Вспушившись, Грибодур отправился от автобусной остановки к центральной площади посёлка... ну как площади, скорее это была площадка, шагов сорок в ширь, выложенная всё теми же бетонными плитами, что и местные дороги. Вокруг колосились калины и смородина, а одной стороной площадка примыкала к кирпичному зданию в четыре этажа, где размещалось всякое разное, от торгточки до библиотеки. Здесь проводили общие собрания грызонаселения - на Первомай, например, а в остальное время площадку эксплуатировали в основном птицы, собирая глупых насекомых, летающих над нагретым бетоном. В углу существовал и отдельный ларёк "Соки, воды, чисто поржать", работавший только в летнее время. Для значительной округи килошагов в пять это был центр всякой жЫзни; хотя грызи не любили скучиваться и появлялись тут не особо часто, сейчас вокруг ларька толклось до дюжины хвостов. Ну и, стоит ли уточнять, что кто-нибудь постоянно да вспушался, отчего по ветру летел линялый рыже-серый беличий пух.

- Аа бесформенный пуха шмат, гуся тебе в уши! - заорал Зудень, узрев Грибодура.

Грызи в очередной раз захихикали, потому как для смешков и бугогашечек им нужны были очень малые поводы, приближенные к нулю, сухо цокая. Гриб пожал лапу товарищу, и грызи уселись на насыпь под калиной, подложив собственные пуховые хвосты для утеплюхи, ну и взявши по бутылке квасу, само собой. Погода, вполне похожая на жаркую, способствовала испиванию реально тонн кваса.

- Грызаный случай, хвостов допуха! - цокнул Гриб, оглядывая площадку и вход в кирпичный дом.

- Некоторые хвосты очень даже ничего... кхм! - втихоря показал на грызуниху Зуд.

По большому счёту, в холодное время года на грызях не становилось особо больше одежды, однако зимой пушная шкура реально распушалась, и не так чтобы слегка, а вовсю! Белки превращались в рыже-серые пуховые шарики, образно говоря. Летом та же шкура спушалась, и становились более видимы обводы тушки. И некоторые тушки очень даже ничего, заржал Зудень. По большей части, грызунихи ограничивались недлинными юбками, а самцы - короткими портками - в основном, чтобы не остаться без карманов. А то вдруг попадётся что по дороге, а у тебя и пакета с собой нет! Когда есть карман - пакет всегда там, похлопали по пакетам грызи.

- Грибная дурь, ты чего-то кисловатый, - заметил Зудень.

Это он заметил просто по тому, что сам он катался по смеху, как шарик по подшипнику, а Гриб только хихикал.

- Есть слегка, - признался грызь, мотнув ухом, и забулькал квасом из пятилитровой бутылки.

- Вслуху? - не собирался останавливаться Зуд.

- Ну, пффф... - Гриб почесал оба уха и профыркался, - Лайса, вот что.

К этой грызунихе он давно пытался притереться хвостом, образно цокая. Ещё и до тряски в Армии, и сейчас, после оной. Косяк был в том, что сама Лайса притиралась хвостом к другому грызю, а на Грибодура хоть и не шипела, но и эт-самое.

- И чё? - фыркнул Зудень, - Это знаешь ли рабочий момент. Редко бывает, чтоб грызи прям так вот сразу сгрызлись, как Хем и Дара.

В этом месте он имел вслуху персонажей известного любому грызю беличьего эпоса.

- Головой понятно, - цокнул Гриб, - Но ощущение так себе...

- А, ну на это послушай притчу, - рыгнул Зуд, и прочитал с выражением:

Больше всего в своей жЫзни

Быть я хотел только с ней

Но не случилось дохода...

Вытри мне сопли, природа.

Вытри мне сопли, вытри их мне.

Здесь уже Грибодур чуть не лопнул со смеху, закатившись под калину. Глядючи на это, заржали и остальные на площадке, так что бугогашечки разошлись волной, как обычно и бывает.

- Это ты чрезвычайно в пух цокнул, на самом деле, - проржавшись, цокнул Гриб, - Дарю бобра за эт-самое.

- Ну и вообще, чтоб ощущения всякие не надоедали, - добавил Зудень, - Берёшь и втыкаешься в работу, как вилы в сено.

- Например? - почесал ухо грызь.

- Поехали на рудник, например, - немедленно дал вариант Зуд, - Как норму пухнёшь, знаешь, как-то не до ощущений становится. По крайней мере, первые смены.

- На рудник? - переспросил Гриб с церемонной мордой, - Ну а что, пожалуй это в пух. А то знаешь, как здесь возиться, всё время натыкаюсь на грызуниху, фыр-фыр... И потом, у Хычинских было собрание, так дед Марамак цокнул, что у нас в околотке натуральный избыток белокъ. Когда собираешься?

- А йа и не собираюсь! - заржал Зудень, - У меня стройка, думается, пол-года как гусак склюнул. Но есть предположения, что до рудника ты и сам доберёшься. Баклан конечно тот ещё, но уж как-нибудь осилишь.

- И то в пух, - кивнул Грибодур, - Надо проветрить пух, вот что. А из наших туда ещё кто-нибудь ездил?

- Насколько йа знаю, нет. Ну и что, напиши на местглагне, мол кто проветрить пух, вот и всё.

- Это в пух, - квохтнул грызь, выливая в себя ещё пол-литра квасу.

--------------------------------------------------------------------

Под вычурным термином "местглагне" грызи имели вслуху электронную доску объявлений, которая заменяла реальную доску - так они жадничали на время, не тратя его на изучение всех манускриптов о продаже кур и покупке тех же кур. Радиоцоки были практически у любого грызя, поэтому стоило рассчитывать, что объява попадёт в нужные уши. Белки весьма хузяйственные зверьки, и чаще всего они хоть раз в сутки да пырились, какие новости есть по околотку. Где-то требовалось подсобить старикам, где-то случился переизбыток малины, где-то искали тряса на работу. "Кто со мной проветривать пух" - написал Грибодур, не забыв уточнить, что прогулку он планирует на рудник, до упора колоть кувалдой камни и всё такое.

- Да, грызуниху вряд ли поймаешь, - заржал его брат Макузь, увидев эт-самое.

И здесь он ошибся. Не успел Гриб как следует нажраться орехами, как за изгородью участка послышалось призывное цявканье, которое использовали вместо стука в дверь. Дело в том, что до двери не доберёшься через изгородь из колючего крыжовника, а стучать по калитке бесполезно. На всякий случай вспушившись, грызь метнулся к этой самой калитке, и высунулся сверху. Высунувшись, он обнаружил таки грызуниху - пушистенькую и рыженькую, что далеко не аномалия.

- А это... боброго дня, грызь-пуш, - цокнула белка, поводя ушками, - А Грибодур Хычинский, это куда?

- Это туда, - показал на себя Гриб, и открыв калитку, пожал пушную лапку грызунихи, - А?

- Щавя, - цокнула она, - Щавелина Нагорская.

- Приятно слышать ушами, Щавя, - ничуть не соврав, захихикал грызь, - Чаю лупанёшь?

- Предпочту просто выпить его, - вполне ожидаемо ответила грызуниха.

Грибодур включил режим "белочка-хлопотушка", прокрутился по гнезду, зажатому между деревьев и кустов общего участка Хычинских, и в результате получил искомый чай. Использовав глазные яблоки, он составил представление и о белке: достаточно обычная грызуниха, каких допуха и больше в Лесах. Именно Щавю отличала неяркая рыжая шёрстка, точно похожая на окраску сосновых стволов, зелёные глаза и тёмная гривка, которую она завязывала в пушной хвост; основной хвост тоже был далеко не лысый, по объёму превышая всю остальную белку.

- А, слушай, так ты с речки чтоли? - припомнил Грибодур.

- Угу, - кивнула Щавелина, - На Первомае слышались, конечно.

Хоть в околотке и был избыток белокъ, почти все они знали друг друга, так что, эт-самое.

- Это в пух, - со всей ответственностью заявил грызь, - Собираешься проветрить пушнину?

- Да, - цокнула белка, - Вообще горы это очень и очень в пух. Йа последний раз была на Урыле только два года назад, и прям погрызец как обратно тянет!

Щавя вспушилась, подняв облачко мелких пушинок.

- В пух, в пух, - подтвердил Грибодур, - Единственное, Щавя.. Йа ведь собирался на рудник.

- И шта? - вытаращилась на него одним глазом Щавя.

- Ну какбы... Камни, кувалда, усёр, - показал на лапах грызь, - Это в пух?

- Это более чем в пух! - заверила грызуниха.

Попырившись на неё, Гриб пришёл к выводу, что она не из тех, кто испугается камней и кувалды.

- Это в пууух, Щавя... - хихикнул грызь, ткнув её когтем в пушнину.

- Да, не мимо, - цокнула белка, - Йа ведь ещё намыливалась пройтись по горам после эт-самого, как ты на это слушаешь?

- А почему после эт-самого?

- Потому что рудник на самом верху. Для начала проветривать пух лучше на спуске, а не на подъёме. Туда-то нас транспорт отвезёт, сечёшь?

- А обратно лапами! - заржал Грибодур, - Да, секу.

- Вот, слушай ухом, - Щавя достала из кармана распечатку карты и ткнула когтем, - Для начала вот отсюда, это у них остановка Нычный Дом, до Цибулинки. По железке это семь кило, а если по прямой - не больше трёх, но всё по склонам.

- Отличные орехи! - потёр лапы грызь.

- Ну это мы после смены послушаем, какие получатся орехи, - рассудительно цокнула грызуниха, - Может, на гору уже дури не останется. Кстати, там смена какая?

- Зуд цокал, что для заезжих трясов - никакая. Сколько пушеньке угодно, столько и вкалывай.

- А, ну это тоже в пух. Тогда соберёмся, и впесок? - посмотрела на грызя Щавя.

- Сто пухов! - подтвердил Грибодур, - Только это будет завтра, сегодня уже "собаки" туда не будет.

- А "собака" во сколько?

--------------------------------------------------------------------

"Собака", как грызи погоняли пассажирские электропоезда местного значения, отходила от станции Тригорово в восемь утра. Грибодуру и Щавелине ещё предстояло добраться от своего околотка до самой станции на автобусе, поэтому продирать глаза пришлосиха ещё раньше. Благо, в это время года светало часа в четыре, и в означенное время уже вовсю колосился день. Оба грызя навьючились немалыми рюкзаками, упихав туда корм, дождевики, кой-какое утепление на всякий случай, ну и много чего по мелочи, навроде налапных огнестрелов с перечными патронами, на случай, если в горах слишком много желающих питаться мясом. Как и одинадцать белокъ из десяти, они предпочитали подстраховаться, ибо бережёного хвост бережёт, как цокают грызи. После того, как они это цокают, они конечно ржут, но тем не менее.

В раннее время электричка отличалась относительным спокойствием, потому как ехали в основном сменные рабочие на разные предприятия, а им больше сумки поклажи с собой незачем. Днём тут стояло другое кудахтанье, в прямом смысле - грызи возили и кур, и овец, и даже, бывало, коров! А уж трёхметровую тыблоню затащить в вагон - это вообще в порядке вещей. Сейчас же в вагоне оказались только три собаки, что весьма мало; грызей набивалось достаточно, так что приходилось протискиваться по вагону, чтобы найти свободные места на сидушках. Найдя таковые, Гриб и Щавя впушились между мешками поклажи, которые пёр куда-то один из пассажиров, и получили возможность обцокать тот песок, который они затеяли ни с того ни с сего.

- Честно цокнуть, - цокнул честно Гриб, - У меня была не слишком в пух какая история с одной грызунихой из околотка... ну или точнее цокнуть, не было никакой истории, и это не в пух. Поэтому и потребовалось проветрить пух где-нибудь, ну а Зуд взял да и посоветовал эт-самое.

- Ну вот у меня почти тоже самое, - хмыкнула Щавя, - Не было истории, поэтому и надо пошевелить хвостом. А Зуд там долго копался?

- Да он уж года два как туда ездит, - пожал ушами грызь, - Пух с хвоста не опал, это точно, а что ещё надо?

- Ещё надо редиску сажать, - хихикнула Щавелина, - Второй раз. И лук рыхлить. И ещё...

Дальше неизбежно пошёл огородный симпозиум на две морды. Одинадцать белокъ из десяти копались в огородах ради самопрокорма, и зачастую симпозиум случался и на одну морду, не то что на две. Как с удовольствием отметил Грибодур, грызуниха хоть и содила цветы, но наибольшее внимание уделяла репе и картохле, потому как цветы зимой из погреба не достанешь, и в чугунке не сваришь. Не было никаких сомнений, что Щавя производит на своём участке передостаточно корма для одной белки - а всё что сверх, традиционно шло на прокорм прочих зверей, существующих в Лесу вокруг. Вообще, грызуниха была довольно плотного тушкосложения, не белочка-пушинка, так что легко представить, как она перекапывает несколько соток огорода... причём, регулярно и без малейшего напряжения.

- А по песку чем занимаешься? - спросил Гриб, - Если.

- По медицине, - цокнула Щавя, и вспушилась, - Потихоньку трясу практику в лечебне, года через два может что-то и будет.

- А йа по космовщичеству копался, с программированием. Ну, до тряски, а после ещё не воткнулся обратно.

Под космовщичеством он имел вслуху широко распространённую в последнее время тему с удалённым управлением научной и промышленной аппаратурой, расположеной за пределами планеты - на орбите, луне и астероидах. В родном околотке грызей это дело было весьма распространено уже и ещё больше - в перспективе. Здесь не имелось ни полезных ископаемых, ни больших площадей пахотной земли, чтобы прозводить излишки корма, а лес имел весьма посредственное промышленное значение. Жыть белкамъ тут было удобно и вольготно, но по сути, местность не имела вообще никаких ресурсов для поступательного развития, что в целом мимо пуха. Теперь же ресурсом становилась пяка, как это называли - тобишь, способность грызей к разумному мышлению. На этой волне околоток значительно оживлялся, и теперь главное, что подгрызало - это тот самый избыток белокъ.

- По-моему это в пух, - цокнула Щавелина, - Уже столько всякой ерунды с радиацией и химией убрали с планеты. Йа бы тоже подключилась, но у меня как-то туго с ЭВМ получается.

- Ну, каждому овощу своё время, - сумничал Гриб.

- Каждому грибу своя корзина, - сделала хитромордие Щавя, и грызи в очередной раз скатились в смех.

Вообще, могло так показаться, что электричка катится не по рельсам, а по смеху. Если же цокать чисто технически, то смех пока не мог заменить рельсы, и именно по ним катились колёса поезда. Рельсы же, плавно изгибаясь по рельефу, уходили вглубь лесной пушнины. Нынче, когда за окном буянило зеленью лето, лес превращался в сплошное море листвы, хвои и травы. На вид электричка просто плыла в этом зелёном море, потому как за зеленью едва различались столбы, а уж все постройки чуть подальше и подавно не прослушивались. Мимо окон то мелькали ветки, едва не задевая вагон, то раскидывался порядочный простор поля; поля сейчас тоже выглядели крайне пушно, потому как на них или пёрла трава, или колосились сельхозкультуры - в любом случае получалась отличная растительная шкура.

Однако жеж, к электричкам все имеющиеся белки были привычны, потому как чаще всего пользовались именно этим транспортом, абы куда доехать. Через рассчётные сто минут "собака" достигла станции Улиточная, и пуши соскочили с подножек вагона на низкую платформу. Как ни покажется странным, эта станция была из тех, какие Гриб и Щавя ещё никогда не наблюдали. Да, досюдова всего сто минут на электричке, а они ни разу здесь не бывали - но, в радиусе ста минут ещё пухова туча мест, где они тоже не бывали, да и вряд ли будут, так что это далеко не аномалия. Особенность Улиточной заключалась в том, что сюда подходили железки разной колеи - обычной, в полтора шага, и половинной, в неполный шаг. Вдоль путей протянулась широкая грузовая платформа с погрузочными кранами, к которой с одной стороны подходили пути широкой колеи, а с другой - узкой. Пассажиры, собственно, проделывали примерно ту же операцию по перегрузке, перейдя станцию по мосту над рельсами - прыгать через стрелки это занятие на такого любителя, какого пух найдёшь.

- Выставка достижений нархоза, - показал вниз на платформу Грибодур, и Щавя захихикала.

Там действительно лежали Вещи: и новые мусорные контейнеры, и катушки кабеля, и ящики, и трубы... стоял даже бронетранспортёр! Среди всего этого добрища неспеша ковырялись грузчики, и кран перебрасывал товар с платформы на узкоколейные платформы-вагоны. Судя по копошению маневровых тепликов на обеих сторонах станции, без дела тут особо не просиживали. На той стороне, где находились узкоколейные пути, имелась также площадка для автотранспорта, откуда ходил автобус, а также общага для рабочих в виде пятиэтажки, большой ангар-склад, и цистерны для хранения жижи. Здесь же существовала платформишка, от которой стартовал пассажирский поезд, в конечном счёте приходивший на искомый рудник. Мимо, грохоча вагонами с деревянными досчатыми боками, прокатился состав, тащимый тепловозиком - само собой, локомотивы на узкаче соответствующие.

- Выслушит хрурненько, - заметила Щавелина, пырючись на узкую колею и маленькие вагоны.

- Нутк, а чего бы грызи стали это городить? - пожал ушами Гриб, - Пойдём вон пока мороженого фуганём, чтоли.

Исполнив этот хитрый план, пуши взяли в ларьке на площадке мороженое в вафельных стаканах, известное как "запломбир", сели на загородку возле остановки, и дополнили корм собственными орехами и чаем из фляжек. Правда, они таки упали с этой сидушки в траву, от смеха, когда увидели барана. Здоровенный белый баран неспеша обходил территорию станции, и останавливаясь возле каждых ворот, долго и придирчиво их осматривал - видимо, искал новые.

- Орехи надо покласть ближе к желудку, - рассудил грызь, кладя орехи с самого верха рюкзака.

- А что, есть повод? - хихикнула Щавя.

- Повод для этого есть всегда! А сейчас, в частности, нам довольно долго катиться.

- Долго? На таком трамвае? - усомнилась грызуниха.

- Угу. Там до упора получается больше двух часов, а мы как раз до упора. Так что, можно вспушаться.

- Хорошо что предупредил! - сделала удивлённую морду белка, - А то так бы и не вспушилась.

Уж что-что, а кататься по смеху она могла сколько угодно, что весьма нравилось Грибодуру. На самом деле, он вообще не знал ни одной грызунихи, которая не уважала бы поржать, но Щавелина тут явно выходила на уровень повышеной квалификации, сухо цокая. Пока два грызя катались по смехам, на платформишку уже подходили другие пассажиры, и в частности, нагруженные рюкзаками белкачи, что свидетельствовало об эт-самом.

- Грызо, вы не на рудник, случаем? - цокнула Щавя.

- Да не, - ответил грызь, - Мы не случаем, мы на поезде.

- Пуха се совпадение! - пробормотал Гриб.

Как оказалось, грызи действительно тащились на рудник, причём аж на целый месяц. Такая упоротость объяснялась тем, что они ехали очень издали, из другого полушария планеты, где сейчас зима, а не лето.

- Эт точно, летом только упорыши могут, - цокнул Грибодур.

Потом посмотрел на Щавелину, и грызи снова заржали, потому как они-то как раз и летом.

- Да не, вообще норм, - без шуток цокнул Раждак, крупный серый грызь, - Рудничок там не такой уж большой, зато и эт-самое, всмысле, есть где лапами поработать. Ну и вокруг крысотища, это уж да.

- Главное, ногой на гуся не наступать, - заметила Щавя.

- Это ты опушнительно верно заметила, Щавя!...

Как-грится, грызи ржут, а поезд идёт, и в данном случае это было в прямом смысле. К платформе подкатывался поездок из трёх вагончиков, сильно похожих на уменьшенные копии обычных пассажирских вагонов, и пух набивался туда, заполняя всё свободное пространство огромными пуховыми хвостами. На Улиточной в поезд залезало достаточно грызей, чтобы позанимать почти все места на скамейках. По случаю лета ровным счётом все окна были открыты настижь, так что звери сидели как на улице, а учитывая, что вокруг буйно колосилась зелень - сидели, как в белки в лесу. "Паровоз" дал негромкий свисток, загрохотали сцепки, и поездок неспехом покатился трясти боками на стрелках станции. На самом деле, узкоколейник всегда ездил неспехом, не более сорока килошагов в час, но это никого не останавливало.

Попыриться ушами на окрестные леса, заглатывая хвойный запах, оказывалось любезно любому грызю. Для начала поезд давал кругаля вокруг станции, выходя на кольцо - здесь можно было увидеть огороды местных, фортифицированные крыжовником и вполне себе цветущие во всех смыслах. С кольца путь ныкался в лес, достаточно редкий сосновник, прыгающий по холмикам. Железка прорезала все неровности по азимуту, и поездок разгонялся до своих наибольших скоростей, прилично грохоча колёсами на стыках. Далее существовала опушка этого леса, там где сосняк переходил в болото, и на краю топи имелась остановка, похожая на автобусную. Такие будки тут стояли по всему маршруту, весьма уютные нычки, чтобы сразу шур-шур с поезда в гнездо. К остановке подходила только тропинка, а из оборудования - фонарь на столбе, чтобы было видно в ночное время. В пух, подумал Грибодур.

- В пух, - цокнула Щавелина, показывая за окно, - Прибыль из ничего!

Конкретную прибыль, всмысле монет за проезд, залезавшие пассажиры сдавали помошнику машиниста, который на остановках слезал с тепловозу и квохтал у дверей, аки курица в пыли. С каждого хвоста бралось очень мало, но поскольку хвостов допуха - то и в итоге получалось норм.

Далее путь пролегал по щебёночной насыпи, проложеной прямо через топь. Вокруг раскидывались обширные поля, заросшие болотными растюхами и залитые водой, редкие кусты и кочки, ущербные деревца, цеплявшиеся за куски земли. На кой пух колею пустили прямо в болото, становилось понятно минут через пять, когда поезд проходил мимо буровой вышки, крашеной в красный цвет. На песчаный остров, явно насыпаный искусственно, взгромоздились также контейнеры, жилые бытовки, и цистерны для того самого, что выкачивала скважина.

- А... - показал в окно Гриб.

- Это окно, - с готовностью пояснил Раждак, и заржал, - Кхм! А за окном - нефтепромыслы, "Вышнефть" кооператив. Тут не цокнуть чтобы допуха, но им явно хватает.

В подтверждение можно было видеть глазами, что у стрелки стоит состав цистерн, ждущий, когда пассажирка освободит проезд. Слегка пасло и нефтью, но болото вообще издавало ту ещё вонь, так что это никак не портило воздуха. Пассажирский останавливался и здесь, выгружая рабочих на скважину и забирая тех, кто отваливался к дому ближе. Как показала дальнейшая практика, на пути через топь существовали ещё три буровухи, одна на насыпанном пятаке из песка, и две на естественных островах; поезд маслал мимо них всех, само собой. Пилить несколько километров через болото - даже для грызей слишком, так что они с удовольствием забивались в вагоны, как клесты в хвою, хихикали и вспушались.

Промотылявшись по болоту, поезд проходил через достаточно большое поселение на другой его стороне, толкаясь с изгородями между тыблонь и грядок. Тут имелась площадка с ларьками и основательным сельмагом, что есть признак крупного белкопосёлка. Ну всмысле, хвостов эдак на сто-двести, для белокъ это и есть крупный посёлок. В данном случае он назывался Пырино; отсюдова поезд шёл хвостом вперёд, заезжая в посёлок Овражки, который находился сбоку от основной линии, и иначе туда никак не попасть, приходилось мотаться туда-сюда.

- В Овражках, - давал пояснения Раждак, с хрустом хрупая орехи, - Завод цветмета с той руды, которую роють на нашем руднике, пух в ушах.

Щавя же захихикала и стала напевать:

Никогда не была я в Овражках до этого дня

Точнее до месяца.

Но когда туда на практику послали меня

Мне захотелось повеситься!

Овражки, Овражки, ни одной многоэтажки,

Военные шарашки и базы утиля!

Овражки, Овражки, кузнечики и пташки,

Овражки, Овражки - эй синячьё, доставайте фляжки!

Песенку и так многие слышали, но сейчас ничуть не хуже скатились в смеха, так что вагон из пассажирского опять стал ржаным. Что касаемо завода цветмета, то его было не видать за ёлками, потому как поезд подходил к пассажирской станции, опять-таки среди огородов и рядом с двухэтажными домиками для размещения рабочих. Здесь происходило довольно большое перемещение пушей между вагонами и внешним миром, сухо цокая; когда последний грызь забился в дверь и закрыл её за собой, поезд тронулся обратно к Пырино.

Дальше шёл довольно просторный лиственный лес с огромными липами и дубами, под коими имелось изрядно свободного пространства и наверняка произрастала пухова туча грибов. Грибодур и Щавя слегка поскребли когтями по лавкам, думая о грибах, но деваться некуда, если копать носом всю дорогу - года не хватит, чтобы добраться до цели. Впрочем, некоторые грызи так и делали, ведь они никуда не спешили, и жевали каждый этап пути столько, сколько пушеньке угодно. Однако, пуши пока не стали выпрыгивать с вагона, а покатились дальше. Пропетляв по лиственнику, узкоколейка залезала на основательную, метров в десять высоты, насыпь перед мостом. Мост был перекинут через широкую заболоченную низину, посередь коей протекала речка - в половодье затоплялась вся низменность, почему и существовал мост. Всё-таки городить стальные балки и насыпать холмики чисто для поржать не стали бы даже грызи.

После моста лес более уплотнялся, напоминая тот, что привычен Грибу и Щавелине - смешаный, как это называется. То по одну, то по другую сторону от травяной полосы, по которой пролегал путь, показывались обширные поляны, густо заросшие растюхами. Даже в вагоне запашище сразу шибал в нос, настолько жирна была листва.

- Это место в пух, чтобы... - заикнулся Гриб.

- ...чтобы посадить картохлю, - закончила Щавя, - Глухих нету, Грибодур-пуш.

Грызь потаращился на белку, но решил не удивляться, потому как уже понял, что она белка до кисти ушей, а следовательно, про картохлю подумает точно то же, что и он. Полянки натурально так и просили, чтобы в центре, где нету тени от окружающего леса, раскопать грядки и вырастить корм! Однако, если этого ещё не сделали местные, значит, корма достаточно, и всё в пух. Сейчас же из густых зарослей только торчали огузки лосей, а кабанов не было видно потому, что они низкие и днём лежат, а не ходят - но, обширные пашни по дёрну говорили о том, что кабаны - да.

Делая остановки через некоторые промежутки, поезд прокатился через сосновый бор, и там можно было наблюдать самую большую скорость, ибо дорога прямая, как стрела, а также крайне узкий прогал между деревьями, которые скребли по вагонам ветками. Когда стволы сосен летели за окном почти вплотную, скорость казалась куда больше, чем она была на самом деле. Поезд перекатывался через ещё одну значительную гору и делал остановку рядом с посёлком Варов - самого посёлка не видать опять-таки за лесом, видать только небольшой химический заводик, хававший местную нефть. Как пояснил Раждак, раньше в Варове варили сахар из свеклы...

- Из одной, свеклы? - осведомилась Щавелина со столь церемонным видом, что грызи чуть не лопнули со смеху, представив себе это.

...из свёкол, уточнил Раждак. Теперь там больше налегали на химическую промышленность, пользуясь подбочным сырьём. Свёклы же нынче растили практически в каждом околотке, а уж в районе обязательно был хоть один завод, перегонявший урожаи в сахар. Вслуху этого агропромышленность, нацеленная на огромные урожаи на экспорт, перекочевала на юга, в степную зону, где для этого куда более подходящие условия. От Варова не более десяти минут поезд катился до Перехрюкино. Здесь сущестовала обычная для этих мест станция - с более высокой платформой, на которую могли заезжать по скату автомобили, и домиком для склада. Станцией пользовались и для перемещения пушей, и для небольших партий груза, типа бидонов с молоком и поддонов еды для торгточек.

- В Перехрюкино, - давал пояснения Раждак, с хрустом хрупая орехи, - Завод цветмета с той руды, которую роють на нашем руднике, пух в ушах.

- По-моему, мы где-то это уже слышали, - сделал поразительное наблюдение Грибодур.

- Ты сделал поразительное наблюдение! - сделала удивлённую морду Щавя.

- Именно так, - проржался Раждак, - Заводов цветмета, которые хавают руду, тут допуха. Они ведь не только с Мыш-Пика берут, а дальше со всего склона гор.

- Тык это в пух, а не мимо, - сделал компетентное заключение грызь.

Лес вокруг также выслушил вполне себе в пух, однако через полтора километра после Перехрюкино открывались ещё более впечатляющие виды, а именно глубоченный каньон реки Мягенькой - метров эдак полсотни, не меньше. Путь сначала пересекал этот супер-овраг по стальному мосту, а затем шёл по краю, так что можно обозревать в окно обрыв к реке и противоположный берег, где на уступах вовсю колосился лес. Зверьков, которые там обитали, было не видно сразу, но знающие грызи утверждали, что там полно горных коз, сурков, и прочих зябликов. Глядя на лиственно-хвойную пушнину, что накрывала каменные уступы каньона, в это легко верилось.

- Пуха се тут просторы! - прикинул Грибодур.

- Ты карту ушами видел, или куда? - фыркнула Щавелина.

- Одно дело карту, другое не карту, - вспушился грызь.

- Поперёк не цокнешь, - вспушилась грызуниха.

Натурально, одно дело видеть ушами карту, а другое - когда поезд всё прёт и прёт, не особо снижая скорость, а впереди ещё допуха сколько расстояния! Скатившись с возвышенности у каньона, пассажирский опять петлял по лесу, огибая холмы. Состав с пухом на них залезет без труда, а вот рудовозный, в котором пятьсот тонн - никак, поэтому путь петлял по рельефу, чтобы обеспечить меньший перепад высот. Здесь уже начинали торчать из леса конкретные скалы, что у непривычных к горам грызей вызывало чувство давления Жабы на шею - у них в околотке любой камень был ценен, а тут камень был повсюду, хоть ушами его жуй. Где-то на пол-пути между Перехрюкино и Цибулинкой путь проходил по мостику мимо высоченного водопада, который фигачил прямо с каменной гряды, издавая соответствующий звук и наполняя воздух влажностью. Гриб и Щавя вытаращили уши, потом переслухнулись, и скатились в смех. Местные же, привычные к такому делу, пырились уже спокойнее, порыгивая.

Цибулинка - это весьма небольшое поселение у станции, следом за которой начинается подъём в конкретные горы. Справа протянулся склад, слева торчала водонапорка и имелась платформа, остальное скрывали буйные кусты и деревья. Кустов тут было особенно допуха, явно насаженых влапную, потому как они вытягивались в линии вдоль путей. На этой остановке в поезде оставались практически только рабочие с рудника, так что пуши располагались свободно, клали ноги на скамейки, рядом ложили корм, и пырились в окна, похрюкивая. В одну сторону можно пыриться на платформу и цветущие кусты, в другую - на стоящие на путях станции грузовые вагоны. Рудовозные отличались чёрными просмолёнными досками огромной толщины, и в них натурально лежала мелкая щебёнка, похожая, на первый слух, на любую другую щебёнку. Тёмно-зелёный тепловозик, похрюкивая движком, аки поросёнок, готовился тащить всё это добро к заводам - либо в Перехрюкино, либо в Овражки.

- Свымыч, сколько сегодня? - кричал грызь с другого конца поезда.

- Ты в какой ум вошёл, пух в ушах? - отвечал тот, - Сколько и всегда, триста пятьдесят!

- Облом! - заржал грызь.

Пока в пассажирском растрясали хвосты и всё такое, Свымыч уже залез в свой теплик, тот натужно зарычал, и потихоньку попёр состав из десяти тяжёлых вагонов. Поднять такое погрызище в гору он никак бы не смог, но фишка состояла в том, что он не поднимал, а только спускал, ведь рудник находился на самом вверху. Пассажирский же тронулся дальше, и таки полез в гору. Вокруг пути постепенно поднялись склоны, пока ещё сплошь поросшие травой и деревьями, но земли становилось всё меньше, а голого камня - всё больше. Выписывая довольно крутые петли, дорога ныкалась между небольшими хребтами, заворачивая сначала в одну, потом в противоположную сторону - зигзагом путь забирался на крутой склон, не давая при этом больших уклонов на самой дороге. Грибодур невольно прикинул, что для этого грызям пришлось разобрать часть хребта - пусть и небольшая, один пух это целая гора!

После петель путь переходил в полное туда-сюда, когда для разворота дороги места уже не было. Состав заезжал в тупик, переключалась стрелка, и он шёл в обратку - и так несколько раз вдоль склона. Стрелки тут были оборудованы автоматикой, как можно видеть глазами, и переключаются с пульта, а не лапами, как раньше. Возле каждого тупика горели низенькие светофоры возле пути, показывавшие машинисту, куда переключена стрелка. Возле одного из тупиков как раз находилась остановка Нычный Дом, упомянутая Щавелиной. Тут действительно имелся нычный дом, тобишь постоялая изба для путников, которым взбредёт в голову мотыляться по горам. Изба эта впрочем была двухэтажная и на три подъезда, так что место вряд ли глухое. Отсюда путь также уходил в туннель в горе.

- Это к Халявному, - показал туда Раждак, - Источник минералки.

- Ыхх... - поскребли когтями Гриб и Щавя, и захихикали.

Разливная минералка пользовалась немалым спросом, и теперь они слышали собственными ушами, откуда в частности она берётся. В Халявном ценную воду нахаляву наливали в двадцатитонные цистерны, и отправляли по всем остальным местам, большей частью на дальний вывоз, на Улиточную. Как правило, где была площадка с ларьком или продмаг - там заводили бак для минералки, разливать её хоть в бутылки, хоть в бидоны. Всмысле, ещё один бак, вдобавок к бакам для растительного масла и молока.

За окнами же явственно существовали ярусы горной жизни, сменяя друг друга по мере увеличения высоты. Хотя уклон колеи был относительно небольшой, ибо большой не потянет поезд, но за счёт зигзагов туда-сюда путь взбирался на весьма приличную высоту. Нычный Дом находился на высоте около двухсот метров выше Цибулинки, поэтому даже при неспешном подъёме закладывало уши от перепада давления. Рудник же залез вообще более чем на семьсот метров, поэтому дорога туда отличалась исключительной фигурностью. Та терраса склона, на которой находился Ныч-Дом, была последней, где сейчас росла зелень - выше зелень сходила на нет, постепенно сменяясь на серый камень и лёд. Недалеко от остановки имелось и озерцо длиной метров в двести, вытянувшееся вдоль террасы. Хотя по берегам стояли ёлки, даже из окна вагона можно разглядеть днище водоёма на глубине в несколько метров, настолько прозрачная там вода. Среди валунов на берегу копошились несколько грызей, паливших костерок, и серый дым мотылялся между еловыми ветвями.

Выйдя с зигзага, путь продолжал забирать вверх по склону, который тут был не слишком крутой, и пересекал достаточно широкую реку, шумевшую водой среди каменных берегов. Грызям было весьма непривычно и несколько волнительно видеть, что целая река просто обрывается в пропасть, так что небо просвечивает через воду на кромке водопада. Снизу к этому месту подобраться не так просто, но падает отлично, как заверяли свидетели, метров на сто. Опосля реки путь ныкался в туннель, поэтому ещё при проезде моста пассажиры привычно потянулись закрывать окна. Во-первых, снаружи уже стоял приличный свежак, быстро приближающийся к нулю. Во вторых, если открытые окна будут в туннеле, вагон провоняет выхлопом от теплика. На уши враз навалился грохот стали и стук колёс по стыкам, как это всегда бывает в закрытом пространстве. Здесь оно было очень закрытое, потому как туннель едва-едва превышал габарит вагонов.

- Эти туннели кое-кто лично пухячил, - цокнул грызям пожилой белкач, показывая за окно.

- Это более чем в пух, - правдиво заявил Грибодур, - Узкие?

- Очень узкие, - заверил дед, - Зубилом да кувалдой широкие пробивать крайне накладно.

- Зубилом? А взрывчатка?

- Пух-голова, это вообще заповедник! - заржал грызь, - Тут за всю стройку ни одного взрыва не было.

- А что тогда тут делает рудник? - почесала ухи Щавя.

- Существует, - дал справку грызь, - Он ничем не мешает, а только помогает. Но там взрывов тоже нету, так что если вы едете позырить на взрывы...

- Да не, мы как раз позырить на кувалду и зубило, - заржал Гриб.

- Кстати, грызо, - цокнула Щавелина, - Почему Мышин Пик?

- Смеха ради, - усмехнулся дед, - Похоже на "мининг пик", как некоторые обзывают кирку для руды. А главное, месторождение разведывала Мышиса. Она к сожалению погибла под лавиной, так что грызи решили закрепить память, и всё такое. А то знаете, бывает и этот, как его... склероз. Когда эту колею начинали ковырять, тут ещё паровозы ходили вовсю. Было дело...

Грызи с удовольствием выслушали, как было дело. Мышиса Соболевская, родом из Цибулинки, моталась аж в Пропушилово, обучаться недрологии и горному делу, а потом потратила пятнадцать лет, лазая по этим горам, и всё-таки нашла руду, которой там не должно быть. Теперь Цибулинка работала на небольшое депо, которое поддерживало движение по дороге до рудника, а все местные грызи чётко знали, кому обязаны такой находкой.

За туннелем растительность сходила на нет, а на каменных склонах начинало прибавляться снега и льда. Ледник здесь лежал совсем недалеко, сползая сюда с основного хребта Урыла, поэтому недостатка в льдышках не наблюдалось. Гранит казал то серые, то розовые бока - мешанина из камней тут та ещё. По бокам от узкоколейки то и дело попадались валуны размером с вагон, в своё время отвалившиеся от горы. Дальше дорога, пропетляв по узкому уступу на крутом склоне, выходила на спиральный подъём, закручиваясь вокруг отдельной горки и забираясь всё выше с каждым оборотом. Поезд накручивал аж пять кругов, и только после этого уходил на мост, пересекал по нему саму спираль и провал, разделявший гору и основной массив, и ныкался в ещё более длинный туннель.

С другой стороны от длинного туннеля, который здесь натурально был самый длинный, метров двести, начинался сплошной снег и лёд, так что особо не распыришься незащищёнными яблоками, ибо сверкает. Даже несвежий снежный наст всё равно оставался белым, и ходить тут без затемнённых очков - так себе идея. Тут уже совершенно ясно, что это серьёзные горы, а не просто каменные склоны, как ниже. В одну сторону стена склона уходила в небо, в другую - прыгала по уступам и обрывалась в дымку. Создавалось ощущение, что под тобой вообще ничего нет, одни облака! Грибодур аж вспушился, пырючись туда, прикрыв глаза лапой. Для грызя с равнины было крайне непривычно, чтобы небо было и выше, и ниже горизонтальной плоскости; чтобы увидеть собственно горизонт, приходилось смотреть сильно вниз.

- Грызаный поперёк кедра случай, - цокнул Гриб, - И как эта Мышиса тут нашла руду, да ещё и в одну морду?

- Ну, потому и упоминают, - хмыкнул Раждак, - Что не раз цокнуть.

- И это мягко цокнуто! Не представляю, как тут вообще пройти, не то что эт-самое.

- Йа представляю, но на практике не взялась бы, - кивнула Щавя.

В вагончиках вовсю работали отопители, однако носы всё равно ощущали морозец, доносившийся снаружи, и шкуры снова вспушались. За бортом температура упала до минус пятнадцати, тобишь, перепад составлял градусов сорок и более. Тепловозик продолжал тащить все три вагончика вверх по дороге - она почти всё время шла уклоном вверх, как и было задумано. Как и раньше, путь то и дело давал зигзаги, забираясь на склоны, и ещё пару раз давал задом из тупика, там где не оказалось места для разворота. Грызи ещё видели и большой контраст, когда поезд заезжал в тень горы - сразу становилось почти темно, в сравнении с сияющим снегом, зато можно было рассматривать камни, не прикрываясь пухом.

Как уяснил себе Грибодур посредством таращенья на часы, поезд тащился от Цибулинки до рудника полтора часа, как на пуху. Так что грызь местами даже был рад увидеть строения и конечную станцию. Пассажирский встал у платформишки, куда и ссыпались грызи, катаясь по смеху. Верхняя часть рудника располагалась на достаточно просторной горизонтальной площадке между стеной вверх и стеной вниз, причём обрыв даже огородили каменными блоками, воизбежание. Имелась станция на три путя между складами, заставленная рудовозками и грузовыми вагонами, электроподстанция, и большой трёхэтажный кирпичный дом, из коего торчала труба котельной, брылявшая белым газовым выхлопом. Отсюда же отходили рельсы в туннель непосредственно к руднику, и в другую сторону, к обрыву, куда сваливали отработанную породу.

- Пойдём потрясём, - цокнул Грибодур.

--------------------------------------------------------------------

Как оно зачастую и случается, этот малый рудник представлял из себя целый лабиринт туннелей, пробитых в горе. На больших разработках обычно так не делали, и топология была простая - яма на месте вынутой руды, и все дела. Здесь же новоприбывшим выдавали схему, потому как без неё можно проплутать много часов, если не суток. Главное, что сильно способствовало работе - это отсутствие обычных для шахт выделений газа. Эта шахта находилась в слишком твёрдой породе и слишком высоко, весь газ сразу утекал вниз, нигде не скапливаясь. Тоже происходило с излишками воды, абы такие появлялись. Прочные стены выработок почти никогда не обваливались, поэтому тут существовал весьма мягкий режим безопасности. Настолько мягкий, что любого грызя пускали внутрь после пяти минут инструктажа - впрочем, не забыв взять расписку, что за прекращение жЫзни он отвечает лично.

Прибывшим трясам для начала определили ящико-места в общежутии, чтобы было куда отвалиться, а потом Щавелину схватила за уши грызуниха со склада, которой привалило разбирать кучу мелкой дребузни. Поскольку Щавя не особо и рвалась к руде, она пожала ушами да и пошла трясти на склад. Грибодур же оседлал скамейку на вагонетке, и вместе с отрядом грызей покатился таки к руде поближе. Что сразу бросалось в уши, так это теплынь в туннелях - не жара, но явно и выше ноля. Правда, с непривычки здесь было слишком темно - да и с привычкой тоже не светло, собственно. Фонари вешали только в местах постоянной возни, а длинные туннели освещались фарами подвижного состава и фонариками на касках рабочих. Также следовало привыкнуть к отражённому от стен звуку, непохожему на тот, что бывает на открытом месте.

- Вентиляция тут норм, - цокал Раждак, взявшийся показать Грибодуру, как трясти, - Если куда не надо не заходить. В остальном всё более-менее в пух...

- Более-менее в пух? - церемонно осведомились соседи по скамейке, и грызи опять скатились в смех.

- А вообще как вот это, ну, пык и пыщ? - покрутил лапами Гриб.

- Услышишь, - зевнул Раждак, и на всякий случай вспушился.

Как ему было цокнуто, в туннели заходила та же самая колея, которая шла и до Цибулинки - это позволяло сразу грузить руду в вагоны, а не перекидывать; перекидывать лишний раз тяжеленные камни - так себе развлекуха даже для грызей. Однако в закрытом пространстве использовать тепловозы было бы не в пух из-за выхлопа, поэтому имелась собственная контактная сеть и электровозы... ну как, скорее электровозишки, совсем уж небольшие тележки с моторами. Но, небольшие или нет, а тридцатитонный гружёный вагон вполне себе сдвигали и выкатывали наружу. Наполненные рудовозки становились на станцию, сцеплялись в состав и уезжали вниз с гор, а самосвальные вагоны с пустой породой вываливали метров за сто от входа в туннель.

- Послушай ушами, - цокнул Гриб, пырючись на рудовозку, чей бункер был сделан из толстенных досок, полностью чёрных нынче, - А на кой пух эти штуки из деревяшки?

- А, ну это специфика, - рыгнул Раждак, и эхо загуляло по туннелю, - Из-за постоянного большого перепада температур сварные бункеры из стали слишком быстро распадаются, а дереву попуху. Кроме того, руда имеет тенденцию вступать в реакцию со сталью, что тоже не совсем в пух. Кстати, если будет пыль - надевай намордник, надышаться не особо полезно. Но чаще всего, пыли нету.

- А, вот оно как, - усёк Гриб, проверяя, на месте ли намордник.

Однако привычка основательно готовиться к любому действию, приобретённая в Армии, была ещё очень свежа в памяти, так что всё оказывалось на положеном месте. Грызи же, следуя за остальными рабочими, прошли ещё метров двести вдоль путей и оказались в достаточно ярко освещённом пространстве между серыми гранитными стенами. Уловив свежий воздух, грызь задрал уши вверх и с некотрым удивлением увидел, что потолка тут нет, это просто расселина глубиной метров в сто.

- Нипуха себе, цокнул йа себе... и действительно, опушнительно.

- Ну да, тут таких фигурностей много, привыкай, - хмыкнул Раждак.

Рудная жила... жЫла, как упрямо называли её местные, проходила через обе стены расселины, и на вид выделялась тем, что камень имел металлический отблеск. В этом конкретном случае металлический отблеск натурально обозначал металл, не цокнуть чтобы уж какой особо редкий, но вполне себе заслуживающий внимания. Вдоль стен громоздились бункеры на несколько кубометров, сварганенные из деревянных щитов; поднятые на каменные блоки, они оказывались выше вагона, поэтому продукт ссыпался туда путём открытия стенки. Перед каждым бункером имелась выработка, откуда и валили туда эт-самое. Кроме того, каждый такой ящик был разделён на две части, для отвала, и для руды.

Грибодур немедленно усёк, что здесь скучилось довольно много грызей, но при этом стоял далеко не запредельный шум - всмысле, не было слышно отбойных молотков, например. Слышались только звуки удара кувалдой по камню, с характерным "хруппп!", когда кусок разваливался на меньшие куски, и несильный механический гул. Как нетрудно было увидеть собственными глазными яблоками, грызи проводили первичное обогащение руды весьма нехитрым способом - просто лапами отбирали куски с рудой, а куски с пустым камнем отбрасывали в отвал. Поскольку породу не требовалось кидать далеко или поднимать вверх, лапами можно перековырять за смену несколько кубометров, а это уже заявка на Прибыль.

- Ну в целом, система погрызец как простая, - цокнул Раждак, показывая систему, - Здесь мы используем обычную строительную пескодрель, чтобы сверлить отверстия в стенке.

Гриб мог убедиться, что ему не лгут: на металлической подставке с колёсами громоздилась дрель. Он ещё не держал в лапах такую здоровенную, но принцип всё тот же. Компрессор сдавливал воду и выбрасывал её тонкой струйкой под невгрызяческим давлением; на самом соплове в воду попадал абразив, и струя приобретала бронебойные свойства, достаточно быстро высверливая в твёрдом камне ровное отверстие. Металлическое сверло сделало бы это быстрее, но пострадали бы уши, и, что крайне немаловажно, Жадность, потому как свёрел не напасёшься. Сейчас же грызи использовали дешёвый абразив, которого хоть ушами жуй сколько.

- Ну отверстие ладно, - поковырял пальцем в отверстии Грибодур, - А потом?

- Суп с кротом, - дал ожидаемую справку Раждак.

Помимо дрели, на каждой площадке под выработку стоял ещё один агрегат, также гудевший электромотором, но сразу и не поймёшь, что это за погрызень. Соль становилась ясна при наблюдениях за работой одного из шахтёров. Грызь затыкал скважину в стене резиновой пробкой, вкручивал туда шланг от агрегата, поворачивал несколько вентилей и ожидал около минуты. Потом, суп с кротом, раздавался треск лопающегося камня, и тут надо не стоять под обвалом, потому как отваливались значительные куски, падая вниз и заодно сразу разбиваясь на фрагменты. В остатках скважины на стене явственно блестел лёд.

- Слышишь ушами, лёд? - показал Раждак, - Наливаешь туда воды, даёшь азота с компрессора, она замерзает, и прибыль.

- Выслушит довольно просто, - признался Грибодур.

- Ну, это ещё уметь тоже надо, чтобы колоть норм куски, а не как пух на уши положит.

- Когда можно приступать? - потёр лапы грызь.

- Ну, это вон у Мухвеля спрашивай, - показал Раждак, - Он тут разводящий.

Мухвель, вспушившись, провёл Грибодура чуть подальше по каньону, к очередной выработке, где только один грызь ворочал тачку с камнями.

- Ну вот в таком песке, грызи-пуш, - цокнул Мухвель, - Этот бункер надо пыщ в этот вагон, чисто цокнуто?

- Вполне чисто, - кивнул ушами Грибодур.

Вместе с Хлябышем ему предстояло перевезти на лапных тачках около двадцати тонн на расстояние в сорок метров. Выработка уже ушла далеко от проложенного пути, перекладывать рельсы каждый раз не в пух, так что и. Само собой, дело облегчалось тем, что руда уже навалена в досчатый бункер выше уровня дороги, сама дорога имеет склон в сторону рельсов, а вагон стоит опять-таки ниже неё. Поэтому главное в этом деле - не упустить телегу со склона. Для этого железная тачка имела надёжный тормоз, который отпускался, когда грызь брался за ручки - если выскочит из лап, то тормоз включится. Оставалось только сваливать мелкие куски, похожие на щебёнку, сверху вниз, используя инструмент, похожий на острую тяпку с массивным лезвием. Ну и тягать пустую телегу вверх, потому как она и пустая далеко не воздушная.

- Хм, а нет ли способов вкрутить механизацию процессу? - цокнул Грибодур, - Не то чтобы лень, а чисто для Прибыли.

- Ухитрись, - предложил Хлябыш, хлебая чай из фляжки, - Здесь слишком мало породы на выемку, чтобы городить транспортёр.

- Породы? А с пуха?

- Ну, так сложился песок. Вот жила, она идёт вдоль расселины, ширина у неё метров двадцать, а в этом месте сто. Где-то за месяц, если постоянно долбать эту выработку, дойдём до края.

- Кое-кто пока поостережётся целый месяц долбать, - хмыкнул Гриб.

Пока же предстояло таскать камни и ссыпать их в вагон-рудовозку. Помаленьку, но куча всё вырастала и вырастала, а Гриб даже не почувствовал пока никакого усёра. Он едва удержался о того, чтобы поднажать - этого делать не стоит, как показывает практика. Скорость мотания хвостом следует точно выверять, иначе будет мимо пуха. Благодаря тому, что грызи выдерживали наклон при выработке породы, и тормозам на тележке, запустить её в таранную атаку было никак невозможно. Зато свалить набок - как раз цокнуть, и Грибодур испробовал это на своей шкуре, когда пришлось собирать камни совковой лопатой, забрасывая обратно в тележку. В целом грызь счёл, что тряска очень даже в пух - не слишком напряжно для мышечной массы, сухо цокая, не особо шумно, да и воздух тут отнюдь не тот, какой представишь себе, говоря о руднике. В расселине воздух вообще мало чем отличался от наружнего, разве что был теплее градусов на двадцать. Из-за этого постоянно тянуло из туннелей, а сверху журчали ручейки от таяния ледника, который лежал наверху. Единственное, что слегка напрягло, так это сознание висящей над ушами массы камня, из-под которой ударными темпами выбивали опору.

- Да не, не свалится, - высморкался Хлябыш, на такие слова, - В нулевых, есть грызята с ультразвуком и всё такое, которые слушают, как оно. Во-первых есть горные жажинеры, чтобы эт-самое. Ну и наконец, тут ещё никогда ничего не обвалилось.

- Но ведь рано или поздно таки обвалится, - цокнул Гриб.

- Не факт. Порода прочная, если нет трещин и промывов - так и будет стоять, сколько и сама гора. Там вон, - махнул лапой в сторону грызь, - Почти на километр туннелей, где уже жилу выработали, и пух там чего упало.

- Грызаный случай, столько туннелей! - вспушился Грибодур, - Их надо как-то утилизировать.

- Ухитрись, - традиционно предложил Хлябыш.

Грызь, раздумывая над утилизацией туннелей, продолжал катать тачку, попыриваясь вверх, на голубеющее в расселине небо. Когда рудный вагон был наполовину готов, по рельсам электровозишко притащил пассажирский вагон, где размещалась столовка. Ибо, усёр усёром, а обед по расписанию, как цокают белки.

- Здесь можно было бы и так, на коленке, - пояснил Хляб, - А в закрытых местах пыль, поэтому лучше её внутрь не принимать.

Вместе с остальными Гриб впушился в уютное помещение, обитое сосновыми досками и провонявшее едой, и получил корм в виде супа с копчёной червячиной и картохлей, варёных в кожуре. Судя по вентиляторам, которые гоняли воздух через фильтры, и шлюзовой камере перед входом, пыль тут действительно не уважали. Уважали же, как нетрудно догадаться, поржать да потрясти ушами. Грызи немедленно осведомились, откель пожаловал Грибодур, и главное, как ему вообще взбрела в голову мысль воткнуться в такую возню. Поскольку ему скрывать было нечего, так он и цокнул про Зудня, вызвав очередные бугогашечки, потому как этого пух-голову тут все уже знали.

- А что, Гриб, ты с грызунихой? - осведомился Мухвель, покачивая ухом.

- Ну, как цокнуть, - пожал ушами тот, - Номинально - да...

- В моём доме попрошу не выражаться! - фыркнула грызуниха с кухни, скатив всех обратно в смеха.

- Ты бы ещё цокнул "частично", бугага... Частично с грызунихой! А частично без, гыгыгы...

- Ну, всмысле, - цокнул Гриб, проржавшись, - Мы с ней познакомились вчера, а так да, напару приехали трясти.

- Пуха се случай, - хмыкнул Хлябыш, - Чтоб вот так вот... Как видишь, белочек тут не густо.

- Да она больше на горы резцы точит, чем на руду, - пояснил грызь, - Кстати, мы с ней собирались пройтись на обратном пути вниз по горе, лапами. От Нычного Дома до Цибулинки, это мы вообще в пух задумали?

- А пух его знает, - зевнул Раждак, - Кхм! Всмысле, в пух-то в пух, но перечницы у вас есть?

- А что, есть повод для?

- Есть, - кивнул грызь, - Выше Цибулинки полно когуаров. Там и коз полно, но сам понимаешь, лучше перебздеть.

- Думаю, лучше будет, - цокнул Хлябыш, - Если вы прибьётесь к какому животному, которое не прочь пройтись до Циби. Горы, Грибодур-пуш, это совсем другое кудахтанье, нежели равнина.

- Да до Ныч-Дома это разве горы? - фыркнул кто-то, - Там двести метров!

- Нога ломается и с половины метра, - заверил Хляб, - А рельеф там сложный, так что радио берёт далеко не везде. Если вы нулевой раз, лучше с сопровождением, бережёного хвост бережёт.

- Хвост хвостом, Хляб, - хмыкнул Раждак, - Но грызю с грызунихой более полезно пройтись на две морды, не?

- Не уверен, что это тот случай, - прикинул Грибодур, - Но попробовать-то стоит. Кроме того, Щавя вроде в горы уже лазала, хотя и давно.

- Это было просто предуцокивание, - сообщил Хляб, - Также просто цокну тебе, что возле Ныч-Дома есть памятные камни, на которых написано тоже что-то вроде "они вроде как лазали раньше в горы".

- Да, имейте это вслуху, - кивнул Раждак, - Горы это не шутка... Горы это анекдот, бугага...

---------------------------------------------------------------------

К окончанию смены Грибодур почувствовал, что определённый усёр таки достигнут - лапы слегка прибалдели и ворочать телегу приходилось уже с натуги. Однако же, эти затраты с лихвой окупались чувством выполненной Жадности, когда пыришься на готовый вагон. Вывозной локомотивчик волок полную рудовозку с большой натуги - волочь ему предстояло только до станции, где такие же рудовозки сцеплялись в состав для отправки вниз. Пустую породу грузили в вагоны-самосвалы, и вываливали недалеко от выхода из туннелей. Далее мощный бульдозер, оборудованный очень длинным скребком, сталкивал отвал в обрыв. Как цокал Хляб, в это место валили с самого начала, а там до сих пор не набралось сколь-либо заметной горы. Хитрость была в том, что видно только свежий сброс камней, а всё остальное погребает снег и лёд, сползающий с окрестных склонов. Заполнить стометровую впадину между горами - не хватит даже многих лет, если каждый день сваливать по несколько вагонов щебня.

Когда грызи закруглились с работой, они зашли покормиться уже в стационарную столовку, в основном здании, которое возле станции. Здесь Грибодур таки услышал снова Щавелину. Грызуниха выслушила хоть и запылённой, но достаточно довольной, чтобы вспушиться и поквохтывать.

- Ну как оно, Щавь? - хихикнул грызь, - Ковырнула песка?

- Ковырнула, и не по пуху, как мне сдаётся, - мотнула ухом она, - Там притащили респираторы, фильтры к ним, перчи от пыли, в общем, всю такую погрызень. Пришлосиха вот разбирать целый день, как на пуху.

- Ну, а у нас стандартно, - цокнул Гриб, - День - вагон.

- Вагон? - удивилась Щавя.

- Да нет конечно, - заржал грызь, - Там как пух на уши положит, столько и будет. Сейчас вот издали возили, да на тачках, поэтому по пол-вагона на пушу. А ежели гусей не топтать, то можно и по пять вагонов пухнуть.

- Упираться-то незачем, - резонно рассудила грызуниха, - Кстати ты знаешь, что этот минерал называется мышанит?

- Теперь знаю. В логику, он серый. Как думаешь, недельку потрясём, или куда?

- Пока до камней не доберусь, - захихикала Щавя.

Пуши постоянно катались по смеху, но это было вообще не заметно среди колосящейся вокруг акустической ржи, потому как остальные ничуть не отставали. Покормившись, пуши с плохо скрываемым удовольствием откочевали в ту часть дома, где существовало общежутие. Вообще помещения в этом здании были очень небольшого габарита, чтобы втиснуть побольше в заданный объём, ибо весьма накладно отапливать при постоянном морозе снаружи. Это создавало некоторые затруднения с проходом, когда в большинстве корридоров нельзя разойтись двоим грызям, не притираясь к стенкам, зато и давало уютное ощущение норы. Общежутие же имело барачный тип, когда в одну комнату ставятся сурковательные ящики, причём в три этажа. Только стенки ящиков спасали от похрюкиваний соседей - впрочем, после камней грызи отнюдь не испытывали проблем с тем, чтобы провалиться под сурка.

