Квант Макс. О покойнике... (Смерть Бурундукова)

Макс Квант

О покойнике... (Смерть Бурундукова)

Зависло солнышко в зените да затерялось в ветвях двух спрыснутых желтизной берёз, оставив на земле лишь перфорированные тени. Однако и в тех тенях поспешили укрыться родственники и сослуживцы, знакомые и попросту собутыльники. Все они выстроились полукругом, обрамляя выход из подъезда хрущовки, и застыли в ожидании. Жара давила, жара душила, жара фритюрила.

- Что за погода, что за погода... - запричитал дядя Семён из Саратова. - Эт лет пятьдесят и в сентябре будет жарко как в июле... А берёзы будут желтеть по-прежнему...

- Да производство здесь вредное, вот и пожелтели... По трассе-то оно там ещё яблоки собирать можно... - возразил ему тесть Валентин Ильич. - Как туча с завода вылетит - сразу всё желтеет, а людям по городу худо, хоть на стену лезь...

- А вы слышали анекдот про еврея в турецкой бане?.. - воткнулся к ним в разговор пьянчужка, именовавший себя другом Костиком.

- Что это ты так кощунственно-то?.. - возразил ему Валентин Ильич. - Меру оно надо знать, друг мой... Не веселье всё-таки...

Двери подъезда распахнулись и в толпу влетел человечек маленького роста, в чёрном - не по погоде - костюме и белых перчатках с красными пупырышками. Пролетев по инерции пару шажков, он приостановился, поправил несуществующий галстук и властным взглядом окинул собравшихся. Следующий путь до стоящих во дворике табуреток Гамлет Константинович Мажордомский - а именно так звали человечка - провёл в разного рода поправлениях присутствовавших. То кому венок повыше держать следовало, кто слишком близко стоял, кого вообще следовало закинуть на третий план для красоты картины. В конце концов, Гамлет Константинович угомонился в маковке полукружья, собрал руки в замок и принялся как кобра раскачиваться из стороны в сторону, не сводя взгляда с подъездных дверей...

Наконец терпение собравшихся было вознаграждено и двери распахнулись вновь: во двор вносили закрытый гроб четверо мужчин восточного типа, одетых как и Мажордомский - не по летнему зною. За чёрной процессией следовали вдова, сироты и мать покойного. Все ни живы, ни мертвы.

А Гамлет Константинович и следил за идущим на него закрытым гробом... Какое-то странное удовольствие, сродни эротическому, испытывал директор ритуальной конторы "Инфери", когда гроб выносили из жилища и ставили на стулья пред всеми собравшимися. Когда же копался в своих мыслях, постоянно представлял действо сверху и осознавал весь фрейдистский подтекст той картинки. Хотя куда там копать-то? Филолог Мажордомский, взращенный в интеллигентной семье и не нашедший лучшего места для жилья, чем этот маленький, тогда ещё строящийся и очень перспективный городок... А всё оттого: давали в те годы на этой стройке СЭВ любому приезжему квартиру. Вот и устроился выпускник университета с дипломом филолога библиотекарем, да и зажил в своё удовольствие в выданной государством двухкомнатной. Когда же грохнули девяностые, организовал небольшой краеведческий музейчик буквально на квартире, да прогорел из-за скудности материала и отсутствия посетителей - не до истории края было. Помотавшись по разным не менее прибыльным предприятиям, примкнулся-таки к ритуальному бизнесу - ибо все мы смертны на этой планете и от обилия интереса населения к этой тематике порой приходилось спасаться, особенно на праздники...

* * *

С расходом электроэнергии на заводе дела ох как строги. Московские хозяева попросили об увеличении эффективности завода, директор Никодимов, в прежние годы проработавший не одно десятилетие в неком экономическом институте, а затем в банке, понял это по-своему и ввёл лимит для каждого цеха. Кто перерасходовал - куковал до начала следующего месяца в темноте, освещая цех лишь горящим к чертям планом. Начальники цехов повесили, где только можно люминесцентные лампы, запретили пользоваться чайниками и плитками на рабочем месте, а ещё урезали зарплату любому, удосужившемуся в рабочее время раскладывать пасьянс-косынку на компьютере...

- Твою мать, - с места в карьер начал начальник цеха Алексей Борисович Отмашко, - что у вас так в цеху жарко-то? Небось обед опять варили?

- Да в столовую мы ходили... - развели руками рабочие, впрочем, соврали, но наполовину.

- Щас как поймаю, уши всем обдеру... - и полез Отмашко шарится по столам.

Рабочие ему мешать не стали, знали: ничего он не найдёт. Однако...

- Так, что за внебрачный сын выхухоля муфельную печь оставил без присмотра?!

Рабочие испуганно переглянулись.

- Не мы...

- Вот я найду, вот всех как накажу... - вырубил Отмашко питание печи, да полез методом дедукции искать виновника перерасхода да нарушения противопожарной безопасности. - Щас по наполнению и определим... - распахнул дверь печи, да тут же понял, что поспешил. Вырвавшийся жар завил его волосы и брови да обжёг пипку... - Твою мать!

Весь цех оглянулся на скачущего шефа и недоумённо перемигивался. Сейчас им вставят нагоняй неизвестно за что, всем без исключения. Оставался лишь неведомым размах сего вазилинного мероприятия.

- Это что ещё за хрень?! И чё палёным пахнет?! - продолжал свой гневный монолог Алексей Борисович.

Тут уж любопытство разобрало и рабочие по одному стали заглядывать за плечо начальника...

