников.
  Напасть сейчас или дождаться горячки боя? Нет, второй вариант. Сейчас слишком много солдат вокруг, да и если бы не было их - не справлюсь я с ним один на один на мечах. Слишком мало опыта. Сенсей давал уроки кендо, но лишь поверхностно. В нашем клубе боевых искусств мы больше ориентировались на сражения голыми руками. Кто же знал, что бой мечами пригодится.
  В холодном разуме мелькнула мысль - слишком спокоен. Я на секунду закрыл глаза, вдохнул аромат смеси гари и крови. Опустошенность. Казалось, шкура превратилась в стальной кожух, а чувства набросили доспех, испугавшись взрыва. Месть и злость овладели мной. На самом деле это не спокойствие, а ледяной пожар.
  Я смотрел на Ольстерра, сжимая побелевшими от напряжения пальцами рукоять меча. После нескольких дней махания киркой оружие казалось легким, почти невесомым. Воина отличает не сомнение, а решительность. Принял решение - действуй, не раздумывая - вот еще один принцип боевого искусства. Я перехватил меч левой рукой, покачал его на весу, чувствуя, как балансирует клинок. Ольстерр рубится правой, значит, будем действовать левой.
  Я переступил с ноги на ногу, открыл глаза. Вокруг меня столпились рабы, готовые ринутся в ворота. Впереди, чуть сбоку, по правому флангу, маячил затылок Сеттерика. Наблюдать за ним мешала картина, постоянно мелькавшая перед глазами. Разрубаемый пополам товарищ, рассказавший так много про мир, в который я попал. Но забывший упомянуть ключевое - жестокость здесь норма. Так же как и смерть.
  Послышался гулкий удар, ворота заскрипели, деревянная стена зашаталась. Несколько лучников не удержали равновесие, рухнули на землю. Оставшиеся были подбиты пушенными снаружи огненными шариками - с кулак величиной не больше. Похоже, последние магические запасы кочевников.
  Второй удар. Скрип стал громче, к нему прибавился хруст гнущихся деревяшек.
  - Приготовиться! - раздался голос Сеттерика.
  Ворота прогнулись от третьего удара, ставшего последним. Полетели щепки, с хрустом сломался засов, который представлял собой обычную широкую деревянную доску, крепившуюся к брусьям, из которых были построены стены.
  В открывшийся проем повалила конница. С топотом сотен копыт небольшие степные лошади пепельного цвета ввалились в деревню, разбивая дощатый настил. Всадники восторженно ревели, размахивая короткими саблями.
  - К бою! - скомандовал Сеттерик. Ольстерр не стал стоять за спинами солдат, а первым направил коня на противника. Я почувствовал, как дрожат колени - то ли сам начал бояться, то ли передалось нервное напряжение толпы рабов. Несмотря на боевые возгласы, наша шеренга не стремилась в бой.
  Главный Ольстерр с офицерами врезался в кавалерию кочевников, внес сумятицу в ряды противников. Кочевники были быстры, с яростью бросались на мечи и не пытались защищаться. Их было больше - не меньше сотни лошадей ворвались в деревню и окружили Ольстерров. Но защитники Маринэ были опытнее, тяжелее, сильнее - воины с хэканьем обрушивали мечи на незащищенные головы противников, стирая безумные улыбки с их лиц.
  Атака захлебнулась, конница рассредоточилась по узким улочкам деревни. Мечники Маринэ, до этого стоящие неподалеку, собравшиеся в две фаланги, завопили и двинулись к воротам, откуда показалась пехота противника. Голые по пояс, в драных штанах, босые, кочевники широкой рекой хлынули в деревню. Не пытаясь соблюдать хоть какой-то боевой порядок, они мгновенно оценили ситуацию и бросились на нас, проигнорировав фалангу Ольстерров, ощетинившихся мечами.
  Завопив, рабы бросились вперед, размахивая мечами, словно дубинами. Мне ничего не оставалось, кроме как поддержать порыв. Я бежал навстречу кочевникам, больше опасаясь неловкости соратников, чем противника - не хотелось напороться на меч своего.
  Две волны сомкнулись с гулким лязгом мечей. Пролилась первая кровь - кочевники ловко насаживали разогнавшихся крестьян на сабли. Рабы не оставались в долгу и вспарывали животы врагам, работая мечами, словно косами.
  Я, не пытаясь затормозить, ворвался в первые ряды атакующих. Подпрыгнул, уходя от меча кочевника со шрамом через все лицо, явно оставленного сталью. Ударил его пятками в грудь. Тот отлетел назад, падая под ноги лезущим вперед, создав кучу-малу.
  Я отпрянул от врага, приземлился на пятки, сморщившись от прострелившей ноги боли - грязно вышло. Скорее интуицией, чем глазами, заметил опасность. Другой кочевник, вспоров толстое брюхо одного из врагов, повернулся ко мне и занес саблю, намереваясь повторить подвиг. Я дернулся назад, уходя от удара, но натолкнулся на спину рубившегося раба. Сабля была уже высоко, кочевник радостно засмеялся. В глазах мелькнуло безумие.
  Тело среагировало быстрее, чем мозг. Пока я оценивал ситуацию, рефлексы и чувство опасности взяли верх и бросились на врага. Если видишь, что враг сильнее, выше, тяжелее - дождись замаха и резко сокращай дистанцию. Правило, вбитое в тело сотнями боев и тысячами тренировок, подействовало.
  То, что произошло, совершил не я. Ситуация так сложилась, другого выхода не было, успокаивал я себя. Кочевник выдохнул, попытался вдохнуть, но не смог. Закашлялся. В груди у него что-то хлюпнуло. Скорее всего, кровь, которая узкой струйкой вытекла из уголка рта. Я дернул рукоять меча. Раздался хруст, похожий на тот, что я слышал во время смерти Кэттона.
  Похоже, я повторил движение Ольстерра. Клинок вышел из груди кочевника, из открытой глубокой раны брызнула кровь, заливая мне руки. Из живота понесся вверх теплый ком, я с трудом проглотил скопившуюся слюну. Тошнота отступила.
  Кочевник рухнул на колени, попытался что-то сказать, но захлебнулся кровью. Вместо слов изо рта вырвалось бульканье.
  Мир вокруг стал тише. Будто издалека доносилось лязганье мечей, топот, крики боли, ругань. Деревня превратилась в бурлящий ненавистью ком человеческих тел.
  Я отпрыгнул в сторону, избегая встречи с очередным трупом, падающим на землю. Прочертил мечом широкую дугу перед собой, задев бок еще одного кочевника, который сражался в шаге от меня. Тот на секунду схватился на резанную рану свободной рукой, отвлекся. Это позволило его противнику, рабу с изрезанной на лоскуты робой перехватить инициативу. Крестьянин обрушил на кочевника град ударов, меч безыскусно, но действенно опускался на плечи захватчика деревни. Секунда - и кочевник лежал. Раб, с радостной улыбкой вонзил клинок в бок поверженному противнику, надавил, продавливая его глубже. Кочевник захрипел, отдал дух.
  - Спасибо! - бросил раб и осмотрелся в поисках врага.
  Долго ждать не пришлось - кочевников было все больше, казалось, что узкие улочки деревни забиты жаждущими крови мужчинами с саблями. Напротив меня оказались двое. Без лишних слов они бросились на меня, выписывая саблями восьмерки, надеясь взять на испуг. Я шагнул назад, пытаясь отыграть себе место. Поскользнулся, махнул мечом, стремясь восстановить равновесие.
  Под ногами каша из земли, пропитанной дождем и кровью. Выхода не было, кочевники сами лезли на мечи. Выдох. Набирать воздух в легкие я не стал. Бросился вперед, не отвлекаясь даже на вздох. Меч вперед, дождаться, пока первый противник поставит блок, а второй обрадуется и нанесет удар сверху. Так и есть, кочевники не стали мудрить и поверили. Понадеялись, что я достаточно разозлен или испуган, чтобы совершить самоубийственную атаку.
  Если первое убийство я мог списать на рефлексы тела, то оправдаться в этот раз не получилось бы. Все как учили на кендо. Поднырнуть под противника, перенести вес тела на выставленную вперед ногу. Перед глазами поплыли красные мошки. Воздуха не хватало, легкие начинали жечь. Терпеть.
  Если бить на вздохе, удар может сместиться. Ключевой рывок всегда делается в момент, когда воздуха нет.
  Я рванулся вперед, потерял равновесие. Меч нашел опору - грудь кочевника. Глаза степняка закатились, когда клинок насквозь прошил его легкие. Похоже, попал между ребер - хруста проламываемых костей не слышно.
  Держась за рукоять дрожащего меча, я ударил ногой по второму. И снова попал - в низ живота. Так, что летящая мне в голову сабля поменяла траекторию, выпала из рук кочевника. Он схватился за живот, рухнул на колени. Если бьешь ногой, то бей в нужную точку на теле. Туда, где мышцы наиболее слабы, там, где они соединяются тонкими волокнами.
  Я выдернул меч, тот выскользнул из тела степняка, словно резал масло. Стараясь не думать, с силой продолжил движение клинка и обрушил его на шею приходившего в себя кочевника. Тот, еще не оправившись от боли в животе, вскрикнул. Лезвие прошлось по шее, сделало глубокий надрез. Сквозь пальцы, которыми кочевник пытался закрыть рану, хлынула кровь.
  Наконец я вздохнул. Полной грудью. Приказал себе взглянуть на кочевника - тот лежал еще живой, елозил ногами по земле в предсмертной агонии. Не думать. Не пытаться понять, что только что натворил.
  Неподалеку показался затылок Ольстерра. Сеттерик рубился в гуще кочевников. Больше самого высокого степняка минимум в два раза, воин врывался в кучи сражающихся, сметая воинов на пути. Меч работал плавно и быстро, словно мельница в ветреный день. Одни гибли от стали, других Ольстерр не стесняясь отшвыривал пудовыми кулаками.
  Сколько полегло от его рук? Похоже, в этой бойне никто не считал количество убитых.
  Ольстерр дрался с упоением, не замечая вокруг себя ничего, кроме ватаги наседающих кочевников. Вокруг меня драка чуть рассосалась. Пока я разбирался с двоицей степняков, рубка перенеслась чуть дальше, в глубину улицы. Я аккуратно, стараясь не наступить на лежащих мертвых и раненных, двинулся в сторону Сеттерика. Шаг, еще один.
  Сбоку выскочил кочевник, молодой, еще совсем парнишка. Без засаленных волос, со смуглым, но не сморщенным лицом. Ринулся на меня, держа меч под углом. Я, не прекращая пути, отмахнулся от врага, поставил подножку. Почему не убил?
  Кочевник, ругаясь, растянулся на земле, уткнулся в труп своего сородича. Я чуть присел, добавил ему удар плоской частью клинка по затылку. Тот лишился чувств, привалился к мертвому товарищу. Я заметил, что мой клинок измазан кровью, на стали остались небольшие ошметки чего-то черно-красного.
  Приказал себе идти дальше. До Ольстерра не больше двух шагов. Воина окружили кочевники, он бился одновременно с пятью. Работал мечом уже не как рыцарь, а скорее как богатырь дубиной. Отталкивал наседающих врагов, разрубал нехитрые кожаные доспехи. Один из кочевников остался без руки - отсеченная от плеча, та упала в кучу тел. Так и не разжавшиеся пальцы продолжали держать меч. Ольстерр захохотал, глядя на кочевника, который в безумии пытался атаковать его оставшейся целой рукой. Не обращая внимания на хлещущую кровь, степняк выхватил из-за пояса кинжал и бросился на врага. Сеттерик, не прекращая смеяться, вонзил ему меч в живот. Выдернул обратно, поворачивая рукоять по часовой стрелке, наматывая веревки кишок на лезвие.
  Я крепче ухватил меч, приготовился. Позиция хорошая - кочевники не обращали на меня внимания, их занимал беснующий Сеттерик. Я подкрался к врагу сзади, поднял клинок. Один удар - и бежать. Сквозь дерущихся, наружу, на свободу. Отомстить за Кэттона.
  Меч был готов ударить, был занесен. Но я никак не мог решиться. Храбрости не хватало? Отваги? Перед глазами, которые щипало от пота и дыма, возникла картина. Вот Сеттерик бьет Кэттона, разрубает его практически пополам. Так, что кровь брызжет в стороны. Отталкивает его ногой, пытаясь выдернуть меч.
  Я сжал пальцы, чувствуя, как рукоять скользит в мокрых от крови и усталости руках. Гарда врезалась в пальцы. Пора?
  Я выдохнул. Картинка перед глазами поменялась. Вот падает, булькая, первый убитый кочевник. Вот стонет второй. Третий пытается зажать горло, дергая головой так, что она готова оторваться от перерезанной шеи.
  Что мне терять? Руки и так в крови. Одним больше, одним меньше. Зато Кэттон будет отомщен?
  Я не мог найти ответы на эти вопросы. Меч задрожал.
  Если ты мог ударить и понимал, что должен, но сердцем чувствовал, что не стоит. Это не значит, что ты струсил. Это значит, что время удара еще не пришло.
  Так говорил сенсей, рассказывая о принципах боевых искусств. Каждый воин порой сомневается - действительно ли сердце шепчет, что не стоит так делать, или это проснулся страх? Важно найти отличия между зовом сердца и страхом. А если сомневаешься и есть шанс отступить - лучше отложить решающий удар.
  Я опустил меч. Да, руки мои оказались в крови, и вряд ли я забуду, как булькает кровь в перерезанном горле. Но убить со спины, не защищая себя, а ради мести - пока не готов. Но только пока.
  Я отступил. Развернулся, побежал прочь, к воротам. Людей стало меньше - если еще несколько минут назад деревня была заполнена сражающимися, то сейчас смерть собрала богатый урожай, и поле бойни уменьшилось. Нет, практически везде дрались - около сгоревшего шатра рубились пять кочевников против десятка рабов. Пленники деревни терпели поражения - хоть и было их больше, но закидать шапками врагов не удавалось. Степняки привыкли к быстрым движениям, они тенью скользили вокруг неумело замахивающихся крестьян и убивали. Неподалеку тройку стражников теснила группа нападавших. Но здесь ситуация была обратной - хоть стражников оказалось меньше, но они были закалены в боях и умело управлялись с мечами.
  Закидать шапками защитников деревни не удалось - волна нападения захлебнулась и превратилась в массу локальных стычек. Я бежал, оглядываясь по сторонам. Пока что везло - кочевники уже выбрали себе врагов, а я не стремился присоединяться к защитникам деревни. Не моя это война.
  Около разбитых ворот оказалось людно. Я чертыхнулся, спрятался за тлеющие коробки с провизией, которые так и не успели перенести на склады. Не меньше десятка пеших стражников и пятерки всадников сдерживали напор кочевников. Рубились, защищая уже свои жизни, не думая о деревне и воинском долге. Я залюбовался движениями всадников - офицеры Ольстерров по праву носили ленты, выделяющие их среди обыкновенного войска. Огромные, как на подбор, рыцари, наносили рубящие удары с такой силой, что сабли кочевников или вылетали из рук, или ломались у основания, оставляя в пальцах изумленных нападавших бесполезные рукояти.
  Защитники теснили нападавших, смещая поле боя к воротам. Мелькнула шальная мысль - а что если присоединиться к защитникам и так вырваться на свободу? Хмыкнув, я уже нацелился на быстрый спринт мимо дерущихся, как в проеме забора показались несколько теней.
  Секунда - и в свете факелов и тлеющих домиков охраны появились кочевники. Одетые в темные свободные плащи-балахоны. Надвинутые на лоб капюшоны скрывали лица прибывших. Предводитель, шагающий чуть впереди, уверенно двинулся в сторону сражающихся. Кочевник шел спокойно, но быстро, уверенно. Остановившись перед рыцарями, он издал неприятный скрежущий звук. Словно ножовкой с тупыми зубьями прошлись по чугунной трубе.
  Кочевники бросились врассыпную. За мгновение площадка перед новоприбывшими оказалась свободной, только защитники деревни недоуменно оглядывались в поисках врагов, да несколько раненных так и остались на земле, издавая стоны.
  Один из всадников заметил гостей, взревел и ударил коня пятками. Мощный тяжеловоз послушно понесся к врагу, рыцарь занес меч для удара. Но стремительность атаки и сила ему не помогла.
  Кочевник в темных одеждах вытянул вперед руку с растопыренными пальцами. Из ладони хлынул огонь. Похожее формой на кнут пламя добралось до рыцаря, ударило в грудь. Стальной доспех потек, капли расплавленного железа упали на гриву коня. Тот обиженно заржал, встал на дыбы. Сбросил полыхающего всадника и помчался прочь, разбрасывая колонну пеших солдат, спешащих на выручку к рыцарю.
  Шаманы, следующие за главным кочевником, повторили движение предводителя. Еще пять струй огня, и тлеющая под моросящим дождем деревушка снова вспыхнула. В пламени потонули все - и рыцари, и пешие солдаты, и не успевшие скрыться кочевники. Магия была быстрее человека - словно пять живых огнеметов, кочевники медленно двигались от ворот, сея палящую смерть вокруг.
  Я бросился обратно, пытаясь спастись от огненного ужаса. Навстречу мне бежали стражники во главе с Сеттериком. Я нырнул за сгруженные около одного из домов брусья. Кони пронеслись мимо, не сбавляя хода. За ними протопала пехота - жалкие два десятка солдат, оставшиеся от войска Ольстерров. Рабов было не видно. Похоже, Сеттерик просчитал все верно, и куча крестьян позволила ему сохранить часть солдат.
  Я дождался, пока не останусь в проулке один. Раньше я думал, что фразы писателей о том, что воздух на месте боя пропитывается особым ароматом, не более чем выдумка. Оказалось, что они были правы. Пахло сталью, словно в кузне в разгар рабочего дня. Свежей кровью, как на рынке, где мясо продают там же, где и разделывают скот. Потом, как в подвале, где собираются фанаты поднятия тяжестей. И пепелищем, сожжёнными домами и сгоревшими людьми.
  Меня замутило. Сдерживая тошноту я осторожно, стараясь не поскользнуться, выбрался из укрытия. Дождик и сотни ног взрыхлили дорогу. Я аккуратно, обходя лежащие в крови тела, пробирался к горе.
  От ворот, которые остались за спиной, донеслись крики боли, отчаяния, ярости. Зазвучала сталь. Я обернулся - на темном небе, больше похожем на полотно с яркими точками звезд, то и дело отражались всполохи огненных шаров. Кочевники смогут уничтожить Ольстерров? Или на помощь успеют паладины, и степных воинов разобьют? Какая разница, если я вернусь туда, то в любом случае буду или убит, или попаду в плен. Оставался один путь.
  Я добрел до проема в горе, спешно закрытом гнилыми досками. Разбросал дерево, открывая лаз в человеческий рост. Кэттон говорил, что шахты тянутся на долгие дни пути, некоторые коридоры ведут наружу. Может быть, и мне повезет?
  Я осмотрелся. Подошел к лежащему неподалеку трупу стражника. Воин погиб от стрелы, пробившей кольчугу и прошедшей глубоко в сердце. Железо вокруг раны потемнело, похоже, солдат пал жертвой первых залпов, когда лучники поджигали стрелы. Я присел на корточки, отстегнул пояс с ножнами. Успокоил себя мыслью, что ему они уже не понадобятся, нацепил кожаную тряпку себе на бедра. Действительно, бегать по пещерам с только одной свободной рукой - глупость. Спрятал меч в кожаный чехол и нырнул в зияющий чернотой и свежестью лаз пещеры.
  Глава 9
  Снаружи уже давно не доносилось ни звука, но в ушах все еще стояли лязг стали и крики тех несчастных, кто навсегда оставил жизнь в деревушке Маринэ. Кто знает, сколько сегодня там, наверху, полегло народа.
  Я поежился - в пещере, по сравнению с дважды залитой огнем деревней, было ощутимо прохладно. Руки замерзли сразу, ноги в старых сапогах онемели через несколько минут. Я старался делать шаг короче, но идти быстрее, чтобы согреться.
  Общая зала, где мы с Кэттоном добывали руду, была пуста. Мне оставалось только благодарить надзирателей, которые в спешке не успели погасить факелы, и сейчас я пробирался к офицерским коридорам не вслепую.
  Добравшись до середины, я спрыгнул с лестницы и осмотрелся. Широкая пещера с высоким потолком - словно натянутый цирковой шатер давит сверху, а я стою на арене. На стенах - сложная система из вбитых прямо в камень деревянных лестниц-полов. Везде натянуты веревки, по которым с верхних ярусов спускали руду к телегам, которыми уже отправляли груз наружу.
  Куда идти? Я обхватил ладонями плечи, сжал - тело бил озноб. Слишком много эмоций, моросящий дождь, да еще и голод. Когда я последний раз ел? Желудок свело, напоминая, что для ужина уже слишком поздно, а во рту с утра кроме сухой лепешки ничего не было.
  Нужно было решать скорее - битва в деревне могла закончиться в любую минуту, и при любом раскладе оставаться в пещере было нельзя. Если верх одержат кочевники, они вряд ли будут осматриваться между подпаленных домиков, а сразу ринутся в шахты. Если стражники отобьют атаку, то рано или поздно Ольстерр вспомнит раба, создавшего ему проблемы с монахами. Да и слишком явным был выпад Кэттона - нас с приятелем часто видели вместе, и Сеттерик наверняка запомнил мой рывок, сдерживаемый солдатами.
  Бежать. Я приладил ножны к поясу поудобнее, так, чтобы они не бились о колени каждый шаг. Сделал два длинных прыжка до ближайшей стены, ухватился за выступ, подтянулся. Оперся ногой о стену, перехватил руки. Словно по заказу, на месте выбитой руды зияли глубокие дыры, превращая гладкий камень в лестницу. Не слишком удобную для стражников в броне, но будто предназначенную для раба с большим опытом паркура.
  Экстремальным развлечением я увлекся несколько лет назад. Тогда тренировки в секции боевых искусств прервались на целое лето - тренер уехал в Японию подтверждать нужные сертификаты для федерации. Младших разбросали по другим группам, а наша компания из шестерых бойцов, уже перешагнувших возраст совершеннолетия, осталась не у дел.
  Нет, также собирались каждое утро, с рассветом, наматывали круги по парку, устраивали спарринги, но настоящих нагрузок не было. Тренер умел распределять упражнения и бои так, что после тренировки по нечетным дням мы были словно выжатые, и порой не могли от усталости даже поднять кулак выше головы. А по четным была растяжка, так что жители соседних домов могли видеть забавную картину - шесть парней ковыляют, осторожно переставляя ноги, до ближайшей остановки.
  Тем летом все было по-другому. Отработав за час основную тренировку, мы разбегались, но я чувствовал, что этого не хватает. Тело ныло в ожидании большей нагрузки.
  Спустя неделю такого расслабления, когда я всерьез подумывал о том, чтобы записаться в тренажерный зал и добивать себя железом, я решил прогуляться домой через парк Горького. Там и встретил группу парней и девчонок, сигающих через скамейки и парапеты. Паркур. Подошел, спросил разрешения присоединиться.
  Сначала на меня посмотрели с недоверием, но предложили попрыгать по скамейкам. После трех сальто подряд взгляды поменялись, и я с почетом был принят в команду. Как говорил сенсей, тренировки по боевым искусствам заменяют и акробатику, и силовой спорт. Где еще одновременно развивается и сила, и выносливость, и скорость? Поэтому паркур дался достаточно легко, но понравился. Я и не заметил, как стал каждый вечер приходить в парк и отрабатывал роллы, фляки и сальто. А через месяц превратил дорогу из парка домой в полосу препятствий - зачем обходить несколько кварталов, когда можно пробраться по крышам? Старая Москва идеально подходила для такого паркура, хоть и было немного опасно.
  За воспоминаниями я успел преодолеть почти половину стены в высоту. Путь в камеры рабов, где я очнулся в первую ночь, остался далеко позади. Поразмыслив, я направился чуть выше, к проему, где иногда показывались офицеры, но никогда - обычные стражники. Заметил я его как раз благодаря полученной от паркура привычке. Еще когда мы с исступлением лупили по руде, я осматривался, мозг страдал от монотонной работы руками и требовал пищи для размышлений. Ничего не оставалось, кроме как болтать с Кэттоном и придумывать трассы, по которым было бы неплохо пробежать. Вот тогда я и заметил этот проем - практически незаметный, добраться до него можно было только через кучу стражников, обойдя по дощатым укреплениям всю пещеру вокруг несколько раз - лестница из досок вилась по стенам, словно спираль. Или как сейчас, экономя почти полчаса, вверх по отвесной стене.
  Нужная площадка была в полуметре над головой. Я покрепче ухватился за выступ - пальцы с непривычки ныли, расцарапанные о шероховатые камни. Укрепил ноги, посетовал на расщелину - в отличие от тех, что ниже, она была случайно создана природой и оказалась узкой, кирки рабов еще не добрались так высоко. Пару раз вдохнул-выдохнул.
  Глянул назад - лететь было высоко. Нет - очень высоко. Не меньше, чем со злополучной многоэтажки, с которой все и началось. Я улыбнулся - всплеск эмоций точно не повредит. Оттолкнулся двумя ногами, выгнулся. Тело отлетело от горы, даже не на секунду, на мгновение зависло в воздухе, готовое рухнуть вниз. Этого времени хватило - я вытянул руки вперед, плотно ухватился за выпирающие балки. Подтянулся, сделал выход силой. Все.
  Я сидел на дощатом полу и пытался отдышаться. Как и всегда, после выполнения сложного элемента, улыбка не сходила с лица. Конечно, за такими трюками стоят годы изнуряющих тренировок и множество травм, но оно того, на мой взгляд, стоит.
  Я поднялся, отряхнул штаны. Бесполезно, одежду после деревни было уже не спасти, но жест привычный каждому, кто постоянно делает кувырки, успокаивал.
  Воздух наверху был грузным и душным. Неподвижным, как перед грозой. Я двинулся в глубину коридора. Идти становилось тяжело - подъем все круче, путь явно вел наверх. Я возликовал - похоже, дорога выбрана верно.
  Коридор сужался. Я сбавил шаг, прислушиваясь. Кажется, издалека доносились голоса. Черт, все зря?
  Я прокрался вперед, наткнулся на гладкую стену. Коридор поворачивал, заканчивался проемом в человеческий рост, явно прорубленным искусственно. Прижался к стене, пробрался чуть вперед. Заглянул в "дверь".
  Передо мной была комната, которую впору было назвать перекрестком, так много коридоров сходилось в ней. Круглое помещение, освещенное не меньше десятком факелов. В центре разместился столик, на нем - в подставке, в виде когтистой золотой лапы - лежит светящийся синевой камень. Я всмотрелся - цветом он был похож на руду, которую мы выбивали в шахтах. Только не такой грубый, как руда, а отшлифованный - даже с расстояния было заметно, насколько гладкий был предмет.
  Вокруг него стояли двое, облаченные в уже знакомые одежды паладинов. Свет камня они игнорировали, сосредоточившись на шаре в руках одного из них. С футбольный мяч размером, шар походил на тот, что нам показывали на уроках физики. Кажется, тогда он назывался плазменным шаром с молниями. Я покачал головой - вряд ли в этом мире было электричество.
  Паладины вглядывались в бушующие молнии внутри тонкого стекла. Я присмотрелся - пусть издалека, но я смог различить картинку, которую транслировал шар. Магия? Паладины явно наблюдали за происходящим в деревне. И слова, которые я услышал, подтвердили догадку.
  - Ольстерр явно проигрывает. Может, пора вмешаться? - спросил один из паладинов, стоящий ко мне лицом и держащий шар. Безусый, явно молодой, он машинально погладил рукоять меча, выдавая желание броситься в схватку.
  - Август считает, что Сеттерика пора научить манерам, - ответил второй. Паладин стоял ко мне боком, и я не видел его лица, но голос выдавал гордого мужчину в годах. Таких самоуверенных можно часто встретить в обеденный час в кофейнях, где они за едой обсуждали дела.
  - Пока что он потерял только войско и рабов, но вряд ли что-то понял, - покачал головой молодой. В шаре отражались всплески огня, выпускаемого шаманами.
  - Сеттерик справится с кочевниками. Вандер добился от артефакта права на магию, но это краткосрочный подарок. Кочевники никогда не смогут стать магами, они лишь пользуются данным свыше. Сеттерик справится с нападением, - ухмыльнулся старший паладин.
  - И станет гордиться еще больше, - покачал головой молодой.
  - И не сможет выполнить обещание. Сеттерик договорился с Августом, что доставит руду в назначенный срок. Потеряв рабов, Ольстерр спас деревню и шахты, но подставил себя, - улыбнулся паладин и выдержал паузу. Молодой в недоумении посмотрел на товарища, тень догадки озарила его лицо.
  - И тогда Сеттерик, возгордившись, попытается обвинить Августа... - неуверенно продолжил молодой.
  - Точно. Август напомнит, что паладины обещали защищать лишь артефакт, а внешний периметр был за Сеттериком. Его предупредили о нападении, дали шанс показать себя. Но он не справится в любом случае - или вовсе погибнет в бою, или падет от руки Августа, обвинив того, - уверенно закончил паладин.
  - Но тогда разработка шахт остановится, в Керчи будут волноваться. Лонгфорд не дурак, - сказал молодой паладин и перехватил шар поудобнее. Изображение на секунду покрылось рябью, но тут же восстановилось.
  - Не остановится, - сказал паладин, всматриваясь в бой. - У Ольстерров много людей, готовых занять место Сеттерика. И они воспользуются шансом. А если Сеттерик сможет удержаться на своем месте, то пусть - Август не желает убивать графа, ему нужна лишь его преданность и понимание, что на паладинов лучше не давить.
  - Похоже не на подставу, а на щелчок по носу, - пробурчал молодой.
  - Ты еще честолюбив, - улыбнулся паладин и медленно достал из ножен сверкающий меч. - Ты хочешь сражений и не понимаешь, что битвы выигрывают или проигрывают еще до того, как обнажаются клинки. Но сегодня тебе повезло. Пойдем, пора помочь закончить Ольстерру бой. Похоже, сегодня судьба на его стороне.
  Молодой не стал заставлять старшего повторять. Аккуратно, придерживая за деревянную подставку, устроил шар на крышке стола и бросился в один из проходов. Другой паладин поднял перед собой меч, постав его поперек. Провел пальцами по сверкающей стали. По лезвию пробежался блик света. Отражение от факела или снова магия? Я все больше убеждался в том, что рассказы Кэттона о магии далеки от правды.
  Мое перемещение в этот мир. Кочевники, швыряющиеся огнем. Паладины с их магическим шаром. И еще я вспомнил первый бой в этом мире. Следовало гордиться, что я справился с превосходящими количеством и силой противниками. Выстоял с голыми руками против мечей. Но тогда, в горячке боя, когда тело отдано рефлексам и адреналину, все казалось логичным. Позже, пока приходилось долбить руду и чистить тофтелы, я часто думал о том бое. Если подавить гордость и самоуверенность, шансов тогда у меня было совсем мало. А если честно, то и вовсе я должен был погибнуть после пары атак - выстоять одному с корягой против нескольких мечников невозможно. Победа явно означала, что мне кто-то помогал. Тайно, как это ни грустно признавать, но помогал. Наполняя мышцы силой, даря энергию, которой не хватало.
  Виски пронзило болью. Как и в первый раз, когда я пытался вспомнить долгий полет через вязкую черноту, прежде чем появиться в этом мире. Магия. Похоже, она пропитала Приграничье.
  Я вжался в стену, приложил затылок к камню, чувствуя, как спасительный холод прогоняет боль. Паладин, очистив несуществующую пыль с лезвия, удовлетворенно кивнул. Развернулся, махнул скрывшемуся в одном из коридоров товарищу. Посмотрел на проем, где прятался я.
  Липкий холодок пробежал по позвонкам. Заметил? Я разглядел лицо паладина - так и есть, догадка верна. Уже взрослый, приближающийся к старости мужик, с густой бородой и усталыми глазами. Он смотрел на коридор, хотя я был уверен, что заметить меня было невозможно. Потом еле заметно стрельнул глазами в проем напротив, усмехнулся в густые усы и пошел за товарищем. Ступая легко и неслышно, словно на нем не было полного доспеха, который оставлял без защиты стали только лицо.
  Заметил, но отпустил? Я дождался, пока паладин покинет залу и подошел к столу. Посмотрел на магический шар. Там можно было увидеть площадь перед воротами в деревню. С высоты птичьего полета было видно, как сражается Ольстерр - рыцарь работал мечом насмерть, не отвлекаясь на приемы. Вокруг воина грудой лежали трупы степняков, другие кочевники лезли под меч по телам соратников.