Только забившись в свой ящик, набитый сухим мхом, и глядя на неяркий свет сквозь зазоры между досками в стенке, Грибодур вспомнил о том, что теребило его мозги в последнее время - про Лайсу. А ведь работает, захихикал он, как пухнёшь вагончик руды - сразу другое дело! Более чистая голова твёрдо говорила о том, что если у белки есть согрызяй, следует оставить её в покое по этому поводу, и поискать другую. Например ту, которая сейчас возилась на этаж ниже, хихикая и скребя когтями по деревяшке. А Щавелина очень даже ничего грызуниха, вполне осмысленно подумал Гриб. До камней добирается, по горам лазает, по смеху катается - в пух, да и только.

Однако для начала предстояло трясануть хвостом и прочими краями организма. Грызь не заметил, как уже захрючил, и проснулся только по будильнику, поставленному на радиоцоке. Вскочив и кое-как умыв морду над раковиной, которая существовала в углу помещения, Гриб перекусил собственными запасами, и побежал в туннели. Щавелина, как он выяснил путём глазного вспыра, уже успела смыться ещё раньше, вероятно, добивать приход на складе. Та ещё погрызуха, хихикал грызь, шлёндая по туннелю, освещаемому только фонариком на его собственной каске.

- Та ещё погрызуха! - сообщил ему Хлябыш, возясь возле выработки.

- За кувалду? - предположил Грибодур.

- За, - кивнул Хляб.

Кувалдами сравнивали склон, чтобы на него можно было положить деревянные мостки, по которым скатываются тележки с продуктом и отвалом. Метод раскалывания стенки ледяными кернами был хорош, но оставлял после себя крайне неровную поверхность. Вслуху этого грызи брались за самый тонкий из известных инструментов - кувалду, и пухячили камни, разбивая их в мелкую щебёнку. Кувалды тут использовались довольно тяжкие, по пять кило весом на длинной ручке, зато уж и ударил так ударил! От ударов получались характерные звуки "хрупп! хруппп!", когда камень с треском разваливался. Впрочем, разваливался он у Хлябыша, а Грибодуру пришлось приноравливаться, пока он не достиг результата.

- Ну, серпом йа пухячил, теперь вот и молотом тоже, - заметил Гриб, стряхивая с башки пот.

- Ибо тряс, а не гузло, - заржал Хляб, - Давай вон туда, слышишь где торчит?

Дело не особо хитрое, но всё же требующее навыков. Просто побить молотом любой может, но бить им всю смену, и при этом не одуреть - это уметь надо. Хлябыш не дал напарнику одуреть раньше времени, а отобрал у него кувалду и поставил за дрель, сверлить отверстия в следующем куске стены. Это было куда как легче для мышечной ткани, хотя и довольно нудно - только и пыриться, как работает агрегат. Машина гнала абразив, сильно разбавленый водой, под сопло высокого давления, а потом откачивала пульпу вместе с каменной крошкой, и пропускала через фильтр, чтобы пустить по кругу. Следовало следить за уровнем абразива и при надобности досыпать оного, а также доливать воды, вот по сути и весь песок.

Как показывала практика, это тоже уметь надо. Поначалу Гриб постоянно зевал, хотя и старался пыриться на агрегат без отрыва - всё равно получалось, что у него машина часть времени простаивает, а у Хлябыша она пухячила без перерыва. Для грызя однако это не стало новостью - любое дело требует притирки к голове и лапам, и редко случается, что прям вот взялся, и сразу прибыль. По крайней мере, кувалда не подводила, исправно кроша камень, и каждый удар выбивал некоторое количество руды. Представив себе отлетающие от камня числа, Грибодур опять скатился в смеха. Мышечная ткань слегка припушнела с такой нагрузки, но не настолько, чтобы обращать на это большое внимание. Грызь всё же немало времени посвещал работе лапами, так что натасканность присутствовала.

После того, как в стенке насверливали отверстия, в ход шла морозильная установка. Там использовалась хитрая загогулина, которую вставляли в отверстие и внутрь неё подавалась смесь жидкого азота и воды. Вода немедленно замерзала, распирая подвижные стенки загогулины, и ломала камень. Далее следовало сунуть это дело обратно в машину, чтобы не пропадал азот, который довольно долго вытрясать из воздуха. Грибодур счёл за лучшее вспушиться, а также отбежать за угол, когда включил это изделие. Это он правильно делал, потому как от стенки отвалился пласт в несколько метров высотой, и с грохотом бомбанул на уже очищенную площадку. Такую глыбу было не слишком трудно разбить на удобоваримые куски - рудная порода не настолько прочная, как гранит, ломается легче, так что Гриб и Хляб при помощи кувалд делали это вполне быстро. "Мы делаем это вполне быстро" - сказал себе грызь, и заржал.

---------------------------------------------------------------------

Щавелина добралась до камней только через три дня, однако ничуть не меньше Грибодура вспушилась, и как следует помахала кувалдой, причём не просто в пространстве, а ударяя оную о продукт. Если уж цокнуть прямо, то грызунихи выдавали столько же руды, сколько и грызи, просто среди белочек меньше норных животных, которым любезно забиться в шахту, как сурчина в нору. Получивши причитающиеся за тряску дензнаки, Гриб и Щавя как следует отчистились от пыли, для чего здесь имелось всё соответствующее оборудование, и влезли в поезд, отправлявшийся вниз. Неслушая на отработанные смены, Щавя хихикала и потирала лапки, так что от намерения пройтись по горе лапами ничуть не отказывалась.

- Та ещё погрызуха! - цокнул Гриб, - Не знаю, сподобился ли бы йа, если в одну морду.

- Да собственно, Гриб-пушище-ухомоталище, - цокнула Щавя, - Если не в пух, так можно и...

- Не-не, ещё как в пух, - хрюкнул грызь.

Даже в толстой куртке-пухогрейке грызуниха оставалсь исключительно пушной и шелкошкурой, как-грится пушинка к пушинке, так что заявления насчёт пуха имели под собой все основания. Щавя, прикрыв глаза пушистой лапкой, глазела на ледник, в то время как поезд, стуча по стыкам, неспеша полз на тормозах вниз. На самом деле, остальные грызи в большинстве дрыхли, потому как уже вовсю насмотрелись на ледник, а вкалывали более напряжённо, так что теперь предпочитали дремать, а не топтать гусей. В маленьком вагончике слышался и храп, перемежаемый традиционным ржачем.

Ещё раз проверив припасы в рюкзаках, благо не так их там много, звери вывалились из вагончика рядом с Нычным Домом. Как раз сидело на ушах утро, так что есть время дойти лапами раньше, чем наступит темнота. Ходить по горам в потёмках - это вообще эт-самое, тут никого и убеждать не требовалось. Для начала они завернули вдоль пути по террасе, послушать озеро. Этот водоём натекал в каменную впадину приличного объёма, и вода там была почти минералка, чем и пользовались все организмы, которым не лень туда подойти - глушили вёдрами. Впрочем, тут вода внутрь не главное, главное - это отличный вид, придающий исключительной бодрости пуха. Пырючись на воду, прозрачную до самого дна на много метров, склоны гор и облачка в небе, Грибодур славливал исключительно приятное ощущение Родины. Судя по довольной мордочке Щавелины, с ней происходило тоже самое.

Однако, развешивая уши на окружающее великолепие, грызи вовсе не забывали послухивать, нет ли у каких зверей намерений употребить их в пищу, сухо цокая. Горные барсы - далеко не подарок, если получить со скалы на уши. Не меньше проблем возникает, если зазеваться и самому спрыгнуть на уши крупному зверю. Так что, все четыре имеющиеся ушные раковины вращались во все стороны, ослушивая подходы к тушкам. Спускаться же со склона действительно оказалось просто - ну, никто и не ожидал обратного. Лишь в отдельных местах приходилосиха обходить слишком высокие каменные ступени, с которых нельзя просто так спрыгнуть - в остальных случаях именно спрыгивали, если лететь не больше полутора метров. У грызей достаточно хорошо приспособленные к этому ноги, ибо не так далеко они от белочи, которая прыгает по деревьям.

Впрочем, здесь даже прыгать особо нечего, спускайся себе по склону - он довольно ровный, с торчащими огромными валунами, за котрые удобно зацепляться, чтобы не катиться вниз. Если совсем уж считать ворон, то можно и загреметь как следует, но таких тут не водилось. Постепенно грызи спускались всё ниже по горным ярусам, заходя в зону роста ёлок и сосен, цепляющихся корнями за трещины в камнях. Помимо этих хвойников, по камням лез только мох, потому как для основательной травянистой растительности не хватало грунта. В низинках, где грунт всё же присутствовал, казали яркие цветы различные интересные растюхи, необычные для равнинного леса.

- Эти растюхи необычны для равнинного леса, - цокнул истину Грибодур, ослушивая веточку, - А что это именно?

- Это щачфей, впух, - фыркнула Щавелина, - А вон те голубенькие - лалаванда. Можно использовать для холодной медицины, если что.

- Ну, это не мой песок, - хихикнул грызь, - Горные растюхи не знаю... но не цокнул бы, что знать не хочу.

- Вообще, - задумчиво цокнула грызуниха, обозревая панораму, затянутую дымкой, - Горы это древность.

- Да ну?...

- Всмысле, вначале во всём Мире были только горы, - пояснила Щавя, - Пять миллиардов лет назад.

- Пщу... У меня аж башка закружилась, от пяти миллиардов, - признался Гриб.

- Да. А потом, кроме того что суп с кротом, горы сглаживались и превращались в песок, который и есть основа всякого грунта на равнинах, - белка мотнула ухом и попыталась показать на лапах, как оно, - Поэтому горы - это какбы прошлое планеты. Очень сильно прошлое.

- Тык не какбы, а так и есть, - хрюкнул грызь, и захихикал, - Это получается, мы ездили в прошлое?

- Ну не в будущее же, - логично цокнула Щавя.

Наблюдая ушами, что расстояние до Цибулинки быстро сокращается, пуши сбавили ход и уже мотылялись по ровным площадкам, наподдавая камешки ногами и разглядывая интересные куски, абы такие попадались. Ничего особенного, но разноцветные минералы тешили глаз, поэтому Гриб отяжелил карман несколькими кусочками - да так, смеха ради. Между огромными валунами, торчащими из склона, то и дело попадались маленькие ручейки, весело журчавшие - они не только весело звучали, но и весело наполняли брюхо водой, ибо чистая.

- Здесь другое кудахтанье, нежели в нашем лесу, - точно заметил грызь, - У нас там очень мало камня, но допуха дерева. А тут мало дерева, но допуха камня. Хузяйствование уже пойдёт по другому, так думается головой.

- Точно цокнуто, - кивнула Щавелина.

Поматывая ушами и хвостами, благо есть куда поматывать, пуши продолжили спуск со склона, несколько раз перешли через узкоколейку, которая шла зигзагом, и смогли напоследок наблюдать буйно цветущие поля на подходе к Цибулинке. Колосились самые разные растюхи, создавая натуральный ковёр из разноцветных пятен. Причём, как замечали грызи, ковёр цветов на поле почти никогда не вызвал мельтешения в глазах. Если же нарезать разноцветную бумагу, получится именно что каша, вызывающая головную боль - пух уж знает, как оно так получается. Цибулинка мало выступала из этого великолепия, потому как весь посёлочек был уделан рядами различных кустов, которые сейчас тоже оказывались усыпаны цветами.

Не особо скрывая лыбы на мордах, Гриб и Щавя вышли на платформу станции, где предстояло подождать очередной поезд... ну всмысле, поездок. Мимо как раз прокатился один, но не с пухом, а опять с рудой - вполне вероятно той самой, что они наковыряли лично! Это вызывало чувство выполненной Жадности, и оно отчётливо проступало даже на рыженькой мордочке грызунихи. А уж у Гриба так это просто было написано прямым текстом. Когда поездок прокатывался через станцию и скрывался в лесу, наступала восхитительная тишина - не космическая, а обычная лесная, когда шелестела листва, возились мыши и чирикали мелкие птички. Возились грызи на складе с другой стороны станции, постоянно катаясь по смеху и поминая пух в ушах; из-за кустов слышалась работа электроинструмента, но она не мозолила уши, а только добавляла чувства законченной картины. Грызь ещё цокнул бы, что картина сильно выигрывает от наличия симпатичной грызунихи, которая избавилась от тяжёлой одёжи по мере спуска с горы, и как была пушей, так и осталась. Усевшись на пуховые хвосты на ограждение платформы, пуши почувствовали, что лапы таки слегка прибалдели от хождения, так что идея идти только вниз была самая правильная.

- Дарю бобра, Грибодур-пуш, - цокнула Щавелина, пихнув его в пух, - Что составил мне фирму... корпорацию... компанию, вот.

- Да это было очень даже в пух, - ничуть не соврал он, - Если что, цокай.

- Цок!

Грызи опять прокатились по смешку, и закусили смех орехами, не переводящимися в карманах почти никогда. Грибодур, хоть и чувствовал желание растечься в рыжую лужу шерсти, слегка зашебуршил лапами. Он подумал, что стоит слегка начать притираться к грызунихе хвостом, а то сейчас придёт поезд, и поди потом найди её снова в лесу. Искать в лесу белку - это... ну, понятно.

- Фщу, - протёрла мордочку Щавя, - Это такое опушненное место! Хотелосиха бы окопаться тут, и все дела.

- А что тебе мешает? - осведомился Гриб.

Грызуниха не донесла орех до резцов, замерев от такого открытия. И захихикала, само собой.

- В общем точно цокнуто, ничего не мешает. Но это отнюдь не так просто, чтобы вот так раз - и в другой околоток.

- Это да, - грызь ещё помял уши, и таки цокнул, - А если на две морды?

- На две, морды? - церемонно переспросила Щавя.

- Ну не на полторы же. А то какбы, - привспушился Грибодур, - Мне эта мысля тоже кажется вполне в пух.

Щавелина вспушилась основательно, так что пух полетел по сквозняку, и поводила ушами. Грызь чуть не заржал, потому как прекрасно помнил точно такое же дело с Лайсой - она вспушилась, и на этом всё. Тем временем из-за обильных кустов сирени донёсся звук громыхающих вагончиков, и к станции подкатился поезд. Ожидать дальнейшего песка следовало уже, сидючи на лавке и пырючись в окно. Устроившись на пуховом хвосте и рюкзаке, белка контрольно вспушилась, став похожей на хомячку из-за пуховых щёк.

- Тоесть ты предлагаешь, - цокнула Щавя, - Не теоретически, а на две морды в плане тебя и меня?

- Сто пухов! - подтвердил Гриб.

Грызуниха пошебуршила лапками по ушкам, подумала было вспушиться, но вспомнила, что и так уже неоднократно. Тем временем пуши уже набились в вагоны, и поездок неспехом отвалил от Цибулинки, грохоча на стрелках. В открытые окна попадал тёплый воздух, полный запахов цветения, а наружу сыпалась рожь от грызей.

- Гриб, ты не пойми неправильно, - цокнула наконец Щавелина, - Ты пойми правильно, хехе... кхм! Ты очень даже симпатичный грызь, но боюсь йа для тебя слишком дикая белка.

- Не бывает слишком дикой белки, - покачал ухом Грибодур, - А что именно ты имеешь вслуху?

- Какбы цокнуть, - пожала ушами грызуниха, - Как-то получается, что йа всё время на одну морду. Привыкла уже, поэтому не знаю, будет ли в пух на две морды. Особенно второй морде, прямо цокнуть.

- Ммм... - почесал ухо грызь, - Но ведь йа собственно тоже на одну морду, пока что.

- Да, действительно, - захихикала Щавя, - Это упущено из слуха.

- И потом, Щавя-пушище-ухомоталище, - пихнул её в пушнину Грибодур, - Тут ведь всё исключительно так, как тебе будет в пух.

- Вот с этим у меня и косяк, чтобы определить, как мне будет в пух.

- Подумаешь, у всех с этим косяк! - фыркнул грызь, и на всякий случай вспушился, - Давай поэтапно?

- Это как?

- Для начала переберёмся сюда, - кивнул за окно Грибодур, - Уже одуреем. А дальше послушаем, как оно. Как тебе такой песок?

Щавелина обдумывала песок достаточно долго, так что поезд уже успел добраться до каньона реки Мягенькой и волочился по террасе на его склоне, давая отличный обзор на реку и противоположный берег. Грызуниха хихикнула и посмотрела на грызя достаточно пристально.

- Возможно, это сработает, - цокнула она, - Тобишь, обобряю этот хитрый план.

- Пух ты, пух ты! - затряс ушами Грибодур, - Нет, а что? Ведь у нас в околотке избыток белокъ, как ты знаешь. А здесь, по всем параметрам, избытка нету. Надо ведь контролить численность белокъ в лесу, как ты считаешь?

- Надо, - кивнула Щавя, - Когда начинаем?

- Сейчас, - огорошил ответом Гриб, включая радиоцок.

Не особо хитрый план состоял в том, что в сети найти информацию по околотку Цибулинки, и выйти на местный совет в морде его председателя, а уж дальше недалеко и до того, чтобы дёрнуть его за ухо. Председателем совета Цибулинки оказалась пожилая грызуниха по имени Чейнсовина, которая, ясен пух, в это время копалась в огороде, но радиоцок легко доставал её и там, чем и был ценен. Чейни ответила на кудахтанье Грибодура, что в посёлке вообще есть пустые участки, даже с домами и освоенными огородами, поэтому заезжать - да. Грызуниха глубоко скатилась в смех, когда ей цокнули, что в данный момент едут не в Цибулинку, а от неё.

- В общем, она цокнула, никаких проблем, - сообщил Гриб, выключая прибор.

- Никаких? - усомнилась Щавя.

- Никаких. Так сложилосиха, что отсюда был отток грызонаселения... хотя это трудно представить, но тем не менее. В Циби к тому же две самые большие семьи переселились в общаковые дома, так что остались бесхозные участки.

- А монеты?

- Она цокнула, что от монет они не откажутся, но, учитывая обстоятельства, это чисто по нашему услушанию.

- Это в пух. Что-ж, за язык меня не тянули... - хихикнула белка.

--------------------------------------------------------------------

Возвернувшись в родное дупло, образно цокая, Грибодур едва не пожалел о затеянной возне. Оторваться от огорода и леса, в котором провёл всю жизнь - далеко не так просто, особенно для белки. Впрочем, все обстоятельства, которые и сподвигли на, оставались в силе, так что грызь только вспушился, а от планов отказываться и не подумал. Само собой, главная часть заключалась в шелкоухой белочке, однако и само по себе, идея переселения в предгорье оказалась весьма занимательной. Да, Щавелина сразу предуцокнула, что ничего не обещает в плане согрызяйства, но это никак не отменяет всего остального. "Повышенная жажкость" - подумал грызь, и захихикал.

Хихиканье не помешало ему занять лапы на весь следующий день - он даже и не начинал готовиться к отлёту, а просто уминал текущую возню по хузяйству. Таковое здесь было весьма большое - если идти через участок лапами, минуты три потребуется. Поэтому грызи зачастую ездили на велогоне, даже от одного домика на участке до другого. Сие не особо удивительно, потому как тут копошились много зверей из семьи Хычинских - несколько поколений сразу, плюс ихние согрызяи, в общем, хвостов с избытком. Так сразу этого никак нельзя было увидеть, потому как грызи разбегались все по своим местам, и трясли там, не производя лишнего шума, а только хихикая и мотая ушами. Тем не менее, коммунальное хозяйство требовало много внимания, что в очередной раз и испытал на своих лапах Гриб.

Только к вечеру, после захода солнца, грызь выбрался из сурящика, где дремал, и подтащил себя к костру, где собирались звери. Всмысле не только грызи, но и прилапнённые звери типа собак, лисиц, кошек, енотов, кроликов... допуха и больше их, это точно. Костёр на участке располагался на перекрёстке дорожек, где имелась достаточная площадка; его обложили старыми кирпичами, так что получался весёлый вид, когда пламя светило через зазоры между ними. Судя по количеству ржи, определил Грибодур, Макузь таки тут, пух-голова.

- Ээээй пух-голова, гуся те в уши! - протянул из темноты Макузь, - Пропушёнка!

- И как ты определил, что это йа? - цокнул Гриб.

- Очень просто. Никак! - заржал его брат.

- Грибок, как мотыльнулся? - спросила Майра.

- Более чем в пух, мам, - ничуть не соврал он, - И кое-что наклёвывается по результатам. А у вас, йа слышу, какое-то цоцо?

- У нас цоцо, - подтвердил Макузь.

Грызи хихикали из темноты, так что только часть пушнины была видна, освещаемая прыгающим светом от костра. Искры от окисляющихся обрезков досок улетали в тёмное небо, и попахивало дымком - в пух, да и только.

- Ну, действительно кое-что наклёвывается, - цокнула Майра, - Как кое-кто изволил выцокнуться. Проект пока тестовый, но если сработает, это будет новая и весьма обширная тема. А нам могут отдать энергетику от этого песка.

- Мм, и что же там именно? - заинтересовался Грибодур.

- Ты знаешь, что вокруг солнца вращается целый пояс астероидов, многие из которых содержат ценное сырьё, - сообщила не особую новость грызуниха, - Но пока туговато с экономикой добычи, идёт только самый цветмет, а всё что менее ценное, даже не расслушивается. Чтобы изменить ситуацию, некоторые пропушёнки придумали довольно хитрый план, как сократить расходы, и тем увеличить Прибыль.

- На ноль поделить? - предположил Гриб.

- Почти, - опять заржал Макузь.

- Мак, ты ржёшь как конь! - пихнула его лапой мама, - Гы-гы-гы, пух в ушах.

- Го-го-го...

- Так гораздо лучше, бггг... кхм! Так вот, расходы растут из-за того, что доставка сырья к производствам от астероидов происходит очень долго. Но! Сырьё это не самоцель, а только промежуточный продукт, решили грызи. Поэтому они сочли возможным отправить не сырьё к заводу, а завод к сырью. Улавливаешь соль?

- Ммм... - прикинул Грибодур, - Тобишь, ставим на астере и добывалку, и переработку...

- И двигалку, - добавила Майра. - Которая запускается первой и начинает двигать астер в нужную сторону, пользуясь его же массой как источником рабочего тела. Пока будет готова добывалка и переработка, пока они вытряхнут все ресы и переработают в продукт - астер уже оказывается не так далеко от места приложения этого продукта. Прибыль.

- Но эдак в астере должно быть мало пустой породы, чтобы её не двигать, - заметил Гриб.

- Само собой. В том, который выбрали в качестве цели, её двадцать процентов. Чистый кусок металлического сплава... Собственно, его так и назвали, Чикумес. Сейчас этот огузок удаляется от нас, и будет удаляться вплоть до пятидесяти миллионов кэмэ...

Грибодур схватил кусок весьма хрурного ощущения оттого, что его мама с увлечением цокала об астерах, при этом сидючи на скамейке возле костра и хрумая репу, вытащенную из ближайшей грядки. Получалось в пух по всем измерениям, как цокали грызи.

- Ну да, - подтвердил Макузь, - Пока есть все основания думать, что это правильный подход. Если придерживаться графика, то к стройке на сотом участке прилетит уже не астер, а грузовой корабль, набитый готовым стройматериалом. А это как?

- Это Жадно! - хором цокнули Майра и Гриб, и все трое скатились в смеха.

- Гриб, ты же ковырял генераторы? - цокнул Макузь, - Там надо их.

- Да, было бы весьма в пух, - кивнула грызуниха.

- Не хочется трогать ваши поднятые хохолки, - хихикнул Гриб, - Но есть заковыка.

- А да, ты имел что-то цокнуть по поводу эт-самого.

- Ну, песок такой, что йа познакомился с одной грызунихой...

- Пока не страшно, - заржал Макузь.

- Да. Щавелина Нагорская, если знаете, с речки. Но соль не только в солонке, а ещё и в том, что мы с ней собрались окапываться возле гор, если понятно, о чём цоцо.

- Возле гор? - церемонно переспросила Майра, и покатилась в смех, - Так это в пушнину, Грибок! Мы бы конечно не отказались, чтобы... впрочем, а что нам мешает?

- Всмысле? - мотнул ухом грызь.

- Всмысле, нам от тебя нужны рассчёты по генераторам и всякий такой песок, - пояснила грызуниха, - Их не обязательно перписывать на пергаменте гусиными перьями, как ты думаешь?

- Хммм... - потёр лапы Грибодур, схватив соль, - И то не ложь! Думаю, мне будет чем заняться, но поучавствовать в таком песке йа бы не отказался, как на пуху!

- Ну да, напару с грызунихой, думаю, тебе будет чем заняться, - заржал Макузь.

- Это не факт, - хмыкнул Гриб, - Щавя она довольно дикая белка, сразу лапами не схватишь. Зато если, то уххх...

- Ооо да, - опять-таки хором подтвердили Майра и Макузь, и рожь посыпалась в очередной раз, как из элеватора.

- А вообще, бросаюсь в тебя песком удачи, - цокнула Майра, - Если вам так более в пух, так и в пух. Ты осведомлён о всех обстоятельствах существования белок в предгорье?

- Обо всех нет, но процесс идёт, - точно ответил Гриб.

- Ты бы это, показал нам грызуниху, чтоли, - хмыкнул Макузь.

- Не думаю, - покачал ухом Грибодур, - Если только издали, а то и спугнуть можно, а это мимо пуха.

В этом он совершенно не кривил пушой, потому как для дикой белки слишком много новых грызей сразу - это мимо пуха... собственно, по себе знал. Ничего-ничего, Щавелина-пушище-ухомоталище, хихикал он, потирая лапы, песок ещё будет просыпан, образно цокая. Кое-кто доберётся лапами до твоего пушного хвоста... Однако, когда грызь завалился сурковать, в голову пришли вовсе не пушные хвосты, а платформа номер сто - та, что висела в пространстве между планетой и луной, и где намеревались создать самый большой производственный комплекс по выпуску термоядерных двигателей для космической индустрии. Не только для индустрии, но и для ракет, способных свернуть с орбиты самые большие астероиды, каковые могут урожать Миру. Сейчас там шли приготовления к запуску того самого комплекса по переработке сырья, о котором было цоцо, и это вызывало щекотание мозга.

--------------------------------------------------------------------

- Серьёзно? - цокнула Щавелина, привспушившись.

Перед грызями открывался вид на весьма обширный участок, заросший травой и кустами, а сбоку существовало весьма основательное норупло, как это называлось - деревянный дом с земляной насыпью поверх него. Трава и кусты ладно, но строение действительно было гораздо более капитальное, чем предполагалосиха.

- Щавь, - вздохнула Чейни, - Шутка была бы тупее некуда, так что да, серьёзно. Раньше здесь жЫли Нагорские, потом они как-то все поразъехались, ну и эт-самое.

- Шта? - вытаращила уши Щавелина, - Нагорские?

- А что такого?

- Ничего, кроме того, что она Нагорская, - заржал Грибодур.

Пожилая грызуниха с седеющей шерстью, не теряющей однако пушистости, уставилась на Щавю, а потом и прокатилась в смех, когда поняла, что это тоже не шутка.

- Ладно, - цокнула бабулька, - Только странно, что ты не знала, что здесь жЫли твои родственники. Слышимо, достаточно далёкие, потому так и получилосиха. Но, как-грится, гуся в мешке не утаишь, так что всё вернулось на свои места.

- Это уже несколько другой песок, - произнесла Щавя, поглаживая лапкой стену из мощных брёвен, - Мы бы попробовали тут окопаться, если вы не против.

- Угу, - отметила в радиоцоке Чейни, - Ну, магаз в нашем городе вы как-нибудь найдёте...

- По нафигатору и с хвостьей помощью, может быть, - захихикал Гриб.

- Да. Липездричество пока отключено, но йа дёрну Лурмека, он быстро сделает. Колодец вон там, если эт-самое, то нужен будет насос. Ну а это дичь, как заказывали, - обвела лапой всё остальное грызуниха.

Судя по тому, что за стеной кустов с хрюканьем возился кабанчик, это была ни разу ни шутка.

- Дичь! - разом вспушились Щавя и Гриб.

Чейнсовина сшуршала в кусты, потому как вся бюрократия была окончена нажатием когтя на кнопки радиоцока, и участок со всем содержимым зачислялся в пользование пушам. Пуши же, контрольно вспушившись, испили чаю, пока что из походных термосов, и пошли проводить первичную инвентаризацию, чтобы знать, что имеется в наличии. В нулевую очередь, в наличии имелось норупло - но это скорее походило на избу, а не на землянку. Строение имело два выступа с окнами, где имелся солнечный свет; то место, где стояли суръящики, располагалось под земляной крышей и там света нету. При этом норупло отличалось приличной длиной шагов в десять, а не по габаритам белки, как часто делали. Сунувшись внутрь, грызи увидели само собой пыль, летающую в лучах света из окон, но её оказалось не так много. Судя по всему, дом, хоть и нежилой, минимально поддерживали в годности, не давая крыше протекать и всё такое. При помощи фонарика Гриб осветил суръящики из толщенных досок, отполированых, слышимо, долгим трением о пушнину. В такой ящик можно нагрузить не то что белокъ, а ту самую руду, и не развалится! Столь же основательными оказались столы и скамейки, а также полки для Вещей, пока что пустые.

Как это зачастую делали грызи, в торце вытянутого дома находился сортир и санузел, откуда всё стекало в канаву, закрытую сверху брёвнами. Хитрость состояла в том, что по краям канавы сажались кусты или деревья, которые пускали туда корни, зажёвывая воду и отходы жизнедеятельности обитателей дома. "Сраный сад", как это не без резонов называли грызи. В данном случае вдоль канавы со слегка проваленой крышей торчали тыблони, крыжовник, и даже виноград. С другой стороны от дома, подальше от сточной канавы, находился колодец - мощное сооружение из толстенных брёвен. С водой тут особых проблем не испытывали, потому как слой находился от силы метрах в трёх от поверхности, где заканчивался песок и начинался камень. Благодаря низине и срубу, вода стояла в полуметре от края, так что черпай ведром, и все дела.

- О мой... этот, как его... пух! - цокнула Щавелина.

- О твой этот как его пух, - подтвердил Грибодур, опушневая от услышанного не меньше неё.

Огород частично отгораживался от леса частоколом из брёвен, судя по всему, осиновых, частично - колючими кустами крыжовника и роз, чтобы всякие организмы не жрали растительность на грядках. Походив среди травы, доходившей минимум до пояса, грызи убедились, что огород хоть и зарос, но не перестал быть огородом - с нарезанными грядками и дорожками, где под грядки насыпан лишний слой почвы, и всё такое. Не потребуется слишком много усилий, чтобы весной ввести эти сельхозугодья в использование, и получить ничто иное как корм. Ну а чувство хрурности так оно и просто сразу получалось, безо всякой обработки. Пушам было совершенно ясно, что бывшие хузяева потратили не один год на приведение огорода в годность - частично даже дорожки замостили камнями, пуха ли. Судя по следам, периметр кустов всё же где-то давал течь, и сюда заливались кабаны, что мимо пуха.

- Ну что, пила есть, - цокнул Гриб, - Думается, надо запилить фортификацию.

- Да, - кивнула ушами Щавя, - А кое-кто попробовал бы очистить печку и послушать, как горит. А то мало ли что с температурой.

Грызи привспушились, чувствуя, что с близких гор даёт о себе знать морозный свежак. Здесь действительно не слишком расслабишься по поводу температуры, как на равнине. Массив леса тут меньше, и если ветер начинает заносить холодный воздух со склонов - свежачок обеспечен даже в середине лета. Поцокивали, что иногда бывают даже снегопады, не то что похолодания. Впрочем, это не мешало расти даже винограду, потому как совсем уж колотуна не будет, а похолодания скажутся только на урожае. И это в пух, подумали пуши, хихикая.

Едва только Грибодур успел напилить в ближайшем лесу несколько сухих брёвнышек для фортфикации, пришуршал Лурмек, тот самый, что возился в Цибулинке с энергетикой, и не долго думая включил подвод к дому, слазав на столб. Теперь можно было включать электроплитку, загодя притащенную с собой, и прочие изделия на электроприводе; в первую очередь пострадал чай, который грызи глушили тоннами - кипятить его каждый раз на костре не получится, а вот от розетки - сколько угодно. Не прошло и часа, а из кривоватой от времени кирпичной трубы уже повалил сизый дымок, а из открытых окон послышался звук трясущихся ушей и хихиканье грызунихи. Начало самое что ни на есть в пух, подумал грызь, вкорячивая бревно в изгородь.

Пока что никаких проблем не предслышалось, и продолжение оказалось не менее впух. Если бы зарядили дожди, это принесло бы некоторые неудобства, но пушам повезло, осадков в ближайшее время не ожидалосиха, так что хождения по лесу с хузяйственными целями - да. Пока Грибодур, ворочая боками и хвостом, и нашёл в сосняке подходящий мох и нагрёб его для суръящиков, Щавелина, как ни странно, отыскала грибов... само собой, грызи поржали над каламбуром. Ну а грибы, ярко-оранжевые "грамофончики", были изжарены и оказались внутри белокъ. Грызь отыгрался, когда нарвал на салат целый пук щавеля - тут его по огороду росло хоть ушами жуй сколько.

- Ну как, в пух? - осведомился Гриб, погладив грызуниху по рыжей лапке.

- В, - кивнула Щавя, - Только, Гриб, не слишком тесно притираться хвостами, ладно? По крайней мере, по первому времени.

- Как цокнешь, - полностью правдиво цокнул грызь, - Йа-ж тебе цокнул, Щавь, что с моей стороны не будет ничего такого, чего ты не захочешь.

- Тогда йа в горы, - захихикала белка, - Да ладно, утка шэ. Завтра в горы, сегодня ещё надо похлопотать по гнезду.

- Та ещё погрызуха, - сообщил в пространство Грибодур, показывая на погрызуху.

Хотя он и облизывался на то, чтобы потискать грызуниху, ко времени отваливания в суръящики дури не осталось даже на это. Вроде ничего особо и не делали, но обустроиться на новом месте - это не раз и не сто раз цокнуть, всякой небольшой возни - выше ушей. Пуши не заметили, как солнце скрылось за высоченными ёлками, и день перевернулся тёмным боком вверх, как цокалось. По первому времени они решили, что следует считать эффективным периметром только дом, а не весь участок, потому как усиливать изгородь предстоит долго и упорно. По этой причине они завалились дрыхнуть именно в суръящики, а так и снаружи бы не отказались. Вдобавок, была закрыта щеколда - так, на всякий гусиный случай.

Щавелина ни разу не шутила, когда грозилась смыться в горы - не на самый пик, само собой, но пройтись по предгорьям, это откладывать она не собиралась. Собственно, за этим рожном мы сюда и прибельчили, подумал Гриб, так пуха ли? Инвентаризовав корм, грызь пришёл к выводу, что никто не оголодает, поэтому можно начинать трясти. Имея склонность к стратегическому мышлению, он и не подумал хвататься за что-либо, потому как имел весьма смутное представление о местности вокруг участка, а следовательно, не мог рационально планировать свою деятельность. Исходя из таких философствований, грызь вспушился, и пошёл по округе на разведку, в самом прямом смысле. Благо, погода крайне благоприятствовала, яркое солнце выгоняло из-под еловых лап сырость и холод, а в воздухе стоял чистейший свежак - впрочем, тут оно чаще всего так и есть.

Посёлок Цибулинка располагался в основном возле станции, основная грунтовая дорога, соединявшая участки, проходила перпенидкулярно к узкоколейке. С одной стороны от станции во всю её длину стоял склад, невысокий длиннющий сарай под шиферной крышей, где хранилось Разное. По объёму в основном здесь хранили всякий товар, завозимый на рудник и скважину минералки, а также расходные материалы для железки. С другой стороны находилась пассажирская платформишка с домиком кассы и опять-таки склада. За ней густо колосились тыблони, а среди них ныкались несколько изб, в одной из коих был магазин, а в другой - контора. В эту же сторону от станции отходили пути, образуя треугольник; на его дальней вершине они сходились к ремонтному цеху. Участок Гриба и Щави находился по дороге как раз дальше цеха, так что, шлёндая на станцию, они проходили мимо массивного кирпичного здания, усиленного стальными балками - строили на совесть, а не как пух на уши положит.

Между треугольником с тыблонями и цехом находилась жЫлая зона, два больших двухэтажных деревянных дома, стоящих перпендикулярно к дороге. Рядом с этими домами имелись обширные огороды, даже небольшие полянки со злаками, сады, и довольно большой пруд, полоскать пух и тешить белочь. Дороги - грунтовка, по которой ходили в основном лапами, и узкоколейка - проходили между торцами домов, так что при хождении по посёлку всегда приходилось переваливать через рельсы и слушать, не прёт ли по ним что-нибудь. Дело облегчалось тем, что "переваливать" - громко цокнуто, ведь полотно еле-еле возвышалось над землёй, да и подвижной состав пёр далеко не с космическими скоростями.

Грибодур таки с удовольствием попырился, как жёлтый теплик вытаскивает на станцию очередной вагон-рудовозку. Издавая характерное бульканье движком, машина словно плыла среди цветущих трав - пуха ли, ведь если не подходить близко, то не видно ни рельс, ни колёс. Колея то пусть и узкая, но один пух, на каждый вагон можно напихать двадцать тонн веса, а это не шуточки... это анекдоты, добавляли обычно грызи. Проходя почти вплотную от изгородей, вагон выкатывался на станцию, грохоча по стрелкам, и становился в чреду прочих вагонов. Судя по непрекращающемуся ржачу от склада, там происходило какое-то перемещение товару.

Что сразу отметил Гриб, так это то, что ровным счётом все встретившиеся ему по дороге грызи одуплялись, что он не из Цибулинки - ну всмысле, или не из, или заново прибельчившийся. Просто здесь все пуши знали друг друга в морду, в прямом смысле все, и обычно поднимали лапу буквой "га", когда видели соседа. Это было в пух, например в родном околотке так уже не делали, потому как избыток белокъ приводил к тому, что далеко не все знали всех. Вроде и мелочь, как белочь, однако имеет далеко отлетающие последствия. Кое-кто вот всю жЫзнь не знал, что у него под боком есть такая опушненская грызуниха, как Щавя, захихикал Грибодур, а знать стоило.

Через час он также знал всю топографию посёлка, пройдя по дороге до последнего участка с другой стороны от станции. По подсчётам выходило, что грызей тут пух да нипуха - впрочем, другого и не ожидалосиха. Гриб также сунул уши в магаз, который тут представлял всю торговлю сразу - и кормом, и промтоварами. Само собой, вся номенклатура предметов не лежала по полкам, но если грызю понадобился бы насос, например, его немудрено заказать в магазе и достаточно быстро получить.

- А что, грызун-пуш, ты по какому песку в Цибу? - поступил зацок от продавщицы, в очередной раз.

- А, ну это, - квохтнул Гриб, - Йа с Щавелиной Нагорской, которая вон там, за цехом окапывается.

- Согрызяй?

- Частично, - цокнул грызь, скатив белку далеко в смех.

- Ну смотрите, если что - цокайте, - дала ценный совет Ольша, весьма крупнокалиберная грызуниха с некоторым толстобочием, - Окапываться это в пух.

- Дарю бобра, - цокнул Гриб, кивнув ушами.

Не то чтобы он ожидал чего-либо другого, но боброжелательство грызей, которых он слышал первый раз, всегда производило хрурное ощущение. Само собой, если бы он наоборот, завалился отсюда в свой околоток, там могли бы и пофыркать, что мол и так этих грызунов хоть ушами жуй, чтоб ещё и понаезжали. Здесь ситуация была обратная, в околотке Цибулинки существовал дефицит пушей, как это ни удивительно. Как цокала Чейни, в основном это случилосиха из-за Ёршинской стройки, когда несколько больших семей грызей сорвались туда на жительство, плюс произошёл естественный демографический провал, в итоге получилось то, что получилось.

Вспушившись, Грибодур схавал горсть ягод с кустов, какими был уделан весь посёлок, перешёл через пути на станции и заглянул на склад. На площадке возле открытых ворот три грызя закидывали всякую дребузню в грузовик "ЗиФ".

- Эй, пух в ушах, вы чё делаете?! - учтиво поприветствовал Гриб.

- Мы не нарочно! - пискнул грызь, и все скатились в смех, само собой.

- Йа просто тут это... мы окапываемся в Цыбе, - цокнул Грибодур, - Вот вентилирую вопрос, есть возможность потрясти тут у вас, или куда?

- Прошу! - показал на кучу труб грызь.

- Э не не не, йа цокнул окапываемся, - заржал Гриб, - Так что это чисто в академических целях вопрос был, ага?

- Ну в академических так ладно, - фыркнул грызь, - А вообще было бы в пух, если бы подсобил. А то четыре машины ещё, а гуси уже затоптаны, образно цокая.

- Да так и в пух, - пожал ушами Гриб, подумавши.

Не то чтобы он рвался погрузить трубы, но резонно счёл, что окопаться он успеет, а помочь местным пушам - хорошее начало для совместной тряски, как ни выкручивай. Кроме того, тут была и корысть с его стороны, потому как у грызей были заняты лапы, но не уши и щачла, и из них можно было выбить нужные данные по поводу существования белки в сдешнем лесу. Посколько скрывать никто ничего не собирался, Гриб быстро получил в голову знания. И, что не менее важно, не получил в голову трубу, свалившуюся с машины.

По разведданым выходило, что Цибулинка входит в единый околоток ещё с тремя посёлками - Лушкино, Чапское и Подбросное. Лушкино находилось примерно в полутора километрах в сторону от гор, и туда отходил отнорок от той ветки, что шла до рудника; дальше железка доходила до Подбросного. Чапское же, великое поселение на три двора, находилось в другой стороне, и туда вообще никак не добраться, кроме как лапами чапать, ну или на крайний случай, по тропе на мотоцикле. Однако же, в Чапском размещался, так цокнуть, агропромышленный комплекс околотка, как ни странно.

Дело в том, что повсеместные огороды, которые раскапывали грызи в местах своего проживания, не доводили до упоротости. Растить же рожь и пшеницу, чтобы получать хлеб - это именно упоротость, поэтому подобные серьёзные мероприятия выходили из огородов на общие поля, чтобы попасть под резцы кооперации, образно цокая. Всякий околоток, где только была такая возможность, старался развернуть в нулевую очередь свой АПК - ибо, без липездричества и то просидеть можно, а вот без корма никак. Применительно к практике это означало поля для злаков со всей последующей их переработкой вплоть до хлебобулочных изделий, выращивание некоторого избытка овощей, чтобы накормить тех овощей, у которых не хватит со своих грядок. Затем к этому прибавлялся лён для производства ткани, сахарная свекла, подсолнухи на масло, и ещё много чего...

- И чо? - почесал ухи Грибодур, - А как они всё вывозят, если дороги нету?

- Чего всё-то? - заржал Уцкен, - Муки нам надо на год мешков двадцать, может быть. Соль ясна?

- Соль не ясна, она кристаллическая, - цокнул Гриб.

Далее, как стало понятно из цоканья и похрюкивания, Лушкино специализировалось на промышленном производстве, а именно там существовал заводик, делавший гусаки для снегоходов. Снегоходы широко применялись для разных хозяйственных операций, а гусаки для них - расходный материал, так что делать приходилось много. Также около Лушкино находилась база древсырья, куда его собирали за различным рожном, и иногда отгружали по железке.

Что касаемо Цибулинки, то изначально это место так назвали из-за обилия цибелей, крупных пушных зверей навроде большой куницы; на самом деле, обилие было на несколько километров в сторону, потому как цибели не терпят никакого соседства. Сейчас же посёлок полностью работал на железку: нужно не только кататься на паровозах, но и поддерживать всё путевое хозяйство в исправности, а это требует изрядного количества белко-часов. Кроме того, здесь не та узкая колея, которая просто лежит себе в лесу - по этой ветке постоянно шёл поток руды, составляя, в среднем, почти тысячу тонн в сутки. И, что немаловажно, горные перегоны требовали куда большего внимания, ибо косяки на них чреваты не задержками, а катастроффой.

- Поэтому, можешь конечно и не поверить головой, но желающих трясти не так уж много.

- Не так уж много? - не поверил Гриб.

- Не так уж много. В нулевых, это вообще как пух ляжет, по особенностям организма. Далеко не всем доступно постоянно подниматься на семьсот метров, а потом спускаться, и чтобы без последствий. Ну и кроме того, если ездить каждый день по несколько раз, то шанс навернуться будет приличный.

- Пух мой пух, - вспушился грызь.

Он припомнил этот самый путь, пробирающийся по выступам на каменистых склонах, постоянно нависающий над пропастью во много метров, и всё вниз, громоздящиеся над головой горы... развлечение на любителя, и как оказалось, найти таких любителей не так просто. Да и отношения тушки с давлением суть дело индивидуальное, Грибодур почти и не заметил этих семиста метров, а бывает, что грызя это приплющивает очень сильно.

- Это, сало быть, есть такой шанс попасть на паровоз? - облизнулся Гриб.

- Была бы Дурь, а шанс около ста процентов, - пожал ушами Уцкен, - Вон там, следующая изба после магаза, это контора мышинистов. Там или Сортыш, или Ратика возятся, цокнешь им.

- Это в пууух... - потёр лапы Грибодур, и захихикал.

А что, подтвердил он, вполне себе в! Покататься на паровозе... впрочем, "покататься" тут не особо уместно, потому как придётся всю дорогу сидеть, как мышь под котом. Уклон около трёх процентов, который выдерживался на протяжении всего пути до рудника, это суть весьма большой уклон. А как известно, ускорение свободного падения - изрядная величина, и поэтому тяжёлый поезд на уклоне тащит вниз с огромадной силой. На практике это означает, что стоит зевнуть хотя бы секунд на пять - и Ущерб становится более чем вероятен. Хотя узкоколейники и весили меньше, чем составы на обычной колее, один пух мало не покажется...

- Один пух, мало не покажется! - сообщил грызь подружке, когда вернулся в гнездо опосля разговора с трубами.

- Да, пух он такой, - согласилась Щавелина, вспушившись.

Грызуниха уже затеяла варить суп в большом глиняном горшке, оставшемся от прошлых хузяев дома, и это событие распространяло вокруг восхитительные запахи, вызывавшие слюноотделение.

- Да ты что, ещё и в магаз сходила? - испугался Гриб.

- Ты опушнел чтоли? - покосилась на него Щавя, - Это борщ, пух-голова. Всё по огороду надёргала, лопуховый корень по опухе, ну и пару улиток, для навару.

- Это чрезвычайно в пух, - ничуть не соврал грызь, - А горы как?

- Пока только метров сто, для начала, - хихикнула грызуниха, - Если идти от нас прямо к склону, там довольно круто и много валунов, так что лазить не посоветую. А если севернее, там ущелье, уже можно и покарабкаться, смеха ради.

- Ну а другая белка в это время попала на склад, - хихикая, сообщил Грибодур, - Да, свинья везде грязь найдет... Вон там двадцать монет, если вдруг чего надо будет.

Грызи посмотрели друг на друга, вспушились и скатились в смех, после чего от ложек пострадал сварившийся суп.

---------------------------------------------------------------------

Второй част

Опосля того, как Грибодур и Щавелина кое-как перетащили свои пушные тушки в Цибулинку, они довольно быстро смогли окопаться, так цокнуть, до базового уровня. Этому очень способствовало то, что они завалились не на пустое место в лесу, а на уже освоеный участок с огородом и даже домом, так что, процесс пошёл шустро. Хотя наезд белокъ случился в середине лета, они привели в годность грядки, каковых тут было изрядно - тобишь, пропололи и перекопали. В это время можно посеять либо редьку, либо горчицу или клевер, на удобрение самой почвы. Не ударяясь в излишнюю оригинальность, где не следует, пуши посадили всё вышеуказанное, и, благодаря установившейся жаре, уже через пару дней грядки зеленели ровным ковром всходов.

Как кормиться, в это время ни у кого вопросов не возникало, потому как стоит открыть глаза - и корм сам в них лезет! Кусты и деревья оказывались усыпаны различными плодами и ягодами, так что, даже без овощей с огорода, каковые надо сажать весной, грызи легко питались подлапным кормом, нисколько не напрягаясь с его сбором. Само собой, у обоих грызей имелись запасы монет, на всякий случай, ибо, как известно, запас караман не тянет, так что при желании, которое нет-нет да и возникало, можно было зайти в магаз за хлебом, кефиром или яйцами. Как было легко убедиться, в Цибулинке это всё своё на сто пухов: коров держали на участке с другой стороны от железки, курятник был недалеко от ихнего же дома, а хлеб грызуниха Ольша пекла в подсобке магаза.

- Буква ха, буква эм, - цокнула Щавя, - А с чего ты это взял?

- Нутк, дедукция, - хрюкнул Грибодур, и показал этикетку, которую лепили к батонам, с надписью на ней чёрным по белому "Пеку в подсобке магаза. Ольша."

Грызуниха слегка скатилась в смешок и привспушилась, а Гриб воспользовался случаем, чтобы почесать зверушку за пушным ухом. Нет, серьёзно, ухо было очень пушное, что впрочем неудивительно для белки, и отличалось исключительной шелкошкуростью. Щавелина цокнула и вспушилась уже как следует. Притирание хвостом происходило крайне медленно, так что даже просто погладить пушнину - не совсем просто... однако грызя вдохновлял тот факт, что притирание вообще существует. Щавелина оказалась действительно ещё более дикой белкой, чем он сам, так что достигнутый прогресс следовало оценивать.

Поначалу Грибодур подумал, что вполне вероятно, никакого движения в этом направлении вообще не будет никогда - редко, но бывают полностью нетискабельные белки, ничего тут не поделаешь. Он уже разбрыливал по поводу того, как оно - тисканье это конечно замечательно, но это далеко не главное для грызя. А Щавя была очень приятной согрызяйкой во всех отношениях, поэтому он в любом случае не собирался разбельчаться с ней. А тут получалось, что всё лучше, чем ожидалосиха, и можно потирать лапы и хихикать...

- А чего ты хихикаешь? - хмыкнула Щавя, полоща тарелки над деревянной бадьёй, что работала тут умывальником.

- Хиханьки хихикаю, - сообщил Грибодур, - Нельзя?

- Льзя, - вполне правдиво ответила она, выбив ещё горстку ржи.

- Честно цокая, хихикаю по поводу того, что хвост становится ближе, - цокнул грызь, показав на хвост, - У меня есть основания так думать?

Щавелина поводила своими шёлковыми рыжими ушками, подумавши.

- Есть, - цокнула она слегка смущённо.

- Опушнище, Щавь, - растянул лыбу по всей морде Гриб, - Животное довольно.

- Два, животных, - уточнила Щавя.

- Ещё более в пух. Как думаешь, куда трясти дальше?

- По-моему, надо подправить погреб, - цокнула грызуниха, - И начинать запасать дрова, потому как зимы тут не особо тёплые, а топить от розетки это нежадно.

- Это в логику, - кивнул Грибодур, - Сделаем таки непременно. Думается, надо ещё пробить вопрос с убобрениями и посевным материалом...

- Тык... Впрочем да, телегу зимой, - согласилась Щавелина.

- В пух. Ну а прямо нынче кое-кто возьмёт да и попробует эт-самое, на паровозе.

- На паровозе? - попыталась округлить уши белка.

- Ну поскольку у нас тут воды и пароходов нету, то да, на паровозе. Кстати, если помнишь, йа и тебя приглашал на эт-самое.

- Помню, но для меня это слишком жажко, - хихикнула Щавя, - Может быть, когда потом... когда суп с кротом. Ты это, Гриб, осторожнее там.

- Нее, осторожнее уже некуда, - вполне правдиво сообщил грызь, - А ты осторожнее, когда опять на гору полезешь, Нагорская.

Пуши катнулись в смех и контрольно вспушились, но от шкур не отлетело ни единой ворсинки, потому как весь линялый пух отлетел уже раньше. Теперь, пожалуй, Грибодур мог бы цокнуть, что он с грызунихой, а не частично. А с грызунихой - это в пух. Утвердив эти постулаты, грызь огласил окрестности громогласной отрыжкой, собрал походный запас корма и полезных вещей, типа дождевика и тому подобного, да и намылился к станции. Корм в основном пришлось собирать прямо из зарослей, что окружали возделанные грядки, но поскольку корм тут собирать начали недавно, это было несложно сделать.

Гриб ещё раз окинул ухом домик... не цокнуть, чтобы это было похоже на домик - изрядная такая изба, причём большей частью закопанная под земляной настил на крыше, достающей до земли. Строение вылезало из-под этой насыпи только торцами и выступами с окнами, и там становилось видно, что стены сложены из толщенных чёрных от времени брёвен. Грызь с самого начала потыкал в дерево отвёрткой, и убедился, что материал ничуть не гнилой. В здешнем климате дерево жило дольше, чем на равнине, так что можно надеяться на эт-самое. Само собой, куда больше потехи грызю приносил вид Щавелины, которая шебуршила по участку, мотая рыжим хвостом, поцокивала и хихикала. Причём не просто так, а после неё пух найдёшь чего не сделанное, пухячит как трактор. Вспырившись из-под лапы на солнце в голубом небе, Гриб счёл, что время приспело, и стартанул.

--------------------------------------------------------------------

- Не стартанул, а отправился, - поправился грызь, сидючи уже в кабине теплика.

- В пух, в пух, - кивнул Курень, - Прибавляй потихоньку.

Крашеный в тёмно-зелёное с белыми полосами "Кабанчик", как погоняли узкоколейный тепловоз ЛМУ-2, неспехом выкатывался со станции Цибулинки, грохоча на стрелках пустыми рудовозками. В кабине отсиживали хвосты как Грибодур, так и Курень, уже более чем убельчённый опытом машинист. Ибо, пускать грызя за пульт сразу никак нельзя, ибо чревато. "Чревато спонтанными случаями вспушения", подумал Гриб, и захихикал.

- Гусей не топчи, дави газу, - зевнул Кур, пырючись в окно.

В предгорье, где ещё не вылезали наружу голые камни, летом буйно цвели травы, так что есть куда попыриться. Курню при этом вообще не надо было смотреть на приборы или дорогу, он тут знал в прямом смысле все кочки, так что и вслепую бы проехал. Как оказалось, для проезда нужна определённая сноровка. Состав хоть и тянул в гору, но довольно с натуги, и было немало мест, где его можно посадить в яму, откуда он уже не выберется. Яма на рельсовом пути была не такая, как на дороге, а просто низменность, где с обоих сторон крутой подъём. Без подсказок Гриб точно так бы и сделал, а с подсказками - не сделал.

Тепловоз качался на подвеске и стучал колёсами по стыкам, а Гриб ловил весьма хрурное ощущение, когда состав слушался поворота лапок контроллера и тормоза. Движок работал на больших оборотах, волоча в гору даже пустой состав, но это почти не надоедало, потому как грызи удосужились поставить годные глушаки и прочие средства снижения шумности. В кабине оставалось относительно тихо, так что уши радовались. Сама кабина не слишком просторная, потому как это вообще - узкая колея, с наклонёнными наружу окнами, выслушила весьма уютно и обжито. Сбоку существовала мини-кухня с кипятилкой и всем необходимым, так что можно, не отрываясь от дороги, лупануть не только чаю, но и супу. В автомобиле так не рассидишься, потому как качает куда сильнее, а здесь пожалуйста, даже чай не расплескаешь.

Вопреки некоторой надежде Грибодура на то, что тепловоз окажется простым как гвоздь, перед мышинистом таращилось множество приборов, показававших всякое... ради смеха так и написали на панели, "скорость, давление, всякое". Как отцокал Курень ещё во время теоретической вводной части для бакланов, здешние рудовозные вагоны в значительной степени отличаются от простых насыпных бункеров, какие используют на узкой колее. В нулевых, там полностью переделана тормозная система, чтобы больше соответствовать нужному уровню безопасности, а кроме того, на каждом вагоне имелся электродвигатель с приводом к колёсам одной из тележек вагона.

- На обычном поезде есть пневматика, - цокал Кур, развалившись на стуле у борта кабины, - Компрессоры, и баллоны со сжатым воздухом. Подаёшь давление в магистраль, давление жмёт колодки к колёсам, прибыль достигнута.

- А у нас... жмёшь, и фигу? - заржал Гриб.

- А у нас наоборот, как на автомобилях. Колодки прижаты пружинами, если нет давления. Даёшь давление в магистраль - отпускаешь колодки и едешь. Соль ясна?

- Примерно, - кивнул грызь, таращась на манометры тормозной системы, - Если что случится с системой, то она затормозится, а не отпустит поезд в свободный полёт.

- Именно так, - кивнул Курень, - Свободный полёт у нас слишком уж крутой получается, потому и.

- Это чисто цокнуто, а двигло на вагонах для дополнительной тяги?

- В частности, но не только. Главное, что когда состав в пятьсот тонн спускается на семьсот метров, получается что?

- Получается прорва кинетической энергии, - точно цокнул Гриб, представив.

- В запятую. Чтобы её сжадить, был придуман хитрый план, который у нас прицеплен в хвосте состава.

В хвосте состава существовал короткий вагон с цистерной и ещё какими-то агрегатами, на который не обращаешь особого внимания, ибо он скрыт за чёрными боками рудовозок.

- И что это за народное творчество? - поинтересовался Гриб.

- Варианты? - ответно поинтересовался Курень, от нечего делать затевая викторину.

- Ну, учитывая то, что там есть цистерна, и вроде бы трансы... - прикинул грызь, - Даю вариант, что это водородный аккамуль.

- Угадал, - ничуть не удивился Кур, - Когда скатываешься с горы, а скатываешься оттуда почти полтора часа, включаешь торможение моторами, вон там, выставляешь нужную мощность. Получается липездричество, трансы повышают напрягу до пухти скольких, в реакторе вода разлагается, водород закачивается в цистерну. Когда скатился с горы, включаешь двигло на самом аккамуле, чтобы оно ело водород из бака и выдавало обратно ток, вот тумблера для ентого. Чисто цокнуто?

- Цокнуто вполне чисто, но прочитать инструкцию придётся, - хихикнул Гриб, и покосился на полку с инструкциями, которая висела на стенке здесь же, ближе к кассе, как цокается.

Пока же тепловозик, гудя движком на полных оборотах, тащил состав вверх, а грызи имели возможность любоваться хоть и не гусями, но горным пейзажем. Первые петли, которые путь выделывал возле Цибулинки, проходили по зелёным долинам, довольно густо заросшим ёлками и травой, а выше уже начиналась горная ярусность с уменьшением количества зелени и увеличением количества камня.

Фигурное упражнение также заключалось в том, чтобы остановить состав точно в тупике, там где путь идёт зигзагом взад-вперёд, поднимаясь по склону. Ведь тупик едва в полтора раза длиннее поезда, а подъезд к нему достаточно крутой, поэтому легко ошибиться. Судя по покорябанному каменному отбойнику в тупике, достаточно легко. По крайней мере на первые разы за пульт садился Курень, а Грибодур только слушал, как оно, и делал попытки запоминать. Машинист же вгонял состав на нужное место чётко, так что теплик останавливался метров за десять до отбойника.