А в муфельной печи, на самом противне лежала кучка пепла. Кучка кучкой да форма у неё была весьма человеческой: две ноги, две руки, шея... головы только не хватало...

- Убили кого? - наконец разрушил тишину слесарь Курдюмов.

Все оглянулись на него...

- Палку дайте какую-нибудь... - проглотив ком в горле приказал Отмашко. - Сейчас выясним что это такое...

Неведомо откуда взялся кусок арматуры, по рукам тот кусок дошёл до начальника.

- Ёперный театр и сбоку бантик... - тяжело вздохнув сказал Алексей Борисович, натягивая верхонку. - Ещё и грех на мой цех... - он осторожно принялся водить по противню...

Скрежет самых противных тональностей разрезал вновь воцарившуюся тишину цеха. Затаив дыхание, все следили за ритуальной арматуриной, молчали и лишь Отмашко бубнил себе под нос ругательства, вскрывая на всеобщее обозрение подробности личной жизни родственников виновника. Кучка пепла потеряла свои человеческие очертания и превратилась во что-то бесформенное без роду, без племени, однако чем жило это неведомое до встречи с высокотемпературной муфельной печью - так и оставалось тайной...

- Гля, там что-то целое... - приметил электрик Фаворский.

Подцепить куском арматуры обросший пеплом комок удалось лишь с третьего раза, да и пока тащили его из печки, он несколько раз срывался. Но никто и слова не проронил - увлеклись не на шутку...

- Тэк-с... - взяв верхонкой таинственный комок проговорил Отмашко. - Что это за хреновина такая вот?

- На кость похоже, Алексей Борисович... - заметил Курдюмов.

- Чья кость? - начальник оглядел всех, надеясь хоть у кого-то обнаружить недостачу в скелете. - Ещё раз, вас олухов, спрашиваю чьё?

- Там ещё какая-то хреновина... - указав на печь, заметил сварщик Мельник.

- Где?..

Минут через десять на свет извлекли и ещё одну хреновину. Однако схватиться за неё Отмашко не суждено. Даже через верхонку бесформенный комок обжёг начальника цеха... Комок рухнул на пол, да зазвенел подскакивая от пола.

- Зубы, что ли? - хватаясь за мочку рукой в верхонке, Отмашко вновь обернулся на цех... Да откуда у этих олухов могли оказаться железные зубы. - Плоская фигня какая-то...

- На значок похоже, Алексей Борисович... - Курдюмов присел перед комочком на корточки и принялся его со всех сторон внимательнейшим образом разглядывать. - Как он, интересно, туда попал?..

- Петька ж постоянно значок на себе носил, - поддакнул Мельник. - Вроде как за шестьдесят один прыжок с парашютом...

- Правда?

- Да, не, Алексей Борисыч, брехал, ясно дело... Кто ж за шестьдесят один раз даёт, цифра-то некруглая...

- А где этот отмороженный на всю голову Петька? - вопросил цех в очередной раз Отмашко.

- С утра вроде был, - пожал плечами Мельник. - В запое он опять, Алексей Борисыч... С утра ещё шары залил...

- А теперь этот олух где?..

- Рискну предположить, но видимо это он и есть, - указав на печь заметил Курдюмов.

Узрились рабочие на всё ещё пылающие жаром внутренности муфельной печи, прокручивая в голове картины, навязанные западным кинематографом. Но почему-то у всех явней представлялась финальная сцена из второго "Терминатора"...

* * *

Руководство завода решило не затягивать с похоронами и следствием, опасаясь, как бы широкая длань отечественного правосудия не сгребла его вместе с виновниками, ежели таковые вообще имелись. То, что пеплом некогда существовал именно Пётр Бурундуков - сомневаться не приходилось. Во-первых, это единственный рабочий, не вышедший с завода вечером. Во-вторых, пьяные фортели вполне в его стиле - вот так уйти из жизни. Цеху за него уже давно приходилось краснеть и чего похуже, а самому Отмашко надоело писать на него ругательные письма руководству... Так что судмедэксперт, сухонький старичок лет семидесяти, присланный из районного центра, поворошил гвоздём-соткой ссыпанный в банку из-под краски пепел и вздохнув тяжко вынес вердикт:

- Вот и всё что от нас остаётся - горстка пепла да несгоревшая кость...

Банку закрыли и отправили с оказией в агентство к Мажордомскому.

- Ну вы же понимаете, Гамлет Константинович, что нам сегодня светиться с таким вот горем нельзя... - сообщал по телефону лично директор Никодимов. - Вы же понимаете, на носу выборы и это горе для города надо обставить так, чтобы горем для него оно и не являлось... Шутка ли, ЧП на градообразующем предприятии, смерть на производстве, да ещё человек заживо сгорел, и тут на носу такие важные выборы...

В последнее время директор старался всячески подчищать свою репутацию в глазах горожан. Для них назначенный из Москвы начальник завода до того ни разу не работавший в отрасли - самая что ни на есть тёмная лошадка - а коней этой масти чаще хворостиной хлещут. К тому же так совпало сразу два события: руководство концерна (куда и входил завод) подыскало Никодимову молодую перспективную замену, и срок полномочий мэра городка подходил к концу. Не очень-то перспективка смены кресел директора радовала - денег и власти у мэра поменьше выйдет, но выбирать особо не приходилось. Вот и подготовка к выборам шла полным ходом. Уже выписали из Златоглавой политтехнолога, да и идея, как превратить несчастье в проценты рейтинга, сама собой навязалась...