  Поверить паладину? Зачем он меня отпустил? Я посмотрел на лежащий в когтистой лапе камень. Интуиция подсказывала, что ценен в этой комнате не магический шар, а вот этот неприметный камень. Взять? Вряд ли паладины обрадуются пропаже. В коридоре за спиной послышалось шуршание.
  Больше медлить было нельзя. Я ринулся в проем, на который указал паладин. Пробежал по постепенно сужающемуся коридору, наткнулся на стену. Факелы остались далеко позади, я ругнулся, проклиная себя за опрометчивость. Неужели было сложно захватить с собой источник света?
  Хотел вернуться, но решил не терять время. Воздух становился мягче, давил не так сильно как в пещере паладинов. Значит, проем наружу не так далеко.
  Я ощупал стенку - пальцы нашли выемки, за которые было удобно цепляться. Расщелины, явно сотворенные не природой, а человеком, походили на лестницу. Я зацепился за верхнюю ступеньку, подтянулся. Перебирая ногами и руками, полез вверх.
  Зрение так и не привыкло ко тьме. Лаз сужался, порой я касался спиной гладкого камня. Ступеньки казались бесконечными. Я перебирал их и перебирал, стараясь не думать, сколько лететь вниз и что делать, если нога сорвется.
  Сбылись худшие опасения. Рука уперлась в преграду над головой. Выходит, все зря? Теперь придется ползти вниз?
  Я поудобнее поставил ноги на ступень, качнулся назад. До стены было совсем немного - я уперся спиной в камень и смог отпустить руки. Размял ладони, похрустел затекшими от постоянного напряжения пальцами, выровнял дыхание.
  Духота, вкупе с темнотой вокруг, не придавала сил. Скорее наоборот, наваливалась усталость, накопленная за последние дни, смешанная с эмоциями, полученными во время битвы. Я тряхнул головой, стараясь отогнать грусть. Показалось, что откуда-то сверху лицо погладил свежий ветерок.
  Скорее, даже просто струйка прохладного воздуха. Значит, где-то все-таки есть лаз, или это просто маленькая расщелина?
  Я ощупал потолок, оказавшийся в отличие от камня у спины теплым и шершавым. Шершавым? Сильнее упираясь в стену для устойчивости, я ударил в потолок. Закашлялся, зажмурился, спасаясь от посыпавшихся опилок. Лаз прикрыли деревом?!
  Еще один удар, и еще один. Труха осыпалась, оставляя на плечах покрывало из опилок. Опилки забивали нос, мешали вдохнуть. Плевать. Я остервенело бил по деревяшке, закрывающей лаз, пока не проделал в нем небольшую дырку. Оттуда, будто по заказу, сразу потекла вода.
  Никогда я так не радовался нескольким каплям, оказавшимся на лбу. В несколько ударов расширив отверстие, я просунул туда ладони. Напряг мышцы, потянул. Коряга поддалась. Еще немного - и лаз открылся.
  Ноги дрожали, лицо было засыпано плотным слоем трухи. Я выбрался наружу, растянулся на горе, упираясь ногами в края лаза. Дождь разошелся, заливал лицо, расслаблял тело. Я вдохнул свежий воздух, не загашенный гарью, потом и кровью. Протер лицо, убирая остатки прибитых водой опилок.
  Оперся руками о гору, осмотрелся. Я оказался почти в паре сотен метров над деревней. Там внизу, вдалеке, заканчивалось сражение. Отсюда было не видно, справились ли Ольстерры с кочевниками, или Сеттерику отомстили за меня. Где-то там, возможно, сражались и паладины, один из которых подсказал мне путь наверх. Кто знает, куда вели остальные проходы и сколько дней я бы бродил по коридорам горы, пока не остался бы замурован навечно в лабиринте Прибоя?
  Я встал в полный рост, наслаждаясь бушующим дождем. Нужно было думать, что делать дальше. Избежать положения раба и найти друзей. И тех, кто сможет подсказать, как мне вернуться домой. Куда бежать? Спрятаться в местных деревнях и попытаться обдумать ситуацию? Или сразу пойти кланяться паладинам, надеясь, что они займутся моей проблемой?
  Вряд ли это хороший ход, но я выбрал третий вариант. Кажется, кроме массы врагов и проблем я успел завести в этом мире еще нескольких друзей. Или по крайней мере тех, кто остался мне должен. Как Сеттерик назвал тех всадников с красными лентами? Донгеллы? Пора найти тех, кто сможет противостоять моим врагам.
  Я начал спускаться вниз, стараясь обойти деревушку стороной. Сначала аккуратно перебирал ногами, ища поверхность поустойчивее. Но с каждым шагом все больше и больше разгонялся, скользя по политым дождем камням. Деревня Маринэ, разрушенная кочевниками, осталась сбоку. Впереди ждал долгий путь.
  Я еще раз мысленно поблагодарил Кэттона, который рассказывал, в какой стороне расположено графство Донгеллов. Спасибо тебе, друг. Надеюсь, там тебе хорошо. А здесь - за тебя отомстят.
  Часть 2
  Глава 1
  Есть люди, которые считали себя никем, но встретили смерть с отчаянной храбростью. Есть люди, которые считали, что достигли совершенства, но перед лицом смерти проявили нерешимость.
  Вольный перевод Ямато Цунэтомо "Хагакурэ"
  Темное, безоблачное небо, похожее на простыню, усеянную крапинками светящихся точек, пронзила красноватая тень. Одна из точек полыхнула, на секунду скрыв кусочек полотна в алой пелене. Мгновение - и на небе вновь покой. Внимательный зритель, если, конечно, он бы всматривался в миллиарды точек на простыне, смог бы насчитать еще одну. Но разве сейчас кто-то смотрит на небо в поисках еще одной, только что родившейся звезды?
  Бусид стоял, обвеваемый ледяным ветром, на вырубленном в скале балконе. Издалека выступ походил на выступающую лапу громадного ящера, заточенного в горе Прибой. Крестьяне, из чьих деревень было видно это место, так и называли его - Драконий коготь. Редко кто из людей добирался до этой затерянной в горе обители.
  Да и зачем? Что можно найти крестьянину, которого заботит пропитание семьи и дань, или странствующему рыцарю, который стремится встретить подвиг, в заброшенном месте, где когда-то жил отшельник? Бусид набрел на странный дом случайно, когда исполнял обязательную для монахов Гномьих гор миссию-паломничество. Юному претенденту пришлось покинуть родной дом, целый год бродить по Приграничью, ища что-то, о чем не слышало большинство. Испытывать навыки, которые тренировались двадцать лет подряд. И только вернувшись, выяснив что-то для себя, получить долгожданный сан адепта и продолжить обучения, только надеясь стать послушником или монахом.
  Бусид справился, заработал рясу, найдя спрятанную в глубине горы пещеру. Там, защищенный ловушками и големами, стоял лишь один сундук, в который спрятали властвующие раньше маги свои дневники. Хороший улов, который стоил ученику пары шрамов на спине.
  Можно было бы рассказать и об обители в Драконьем когте, но новоиспеченный адепт промолчал. Да и что здесь было важного? Когда Бусид впервые здесь оказался, то наткнулся лишь на обглоданный птицами скелет бывшего хозяина, да пару тарелок с ложками. Кто он такой, этот отшельник, что поселился здесь? Как он смог выдержать ледяные ветра и лавины? Ответа Бусид так и не получил, но поделился секретом с другом, соседом по келье. С Отр...
  Бусид тряхнул головой. Чуть не нарушил заповедь. По правилам монастыря Гномьих гор, адепт, не справившийся с задачей, терял право на имя. А те, кто продолжал звать его так, считались соучастниками его провала. Монахи Гномьих гор были суровы к тем, кто не смог выполнить приказ.
  Оступившийся. Вот как теперь его зовут. Бусид рос вместе с Оступившимся, делил редкие игры и часто тренировался вместе. Но быстро обогнал приятеля, получил звание адепта, потом послушника. Но не отдалился от товарища. Наоборот, поделился найденной обителью, приходил сюда с ним в редкие свободные вечера. Куда еще мог пойти Оступившийся, Бусид представить не мог. И не ошибся.
  - Давно мерзнешь? - послышался голос сверху.
  - Считай, пару часов. А ты куда отходил? - не поднимая головы, ответил Бусид. Бояться было нечего - товарищ хоть и оступился, не выполнил приказ, но напасть на послушника не смог бы. Понимал, чем это закончится.
  - Поесть хотелось. Вчера ночью совсем продрог. Вот чудеса - там, внизу, еще тепло. А здесь такой буран поднялся. До костей промерз. Вот и решил, что надо поймать что-нибудь, - сказал адепт и спрыгнул с небольшого уступа на балкон. Монах приземлился мягко, спружинил ногами, слегка согнув их в коленях. В руках мужчина держал тушку кролика.
  - Да, верно. С едой холода полегче, - кивнул Бусид, даже не взглянув на добычу. Так и стоял, с напряженной спиной, прямой, как жердь, и смотрел вдаль, на море на горизонте.
  - Будешь? Я немного дров натаскал, можно костер развести. Поешь со мной, - спросил адепт, перебирая пальцами шерсть кролика. Трупик уже остыл, на шерсти скопился иней.
  - Скажи, Отр... - Попытался спросить Бусид, но запнулся. Глаза адепта расширились, на лице отразился ужас. Бусид покачал головой - словно товарищ не понимал, что сотворил, и надеялся на помилование. Но только как?
  - Говори, - глухо попросил адепт, отбросив ставшую ненужной тушу кролика. Труп животного ударился о запорошенную стенку балкона, перевалился через отделанные обледеневшим деревом перила и исчез.
  - Скажи, как ты не справился? Тебе помешали? Или что случилось? - спросил Бусид, хоть и не должен был. Настоящий воин не пытается узнать причины. Если дать шанс объясниться тому, кто оступился, можно поверить, что тот не виноват. Человек оступившийся всегда будет пытаться оправдать себя, даже если и виноват. Такова природа. Молчание затянулось.
  - Говори! - рявкнул Бусид, первый раз взглянув на товарища. Посмотрел - и отшатнулся, увидев решимость в его глазах.
  - Он был сильнее, - нашел в себе силы ответить адепт. - Не сходи с пути, брат. Ты знаешь, зачем ты здесь, и я знаю.
  Бусид покачал головой, глядя на товарища. Нащупал рукоять меча, спрятанного под свободным балахоном. Права на прощение у воина нет и быть не может. Если человек оступился раз - оступится и дальше.
  - Я все делал, как умел. Пытался пробить его болтом, но он успел отклониться. Меч он отразил, от ножа сбежал. Когда пытался кулаками - он вертелся, как змея. Но оказался сильнее, - пробормотал адепт, склонив голову. К концу фразы голос его потух, он понял, что говорит зря.
  Бусид подошел к товарищу. Обнял его. Тело адепта вздрогнуло, дернулось, пытаясь вырваться из хватки. Но в ту же секунду успокоилось, расслабилось в объятиях.
  - Прости, Отрок, - сказал Бусид, отстраняясь. Меч выскользнул из груди адепта, на черной рясе проступило небольшое пятно. Монахов учили бить по-разному. Есть люди, которые должны умирать в муках. Тогда бьешь в живот, заставляя чувствовать, как кровоточат кишки. Или ударишь в грудь, между ребер, так, чтобы проткнуть легкое. Если сделать это верно, то человек будет жить до тех пор, пока из легких не выйдет весь воздух. Ощущение, словно тонешь, только длится это намного дольше.
  А есть и другой способ. Убить так, чтобы противник не почувствовал смерти, а сразу отправился в небесные просторы. Уколоть мечом в сердце, в нужную точку. Человек не понимает, пытается вздохнуть - и сознание оставляет тело. Когда на коже проступает первая капля крови, он уже мертв.
  Бусид осторожно, стараясь не уронить, опустил адепта на ледяной каменный пол. Прислонил к стене, где несколько лет назад в такой же позе полулежал скелет хозяина обители.
  Он нашел в себе силы не убегать. И достойно принял смерть.
  Бусид сжал рукоять меча. Ладонь заледенела, пальцы не чувствовали кожи, которой была обита гарда. Отрок заслужил легкой смерти. И заслужил, чтобы его имя произносили вслух. Не испугался признать поражение, не стал придумывать отговорки. А принял то, что оказался слаб. Это тоже путь воина, путь адепта.
  Кусочек неба вновь вспыхнул. Справа, кажется, совсем близко, загорелась еще одна яркая желтая точка. Говорят, такие воины, как Отрок, тоже оказываются на небе. Может, новая звезда и есть новый дом, куда несется сейчас душа товарища?
  - Я буду рад, если это так, - пробормотал Бусид, пряча меч в ножны. Товарища придется оставить здесь. Нужно исправить то, что не смог сделать Отрок.
  Бусид, не обращая внимания на разбушевавшийся буран и слепящий глаза снег, перемахнул через перила балкона и понесся вниз. До ближайшего выступа горы было лететь с десяток метров. Не смущаясь долго падения, монах приземлился на скалу, чуть соскользнул вниз и гигантскими прыжками понесся дальше, прочь с горы. Вслед за монахом бросилась сошедшая с одной из вершин Прибоя лавина.
  ***
  Место, которое в качестве своего пристанища выбрали маги Ордена, местные племена называли платом Василиска. Еще во времена правления Лонгфорда четвертого здесь была пологая площадка, на которую войска паладинов загнали волшебников в последней бойне. Много воинов и колдунов полегло на плато, а каменная площадка тогда превратилась в изрытое заклинаниями месиво из земли и камней. Добраться до верхнего уступа, который остался цел, представлялось невозможным для обычного человека - нужно было не сломать ноги на самом плато, где земля покрылась вечным льдом, а потом вскарабкаться по отвесной стене в сотню человеческих ростов.
  Местные верили, что место это проклято. Отчасти суеверие подтверждало то, что домашние звери при приближении к разрушенному плато впадали в панику, а птицы и дикие монстры обходили площадку стороной.
  Почему плато Василисков? Маги, загнанные в угол, использовали последний козырь - использовали заклинание призыва древних тварей. Гора Прибой содрогнулась от возвращения ящеров, которые, как говорят, правили миром тысячу лет назад. Величиной с пару домов, ящеры были быстры, как снежные барсы, но в несколько раз тяжелее и опаснее. Их длинные хвосты, покрытые шипами, за раз сбивали с лошадей десяток всадников, ядовитые клыки перегрызали закованных в доспехи рыцарей, словно это были мягкие ягоды.
  Но паладины справились и с Василисками. Ценой тысячи жизней, но победили. И были готовы захватить обитель магов, добраться до манускриптов с тайными знаниями, которые так яростно обороняли волшебники. Поняв, что судьба не на его стороне, архимаг, который, как говорится в легендах, помнил ребенком еще прадеда Лонгхорна четвертого, принял решение.
  Архимаг активировал заклинание, и горы расступились, выпуская на плато сероводородный газ. Заставить послушаться горы стоило архимагу почти всей энергии, которую он скопил за долгую жизнь. Но для того, чтобы привести в действие самоубийственный план, хватило и частички. С помощью которой архимаг, стоящий посреди плато среди сражающихся магов и паладинов, создал небольшой огненный шар. Даже не шар - небольшой шарик, способный потеряться в сморщенной ладони старца. Но хватило и этого.
  На секунду плато превратилось в ад. Огонь плавил камни, за мгновения сжигал и магов в темных балахонах, и рыцарей в блеклых, покрытых кровью, доспехах. Плавились камни, небольшие песчинки в земле превратились в стекло. Поэтому на плато так ярко сверкает лед.
  Огонь уничтожил всех - и рыцарей-паладинов, и магов, и только несколько человек по главе со старым колдуном, который никогда не рвался в бой, а находил удовольствие в науке, остались живы. Ведь никто не мог видеть, что на самом верху скалы, которую обглодал огонь, нетронутой осталась пещера. Совсем небольшая - из трех залов, которые можно было пройти пешком за минуту.
  Именно там, на вершине плато Василисков и размещается до сих пор обитель Ордена магов - мельчайшая часть былого величия колдунов Приграничья.
  В темной зале становилось нестерпимо холодно. Не спасал и магический огонь, который разозливший Жануар вызвал, потратив немного накопленной энергии. Не спасал и костер из дров, собранных Вайном, который считал использование энергии в бытовых целях расточительством. Магам приходилось кутаться в шкуры из снежного барса, на ноги надевать сапоги, обитые шерстью овцы. Но мороз все равно побеждал.
  На столике посредине залы искрил молниями магический шар. Во всплесках отражалась картинка - бредущий по темному лесу парень, в истрепанных штанах и порванной рубашке, пошитых из дешевой ткани. Он шел вдоль дороги, но на открытую местность не выходил, прятался за вековыми деревьями, живым забором растянувшимися вдоль пути.
  - Визард зря пожертвовал собой, - с сожалением пробормотал Жануар, растирая онемевшие ладони друг о друга. - Этот пришелец совсем не то, что нам нужно для миссии.
  - Пока еще рано судить, - примирительно поднял руки открытыми ладонями к товарищу Вайн. Молодой маг старался уловить в голосе коллеги радостные нотки, но так и не услышал их. Хотя это ничего не значило - Жануар был хорошим актером. И хоть на это не было никаких предпосылок, Вайн был уверен, что маг рад.
  - Нужно не судить, нужно анализировать. И ты сам должен понять, что Лис не подходит. Он трус, - бросил Жануар, всматриваясь в магический шар. Как раз сейчас там парень, который и не подозревал, что за ним наблюдают, остановился на краю глубокой, в человеческий рост ямы.
  - В этом уверен ты, но я против. Ничего трусливого Лис не сделал, и мы можем ему помочь, - поджал губы Вайн. Чувство тревоги не отпускало молодого мага, настолько странным было поведение Жануара. Когда проект только начинался, Жануар с энтузиазмом воспринял идею о переносе пришельца. Затем, когда маги нашли в манускриптах древнее, покрывшееся пылью веков заклинание, резко пошел на попятную.
  - Чтобы понять, воин человек или нет, недостаточно следить за тем, что трусливого он сделал, - сказал Жануар и провел рукой над магическим шаром. Картинка приблизилась, лицо парня высветилось крупным планом. При желании маги могли разглядеть царапины, оставленные хитрыми ветками, на лице юноши. Парень озирался, стараясь найти обходной путь. Яма, около которой он остановился, была не меньше десятка шагов диаметром. Откуда ему было знать, что это не просто овраг, а след от ноги горного тролля, который зачем-то забрел в лес у подножья Прибоя.
  - Действительно? И что, по-твоему, тогда показывает, какой получается из человека воин? - насмешливо спросил Вайн, пытаясь сохранить на лице доброжелательную заинтересованность. Хотя сам в этот момент думал о другом. Некоторым людям свойственно открыто осуждать то, что они в глубине души чуют у себя. Жануар так сильно стремится сделать Лиса трусом, что поневоле закрадываются мысли о том, что сам маг побоялся.
  - То, на какие храбрые поступки способен человек. У нашего пришельца был шанс проявить храбрость, отомстить за друга. Этим он показал бы и храбрость, и честь, - резко бросил Жануар, повышая тон. Маг с ненавистью смотрел на шар. Там юноша, не найдя обходного пути вокруг ямы, отошел чуть назад. Берега провала, который образовался от тяжелой поступи тролля, заросли толстыми стволами деревьев, стоящими впритык друг к другу. Сколько же сотен лет назад здесь ступал тролль?
  - А может быть, проявил бы глупость? Нападать на Ольстерра ему было не очень-то логично, вокруг слишком много посторонних, которые порезали бы его на кусочки, - хмыкнул Вайн. Чего мог побояться Жануар? Тогда, когда выяснилось, что для заклинания по обмену душой пришельца между мирами нужна жертва? Он подумал, что его отправят на заклание? Поэтому тянул? Вряд ли, он же знал, что достаточно магического потенциала для жертвы только у Визарда и Вайна. Жануар оказался вне жребия.
  - Воин не думает, глупо он поступит или нет. Воин на поле боя руководствуется честью и отвагой, а уже потом считает, глупо он поступил или мудро, - бросил Жануар, глядя на шар. Там юноша, отмерив достаточно места для разбега, ринулся к краю ямы. Добежал, оттолкнулся двумя ногами, взлетел. Стремительно преодолел пропасть, сделал сальто вперед для ускорения. Приземлился на другом конце ямы. Замер на секунду, постоял, расставив руки в стороны, выравнивая равновесие. Побрел дальше. Десять шагов полета, не меньше.
  - Тогда такой воин скоро станет не просто отважным, но и мертвым, - хмыкнул Вайн. Маг был удовлетворен - теперь он прочитал в глаза Жануара то, что хотел. Ненависть. Как бы хорошо Жануар не скрывал свои чувства, иногда эмоция все равно проскользнет. Но что это значит? Если бы Жануар хотел смерти Визарда, то радовался бы тому, что заклинание удалось, и душа старшего мага навсегда потерялась в тоннеле между мирами. Или сейчас у него другой мотив?
  - Если человек - настоящий воин, то он всегда готов к смерти. Всю жизнь готовит себя к последней битве, готовится умереть с честью, без сомнений в правильности выбора. И поэтому живет долго - настоящий воин не умирает, - мотнул головой Жануар. Капюшон балахона мага взбился, открывая темные пряди, свисающие на лоб. Он раздраженно повел рукой - изображение сместилось, будто перенеслось с ракурса одной летящей птицы в глаза другой. Теперь маг смотрел, как юноша пробирается по лесу, а вдалеке, на горизонте, был виден шпиль смотровой башни замка. Похоже, путешествие юноши через лес у Прибоя подходило к концу.
  - Вы оба правы. И оба забываете, что не стоит судить человека только по одному поступку, - раздался старческий голос сзади. Оба мага развернулись, склонили головы в молчаливом покорном приветствии. Какие бы разногласия не охватывали магов Ордена, все они прерывались с появлением учителя. Колдуна, который был старше их в несколько раз. Волшебника, лицезревшего бойню на плато Василисков, пережившего взрыв, устроенный архимагом. Основателя Ордена Магов. - Мальчик попал сюда совсем недавно, но уже успел поругаться с судьбой. Он пережил столько неприятностей, сколько ему не пришлось бы испытать и за сотню лет в его мире.
  - Но он сбежал. Он занес меч, но не смог закончить удар, - упорствовал Жануар. Вайн молчал, предоставив право беседовать с товарищем учителю. Ему не давала покоя мысль, которая только что пришла в голову. Чтобы скрыть смятение, Вайн наклонил голову еще ниже, стараясь не встречаться глазами с учителем и товарищем по Ордену.
  Жануар поддерживал идею о переносе до тех пор, пока Визард не произнес последние слова заклинания. Взбрыкивал для порядка, понимал, что остальные начнут что-то подозревать, если он не проявит характер и попытается хотя бы для видимости поспорить. Уж таков был Жануар, и Вайн давно привык видеть в нем мага, в котором проявляются черты подростка, пытающегося самоутвердиться.
  Значит, не разглядел вовремя, как подросток вырос. Все возмущения Жануара, попытки доказать, что Лис не подходит для их плана - это искреннее радение за путь и судьбу Ордена? Или шанс заставить учителя поменять кандидата, вытащить из того мира другого воина? Значит, жертва Визарда будет напрасной. Но это лишь полпути. Ведь учитель не отступиться от плана, ему в любом случае будет нужен человек из другого мира. А значит, кому-то придется отправиться в тоннель между мирами. И этот кто-то будет явно не учитель, и не Жануар, ведь тот просто не выдержит нагрузки.
  Когда заклинание переноса активируется, маг, отдающий себя в жертву, перекачивает через себя огромные потоки энергии. И если ширина его энергетического канала будет слишком малой, то он просто взорвется, но не построит аркан. Жануар знает об этом, понимает, что до нужно уровня ему развиваться не меньше сотни лет. Выждать такой срок можно, но зачем? Когда есть Вайн, уже подготовленный к этим нагрузкам.
  Вайн почувствовал, как на ледяной коже, под мешковатым балахоном, выступили капли пота. А готов ли он отдать себя в жертву? И зачем это нужно Жануару? В чем смысл этой игры?
  Маги слишком долго были заперты в башне на плато Василиска, слишком долго скрывались, не взаимодействовали с людьми. Умение строить интриги пропало без постоянной практики, и Вайн не мог точно сказать, что движет Жануаром. Жадность? Корысть? Тщеславие? Или Вайн все придумывает, и на самом деле эти мысли - ничего больше, чем проявление трусости?
  - Не нужно судить человека только по одному поступку. Прежде чем писать книгу, нужно собрать все информацию. Продолжайте наблюдать за Лисом, действуйте по плану, - покачал головой старик. Вайн почувствовал, как мудрые глаза учителя пробираются к нему в душу. Маг был силен. Его последние слова были предназначены для Вайна? Значит, учитель догадался, что за сомнения терзают душу среднего ученика?
  Вайн почувствовал, как щипцы, до этого в тревоге сжимающие сердце, чуть расслабились. Учитель хочет подсказать ему - не делай поспешных выводов. Может быть, все так, как ты говоришь. Значит, будь настороже. Может быть, все не так, ты многое придумал и сейчас клевещешь на товарища. Значит, не обвиняй голословно. Дождись, пока станет больше ясности.
  В следующую секунду сердце Вайна, которое, казалось, вошло в обычный спокойный ритм, вновь учащенно забилось. Вайн почувствовал, как у него перехватило дыхание.
  - Я найду время, что проверить тех кандидатов, которые нас устроили, но не было подходящего момента, - сказал Жануар и выдержал паузу. - Может быть, линии судьбы перекроились, и нам удастся подобрать лучшую кандидатуру. Без запасного плана никак нельзя.
  - Хорошо. И продолжайте подпитку парня, - старик улыбнулся краями губ и вышел из зала. Жануар развернулся к магическому шару и принялся выписывать пассы руками, перенастраивая видимость. Товарища и незаконченный разговор он игнорировал.
  Вайн отошел в сторону, подошел к стеллажам и сделал вид, что изучает один из древних фолиантов. Хотя на душе мага, прожившего всю сознательную жизнь в Ордене, скребли кошки. Сегодня он выяснил для себя - ужасно, когда приходится думать о предательстве близких. Но еще ужаснее понимать, что ты жутко, до дрожи в коленках и сжимающегося сердца, боишься умереть.
  Глава 2
  Лес подходил к концу. Все реже и реже встречались исполинские деревья, идти удавалось все чаще прямо, а не петлять между поваленным растениями, чьи ветви были толще самого меня. Такие огромные заросли я видел разве что на фотографиях в географических журналах. Не тронутые цивилизацией леса - в нашем мире их не осталось, здесь - сколько угодно.
  Просека заканчивалась, впереди показалось поле, засеянное неизвестным мне злаком. Я подбежал к дереву, стоящему у опушки небольшой поляны. Не сбавляя скорости, забежал по стволу, прыгнул, схватился руками за нижнюю ветку. Подтянулся. Добрался до следующей ветки повыше. И так, пока не добрался до вершины.
  Усевшись поудобнее, я постарался не обращать внимания на жесткую кору под мягким местом, и осмотрелся. Солнце выглядывало из-за горизонта, стояло ранее утро. Странно. На ночлег меня смогло приютить только дупло, выбитое неизвестной, и, судя по размерам, огромной птицей. Забылся я тревожным сном, как казалось, несколько минут назад. Вот только стояла ночь, звезды закрыли тяжелые тучи, откуда стеной лил дождь. Я спрятался в дупле, прикрыл глаза - а когда открыл, стихия отступила, и только свежий воздух и мокрые листья на ветвях напоминали о ливне. Рассвет. Я выбрался из дупла, потянулся - казалось, не провел несколько часов в скрюченном положении, а отоспался на шикарной кровати. Наверное, все дело в воздухе?
  Почти полчаса бега по пересеченной местности - и вот я стою на верхушке дерева, по виду напоминавшее дуб, такого же огромного, раскидистого, с множеством ветвей. Но в коричневой, похожей на мокрый песок, коре. Отличная вышла разминка.
  На горизонте виднелись несколько деревянных домиков. Еще одна деревушка? От некоторых крыш шел дым. Наверное, крестьяне топят печи. Или греют остуженные за ночь дома, или готовят. Что? Кашу, наваристую, с мясом? Или мятые тофтели с луком? Блюдо, которое так похоже на наше пюре. Во рту скопилась слюна, я представил запах от пышущей жаром печи. Есть хотелось нестерпимо.
  По улочкам деревни неспешно прогуливались конные отряды. Даже не отряды, скорее дежурные - по два всадника на десяток проулков. Вдали, за деревушкой, в утреннем тумане на небольшом холме скрывался замок.
  Что выходит? Или я совершил грандиозную ошибку и добежал до графства Ольстерров, или все-таки добрался до резиденции Донгеллов? Тогда почему так быстро? Я припомнил рассказ Кэттона - он говорил, что на лошади до Донгеллов скакать не меньше пары часов быстрой рысью. Как я успел за остаток ночи и немного утра преодолеть такой путь?
  Рисковать значит рисковать, так? Деревня - это теплая одежда, горячая еда. Все равно другого выхода у меня нет, не оставаться же в лесу? Я погладил бунтующий живот и начал спускаться.
  Сердце слегка царапнуло. Кэттон. Так я на самом деле лишь отложил месть за друга? Или испугался? Он-то не струхнул меня защитить, бросился на того, кого боялся больше смерти. А в результате все равно встретился со старухой с косой. Я тряхнул головой, отгоняя чувство вины. Нет, сейчас не время. Слаб не тот, кто споткнулся, а тот, кто не нашел в себе силы встать. История еще не закончена.
  Я быстро шел, изредка переходя на бег, через поле. Злаки колосились, ростом доходили до пояса. Вокруг порхало множество птиц. Вороны? А это - местный аналог пшеницы? Я так и не смог запомнить местные названия овощей и фруктов, несмотря на рассказы Кэттона. Разве что тофтели въелись в память.
  Птицы, заполонившие все поле, при моем приближении разлетались, обиженно крича. Затем, стоило мне пройти чуть дальше, возвращались на облюбованные места. В очередной раз наступив на засохший ком земли, я посмотрел вниз. Сапоги впору было выбросить. Подошвы прорвались, на ступнях образовались мозоли. Я откинул ставшие не нужными тряпки, двинулся дальше. Сначала земля впивалась в кожу, раны жгло. Но скоро ступня стала жесткой, образовалась корочка из земли и огрубевшей кожи. Было славно чувствовать влажную землю и высохшие стебли злаков.
  Эта деревушка, в отличие от Маринэ, была не огорожена забором. Поле закончилось, и вдоль дороги, то справа, то слева, появлялись небольшие домики. Избушки, сложенные из деревьев. Такие я видел только на картинках, в совсем старых русских деревнях.
  Чем ближе я был к замку, тем чаще стали попадаться здания. Вот уже появились домики, огороженные забором - за небольшим частоколом был разбит огород. И рядом, вплотную к забору, стоял еще один домик. За ним - другая избушка.
  - Стоять! - раздался грозный окрик. Я вздрогнул. Из-за угла показались два всадника. Я ругнулся - залюбовался видом и совсем забыл про свои подозрения. Ольстерры или Донгеллы?
  - Ты кто такой? - рявкнул детина, чей конь двигался на полкорпуса впереди. В легкой кольчуге, без шлема, он свободно развалился в седле вороного скакуна. Лицо воина, а не стражника - борода рыжая, выжженная на солнце, волосы густые, слегка взъерошенные. И нет ленты.
  Я сообразил, что из отличительных признаков нужного графства я знаю только цвет ленты. Но если у Ольстерров голубые ленты носили только офицеры, это значит, что у Донгеллов приняты те же порядки?
  Пока я молча думал, лихорадочно перебирая в голове варианты ответа, всадники приблизились почти вплотную.
  - Ты чего молчишь? Немой? - крикнул рыжий. Рука воина легла на рукоять меча, спрятанного в ножнах. Второй окинул меня оценивающим взглядом и потянул свой меч наружу. Лезвие с тихим свистом заскользило из ножен. Всадник отрывисто бросил товарищу:
  - Слушай, я не видел его в деревне, - и уже громче, глядя на меня сверху вниз: - На колени, чернь!
  Я молчал. Мозг просчитывал ситуацию. Что говорить? Рассказать про драку в лесу? Или про захват деревни?
  - Точно, он не из наших. У наших такой одежды нет, да и лицо... Слишком белое. Он не крестьянин, - сказал недоверчивый воин. Легким движением сапога коснулся коня, тот всхрапнул и двинулся ко мне.
  Я среагировал быстрее, чем воин вынул меч. Испытывать судьбу не хотелось, да и хватило мне уже драк. Рывок вперед, удар правым кулаком. Костяшки попали всаднику под колено, его лицо исказило болью. Плохой прием, болезненный. Не вырубит, но задержит. Лишнюю секунду я выиграл.
  Я ринулся вбок, перескочил через частокол, прямо в огород, выполнив сальто вперед. Понесся дальше, разбрасывая растущие на грядках овощи.