Ещё одна фигурность, которую следовало учитывать, а точнее не забывать о ней никогда, это сигнальная система. Колея хоть и узкая, но сеть достаточно разветвлённая, а движение интенсивное, так что требуется уверенность, что не прёшь навстречу другому поезду. Для этого в нулевую очередь имелся диспетчер участка, с которым машинист связывался по радио... само собой, дальше шли бугогашечки, а потом прямыми словами цокали, как ехать, или не ехать, в зависмости от обстановки. Участок Цибулинки накрывал путь от Мыш-Пика до Перехрюкино, а дальше шёл участок диспетчерской Пырино. Вдобавок к этому, на пути имелись светофоры на низеньких столбиках возле полотна, но по большей части они были не зелёно-красные, а сине-белые. Обычный, с зелёным и красным сигналами, показывал свободность проезда по перегону, а сине-белый - положение стрелки, потому как стрелка переводилась по команде с локомотива.

- Это ещё относительно недавно вкрутили, - зевнул Курень, мотая ухом от нечего делать, - Раньше так, влапную. Это, значит, лишний раз останавливайся, а это так себе развлечение.

- Ну да, - согласился Гриб, - Особенно в дождь да ночью.

- Да ваще погрызище. Или когда снегу навалит, и так еле тащищься, а тут ещё этот песок. Впрочем, зимой их и так иногда клинит, - заверил Кур.

- Даа, зимой тут... - прикинул грызь.

- Зимой в пух. Хотя, и летом не мимо, конечно.

- Не мимо? - церемонно цокнул Грибодур, - Это очень мягко цокнуто, что не мимо.

Натурально, лощины среди каменных склонов напоминали клумбы обилием различных цветов, а сами склоны выглядели ничуть не хуже. При виде такого изобилия хотелось ржать, что грызи зачастую и делали, хотя и не отвлекаясь при этом от дороги, само собой. На зигзаге была ещё одна штука, движение хвостом вперёд, когда тепловоз толкал вагоны перед собой, и соответственно, обзор сильно сокращался. Мягко цокая, сокращался. На самом деле, по большей части мышинист не видел вообще ничего, кроме стенок рудовозок, только на поворотах можно было проконтролировать, как оно там впереди. Поскольку здесь нет-нет да и случались обвалы, смотреть в первую очередь следовало за камнями, которые могут забраться на рельс и попасть под колесо; для некоторой защиты от таких случаев имелись щитки на вагонах, так чтобы щиток всегда оказывался впереди состава. Достаточно толстая стальная пластина могла столкнуть с рельса большой булдыган, но уж если навалит кучу, то это не поможет. С другой стороны, кучу слишком хорошо видно издали, так что и.

- Кстати вон он, - показал вперёд Гриб, - Ловить его?

- А? Да, - согласился Курень.

Грызь осторожно остановил поезд в десятке метров перед препядствием - небольшой россыпью камней, которая скатилась с ближайшего склона и легла поперёк пути. Взяв с тепловоза длинный стальной лом, грызи без особых усилий отвалили камни в сторону.

- Ну, эти мелкие, - заметил Кур, - Бывает, такая дурочка ляжет, что только домкратом.

- Пух-пушок, - прикинул Гриб, - И это постоянно так валит на рельсы?

- Ну, разуй глаза, - показал на каменные склоны грызь.

Склоны натурально каменные, и от них постоянно отваливаются куски различного размера. Слишком больших не бывает, потому как все большие отвалились ещё миллионы лет назад, а вот небольшие будут валиться ещё эдак три-четыре миллиарда, как утверждают научники. На практике это означало постоянный шанс словить камень под колесо и положить поезд, в лучшем случае, набок. А не в лучшем - в обрыв метров на сто. Грызь вспушился было по этому поводу, но посмотрел на дорогу, плавно изгибающуюся по уступу склона, похихикал, и спушился обратно. Как цокается, перьев бояться - гуся не топтать, всмысле, если избегать любых рискованных ситуаций, то лучше сразу прекращать существовать.

Немаловажным было не забыть нацепить затемнённые очки, когда поезд проезжал туннель после спирального подъёма, и выходил на ярус, всегда заваленный снегами, ибо сверкает немилосердно. Только если солнце скрывается за тучами или за горизонт, можно пыриться невооружёнными яблоками, а так недолго заработать их повреждение от чрезмерной яркости. Пройдя разъёзд на леднике, последний перед длинным подъёмом к руднику, Грибодур пожал ушами, ещё раз посмотрел на журнал смены, где написан номер поезда, и включил связь с диспетчерской.

- Цибь, это два-шерстнадцать, приём.

- ...ХР!... А. Два-шерстнадцать, - отозвался грызь, прохрюкавшись, - Цибь слушает.

- Прошёл разъезд сто, прусь на рудник, - правдиво ответил Гриб.

- Омой пух! - изобразил энтузиазм по этому поводу диспетчер, - Ну прись, у тебя ещё тридцать минут, пока пассажирский не выехал. А то потом будешь на обочину съезжать, бугага...

На самом деле, диспетчер натурально следил, где кто едет, воизбежание. Правда, такой песок стал возможен только в последние годы, когда широко распространилась локальная числовая радиосвязь: передатчик на локомотиве связывался с устройством, висевшем на столбе возле стрелки, а оттудова сигнал шёл через общую вышку, либо, если горы закрывают прямую слышимость - по проводу. Раньше спуск с горы был ещё более нервирующим, потому как неизвестно, выпрется тебе кто навстречу, или нет.

Пока же тепловозик успешно закатил состав хвостом вперёд, подняв его к станции возле рудника. Вокруг встала морозная дымка, ограничившая видимость и создававшая впечатление, что едешь просто по облакам. Грибодур позырил на градусник - минус десять уже, как на пуху. Для пушной белки ненадолго выйти на такой мороз не проблема, так что грызи даже не потрудились утепляться, только вспушились как следует.

- Ставишь его вот сюды, - поквохтывал Курень, показывая в окно, - Кладёшь тормозные башмаки, потом отцепляешь. Переводишь стрелки, заезжаешь с другой стороны, цепляешь полный. Высушено?

- Сейчас послушаем! - бодро цокнул Гриб, спрыгивая с теплика.

- Эй, грызо, ты из Циби, чтоли? - оцокнула его грызуниха в тёплой пухогрейке.

- Ну да, теперь из. Буду паровозить, учтите.

- Ааа, ну из Циби это в пух, - хихикнула белка, - А то понаберут пуховичков по объявлениям...

- Ну да, по себе знаешь, - заржал Курень.

Рожь однако не помешала грызям выполнить требуемые действия: состав вставал на нужный путь, под колёса ставили тормозные башмаки, чтобы не скатился, и отцепляли тепловоз. Состав с полными вагонами-рудовозками уже ждал на соседнем пути, только подцепляй и тащи. Однако, прежде чем тащить, машинисты брали на себя труд вылезти и осмотреть все вагоны, чтобы убедиться в их целостности, сухо цокая. Сейчас, когда солнце не особо ярко светило через дымку, рассеивая лучи, делать это было совсем несложно. А вот ночью да в снегопад с сильным ветром - совсем другое кудахтанье. Хрустя снежком под ботинками, Грибодур прошуршал вдоль состава, повторяя действия вслед за Курнем, потому как эт-самое, ещё предстояло убельчиться опытом. На всякий случай состав ослушивали и машинисты, и рабочие станции, чтоб уж точно без косяков. Затем, когда обескосяченность подтверждалась, перецепляли вагон-аккумулятор, от пустого состава к полному.

- Тут главное что? - цокнул Курень, залезши на вагон, - Жижица.

- Жижица? - церемонно переспросил Гриб.

- Жижица, - подтвердил грызь, - Она вот тут, в реакторе. Перед отправлением надо зырить, чтобы её там оказалось достаточно, вот по эту отметку.

Жижицу, которая была обычной талой водой, полученной из снега, заливали здесь же, протянув шланг - на это уходило минуты три. Убедившись, что жижица внутри, а уровень соответствует заявленному, закрывали крышку и притягивали мощными запорами. Вода в реакторе нагревалась до больших температур, давление, соответственно, увеличивалось очень значительно. Однако, как утверждали рельсодорожники, возня с аккумулятором оправдывает себя, за каждый спуск с горы агрегат получал достаточно водорода, чтобы заменить около сорока литров сжиженного газа - а этого с лихвой хватит, чтобы доехать до Перехрюкино. На самом деле, поезд шёл на запасённом водороде лишь на двадцать процентов мощности, поэтому доедал запас не в Перехрюкине, а лишь на подходе обратно к руднику. Самая большая цистерна, которая громоздилась на вагоне, как раз и содержала слегка сжатый водород, а небольшой двигатель с генератором перегонял его обратно в электричество, питая моторы тепловоза и вагонов. Соразмерно правилам химии, в выхлопную трубу этого двигателя вылетал чистейший водяной пар. В итоге, по прикидкам, в целом получалась экономия топлива около половины, что чрезвычайно грело Жабу. Как известно, нагретая Жаба расслабляется и не душит.

Грибодур же внимательно изучал пульт управления этим хозяйством, установленный в кабине тепловоза. Тут главное, чтобы эта самая жижица не рванула, хихикал он. Впрочем, как он сам отметил, осматривая вагон, рвануть там может разве что реактор, в котором большое давление, поэтому на всякий случай вокруг него сварена толстостенная защита, направляющая возможный взрыв вверх. Учитывая, что вагон постоянно ездил мимо пассажирских остановок, меры безопасности никак нельзя назвать лишними.

- Ну, как, - пожимал ушами Кур, и щёлкал переключателями, - Делаешь в пух, и все дела!

На пульте, гальванизированной металлической коробке, загорались лампочки, свидетельствуя об эт-самом и всём таком. В частности, нужно дать напряжения на роторы моторов вагонов, чтобы они могли работать как генераторы.

- В целом, по мощности там автоматика, - добавил Курень, - Сделано специально так, чтобы тормозить поезд до рассчётных тридцати кэмэчэ. Но это, как понимаешь, при рассчётной массе, а бывает так, что лишних тонн двадцать-тридцать да влезет, или наоборот, поэтому надо слушать ушами и регулировать. В остальном будет в пух, если на спуске вообще не включать тормоза, сам понимаешь, больше энергии соберёшь.

- Это в пух, в пух... - в очередной раз потёр лапы Грибодур.

После осмотра состава и сцепления тепловоза с оным - сзади, потому как дальше он выедет с разъезда как раз другой стороной, машинисты имели возможность испить чай, пырючись на туманные дали и возню на станции. Благо, в кабине тепловоза тепло, ибо отапливается, так что даже небольшой морозец снаружи ничуть не грызёт. По пути из туннеля, уходящего вглубь горы, то и дело выкатывались маневровые электровозы-мелкашки, волоча вагонетки с отвалом, либо заполненные рудовозки. Таким образом, неспеша, но и не отставая от графика, все пустые вагоны по одному прогонялись через рудник, становясь полными, и состав забирал следующий поезд. Фира, та грызуниха в пухогрейке, бодро бегала по путям, мотая распушённым на морозце рыжим хвостом, переводила стрелки, цепляла вагоны, осматривала их тележки. Получалось, что яркий хвост мотылялся среди чёрных вагонов и белого наста утоптанного снега, и Гриб таки захихикал, глядя на это дело.

Пока то да другое то, от станции неспеша отвалил пассажирский, тот самый, на котором пуши первый раз приехали с Улиточной - впрочем, он тут как ходил уже лет двадцать, так и продолжал, даже расписание не изменялось. Через десять минут отправился и рудовоз, и у Гриба появилась возможность ощутить собственным хвостом, что такое пятьсот тонн сзади. Едва состав прошёл поворот и начало спуска, как его потащило с огромным ускорением, так что искомые тридцать кэмэчэ поезд набрал за пару секунд. Это было весьма волнительно, потому как грызь никак не мог выкинуть из головы, что всё это дело тормозится только моторами, работающими в режиме генерации тока. Если электрическая цепь где-то упадёт, электромагнитная сила враз отпустит роторы, и поезд начнёт набирать скорость теми самыми бешеными темпами. Здесь и тормоз срабатывал почти мгновенно, но это ещё надо успеть дёрнуть за рычаг! Хотя бы на указателе скорости имелись устройства, которые включали зуммер при превышении заданной скорости - в данном случае отсечка была установлена на тридцать два.

Однако, даже при звенящем зуммере дёрнуть тормоз всё равно должен машинист, а с ним таки что-то может и случиться. Поэтому, как расцокал Курень, на спуске от рудника есть ещё и механический тормоз. Крайне дубовое устройство сделано таким образом, что лапа его, торчащая вниз с тепловоза, задевает специальные столбики возле пути, врытые через каждые сто метров. Механизм же сделан таким образом, что первый контакт лапки со столбиком взводит его, второй - включает тормоз. В штатном режиме машинист чувствует себя велосипедистом, потому как постоянно жмёт на педаль, сбрасывая взвод автотормоза. Если машинист чувствует себя не в пух, и не нажмёт сброс, поезд неизбежно останавливается. Здесь, где машинисты испытывали значительную физическую нагрузку от перепада высоты, случаи потери годности имели место быть чаще, чем обычно. И что характерно, количество поездов, пущеных в свободный полёт с горы, стабильно равнялось нулю!

Это значительно успокаивало Грибодура, хотя чисто субъективно следовало бы дрожать, аки осиновый лист, когда видишь такое дело. Ещё ничего, когда поезд идёт по достаточно широким седловинам между гребнями, но когда путь цепляется за предельно узкий выступ на почти отвесной стенке... омойпух, как некоторые цокнут. Если уж точнее, то так цокнут все, кто увидит. Визуально тепловоз никак не умещался на этот уступ, но на самом деле, слететь с него весьма затруднительно, потому как для этого нужно поднять тридцать тонн веса - сквозняком не сдует, по крайней мере. На самом деле, не сдует вообще никаким ветром из возможных, у теплика довольно низкий центр тяжести.

Промурыжив эти мысли в голове и похихикав, Грибодур устроился на кресле совсем удобно, и не отрывая как минимум одного глаза от дороги, сделал себе бутер, накладывая тонну салата между тонкими ломтиками хлеба. Тепловоз плавно покачивался и постукивал колёсами на стыках, а звук шёл только от гудящих электродвигателей, тоесть почти никакого звука, в сравнении с гулом мотора. Пырючись на показания приборов, грызь то убавлял "жадный тормоз", то прибавлял - выровнять пух в пух трудно, потому как разное сопротивление на прямой и на повороте, да и уклон кое-где отличается. Грызь вполне резонно счёл, что занятие более чем в пух - сиди себе да цокай, грызь сидит, а поезд идёт! Оставалось только убельчиться опытом достаточно, чтобы он мог делать это без прислуха, в одну морду, не рискуя при этом сделать ущерб.

Когда поезд спускался ниже Нычного Дома, можно открыть окно, и нюхать полными ушами хвойные запахи, перемешанные с чириканьем птиц и прочими крайне хрурными звуками. Причём, всё это ничуть не отвлекло Грибодура от того, чтобы вспомнить про ямы и поддать ходу, дабы не застрять в низине. Высунувшись в боковое окно, он наблюдал, как вереница из десяти вагонов проходит крутой поворот - нормально так проходит, в пух. Прокатившись через предгорье, предстояло также проехать мимо Цибулинки и гнать до Перехрюкина, разгружаться, и возвращаться. Пересменку машинистов проводили в Цибулинке, так что и. При подъезде к станции Гриб видел, как с рельсов разбежались грызунята и собаки, и наверняка было цокнуто "пухячим!". Уж он-то знал это точно, потому как не слишком давно сам так делал, правда, с грунтовой дорогой.

- Ну, тут такой песок, - поцокивал Курень, - Обычно сутками работаем...

- А йа думал, с гусями, - заржал Гриб.

- Да, - проржался Кур, - Всмысле, один раз мотыльнулся по кругу - сурковать, потом меняемся. За сутки всего может получиться рейсов десять, это как пух ляжет.

Из радио, которое иногда включали на общие каналы, доносилось известное

Топотунство гусей, топотунство гусей.

Вот опять йа кричу вам, что топчется гусь!

Топотунство гусей, топотунство гусей,

Пропустить хоть одно топотунство боюсь!

А как известно, повторенное дважды - в два раза смешнее, так что грызи опять ржали. Гуси, кстати цокнуть, регулярно попадались на глаза - они тусовались и возле Цибулинки, где их прикармливали, получая взамен прорву помёта, полезного для убобрения почвы, и возле многих водоёмов, каковых достаточно на протяжении маршрута. Эти толстые серо-белые птицы потрясали гузками... всмысле, как потрясали гузками из стороны в сторону, так и потрясали воображение. Потрясали и виды на окрестности, в частности водопады, плескавшиеся с краснокаменных скал и прекрасно видные с дороги, и речной каньон - хотя Гриб видел это отнюдь не первый раз, он подозревал, что со временем эффект только крепнет.

- А как грызуниха? - от нечего делать спросил Курень, когда поезд лопатил по краю каньона, - Мягкая?

- Наимягчайшая, - кивнул Грибодур, - Правда, пока ещё не на сто пухов моя грызуниха, но процесс идёт.

- Ну, это главное, что идёт, - рыгнул грызь, - А моя - рыжая.

- Да ладно?? - сделал удивлённую морду Гриб.

- Зуб даю, - заверил Кур, и грызи скатились в смех в очередной раз.

Поезд прошёл над рекой по узкому стальному мосту, перекинутому на изрядной высоте, и пошёл на снижение - значит, рядом уже Перехрюкино. Щёлкнув тумблерами радио, Грибодур отцокался диспетчеру, что прибывает к заводу. И что характерно, ничуть не приукрасил - пройдя через густой смешаный лес с густым подлеском, поезд подкатился к стрелке на поворот, и таки пошёл туда. Путь здесь расходился обычным треугольником, так чтобы можно было выехать в любую сторону. Если прямо - проезжаешь мимо станции Перехрюкино, где останавливается пассажирский, а в сторону - на завод. Медленно проехав через лужки, на которых паслись коровы, тепловоз затащил состав в открытые ворота заводской территории.

Как это чаще всего и бывает, завод отстроили в виде единого комплекса, окружив стеной, чтобы по территории не шарахались дикие животные, а внутри, кроме цехов и складов, имелись и жилые постройки, и даже огороды с овощами. Старая кирпичная труба, возвышающаяся над плавильней, бросала вверх только узкий хвост белого выхлопа, потому как теперь жгли газ, а это несоизмеримо более чисто, чем уголь. Поезд прокатывался между стен цехов, сложеных из весьма старинного кирпича, к месту выгрузки на "заднем дворе" завода. Путь здесь приподнимался на метр от земли на бетонных блоках, так что если открыть боковые крышки рудовозок, оттуда всё высыпается под действием гравитации, сухо цокая. Далее наступает очередь бульдозера отгребать породу от пути и насыпать кучи. Эти самые кучи высились метров на пять с обеих сторон, потому как железнодорожники не хотели придерживаться графика - напух его придерживаться, сделали запас на месяц вперёд, и ладно.

"Жадность, только Жадность, и ничего кроме Жадности" - приходило на ум при виде этих куч. Торцом отвалы доставали прямо до ворот цеха, откуда выкатывали вагонетку, грузили рудой, и она отправлялась в щачло переработки. На самом деле, Жадность тут шла исключительно как частность, работая на весь Мир целиком, а не только на грызей. Оно так было всю дорогу, но сейчас приобретало совсем чёткие очертания: например тот астероид, который два года назад был взорван на подлёте к планете. Если бы грызи не чесались, фигова космическая щебёнка, угодив в атмосферу с огромной скоростью, устроила бы взрыв на несколько мегатонн, что крайне мимо пуха. Этот случай, в частности, сильно дал по мозгам и Грибу, так что он стал копаться в смежной тематике, и всё такое... Но и в руде покопаться стоит, ясен пух.

--------------------------------------------------------------------

Покопавшись в руде и на огороде, Грибодур потирал лапы и вспушался. Причём не просто так, а предвкушая ныряние в другую возню. Благодаря достижениям электроники, эвм теперь могли быть компактными и жрали мало электричества, так что нет никакой проблемы поставить на стол, и...

- Омойпух, Гриб! - хихикала Щавелина, увидев такое дело, - Три часа ночи, в пух ли сидеть?

- И то правда! - удивился он, - Точно, сидеть уже не в пух, постою пока!

И, проржавшись, продолжал цоканье по клавишам. Экран легко уносил его мыслями за сотни тысяч километров, туда, где по орбите мотылялась монтажная платформа номер сто. Проект, над которым работали его родственники, потихоньку продвигался, и требовалось много белко-часов думания, чтобы решить все возникающие вопросы. Однако, Гриб и не думал занимать голову только этим - как и всякий грызь, он уважал, чтобы в голове был вкусный салат из мыслей, а не одна каша. Например, скачивал с сети журнал "Жадность и ЖЫзнь", и изучал на досуге. Учитывая, что досуг он устраивал сам себе, проходило вполне гладко.

Например, грызи уделяли много времени работам по УТС, сиречь управляемому термоядерному синтезу, потому как это дало бы новый мощнейший источник энергии. Не для электрочайников, потому как здесь вполне справлялись и существующие, а для перспективных направлений типа космоса. Одновременно реализовывались несколько десятков проектов, причём все с разными подходами к вопросу. Основные надежды возлагались на реактор со сверхпроводниковыми магнитами, но были умельцы, решившие греть термоядерное топливо ультразвуком и ещё пух знает чем. Расположившись за эвм у окна, таращась ушами на прекрасное ясное утро, грызь также узнал, что существуют и другие идеи. Например, ухитриться всунуть несколько атомов дейтерия внутрь молекулы, имеющей вид замкнутого шарика. Некоторые такие молекулы имели свойства сжиматься, а это именно то, что нужно, чтобы сдавить вместе два ядра топлива и осуществить термоядерную реакцию. Ясен пух, что для нахождения требуемых параметров, если они вообще существуют, придётся повозиться, но оно того стоит. Пуха се, прикинул Гриб, такой термояд хоть в паровоз заливай!

- Вообще же, - цокал грызь для Щавелины, проводя обзорную лекцию, - Бытует такое мнение, что не стоит пытаться повторять звёздные условия для реакции, а...

- ЭЭэээ! - сказал среднего размера чёрный медведь, топчущийся за изгородью.

- ... а осуществлять процесс в меньших масштабах, скорее всего, на атомном уровне. Ну, как в тех микроканальных реакторах, о которых я цоцо.

- Угу, - кивнула Щавя, - Давай-ка поставим сюда ещё штакетника, чтобы этот организм не попал внутрь нашего огорода, на атомном или ещё каком уровне.

Позырив через зазоры в изгороди на указанный организм, Гриб вспушился и счёл за лучшее согласиться. Медведь, как и все крупные животные в околотке, был оснащён ошейником, однако грызи не знали его лично, поэтому проявляли резонную осторожность.

- Мы проявляем резонную осторожность, - сообщил Грибодур медведю, который не прекращал попытки протиснуться через изгородь.

- Медведь суть мышь слишком крупная, ну его впух, - фыркнула Щавя.

Помимо этой крупной мыши, рядом околачивались лоси и кабаны, но этих тоже в огород не пускали, на то он и огород. Волки возле Цибулинки тоже имелись, но они были вдрызг прилапнённые и чаще всего дрыхли в зарослях возле магаза, где всегда есть шанс ухватить лишний кусок корма. Впрочем, ночью эти щенки резко взбадривались и шурудили по окрестностям, что полезно - в посёлок не набивалось слишком много когуаров, обитавших выше по горным ярусам. Собственные волки отлично охраняли от несобственных, но прогнать медведя они не могли - ну не кусать же такую тушу. Вот он и мотылялся, пока не надоест - благо, ходит животное далеко не бесшумно, и если не зажимать уши, всегда узнаешь о его приближении.

Грибодур же, потерев лапы и, как ни странно, вспушившись, увязывался за Щавелиной в горы. Нельзя цокнуть, что она была против, но и не настаивала никогда; грызь тоже соображал, что каждый раз навязываться это мимо пуха. Грызуниха любила горы, и ей требовалось регулярно оставаться с ними на одну морду, что в общем-то вполне в пух. Об этом говорило хотя бы то, как она готовилась к походам, соображая, что понадобится, а что не очень, ибо имелся опыт. Убельчённая опытом Щавелина одевала портки из толстого клоха, достаточные для того, чтобы сильный ветер не продул через них и пушнину под ними - никакой грызь не стал бы делать этого летом, а зря. Если в Цибулинке температура больше двадцати градусов, то всего километр в сторону по горизонтали - и там уже меньше двадцати, и задувает постоянный сквозняк.

Откровенно цокнуть, в первые разы Грибодур действительно таращился на склоны гор, а даже не на грызуниху, но потом, попривыкнув, уже больше хихикал и любовался пушной зверушкой. Щавелина завязывала гривку в достаточно плотный хвост, и прятала под капюшон куртки, чтоб она не мотылялась по ветру и не мешала. Гривка у неё имела тёмный цвет, но нельзя цокнуть, что совсем чёрный, скорее тот же рыже-серый, как и остальное опушение тушки, только сильно темнее. Глядя на опушение, грызь облизывался, особенно когда Щавя прыгала через расселины, мотыляя в воздухе огромным пуховым хвостом. Возможность попрыгать через что-либо на равнине выпадала нечасто, так что это приносило потеху.

Грибодуру таки потребовалась изрядная практика, чтобы сигать столь же легко, как грызуниха. Без привычки перемахнуть двухметровый провал может и не получиться, что чревато, сухо цокая, соударением с жёсткими горными породами. Щавелина же, разбегаясь, прыгала и через трёхметровые, заставляя грызя слегка зажмуриваться и тащиться в обход, потому как ломать лапы он не собирался. И ещё, что заметил Гриб, так это то, что та самая куртка, в которой грызуниха лазила в горы - это ничто иное как армейская спецовка, слегка переделанная. Такая жадность, чтобы не ушатать спецовку во время службы, а потом ещё и домой забрать - это ему очень нравилось. Его собственная тоже была при нём, но та была более лёгкая и для гор не слишком подходила.

При этом, двоепушие лазало в гору не только расколбаса ради - чаще всего они шли к Огуречному ручью, а точнее к источнику минералки, который вливался в оный. Источник представлял из себя незаметную трещину в сером граните, из которой сочилась вода, чистая и слегка солёная. До той кондиции, как минералка из источников выше, она не дотягивала, но грызи всё равно регулярно набирали её в пятилитровые канистры, и тащили в гнездо. Возле ручья, на террасах шириной в шаг или менее того, произрастала трава и кой-какие деревца, в основном сосны, закрученные в бараний рог ветрами. Можно потаращиться ушами на этот сад в миниатюре, а можно вдобавок набрать растюх, полезных в разных случаях.

- Хм... Огузятник жёлтый? - рассматривал веточку Грибодур.

- Сам ты огузятник! - засмеялась Щавелина, пихнув его в бок, - Это бройлерон жеж.

- Для бройлеров?

- В том числе. На самом деле, обладает весьма хитрым эффектом, - мотнула ухом грызуниха, - При передозе вызывает удушье вплоть до жмурного. Зато нейтрализует некоторые яды, выделяемые бактериями. Тобишь, это в солёные грибы добавлять, чтоб не травануться. Кстати о грибах, Гриб, хыхыхы... Йа прошуршала вокруг Циби с нашей стороны, так там не особо густо. Даже цокнуть, совсем негусто, так, горстку грамофончиков нашла.

- А йа был и с другой стороны, там тоже не избыток, - цокнул грызь, - Да и у грызей поспрашивал, они подтвержают, что грибов тут негусто.

- Ладно, зато, как минимум, эта ботва тут есть, - показала на ботву Щавелина, и достала из внутреннего кармана блокнот, - Это где-то...

- Омойпух, ты её всю заприходовала?? - округлил глаза Грибодур.

- Пока ещё не всю, - хмыкнула грызуниха, - Но к тому идёт. Надо ведь знать, где и сколько можно собрать, чтоб не нарушать популяцию. Бройлерон, цокну тебе, довольно специфичная ботва.

- Тоесть, на грядке - ни-ни?

- Ни-ни, можешь попробовать. Проще сюда ходить и собирать, чем упарываться с выращиванием.

- Ну да ну да, проще... - хмыкнул Гриб.

Номенклатура ботвы, записанная в блокнот, включала в себя почти сорок наименований! Не так просто даже выучить это всё, не то что эт-самое.

- Да, но упарываться можно и альтернативными методами, - заметил грызь, - Например, расширить площадку прямо здесь, и культивировать эти растюхи.

- Ну, теоретически, да, - кивнула Щавя, - Но это столько возни! Хотя, некоторое увеличение эт-самого не помешало бы. Тонны незачем, но некоторое количество было бы полезно.

- Тык, - хмыкнул Грибодур.

Чтобы осуществить этот хитрый план, действительно пришлось чуть не упороться. Казалось бы, искомая лощина, метр на двадцать, всего километрах в двух от дома, но чтобы подняться туда, да ещё и с грузом, уходил почти целый день. Впрочем, цокнул Гриб, мы куда-то спешим? Поскольку травы запасали впрок, а не ждали вспышки инфекции, спешить не обязательно. Но, как и предупреждала Щавелина, здесь это не тоже самое, что вскопать грядку.

Для начала, требовалось вообще занести туда почву, потому как лишней на каменном склоне нету. Для этого Грибодур отыскал в лесу, поближе к склону, место для добычи жирного суглинка - песок не пойдёт, потому как его тут же раздует и размоет. Яма, которая образовалась при падении старой ели, теперь стала карьером, и грызи какое-то время возились там, наковыривая весьма плотный и неподдатливый грунт. При этом над ушами метра на три возвышалась стена из корней, потому как вывороченный комль дерева может тусоваться таким образом ещё многие года. Однако, накопать - это только начало. До некоторой отметки грунт можно было отвезти на тачке, что грызи и делали. В один из наездов в свой родной околоток Гриб привёз в частности годное колесо, вокруг которого сколотил тачку.

Однако, лезть с тачкой по склону уже никак нельзя, а перелопачивать тонны камня, пробивая дорогу - слишком затратно для такого предприятия. Вслуху этого грунт вываливали на свободную каменную площадку, более-менее ровную. Края этой площадки огородили бульниками, чтобы грунт не сдувало ветром, и здесь производили сушку...

- Главное, чтоб не дырку от сушки, - добавляла Щавелина, и катилась в смешок.

Если как следует измельчить куски суглинка, он высыхал до такого состояния, что становился минимум в два раза легче. Тут уже приходилось ссыпать полученную крупу в пакеты, навьючивать на себя и тащить вверх в гору! Учитывая то, что тащить один только грунт не получится, его самого оставалось не более десяти кило. Грибодур опушнел, когда волочил такую тупь первый раз. Хотя, собственно, и второй и третий раз тоже опушнел, как и Щавелина, впрочем. Однако же, каждый такой пакет уверенно покрывал четверть квадратного метра, следовательно, за два дня грызи могли рассчитывать создать в лощине целый метр посевной площади, а это не шутки.

Сама лощина была удобна в качестве террасы для огорода, потому как имела поднимающийся вверх край, который не даст ветру и потокам воды снести отсюда грунт. Но, из-за того, что почве неоткуда взяться тут, лощина по большей части была покрыта пустой щебёнкой, зеленели только два островка в разных концах - один с бройлероном и другими травками, другой с микро-сосной. Этому дереву, вероятно, лет сто, при этом высота не превышает двух метров; сосна как будто вжалась в камень, и будь у неё морда, наверняка там застыл бы вечный испуг. У корней сосны тоже пытались лезть среди камней травянистые насаждения, но со скромным успехом.

Грибодур и Щавелина разровняли дно лощины, закатав в ямы щебёнку и убрав по краям бульники, и насыпали притащенный грунт. Это было ещё далеко не всё, пришлось городить запруду, выдалбливая камень, чтобы рядом с делянкой имелся водоёмчик. Ручей существовал только во время дождей, но этого наверняка будет достаточно, так что и. Опосля изрядного количества дней грызи таки смогли усесться на камень, подложив пуховые хвосты, и полюбоваться результатом - в пух, да и только. К тому же, отсюда они могли бы видеть всю Цибулинку и свой дом, если бы там всё не пряталось в густой ковёр леса. Ковёр этот, как зелёная пушнина, переливался по складкам местности и уходил до горизонта; в противоположной стороне нависали горы.

- Ну всё, с чистой совестью можно забыть об этом! - цокнула Щавелина.

Грызи переслухнулись и скатились в смех, потому как натурально, сажать здесь что-либо на зиму глядя никак не стоит. Пока то да другое то, год уже заворачивал именно на зиму, потому как обычно так и бывает, собственно. В лесах стояла слегка золотая осень, а в огородах только и слышалось, что звук набиваемых мешков. Грызи набивали мешки очень основательно, потому как кормили не только себя, но и много других зверей, у которых обычно наблюдался дефицит пищи, особенно зимой. У Гриба и Щави пока что закрома не ломились, но только потому, что они начали процесс не с самой весны, как все, а с середины лета. Тем не менее, сухари и зерно были запасены в объёмах трёх мешков - если сухо, этого хватило бы на зиму самим грызям.

Что характерно, с наступлением холодов Щавя не только не завязала с горами, но и стала заходить туда всё дальше. Это не особо удивительно, ведь зимой не соберёшь корма, всякой хузяйственной возни по минимуму, можно и трясти хвостом, как пушеньке угодно. В данном случае пушеньке было угодно навьючиться рюкзаком и мотыльнуться по склонам на несколько дней, так что не всегда Грибодур был уверен, что угонится за горной грызунихой. Как цокается, не уверен - не тряси, поэтому грызь хихикал, и шёл гонять теплик, пока его согрызяйка мотылялась. Как и ранее, особого избытка желающих гонять теплик не наблюдалось, хотя в основном из-за общего малого количества грызей в околотке. Вслуху этого Гриб получал возможность потаращиться ушами на узкую дорогу, вьющуюся по уступам склонов, и получить причитающиеся монеты.

Кроме того, грызь захаживал и в ремонтный цех, крутить гайки и прочие овощи. Любой ремонт подвижного состава, какой только лез в рамки мыслимого, цибулинские делали сами. Впрочем, это далеко не аномалия для грызей, которые всегда стремятся к местной автономности. По большому счёту, там не было никаких нанотехнологий, так что Гриб и сам соображал, как чего. Но, как известно, даже самые простые вещи сами себя не сделают, и приходилось браться за ключи и кувалду. Жадничали по полной программе! Само собой, здесь был токарный станок, на котором вытачивали круглые детали взамен тех, что выходили из строя. Но, помимо этого, в цеху имелась и небольшая плавильная печь, чтобы сделать заготовку под эти выточки! Зачастую брали какой-нибудь лом, переплавляли, и - вот она, мечта моей рыбы, запчасть для подвижного состава получалась с оптимальными затратами монет, а именно ноль целых ноль десятых.

Тем более, повозиться в цеху было одним, или даже двумя, удовольствиями. Токарный станок, пресс, и прочее оборудование стояли непосредственно рядом с большими земляными ящиками, в которых произрастали можжевельники и прочие овощи, делая помещение похожим на леса кусок. Зато здесь сухо и тепло круглый год, и есть все возможности выбить Прибыль из самых простых кусков железа. По ходу шерсти, в подвижном составе практически не имелось таких деталей, какие не могли бы сделать в цеху. Самое массивное, что приходилосиха заменять - это колёсные пары. Колпара отливалась единой деталью - два колеса и ось, поэтому когда колёса стачивались, её следовало везти на переплавку, ничего не поделаешь. В цеху имелась литейка с печью и всем подсобным песком, но она была недостаточно большая, чтобы отливать колпары. Ну да и пух с ними, не всё белке орехи, цокали грызи, хихикая.

Когда яркое солнце пробивалось в запылённые окна цеха и мотылялось по зелени внутри, Грибодур поднимал взгляд от станка или верстака, и хихикал. Не только из тех соображений, что за восстановленные детали монеты шли в том числе в карман рабочих. Главным образом, вспоминая свою согрызяюшку, пушную белочку, хррр... кхм! Ну и вообще, от впечатления в целом. Например, на крыше цеха имелся огород для всякого подсобного, и если выйти туда осенью, когда листва уже облетела с деревьев, отлично видны склоны гор и белые шапки ледников в вышине над ними. Собственно, пырючись на эту красотищу, грызь не забывал добавить, что весьма в пух, когда нет лавиноопасности. Цибулинка находились близко к склонам, однако глубокие "овраги" между ней и ледником давали полную уверенность в том, что никакая лавина не достанет, просто не хватит льда, чтобы заполнить низины. Избытки валили с ледника на другую сторону, в седловину Семи Гусей - вот там постоянно следовало беречься.

Помимо прочего, в цеху практически постоянно чинили рудовозки, потому как их много, нагрузка на них приличная, так что и. Вагон подымали на домкратах, меняли подвеску, при надобности - разбирали и заменяли досчатый короб для руды, ну и вообще, чистили и осматривали все механизмы на предмет косяков. Часто помогала сварка, и хотя Грибодур не особо с ней дружил, здесь начал натаскиваться помаленьку. Ибо, деталь сама себя не заварит, как известно. В цеху существовал древнющий электросварочный транс, огромный как шкаф и немобильный, но работал он вполне удовлетворительно, так что, ясен пух, никто и не заикался о его замене. В частности потому, что на шкаф повесили табличку "даже не заикайся о его замене!".

По части смешков, хиханек и бугогашечек ремонтный цех старался не отставать от других особо ржаных мест в Цибулинке, типа сельмага. Например, на входную дверь, вкрученную в ворота, прикрутили четыре ручки, причём с разных сторон. Также там висели две таблички: "от себя" и "на себя", плюс дополнительная "под себя". На стене рядом красовалась "грамота" "цех высокой культуры работы с металлом", где уточнялось, что высота культуры заключается в наличии этой грамоты. Напоследок, рядом с грамотой имелся адекватометр с надписью "ударить головой для измерения". В общем, Грибодур ржал ещё больше, чем обычно. В частности оттого, что едва приходило в голову сделать какой-нибудь лулз, как выяснялось, что его уже давно сделали.

В этом плане более всего преуспевали Ратыш и Хвойка Хрюкины, возившиеся в ремонтке чаще остальных. Уж на что Грибодур был не прочь покрутить гайки, но эти две пропушёнки, похоже, вообще только отдыхали! Весь день только и слышалось, что рассыпающаяся рожь, а пушные рыжие хвосты крайне шустро мотылялись по помещению. К тому же, хвост Хвойки, как и вся белка в целом, вызывал хрурные ощущения при попадании их изображения в глазные яблоки. Грызуниха всегда возилась в цеху в сине-жёлтом комбезе, ухитряясь поддерживать его в чистом состоянии. Ну, грызуниха на то и грызуниха, собственно. У самого Грибодура комбез стал чёрным через два дня, и естественно, таким и остался навсегда.

- Послушайте ухом, а если всё-таки... - цокнул Гриб, когда грызи в очередной раз испивали чаи.

- Всё не таки, всё это всё, - резонно ответила Хвойка.

- Да. Всмысле, если сделать печку для того, чтобы плавить эт-самое?

- Гриб, мы считали, это мимо пуха, - пожал ушами Ратыш, - Тем более, там основное что надо плавить - это колпары. А их просто так не сваришь, тут нужно массивное оборудование.

- Так он и точит резцы на массивное оборудование, - захихикала грызуниха.

- Впух. У нас возни ещё допушнины, Гриб, - цокнул Ратыш, - Да хоть бы и с грибами, а?

- А что с грибами?

- Нету их, - заржал грызь, - Нет грибов - нет проблемы... А хотелось бы, чтоб были.

- И как вы намереваетесь подцеплять этот песок? - церемонно осведомился Гриб.

- Грибы с песком, оо грибы с пескооом, - напела песенку грызуниха, скатив всех обратно в смех.

- Да. А если без уток, то мы думаем, дело в низкой средней температуре, - цокнул Ратыш, - Для нас вроде и норм, а земля толком не прогревается даже летом, потому как от гор идёт морозец. Есть такая задумка, закрыть крышей какой-нибудь овраг, и там эт-самое.

- Хм... - прикинул Грибодур, - А что, есть запрос на такой песок?

- Ну а как ты думаешь, пух-голова? - фыркнула Хвойка, - Во всём околотке грибов пух да нипуха, в самый жирный год по паре корзинок собираем. А сколько их может в грызя вместиться, сам знаешь.

- В грызя, примерно центнер в год, - припомнил Гриб, - Это если на свежие пересчитать. Плюс для зверей, плюс что пропадёт - считаем полтора-два центнера. Да, запрос есть, это факта. Надо будет провентилировать в литературе вопрос о том, как это делается.

- Сечёт, - показал на него Ратыш.

Гриб действительно сёк, потому как попал в естественную для грызя среду, когда всё надо делать своими лапами. Как он подозревал, отсутствие обильных урожаев грибов было одной из причин недостатка населения в околотке, ибо грызи дюже уважают это дело. Сначала, в цеху, просто поржали, однако, завалившись отдохнуть домой, Грибодур провёл разбрыливание более подробно...

- О мой пух, в чём весь стол? - цокнула Щавелина.

- Это йа разбрыливал, сейчас вытру.

На самом деле, картина вырисовывалась вполне в пух. В самой Цибулинке около трёх десятков хвостов... не в отрыве от остальных тушек, само собой! Если вместе с Чапским, Лушкиным, Подбросным - будет больше сотни. По полтора центнера на хвост - пятнадцать тонн как на пуху... Подумав это, грызь заржал. Щавя, сидевшая в ящике с книжкой, только улыбнулась, потому как, ясное дело, ржал грызь чуть чаще чем постоянно. Проржавшись от пятнадцати тонн на пуху, Гриб усёк, что это весьма значительное количество. В околотках, расположеных в равнинных лесах, десятки тонн грибов грызи собирали сами, просто осенью в корзинки, но здесь близость гор не давала так делать. Ну допустим, пятнадцать тонн - это рассчётное количество, которое наверняка не попадёт в грушу, но порядок чисел будет тот же. Ради такого песка вполне можно пошевелить хвостом! Главное, как всегда - это Жадность-матушка. Потом - прокорм ближнегрызущих, потому как это есть залог стабильной Хрурности и сохранности собственного хвоста. Прибылей в монетах с этого не получишь, потому как товарный обмен внутри околотков происходил полностью мимо денежной системы.

По этому поводу грызи ржали, что товар бесценный, потому как у него нет никакой цены! Какая-то цена, само собой, всё же была - например, если тупо меняли картохлю на чесночины, то доцокивались о том, какой курс обмена. В некоторых местах - отмечали в бумажках виртуальные "деньги" навроде трудодней, но это редко. Чаще - выпускали околоточные монеты, как ясно из названия, имеющие хождение на территории околотка. Ясен пух, это отнюдь не обязательно монеты, скорее просто бумажки, заверенные печатями и подписями. Такая пухня происходила в родном околотке у Грибодура и Щавелины, но здесь, в Цибулинке, об этом даже не заикались. Просто выдавали хлеб, яйца, молоко, потому как знали, что грызь трясёт на тепловозе и в цеху.

Гриб же, вернувшись к грибам, влез в информационные заросли всемирной сети, и копался там, как белочь в густой хвое. Тематика была исследована подробно, требовалось только найти нужное. Грызи издревле практиковали не только сбор, но и культивацию грибов, причём различных - шампачей, пыльников, опят, вешенок, и даже белых. Белые грибы отличаются тем, что действительно белые внутри, с плотной ароматной мякотью, обладающей наиболее позитивными свойствами из всех известных грибных телоидов. Например, они идеально сохнут, сохраняясь на несколько лет. Итааак, цокнул себе грызь, разглядывая фотографии куч грибов, какие именно? Ответ напрашивался сам собой - все сразу! Ведь в наличии нету ничего, значит - потребуется весь ассортимент.

- Гриб, ты втыкаешься ушами в грибы? - цокнула Щавя, позырив из-за его плеча.

- Почему ушами? Носом! - захихикал он, - А так да, Щавь. Наши цокают, что было бы весьма в пух развернуть что-нибудь вроде грибной фермы, потому как вокруг всей Циби нипуха нету.

- Это далеко отлетающая возня, - здраво рассудила белка, вспушившись, - Тут надо сначала примериться, сделать опыты, и уже по результатам.

- А как ты слушаешь на то, чтобы выращивать грибы? - поинтересовался Гриб.

- Ушами, - хихикнула Щавя, - Это в пух, конечно. Но есть ещё возня с холодной медициной. Все эти травки, которые мы содили и сушили. Это надо ещё переработать, чтобы придать удобную в использовании форму. Слава пуху, мёд у нас есть.

- Мёдъ? - сделал церемонную морду грызь.

- Ага. На основе мёда делаются сосульки, - грызуниха показала леденец в обёртке, - Для препаратов холодной медицины - самое то. Чейнсовина цокала, что раньше этим занималась бабка Хрюкина, но она в прошлом году закончила жыть, а дети и внуки давно уже другим песком занимаются.

- Так тебя в знахарки записали, грызуниха? - захихикал Грибодур, - Поздравления.

- Ну, частично, - скатилась в смех Щавя, - Да, надо ведь кому-то "колёса" закупать, хранить, выдавать более-менее те что надо, а не как пух на уши положит... а это некоторая возня.

- Некоторая возня, - кивнул грызь, - А что нам для этого надо?

- Если честно, то хорошо бы помещения, - призналась Щавелина, - Эта изба конечно тёплая, но внутри она не настолько большая. А хотелосиха бы кухню, такую конкретную, чтоб чанами варить, ну и сарай для сушки и всего такого.

- Думаю, никаких вопросов, белочка, - заверил её Гриб, - В Лушкино есть древобаза, доски и всякую такую погрызень припрут быстро. Главное определить, что именно потребно городить.

- Ты легковато согласился, - хмыкнула белочка, - С такими размахами тебе придётся на несколько лет забыть про эти грибы.

- Ну, надо будет так и забуду, - пожал ушами грызь, - Но одно другому не мешает, мне надо будет пока проводить долгую подготовку и разбрыливать, а в это время вполне можем и эт-самое.

- Мм... это в пух, - уркнула Щавелина, сдвинув вверх пушистые рыжие ушки и зажмуриваясь.

Это было в пух по всем показателям. Тем более, городьба оказалась не столь уж великой, как казалось вначале. В осовном, грызям требовался закуток для кухни, отрезанный от остального помещения избы. Когда варишь борщи - это одно, а если целыми днями заниматься сушкой, вареньями и прочим, это уже будет не особо в пух. Тем более, варить по-крупному лучше на дровяной печке, а печка в избе не предназначена для этого, да и перегревать дом негоже. Выйдя на участок и обозревая его глазными яблоками, белки для начала вспушились. В-нулевых сила традиций, во-первых же, в лесу уже сильно похолодало. Как-никак, пока возня да другая возня, уже уверенно наступила на грабли осень. Морозов не наблюдалосиха, но по ночам температура залезала под ноль, верхний слой земли промёрз, так что все огородные работы откладывались до весны. Ольха, обильно растущая за забором, с началом заморозков обильно засыпала грядки и дорожки листвой, причём зелёной! За это ольха получила звание "жабье дерево" вплане скупости на использование листьев.

- А впух, - цокнула Щавелина, пихнув грызя в бочок, - Пошли проветрим пух, а?

- Всегда не против! - правдиво ответил Грибодур.

Позырить на Лес, который уже выглядел по другому, нежели летом и ранней осенью, никто из них не отказывался никогда. Взяв небольшие припасы - орехи, термос с цикорием, налапные самопалы от волков - грызи выходили... ну точнее, прошуршивали в крайне узкую калитку среди кустов, и оказывались на дороге, проходившей мимо ихнего участка. Летом здесь было сплошное море зелени, а сейчас практически всё виделось насквозь минимум метров на сорок. И это вызывало некоторый интерес, потому как можно и увидеть чего полезное. В частности, они сразу же увидели штук десять тыблонь, растущих в подлеске - их придётся пересаживать на открытое место, потому как без света они не будут плодоносить. Тыблок загружали в желудки допуха - в сушёном виде, а также делали из оных сидр, как консервированный сок, и уксус для различных пищевых нужд.

Сама грунтовая дорога, каковая не так давно была развожена в страшенную грязь, застыла под заморозком, обеспечивая уверенное хождение по ней лапами. Здесь иногда проезжали мотоциклеты до Чапского, таская корм... причём, не мотоциклеты с коляской, как можно подумать! В Чапское шла только тропинка, поэтому и катались туда на двухколёсных машинах. Навьючат мешков, как на ишака, и поехали. Помогало только то, что груза пух да нипуха, например, всему околотку требовалось несколько мешков муки и сахара, а их хоть на беличьей тяге упереть можно. В любом случае, ездить тоже стало куда как более в пух, когда грязь превратилась в лёд. Отсутствие листьев на деревьях и кустах приводило к тому, что стук колёс и лязганье металла со станции было слышно и здесь, метров эдак за триста, а уж гудки тепловозов и подавно.

Но всё же, как-грится, свинья везде грязь найдёт, а белка везде найдёт орехи. Грибодур и Щавелина тоже нашли - и орехи, не добранные другими организмами, и мороженную клюкву, которая немедленно отправилась под резцы и вызвала потеху. Выковыривая ягоды, покрытые инеем, грызь хихикнул и показал в сторону:

- Дивись, волки.

- О мой... этот, как его... пух! - распушила хохолок белка.

Волки, правда, были небольшие, гораздо меньше грызя, серо-белой окраски, и были оснащены ошейниками. Они без зазрения совести подставили бока под чесание, так что бока оказались измяты, а грызи получили дополнительное годование. Волчки дали дёру в лес, когда откуда-то издали раздалось громогласное "ХРУ!", долго гулявшее эхом среди деревьев. Грызи таки тоже переслухнулись, представляя себе размер хрюши.

- Вот это уже о твой этот как его пух, - заржал Гриб, - Если что, как будем?

- Классикой, - показала на сосну Щавя.

Примерившись, грызуниха схватилась за ствол всеми лапами, и быстро перебирая ими, через несколько секунд оказалась высоко в ветках. Пожав ушами, Гриб последовал за белкой, так что грызи уселись на толстых ветвях и немало поржали над тем, что залезли на дерево, как белочь. Кстати, с дерева открывался отличный... в смысле, ещё более отличный вид на взгорье. Издали не различить террас, по которым проходила узкоколейка к руднику, но ярусность со сменой камня и растительности прослеживалась невооружённым ухом. Поводив ушами в наступившей тишине, Гриб и Щавя могли услышать отдалённый шум поезда, тащившегося где-то через лес. Потом последовала новая порция ржи, потому как услышали они и самый натуральный храп, доносившийся из дупла на соседней берёзе. Кто там хрючит, проверять не полезли, чтоб не тревожить животное.

--------------------------------------------------------------------

Однако жеж, сколь гуся не крути, а гузка всё сзади, как цокает народная мудрость. Всмысле, проветривание пуха это в пух, но потом всё же пришло время и подумать о том, что было цокнуто - о некоторых новых помещениях для хозяйственной возни. Грибодур всвязи с этим припомнил весьма глубокомысленный плакат, висевший в прихожей его старого дома - "Хозяйственная возня - да!". Следуя этой установке, он вспушился, и походив вокруг избы, начал составлять план. Расширять следовало поперёк дома, вслуху того, что дом находился практически между сточной канавой и колодцем, вытянувшись в длину. Однако жеж, между дверью и колодцем было ещё четыре метра, и грызь прикинул, что это сойдёт.

- Кроме того, - цокнул он Щавелине, - Кто нам помешает поставить строение прямо на колодец?

- Здравый смысл, может? - захихикала белка, - Хотя, почему бы и нет? Удобнее будет брать воду, а если вдруг зима суровая, так снаружи и промёрзнуть может.

- Не может, а точно промёрзнет, - поправил грызь, - Придётся примерно ноль семь метра долбить каждый раз, чтоб добраться.

- Тогда, колодец внутрь! - цокнула Щавя, контрольно вспушившись.

Таким образом, проект сооружения выслушил как логическое продолжение избы, накрывающее колодец. Как раз там, где он окажется - сделать кухню с печкой. А вот между кухней и избой Грибодур умыслил сделать тамбур. Смысл заключался в том, что если открыть двери - тепло пойдёт в дом и можно будет не топить там печку, если топится на кухне. Летом же, открыв двери наружу и закрыв внутренние, можно наоборот, отрезать лишнее тепло.

- Высушено? - цокнул грызь, показав согрызяйке план на листке.

- Да, это было бы в пух! - кивнула Щавя, - И ещё мне потребуется место под лишний холодильник для препаратов.

- Холодильник и сюда поставим, - показал по схеме Гриб, - Должно быть в пух.

- Тогда в пух, - цокнула грызуниха, и задумалась, - Не слишком ли часто мы поминаем пух?

- Тык это в пух, а не мимо, - заржал грызь, - Пшли за кирпичами.

- За кирпичами? - склонила ухо Щавелина.

- За. Или ты думаешь, печку из дерева строить будем?

- Да, но сейчас уже вроде как зима, - вспушилась белка, - Может...

- Кто упорот?

- Мы!

- Тогда пшли за кирпичами.

Собственно, Грибодур даже мысли не держал шутить, когда цокал про кирпичи. Правда, привезти количество, потребное для фундамента и печки, никак не получилось бы иначе чем на автомобиле, тачкой это пол-года возить надо. Собственно, брёвна для сооружения тёплого помещения тоже лучше взять с древобазы, чем искать по одной штуке в лесу. Если бы цоканье шло о доме, тут да, а хозяйственная постройка общецибулинского значения - это другой песок. За кирпичами Грибодур с Щавей пошли на склад станции, потому как все видали, что несколько поддонов этого товара стоят на площадке.

- Послушай ушами, а мы долго будем расплачиваться за эти кирпичи? - задалась вопросом Щавелина.

- Как пушеньке угодно, - хихикнул Гриб, - Но кирпичи, думается, можно и за обычные монеты взять, чтоб непоняток не было. Один пух их возят с Улиточной.

Нынче на складе не нашлось ровным счётом ни одного животного, пригодного для расходных операций, сухо цокая - были собаки и ежи, но они стройматериал на отвесят. Пуха ли, ведь склад работал сам на себя и не заморачивался, когда закрываться. Пока Грибодур чесал ухо, раздумывая над затруднением, по переходу через рельсы подошла Хвойка, и поступила крайне оригинально, а именно вспушилась. Вспушившись, белка подняла лапу буквой "га", приветствуя грызей.

- Пыщ кло! - ответствовал Гриб, - Хвойка-пушище-ухомоталище. Это Щавелина, кстати.

- Приятно слышать ушами, Щавя, - пожала ей лапу Хвойка, - Ты в курсе, что твой согрызяй - тряс?

- Не гузло! - подтвердила Щавелина, скатываясь в смеха.

- Да не, помимо уток, - цокнула Хвойка, - Схватывает наползу, а не как некоторые хвосты. С такими лапами у нас дела пойдут в пух, а не мимо. Кстати, вы по что сюда?

Грибодур по мере способностей цокнул, по что... тобишь, минут пять они ржали, втискивая слова в узкие зазоры между рожью.

- Кирпичи для эт-самого? - привспушила хохолок белка, - Забирай!

- Да, но думалосиха, тут кто-то...

- Да впух! - мотнула ухом Хвойка, - Всё я знаю, эти кирпичи уже пол-года тут лежат, надо будет - ещё привезут. И нечего гусей топтать, сейчас дам машину.

- Откуда? - икнула Щавя.

Однако Хвойка уже убежала к воротам склада, и вскорости оттуда подкатила на ЗиФе, том самом, который тут перевозил большую часть грузов. Как уже успел усвоить Гриб, цибулинские ничуть не заморачивались, имея представления об общем имуществе. Тобишь на практике, Хвойка просто схватила грузовик, ни у кого не спрашивая. Если уж складские не крутятся рядом - значит, ничего срочного у них нету, а раз так, то пуха ли? Грибодур и Щавелина и ухом мотнуть не успели, как грызуниха уже запрыгнула на погрузчик, и запихнула в кузов поддон с кирпичами.

- Используйте! - цокнула она, показав на машинку, - Разгружать будет куда быстрее. Поехали!

Автопогрузчик, оснащённый стандартными вилами для поддонов, был хорошо знаком Грибодуру, там что он только махнул лапой Щаве, запрыгивая на сидушку. Как обычно, погрузчик делали на базе лёгкого автомобильчика ГуАЗ, и у него имелось два руля с разных сторон. Можно сидеть как на погрузчике и видеть, куда ставить поддон, а можно ехать в другую сторону и видеть дорогу. Также в разные режимы переключалась подвеска: чтобы не перевернуться с грузом, её фиксировали, а чтобы не застрять на кочках, разблочивали, повернув рычаги внутри корпуса. Часто такие агрегаты брали поддоны и везли сразу к месту, но переть кирпичи по развоженой грунтовке было бы сложновато, потому и задействовали грузовик.

- Впух, как быстро! - вспушилась Щавелина, держась за ручки.

- И нечего гусей топтать, конец цитаты, - заржал Гриб, крутя баранку.

Ехать было недалеко, но если по Цибулинке дорога вымощена щебёнкой, то дальше грузовик стало мотылять на колеях, так что ЗиФ натужно гудел мотором на первой передаче, пробираясь вперёд. Пожалуй, если бы не заморозки, тут и встрять недолго. Гриб так не был уверен, что погрузчик пройдёт, однако лёгкая маневренная машинка шла уверенно, не дав ни одного повода пожалеть о намерениях. Правда, поддон пришлось поставить перед калиткой снаружи, и потом перетаскивать кирпичи внутрь влапную. В изгороди имелись ворота, однако их не открывали последние допуха сколько лет, створки давно вросли в землю и зашились ветками кустарников, так что, проще не трогать их.

- Хруродарствие за помощь, Хвойка-пуш! - цокнул Грибодур.

- Не топчи, - отмахнулась белка.

- Не топчу, но ещё надо несколько мешков цемента, потому как без раствора ни-ни.

Цемент, правда, лежал под замком - на всякий случай, так что для его получения пришлось ждать складских грызей. С этим тоже не возникло никаких вопросов... у кладовщиков, а у Гриба таки возникли.

- Послушай ухом, Уц, а почему столько монет за мешок? Имеется вслуху, что это ведь цена на Улиточной, а их ещё привезти надо, вроде как должно быть больше?

- С пуха? - фыркнул Уцкен, - Если на геликоптерах возить, то будет больше. А мы на паровозе, а паровозы здесь все - наши. Высушено?

- Ну, буду знать, в том числе об этом, - кивнул грызь, чеша ухо.

На участке же ухо чесала Щавелина, пырючись на площадку, предназначенную для постройки.

- Надо бы подкопать, а земля промёрзла, - показала она, - Не в пух.

- А и попуху, - хихикнул Гриб.