- Конечно, конечно, Панкрат Персеевич... Всё будет в лучше виде... Всё оформим по высшему разряду... - кивал в трубку Мажордомский.

- Пепла там немного, в банку всё ссыпали, с минуты на минуту у вас будет... Семья не хочет хоронить его в колумбарий... да и нету в нашем городе колумбария... Так что на кладбище, место получше, памятник покрасивее, но без излишеств... Завод всё оплатит...

Ох, зря произнёс Никодимов эту фразу - руки у Мажордомского сразу и развязались. Такие заказы приходили крайне редко и хвататься следовало мёртвой хваткой. Два года назад заезжая из области братка ухлопала местного авторитета Куличика - и с тех пор затишье. Простые гробы, простые памятники чаще всего лишь с дыркой для фотографии, панихиды с домашней едой - сплошь убытки...

- Не беспокойтесь... Положим в гроб мешки с песком, песком высшего качества, привезут специальным рейсом с Багамов, а банку из оцинкованного железа, толстую в три миллиметра толщиной сталь - в изголовье... На памятнике из красного гранита выгравируем лицо покойного, крест, ежели крещён и эпитафию... У нас есть широчайший выбор эпитафий и шрифтов. Махмед - наш гравёр - их знает на зубок!..

- Гамлет Константинович, - перебил эту изобретательскую тираду Никодимов, - помните, всё должно быть в пределах...

- Всё будет сделано...

И директор завода по-английски положил трубку.

Мажордомский же вызвал Махмеда и выдал указания на памятник. Позвал плотника Уголкова и выдал распоряжение на гроб. И полез по каталогам искать урну подешевле...

* * *

- Лёлик, Лёлик возьми, пожалуйста, вдову крупным планом, - командовала журналистка оператором. - Всенепременно возьми вдову крупным планом...

- Ася, я только камеру распаковал... - развёл руками тот.

- Двигайся быстрее, дубина...

- А ты не газуй, дура...

- Сам козёл... Сейчас они уже пойдут... А мне ещё стэнд-ап снимать...

- Ты лучше сит-даун или лай-даун сделай...

- Похотливая скотина, снимай...

- Стерва...

- Кобель...

- Баранка...

- Боров...

- Мстительная истеричка!

- Бык-производитель...

- Бездарность...

- Что? Это я-то бездарность? Да ты на себя посмотри?! Алкоголик, тунеядец и забулдыга!..

Многим это поведение телевизионной команды может показаться странным, на деле же для этих двоих сие брнное общение - норма... Сказать, что они друг друга недолюбливали - зашить рот навсегда. Лёлику надоела работа в глуши за копейки и он мечтал свалить-таки в Москву, где по слухам операторам и монтажёрам платили деньги... это там можно назвать деньгами... Ася же мечтала состряпать хороший материал на какой-нибудь сенсации и загнать подороже сюжетец какой-нибудь компании, не меньше CNN или Euronews. Но сенсации всё не находились. Впрочем, вывесилась ширма лишь для злости. Прекрасно эти двое понимали и как ценна сенсация провинциального российского городка для мировых гигантов, и как Москва нуждается в новых работниках масс-медиа. Крылась истинная причина противоборства во взглядах на жизнь этой парочки. Ася выросла девушкой весьма высоких идеалов и, как все девушки её возраста, ещё не перемечтала о принце, замке и белом коне. А вот Лёлик вёл образ жизни весьма беспорядочный, подруг менял чаще чем кассету в камере, в общем, глазах Аси, представить большего извращенца и распутника весьма сложно. Не то чтобы он нравился журналистке - попросту завидовала она его девушками... Ведь у них кто-то был...

- О! Гляди, недоносок, Никодимов тут как тут, надо будет взять у него интервью по поводу его отношения...

- Ага, даст он тебе, рассеянной склеротичке, интервью...

Сам же Панкрат Персеевич краем глаза приметил банку полупрофессиональной камеры и бочком, бочком задвигался в центр толпы, стараясь попасть в кадр покрупнее. За последние три месяца его уже несколько раз вырезали при монтаже, а такой шанс, как похороны рабочего, упускать ой как не хотелось.

- Недомерок, взял вдову?

- Взял, идиотка.

- Всё, выключай, сейчас сит... то есть стэнд-ап снимем и до кладбища выруби камеру... Плёнку экономь, дегенерат...

- А мы на кладбище попрёмся, чувырла?

- И не только... Если повезёт - склеим фильм о похоронах в нашем городке... И Гамлета сними... Очень харизматичная личность... Надо будет потом у него фоток из прошлой жизни нахватать, под сканер положить... На одной его судьбе склеиться хороший репортаж, а не то что у тебя, ублюдок...

- Мочалка, а он мэром был?

- Библиотекой руководил, гастарбайтер...

- Зажралась, лахудра...

Закрытый гроб уже подняли четверо лакеев в чёрном и потащили к ПАЗику, родные и близкие, задрав повыше венки, под руководством Мажордомского выстроились в процессию. Людская масса с печальными лицами двинулась вдоль по узенькой улице...

- Лёлик, за мной... - скомандовала Ася. - Повезёт, ухватим замечательные планы...

Никодимов своим появлением на похоронах оказался явно недоволен и всё оглядывался на камеру, надеясь хоть напоследок попозировать. А уж когда он услышал Асин крик за спиной: "Персей Панкратович, погодите, прошу вас" и вовсе развернулся да с распростёртыми объятиями навстречу интервью... Такая смена направлений испугала Асю, та даже отпрянула, да прямо на Лёлика и с руганью они повалились на полный окурков и мусора газон...