  - Хватай его! Шпион! - завопил сквозь зубы недоверчивый всадник. Сзади послышался топот. Огород заканчивался. Я перескочил частокол, оказался на соседней улочке. Направо? Налево? Куда бежать? По улице нельзя, верхом они меня догонят.
  Я подбежал к ближайшему домику, подпрыгнул, ухватился за край крыши. Секунда - и вот я уже наверху, на самой избушке, вымощенной досками. Теперь можно и осмотреться.
  Всадники добрались до моего "домика", закружили вокруг. Несколько крестьян, оказавшихся на улицы, бросились врассыпную.
  - Стой! Все равно возьмем! - крикнул рыжий и взял привязанный к седлу изогнутый горн. Приложил к губам, дунул. Раздался гулкий стон. Черт!
  Я быстро повернулся вдоль своей оси, осматриваясь. Так и есть, худшие догадки оправдались. Через две улочки услышали призыв еще два всадника. Заметили меня, стоящего на крыше, и ринулись, не разбирая пути, ко мне наперерез. Теперь путь к замку преграждали рыжий с недоверчивым, а еще двое отсекали от меня выход в поле.
  Куда бежать? Я заметался по крыше. Рискнуть исчезнуть в лесу?
  - Я свой! - завопил я, заметив, что рыжий заряжает непонятно откуда взявшийся арбалет. Где он его нашел-то?
  - Палач разберется, - хмыкнул в ответ всадник и направил оружие в мою сторону. Рефлексы сработали верно. Я дернулся вправо, распластался на крыше. Болт свистнул над головой и исчез, пролетев сразу над несколькими улицами. Тугая пружина.
  Я вскочил, глянул на рыжего. Тот спешно перезаряжал арбалет. Сколько у меня времени? Три секунды? Четыре?
  - Стой, сволочь! Убью, - вопил сзади недоверчивый воин. Да, крепко его задело.
  С поля приближались еще два всадника. Шестеро на одного? Это много даже для меня. Значит, путь в леса закрыт, на открытой местности они меня сцапают на раз два. Я посмотрел на замок - вот он, рядом. Попробовать?
  Я ринулся с крыши, рискуя сломать себе шею. Было не так высоко, но в полтора человеческих роста дом точно высился. Приземлился как кошка, сразу на обе ноги. Спружинил, ушел в кувырок. Теперь ролл, чтобы погасить энергию, и не останавливаясь мчаться вперед.
  Еще один забор. Прыжок. Черт! Я зацепился ногой за торчащий слишком высоко жердь. Привычки бегать босиком не было, стопы горели. Я рухнул в огород. Повезло - земля была перекопана, удар пришелся на мягкий грунт.
  Над головой свистнул болт, вонзился в стену домика передо мной. Надо же, повезло. Если бы не падение, то набегался я бы сейчас, с железом-то в икре.
  Превозмогая боль в подбитом ударом о землю колене, вскочил. Ринулся дальше, огибая домик. Вновь через частокол. Впереди кто-то оставил около домика корыто. Отлично! Я разогнался, вскочил на край деревянной емкости. Оттолкнулся - корыто закачалось, но поздно. Я уже летел вперед.
  Схватился за край крыши, подтянулся. Не останавливаться! Кровь бурлила как никогда. Какой паркур по Москве! Вот она, настоящая трасса. Строишь путь на ходу, организм работает как швейцарские часы. Мозг закипает, просчитывая трассу. Сзади подгоняет стук копыт и возгласы воинов.
  Я выпрямился, ругнулся, снова упал. Еще один болт, теперь рыжий почти попал - спину обожгло, пот смешался с кровью, осталась глубокая царапина. Хорошо, что прошел вскользь. Черт бы побрал этого стрелка. И ведь с каждым разом все точнее!
  Я взял разгон с низкого старта, оттолкнувшись от дерева и ногами, и кончиками пальцев рук. Добежал до края крыши, прыгнул. На мгновенье мир замер, показалось, что я лечу.
  Вот за это ощущение люди и занимаются паркуром, городской акробатикой. За мгновение полета, за момент, когда кажется, что гравитация отключилась.
  Между домиками было не меньше шести метров. Я приземлись на крышу, ушел в ролл. Услышал восторженно-недоумевающий возглас сзади. Хорошо, выиграл несколько секунд.
  Уйдя во второй кувырок, я спрыгнул с крыши, нарушив главное правило - всегда смотреть, куда прыгаешь. В этот раз перекат вышел в неизвестность, и, разумеется, правило тут же подтвердилось. Я влетел в заготовку тофтелей. Плоды рассыпались, раскатились по огороду. Секунду потребовалось для того, чтобы вскочить, восстановить равновесие. Но выигрыш во времени был потерян.
  Я, еще оглушенный, ринулся вперед, не разбирая дороги. Перескочил через очередной частокол, добрался до утоптанной земли. Рванул дальше по улочке, надеясь успеть. В глазах потемнело, упал я с крыши, ударившись головой. Вот и откат.
  Сквозь пелену разглядел поднятые ворота замка. Черт! Сознание чуть прояснилось, я увидел ров и гладкие стены за ним. За обороной замка следили - может быть, и удалось бы залезть, но не вот так, без подготовки.
  Я бежал, понимая, что передо мной тупик. Куда? Остановился передо рвом, чувствуя себя загнанной мышью. Впереди - ров, на дне которого торчат заточенные колья. Прыгать туда и не напороться на острие? Невозможно, слишком часто они натыканы. Справа и слева - большие дома, построенные впритык друг к другу. А сзади - нарастающий топот.
  Я почувствовал, как ног что-то коснулось. Веревка! Я дернулся, но поздно. Узел веревки затянулся, колени сомкнулись и я рухнул, выставив вперед руки. Оправившись от падения, я посмотрел вверх, но заметил только острие меча перед глазами.
  - И зачем пытался сбежать? - усмехнулся рыжий, покачивающий меч передо мной. Поднимая клубы пыли, до нас добрался и недоверчивый.
  - К черту палача, - крикнул он разозлено и занес меч над моей головой.
  - Нет, стой! Мне нужен... - завопил я, но замер, споткнулся, поняв, что не помню имя. Черт, рыцарь, ты же представлялся! Как тебя зовут!
  Недоверчивый с любопытством смотрел на меня, готовый ударить. Солнце поблескивало на полированной глади клинка. Секунда. Вторая.
  - Нам приказали доставлять подозрительных к палачу, а не убивать, - неуверенно пробормотал рыжий.
  - Скажем, что так вышло, - улыбнулся недоверчивый воин. - Есть что сказать? От кого прибыл?
  Клинок ринулся вниз, к моей незащищенной шее. Я закрыл глаза. Ну что, вот и все?
  Пыль вокруг осела, вернулись распуганный погоней птицы. Я приготовился. Сожалеть было не о чем. Взбудораженный гонкой организм успокаивался, сердце замедляло ритм. Логично, ведь все мое пребывание в этом мире шло к тому, что я закончу с мечом в горле?
  - Не сметь! - оборвал мои мысли крик. Я открыл глаза. Меч летел на меня, метя в шею. Вдалеке несся рыцарь, топая так, что пыль стояла столбом. Не успеет? Точно, не успеет.
  Значит, придется принять погибель здесь? Умереть, словно пес, на дороге? Отдать кровь, почти добравшись до цели? Я дернулся. Где смелость, которую прививали мне с детства? Где уверенность, которую выпестовали на тренировках?
  Время замедлилось. Как тогда, когда я готовился опустить клинок на Ольстерра. Я встряхнулся. Сдаться? Лежать, готовясь принять удар, который станет последним? Значит, я так слаб, что не найду сил подняться?
  Я рванулся в сторону, перекатился. Меч ударил острием протоптанную землю - там, где мгновение назад покоилась моя шея. Обреченность, готовность умереть - все отошло на второй план.
  Топот ног рыцаря, смутно знакомый голос - единственное, что сейчас имело значение. Не важно, кто это. Главное, я получил отсрочку приговора. Пусть на несколько секунд, но я их выиграю.
  Я заелозил по земле, стараясь перевернуться еще раз, и еще. Откатиться от клинка, который один раз прошел мимо, но второй раз вряд ли промахнется.
  - Остановись! - раздался голос рыцаря. Уже совсем близко. Еще не веря, что спасся, я откатился дальше, раздирая руки в кровь. Веревка стянула ноги чуть ниже икр, еще сильнее врезалась в кожу. Плевать, зато могу остаться в живых.
  Меч вонзился в дюйме от моего лица. Затем последовал плевок, который попал мне на грудь.
  - Скажи спасибо, что командир успел. Но мы с тобой еще встретимся, - буркнул недоверчивый и дернул веревку. Я охнул, от рывка веревка натянулась, меня швырнуло в сторону, переворачивая со спины на живот.
  Недоверчивый нагнулся, схватился за узел. Потянул, ослабил захват. Ноги онемели, я почувствовал, как тысячи иголок пронзают ступни, так надолго лишенные притока крови.
  Сильные руки подняли меня, встряхнули. Я охнул, взмахнул руками. Ноги подогнулись, и если бы не подставленное вовремя плечо, я бы вновь оказался на земле.
  - Эк они тебя. Ну и бучу ты здесь устроил, друг, - смеясь, сказал рыцарь. Черт, ну как я мог забыть его имя.
  - Старался как мог, Айрин, - улыбнулся я.
  - Ты извини парней, на взводе они. А тут появляешься, молчишь. Ты откуда такой? Одежды твои мне знакомы, - спросил Айрин, подозрительно оглядывая мою тюремную робу. Но несмотря на подозрения, придерживать меня он не перестал.
  К ногам постепенно возвращались силы. Я уцепился за стальной наплечник рыцаря, встал ровнее, сдерживая дрожь в коленях. Вроде бы в норме.
  - Дни были такие, что и не сообразишь, как верно ответить, - уклончиво сказал я. Называть он меня может хоть другом, хоть братом, но кто его знает, что на уме у этого рыцаря? Хотя Айрин и вызывал во мне только добрые чувства, еще со времен первой стычки в лесу, придется быть осторожнее. - Когда вы умчались, я к Ольстеррам попал. На рудники.
  - Догнали? - охнул Айрин, отпуская мое плечо. С недоверием посмотрел, как я осторожно переступая с ноги на ногу, понял, что падать снова я не собираюсь, и удовлетворенно кивнул.
  - И обогнали. Не хороший я ездок, вот и попался. Так что отработал я за ту драку, хорошо, хоть сбежать смог.
  Айрин покачал головой, махнул рукой столпившимся всадникам. Те послушно разошлись, только недоверчивый, получивший от меня под колено, сначала внимательно посмотрел на меня, кивнул на свой меч и только после этого запрыгнул в седло. Глядя, как он удаляется, я только вздохнул - не успел появиться у Донгеллов, как уже умудрился заработать себе врага.
  Мост замка пришел в движение. Заскрипели петли, деревянная громада двинулась вниз, через ров. Крестьяне, прячущиеся возле домов, настороженно переговаривались.
  - Значит, смог выбраться от Ольстерров. Стареет Сеттерик, раз пленников так просто упускает - хмыкнул Айрин.
  - Не сказать, что так просто, - покачал я головой, решив не скрывать от Айрина подробности. В любом случае придется довериться Донгеллам хоть немного. - На деревню, где шахта была, кочевники напали.
  Мост гулко бухнул о землю. Ворота со скрежетом втянулись в стену, открывая проход в сердце графства Донгеллов.
  - Пойдем. Тебе не помешает отдохнуть, - кивнул Айрин и провел по мне взглядом. Представляю, как у меня был вид - рубашка и штаны превратились в лохмотья, пятна старой крови смешались со свежей, сочащейся сейчас из царапин. Весь в пыли, без обуви.
  - Да и приоденем тебя. Мы в долгу, так что не стесняйся, - подтвердил мои опасения Айрин и двинулся вперед, топая по мосту.
  Я на секунду задержался, посмотрел на проулки между ближайших домиков. Кажется, там, среди просто одетых крестьян, стоял рослый худощавый мужчина, одетый в мешковатый балахон. Балахон, похожий на рясу, ту, в которую был облачен монах, напавший на меня у Ольстерров.
  Я моргнул, посмотрел еще раз. Потом вокруг. Нет, никого не было. Показалось? Если от последних нервных дней я еще и галлюцинации заработал, то все совсем отлично. Я тряхнул головой, присмотрелся. Да нет, показалось.
  Пожав плечами, я двинулся вслед за рыцарем в замок Донгеллов.
  Глава 3
  Вдали послышался звук горна. Бусид знал - трубили часовые, требующие смены караула. За два дня он выучил расписание всадников - заканчивающие службу предупреждали заступающих о том, что пора опустить мост, впустить уставших воинов в тепло. А другим время выбраться наружу - сначала в деревушку, что раскинулась вдоль замка Донгеллов, а затем в окружные леса и поля.
  Ночью дозор усиливали, по территории вокруг замка одновременно скакали не меньше сотни воинов. Днем проще - три десятки караулили в полях и лесах, еще десятка медленно бродила в самой деревне.
   Звук горна затих вместе с ветром. Тишина затянулась. Наконец до Бусида донеслись звуки копыт. Легкой рысью скакали стражники домой, спеша в тепло. Воин поежился, подбросил в костер еще сухих веток. Застегнул пояс, отряхнул с плаща капли росы. Ночи стали прохладнее, но костер трещал, грел.
  Бусид подтащил кусок поваленного дерева поближе к огню, устроился поудобнее на жесткой коре. Снял стягивающие кожу перчатки, пошевелил освободившими пальцами, протянул ладони к костру. Воин чувствовал беспокойство. Но от чего?
  Отрок оказался прав, цель была сильнее, чем они думали. Бусид затерялся среди крестьян сегодня днем, и вблизи наблюдал, как жертва пытается скрыться от стражников. Не профессионал, не убийца - это точно. Не было в его побеге отточенного профессионализма наемника. Бусид немало побродил по Приграничью, сталкивался с разными людьми. Нет, наемника он бы узнал.
  Но цель... Парень был неплохо подготовлен, хотя техника и страдала. Он хорошо прыгал, приземляясь, интуитивно ставил ноги чуть шире плеч - без долгих тренировок такие рефлексы не выработаешь. Но воином не был - это стало ясно по первому удару.
  Бусид знал, как поступил бы стражник любого из графств - схватил бы нападавшего за сапог, стянул с коня. Наемник и вовсе не подпустил бы стражников так близко. Монах - тот не стал бы убегать, прыгнул бы в седло и расправился с нападавшим, не слезая с его же лошади. Но этот парень...
  Удар под колено был не плох. Верный, отточенный. Но зачем? Ведь парень только разозлил стражника. Если бьешь - то не убегай. Вот кодекс воина.
  Бусид тряхнул головой. Какая разница, кто он такой? Бусид послушник, ему дали цель. Значит, нужно просто убить. Воин погладил лежащий рядом арбалет. Нет, ошибок Отрока он не повторит, не вступит с ним в открытый бой. Сначала нужно прощупать - действительно ли парню так везет, или это все хорошая актерская игра? Бусид не сомневался - при желании неловкость и непрофессионализм можно и разыграть. Но вот как понять, зачем?
  Солнце скрывалось за горизонтом, день уступал свои права. Бусид добавил еще дров, костер разгорелся жарче. Дерево трещало, воин сощурился. Сейчас хорошо. Нужно отдохнуть, а завтра приниматься за работу. Дождаться, пока цель выйдет из замка, или проникнуть внутрь.
  Но мысль о том, кто же этот парень, вновь и вновь возвращалась.
  Бусид встал, отошел от огня. Сразу напала прохлада леса. Вдали гулко ухнула потревоженная кем-то птица.
  Кому может навредить этот парень? Откуда он? Монахи убивали только в нескольких случаях. Из самозащиты - если кто-то раскрыл место их обители, если кто-то узнал о них слишком много. Не тот случай. Бывает, монахов нанимали сильные мира сего - всегда жить в изоляции никому не удастся, это понимал каждый воин. И иногда приходится выступить как наемник, помочь богатым разобраться между собой.
  Но кого мог заинтересовать этот парень? Он стал целью еще до того, как причинил неудобства Ольстеррам, значит, дело не в них. Донгеллы? Тогда зачем они приняли его как гостя? Король? Он и знать не знает про какого-то паренька, который бродит по Приграничью.
  Значит, третий вариант. Монахи всегда убивали тех, кто мог возродить магию в этом мире. Тех, кто помогал магам. Значит, этот парень связан с магами? Да, хоть и в это не верится.
  Маги. Бусид в задумчивости сорвал травинку, мокрую от росы. Покрутил ее в пальцах, рассматривая, как отражается огонь от костра в капельках. Положил в рот, пожевал, ощущая кисловатый привкус.
  Монахи, сколько себя помнил Бусид, всегда боролись против магии. Магия и боевые искусства - две грани одних возможностей. Только одни получали возможность управлять энергией, ища сведения в древних книгах, надеясь получить все и сразу, не приложив труда. А другие годами оттачивали мастерство, учились управлять энергией. Монахи боевых искусств используют ту энергию, которая есть внутри каждого человека. А маги берут энергию извне, паразитируют на мире вокруг.
  Бусид погладил арбалет. Значит, парень маг? Или помощник магов? Но как же его побег от всадников? Цель явно занималась боевыми искусствами, Бусид определял это навскидку, даже не присматриваясь. Или магия. Или искусство. Третьего не дано. Так кто же такой этот парень?
  ***
  - Прости, что я тогда не смогла отблагодарить тебя, - улыбнулась Калли, пододвигая ко мне поднос с фруктами. Девушка улыбалась, глядя, как я сначала жадно влил в себя густой суп, похожий на чечевичный, а после набросился на жаренное мясо. Кажется, кролика. Да и не важно, как этот зверь называется здесь. Главное, что желудок наполнялся едой, и больше не бурчал, переваривая сам себя.
  Насытившись, я забрал из вазы два округлых красноватых плода, напоминающих наши яблоки, только в разы мягче. На вкус - как яблоко, а жуешь словно персик. Чудная еда. Откинувшись в глубину широкого кресла, я, наконец, смог расслабиться.
  Как выяснилось, та девушка, отважно бросающаяся на Ольстерров, была племянницей графа Люциуса Донгелла. И сейчас она сидела напротив, совсем не похожая на того взъерошенного зверька. Одетая в легкое, невесомое платье теплого пастельного оттенка, закрывающую всю кожу, кроме тонкой длинной шеи, девушка полулежала в кресле напротив. С улыбкой наблюдая, как я насыщаюсь, забыв про приличия. А что? Они попробовали бы побегать сутки без крошки во рту.
  Айрин выдал мне сменную одежду пажа - доспехов моего размера не было, все воины Донгеллов были выше и шире меня. Тому же Айрину я макушкой доставал только до плеча. Поэтому пришлось мне щеголять в персикового цвета обтягивающих брюках и белой рубашке свободного покроя.
  - Ничего страшного, - буркнул я, пытаясь проглотить слишком большой кусок фрукта. Девушка мило улыбнулась, но вмиг стала серьезной, глянув куда-то позади меня. Хлопнула дверь, я обернулся - в гостиную замка Донгелл вошел седовласый мужчина. Чуть сгорбившись, он шел, быстро перебирая короткими ногами. "Словно крыса, только хвоста не хватает", - подумал я.
  Гостиная в замке была точь в точь такой, какими демонстрировали обеденные залы в рыцарских фильмах. Большая, с камином и креслами в углу, и с длинным обеденным столом, за которым легко смогли бы принять пищу человек тридцать, посередине. Мужчина добрался до стола, остановился в двух шагах напротив Калли. Мы разместились в углу стола, так что я оказался сидящим сбоку от мужчины.
  - Значит, это тот самый воин, который спас мою любимую племянницу от рук грязных Ольстерров? - спросил вошедший чуть писклявым, высоким голосом.
  - Да, дядюшка! Это Игорь Лисицын. Игорь, это мой дядя, граф Люциус Донгелл, - Калли вскочила и чуть поклонилась. Имя ей пришлось выговаривать, напрягая артикулярный аппарат. Я не отличал различий между языками, мне казалось, что говорю я на том же русском, да и здешние жители общались на чистом языке, без акцента. Но почему-то с именами у них были проблемы.
  - Можно просто Лис, так короче, - сказал я и, последовав примеру Калли, поднялся с кресла.
  - Я выражаю от имени графства Донгеллов вам благодарность, молодой человек. Отныне и до тех пор, пока наша дружба не будет омрачена, вы желанный гость в моих землях, - сказал Люциус тусклым, лишенным эмоций тоном. При этом на меня он даже не взглянул.
  - Благодарю, - ответил я и чуть склонил голову. Все-таки благородная особо, аристократия.
  - Калли, подготовь отчет о запасах на зиму. Ночью начинает холодать, пора этим заняться. И отбери парней. Через неделю мы выезжаем в Керч, на встречу с королем. Кроме моих охранников, нужны еще люди. Пусть Эдгар проконтролирует, - потеряв ко мне интерес, тем же бесцветным, писклявым голосом отдал приказ Люциус и развернулся.
   - Да, дядя, - покорно ответила Калли в удаляющуюся спину. Слегка качнув головой, она нахмурилась, но через секунду вновь повернулась ко мне, и лицо ее было освещено улыбкой.
  - Строгий у вас дядя, - отметил я. Мне показалось, или во взгляде Калли мелькнула ненависть?
  - Он граф, а я его племянница. Так все устроено - мы работаем вместе, и на кого еще надеяться графу, если на родственников? Сейчас мир такой, что приходится доверять только избранным, - промолвила Калли. Из смешливой девчонки, которая встретила меня с обедом, она вмиг превратилась в строгую девушку. На лице не осталось и следа задорной теплой улыбки, вместо нее стала править серьезность. - Расскажите, что случилось в деревне Маринэ.
  Тени от факелов, которые в обилии были развешены вокруг, плясали на стенах. Тепла добавлял и треск поленьев в камине. Я глубоко вздохнул - от обильной еды навалилась сонливость, тело расслабилось, почуяв уже, казалось, утраченное чувство спокойствия.
  - После того, как ваши парни ускакали, я решил собрать немного добычи с поверженных воинов Ольстерров... - подумав, начал я рассказ.
  Калли слушала внимательно, не перебивала. Серо-голубые глаза, не отрываясь, следили за мной. Я поведал ей все, что видел, в том числе рассказал и про убийство Кэттона, но не стал упоминать о нападении монаха. Не знаю, почему, но настороженность не отпускала. Может быть, дело в том, что я видел, как легко Калли меняется? И не понимал, какая она настоящая?
  - Да, Сеттерик всегда был таким. Для Ольстерров жизнь человека не стоит и медной монеты, - задумчиво прокомментировала Калли, когда я поставил точку в рассказе, поведав о побеге через шахты. Про маленькую комнатку-перекресток я тоже умолчал.
  - Всегда? Кэттон рассказывал, что графства ведут тихую войну, но в открытую не выступают. Почему? - поинтересовался я, добавляя в опустевшую глиняную чашу еще травяного настоя. Напиток, наподобие чая, здесь заваривали в больших чайниках, каждый объемом литра на три.
  - Графства создал Лонгфорд пятый, как раз после большой войны с магами, - ответила Калли, поглаживая длинные, струящиеся по плечам волосы. - Король хотел контролировать все земли в Приграничье, но его стражников хватило только на Керч.
  - Не понимаю, - помотал я головой и погладил подбородок. Пальцы нащупали жесткие волосы - следить за собой последние дни не удавалось, о бритве пришлось забыть. Хорошо же я выглядел на приеме у аристократии - с недельной щетиной, волосы свалялись и превратились в засаленный ком.
  - В Приграничье разбросано много деревень. После войны с магами Керч оказался в упадке, требовалось много золота для восстановления города. Лонгфорду пришлось поднять дань. Многие из тех, кто жил в городе и довольствовался своим хозяйством, были вынуждены отправляться за стены и пытаться зарабатывать больше. Засеивались поля, строились загоны для скота, - Калли откинулась на кресло, чуть прикрыла глаза, словно вспоминая курс истории.
  - Город начал расти? - догадался я.
  - Скорее, окраины. Кто-то уходил еще дальше, появлялись дома около горы Прибоя. Мужчины работали на добыче, их жены занимались огородами. Так появлялись целые деревни. Но врагов у подданных Лонгфорда и без магов достаточно. Нападки кочевников. Охотящиеся звери, которые недовольны тем, что на их территории поселились люди. Сначала Лонгфорд поручил охрану деревень Гвардии, но воины были не приспособлены работать стражами. Да и не хотел король разбрасывать личные силы по всему Приграничью.
  Я покачал головой и сделал глоток травяного настоя. Горячий, пахнущий мятой напиток обжег рот и провалился в живот, распространяя по телу тепло и успокоение. Расслабленность.
  Похоже, все миры развиваются по одной схеме. Лонгфорд был умным правителем - избавился от переизбытка населения в Керчи и одновременно создал экономику на сельском хозяйстве. Верное решение.
  - Тогда Лонгфорд решил, что контролировать все одному не удастся, - тем временем продолжала Калли. - И выделил две семьи, которые особо отличились во время войны с магами. Им дали постоянное право на отличные земли, сделали наместниками короля. Выделили средства на строительство замков и отправили в статусе графов развивать землю. Графства расположились по обе стороны от горы Прибой, и кроме контроля за полями и деревнями, получили право на разработку шахт. Чтобы, как выразился тогда король, иметь средства на осуществление воли правителя.
  - Хороший ход, - кивнул я. - Выделил кучу проблем для решения, а в качестве награды сбросил со своих плеч еще одну заботу - добычу руды. Причина вражды графств в этом?
  - Точно, - засмеялась Калли. - Руда нужна Керчу в огромных количествах, также как и камень. Город все время растет, хоть право на строительство за стенами замка и стоят мешка золота. В Керч пытаются перебраться зажиточные крестьяне, старосты деревень и прочая элита Приграничья.
  - А зачем? Ты же говоришь, что это стоит довольно дорого? - недоумевающе покачал я головой. - Смысл бросать хозяйство и переезжать в новое место, отдавая за это все, что заработал?
  - По закону Лонгфорда, деревни не могут иметь своей армии. Так что вся оборона у нас строится на графствах и Гвардии. А опасностей с каждым годом все больше. Говорят, что с гор стали спускаться монстры, которых уничтожали наши деды. Да ты и сам участвовал в одной такой заварушке. Вот люди, которым есть что терять, и бегут в город. Ну, или ищут прямой защиты у графов, переселяются в деревни около замков.
  - Значит, разделяй и властвуй, - пробормотал я и внимательно посмотрел на Калли. - Почему Ольстерры напали на Донгеллов? Ты так и не ответила?
  - Твой друг правильно сказал - мы находимся на войне. Правда, на войне тихой, - почти шепотом сказала Калли и осторожно коснулась пальцами закрытой волосами шеи. - Официально графства - это наследники короля, исполнители его воли. И должны сотрудничать, вместе работая над процветанием Приграничья. Но Ольстерры... Они стремятся к власти, и готовы пойти на что угодно ради того, чтобы снискать положительный взгляд короля и его лояльность.
  - Но смысл? Если вы находитесь в одинаковой позиции? Что дает Ольстеррам давление на Донгеллов?
  - Власть, - прошептала Калли. Голос у девушки был грудной, бархатный. Я качнул головой, поправил волосы, стараясь встряхнуться, избавить от вязкой пелены, в которую засасывал ее рассказ. - Сеттерик наверняка будет пытаться претендовать на трон.
  Возможно, мое недоумение отразилось на лице, потому что девушка прервала медленный шепотом и расхохоталась. Смех заливистым ручейком заполнил зал, я улыбнулся в ответ.
  - Видимо, ты и правда издалека. И никогда не связывался с графствами. Здесь везде царит раздор - позиции в Приграничье диктуются законом, и Ольстерры пытаются найти лазейку. Сейчас у Лонгфорда нет наследника, и судя по слухам, которые ходят по Керчи, не будет. Значит, когда король умрет, право на престол будет принадлежать его верным подданным. А ими по закону автоматически становятся молодые графы.
  - Молодые? - переспросил я.
  - Да. Новым королем Приграничья может стать либо сын Лонгфорда, в любом возрасте. Либо, если такого нет, то это должен быть или мужчина из Ольстерров и Донгеллов, которые пережили больше пятнадцати зим и меньше сорока. Самому Сеттерику, да заберет его смерть, уже пятьдесят, а вот его сын подрастает, и следующей зимой ему стукнет пятнадцать. Самый возраст.
  - Все равно я не понимаю. Если Сеттерик в любом случае видит своего наследника на троне, то почему он давит на Донгеллов?
  - Сеттерик - злобное существо, рожденное в аду, - выкрикнула Калли. - Но что у него не отнять - так это умение строить планы и идти к цели. Сметая все на пути. Сеттерик видит в Донгеллах угрозу. Из наследников Люциуса - только я, племянница, сейчас в живых. Но если я найду избранника, то он станет одним из претендентов на престол и сможет побороться с отпрыском Сеттерика.
  На щеке девушки появилась дорожка от выкатившейся слезы. Она торопливо махнула рукой, стирая ее. Да что такое? Кажется, она что-то скрывает от меня. Почему?
  - В чем на самом деле причина твоей ненависти к Сеттерику? - глухо спросил я. Замерла тишина, слова эхом отразились от стен.
  - У Долнгеллов был претендент на престол. Мой жених, - ответила Калли, скрывая глаза. В миг из гордой наследницы графа она превратилась в обычную девушку. Сжавшись на кресле, она взяла со стола вышитую кружевами салфетку, промокнула глаза. - Из знатного рода, его отец занимал высокую должность в Гвардии. Настоящий воин. Сеттерик избавился от него.
  - Убил? - спросил я, вспоминая, с каким равнодушием старший Ольстерр разрубил Кэттона. Да, хороших же врагов я нажил. Такую фигуру как я Ольстерр сметет с доски, даже не поморщившись.
  - Еще хуже. У Сеттерика вышла сложная комбинация, и я слишком поздно догадалась, что он хочет сделать. Ольстерр сильно ослабил Донгеллов, объявив нас в заговоре по возвращению магов в мир, - сказала Калли. Тень злобы вновь мелькнула на ее лице, в голосе появился металл.
  - Магов?
  - Магия, как известно, запрещена после войны. И каждый, кто попытается связаться с уцелевшими магами, которые по приданиям скрываются в горах, должен быть казнен, - начала рассказывать Калли. Голос у девушки был безжизненный, но спокойный, словно она уже давно успокоилась и приняла утрату, хотя и не избавилась от душевной боли. - Сеттерик подставил моего жениха, Ульфрика. Он был храбрый воин, как и все в его семье. Часто ходил в походы, бывал в Гномьих горах. Привозил оттуда добычу - в том числе и несколько амулетов, которые, как оказалось, были магическими. Некоторые дарил мне, некоторые оставлял в доме отца. Но откуда ему было знать о том, что это артефакты? Он-то думал - просто красивые побрякушки.
  - И что случилось? - спросил я, уже заранее зная ответ.
  - Паладины. Сеттерик имеет хорошие связи в Церкви, он доложил о находках. И заставил поверить паладинов в то, что Ульфрик виноват в заговоре против короля. А наш Лонгфорд, справедливый король, но слишком хорошо помнит то, что было во время войны с магами. И доверяет паладинам. Ульфрика признали виновным.
  - И что с ним стало? - спросил я. Хоть голова и шла кругом от обилия новой информации, но ключевую суть я ухватил. Магия все еще существует, и нужно выяснить про нее побольше.
  - Моего жениха сожгли, - просто ответила Калли. В голосе девушки не читалось возмущения. - Казнь прошла на главной площади. Улики были неопровержимы - у Ульфрика в сумке нашли амулеты с магическим фоном. Их конфисковали, его - на постамент. Я не выдержала, не смогла смотреть на это. И убежала из графства. Как оказалось, зря.
  - В каком смысле зря? - поинтересовался я, подливая девушке травяного настоя. Та кивнула, с трудом сделала глоток. Короткая пауза, и Калли продолжила.
  - Сеттерик ничего не делает просто так. Я то подумала, что дело здесь в отношении, в эмоциях - он сильно злился, что все считали моего Ульфрика претендентом на трон. Но Сеттерик в плане пошел дальше. - объяснила Калли, сминая хрупкими пальцами салфетку. - Когда я вернулась в графство, выяснилось, что мы потеряли большую часть заказов на поставку руды в Керч. Фактически у нас отняли право разрабатывать шахты, под предлогом того, что Ульфрик не один замышлял заговоров. В замок Донгеллов прибыла Гвардия, начались допросы.
  - Многие последовали за Ульфриком? - спросил я, догадываясь, что скажет девушка.