Что с этим делать, он уже давно знал. Если мороз несильный, а сейчас он был именно несильный, прочная корка имеет малую толщину и растает от малейшего прихода тепла. Вполне хватит даже воды из колодца, ведь туда вода поступает из водоносного слоя, который не промёрзнет и зимой. Температура её градусов эдак восемь - для лапы холодно, а для льда горячо. Взявши лейку, грызь просто полил площадку, и через часок уже вовсю копал землю, делая ямки под столбики фундамента. Щавя ничуть не устранялась от этого песка, а просто вспушилась и пошла лопатить лопатой, образно цокая, что не могло не понравиться грызю. Когда симпатичная белочка ещё и лопатить умеет - это дважды в пух. Грунт испытал на себе это умение и был весьма быстро перекопан и разровнян в соответствии с хитрым планом стройки. За забором периодически появлялись лоси, шлёпавшие губами, но грызи пока не обращали на них внимания, занимаясь своим делом.

А тем временем зима всё больше придавливала температуру, так что, грунтовые работы были сделаны в самый последний момент. Когда с востока прилетели очередные тучи, покрыв небо плотным серым ковром, посыпалась уже не дождевая морось, а самый настоящий снег. Гриб и Щавя явственно ощутили, что они всё-таки стали куда ближе к ледникам, потому как снег, начав валить, делал это целые сутки напролёт, организовав вполне существенный покров. Морозное дыхание гор ощущалось очень ясно, так что грызи, переслухнувшись, пошли проверить печку и тёплые куртаки-пухогрейки. Для столь пушного зверя, как белка, комфортная температура начинается градусов с десяти плюса - но, если снаружи вдарит минус тридцать, придётся натапливать лишние сорок градусов! А судя по рассказам местных, вдарить может. Если общий атмосферный фронт, приносящий холод, ещё и сдует воздух с ледников, получится та ещё морозилка. По этой причине в околотке имели некоторые проблемы с садовыми деревьями, они гораздо чаще, чем на равнине, вымерзали во время таких вспышек холода.

Грибодур цокал с Чейнсовиной, Уцкеном, а также Хвойкой и Ратышем по поводу количества дров, потребного для незамерзания зимой, так что имел об этом понятие. Грызь придумал хитрый план - привезти брёвен для стройки эт-самого, а все обрезки пустить на дрова! В любом случае, никто не замёрзнет, хотя косяки с дровами могут вылиться в то, что придётся всё бросить и пилить поленья. А ведь помимо подготовки к стройке и околачиванию по предгорью, Гриб не собирался оставлять "паровоз". Как по причине общественной пользы, так и по причине того, что это пёрло. С наступлением зимы трясущих грызей прибавлялось, поэтому можно было трясти дня три в неделю, а остальное сливать под стройку.

Главное, чем отличалось начало зимы - это малым количеством солнечного света. Светило и так находилось выше горизонта около восьми часов, а тут ещё и плотные облака делали день совсем тёмным и коротким. Поезда по узкоколейке ходили практически постоянно с включёнными фарами. Смена начиналась при темноте класса "хоть ухо выколи", и в такой же заканчивалась. Грибодур таки не приминул брать с собой фонарик, без него дойти от дома до цеха на краю Цибулинки было бы сложновато. Дорожки же возле станции освещались фонарями на высоких столбах, так что там всегда было более-менее светло, что в пух. За пеленой падающего снега, что искрился в свете фонарей, похрюкивал мотором "кабанчик", притащивший состав на станцию и ожидающий отправки далее. При этом освещение действовало и как ориентир, потому как грызи и не подумали вкручивать одинаковые лампочки - напротив, специально красили. Поэтому Гриб знал, что голубая - это север, а оранжевая - юг, точно не заблудишься.

В такую погоду работа на тепловозе становилась уже другим песком, нежели летом да светлым днём, когда можно открыть окно и слушать щебетание птичек. Сейчас теплик напоминал подводную лодку в плане закрытости, а также в плане обзора из кабины - не видно ни зги, идём по приборам, как-грится. Но шутки утками и гусями, а ведь действительно приходилось ездить по приборам! Когда снег начинало сметать со склонов, метель становилась непроницаемо плотной, видимость падала практически до пяти метров. В таких условиях можно рассчитывать только на счётчик пройденного пути, чтобы определить, когда пора тормозить. Поначалу Грибодуру такое дело казалось просто безумием, но попривыкнув, он понял, что это весьма сложное безумие, замешаное на упоротости машинистов и изощрённой технической хитрости.

Да, во время сильной метели он никак не мог видеть животное, абы то окажется на рельсах, однако животное-то точно увидит свет прожектора и грохот колёс по стыкам - дальше уже вступает в дело естественный отбор. Короче цокнуть, ни одно животное не пострадало на линии, и даже старожилы такого не припоминали. Больше волнения доставляли камни и снежные заносы, так как они убегать от поезда не будут, а вот скинуть его с рельсов шанс вполне имеют. В этом плане Курень, тот грызь, с которым Грибодур в начале проходил практику на машиниста, показывал несколько приёмов, которые позволяют избежать ущерба...

- Например, не ездить в снег? - предположил Гриб.

Но не ездить в снег было чревато срывом графика поставок. Главное же, метель начиналась всегда без предупреждения, заставая поезд в пути, и тут лучше не останавливаться. Хотя, как последнее средство, машинисты и прибегали к тому, чтобы просто переждать непогоду. Пережидать чревато тем, что путь завалит как следует, и его будет трудно очистить. Курень же в основном полагался на столь тонкий инструмент, как собственный хвост!... После того, как Грибодур проржался, грызь пояснил ему, в чём тут соль. Сидючи на кресле перед приборами, он действительно прикладывал хвост к стенке кабины, и через него чувствовал вибрацию, передаваемую через подвеску. Дело в том, что промороженный грунт очень сильно "звенит" от вибрации, это сразу чувствуется. Разительное отличие, когда на рельсы сверху что-либо давит - стоит поезд, тупиковая тумба, или же завал из камней или снега. Путь резко перестаёт звенеть, сообщая о массивном препядствии. Грибодур и не думал, что его обманывают, но смог убедиться и лично, когда подъезжал к тупикам на зигзаге - даже без привычки он сразу понял, что это оно. При этом следовало действительно приложить к стенке хвост, либо же прислонить ногу, потому как иначе можно и проворонить.

Кроме этих изысков, зимой следовало уделять тщательное внимание щёткам, крепившимся на щитки тепловоза. Насыпавшийся снег вкупе с морозом легко давали наледь, которая могла оказаться весьма опасной. Ладно ещё не влезть в гору, а вот если поезд полетит с горы - это мимо пуха. Поэтому щётки проверяли постоянно, как и ящики для песка вместе с механизмом подачи оного на рельсы. Песок повышал износ рельсов и колёс, но тут ничего не поделаешь, ибо песок. Грибодур таки испытывал несколько раз весьма интересные ощущения, когда состав начинал катиться с полностью зажатыми тормозами, причём с ускорением! Только песок, вваленый под колёса рудовозок, спасал от запуска в туманную даль.

Хотя он и тряс тут не так уж долго, Гриб уже пару раз оказывался в ситуации, когда ехать совсем чревато - и он не ехал, собственно! Грызи, неслушая на Жадность и приверженность извлечению прибыли из рудника, полностью соглашались, что не стоит рисковать. Когда на горном участке случались совсем негодные условия, поезда вообще не ходили, даже пассажирские. Или, точнее, тем более - пассажирские. Приходилось дожидаться или изменения погоды, или двигаться сразу за очистителем, который сгребал сугробы и скалывал с рельсов наледь специальными загогулинами. Очиститель сделали на базе автодрезины, каковая сильно походила на маленький грузовичок своей кабиной автомобильного типа. Летом такие дрезы таскали платформы со всякими материалами для ремонта путей и перевозили путейцев, зимой, в основном, чистили пути от снега и наледи. К концу зимы, когда наваливало больше метра, дороги превращались в глубокие овраги между белыми стенами.

К удаче для хвостов, самая тёмная пора в году проходила достаточно быстро. Как только выпадал снег, становилось гораздо светлее, видимость уже не заставляла чувствовать себя кротом. Вокруг посёлков вообще не бывало темноты, когда лежал снег, потому как отражённый от сугробов и деревьев свет разлетался далеко от фонарей. На линии же хорошо работали фары и прожектор, освещая не только дорогу, но и все склоны на многие сотни метров вокруг. По крайней мере, Грибодур, таращась на отсветы на дальней стороне заснеженных гор, довольно вспушался. Иногда он замечал парные огоньки, высвеченные в темноте, это сверкали глазами либо барсы, либо горные козы, каким не впадлу подняться метров на двести по склонам. Грызь раздумывал над тем, как воспринимают эти организмы наличие поезда, и приходил к выводу, что - адекватно! Всмысле, они и не бросались наутёк, но и на путях не стояли, когда приближался светящий прожектором и грохочущий сталью тепловозик.

Когда не было снежных буранов, а большую часть времени их не было, просиживание хвоста в кабине превращалось в одно удовольствие. Под лапой был чайник с орехами и печеньками, радио, из которого сыпалась бесконечная рожь, а за окном открывались отличные виды на заснеженный ландшафт, особенно днём. Если уж выглядывало солнце - сразу следовало нацеплять на нос затемняющие очки, снег слишком хорошо отражал свет и навесит в глаза "зайчиков" очень быстро. Как знал Гриб, грызи раньше пользовались не только тёмными стёклами, но и мелкой сеткой, которая отсекала большую часть света, не давая слепить глаза. У него же имелись обычные очки с затемнёнными стёклами, в количестве две штуки, на всякий случай - так что, был повод вспушиться. А вспушившись, грызь обычно хихикал, а там и скатывался в смех.

Пожалуй, главное усилие, какое делал над собой Грибодур - это выкинуть из головы космическую математику! Раньше он привык мусолить это дело в голове буквально постоянно, и днём и ночью, и в лесу, и на огороде, и в автобусе. Здесь же отвлекаться оказывалось чреватым, нужно было втыкаться в то, что видят глаза и слышат уши. На подъёме ещё можно потоптать гусей, а вот на спуске следует сидеть наготове, как челнок на старте, и быть готовым к проскальзыванию колёс. Чувствуя пятисоттонную массу поезда за хвостом, грызь также ощущал понижение давления Жабы на шею, когда индикатор заряда водородного аккумулятора всё полз и полз вверх. Аккамуль, хоть периодически и давал косяки, постоянно гнал прибыль в виде несожжёного топлива, а это не иначе как в пух!

Грибодура знали уже все гуси по маршруту от рудника до Перехрюкина и Овражков, потому как он именно там и мотылялся туда-сюда, как хвост. Впрочем, птице это знание не несло никакой пользы, а вот грызям, что трясли на заводах - приносило как минимум ржаку. Они каждый раз показывали лапами гриб, когда Гриб закатывал состав на выгрузку, ну и вообще, всячески морально слагались. Грибодур даже запомнил всех зверей, которые принимали руду в обеих местах. Обычно грызи не очень это запоминали, если не цокнуть, что вообще не, но в данном случае он кое-как осилил запомнить шесть морд. Он даже мог цокнуть о том, сколько коров обычно пасётся возле Перехрюкина. Обычно, это летом, а зимой они не появлялись, ясен пух, стояли в загонах и хомячили сено.

С наступлением зимы виды значительно менялись, что далеко не аномалия. Деревья и кусты покрывались мягкой белой пушниной снега, поля выслушили как ровные белые столы. Через какое-то время начала замерзать река Мягенькая, протекавшая недалеко от Перехрюкино. С каждым днём Грибодур наблюдал в русле всё больше льда, сбивающегося в острова на поворотах, и следовало думать, что рано или поздно вся река покроется льдышкой. Логично, цокнул сам себе грызь, и заржал. Тепловоз же в это время продолжал волочь состав по мосту, издавая характерное урчание движка и грохоча колёсами и сцепками вагонов. Какому другому животному эти звуки могли бы мозолить ухо, но не машинисту - раз стучит и скрипит, значит, всё в пух.

Также, убельчённые опытом знали, что в пух оно не само по себе, а в результате комплекса правильных мер. Вслуху этого Грибодур ничуть не ленился вылезти из тёплой кабины и пойти осматривать состав, неслушая на темноту и лепящий снег с ветром. Грызи делали всё достаточно качественно, но сама суть деталей на узкоколейных вагонах подразумевала, что когда-либо они начнут разваливаться, и само собой, так и происходило. Требовалось вытаращить ухо и обнаружить косяки заранее, потому как серьёзная поломка вагона вела к очень большим издержкам по времени. Пока убрать его и поезд с пути, да ещё если повредится полотно - вообще так себе. Цибулинские, хоть и работали с опережением графика, всё равно довольно нервно относились к уменьшению темпов перевозок. Резон был в том, что зимой обвалы и снежные заносы могли сделать линию непроездной на весьма длительный срок. А перерабатывающие заводики весьма чревато останавливать, это ведёт к перерасходу - а перерасход грызи очень не уважали. Именно поэтому там лежали горы руды во многие тысячи тонн, чтобы имелся запас на длительное время.

При всё при этом, Грибодур ничуть не забывал, что вылезать из кабины следует с открытыми ушами. Ближе к горам встречи с барсами были отнюдь не редкостью, а далее на равнину шуршали волки. В целом они были прилапнённые, причём не то чтобы просто. Каждый зверь, имевший техническую возможность откусывать части грызей, оборудовался ошейником с радиомаяком и был заприходован. Благо, территория одного барса составляет десятки квадратных километров, сало быть, барсов на местности гораздо меньше, чем грызей - что даёт последним возможность уделять должное внимание первым. Ошейники на крупных организмах не только позволяли следить за их перемещениями, но гарантировали большую сохранность всех тушек. Они оснащались в том числе ультразвуковой пугалкой, которая срабатывала при приближении животного к закрытой для него зоне, обозначенной радиомаркером. Для особо массивных зверюшек вроде тигров в ошейник встраивались и иньекторы с дурью, чтобы просто вырубить животное, если оно зашло слишком далеко.

Как и в большинстве мест по Миру, радиомаркерами оснащали только мелких грызунят, а взрослые рассчитывали только на свою быстроту реакции и открытые уши, позволявшие услышать потенциальную опасность раньше, чем она случится. Околачивание в естественной среде обитания вместе с другими животными, в том числе и крупными хищниками, придавало грызям бодрости. Волчьи челюсти придают её крайне эффективно, надо цокнуть! Ну и повод для бугогашечек, само собой, а это белкиъ всегда ценили высоко. Однако, смех с мехом, а Грибодур таки включал фонарь и осматривал снег вокруг, прежде чем заняться вагонами - бережёного хвост бережёт, как цокает народная мудрость. Впрочем, машинист находился вряд ли близко к зоне риска встречи, потому как даже медведи не особо любили шарахаться вокруг поездов, воняющих смазкой и грохочущих почём зря. В этом плане Гриб более переживал за Щавелину, ведь она как раз лазала по горам, буквально по хвостам у барсов. Но он соображал, что Щавя белка рассудительная, хитрая и осторожная, потому отнюдь не грыз когти. Грызи никогда не шли на бессмысленный риск, они постоянно шли на осмысленный, потому как полностью исключать его - это перебор. Жыть вредно, от этого умирают, как цокает всё та же народная мудрость.

А схватилися Жабы за шею

В три ряда, в три ряда.

Перейти я через горы сумею,

Там руда, там руда!

Будь ты раком иль оленем

Иль из жирного племени

Жующего там, у небесной черты -

Где ночи хвостаты, а ветры косматы,

И из бельчин всех прижимистей ты!

Песни сочинили не в Цибулинке, а в других горах, но поскольку попали точно в пух, местные знали их наизусть и зачастую нацокивали себе под нос. Машинистам, просиживающим хвост в кабине - вообще самое то. Ну и Грибодур чуть чаще чем всегда хихикал при этом, само собой.

--------------------------------------------------------------------

Грибодур, вспушившись и потерев лапы, думал воткнуться в стройку и достаточно быстро закончить оную, но не тут-то было. В ремонтном цеху Цибулинки развалилась плавильная печь, и грызя попросили подсобить с перекладкой. Так что, пришлосиха таскать кирпичи и раствор, освещая себе дорогу фонариком на голове, ибо темень никуда не денется до конца зимы. Натурально, важно не перепесочивать, запомнил грызь - маленькая печь развалилась, да и пух с ней, а большая могла и придавить кого, да и восстанавливать её - это кран нужен. Здесь же грызи просто диву давались, как кладка простояла столько времени - кирпичи крошились в песок от одного прикосновения! Ну и поржали, когда дед Кудус, цибулинский старожил, цокнул о том, что кирпичи - отличные! Если уж их вынули из старого фундамента сорок лет назад, а потом сложили из них печку в цеху.

Закруглившись с очередным сеансом Возни, Гриб с полными ушами довольства пробирался домой по заснеженым тропинкам, и протискивался в узкий проход с калиткой. В такое время зарыться в гнездо и плющить морду - в пух, а уж учитывая существование согрызяйки - два раза в пух. Иногда Щавелина и пропадала в горах, но чаще всего ждала его с уже свареным супом, и довольно поцокивала. Гриб гладил зверушку по шёлковым ушкам с кисточками, что приносило потеху обеим особям, сухо цокая... впрочем, корм приносил не меньше, хотя это совсем другое. Следует заметить, что изба уже потихоньку пропитывалась запахами сушёных трав, и грызь соображал, что если не сделать отдельный аптечный цех - тут будет не продохнуть.

Длинные зимние вечера в уютном гнезде, когда потрескивает огонь в печке, и можно посидеть за эвм или книжкой, таки окончательно размягчили Щавелину. Нет, не то чтобы раньше она была в каком-то отношении слишком твёрдой, всё-таки пух никто не отменял. Просто грызуниха настолько притёрлась хвостом к своему согрызяю, что уже нисколько не ощущала диссонанса от почёсываний за ушами, а таки наоборот. Поэтому, когда под рыжие окистёванные ухи в очередной раз пришла мысль про согрызяев и всё такое, Щавелина отложила книжку, потянулась, шкрябая когтями по дереву суръящика, и на всякий случай вспушилась. Слегка хихикая, белка прошла шага четыре в сторону, за шкаф, где просиживал на хвосте Грибодур, цокая по клавиатуре эвм и пырючись в экран. Он это вытворял регулярно, точнее - просто каждый день, и чаще всего редактировал программы для тех космических проектов, которыми занималось его семейство. Можно было опушнеть, сколько всего вспомогательного приходится придумать и заставить работать. Щавелина заглянула через плечо грызя, узрев в очередной раз бесконечные таблицы как на экране, так и на бумаге перед оным. Неслушая на воткнутость в возню, Гриб уловил эт-самое, так что мотнул ухом.

- Почём перья, Щавюшка?

Щавюшка положила лапки ему на плечи и слегка прикусила ухо.

- Что, тебе нужны уши? - захихикал грызь, - В холодильнике остались ещё.

- Нет грызька, мне нужно потискаться, - шепнула ему в ухо Щавя, слегка урча при этом.

Грибодур слегка вытаращил глаз, но уже через секунду втаращил его обратно, ибо реакция у белокъ хорошая, давно известно. Лапы быстро метнулись по клаве, машинально сохранив эт-самое и выключая программу, после чего Гриб повернулся на сидушке и мог мордозреть грызуниху достаточно близко, чтобы убедиться в её намерениях. Дома Щавя накидывала поверх пушнины лёгкий халатик, который не особо скрывал её мягкую тушку, так что грызь облизнулся, как мысленно, так и совершенно натурально. Но, грызь не был бы грызем, если бы даже в такой момент, заставлявший сильно биться сердце, не подумал бы про бугогашечки.

- Потискаться? - сделал он удивлённую морду, - Щавя, мы только пол-года живём вместе, не слишком ли ты гонишь гусей??

К его огромному удовольствию, грызуниха скатилась глубоко в смех, но на этот раз она повисла на нём, и проржавшись, лизнула грызя в нос и потёрлась о пушные щёки. Обнимая белочку, Гриб получал тройную лыбу! Первую, само собой, просто так. Вторую - от факта того, что в его лапах весьма таки привлекательная самочка, и третью оттого, что Щавелина ласкалась с ним, нисколько не смущаясь. Для столь дикой зверушки, как она, это было чрезвычайно показательно.

- Грибышок, прости за такие темпы, - цокнула Щавя, и Грибышок чувствовал, что она действительно извиняется, а не что-то другое, - Но уж такая йа грызуниха.

- Люблю тебя, такая грызуниха, - без тени сомнения цокнул Гриб, глядя в её зелёные глаза.

- Афффч... - только и прифыркнула Щавя, прижимаясь к нему мягкой шелкошкурой тушкой...

--------------------------------------------------------------------

... - Афффч, - фыркнул Грибодур, уже сидючи с утреца возле окна.

Щавя ещё раз промакнула перекисью царапины на его шкуре, что и вызывало эт-самое.

- Йа лопуховина, - цокнула белка, - Щипет, грызька?

- Щипет, но грызьке попуху, поверь мне, - захихикал Грибодур, - Хотя есть повод порадоваться, что у тебя не такие уж длинные когти.

Длинные или нет, а когда Щавя, увлёкшись тисканьем, вцеплялась когтями в шкуру - это натурально было больно! Надо будет лаповицы надевать, подумал Гриб, и заржал.

- Лаповицы? Логичечно, - согласилась Щавелина, хотя он ничего не произнёс вслух.

- Щавюшка, согрызяйка моя, - со счастливой лыбой на морде цокнул грызь, - Это такое опушнище, что ты со мной!

Грызуниха слегка смущённо прижала ушки, даже от согрызяя она не привыкла слышать подобное. Хотя Гриб и цокал ей это регулярно, всё равно не привыкла - такая уж грызуниха, как было цокнуто. Припушившись к бокам друг друга, грызи ещё посидели, пырючись на то, как за окном медленно падают крупные снежинки, дополняя белый покров на земле. Без смеха они просидели только пару минут, потому как потом вслед за снежинками прямо в сугроб грохнулся жирный тетерев, подняв целый фонтан снега.

- Послушай ухом, а мы на белочь не натискаемся так? - цокнул Гриб.

- Так - нет, - хихикнула Щавя, - Но если...

- И как мы слушаем на это если? - с интересом задался вопросом грызь, - Один грызь таки точно "за".

- Два грызя "за", - ласково почесала его белка.

- Ооо, опушнище! - потёр лапы Гриб, - Ведь белочь это прекрасно, а?

- Лучше, - захихикала Щавелина, - Белочь это вообще... Если только, не прямо сейчас.

Грибодур показал ей хвост в том плане, что с него ещё пух не опал. Ведь одинадцать белокъ из десяти сначала проводили подготовительные мероприятия, а уж потом бельчились. Это было доступно даже тем зверькам, что прыгали сейчас в кронах ёлок - они сначала строили гайно и запасали корм, а уж потом эт-самое.

- Грибышок, только это, как его...

- Пух? - предположил грызь.

- Да, но не только, - рассыпала горстку ржи Щавелина, - Имелосиха вслуху, что когда грызуниха бельчится, будет мимо пуха заниматься всей этой кухней, а бросать надолго никак нельзя.

- Подпесочу, - заверил Грибодур, - Паровоз таки бросить можно, ничего с ним не будет.

- Мрр, приятное ощущение! - заурчала грызуниха.

Опосля того, как грызи в полной мере получили эти приятные ощущения, Грибодур так и раскинул мыслями. Для белочи требовалось не так уж много, главное - кормовая база и тёплое сухое гнездо, уже имелосиха. Когда зверьки чуть подрастут, они начнут бегать по всему участку и прыгать по деревьям в лесу за ним, поэтому потребуются ошейники с радиометками. Всё-таки белочь слишком подвижный зверёк, чтобы родители могли уследить за ним круглые сутки, а ошейник к тому же хорошо помогал от хищных организмов. Раньше белки-мамаши почти всегда брали огнестрел, дабы отпугивать любое животное - ну или на крайняк, подстрелить. Однако, прогресс не стоит на месте, как и отбор этих животных. Если всё правильно делать, шансов на то, что грызунёнка кто-то схватит, практически никаких. В обмен на эти хлопоты грызи получали качественно выращенное потомство, потому как вырастить белочь в клетке - совсем другое дело. Это сколь проще, столь и менее годно.

- Вырастить белочь в... - заикнулся Гриб.

- Да-да, глухих всё ещё нету, - захихикала Щавя, пихнув его лапкой.

Само собой, у неё в голове прокрутились ровным счётом все те же мысли.

- Короче, ружьё у Фирса всё-таки возьму, - цокнул грызь, - Воизбежание.

- Воизбежание, ладно, - согласилась грызуниха.

Фирсень был главным пропушиловцем в Цибулинке, тобишь занимался дикими животными в лесу вокруг. Поскольку иногда попадались слишком уж дикие и крупные, занятие включало в себя необходимость содержать арсенал огнестрелов. Так что, если кому надо - то это именно к нему, это точно. У него этих волын предостаточно, отдаст безвозмездно, если только патроны не тратить. А тратить в любом случае придётся, ведь ни Гриб, ни Щавя не имели привычки палить из огнестрелов, и требуется некоторая практика, чтобы эт-самое. На такой случай у Фирсеня даже имелся специальный сарай с тиром, ибо не в пух хлопать выстрелами на всю округу.

Также, задумываясь о белочи во множественном числе... во множественном, потому как грызунихи чаще всего получали за раз две штуки бельчат, хотя бывало от одного до четырёх, но значительно реже. Так вот, всвязи с этим приходили мысли о школе. Чаще всего грызунят учили основам всяких наук сами родители, а в школе только удостоверялись, что родители сами знают, чему учат. В околотке, например, существовала начальная школа, в которой нынче числилось дюжины две грызунят - наудачу, она находилась именно в Цибулинке, десять минут от дому. Более подросшие грызунчики мотались в школу в Перехрюкино, потому как делали это отнюдь не каждый день, а так, как будет более в пух. Благо, мотаться просто, когда железка под лапой. Касательно дальнейшего образования - тут уже надо было вспушиться и копать как следует. Щавелина сама ещё проходила заушное обучение в Пушкинском институте холодной медицины, и периодически моталась туда за разным песком. В общем, поставил галочку Грибодур, школа - да. Ну и заржал, ясен пух.

Не имея привычки бросать цоканье на ветер, Гриб уже через пару дней держал в лапах старый, но вполне годный автомат КМ с уменьшеным магазином на пять патронов. Учитывая, что один выстрел - один труп, мало не покажется, а таскать легче.

- Ну как, сам разберёшься, или цокнуть? - осведомился Фирсень.

- Грызо, йа около года как из Армии, - цокнул Грибодур, выдержал паузу и заржал, - Само собой, цокни! Как "мочалку" проходили, так в лапах не держал такого.

"Мочалкой" грызи называли началку, а началкой - начальную военную подготовку, которую действительно проходили все, кто тряс. Сразу после оной Гриб попал на вывоз мусора, да так там и прокопался всю службу, потому как тоже дело нужное. Сейчас же он узнал немало нового о стрельбе, хотя по большей части из-за этого, как его... склероза, вот. Палить из КМ следовало только в шапке-ушанке с толщенными ушами, чтобы не оглохнуть - грохает, как пушка. При надобности, само собой, придётся и получить по ушам звуком, зато пуля реально останавливает даже быка. Фирсень дал Грибу пару раз пальнуть боевым, чтоб эффекты не вызывали шока внезапностью, потом вручил пневматическую винтовку, тренироваться на меткость по мишени, чтоб не транжирить патроны. В целом, как заверил пропушиловец...

- Пропушил - кого??

- Овец, пух в ушах!

...так вот, как он заверил, в околотке нет особых проблем с охраной белочи, но бережёного хвост бережёт, и решение загодя позаботиться об огнестреле суть правильное.

Но, пока одни вспушались, а другие заботились об огнестреле, зима всё более показывала свои белые бока. Над околотком реально засвистели метели, когда снег летел горизонтально и набивался ко всем препядствиям типа стенок, образуя там глубоченные сугробы. Вкупе с морозцем в районе десяти градусов ниже льда, такая погодка крайне способствовала забиться в гнездо и плющить морду, как распоследняя сурчина. Собственно, по большей части так и делали. Щавелина не горела желанием лазать в горы во время метели, плавно переходящей в буран, так что её пушнина регулярно попадала под лапы Грибодуру. Сам грызь, почесав уши, решил не упарываться и немного отложить стройку, потому как городить что-либо под яростными зарядами снега - так себе развлечение. Возни во время смен на паровозе ему вполне хватало, так что грызь ощущал даже некоторую усталость.

Вместо того, чтобы вбухивать лишние затраты Дури в преодоление снегопада, грызи использовали время на всякую возню внутри гнезда. Щавя таки устроила множественную батарею баночек с рассадой, повесив освещение из россыпи лампочек, потому как света из окна до весны практически не будет. Когда оттудова полезли первые побеги будущих кустов и деревьев, в избе сразу стало уютнее от существования маленького участка зелени. И само по себе, и вслуху глубоко въевшейся в пух памяти, ведь точно также делали многие поколения грызей, устраивая зимний огород. Правда, реально просто это стало только после распространения электричества, а так попробуй обеспечить освещение, опушнеешь.

Грибодур не меньше опушневал над программами, которые ему тоннами сливали родичи. Довольно часто он отчётливо слышал стук двери в голове, когда мозг просто уходил! Не упарываясь и здесь, грызь в этом случае прекращал штурмовщину и переключался на что-либо менее затратное в плане мыслительных усилий. Прослушивал мировые новости, включал какой-нибудь симулятор... и ржал, потому как очень часто это был симулятор поезда! С другой стороны, покататься на паровозах - всмысле реально паровозах, с топкой! - на симуле можно испробовать все возможные режимы, на какие в реальности не хватит ни паровозов, ни Дури. Там например можно подробно расслушать подвижной состав, какой использовался лет сорок назад, и не где-то, а непосредственно в Цибулинке. Небольшие паровозики и вагоны выслушили весьма в пух, как в своё время метко подметила Щавя.

Причём, непосредственно рудник Мышин Пик начал разрабатываться только тогда, когда узкоколейная железка полностью перешла на тепловозы. Соль в том, что выброс дыма с сажей очень сильно загрязнял снег на склонах гор, что приводило к его быстрому таянию, и как следствие, масштабному сдвигу во всей экосистеме, причём далеко не в сторону пуха. Поэтому, как ни душила бы Жаба, грызи не стали бы городить дорогу и рудник - но, тут подоспели технологии получения газа в качестве топлива, и понеслось. Вообще этот район считался заповедником, как ни смешно это звучит. На практике это означало, что грызи не будут расширять территории посёлков и прокладывать новые дороги, чтобы не разрезать местность. Однако, продолжать вычёсывать с леса сухостой и ковырять горы на предмет руды никто не запрещал. Собственно, к таким территориям относилась вообще большая часть лесов по всему Миру.

Пырючись на данные статистики по хозяйству, которые составляла Чейнсовина, Гриб хлебал чаёк, поцокивал, и разбрыливал мыслями. Казалось бы, какие-то сухие поленья, ерунда. Но если подумать головой, то срок жизни дерева хоть и большой, но не бесконечный. Лет через триста максимум даже сосна засохнет, и тогда можно эт-самое... Но на этот счёт среди грызей не было пока точного мнения, потому как подсчёты и исследования были в процессе. Раньше дрова были реальным топливом для паровозов и топок заводов, но сейчас прямой необходимости в них не имелось, по появлению новых источников энергии. Грызи издавна соображали, что просто так собирать дрова до бесконечности не получится, потому как вместе с древесиной с земли уносятся микроэлементы, необходимые для роста деревьев. Вслуху этого золу, оставшуюся после сжигания, вносили обратно в лес - раньше просто лопатами раскидывали, сейчас сыпали с самолётов, смешав с минеральными удобрениями. Таким образом, по минералам получался замкнутый цикл, что и требовал лось.

Однако жеж, дрова, перегнивающие в лесу, не только возвращали минералы в почву, но и разрыхляли оную, а также учавствовали в пуховой туче всяких процессов. Например, очищаемый от сушняка лес резко терял в грибах, но срок жизни деревьев увеличивался. По этой причине и не имелось точного ответа на вопрос, стоит ли вообще заниматься сбором древсырья, или лучше будет оставить его в покое. По крайней мере пока грызи им занимались, одновременно ведя наблюдения за теми участками, которые вообще не населены грызями и оттого сбор там не ведётся. В местечке Щепковое, что рядом с Лушкино, имелась древобаза, куда просто подходила колея железки. Притащенные за зиму дрова сортировали и обрабатывали, после чего основную часть отгружали на вывоз. Перерабатывающие заводы могли схомячить практически неограниченное количество дров, превращая их в топливо и удобрения, поэтому вывоз происходил регулярно и традиционно. Что там цокать, даже в родном околотке Грибодура и Щавелины, где куда меньше дичного леса, всё равно собирали и вывозили.

Ну и вдобавок, заворачивали мысли более к своему огороду, древобаза обеспечивает достаточное количество годных строительных материалов, навроде досок, бруса и брёвен. Сейчас Гриб раззявливал на эти вещи щачло, потому как собирался именно из них городить пристройку. "Неоригинально" - подумал грызь, и заржал. Однако, упарываться и тесать каменные блоки было бы довольно глупо, а в железном строении слишком холодно. Тоесть всё же, как гуся ни крути, а гузка сзади, сделал умный вывод Грибодур, и на всякий случай записал это в блокнот со всякой хозяйственной байдой. Прохихикавшись, он подумал было выйти ещё раз послушать на площадку, но виды за окном убедили его, что ну напух. Снег валил всё сильнее, создавая белую пелену, а на этой самой площадке сейчас не было слышно ничего, кроме полуметра снежного покрова. Торчала только крыша колодца, до которого грызи кое-как добирались, когда была нужда в воде. Вспушившись, Гриб сделал хитрую морду и стал втихоря подбираться к грызунихе, которая шуршала в другом углу.

--------------------------------------------------------------------

Част третий

По всей практике Грибодур знал, что в месяце кучне, который считается последним перед зимой, снег легко сменяется на дождь, как только прилетит потепление. Околоток Цибулинки, неслушая на близость гор, не был исключением: после двух недель натуральной зимы с сугробами вдарило потепление, полил дождь, быстро превратив снег сначала в кашу, а потом и в воду. Пришлосиха пойти на крайние меры, а именно - вспушиться... на самом деле, достать плащи-непромокайки заместо зимних курток-пухогреек. Без дождевика нечего и думать даже высунуть уши из гнезда, враз окажешься мокрым, как курица! И если летом грызи нередко мокли, потому как не сахарные, то сейчас мокнуть вообще не в пух, когда температура еле-еле превышает лёд.

Однако жеж, и в дождевике возиться оказывалось весьма проблематично, потому как ничего не слышно, мало чего видно, и душно из-за влажности. У Щавелины в это время в несколько раз увеличивался спрос на противосопельное, и Грибодур ничуть не оригинальничал. Например, сам пух велел перед вознёй испить настойки трав, известной как зел-вода, тобишь зелёная вода. Чаще всего, помогало избежать всякой дребузни типа простуды, так что грызуниха варила это дело в больших кастрюлях и разливала в пол-литровые бутылки, а самих бутылок набиралось по несколько ящиков. Вполне себе в пух, подумал Гриб, отхлёбывая зелёную жидкость из бутылки и хихикая. Хотя пока он сидел в кабине тепловоза, наружняя сырость всё равно проникала сюда, заставляя вспушаться.

За окном стояла погода в классическом понимании слова "фиговая", тобишь фары выхватывали из дождевой дымки метров полста впереди, дальше сплошной туман. Дождь барабанил по жестяной крыше тепловоза, так что этот шум слышался даже через стук колёс и тарахтение движка. Щётки работали сносно, сметая с окон воду, но всё же это не тоже самое, что сухие стёкла, поэтому создавалось впечатление, что смотришь в аквариум. Кое-где кабина протекала при столь обильном поливе, и Грибодур даже пометил в журнале, чтобы не забыть залатать крышу. Ведь когда нет обильных осадков, а чаще всего их нет, никто не раскачается, потому как не течёт. А сейчас небольшие струйки воды ветвились по внутренним стенкам и собирались в лужу на полу, гуся ей в печень и пух в ушах. Лишняя вода тут напух не нужна, закоротит ещё чего-нибудь электрическое.

Увидев глазами проплывшую в дождевой пелене табличку с номером, грызь цокнул и мотнул ухом. Он убрал тягу, переводя рычаг контроллера, потом, не торопясь, повернул тормозной рычаг в рабочее положение. Как оно обычно и бывает, раздался характерный шум сжатого воздуха в трубах и скрежет колодок, прижатых к колёсам. Тепловоз остановился, сзади его пытались толкать пустые платформы, но потом тормоза сработали и там. Убедившись, что поезд стоит, Грибодур переключил стрелку на повороте к Лушкино - если позырить в зеркало, то видно, как переключился сигнал. Удивительно, но работает, заметил грызь, хихикая. Далее он перевёл рычаг реверсора в другую сторону, отпустил тормоза, снова дал тягу контроллером. Подумавши, грызь ещё подёргал за тросик свистка, на всякий случай, потому как ему предстояло сдавать гузлом вперёд.

Хотя часы показывали лишь пять, стояла темень, хоть ухо выколи, поэтому возникали сомнения, что сейчас удастся быстро достучаться до грызей на древобазе. В Щепковом у них тоже пух с хвостов не опал, так что сейчас они сто пухов сидят в гнёздах и хихикают, напух надо возиться под дождём.

- Напух надо возиться под дождём, - цокнул сам себе Гриб с церемонной мордой, и заржал.

Далее он просто достал радиоцок и набрал общий номер Щепкового - как и ожидалосиха, там не хватали трубку с первого звонка, а схвативши, не лучились энтузиазьмом.

- О впуууух в такую погоду...

- Да не тряси! - фыркнул Грибодур, - Ты главное цокни, груз - того?

- Того, - подтвердил грызь, - Всмысле, готов к отправке. Гусей не топчем, как некоторые.

- Ну тогда йа вам ставлю на левый путь пустые, так? А эти забираю, и хвост в воду.

- Давай, - зевнул грызь, - Ты-то Грибодур, тебе попуху, гыгыгы...

- Вот тебе и гыгы, - цокнул Грибодур, которому натурально было попуху.

По крайней мере, гусей не топчу, подумал грызь. Это чуть не стоило ему лопания со смеху, потому как, вылезая из тепловоза, он едва не наступил на гуся! Вот это был бы номер, проржался Гриб, в то время как толстая птица с гоготом уплыла куда-то в темень. Машинисту же, укутавшись в дождевик, пришлосиха тащиться вдоль платформ, чапая сапогами по снежной каше, в свете фонарика находить стрелку, и переводить оную влапную. Здесь было отнюдь не столь оживлённое движение, чтобы ставить автоматику, поэтому и переводили так, просто лапами за рычаг, и готово. Ну, теоретически. На практике пришлось ещё тащиться за метлой и выметать кашу из зазоров между рельсами, потому как куски льда не давали стрелке переключиться.

И всё же, ловил себя на мысли Грибодур, он чрезвычайно доволен, что занимается этим! Древсырьё - дело полезное, как ни выкручивай. Попав на переработку, дрова из сухостоя превратятся в удобрения, топливо, химическое сырьё для различного рожна, а это Прибыль. Да, сейчас погодка отнюдь не способствовала, однако это только увеличит радость от возвращения в тёплое сухое гнездо, под пушной бок согрызяйки. Ведь как известно, ценность чая пропорциональна времени между кружками, образно цокая. Вслуху таких дел, грызь насвистывал песенки, и брыляя дождевой водой с плаща, мотылялся вдоль поезда. Он закатил на один путь пустые платформы, зафиксировал их тормозными башмаками, отцепил от тепловоза; затем перевёл стрелку и прицепил к локомотиву десяток уже гружёных платформ, соответственно, убрал башмаки из-под колёс у этих. Цеплялись вагоны несложно - накидывалась скоба, фиксировалась, плюс прикручивались пневмопроводы для тормозов.

Грибодур прошёл вдоль состава, освещая его фонариком и ослушивая штабели брёвен, притянутые тросами. Платформы эти состояли из двух вилок, между которыми и накладывались брёвна, и центральной балки - из-за этого такая штука в пустом виде довольно лёгкая, и местные смогут перекатить их под погрузку просто влапную, не особо напрягаясь. Брёвна имели вид "так себе" - кривые, местами подгнившие и разномастные, но для переработки это попуху, важна масса. А массы тут сейчас допуха, дерево плюс столько же воды, набраной в него. Ладно, на этот раз прикрутили годно, хмыкнул Гриб, топтуны гусей. Рассыпать это дело по дороге - так себе развлечение. В подтверждение серьёзности намерений грызь как следует пнул брёвна ногой и со всей дури подёргал за трос - ан нет, не шелохнётся, значит всё в пух. Теперь предстояло вытянуть состав с пути Щепкового и опять перевести стрелку, потому как мимо будут ездить в Лушкино и далее в Подбросное.

Залезши в кабину тепловоза и вспушившись, грызь проверил остаток по топливу - сойдёт. Далее пришлосиха снова включать радиоцок, чтобы связаться с диспетчерской. Как известно, на локомотивах имелись специальные радиостанции, однако отсюда они брали куда хуже, чем обычный радиотелефон, потому как ретранслятор висел в Лушкино на трубе, а приёмник железнодорожного радио - только в самой Цибулинке, которая сейчас загорожена рельефом.

- Слушай ухом, Гриб... - цокнула Ратика, нынче сидевшая на месте диспетчера.

- Слушать ухом? - церемонно переспросил он, - Оригинально!

- Да, - прохихикалась грызуниха, - Там в Лушкине два вагона пустой тары на Улиточную, заберёшь?

- Заберу, - кивнул Гриб, - Цокни им, чтоб пошевелили хвостами. Откуда они взялись, эти вагоны, вроде к обеду ещё не было!

- Да гусей топчут, - фыркнула белка, - Вот и весь сказ.

Вслуху таких дел грызь снова вылез, отцепил дрова, покатился на тепловозе за вагонами. От Щепкового до Лушкино было лапой подать, только обогнуть холмик с густым еловым лесом, и готово. Сама станция представляла из себя малюсенькую платформу, в основном для удобной погрузки грузов, потому как пассажиров тут набиралось три с половиной. Чтобы через это дело можно было проезжать, имелся второй путь, проходивший вплотную к стене лушкинского промдвора. Промдвор здесь имел вид двух кубических корпусов в три-четыре этажа высотой, со складом и площадкой между ними. В этом относительно небольшом пространстве помещалось всё производство, необходимое для изготовления гусениц снегоходов, каковыми и был знаменит посёлочек. Кроме того, высокие стены промдвора прятали за собой жилые участки, и там не слышали шум со станции. Сейчас цеха торчали из тумана, как надстройки корабля, подсвеченные фонарями на высоких мачтах, каковые ещё более усугубляли сходство.

Ратика действительно поставила местных на уши, так что Грибодура уже встречали, поржали, прицепили вагоны и влапчили документы на оные. Но настырный машинист этим не ограничился, он снова задействовал фонарик и ослушал вагоны собственными ушами. Само собой, ничего аномального он там не увидел, стандартные коробки с деревянной обшивкой, изрядно ободранной от времени - думается, этим вагонам больше лет, чем ему и Щавелине вместе взятым. Однако, благодаря невысоким скоростям и своевременному ремонту, ходовая часть оставалась в годности и думается, будет оставаться ещё очень долго - грызь убедился в этом, не поленившись залезть под вагон и посветить на тележки. Внутри этих коробок были плотно наставлены бочки из-под реагентов для получения резины, которые привозили с химических производств через станцию Улиточная. Благодаря возможности варить резину на месте, лушкинские могли получать именно нужный им сорт, а также отливать детали сразу, а не резать из заготовок.

- Закрывали бочки с тщанием? - осведомился Грибодур у местного грызя.

- Да норм закрывали, - тоже принюхался тот, - Пасёт слегка, но тут куда денешься!

- Смотрите, - предуцокнул Гриб, - Будет вонять, привезу вам это добрище обратно, будете перелопачивать заново. На Улиточной им такие подарки напух не сдались, не пустят на разгрузку.

- Да норм закрывали! - заржал грызь, - С тщанием!

С тщанием или нет, а возле вагонов явственно несло серой, заставляя отфыркиваться. Ладно, если что, так и правда обратно можно притащить, подумал Грибодур, и полез в машину.

Вести гружёный поезд - это не тоже самое, что вести порожний... Это, кстати, было чёрным по белому записано и в инструкции. С сотнями тонн на прицепе тепловоз разгонялся дюже медленно, и также неспеша тормозил, так что тут уже надо реально следить, куда прёшь. Тащиться со скоростью километров в двадцать, как того требовала видимость, получалось не на всех участках - перед подъёмами нужно разгоняться минимум до сорока, чтобы закатиться на горку. Тем более сейчас Грибодур не знал точного веса поезда, плюс-минус полста тонн, а то и больше. Пух знает, сколько там воды насосали дрова из атмосферы. По этой причине древсырьё меряли никак не на вес, а по объёму. "Объём - приличный" - вспомнил грызь виданное в накладной, и продолжил хихикать.

Если бы он не знал все местные пути, как свой хвост, то езда при такой погодке была бы сущей жестью. Видимость в лучшем случае составляла метров сто, при том что тормозной путь поезда - куда как больше. Оставалось надеяться на прожектор, который разгонит с дороги зазевавшихся. В окна продолжал лепить дождь с порывами ветра средней силы, так что грызь вспушался, думая таки о возвращении в тёплое гнездо. Впрочем, его постоянно грела мысль о брёвнах! Именно так, брёвна грели ещё до того, как стать топливом. Сегодня поезд, через неделю поезд, и так почти круглый год - в итоге набирается невгрызяческая куча древсырья! Если пересчитать на полученное топливо, это в несколько раз перекрывает потребности околотка, а перекрывать потребности - первейшая потребность для хозяйствующего грызя.

Например, они с Щавелиной собирались перекрыть потребность в производственном помещении, соорудив пристройку к избе, и процесс уже вовсю двигался. Та же самая база в Щепковом отгрузила им брёвна строительного качества, брус и доски. Цена была экономически оправданная, хотя фактически, равнялась нулю - по причине того, что стройматериалы по околотку продавали по внутренним талонам, не меняя на монеты общего хождения. Грибодур уже достаточно накатался на тепловозе и покрутился в цеху, чтобы заработать на это дело, так что всё пух в пух, даже в минус не ушёл. Кроме того, те же талон-монеты записывались и на Щавелину за её возню по теме холодной медицины, так что у согрызяев вцелом баланс был в пух.

Что было цокотно по пути до Перехрюкино, так это мост через Мягенькую. Он торчал на высоте метров сорок над рекой, опираясь на высоченные бетонные опоры, и когда тепловоз шёл по этой узкой жёрдочке, шерсть непроизвольно вставала дыбом. Этот мост, как и многие другие, имел настил, так чтобы мог проехать автомобиль - тобишь, авто ездили прямо по рельсам, потому как делать отдельный мост для них было бы чересчур накладно. Здесь проезжали по две машины в день, максимум, поэтому ограничились настилом и светофором, который предупреждал о приближении поезда. Как показывала практика, это в пух, потому как лезть под поезд никто не будет, разуть уши не так уж сложно. А вот перебраться через речку в половодье - только на амфибии.

В лесу, через который напрямки валил путь, существовала прорва интересных кустов и деревьев, на которые немудрено вытаращить уши летом или даже зимой - но сейчас там ничего не было видно, только мелькали ветви, кое-где с кусками снега, ещё не смытого дождём. Мелькали иногда и огузки лосей, уносивших оные с рельсов, или блеснут в темноте глаза кабана, пырящегося из кустов. Освещение присутствовало только на станции Перехрюкино, через каковую Гриб нынче прокатился, не останавливаясь, только свистнул, чтоб не зевали. Впрочем, что-то, а точнее глаза, подсказывало ему, что зевать сейчас некому, все давно дрыхнут, хоть и номинально не ночь. На платформишке, где обычно возились грузчики с каким-нибудь барахлом, или просто клевали семечки голуби, сейчас не наблюдалось ровным счётом никого.

А кой-кому предстоит кантовать холодильники, припомнил грызь. Для хозяйства Щавелины требовалось изрядное место в холодильниках, раза в три побольше, чем просто бытовой агрегат. Соль также состояла в том, что у грызей далеко не в каждой избе имелось по холодильнику, потому как напух незачем. Всё равно придётся рыть погреб для урожаев, а раз так, то и. Холодильники обычно имелись только в кухнях больших общих домов, чтобы оттуда не бегать часто в погреб. Как бы там ни валялось, Грибодур оформил заявку снабженцам цибулинского склада, чтоб припёрли эт-самое. Получается, груз будет кантоваться через Улиточную, потом из вагона на склад станции, как оно обычно и происходит. Точнее, так происходит всегда, потому как другим способом громоздкую технику в Цибулинку не доставить, мотыляться по просекам через леса - это мимо пуха.

Поезд, коротко свистнув, прокатился мимо заводской станции Варова, где перегружали нефтепродукты, ну и пошёл там дальше обтираться боками об ветки, как обычно. Если для машиниста это выслушило как проезд через небольшой островок освещённого места, то снаружи, как знал Гриб, стоял куда больший шум. Когда лес уже без листьев, но ещё не в снегу, грохот колёс по стыкам слышен за несколько килошагов - особенно здесь, где практически нет других источников шума. Возле Варова имелся натуральный перекрёсток путей, и Грибодур гнал прямо, на новую ветку. Старую проложили раньше и двигали ближе к древобазам, поэтому она получилась дюже фигурной в плане извилистости, больше двадцати километров в час не разгонишься. Чтобы не тормозить движение поездов, несколько лет назад построили новый путь, более прямой и позволявший доехать до соснового бора в три раза быстрее.

- Пятнадцать ноль три, это Пырино, - цокнул из радио диспетчер, - У тебя десять мин до пассажирского, прими куда-нибудь, например во внимание.

- Ээээ... - позырил расписание Грибодур, - А чего он в такую рань?

- Да он уже двадцать лет как в такую рань! - не купился грызь.

- А, не купился, - захихикал Гриб, - Ладно, поднажму слегка.

Отвратнейшая погода делала своё дело, он отставал от графика. А выбиваться из оного не слишком в пух, потому как иногда поезда шли пачками, блокируя движение в одном направлении на несколько часов. Пассажирский же один пух надо пропускать, потому как брёвна явно не опаздывают. Впрочем, если десять мин до Пырино, а потом он ещё покатится в Овражки и обратно, так что это почти пол-часа гарантированно свободного пути. Топчем гусей, подумал Гриб, и в основном был прав. Вообще, снова покосился на длинную таблицу расписания грызь, на железке наблюдалось весьма оживлённое движение. С другой стороны, как ему быть другим, если на эту дорогу нанизаны посёлки от Улиточной до Цибулинки, а там отнюдь не только топчут гусей. Одних древобаз здесь минимум штук шесть, каждая постоянно отправляет дрова. В болоте после Пырино - нефть, в Лушкино - заводик, в Варове - переработка этой нефти... перегонка нефти в нефть, как ржали грызи. В итоге - тысячи тонн грузов, вынь да положь в пух. Так неровен час и придётся усиливать мощности цибулинского путевого хозяйства... да, Грибодур раскидывал мыслями и по этому поводу. В конце концов, если усиливать - то делать это придётся именно ему, потому как больше особо некому. И, следует заметить, грызю такое положение дел приходилось весьма по пуше.

По пуше приходились даже такие смены в тёмную пору, ведь думать головой никто не запрещал, а также в наличии есть радио и чайник. Обычно Грибодур глушил по две кружки за то время, как доезжал от Цибулинки до Улиточной, третью - на перегоне до рудника, итого получалось полтора литра. Заваривая чаище, грызь вспоминал летние деньки, проведёные за сбором этих самых чайных листьев, и в дополнение к питью получал лыбу на морде. Ясен пух, что грызи по большей части глушили чай, собранный в лесу лично - этот, правда, был собран не в предгорье, а ещё в старом околотке. Грибодур таки разбавлял эту заварку покупной, южным чаем, и получалось совсем в пух. Оборудование кабины позволяло заваривать чаи, не вставая с сидушки - само собой, ведь иначе никак. Гриб этим постоянно пользовался, за что получил среди причастных пушей погоняло "чайный гриб".

Прокатившись через болото, поезд ещё преодолел пару километров смешанного с белками леса, и впереди замаячили светофоры на разъездах Улиточной. Как было цокнуто, эта станция являлась узловой, сюда подходили узкоколейки, обычная широкая колея, и автодороги - соответственно, происходил грузообмен, сухо цокая. Цокая не менее сухо, за операцию по перевозке древсырья машинист получал по двенадцать талонных монет, поэтому грызь имел все основания вспушиться, когда поезд таки остановился на положенном пути станции, среди целого стада прочих вагонов. Над головой проплыл мостовой кран, ворочая контейнер, сквозь дождевую пелену светили разноцветные фонари с высоких вышек, да мигали сигналы на светофорах. На другой стороне станции пронеслись светящиеся прямоугольники окон, пошла местная электричка по широкой колее. В пух, в пух, подумал Грибодур, сунул в пакет накладные на груз, и почапал в контору.

--------------------------------------------------------------------

Когда грызь, вернувшись со смены и просурковавши всю ночь, пошёл с утреца за хлебом в магаз, его ждало довольно непривычное слышище. Возле станции стояли несколько тяжёлых армейских грузовиков в камуфлыжной окраске и даже бронетранспортёр, а рядом прохаживались полностью экипированные грызи - в смысле, с оружием в том числе. Гриб вспушился, потому как понял, что его видели гораздо раньше, чем он заметил военных - так что, прятаться в любом случае было бы бессмысленно, и он подошёл к паре ближайших солдат.

- А? - задал содержательный вопрос Грибодур.

- Шмон, - не менее подробно ответила белка, и слегка хихикнула из-под надвинутой на морду каски.

Гриб облегчённо выдохнул, потому как это полностью объясняло всё. Ничего не случилось, грызи специально делали так, чтобы ничего и не случилось. Они проводили шмоны привентивно, в порядке профилактики. И занимались этим, ясен пух, не местные миллиционеры, которых двое на весь район, а милиция, входящая в состав вооружённых сил. Под шмоном подразумевалась тотальная проверка - буквально любой обнаруженный косяк наверняка был бы использован против его автора. Это относилось и к экологическим нормам, и к ведению бухгалтерии, и к противопожарной безопасности... да короче, ко всему! Во время шмона, например, следовало лично увидеть ушами всех грызей, зарегистрированных на данной территории, и убедиться, что им не требуется помощь. Другим моментом, которым занимались шмонающие, был отлов незарегистрированной дичи и таки её регистрация, воизбежание - в цибулинском околотке такого отродясь не было, а в других местах бывало, поэтому и практику не прекращали. В общем, Грибодуру пришлосиха пока тащиться домой за документами, потому как и магаз проверяли сотрудники хозяйственного ведомства. На всякий пожарный случай - рядом стояли автоматчики. Не то чтобы эт-самое, но с ними спокойнее.

- О мой... этот, как его... пух! - цокнула Щавелина, и на всякий случай вспушилась, - Правда шмон?

- Ну проверь, - захихикал Гриб, - Кстати, вон эти грызята.

Грызята уже оказались на крыльце и стучали в дверь, хотя калитку никто открытой не оставлял - перепрыгнули изгородь, значит. Ну, служба есть служба, пожал ушами Грибодур, открывая дверь и впуская грызей в избу. Те повращали ушами на предмет грызаного стыда, но ничего не обнаружили, само собой. Щавя прикрылась хвостом и выслушила крайне смущённой, потому как дичилась незнакомых грызей, тем более, так внезапно.

- Оружие, наркотики? - цокнул один из грызей.

- Да нет, благодарствуем, у нас своё, - стандартно ответил Грибодур, вызывая смешки.

На самом деле, имелось и оружие, и даже наркотики, в щавиных запасах. Грызи удостоверились, что автомат - действительно из арсенала пропушиловца, а наркотики - для медицинских целей, о чём у грызунихи имелись соответствующие бумаги.

- Вопросы, жалобы, предложения? - не менее стандартно продолжил армейский, - Гусей?... Шутка.

- Пока вроде нету, - пожал ушами Гриб, - Как будут, молчать не станем.

- Это в пух. Хруродарствуем за сотрудничество, всего хорошего! - кивнул грызь, ретируясь.

- Пщу, цокотно, - поёжилась Щавелина, и на всякий случай ещё раз вспушилась.

- Нет Щавюшка, - покачал головой Грибодур, - У нас вот ничего нету, а вдруг бы было? А то это мимо пуха, когда никто в погреб не заходит, кроме хозяев.

- Ну ладно, уцокал, - захихикала белка, - Это ведь нечасто бывает, да? У нас в том околотке, помню, раза два только шмон был.

- Ага, было дело, - припомнил грызь, - Наркоманов поймали, кстати.

- Это не дай пух никому, - точно цокнула Щавелина.

По Цибулинке, как выяснилось в результате дальнейших поцокиваний, никого не поймали, только обнаружили косяки в двух печках, опасные для жизни проживающих, а также выловили и вывезли из посёлка штук десять зимующих ядовитых змей. У милицейских имелись особо натасканные собаки, которые вынюхивали змей на огромном расстоянии, так их и находили. Уже к обеду подразделение свернулось и организованно упилило через лес на своей тяжёлой технике, которой не преграда развоженная в грязь дорога. Когда рёв движков затих в лесу, вокруг установилась уже привычная уху тишина. Только чирикали иногда толстые птицы вплоть до гуся размером, да раздавалось "шлёп!", когда очередной пласт сырого снега съезжал с крыши или падал с ветки.

- Есть повод дать песка, - компетентно цокнул Грибодур.

Как показала практика, песка дали как следует. В том смысле, что пристройка для хозяйственных нужд оказалась едва не больше самой избы. Впрочем, это неудивительно, для размещения тушек в суръящиках и столов под ЭВМ не нужно много места, а вот для эт-самого - нужно. Грибодур, распушивши хохолок, мог довольно много времени кромсать брёвна топором, обтёсывая под нужный размер. На самом деле, он последний раз складывал сруб - никогда, но под боком имелся Кудус, основной в Цибулинке срубоукладчик, он и подсказывал, почём перья. Поскольку никакой высшей математики тут не требовалосиха, Гриб вполне мог выполнять его инструкции, и брёвна стабильно занимали место в стенках - сооружение день за днём росло ввысь. По хорошему, хотелось бы зарыть эту избу под настил из земли, как это было сделано со старой, но место на участке, к сожалению, никак не позволит это сделать. Ладно, подумали грызи, тогда в дело пойдёт виноград и хмель, чтобы укрыть стены и крышу.