* * *

Как появился этот субтильный молодой человек, представившийся Павлом Станиславовичем Моржовым, адвокатом, членом какой-то гильдии, родные и близкие уже на следующий день затруднялись сказать. Одно ясно: не страдающий от рождения стеснительностью, он умудрился-таки усесться шестым в "копейку" вместе с сиротами и вдовой, благо конституция ему позволяла. И он сразу же начал мариновать клиентуру:

- Я знаю, кто виноват в смерти вашего мужа...

Безутешная вдова так и ахнула.

- Петю убили?

- Я не сомневаюсь в этом... Изучив кое-какие материалы, я пришёл к выводу, что налицо мы имеем статью 293 пункт 2, 201 пункт 2 и наконец 236 пункт 1. По совокупности это тянет на десять лет и семь месяцев лишения свободы...

Вдова вновь ахнула и едва не лишилась чувств.

- Кто же это?

- Как я понимаю, во всём виноват - он... - осторожно показал адвокат на красовавшегося перед камерой Панкрата Персеевича. - Я в этом городе недавно, но этого человека мне довелось встретить... Вы только полюбуйтесь, он же почти что психически здоров, что нам на руку, а это значит, что упечь в места не столь отдалённые нам практически возможно... И он окончит свои дни где-нибудь у параши...

- Чё, правда, у параши кончиться Персейка?! - изумился Денис Бурундуков.

- Денис! - одёрнула его мать. - Что за слова?!..

- Он, конечно, будет откупаться, но мы будем стоять на своём... - поспешил успокоить Моржов.

- И сколько это будет стоить... - кусая губу спросила вдова.

- О! Я сделаю это абсолютно бесплатно... Так уж совпало, но в моём плотном расписании возникла небольшая брешь... - он потряс перед глазами Марии Бурундуковой органайзером, имевшим всего две записи: день рождения самого Моржова и его жены. - И я готов восстановить справедливость абсолютно бескорыстно...

- Ну, я даже не знаю... Панкрат Персеевич такой человек...

- Нет, он, конечно, будет вас запугивать, может быть ваша дочь однажды не вернётся домой...

Глаза Элеоноры Бурундуковой полезли на лоб от таких перспектив.

- Или сыну коленные чашечки переломают...

Тут даже считавший себя мужчиной в свои тринадцать лет Денис схватился за маму и чуть не заскулил.

- Но мы будем стоять на своём и пустим по миру директора завода...

- А завод?

- Завод никуда не денется, назначат нового... Но тот будет куда более расторопным...

Стоит читателям объяснить такое волнение Марии Бурундуковой, семейная жизнь которой богатством не сверкала, зато блестела разнообразием пьянок мужа. Однако смерть супруга сделала безутешную вдову вполне богатой женщиной. Во-первых, от неё поспешил откупиться Никодимов и от лица завода обещал пенсию детям и круглую сумму откупных. Во-вторых, Партия, где последние две недели и состоял Бурундуков, во главе с секретарём Отмашко поспешила внести свою круглую лепту в виде пенсии вдове и не менее круглых откупных, поскольку любая Партия готовилась к будущим выборам начиная с предыдущих. В-третьих, поспешил организовать довольствие город, мэру тоже хотелось засветиться и удержать за собой пост на будущие четыре года... Одним словом не было счастья, да муж помер... Вот теперь-то Мария Бурундукова зажила на полную катушку. Съездила бы - как давно мечтала - по путёвке в Чехословакию (пусть такую страну уже давно порезали на два суверенных государства), накупила бы себе одежды, приобрела бы таки машину с водителем и обязательно завела бы шиншилл табун (про тех читала только в книжках)... В один день она превратилась в среднестатистическую героиню сериалов, регулярно просматриваемых ею на протяжении многих лет... Одно портило настроение: свекровь, возжелавшая стать богатой безутешной матерью - свалившееся богатство для ненавистной невестки она считала незаконным ибо некогда родила да воспитала покойного и любила сына больше...

Моржов же между тем описывал во всех деталях как они пустят по миру всё руководство, сколько минимальных окладов составят неустойки, сколько будет длиться суд, всё это он подкреплял цитатами из уголовного кодекса и тут же суммировал общий доход, при этом не забывая напоминать в каждом пункте про своё абсолютно бескорыстное участие. Елена Бурундукова - она же мать - даже обернулась и стала внимательно вслушиваться, надеясь найти где-нибудь в этой схеме лазейку и для себя. Но адвокат постоянно раздавал минималистические инструкции вдове, чем немало расстраивал мать покойного...

Неизвестно, как далеко бы зашёл в своих мечтах адвокат Моржов, да копейка "замерла" у входа в новое городское кладбище. Впрочем, входом тропинку, ведущую от шоссе вглубь поредевшего леса, назвать довольно сложно. Но машины гостей и родственников выстроились на обочине в длинную цепочку и люди один за другим, с опаской открывая двери и выходя на трасу, появлялись на свет из железных коробок. Погода начинала портиться. Солнышко уже не жарило, но перспектива промокнуть многих не радовала - зонты по обыкновению позабыли...

Скорбные профессионалы в белых с пупырышками перчатках вынесли из автобуса гроб и поставили на заранее приготовленные табуретки.