  - Больше, чем кажется. Люциус хороший воин, хороший граф. Но он не политик. У него в голове одни лишь битвы, - покачала головой Калли и покраснела. - Меня не было три дня. Всего три дня! А Люциус успел все испортить. Он собрал отряды, нападал на Ольстерров, требовал справедливости. Ему было обидно за Ульфрика, он принял его как сына. Обидно за обвинения, несправедливые - Люциус никогда бы не связался с магами. Но не так нужно было себя вести. У нас забрали шахты, и оставили лишь деревни с полями. Это максимум, на что я смогла договорится. Пришлось отдать всех людей Ульфрика, его отряд. Все они до сих пор не вернулись из темниц паладинов.
  - Значит, Сеттерик решил подставить твоего жениха ради денег... - кивнул я, дивясь количеству последствий одного, казалось бы, заговора.
  - Не только. Ведь количество войск в графствах также ограничено. Разрабатываешь ты шахту - можешь нанять десяток наемников или сделать ополчение из крестьян. Две - два десятка.
  - Лонгфорд боится мятежа? - догадался я.
  - Наш король справедлив и умен, - кивнула Калли. Но он отдал Ольстеррам наши шахты, и значит, усилил его. Так что в открытом противостоянии Сеттерик сможет уничтожить Донгеллов, и только остатки уважения Лонгфорда мешают ему расправиться с нами, - подтвердила Калли. - Та шахта, в деревне Маринэ - она была нашей. И почти все рабы, которые сейчас трудятся там - это бывшие свободные жители, крестьяне. Наши люди, наши!
  - Но как они... - начал я, но девушка перебила.
  - Он превратил их в рабов силой, просто отобрал у них свободу! - повысила голос девушка, давясь слезами. - Разве это ему позволил король? Он отдал право на шахты, но не людей! И обратиться к королю за помощью мы не можем - ведь Донгеллам больше веры нет, нужно время, чтобы восстановить доверие.
  Рассказ прервал стук. Калли вздрогнула, замерла. Соскользнула с кресла с грацией кошки, направилась к дверям, на ходу крикнув разрешение входить. Я дотянулся до глиняной чашки, сделал глоток уже остывшего настоя. Поморщился, провел языком по зубам - холодный напиток не приносил свежесть, а казался обычной горькой водой.
  Калли вернулась на свое место, вслед за ней прошли Айрин и еще один старый знакомый, которого я видел на месте нападения - Эдгар. Худощавый рыцарь в этот раз был одет в свободного покроя куртку, под которой белела рубаха, и черные брюки. Проигнорировав меня, он продолжил начатый еще в дверях доклад.
  -... отбили пару деревень к югу, но все равно не успеваем. Ольстерры используют разбойников. Дома старосты сожжены, сами крестьяне пропали. Не удивлюсь, если они уже в шахтах. Говорят, нападение на Маринэ оставило Сеттерика без рабочей силы. Только непонятно, зачем кочевникам было убивать крестьян - обычно они их угоняют к себе, а на этот раз, как рассказывают наши люди, воины Сеттерика устроили им братскую могилу невдалеке от деревни.
  - Сеттерик пообещал рабам свободу, если они смогут отбиться от кочевников, - встрял в диалог я. Эдгар, словно только что заметил мое присутствие, сощурился.
  - И как? Нашелся хоть один, кто выжил? - спросил рыцарь.
  - Нет. Сеттерик отправил их вперед, а свои людей поставил за их спинами, - отрицательно помотал головой я и рассказал подробности битвы.
  Эдгар, внимательно выслушав меня, открыл рот, но внезапно бросился на Калли.
  - На пол! - рявкнул Айрин, отреагировав на движение соратника. Могучая рука дернула меня за плечо, смела с кресла. Я упал, не успев сгруппироваться, и стукнулся плечом о ножку стола.
  Кость пронзила острая вспышка, но я подавил вскрик, уставившись на спинку кресла. Там, на уровне моей груди, дерево пробил стальной болт.
  - Охрана! - завопил Эдгар, прикрывая тело ругающуюся Калли. Рыцарь прижал девушку к полу, закрыв так, что лишь дергающиеся ноги выглядывали из-под худощавого тела мужчины. - Нападение на графиню!
  В зале засуетились. Я перевернулся на бок, посмотрел на витражное стекло. Арбалет пробил в нем маленькую, аккуратную дырку. На спине выступил холодный пот. Похоже, целью стрелка была не Калли.
  Глава 4
  - Теперь мы квиты, - захохотал Айрин и хлопнул меня лапищей по плечу, вдавив в кресло. Здоровяк храбрился, но шутки у рыцаря выходили натянутые.
  Калли пыталась пить настой, который ей буквально силой всучил Эдгар перед тем, как убежать раздавать указания. Пальцы девушки дрожали, горячий напиток норовил вырваться из чаши и обжечь. Охрана графства проверила окружные места, хорошо подходящие для засады. Как я и думал, никого найти не удалось. Мы переместились в кресла в глубине зала, около камина.
  - Сомнений нет, это уж точно. Мою шкуру сегодня ты спас, - кивнул я рыцаря, выдавив из себя улыбку. Хоть воины Донгеллов и поручились, что рядом с замком чужаков нет, и нападавший скрылся, прихватив арбалет, я то и дело посматривал на окна.
  - Наши люди прочешут местные леса, но вряд ли кто-то будет найден. Убийца профессионал - стрелял с крыши дома портного. Мужика нашли связанным, без сознания, но живым. Сейчас парни допрашивают его, может, видел нападавшего, - сказал вбежавший в гостиную Эдгар. Рыцарь опустился в кресло рядом с Калли.
  - Ольстерры перешли к наемным убийцам. Теперь даже в собственном доме я не в безопасности, - прошептала Калли. Девушка была растеряна и больше не походила на леди. Она забралась в кресло с ногами, съежилась и то и дело поглядывала на Эдгара.
  - Почему-то мне кажется, что это не Ольстерры. Тихие убийства совсем не в стиле Сеттерика, - сказал Эдгар и посмотрел на меня.
  - Ты хочешь сказать... - начал Айрин, переводя взгляд с соратника на меня и обратно.
  - Я хочу сказать, что охотился ассасин на нашего таинственного друга, - бросил Эдгар. Рыцарь казался расслабленным, но я заметил, как его рука потянулась к ножнам, где был спрятан изогнутый меч. - И я не думаю, что наш гость - крестьянин в поисках денег. Сначала драка, потом ассасины. Кому ты так насолил, что они наняли убийц с Гномьих гор?
  Я посмотрел на Эдгара, который с непроницаемым лицом наблюдал за мной. Казалось, что если я дернусь, он зарубит не раздумывая. Айрин глядел с недоумением, Калли - с изумлением.
  - Это уже второе нападение, - решил признаться я. Похоже, только Донгеллы смогут мне помочь. Как говорится - враг моего врага мой друг.
  - Рассказывай все по порядку. И не утаивай, - скомандовал Эдгар. По тону я понял, что старого рыцаря, или кем он на самом деле был, не одурачишь. Взгляд серых глаз сверлил, словно он пытался забраться в самую душу, прочесть мысли.
  Я говорил долго - начав рассказ с полета с многоэтажки и закончил - деревней Маринэ и странным камнем, который охраняли паладины.
  В гостиной повисла тишина, которую первым нарушил Эдгар.
  - Значит, паладины окончательно договорились с Ольстеррами. Если Сеттерику доверили хранение артефакта - считай, Август у него в кармане, - сказал рыцарь, с задумчивым видом взглянув на Калли.
  Девушка по ходу моего рассказа распрямилась, собралась. Напряжение, вызванное нападением, ушло - перед нам снова сидела гордая молодая леди.
  - И все наши предположения подтвердились. Сеттерик на самом деле претендует на престол, - кивнула Калли.
  - И вряд ли он собирается ждать, пока Лонгфорд умрет, - подтвердил Эдгар. Я вздрогнул от неприятного звука - рыцарь помял запястья, кости хрустнули.
  - Похоже, этот артефакт не дал какого-то преимущества Сеттерику, - заметил я, вспоминая бойню в Маринэ. - Он лежал без дела, пока рабы и воины гибли под ножами кочевников.
  - Артефакт работает только после настройки. Нужен определенный ритуал, после которого магический камень привязывается к хозяину и на время передает ему часть магической энергии. Кочевники, судя по твоим рассказам, пользовались таким же, - отмахнулась Калли. Я замер.
  - А откуда ты знаешь все это? - спросил я, осторожно поглядывая на Калли. Как-то не вязалась ее тирада с недавним рассказом про запрет магии.
  Калли с опаской взглянула на Эдгара. Тот впился в меня тяжелым взглядом, но я выдержал блеск серых глаз, не потупился, хотя и чувствовал, что воин давил. Или он не воин? Мне все больше казалось, что худощавый рыцарь находится на особом положении в графстве. Пауза затянулась, и я не решался ее нарушать. Наконец, Эдгар бросил взгляд на девушку и еле заметно кивнул. Та расслабилась, поерзала в кресле.
  - Таких артефактов несколько - камни, каждый величиной минимум с ладонь, гладкие, словно светящиеся изнутри, - описала Калли. Я прикинул - да, очень похоже. - Каждый из камней обладает разной душой, дает разные способности хозяину. И чтобы обладать ими, нужно пройти ритуал - всегда разный.
  - Так у вас запрещена магия, или все это были пустые рассказы? - спросил я, путаясь от обилия информации. Да и Калли вела себя странно - услышала, что я появился из другого мира, но даже ухом не повела, а сосредоточилась на Ольстеррах.
  - Любой человек, когда приходит к власти, понимает, что без магии дальше ему уже не продвинуться. И Ольстерры, и Донгеллы, и сам Лонгфорд - все понимают масштабы ужасающей силы магии. Но разница в том, что Донгеллы никогда не использовали магию в свои целях, а лишь исследовали ее, - горячо возразила Калли. Щеки девушки запылали, от былой расслабленности не осталось и следа.
  - Так значит, все нападки на твоего жениха, Ульфрика - они были частично правдой? - меня пронзила догадка.
  - Нет. Ульфрик и правда был хорошим, но просто воином. Он и понятия не имел, что в его добыче есть магия. Я не врала, - ответила Калли, гордо вскинув голову. - Донгеллы обладают одним из артефактов, оставшихся после разрушения плато Василисков, но они никогда не использовали его!
  - Ты говоришь, никогда не использовали. Но ты же знаешь, что он может? - спросил я, втайне надеясь на положительный ответ. Тело, непривычное к долгому сидению на одном месте, затекло, мышцы ныли, требуя нагрузки. Мне хотелось скорее сорваться с места и двигаться.
  - Я понимаю, что ты хочешь скорее попасть домой, - улыбнулась Калли заговорщицки. - И как мне кажется, мы сможем помочь друг другу.
  ***
  "Слушай только своими ушами. Смотри только своими глазами. Ставь под сомнение то, что видишь и слышишь", - говорил учитель Бусида, когда он в очередной раз оказывался на полу со свежей царапиной от деревянного меча.
  Тренировки в ордене монахов начинались, когда ребенку исполнялось три года. Детям прививалось понимание, что боль - это лишь индикатор опасности.
  Детей монахи учили слышать и видеть все, что происходит вокруг, и доверять только глазам. Специально обманывали, заставляли поверить в учительское слово и раз за разом выбивали страх перед авторитетом.
  "Ты воин. Значит, ты должен уважать того, чье мнение считаешь важным. Но слышать и видеть ты должен сам", - говорил монах, когда Бусид получал палкой под колени, делал сальто в воздухе и падал, рискуя сломать шею. Сколько таких уроков было вбито за двадцать лет? Сотни тысяч падений, миллион ударов? Бусид хорошо усвоил урок.
  И сейчас он сидел на верхушке дерева, затерявшись в густой листве. На той ветке, где еще недавно пытался осмотреть окрестности человек, который должен был умереть. Умереть от его, Бусида, выстрела.
  Воин-монах верил своим глазам. Болт, выпущенный из арбалета, мчался цели прямо в верх живота. Плохие учителя говорят - стреляй в сердце, но это неверно. Сердце защищено ребрами, и велик риск, что цель выживет. Если же стрелять туда, где соединяются грудь и живот, то попадешь в артерию. Которая снабжает сердце кровью. И если ее перебить, то сердце человека становится просто ненужным органом, рудиментом, прекращающим отбивать ритм за доли секунды.
  Бусид глубоко вздохнул. Выдохнул. Повторил процесс еще несколько раз, чувствуя, как кровь наполняется кислородом. Как сжатое в пружину тело постепенно приобретает мягкость. Позади был стремительный бег через деревню и поле. Бусид мчался, норовя обогнать по скорости хорошего скакуна.
  И сейчас, отдышавшись, он переваривал первый в жизни проигрыш. Но радовался, что не вышел в открытый бой, не поддался порыву побитого самолюбия и не бросился в атаку. Воинов Донгеллов Бусиду перебить бы удалось, но лишние жертвы не входили в план монаха. А вот насчет убийства цели воин теперь сомневался. Нет, он знал свою задачу и собирался уничтожить парня, но теперь следовало притормозить и подготовиться. Настало время думать, а не действовать.
  Бусид вздохнул, задержал дыхание. Сердце никак не хотело успокаиваться. Как же так? Ведь Бусид последний раз промахивался, когда ему было десять. С тех пор - ни одного выстрела не прошло мимо мишени. Воин погладил лежащий рядом арбалет. Собственноручно выточенный из крепкого горного дерева, которое привыкло переносить морозы и засухи. Тетива изготовлена из нитей снежного барса - крепче только драконьи жилы, да где их сейчас достать.
  Нет, в оружие Бусид был уверен. Значит, дело не в этом. Воин закрыл глаза. Попытался восстановить в памяти полет болта. Выточенная из гномьей стали игла пробивала доспехи и была идеально сбалансированной. Таким же болтом Бусид подбил в глаз снежного барса, а этот зверь, известно, быстрее и изворотливее любого коня Приграничья. Тогда Бусид стоял в двух сотнях шагов от зверя.
  Такой же болт лишил жизни горного снежного тролля. Сталь проникла в мозг монстра через хрящ переносицы. Расстояние было еще больше - пятьсот шагов до цели.
  Сегодня пришлось стрелять с трех сотен. Не мог Бусид промахнуться, не мог! И не мог глава тайной стражи Донгеллов Эдгар среагировать на воина. С худощавым Бусид уже встречался - знатный интриган, он умело скрывался за спиной Калли, защищал ее любой ценой. Эдгар очень умен - но он не воин. Скорее, разведчик, который привык передвигаться тихо. Но не телохранитель. Почему он смог даже не увидеть, а почувствовать выстрел?
  И сам болт. Бусид, перед тем как спрыгнуть с крыши и умчаться прочь из деревни, проверил - болт впился в спинку кресло, где сидела цель, на уровне груди. Это на пять пальцев выше, чем точка, в которую стрелял Бусид.
  Воин верил в себя. Прислушался к себе и понял, что он сделал все правильно. Лишь третья сила могла вмешаться и помешать воину. Дело не в том, что он промахнулся. Дело в тех, кто заставил его болт пролететь мимо цели. Вот в чем проблема.
  И пока он, Бусид, не поймет, кто защищает цель, вряд ли задание получится выполнить. Воин в задумчивости потер подбородок. Кто-то защищает парня, который появился в Приграничье неизвестно откуда и сразу попал в передрягу. Но кто? И главное - зачем?
  ***
  В Приграничье смеркалось. Небо озарилось багрянцем заката, но солнце еще боролось за свои права, не желая прятаться за горизонт, и освещало золотом верхушку горной гряды Прибоя. Я с сожалением посмотрел в витражное окно, чуть улыбнулся заведомо проигравшему солнцу и спустился вслед за ожидающей меня Калли в подвалы замка.
  Путь шел по длинной винтовой лестнице - мы сделали минимум пять полных оборотов, пока не наткнулись на массивную дверь. Калли с неожиданной для хрупкой девушки силой толкнула дверь, которая бесшумно распахнулась. Подвижной механизм туда встроили, что ли? Чуть выше гулко стучали каменные ступени под сапогами неотступно следующего за нами Эдгара.
  - Донгеллы не использовали магию, потому что она вместе с властью развращает. Превращает человека в зверя, который жаждет только повелевать, - тихим шепотом сказала Калли, разворачивая холщовый сверток. Длинные тонкие пальцы аккуратно, словно боясь уронить, достали из тряпья блестящий синевой камень.
  - То, что на первый взгляд дарует силу, может убить, - процитировал я старинный японский трактат, которыми в обилии меня пичкали на тренировках.
  - Если Ольстерр продвинулся так далеко, если он уже хранит один из артефактов, значит, скоро он нападает на нас. Сеттерик знает, что я храню доставший от отца камень, и не продам и не выменяю его. Потом он заберет артефакт у кочевников. Если у него будет три камня сразу, то ни паладины, ни Гвардия не смогут остановить его, даже объединившись. И если он их еще попытается перетянуть на свою сторону, то Донгеллы будут просто вырезаны подчистую, - сказала Калли. Грусть звучала в словах девушки.
  - Как ты хочешь ему помешать? - спросил я, возвращая камень. Или мне показалось, или же артефакт был чуть теплым, словно внутри камня тлел небольшой огарок свечи.
  - С магией можно бороться, только применяю магию, - сказала Калли и махнула рукой, убирая со лба непослушную прядь. Светлые, почти белые волосы дернулись, на них переливался, отражаясь, свет от факелов. - Все зависит от того, какая у тебя цель. Если собрать три артефакта из шести вместе, то можно захватить остальные. А можно - уничтожить само понимание магии. Смотри.
  Девушка сдернула со стены широкий тюль, открывая взору шкаф, заполненный книгами и свертками бумаги. Все было расставлено в хаотичном порядке, древние фолианты соседствовали с тоненькими свитками на еще не пожелтевшем от старости пергаменте.
  - Когда Ульфрика сожгли, я не смогла горевать долго, - сказала Калли и отвела взгляд. - Донгеллы и раньше занимались исследованием магии, но скорее формально, ведь нельзя упускать ни один шанс. А после его смерти я задалась совсем другой целью - уничтожить саму сущность этой мерзости. Настоящих магов в Приграничье не осталось - тех, которые могли управлять энергией без артефактов. Поэтому можешь даже не искать - до тебя весь полуостров прочесали паладины. Я уверена, что если бы хоть кто-то остался в живых, то он не смог бы скрыться от ищеек Августа.
  Я вспомнил паладина в сверкающих доспехах, молчаливого, с волевым лицом человека, который привык добиваться своих целей несмотря ни на что.
  - Но остался шанс - артефакты. Мне известно о шести. Один принес Ульфрик из Гномьих гор, другой у кочевников, третий у Ольстерра. Нам нужно получить тот, что находится в шахтах деревни Маринэ. Тогда я смогу построить аркан, который укажет точное местонахождение остальных, - пробормотала Калли, копаясь в свитках. Книги и листы пергамента падали из шкафа, девушка не обращала на них внимания.
  - Вот! - воскликнула Калли, отряхивая пыль с одного из широких листов. Я посмотрел на написанное - нет, какие-то закорючки. Такого языка я не знаю. - Построив его, мы сможем найти третий!
  - И что дальше? - спросил я, кашлянув. Пыли в подвале было больше, чем на дорогах.
  - Дальше я отправляю тебя обратно, домой! - воскликнула Калли, рассматривая вязь уже другого заклинания, начертанного на другом свитке. - Все складывается отлично! Аркан сам найдет на тебе следы чужого заклинания, и отследит нужный путь. И сожрет из пространства достаточно энергии, чтобы опустошить магическое поле. А нам это только и нужно. После того, как ты отправишься домой, я уничтожу все артефакты! И планы Ольстерров провалятся! Без всех артефактов ему ни за что не одолеть Лонгфорда!
  - Значит, мы дожидаемся ночи и двигаемся в Маринэ? - уточнил Эдгар, до этого стоящий за спиной. - Ты сможешь вспомнить дорогу к лазу?
  - Вспомню. Но ночью будет сложнее, - помявшись, ответил я. - Может, мы успеем до заката? Еще есть несколько часов.
  - Днем нельзя - если вы поднимете шум, могут пострадать рабы, - категорично махнула головой Калли. Этим она окончательно меня успокоила, и мы направились наверх, прочь из подвала. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки, и у меня все-таки появился шанс попасть домой? Я вспомнил страх и обреченность в глазах Кэттона, когда меч Ольстерра рубил его. И появился шанс отомстить.
  Глава 5
  Если решил что-то сделать, то действуй сразу, не жди, пока страх завладеет тобой. Так говорил сенсей на тренировках, и этому принципу я следовал всю жизнь. Пока что он меня не подводил.
  Я повис на уступе, зацепившись рукой за удобно выступивший из скалы камень. Или я перепутал путь, или во время побега страх правил балом, но тогда гора Прибой казалась достаточно пологой. Сейчас, подкравшись к подъему рядом с деревушкой Маринэ, я проклинал себя за самонадеянность.
  - Их слишком много. Мы не пройдем. Г"ахм! - выругался с десяток минут назад Айрин, наблюдая, как стражники меняются на карауле возле деревни Маринэ. Широкоплечий воин, похожий в полном доспехе на танк, норовящий подмять под себя все, что не успеет отскочить, яростно ругался, смешивая русский и гномий языки. Или не русский? Ладно, понятный и непонятный мне языки.
  - Пройдем. Можно снять их по очереди, а после прорваться в деревню, - хмыкнул Эдгар, глядя, как перебрасываются шутками те, кто уже отдежурил с теми, кому еще несколько часов предстоит стоять за воротами Маринэ и пялиться на лес.
  Мы спрятались неподалеку, на заросшем высоким кустарником холме. Залегли так, чтобы оставаться незамеченными, но при этом видеть все, что творится вокруг деревушки и за ее невысокими стенами.
  Маринэ после бойни практически не восстановили - вместо отстройки сгоревших деревянных домов Ольстерры натянули шатры. Новые ворота еще не поставили, подлатали старые, пробитые тараном кочевников. И похоже, ждали нового нападения - охрана увеличилась в несколько раз.
  - Похоже, Сеттерик стянул сюда половину своих парней, - нахмурился Эдгар. План по захвату деревушки рушился на глазах. Донгеллов подвела их же самонадеянность - парни надеялись, что они появятся возле деревни и будут требовать, чтобы Сеттерик вышел за стены. Преподнесут все так, словно пришли на переговоры, но рядом их ждет затаившееся в лесах войско. Под шумок я должен был проникнуть в деревню и пройти через главный вход. Но, глядя на патрули, которых можно было отвлечь разве что конным отрядом, план пришлось менять.
  Я висел на горе, собираясь с мыслями. Нужно было вспомнить все, что я знаю о скалолазании. Как оказалось - фактически ничего. Боевые искусства не предполагают бег по горам, а паркур - это все-таки преодоление препятствий, а не подъем по практически отвесной скале без страховки.
  Пальцы царапнули камень, я вцепился в камень еще сильнее, не обращая внимания на ломающиеся ногти. За то время, пока я пробыл в этом мире, руки покрылись мозолями и постоянно обновляемыми царапинами, поэтому волноваться еще из-за ногтей точно не было смысла. Одной раной меньше, одной больше - какая разница.
  Я напряг мышцы, подтянулся, подталкивая себя ногами. Донгеллы выделили мне новую одежду - свободные теплые штаны и рубаху наподобие той, что носили под доспехами Айрин и Эдгар. От кольчуги я отказался - только сокращать скорость и тратить силы. А вот за сапоги, крепкие, с шипами на подошвах, я был готов благодарить Калли в полный голос. Мои истрепанные кеды точно не подходили для путешествий по скалам.
  Суставы хрустнули, я сделал выход силой и выкатился на небольшую полянку. Говорят, в горах много таких мест, где любят разбивать лагерь альпинисты. Я посмотрел вниз - если память не отказала, то до нужной точки оставалось совсем немного. А вот обратно довольно далеко - верхушки деревьев в небольшой рощице перед началом подъема казались подозрительно маленькими. Это с какой же скоростью я убегал от Ольстерров, что пронесся такое расстояние буквально за пару минут? И повезло же не свернуть шею.
  Я побрел по поляне до следующей скалы. Ноги скользили по сырой глине. Моросящий, но уже набирающий силу дождь делал затею еще глупее. Сапоги проезжали по влажной земле, усыпанной иголками - на пологих островках горы Прибой росли в основном хвойные деревца.
  Сделал несколько глубоких вздохов - нужно успокаиваться. Кровь стучала в висках, дыхание сбивалось. Пахло снегом, который завоевал горы там, высоко над головой. Я посмотрел на верхушки скал, которые скрывались за облаками. Сколько же нужно времени, чтобы добраться до вершины? Казалось, что несколько дней подъема точно потребуется.
  Нужное место показалось вдалеке. На вид как простая яма, отверстие зияло черной дырой на освещенном луной камне. Я подобрался к нему - сначала передвигаясь на полусогнутых, а затем и вовсе подполз, цепляясь за выступы руками и ногами. Ухватился за край расщелины, подтянулся и, напрягая живот, перебросил цепляющиеся о скалу ноги в дыру.
  Нащупал сапогами каменные ступеньки, осторожно отпустил руки. Тело отклонилось назад, я соскользнул в туннель и принялся перебирать ногами. Спина упиралась в скалу, я цеплялся за выступы. Наконец, внизу показался огонек.
  Все верно - ступеньки заканчивались, начинался коридор. Я повис на руках, осторожно спустился с помощью ладоней на пролет вниз и разжал пальцы. Мгновение, и я уже на каменном полу. От спуска остались лишь царапины на спине и прорехи от острых камней на рубахе.
  Крадучись, я двинулся вперед. Кажется, туннель ведет напрямую в комнату-перекресток, никаких поворотов я не помню. Повеяло холодом - дул ветер, донося до ноздрей запах гнили. Я сморщился. В прошлый раз такого аромата я не почувствовал - был слишком возбужден?
  Туннель заканчивался, на поворачивающей стене, потолок которой был укреплен деревянными балками, плясали тени от невидимых мне факелов.
  Я погладил примотанные к поясу толстым кожаным ремнем ножны. Кроме одежды, Донгеллы снабдили меня и оружием. Легкий меч с узким лезвием я нашел в завалах арсенала графства. Обычный одноручный был слишком коротким, двуручный - слишком большим и тяжелым. Я остановил выбор на клинке, похожем больше не на оружие средневековых рыцарей, а на казацкую шашку. Не очень широкий, но длинной точно больше метра, он походил на то оружие, которые использовали на тренировках по кендо.
  За стеной послышалось бормотание. Я прижался к гладкому камню, выглянул, стараясь остаться в тени. Паладин возле камня был один. Я вспомнил его - старший, более благоразумный, но и более опытный. Он бормотал себе под нос на незнакомом мне языке. Я прислушался - больше похоже не на разговор с самим собой, а на чтение молитвы - слова шли в определенном ритме, но без рифмы.
  - Выходи на свет, путник, и скажи, зачем пришел, - оборвал молитву и сказал паладин. Рука дернулась, ладонь машинально легла на рукоять меча. Я промолчал и выдвинулся из-за стены. Паладин держался ко мне спиной.
  - Зачем тебе камень силы? Ты же не маг? - спросил паладин.
  - Я не маг, ты прав. Но я тот, кто знает, что делать с этим камнем, - ответил я, стараясь держать нейтральный тон. Всплеск адреналина прошел, я почувствовал, насколько холодно в подземелье. Поежился. Понял, что робею перед старым паладином. И совершенно не хочу с ним драться.
  - Нет, вряд ли, - сказал паладин и обернулся. Серые, подернутые дымкой глаза уставились на меня. Я почувствовал, как нечто начинает давить на меня. Голова заныла, словно в черепе образовалась липкая жижа, живая, обволакивающая мозг. - Ты не из этих мест. Ты пришел издалека.
  Паладин помолчал, не отрывая от меня взгляда. Вид его был спокоен, воин так и не шелохнулся. На доспехе тускло отражался свет факела. Я дернулся. Раз, второй. Нет, ноги отказывались повиноваться. С руками та же беда. Меня словно парализовало. Да он колдует!
  - Не могу определить, откуда ты. Но пришел ты не за властью, нет в тебе такой жажды, - мне показалось, или в голосе паладина мелькнула эмоция? Легкое удивление, точно. -Зачем тебе артефакт? На наемника ты не похож, на монаха тоже. Кто ты такой?
  Я попытался разжать губы, но лишь замычал. Паладин и не ждал ответа - он двинулся вокруг меня, рассматривая безжизненными зрачками. Спиной я почувствовал холодок - по влажной полоске, оставленной на позвонках потом, гулял сквозняк.
  - Нет, не могу понять. Кто тебя защищает? Маги? Но зачем им артефакт? Камень силы для них всего лишь игрушка, - пробормотал паладин и небрежно махнул рукой. - Отвечай, зачем тебе камень?
  - Хаааххх, - выдохнул я, обнаружив, что губы снова стали повиноваться. Я вдохнул, закашлялся, сглотнул скопившуюся слюну. Напряг мышцы - бесполезно, тело было не в моей власти. Противник лишь даровал возможность говорить. Я посмотрел на него - паладин терпеливо ждал.
  - Зачем тебе камень? - повторил паладин, надвигаясь. Интонации изменились - голос стал чуть холоднее, но я уловил намек и понял - врать воину света не стоит.
  - Я не собираюсь использовать магию во вред. Я хочу уничтожить артефакты - этот и еще два, - объяснил я, закрыв глаза. Сенсей учил, что если ты попал в захват, не стоит метаться и паниковать. Так ты лишь расходуешь силы. Не удается вырваться сразу, захват слишком сильный - значит, стоит расслабить и копить силы. Нет такого захвата, в котором отсутствует слабое место. Как это работает с магией? Не знаю. Но попытаться стоит.
  - Зачем тебе это? - спросил паладин. Он приблизился совсем близко - не зрением, скорее кожей я чувствовал, что он стоит в шаге от меня. Поза спокойная, устойчивая. Он слушает, а рука лежит на рукояти меча, готовая рубить, если я совру.
  - Сеттерик Ольстерр. Я хочу не дать ему завоевать престол и так отомстить. А сам хочу вернуться домой, - пробормотал я. Что делать? Дергаться смысла нет, энергия крепко держит меня. Я чувствовал, как от паладина идут фибры, как энергия окутывает мое тело, проникает под кожу и держит под контролем мышцы.
  - Магия для добра, - сказал паладин другим, живым голосом. От неожиданности я открыл глаза. И отшатнулся бы, если бы не парализованное тело. На меня словно смотрел другой человек - туман пропал, дымка, закрывающая его зрачки, исчезла.
  - Чтобы спастись, - ответил я, наблюдая за его реакцией.
  - Зря ты задумал это. Магия - это зло, справиться с которым не под силу обычному человеку. Магия - это почва, на которой растет жажда власти. Никто не может использовать магию в добрых целях - только во вред другим, - пробормотал паладин и усмехнулся, но оборвал смешок на середине. Замер, резко обернулся.
  Коридор пронзил вскрик, который эхом отразился от стен комнаты и ушел бродить по коридорам. За паладином что-то прошуршало, мелькнула тень. Воин дернулся, его спина задрожала. Снова тень - что-то, размером с самого паладина выскочило из тени, ринулось на стоящего ко мне спиной мужчину. Мгновение - и существо снова скрылось во мраке одного из коридоров.
  Паладин вздрогнул. Колени его подломились, тело повело вперед. С гулким стуком металла доспеха о каменный пол паладин упал лицом вперед. Голова от удара дернулась, шлем отскочил в сторону. Под латами расплывалась лужей бордовая жидкость.
  Путы ослабли, я почувствовал, что снова могу двигаться. Свободен!
  Но ликовать рано. Я вытащил шашку из ножен, чуть согнул колени, принимая классическую фехтовальную стойку. Клинок смотрел вперед, на уровень груди предполагаемого противника. Из коридора напротив ринулось что-то, напоминающее человека. Человека, ростом доходящего мне до пояса, вместо ног которого...
  - Гадство! - не сдержал я возгласа.
  На меня двигались две сабли, их держала тошнотворная смесь человека и змеи. Широкий, в толщину человеческого тела хвост переходил в покрытый серой чешуей живот. Дальше существо мало чем отличалось от обычного мужчины, разве что с сильно старой, морщинистой кожей. На лице улыбка-оскал, верхние клыки выдвинуты вперед из челюсти. Волосы седые, переходят в такую же светлую бороду с хаотично торчащими комками волос. На груди и лице разбросаны кусочки чешуи, такой же серо-салатовой, какой был покрыт хвост.
  Наг! Я узнал существо из сказок. Противник был быстр, намного быстрее, чем я мог ожидать, но тренированное тело спасло. Рефлексы сработали, я отпрыгнул, уворачиваясь от несущихся клинков, окровавленных предыдущей жертвой.