Стоит ли упоминать, что Щавелина вовсе не сидела на хвосте, глядя на работу Грибодура, а махала топором рядом. Как показала практика с рудником, махать она могла не особо меньше, так что горы щепок оставались весьма приличные. Положив за день несколько брёвен, грызи припушались к бокам друг друга, и сидели пырились на костёр, в котором сжигали отходы - таскать их в печку себе дороже, тут уж не до Жадности. За изгородью нередко начиналась тусня - то зайцы пытались прогрызться к кустам, но их останавливала колючая проволока, то зайцев гоняли местные волки, хрипло ржа при этом. Из-за крон деревьев периодически раздавался характерный стук поезда, когда очередной состав проходил через Цибулинку.

--------------------------------------------------------------------

- Бэ-ушный? - осведомилась Щавя, ослушивая здоровенный холодильник.

- Нутк, - показал хвост Грибодур, имея вслуху, что пух с него ещё не опал, - Вполне себе ушный.

Чтобы поставить в цех три холодильника - два больших и поменьше, пришлосиха пропихивать их в окна, и здесь уже никак было не обойтись без помощи прочих грызей. Впрочем, это никого не напрягало, тем более что Гриб и Щавя старались не только для себя.

- Не только, это мягко цокнуто, - цокнул Ратыш, ворочая агрегат.

- Не только! Так твёрже? - осведомился Грибодур.

- Да, так гораздо лучше, бггг... Так вот, Щавя должна знать, что здесь лет сорок назад были несколько вспышек инфекций, когда много грызей того. В частности из-за этого околоток недонаселён до сих пор.

- Было дело, что-то слышал, - почесал ухо Гриб, - Но почему именно здесь? У нас на равнине вот нипушнины подобного не было.

- Ледники, - коротко цокнула Щавелина.

Грызи на всякий случай вспушились и оглянулись на ледники, слегка видные сквозь дымку. Соль была совершенно ясна: инфекция вместе с заражёнными организмами попадала в ледник, и могла там сохраняться сколь угодно долго. До тех пор, пока лёд не сползёт с гор достаточно низко, чтобы растаять...

- Вслуху таких дел, мы в Трясово ездили, на вакцинацию, - сообщила Хвойка, - Особенно если год ожидается тёплым, может поплыть. А теперь вот Щавя будет этим песком брылять.

- Впух, - мотнул ухом Гриб, - Но ведь сейчас с инфекциями почти покончено, значит ледник не опасен?

- Нет, - покачала головой Щавелина, - Сейчас да, распространения патогенных вирусов не допускают за счёт вакцинирования и других методов, хотя сами вирусы на месте, их никак нельзя убирать совсем. Но заражённый материал попадал в ледник сотни лет назад, и выплывать будет постепенно ещё очень долго. Прикидываешь, сколько времени лёд стекает с вершины?

- Не всё белке орехи, - сделал вывод Гриб.

- Угу. Белка, ты окна забирать у Свымыча собираешься, или куда? Он уже давно как сделал.

- А, впух! Этот, как его... склероз!

Окна для постройки делал всё тот же Кудус Свымыч, который числился как главный спец по стройкам. Сбить из брусьев раму и вкорячить туда стёкла - это уметь надо, так что грызи чаще обращались к нему. Второй по популярности вариант - найти бэ-ушные окна, хотя это весьма сложно. Окон требовалось довольно много, потому как делали не сурковательное гнездо, а цех для возни, а там весьма желательно наличие света. Чтоже до остального, то Гриб и Щавя подошли к делу основательно, уложив пол не досками, а всё теми же брёвнами! Кстати, брёвнами уложили и потолок, чтобы ещё уменьшить потери тепла, и только поверх этого сколотили обычную крышу из шиферных листов. Это ещё ладно, подумал Грибодур, у меня от стройки до станции метров пятьсот, а там склад, да и привезут всё что надо. Вот как переть стройматериалы куда-нибудь в Чапское, это вопрос.

- Печку-то в пух сложили, или через хвост? - осведомилась Хвойка, ослушивая печку.

- Вот и проверим, - заржал Гриб.

Печка была небольшая, потому как предназначалась не для отопления, а для варки. Чисто из Жадности Щавелина не собиралась кипятить огромные кастрюли на электричестве, а учитывая избыток дров, ничто не могло её остановить в этом начинании. В верхнюю часть печки были вмазаны чугуниевые круги, на которые и следовало ставить посуду. Как уцокивался Ратыш, это жаропрочный чугун, и в печке он должен прожить очень долго.

Помимо этого, напротив холодильников грызи смастырили полки. Не то чтобы просто полки, а Полки! Такие, в метр шириной, и от самого пола и до потолка, потому как предстояло ставить туда реально пухову тучу всяких предметов. Некоторые закрывались дверцами, другие нет, потому как там помещались кастрюли ведёрного калибра, и толку закрывать их никакого. Хруродарствуя тому, что Хвойка и Ратыш подсобили, обустройство цеха в основном закончилось ещё до того, как наступила весна. В основном, потому как доделки будут происходить ещё многие годы, как оно всегда и бывает. По крайней мере, Щавелина смогла разместить свои запасы и начать варить эт-самое, чем и осталась довольна. Наслушавшиеся про ледник и заразу грызи тоже были довольны, что теперь не придётся ездить в Трясово, ибо дюже далеко сие.

Различные препараты, какие нельзя было сделать на месте, Щавя заказывала по доставке со склада, и таким образом, получала по небольшой посылке где-то раз в месяц. За теми вещами, которые требовали тщания при транспортировке, типа вакцин, грызуниха ездила с термосумками лично, потому как бережёного хвост бережёт, как цокает народная мудрость. Даром что Цибулинка находилась глубоко в Дичи, езда проблем не вызывала, потому как поезда ходили исправно. В общем, пырючись на то, как белочка поцокивает и шебуршит лапами, Грибодур довольно хихикал. Всегда приятно видеть, когда зверь занят полезным делом и себе в удовольствие, а тем более, когда это твоя собственная согрызяйка.

Походило на то, что интуитивная догадка грызя насчёт тамбура между избой и "цехом" полностью себя оправдала. В холодное время, если открыть двери между помещениями и закрыть на улицу, тёплый воздух циркулировал и нагревал жилую часть, как на пуху. Летом, соответственно, можно будет открыть двери наружу и не греть избу лишним теплом от служебной печки.

- Потому что экономика должна быть экономной! - цокнул Гриб, подпирая дверь чурбаком.

- А политика должна быть политичной! - скатилась в смех Щавя.

- Поперёк не цокнешь, Щавя, - не цокнул поперёк грызь.

Ну, так, более-менее, оглядел получившуюся картину Грибодур. Они с Щавелиной ещё съедили на Улиточную на утиль-базу, набрать всякого подлапного барахла. Один из холодильников, кстати, тоже был родом оттуда. Помимо него, грызи притащили большие аллюминиевые кастрюли, стеклянные бутылки на двадцать литров - хранить, и несколько мешков полулитровых - разливать. Ну и по мелочи ещё пару мешков Всякого... Там так в накладной и указывали, одной категорией, "разное". Жабу грело ещё и то, что за всё это великолепие было заплачено воистину ничтожное количество монет, ибо на утиль-базе всё было б\у. Грызи расшифровывали это как "без\упречно", потому как если холодильник отработал в одном месте двадцать лет и не сдох, то это безупречно.

--------------------------------------------------------------------

Как-то к середине зимы сподобившись, грызи взяли и смотались в родной околоток - корневой, так цокнуть. Помять лапами своих пушных родичей да попыриться ушами на знакомые кусты - это в пух, как ни крути. Однако жеж, после предгорья сплошные равнины казались слишком простыми, а заезд на автобусах не вызывал того чувства погружения в Дичь, какое обеспечивала узкоколейка. Да и скопление грызей возле магазина выслушило как толпа, хотя на самом деле там было хвостов десять от силы. Но в Цибулинском магазе десять хвостов собирались реже чем никогда, в этом разница. Когда количество хвостов в околотке превышало порог хрурности, становилось уже не так просто бельчиться, как в Дичи. Как правило, до прямых запретов не доходило, но грызи настойчиво искали выход, чтобы не устраивать стадо, а это можно сделать самыми разными способами. Само собой, если сильно захотеть - можно было окопаться и здесь, однако Щавелина и Грибодур нисколько не жалели, что переселились к горам.

- Мы нисколько не жалеем, что переселились к горам, - цокнул грызь.

- Жадеем? Это да, - пихнула его в пушной бок Щавя, - А вообще тут всё как и было, чо.

- Нутк, песок, - сделал умный вывод Гриб, - Пошли к твоим зайдём, оцокнуть белокъ?

- Оцокнуть белокъ, - кивнула Щавя.

Раньше это вызвало бы у него диссонанс, но сейчас прошло полностью попуху - оцокнуть так оцокнуть. Ясен пух, что оцокивание вызвало волну ржи, длившуюся много минут... как обычно, волна ржи от какого-либо события накладывалась на общий ржаной фон. Ранее Грибодур делал парадоксальные предположения, что родичи Щавелины - довольно обычные грызи, и здесь он просто попал хвостом в небо. Щавя была очень похожа на свою маму и сестру, если повязать платок на уши - пух отличишь. Впрочем, грызи отличали друг друга также по запаху, и Гриб уже наверняка бы не спутал.

- Слышите ли, какая пухня, - цокнул Грибодур, загружаясь чаем за столом, - В Цибулинке раньше обитали Нагорские, как раз в ихний старый дом нас пустили.

- Под дожди-ка, - склонила ухо Майра, - Что-то припоминаю...

- У тебя этот, как его... - цокнула Щавелина.

- Да ну те впух, ходячая память! - фыркнула её мама, - Всё помнить, напух надо. Но если так, то похоже, что это семья сестры твоего деда. Они же на стройку сорвались, так?

- А чего это они все сорвались, как гусь с крыши? - уточнил Елыш, щавелинов отец.

- Там было не особо в пух с инфекционной обстановкой, - пояснила Щавя, - Вот заодно и сорвались. Но домище у них там был - помилуй пух и закатай гусь вату!

- Да обычная изба, на самом деле, - уточнил Гриб, чтоб грызи не подумали лишнего, - Но в пух.

А, ну если в пух, тогда да, - здраво рассудили грызи, и скатились в смех.

Таким образом было кое-что выяснено по поводу перемещений грызей между околотками, так что оставалось только потереть лапы и вспушиться, на всякий случай. Правда, Щавелина слегка заелозила хвостом, когда Гриб резонно предложил зайти к его родичам, но быстро преодолела первое впечатление, и никуда не убежала. На самом деле, грызь сомневался, что она не убежит, и был бы вполне готов к такому развитию событий. Дичь, въевшаяся глубоко в пух - это тебе не вот тебе, как цокают знающие грызи. Всмысле, одного желания мало, нужна ещё и постепенная тренировка. Как показала практика, Щавя уже достаточно натаскала себя - достаточно, чтобы не убежать при виде грибодуровских родичей. Она только закрылась хвостом, став похожей на пушной шарик с ушами.

- О, пушной шарик с ушами! - не приминули заметить грызи, вызывая смех среди себя.

В остальном они не трепали Щавелину за уши, чтобы не спугнуть, и отдуваться по цоканью пришлось Грибодуру - впрочем, он этим отнюдь не тяготился, скорее наоборот. Ведь у него были новости исключительно в пух и ни одной мимо оного. У сдешних, собственно, тоже пух с хвоста не опал, поэтому они немедленно сообщили Грибу о том, что в околотке планируется в самое ближайшее время поставить станцию космической связи, ради прямого канала связи со станциями в пространстве. Раньше контроль за автоматикой осуществляли по обычной сети, но бобродарствуя успехам в этом деле, теперь выходили на новый уровень.

- Вот и да, - цокнула Майра - другая, которая мать Грибодура, - Гуся тебе в уши, Гриб, столько кода перелопачивать. Ты опушнел, чтоли? Давай сбавляй темпы, а то всё успеешь.

- Ну ладно, тогда займусь кой-какими прикидками, - легко согласился Гриб.

- Было мнение, что тебе есть чем заняться, помимо прикидок, - захихикал грибовский брат Макузь.

- Одно другому помогает! - уверенно цокнул Грибодур, - Кстати о песке!...

- О мой пух, - точно обрисовала ситуацию Майра.

На самом деле Гриб поинтересовался, нету ли у кого лишней портативной ЭВМ - "чемодана". Где в другом месте это был бы странный вопрос, потому как грызи обычно предпочитали ставить числовые машины рядом с суръящиком и кухней, основательно, а для этого портативность не требовалась. Однако здесь, где много пушей занимались удалённым контролем, имелось много подобной техники, а общаковые залежи того, что не нужно в данный момент, измерялись значительным количеством. Как и подозревал хитрый грызь, чемодан там имелся, и по всем обстоятельствам, он получил его в пользование безвозмездно, то есть даром.

- Эта выпушень мне нужна в поезде! - огорошил он Щавелину, волоча чемодан, - Бывает, надолго встаём на руднике, да и на разгрузке тоже, так что негоже терять время!

- Вот выпушень! - сделала удивлённую морду грызуниха.

Перекатываясь по смешкам от бугогашечек до хиханек, грызи зашли ещё и по двум адресам в околотке - к давней подруге Щави, и к грибовскому товарищу Зудню. Ну так, чисто поржать.

--------------------------------------------------------------------

Зимой Грибодур окончательно прошёл посвящение в машинисты, как цокали грызи. Всмысле - застрял на руднике на пять дней всвязи с началом снежного бурана. Если туда поезд ещё кое-как протолкался, то ехать обратно запретила лавинная служба. Температурка в горах упала ниже двадцати градусов, стабильно ураганный ветер обрушивал невгрызяческие объёмы снега, который постоянно обваливался со склонов, засыпая пути. Лавина легко снесёт поезд, тут даже к тёще незачем ходить, так что грызи не собирались рисковать, где не надо. Тем более, зима зимой, но буран не мог продолжаться слишком долго, рекорд, как гласили записи в стенгазете - двенадцать суток. Впрочем, даже несколько дней означали, что все остающиеся в горах полностью отрезаны от мира, и не фигурально выражаясь, а вполне реально. Добраться в такую погоду до Цибулинки не получилось бы ни пешком, ни на каком-либо транспорте. Также в блокаду попадал Нычный Дом и Халявное, где добывали минералку.

Грибодур поправил уши, потому как изнутри их явно поджимал мозг, и уселся за свой чемодан, дальше ковырять эт-самое. Уселся он в суръящике в общежутии, ибо более негде - но, здесь всё было вполне в пух, помещения разгораживали, чтоб не мешать друг другу ржать, а также имелась теплота и пищеблок в шаговой доступности. Снаружи творилась сущая жепь, но в доме этого никак не ощущалось, даже жесть на крыше не грохотала под порывами ветра. Если она тут будет грохотать - её сразу сорвёт, поэтому крышу укрепляли гораздо сильнее, чем обычно. Вообще же, как было цокнуто, рядом со входом в рудник Дом поставили с самого начала, и он содержал всё необходимое, от склада и мастерских, до столовой и котельной. Это создавало уютное ощущение единого гнезда, а вдобавок, грело Жабу экономической целесообразностью.

В Доме также имелся музей, где хранились наиболее достопамятные вещи, типа первых кусков руды, добытых из горы, фотографий былых времён, архивных отчётов, и тому подобного. Грибодур подозревал, что у него будет время изучить эти материалы, и погода дала ему эту возможность. Грызь засел за стол под лампой и перелистал немало альбомов с фотоснимками и папок с документами. Знаменитый полёт паровоза Фрела, например... Это когда состав таки пошёл в неуправляемый спуск, пробил отбойник и улетел более чем за пол-километра вниз по склону. Что характерно, машинист ухитрился выжить, хотя и переломал немало костей на таком кульбите. Фрелу выдали специально установленную премию за безумный трюк, потому как из пятиста метров примерно сто он пролетел по воздуху, и это, пожалуй, рекорд для паровоза. В таком-то и таком-то годах сход обширных лавин надолго блокировал дорогу и сносил часть пути, останавливая перевозку руды. Раньше это случалось чуть не каждый год, схватился за уши Гриб! Соль состояла в том, что постепенно путь утапливали прямо в каменную породу, крепили длинными костылями к скалам - и устойчивость к лавинам всё более возрастала. Сейчас, как утверждали, один только снег и лёд неспособны повредить путь, вот если обвалятся камни - тут да.

И что самое удивительное, всем этим хозяйством грызи были обязаны практически одной белке, Мышисе Соболевской. Урыльские горы вообще довольно богаты на различное минеральное сырьё, однако именно в этих хребтах, как считалось долгое время, ничего нету. Мышиса ковыряла горы в порядке частной инициативы в течении многих лет, и таки поймала свой мешок удачи. Впрочем, месторождение имело выход на поверхность, иначе ей никак не удалось бы прозреть сквозь камень. Но всё же, такая упоротость вызывала восхищение, и Гриб с большой лыбой на морде смотрел на старую фотографию небольшой серой белки в вязаной шапочке, которая дала такого песка. Это, как цокается, дай пух всякому! К тому же, Мышиса погибла под лавиной спустя год после открытия месторождения - а могла ведь и до, так что, повезло, как это ни странно сие звучит.

Грызь также словил историческое чувство, пырючись на недрологический молоток, висевший на стене музея под стеклом. Считалось, что это тот самый, которым эт-самое. Судя по его виду - с ручкой, наполированной лапами до абсолютной гладкости, с блестящим стальным клювом, многократно стёртым об камни и снова заточеным - это и правда он. Посещение музея произвело на Грибодура то самое впечатление, на которое рассчитывали грызи, думается - он немедленно пошёл в рудник, рыть.

- Рытие мое...

- Что рытие твое, грызь смердящий?

Это была очень, очень старая присказка, которая набирала ржаную силу в течении десятков лет, и теперь работала безотказно. Прошлёндав по туннелям и просто полюбовавшись подземными гусями, образно цокая, Грибодур таки взялся за струйную сверлилку, и на чистом энтузиазме наковырял несколько сотен отверстий, так что возившиеся рядом просто опушнели от такой упоротости. Да, иногда - можно и так, подумал грызь, хихикая, но чтоб постоянно - это упаси пух. Да и незачем, не стоит у других отнимать возможность потрудиться, в конце концов. Это было общее философично-экономическое обоснование, но в данном случае избыток сделанного не грозил, рудник всегда еле-еле успевал выдавать столько, сколько съедали заводы в Перехрюкино и Овражках.

Осуществив рытие и накидав в вагон несколько тонн кусков рудной породы, грызь замечал усталость в мышечной ткани, сухо цокая, и шёл сидеть за компом в суръящик, потом пару часов дремал, и повторял упражнения с начала. Учитывая то, что в тоннелях солнца нет по-любому, никакой разницы между днём и ночью не было, и грызи копались круглосуточно. Снаружи, собственно, снег лепил с такой интенсивностью, что только очень слабый серый свет пробивался сквозь тучи, и ничего особо не разглядишь в белой каше. Грибодура попросили посидеть на вахте по двери, и он не отказался. Сие означало, что нужно ставить будильник и регулярно выходить из тамбура, прочищать подход к дверям от нанесённого снега - иначе за пару часов заметёт так, что придётся лазить только через окна второго этажа. Окна первого уже полностью погрузились в сугроб, а к подъезду вела глубокая нора, вырытая в снегу, её и требовалосиха поддерживать в годном состоянии.

Раскидав снег лопатой, Грибодур закрывал куртак, чтоб не продуло ледяным ветром, и пару минут таращился ушами на буйство стихии. Могучие потоки воздуха, наполненные тоннами снега, приводили его в откровенный восторг! В частности из-за осознания того, что есть куда спрятаться от такой погодки. Возле Цибулинки даже этот буран уже не столь свиреп, но рудник на семьсот метров выше, а это уже другое кудахтанье. Снег летел горизонтально, наметаясь к стенкам и складываясь в сугробы. С крыши дома постоянно валились пласты снега в пару метров толщины, и ветер отправлял их через всю площадку, вниз по склонам. Фонари виднелись как неяркие световые шары, потому как их колпаки были облеплены снегом со всех сторон, и пока эта канитель не закончится, освещение оставалось совсем тусклым. Ясен пух, что сейчас спускаться по железке будет весьма рискованно, поэтому Гриб совершенно спокойно воспринимал перспективу проторчать тут несколько дней. Он постоянно возвращался мыслями к согрызяйке и хватал лапами воздух, хихикая, но это приносило только потеху. Щавелина сейчас наверняка забилась в мох и дрыхнет, как сурчина, или книжки почитывает.

Грызь на всякий случай свыл букву "у" достаточно громко, и прислушался. Мало ли какое животное окажется сейчас снаружи? Даже горному когуару мало не покажется такая буря, и если не найти укрытия - это верная игра в мороженные пельмени. Впрочем, шансов на такое событие столь же мало, как наступить на гуся, выходя из дому. Организмы, обитающие в горах, приучены к выкрутасам местной погоды, и стоит поспорить, что они попрятались в укрытия задолго до начала бурана. Тем не менее, Грибодур не ленился лишний раз проверить. Хлябыш рассказывал ему, что однажды на руднике пришлось кормить медведя, который каким-то образом оказался столь высоко в горах. Благодаря опыту работы с животными, грызи прокормили медведя не собой, что характерно, и в итоге благополучно отвезли куда следует, запхав в товарный вагон. Сейчас же снаружи возились только работники станции, кутающиеся в пухогрейки и надвигавшие шапки по самые глаза. Белка конечно зверь пуховой, но не настолько, чтобы поплёвывать на снежный буран при морозе ниже двадцатника.

- Впух, это просто погрызец! - цокнул один, отряхивая с себя сугроб, - Станцию не прочистить никак, засыпает быстрее, чем откидываешь!

- Да и пух с ней, - зевнул другой, - Рудовозки Раж сейчас ставит в тоннелях, чтоб не засыпало, а вагоны быстро не пойдут, так что, откопаем попозжа.

- Попозжа - хвост и возжа, - машинально цокнул поговорку грызь, и все захихикали, - Да ладно, всё равно не разгребёшь, хоть пух с хвоста выдерни.

После того, как буран поунялся и прогноз погоды обещал эт-самое, Грибодур смог пройтись до станции и убедиться, что засыпало её как следует. Три пути находились между длинных складских строений, и сейчас всё пространство было закопано снегом практически по уровень крыши. Тепловоз вместе с вагонами находился где-то внутри этого пирога, как изюмина в тесте! Наткнувшись мыслью на такое сравнение, Грибодур заржал. Благо, привычные к таким делам грызи загодя спрятали в тоннелях снегоочиститель, потому как выкапывать его, чтобы начать чистить пути - мимо пуха. Огласив горный ландшафт громовым рыком, очиститель выбрался из норы, как медведь весной, и пошёл сбрасывать снег с рельсов. На него же садился десант в виде путейцев, которые должны были проверить состояние полотна и при надобности исправить косяки. В основном им предстояло очистить стрелочные переводы, там где не достают щётки машины.В пух, в пух, подумал Гриб, и пошёл потихоньку откапывать поезд, чтобы продолжать трясти.

Главное, что следовало спрятать при снегопаде, так это пустые рудовозки. Полную просто посыпет сверху, и эту шапку, будь она хоть метр высотой, недолго смахнуть лопатой и метлой. Пустая же заполнится снегом, который наверняка спрессуется в кулич и вытряхнуть его просто так уже не удастся. Те, кто протрясли на железке достаточно лет, уже знали об этом, так что все пустые вагоны, открытые сверху, загодя переставляли в туннели рудника, на старые пути. Как уже успел усечь Грибодур, грызи здесь не топтали гусей, и следили как за прогнозами погоды, так и за ней самой по факту, чтобы избегать неожиданностей. Тобишь, снежные бураны не становились сюрпризами, и это нельзя не признать попадающим в пух.

--------------------------------------------------------------------

Щавелина, хихикаючи, сообщила о том, что с постройками ещё не совсем всё. Обсудив песок в узком кругу морд, грызи приняли решение о том, что нужно будет соорудить ещё и микробиологическую лабораторию. Имелись несколько хвостов, которые умели делать анализы на инфекции самыми обычными методами, но не имелось чётко выделенного для этих целей помещения, что мимо пуха.

- Это потенциально опасно, чтоли? - уточнил Гриб.

- Теоретически, - кивнула Щавя, - Даже возиться с образцами в том же помещении, где готовится корм, это мимо пуха, как ты понимаешь. А анализ чаще всего предуслышивает выращивание культуры микроорганизмов на питательной среде. Ничего особо страшного, даже если что-то прольётся, достаточно будет продезинфицировать... но это надо делать в отдельном помещении. Опять же, закрыть оное от всех прочих животных и птиц, воизбежание.

- Понятно, - почесал ухи грызь, - Будем городить?

- Будем, - хихикнула грызуниха, - Есть предложение не городить, а поставить маленькую бытовку, этого хватит. Главное, она хорошо изолирована от мышей.

- А, в пух. А куда будем ставить?

- Я подумала, что ставить внутрь огорода будет нежадно. Вслуху этого лучше поставить с другой стороны от изгороди, вон туда, под ёлки. Тогда, всё что нам потребуется сделать - это лишнюю калитку.

- Та ещё погрызуха, - цокнул Грибодур, хихикая.

Впоследствии именно так и было сделано. Маленькую бытовку-контейнер привезли с Улиточной на платформе поезда, на грузовике перекантовали к участку и спустили по брусьям прямо на место. В густой тени под ветвями большой ёлки ничего не росло, поэтому бытовка не крала полезной площади, что тешило. Этот домик стоял в полутора метрах от изгороди, так чтобы в него можно было заходить не через участок, ибо предполагалось, что там будет возиться не только Щавя. Напротив двери бытовки грызи прогрызли в густой стене кустов проход, закрыв его калиткой. Как это чаще всего и бывало, калитку делали в виде каркаса с ящиком земли внизу, в который сажали опять-таки какое-либо из заборных растений - вьющуюся розу, например. Этот куст не только цвёл, но и отращивал прочную сетку побегов с острыми шипами, через каковую даже медведю было бы нелегко пробраться. Собственно, насчёт медведя это были не академические, а вполне практические мысли, ведь толстобокие звери ходили в лесах вокруг в приличном количестве, всмысле, летом.

Грибодур опушневал оттого, что его согрызяйка крутилась, как белка в колесе! Она постоянно с чем-то возилась, так что шуршание не прекращалось с раннего утра и до поздней ночи. В кухонном цеху печка не остывала практически всю зиму, так как Щавелина то и дело приступала к следующим операциям и опять подкидывала дрова. На цоканье грызя по этому поводу она отвечала, что возня - да, и ничего с этим не поделаешь.

- Понимаешь ли головой, - цокнула Щавя, - В корневом околотке я тоже этим занималась, но там это совсем другое дело. Там полно грызей, которые сделают это лучше. А здесь никто не сделает, потому как просто больше ни у кого лапы не дойдут.

- Понимаю, даже головой, - согласился Грибодур. - Когда избыток зверей, это не слишком в пух. Можно даже цокнуть, что недостаток зверей куда как лучше, чем избыток.

- Дойдёт дело, кое-кто покроет часть недостатка зверей, - облизнулась грызуниха.

Гриб сделал удивлённую морду и сгрёб её в лапы. Белка как была пушей, так и осталась - пушинка к пушинке, как-грится.

- А, посиди-ка на хвосте, - цокнула Щавелина, - Вот йа лопуховина! Всё-таки на медицину учусь-ухомотаюсь, а пропустила мимо ушей. Прежде чем покрывать недостаток зверей, надо бы провериться на наследственные заболевания и всё такое.

- Это в логику, - задумался Грибодур, - А у твоих родителей дети были?

Грызи уставились друг на друга и скатились очень глубоко в смех, аж бока заболели. Смех с мехом, но Щавя действительно не забыла об этом и ближе к концу зимы поехала в медицинский центр в Трясово, сдавать анализы и всё такое. Пользуясь достижениями науки, грызи практически поголовно так делали, чтобы плодить как можно более здоровых зверей. Собственно, никто ничего не запрещал, но надо очень сильно постараться, чтобы найти грызуниху, которая не обратит внимания на эти обстоятельства. Тобишь, если имелись какие-либо противопоказания, одинадцать белок из десяти отказывались от непосредственного бельчения, и переходили к опосредованному, сухо цокая.

Помимо всего этого, зимой произошли и некоторые другие события, не связанные непосредственно с околотком. В частности, был окончательно утверждён проект запуска космического корабля к астероиду, в который были вовлечены многие грызи из семьи Грибодура, и он сам, естественно. Песок состоял в том, что проект уже существовал не только в чертежах, но и в металле. Предполагалось, что в следующем году можно будет доделать все недостающие компоненты и начинать топтать космических гусей. Гриб не приминул показать Щаве на экране числовой машины, как оно всё выслушит: в оптическом диапазоне выслушило непонятно, потому как конструкции освещались солнцем, и абсолютно чёрные тени скрывали большую часть обводов. Гораздо лучше можно было расслушать в симуляторе, имевшем все трёхмерные модели реальных сооружений.

"Солхомяк" напоминал толи дерево, толи колос злака. В хвосте находилось сопло двигателя, окружённое шестью большими лепестками магнитного паруса, далее отсеки самого двигателя и реактора. Сам двигатель имел длину почти в сто метров и проходил через весь корабль тонким карандашом внутри центральной фермы. Вокруг него внутри фермы крепились ящики с оборудованием и баллоны расходных материалов. Из реакторного отсека торчали длинные мачты с растяжками, между каковыми натягивались самые натуральные паруса, только расположенные вдоль оси корабля, а не поперёк, как на морских судах. Грызь пояснил, что это радиаторы, которые должны отводить уйму тепла от термоядерного реактора. Кроме того, Щавелина была удивлена, не увидев на конструкции топливных баков. Вместо них вдоль центральной фермы снаружи оной крепились штук двадцать больших катушек.

- Это железная проволока, - цокнул Грибодур, - Втюхиваешь, зачем?

- Догадываюсь, но раньше я об этом даже не слышала, - призналась Щавя, - Думала, в качестве рабочего тела там водород.

- На орбите Мира негде взять много водорода, - пояснил грызь, - Зато на луне хоть ушами жуй сколько железа. В качестве рабочего тела для плазменного двигателя это ещё лучше, чем газ. Один пух там разогрев до сотен тысяч градусов, в плазму превращается любое вещество. Проволока подаётся в движок и он выбрасывает назад плазму, разогнанную до очень большой скорости, за счёт этого создаётся тяга. Вот для получения энергии нужен именно водород, который в реакторе превращается в гелий. Но его сгорит меньше тонны, а рабочего тела нужно несколько сотен тонн, поэтому здесь допуха этих катушек.

"Солхомяк" в качестве полезной нагрузки тащил оборудование для вакуумной выплавки стали, монтажных роботов - монтажоботов, тобишь, а также второй двигатель в разобранном виде. По хитрому плану, корабль следовало прикрепить к поверхности астероида, наладить добычу из оного железа для обеспечения двигателей рабочим телом, и таким образом двигать весь телоид на нужную орбиту к Червону. По сути, астероид представлял из себя сплошной кусок железа и никеля, поэтому никакой пустой породы там нет.

- Но он находится очень далеко, - заметила Щавя, - Как мы можем быть уверены в его составе?

- Туда был запущен зонд, - кивнул Гриб, - Вот такая фитюлька, меньше коробка. Однако она позволила точно определить массу, а это главное. Таким образом, состав почти на сто пухов известен. Главное теперь - уложиться в сроки.

- А куда спешить? - уточнила белка.

- Щавя, это же не какой-то далёкий остров, - захихикал Грибодур, - Астероид имеет период обращения вокруг солнца пять лет, и сейчас он приближается к нам и к точке старта. А потом будет - что?

- Удаляться? - сделала парадоксальное предположение Щавя.

- Ты сделала парадоксальное предположение, но попала в запятую. Поэтому, когда имеешь дело с межпланетными полётами, расписание имеет решающее значение.

- Понятно, - кивнула грызуниха, - И сколько этому дереву лететь до места?

- Примерно пол-года. Целый месяц будет работать двигатель, обеспечивая небольшое ускорение, затем полёт по инерции, и ещё месяц торможения относительно цели.

- Омойпух, - фыркнула Щавя, - Как вы выносите такие количества времени!

- Легко, - не соврал Гриб, зевая во все резцы.

Хотя в лучшем случае астероид прибудет на место лет через пять, это определённо принесёт изрядные количества прибыли! Поднимать материалы с поверхности планеты гораздо дороже, а тут несколько тысяч тонн окажутся сразу на месте. Кроме того, предполагалось запустить переработку материалов сразу же, не дожидаясь прибытия, поэтому прилетит не просто руда, а как минимум очищенная руда. Кстати, прилететь астер должен был на орбиту Червона, четвёртой планеты в системе. Экономически более целесообразно было бы направить его к луне, однако это было опытное предприятие, и грызи отказались рисковать, ибо бережёного хвост бережёт. Грибодур же соображал, что шансов вписать астероид в планету практически нет, так как без тяги двигателей он точно пролетит мимо. Что его подгрызало, так это трата. Как и всякий грызь, он не любил тратить, а уж тем более тратить безвозвратно. Здесь же получалось, что выброшенное в виде потока плазмы железо разогнано до столь высокой скорости, что покинет пределы солнечной системы и улетит во Вселенную, тобишь на практике, будет потеряно навсегда. Рассчёты успокаивали в том ключе, что грызи при всём желании не смогут выбросить из системы хоть как-то заметное количество вещества, но ощущение траты всё равно оставалось.

Оставалось и ощущение некоторой нереальности, ведь Гриб никак не мог увидеть "солхомяка" своими глазами, да и никто не мог! Обитаемый отсек усложнил бы задачу во много раз, и полностью зачеркнул бы Прибыль, да и немного найдёшь добровольцев проторчать там столько лет. Грызи, плотно занимающиейся космосом, понимали головами, что это совсем другое кудахтанье, нежели морские плавания или полёты в атмосфере. Тут в любом случае нужны длинные лапы, которыми можно достать с планеты до любой точки системы, и созданием этих лап сейчас и занимались весьма активно.

На практике же дело складывалось таким образом, что грызи напрягали мозги во время подготовки проекта, а пока корабль будет несколько месяцев лететь по инерции, можно смело топтать гусей! Да вроде как и вполне в пух, подумал Грибодур, ибо космическая-комическая возня это конечно хорошо, но и о песке забывать нельзя. Это вообще свойство грызей, никогда не забывать о чём-либо, несмотря на продвижение вперёд. Таким образом им предстояло шуршать в Лесу и довольно трясти ушами, в то время как автоматика будет отрабатывать заложенную программу.

Сам Грибодур занимался в основном рассчётами, однако он знал и методику, которой пользовались при осуществлении очень удалённого управления. Ведь прямое управление машинами, находящимися за сто миллионов километров, возможно только при наличии сверхсветовой связи, а это пока оставалось в области фантастики. Поэтому пользовались моделированием. Тобишь, числовая машина на планете получала данные о положении вещей на месте работы, оператор производил необходимые манипуляции, получая интерактивный отклик - не из космоса, а от числовой модели, и таким образом мог составить достаточно длинную последовательность действий. Затем эти данные архивировались и передавались на место работы, где программу выполняли уже конкретные машины. Если моделирование совпадало с реально наблюдаемым, то всё шло гладко; если нет, машина останавливалась и посылала результат опять оператору. При везении и наличии навыков можно было заставлять машины работать целыми часами. "Целыми часами, пух-голова!" - цокал себе Грибодур, ржал, и шёл продолжать со своей вознёй.

В то время как он продолжал со своей, Щавелина продолжала со своей, как ни странно. Грызь уже привык, что она может махнуть в горы даже зимой, и не особо вспушался по этому поводу. Щавя брала с собой лыжи, поэтому целый день поднималась вверх, а потом очень быстро скатывалась обратно, как белка по смеху. Когда наваливало много снега, он засыпал все расселины и россыпи камней, поэтому, если не гнать со всей дури, вполне можно спускаться, не затрачивая практически никаких мышечных усилий. Главное, что по возвращению белочка выслушила не только уставшей, но и чрезвычайно довольной, а раз так, то и согрызяй ловил ощущение хрурности. Ну и ловил саму белку в лапы, само собой, ощущая слегка отсыревшую на зимнем воздухе пушнину.

- Как барсы? - осведомился Гриб, хихикаючи.

- Да как, гусей топчут помаленьку, - пожала ушами Щавя, - Там один выпушень им рыбу носил, так они теперь комбикорм не особо того. Сидят на скале и говорят "рыбу дайте мне!". И главное все звери комбикорм хавают, ну гранулы, гранулы жрут, а эти говорят рыбу нам дайте!...

Проржавшись, Щавелина вспушилась и аккуратно зарядила патроны с перечной начинкой в налапный огнестрел, ибо недавно потратила пару как раз для отпугивания барсов. Когда дело доходило до патронов, грызи жадничали чуть меньше, чем всегда - в данном случае, покупали у Фирсеня. Всё-таки он шарил, как их снаряжать, если давал уши на отрыв, что они ничем не будут отличаться от стандартных. Здесь было не место для чрезмерной скупости, потому как это чревато. Налапный огнестрел имел довольно тонкие стенки ствола, и если переборщить с мощностью заряда, его вполне может разорвать - а если недоборщить, то пуля полетит слишком медленно. Тонкость была сделана не просто так, а ради экономии веса, ведь налапник предназначен для того, чтобы постоянно таскать его на лапе и никогда не остаться без оружия - а с тяжёлой бандурой это будет проблематично.

- Представь ещё, какая погрызень, - цокнула Щавелина, - У нас в околотке случился явственный переизбыток кабанов, все слышали. Фирс цокал, в прошлом году мимо Цибулинки такие стада свиноматок с поросятами ходили, что хоть гусей не топчи!

- И что? - похихикал Гриб, представив стада свиноматок.

- Ну, по идее, надо ведь было как-то их расселять, воизбежание, так?

- Ну, так.

- А соль в том, что пропушиловцы в тот год занимались цибелями, и до кабанов лапы не дошли.

- Придётся отстреливать, - мотнул ухом грызь.

- Они тоже так думали, - кивнула Щавя, - Ведь лучше пристрелить половину, чем все сдохнут от голода и перенаселения. Только вот дело в том, что этой весной кабаны перестали плодиться.

- Перестали, плодиться? - церемонно переспросил Грибодур, - Кабаны?

- Кабаны, - подтвердила белка, - Не то чтобы совсем, но прирост поголовья снизился в несколько раз, насколько точно посчитали пропушиловцы.

- Обвал филинов? - предположил грызь, - Всмысле, сов падение?

- Возможно. Но также возможно, что имеется какой-то механизм регулирования численности, который нам ещё не известен. Это не кормовая база, потому как всю недостачу они получают из кормушек, и никто особо не голодал.

- Это значительно, - согласился Гриб, задумываясь, - Может, смекалка? А что, кабан довольно большая свинья, мозг у него должен быть приличного размера.

- Тоесть они посчитались, высчитали количество корма на рыло, и решили не плодиться? - скатилась в смех Щавя.

- Нет, - заржал грызь, - Скорее всего, нет. Как ты цокнула, так делают грызи. А у кабанов, возможно, просто срабатывает счётчик в голове, на инстинктивном уровне, и все дела.

- Все дела... Чтобы это выяснить, потребуется немало возни.

- Однако оно того стоит, потому как это стабильность биосферы и всё такое. И главное, возможность не отстреливать хрюшек.

- В запятую, - кивнула Щавя, - Кстати, надо бы подлатать загородку, иначе хрюшки отстрелят наши грядки, как только стает снег.

- Да, они могут, - зевнул Гриб.

Грызи всегда интересовались прочими организмами, поэтому и знали, что загородку нужно держать в готовности. Как только земля оттает, от огорода будет разноситься запах овощей, потому как пару клубней наверняка пропустили. Обычно лесные свиньи ходили вдоль изгородей и хрюкали, и если найдут проход - можно попрощаться с грядками. Правда, на этом конкретном огороде в прошлом году росла только трава, но тем не менее, Щавя и Гриб не собирались топтать гусей, и заделывали периметр с тщанием.

Что же касаемо хрюшек, раздумывал Грибодур, скорее всего они действительно не высчитывали. Но это только скорее всего, давать на отрыв уши, что этого не было - глупо, потому как никто не следит за тем, чем заняты кабаны. Лишь при поверхностном взгляде кажется, что у них нет языка, а если копнуть глубже - там песок, как-грится. Например, копнув глубже, грызи выяснили, что муравейники существуют очень долгое время; на практике, муравейник вообще вечен, если не произойдёт какого-либо катаклизма. При том, что в каждом отдельном муравье количество нервных клеток крайне ограничено, муравейник в целом обладает определённой памятью, рефлексами и реакциями, весьма сложными. Также на слуху был другой случай интелектуального поведения животных, а именно огромных енотов. У этих толстых плюх был большой мозг и развитые хватательные лапы, как и у грызей, и в порядке эксперимента удалось обучить енотов языку, специально для них и придуманному. Ну и в пух, цокнул себе Гриб, и пошёл за очередными жердями для изгороди.

--------------------------------------------------------------------

Постепенно к предгорью подбиралась весна, торгуя боками с южной стороны. Морозы сходили на нет, и всё больше чувствовалось тёплого ветра. Организмы, хихикая, потирали лапы и предвкушали возню тёплого сезона. Для этого всем нужно было как следует покрутиться... разве кроме тех, кто ещё отлёживал бока в зимней спячке, как медведи и сурки. Грызи традиционно налегали на промышленность вслуху того, что в посевное время произойдёт резкий спад активности, и нужно создать резервы, чтобы не было разрыва в действии технологических цепочек.За этими формулировками скрывалась надобность усилить транспортировку руды, даже перейдя на круглосуточный режим работы. На руднике загодя создавали специальный весенний резерв, который сейчас пускали в дело. Вслуху таких обстоятельств Грибодур просиживал за пультом тепловоза больше, чем обычно, так что даже чувствовал, что реально отсиживает хвост.

На слишком большое увеличение смены грызи не соглашались, потому как сонный сурок, ведущий пятисоттонный поезд, это мимо пуха. Зато увеличили количество этих смен на время аврала. Обычно Гриб, как и другие машинисты, тряс не более чем двое суток через двое - это давало достаточно времени, чтобы сделать всю возню по хозяйству, да ещё и помотыляться по округе и посидеть за компом. Сейчас же они почти не слезали с тепловозов, намереваясь реально перекрыть план раза в три. Соль состояла ещё и в том, что весной наблюдается паводок, когда тает весь накопленный за зиму лёд. Зачастую это приводило к оползням, и путь мог выйти из строя. Восстанавливать же следовало только после окончания половодья, когда более-менее просохнет - следовательно, на эти месяцы заводы должны были иметь запасы сырья. Как уже было цокнуто, останавливать производство очень накладно, потому как потом трудно снова запустить всю цепочку. Впрочем, была возможность сильно снизить скорость процесса, так чтобы и не допускать остановки, и не остаться без сырья, сожрав все запасы.

В остальном грызи довольно поцокивали, думая о половодье. Как и тысячи лет назад, в это время практически все пути сообщения прекращали существовать в самом прямом смысле. По залитым по пояс грунтовкам проходили только плавающие транспортёры, всё остальное, даже гусеничная техника, вязло по уши. Внутри посёлков грызи издревле пользовались таким изощрённым инженерным сооружением, как канавы. Летом они радовали ухо зарослями камышей и осоки, сдобренными кваканьем лягушек, а во время половодья становились каналами, по которым можно перемещаться на плавсредствах. Смех с мехом, но добраться даже от дома до станции было весьма затруднительно, когда эт-самое. Впрочем, грызи этим нисколько не угнетались, а только вспушались и забивались в сухой мох в суръящике. Благо, дома всегда строили на некотором возвышении, заботясь как раз о таком моменте, так что даже подвал оставался сухим.

Грибодур нисколько не отпрыгивал вбок и тогда, когда потребовалось усиленное количество грызей для ремонта подмытых путей. Рассыпая рожь, довольно большое собрание грызей набилось на платформу, и мотовоз оттаранил их к месту работ. Как правило, объём даже земляных работ на узком пути был небольшой, поэтому его брали просто наскоком, взяв в лапы лопаты и мобилизовав зверей. Как ни крути гуся, а гузка всё сзади, как-грится, и весной после паводка необходимо зарыть промоины, вернуть на место насыпь, и только потом - подсыпать щебёнку в баласт пути. Благо, у Варовского депо имелась спецтехника для этого, а лапами потом только смести камешки от рельсов и утрамбовать по краям. Также грызям повезло, что здесь грунт отличался приличной плотностью, и подсыпка баласта требовалась нечасто - в песок же будет проваливаться гораздо быстрее. Примерно на пол-километра от Цибулинки в горы ситуация была вообще другая, там насыпь упиралась в скальные породы и никуда не девалась, так что её нужно только править раз в несколько лет.

Хотя после целого дня рытия лопатой и перетаскивания шпал лапы говорили об усталости, Грибодур оставался полностью довольным и ржал больше обычного. Свежий весенний воздух придавал исключительной бодрости пуха, а кроме того, грызи копались группой, отчего рожь умножалась на много. Как правило Гриб мог наблюдать глазами Ратыша и Хвойку, которые легко могли начать бегать друг за другом, как белочь! Это немудрено, потому как здесь не требовалось сохранять какого-либо внимания, и грызи вовсю этим пользовались. Пуховые рыже-серые хвосты только и мотылялись вдоль пути и по кюветам, и слышался звук трясущихся ушей.

Паводок продолжался не особо долго, потому как местность имела ярко выраженый уклон, и вода быстро утекала, не создавая затопления. После того, как вода в основном стекла, Грибодур потёр лапы, вспушился, и запрыгнул в кабину малого тепловоза. Он неоднократно дёргал за хвост Щавелину, чтобы она покаталась вместе с ним, абы вдруг это придётся ей по пуше. Однако грызуниха, оставаясь верной себе, сшуршала в проверочный поход по предгорью, как-грится убедиться, что горы на месте. Впрочем, отвертеться от железки ей так и не удалось: проезжая мимо Нычного Дома, Гриб увидел знакомые уши, и остановил поезд.

- Эй, грызуниха! - хихикая, крикнул он из окна теплика.

Щавя обернулась, сделав удивлённую мордочку, скатилась в смех, и быстро запрыгнула в открытую дверь кабины. Грызь помял беличью тушку, ощущая запах отсыревшей шёрстки - правда, поверх тушки сейчас имелась довольно толстая куртка, которую Щавя всегда брала в горы. Благо, в кабине "трактора" места на двух грызей предостаточно, на самом деле, туда и четверо влезут без особого уплотнения.

- Ты не на пик? - уточнила Щавелина.

- Не, я Грибодур, - цокнул Грибодур, - Само собой. Ты не знаешь, куда седьмой ездит?

- Неа, - улыбнулась грызуниха.

- Седьмой ездит в Халявное за водой, - пояснил грызь, трогая поезд с места, - Ща...

- Огузок от леща, - непроизвольно вставила Щавя, выбив ещё немного ржи.

- ...ща заедем туда за водой, и сразу к Цыби, там можешь спрыгнуть. А прошлась-то как? - уставился на неё одним глазом Гриб, - В пух?

- Не мимо, - правдиво сообщила она, - Горы на месте...

- Да ладно??

- Ага. Сурки уже потихоньку вылазить начинают. Надо будет заполнять кормушки, иначе они наши делянки причешут, когда зелень полезет. Когуары местами голодные, - белка мотнула ухом, - Перчинок не напасёшься на них.

- Главное, гусей не топтать, - изрёк мудрость Грибодур.

- Ты изрёк мудрость, - пихнула его лапой Щавелина.

Блекло-зелёный тепловозик тем временем, негромко булькая движком, топтал трёх гусей... тоесть, толкал перед собой три пустые цистерны. Эти были крашены в голубое с надписями "для минеральной воды", и что характерно, это была не шутка. Ведь если перепутать и жахнуть туда дизтоплива, потом будет очень много возни с очисткой тары. После террасы, на которой стоял Ныч-Дом, путь уходил в туннель и далее шёл по дну довольно глубокого ущелья среди скальных выступов и склонов. По этим самым склонам явственно перемещались серые комки горных баранов, оставляя цепочки следов на снегу, который на этой высоте ещё не таял.

- Бара... - показал пальцем Гриб.

- Глухие отсутствуют! - фыркнула Щавя, и захихикала.

- Это в пух, - цокнул грызь, - А ты тут шарила?

- Тут нет, но думаю, это ещё впереди, - ответила грызуниха, оглядывая склоны.

Машина шла на автомате, всмысле, сама поддерживала заданную скорость. Со сдешними постоянными горками делать это влапную было бы очень трудно, поэтому грызи не поленились вкрутить автоматику. Впрочем, это не отменяло надобность внимательно следить за ней и перехватывать инициативу, когда следовало. Хотя поезд катился со скоростью около сорока километров в час, как оно обычно и бывает, до места назначения таким темпом менее десяти минут. Протрясшись по петляющей среди валунов и расселин колее, составчик спустился к очередной горной долинке шириной в сотню метров. Здесь произрастали деревья, а не только мох, и находилось собственно Халявное, далеко не великое городище. На расчищенной от камней площадке стоял один двухэтажный кирпичный дом, рядом - гараж, ещё чуть поотдаль - навес у остановки, большая водонапорка и трубы, из которых и заливали воду. Прямо тут же лежали кучи труб для скважин и прочее оборудование, потребное для возни. Грибодур же, вспушившись загодя, остановил поезд за десять метров от стрелки, вылез из кабины, и пошёл переключать оную в нужное положение.

- Здесь без автоматики, - пояснил он, - Два раза в день переключить, так надёжнее.

Под давлением лап длинный рычаг сдвинул механизм, раздался щелчок, и маркер показал, что стрелка переведена. Цокнув, грызь вшуршал обратно в теплик, и закатил цистерны на погрузочное место.

- Это быстро, Щавь, - заверил он.

- Да йа и не думала, что мы домой на теплике поедем, - захихикала белка, - Так что, тряси, сколько нужно.

Щавелина с интересом ослушивала россыпи Вещей, наваленых возле пути, а Гриб влез по лесенке на знакомую площадку перед водонапоркой, которая была как раз на уровне верха цистерн. От большой трубы шли три шланга... ну как шланга, скорее это были металлические трубки, только для подвижности скреплённые кусками шланга. Это было сделано ради того, чтобы вода не контачила с резиной, а шла по трубам, обработаным должным образом. Из-за этого заливная труба имела приличный вес, и приходилось напрячься, чтобы перетащить её к горловине цистерны. Перешагнув на бочку, Гриб воткнул трубу, зафиксировал... да, об этом не следовало забывать, иначе напор превратит шланг в реактивные портки, совершающие полёт по спонтанной траектории. Убедившись, что всё в пух, грызь также посмотрел, чтобы счётчик на трубе показывал ноль, и открыл вентиль. Из бочки стал слышен грохот потока, мотыляющегося между стальных стенок.Такие же операции Гриб проделал на двух других цистернах, после чего вернулся к первому вентилю, смотреть за счётчиком.

- Набирается минут за восемь, - цокнул он Щаве, - Опушнеть не успеешь, как уже.

Щавелина кивнула, прикидывая кубатуру водонапорки. Как нетрудно догадаться, насосы наливали воду в бак на этой башне, и на это требовалось куда больше времени. Зато продукт почти моментально сливался в цистерны для транспортировки, что в пух. Как правило, "седьмой" поезд совершал по три рейса в сутки - следовательно, вывозил из Халявного три раза по шестьдесят тонн. Конечным пунктом была Улиточная, где воду перекачивали в обычную железнодорожную цистерну, а также разливали по меньшим ёмкостям для местного пользования. Грибодур же, увидев глазами на шкале счётчика, что там почти двадцать кубов, закрыл вентиль, и затем повторил процедуру на оставшихся двух.

- Восемь минут как на пуху, - скатилась в смех Щавелина, засекавшая по часам в радиоцоке.

- На. Пуху, - кивнул грызь, и пошёл в контору.

Благо, найти контору в посёлке, в котором один дом, достаточно просто. Гриб просто зашёл в подъезд, постучал как следует в деревянную дверь и крикнул, чтобы эт-самое, отметили. Судя по возне с другой стороны, там на это заявление будет адекватная реакция. Собственно, если не будет, так и пух бы с ней, учитывать количества воды в обязанности машинистов не входило, а никакого ущерба от минералки не будет, так что и начхать. Вслуху этого Грибодур, как он всегда и делал, не стал никого искать, а поехал себе дальше. Возле строений ходили только две крупные собаки...

- Почему крупные, мелочь же! - удивилась Щавя.

- Потому что их кормят крупой! - заржал грызь.

Однако крупа крупой, а поднять лай они могли запросто, и весьма шустро заныкаться в специальные дырки в дверях сарая, ежели подвалит когуар или ещё какой потенциально опасный организм. Сейчас эти толстолапые светло-бежевые щенки не поднимали тревогу, потому как привыкли, что с поезда слезают свои.

- И, с пухом, - резонно цокнул Гриб, трогая тепловоз с места.

От Халявного до Ныч-Дома дорога шла в гору, и машина явственно пыхтела, волоча вверх восемьдесят тонн на прицепе, но скорость тем не менее оставалась приемлемой.

- С нагрузкой автомат тупит, может и не потянуть, - пояснил Гриб, показывая на приборы, - Поэтому тут надо влапную, полный впесок, как-грится.

- Хм... - цокнула Щавя, ослушивая приборы и рычаги, - Вроде, ничего сложного.

- Не вроде, - хихикнул грызь, - На самом деле, ничего сложного. Но понимать, что именно происходит, необходимо, воизбежание ущерба. Садись на хвост, если хочешь.

- А... - мотнула ухом белка.

- Щавя, подумай головой, - фыркнул Гриб, - Это всё-таки не авиалайнер, и я буду тебе цокать, что делать.

Вспушившись на всякий случай, Щавелина устроилась на грибодурском месте, а он сам сел рядом, поглаживая пушнину на белке и хихикая, но при этом не забывая следить за дорогой и управлять поездом, только через согрызяйку.

- Так, теперь мы подъезжаем к Ныч-Дому, и нам надо цокнуть диспетчеру об этом, воизбежание.

- А что, светофоры не пашут? - уточнила Щавя.

- Пашут, но они только дублируют команды диспетчера и показывают положение стрелок.

- Кстати, почему бело-синие, а не красно-зелёные, как везде?

- Именно поэтому. Здесь-то попуху, а на Улиточной там рядом и широкая колея, и автодороги, так что, чтоб не путать, - пояснил Грибодур.

Светофоры действительно были бело-синие, как маневровые на большой железке. Так называемый лунно-белый свет означал разрешающий сигнал, синий - запрещающий. Как и цокнул Гриб, они стояли перед стрелками и показывали, открыта ли она с данной стороны - потому как ночью маркеры не видно.

- Ночью гусей не видно, не то что маркеры, - фыркнула Щавелина.

Убедившись, что стрелка переведена в нужном направлении, грызуниха неспеша направила поезд на склон, а потом включила автомат тяги. Зашипели и заскрипели тормоза, потому как склон шёл вниз до самой Цибулинки, и теперь предстояло ползти именно на тормозах. Мимо проплывали крутые склоны, всё более обильно покрытые мхом и даже кустарниками, по мере уменьшения высоты.

- На этом спускаться не очень в пух, - цокнул Грибодур, - Колодки истираются. Но тут уж выбор невелик, или тратить колодки, или топтать гусей... После этого поворота снижай до тридцати, Щавя. Там петли крутые, ну их впух. Кстати, чаю - кло?

Скрежеща колодками и погромыхивая на стыках, тепловозик с трёмя бочками спустился по зигзагу на склоне и задом закатился в Цибулинку, занявши центральный путь.

- Ну как, ты в гнездо, погрызушечка? - погладил погрызушечку Гриб.

- Да я бы и с тобой прокатилась, - цокнула Щавя, - Если ты не против. А то чем гусь не шутит, может и правда кататься буду.

- Это в пух! - приподнял хохолок грызь, - Но это небыстро. Полтора часа будем туда тащиться, потом там разгрузжаться, и обратно. Ты кормилась?

- Это видел? - показала хвост Щавелина, - Пух ещё не опал. У меня в рюкзаке минимум на неделю сухарей.

У какого грызя из глубокой дичи сухари могли бы обозначать просто сухари, но Щавя сама сушила свой же хлеб, так что он был сдобрен разными добавками, от изюма до лука. Собираясь в горы даже недалеко, она действительно всегда брала большой запас корма, на случай потери мобильности, сухо выражаясь. Сейчас эти запасы сильно пострадали, и кабина огласилась громогласной отрыжкой Грибодура, запивавшего сухари чаем.

- Как трясти дальше? - спросила Щавя.

- Так, чтобы в пух, - подробно объяснил Грибодур, - Всмысле, сейчас отцепляем паровоз и разворачиваемся на треугольнике, цепляем бочки с другой стороны, кло?

Прокатиться на тепловозе по Цибулинке, которая стала уже практически полностью как родная, грызунихе понравилось. Гриб, слезши на землю, переводил стрелки, направляя машину на разворот, так что вся операция занимала не более пяти минут.

- Так, теперь до моста, а там эти бочки ставим в Щепковом, - цокнул грызь, - И едем забирать дрова из Подбросного.

- Омойпух, - цокнула Щавя, - И что, так каждый день?

- Угу. Иначе пришлось бы увеличивать количество вагонов, а они тоже чего-то стоят. А так накидали, разгрузили, всё в пух.

- И то правда, - подумав, кивнула грызуниха.

Вокруг отмокал под остаточной водой весенний лес. Снег ещё казал белые бока в низинах и глубоко под ёлками, но в основном уже стаял, открывая землю. В воздухе стоял отчётливый характерный запах талой почвы, заставляя думать об огородах во множественном числе.

- Ну, если подумать, - цокнула грызуниха, потягиваясь, - То я могла бы нет-нет да и прокатиться на этой выпушени. Так чтобы часто это будет не в пух, а иногда - в.

- Это в пух, - кивнул Гриб, - Инструкцию только изучишь, и можешь кататься.

Он показал изрядной толщины том. Щавелина сделала испуганную морду, но быстро скатилась в смех - её инструкциями не напугаешь. Поскольку в Цибулинке был далеко не избыток грызей, каждый, кто сможет кататься на "паровозе", придётся весьма кстати. Собственно, чаще всего грызи совмещали возню в нескольких местах, и только при необходимости втыкались в какое-либо одно дело. Ведь одно дело, как бы в пух оно не приходилось, через несколько лет накатывает колею в мозгах, образно выражаясь. Смена же деятельности возвращает мозги в натуральное состояние, и грызи понимали всю важность этого. В частности поэтому Грибодур отнюдь не просиживал все дни за числовой машиной и космическими программами, хотя иногда и тянуло так сделать. Зато теперь у него появилась отменная возможность прокатиться до Улиточной в компании собственной согрызяйки, а это более чем в пух!