- Может быть, кто-то хочет сказать несколько слов о покойном... - широким жестом Гамлет Константинович окинул всех собравшихся, но те молчали. Одни изображая скорбный вид упёрлись в гроб, другие косились на накрываемый тут же стол...

Мажордомский жестами отдал команду: "погрузить и закопать": ткнул в чёрную команду, указал на гроб и по-римски приговорил его. Впрочем, и тут он ощущал себя патрицием...

Дядя Семён из Саратова в тот момент как раз приглядывался внимательно к раскладывавшим бутерброды и водку с киселём родичам. Если бы не халявное, а главное: законное питьё - он бы в такую глушь и не поехал. И всё внимательно высматривал, чтобы пластиковые рюмки наполнялись по краешек, а куски колбасы не были бы пригодны для астрономии...

- Сейчас родные и близкие подойдите и бросьте в могилу одну, две горсти земли... э... сколько не жалко... - пришлось Мажордомскому, скомкать официальную часть похорон, по причине полнейшей дезориентации родных и близких. Впрочем, и ему самому жаждалось заморить червячка. На тот случай в машине всегда имелись бутерброды и термос с кофе, при скорбящих же Мажордомский стеснялся есть - боялся испортить образ.

Как только дядя Семён из Саратова отстрелялся с горстью земли - тут же заспешил к столам, чуть ли не вприпрыжку, оно и понятно - кладбище никто не чистил и неровён час нос расквасишь споткнувшись о какую-нибудь корягу...

- Сеня, ты же обещал... - ощутил на лацкане пиджака жирную руку жены Антонины.

- Я за киселём, Тоня...

- Не заливай... За киселём он... Будто у нас киселя этого нет... Сама дома готовлю каждую неделю, да ты ж не пьёшь...

- Ну да, у тебя ж столько мёртвых родственников, что каждую неделю тризну справляешь...

- А ты не примечай, Семён... Это правильно, это традиция... Куда бутерброд взял, сейчас подумают ещё что ты из Бухенвальда!..

- Тоня, я хочу есть...

- Потерпи... Не показывай своё бескультурье... Приедем домой сварю какой хошь кисель... Варенье вы всё равно не жрёте...

Дядя Семён из Саратова подчинился, он прекрасно знал: проиграв битву - через триумфальную арку проехать можно...

Елена Бурундукова тем временем нарыдавшись у могилы сына, отойдя от памятника пригляделась внимательно к этому куску чёрного камня...

- Что-то Петенька сам на себя не похож... - сказала она, указывая на выгравированное личико.

- Так по фотографии делали, мама, - возразила её невестка. - Там у них всё на компьютерах, на компьютерах сделали по фотографии и отпечатали на камне...

- И галстук какой-то не его... - одарив Марию презрительным взглядом, продолжила препираться мать покойного.

- Ну вы мама даёте, когда ж Петя носил галстуки, да и костюмов у него не было, чтоб носить... Это всё компьютером сделали, мама...

- Да уж, сделали биографию сыночке... что окружающие подумают... - указала она на соседствующие безмолвные памятники. - И крестика у него нет, а надо бы крестик...

- Так он же, мама, некрещёный был...

- А вот говорят в Уракове священник один есть, он и крестит и отпевает сразу... - тут же возникла троюродная сестра Петра Бурундукова. - Съездите, он и по фотографии сделает всё сразу, за полчаса... И окрестит и отопьёт... - она глотнула водки, занюхала хлебом с бутерброда, куском колбасы вытерла выступившую слезу и добавила. - Вся жизнь за полчаса...

* * *

Деньги, отпущенные Никодимовым на похороны, поразительным образом завершились на поминках, вот и для траурного события актовый зал завода распахнул гостеприимно свои двери. На заводской площадке пришвартовался один автобус и с полтора десятка машин, создавая немалые помехи выезжающему транспорту. Да тут же изголодавшиеся родные и близкие хлынули в зал... Водка фармацевтического завода лилась рекой, от закусок из заводской столовой ломились столы... Поглощались салаты, котлеты, каши, закуски необычаного вида, красиво порезанные огурцы, помидоры и перцы... Казалось, никто уже и не замечал стоящую тут же фотографию покойного да стакан с куском хлеба...

Однако ситуацию выправил сам Никодимов. Постучав ложкой о стакан с киселём (лицо при всех терять не желал), он дождался успокоения в этой жующей куче и начал:

- Стоит ли говорить, каким хорошим человеком был наш покойный... - бросив взгляд в сторону фотографии, он продолжил. - Алексей Борисович, не даст соврать, мы даже планировали его повесить на доску почёта, - ловким привычным движением он остановил вдруг встающего Отмашко. - Он всегда был примерным работником, часто помогал молодому подрастающему поколению...

Тут представители молодого поколения не выдержали и прыснули.

- Вёл всегда себя примерно, - закатив глаза продолжал Никодимов. - И его смерть, без сомнения, - большая утрата для всего нашего предприятия, да что там предприятия: всего концерна...

Отмашко поднял удивлённые глаза на начальника, вздохнул тяжко и разом хлопнул свой стакан водки.

А в уголке уже переругивались Ася и Лёлик. Камеру на Никодимова он не то что навести - распаковать не успел, чем заслужил немалое возмущение от журналистки.

- Ты - оператор и должен быть всегда готов, кретин!

- Овца, у меня руки в курице... не могу же я жирными руками брать камеру! Это же мой рабочий инструмент!..

- Твой рабочий инструмент, крол, у тебя между ног...

- Много-то ты понимаешь, девочка?..