  Я бросился в сторону, но не удержался на ногах - сапог стукнулся о камень, я споткнулся, повалился на бок, выставив в сторону приближающегося нага шашку.
  Успел раньше, чем монстр подполз - подскочил, тяжело дыша, бросился в сторону, пропуская нага. Тот не успел затормозить, я добавил шашкой сзади. Лезвие затерялось в твердой, словно дерево, чешуе, но смогло добраться до мяса. С чавканьем шашка пробила броню. На клинке осталась зеленая жижа, которая заменяла монстру кровь.
  Наг зашипел, я различил интонации злости. Пырнул монстра еще раз, на сей раз не так удачно - колющий удар лишь погнул лезвие и оставил броню невредимой. Похоже, пора сматываться.
  Я ринулся к постаменту, схватил камень свободной рукой и бросился в противоположный коридор. Черт, куда он ведет?
  Пол под ногами зашевелился, откуда-то из глубины горы послышалось гудение. Что еще за напасть?
  - Враг! Стой!! - раздалось сзади злобное шипение. Так эта тварь еще и говорить умеет?
  Факелы на стенах слились в одну линию - я бежал, стараясь передвигать ногами как можно быстрее. Бесполезно. Не вписавшись в очередной поворот, я ударился плечом о стену и потерял скорость. Вырвавшись на светлую площадку, выругался - вместо прохода наружу я оказался на верхнем этаже уже знакомой шахты. Значит, коридор выбрал все-таки не тот.
  Что делать? Пока я лихорадочно соображал, засовывая камень в карман штанов, на площадке появился наг. Казалось, что порез на хвосте, подле спины, он вовсе не заметил. Существо двигалось с той же скоростью, что и раньше. Змеечеловек ринулся на меня. Я попытался броситься в сторону, но не успел. Гора словно вздрогнула, я растянулся на камнях и покатился.
  Нага последовал моему примеру. Площадка в момент стала неровной, превратилась в наклонную. Монстр подполз ближе, я увидел стремительно приближающиеся сабли. Стиснув зубы, я развернулся, ударил первым. Скольжение продолжалось. Снизу послышались встревоженные крики. "Черт, рабы же сейчас в камерах, запертые", - мелькнула мысль.
  Я лупил по голове нага шашкой, пытаясь пробить череп. Не удавалось - будто под волосами была та же чешуя, защищающая монстра получше любой брони.
  Пальцы скребли камень, но хватали лишь пустоту - уцепиться было не за что. Еще секунду - и пропасть.
  - Ха!! - завопил я, вцепившись в веревочную лестницу, которая чудом оказалась прямо на краю разрушенной площадки. Гору продолжало трясти, сверху посыпались камни - начиная с мелких, но с каждым разом все крупнее и крупнее.
  Наг приближался - уже без сабель, он несся на меня, расставив руки, будто надеялся обнять меня. На лице - гримаса ярости. Секунда - и монстр полетел вниз, ударившись мне о ноги. Я охнул и закачался, надеясь, что сил в пальцах хватит. Руку жгло, веревка вырывалась на свободу. Вторая рука отпустила шашку и схватилась за веревку.
  Я попытался подтянуться, но не смог - там, ниже, на ногах, словно висел груз.
  - Черт, - выдохнул я, сдерживая крик. Наг. Он вцепился в меня, обнял, сжав руками мои икры.
  Падать было слишком высоко - люди, мечущиеся на глубине, казались размером не больше ладони. Сколько в этажах? Двадцать? Тридцать? Веревка качалась, отзываясь на каждое движение разрушающейся горы.
  Что может быть хуже, чем висеть над пропастью с грузом в виде нага, который пытался перебирать руками и подняться выше? Руки начали уставать, плечи и бицепсы горели. Наг шипел, и не собирался отпускать.
  - ААА! - завопил я, чуть не разжав пальцы. Чертов наг! Человек, пусть и враг, понял бы, что я постараюсь раскачаться, спасти обоих, чем упасть. Но не монстр. Наг вцепился мне в ляжку и раскачивался, словно стремясь заставить меня броситься вниз.
  Черт, ну уж нет! Я дернул начавшую неметь ногу, но наг не разжимал челюсть. Стараясь не обращать внимания на боль, я начал раскачиваться. До ближайшего края оставалось не меньше пары метров. Пальцы болели, вскоре я уже перестал их чувствовать. Наг убрал одну руку, стараясь перехватить повыше. Другого шанса не будет.
  Я дернулся, лягнул тварь в седой затылок. Пальцы соскользнули, но момент был удачным - веревка раскачалась достаточно. Я долетел до деревянных лестниц, ударился о край животом. Разрывая кожу на пальцах в клочья, вцепился в площадку. Наг по инерции ударился в каменную стену.
  - Враг! Еще один враг! - зашипел наг, разжал руки, полетел вниз. Скрипящий голос удалялся.
  Пальцы пронзила боль - похоже, сустав не выдержал и вылетел. Я скользнул вниз и успел зацепиться за самый край площадки, когда смотрел уже на низ деревянных опор. Подтянулся из последних сил, забросил тело на площадку.
  Тяжело дыша, закрыл глаза. Нет, нельзя. Расслабляться рано. Застонал, перевернулся на бок, стараясь не обращать внимания на рану на ляжке. Наг вырвал из ноги кусок мяса, порванные штаны залило кровью. Рана пульсировала.
  Нет, это еще не смерть, еще рано. Встал сначала на четвереньки, стиснул зубы, поднялся выше. Распрямился, выдохнул. Гора дрожала, рядом рухнул камень, величиной с голову. Бежать, теперь бежать.
  Я попытался вздохнуть, закашлялся - легкие разрывало.
  - Черт! - прорычал я и ринулся по площадке вниз. Не обращать внимание на боль. Не думать о ней. Еще живой. Пора понять, что в этом мире выживает тот, кто не умеет умирать.
  ***
  Кочевники редко оседали надолго в одном месте, и уж совсем никто из жителей Приграничья не мог представить, что у степного народа может быть свой город. Конечно, выстроенный не ими, а любезно захваченный отцом Вандера у колонии эльфов. Хорелтолл, или, в переводе с эльфийского, Лесное плато, скрылся от странствующих рыцарей и торговых караванов за скалами Прибоя.
  Затерянный в густом лесу, край которого переходил в узкую полоску песчаного пляжа и затем сразу в океан, Хорелтолл был хорошо спрятан от любопытных взглядов. И немудрено - ведь городом сотню полуразрушенных деревянных домиков, построенных эльфами под столетними деревьями, можно было назвать с натяжкой.
  Вандер выбрался из своей лачуги, которую традиционно выбрал с края, на возвышенности. Поморщился, когда покосившаяся дверь скрипнула и дернулась, рискуя вырваться из сгнившего проема. Вандер не любил Хорелтолл - город был постоянным напоминанием того, что его отец смог завоевать для кочевников убежище, а он, сын, пока что только уничтожал своих людей в стычках с графами.
  Вождь кочевников зашел за дом, бегом добрался до холма, с которого открывался вид на город. Нет, все-таки здесь было намного хуже, чем в их стойле на равнинах. Там и шатры складывались быстро, в путь можно было собраться за пару часов. И люди не расслаблялись - оседлый образ жизни заставлял задумывать о таких, на взгляд Вандера, непотребных вещах, как постоянный дом, достаток, земледелие. Такие мысли могли сгубить кочевника, заставить его отказаться от гордого имени степного воина.
  На город можно было лишь смотреть. В отличии от степных стойл, здесь уши Вандера не различали привычных звуков его народа. Не слышно, как женщины готовят пищу, как обхаживают уставших. Не слышно криков раненных и стонов матерей убитых. Все звуки, даже гогот детишек, прекращающийся только на ночные часы покоя, терялись в шелесте листьев. Вандер поморщился - легкое дуновение приводила кроны деревьев в движение, создавало гудение в ушах, которое вождь кочевников ненавидел больше самых лютых врагов.
  Нет, все-таки леса - это убежище эльфов, а для кочевника - пытка. Не прав был отец, когда решил оставить это место для потомков. Хотя сегодня городок пригодился - разбитые Ольстеррами кочевники отступили, и успели добраться до убежища раз в пять быстрее, чем если бы мчались к стойлу.
  Вандер погладил себя по груди. Через балахон он почувствовал еле заметное тепло - это разряженный камень питался энергией его тела, постепенно набирал силу. Кто знал, что человек - это ходячий восстановитель силы для артефакта?
  Внизу, около входа в его домик показалась знакомая лысая голова. Вандер улыбнулся, помахал рукой, привлекая внимания. Обладатель лысины, знакомый с детства шаман Энд - вот кто знал об артефакте все. А главное - Энд предан ему, поэтому за проваленную стычку с Ольстеррами придется его лишь наказать, но не убивать. Вандер, в отличии от отца и прочих властителей кочевников, не страдал излишней жестокостью, а считал, что преданными людьми разбрасываться нельзя.
  Ветер усилился, заставив Вандера поежиться. Холод пробирался под плащ, гладил грубую кожу кочевника, заставляя волосы, обильно покрывавшие руки и грудь, ерошится. Кочевники не привыкли одеваться тепло - в горы, где стояла вечная зима, они не стремились, у моря лагерь разбивали только вынужденно. А в степи тепло сохранялось надолго.
  В степи, но не в лесу на побережье, подумал Вандер, наблюдая, как первая снежинка падает на траву на полянке.
  - Только осень на подходе, а уже снег пошел, - сказал Вандер, обнимая подошедшего шамана. Энд ответил на объятия, похлопал вождя по спине.
  - Магия влияет на мир, меняет его. Это лишь первый отголосок того, что ты совершил, пробудив артефакт, - улыбнулся Энд, подставляя руку под снежинку. Крохотный кусочек замороженной воды дотронулся до кожи, растаял и сразу же испарился.
  - Что ты подразумеваешь под хуже? - спросил Вандер, наблюдая за набирающим силы снегом. Его становилось все больше и больше. Ветер усилился.
  - Ты затронул древние процессы, пробудил ото сна то, что давно не трогало мир. Эта сила рвет саму пелену существования, перестраивает мир под себя. А мир будет сопротивляться. И не надейся, что все пройдет легко и по плану - нет, появятся те, кто будет противостоять тебе, - хмыкнул шаман. Он мялся, постоянно проводя рукой по лысине, которую стала мокрой от снега.
  Вандер наконец услышал сквозь шум листьев детский гогот и улыбнулся - маленькие кочевники носились по грунтовым дорогам и прыгали, пытаясь поймать снег.
  - Ты знаешь, о ком говоришь? - чуть помолчав, спросил Вандер.
  - Да. И ты знаешь. Ты видел их, когда активировал артефакт, - ответил, улыбаясь, шаман.
  - Значит, все-таки Орден магов. Старик проснулся, и готов повести своих псов в бой? - выплюнул Вандер. С магами у кочевников всегда были натянутые отношения. Первые считали степняков кем-то вроде животных, бродячих псов. Кочевники отвечали за это колдунам неприкрытой ненавистью и считали за радость прирезать странствующего колдуна. Но все это было еще до войны. Вандер улыбнулся, вспоминая ругательство одного из магов, которому он перерезал глотку - "Прахайд", или Степной пес. Может быть, и пес, но сейчас именно маги боялись высунуть нос из своего убежища в горах, а кочевники были свободны. Это знание грело Вандеру душу.
  - Ты недооцениваешь наших давних друзей, - мурлыкнул Энд себе под нос. Вандер догадался, что шаман увидел что-то, что не заметил он.
  - Ну же, не тяни, - нетерпеливо сказал вождь.
  - Маги притащили в наш мир пришельца. Юношу, похожего на обитателя нашего мира, - сказал Энд, в очередной раз вытирая лысину. - И помогают ему, стараясь не показывать своего лица. Нам осталось понять, зачем он здесь.
  - И мы будем иметь рычаг давления на Орден, - удовлетворенно кивнул Вандер. Шаман искупил свою вину за ошибку. Почти искупил - все же погибших от рук Ольстерров воинов не вернуть. Также как не достичь этим искуплением победы. Вандер повернулся к стоящему чуть позади шаману, на ходу снимая с пояса кинжал.
  - Пора? - бесстрастно, как ему казалось, спросил Энд. Но именно казалось - Вандер знал, что тот, кто наказывает сам себя, не будет настолько слаб, чтобы задавать вопросы. Что ж, подумал вождь, значит, шаман понимает, насколько он слаб. Это хорошо. Амбициозные и уверенные в своих силах люди рядом с собой Вандеру были не нужны.
  Шаман развернулся к вождю спиной, снял балахон, оставшись голым по пояс, в одних стянутых тонкой веревкой на поясе брюках.
  - Ты знаешь, зачем это, - сказал Вандер и, не дожидаясь ответа, трижды взмахнул кинжалом. Лезвие оставило на спине три глубоких царапины, рисуя размашистый символ. Шаман выстоял, не издал ни звука. Снега повалил сильнее, секунда, и спина Энда стала мокрой.
  Вандер вытащил из кармана заранее припасенный сверток, развернул его и швырнул порошок на свежие раны. Смесь перца и соли осела на влажной спине, смешалась с кровью. Шаман чуть дернулся, вождь услышал, как скрипнули зубы старого друга.
  - Я ошибся, и я понесу наказание, - пробормотал Энд, глядя на вождя кочевников. Тот выждал пару мгновений и кивнул, отпуская шамана. Тот глубоко поклонился и ушел, держа спину выпрямленной, словно вместо позвоночника у него под кожей был спрятан меч.
  - Первая ошибка, - прошептал Вандер, наблюдая за товарищем. Специальный порошок будет разъедать спину пару дней, останутся шрамы. Если Энд совершит еще одну ошибку, экзекуция повторится, но на этот раз спина будет гнить не меньше недели. Третий раз будет смертельным. Но перед тем, как испустить дух, тот, кто ошибся, будет мучиться не меньше месяца, видя, как заживо разлагается его тело, как отваливаются куски мяса.
  Вандер вздохнул. За пеленой снега краснела окровавленная спина шамана. Таковы были традиции кочевников. Но сейчас не время думать об этом. Нужно выяснить, кто же тот парень, которого притащили маги, и как лучше сыграть этим знанием. Вандер широким шагом направился в домик на отшибе, там, где была база разведчиков. Дать команду и заняться другими вопросами. Забот было много - ведь война не закончилась, кочевники проиграли только первую битву за артефакт. Но впереди еще есть шансы отыграться.
  ***
  Все равно жив. Я почувствовал, как мышцы наливаются силой. Как всегда, после изнурительной тренировки или долгой трассы, на которой приходится выкладываться - когда делаешь заключительный шаг, будто открывается новое дыхание.
  Нога немеет, похоже, укус пришелся глубоко. Рубашка на спине изодрана в клочья, пропиталась кровью из глубоких порезов. Ладони превратились в окровавленные лохмотья. И ладно.
  Гора задрожала сильнее, камни, нет, огромные булыжники градом повалили с потолка. С грохотом они рушили подпорки, стирали лестницы, которые годами строили в этой пещере. Природа решила показать свою мощь человеку, и последний явно проигрывал.
  Я выдохнул, закашлялся, схватившись за грудь. На рубашке остался кровавый отпечаток ладони. Ерунда, ребра вроде не сломаны. Но радоваться рано - еще нужно выжить.
  Прихрамывая, волоча непослушную ногу, я рванул прочь из пещеры. Смешался с остатками рабов, которых подгоняли к выходу два молодых стражника. Воины, еще не набравшие мужской стати, выглядели в доспехах подростками, которые решили поиграть в рыцарей. Похоже, основная часть стражи, сохранившаяся после побоища, уже давно покинула пещеры.
  Пробежав уже знакомый коридор, я добрался до выхода. Рабы толпились около узкого прохода. Я заработал локтями, отталкивая особо неторопливых. Деревня была похожа на муравейник, который кто-то взбудоражил, переполошив все палкой.
  Я огляделся, зло улыбнулся - главного Ольстерра нигде не было видно. У полуистлевших, так и не убранных после пожара домиков столпились группами по десять-двадцать человек рабы. Ими пытались командовать офицеры - разоряясь во все горло, они размахивали руками, принося долю паники в царивший хаос.
  Есть выбор - рваться вперед, напролом, или пытаться пробраться к выходу тихо, вдоль стен или по крышам. Я с сомнением посмотрел на ладони. Если меч держать у меня еще и выйдет, то карабкаться по домам я не смогу при всем желании. Значит, остается только один выход.
  Я проводил взглядом удающегося стражника, спрятавшись за спиной крупного раба, который нерешительно топтался прямо перед выходом из шахт. Рубашка у меня была коричневого цвета, а когда пропиталась кровью, так стала еще темнее. Штаны черные. Деревню освещали несколько факелов, но проулков без света было полно, так что шанс был. Выбираем быстрый вариант.
  Я закусил губу и, стараясь не закричать от вновь проступившей боли в раненной ноге, ринулся вперед. Оттолкнув широкоплечего раба в пробегающего мимо стражника, я не стал смотреть на результат проделки, а ринулся в проулок напротив. Факелов там не было, а свет луны не дотягивался до скрытой домами дороги.
  - Куда прешь, идиот! На место! - ругань за спиной подтвердила, что мой маневр удался. Пока стражники разбирались с рабом, посмевшим, как им показалось, бунтовать, я спокойно скрылся в темноте.
  Главное не останавливаться. По тренировкам я хорошо знал, что значит замедлиться хотя бы на мгновение. Сбивается дыхание, начинает работать та часть мозга, которая отвечает за сомнения. Все бойцы решительны и бесстрашны? Тот, кто скажет такое, врет. Мы всегда сомневаемся в правильности пути, но знаем, что такие сомнения могут привести к смерти во время драки или побега. Значит, нужно раз решить и действовать, не оборачиваясь.
  Где же ворота? Я прислушался - кроме шума за спиной, ругань раздавалась и в противоположной стороне, где-то неподалеку. Мне показалось, или я услышал знакомый голос?
  Холодный ветер пронесся над головой, взъерошив волосы. Я рванул дальше, стараясь не снижать скорость. Поворот, еще один.
  - Айрин! - прошептал я, вывернув после очередной развилки на освещенную дорогу. Прямо передо мной, за спинами четыре рыцарей - одного всадника и трех мечников - высился проем от ворот.
  Чуть дальше находились Айрин и Эдгар. Так и не спешившись, они переругивались со стражниками Маринэ, не выбираясь из седла.
  - И мне плевать, откуда вы достанете вашего паршивого графа, но чтобы он оказался здесь раньше, чем я устану ждать! А устаю я быстро! - разобрал я зычный голос Айрина.
  Пора? Точно! Я рванул по дороге, уже не скрываясь. Схватил ножны, поморщился от прорезавшей ладонь боли, и сорвал их с пояса. Жаль, но меч остался в пещере, потерянный в бою с нагом.
  Раненная нога споткнулась, ударилась носком сапога в булыжник. Я взмахнул руками и рухнул, встретив лбом другой камень.
  - Черт! - выругался я сквозь зубы, стараясь не трясти головой. Перед глазами все поплыло, сквозь туман пробивались яркие искры. Я сел, морщась от боли, пошевелил ступней. Кажется, работает, не сломал. Рубашка, зацепившись о камень, при падении разодралась на две части. Я сдернул ставшую бесполезной тряпку, швырнул ее в сторону.
  Тело, особенно бока, покрывали синие пятна кровоподтеков. На животе глубокая царапина, ляжка, которую прокусили клыки нага, распухла, стала больше соседки в полтора раза. Рана на ноге, оставшаяся от монстра, представляла собой месиво из мяса, запекшейся крови и грязи.
  - Заражение точно будет, - обреченно пробормотал я, поднимаясь с колен. Стражники могли обернуться в любой момент, привлеченные грохотом, который я создал.
  Это понял и Эдгар. Злобно зыркнул на меня сквозь спины стражников. Один из Ольстерров заметил взгляд, стал разворачиваться. Увидеть меня воин не успел, так как Эдгар выхватил меч. На клинке сверкнуло отражение луны, лезвие ударило любопытного стражника в плечо.
  Эдгар на мгновение задержал оружие в ране, затем дернул, прорезая рану еще больше.
  - Дерьмо! - завопил мечник, схватившись за плечо и выронив меч.
  - Нападение! Донгеллы! - завопил всадник, но заткнулся, оглушенный ударом двуручника Айрина. Воин попал острием в кольчугу, лезвие застряло в маленьких кольцах и не причинило вреда. Не причинило, если бы не сила рыцаря. Айрин ударил всей мощью, так, что воина сбросило с коня, который обиженно заржал, переступая на одном месте.
  Стражник Ольстерров отлетел в сторону, явно уже без сознания, упал, стукнувшись головой о дорогу, и затих.
  Оставшиеся нетронутыми мечники не стали бросаться в бой сразу и отступили на пару шагов. Другого шанса у меня не будет - наверняка крик всадника привлечет охрану. Сегодня я остался жив, но это удача. А удача имеет свойство заканчиваться.
  Я ринулся вперед, замахнулся ножнами. Айрин увидел меня, ударил двуручником в меч противнику. Тот от напора отступил, попятился. Прямо на меня. Айрин не стал дожидаться, развернулся и напал на противника Эдгара. Оставшийся без врага стражник захохотал, но замахнуться не успел - я ударил ножнами его в затылок.
  Мечник упал на колени, зашарил по земле ладонями. Оглушенный, он ползал, ища отлетевшее в сторону оружие. Я подпрыгнул к нему, упал рядом, впечатав локтем его лицо в дорогу. Глупый удар, если противник тебя видит. Но если дезориентирован - самое то, чтобы он ушел в нокаут.
  - На коня! - рявкнул Эдгар, взмахом меча лишая жизни оставшегося на ногах стражника. Лезвие разрезало Ольстерру шею, кровь ручьем ринулась на кольчугу.
  Я разбежался, попал ступней здоровой ноги в стремена. Оттолкнулся больной, запрыгнул в седло, не обращая внимания на брызнувшие слезы. Конь оглушенного Айрином стражника всхрапнул, встал на дыбы. Я схватился за гриву, потянул за жесткие волосы.
  - Тихо, тихо. Скачи, дорогой - прошептал я, впиваясь каблуками сапог коню в бока. Тот обиженно замотал головой, но послушался, перешел на рысь. Эдгар обогнал, встал впереди, указывая путь. Сзади подключился Айрин. Похищенный конь, оказавшись в колонне, успокоился - я почувствовал, как он перестал дрожать, сердце выровняло ритм.
  - Поднажмем! - завопил Эдгар. Я послушно ударил коня пятками, не сдержал стон от горящей ноги. Сбоку, в двух шагах от коня, в землю впилась стрела - нас пытались достать лучники. Но поздно - деревня Маринэ осталась позади, мы все дальше удалялись от взбешенных Ольстерров. Одеревеневшая рука ощупала карман штанов - нет, артефакт чудом не потерялся. Камень напоминал о себе еле различимым теплом.
  Глава 6
  Луна освещала лес возле горы Прибой. Пошел снег. Я посмотрел на небо - простыня из разноцветных звезд смешивалась с кажущимися серебряными хлопьями.
  Ольстерры, несмотря на опасения Донгеллов, не стали нас преследовать, и через несколько минут бешеной скачки кони сбавили ход. Я смог выпрямиться в седле. Сжимая бедра, я потянулся, разминая спину, с удовлетворением услышал, как хрустнули суставы. Тело еще не привыкло к езде верхом - хоть и не болело, как в первый раз, но все еще затекало.
  Лес вокруг пестрел красками - лунный свет, отражаясь от покрытых паутиной листьев, создавал волшебную гамму. Кроны переливались красно-винными оттенками, переходящими в серебристые, словно лезвия мечей, превращались в желтые, будто солнце, и бурые, как орошенная кровью земля.
  Ехать было еще долго, чуть больше часа, но мы не спешили. Эдгар, удостоверившись, что погони нет, сказал не напрягать коней, чему я был только рад. Так, поездка в крепость Донгеллов превратилась в неспешную прогулку.
  Скрашивали время беседой - Эдгар, отдав команду, пришпорил коня и возглавил отряд, его спина маячила далеко впереди. Айрин же наоборот, догнал меня, пристроил коня на полкорпуса впереди и начал выспрашивать меня подробности о моем мире, заодно делясь своими историями.
  - Как же вы живете-то, без лесов, без полей? - спросил Айрин, достав из седельной сумки кожаную флягу. Воина не поразили рассказы о технике, не вдохновили подробности - да и что я мог рассказать? Как дитя своего времени, я мало представлял себе, как работает телефон или компьютер. То есть мог, как и, наверное, любой парень моего возраста, починить что-то, но вот объяснить средневековому рыцарю принципы двигателя внутреннего сгорания - увольте.
  - Нас просто слишком много. Ты говоришь, что в Приграничье живет почти двести тысяч человек.
  - Ну, - кивнул Айрин, не сводя с меня взгляд.
  - А у нас в одном городе, бывает, что несколько миллионов человек. Вот оно и выходит, что здания у нас в десятки этажей, а месте все равно не хватает. Приходится рубить леса, застраивать поля. Надо же жить кому-то, - улыбнулся я.
  - Лис, а зачем тебе туда снова? Ты рассказываешь про свой дом так, будто там вообще ничего хорошего нет, - отхлебнув из здоровенной глиняной кружки, сказал Айрин.
  - Тоже скажешь, ничего хорошего... - пробормотал я, забирая у воина любезно предложенную флягу. Разговор повернул совсем не в ту сторону, начинал раздражать.
  - Ну ты сам посмотри. Говоришь, бабы все с ума сошли - мало того, что любая крестьянка себя принцессой ставит, так еще и мужики это им позволяют. Работы толком никакой, сам говорил. Просто поле свободное нельзя взять и засеять. Одни воры вокруг, а ответить сталью им нельзя, ты же виноват будешь, - Айрин возмущенно махнул рукой, отвешивая воображаемому вору подзатыльник. Конь под рыцарем заворчал, тряхнув гривой.
  - А что, у вас дань не берется разве? - спросил я, успокаиваясь и возвращая фляжку. Вино было крепленным, прохладным, и сразу ударило в голову. Айрин услышал из всего рассказа то, что больше всего его волновало.
  - Так то дань. Ее всегда можно отдать продуктом, если не продашь. А у вас вон как - налоги. Не одно и тоже, - сказал Айрин, отхлебывая. И неожиданно спросил. - Зачем тебе туда? Оставайся у нас.
  - Зачем, говоришь? - спросил я, погладив коня по гриве. Потряс головой, пытаясь сбросить сизый туман с сознания. И правда, зачем? Айрин, конечно, не знает всего, и говорит путанно, но в одном он прав - что мне там делать? Вечно кофе варить? На чемпионаты по боевым искусствам мне уже никак, возраст не тот, да и спонсоров нет.
  - Лис, ты уснул? - Айрин дотянулся, от души хлопнул меня по плечу, так, что я чуть не вылетел из седла.
  - Есть слово такое, Айрин - Родина. Дом, по другому. Вот твой дом - он где?
  - Здесь, конечно. У Донгеллов - я там родился, - тряхнул гривой Айрин и недоумевающе уставился на меня.
  - И за родину свою ты воевал, так?
  - Конечно! - Айрин хлопнул себя кулаком по груди. Звенья кольчуги обиженно звякнули. - И с гномами, и с кочевниками! Да с кем только не воевал!
  - А в мирное время тоже любишь ее? - прищурясь, спросил я.
  - Конечно! Я всегда ее люблю!
  - Ну а мы, русские, такие, - хмыкнул я. - Знаешь, вроде как не патриоты все. И ругаем нашу Родину, и порядки, и народ. И проблемы свои выставляем напоказ, хоть многим это не нравится. Но любим. Такие вот мы. Поэтому и ищу я магов - у вас хорошо, у нас похуже. Но там родина. А это вроде бы сейчас уже и пустые слова для многих, но не для меня.
  Айрин молча покачал головой, присосался к фляге. Говорить больше не хотелось. Айрин погрузился в воспоминания - судя по временами появляющейся улыбке, вспоминал свои победы. А я качался в седле и думал - правда, что же такое. Средневековый рыцарь, ожившая фантастика - и то это заметил. Ведь правда - все как один, родину любим. Да и храбрости не занимать - чтобы там не говорили все эти психологи-социологи про выродившихся мужчин, все это чушь. Если будет нужно - наши мужики наваляют кому нужно. Но вот ругань.
  Будто стыдно это - дом свой любить. Рассказывал я рыцарю про проблемы - так язык сам говорил, даже думать не приходилось. Легко это - ругать. А как похвалить, как объяснить, почему любишь - так язык не поворачивается, какое-то смущение. Стыдно признаваться в этой любви.
  Я погладил бок коня, от которого исходило тепло. Всего неделю здесь, сколько событий, а все равно скучаю по дому, понял я. Сражения отвлекали, закалили - да, я изменился. Но по дому все равно - скучаю.
  Конь оступился, провалившись копытом в небольшую ямку. Скоро выровнялся, продолжил легкий бег по утоптанной тропинке посреди леса. Опасности вроде и не было, но я рефлекторно сжал бедра, пытаясь удержаться в седле. Нет, все в порядке. Но что-то смущало.
  Пронзенной догадкой, я покачал правой ногой. Нет, никакой боли. Еще полчаса назад ногой было невозможно пошевелить, не поморщившись от стреляющего огня, который стремительно распространялся от раны. Сейчас же...
  Я потрогал лежащий в кармане камень - показалось, или он стал теплее? Нет, все верно, артефакт грел руку так, словно я держал ее над огнем.
  Потянувшись, не останавливая коня, я задрал штанину и покачал головой, молча всматриваясь на бурый рубец на ляжке, чуть выше колена. Там, куда почти час назад вцепился клыками и выдрал увесистый кусок мяса наг. От рубца выше, туда, где в кармане лежал артефакт, протянулись капилляры сосудов. Сетка краснела на белой коже, постепенно теряя насыщенность.
  Значит, камень умеет лечить. Эх, мне бы такой в первый же день в этом мире - не пришлось бы ходить у Ольстерров, морщась от каждого неловкого движения.
  Сзади послышался топот копыт - догонял отставший Айрин.
  - Что такое? - кивнул на мою оголенную ногу рыцарь.
  - Да показалось, что паук укусил. Нет, все в порядке, - улыбнулся я воину, поспешно возвращая штанину на место. Почему я решил не рассказывать о чудодейственном свойстве артефакта Айрину? Не знаю, но мне показалось это решение верным.
  - Что там? - воскликнул Айрин и умчался вперед. Я увидел, что впереди спешился Эдгар. Радуясь здоровой ноге, я тронул коня за рыцарем.
  Обиженно заржав, мой транспорт помчался вперед. Паутина на деревья, которая серебристым покрывалом тянулась по листве, превратилась в сплошную линию. Схватив удила, я притянул их к себе и затормозил коня, едва не промчавшись мимо воинов Донгелла. Айрин что-то увлеченно, размахивая руками, доказывал Эдгару. Худощавый воин, закутавшись от рассветной прохлады в плащ, хмуро наблюдал за товарищем.
  Спешившись, я подошел к спутникам и увидел то, что их так встревожило. На распятье дороги, затерянные в кустах, доходящих до пояса, лежали два трупа. Я подошел ближе, всмотрелся.
  Убитые нашли пристанище под кустами недавно, гниение еще не началось. Причина смерти - меч, который одному пробил грудь, разорвав и вдавив кольчугу в кожу. Второму лезвие порвало горло. Красная дорожка тянулась от распутья к убитым - похоже, прикончили их на повороте, а в кустах решили спрятать, надеясь, что трупы не заметят. Тела лежали в лужице крови.
  - Кто это? - спросил, я пытаясь спрятать дрожь в голосе. Я насмотрелся на достаточно большое количество смертей в этом мире, но так и не смог к ним привыкнуть. Да и можно ли стать настолько холодным, чтобы легкомысленно относиться к чужой смерти? Не уверен, что я смогу быть таким.
  - Отличительных знаков нет - все ценные вещи убийцы забрали, гербы сорвали, - буркнул Айрин, переворачивая один из трупов. В груди убитого хлюпнуло, из пробитой раны брызнула густая черная кровь.
  - Десяток лошадей, не меньше, - сказал вернувшийся с перекрестка Эдгар. - Копыта небольшие, кони точно не рыцарские. Или эльфы, или кочевники.
  - Кочевники, это их стиль, - покачал головой Айрин, укладывая убитого в первоначальное положение. В руках рыцарь держал обломок стрелы. - Сначала их подстрелили, а уже потом зарубили.
  - Могут и эльфы, - бросил Эдгар, осматривая трупы. - Но скорее всего ты прав, ничего ценного нет, а ушастые не забирают человеческую добычу. Нам нужно спешить.
  - Следы ведут в нашу сторону? - догадался Айрин, запрыгивая в седло. Я последовал его примеру.