В том, что Щавя сможет освоить тепловоз, не имелось никаких сомнений. На сдешней железке требования к машинистам были никакущие, главное, чтоб знал, где тормоз. При скорости около сорока километров в час тормозной путь у поезда не такой уж большой, да и наезжать особо не на что, так что задача отнюдь не сложная. Главное - не уснуть за несколько часов, пока состав тащится сквозь густой лес, и не прекращать ослушивать дорогу. В былые времена случались и косяки, но сейчас, при наличии радиосвязи, это было практически исключено.

- Да, а если связь упадёт, тогда куда? - спросила Щавя.

- Тогда замедляешься до двадцати и ползёшь по сигналам, - пожал ушами Гриб, - У меня ещё не разу не было, чтоб связь упала.

Представив упавшую связь, грызи заржали. За окнами же проплывали густые кусты, характерные для окрестностей Лушкино. Довольно большое поле было сплошь покрыто ежевикой около Щепкового, и похожая выпушень наблюдалась между Лушкино и Подбросным. Подбросное, как уже было цокнуто, это ответная часть от Халявного, потому как в горах нельзя раскопать огороды и устроить обычное хозяйство - вслуху этого грызи обитали в лесу, а в горы ездили только бурить скважины и качать минералку. Это было далеко не великое городище, дюжина домиков среди садовых деревьев, однако тут имелась древобаза, и, что сразу бросалось в уши - большая теплица, по площади накрывавшая два-три участка. Именно в этой теплице растили всякую свежатину, типа огурцов и укропа, чтобы обеспечивать ими околоток в зимнее время. На дальнем пути, как раз у древобазы, стояли три платформы, гружёные брёвнами - их-то и хватал поезд номер семь, и волок на Улиточную.

- Грызаный случай, - цокнула белка, - Каждый день по три платформы, это около тыщи в год получается??

- Ага, - зевнул Грибодур, - Видала, сколько леса?

Он показал в окно на бесконечный лес, а грызуниха сделала такую удивлённую морду, что опять посыпалась рожь. Как ни крути, а сбор древсырья - это одна из самых базовых отраслей хозяйства, и вероятно, эта возня будет продолжаться ещё очень долго. В Лушкино, например, была другая возня, и там на путях стоял весьма тяжёлый состав крытых вагонов, гружёный готовой продукцией и отходами производства - этот уходил с поездом номер пять, малый тепловозик-"трактор" столько не утащит.

По пути грызь цокнул несколько тысяч раз, причём не просто так, а донося Щавелине соль о том, чего и как. В остальном дорога на Улиточную была уже отлично знакома - каньон Мягенькой, леса возле Варова, болота. На самой узловой станции возились достаточно активно, поэтому через пять минут после прибытия поезда мостовой кран уже начал снимать с платформ пачки брёвен, а воду из цистерн выкачивали через шланги. Всё-таки здесь не топтали гусей, узловая транспортная станция должна работать достаточно чётко, чтобы не создавать пробок на потоках грузов. Потаращившись на всё это дело ушами и дождавшись окончания разгрузки, Гриб и Щавя вспушились, и отправились восвояси.

---------------------------------------------------------------------

Некоторым утром, продрав яблоки глаз и вытащив себя из суръящика, Гриб отметил, что согрызяйка хихикает меньше, чем обычно. Он потёрся об неё ушами, и уселся рядом... правда, тут усесться вдали никак бы не получилось, ибо помещение невелико.

- Что-то не в пух, погрызушка? - цокнул грызь.

Щавелина повела пушистыми ушками, отчего, как всегда оно и бывает, мотались кисточки на оных, почесала голову острыми коготками и прифыркнула, отхлёбывая чаи из огромной деревянной кружки.

- Есть кое-что, - призналась Щавя.

- Не хочешь не цокай, - предупредил Грибодур.

- Да нет, как раз хочу цокнуть, - вспушилась грызуниха, - Тут такое дело, что мне прислали результаты генетического исследования из Трясово.

- Ой, - слегка испугался грызь, призажмуриваясь.

Ведь если она недовольна этими результатами, значит там не всё в пух. А он очень боялся, что с белочкой может что-то случиться.

- Вот те и ой, - всё же хихикнула Щавя, - Ладно, главное, что ничего плохого не случилось.

- Но с тобой всё в порядке? - уточнил Гриб, успокаиваясь.

- Частично, - цокнула она древнющую шутку из одного слова, - Они обнаружили склонность к белокровию.

- Бело... это... - почесал за обеими ушами грызь, теребя память.

- Это генетическое повреждение крови, - просветила белка, - Развлечение так себе, мягко цокнуть. Можно проволандаться много лет, а можно и сразу эт-самое, моментально в море. Лечению на сегодняшний день не поддаётся. Но, мне особо беспокоиться нечего, потому как лично для меня определили вероятность не более пяти процентов.

- Ну, не в пух, но...

- Именно так. Не в пух, но терпимо. А вот для потомства вероятность уже будет около пятидесяти процентов, - цокнула Щавя, явственно поёживаясь.

- Оу, - стал пропихивать информацию в мозг грызь, - Это, сало быть...

- Да, - вздохнула она, - Это, сало быть, означает, что бельчиться я не буду.

- Щавёнка, ну а кто тебя заставлял? - ласково погладил её Гриб по шёлковой пушнине, - Допуха сколько грызуних не бельчатся, и ничего, пух с хвоста не опадает.

- Это да, - цокнула Щавя, повесив ушки, - Но всё-таки я думала, что смогу это сделать, а тут такая засада. Знаешь, ведь многие грызунихи бельчатся гораздо раньше, а я всё сомневалась. Не зря, как оказалось.

- Умное грызунихо, - прикусил её за ухо грызь, - Действительно, самого фигового варианта ты сумела избежать.

Щавя вздохнула и прижалась к согрызяю. Хотя она была и расстроена вплоть до шмыгания носом, белка не забывала периодически хихикать. Действительно, произвести на свет детёнышей, почти наверняка обрекая их на мучительную болезнь - совсем мимо пуха, и сомнения грызунихи здесь оказались как нельзя кстати. Погладив бельчону, Гриб подумал о том, что надо взбодрить её какими-либо перспективами. Как и девять согрызяев из десяти, они думали об обельчении, и внезапно узнать, что это не прокатит - изрядное напряжение нервов. Особенно для самки, подумал грызь, тут уж никуда не денешься от биологии.

- Щавя, но мы таки хотим грызунят? - уточнил он.

Щавя кивнула, потому как думала об этом раньше.

- Тогда переходим к варианту "В"?

- Без "Б"?

Грызи заржали, потому как "без б" было расхожей фразой, означавшей "без булды", всмысле "правдивая история". Гриб понял, что согрызяйка та ещё выпушень, и пронять её какой-то там генетикой никак не получится. Всмысле, он и раньше в этом нисколько не сомневался, но теперь получил дополнительную уверенность, глядя на то, как она заливается смехом. Щавя каталась до тех пор, пока не начала икать. От этого она полезла за чаем, и давясь им, заржала ещё больше... в общем, грызи выкатились из смеха только минут через десять. Выкатившись, они уже осмысленно лупанули чаёв - не просто так, а как следует, литра по два на морду, и вспушившись, уставились друг на друга.

- Сало быть... этот вариант, который "без б", - цокнул Гриб, - Что именно? Возьмём из белочного дома?

- Возможно, - ответила Щавелина, поводя ушами, - Думаю, надо оцокнуть белокъ из моих.

- А. Хм... - точно описал обстановку грызь.

Белочные дома, тобишь учреждения для детёнышей белокъ, оставшихся без родителей, конечно существовали. Однако чаще всего бельчата попадали по родственникам, поэтому там отнюдь не имелось избытка. Точнее, имелся явственный недостаток. Вслуху этого разевать щачло на то, что такой вариант прокатит, никак не следовало. У Щави и Гриба имелось то преимущество, что они обитали в малонаселённом околотке, потому как органы опеки всегда предпочтут отдать бельчат туда, где меньшее скопление грызей, потому как это лучше для всех. Грибодур впрочем подозревал, что имеет вслуху Щавя под оцокиванием белокъ. Достаточно часто у грызей практиковалось передавать бельчат, например от одной сестры к другой, если у одной из них были проблемы с обельчением.

- Ты имеешь вслуху... - уточнил Гриб.

- Да, именно это, - кивнула Щавя, и захихикала, - Спрошу, нет ли у кого лишних бельчат, хехе... Нет, а что. Редко ведь, но случаются всякие коллизии.

- Коллизии, - повторил грызь с церемонной мордой, - Или же, чтобы другая грызуниха набельчила и на нашу долю?

- Это конечно сильно вряд ли, - хмыкнула Щавелина, - Раньше бывало такое, особенно среди глубокой дичи, а сейчас поди найди грызуниху, которая своих отдаст.

- Это южнее, где таёжные грызи с песчанниками смешивались, там часто бывало, - припомнил Грибодур, - А здесь не знаю, даже не слышал о таком.

Соль в том, что имелось минимум три отдельных вида грызей - основной, таёжники, к которым принадлежали и Щавя с Грибом, а также песчанники и бурые. При скрещивании видов получались гибриды, которые однако сами не могли иметь потомства. По этой причине там, где виды сильно перемешивались, получалось много нерепродуктивных особей.

- В общем... - не особо уверенно сложила фигу Щавя.

- Не будь уверена, - пихнул её в бочок грызь, - Я буду подгрызать этот кусок с другой стороны, так что долго он не продержится.

- Я рада, что ты будешь подгрызать, - улыбнулась грызуниха.

Грибодур в этом плане не шутил ни единого раза, и пока Щавя возилась в своём кухонном цеху, опять что-то вываривая и разливая в тару, он сидел в суръящике, пырился в окно, и раздумывал, причём не просто так. За окном вечерело, но ещё различался хвост лисы, которая что-то шебуршила за изгородью. Снаружи тянуло отличным свежаком, но совсем открывать окна рановато, потому как по ночам морозец ещё возвращался. Солнце уже закатилось со смеху за верхушки леса, и сумерки всё более сгущались. В отсутствии снега на большей части земли, темнота становилась почти полной, освещение давали только фонари у станции. Пока ветви не покроются листвой, свет будет добираться сюда всю ночь. Впрочем, свет тут никому особо не надобен, если уж приспичит пройти - фонарик под лапой, а лисы и кабаны обходятся без фонариков, и ничего. Так, ладно, цокнул себе Грибодур, растечения мыслями по всему околотку уже были, пора подумать, как помочь собственной согрызяйке.

Окинув мысленным ухом свои же мысли за последние пару минут, грызь заржал. Привычка именно что охватывать весь околоток уже настолько въелась в пух, что сразу перестроиться было не так-то просто. В голову сами собой лезли кабаны, руда, горные перегоны железки, древсырьё и грибы. Кое-как сосредоточившись, Грибодур стал перекапывать память по поводу того, что ещё он знал о запасных вариантах размножения. Например, грызи имели неплохое представление о партеногенезе, имевшем место быть у некоторых организмов. Здесь это не могло помочь, потому как имелась ошибка в генетическом коде, так что, по сути, клонировать организм с тем же самым кодом - не в пух. Покосив глаз на шуршание, грызь таки увидел в дверном проёме пух от хвоста, и продолжил хихикать. Вернувшись к ослушиванию вопроса, он взял в лапы журнал "Жадность и Жызнь", освещавший науку в широком плане. Как правило, интересные вещи, приложимые к практике, он выковыривал именно оттуда.

- Кого-то видел недавно... - пробурчал себе под нос Гриб, листая страницы когтем.

Он открыл рубрику по поводу медицины и биотехнологий, пробежал по статьям ушами, но в этом номере журнала ничего подходящего не обнаружилось. Грызь полез было на полку за остальными, которых там уже скопилось довольно много, но передумал, и включил числовую машину. Ясен пух, в сети есть весь архив, и там искать будет куда как проще. Получив пухову тучу материалов, он чуть не пожалел о содеяном, но всё же стал терпеливо фильтровать информацию, пока не нашёл таки нечто достаточно интересное.

" В Приозёрском биотехнологическом учгнезде проводятся чудовищные ( шутка ) опыты по клонированию грызей. В отличие от других случаев, здесь цоканье идёт о клонировании организмов, уже закончивших жить, посредством использования их генетического кода. По словам препа Ришта Гузякина, эта работа имеет значение не только для поржать. Идея состоит в том, чтобы обеспечить возможность возвращать в Мир тех грызей, жизнь которых закончилась в результате какой-либо внезапности. Поскольку в обозримой перспективе никак нельзя рассчитывать на то, что такие внезапности можно будет полностью устранить, технология могла бы сгладить этот угол."

- Хммм... - протянула Щавелина, когда грызь показал ей это, - Но как именно они это делают?

- Насколько я разбираюсь в маразме, - цокнул Гриб, - Берут яйцеклетку, вшивают туда нужный генный код, инициируют её деление, и помещают на обычное место в материнском организме.

- В организме?

- В. Пока что нет технологии, которая гарантировала бы нормальное развитие плода зверей вне естественных уловий. Пока только с птицами получается.

- С птицами это как?

- Ну как, кладут яйцо в инкубатор, и поехали, - заржал грызь.

- Угу, - подумав, кивнула Щавя, - Это кое-что. Только вот, кого взять за основу для этого клоунирования? Себя я взять не могу, да и не хочу. А вот...

- Не-не-не, - отмахнулся Грибодур, - Пух с хвоста не опал ещё. Кроме того, грызи сразу рассудили, что правильно будет использовать эту методику не где попало, а для возвращения в Мир тех, кто ушёл досрочно.

- А, точно, - хихикнула Щавелина, - А то так и представляю сотню одинаковых откормленных сурков, бгг... кхм!

Грызуниха поводила пушными ушами, ворочая в голове мысли. В тишине было отчётливо слышно, как кипит кастрюля на плите, а снаружи кто-то яростно грызёт - скорее всего, заяц фигачит резцами осиновые колья, специально для него вбитые с наружней стороны изгороди.

- У нас есть кое-кто, кого стоило бы вернуть, - цокнула Щавя.

--------------------------------------------------------------------

Пользуясь остатками весеннего половодья, когда вроде как нельзя ещё полностью хвататься лапами за хозяйственную возню, Грибодур и Щавелина совершили большой поход в Чапское. Кто-то мог бы и поржать над величиной похода, потому как реально по прямой от Цибулинки до этого места километра полтора. Только вот дороги туда не было, тоесть вообще. Чапское располагалось в очень старой скальной долинке, где камни от времени рассыпались до состояния отдельных валунов - но, широкая полоса этих валунов надёжно гарантировала, что туда не проедешь даже на вездеходе. Зимой туда катались по ледяной колее на лёгких снегоходах, летом, когда совсем сухо - на мотоциклах, а более никак. Сейчас же грызи прекрасно понимали, что добраться туда будет далеко не так легко... впрочем, это только добавляло интереса! Какой смысл ходить туда, куда легко добраться?

Экипировавшись самыми непромокаемыми сапогами и набив рюкзаки всем необходимым, грызи почапали по лужам среди тёмных от влаги стволов деревьев. Понизу под плотными лапами ёлок всё ещё прослеживались белые блямбы снега - хоть и подтаявшие, они сохраняли стопроцентную белизну до самого конца. Напротив, на полянках, продуваемых южным ветром и освещаемых солнышком, начинали лезть из-под сухих листьев свежие зелёные травинки. Сразу бросались в глаза яркие цветуёчки, успевшие раскрыться - они были совсем крошечные, в несколько миллиметров, и летом никто бы их не увидел. На фоне сухой травы же это было чрезвычайно заметно, так что грызи не могли не помотать ушами, пырючись на такую микроскопическую прелесть.

- Вот эти покрупнее, это подснежники, - цокнула Щавелина, - А вот этот маленький жёлтый, это пальчатка гусиная. На обратном пути обязательно одну выкопаю.

Грызуниха вспушилась, и Гриб довольно захихикал. Он нисколько не сомневался, что у неё с собой есть и чем выкопать, и куда выкопать. Щавя никогда не выходила в лес без подобных приспособлений - не только из Жадности, но главное вслуху того, что здесь у неё ещё не набралась достаточная коллекция растюх на огороде.

- А вот это лужи, - просветил согрызяйку Грибодур, показав вперёд.

- Рада видеть вас, лужи, - хмыкнула Щавя.

Впрочем, поскольку паводок уже в основном сошёл, это действительно были лужи, а не озёра. Погружаясь местами выше колена, грызи всё же шли без никаких проблем, баламутя уже отстоявшуюся и оттого прозрачную воду. Местами в воде бултыхали лапами лягушки, успевшие отогреться. Для белокъ же главное - не бултыхать в воде пушными хвостами, ибо дюже неудобно таскать за собой мокрую пушнину. Для этого хвосты пристёгивали ремешками на спину, как и всегда, когда требовалось спасти их от намокания или загрязнения.

На оставшихся сухими островах иногда попадались на глаза зайцы, усиленно жравшие лыко. Эти довольно жирные серо-бурые грызуны вытаращивались на идущих, но не бросались наутёк, как они это делали всегда, потому как бросаться можно только в воду, а этого они не уважали. В частности, в это время самый удобный случай, чтобы провести инвентаризацию всего поголовья в лесу - от зайцев до тигров, абы таковые найдутся. В конкретном околотке, насколько было известно, самая крупная мышь это медведь, да и то все они обитают возле посёлков, подкармливаясь от грызей. Для тигра в сдешних лесах просто слишком мало дичи, подходящей ему по калибру, вот и весь секрет.

Пропетляв минут десять между торчащих из земли каменных глыб, Грибодур и Щавелина вышли к крайним огородам Чапского. Впрочем, здесь это были не просто огороды ради самопрокорма, а достаточно большие поля, однако же, огороженные, воизбежание. Ясен пух, иначе придётся охранять из круглосуточно, а это мимо пуха. Как можно увидеть через изгороди, поля расчерчены на широкие грядки с проходами между ними. Сейчас земля представляла из себя тёмную грязь, напитанную талой водой, и это было в пух с агротехнической точки слуха. Грызи чаще всего пахали поля именно так, грядками, чтобы не топтать непосредственно пахотную почву. От этого она становилась мягкая... как пух, собственно. Мягкость почвы повышала её биологическую активность и плодородие, а грызи и обрабатывающие механизмы двигались по межам, не проваливаясь в распаханное.

За полями казали бока несколько крыш, достающих до самой земли и покрытых хмелем, как шубой - только сейчас их и можно разглядеть, а среди летней зелени - фигу. Судя по дымкам из труб и звуку какой-то возни, грызи там существовали. А судя по лаю, существовала и собь в количестве нескольких голов, которая выбежала гавкать на пришедших. Собственно, за тем её тут и кормили, чтобы она гавкала на пришедших, потому как чаще всего это были когуары, волки или медведи, а про этих зверюшек лучше знать загодя. Впрочем, разглядев таки, что это грызи, собаки лаяли по инерции, уже виляя хвостами.

- Туда иди! - цокнул стандартную команду Грибодур, и три собаки приличного размера немедленно пошли туда.

Прочапавши вслед за ними между изгородей, грызи подошли ко двору, открытому с одной стороны, и обнаружили там хузяина, обычного средневозрастного белкача, каковой фигачил колуном по поленьям, дабы получить дрова.

- Опа, - цокнул он, - Что это вас привело сюды, ну, кроме ног?

- Мы из Цыби, - ничуть не приукрасил Гриб, - Хотели дёрнуть за ухо кого-нибудь из Соболевских, если это будет в пух.

- Из Циби? - склонил ухо грызь, но тут же захихикал, - Да ладно, ща...

- Огузок. От. Хвоща, - хором цокнули Гриб и Щавя.

- ...ща послушаю, есть ли кто из этих пропушёнок.

Из пропушёнок на месте оказались Флатень и Жабиса, хотя Соболевских в Чапском было довольно таки много. Собственно, чуть не половина поголовья, ибо посёлочек крайне невелик. Ходоки пожали уши местным и подняли лапы буквой "га", поржав над этим. Эти грызи тоже не отличались чем-то особенным, пушнина у них окрашивалась всё в те же оттенки рыжего и серого, что и у всех остальных, так что издали легко спутать. Как всякая белочка-хлопотушка, Жабиса предложила чаю - правда, оправдывая своё имя, спросила, нету ли у гостей своей заварки. У гостей, само собой, своя заварка была... но они не дали. Проржавшись, пуши уселись на колодах у стола прямо снаружи - потому что тут всегда так делали, собственно. Внутрь белокъ попал чай, причём это полностью соответствовало их намерениям.

- Нутк, в чём всё-таки соль? - цокнул Флатень, когда понял, что они могут так проржать до вечера, не дойдя до дела, - Кроме как в солонке, само собой.

Щавелина, прекратив ржать, вспушилась, собралась с мыслями и изложила историю в доступной для пушного зверя форме, тоесть цоканьем. Гриб не успел и рта раскрыть, хотя, зная Щавю, он подозревал, что отдуваться придётся именно ему. Соболевские слегка округлили глаза, когда она дошла до основного, что привело её сюда.

- Ну вот я и подумала, что основной кандидат на посмертное клонирование - Мышиса. В нулевых, её жизнь обрвалась в результате случайности. Во-первых, она очень много сделала для белокъ.

- Ээ под дожди, - потёрла голову Жабиса, - Это получается, цоканье идёт о...

- Нет, - усмехнулся Флат, пихнув её лапой, - Никак не о возвращении из мёртвых. Использовав её генный код, они только перезапустят её жизнь с самого начала.

- А это не одно и... хм...

- Вот те и хм, - хихикнул грызь, - Вообще это конечно очень интересно, Щавя. У меня только вопрос, почему ты расцокиваешь это нам?

- Ну, она же всё-таки была из вашей семьи, - пояснила Щавелина, - Вот я и хотела спросить, не будете ли вы против такой погрызени.

- Ты с акации упала, чтоли, - фыркнула Жабиса, - Почему нам быть против? По ходу шерсти, мы обеими лапами за!

- Да, - кивнул Флатень, задумываясь, - Я бы не отказался увидеть Мышису.

Грибодур прикрыл глаза лапой, настолько просияла Щавелина - просто как пушная вербная свечка в ясный весенний день! Белка контрольно вспушилась, зашебуршила лапками по столу, и захихикала, довольная по свои окистёванные уши.

- Хруродарствую за! - цокнула Щавя, - Только вы оцокните всех, ладно? Если кто будет иметь какие возражения или ещё чего, нас в Цибулинке легко найти.

- Пухня вопрос, - рыгнул грызь.

- Ладно, тогда ещё факультативный вопрос, - хихикнул Гриб, - Я тут за сараем видел трактор. Как?

- А, это, - отмахнулся Флат, - От Халявного на санях спускаем, если что тяжёлое провести надо.

Хотя местные потихоньку вернулись к возне по хозяйству, ибо не привыкли весь день гонять чаи, уши и рты у них были не заняты, так что цоканье продолжалось таки до самого вечера. Щавелина выясняла, какие родичи Мышисы сейчас проживают здесь - были ещё те, которые уехали в Ёршинские горы. Грибодур же окинул ухом поля и всякие агротехнические сооружения, ибо Чапское производило весь избыток корма для околотка; например, только здесь растили зерно, а из него делали хлеб и кормили птицу. Кроме того, грызь закидывал удочки по поводу того, как местные слушают на производство грибов. Короче цокнуть, оба грызя остались вполне довольны итогами похода.

Жабиса, хоть и Жабиса, предложила им переночевать в избе, чтобы не тащиться в темноте через залитый лес, но ей помогла почти полная луна, вылезшая на небо. Учитывая относительную теплоту воздуха и восхитительную свежесть, при таком освещении грызи сочли за удовольствие пройтись, и не ошиблись. Пока не было листвы на деревьях, лунища заливала всё столь ярким белым светом, что натурально можно читать. Щавя цокала и мотала хвостом, когда это позволял уровень луж, и каталась по смеху, как шарик по подшипнику.

--------------------------------------------------------------------

Част четвёртый

Щавя каталась по смеху, как шарик по подшипнику, и мотала ушами и хвостом, когда это позволял уровень луж. Грибодур, ясен пух, смотрел на это более чем благосклонно. Впрочем, смотрел он скорее мысленно, потому как глазами следовало смотреть под ноги, дабы не загреметь в яму с талой водой. В звёздном небе торговала боками почти полная луна, заливая лес холодным светом. Белые дорожки отражений рябили на поверхности многочисленных луж, создавая весьма необычную и занятную картину. Чапая по колено в воде, Гриб не забывал одним глазом пыриться и на луну: сейчас, в ясную погоду, она выглядела совершенно как камень, и мысли бы не возникло о чём-либо другом, чисто круглый булдыган, покрытый трещинами и ямками. Он точно знал, что на самом деле луна покрыта довольно тёмным минералом, и кажется яркой только на фоне полной темноты космоса. Там, за сотни тысяч километров, на поверхности спутника Мира, находились уже довольно многочисленные базы, космодромы, заводы - но на вид луна оставалась точно такой же, как и всю известную истрию. Даже самые большие из построенных кораблей, выдававшие плазменные выхлопы, были едва видны на низкой орбите, а уж дальше и цокать нечего. Собственно, грызей это более чем устраивало.

- О, вытьё! - прислушавшись, цокнула Щавелина, и на всякий случай вспушилась.

Натурально, над лесом разносился вой, и скорее всего, это были волки. Хотя и не факт, грызи тоже могли свыть, под настроение. И, следует отметить, в тёмном лесу да под луной настроение как раз было, так что грызуниха вывела букву "у" с большой громкостью, и похихикала, услышав отклик.

- Они такие толстые, эти щенки, - сообщила она новость.

- Ты сообщила новость! - цокнул Грибодур, ворочая сапогами в воде.

Однако, даже зная о толщине щенков, они не забывали проверять перечные патроны в налапных огнестрелах. Кормить волков собой - мимо пуха, давно известно. Как минимум, надолго не хватит, да и вообще.

- Ааа твою калошу!! - крякнула Щавя, и раздался добротный бултых в воду.

- Насквозь? - осведомился Гриб.

- Неа, только промокла, - скатилась в смех она.

- Давай ускоримся, чтоб не мёрзнуть.

Благо, искупалась она уже ближе к дому, так что минут за пять грызи добежали до тёплого гнезда, и забились туда, как распоследняя белочь. Набитая поленьями с утра печка благопушно обеспечила эту самую теплоту, так что Щавя толком не успела замёрзнуть. Высушившись и лупанув ничто иное как чай...

- Чай?! - цокнул Грибодур с такой мордой, что грызуниха упала в суръящик от смеха.

...так вот, лупанув чаю, грызи привалились к пушным бокам друг друга, пользуясь мягкостью тушек и хвостов. Хотя домик и был пока закрыт, даже внутри чувствовалась весна. Вроде и всё ничего, но это каждый раз вызывало отличные чувства, и ведь не зря. Помещение с бревенчатыми стенами освещалось только лунным светом, фигачившим прямо в окна, так что грызи не зажигали другого света, даже когда взваривали чаи.

- Щавь, я прям рад, что ты рада, - цокнул Грибодур, гладя её шёлковые ушки, - Это приятное ощущение, когда белка рада.

- Аааащущениеее! - свыла Щавелина, и захихикала, - Да, я довольна, как три январских сурка в зерновом элеваторе... Хм, посиди-ка на хвосте.

- На чьём?

- Мы выяснили, что клонирование технически возможно, - цокнула Щавя, - Я пробила вопрос в Приозёрске, есть все шансы, что они возьмутся это сделать. Сейчас мы убедились, что родственники не будут против.

- Ну и? - квохтнул грызь.

- Я упустила только один ньюанс, - сообщила грызуниха, - Улавливаешь, какой?

Грибодур подумал головой. Чаще всего окончивших жЫть грызей хоронили в Лесу, именно так, не в конкретном лесу, а в Лесу. Тоесть на практике, от тушки ничего не оставалось, и даже найти место захоронения практически не представляется возможным. Следовательно, вставал вполне резонный вопрос, откуда они собрались взять хотя бы какой-нибудь образец тканей из организма Мышисы? А ведь научники отнюдь не обещали, что смогут выделить генный код из волоса, например. На нынешний день у них в ходу была технология выделения оного из замороженых образцов.

- Ты имеешь вслуху, что нам нужен образец? - уточнил грызь.

- Ага, - кивнула Щавя, - О-тсутсвие о-бразца о-бнуляет о-перацию.

Щавелина иногда переходила на оканье вместо цоканья, просто по привычке и поржать ради.

- Мда, - почесал ухи Гриб, - Сейчас мы могли бы решить это дело через медицину, ведь они сохраняют образцы крови, так? Но во времена Мышисы такой практики не существовало.

- Стоп, - мотнула ухом грызуниха, - Ведь её засыпало лавиной.

- И что, ты думаешь?...

- Да, я думаю, - просветила Щавя, - Тушка должна быть там, потому как даю пол-уха на отрыв, что никто не стал перекапывать ледник, чтобы извлечь тушку.

- Логичечно. Только вот, мы-то как её найдём?

- Ну, сейчас всё-таки космическая эра, гуся ей в свинарник, - хрюкнула белка, - Есть всякие средства зондирования, разве нет?

- Да, - кивнул грызь, - Хотя лично я в них шарю меньше чем никак. И потом, где именно искать? На то, чтобы обшарить все горы, уйдёт пухова туча времени.

- Дыыых... - фыркнула Щавя.

- А, вот. По-моему, в музее на руднике есть инфа, где именно её закопало лавиной. Кроме того, можно взять за уши тамошних недрологов, наверняка у них есть какие-нибудь погрызени для эт-самого.

- Точно! - цокнула грызуниха, сгребая его в лапы, - Ухх!

--------------------------------------------------------------------

Слегка умяв хозяйственную возню, грызи с самого ранья почапали к станции. Весна весной, но по утрам морозец заставлял вспушаться по-настоящему, а под ногами хрустел ледок. На синеющем, но ещё тёмном небе ярко горели звёзды, а из-за гор всё больше вылазило солнечных лучей. Вдоль по дороге мимо ремонтного цеха прошлёндали гуси, гогоча шёпотом - они знали, что если разбудить крупных зверей, может быть кисло. Когда солнце только начало переваливать через вершины хребта, к платформишке подкатился пассажирский - мотовоз таскал за собой два вагона, вот и весь поезд. Вшуршав внутрь, Грибодур обнаружил в вагоне, помимо прочих грызей, ещё и Зудня, так что опять посыпалась рожь.

- Ну и выпушень! - цокнул Зуд, - Как белка, чес-слово. Только покажи свободный лес, сразу туда шур-шур в хвою, и только мешки видны.

- Наблюдательно, - хихикнула Щавелина.

- А, вот ещё одна погрызуха, - показал на неё Зудень, - Да вы вдвоём гуся же затопчете!... Ладно, а так-то вообще как, в пух?

- По центру, - не особо приукрашивая, цокнул Гриб, - Правда, не по центральному центру, но тем не менее.

- Ну да ну да... Вижу глазами, вы ещё и на рудник собрались?

Погромыхивая на стыках и покачиваясь, вагончик плыл мимо каменных склонов, всё ещё присыпаных снежком. Однако, из-под белой пелены уже вовсю виднелась сухая трава, и пройдёт немного времени, когда этот горный ярус зацветёт и позеленеет.

- Те свой мозг не жалко? - осведомился Гриб, - А то я цокну, зачем именно мы собрались на рудник.

- Омойпух... давай, выноси, - фыркнул Зудень.

По мере того, как цоканье пересыпалось из щачла в уши, морда у него всё более вытягивалась, так что наблюдавшие за этим делом грызи не удерживались хихикать.

- Впринципе, можно ещё наврать, - цокнул Гриб, - Тогда мы увидим самую длинную морду.

- Да, - проржался Зуд, - Но вы даёте песка, это уж точно. Кому цокнуть, что такое реально возможно...

- Вот и проверим, - пожала ушами Щавя, - Возможно, или куда.

- А у тебя согрызяйка как? - осведомился Гриб.

- Да как, вот так, - вспушился Зудень.

По крайней мере, пока вагоны катились по рельсам, грызи катились по смеху, и все оставались в прибытке. Мотовоз волочил всё это хозяйство всё выше и выше, и даже Грибодур не упускал случая потаращиться в окно на заснеженные склоны. Хотя он и ездил здесь регулярно, спуская вагоны с рудой как раз с Мыш-Пика, это совсем другое дело. Сидючи на месте машиниста, приходилось таращиться на путь и на приборы, чтобы вовремя заметить свалившийся на рельсы камень и не накосячить, там любоваться гусями особо некогда. Щавелина так просто призажмуривалась, трясла ушами и скребла когтями по стенке, потому как очень уважала пройтись там собственными лапами. Однако сейчас ходить по крутым склонам было совсем чревато, намокший снег сходил в низины тяжёлыми пластами, и попасть под такой - далеко не подарок. Даже поездок, хотя и мотылялся здесь постоянно, то и дело натыкался на небольшие завалы мокрого снега, которые приходилось иногда пробивать с разгону, чтобы столкнуть спрессованый сугроб вон с дороги. Но в целом, как убедился Гриб по своей практике, дорогу проложили как следует, а не как пух на уши положит - лавинные потоки либо обходили её, либо перелетали сверху. По крайней мере, не было опасности, что поток снесёт поезд в обрыв.

- Как думаешь, Щавь, скоро можно будет по горам ходить? - цокнул Грибодур.

- По низам так уже можно, - пожала ушами белка, - А по самым верхам круглый год можно, там ничего не тает.

- А, точно. Это получается, недрологи могут и того?

- Они всегда могут того. Послушаем, как оно пойдёт.

Для начала пошло как обычно. Возле Ныч-Дома пассажирский разминулся с рудовозом и полез дальше в гору. Соразмерно физике пространства, сухо цокая, за рассчётное время при данной скорости как ни крути, а путь будет преодолён - так и случилось, как ни странно. Вагончики остановились у платформишки между длинными складами станции, и наружу посыпались грызи, хихикая и мотая рыже-серыми хвостами. В абсолютном большинстве это были трясы на рудник, так что они потирали лапы в предвкушении разговора с камнями и кувалдой. Воздух отличался исключительной свежестью, лишь когда ветром сносило выхлоп котельной, чувствовался харатерный запах сгоревшего газа. Зудень отправился таки в общежутие, занять суръящик и затем приступать к горно-добывающим работам, а Щавя и Гриб двинулись прямиком в музей Мыш-Пика, который располагался в узком закутке, в корридоре между пищеблоком и складом. Однако, подумав головой, они прошли в пищеблок, оцокнуть белокъ по поводу того, будет ли в пух копаться в архивах.

- Копаться - да, - цокнула толстая грызуниха с кухни, - Это ведь общий архив, да и вы с Циби. Так что, можете покопаться. Но если вы ищете точное место, где эт-самое, то проще дёрнуть за уши Ольшу и Плюмбыша, они это наверняка знают.

- О, хруродарствие! - квохтнул Грибодур, - А где их поймать?

- Да сейчас небось у себя сидят, сурчины эти, - захихикала белка, - Третий этаж, и вон туда и налево, там будет недрологический отдел.

Прошуршавши хвостами по узким корридорам и лестницам, Щавелина и Гриб действительно обнаружили надписи на двери, свидетельствовавшие об эт-самом. Поскольку из-за двери явственно доносился смехъ, Гриб всунул в комнату уши:

- Грызуны-пуши, чем занимаетесь?

- Сидим у себя! - точно ответила грызуниха, - Есть чо?

- Да, у нас есть некоторые зацоки, - признался Гриб, - Необходимо ваше содействие.

Грызь, который Плюмбыш, сделал испуганную морду и попытался спрятаться под стол, вызывая ржач. На самом деле, испугать их такими заявлениями было никак нельзя. Если дело в пух, так они возьмутся без вопросов, а если мимо - то не возьмутся, хоть весь пух с хвоста выдерни. Для начала был испит чай в количестве примерно пяти литров... а в процессе цоканья пострадало ещё столько же чая.

- Ну вы даёте песка, - потрясла ушами Ольша, услышав соль, - Эдак и вспушиться недолго.

- Да, тут ещё не полностью известно, будет ли это в пух, - прямо цокнул Плюмбыш, - Впрочем, учитывая то, что так ещё никто не делал, единственный способ проверить - это сделать.

- Иии! - обрадовалась Щавя, - Значит, вы можете достать образец?

- Ну, как цокнуть, - пожал ушами Плюмбыш, - Мы считаем, что топографически место мы знаем. Но мы не знаем точного места, и уж тем более отнюдь не просто добраться до дна ледника.

- И какое место? - уточнил Гриб.

- Седловина Семи Гусей, - сообщила Ольша, достав карту и тыкая когтем в оную, - Это практически чаша, только с одним проходом в стенах, и её постоянно заваливает снегом от сходящих лавин. Поэтому поиски там могут быть весьма того.

- А у вас есть какие-нибудь приборы, чтобы зондировать дно ледника? - спросил Гриб.

- Ясен пух, есть, - хмыкнул Плюмбыш, - Только это не поможет. Зондирование делается не для того, чтобы найти конкретный предмет размером с грызя, а для общей картины.

- Омой... этот, как его... пух! - цокнула Щавя.

- Отвойпух, - подтвердил Плюм, - Чтобы найти эт-самое, потребуется высокочастотный радар. В Трясовском у них была пара, но не знаю, когда они могут нам их одолжить. И да, в любом случае, это обойдётся в приличное количество монет.

- Ничего, была бы Дурь, грибы найдутся, - цокнул Грибодур.

- Сало быть, - подытожила Ольша, - Мы пробьём по своим каналам, что можно сделать, и если что получится, оцокнем вас.

- О, это будет в пух, как ничто другое, - церемонно цокнул Гриб.

- Хруродарствуем, - кивнула ушами Щавя, - Может, следует начать собирать всякое барахло для похода?

- С этим не торопись, - мотнула ухом Ольша, - Возможно, придётся задействовать вертолёт, а это будет совсем другая песня.

- Совсем другая песня, - пояснил на лапах Гриб, - Про гусей.

Проржавшись и добив чай, грызи разбежались по заранее определённым траекториям, сухо цокая. Гриб и Щавя, по сути, пока что оказывались в состоянии груши, подвешеной между двумя деревьями, и им не оставалось ничего другого, кроме как ожидать развития событий. Выйдя из здания к станции, они окинули ухом картину, потому как именно отсюда она довольно хорошо просматривалась. Та самая седловина Семи Гусей находилась метров на двести ниже рудника и даже ближе к Цибулинке, так что, если по прямой, то там километра три от дороги. Однако, среди наличных белокъ все уже были убельчены опытом по поводу того, что расстояние по карте может отнюдь не соответствовать длине пути. Это был как раз тот самый случай: между дорогой и целью возвышался скальный хребет с крутыми склонами, местами переходившими в отвесные стены.

Щавелина извлекла из рюкзака оптическую трубу, которую всегда брала с собой в горы, и облокотившись о валун, смогла подробно рассмотреть то, что возможно с этой точки. Гриб, взявший оптику, увидел вполне ожидаемую вещь - торчащие из-под снега скалы из серого гранита, весьма острые на вид. Как и ожидал лось, за этим хребтом нипушнины не видать, о чём грызь и сообщил всем присутствующим.

- Слушай ухом, а как туда Мышиса забралась? - задался он вопросом, - Насколько я разбираюсь в гусях, она не особо увлекалась лазаньем по скалам.

- Да, - подтвердила Щавя, - Значит, обошла просто с какой-то стороны.

- Просто, - поёжился Гриб, - Дай пух всякому.

Даже выйдя на открытую площадку перед входом в рудник и пробыв тут десять минут, грызи уже ощущали холод на носах и ушах, несмотря на пух. Внизу вовсю наступала весна, а здесь задувал ледяной ветер при номинальной температуре в минус пятнадцать градусов. Это была далеко не штормовая погодка, но тем не менее, с непривычки уже начинало перехватывать дыхание, и даже голова слегка кружилась. Это к вопросу о том, насколько "просто" обойти скалы, двигаясь по склонам и ледникам.

- Короче, нипушнины отсюда не слышно, - подытожила Щавя, убирая оптику, - Надо слушать по картам, как туда подойти.

- И можно лезть на обрыв, тупануть, но мы выбираем жадный путь, набитый, как мешки у хомяка! - процитировал Грибодур песню.

- Именно, осталось только найти этот самый путь.

Усевшись в столовой в ожидании поезда и с удовольствием выпив чаю... да, они ухитрились не лопнуть пока что! - грызи достали карты и прикинули, как можно зайти в указанное место, не прибегая к экстремальным восхождениям по отвесным скалам. Поначалу они попали в тупик, потому как не видели таких путей, да и потом легче не стало.

- В седло есть вход, - показала Щавя, - Как раз оттуда вываливается излишек льда и снега. Но песок в том, что эта нычка с другой стороны. Дотуда пилить километров двадцать в обход!

- На мой слух, это совсем нереально, - покачал ушами Гриб, - Даже для Мышисы.

- Это да, выпушень та ещё была, - хихикнула грызуниха, - Но заходить с другой стороны действительно это через край. Значит, следует сделать вывод, что есть нычка с этой стороны.

- Пшли позырим ещё раз оригинальные карты, может быть, там что-то отмечено.

В архиве-музее существовали карты, нарисованные самой Мышисой. Грызи не стали извлекать непосредственные оригиналы, потому как хрупкие уже старые листы бумаги, исписанные гусиным пером, требовали бережного обращения. Поскольку все понимали, что бумага рано или поздно распадётся, материалы были скопированы, так что Щавелина и Грибодур листали относительно свежие распечатки.

- Нипушнины тут нет, - достаточно уверенно цокнул грызь через десять минут.

- Как так? - почесала за ухом Щавя.

- Вероятно, Мышиса только начала там шарить, и не успела занести результаты в журнал. Если у неё и были какие карты, то скорее, с собой.

- Опушненчик... - фыркнула грызуниха, - Ну да ладно.

Хвостом да по кочкам, а пока они трясли ушами и цокали, уже стемнело, а вскоре и привалил поезд. Пассажирский ездил минимум два раза в сутки, иногда - три раза, если приспичит. При этом он шёл утром от Улиточной до Мыш-Пика напрямую, без заездов в тупики, а обратно - с заездами, что получалось в полтора раза дольше. Вечерний делал наоборот, полный маршрут шёл от Улиточной, а обратно напрямки. Это позволяло одним поездом покрыть как перевозку грызей между станциями на маршруте, так и обеспечить относительно быстрое сообщение между узловой станцией и рудником. Была ещё идея просто залезть в тепловоз, волочивший руду, и так доехать до Цибулинки, но Гриб от этого демарша отказался.

- Понимаешь, это всё-таки чревато, - пояснил он согрызяйке, - Машинист и так опушневает на этом спуске, а если у него в другой кабине ещё и грызи сидят, может совсем мимо пуха быть.

- Ты ещё цокни, что сам в кабину никого не берёшь, - захихикала Щавя.

- Кроме тебя, никого, - заржал грызь.

В общем-то, это была правдивая история. Согрызяи могли ещё взять друг друга в кабину теплика, когда катались, но брать других это так себе развлечение. Соль в том, что присутствие незнакомого зверя однозначно повлияет на реакции грызя, и вполне может повлиять достаточно, чтобы тот допустил косяк в управлении поездом. Вслуху всех этих опций, двоепушие просто дождалось пассажирского, и покатилось обратно в вагончике вместе со всеми. Благо, цибулинские не брали монет за проезд со своих, подумал Гриб, и похихикав, поправил Жабу на шее. За окном вагончика начинал опять сыпать снег, создавая уютное ощущение, что сидишь в тёплом гнезде.

--------------------------------------------------------------------

Грызи и не думали притормозить с задуманным делом, однако пока что всё зависело от Ольши и Плюмбыша, а также от того, насколько им удастся эт-самое. Вслуху этого, Щавя и Гриб не оставляли мыслей, однако и не тратили на них всё своё время. Так как уверенно наступала весна, следовало заняться ничем иным, кроме как огородомъ. У грызунихи имелись делянки на взгорье, которые она стала проверять в первую очередь, так что возиться на участке возле гнезда осталось на долю Грибодура. Можно цокнуть, что это его угнетало - можно, но это будет неправдой, потому как возня с грядками никак не могла его угнести. Тем более, пушная грызуниха неизменно возвращалась под вечер, и чай обильно приправлялся смехом.

Однако, смех с мехом, но Гриб ушатал не менее недели на то, чтобы привести огород в порядок. У себя на старом участке он сделал бы это за пару дней, но здесь посевные площади были частично заросшими, так что пришлось копать дёрн. Не упарываясь, грызь сразу понял, что ввести в оборот сразу все грядки будет слишком напряжно, да и не особо нужно. Ведь по беличьему уму, примерно половина площади остаётся под рекультивацию - тобишь, на ней растёт сидерат, который затем закапывается в землю. Почва на участке успела более-менее отдохнуть после использования, поэтому можно считать её пригодной. Гриб убедился в этом путём наблюдений за растюхами ещё прошлым летом, и остался этим весьма доволен. Как и всякий огородный грызун, он провёл инвентаризацию, и составил Планъ... хотя нет, это про простой "план" можно сказать, что его составили. А здесь скорее уместно будет "создал Планъ".

Планъ был достаточно хитрый и подразумевал, что на первый год использования огород следует перекопать примерно наполовину ко времени окончания посевов. Таким образом были все шансы получить достаточное количество корма, плюс оставалось всё лето и осень для того, чтобы подготовить к посеву вторую половину площади. Поскольку Грибодур начал это делать отнюдь не весной, а ещё прошлым летом, сейчас он достаточно легко укладывался в график. Он имел представление о том, как бороться с дёрном: для начала его следует разрезать лопатой на квадратные куски по размеру самой лопаты, тобишь с две ладони шириной. Затем необходима специальная приспособа типа стола, на которой будет удобно отбивать эти куски от земли. Главные элементы этого сооружения - сетка, желательно металлическая, опора для неё, и щит, закрывающий земле путь для засыпания ног того, кто стоит у сетки. Дальше процесс шёл весьма шустро - грызь вилами подымал куски на стол, отбивал землю, клал дернину в отвал, и передвигал стол дальше по грядке. В данном случае сетку он нашёл в барахолке на станции, а сам стол сколотил из подлапных брёвнышек, потратив час времени на все приготовления.

- Рытие мое... - цокнул себе под нос Гриб, и заржал.

Рытие было наморду - около двадцати грядок шириной в метр и длиной в десять казали ровную вспаханную поверхность земли, размоченной остатками паводковой влаги. Ровным счётом все грядки были огорожены бортиками либо из осины, либо из кирпича, а местами и камнем; тропинки в большей части также покрывали камни, чтобы избежать грязи и роста травы. Как ни крути, бывшие хозяева участка потратили неимоверное количество сил и времени, чтобы привести огород в такое состояние. Что характерно, при этом они не тратили Дурь, а наоборот, вырабатывали оную! Также, как это делали одинадцать белокъ из десяти и также, как это сейчас проворачивал Гриб.

Однако, после посева овощей следовало подумать и о третьей половине огорода. В данном случае имелось вслуху, что Щавелина собиралась сделать несколько грядок с лекарственными растюхами, какие возможно культивировать на месте. А зная эту погрызуху, можно уверено утверждать, что так она и сделает. Благо, для этого даже не потребуется городить что-либо, потому как старая изгородь охватывала не только грядки, кусты и деревья, но и приличный по площади кусок пустого пока что луга. Кусок не знал об этом, но грызи уже мысленно размечали его под грядки и подсобные сооружения типа ёмкостей для полива.

Когда стало ясно, что нижний ярус предгорья, в районе двухсот метров, уже достаточно прогрелся, грызи совершили несколько походов и к своим делянкам на склонах, которые они готовили прошлой осенью. Как оно и ожидалось, там ничего плохого не случилось, каменные выступы надёжно защищали площадки с грядками от ползущего снега, и почва осталась на месте. С верхотуры открывался отличный вид, причём сейчас можно различить крыши некоторых строений, потому как на ветках нет ни листвы, ни снега - по крайней мере, Цибулинку видно. По воздуху перекатывался довольно тёплый ветер, несущий запашину оттаявшей земли, а над лесом, ворочая боками, пролетали гуси и утки, возвращаясь с юга. Щавелина и Грибодур немало похихикали - и просто так, и потому, что впервые видели перелётных птиц сверху! Они совсем скатились в смех, когда среди тишины внезано прозвучало

- ХРУ!

И многократное эхо разнесло хрюк между склонами. Проржавшись, Щавя не забыла вспушиться.

- Грызаный элеутерококк! - цокнула грызуниха, - Размер хрюши малёк напрягает.

- Грызаный - что? - вытаращил на неё глаз Гриб.

- Элеу-теро-кокк, пух-голова! - повторила Щавелина, - Кстати, тоже надо будет посадить.

- Кстати, а ты видела размер хрюши реально? Я лично нет.

- Судя по звуку... Хотя да, судя по звуку и лягушка размером с корову. Да и пух с ним, - отмахнулась ухом грызуниха, - Думаю, вот тут следует ещё сложить стенку из камней, чтобы закрыть северную сторону.

- А снег убирать будем? - посмотрел на снег Гриб.

- Куда, в зОкрома? - захихикала Щавя, - Да нет, пусть сам стаивает, так более в пух.

В общем, возня на этом мини-огороде, находящемся между каменных уступов, вызывала исключительно хрурные ощущения. Правда, пришлось подумать и том, чтобы закрыть делянку от горных баранов, которые в противном случае на сто пухов сожрут всю ботву. Для этого грызи ходили к речке и выпиливали из зарослей засохшие ветки болотного кустарника, а затем затаскивали их на гору и там городили из них эт-самое. Ветки были сухие и оттого достаточно лёгкие, а после установки превращались в добротный аналог колючей проволоки. Помимо колючек, кустарник был увешан сухими соцветиями, имевшими привычку вцепляться в пух при контакте с оным. Имелись все основания думать, что баранов и когуаров это отпугнёт, потому как они знали о силе репьёв и не любили тратить неделю на вычёсывание шкуры. С баранами всё ясно, они сжуют любую зелень, даже не заметив, что она вся состоит из специй. Когуары же напротив, сжуют именно те растюхи, которые содержат специфические вещества, похожие на состав валерьяны. В общем, ботву в таком месте без прикрытия не оставишь.

- Ну, можно и гусей притоптать, - компетентно заявил Грибодур, окинув ухом всю картину.

На самом деле, в данном случае он имел вслуху перерыв в агротехнических мероприятиях, потому как сеять ещё рано. Следовало ещё сколотить кой-какое оборудование типа столов и полок для лаборатории и для кухни, но это могло подождать. Поэтому, пока Щавя вернулась к своим травкам, грызь отправился по окрестностям, позырить на места. Нет, оно и само по себе приносило потеху и увеличивало Дурь! Каждый раз, вернувшись из Леса в своё гнездо в Лесу, Гриб явственно чувствовал, что у него над ушами зелёная полоска с Дурью увеличивается. Однако нынче он зырил не просто на какие-либо места, а на подходящие для грибодури, образно цокая. Разбрыльнувши мыслями и полистав литературу по этому поводу, грызь пришёл к мнению, что наиболее в пух будет найти овраг, заросший по краям нужными породами деревьев.

Грибы вырастут на склонах и сами по себе, собственно. Однако, если усилить микроклимат оврага, добавляя влажности, температуры, и поддать ещё питательных веществ в субстрат - можно рассчитывать на многократное увеличение урожая. В отличие от теплицы, здесь не требуется прозрачной крыши, потому как грибам не нужен свет - следовательно, сделать её можно просто из брёвнышек, настелив поверх сухого лапника. Также при выращивании грибов всегда практиковалась большая ёмкость для воды, в которой гнила старая древесина - это давало ту самую прибавку в питании грибницы, если настоять воду как следует, а потом использовать для полива делянки.

Мимо с бешеной скоростью пролетел заяц, за ним, хрюкая и задевая бочандрами ветки, пытался бежать некрупный серый волк, но попытки выглядели явно несерьёзно. Как ни странно, от перекорма зайцы жирели медленнее всех, поэтому и оказывались достаточно далеко от зубов. Проследив за пробежавшими животными, Грибодур увидел ещё и огузок лося, торчащий из-под еловых веток, и характерный хруст пожираемого лыка. Да и пух с ними, подумал грызь, главное в навоз не вступить, когда вокруг шатаются крупные копытные организмы. Когда грызи замечали, что лоси околачиваются рядом с Цибулинкой, они зачастую выходили и собирали этот самый навоз, заливали водой в бочке, и использовали как удобрение. Впринципе, имелся коровий навоз с фермы, но его чаще всего не хватало на всех, так что и. Ну и конечно, от этого раздавалось довольное кваканье из области шеи.

Грибодур несколько раз выходил на маршруты в лес, и не просто шарахался куда пух на уши положит, а методично ослушивал территорию. Как он предположил, овраги будут образовываться там, где ручьи стекают с возвышения в речку, и выкапывают углубление в почве. Вслуху этого, совсем близко к горам ловить нечего, потому как там слой песка самое большое метр, а дальше просто начинается скальная порода. Зато было что половить в направлении юго-запада, где на карте обозначалось большое возвышение, обозначенное как Крытая гора. Посередь её торчала гранитная скала высотой в двадцать метров, названная Повышением Уровня, но в целом это был вполне себе песчаный холм. Именно по склонам этой высоты Гриб и обнаружил несколько затребованных форм рельефа, сухо цокая.

Через неделю он уже знал, что достаточно близко от дома имеются четыре оврага, и приступил к более детальному изучению каждого. Для грызя не составило большого труда сразу обнаружить, что в одном из овражков имеется лисья нора, в другом - хорёчьи. Он просто учуял это по запаху, ведь, привыкнув к обычному фону запахов леса, беличий нос отличался высокой чувствительностью. Гриб даже не полез по размокшим склонам зырить на норы, потому как был полностью уверен, что они там, а зазря беспокоить зверей - мимо пуха. Вместо этого грызь взял бумажку и методично пересчитал деревья в полосе двадцати метров от края оврага, причём не все подряд, а с разделением на породы. Это было существенно для роста грибницы, и особенность заключается в том, что для грибницы хорошо идут деревья, которым под сотню лет. Тобишь, нет почти никакой возможности создать нужное соотношение деревьев искусственно, приходится искать уже готовое место. Благо, это отнюдь не так сложно сделать.

- Нутк, какой из них подходит? - спросила Щавя, увидев всю документацию по этому вопросу.

- Это так сразу не цокнешь, - не цокнул Гриб, - У них ведь разное положение по сторонам света, а это важно для продувона и температуры.

- А как тогда?

- Как всегда, ногой по гусю... Всмысле, надо будет попробовать культивировать грибницу на небольших участках во всех четырёх местах, и позырить, как оно пойдёт. Думаю, на это потребуется года два, для уверенности.

- Понятно, грибов можно не ждать, - захихикала грызуниха.

- Ждать можно, - точно указал грызь, - Но реально они могут пойти лишь через пару лет, если повезёт.

- Ну что, ты дрыхнуть?

- Ну да, дрыхнуть. Слябыш просил подойти к путейцам, если будет в пух. Вроде, Дурь пока есть.

- Ночью? - скатилась в смех Щавя.

- Угу, - хмыкнул Грибодур, забираясь в куртак, и на всякий случай вспушился.

Смех с мехом, а грызи действительно могли собраться на какое-либо мероприятие, неслушая на смену дня и ночи. Когда-либо это могло бы и подействовать на график работ, но это было до изобретения электрического света. Теперь же, взяв переносные фонари, путейцы подключали их к служебному мотовозу, который одновременно работал как электростанция, и освещали нужное место без никаких проблем. Кроме того, поезда проще остановить на ночь, чем на день, а останавливать приходилось, когда меняли шпалы или рельсы. Однако, дело облегчалось тем, что более всего замены требовали шпалы - рельсы могли только истираться, на что уходили десятки лет. А вот во многих местах дороги лежали те же самые деревянные шпалы, какие уложили при строительстве, и они постепенно приходили в негодность.

По ходу шерсти, в путейцах состояли от силы пять пушей, а остальных подцепляли по мере надобности, поэтому Гриб зачастую и оказывался на пути с ломом в лапах. Как объяснял Слябыш, хитрость в том, что достаточно высоко в горах даже деревянные шпалы жили очень долго, ведь они просто замораживались и оттого не гнили. Примерно от уровня спирального подъёма и ниже начиналась другая песня, там температура часто прыгала через ноль, что только способствовало разрушению любых материалов. Из-за этого класть бетонные шпалы начали с наиболее влажных участков, а высокогорную часть дороги пока даже и не трогали. Грызи также сделали хитрость, примерно километр пути ниже спирали был засыпан мелкой щебёнкой, причём так, чтобы закрыть и шпалы. Из-за плотного слоя материала, который к тому же был светлый и отражал тепло, насыпь зимой промораживалась, а летом не успевала оттаять - так были сжадены некоторые ресурсы.

В остальном шпал-двор, как это называли, уже лет десять занимался заменой шпал, потому как не к спеху. Уловив окно побольше в движении поездов, путейцы откручивали рельсы, меняли шпалы, потом быстренько возвращали всё на место. Из-за этого трясти приходилось достаточно напряжённо, без растечений и излишка бугогашечек, чтобы не задерживать поезда. При этом переложить за раз получалось от силы метров сорок пути, это считай хороший результат. При малейших признаках того, что дело пошло вкось, знающие путейцы давали отмашку закругляться - рисковать им было незачем.

- Посиди-ка на хвосте, - цокнула Щавелина, - Думаю, Слябыш не будет возражать против ещё одного хвоста?

- М? М! - захихикал грызь, пихнув её в пушнину.

Взяв согрызяйку под лапку, он пошлёндал к станции в исключительно приподнятом расположении пуха, по крайней мере, лыба была до ушей. Само собой, грызю было чрезвычайно приятно потрясти вместе со своей белкой, и работа превращалась в сплошное развлечение. Однако, Щавя срывалась на путевые работы не только из желания поворочать шпалы вместе с согрызяем - в последнее время они подналегали на то, чтобы копить монеты. Задуманная ими операция с клонированием, а для начала поисками тушки, будет стоить кой-чего, и они не собирались закрывать на это уши.

Щавя в основном занималась наблюдениями, потому как ворочать шпалы следовало упитаным самцам с большой мышечной массой. Однако никто бы не подумал цокнуть, что здесь это лишнее. Соль в том, что бетонные шпалы стаскивали с платформы и ставили на торцы на краю пути, подпирая деревянными рамами. Потом, когда будут убраны рельсы и старые деревянные шпалы, останется только столкнуть чушки в нужную сторону, а не переносить далеко. Главное состояло в том, что шпалы в стоячем виде представляли нешуточную опасность, и бригада всегда отделяла одного грызя в наблюдатели. В его обязанности входило следить за конструкцией и громко цокнуть, если возникнут сомнения в её стабильном положении, сухо цокая. Хотя шпала для узкой колеи не столь тяжёлая, как для широкой, со всей своей высоты она легко перебьёт ногу. Так что, грызуниха относилась к этому делу со всей серьёзностью, и даже ни разу не хихикала, пока последняя шпала не укладывалась на насыпь.