- А ты только в тех делах и скор, мальчик...

- Простите, уважаемые, а вы будете салатик доедать? - робко поинтересовался дядя Семён из Саратова.

- Я - пару ложек положу, а этот гений камеры на диете... Да, на диете теперь, руки вымыл сходил и камеру достал... Быстро, черепашка с жирными лапками...

- Слушаюсь, змеючка... - опустив виновато голову, Лёлик направился было к туалету, да заприметил среди официанток недавнюю знакомую и, схватив салфетницу, сел на место. - Я лучше здесь останусь, а то ещё чего пропущу...

- Первый раз проявил разум, дебильчик...

Дядя же Семён про салат спросил не зря, он его тут же подсунул под нос жене Антонине, не преминув заметить: "Погляди, какой интересный салатик, из чего, интересно", да воспользовавшись замешательством, успел пропустить пару рюмок и глядел на супругу счастливыми взмокнувшими глазками...

- Я даже не знаю что и сказать.. - начал было Алексей Борисович, в чём впрочем и не соврал. - Конечно же, тяжела утрата Петра Васильевича для всех нас, для нашего цеха закалки изделий, для нашего завода и для нашей Партии... - именно так и сказано: громогласно и с большой буквы. - Конечно же, наша Партия постарается восполнить утрату вдове и детям покойного... (В этом месте Никодимов поднял изумлённые глаза на начальника цеха и обзавидовался ему - про вдову-то он не упомянул.) Но разве заменишь деньгами живого... такого... такого живого человека...

Тут же раздались одинокие крики: "Верно", "Так держать" и "Прально гришь, Брисыч"...

- Пётр Васильевич был замечательным работником... Добрым, отзывчивым, всегда готовым помочь...

Собратья по цеху недоумённо переглянулись:

- Ну, если так начцеха говорит, видимо так оно и случилось, - здраво рассудил Курдюмов.

- Бывалочи придёшь к нему с этим... - он пощёлкал пальцами в поисках нужного слова. - Да с чем угодно, он разберётся, поможет, он без этого не мог... А какой он был пунктуальный, бывалочи я первым в цех приду, а Пётр уже там, спрашиваю с ночи остался? Нет, говорит, пораньше проснулся и приехал на первом автобусе... Была бы машина - раньше бы приехал...

- Чё ж на машине и не приезжал... - прыснул Мельник, да на него тут же зашикали.

- Словом, он был этим, как его... - пощёлкивание пальцами на этот раз помогло найти требуемое слово, - ...уникум! Вот... И мы даже до конца не смогли оценить всего таланта покойного...

Тут весь цех окончательно уставился в свои рюмки, буравя взглядом прозрачную жидкость с фармацевтического завода.

- И вам, Мария Фёдоровна, следует помнить: он был замечательным человеком...

Тут и вдова разрыдалась. А Алексей Борисович разом опрокинул в себя рюмку и с кряхтеньем присел, стул под начцеха тоже закряхтел...

- Ты заснял, крыс? - вопрошала Ася.

- Да, опоссумчик мой, по мне так три минуты испорченного времени... Даже грабить не буду, только воду в ступе толочь и может этот Борисыч...

- Мужики, а мы-то и не знали, что он у нас такой уникум!.. Прямо как клей! - заметил Мельник.

- Ага, к нему всё липло... - заметил Фаворский. - Эх, сволочь, помер и долг не отдал! А ведь немало взял...

- Спрашивай теперь с вдовы... Она нонче, по слухам, богатая, вон гляди, её уже какой-то фрукт окучивает... Так что спеши, выйдет замуж - не до долгов покойника будет...

Адвокат же Моржов, принявший на себя обязанность ухаживания за вдовой, при этом, не забывая на ушко наговаривать инструкции, как они вместе пустят заводское руководство по миру.

- У них же нет никаких шансов против нас. Пётр Васильевич погиб на производстве, а они откупаются какими-то копейками... Курам на смех... Можно недельки через две, их деньги будет в лицо им же и кинуть, при всех... Пусть знают, что нас задёшево не купишь!.. Вам же следует завтра же... хотя нет, завтра не получиться, послезавтра сходить в милицию и написать заявление...

- А если у них там всё схвачено? Директор завода всё-таки, я слышала, как милицию скупают...

- Ой, я вас умоляю, - Моржов даже делано засмеялся, коротенько так, дабы не привлекать внимания будущих оппонентов. - Откуда у них такие деньги?.. Да и нужна им больно милиция-то?..

- Ну не нужна бы была, не скупили... - здраво рассудила вдова.

- Но это тоже не тупик, в область напишем, приедет прокуратура... Комиссия из МЧС уже завтра появиться... Можно этот факт прикрепить к делу - похоронили за день до официального расследования. А приедут, ни тела вам, и печь - орудие убийства - демонтируют: ничего не останется... А на "нет", ну вы знаете...

Когда же назрела очередь очередного тоста, Павел Станиславович выкинул вперёд подготовленную двоюродную сестру покойного.

- Вот тут ещё ни слова не прозвучало о виновниках в гибели моего двоюродного брата... А это была именно гибель, я и многие из присутствующих думают именно так... Почему руководство завода нам ничего не скажет про расследование смерти? Почему не накажут людей, которые превратили любящую жену и счастливых детей в сирот и вдову... то есть наоборот...

- Да, почему руководство молчит, - поддакнул тут же мэр городка да встал во весь рост (аж позвонки захрустели), повернувшись к камере лучшей своей половиной.