  - Да. Может, они и свернули к побережью, но что-то мне кажется, что по нашу душу. - кивнул Эдгар. Рыцарь взлетел в седло и пришпорил коня. Тот забурчал и помчался вперед.
  - Не отставай, - бросил Айрин, направляя своего коня вслед за товарищем. Мне оставалось лишь понадеяться, что я не вылечу из седла.
  Мы пролетели чащобу, выбрались на опушку. Ноги ломило, бедра, кажется, превратились в одну большую, горящую огнем мозоль. Конь возмущенно ржал, но хода не сбавил, успевая за скакунами Донгеллов.
  Конечно, я встречал разбойников и в нашем мире. Возвращаясь с работы после вечерней смены я смог отвесить несколько оплеух мелким шавкам, которые ошивались на проспекте. Однажды пришлось сматываться по крышам - тогда напали настоящие волки, не чета мелким гопникам. Те знали, что хотели, и не собирались оставаться без добычи. Но здесь...
  Что могло быть у этих двух путников? Кошель с горстью медных монет? Меч, за который на рынке не выручишь и золотого? Судя по ранам, их не пытались ограбить. А просто убили, заодно забрав хоть что-то ценное. Так сколько на самом деле стоит жизнь?
  - Кочевники! Вперед! - заорал Айрин, ударив коня шпорами. Впереди ожидала битва, и тяжелый рыцарь обошел Эдгара, вырвавшись вперед. Похоже, роли у двух особо приближенных к графу воинов были распределены - в обычное время командовал Эдгар. Хмурый и рассудительный. Когда же наступало время битвы, подключался Айрин.
  Вдали показался замок Донгелл. Одна из башен, пристанище Люциуса, дымила. Серый тяжелые клубы поднимались высоко в небо и растворялись в рассветной дымке. Золотой багрянец солнца накрыл территорию Донгеллов алой тенью.
  Я пустил коня галопом, но мы все равно отставали. Моля всем известным богам, я держался одной рукой за удила, другой - за седло, надеясь не вылететь. Деревушка перед замком графства стала ближе - я почуял запах гари. Издали послышались крики. Вдали полыхнула крыша одного из домов. Эдгар скакал на десяток корпусов впереди, размахивая мечом. Я отпустил руку от седла и машинально погладил пояс.
  - Черт! - выругался я, вспомним, что так и не обзавелся мечом. И куда я мчусь, совсем без оружия?
  Деревья стали редеть, мы выскочили на поле. До деревушки осталось всего ничего. Там, с краю, здоровенный мужик размахивал оглоблей, пытаясь сбить сразу двух кочевников. Они гарцевали вокруг на небольших лошадках, и ругались сквозь зубы на своем каркающем наречии.
  - За Донгеллов! - послышался крик Айрина вдали. Я увидел, как рыцарь врезался в одного из кочевников. Такой же огромный, как и его хозяин, конь, даже не притормозил, а лишь боднул головой бок лошади степняка. Та, меньше тяжеловоза в два раза, пронзительно заржала, сбиваясь на шипение, и отлетела в растущие неподалеку злаки.
  Кочевник не удержался в седле, описал дугу над дорогой и с криком упал на землю. Айрин обрушился на оставшегося в седле степняка, размахивая двуручным мечом. Крестьянин, который, судя по бугрившимся под легкой сорочкой мышцам, был кузнецом, размахнулся оглоблей. Длиной с человеческий рост бревно ударило по голове выбравшегося из кустов степняка, словно молот о наковальню. Череп хрустнул, из дыры в затылке потекла серая, смешанная с кровью, тягучая масса.
  Айрин разобрался с всадником - тот лежал, рассеченный надвое, около домика на отшибе деревни. Но от дерущейся толпы чуть дальше отделились три степняка и ринулись к рыцарю. Воин скрестил мечи с первым, отразил удар второго. В битву вмешался Эдгар, вынырнувший откуда-то сбоку.
  - Меч, подбери! - крикнул, не оборачивайся, худощавый рыцарь. Я покачал головой и спрыгнул на землю - хмурый воин, казалось, мог предусмотреть все. Сражающиеся отдалились чуть дальше, запах гари бил в нос - огнем занялись соломенные крыши неподалеку.
  Стараясь не смотреть на размозженный череп кочевника, я подобрал его саблю, вытер окровавленную рукоять о штаны. Завертел головой - кажется, шаманов, стреляющих огнем, было не видно.
  - Здесь справятся! Нужно добраться до замка! - послышался крик Айрина. - Догоняй!
  Оказалось, пока я мешкал, Донгеллы разобрались с троицей кочевников. Их лошади разбежались, только одну успел поймать кузнец. Он последовал моему примеру, подобрал меч, лежащий в шаге от трупа степняка с отрубленной рукой. Вскочил в седло и погнал коня в гущу боя. Туда, где уже рубились Айрин и Эдгар.
  Я засмотрелся на рыцарей. Те, казалось, родились с мечом в руке. Клинки были продолжением их рук, такой битвы я еще не видел. Конечно, кочевники не были элитной фехтовальщиков, но рыцари, казалось, вовсе не замечали их атак. Айрин брал силой - блокировал удары так, что степняки роняли сабли, а некоторые и вовсе оставались с рукоятками в руках. Эдгар, не обладающий такой мощью, был намного увертливее. Пока Айрин размахивался и убивал одного кочевника, хмурый рыцарь умудрялся раскручивать полуторный меч так быстро, что с лошадей падали двое, а то и трое степняков.
  - А ведь ты боишься, - тихо произнес я. Черт, действительно, боюсь. Стою в нескольких шагах от боя, где сражаются те, кто вытащил меня из деревни Маринэ буквально час назад. И не пытаюсь броситься им на помощь, хотя совсем недавно рвался в бой, пытаясь отбить еще незнакомых товарищей от элиты гвардии Ольстерров.
  Страх ранит намного глубже, чем меч. Тебе может казаться, что ты победил страх, и справился, но он все равно накладывает отпечаток. И чем больше ты будешь сражаться, чем больше ты будешь бояться - тем страшнее будет дальше. Честь - это и есть преодоление страха. А единственный способ не бояться вовсе - это безумие.
  Я размахнулся саблей, рассек клинком воздух. Лис никогда не боялся драки. Да, отступал, если не мог справиться - но никогда не боялся.
  Я вскочил в седло, ударил коня пятками. Тот всхрапнул, но послушно помчался вперед. Эдгар и Айрин не задерживались, врезались в очередную свалку и двигались дальше, к воротам замка, оставляя после себя кровавый след.
  Вот и первый противник - худой, как и все кочевники, голый по пояс. Ребра торчали, одетые лишь тонкой полоской загорелой кожи. Он взмахнул саблей, ринулся на меня. Я блокировал удар, поддел гарду, резко дернул. Вышвырнул саблю из его рук и тут же нанес короткий удар справа. Прямо в руку - лезвие рассекло запястье, хлынула кровь. Еще один удар, на этот раз в бок - и кочевник падает с лошади, зажимая рану.
  Мой конь начал топтаться на месте - похоже, стараясь сохранить равновесие, я слишком сильно сжал бедра, пятки врезались в бок. Теперь не останавливаться, двигаться дальше. Снова противник - на этот раз повыше, да и мечом размахивает не так глупо, как тот раненный бедолага.
  Степняк отмахнулся от выскочившего из проулка крестьянина, как от надоедливого комара. Попал кончиком меча ему в голову, рассек лоб. Мужик завопил.
  - Молись, крыса! На колени перед детьми степи! - рявкнул кочевник. Мне показалось, что голос звучал не от человека, а от вселившегося в него ворона, настолько каркающим была речь степняка. Противник дернул повод, конь закусил удила, поднялся на задние ноги. Передние копыта замолотили у меня перед лицом, я дернулся назад, отпрянул.
  - Трус! Сдохни! - захохотал кочевник и пустил взбешенного коня вперед. Я прижался к седлу, пропустил меч над головой. Главное, не упасть, иначе кони затопчут.
  Сабля была ужасно сбалансирована, кончик лезвия казался тяжелее, чем рукоять. Я ударил, целя кочевнику в грудь, но смог лишь оцарапать ему бок. Тот ударил наотмашь, но я увернулся - меч попал плашмя по спине. Кони развернулись, снова пошли на сближение.
  Тишина вокруг давила. Как всегда во время боя, движения вокруг смазались. Я видел лишь меч, несущийся на меня. Кочевник перестал играть - лезвие целило прямо в грудь. Если удар достигнет цели, меня сорвет с коня, и я повисну в воздухе, держась за меч, застрявший между ребрами.
  Всегда сокращай дистанцию в бою - вот принцип боевых искусств. Оставь красивые замахи для кино - во время драки нужна эффективность, а не эффектность. Кочевник был слишком уверен в своих силах, поэтому и совершил ошибку.
  Я дождался, пока кочевник приблизится. Давай, еще ближе, еще. Было страшно, но только до того момента, как я решил, что делать. Затем страх ушел. Когда лезвию оставалось до моей груди не больше полуметра, я резко дернул саблей, отбивая удар.
  Пришлось извернуться, потерять равновесие, практически лечь на седло. Но меч кочевника ушел, и до меня ему не дотянуться. А вот мне...
  Степняк двигал мечом дальше, уже за меня, по инерции. Моя же сабля от удара, от блока кочевника остановилась, я потерял импульс, скорость. Это то мне и было нужно. Нагнувшись к голове коня, я уцепил его за гриву, надеясь, что разозленное животное не сбросит меня. Повезло - конь лишь заржал, но двинулся дальше. Моя сабля прошла вперед, коснулась солнечного сплетения кочевника. И нырнула глубже, разрезая незащищенную кожу.
  Я дернул рукоять наверх, клинок повернулся, с хлюпом и хрустом разрывая ребра. Ну вот и еще один. Это можно назвать убийством из-за самозащиты? Наверное, ведь не мог я остаться там, на поляне, пока мои друзья сражаются за свой дом? Или мог?
  Нет, сейчас не время. Я тряхнул головой, вытащил оружие из степняка. Воин пополз вбок, накренился. Держась обеими руками за рану, злобно на меня посмотрел и рухнул из седла.
  Краски и звуки вернулись. Трещали от огня соломенные крыши, женщины бегали с ведрами, пытаясь победить огонь. Мужики-крестьяне присоединились к воинам Донгеллов. Вооруженные мотыгами, штакетинами, кочергами, они громили низкорослых степняков. Защищая себя, своих женщин и детей, свой дом. Один из крестьян оттолкнул кочевника, спешащего ко мне. Махнул рукой, словно в благодарность за убитого всадника, и занялся пешим степняком - раз за разом опускал тому на голову широкую доску оторванную от какого-то забора.
  Не дожидаясь окончания экзекуции, я рванул дальше, к замку. Кочевников теснили, вместе с крестьянами Донгеллы превосходили нападающих. У ворот дрались несколько десятков. Айрин и Эдгар были в гуще толпы. Их кони, зараженные горячкой боя, ржали вслед за криками хозяев, морды покрывала пена.
  Кочевников было явно больше - похоже, они стянули основные силы на атаку замка. Что было внутри, я не видел - ворота оказались прикрыты, и неясно, сколько человек сдерживало сейчас атаку на покои графа и Калли.
  Я собирался броситься друзьям на помощь, и уже вытянул ноги, готовый пришпорить коня, как заметил подозрительное шевеление в углу. Около того самого домика, с которого я умудрился упасть под ноги стражнику, к дерущимся крался кочевник, закутанный в темный плащ. Необычный наряд, я уже видел такой на нескольких степняках. Там, в деревни Маринэ, именно эти темные, шаманы, устроили огненный ад. Значит, теперь они стали прятаться?
  - Что делать? - пробормотал я, сжимая пальцы на рукояти сабли. Крикнуть кого-то на помощь? Не успеют, шаман заметил меня. Придется самому, воспользовавшись тем, что я пока что невидим. Спрыгнув с коня, я погладил его по гриве.
  - Потерпи, постой пока здесь, - прошептал я и потрепал зверя по морде, за что заработал теплый взгляд умных лошадиных глаз.
  Рванувшись назад, я кое как прицепил саблю на подвязке пояса и побежал к краю крыши. Подпрыгнул, уцепился за деревянный карниз, который не давал соломе скатиться. Подтянулся, забрался по пояс на крышу. Раны на ладонях зарубцевались, но прошли еще не до конца. Свежие шрамы разошлись, желтая солома окрасилась кровью, несколько капель упали с крыши на землю. Плевать, терпимо.
  Я закинул ноги наверх, упал на солому. Растянулся, тяжело дыша, стер пот со лба. Поморщился - соленая влага защипала царапины на руках.
  Теперь вперед. Я покрутил головой - если залез я с юга, то шаман сейчас подкрадывается с запада. Выходит, мне нужно преодолеть две крыши и спрыгнуть с третьей. Я встал в полный рост. Выдохнул. Побежал.
  В два длинных прыжка я добрался до края крыши и прыгнул. Расстояние между домами было не очень большим - метра три. Но трасса вышла опасной - причем не из-за высоты или расстояния прыжка, а скорее из-за приземления и опоры. Солома на крышах покрылась росой, и сапоги скользили, норовя разъехаться в разные стороны.
  Я допрыгнул до второй крыши, ушел в ролл - кувырок через плечо, чтобы погасить инерцию. Тормозить нельзя, нужно двигаться дальше. Вскочил на ноги, бросился к краю - прыжок. Разгон вышел коротким. Уже на середине пути я понял, что ноги не успеют добраться до крыши. В полете ушел в другой прием - опасный и неприятный даже при грамотном исполнении. Паркуристы называют его "кинг-конгом". Тело в воздухе повернулось параллельно земле. Выдох - нужно заставить сердце биться быстрее. Я приземлился на руки, ладони уперлись аккурат в край. Еще сантиметр - и я бы ловил воздух, падая на землю. Не сбавляя скорости, оттолкнулся, чувствуя, как горят предплечья, и бросил тело дальше. Кувырок, и сразу встать на ноги и бежать.
  На третьей крыше занялся огонь, солома трещала, тлеющими кусками падая вниз. Зато повезло в другом - домики были поставлены почти впритык друг другу, расстояние между крышами было меньше двух шагов. А значит, уж точно меньше одного прыжка городского акробата.
  Я разбежался, прыгнул, ушел в сальто. Зажмурился, пролетел через огонь. Приземлился, сделав кувырок, и тут же заскользил вниз. Вовремя и удачно - шаман стоял прямо подо мной, в руке, направленной на толпу, разгорался шар огня.
  Ноги достигли края крыши, я оттолкнулся, надеясь упасть прямо на противника. Лицо горело, сердце норовило вырваться из груди. Я вновь почуял, что значит бой.
  Я соскользнул с крыши, упал на шамана. Удачно. Ударил его коленями в плечи, зацепился за шею, так, что голова кочевника оказалась между ног. Шаман сделал шаг назад, второй, но не устоял на ногах, рухнул на спину. Я разжал колени, упал рядом. Кочевник дернул рукой, ударил меня. Ладонь с мечущимся в ней огненным шаром попала по поясу, совсем рядом с карманом, где лежал артефакт.
  Я вскрикнул - бок обожгло, запахло паленым мясом. Не обращая внимания на стонущего рядом шамана, принялся сбивать огонь с рубахи и штанов. Ухватился за камень, попытался отстраниться, но рука оказалась словно приклеенной. Я достал камень - он налился желтым, словно солнечным, светом. Я почувствовал, как ко мне от камня тянутся жгуты энергии - как тогда, когда я не мог пошевелиться под заклинанием паладина.
  Страх, пойманный перед въездом в деревушку Донгеллов исчез, его место заняло и спокойствие.
  Спокойствие и уверенность. Побеждает тот, кто не умеет умирать. Этот мир живет по этому принципу, и я принял его. Да, я уже совсем не тот, каким очнулся на поляне неделю назад. Да, здесь все не так, как дома. Но мозоли на руках не от плуга, а от меча, а там, неподалеку, сражаются друзья. Значит, нужно драться.
  Мир, до этого замерший, словно кто-то нажал на кнопку "паузы", вновь вернулся в свой ритм. Рубашка тлела, но огонь удалось сбить. Я бережно убрал камень обратно, повернулся к шаману.
  Тот лежал, постанывая, неестественно вывернул шею - словно пытался носом дотронуться до плеча. Заметив, что я двигаюсь, шаман не меняя позы протянул ко мне ладонь, словно за помощью.
  Из руки его вырвалась струя огня. Я рухнул на землю, откатился. Бросился вперед. Следующую струю я просто отбил саблей. Железо раскалилось, раскраснелось. В три прыжка я добрался до шамана и рубанул. Лезвие отсекло руку по запястье, прекращая магические атаки.
  - Хаггг! - выдохнул шаман, как я понял, ругательство, и засучил ногами, пытаясь отползти прочь, но удар саблей в грудь прекратил его агонию.
  Я повернулся от мертвого кочевника, бросился к друзьям. Живых кочевников осталось совсем мало - Эдгар куда-то исчез, Айрин же бился, стоя по колено в трупах. С разных сторон на него наседали сразу четверо степняков.
  - Держись! - рявкнул я, подлетая к кочевнику, который как раз пытался замахнуться на рыцаря. Взмах саблей - и кочевник падает на землю с рассеченный сзади шеей. Из раны струилась кровь и выглядывал бело-желтый позвонок.
  Увидев, что количество противников уменьшилось, Айрин набычился и отсек одному из степняков голову, сократив разрыв. Череп кочевника отлетел в сторону, покатился по улице в сторону деревни, разбрызгивая кровь из торчащих наружу сосудов. Безголовое тело зашаталось и упало под ноги другому степняку.
  Кочевник споткнулся, я извернулся и вонзил ему саблю вбок. Охнув, тот осел, из уголка рта потекла тонкая струйка крови. Вытащив оружие, я пнул противника в рану, из которой хлестала алая жидкость. Он вскрикнул, упал и пополз в сторону. Оставшийся один против двоих, кочевник заметался из стороны в сторону, но, увидев, что проиграл, бросил меч и поднял руки над головой.
  - Вали, - устало бросил Айрин. Кочевник, не поблагодарив, бросился в проулок между домами.
  - Сам как? - кротко спросил рыцарь. Я увидел, что кольчуга на груди у него рассечена, на лбу глубокая царапина, а одно колено залито кровью. Шел воин прихрамывая на поврежденную ногу.
  - Цел. Ты драться сможешь? - участливо спросил я. Рыцарь тряхнул головой и прибавил шаг. Кажется, забота его обидела.
  - Да. Эдгар должен быть в замке, поспешим, - бросил рыцарь и первым вошел в приоткрытые ворота.
  Глава 8
  Мы успели как раз вовремя. Эдгар стоял, обнажив меч, в середине дворцовой площади. Я бросил быстрый взгляд на башню, где совсем недавно обедал с Калли - несколько окошек полыхали, валил дым.
  Кочевники приближались с опаской. Чего они боялись? Стрел? Или заклинаний?
  Десять человек. Десять против троих. Рослые, обтянутые кожаными доспехами, они держали в руках щиты, на которых были намалеваны белым мелом и сизой грязью усмехающиеся черепа. Часть лиц пряталась за деревянными, грубо сбитыми шлемами. Половина из противников мечники - узкие лезвия поблескивали на уже совсем завоевавшем небо солнцем. Трое степняков вооружились длинными палками, на концах которых сверкали стальные набалдашники. Таких копий я не видел и даже представить не мог, как ими управляться. За спинами восьмерки маячили лучники, натягивающие тетивы.
  - У нас есть шансы? - прошептал я Айрину. Мы подошли к Эдгару, остановились рядом. Кочевники не спешили нападать. Или ждали подмогу, или были настолько уверены в победе?
  - Только если продержимся достаточно долго. Парни в деревне должны разобраться и пробиться в замок, - вместо него ответил Эдгар. Обычно хмурый рыцарь сейчас, казалось, был еще смурнее. Брови его сошлись к переносице, он покачивал мечом из стороны в сторону, будто в приглашающем жесте.
  Я осмотрелся. На площади перед замком лежало несколько трупов - больше кочевников, и десяток воинов в кольчужных доспехах. Часть из них медленно тлели. Значит, я ошибся, и в самом замке шаман уже побывал, а снаружи дожидался нас? Или зачем он пытался напасть? Я тряхнул головой - сейчас не время думать об этом.
  Кочевники медленно приближались. Зыркали маленькими бусинками глаз, в которых читалась злоба. Губы половины растянулись в гримасах. Степняки переругивались между собой и отпускали неразборчивые ругательства в нашу сторону.
  - Пора, наверное, - гулко произнес Айрин. Рыцарь насупился, прижал подбородок к груди. - Чего тянуть-то?
  Тяжеловес занес над головой меч. Завопил, заставив и нас, и кочевников вздрогнуть:
  - За Донгеллов! - и бросился на противника.
  - Ааааа, - завопили мы с Эдгаром и ринулись вслед за ним.
  - Смерть! - ухнули кочевники, ощетинившись клинками и сбившись в кучу.
  Айрин ворвался в их строй, не обращая внимания на мечи. Сделанные из дешевой стали, сабли скользили по кольчуге рыцаря. Часть клинков, пройдя сквозь звенья, застряли в плотном кожаном доспехе, который Айрин нацепил под кольчугу.
  Строй кочевников разрушился. Рыцарь размахивал мечом так яростно и быстро, что мне пришлось взять правее, обходя разбушевавшегося воина. Эдгар скользнул влево и появился уже сбоку, практически за спинами кочевников. Первой жертвой стала именно его цель - хмурый рыцарь перерезал горло степняку с копьем, который уже нацелился на голову Айрина.
  Я последовал примеру Эдгара, надеясь, что понял его тактику. Моя сабля устремилась вперед, заставляя степняка поднять копье над головой, чтобы отразить удар. Обманный выпад удался - кочевник раскрылся. Я ринулся к нему, сближая дистанцию, и проткнул его живот саблей. Охнув, тот схватился за клинок, потянул, режа ладони, пытаясь вытащить железо. Я помог, дернул меч на себя. Минус один.
  Краем глаза я заметил, как Эдгар подкрался к еще одному копьеносцу - его меч торчал из груди кочевника, тогда как хмурый рыцарь стоял у того за спиной. Да, долго мне придется учиться, чтобы двигаться так же бесшумного и быстро.
  Айрин пока что не открыл счет, но он в одиночку сдерживал все пятерку мечников, дав нам шанс вырубить копьеносцев. Но ведь кочевников было десять, а не восемь?
  Я обернулся, но не успел - стрела свистнула и вонзилась мне в правый бок. Сжав зубы, я ухватился свободной рукой за древко и вытянул костяной наконечник. Из узкой раны брызнула кровь. Я отбросил стрелу, зажал бок и двинулся на помощь рыцарю. Моим обидчиком, как и другим лучником, занялся Эдгар. Хмурый рыцарь добрался и до них, вынудив выбросить луки и схватиться за длинные изогнутые кинжалы.
  Айрину приходилось все тяжелее - мечники теснили его ближе к воротам, разрывая связь между нами. Кольчуга на груди и на боку окрасилась в красный, штанина на правой ноге была разорвана. Я ворвался в бой, сбил двух степняков с ног, создав кучу малу.
  Несмотря на горячку боя, спокойствие, появившееся после ожога, подаренного шаманом, не проходило. Рядом мелькали мечи, танцевали в смертельном бое, а я лишь старался оценивать ситуацию и подмечал собственные недостатки. Я всегда думал, что моей мышечной массы более чем достаточно. Оказалось, совсем нет - до мощи Айрина мне было не дорасти. Но и подвижности Эдгара не хватало, по сравнению с худощавым рыцарем я был слишком медленным, слишком нерешительным.
  Вот и сейчас, как мне казалось, я ударил слишком медленно. Но кочевнику было достаточно и этого. Моя сабля ударилась в подставленный щит, отлетела. Я не стал удерживать оружие, набравшее инерцию, а лишь подправил траекторию удара. Теперь клинок мчался в незащищенную голову другого степняка, который не посчитал нужным на меня оглянуться. За что и поплатился.
  Сабля ударила острием в затылок, череп степняка раскололо на две части. Он пошатнулся, завалился прямо на Айрина, который пытался одним мечом удержать сразу две сабли кочевников.
  - Держись, - рявкнул я рыцарю, ударив одного из нападающих на него кочевников коленом в поясницу. Схватил за шею, но ударить мечом не успел - один из степняков врезал мне локтем в затылок и собирался добавить последний удар саблей. Увидев лезвие, несущееся к моему горлу, я рухнул на землю, не забыв зацепиться за ноги степняка, который давил на Айрина.
  Нашему "танку" точно была нужна помощь. Сдерживая сразу пятерых мечников, пусть и недолго, меньше минуты, он не только оказался ранен. Я видел, как пот льется с его лба, закрывая глаза и мешая ориентироваться. Как дрожат его ноги, как все чаще он не просто держит блок, а сначала отступает на шаг. Усталость - воин выкладывался на полную.
  Я откатился вбок, затем еще раз, изворачиваясь от удара. Меч кочевника второй раз ударил совсем рядом с моей щекой. Я оперся о саблю, вскочил. Мельком заметил, как в ворота ворвалась пятерка воинов в полных латах, с красными полосами через грудь. Успели? Но им еще нужно пробежать площадь. Сколько это по времени? Двадцать шагов? Тридцать?
  Напротив меня оказались сразу два кочевника. Оба в стойке, направили меч на меня. А что я? Более неудобной позы представить было нельзя. Меч острием направлен к земле, я стою на одном колене. Устойчивости нет.
  - Сдавайся! - завопили рыцари, бросаясь к нам.
  - Донгеллы! - отозвался Айрин и, словно у него проявилось второе дыхание, заработал мечом. Кочевники напротив меня переглянулись, сжали покрепче мечи и ринулись вперед, одновременно занося клинки для удара.
  Что, это все? Мозг лихорадочно перебирал варианты спасения. Упасть, откатиться в бок - нет, не выйдет, один из степняков достанет. Упасть назад - с положения "на одном колене" это проблематично и долго. Поставить блок - тоже самое, что и с падением. Черт, ну почему их двое.
  Если ситуация становится критической, и выхода из нее нет, попытайтесь хотя бы не быть жертвой. Эту фразу я услышал от сенсея лишь один раз. Он учил, что воин должен уметь предупреждать моменты, когда выбора нет. Фраза крепко засела в голове, и сейчас всплыла яркой надписью перед глазами.
  Действительно, раз уж я собрался помирать, тогда чего тянуть? Может, лучше сделать это в атаке, а не трусливо прячась на земле?
  Я покрепче ухватился двумя руками за саблю, оперся на выставленное вперед колено и бросился вперед. Не поднимаясь, практически на четвереньках, я разом сократил расстояние до кочевников, смешал их планы. Секунда растерянности - степняки не понимали, почему жертва сама бросается на меч. Времени мне хватило.
  Развернувшись, я боднул правого от меня кочевника между ног плечом, и, уже падая на спину, вонзил в ногу левого саблю. Секунда, еще секунда. Я проехался спиной по каменной мостовой, вскочил, развернулся и уже был готов броситься на согнувшегося от подлого удара степняка, как услышал топот.
  Рыцари добрались-таки вовремя. Успели. Меч одного разом обезглавил одного кочевника, раненный в ногу тут же бросил меч. Это спасло его - рыцарь не стал портить клинок степной кровью, а лишь отвесил оплеуху ладонью, одетой в стальную перчатку. Степняку хватило - завопив, он рухнул и ударился головой о мостовую.
  - Калли, - крикнул Эдгар, от которого оттащили потерявшего голову лучника. Хмурый рыцарь выглядел не лучшим образом - потрепанный плащ был порван в десятке мест сразу, на щеке светилась царапина.
  Я бросился за воином, по дороге нагнав Айрина.
  - Продержались, друг, - сквозь боль улыбнулся рыцарь, топая по дорожке.
  Замок встретил нас пылью и гарью. С окна над дверью сорвался истлевший карниз, рухнул перед нами, рассыпался в пепел.
  - Надеюсь, живы, - буркнул Айрин, с трудом поднимаясь по винтовой лестнице на второй этаж, где располагалась уже знакомая гостиная.
  Каменные ступеньки были заляпаны кровью, в углу торчали стрелы. Я шагал за рыцарем, сжимая меч в побелевших пальцах.
  В гостиной уже беседовали Эдгар и Люциус. Граф, тогда показавшийся мне бесстрастным, в этот раз был возмущен и буквально кричал.
  - Они ворвались в деревню. Два отряда, по двадцать человек. Стражники стали отбиваться. Из-за леса показался еще один отряд, я отпустил гвардейцев помочь нашим парням.
  - Гвардия была подобрана специально, чтобы охранять вас и Калли. Не нужно было приказывать им идти в бой, как обычным стражникам, - мягко произнес Эдгар. Хмурый рыцарь стоял, переминаясь с ноги на ногу, будто желая что-то спросить. Похоже, он дожидается, пока граф спустит пар?
  - Что, я должен был смотреть, как мои люди гибнут? - огрызнулся Люциус. Граф вскочил с кресла, начал мерить шагами гостиную.
  - Где Калли? С ней все в порядке? - спросил я. Судя по возмущенному взгляду Эдгара и благодарному - Айрина, дело здесь было в субординации.
  Люциус замер, так и не шагнув, с вытянутой вперед ступней. Вернул ногу на пол, развернулся. Плечи графа поникли, он разом успокоился, осунулся, вернулся в кресло.
  - Ее схватили, я не смог ее отбить, - еле слышно ответил Люциус, демонстрируя руки. Верно, красный камзол был порезан десятки раз, под яркой тканью можно было разглядеть царапины. - Мне далеко до отличного фехтовальщика.
  - Они убили ее? - выдохнул Эдгар. Хмурый рыцарь напрягся, готовый сорваться с места.
  - Нет, ее забрал с собой шаман, - ответил Люциус. - Связал, бросил на повозку. Парни так и не смогли до них добраться.
  - Черт! - рявкнул Эдгар, и ринулся прочь из гостиной, позабыв про графа.
  - Вы сказали, что Калли забрал шаман? - спросил я.
  - Да, они обсуждали вашу магию, черт бы ее побрал! - снова повысил тон граф. - Когда прозвучал горн о нападении, они были в подвале, в этой ее лаборатории. Я попытался предупредить, но шаман уже поднялся с ней, прижимая к ее горлу кинжал. Потом ворвались кочевники, я пытался их остановить, но...
  Граф снова поник, уткнулся головой в ладони.
  - Пойдем, может, Эдгар что-то выяснил, - хлопнул меня по плечу Айрин. Мы поднялись, поплелись прочь из зала. Уже на выходе меня остановил голос Люциуса:
  - Это из-за ваших планов здесь оказался кочевник. Из-за ваших попыток играть с магией. Я всегда знал, что волшебство не доведет до добра.
  Я обернулся - на меня смотрели злые, абсолютно сухие глаза.
  - Женщина для кочевников - что мясо. Они изнасилуют девочку, а потом пустят на суп. Найди ее. Найди и верни мою племянницу, - процедил Люциус.
  Я молча кивнул и вышел из гостиной.
  ***
  Когда я ступил на последнюю ступеньку, Айрин успел дойти до Эдгара, который беседовал с худеньким пареньком, лет пятнадцати на вид. Когда я добрался до друзей, подросток уже успел свинтить.
  - Они увезли ее на юг, в леса на побережье, - кивнув мне, сказал Эдгар. Голос у хмурого рыцаря был уставший, тон выдавал волнение.
  - Что делать степнякам в лесах? Я-то думал, это больше земли эльфов, - удивленно вытаращился на рыцаря Айрин. - Да и странно - если у них телега, то двигаться они вряд ли будут быстро. Им бы сразу к себе в лагерь, или скрыться в пещерах. Но никак не к горе.
  - В этом лесу есть одно место, где можно разбить лагерь. Там был заброшенный город, после войны кочевников с эльфами. Почему-то степняки не разобрали его на кусочки, как происходит обычно, - пожал плечами Эдгар, махнув рукой одному из рыцарей с красной лентой. - Но я верю своей разведке, поэтому если они и могли куда-то пойти, то только туда.
  - А ты-то откуда знаешь про это место? - подозрительно сощурился Айрин.
  - Пока ты работал во дворе молотом, я любил убегать от обязательной работы. А что еще оставалось делать, кроме как гулять. Вот и набрел как-то, случайно, - уклончиво ответил Эдгар. Он скомандовал подошедшему рыцарю собирать отряд и направляться вслед за нами. Мальчишка из крестьян подвел к нам коней - в том числе и моего, уже знакомого, отбитого в свое время у кочевников.
  Я не сдержал улыбки, погладил коня по морде. Тот заржал, как мне показалось, радостно. Айрин и Эдгар вскочили в седла, двинулись прочь с площади. Я на секунду задержался, посмотрел на трупы, которые мужики из простых утаскивали прочь, на тлеющие соломенные домики, кучкой сгрудившиеся внутри замковой стены - похоже, шаманы порезвились и здесь.