В ночном лесу вокруг явственно возились животные, однако подходить близко к освещённому месту, где толклась дюжина грызей, мало кто решался. За смену подходил только лось, кабан, два волка и лисица - не все вместе, само собой, а по очереди. Судя по гоготанию, где-то невдалеке существовали и гуси, хотя в оптическом диапазоне они не просматривались. Грибодур было задался вопросом, какого пуха тут делают гуси, но поскольку у него было чем заняться, расследовать это дело он пока не стал. По крайней мере точно следовало поберечь бока от всякого крупняка, шарахающегося рядом, так что грызи не забывали об этом ни на секунду.

Помимо всей прочей пользы, вернувшись в гнездо в четыре часа утра после упражнений на свежем воздухе, Щавя и Гриб испытывали исключительное удовольствие от попадания в суръящик. Так оно и было, ведь сам по себе суръящик никак не мог принести такой потехи. Как известно, ценность чая пропорциональна времени между кружками. Как следует оттянув это время, можно получить кучу радости практически на пустом месте. А уж при наличии согрызяйки под лапой дело вообще приобретает все признаки точного попадания в центр пуха. Короче цокнуть, Грибодур кое-как продрал глазные яблоки только к обеду.

- Вот выпушень! - сделала удивлённую морду Щавя, войдя в комнату, - Только взялась за корм, так сразу сурка как ни бывало!

- Щавя, ты белка исключительной шелкошкурости, ты в курсе? - цокнул грызь.

- Пщу, - мотнула ухом грызуниха, - Пошли уже, макнём уши в кефир.

Она действительно притащила раньше полный бидон кефира, так что теперь грызи макнули в него уши, как это обычно называлось - чтобы не путать с питием чая, наверное.

- Ну, впринципях, - прохрюкался Грибодур, - Норм кефир, разве что не слишком настоявшийся.

- Тык выпивают, белочкины дети! - хихикнула Щавя, - Вот и не настаивается.

- А кто там с коровами возится? - осведомился грызь.

- Щёк и Пухерья, которые из Чекдыревых. Так вот мало-помалу, а гуся притаптывают.

- А сыр они делать ещё не сподобились?

- Не, сыр это заморачиваться надо, это где-то севернее ферма есть, там трясут.

- Да, - кивнул ухом Гриб, пырючись на кружку из-под кефира, - Это напоминает о том, что хорошо бы наладить производство грибов.

- Вот выпушень, - в который раз захихикала белка, - А корабль к астероиду кто запускать будет? Ентот, значить, комический корабель, к астеровскому роиду?

- А, забыл, - заржал Гриб, - Да ладно, никуда он не денется, потому как совместными усилиями возьмём и запустим. Там уже немного осталось, к рассчётному сроку должны быть готовы.

Грызи невольно глянули в окно, как будто можно увидеть платформу и корабль, находящиеся между планетой и луной. Возможно, они сейчас вообще под горизонтом, сухо цокая. Внешне "Солнечный Хомяк" был полностью готов, но часть модулей, которые должны были вести роботизированные работы на астероиде, пока ещё не была установлена. Они находились в отсеках обслуживания на платформе, и сейчас, пока кое-кто просиживал хвосты и макал уши в кефир, автоматика продолжала комплектовать и тестировать их. Эти модули были небольшого объёма, по десятку килограмм каждый, однако выполняли важные задачи в программе, поэтому торопиться с ними не стоило.

- Всё-таки цокотно, - заметила Щавелина, и привспушилась, - Эти автоматы будут работать за миллионы километров от дома, и им предстоит выполнить весьма сложный комплекс операций. Если что-то пойдёт не так?

- Сто пухов что-то да пойдёт не так, - хмыкнул Гриб, - Поэтому там будет... раз, два... пять штук независимых систем связи, три штуки независимых систем управления, три опять-таки независимых ремонтных модуля, каждый из которых может восстановить остальные два. Довольна?

- А метеориты? - цокнула грызуниха.

- Метеоризмы, бггг... кхм! Плотность слишком мала, Щавя. Шансов попасть в щебёнку настолько мало, что на грузовые корабли не ставят даже защиты. Получается что-то около одного столкновения на сто тысяч полётов, насколько мне не изменяет склероз. И пока что не было ни одного случая.

- Тогда, получается... - прикинула Щавя.

- Получается, что есть только один критичный компонент - силовая установка. Если сдохнет реактор или двигатель, будет очень трудно рассчитывать на что-либо. Два года назад запускали корабль с похожей программой, у него вышел из строя реактор. Теперь болтается за орбитой шестой планеты, топчет космических гусей.

Представив себе это воочию, пуши скатились в смех, как утята в реку.

---------------------------------------------------------------------

В то время, как в данных широтах дело всё более заворачивало к лету, начало и кое-что наклёвываться. Примерно через три недели после набега на недрологов на радиоцок Щавелины прилетел вызов. Выкопавши прибор из мха в суръящике, грызуниха прослушала звуковые колебания и пришла к выводу, что это суть некий Курдюк из авиации, приписаной к недрологической экспедиции, как раз работающей в Урыльских горах. У грызя под лапой имелся вертолёт с радаром высокого разрешения, каковой пригоден для поиска мелких объектов подо льдом. Непосредственно пролетать над нужным местом они не собирались, однако крюк получался не такой уж большой, километров полста, и грызи вполне могли схалтурить.

Испросив извинений, Курдюк цокнул, что он вполне не прочь помочь в таком деле, однако на одних намерениях вертолёт летать не будет, нужна ещё горючка и аммортизация. Всмысле, затея будет стоить около тридцати тысяч монет.

- Пфффф... - пошлёпала губами Щавелина, - Считай, что тридцать пять у тебя есть.

- Тогда... это, как его...

- В пух?

- Точно, всё время забываю, - заржал грызь.

Как уже неоднократно было отмечено, смех с мехом, а гуси идут своей дорогой. Пока воодушевлённая новостями Щавя поцокивала и крутилась по огороду, приводя в полный порядок ягодные кусты, на расстоянии более ста километров, по другую сторону Урыльских гор, в воздух поднялся вертолёт. Это был обычный "ковш", составлявший более половины всего вертолётного парка в мире, и сбоку он действительно походил на ковш: округлый батон с длинной тонкой "ручкой", на конце которой крутился винт управления. Чаще всего на этой машине просто что-либо перевозили, но в даном случае в грузовой отсек набилось довольно много оборудования, места для операторов и дополнительные запасы топлива.

Стрекоча лопостями и завывая турбинными двигателями, вертолёт начал довольно медленно забираться в высоту, чтобы перевалить самые высокие хребты. Стоило только вспыриться в окно в любом направлении, и открывалась превосходная картина горных цепей, наложеных одна на другую. Зелёное море леса на относительно ровном участке рельефа постепенно переходило в каменные склоны, а затем и в ледник - в пух, да и только. Собственно, недрологи часто так и писали прямо на картах: в пух, да и только. Курдюк, спрятав уши от громкого гула в плотный шлем, следил глазами за центральным хребтом - никуда он не денется, не заблудишься. Потом, когда вертолёт перевалил на другую сторону, грызь стал высматривать Мышин Пик. Как он предполагал со всеми основаниями на то, заметить рудник среди вечных снегов будет достаточно просто, и не ошибся.

Сверху площадка перед входом в туннели выглядела маленькой, но там убирали и утаптывали снег, так что крыши строений, железнодорожные пути и чёрные рудовозные вагоны были отчётливо видны на фоне белоснежного рельефа. Пилот заранее убедился, что здесь только один рудник, поэтому теперь был уверен, что ориентировка верна. Взяв курс на север, вертолёт прошёл вдоль узкоколейки, пока не стала заметна характерная низина между хребтами, похожая на кратер. Машина аккуратно снизилась в центре, оказываясь ниже скальных краёв, и пилот дал отмашку на включение оборудования. Сидевшая в удобном кресле грызуниха вспушилась, отложила журнал, и задействовала радар. На самом деле, из-за вибрации машины в воздухе картинка прыгала так, что ничего нельзя увидеть, но вычислятели сглаживали эти рывки, и в результате на экране всё было видно вполне отчётливо.

- Ну, как оно? - громко цокнул Курдюк через минуту.

- Да вообще! - ответила Майра, - Первый радар не пашет. Сейчас переключаю на второй, нужно время!

- А, ну это рабочий момент, - хмыкнул грызь, - Помнишь, что ищем?

- А мы что-то ищем?!

- Да, - проржался Курдюк, - Ищём горнопроходца, закопанного лавиной. Дело было лет сорок назад, так что глубина может быть приличная.

- Ладно, тогда можешь потихоньку кругами мотыляться! - цокнула Майра, - Если что, цокну!

Вертолёту не так просто висеть на одном месте, как может показаться. В условиях сильных воздушных потоков в горах - просто опасно, поэтому пилоты предпочитали медленно летать кругами над точкой поиска, радар всё равно добивал до цели. От звуковых колебаний, поднятых вертолётом, со склонов низины сошли несколько небольших лавин снега, поднимая тучи снежной пыли, и Курдюк заблаговременно поднялся повыше, на всякий случай. Да уж, подумал грызь, пырючись вниз, это чистейшая чаша со снегом диаметром метров пятьсот, и найти там что-либо без радара будет практически невозможно.

- Так, есть контакт! - сообщила Майра, - Даю координаты.

- Схватил, - кивнул Курдюк, увидев цифры на индюкаторе.

Это была стандартная процедура, потому как если что-либо искали, то следовало пометить точку, чтобы потом не морочиться с координатами. Благо, на леднике это сделать проще всего, прямо сквозь отверстие в днище вертолёта сбрасывалась металлическая штанга, которая втыкалась в снег или лёд - главное, сбросить её достаточно точно.

- Не особо усердствуй! - цокнула Майра, - Всё равно результаты сканирования будут у поисковой команды, сами разберутся!

- Чисто!

Двухметровый штырь вылетел из вертолёта, и набрав хорошую скорость, вошёл в снег полностью. Не беда, штырь куда легче найти простейшим металлоискателем, зато не снесёт лавиной.

- Потрачено! - официально сообщил Курдюк, разворачивая машину на следующую точку полёта.

Им ещё предстояло найти в болоте затонувший бульдозер.

--------------------------------------------------------------------

Таким образом, Щавелине и Грибодуру стоило задуматься, и в том числе - над организацией экспедиции. Не прошло и двух дней, как они посетили учётную контору и перевели Курдюку искомое количество монет, как на ихней числовой машине уже имелась подробная трёхмерная карта того, что находится под ледником в седловине Семи Гусей. Само собой, радар не мог нарисовать что-либо особо чётко, но если на глубине в десять метров есть объект примерно нужного размера, то это оно и есть, потому как другому взяться неоткуда. Теоретически, это может быть горный баран, однако он практически круглый, и это сразу было бы заметно даже при крайне низком разрешении картинки. Да и вообще, не имелось данных, что какие-либо организмы шляются там.

- Эхей, всего десять метров! - цокнул Гриб, - Это в пух, что не сорок.

- Ну да ну да, - хмыкнула Щавя, - Один пух, так просто не доберёшься. Придётся выпиливать в снегу колодец.

- Колодец мне запили, в снегу!

- Вот именно. А запиливать его надо пилой, так надо полагать. А пилу ещё принести на место и держать лапами, так что, придётся постараться.

- Кстати о гусях, - цокнул Гриб, пырючись на экран, - Видишь эти тёмные пятна на склонах? Сдаётся мне, это входы в пещеры.

- Сто пухов, - согласилась Щавя, - Но это уже двадцать метров от уровня ледника, минимум.

- Имеется вслуху, что конечно, мы не будем отвлекаться от основной задачи, но и про это забывать не стоит. Было бы весьма интересно позырить, что там может быть.

- Скорее всего, шиш с маслом, - покачала головой грызуниха, - Как это обычно и бывает с пещерами. Впрочем, это на потом. Надо дёрнуть за уши недрологов, вот что.

Ольша, которую и дёрнули за ухо посредством радиоцока, ответила в том ключе, что организовать эт-самое вполне возможно, и цокнула небольшой список того, что следует иметь в наличии, для начала. Щавелина забегала по избушке, как белка по ёлке, так что только пушной хвост мотылялся за углами, и сыпались смешинки. После более детального обдумывания головами грызи пришли к выводу, что следует для начала сделать несколько пробных заходов. Ольша и Плюмбыш слегка хаживали по горам, однако и они не рискнули бы переться в седловину сразу, потому как довольно длинный маршрут. Требовалось натаскать себя на хождение по горам, проверить оборудование и всё такое. Кроме того, операция в любом случае была бы минимум в два захода, так как нужно будет спустить снег со склонов, прежде чем лезть вниз. Белкиъ не были бы собой, если бы не предусмотрели столь очевидной опасности.

Недрологи сильно пересекались с лавинной службой, поэтому умели пользоваться стандартными петардами для спуска лавин, и иногда даже у них получалось что-то в пух, как выразился Плюм. Достаточно будет забраться на хребет, там где он чист от снега, и пускануть пару-тройку ракет, чтобы спустить избытки снега на склонах. В этом сомнений не возникало, однако, чтобы забраться на этот хребет, предстояло преодолеть весьма крутые скалы. Кое-кому, а именно Грибодуру, предстояло познакомиться с соответствующим снаряжением. Остальные, слава пуху, в разной степени шарили.

Прежде чем грызи успели сподобиться даже на первый пробный заход, в околотке Цибулинки уже произошёл первомайский сход. Как это случалось традиционно с давних времён, в начале последнего месяца весны происходил общий сбор грызонаселения, ради всего того, зачем стоит этому произойти. Ну, про поржать даже и упоминать не стоит... хотя как раз об этом и упоминали в первую очередь, типа, приходите, поржём. Ну а дальше всё чисто, как лущёный орех, обсуждались все вопросы околотка, касающиеся всех. Поскольку здесь был далеко не огромный город, на повестку выносили действительно все вопросы, и отнюдь не усердствуя, разбирали их ещё до обеда. А потом уже ржали.

Случалось, что на первомай, сбиваясь в пуховые кучи, приходили молодые белочки и белкачи, с намерением высмотреть возможного согрызяя. Всмысле, случалось это ровным счётом каждый раз, потому как общее собрание грызонаселения позволяло наиболее широко окинуть ухом эт-самое. Традиционно считалось, что ежели на первомай грызуниха повязывает красные ленточки на ушные кисточки, то это есть прямое приглашение притираться хвостом. Однако всем известно, что беличьи традиции хороши тем, что выполняются, пока не надоест, так что красная ленточка отнюдь не всегда означала что-либо другое, кроме красной ленточки. Главное - вовремя вспушиться, как комментировали это дело сами грызи.

В околотке Цибулинки собрание проходило на достаточно большой площадке, уложеной бетонными плитами, которая находилась возле склада, прямо рядом со станцией. Там могли уместиться все хвосты, без отрыва от остальных организмов, а на складе всегда находились брусья и доски, чтобы вытащить их и сделать временные скамейки и столы. Занятие площадки не могло помешать работе, потому как на первомай склад не работал, как и вся станция, впрочем. На срок от трёх до пяти дней, как пойдёт, останавливался и рудник в Мыш-Пике, и отгрузка воды в Халявном, и перевозка продуктов между этими предприятиями. Теловозы с заглушенными моторами стояли на станции и имели уникальную возможность... постоять на станции, собственно. Потом их снова начнут гонять, и в течении многих месяцев практически не будет никаких остановок, кроме как на техобслуживание.

В воздухе стояла балдейная тишина, нарушаемая только хоровым звуком трясущихся ушей от скопления грызей, попискиванием птичек, переевших червей и гревшихся на солнышке; если совсем прислушаться, то чувствуется, как растёт трава и листья. Это не особо фигурально, а по факту так, ведь на каждом гектаре леса и полей сейчас отрастали тонны зелёной массы за каждый час. Отменная изумрудно-зелёная травка лезла из-под насыпи железки, а дальше вообще продолжался сплошной ковёр разнообразных растюх. Время просто самое что ни на есть в пух, потому как уже не холодно, но ещё не жарко. Уже прошло половодье и нет грязи и луж, но земля ещё не покрыта мощной травой, через которую трудно пробираться. Именно в это время грызи совершали большую часть походов по местности, потому как это легко сделать.

- Время просто самое что ни на есть в... этот, как его... - цокнула Щавелина.

- В пух? - предположил Грибодур.

- Да! Как догадался? - сделала она такую удивлённую мордочку, что грызь скатился в смех.

Поскольку днём температуры уже достигали двадцати градусов и более, ничуть не намекая на холод, Щавя убрала тёплые куртаки и обувь в шкаф, и перешла на летний шмот. В качестве такового использовалась юбка средней длинны, оснащённая карманами для Разного - по ходу шерсти, большая часть грызуних летом использовала такие же, отчего среди грызей имело хождение название "юбка беличья". Помимо этого, Щавелина пользовалась только сандалями, чтоб не топтать чего не след, и кофточкой, прикрывавшей пушнину спереди. Хррр, какую пушнину, добавлял про себя Гриб, сглатывая обильно выступающие слюни.

Как ни крути гуся, а белочка ему очень нравилась, причём не без взаимности. Со временем ощущение только укреплялось, и Грибодур уже забыл, когда последний раз вспоминал Лайсу, ту грызуниху, которая ему прислухнулась ранее. Собственно, будучи в полном восторге от своей согрызяйки, он шёл на радикальные меры, а именно вспушался. Потискивая пушные тушки друг друга и катаясь по смеху, как шарики по подшипнику, грызи кое-как откочевали до станции, а там рожь немедленно умножилась на много. Вокруг площадки собрались также практически все собаки в округе, потому как подозревали, что здесь можно выклянчить корм. За зиму многие морды так отлежались, что вызывали смех своей приплюснутостью.

- Шерсть, голос! - цокнула Хвойка, подняв кусок колбасы.

- Баааап! - раскатисто рыгнула жирная Шерсть, сидючи на гузле.

- Точно в пух! - забросила кусок в собачью пасть грызуниха.

Само собой, здесь можно было мордозреть всех грызей, которых знавали Щавя и Гриб. Они немедленно уселись рядом с Хвойкой и Ратышем, и хиханьки плавно перетекли в бугогашечки, а потом обратно, по проторённой траектории, сухо цокая. Главный пропушиловец околотка Фирсень на всякий случай сидел с волыной на крыше склада - да мало ли что, бережёного хвост бережёт, такое собрание грызей в одном месте могло иметь некоторые потенциальные риски, цокая не менее сухо, чем было цокнуто выше. Отдуваться же больше всех в этот день предстояло председателю цоксовета околотка, Чейнсовине Мурковне - пожилая грызуниха вспушилась, на всякий случай, залезла на поддоны, и оттуда озвучивала повестку дня, листая бумаги в довольно таки толстой папке. Сначала, конечно, она осведомилась

- В курсе ли вы, что вы - мягкие и толстые комки пуха и шерсти?

- Дааа!!! - закричали указанные комки, тряся ушами, но потом поправились, - Мы не в курсе, мы в шкуре!

Опосля этого традиционного словоблудия Чейни перешла к делу, а именно рассказала пару анекдотов, выбив ещё несколько центнеров ржи с площадки, занятой белками. Ведь как известно, белка суть самая продуктивная ржаная культура. Проржавшись, грызуниха приступила к расслушиванию хузяйственных вопросов.

- Цибулинка, древобаза?

- Древобаза функционирует в штатном режиме, замечаний нет! - ответил кто-то из толпы.

- В пух, - пометила Чейни, - Цибулинка, столярный цех?

- Доски, брус, двери, рамы, - цокнул грызь, - Частично - шпалы. Также, брус для вагонов.

- В пух. Цибулинка, слесарный цех?

- В пух, - дал развёрнутый ответ Ратыш.

- Ты дал развёрнутый ответ, - заметила Чейни, - Как у вас с заменой гильз в движках?

- Не сегодня-завтра будет сделано, - зевнул грызь, - Никаких вопросов.

- В пух. Цибулинка, библиотека?... Я цокнула, библиотека!...

- Ты - библиотека, - заржали пуши.

- Ах да. Библиотека - в пух, - захихикала грызуниха, - Цибулинка, аптека?

- Амм... в пух? - не слишком уверенно цокнула Щавелина.

- В пух? - посмотрела на неё одним глазом Чейни, - Это мягко цокнуто, белка-пуш. Товарищи грызи! Прошлым летом у нас в Цибулинке было пополнение, к нам в лес приехали Грибодур-пуш и Щавелина-не-менее-пуш. Поскольку кое-кто шарит в холодной травяной медицине, теперь у нас есть аптека, как вы могли заметить.

- Ооо да, это в пух, в пух! - зацокало с разных сторон.

- В пух, эвон вы как изящно выразились, белка-пуш, первый раз слышу... бугога...

Таким же образом были оцокнуты ровным счётом все подразделения хозяйства, имевшие место быть не только по Цибулинке, но и по другим местам околотка. Щавелина радостно водила ушками оттого, что попала в этот список, и с удовольтсвием отвечала на вопросы, которые возникали у грызей. Грибодур, ясен пух, тоже попадал в список, причём в несколько сразу. С путейцами - тряс, в ремонтке - тряс, на складе - тряс, в локомотивном отряде - как можно догадаться, тряс. В общем тряс, а не гузло. Впрочем, организационными моментами по этим делам занимался не он, так что только благосклонно рыгал да мотал ухом, прослушивая информацию. А вот насчёт грибодури он решил цокнуть сам, пока есть такая возможность.

- В общем, есть мысль про грибодурь, - сообщил Грибодур, скатив в смех всех грызей, - Да. Всмысле, вы знаете, что в здешних лесах не особо густо с грибами. Чисто для вкуса осенью набрать можно, а набить закрома уже не хватает.

- Вот выпушень! - изумилась какая-то грызуниха, - Только прошлым летом приехали, а уже всё прошарили! Как белки в лесу, чес-слово.

- Ну, это не запрещено законодательством, - сообщил Гриб и подождал, пока все проржутся, - В связи с этим кое-кто задумал сделать грибные грядки. Если есть надобность в больших объёмах, размахнусь пошире, а если нет, то не размахнусь. Короче, кто взял бы грибной продукт в количестве зимнего запаса?

Раздался звук трясущихся ушей... это цокнуто частично образно, потому как уши не звенели при тряске, конечно, но на самом деле происходило некоторое шуршание. Потом поднялись лапы, и Гриб посчитал их.

- Меня мальца шокировало количество, - признался он, - Ну ладно, учтём этот результат. Дарю перевязку за внимание, у меня всё.

Само собой, это было не всё, потому как его схватили за уши несколько грызей, которым ранее приходила под уши такая идея. Стало известно про Крытыша и Ратику из Подбросного, которые уже несколько лет пытались запустить натуральный грибоцирк, но пока без особых результатов. Впрочем, подробное обцокивание в узком кругу ограниченых морд, как это называлось, откладывали на потом, а сейчас продолжали слушать "прозвонку" всего хозяйства.

- Ну, теперь есть место достать резину на одной утиль-базе, рядом с Улиточной, - сообщил грызь, - Также я снизошёл до того, чтобы годно проводить химический анализ. Теперь у нас есть буквально вся номенклатура прокладок и сальников, какие есть в подвижном составе. Для автомобилей тоже сойдёт.

Тот самый микро-цех на огороде в Цибулинке, направо от станции, подумал Грибодур. Обеспечение матчасти расходными материалами - это более чем в пух, потому как для тепловозов и вагонов часто требуются всякие резиновые фиговины - прокладки, аммортизаторы, сальники, а срок их службы отнюдь не огромный. Везти резиновые шайбы издалека - явный перерасход, поэтому и было затеяно, как обычно, развёртывание технической поддержки для основного хозяйства. В околотке Цибулинки основных хозяйства было два - добыча минералки в Халявном и путевое хозяйство железки, обеспечивающее транспорт.

Единственный косяк, на который указывала Чейнсовина в своих докладах - это количество дичи среди грызонаселения. Гриб пошлёпал губами, когда услышал, что в околотке примерно треть грызей можно смело записать в дичь - в его старом околотке дичи было больше половины, и ничего. Дичью называли тех грызей, которые не трясли на общественных предприятиях, а просто кормились со своих огородов и сидели да цокали, как белочь. Как уже было известно, избежать наличия перекормленных сурков никак нельзя, однако процент их не превышал половины, а вреда никакого не прослеживалось. Чейни, однако, была настроена как следует потрепать их за уши, потому как в околотке явственно не хватало трясов.

- В околотке явственно не хватает трясов! - прямо цокнула грызуниха, - Упорышей, которые будут вкалывать за двоих, у нас нету, слава пуху. Поэтому, дорогая дичь, попрошу пошевелить хвостами!

- Да кому ты цокаешь, дичь под ёлками сидит! - выкрикнул кто-то.

- Ну так передайте ей, когда услышите. Понимаете ли головой, Перехрюкино и Овражки от нас просто так не отстанут, им нужна руда с Мыш-Пика. Если мы не сможем обеспечить подвоз, сюда припрутся заезжие трясы, а это всегда не слишком в пух.

- Не слишком в пух! Не слишком! - подтвердили грызи, хихикая и тряся ушами.

Помимо этого грызособрание узнало о других новостях, навроде того, какие имеются планы по реконструкции железки, как будут городить новое депо, и всё такое. Городьба депо реально занимала грызей, потому как никому не хотелось, чтобы Цибулинка разрослась до пух знает каких размеров. Вслуху этого "депо" должно было представлять из себя гараж на три вагона, трёхэтажный, где поверх собственно гаража будут размещены агрегатные участки и всякая подсобка. Сооружение намеревались разместить рядом с одной из веток, которые шли на разворот через посёлок, и для этого придётся проложить ещё несколько десятков метров подъездных путей, как ни крути. Ратыш и Хвойка явственно вздохнули с облегчением, потому как такое дело разгрузит от работы основной ремонтный цех, а избытка работы грызи не уважали.

После производственных новостей Фирсень прямо с крыши цокнул о том, что пока что отстрел кабанов прекращён, до выяснения всех обстоятельств. С кабанами была та история, что их должно было стать слишком много, судя по всем замерам, однако этого не произошло по неизвестным причинам. Пропушиловцы не могли упустить случая узнать, как такое возможно, потому как совершенно не горели желанием отстреливать хоть кого-нибудь, тем более жирных хрюшек. Как было цокнуто, в околоток даже приезжала группа специалистов из учгнезда, занятого соответствующей тематикой, но пока цокать о результатах рано. Опосля этого Фирсень сообщил и совсем свежую новость.

- В общем, песок такой, что пара грызей из Лушкино и Подбросного видали огромного кабана. Думаю, многие слышали хрюканье, так вот, это действительно огромная свинья. Судя по следам, килограммов эдак в девятьсот.

- Мать моя белочка... - икнул кто-то, прикинув.

- Омойпух, - выразилась более точно Щавелина.

- Отвойпух, - вполне искренне согласился Гриб.

- Также соль в том, что такую тушу обычным огнестрелом не пронять, тут армейские патроны нужны, с бронебойными. Поэтому, в крайнем случае, используйте перцовку в увеличенных дозах... ну а ранее этого, ясен пух, вообще не приближайтесь к этому поросёнку.

- Под дождите-ка, - цокнула Хвойка, - Это получается, у нас есть аж две аномалии по хрюшкам?

- Получается, да, - согласился Фирсень, - Прошу учесть, что огромный свин представляет интерес, поэтому до самой крайней необходимости постарайтесь его не повреждать.

- Ага, его повредишь, тонну сала!

Грызи массово вспушились и скатились от этого в смех, однако про огр-кабана не забыли. Грибодур слегка опасался, что если такой скотине придёт в голову впереться на огород, то обычная изгородь его вряд ли остановит. Вывод - надо сделать так, чтобы это не пришло ему в башку. Не раскладывать на видном месте овощи, а напротив, заготовить вонючих сюрпризов, дабы отвадить животное. Грызи издревле знали, что ни одно животное не будет делать того, что иррационально, а потому управлять поведением оного не представляет большой проблемы - по крайней мере, теоретически.

Также имел что цокнуть Прудень из Варова, который тряс в тамошнем отделении милиции. По ходу шерсти, это было ближайшее отделение во всех окрестностях. Он поведал, что некоего грызя по имени Охорь, который поселился в Варове несколько лет назад, этой зимой расстреляли.

- Как расстреляли? - икнула Чейни.

- Пулями, - просветил Прудень, - В туловище.

Выяснилось, что грызь вообще был довольно мутный, нигде толком не тряс, но постоянно мотался по автодорогам области на машине, зачастую подвозил пассажиров, чем и зарабатывал на эксплуатацию машины, собственно. Само по себе вроде и ничего, но зимой этот ухарь сбил возле въезда в Варов собаку, что было зафиксировано видеокамерой, как раз пырящейся на въезд. Опять-таки, сам по себе инцидент неприятный, но не расстрельный, тем более, что наезд можно было признать непреднамеренным. Но, когда негодяя стали насточиво спрашивать, а кто бы это мог быть, он начал неадекватно отпираться. Когда милиция видела, что кто-то неадекватно отпирается - в ход шли наркотики, отлично развязывающие язык. В результате было выяснено, что грызь гнилой, хотя бы потому, что не испытывал никаких сожалений по поводу задавленной псины. Коллегия областного отдела милиции недолго думая приговорила животное к расстрелу, каковой и был произведён.

Это объяснялось тем, что милиция ориентировалась на предотвращение происшествий, а не на ликвидацию последствий того, что уже случилось. Один из самых базовых принципов совместного существования организмов - это взаимозачёт, и в частности, если речь об организмах достаточно разумных, признание своих косяков. Не косячит только тот, кто ничего не делает. Если же животное настолько оторвалось от реальности, что не может признать очевидную вещь, значит оно действует в ущерб себе - а уж в ущерб другим и подавно. Вслуху этого всем будет лучше, если эт-самое, и даже самому виновнику торжества. Уповать на случай и ждать, когда слетевший с катушек действительно сделает что-нибудь плохое, грызи не собирались, а действовали на опережение и довольно жёстко.

Прудень также коротко обрисовал, что научники имеют основания считать, что в скором будущем появятся возможности вправлять мозги химическими средствами, вместо свинцовых пилюль. Само собой, это был предпочтительный вариант, так как грызи не уважали траты, а когда целый организм переводится в удобрение - это та ещё трата. Само собой, без фигова таксиста все обойдутся очень легко, но соль состояла в том, что грызи учитывали это в последнюю очередь. За подобные фортели даже ведущих научников мира сажали в клетки, неслушая на эт-самое.

- Так, ладно, это мы поняли, - фыркнула Чейнсовина, - Теперь, хорошая новость. Щавя, как ты слушаешь на то, чтобы пуши были в курсе эт-самого?

- Ам... ну... - прикрылась хвостом Щавелина, - Не против, в общем.

Грызи даже хихикать на время перестали, и на площадке наступила тишина, когда Чейни сообщила, что инициативная группа намеревается клонировать Мышису Соболевскую. Такой песок был принципиально новым, и белкамъ требовалось время, чтобы прожевать такой факт мозгом. Всмысле, это вообще впечатляло, но здесь вдобавок цоканье шло не о теории, а об очень близкой практике. Обдумав, грызи массово затрясли ушами и обобрительно зацокали. Поскольку пуши не имели привычки цокать впустую, они тут же предложили Щаве всяческое содействие, связанное с операцией по изъятию образца из ледника. Впрочем, это не мешало им опушневать над самим фактом.

- Вот выпушени! Ну вы и даёте песка, Щавя-и-Гриб-пуши! Понесли, как гусь по кочкам...

Собственно, из содействия им требовалось разве что время, чтобы они могли на пару недель забросить все дела и уткнуться ушами в раскопки. Грызи пообещали, что подменят Гриба на железке, ну а без Щави как-нибудь перебьются, заменить её некем. Таким образом, за рожью да расцокиванием с разной степенью полезности, было выпито изрядно чая. Три огромных самовара, притащенных по случаю первомая, кипели постоянно, и всё равно иногда не хватало. Грибодур таки даже не заметил, как начало уже темнеть и задувать свежачком, потому как просто-напросто наступил вечер. Целый день как гусь склюнул! Ну да ладно, на то он и, хотя бы поржали как следует, хихикнул грызь, потирая бока, которые уже болели от смеха.

Когда довольный по свои окистёванные уши Грибодур вместе с Щавелиной, по окистёванные уши довольной, стали откочёвывать обратно к своему дому, их оцокнул Флудыш Хрюкин, отец Хвойки Хрюкиной, собственно. Этот грызь в основном встречался, когда гонял тепловоз, так что Гриб его знал.

- Просто услышал, что вы собираетесь копать в районе седловины Семи Гусей, - цокнул он, шлёндая рядом с пушами.

- Откуда?? - сделала удивлённую мордочку Щавя.

- Ну, учитывая, что только сейчас Чейни всё расцокала, то из воздуха слышал, - хихикнул грызь, - Посредством акустических колебаний. Так вот, соль в том, что как раз то место...

- Что, то место? - навострил уши Гриб.

- Там было несколько ммм... событий, - почесал уши Флудыш, - Про полёт паровоза знаете? Так это примерно километр оттудова, если по прямой. Потом, лет эдак десять назад было дело, когда один грызь из путейцев, которые работали на дороге, там заблудился.

- Заблудился? - захихикали Щавя и Гриб, - Кхм!

- Да, - без смеха цокнул Флудыш, - При минимальном снежке, взял и заблудился. Как оказался внизу склона - внятно объяснить не смог. А это так себе анекдот, там замёрзнуть очень недолго.

- И...

- Подождите, это ещё не всё. Про эти события я слышал, но сам не видел. А сам видел кое-что другое.

Грызи остановились под фонарём, который висел на стене ремонтного цеха, потому как дальше предстояло прыгать по тропинке, не до конца избавленой от луж. Щавелина и Гриб вполне внимательно слушали, хотя и хихикали. Вокруг опускалась весенняя ночь, давая свежачком по носу, на небе зажигались жирные звёзды.

- Так вот, это лет пять назад, - цокнул Флудыш, - Катился как обычно с рудой вниз, ну Гриб знает, как это делается. И вот там, после спирали, есть такой узкий проход между скалами, только по габариту поезда. В общем, качусь туда и вижу, что фары проход не освещают.

- Это как? - уточнил Гриб.

- Не грызу, как. Вижу только, что между скалами сплошная темень, - грызь поёжился, - Ну и ясен пух, туда я и въехал, потому как затормозить не успел бы. В общем, прошёл я эту темень, поезд остановил, высунулся. Посветил фонариком - всё в пух, рельсы на месте. Думал уже дальше катиться, но потом прислушался к дороге, к камням, и вижу ммм...

- Изображение видишь, - подсказала Щавя.

- Да. Вижу, что не помню таких поворотов, - цокнул Флудыш, - А я ведь там двадцать лет езжу, как-никак. Вгрызаете, не узнаю дорогу!

- Это как? - задал не особо оригинальный вопрос Грибодур.

- Не грызу, как, - не менее тривиально ответил грызь, - Не узнаю, и всё. Это меня слегка взволновало, знаете.

- А радио включал?

- Нет. Тогда числового радио не было, а радиостанция это был вот такой шкаф, в тепловозах радио не было. В общем, вспушившись, подумал головой и вспомнил, что этот участок почти горизонтальный, а значит, можно сдать назад. Так и откатился назад через этот тунель, и после этого - всё.

- И как ты это объясняешь? - осведомился Гриб.

- Объясняю так, что "пух его знает", - хмыкнул Флудыш, - Но это тоже близко к седловине Семи Гусей.

- Семь гусей пошли на пруд.

Это был нелёгкий труд.

Пруд от базы далеко.

Гуси топчут молоко, - процитировала известную притчу Щавелина.

- Лааадно, Флудыш-пуш, дарим бобра за информацию, - цокнул Грибодур, - Действительно, это полезно знать, на всякий случай.

- Так что смотрите, я вам цокнул, - хмыкнул Флудыш, - Бывайте.

Переслухнувшись, Щавелина и Грибодур хихикнули, и пошли восвояси.

---------------------------------------------------------------------

Через два дня в первый пробный поход вышли Щавелина и Плюмбыш. Ясен пух, что грызи ни разу не собирались лезть в низину и копать лёд немедленно, потому как были убельчены опытом горолазанья. Недрологи, более шарившие в методиках, утвердили план: для начала следовало заходить от железки до гребня, парами. В нулевых, требовалось проверить, все ли могут тащить длительный подъём и выдерживать условия, а также поднатаскать тушки перед основным походом. Во-первых, было необходимо разведать проходы в скалах, потому как сейчас никто не знал, как вообще зайти в эту седловину. Лезть через отвесные стены, как пуховы пауки на тросах, желания было мало, да и поднять кое-какое оборудование будет сложно. Первыми отправились именно Щавя с Плюмом, как наиболее натасканные - они должны были определить, насколько труден подъём в данном месте, и можно ли вообще подпускать к нему других. Грибодур оставался спокоен, как январская мышь в амбаре. Он знал, что его согрызяйка постоянно лазает по горам вообще в одну морду, так что, нечего топтать гусей.

Вместо гусей он принялся топтать снаряжение, потому как без оного никак не обойтись. Даже в походах на свои делянки, располагавшиеся на склонах гор относительно близко, грызи использовали специальное снаряжение, а уж тут сам пух велел. Плотные ботинки, которые защитят от мороза, не засыплются снегом, и имеют колодки, чтобы в них вставить острые шипы-зацепы, позволяющие ходить по льду - это из базового. Набор верёвок с крюками, чтобы страховаться на опасных местах. Должным образом укомплектованный рюкзак и другая сбруя для переноски предметов. Приведённая в годность тёплая шапка с "ушами" для ушей и для носа, вместе с ней - очки. С обычными стёклами от снега в глаза, с затемнёнными - от солнца в те же глаза. Без обоих приспособлений суваться в горы чревато. Благо, Щавелина давно собирала такое барахло, поэтому практически всё имелось или под лапой, или у неё в старом доме. Недостающий инвентарь достали недрологи, потому как у них точно было.

- Погрызаный сбоку грибоцыыырк... - цокнул Грибодур, напялив на себя всё это.

Всмысле, экипировка тянула кило на двадцать минимум. С непривычки просто ходить тяжело, не то что в горы карабкаться. Впрочем, большую часть веса составляли запасы топлива, а оно будет убывать. Топливо позволит получать воду и готовить корм из сухпайка, который почти ничего не весит - правда, придётся переть горелку. Покачав ушами, грызь наложил в рюкзак рассчётный вес, повесил на плечи, и пошёл заново осматривать овраги, которые он примечал как возможное место для грибоцирка, хотя и не грызанного. Такие тренировки кое-как помогли ему привыкнуть к дополнительной нагрузке, хотя ни о какой лёгкости в лапах цокать нельзя. Когда грызь скидывал рюкзак, он непроизвольно хватался за что-либо, боясь улететь вверх.

Щавелина возвратилась поздняк как в ночь, и тоже не выглядела слишком бодрой - зато, белка была довольна, хотя бы тем фактом, что дело сдвинулось. Хорошо ещё, что место назначения находилось близко к железке - идущие просили остановить поезд и слезали с него, обратно также ловили "попутку" и скатывались до самой Цибулинки. Машинисты рудовозов слегка ворчали, но деваться им было некуда, не оставишь же пассажиров в горах на морозе.

- Ну, а путь вы нашли? - уточнил Гриб.

- Неа, - мотнула ушками Щавя, - Куда мы полезли, там тупик. Ну как тупик, стена высотой метров сорок. Мы подумали - ну её впух.

- Это вы верно подумали, - согласился грызь, поглаживая шёлковую пушнину белки, - Хотя мне так думалосиха, что это вы, убельчённые опытом горолазанья, найдёте проход.

- А при чём тут опыт? - хихикнула грызуниха, - Надо просто проверять все распадки по склону, какой-нибудь да имеет выход наверх.

- Все проверять?

- Ну, не все, ясен пух. У нас есть аэрофотографии, поэтому можно прикинуть, какие наиболее перспективны. Но сверху нельзя определить точно, можно ли там пройти. Мы вот позырили - вроде можно. А пошли - там стенка, её в тени было не видать.

- В пух, в пух, - кивнул Гриб, - Ну ладно, ты сурковать?

- Сурковать не то слово, - хмыкнула Щавя, закапываясь поглубже в суръящик.

На следующий день, пока она сурковала, грызь ещё потаращился на эти самые аэроснимки, доступные на числомашине, и постарался найти то самое. Как и предупреждала Щавя, по снимкам сверху сделать это было практически невозможно, только прикинуть шансы. Он в очередной раз помянул грызаный грибоцирк, потому как по прямой от железки до места было менее километра! Только вот преодолеть это расстояние, мягко цокая, непросто.

С самого раннего утреца, заварив в термосы цикорию с молоком, Грибодур соскрёбся и вышел из дому. Соскребаться было тяжело, но из всей практики грызь знал, что это гораздо лучше, чем проовощевать весь день. Сурок от него никуда не денется, а вот поход откладывать негоже, тем более, что дёрнуты за хвосты другие грызи. Ольша поджидала его в вагончике поезда, когда тот подкатился к станции. Они с Плюмбышем обитали где-то ближе к Перехрюкино, но не слишком далеко от железки, так что, катались без проблем.

- Вот те номер! - цокнула Ольша, - Ты никак в горы собрался, Грибодур-пуш?

- Не, - покачал ушами тот, - Не в горы, а поверху, на горы.

- А, ну это совсем другое дело, - захихикала грызуниха.

- Вот выпушень! - пихнул её в толщенный куртак грызь.

- Выпушень выпушенью, а давай-ка проведём инвентаризацию, - цокнула Ольша.

Пользуясь тем, что на соседних сидушках никого не было, они разложили свои запасы и ещё раз проверили, что всё на месте. Сейчас это возможно и не играло значительной роли, но это просто вырабатывало привычку проводить подготовку по процедуре, а не как пух на уши положит.

- Было дело, у плюмбышевского отца, - сообщила Ольша, хихикаючи, - Залез на полторы тысячи на ледник, а там обнаружил, что забыл ледоруб! Спускался трое суток, между прочим, а это так себе история.

- Как можно забыть ледоруб, идя по леднику?

- Легко, - без тени шуток цокнула белка, - Беличья голова это не машина, Гриб. Иногда она работает не так, как нам хотелось бы, и крайне непредсказуемым образом.

- Тогда, ещё раз прозвонка комплектности.

- Угу. Белка - одна штука, бгг...

- Посиди-ка на хвосте, - цокнул Гриб, - А он случайно не в этих местах ходил?

- Само собой, в этих, - пожала ушами Ольша, - Было бы странно искать горы, живя возле гор. А что?

- Да так, тут Флудыш Хрюкин предупреждал, что возле этой седловины происходит какая-то пухня, - сообщил грызь, и пересказал то, что узнал, - Есть впечатление, что забыть ледоруб - это из той же серии.

- Есть, - согласилась грызуниха, подумавши, - Ведь по ходу шерсти, не произошло никаких физических событий, а только аааа-ащущения, которые уже и привели к событиям.

- И что это значит?

- Это значит, что вероятно нахождение там источника какого-либо воздействия на организмы, - цокнула Ольша, - Вообще, если принять эту гипотезу, то я бы цокнула, что это похоже на кислородное голодание. Недостаток кислорода приводит к временной отключке частей мозга, поэтому и начинаются проблемы.

- Хм, похоже на то, - кивнул Гриб, пырючись в окно на проплывающие мимо склоны, - А с Флудышем как это случилось?

- Скорее вопрос не в этом. Вопрос в том, как напух может возникнуть кислородное голодание на высоте меньше тысячи метров.

- Сало быть, это не обязательно именно кислород. Что-нибудь, что имеет схожее действие на нервную систему. Надо будет дёрнуть за ухо Щавю, по медицинской тематике.

- Пщуу... - протёрла мордочку Ольша, - По хорошему, это дело надо ведь исследовать. А у нас с Плюмом возни ещё непочатый край, причём откладывать никак нельзя. Надо окончательно определить границы рудной жилы, что весьма значительно для рудника. И с устройчивостью горы тоже не всё так чисто, как хотелось бы.

- Мда, - цокнул Грибодур, вспушившись, - Как-нибудь расковыряем, чай не первый раз.

- Чай - не первый раз, - согласилась грызуниха, доставая фляжку с чаем.

Когда поездок остановился возле Ныч-Дома, Грибодур и Ольша перешли вперёд и влезли прямо в кабину мотовоза, таскавшего вагончики - благо, там было мест десять, как в маршрутке. Там и так уже сидели и ржали несколько грызей, поэтому такое перемещение не вызывало никакого удивления. Если кому-то требовалось слезть с поезда по дороге, а не на остановке, он как раз залезал в мотовоз, чтобы иметь возможность цокнуть машинисту.

- Тоже спрыгивать будете? - осведомилась Сина, тёмно-рыжая белка, сидевшая на месте машиниста.

- Да, мы цокнем, где, - хихикнула Ольша.

- А вы за эт-самым, чтоли? - осведомился грызь из путейцев.

- В целом да. Сейчас просто пробный заход, для разведки.

- Смотрите, - цокнул пожилой грызь, пырючись из-под жирной шапки, - Место там... того.

- Мы слышали, что того, - хмыкнула Ольша, - Хотелось бы ещё уточнить, чего того.

- Сейчас и узнаем, - пожал ушами Гриб.

- Ага, пух тебе. Щавя с Плюмом ходили, и как-то ничего не узнали.

Однако пух или не пух, а поезд уже прокатился по спирали, где дорога поднималась вокруг круглой горы, делая четыре оборота. Затем путь по мосту уходил в туннель, и как раз после него следовало спрыгивать. Кивнув ушами грызям, Грибодур и Ольша вылезли с мотовоза прямо в снег, и на всякий случай вспушились. Правда, учитывая их экипировку, этого практически нельзя было заметить, так как весь пух скрывался под шмотом. Гриб слегка хихикал, когда видел белку в шапке, которая прижимала уши, потому как это было необычно, во всех остальных случаях уши торчали высоко, а тут грызуниха становилась похожей на выдру, потому как только морда торчала. Даже огромный пуховой хвост сейчас не мотылялся, а находился между куртаками на спине - отсыреет, сильно замедлит движение, а так он только добавляет теплоизоляции.

- Оощпкон, - цокнул Гриб, позырив вдоль дороги.

Он уже много раз мотылялся здесь, но ещё никогда не ходил пешком, так что это вызывало некоторое ощущение. Не в последнюю очередь - ощущение огромных расстояний, потому как путь уходил вдаль в обе стороны, и когда чапаешь по нему лапами, визуально не заметно никакого изменения в пейзаже. С восточной стороны склон уходил вниз, с западной - вверх, и оба они были покрыты приличным количеством снега. На этой высоте снежная шапка начинала таять только к концу лета, и то, если будет достаточно жарко. Сейчас же задувал ветер, мало отличимый от зимнего, и даже при низкой скорости начинал щипать нос, если не прикрывать его. Грызи сразу запахнули капюшоны, чтоб не морозиться, и сверились со своими картами.

- Так... Вон смотри, - показала Ольша, - Это следы Щави и Плюма.

- Сало быть, нам по ним, а потом через две расселины? - уточнил Гриб.

- В запятую. Пшли.

Идти по следам было попроще, чем по целине, но тоже не особо вольготно. Верхний слой снега проваливался до нижнего, спрессованного в лёд, и ноги вязли, как в болоте. Поначалу вроде ничего, но когда нужно сделать много тысяч шагов, это съедает силы. Давно известно, что вес на ногах тормозит гораздо сильнее, чем тот же вес в лапах или на спине. В общем, пока дошли до расселины, а это метров четыреста от силы, Грибодур уже отдувался, как паровоз.

- Отдуваюсь, как паровоз, - хихикнул он.

- Немудрено, тут снег глубокий, - ответила из-под шапки Ольша, - Сейчас посидим на хвостах минут десять, потом начнём потихоньку подыматься. Главное потихоньку, сечёшь?

- Высушено, - кивнул грызь.

Ветер гнал по белому покрову волны сухих снежинок, причём даже вверх по склону. Усевшись в расселине, грызи испили горячих чаёв и вспушились. В узком пространстве, прикрытом скальными стенами, было гораздо более уютно, чем на открытом месте. По крайней мере, Грибодур ещё не привык к тому, чтобы до самого горизонта расстилалась заснеженная панорама, ничем не закрытая. Пока суть да другая суть, Ольша достала маленький молоток, отколола кусочек камня, торчащего из снега, и подписала образец.

- На всякий случай, - пояснила грызуниха, - Проб много не бывает.

- Ну да, это тебе не гусей топтать, - с умным видом подтвердил грызь.

Подъём в этом месте представлял из себя постоянное хождение туда-сюда, потому как такова была природа склона, заваленного щебнем, валунами, и снегом поверх каменной породы. Лазить было не обязательно, достаточно просто окинуть ухом путь и обходить валуны и резкие уступы. Собственно, они и искали путь для прохождения без лазанья, потому как собирались протащить некоторое количество оборудования. Самое малоприятное состояло в снежных ямах, которые сверху увидеть почти никак нельзя, пока не наступишь и не ухнешь по уши. Для этого пользовались палками-тыкалками, но и это не всегда помогало. Ведь если сверху достаточно плотная корка, сразу её не проткнёшь, а под весом всей белки она ломается. Впрочем, таких ям попалось от силы штуки две внизу, а когда грызи поднялись выше по склону, снега стало меньше. Зато появились отвесные уступы высотой метра в два, на которые просто так не запрыгнешь.

- Ну, допустим... - цокнула Ольша, ослушивая серый гранитный выступ.

- Лезет белочка на гору, мы её пропустим, - захихикал Гриб, и присел под стеной, - Ать!

Он мог спокойно помочь забраться грызунихе, а она уже наверху привязывала верёвки и помогала подняться ему. Благо, если уж и что, падать совсем недалеко и в снег, так что, вряд ли риск большой. Лезть по верёвке в высоту, опасную для жизни, Гриб бы поостерёгся, потому как не имел такого опыта. И опять-таки, волочь на отвесные скалы груз - мимо пуха. Думая про груз и пух, Грибодур продолжал чапать между каменных форм. Они с Ольшей шли даже не по одному пути, потому как часто встречались тупики, и приходилось обходить - вдвоём путь находился быстрее. Грызь так сосредоточился на том, что находлось у него под ногами, что реально не заметил, как они вышли в конкретный заснеженый жёлоб, подымавшийся вверх под приличным, но ещё проходимым углом. Хрустя шипованными ботинками по смёрзшейся корке, грызи минут за пять преодолели этот подъём, оказавшись между двух острых скал, торчавших в небо. Гриб аж вздрогнул, когда перед глазами открылась панорама низины.

Эта самая седловина Семи Гусей, как оно и предполагалось, напоминала не иначе как кратер, разве что не особо круглый. Один край значительно выше другого и более острый; второй, через который, вероятно, переваливали избытки льда в чаше, давно стесался. Кроме того, имелась большая брешь в стене "чашки", через которую ледник плавно вытекал вниз по склону. Сама чаша была заполнена льдом и прессованым снегом, стены, торчащие выше этого уровня, сложены то из серого гранита, то ещё из какой-то погрызени бежевого цвета, названия которой Гриб даже не знал. В любом случае, вид этой "ямки" вызывал желание вспушиться из-за масштабности форм. В обычном лесу нигде не увидишь чего-либо столь огромного и однородного.

- Ну, вот и песок! - сообщила Ольша, оглядывая панораму, - Чуть больше двух часов на подъём. Повезло, однако.

- Поперёк не цокнешь, - кивнул Гриб, почувствовав, что лапы уже изрядно обалдели от подъёма.

Ольша поставила на снег рюкзак, и достав электронный фотоаппарат, отсняла вид. Грибодур поёжился, глядя на верхние склоны низины. Даже на вид казалось, что там лежит допуха снега, готового в любой момент сорваться вниз. Как Мышисе могло прийти в голову спуститься в эту снежную ловушку, трудно даже представить. На краю чаши ветер дул значительно сильнее, заставляя плотнее закрывать морду, так что, цокать приходилось громко.

- А что она там забыла вообще? - задал непростой вопрос грызь.

- Ты задал непростой вопрос, - резонно ответила Ольша из-под шапки, - Мало ли, у каждого своя методика.

- Но эти сугробы намекают даже мне, - показал на склоны Гриб, - А она-то того!

- Пух знает! Может быть, тогда сугробы выглядели маленькими.

- Кстати, как думаешь, мы сможем их спустить?

- А тут нечего думать, надо попробовать, вот и всё! Падать им всё равно некуда, так что и. Давай нитку, надо будет на обратном пути отметить маршрут!

- Чисто цокнуто!

Яркую оранжевую леску накрепко привязали к валуну на краю, и спустились вниз по жёлобу, чтобы посидеть, отдохнуть и опять испить горячего, для прибавки сил. Теперь предстояло прокладывать за собой эту нитку, не забывая привязывать к камням, чтоб не снесло.

- С этой штукой, думаю, мы можем раза в два сократить время прохода, - цокнула Ольша.

- Это получается, досюдова всего час пути?

- Подели на расстояние, получишь скорость менее километра в час, - пояснила грызуниха, - Это нормально, подъём тут достаточно плавный.

- Так это в пух, а не мимо, - рассудил Гриб.

По отмеченному маршруту они могли бы спуститься минут за десять, но сейчас потратили те же два часа, плутая вдоль уступов в поисках прохода и протягивая туда нитку. Погодка тем временем завернула на снегопад, но это совершенно не было неожиданностью, снегопад они ожидали, он не должен был быть слишком сильным, так что, попуху. Поскольку при спуске смотришь всё время вниз, снег не залепляет стёкла очков, поэтому снегопад практически не помешал, и в рассчётное время грызи всё по тем же следам вышли к железке.

- Так, пассажирский уехал назад, следующий раз будет через пять часов, - прикинул Грибодур, позырив на время в радиоцоке, - Значит, это мы быстрее дождёмся рудовозку.

- А когда рудовозка поедет?

- А это как пух на уши положит, плюс-минус час, - хихикнул грызь.

Это была правдивая история, потому как осенью таки ввели в строй погрузочный терминал на руднике. Раньше поезд притаскивал десять вагонов и сразу забирал другие десять, уже наполненные. Электротележки неспеша растаскивали вагоны по руднику, где их также неспеша наполняли, иногда добивая влапную. Теперь имелся бункер-накопитель, откуда камни ссыпались в вагон по лотку, и погрузка происходила в течении нескольких минут. Поэтому поезд стал задерживаться на руднике чуть дольше, зато увеличилась нагрузка на вагоны. На практике это означало, что поезд пойдёт, как только умнут руду.

Пока же грызям пришлось идти по твёрдому ледяному насту между рельсами, просто чтобы не стоять не месте и не подмерзать. Этот наст, вероятно, лежал тут уже несколько лет, потому как до самых шпал его не счищали, да и незачем. Как было цокнуто, замороженные шпалы служили дольше, а здесь лёд может вообще не оттаивать. Недалеко от того места, где грызи уходили от железки в гору, путь прятался в туннель, поэтому вскорости Гриб и Ольша уже пырились на тёмный портал в скальной породе. Идти в туннель было бы неумно, потому как размеры его едва больше, чем габарит поезда, и отойти будет некуда. Грибодур сам знал, что при въезде в туннель чувствуется, как возрастает сопротивление воздуха - если с приличной скоростью въехать, закладывает уши от роста давления, потому как поезд собирает перед собой пробку. Проходить туннель следовало только вслед за поездом, потому как другой поедет точно через некоторое время.

Грызи, потаращивщись на вход, похихикали и пошли обратно, и правильно сделали. Когда из-за поворота показался теплик и стал тормозить, увидев махание лапами, он остановился только метрах в двухста дальше пушей. Гриб даже знал, что на этом елово-зелёном тепловозе катается Щачень - так оно и было на самом деле, грызь высунулся из окна и заржал, глядя на чапающих вдоль пути гороходцев.

- У вас уши, чтоли? - осведомился он, - Гусей притаптываете, однако!

- Выпардониваемся, Щач, - цокнула Ольша, - Но у нас возня, а по другому досюдова не доберёшься. Подбросишь?

- С вас чай, - хмыкнул Щачень, - Залазьте во вторую кабину.

Из этой кабины открывался вид на стенку вагона, со стальной рамой и чёрными брусьями бортов - впрочем, в боковые окна пыриться никто не запрещал. А там, как оно и бывает, раскидывалась панорама гор, в очередной раз радуя уши. Уступа, по которому двигался поезд, не видно, поэтому полное ощущение, что летишь - только облака и выше, и ниже. Земля лишь туманно проглядывает сквозь дымку - впрочем, этого достаточно, чтобы напомнить белке про посевную на огороде. Следовало позаботиться о том, чтобы вырастить достаточно картохли, топа и капусты - по весу и объёму, это большая часть корма, потребляемого средней белкой. Кроме того, Гриб подозревал, что Щавя будет больше заниматься своими лекарственными травками, поэтому овощеводство никак нельзя оставлять без внимания.

- Пщу, знаешь, слегка того, - цокнул Гриб, - От перепада давления плюс нагрузка на лапы башка начинает болеть.

- А ты ещё не зажевал? - хихикнула Ольша, - Я так сразу.

- Вот выпушень! - сделал он удивлённую морду, как это обычно делала Щавя.

Потом, ясен пух, пришлось лезть в карманы рюкзака и зажёвывать "колёса". Как ему поясняла Щавелина, это практически безвредный препарат, правда, далеко не на всех действует. На Грибодура же действовало безотказно, по крайней мере пока. Даже если башка трещала от боли, стоило заглануть таблетку, и всё как лапой снимало. С чистой головой куда как лучше привалиться к стенке, пораздумывать над событиями и попыриться на атмосферу, сухо цокая. Поезд, грохоча сцепками и стуча на стыках, катился вниз на "жадных тормозах", тобишь пережёвывал кинетическую энергию в электроток, а там и в водород. Как раз в Цибулинке рудовозки останавливаются, чтобы проверить поезд и переключить водородный элемент на режим выдачи энергии - тут-то кое-кто и соскочит, хихикнул грызь.

И, что характерно, ничего не помешало выполнить сей план. Пожав уши Ольше и вылезши с теплика на щебёнку, Гриб перешёл уже отлично знакомые пути станции, и на всякий случай вспушился. С восточной стороны раздалось шипение и вылетело облачко пара над стрелкой, когда она переключалась. Сам грызь ещё не возился с этим, но путейцы цокали, что теперь устанавливают парогенераторы на автоматические стрелки. В нулевых, струя пара под большим давлением чистит стрелку от нападавшего снега, не давая замёрзнуть. Кроме того, выброс пара перед срабатыванием механизма служит для отпугивания организмов, которые могут оказаться на стрелке и сунуть лапу между сходящимися рельсами. Раньше ставили акустические пугачи, но их регулярные вопли на самой станции быстро надоели грызям, потому и изобрели хитрый план с паром.