Руководство же уставилось квадратными глазами на ораторов и судорожно думало, где же там была гибель. Все разглядывали замершую Алёну - она уже и не знала, что говорить. Инструкция Моржова на этой фразе и заканчивалась. "Дальше вынесет", - звучало подбадривание адвоката.

- Не чокаясь, - добавила Алёна, отпила глоточек и села на своё место.

Гости тут же оживились, выпили, закусили, закурили, заговорили... Инцидент можно было бы посчитать исчерпанным, однако фраза ушла в народ и прочно засела в его головах.

- Сей Борисыч, а правда, что Бурундучка убили? - спросил Курдюмов у начальника.

- А шиш его знает... - честно ответил начальник цеха. - Такого человека убить всегда было за что...

- А он мне денег был должен, - добавил Фаворский. - Но это не я...

- Верю, Фаворский, верю... - вздохнув добавил Отмашко. - Какая сволочь синюшная растрезвонила, кто вообще такое придумал?..

- А фиг его знает... Кому-то оно нужно... тот и раззвонил...

- Найду - конечности переломаю в любом порядке...

Однако на том наживка Моржова и погибла - не до того. Дойдя до кондиции, гости разбежались по углам, скопились там в кучки и начали говорить о чём угодно, только не о покойном и его гибели. Разве что сам адвокат время от времени переходил от кучки к кучке и слушал как там поживает его слух. По большей части ему приходилось напоминать о цели собрания, но ему кивали, с ним соглашались, и возвращались на круги своя. Шутка ли - человек при жизни многого не мог. Не мог кормить семью достойно, не мог вести себя прилично в обществе, не мог собрать разом под одной крышей столько родственников и знакомых. А тут, смерть всё поставила на свои места. И родственники впервые за долгие годы встретились, одноклассники и однокурсники узнавали в поседевших и обросших жиром телах давних друзей и плевать им было, что в школе друг друга терпеть не могли - какая ж теперь разница, а сослуживцы попросту напивались и вели разговоры о ценах и политике, о последних скандалах и слухах, о телевизорах и газетах, машинах и людях, капусте и королях... В общем, компания собралась ещё та...

Даже Ася и Лёлик укромно устроились в уголке с камерой и не знали чего им делать. Репортаж, понятное дело, уже выходил какой-то скособоченный, длинный и ни о чём, по сути. Наснимав перебивок, лайфов градоначальников и просто горожан на пару лет вперёд, захмелевший Лёлик начал присматриваться к Асе, отныне эта заносчивая истеричка казалась ему как минимум интересной...

И тут надо ж кому-то откопать у эстрады музыкальный центр, сразу же нашлась кассета и поминки вмиг превратились в танцы. Сгребли к стене столы и кавалеры пригласили дам потрястись в дансинге...

Вот тут-то и произошло... Шкаф для швабр, тряпок и прочей атрибутики техничек вдруг зашумел. Но за музыкой того никто и не расслышал. Разве что дядя Семён из Саратова пропуская очередную рюмку навострил ухо, но списал шум на ударивший в голову хмель. Однако грохот да бряцанье всё не утихали. Внутри шкафа очевидно происходило действо по мощи сравнимое с небольшим ураганом. И лишь только заключённая стихия сломала шпингалет, все тут же и воззрились... воззрились, как из пыльных внутренностей появляется завёрнутый в красное знамя Пётр Васильевич Бурундуков собственной персоной...

Все так и замерли... Открыв рты на полуслове рассказчики так и не закончили байки, танцоры так и не довершили свои па, музыка затихла сама собой, сослуживцы испуганно переглянулись, вдова перекрестилась, а Елена Бурундукова строго глянула на неё за то и прошипела: "вот до чего довела мужика", дети же не на шутку обрадовались, Ася вдруг почувствовала, что приобнимавшая рука Лёлика сползла немного ниже дозволенного, но лишь щёки выдали её волнение, а дядя Семён из Саратова хряпнул ещё рюмашку...

- Здрасьте, значица! - прервал нависшую тишину сам покойный. - Пируем, значица... - он рванулся к столу и схватил первую попавшуюся котлету. - Поминаем, значица... - тут же хлопнул рюмашку.

Гости испуганно переглянулись. Вдруг в уголке закричал адвокат (все как один повернули головы к нему) это он попытался ущипнуть себя, да перестарался. Покойный же тем временем пил и закусывал, не давая себе продыху.

Наконец Фаворский поднялся и пошёл к покойному, мимоходом захватив рамку с фотографией и стакан с куском хлеба при ней.

- Петь, а Петь... - начал он тихо.

- Чаво?.. - прочавкал Бурундуков.

- А ты умер или... или нет? Даже не знаю, что ли...

- Ну а ты-то сам как, значица, думаешь?

- Не-е-е-е-ет, - протянул сослуживец помотав головой. - Ты первый скажи, а то вдруг я неправильно думаю... и окажется что я... я неправильно думаю...

- Ты мне лучше скажи, какая скотина мою одежду спрятала, значица? И почему я должен в этом балахончике как древний грек выходить? - жирными руками он поправил красную тогу, затянул узелок потуже.

- Одежду?

- Одежду... Я, значица, просыпаюсь, - кажется "покойный" насытился и теперь сел на подставленный Отмашко стул, положив ногу на ногу, - а одежды, значица, нет...

- А где ты её оставил, Петя?..