  Нахлынула тоска - словно тело и мозг отошли от напряжения во время битвы, откатились. Выходит, где бы я не побывал, там везде начинается война? Сколько сегодня погибло солдат? А крестьян? А кочевников? Никто не считал. А сколько душ в моем списке? Я не смог вспомнить. События последних дней проносились через память, но не задерживались, не удавалось подолгу концентрироваться на одном. Выходит, куда бы я не пришел, везде приношу горе? Да так, что даже не могу вспомнить?
  Я погладил камень, чудом не выпавший из кармана во время битвы и бега по крышам. Он отозвался теплом. Я тряхнул головой, сбрасывая черную липкую пелену. Да что такое? Какой раз уже накатывает чернь, и только чудом удается выбраться.
  - Ты едешь? - донесся до меня голос Айрина. Рыцарь как раз выезжал за ворота, обернулся и помахал мне.
  Может быть, все так и есть - да, война, да, битвы. Но честь моя незапятнанная, и делаю я все верно. Разве нет? Что еще может воин сделать для тех, кто сражался с ним в одном строю, если не помочь мечом? В этом мире за кровь платят кровью, но и помогать принято сталью. И не могу сказать, что мне совсем это не нравится.
  Часть 3
  Глава 1
  Утро на дороге к Хорелтоллу выдалось яркое и ветреное. Солнце выбралось из-за горизонта, и снег сменился моросящим мелким дождем. Калли сморщилась - крошечные капли били по лицу, заливали глаза. Девушка попыталась повернуться на бок, спрятать лицо в жесткой соломе, которой застилили дно телеги. Дернулась, поджала колени ближе к животу, стараясь чуточку ослабить боль от удара - сидевший на краю повозки кочевник заехал ей в грудь носком сапога. Охнула, но изо рта вырвалось лишь шипение - мешала тряпка, которую засунул ей степняк. От кляпа воняло протухшей рыбой и горящей смолой.
  - Лакке опг л"вэ! С"лв! - прокаркал надзиратель и повторил удар. Девушка содрогнулась от отвращения к самой себе.
  Как она могла позволить этому шаману себя обдурить? На что она надеялась? Поверить в то, что верховный шаман кочевник сможет договориться с Донгеллом. Это после трехлетней войны, после осады их замка. После того, как ее отец вместе с Люциусом отбили атаки степняков, вырезали их войско и загнали жалкие остатки обратно на сухие равнины. После того, как ее отец, командующий Гвардией Донгеллов, лично повесил Кидани - десятку лучших бойцов кочевников - на торговой дороге между Керчью и замком Донгеллов?
  Снег, а потом и дождь размыл дорогу, колеса телеги то подпрыгивали на камнях, то застревали в ямах и глубоких лужах. Степняк, сидящий на краю повозки, ругался сквозь зубы, но он то хотя бы мог держаться за специальные выемки в низкой стенке телеги. Зато девушке досталось - кочевники, кроме кляпа, не забыли связать ей за спиной руки, и сейчас от каждой кочки тело девушки швыряло по дну телеги.
  Мерный, убаюкивающий звук вертящихся колес прервался. Девушку бросило в жар - неужели все, они добрались до лагеря? Не могли же так быстро? Дорога в степь, на земли кочевников, была извилистой, и хороший всадник одолел бы ее за полдня. А таким ходом, как двигались они, хорошо если доехали бы до следующего утра.
  - Б"скит"c! - радостно заржал кочевник, отпихивая ее ногу в сторону. Девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Нет, только не плакать. Не сметь. Калли знала, что значит ругательство, произнесенное кочевником. "Б"скит"c". Или белая шлюха. Так степняки звали всех женщин, которых смогли получить во время набегов. Статус добычи, которую можно не просто продать, как одежду или драгоценности, а использовать, пока не сдохнет. Что-то сродни угнанной у крестьянина овцы.
  Кочевник схватил Калли одной рукой за волосы - сгреб их в хвост и дернул на себя, с такой силой, что девушка не смогла сдержаться и слезы все-таки брызнули из глаз. Вторая рука степняка жадно мяла грудь девушки, скрытую под льняным платьем. Движения кочевника были совсем не похожи на прикосновения любовника - нет, скорее так ощупывают лошадь, проверяя, много ли под жесткой шерстью мышц.
  Калли закрыла глаза, попыталась вжаться в дно телеги. Кочевник пробормотал невнятное ругательство, отнял руку от груди девушки и отвесил ей пощечину. Голова Калли дернулась, пленница почувствовала, как из разодранной губы начала сочиться кровь. На языке появился металлический привкус.
  Ладонь кочевника продолжила путешествие по юному телу - Калли не исполнилось и двадцати пяти, линии еще не успели огрубеть, наследница Люциуса только готовилась к тому, чтобы превратиться из юной девы в женщину.
  - Не сметь! - рявкнул голос рядом. От неожиданности девушка дернулась, ладонь степняка замерла. С опаской приоткрыв глаза, Калли заметила рядом с телегой всадника. Шаман Энд, правая рука вождя кочевников Вандера, держал наготове изогнутый кинжал.
  - Это не твоя добыча! Не твое мясо! Не трогать! - четко выговаривая, деля слова друг от друга, проговорил шаман, поигрывая кинжалом. Степняк посмотрел на Калли, затем на Энда, затем снова на девушку. Пробормотал что-то невнятное на лающем диалекте, но руку с неохотой убрал.
  - Ф"а д"ан хэт! - рявкнул Энд. Кочевник покачал головой, злобно посмотрел на шамана и повернулся к девушке. Смачный плевок степняка упал на грудь, которую он недавно мял. Девушку передернуло.
  - Не волнуйтесь, графиня, - посмеиваясь, сказал Энд. - Я приказал этому животному вас не трогать.
  - Ты сдохнешь! - попыталась ответить Калли, но изо рта донеслись лишь невнятные звуки. Девушка застонала - чертов кляп.
  - Ну что вы, графиня. Не беспокойтесь, - улыбнулся шаман. - Никто из нас вас не тронет, по крайней мере до тех пор, пока вас не попробует Вандер. А уж потом вождь решит, оставить такую прелестную девочку игрушкой для себя, или отдать войску. Так что ведите себя хорошо, и придется вам обслуживать только вождя. А это честь.
  Калли показалось, что она была готова провалиться в обморок. Девушка представила, как годами не мытые руки кочевников хватают ее тело, насилуют, теребят, сменяют друг друга. И пытка длится часами.
  - А сейчас небольшой привал, - словно не замечая побледневшего лица Калли, объявил Энд. - Если вы будете хорошо себя вести, то я смогу дать вам немного воды. А если нет, тогда, возможно, мне придется поступиться приказом, и отдать вас на час кому-нибудь. Да хотя бы и вашему охраннику - как я вижу, вы уже познакомились. И поверьте, он не будет так галантен, как я.
  Посмеиваясь, шаман хлопнул коня по черному боку и отъехал от телеги. Калли приказала себе успокоиться - паника паникой, но ситуацию она не спасет. Девушка попыталась восстановить спокойствие, заставляя себя глубоко и ровно дышать.
  Чертов шаман. Калли не могла простить себя за то, что попалась на его уловку. Как она могла забыть? Кочевников все считали диким зверьем, мозг которых недалеко ушел от неказистых лошадей, на которых они рассекали по степям. Животные, способные подраться из-за не обглоданных костей. Кочевники в представлении жителей Приграничья были недолюдьми, неразвитыми существами, лишь внешне напоминающими человека.
  И люди были недалеки от правды - большинство, простые степняки и правда никогда не учились грамоте, и напоминали зверей. Но только не шаманы. Смешок природы - но часть рождавшихся у степняков детей росли умнее своих сверстников, и кочевники отдавали таких в общину шаманов. Вожди и шаманы - высшее сословие кочевников, не отличались от людей по уму. А то и превосходили их. Калли тряхнула головой - вот она и поплатилась за то, что недооценила степняков.
  Девушка откинулась на дно телеги, попыталась расслабиться. Снаружи были слышны крики Энда - шаман успокаивал распоясавшихся собратьев и заставлял напоить лошадей. Несколько долгих минут, показавшихся девушке вечностью - и уже знакомый степняк занял место рядом с ней, и телега двинулась дальше.
  ***
  Природа на полуострове Приграничье бунтовала. Почти по всей площади шел осенний холодный дождь, на побережье - валил снег. Белых хлопья смешивались с песком и галькой, погибали в бушующих волнах. Зато на самом верху горной гряды Прибой, куда едва ли долетала редкая птица, снег, обычно покрывавший верхушки скал, растаял. Где-то сошел вниз лавиной, где-то просто испарился, но везде пики гор сверкали чернотой. Нагие, они подставили небу камни, до это не знавшие тепла сотни лет, и грелись под лучами приветливого солнца.
  Плато Василисков завалило одной из лавин. Жалобно скулил снежный барс, который по неведению забрался так высоко. Он стремился поймать черного, как ночь, орла - и попал в ловушку. Снежным барса назвали лишь по цвету шкуры - и сейчас он, покрытый метровым слоем зимы, звал на помощь. Уже понимая бесполезность затеи, понимая, что так и задохнется, останется в толщи хлопьев, но никак не желая сдаваться.
  Предводитель Ордена мага, сгорбившись, опираясь на посох и кутаясь в овечью шкуру, стоял на выбитом в скале балконе и смотрел на заваленное плато. Вой барса отражался от гор, эхом бродил меж скал. Учитель жалел зверя, но не решался помочь. На все воля богов, считал старый маг, и не вмешивался в ход природы.
  Внутри обители, в десятке шагов от старика, грелись у костра два его ученика. Вайн и Жануар сегодня отработали нужно количество часов изысканий в познании древних книг, позанимались тренировкой боевой магии и теперь могли предаться любимому последние дни занятию - спору.
  - Есть разница между убийцей и воином, - заявил Жануар, протягивая руки к огню. Костер горел, но привычного треска дерева не было слышно. Деревянный брусок, лежащий между камней в золе, сегодня был охвачен магическим пламенем. Настроение у мага было хорошим - запас дерева подходил к концу, и он смог убедить учителя использовать для обогрева колдовство. Вайн, считающий, что использовать магию для быта недопустимо, промолчал - крыть было нечем.
  - Я и не спорю, - буркнул Вайн. Маг пошел на уступку, но руки к искусственному огню не тянул, а спрятал их под шерстяным плащом. - Разница есть, но в нашем случае Лис действует как воин, а не как убийца. Настоящий воин, когда нужно, действует, и его меч разит врагов. И он не считает это убийством.
  - Нет, мой друг, - протянул Жануар. Обрадованный победой, маг не раздражался, как обычно, а позволял товарищу возражать. Но и объяснял его неправоту. - Разница между воином и убийцей как раз в том, как они лишают жизни. Воин сражается за свою жизнь, за жизнь родных или родины. Но отнимая ее у врага, он все равно испытывает муки. Мораль, совесть - все здесь смешивается в клубок эмоций, которые точат человека. Воин сомневается, нужен был ли удар, верно ли он поступил, убив того или иного.
  - Да что ты? - усмехнулся Вайн. - А что же тогда убийца?
  - А убийца, Вайн, он не испытывает этих мук. Ни до смерти противника, ни после, - улыбнулся Жануар и продолжил разглагольствовать. - Убийца - он лишь принимает решение и действует согласно плану. Он боится, не волнуется. Посмотри, как Лис сражался с кочевниками. Что, разве ему нужно было драться?
  - Но... - попытался ответить Вайн, но его собеседнику ответ был не нужен.
  - Конечно, нет. Если до этого Лис переживал, боялся, сомневался - то решившись, он и превратился из воина в убийцу. Он рванулся убивать незнакомых ему людей всего лишь за то, что они якобы напали на дом его друзей. А были ли они правы, или на самом деле здесь кочевники выступают как жертвы - Лис не знал. Но он решил сражаться, - говорил Жануар. Маг отхлебнул из появившейся из воздуха фляжки, довольно зажмурился. - Настоящий воин сначала бы разобрался, кого идет убивать. Посмотрел, кто из них прав, а кто нет. Но Лис не стал - он просто принялся рубить.
  Вайн промолчал. Возражать не стал - глядя на Жануара, было понятно, что тот не ждет ответа. Младший маг думал, что почти победил. Теперь у Вайна не было сомнений в том, что задумал Жануар. Его коллега по науке, его товарищ по магии - он решил избавиться от соперника.
  Вайн вытащил из-под плаща руки, погладил вспотевшие ладони друг о друга, поморщился, вытер влагу о шерсть плаща. Магический костер, конечно, грел лучше, чем горящие деревяшки, и Вайну было жарко в шерстяном одеянии. Но признавать это - значит, признаться, что и во всем остальном он был не прав.
  Значит, Жануар решил воспользоваться ситуацией. Заставить учителя поверить в то, что их цель не подходит для плана, и нужно вытаскивать из чужого мира другого кандидата. И таким образом заставить Вайна отдать жизнь за новый портал. Другого способа доставить сюда чужеземца маги не знали, и Жануар был уверен, что Вайн не ослушается учителя, если тот скажет повторить самопожертвование Визарда.
  Но одно дело - отдать свою жизнь ради их цели. Оно того стоит - Вайн безоговорочно верил старику, научившего его всему, что он знал о магии. Но отдавать жизнь ради корыстолюбия Жануара - на этот шаг Вайн был не готов.
  Голос, раздавшийся за их спинами, заставил магов вздрогнуть. От неожиданности Жануар на мгновение потерял контроль над заклинанием, языки пламени облизали камни, служившими кострищем. Норовили выбраться дальше, поесть соломы, на которой сидели маги, но Жануар спохватился и остановил пожар.
  - Наш мальчик не судья, чтобы разбираться, кто прав, а кто виноват, - сказал учитель, неслышно вернувшийся с балкона. Иней на его бороде и седых волосах таял, несколько крупных капель упали на камни кострища и зашипели, испаряясь. - Вы оба правы в частностях, но неужели я не учил вас мыслить шире?
  - Извините, мастер! - в один голос произнесли маги и склонили головы. Вайн усмехнулся краешком губ - так-то.
  - Разница между убийцей и воином в том, ради чего они вершат свои поступки. Лис слушает свою совесть, и она не говорит ему, что он поступает неверно. Лис сражается за свою жизнь, за жизнь своих, как ему кажется, друзей. Он считает, что убивает ради блага. Можно долго говорить, верно ли это или нет. Но назвать Лиса убийцей рано.
  - Но ведь он убивает, и даже не пытается оправдать себя. Он принимает убийство как должное, будто он имеет право отнимать жизнь, - раздался глухой голос Жануара. Маг пытался возражать, не поднимая глаз от пола.
  - Убийца - это только тот, кто убивает ради низменного. Ради избавления от страха, ради удовольствия, ради денег, - продолжил старик, будто не слышал ученика. Голос мага был спокоен и терпелив. - Лис в ладах со своей совестью - это дает ему право называть воином. Пока что. Человек всегда меняется, этот процесс не остановить. И наша задача сейчас - как раз посмотреть, куда же заведет его та тропа, которую подбросила нашему гостю судьба.
  - Да, учитель! - два голоса слились в один. Вайн прищурился - в тоне младшего товарища магу послышалась злость.
  Старик приблизился к стоящему в комнате магическому шару. Потер ладони, принялся читать заклинание. В комнате повисла дымка, запахло пожирающим дерево огнем. Жануар и Вайн подошли к учителю, встали рядом, закрыли глаза. Мерно задышали, настраиваясь. Оба ученика понимали - время для споров есть тогда, когда нет дела. А сейчас их мнения ничего не значили. Старый маг готовил заклинание, и задача учеников - сосредоточиться и собирать всю энергию вокруг. Даже самые малые крохи не должны быть упущены, а отданы на подпитку главы Ордена магов. Ведь так велит цель.
  ***
  Три коня мчались через лес, который в Приграничье называли паучьем. Это были старые владенья эльфов, и хотя ушастых уже давно прогнали из здешних мест, но простой люд все равно подозрительно относился к наследию древней расы. Крестьяне боялись захаживать так далеко от деревень - да и зачем? Все равно земля здесь была не плодородной, водилось много хищников - какая радость в таких приключениях тем, кого ждет теплый дом да горячий обед?
  Возглавлял тройку жеребец-тяжеловоз буланой масти - весь светло-желтый, цвета солнца, только грива да хвост чернели. За ним гнедой конь - поменьше, но и всадник на нем отличался от огромного первого. Жеребец был коричневого оттенка, с примесью цвета алого заката, да только грифа да ноги словно пеплом присыпаны. Замыкал погоню всадник на кауром коне - самом небольшом, невзрачном. Шерсть у коня была похожей на рыцаря в середине процессии, да только оттенок у нее был желтоватый, словно у сгоревшей на солнце.
  Бусид прицелился из арбалета. Как умел - не в саму цель, а чуть дальше, учитывая скорость всадника и ветер, который всегда норовил помочь тому, кто должен был погибнуть от рук монаха. Природа всегда была против стрелков, но такова судьба.
  - Нет, совсем рано! - прошептал Бусид и убрал палец с курка. Пальцы прошлись по желобу, достали болт. Монах небрежно забросил его в колчан, прицепил арбалет за спину. Там же, дожидаясь своего часа, покоились и пара длинных узких мечей.
  - Настоящий воин не поддается ничьему влиянию, никому не может позволить управлять собой. Воин движется по своему Пути, и ничто, даже его слабая воля и его желания не могут сбить его с настоящего пути, - процитировал учителя монах. Бусид проводил взглядом удаляющуюся тройку коней и поудобнее устроился на ветке. Он знал, куда направляется цель, поэтому не спешил. У монахов свои пути, все равно он окажется на нужном месте раньше.
  Но убивать парня было рано. Проследив за приключениями юноши в шахтах Ольстерров, посмотрев на поведение во время резни у Донгеллов, Бусид пришел к выводу, что нужно подождать еще немного. Этого парня преследует слишком много крови, и спасает его только Орден магов - как раз в этом-то ничего удивительного не было. Бусид усмехнулся - вечно старик на плато Василисков пытается строить интриги, но место свое он знает хорошо.
  - Дело в другом. Дело совсем в другом, - качнул головой Бусид, прокручивая недавние события в голове. Его цель не больше чем пешка в другой игре, и если он убьет его сейчас, то потеряет шанс узнать подробности чьего-то плана.
  Парень забирает из шахт артефакт. Кочевники пользуются другим артефактом, совсем неподалеку от него. После войны с магами камни силы раздали разным народам, понимая, что по отдельности они не могут причинить большого вреда и продемонстрировать кому-то, на что способна настоящая магия. Нет, камни силы - это всего лишь игрушки, пусть в умелых руках и превращающиеся в оружие.
  Но расчет был верен, и много лет артефакты не соединялись, а хранились как великая ценность. И тут какой-то пришелец получает один из камней и бродит совсем близко к двум другим, даже не подозревая, какой мощью они обладают. Нет, здесь видна рука кукловода.
  Но только кто он, этот неизвестный? Что он задумал? Заставить Цель собрать все камни и убедить его использовать их в своих целях? Сделать грязную работу руками паренька и затем отобрать?
  Бусид покачал головой, завязал покрепче пояс, поправил сапоги, убедился, что оружие хорошо прикреплено. Встал в полный рост, балансируя на тонкой ветке, что росла буквально на верхушке дерева. Глянул вниз, улыбнулся - лететь было далеко, от человека и мокрого места не осталось бы. Почувствовал, как по коже пробегают острые мурашки. Монахи не боялись высоты, этот страх выбивался наставниками у юных учеников, начиная с трех лет. Но предвкушение...
  Бусид ничего не мог с собой поделать - ему нравилось путешествовать по высоте. По деревьям, по скалам. Эта была его маленькая слабость.
  Монах ухватился за тонкий ствол - к верху дерево сужалось, заканчиваясь острым, покрытым листвой шпилем. Поудобнее расставил ноги - одна впереди, так, чтобы нос сапога полностью совпадал с опорой, не выглядывал над пропастью. Вторую боком, поперек ветви.
  Присел, отпустил ствол, прыгнул. Тело перенеслось на соседнее дерево, которое росло метрах в десяти от начала прыжка Бусида. Не останавливаясь, монах продолжил путь, прыгая с ветки на ветки. Кодекс предписывал монахам скрывать свои истинные способности, но ведь Бусид был в дремучем лесу. Кто его мог здесь увидеть? Да даже если и увидит летящую фигуру в развевающемся плаще случайно забредший так далеко крестьянин - и что? Не отказывать же себе в таком удовольствии? Так и рождаются легенды о чудесах Паучьего леса.
  Глава 2
  Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, но между деревьев в Паучьем лесу все равно была темнота. Кони, заразившись азартом всадников, позабыв об осторожности, скакали в полную силу. Они неслись по узкой дороже, из-под копыт на крутых поворотах летели комья грязи.
  Я без перерыва подстегивал своего коня, но все равно он отставал от скакунов Айрина и Эдгара. Парни обошли меня на пару корпусов. Несмотря на бешеную скачку, я чувствовал запахи вокруг. Осенняя лесная свежесть наполняла грудь. Воздух мокрого после дождя леса пьянил.
  Конь Айрина вдали затормозил, рыцарь вскинул руку в предупреждающем жесте. Я натянул узду, мой скакун взбрыкнул, резко остановился и наклонил голову. Я вцепился в его гриву, прижался к седлу, подскочив на стременах. Казалось, что сейчас по инерции вылечу вперед, но я сжал бедра, удержался на месте. Конь обиженно заржал.
  - Тише, тише. Прости, - пробормотал я и погладил зверя по жестким волосам гривы.
  Похлопал коня по правому боку, возле седла. Тот нехотя двинулся вперед. Дорожка резко сворачивала.
  - Слышишь? Кочевники! - буркнул Эдгар, обращаясь к Айрину. Воин погладил своего коня, тот притих. Глаза тяжеловоза налились кровью, рот был весь в пене. Не привык мощный конь к таким скачкам.
  - У них привал, - подтвердил Айрин, прислушиваясь. Я молча покрутил головой, но уловил лишь птичьи разговоры да шелест листьев. Ну что ж, придется поверить товарищам на слово. Опыта слежки в лесу у них точно больше.
  - Верхом от тебя толку нет, - повернулся ко мне хмурый рыцарь. Эдгар смотрел исподлобья, в тоне звучало презрение, смешанное с угрозой. - Поэтому двигайся через кусты, на север, и попытайся снять часовых. Отвлечешь их на себя, тут-то мы и ворвемся.
  - Да это самоубийство! - вытаращился Айрин на товарища. - Его же сразу убьют?
  - А у тебя есть другой план? - сказал Эдгар и раздвинул высоченные, с человеческий рост кусты. Мы подошли поближе - в "окне" был видел караван кочевников. Степняки остановились в низине, у ручья. Телега стояла у самой воды, запряженная тройкой лошадей. Вокруг спешно, сгрудившись около костра, на котором стоял большой котел, ели кочевники. Они черпали кашу из глиняных мисок руками, стараясь запихнуть в себя больше еды, и толкались, пытаясь добраться за добавкой.
  - Стрелки из нас с тобой никакие, - кивнул Айрин, с сомнением поглядывая на меня. Я не обратил внимания на переговоры рыцарей - все равно вытаскивать Калли из плена было нужно. Как договорятся, так и будет. А я уж как-нибудь выживу. - Но все равно не верно это.
  - А что верно? Геройствовать? - хмыкнул Эдгар. - Он затащил нас в эту передрягу, он пусть и вытаскивает.
  - Но... - попытался возразить Айрин.
  - Никаких "но"! Если бы не он, то мы были бы около Калли. И действовать нужно прямо сейчас. Или ты хочешь дождаться, пока ее пустят на мясо? Будто не знаешь, что кочевники делают с женщинами, - перебил его Эдгар. Хмурый рыцарь зло посмотрел на меня. - Или ты против идти вперед?
  Я промолчал и двинулся через кусты. Конечно, моей вины в захвате Калли не было - это она предложила план с похищением артефакта, и, судя по рассказу Люциуса, сама же и встретилась с шаманом. Но мне было все равно.
  Спокойствие - вот что переполняло душу. Я чувствовал, что после схватки с шаманом изменился. Точнее, не после схватки. А после того удара огнем. Я погладил камень, лежащий в кармане. Артефакт отозвался пульсацией, то нагреваясь, то вновь остужаясь. Надо, значит надо. Справиться можно со всем.
  Площадка, на которой остановились кочевники, была просторной. Лагерем это назвать было нельзя - скорее, временное, на несколько десятков минут, пристанище, где можно подлатать раны да подкрепиться.
  Деревья вокруг поляны у ручья возносились высоко над землей. Если задрать голову - так вершку не видно, все утонуло в пышных кронах.
  Я остановился на середине пригорка, с которого спускался к лагерю. Нашел широкий проулок между зарослями. Нужно передвигаться тише - если пойду дальше также, напролом, то наверняка заметят. Особенно те двое, что стояли у дороги и напряженно вглядывались в даль. Часовые.
  Моросящий дождь прекратился. Я вдохнул свежий воздух, кожа порадовалась мурашками холодному воздуху. Рукоять сабли, деревянная, но обмотанная мягкой кожей, была влажной. Я стряхнул осевшие на нее капли в траву, вытер руку о штаны. Главное - не подвести, справиться. Сколько уже на моем счету? Десяток есть? С этими двумя наверняка будет.
  Я проводил одного из часовых взглядом - степняк отошел от товарища к ручью, вертя в руках здоровенную флягу. Лучше момента было не выбрать!
  Кустарник обиженно отозвался на прыжок. Я сжался в воздухе, приземлился на влажную мягкую землю, сделал кувырок к широкой просеке, замеченной раньше. Тело перестало реагировать на усталость, мышцы были напряжены, готовы к бою.
  Сломав несколько веток, я подкатился к часовому, который, вытаращив глаза, смотрел на мой кульбит и непослушной рукой пытался снять саблю с пояса. Я кубарем выкатился из кустарника, подлетел к его ногам.
  Кочевник выругался на своем каркающем наречии, поднял ногу, чтобы сделать шаг вперед, но не успел. Я сделал выпад раньше - не вставая, дернул рукой с заранее приготовленной саблей. Острие вонзилось в ступню кочевника. Тот взвыл, схватился за поврежденную ногу, запрыгал на здоровой. Я усмехнулся - хоть и не знал их языка, но ругательства кочевника мне были понятны.
  Вскочив, я бросился ко второму часовому, который швырнул флягу и устремился мне навстречу, держа саблю над головой. По дороге, походя, я успел ударить раненого - нога врезалась ему в живот, он согнулся. Я добавил тыльной стороной ладони по голове. Кочевник рухнул, но я успел выхватить из его ослабевшей руки саблю.
  Так-то лучше. Вооружившись двумя клинками сразу, я почувствовал себя увереннее.
  - Б"аааРК! - выкрикнул второй часовой и рубанул мечом. Девиз это был, или ругательство - неважно. Я разгадал нехитрый план степняка. Кочевник, ожидая, что от мощного удара я отшатнусь назад или хотя бы догадаюсь поставить блок, не стал тормозить, а вложил в меч все силу и скорость. Но его план провалился.
  Я сделал шаг в сторону, пропустил несущегося сломя голову степняка и мазнул саблей по его голой спине. Тот по инерции сделал еще пару шагов, споткнулся, рухнул в грязь, но тут же вскочил. С моего автографа потекла кровь, смешиваясь с мягкой черной землей.
  - Возвращайся! - предложил я, помахивая саблей. Кочевник, уже осторожнее ступая, двинулся в мою сторону. Замахнулся, но тут же вздрогнул.
  - За Донгеллов! - донесся знакомый рев Айрина. А вот и рыцари - вовремя. Я воспользовался заминкой часового, рубанул справа, наотмашь. Вскрик - и кочевник лежит на земле, уткнувшись затылком в лужу. Из рассеченной груди хлынула кровь. Я удовлетворенно кивнул - больше он не боец.
  Рядом, в десятке шагов, зазвенели клинки. Я обернулся - Эдгар и Айрин отсекли спешащих на помощь к часовым кочевников, завязался бой. Рыцари умело обращались с оружием и хорошо сидели в седле. На секунду я залюбовался их смертельном танцем. Эдгара окружили четверо степняков, но до сих пор они не успели нанести ни одного удара. Скакун, словно чувствуя приказы хозяина, вертелся, как юла, предлагая всаднику то одну, то другую цель для удара. Хмурый рыцарь возможностей не упускал - его меч опускался на головы без перерыва. Не прошло и тридцати секунд боя, как лицо одного из степняков окрасилось красным, и он без чувств повалился на землю.
  Рядом послышался стон. Я обернулся, двинул раненному в ногу кочевнику коленом в подбородок. Тот перевернулся, брякнулся на спину и затих.
  Айрину приходилось тяжелее. На рыцаря наседали сразу шесть кочевников, еще двое пытались достать его копьями издали. Руки тяжеловеса, одетые в стальные доспехи, толщиной, казалось, были больше, чем все мое тело, работали безостановочно. Как лопасти мельницы в ураган, они опускались и опускались на окруживших его кочевников. Казалось, что рыцарь не разбирает, куда лупит - просто бьет, будучи уверен, что клинок все равно найдет цель. Судя по крикам степняком, Айрину везло.
  - Калли! - крикнул Эдгар, на секунду отвлекаясь от драки. За что и поплатился - один из степняков воспользовался тем, что хмурый рыцарь попытался осмотреться, и заехал ему саблей под колено. Эдгар охнул и опустил меч на дерзкого кочевника, навсегда лишая его уха.
  Я тряхнул головой, отгоняя желания броситься товарищам на помощь. Кровь бурлила, требовала, чтобы враги оказались повержены. Но пока что не время. Я ринулся к ручью, на ходу раздумывая над только что пришедшей в голову мыслью. А ведь между Эдгаром и Калли что-то есть? Айрин тоже предан графу, и бьется, словно лев за свой прайд, но не теряет голову. Да еще и обвинения в мой адрес.
  Эдгар все больше напоминал мне человека, который не просто сражается за своего сюзерена, но и пытается спасти близкого человека. Я помотал головой, отгоняя мысли - мне то пытаться строить догадки? Может, у них так принято?
  Разогнавшись, я запрыгнул в телегу, на которой стоял не участвующий в битве кочевник. Степняк испуганно смотрел на меня, но меч с пояса снял и выставил в мою сторону. Догадка оказалась верной - на дне повозке, в куче соломы, лежала крепко связанная девушка. Калли!
  - Вали, и я не трону, - постаравшись добавить в голос металла, сказал я. Вышло не очень - кочевник, буркнув что-то, сделал шаг в мою сторону, успев при этом пнуть Калли в бок. Девушка застонала.
  Я, наплевав на приемы, рубанул саблей сверху, целя кочевнику в плечо. Тот чуть присел, поставил блок, сабли взвизгнули. Степняк откинул клинок от себя, провел контратаку. Неплохую - один из трех боковых ударов почти достал меня. Пришлось дважды на полшага отступить, третий блокировать резким ударом сабли. Клинки сошлись, я поднажал, но совсем позабыл о том, что длина телеги была совсем небольшой. Пятка соскользнула с края, вместо того, чтобы ударить кочевника, я смог лишь отбросить его меч. Зашатавшись, я присел, схватился за бортик телеги одной рукой, надеясь восстановить равновесие.
  Кочевник захохотал, подпрыгнул и рубанул, опусти клинок острием вниз. Еще секунда - и он пригвоздит меня к телеге. Меч приближался, шел чуть дальше головы - острие целило в шею, в верхние позвонки.
  Я ушел в кувырок вперед, дернув рукой бортик телеги. Та зашаталась, кочевник поскользнулся.
  - Калли, бей! - крикнул я и ринулся вперед, моля про себя, чтобы графиня Донгеллов не сплоховала и помогла. Девушка не подвела. Извернувшись, она даже не ударила, скорее толкнула кочевника в щиколотку. Но хватило и этого - степняк, потерявшийся равновесие от моего трюка, повалился рядом с пленницей. Я продолжил движение, отбил выставленный вперед клинок. Подпрыгнул, приземлился на грудь кочевника коленом. Тот выдохнул, выпучив глаза.
  Клинок свистнул, рассекая воздух, и вонзился степняку меж ребер. Сталь пробила кости, те ломались с хрустом, позволяя железу проникать все глубже. Острие прошло сквозь легкое, из раны хлынула подкрашенная черным кровь. Кочевник засипел, сделал последний вздох и затих.
  Тяжело дыша, я выдернул меч, обтер сталь о штаны степняка и принялся резать путы на руках девушки.
  - Сейчас, подожди. Мы справились, - бормотал я, поддевая саблей узлы толщиной с палец веревки. Ослабить узлы, освободить Калли, а затем броситься на помощь рыцарям. Вот мой план.
  Чувство опасности. Что-то шло не так. Я бросил взгляд на девушку - Калли лежала на боку, шея ее была вывернула наверх. Глаза расширились, в них читался ужас. Я дернул мечом, оставляя царапины на запястьях девушки. Развернулся, нанося удар в неизвестность.
  Рефлексы не подвели - за спиной был еще один противник.
  - Расслабился, мальчик? - ухмыльнулся отпрянувший от клинка кочевник. Замотанный в темное тряпье, он напоминал того шамана, который остался валяться без души около замка Донгеллов.
  Я промолчал, выставил перед собой клинок, держа степняка на расстоянии вытянутой руки. Оружие у кочевника не было, ладони пусты. Но я опасался - знал, как быстро они могут стрелять огнем.
  - Кто ты? - спросил я, стараясь выгадать немного времени. Как сражаться с противником, который может создавать огненные шары?
  - О, тебе это не важно, мой мальчик, - засмеялся шаман. От его голоса меня передернуло - к уже привычному у кочевников каркающему акценту прибавлялись высокие нотки. Словно шаман не говорил, а срывался на истерический смех.
  - Это Энд. Верховный шаман племени. - раздался за спиной глухой голос Калли. Значит, узлы я все-таки перерубил, девушка смогла избавиться от кляпа. - Убей его, Лис. Убей. Это он обманул меня. Сказал, что готов объединить наши камни силы.
  - Для тебя это не имеет значения, мальчик, - сказал Энд, проигнорировав Калли. Из голоса шамана исчезли насмешливые нотки, теперь он говорил серьезно. В ладони Энда появился небольшой огненный шар - с желудь величиной, он переливался из желтого в алый. - Ты пришел в наш мир без спроса. Нужно разобраться с тобой.
  - Ты знаешь, откуда я? - недоумевающе спросил я, глядя на пламя в ладони шамана. Я вспомнил, где его видел - тот самый шаман, который не позволил мне выбраться из Маринэ через ворота. А еще вспомнил, как из такого же маленького шара огонь превратился в огромную струю за считаные мгновения.
  - О, кочевников все не уважают, не берут в расчет, - усмехнулся, как мне показалось, грустно, Энд. - Думают, что мы, степняки, просто большие дикие звери. В отношении таких сладеньких, как эта девочка, да, это правда. Но в остальном... Не все люди умны, и не все кочевники звери.
  Предплечье начинало жечь. Меч, в бою казавшийся таким легким, тянул вниз. Я сжал пальцы посильнее, чуть опустил запястье. Острие дернулось. Немудрено - попробуй подержать почти килограмм стали в вытянутой руке.
  - Я знаю, откуда ты, и даже знаю, как тебе вернуться домой, - усмехнулся Энд. Я насторожился. - Шаманы умны, шаманы владеют забытыми знаниями. Но для тебя это уже не имеет никакого значения.
  - Значит, ты можешь вернуть меня в мой мир? - спросил я Энда.
  - Нет, пришелец. Не могу, - улыбнулся кочевник. Подбросил огненный шарик, посмотрел на телегу. Покачал головой. Приглашающе кивнул на дорожку рядом с собой и сделал шаг назад. - Выбирайся и сражайся, если достоин этого.
  Я последовал совету противника, с наслаждением опустил руку с мечом и почувствовал, как расслабляются мышцы. Схватился за бортик повозки, спрыгнул на землю. И тут же ринулся на шамана, стремясь достать его мечом.
  Тот отпрянул, сделал шаг назад и в бок, швырнул шар. Я не успел увернуться, комок огня задел плечо. Кожу обожгло, я отступил.
  - Мерзкий трус! Сражайся как воин - завопил Энд и направил ладонь в мою сторону. На морщинистой коже появились первые языки пламени. Я знал, чем грозит такой жест, но не сдвинулся в места.
  Холодная уверенность наполнила меня. Я стоял, не шелохнувшись, глядя не на шамана - на огонь, что рос в его ладони.
  Сзади шелохнулась тень, я почувствовал движение. Повернул голову, увидел, что Калли подобрала меч убитого степняка и стоит рядом. В боевой стойке, как и положено - левая нога чуть впереди, правая отставлена в сторону. Меч в правой руке, смотрим вперед, локоть согнут под прямым углом.
  Почему я замечаю такие мелочи? Ведь сейчас шаман выпустит огненную волну и меня... нас не станет?
  - Пытаешь сопротивляться? - усмехнулся Энд. - Похвально. Бунтующая добыча всегда вкуснее и слаще. Зря, Калли, все зря. И не надейся, что сможешь собрать все камни. Наши отряды повсюду, совсем скоро я буду обладать всеми камнями силы! Скоро я буду править всем Приграничьем!
  - Отойди в сторону, - оборвав шамана, сказал я Калли и вздрогнул. Это мой голос? Холодный, непроницаемый. Словно все эмоции из меня высосали, оставив лишь решительность и уверенность. Перед глазами появилась едва видимая прозрачная желтоватая пелена.
  - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - пробормотала Калли и отступила на шаг назад. Помялась немного, но я уже не смотрел на спасенную. Мой взгляд был прикован к шаману. Тот почти завершил построение заклинания, его ладонь была скрыта в бушующем пламени.
  - Умри! - крикнул Энд и сделал шаг вперед. Ладонь посмотрела в мою сторону, из нее вырвалась огненная сила, которая словно толстый кнут, охваченный синеватым пламенем, ринулась ко мне.
  Камень, что так и лежал в кармане, казалось, прожег в подкладке дыру. Затем прорвался сквозь кожу, спалил мясо и сейчас пытался расплавить кость. Я сжал зубы, схватил артефакт и вытащил наружу. Камень покраснел, налился алым, словно бурлящая кровь, наполнившая его изнутри, пыталась вырваться наружу.
  Мир замер. Время остановило течение. Айрин, потерявший меч в схватке, спешился и стоял в рукопашную против двоих. Его кулак, закованный в стальную перчатку, остановился в сантиметре от виска одного из кочевников. Через два шага от него Эдгар пытался вытащить меч из шеи степняка. В воздухе висели капельки крови, которые вырвались из свежей раны.
  Я посмотрел на шамана. Весь мир был резкий, краски насыщенные, как на хорошо обработанной фотографии. И только Энд казался размытым, будто пропал фокус. Нечеткий, он то терял насыщенность, становясь немного прозрачным, то снова набирал жизненную силу. Я отметил самое главное - огня в его руке не было.
  Время вернуло свой ход. Струя пламени была все ближе, но я, действуя скорее по интуиции, чем руководствуясь здравым смыслом, не стал убегать. Нет, наоборот, ворвался в огненный ад и двинулся вперед.
  Мало кто испытывал долгую боль от ожога. Скорее, мимолетное прикосновение к неловко упавшей спичке. Я не знаю, как объяснить то, что я чувствовал. Мне казалось, что меня не просто прижгли раскаленной кочергой, а скорее опустили в чан с плавленым железом. Огонь растворил кожу, добрался до мяса, которое покрылось черной, дурнопахнущей корочкой.
  Я усилил напор, шаг за шагом приближаясь к шаману. Сталь у меня в руках начала плавиться, но я надеялся, что сабля доживет до нужно момента. Волосы вспыхнули, сосуды в глазах лопнули. Казалось, что все вокруг светилось, я видел будто через розоватую дымку.
  Нет, это неправда. Камень не мог соврать. Я видел, что все это - иллюзия. На самом деле шамана не существует, это не правда. Я уже секунды три как иду в огненном аду, и до сих пор жив. Или все это происки воспаленного мозга, а на самом деле я уже давно остываю на земле, превратившись в кусок обугленного мяса?
  Еще шаг. Энд стоял напротив меня. Я остановился в десятке сантиметров от его вытянутой вперед руки. Струя пламени не прекращала бить мне в грудь. Огонь рвался в мир, словно вода из пожарного шланга.
  Я поднял саблю над головой. Поморщился, когда с клинка упала капля расплавленной стали, упала мне на щеку, зашипела, продираясь сквозь кожу, чтобы затихнуть на кости.
  Удар. Огненный ад в одночасье сменился прохладой леса. Все закончилось. Кисть Энда упала к моим ногам.
  - Это еще не конец, - прошипел шаман и с громким хлопком исчез. Я провел ладонью по лицу. Нет, все в порядке. Кожа на месте, следов от огня не осталась. О времени, проведенном в огненном аду, напоминали лишь дрожащие руки и запах горелого мяса.
  Я обернулся. Навстречу несся Эдгар - он разобрался со своими противниками раньше тяжелого товарища. Айрин стоял неподалеку и вбивал кулак в голову оставшегося на ногах кочевника. Голова дергалась от каждого удара так, что норовила слететь с шеи, но степняк упорно не хотел падать, схватив рыцаря за грудки.
  Победили. Я обернулся - Калли стояла неподалеку и удивленно таращилась на меня. Судя по ее глазам, она тоже видела, как я совсем недавно прошел через огненную стену.
  - Живой! - ошарашенно произнесла девушка и сорвалась с места. В два прыжка добежав до меня, девушка с опаской протянула руку вперед. Дотронулась до моей груди, туда, куда совсем недавно била струя огня.
  - Живой, живой, - устало улыбнувшись в ответ, сказал я.
  - Это был двойник, - покачала головой Калли. - Значит, у кочевников есть доступ к другому камню силы, не только к Огненному сердцу.
  - Что это значит?
  - Каждый камень может наделить владельца только одной способностью, - покачала головой Калли. - Шаман не врал.
  - Как только вы умудрились попасть в лапы кочевников, миледи! - прокричал Эдгар. Хмурый рыцарь добежал до девушки и довольно бесцеремонно принялся осматривать ее на предмет ран. Глядя на суетливые движения обычно невозмутимого рыцаря, я сдержал улыбку. Нет, определенно наш суровый воин чувствует что-то к графине. А та вроде бы и не против.
  - Позже! - сказала Калли, отстранив воина. Из растерянного ее голос превратился во властный, окреп. Графиня приходила в себя. - Энд действительно может изменить силы в Приграничье, он не врал.
  - Что это значит? - спросил я, прислоняясь к краю телеги. После боя с шаманом ноги онемели и отказывались слушаться. Накатывал так называемый "отходняк" - тело постепенно избавлялось от адреналина, накопленного в бою, ему на смену приходила слабость.
  - У каждого из народов и племен Приграничья, по легенде, после войны магов остался свой камень силы. У кочевников тоже должен быть - один, - выделила последнее слово Калли. - Но чтобы активировать артефакт, нужно пройти некое испытание, у каждого свое, и доказать, что ты имеешь право им не только владеть, но и пользоваться.
  - Что за испытание? - спросил я, цепляя меч к поясу. Пальцы не хотели слушаться, кольцо из гибкого дерева выскальзывало из рук.
  - Чаще всего - испытание страхом. Реже - испытание доблести, чести, ума... - задумчиво проговорила Калли. Казалось, графиня ушла в себя, но через мгновение ее глаза снова загорелись привычным огнем. - Я связалась с Эндом, предложила ему сделку - если он так хочет убрать Ольстерров, то я ему помогу. Мы хотели объединить камни - наши и тот, который должны были привезти вы. Но Энд оказался сильнее. Теперь я понимаю, почему - он действительно владеет несколькими камнями.
  - Но зачем ему третий? - спросил я. Голова шла кругом от всех этих камней, артефактов, шаманов. Хотелось упасть прямо здесь и уснуть. Я потер отросшую за последние дни щетину, встряхнулся. Отдыхать еще рано.
  - Два камня, объединившись, могут уничтожить третий. Если же у одного владельца будут сразу три камня, он может получить власть, - сказала Калли и вздохнула. - Я не знаю, как, не знаю, почему. Я знаю, что во всех преданиях тех времен, когда камень Донгеллов перешел предкам Люциуса, везде упоминается о том, что нельзя позволить злой силе объединить три камня сразу. Это приведет к уничтожению остальных. Не камней, народов.
  - Ты знаешь, где может быть настоящий шаман? - спросил я, сам удивившись тому, что произнес. Да и голос... Словно принадлежал не мне. Я дотронулся до камня в кармане - горячий, внутри что-то пульсирует.
  - Да, я подслушала их разговоры. Караван направлялся в заброшенный город эльфов, что на выходе из Паучьего леса, на побережье, - казалось, Калли была удивлена вопросом не меньше моего.
  - Графиня, вы возвращаетесь в замок и начинаете готовить войско, - приказал я. Слова слетали с губ прежде, чем я успевал осознать, что говорю. - Мы же с Айрином и Эдгаром двигаем в этот город. Вы сможете найти дорогу?
  - Да... - протянул Эдгар, пораженный изменениями, произошедшими со мной.
  - Но... - попыталась возразить Калли, но я прервал ее.
  - Мы вернем камни и не допустим бойни. Наша договоренность в силе? - спросил я спокойным уверенным тоном. Дождавшись ответного кивка, продолжил. - Отлично, значит, я привожу камни, ты отправляешь меня домой. Двинулись!
  Я не стал дожидаться друзей и побрел наверх, на холм через кустарник, туда, где остался мой конь. Можно было взять любого из тех, кто не успел разбежаться, испугавшись схватки, но к каурому скакуну я уже привык, и не хотел менять на нового.
  - Спокойствие, уверенность, приказы. Да что с тобой? - пробормотал я. Лес молчал. Я чувствовал, как взгляды Донгеллов сверлят спину. Камень в кармане нагрелся, чуть обжигал. Я положил руку на артефакт, погладил гладкую поверхность камня. Теплый. Спасающий. Дарящий силу. Справимся.
  Артефакт, словно слыша хозяина, постепенно остывал. Я запрыгнул в седло, потрепал коня по гриве. Снова дотронулся до камня - пульсация прекратилась. Камень как камень - даже не теплый, как раньше.
  Тронув поводья, я направил коня вниз, туда, где ждали друзья.
  Глава 3
  Хорелтолл давно не чувствовал столько жизни, как в последние часы. До этого, казалось, навечно похороненный в глуши леса, город стоял молчаливой глыбой. Но сейчас все поменялось. В домах появилось тепло, на мощенных камнями дорогах бегала ребятня. Женщины, коротконогие, в набедренных повязках, сгрудились возле ручья, который проходил через город.
  Вандер поморщился - бабий гвалт отвлекал, но уж лучше он, чем ненавистный шум крон. Послюнявив палец, вождь кочевников попытался определить, откуда дует ветер. Нет, кожа осталась нетронутой. После рассвета в Паучьем лесу настал полный штиль.
  Две женщины принялись драться, не поделив место у ручья. Тряпки, что они принесли на стирку, разлетались в сторону. Женщины кочевников любили одежду, и Вандеру пришлось смотреть, как при резких движениях у его подданных качаются обвислые, словно подранные собачьи уши, груди. Глава кочевников покачал головой - и за что только Прародитель обидел их, подарив таких женщин. Немудрено, что в голове у степняков только и есть, что жратва и белая добыча.
  Глава кочевников блаженно сощурился - он был верен себе и ни разу не пользовался соотечественницами. Нет, только свежее белое мясо. Сегодня он последний раз попробовал пленницу, помял ее большую грудь, погрыз соски... Вандер погладил себя по животу и облизал засохшие губы.
  Он достаточно насытился, но был слегка расстроен - пришлось приказать слугам забить пленницу. Она не проявляла силы, не сопротивлялась, а лишь тихо постанывала, послушно обслуживая кочевника. Вандер не любил таких - как только в пленнице угасал дух, он отдавал ее племени или приказывал сварить из жертвы похлебку. Сегодня кочевник решил не быть щедрым и вдоволь поесть.
  Ночью, пока Вандер насыщался жертвой, его подданные не сомкнули глаз. В Хорелтолле полным ходом шла стройка, и сейчас глава кочевников стоял наверху пирамиды, сложенной из камней и бревен. Вокруг строения кочевник расставил верных псов, которые сопровождали его в походах - по одному зверю на каждый угол. Еще два бойцовых пса расположились перед первой ступенькой лестницы, что вела к вершине. В холке доходящие до пояса любому из кочевников, собаки были посажены на цепь на специально вбитые в землю колышки. Степняков Вандер прогнал, повелев на прощание развести наверху, на открытой широкой площадке, костер. И сейчас стоял, осматривая свои владения, и грел руки жаром, исходившем от потрескивающих головешек.
  Вандер прислушался к себе. Нет, показалось, сердце отбивало спокойный ритм. Глава кочевников опасался беспокойства, сомнений, которые могли одолеть любого, задумавшего столь дерзкий план. Но не Вандера. Сын своего отца, лучший и умнейший среди кочевников, вождь был спокоен. Шестеренки завертелись, история подходила к логическому завершению.
  Вандер потер жесткую щетину на подбородке. Черные редкие волосы отозвались покалыванием. Вождь улыбнулся - еще несколько действий, и процесс не остановить. Вандер станет править не только кочевниками.
  Внизу послышался лай собак. Вождь обернулся, заметил неловкую фигуру, закутанную в темный плащ, у основания лестницы. Повелительно махнул рукой.
  - Свои! - крикнул Вандер псам и те замерли, с гулким рычанием провожая шамана, поднимающегося по ступеням. Озлобленные взгляды, пена, капающая с распахнутых пастей, в которых желтели клыки, приученные разгрызать человеческие кости. Собаки признавали только одного хозяина - Вандера, и даже его подданных, пусть и близких, были готовы разорвать. Вандер удовлетворенно кивнул, наблюдая за псами. Вот такая преданность была нужна вождю.
  Шаман добрался до вершины, поклонился. Вандер повелительно махнул рукой, подзывая Энда. Вождю понравился жест, постепенно он вживался в роль властителя народов. "А что? Так и нужно - всегда тренируйся заранее. Во всем. Когда ритуал завершится, я стану повелителем, все падут передо мной ниц. Значит, имею право!", - подумал Вандер, улыбнувшись краешками губ.
  - Мой вождь! - сказал Энд и протянул вперед руку. На ладони лежал переливающийся небесным цветом камень. Вождь забрал артефакт, вытащил из нагрудного кармана его брата-близнеца. Держа по камню в ладони, Вандер сравнивал их. Покачал сначала одну руку, затем вторую - казалось, что артефакт, похищенный у Донгеллов, был тяжелее.
  "Им долго не пользовались!", - догадался Вандер. Камни были похожи, словно являлись копиями друг друга. Вождь присмотрелся - нет, все-таки отличия есть. Камень Донгеллов светился ровно, словно факел, а артефакт степняков пульсировал хаотично - не угадаешь, когда следующий раз камень нальется алым, словно свежая кровь, оттенком и станет похож на небольшое сердце.
  Вандер удовлетворенно кивнул, лицо вождя порозовело от удовольствия. Вождь подошел к загодя подготовленному постаменту. Кочевники затащили на вершину пирамиды каменный столик - сейчас он стоял ровно посередине, крепко прижатый к полу овальными, словно яйца огромной птицы, булыжниками.
  - Дожидаемся гостя и начинаем, - властно бросил Вандер. - Когда он прибудет?
  - Разведчики сообщают, что на подходе. Корабли уже причалили, Верховный шаман сошел на берег и направляется к вам, - полебезил Энд, не разгибая спины. Вандер уловил страх в голосе шамана.
  "Боится! Но чего? Неужели провал?!", - пронзенный догадкой, Вандер замер. Медленно, аккуратно, положил оба артефакта на постамент, под углом друг к другу, в специально высеченных в камне углублениях. Третий желоб, по размеру такой же, как и два других, оставался пуст.
  Вандер немало узнал о магии за последние недели. Что-то рассказал Энд, что-то прочел сам, а что-то выяснил и у островных шаманов, которые горели желанием вернуться на родину. Работа с энергией требовала учитывать множество нюансов, но главное правило строилось полностью на эмоциональном фоне. Творящий ритуал человек не должен был сомневаться в том, что делает, не мог себе позволить даже право подумать о неблагополучном исходе плана. Таковы правила камней силы.
  Вождь посмотрел на согнувшегося в поклоне шамана. Если он допустил где-то промах, то все может пойти крахом. Доля сомнения - и испытание будет провалено. Сейчас Вандер не сомневался в победе - много подготовительной работы, опыт, полученный в ритуале, когда он завладел силой огня. Но если что-то пошло не так...
  - У нас какие-то проблемы? - осторожно спросил Вандер, надеясь, что услышит в ответ не то, что он сейчас успел прокрутить в голове.
  - Нет, мой вождь, - полебезил Энд. Рука шамана дернулась, ладонь, словно машинально, дотронулась до края спины, где зиял край раны, оставленной кинжалом Вандера.
  - Так в чем дело? - Вандер добавил в голос властных ноток. Нет, не дело показывать обеспокоенность перед пусть близким другом, но все же подданным.
  - Я не смог выполнить ваш приказ, мой вождь, - кручинясь, ответил шаман. - Когда я захватил артефакт, то бросился к вам. Вашу новую жертву, Калли Донгелл, сопровождал мой аватар. Он погиб...
  - И я не получу новую жертву, - закончил за шамана Вандер. Вождь еле сдержался, чтобы не улыбнуться и не выдохнуть с облегчением. Когда на кону его жизнь и его племя, Вандер совсем не беспокоился о том, что не получит новое мясо сегодня. Когда ритуал завершится, все женщины Приграничья будут принадлежать ему.
  Но радость не следовало показывать подданным. Подданные должны дрожать от одной мысли о том, что провинились. Так, как делает сейчас Энд.
  - Молю вас оставить меня в живых, мой вождь, - пролепетал шаман, склонив колени. - Отряд Донгеллов догнал свою графиню, они справились с нашими мужами!
  - Донгеллам мы еще отомстим, - усмехнулся Вандер, добавив в голос холодка. - Повернись. Ты знаешь правила.
  - Я заслужил второе наказание, мой вождь. И пусть третья ошибка будет мне смертью, - промолвил шаман, сбрасывая плащ и подставляя вождю спину.
  Вандер грустно усмехнулся. Древнее правило работало, слова были произнесены. Как бы хорошо кочевник не выполнял задачи, но минимальная оплошность должна караться болью. Не он придумал эти законы, но ему их выполнять. Если Энд оступится еще раз, то потеряет все, кроме возможности мучаясь и заживо гния, дожить оставшийся месяц на этой земле.
  Вождь посмотрел на бугрившиеся шрамы на спине друга. Шрам, в виде буквы "К", приобрел сизый оттенок. Это все смесь специй, которая разъедала мясо и мешало зажить ране.
  В нескольких точках на краю шрама вздулись желтые пузыри. Вандер снял с пояса кинжал, провел острием по волдырям, чуть надавил острием. Энд вздрогнул, реагируя на прикосновения холодного металла. Пузырь лопнул, орошая спину шамана густым серо-зеленым гноем.
  Вандер тряхнул головой, трижды взмахнул кинжалом, стараясь попасть острием в старый росчерк. Удалось.
  - Благодарю, мой вождь, - процедил шаман сквозь тесно сомкнутые зубы. Второе наказание было больнее первого, и Энд не смог сдержать стона. За это Вандер мог его убить, но вождь сделал вид, что не услышал слабости близкого друга. Шаман еще понадобится главе кочевников, и было бы глупостью убивать его сейчас. Да еще и долгая дружба была помехой.
  Вандер тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас он должен быть сосредоточен и собран на одном. Ритуал. Все остальное не имеет значения.
  - Встань с колен, брат мой, - велел Вандер и обернулся на шум. Гул над Хорелтоллом нарастал. Кочевники, что мужчины, что женщины, побросали свои занятия и сгрудились возле дороги. По мостовой степенно двигалась конная процессия. Лошади вороной масти, с черным отливом, шли нога в ногу, расставленные в колонну под одной. Всего пять коней, но таких животных Вандер еще не видел. Настоящие, породистые. Королевские кони.
  - Верховный шаман, - прошептал за спиной вождя Энд. Вандер почуял в голосе друга благоговение. Нахмурился. Разве так нужно относиться к гостям? Нет, это они должны трепетать перед Вандером и его правой рукой - шаманом Эндом. Ведь это кочевники добились воссоединения тех, кто долго был в раздоре. Ведь это Вандер предложил провести ритуал, не струсив, поверив в свои силы.
  Процессия растянулась. Кони мерно вышагивали, неся всадников. Возглавлял шествие мужчина, закутанный в изумрудного цвета тонкий плащ. Он ровно сидел в седле, не вертел головой по сторонам, подобно простолюдину, а всматривался в точку на вершине пирамиды - в вождя племени кочевников.
  Вандер улыбнулся - верховного шамана эльфов спутать с кем-то другим было невозможно.
  Вслед за шаманом двигались три всадника, облаченные в легкую кожаную броню. Обтягивающие стройное тело молодых эльфов пиджаки, брючки из гладкой кожи - были цвета летних листьев. В руках они держали копья, на вымпелах которых развевались флаги остроухих - изумрудного оттенка, такого же, как и одеяние шамана. Замыкал процессию всадник в тускло-салатовой куртке, через плечо его был перекинут огромный лук, через другое колчан, из которого торчали черные перья хвостов стрел.
  Вандер махнул рукой в сторону лестницы. Внимательно наблюдающие за повелителем снизу шаманы бросились к собакам, ухватили их за ошейники, не обращая внимания на глубокие царапины, оставленные на руках клыками сопротивляющихся псов. Процессия добралась до лестницы. Первыми спешились копьеносцы, встали по периметру, образуя вокруг коня шамана треугольник. Вандер моргнул, еще раз.
  Лучник исчез из седла. Только что он наблюдал, как встает караул из кочевников, сидя на коне. Мгновение - и его нет. Вождь кочевников оглядел улицы вокруг, успел заметить лишь салатовую куртку, которая стремительно удалялась от пирамиды в сторону леса. "Стрелковая защита", - вспомнил Вандер подслушанное где-то выражение и уважительно покачал головой.
  Копейщики, оглядевшись, убедились, что вокруг достаточно безопасно. Один из них кивнул шаману, тот скользнул из седла. Принялся бодро подниматься по лестнице, оставив охрану внизу.
  - Я рад приветствовать верховного шамана Приграничных островов, истинного правителя эльфов этой страны, - проговорил Вандер заранее заготовленную фразу, едва шаман преодолел последнюю ступеньку.
  - И я рад видеть тебя, сын степей, истинный властитель Приграничья, - слегка поклонился шаман.
  Вандер присмотрелся к гостю. Чуть качнул головой - кочевник никак не мог определить возраст шамана. Кожа на его лице была морщинистой, желтой, с пигментными пятнами, какие бывают только у счастливчиков, доживших до старости. И еще она была настолько тонкой, что, казалось, готова рассыпаться от неудачного движения. Волосы у эльфа были седыми, с зеленоватым отливом, как и у всех представителей лесного племени.
  Вождь кочевников призадумался - вроде бы старик, так он всегда думал. Но поверить в то, что шаман уже доживает свой век, мешали глаза. Они яркими искрами светились на изношенном лице, выдавая острый молодой ум.
  - Я рад, что мы наконец-то сможем положить конец этой глупой войне, начатой нашими предками, давно забытой нашими детьми, - степенно продолжил приветствие шаман. Вандера передернуло - ну же, ближе к делу. Кочевник не любил долгие прелюдии и выжидания, считая, что они только вредят. Но знал, что эльфы не могут обойтись без небольших переговоров, даже если все решено.
  - Забудем о войне и мы. Я рад, что народ эльфов выразил почтение вам, а не действующему правителю. Это верный поступок. Пора эльфам вернуться на землю, а вы возглавите их ход, Неназываемый! - проговорил Энд, делая небольшой шаг вперед.
  - Благодарю тебя, хранитель магии степи! Я уверен, что твой немногословный повелитель поддержит нас! - ответил эльф шаману и потянулся ладонью к одной из многочисленных складок плаща.
  Вандер переступил с ноги на ногу. Ну же, скорее! Вождю кочевников было неловко, но он понимал - в деле переговоров его близкий друг шаман сильнее косноязычного степняка. Поэтому и приказал - разговаривать будет Энд, а Вагнер лишь изредка встревать и поправлять, если дело пойдет не так, как нужно. Так и развивались отношения с эльфами до сегодняшнего дня, и Энд стал намного ближе к верховному шаману. Намного ближе, чем этого хотелось бы Вандеру. Но вождь кочевников ничего не мог с этим поделать, и мог лишь слушать обмен любезностями, кляня себя за косноязычность.
  Наконец, шаманы закончили обмен восхвалениями. Вандер почувствовал, что волнение проникает в его душу. Шаман достал из плаща руку. Продемонстрировал лежащий на ладони камень. Артефакт светился мерным изумрудным цветом. Верховный шаман сделал шаг, вложил камень в углубление на постаменте.
  - Что он делает? Что умеет? - не сдержался и спросил Вандер. Энд, стоящий за спиной шамана, округлил глаза. Плевать. Вандер должен был спросить.
  - Любой камень дарует самое главное - испытание, которое позволяет носителю преодолеть себя. А уже его свойство, которое проявляется после - результат слепой удачи, - чуть улыбнулся верховный шаман. Вандеру не понравился ответ эльфа, но он смолчал. Смотрел на три камня, лежащие острыми концами друг к другу, и понимал, что никогда не узнает ответ на свой вопрос. Никогда он пройдет еще одно испытание и не овладеет еще одним заклинанием. Они выбрали другой путь. Шаманы сошлись к постаменту.
  - Приступайте, - приказал Вандер. Голос вождя звучал с хрипотцой, выдавал волнение. Кочевник замер, прислушиваясь к себе. Беспокоит что-то? Волнует? Уже хотел отрицательно покачать головой, но понял, что смущен. Что идет не так?
  Шаманы, кочевник и эльф, окружили постамент. Держа руки ладонями вниз над артефактами, так, что их вытянутые пальцы едва не соприкасались, шаманы начали бормотать заклинания. На языках, которые уже давно умерли, и возрождать их - значит, возмущать богов. Один говорил нараспев, мягко, слова были похожи на журчание ручья - древнеэльфийский. Изо рта Энда вылетали рубленные, напоминающие карканье фразы - язык степных поселенцев, первых, кто пересекал Приграничье вдоль и поперек.
  Что не так. Но что?
  Вандер замер. Точно. Как же он не заметил раньше? Возбужденный мозг кочевника работал втрое быстрее обычного, степняк подмечал детали, на которые раньше не обратил бы внимания. Вот шаманы подходят к артефактам. Протягивают руки. И только тогда Вандер командует начать ритуал. Ладно верховный шаман эльфов - он лишь выразил готовность приступать. Но Энд? Он начал ритуал, подчинившись эльфу, а не Вандеру!
  Вождь кочевников переминался с ноги на ногу, глядя на спину старого друга и лихорадочно перебирал в голове варианты. Что делать? Остановить ритуал? Пока что идет песня, это возможно, но еще несколько мгновений и от него уже ничего не будет зависеть. Или не стоит? Ведь Энд - это старый друг, преданный шаман, которые признал его, Вандера, право повелевать.
  Вандер тряхнул головой, сжал кулаки так, что нестриженые ногти до крови прошили грубую мозолистую кожу на ладонях. Нет, все это лишь часть испытания. Энд говорил, что сомнения будут одолевать, и нужно справится с ними до последнего слова песни. "Но он не говорил, что ты будешь подозревать измену", - скользнула подлая мысль.
  Вдох. Выдох. Вдох. Вождь кочевников тяжело задышал, помассировал грудь, наплевав на властную позу, стараясь восстановить нормальный ритм сердца. Нет, все это сомнения. Нужно успокоиться, прийти в себя. Вандер посмотрел на спину шамана. Там кровоточил его автограф, которые еще неделю будет жечь, напоминая о проступке. Нет, Энд не мог. Нужно просто поверить шаману, который через несколько минут сделает его властителем Приграничья. Нужно довериться.
  На постаменте, под руками шаманов, появился первый росток пламени. Он возник из камня кочевников - сначала маленький, словно травинка, но с каждой секундой становившийся все больше и больше. Огонь набирал силу. Вандер не мог оторвать взгляд от артефакта. Ну вот, теперь на карту поставлено все, что у него есть. Но и выигрыш велик.
  Биение сердце замедлялось. Вандер высоко поднял голову, посмотрел вокруг. Там, внизу, столпились кочевники, ожидающие его славы. Верящие в него. Во время ритуала нельзя испытывать сомнения. Только уверенность.
  Вандер глубоко вздохнул. Почувствовал, как тревога отпускает. Словно стальной ошейник, сжимающий виски, порвался, освобождая мысли. Энд предан, внушал себе Вандер. Он сделает все так, как нужно. Ты хороший командир, ты воспитал друга так, что он не предаст. Энд - твой верный пес. Или нет?
  Пламя под руками шаманов выросло. Облизывало пальцы магов, забирая с них влагу и превращая кожу в жесткую черную корочку.
Оценка: 5.34*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"