- Да сушиться оставил... В этом, значица... - очередная рюмка упокоилась в желудке Петра Бурундукова, - в шкафу, пусть сушиться... Я ж на работу пришёл мокрый весь...

- Под дождь попали? - участливо поинтересовался Никодимов.

- Ага, в луже под дождь попал, дома-то он не ночевал... - заприметила Мария Бурундукова.

Сослуживцы переглянулись и тут же удостоили чести Курдюмова, кто тычком, кто подзатыльником.

- А вы, я гляжу, поляну накрыли... Значица, вот как Панкрат Персеевич: денег у вас на премию мне нет, а тут... - заметил виновник торжества директору. - И как хорошо всё обставили-то... И сказку про трагическую гибель... Это вы, значица, хорошо придумали, это значица надо... Не должен хороший человек, такой хороший как я, не должен, значица, так плохо умереть... А как я кстати, умер?!..

- В шкафу сгорел, - сказал за его спиной Алексей Борисович.

- О! - и торжествующе подняв палец окнул покойный, да Моржов вспрыгнул, опрокинув пару стульев, от испугу. - По всему, убили, значица... - вскочил Бурундуков и обернулся к начальнику цеха.

- Собаке собачья смерть!

- О! Как мы заговорили-то... Значица, теперь-то оно так, теперь я не лучший, не самый пресамый работник, чуть ли не на доске почёта регулярно появляюсь?.. Значица, так, да?

- Ну, видимо так... - огрызнулся Отмашко.

- А вы... - обратился "покойник" к директору. - Думаю, вы и имени моего не знаете... Или только сегодня для речи и выучили!.. Ну? Панкрат Перссевич, как меня зовут?! А?!.. - директор глазами зашарил по красной обёртке покойного, в надежде найди бэйджик, но ничего не найдя лишь развёл руками. - Вы же ни с кем кроме своего заместителя и не здороваетесь... А тут и "вёл себя примерно", и "пример подрастающему поколению", и "большая утрата"... Тьфу, противно такое слышать...

Панкрат Персеевич бросил взгляд на обнимавшихся журналистов, на мэра, на Отмашко и сжав кулачки промолчал.

- А вы, Андрей Константинович... - обратился "убитый" к мэру. - Откуда взялась ваша сказка про дружбу в школе? Как ты, заморыш, мог такое выдумать? Я в десятом, значица, ты в третьем и я у тебя ещё был вожатым?.. Лыжами с вами, оглоедами, пытался заниматься...

- Петя... - прошептала вдова.

- Маня, ты-то помолчи... Семьянин, хороший отец... Разводом, значица, каждый день грозила... Детей мне не оставишь и видеться не дашь с ними...

- Ах ты, стерва! - прокричала свекровь несостоявшейся вдовы. - Не получишь ты Дениску и Эльку! Мы адвоката наймём, хорошего, и фиг тебе...

- Слышь ты, а ты не умер чо ли? - вопросил Курдюмов.

- Здрасьте, кореш объявился... Значица, "и в огонь, и в воду"...

Сколько бы это шоу комедиантов длилось, неизвестно, однако вскоре Отмашко и Никодимов уразумели: их попросту обманули, а потраченных денег уже не вернёшь...

- А деньги, деньги за похороны мешков с песком возвращать надо! - перебил Никодимов очередные претензии "покойного".

- Деньги? Ха! Вот тебе, значица, а не деньги, - и состроил Бурундуков перед директором весьма однозначный жест.

- Попрошу не грубить мне... Я вас уволю... без объяснения!..

- Да я вообще умер! Труп, значица!

- Ты мне денег должен, Петька! - прокричал Фаворский.

- Не-а, с мертвецов взятки гладки... - чуть не протанцевал Бурундуков.

Никодимов вновь бросил взгляд на целующихся журналистку и оператора да двинулся с кулаками на обёрнутое в красное знамя тело "покойного".

- Никому, никому не позволю с собой так разговаривать...

Родные и близкие повставали с мест и тоже пошли на Бурундукова.

- Э, э, безутешные... Вы чего?

- Щас узнаешь... - предупредил Курдюмов.

Покойный попятился, рефлекторно затянул узелок на пузе потуже, испуганными глазами оглядел всех гостей, надеясь найти хоть одного сочувствующего, способного ему помочь, но - ни проблеска...

Тут кто-то задел локтём Асю, она пришла в себя от операторского лобзанья и одним взглядом оценила ситуацию.

- Самец улитки, хватай быстрей камеру! - закричала она.

- Есть, моя стерва... - Лёлик метнулся к кофру с камерой...

И камера засняла как Бурундукова прижали только что оплакивавшие и хвалившие его родные и близкие. Как вознесли они к потолку кулаки для первого удара. А потом в кадр вошла несостоявшаяся вдова, вытирая выступившие вдруг слёзы, она прошептала в ужасе:

- Ой, Петенька, лучше бы ты умер...

22.10 - 3.11.2007, 26 - 27.08.2008

Новосибирск

Оставить комментарий © Copyright Квант Макс (max_quantum@mail.ru) Размещен: 01/09/2008, изменен: 17/02/2009. 44k. Статистика. Рассказ: Юмор		Ваша оценка:
Аннотация: Так уж у нас повелось: плохо о покойнике не говорить... Так уж у нас повелось: любят красиво обставить даже похороны... Так уж у нас повелось: деньги и славу готовы состряпать даже на смерти... И что же выходит? (Основано на почти реальных событиях)

Квант Макс: другие произведения.

О покойнике... (Смерть Бурундукова)