Грибодур с платформы позырил, как Щачень переключил водородный аккумулятор, попинал колёса поезда, проходя вдоль вагонов, да и тронулся дальше. Пыриться на поезд снаружи - совсем другое кудахтанье, нежели изнутри. Как оказывалось, в кабине куда тише, чем рядом с составом, когда он грохочет по стрелкам почём зря. Очередная порция руды, от трёхсот до трёхсотпятидесяти тонн, как повезёт, отправилась в отвалы рядом с заводом в Овражках. Это вызывало чувство выполненной Жадности, и грызь захихикал, ощущая то, что эффект не исчезает после целого года повторения. Поезд укатывался в зелёно-голубую даль, потому как земля уже покрывалась свежей травой, ветки - листьями, а небо сверкало чистой яркой синевой. Чистейшие орехи, подумал Грибодур, и опять захихикал, потому как в кармане зашуршали орехи, которые вполне можно назвать чистейшими.

Грызь шлёндал по грунтовке мимо ремонтного цеха, зачастую останавливаясь и хватая с земли листья зайкапусты, которые неосторожно высунулись вдоль дороги. Листочки эти маленькие, меньше клеверных, зато весной очень мягкие и приятно кислые, если набрать целый пук - можно заметно накормиться одной этой ботвой. Гриб поворочал носом, пытаясь уловить запах грибов, как это ни странно. Весной он регулярно объедался строчками, похожими по виду на мозги, и попадись они ему, плодовым телам пришлось бы кормить белку. Однако здесь, в предгорье, почва слишком каменистая и бедная для грибов, да и климат суховат, видимо. Хотя грызь заглядывал за ёлки и обнюхивал полянки, пригодные для, он так ничего и не обнаружил. Ясен пух, это нисколько его не расстроило, а только напомнило о великих грибных планах.

Вообще, сказала ему внутренняя Крыса, надо поостеречься по той причине, что всё слишком уж в пух. Щавя просто такая грызуниха, что хоть ушами мотай, любой грызь был бы счастлив с такой согрызяйкой. Ну ладно, не любой, но для Грибодура она была самая что ни на есть в пух. И даже столь фундаментальный косяк, как наследственные заболевания, теперь имел вполне отчётливое решение. А как известно, чрезмерная мягкость приводит к расслабухе и...

Из-за кустов раздалось глухое ворчание, и Гриб более шустро прошмыгнул в калитку. Как он и предполагал, в кустах торговал боками медведь, и пух его знает, сдешний, или пришлый. Весной, когда мишки выбираются из берлоги после спячки, они бывают отощавшие, так что стоит поберечься слегка. Грызь похихикал совпадению со своими мыслями, потому как чрезмерной расслабухи не будет, пока белка в лесу. Благо, если уж оказался за изгородью, про медведя можно забыть - ломиться через колючие кусты, усиленные стальной проволокой, он точно не будет. Сунув уши в дом, Грибодур отметил, что Щавя, слышимо, опять пошла на гору. Вспушившись, грызь взварил чаю и ослушал обнесённый изгородью участок, прохаживаясь по дорожкам с кружкой и прихлёбывая жидкость.

Вид обработаной земли вызывал также чувство выполненной Жадности, почти такое же, как полный поезд руды. Если копнуть как следует, то выходило, что для полного прокорма грызя достаточно довольно небольшого участка земли, если его как следует обрабатывать. Грызи поняли это ещё в те времена, когда только начиналось осмысленное цоканье, а уж теперь под это дело была подведена прочная научная база. Пять-шесть грядок картохли, уверенная грядка капусты, кукурузы и гороха - и, собственно, Грибодур при надобности мог вообще не выходить с участка весь следующий год. Правда, как и большинство белокъ, он не был норным животным, и регулярно шарился по лесу, а не сидел только на огороде. Но, всё-таки огород был самым известным местом для каждого грызя, так что Гриб нередко осматривал его с философичной мордой, а даже не в плане агротехники.

Как уже упоминалось, сдешний огород как следует оборудовали прежние жильцы. Даже осиновые бортики грядок до сих пор не рассыпались, а ведь им, думается, несколько десятков лет. Две гряды имели вообще каменные борта из наколотых плиток гранита - это конечно трудоёмко при создании, зато практически навсегда. Пять дорожек, разделявших грядки, были уложены похожими плитками, только менее ровными и помельче. Так на межах не развозилась грязь в мокрое время, и главное, камни угнетали рост травы и не давали образовываться дернине. Когда был излишек Дури, грызь и сам набирал в рюкзак камней с плоскими гранями, и по приходу на огород просто вдавливал их в песок на дорожке. Так, думается, лет через триста всё будет вымощено... впрочем, спешить-то некуда, грядки и без этого работали вполне себе годно. Гриб подумал, что можно было бы использовать крупную щебёнку, которой на станции хоть ушами жуй, но отложил эту идею, потому как ему было чем заняться помимо этого.

Правда, борща уже не сварить, потому как Щавелина, недолго думая, сделала это заранее, погрызуха эдакая. Ладно ладно, я тебе это припомню, хихикал грызь, разогрев большую миску борща и наворачивая его деревянной ложкой. Пока он кормился, из открытого по случаю весны окна раздалось кряканье, и грызь увидел, как на крыше пристройки трясут гузками штук пять уток. Утки - это не шутки, как цокала народная мудрость... ну и катилась в смех после этого, само собой. Как знавал Грибодур, утки в здешних местах не особо тусовались, скорее, бывали пролётом весной и осенью, потому как отсутствовали значительные водоёмы, потребные этим ленивым тушкам. Иногда можно было видеть уток на Длинном озерце, которое находилось на горном уступе возле железки, но они редко оставались там надолго.

Заглянув в кухонный цех и убедившись, что там ничего не пригорает, грызь увидел штук сорок бутылок, уже залитых "зелёнкой", или зел-водой, как это называли. Это был обычный настой из набора растюх, который действовал как профилактика от всякого эт-самого, плюс вообще придавал бодрости пуха. "Вот выпушень!" - подумал он, хихикая. Похоже, Щавелина твёрдо вознамерилась покрыть все потребности околотка не только в холодной медицине, но и в зел-воде, как минимум. Собственно, раскинул он мыслями, не так уж сложно это сделать. Поголовье грызей тут небольшое, а среди него одинадцать белок из десяти следят за своим здоровьем, поэтому и потребление всяких гербариев не великое. А вот зел-воды, кстати, грызи могут выхлестать довольно много безо всяких причин, так что, действия Щави по этому поводу вполне понятны.

Хотя по домишке гулял свежий ветер, заваливающийся с гор, и крякали утки, это было ещё не всё! Размяв мозги, Гриб плюхнулся в ящик, плотно набитый сухим мхом, и включил числовую машину. Подключения к сети через радио пока что не было - нет никакой необходимости держать эту связь постоянно включённой, поэтому обслуживающие грызи зачастую могли выключить сеть эдак на пару дней, ради каких-нибудь операций. Это вообще была обычная практика, а здесь, вдобавок, довольно часто работали биолухи, используя радиометки, прицепленные к организмам. На время контрольных замеров вырубали все прочие передатчики, которые могут помешать, оставляя только экстренные службы. А и попуху, хмыкнул Гриб. Сеть работала ночью, и машина автоматически включилась и скачала все интересующие его обновления: как по новостям в целом, так и обычный отчёт по программе "солнечный хомяк".

Коллизия состояла в том, что группе, в которой состояло допуха грызей из его семьи, сейчас уже почти нечего было делать. Они рассчитывали электрическую схему всего комплекса, так чтобы всё было в пух, и уже раз сорок прогнали готовые программы через симулятор. Это обычная практика, когда проверяется работа модели в симуляторе, прежде чем включать реальные агрегаты. Это позволяет выловить уйму косяков, когда и на ноль делят, и путают единицы измерения. Сейчас всё указывало на то, что этим методом программу уже прокатали как следует, дальше некуда. Симулятор был не настолько громоздкий, Гриб мог запускать его на собственной машине и за несколько часов получать результат, потому как не требовалось сверхмощности. В головной модуль комплекса ещё предстояло установить несколько приборов, но на энергетическую схему они не повлияют, так как будут отключены до момента прибытия к астероиду.

- В пух иль не в пух, вот в чём вопрос, - философично цокнул Грибодур, кусая карандаш и пырючись на экран со знакомыми в деталях схемами.

Он уже было занёс когти над клавиатурой, но тут ухо уловило характерное шуршание у изгороди, когда открывается калитка. Выглянув в окно, Гриб растянул морду в широченной лыбе, потому как вернулась Щавя. Она уже повесила на рюкзак куртку, скрученную в кулёк, и даже ботинки, так что выслушила исключительно рыженькой и пушистой.

- А, пщу, - выдохнула грызуниха, грохнув на стол несколько пакетов с ботвой.

- Погрызушшшка... - помял её пушнину лапами Гриб, - Опять за гербарием ходила?

- Я? - захихикала Щавя, - Честно цокнуть, просто так пошла, на ущелье потаращиться.

- А это? - заржал Гриб, показывая на плотные пуки листьев.

- Это так, само собой получилось, - скатилась в смех грызуниха.

Они ржали ещё и оттого, что шутка тут была минимальная, действительно само получалось, что во время похода Щавелина набивала пол-рюкзака всякой полезняшкой. Если она шла непосредстввенно "за гербарием", то волокла в дупло уже целый рюкзак, обвешаный пакетами.

- Кстати, выпушень, вы проход-то нашли? - осведомилась Щавелина.

- А, ну это выслушай ушами, - квохтнул Грибодур, вспушившись.

--------------------------------------------------------------------

Част Пятый

Следующий этап большой Возни происходил уже с более серьёзными средствами, нежели пробные заходы на гору. Ольша и Плюмбыш потратили пару дней, чтобы приготовить пиротехнику, потребную для спуска лавин со склонов ССГ - седловины Семи Гусей. Для этого они изучили сделанные снимки, и прикинув требуемую мощность, стали набивать заряды в "петарды". Соль в том, что ракеты, предназначенные для обстрела склонов, имели наборную конструкцию, чтобы варьировать мощность по необходимости. В нижнюю часть прочной трубы, намотанной из сотен слоёв бумаги, вставлялись таблетки вещества, служившие как твердотопливный реактивный двигатель. Прогорев, одна поджигала другую, поэтому можно напихать до пяти штук. В верхней части ракеты таким же образом устанавливались шайбы взрывчатого вещества, от одной до пяти штук. На этот раз Плюмбыш счёл, что двух будет достаточно, и на этом вспушился.

Следует отметить, что пиротехника хранилась в отдельном сарайчике, отстоящем метров за триста от станции, причём за скальным выступом. В горных работах на Мыш-Пике вообще не использовали взрывчатку, поэтому в арсенале лежали только эти самые ракеты, предназначенные для противолавинной службы. Петарды петардами, а в общей массе там набиралось несколько килограммов тротилового эквивалента, и грызи предпочитали держать это дело подальше от рудника. На практике это выливалось в необходимость работать с ракетами именно в этом сарае, а там немного прохладно. Хотя внизу вовсю зеленела трава и распускались листья, на высоте Мыш-Пика продолжались обычные минус пятнадцать, в лучшем случае. Если задувал ветер с ледников более высоких гор - температура падала ниже двадцати, ухом мотнуть не успеешь, как это уже становится свершившимся фактом.

Кроме того, теперь уже нельзя было просто соскочить с поезда, проезжая мимо нужного места. Везти с собой боеприпасы в пассажирском вагоне грызи не собирались, потому как бережёного хвост бережёт и всё такое. Грибодур дёрнул за уши Куреня, который нынче занимался бюрократией с подвижным составом, чтобы тот одолжил дрезину или мотовоз для этой операции, однако все они были заняты путейцами. Те ещё не до конца расквитались с весенними работами, поэтому дрезина и ремонтный мотовоз катались по участкам почти круглые сутки. Курень предложил нагрузить пиротехнику на рудовоз, так как там всякие эксцессы практически исключены, а посторонних рядом не будет.

Воспользовавшись таким хитрым планом, грызи приступили к действию. Собрав рюкзаки, Гриб и Щавя приехали на Мыш-Пик, там вместе с Ольшей и Плюмбышем закидали ракеты во вторую кабину тепловоза, и главное, сами набились туда же. Следовало опасаться разве что внезапного возгорания, но на этот случай под лапой имелся огнетушитель, всегда закреплённый в кабине. Спустившись к месту, поезд остановился, и экспедиция выгрузилась на уже примятый прошлыми проходами снег. Всего предстояло тащить наверх дюжину ракет, каждая из коих имела диаметр в десять сантиметров и длину около метра. Эти боеприпасы связали пачками по шесть штук и навьючили на грызей, а грызунихи волокли всё остальное - запасы чаю и корма. Ольше к рюкзаку привязали нетяжёлую, но громоздкую картонную трубу, которая использовалась как миномёт при запуске ракет.

Снег на склонах по прежнему сверкал, заставляя защищать глаза тёмными очками. На самом деле, сейчас он был далеко не идеально белый, а скорее даже серый, слегка подтаявший сверху от яркого весеннего солнца и налётов тёплого ветра. Однако, когда весь ландшафт покрыт им, всё равно слишком ярко, чтобы таращиться невооружённым яблоком. Раньше Гриб и Щавя не заметили бы разницы, но теперь уже оказались убельчены опытом и видели, что значительно больше скальных выступов высунулись из-под снега, чем это было зимой. Под тяжёлыми ботинками хрустела корка наста, а помимо этого, не слышалось никаких звуков. Разве что, звук трясущихся ушей от идущих рядом грызей. Щавелина хихикала и подвысовывала язык от удовольствия, потому как вообще любила походы в горы. Кроме того, лазать столь высоко в одну морду не слишком в пух, и случай пройтись здесь доставлял ей дополнительную потеху. А грызю доставлял радость вид довольной белки, так что перловка закольцовывалась, что и требовал лось.

Примерно за три часа, нисколько не торопясь, грызи поднялись по уже обозначенному ниткой маршруту на край ССГ. Как и предупреждала физика, идти вверх по склону с дополнительным грузом было значительно труднее, так что требовалось садиться и трясти ушами, отдыхая. Тем не менее, непривычных к походам тут не имелось, так что все четверо могли потаращиться на неровную заснеженную чашу. То, что ходить тут в одну морду чревато, подтверждалось опытом Мышисы, собственно.

- Вон послушайте, это маркер! - показал Плюмбыш.

- Да, действительно, - цокнула Ольша, - Мы его не заметили прошлый раз.

Грызи привспушились, потому как маркер находился довольно далеко внизу, и туда придётся шлёндать ногами, никак иначе.

- Ну что, будете бахать? - осведомился Гриб.

- Бахать? - хихикнула Ольша, - Ни в разе.

- Почему? - удивилась Щавя.

- Ну а ты пораскинь, - предложил Плюм. - Нам потребуется притащить сюда ещё как минимум палатки, топливо, корм, инструмент для запиливания льда. На это может уйти около недели, а за это время может снова повалить снег. Вслуху этого, спускать его со склонов надо непосредственно перед началом работы.

- А, тогда в пух, - кивнула Щавелина.

- В пух, в подшёрсток... гусей не топчите, вот и все дела, - хмыкнула Ольша, - Давайте устраивать нычку.

Нычку сделали в подходящем месте между скальных выступов, какие казались надёжными, и спрятали туда притащенное оборудование, тщательно укрыв от снега и ветра. Будет совершенно не в пух, если ракеты завалит снегом и они отсыреют. Справившись с этой задачей, грызи отправились в обратный путь, и уж вниз по склону скатывались куда как быстрее. Более быстро получалось скатываться только в смех.

Ольша и Плюмбыш, будучи недрологами, были достаточно убельчены опытом походов по горам, и, что немаловажно, имели под лапами оборудование. В частности, палатки. Ясен пух, что обычные тут не подходили, горная палатка должна быть значительно прочнее и при этом легче, иначе её нельзя будет волочь по склону или же разорвёт ветром...

- Слушайте, а может, ну напух? - внёс свежее предложение Гриб, пырючись на палатки.

Снаряжение недрологов было сложено в один из старых тунелей недалеко от входа в рудник, и сейчас грызи уже копались в запасах, поцокивая и мотая ушами.

- Всмысле, у нас до места часа два ходу, в обе стороны - четыре часа. Может, обойдёмся без лагеря на точке?

- Ну, в нулевых, это сомнительно, - цокнул Плюмбыш, ослушивая сурковательный мешок, - У тебя много дури осталось после захода? А сколько там возиться придётся, неизвестно. И потом, у нас ведь тоже жадный интерес. Раз уж пошла такая песня, заодно обследуем это седалище подробным образом.

- А, тогда в пух, - согласился Гриб.

- Да и кроме того, давно не выходили, - добавила Ольша, - Вроде год уже, не? Надо поддерживать натасканность, эт-самое. Будет типа учений-ухомотаний, ага.

Технология устройства обитаемого укрытия состояла в следующем: в углубление в снегу ставили палатку, при надобности укрепляя её потолок, чтобы наваленный сверху слой не раздавил её. Выкопаться даже с пары метров, если есть место для маневра, не представляет большой проблемы, а такие наносы снега достаточно редкие. Чтобы иметь возможность дрыхнуть, как январские сурчины, брали особо тёплые сур-мешки, весьма громоздкие и не воздушные на вес. Зато по теплоизоляции мешок позволял лежать в снегу и не бояться подмёрзнуть. Однако одной теплоизоляции мало, когда снаружи минус тридцать. Потеря тепла будет происходить через воздух, постоянно прогоняемый лёгкими, а ведь палатку не закроешь герметично, потому как потребен кислород.

Для этого использовали обогреватель воздуха, работавший на жидком топливе. В достаточно экономичном режиме эта печка могла обеспечить поступление тёплого, но свежего воздуха в палатку, и благодаря этому там можно дрыхнуть, как дома. Эта же горелка использовалсь для получения воды из снега и приготовления горячего корма. Как пояснили недрологи, лучше использовать горелку на сжиженом газу, однако баллоны дюже тяжёлые, и это дело для механизированных экспедиций. Сейчас горелку заправляли сиспиртом, тобишь синтетическим спиртом, который лили и в автомобили. Таким образом, Грибодуру и Щавелине предстояло отдуваться за то, что недрологи помогали им с ихней вознёй, но ясен пух, это их ничуть не расстроило.

Пораскинув мыслями, грызи пришли к выводу, что основным средством добраться до глубины в десять метров будет бензопила. С её помощью можно очень быстро отрезать кирпичи льда или спрессованного снега, и оттаскивать в сторону. Правда, глубина не позволит просто выпилить колодец, как яму, потому как на десять метров кирпич не подбросишь, да и лазить неудобно. Ольша и Плюмбыш ранее занимались подобными вещами, когда добирались до скальных пород под ледником, поэтому знали, что в этом случае следует делать наклонную выемку в виде треугольника, у которого прямой угол будет сверху. На наклонной стороне вырезаются ступени, дающие доступ в колодец, и таким образом, легче вынимать отрезанные блоки льда. Объём выемки в любом случае составит кубометров двадцать, зато это совершенно беспроигрышный способ, безо всяких туннелей, которые то ли обвалятся, то ли нет.

- Вот верёвка, - показал Плюм, - Вон санки. Один кладёт кирпич на санки, другой вытаскивает их по наклонной лыжне. Мы вдвоём плюс ещё один выпушень за пять дней выгрызли спуск на двадцать три метра, было такое дело.

- Да, но там было десять метров туннель, - заметила Ольша, - Потому как плотный лёд пошёл. А у нас, думается, в основном будет прессованый снег.

- Тут ещё вот какой песок, - подумав, цокнул Грибодур, - Вы ведь копали просто вниз, до камня, так? А нам надо попасть в определённую точку, и достаточно точно. Если промахнёмся, это будет не в пух.

- Да, есть такой момент, - согласился Плюм, - Но если не накосячить, попадём куда надо. Кстати Щавя, ты будешь готова взять микробиологические пробы?

- Да, - кивнула Щавелина, привспушившись на всякий случай.

- Думаете, там может что-то быть? - уточнил Гриб, - Хотя да, лучше перебздеть.

--------------------------------------------------------------------

Непосредственное начало операции грызи назначили на начало лета, приурочив к предполагаемой благоприятной погоде в горах. Вдобавок, можно было успеть посадить картохлю, и Щавелина с Грибодуром занялись этим самым плотным образом. Для начала они вытащили из закромов всё необходимое для посадки - золу, минеральные удобрения, луковую шелуху, долгоиграющий инсектицид, чтобы отвадить проволочников - и смешали всё это добро в нужно пропорции, получив ведро смеси. Затем эту смесь сыпали по горсти в лунки, сделаные тяпкой, Щавя ловко бросала в рыхлую землю клубень, так чтобы тот упал ростками вверх, и Гриб тут же засыпал лунку почвой. Если не топтать гусей, за день легко можно засеять вполне достаточно площади, чтобы урожая хватило на прокорм на весь следующий год. Это, конечно, если иметь загодя приготовленные грядки, но тут грызи постарались.

За изгородью бродила кабаниха с мелкими полосатыми поросятами, раздавалось то повизгивание, то громовые всхрюки, отдававшиеся эхом от еловой хвои. Хрюшки чуть не полностью перекопали дёрн вокруг огорода, слопав всех личинок жуков, которые сейчас радостно вылезали с зимних укрытий в глубине почвы. По сути это было в пух, потому как избыток этих личинок привёл бы к ущербу для растительности, но Гриб фыркал, думая о том, как можно жрать насекомых - тут уж каждому овощу своя грядка, как-грится. Уж на что грызи были неприхотливы в корме, но насекомых точно никогда не употребляли в пищу. А кабанам хоть бы хны, только серая щетинистая спина мотыляется среди куртин сухой прошлогодней травы, да слышен звук работающего рыла.

Хрюшки, кстати, паслись в окрестностях грызьих посёлков днём, хотя обычно в лесах они это делали ночью. Вероятно, ночью более активно лаяли собаки, да и грызи будут достаточно насторожены, когда в темноте кто-то хрюкает. Усвоив это, кабаны стали заходить средь бела дня, опустошая помойки с очистками и перкапывая дёрн вдоль дорог и изгородей. Гриб видал, что основную пахоту здесь устроил крупный самец - как пошёл рылом двигать землю, так и оставил канавы чуть не по колено! Пользуясь тем, что дёрн уже вскрыт, эту делянку добивал выводок полосатиков вместе с мамашей. Собственно, хрюшки одни из самых заметных зверей в лесу, помимо лосей и оленей. По массе на единицу площади мышей во много раз больше, но их не видно, потому как они мелкие и ныкаются.

Однако жеж, наблюдения за боками кабанов не отменяли того, что следовало вспушиться и двигаться в горы. На рассчётной высоте как раз наступило приличное потепление, номинально градусник показывал аж выше нуля, но, как заверил Плюмбыш, снег начнёт подтаивать только через пару недель такой "жары", не ранее. На этот раз барахло грузили и во вторую кабину тепловоза, и в будку на вагоне аккумулятора, благо, там есть место. Всё это хозяйство, как и прошлый раз, оказалось свалено рядом с дорогой, и предстояло таскать его наверх. Впрочем, почти не холодный ветер и синее небо, прикрытое облаками от слепящего солнца, весьма способствовали тому, чтобы грызи бодро шевелили хвостами. Они и так бы пошевелились, но когда на небе сплошная серая муть, это загоняет зверей в сурок-состояние.

- Но, толстобочие! Гусей не топчите! - цявкала Ольша, хихикаючи.

- Это в пух, - соглашался Грибодур, отдуваясь под тяжестью палатки, которая ехала у него на загривке.

Ходить по склону стало легче из-за того, что грызи уже протоптали тропу, умяв снег. В пяти местах, где тропа упиралась в высокие уступы, сделали нечто вроде верёвочных лестниц - несколько петель на разном уровне позволяли без особых проблем залезть и спуститься. Такая технология сильно ускоряла прохождение маршрута до края седловины, поэтому группа достаточно легко справилась с первым этапом, перетаскиванием барахла наверх. Для этого пришлось делать две с половиной ходки - пока грызунихи готовили лагерь, грызи ещё раз слазали вниз, забрать остающиеся предметы. На третий раз восхождение уже доставляло больше мышечной боли, чем довольства, но, ясен пух, никто не жаловался. Кроме того, у хитрой Щави имелись растительные препараты, позволявшие уменьшить неприятные ощущения в тушке, вызванные повышеной нагрузкой. Чаще всего грызи не пользовались подобным, а просто убавляли нагрузку, но здесь случай особый, потому как гора сама на себя не заберётся.

Уже в сумерках закончив с оборудованием лагеря, грызи покормились, и набузыкавшись горячим чаем, завалились дрыхнуть в палатки, слегка подогреваемые горелкой. Главное, к чему требовалось привыкнуть - это постоянное похлопывание тента, потому как его колыхал даже средней силы ветер. В остальном мешки давали полную теплоизоляцию, а горелка повышала температуру воздуха в палатке градусов до пятнадцати, так что и носы не замерзали. Шурша снаружи, можно было увидеть, как среди заснеженых склонов маячит яркий свет прожектора на тепловозе, когда очередной поезд катился с рудника. Грибодур даже сделал несколько снимков на числовой фотоаппарат, потому как никогда ещё не наблюдал поезд с такого ракурса - обычно он сидел там внутри, собственно. По горам негромко разносился ровный шум, когда состав проходил рядом, и резко обрывался, потому как дальше дорога шла в туннель.

- А как тут с когуарами, интересно? - подумал вслух Гриб.

- Да, - захихикала из мешка Щавелина, - Интересно, бггг... Кхм! На самом деле, бараны тут не ходят, а потому и коты тоже. Это практически пустыня, Гриб. Ну, всмысле, биологическая.

- Это не вызывает удивления, - зевнул грызь, - Но растяжки я всё равно поставил.

- Вот выпушень.

Дрыхнуть аки сурок в непривычных условиях было сложновато, но грызи всё же дремали, вздрагивая только тогда, когда резкие порывы ветра хлопали тентами. Наутро, когда рассвет только алел на востоке, грызи уже приступили к корму, чтобы в светлое время начать непосредственный песок.

- Так, это... - цокнул Плюмбыш, - Расконсервируйте арсенал.

- Чисто цокнуто!

Все четверо, не сговариваясь, пришли в весьма сосредоточенное состояние пуха, вспомнив тряску в армии, и действовали соответственно. Пока снимали защитные сооружения с нычки с ракетами, сам Плюмбыш разровнял площадку и установил там "миномёт". Хотя труба его была бумажная, а упоры деревянные, он прекрасно мог запускать ракеты - физику не обманешь. Не так далеко и не такие тяжёлые, как стальной миномёт, но здесь это и не требовалось. Помимо установки, требовалось ещё растопить из снега воды, чтобы тушить возгорания, которые неизбежно возникнут. Плюм залил воду в распылитель, специально для этого припёртый сюда, и приступил к установке ракеты в трубе. Через отверстие в днище орудия продевался огневой шнур, предназначенный для зажигания, и его грызь проложил между камнями метра на два от установки.

- Куда будем пухячить? - осведомился он у Ольши.

- Думаю, примерно на треть от верха, вон туда, - показала она, - Слышишь, там уступ снега? Если обвалится, спустит весь избыток.

- Понял, - кивнул грызь.

Прикинув траекторию, он поправил упоры трубы на нужный угол, прицелился по горизонту, потом ещё раз ослушал всё, чтоб ничего не упустить.

- Отход за камни! - цокнул он, доставая зажигалку.

Зажигалка у него была с хитрецой, прямо на неё одет стеклянный цилиндрик, закрывающий огонь от ветра - иначе никаких шансов что-либо зажечь. Лучину, спичку, или в данном случае - шнур, просовывают в отверстие цилиндра, так и достигается эффект. Подпалив шнур, Плюмбыш отошёл за выступ, где сидели остальные.

- Когда? - осведомилась Щавя.

- Ща, - хихикнул Плюм.

По ушам довольно ощутимо бахнуло, затем послышался шипящий звук от работы реактивного движка ракеты. Труба вся окуталась серым дымом, а светящийся шар полетел через низину, разбрасывая искры и обильно дымя. Через пять секунд раздался взрыв на склоне. Ветер быстро относил дым, поэтому свидетели могли наблюдать, что ракета ушла в снег и рванула на глубине, выбросив большой фонтан снежных комьев. Уже через десять секунд всё стихло, только на белоснежном склоне чётко выделялось место попадания. Плюмбыш же сразу подбежал к орудию и затушил трубу из пшикалки, чтобы она не сгорела раньше времени.

- Ну чё, по-моему эффекта никакого, - цокнула Ольша, разглядывая склон из-под лапы.

- Ага, - хмыкнул Плюм, - Сначала ничего-ничего, а потом внезапно рраз! - и ничего... Ты уши-то разуй, выпушень.

Соль была в том, что после сильного хлопка при запуске ракеты уши плохо слышали, и не сразу уловили шум, похожий на мощное шуршание или звук водопада. Грибодур таки сначала увидел глазами, как покрыло снегом отметину от взрыва, и только потом понял, что по склону сходит поток снега. Это выглядело не столь уж эпически, но только с расстояния в несколько сотен метров. На самом деле, вниз поехали сотни тонн снега, и окажись там кто, зароет по самое не грызуй. Склон был не такой уж крутой, поэтому лавина сошла плавно - но от этого она не перестала быть лавиной.

- Отлично, этот чист, - цокнула Ольша, позырив в оптику, - Теперь вон туда, западный склон.

- О мой... этот, как его... пух! - вспушилась Щавелина, пырючись на эти артиллерийские упражнения, - Может, пока...

- Не, - мотнул ухом Плюм, - Это недолго. Не отвлекайтесь. Гриб, ракету!

- Есть ракету!

- Не есть ракету, а давай её сюда.

Неслушая на то, что труба бумажная, она продолжала выдерживать давление, давая ракетам дополнительное ускорение при старте. Главное, тушить подгорающие края и при этом не залить её так, чтобы не наморозить лишнего льда. Плюмбыш деловито запихивал боеприпас, нацеливал орудие, и производил выстрел, так что, действительно справился быстро. Со склонов низины обрушились минимум три больших потока снега, два из которых уверенно накрыли то самое место, на котором нужно проводить работы. Теперь слой снега закопал маркер, сброшеный вертолётчиками, однако Ольша заранее отметила ориентиры, чтобы точно найти эту точку.

- Ну что, теперь вниз! - сообщил новость Плюмбыш.

Следующий день они потратили на то, чтобы переместить лагерь вниз по склону, вырезать углубления в снегу и расположиться там более в пух, чем на открытом месте. Теперь в палатках стало более уютно, а утечка тепла из воздуха уменьшилась раза в три, что экономило топливо для горелки. Уже в сумерках, под высыпающими на небо яркими звёздами, Грибодур раскопал снег вокруг маркера, добравшись до плотного слоя. То, что лежало выше, предстояло раскидывать лопатами, потом в ход шла цепная пила. Как не удивительно, Гриб и Щавя почувствовали себя лучше, чем в первый день, потому как переход по этой стороне был легче, и они привыкали к пониженному давлению на этой высоте.

- Собственно, а напуха мне свет? - цокнул Гриб в три часа ночи.

Щавелина захихикала в своём мешке, хотя нельзя точно утверждать, что она слышала цокнутое. Она могла захихикать и просто так, от каких-нибудь своих мыслей. Как бы там ни было, грызь хлебнул чаю из термоса, да и взялся за лопату. Профиль выемки сверху составлял примерно два на десять метров, и именно столько следовало очистить. "Рытие мое" - подумал грызь, и снова заржал. Лопата с хрустом втыкалась в снег, и очередные комья летели в отвал. Порывшись часа три с перерывами, Гриб почувствовал сонливость, поэтому воткнул инструмент в снег, да и полез в нору, сурковать. Потом ему пришлось ржать, ибо высунувшись уже с утра, он обнаружил Щавелину за тем же занятием.

- Вот выпушень! - цокнули грызи одновременно.

Но, смех с мехом, а копать таки необходимо для достижения цели операции. После того, как к обеду была вырыта выемка в снежном покрове, Плюмбыш приступил к наладке бензопилы. Ниже шёл слой смёрзшегося снега, однако достаточно плотного, чтобы его можно было резать на куски. Пила с длинной цепью легко прорезала этот пирог, так что за пару минут пильщик отрезал очередные брусья замёрзшей воды, а затем их приходилось оттаскивать в сторону. Первые куски вырезали треугольниками, потом уже пошли прямоугольные блоки, объёмом литров по полста, примерно. Такой блок не слишком тяжело кантовать, а двадцать блоков уже составят тысячу литров, тобишь кубометр. Грызи немало поржали над тем, что перекладывают воду кирпичами, как оно и было в натуре. Вырезанные блоки оттаскивали в сторону, складывая в низкую стенку - сначала просто волоком, потом на санках.

Постепенно начала вырисовываться картина выемки - с одной стороны она сходила на нет по глубине, с другой, напротив, всё более углублялась. В спрессованом снегу появлялись одна за другой ступени, каждая примерно в четверть метра высотой. Таким образом выходило, что всё сооружение будет состоять эдак из пятиста вынутых блоков и сорока ступеней. Лестница однако была не ровная, а напоминала те, что можно увидеть на складах - сбоку ступеньки для ног, а посередине ровный скат для груза. В данном случае по этому скату вытаскивали сани с очередным блоком. Ясен пух, что с увеличением глубины вытаскивать становилось всё более трудно и долго, но это отнюдь не аномалия, и грызи учли это заранее, когда рассчитывали потребное время. Не учли они того, что работать с бензопилой в тесной выемке оказалось очень неудобно, главным образом из-за того, что колодец сразу заполнялся дымом от выхлопа. Сначала это незаметно, но с ростом глубины дым стал серьёзной проблемой.

- Не, так не полезет, - цокнула Ольша, - Мы наглотаемся дыма, а это мимо пуха в любом случае. Может, использовать рукав от горелки?

- Он только два метра, - пожал ушами Плюм, - Думаю, нужна труба для удаления выхлопа, иначе там нипуха не видно и дышать нечем.

- Допустим... - прикинула Ольша, - Кто-то топает за недостающим оборудованием, а мы пока можем сделать кой-какие замеры.

Это признали попадающим в пух, так и сделали. Плюмбыш, пожалуй, лучше всех ходил по горам, поэтому топать пришлось именно ему. Остальные, на всякий случай вспушившись, приступили к тем самым замерам, которыми грозила Ольша. Недрологи запланировали взять пробы камня с дюжины точек вокруг низины, а также определить точные высоты. Для этого у них имелось несколько радиоприборов, которые следовало расставить по местности и подключить, а это всё требует некоторого времени и сил. Грибодур таки припушнел таскать стойки и разматывать провода. С привычкой всё это делалось куда быстрее, а без оной грызь по сто раз ходил туда-сюда, наматывая огромный километраж. Ольша же, нацепив на ботинки снегоступы, обошла края низины, потратив на это почти пол-дня. Зато теперь у неё имелись образцы, и грызуниха довольно поцокивала.

- Вообще-то цокнуть, - вообще-то цокнула она, - Эти горы довольно обильны в плане всяческих вкраплений. Севернее хребет гораздо выше, но там нипушнины нету.

- Ну это как послушать, - заметил Гриб, - Ты уверена, что они точно просветили всю эту толщу гранита? Может, там поглубжее...

- Гриб, я уверена, - хмыкнула Ольша, - Сейсмическое зондирование работает по другому, нежели поиск грибов в лесу.

- Поиск грибов в поле? - предположила Щавя, хрумая орех резцами.

- Да. Точнее, нет. - уточнила грызуниха, хихикая, - Обнаружить неоднородность в массиве гранита гораздо проще на глубине в километр, чем засечь жилу, которая почти выходит на поверхность. В частности представьте себе, что вы видите на распечатке верхнюю границу гранита. Сейсмика не покажет вам, есть ли там что-то выше неё, или нет. Да и саму границу покажет очень приблизительно. Поэтому в монолитном хребте данные точнее, чем у нас здесь, где сложный рельеф и много распадочных пород.

- И чем это нам угрожает? - цокнул грызь.

- Теоретически, обнаружением новых рудных жил, - пожала ушами Ольша, - Причём, скорее всего, весьма небольших. Вы знаете, что в прошлом году Трыпек, который с нами по недрологии возится, нашёл металлическую жилу в километре от рудника? Ну как жилу, скорее жилку, но тем не менее, её вполне можно расковырять. Мы полагаем, что дальнейшие изыскания в нашем районе будут как раз из этой серии.

- Это в пух, - потёр жадные лапы Грибодур.

Пока же следовало таскать приборы и записывать результаты. Гриб и Щавя быстро теряли мысль и уже не понимали, что и зачем они делают, но по крайней мере, понимала Ольша. К тому времени, как Плюм смотался на рудник за недостающими деталями, они уже практически полностью закончили с измерениями и забором образцов.

Далее пошло более-менее в пух, когда Плюмбыш прикрутил к блоку бензопилы стальную трубку с тонкими стенками, а уже к ней - длинный толстый шланг из полимера. Уплотнив это дело кусками асбеста, грызь просто-напросто примотал трубу проволокой, обернув вокруг инструмента, и затянул пассатижами. Надёжность так себе, но тут ведь делов на пару дней, а дальше...

- Посидите-ка на хвосте, - цокнул Гриб, - Вы же пилили выемку, как вы цокали?

- А, да, - захихикала Ольша, - Но тогда у нас был генератор и электрическая пила. Но генератор осенью накрылся, а починить лапы не дошли.

- Мешки наши тяжкие, - вздохнул грызь.

Мешки были довольно тяжкие. Ворочаться в узком проёме с пилой, к тому же с трубой на ней, было весьма затруднительно и утомительно, прямо цокнуть. Приходилось плотно закутывать уши в шапку, чтобы не оглохнуть от рёва в закутке между снежных стенок. Впрочем, пилить надо от силы минуту, а потом можно глушить и приступать к вытаскиванию блоков. Как-никак, но дело продвигалось, и куча вынутого уже раскинулась широко. Плюмбыш внимательно следил за тем, чтобы стенки оставались достаточно плотными - иначе, при глубине в десять метров, они непременно обвалятся, а это мимо пуха. Однако, прессованый и подмороженый снег оставался достаточно прочным. Тем не менее, грызи на ходу изменили проект и сделали перемычку в выемке, примерно посередине и шириной в два метра. Этот мост должен был придержать стены, а кроме того, уменьшал объём вынутого материала и тем ускорял работу. Но, всё-таки, через туннель грызи старались проскочить быстро, чтобы не словить его на уши, если что.

- Ну как, пушнина? - погладил согрызяйку Гриб. - Не устала?

- Да впух те! - хихикнула она, - Это мы ещё посмотрим, кто раньше устанет.

- Этого я и опасаюсь, - заржал грызь.

Неслушая на довольно интенсивную работу, уставать никто не собирался. Блоки вытаскивали один за другим, потом сметали в мешок осколки льда, чтобы они тоже не мешались, и выносили наверх, в отвал. Копошились при этом в круглосуточном режиме, потому как разницы большой нету, а эффективности больше, если отдыхать часов по шесть. Как утверждал Плюмбыш, расход топлива оставался на рассчётном уровне, а это главное. Сухого корма хватило бы на месяц, а вот без подогрева на леднике стало бы крайне неуютно, мягко цокая. Пока работала горелка, в палатки поступал тёплый воздух, имелся горячий корм и чаи, остальное делала пушнина, имевшаяся на белках.

По мере того, как выемка всё более приближалась к отметке в десять метров, становилось всё труднее отвлекаться от мыслей о том, зачем они роют эту шахту. Как ни крути, но в итоге целью операции была мороженная тушка, и представляя себе это, даже Грибодур заметно поёживался, а то и вспушался. Правда, грызи всю дорогу не придавали неживым тушкам большого значения - они придавали значение живым тушкам, поэтому такое дело не могло вызвать больших переживаний. Но с другой стороны... а ну впух, захихикал Гриб, и приказал себе забыть об этом вплоть до непосредственного обнаружения объекта. На самом деле, он неплохо умел так делать, так что потом, вспомнив, удивлялся.

Не меньше он удивился, когда под утро проснулся от непонятных ощущений. "Ааааащущение" - цокнул себе грызь, похихикал, однако же, продолжить сурковать не получилось. Лежать стало почему-то неудобно, словно под боками напихали веточек и шишек. Повозившись в мешке, Грибодур вылез из оного, вывернул наизнанку и ослушал ушами, включив неяркий фонарик - ничего не обнаружил. Почесав уши, грызь осмотрел уже собственные бока, насколько это возможно, но и там не нашёл ничего интересного. Судя по посапыванию, Щавя дрыхла, как сурчина в середине зимы, так что беспокоить её не стоило. Однако странное чувство, что присутствует какой-то косяк, не оставило грызя, поэтому он залез в пухогрейку, и через клапан выбрался из палатки, не производя никакого шума.

Небо, накрывавшее сверху снежную чашу низины, имело очень тёмный синий цвет, и на нём сверкали жирные звёзды. С восточной стороны наползала лазурь, высотные облака, растянутые в длинные линии, окрашивались интенсивно розовым, потому как уже попали под лучи солнца, выглядывающего из-за края планеты. Низко над хребтом висела блёкло-жёлтая луна в половинной фазе, и Грибодур машинально сориентировался, посмотрел в ту сторону, где находится ихняя платформа и "Сол-хомяк". Из выемки виднелся неяркий свет и слышалась возня, потому как Плюмбыш не собирался оставить лёд в покое. Несмотря на то, что всё выглядело вполне спокойно, грызь вращал ушами, как будто улавливая неясный шум - но, стоило прислушаться, и шум пропадал. Да что за напух, подумал Гриб, стараясь локализовать источник, сухо цокая.

На этом моменте он уловил что-то боковым зрением, и тут же, повернувшись в ту сторону, увидел тёмный силуэт над каменным краем низины. При таком освещении на фоне очень тёмного неба видно было совсем плохо, но грызь понимал, что штука довольно массивная. Гриб бросился было к палатке, но понял, что будет искать бинокль слишком долго. Тем временем огромная тень медленно скрылась за срезом скалы.

- Грызаный цирк с грибами, - цокнул себе под нос Грибодур, поёживаясь всей белкой.

Он сунул лапу в караман за огнестрелом и на всякий случай напялил его на кисть. Убойной силы у этих патронов никакой, зато облако перечной смеси отлично воздействует на любой организм, у которого есть глаза и дыхательная система. Однако же, почесал за ушами грызь, это вообще что может быть? На такой высоте по леднику могут гулять разве что барсы и самые что ни на есть горные бараны, но та штука казалась гораздо массивнее, и к тому же, вытянутой более вверх... наверное. Фигня заключалась в том, что Гриб не мог ничего цокнуть точно, с расстояния метров в триста да на рассвете пух чего разглядишь...

- Впух, Гриб! - цокнула Щавелина, высунув голову из палатки.

- Что впух, Щавя? - уточнил он, гладя шёлковые ушки грызунихи.

- Да как-то... ничего не случилось? - посмотрела на него Щавя.

- Кое-что случилось, но ничего срочного, - сообщил Грибодур, - Цокну ща.

- Огузок от леща, - машинально цокнула под нос белка, впушаясь обратно в палатку.

Само собой, Гриб не стал умалчивать о том, что его тоже приложило каким-то необычным ааащущением, а потом он ещё и увидел чучело на горе.

- А сейчас ааащущение есть? - уточнила Ольша, хлебая чаи из термоса.

- Точно не цокнешь, - мотнула ухом Щавя, - Я например проснулась от страха. И это меня испугало.

Грызи скатились в смех над каламбуром, однако нить рассуждений не потеряли.

- Так, - цокнул Плюмбыш, - Как рассветёт, надо пойти наверх и посмотреть на следы.

- Вслуху?

- Воизбежание, - точно ответил грызь, - Тем более, это отнюдь не сложно сделать.

Однако, как выяснилось, сделать это всё же не слишком просто. Когда солнце поднялось достаточно высоко, и уже приходилось одевать затемнённые очки, защищая глаза, Плюмбыш и Грибодур поднялись по склону до того места, где предположительно находился объект. Как и опасались, самая верхняя часть хребта являла собой голые скалы, выметенные ветром от снега. Гриб, забравшись на выступ, оглядел эту цепь в бинокль в обе стороны, но так и не увидел никаких следов на снегу возле неё.

- Не увидел никаких следов на снегу возле неё, - сообщил Плюмбыш, также попырившийся в оптику, - Вряд ли животное обошло всю низину по кругу и спустилось только с другой стороны. Кстати, а птица это могла быть?

- Гуся мне в валенок, таких птиц, - фыркнул Гриб, - Насколько я знаю, таких не бывает.

- Здесь легко ошибиться с размерами, - покачал ушами Плюм, - Потому как нет ориентиров.

- Пух знает. Думаю, надо пока наплювать на это, и продолжать своё дело. Растяги возле лагеря у нас и так есть, если кто попрётся - будет звон.

- Согласен, - кивнул Плюм, - С утра нормально запилили, где-то с метр прошли. Там осталось то совсем ничего. Кстати, что вы намеревались делать с... с объектом?

- Достать целиком, - цокнул Гриб, - И перенести куда-нибудь ближе к руднику, но тоже в лёд. Песок в том, что как следует забрать образцы эт-самого может потребовать значительного времени и возни.

- А, тогда в пух.

Поскольку в пух, грызи продолжили возню, и вскоре Грибодур полностью забыл об утренних волнениях. А это уже не совсем в пух, цокнул он себе. Когда происходит что-то из ряда вон, неважно что, на это необходимо обращать внимание, тем более, если от этого не пострадает дело. Перекуривая и хлебая чай, грызь вращал ушами, вынутыми из-под тёплой шапки, но "ааащущения" уже не ловил совсем.

- Ладно, - цокнул он Щаве со всей ответственностью, - Как гуся ни крути, а гузка сзади.

- Свежая мысль, - захихикала грызуниха.

Мысль была хоть и свежая, но она оставалась таковой уже лет эдак тысячу. По крайней мере, Грибодур таки не забыл о том, что наблюдалось что-то не то, и поставил на радиоцоке будильник, чтобы не пропустить событие, в чём бы оно не заключалось. Большая часть событий связана с суточными циклами, как подсказывает практика, так что и. К вечеру из выемки были вытащены последние блоки, отпиленные цепной пилой, потому как глубина достигла девяти целых восьми десятых метра. Дальше работали стальным колом и кувалдой, откалывая куски льда и прессованного снега, потому как распилить эт-самое цепью ни у кого желания не было. Теперь тот, кто стоял наверху, вытаскивал ведро с кусками льда за верёвку, и высыпал в отвал. Дело продвигалось, и где-то недалеко от полуночи Ольша первой наткнулась на то самое - край пухогрейки. Причём, судя по всему, пухогрейка была не отдельно, а непосредственно на мороженой тушке. При взгляде на неё сразу приходило предположение, что это сильно старая штука, сейчас в горы вряд ли кто полезет без куртаков из синтетической ткани. Теперь предстояло отбить лёд вокруг тушки и вытащить её, а на это уйдёт ещё несколько часов.

Приступив к этому занятию, Грибодур на всякий случай вспушился, и принялся откалывать лёд и пихать в ведро. Через небольшое время у него во внутреннем кармане куртки пропищал тот самый сигнал будильника, и грызь понял, что не зря его ставил. Некоторая дрожь лап от обнаружения эт-самого могла начисто выбить из памяти то, что следовало помнить. Вспомнив, Гриб продолжил колоть лёд, но уже прислушиваясь к окружающему. Правда, в довольно узкой яме слушать особо нечего, кроме своего же сопения и хруста льда под зубилом. Неслушая на подготовленность, он едва не прозевал момент, когда в уши снова хлынул неясный шум. Гриб прислушался, огляделся... и словил странное ощущение, что погружается под воду! При взгляде вверх отчётливо показалось, что стены выемки сближаются со страшной скоростью, и прежде чем мозги обдумали это дело, белка уже вылетела наверх в два прыжка.

- Впух! - цокнула Щавелина, беспокойно оглядываясь вокруг, - Ты чего выскочил, как опушнелый?

- Да так... - Гриб позырил на выемку, которая была совершенно целой, - Показалось, что она складывается.

- Так, под дожди, - фыркнула Щавя, - Показалось, и не первый раз, плюс шум в ушах... Не было такого ощущения, как будто ты в воде?

- Было, - поёжился грызь, - А почему так?

- Потому что... ты в воде! - сделала "страшную" морду грызуниха, и скатилась в смех, - Да нет, всё в порядке, сейчас цокну.

Однако прежде всего она просто взяла пилу и завела её, дёрнув стартер. Дребезжащий стук движка заполнил уши, но Гриб быстро усёк, напушнину она это сделала. Тот самый шум, что вызывал непонятное беспокойство, никак не мог пробиться через трескотню моторчика. Подбежавшие от палатки Плюм и Ольша, подняв хохолки, тоже явно встревожились.

- Всё указывает на то, что это инфразвук! - цокнула Щавелина через шум двигателя, - Пух в ушах, глюки, иллюзия погружения в воду.

- А пилу ты напу... - заикнулся Плюм, - А, дошло.

- Вот именно. Поможет забить частоты!

- А откуда здесь инфразвук?! - возмутилась Ольша.

- Да один только пух знает! - фыркнула Щавя, - Слышимо, под горой есть пустоты, токи воздуха, всё такое.

- Похоже, это явление временное, работает несколько часов перед рассветом, - сообщил Гриб, - Вчера была такая же пухня, слышимо, никакого животного там не было, а я словил глюка. Что будем делать?

- Доставать тушку и валить в темпе! - цокнула Щавелина, - Пока ещё эффекты слабые, но кто знает, насколько они могут усилиться.

- Согласен! - кивнул Гриб, - Я там уже много подковырял, теперь можно пилой дорезать, и готово.

- Оль, телеграфируй на базу, - церемонно цокнул Плюмбыш, - На всякий случай.

В остальном грызи завертелись ещё быстрее. Как ни цокотно было снова лезть в глубокую выемку, Грибодур спустился туда и лично допилил последние куски льда, после чего с рекордной скоростью выволок неровную ледяную глыбу с тушкой внутри наверх. Не тормозя, пуши приступили к сворачиванию лагеря и переносу всего барахла на гребень - они твёрдо вознамерились смыться до следующей ночи хотя бы из низины. Основной объект был замотан в пластиковый мешок, и Грибодур тащил его по снегу волоком, выперев таки на место стоянки на гребне. Когда вовсю рассвело, пилу заглушили, и признаков инфразвука более не наблюдалось - но, было ясно, что звук вернётся в своё время. Уже к вечеру изрядно вымотанные грызи наконец дотащили до верхней точки все оставшиеся пожитки - напух надо оставлять, они ещё не раз пригодятся! Теперь они снова почувствовали себя в безопасности, потому как до железки оставалось пол-часа спуска.

- Слушай ушами, ну как это вообще возможно? - не мог прожевать мозгом Гриб.

- Колебательная система, - пояснила Щавя, - Акустическая, как в трубе, на которой играют. Только труба пухти какого размера, и звук даёт ниже по частоте, чем воспринимает ухо.

- Радар видел подо льдом пещеры, - заметила Ольша, - Слышимо, это оттуда.

- Слышимо, есть версия, почему Мышиса попала под лавину именно здесь, - цокнула Щавя.

Пуши переслухнулись, и на всякий случай вспушились. Инфразвук пока не давал о себе знать, однако в рассчётное время, с утра, никто не стал плющить морду и ждать, достанет или нет. Сидели в готовности - главное, держа под лапой пилу, чтобы сразу запустить её. Движок производил мощные акустические волны, которые забивали источник инфразвука, хотя нельзя цокнуть, что это стопроцентно надёжно. Есть риск попасть в резонанс и усилить колебания, а не заглушить. Плюмбыш, раскинув мыслями, расцокал о том, что кое-что помнит по этому поводу. В Стралапии, вроде бы, была история с системой пещер, которая генерировала инфразвук за счёт потока воздуха. Там была такая же пухня - сначала местные грызи не подходили туда близко, не без оснований опасаясь воздействия, но когда армейские стали рыть карьер, они ничего не заметили, так как работали с тяжёлой техникой, которая сбивала частоту звука собственными колебаниями.

- Сало быть, потребен измеритель частоты, - цокнул Плюм, - Это в Пропушилово надо дёргать, ну да известно, где именно.

- Измеритель? - пожала ушами Ольша, - А ты собрался туда заново лезть?

- Ну, в нулевых, звук иногда достаёт до дороги, насколько я понимаю, - пояснил грызь, - А это далеко не в пух. Потом, мы не можем утверждать, что такой же пухни не будет на руднике, например. И наконец, надо послушать, что у нас получается по камням, и тогда, может быть, есть резон именно лезть туда снова.

- Вот выпушень! - пихнула его лапкой грызуниха, хихикаючи, - Хоть бы раз ступил.

Когда рассвело, пуши достаточно бодренько спустили барахло со склона, управившись на пол-часа до того, как пошёл рудовоз. Остановивши его путём махания лапами, экспедиция закидала имущество в пустые вагоны, набилась в кабину теплика, и таким образом без проблем добралась до рудника. Честно цокнуть, имелось стойкое желание зарыть под сурка пару суток, однако пуши ограничились парой часов отдыха в общежутии, после чего пошли разбирать инвентарь, укладывая его на место. Ну и само собой, оттаранили мешок с тушкой в ледник, в достаточно спокойное место, где никто не помешает ему пролежать столько, сколько потребуется. Ольша, не откладывая, взялась за телефон и сообщила новость про источник инфразвука всем, кто мог оказаться близко - тобишь, машинистам и рельсодорожникам.

Инвентарь и инструменты были уложены обратно на хранение - если этого не делать чётко, обязательно что-нибудь да посеешь, а это ущерб. Недрологи упаковали свои образцы камней, отколотые на месте, и, сухо цокая, заприходовали. Уже после этого пуши пожали друг другу уши - Ольша и Плюм решили дрыхнуть прямо тут, а потом таки послушать камни, а остальные впушились в пассажирский вагончик, и покатились себе к дому ближе. Грибодур только повернул башку к согрызяйке и открыл было щачло, но белка сразу же цокнула

- Да-да, полностью согласна!

Гриб захихикал и сгрёб хихикающую пушнину в охапку, так что получалась куча ржаного пуха, как оно обычно и бывает. Вагончик плавно качался, а снаружи доносилось громыхание колёс поезда по стыкам рельсов.

---------------------------------------------------------------------

Теперича, когда имелся полный доступ к искомым образцам генетического материала, сухо цокая, Щавелина смогла усесться за числовую машину, и начать трепать уши грызям из Приозёрска, пользуясь преимуществами электронной почты. Грибодур аж хихикал, слушая столь частое цоканье когтей по клавишам, как будто дождь барабанил по крыше. Причём, как это случается достаточно часто, весьма значимые события случались все и сразу, а не равномерно во времени. Как цокала пословица, "сначала ничего-ничего, а потом сразу раз, и ничего!". В то время как Щавя доцокивалась с научниками по поводу того, как бы эт-самое, Гриб на экране своей машины наблюдал за запуском "Солнечного Хомяка". Правда, в записи, потому как в натуре запуск происходил в то самое время, как грызю следовало вести очередной поезд с рудой. От того, что кто-то будет смотреть в прямом эфире, ничего не изменится, поэтому Гриб с чистой совестью оттряс смену, отсурковался, и только потом сел смотреть этот технотриллер в одной главе.

Окна уже вовсю были избавлены от рам со стёклами и оснащены рамами с сетками, так что сиделось отлично, ровно как в Лесу, только что под крышей. Снаружи доносились успокаивающие звуки гудящих пчёл и хруста ивовых веток под резцами зайца - с внешней стороны изгороди, что ценно. А на мониторе бежали изменяющиеся цифры в колонках, высвеченные поверх изображения корабля. Из двигателя фигачил выхлоп, имевший огромную длинну и оттого похожий просто на луч, уходящий в бесконечность. Никаких других признаков движения не наблюдалось, но приборы правдиво показывали, что всё сооружение имеет ускорение в треть "гэ". Пролистав страницы с показателями, Гриб убедился собственными ушами, что энергетическая установка работает стабильно - а это было в пух, собственно. Чтобы этот факт стал свершившимся, было проведено более трёх тысяч прогонов на симуляторе, и устранено ещё больше косяков. Теперь оставалось только вспушиться и подождать шесть месяцев, пока аппарат достигнет цели. Единственное, что предстояло - это получить телеметрию, загрузить её в симулятор и опять таки делать прогоны, чтобы прогнозировать косяки и устранять оные.

Грызаный грибоцирк, этот космический овощ целый месяц только будет разгоняться, помотал ушами грызь, опушнеть можно! А потом, соразмерно физике, столько же замедляться относительно цели, чтобы подойти с малой скоростью. Сейчас в "Солхомяке" происходил атракцион невиданной жадности, а именно - термоядерный токамак, получая сущие граммы дейтерия, создавал тепловую мощность, сравнимую с большой атомной станцией. Часть энергии в генераторе превращалась в электричество, и через обмотки - в магнитное поле большой напряжённости. Магнитное поле держало термоядерную плазму в токамаке, а кроме того, выталкивало поток рабочего тела через сопло двигателя. Рабочим телом в данном случае служило железо - поступая в камеру нагрева, железная нить получала уйму тепла от термоядерной печки, и превращалась в плазму, которая затем вылетала в виде длиннющего хвоста. Из-за этого на корабле стояли не баки, а катушки, на каждой из которых было намотано много километров этой самой проволоки. По мере работы катушка, в данный момент подключённая к протяжному устройству, медленно вращалась, выдавая проволоку.

Гриб слегка вспушался, когда осознавал головой, что более трёхсот тонн железа будут распылены в пространстве буквально поатомно. По рассчётам выходило, что атомы покинут звёздную систему, потому как разогнаны до большой скорости. Ну ладно - прощай, железо, подумал грызь. С одной стороны, тратить столь безвозвратно грызи не любили, с другой - деваться некуда. Если каждый корабль будет оставлять за собой шлейф выхлопа, то лет через сто на орбитах близко к планетам начнут образовываться целые облака, затрудняющие полёты. А кораблей летало уже достаточно много, и вся перспектива указывала на то, что рост будет происходить в геометрической прогрессии... Ладно, потянулся грызь, я свою палку в костёр подкинул? Подкинул. Теперь пусть сами крутятся, ленивые сурки, у меня вопрос с белочью, а это не терпит другого подхода, кроме как самого серьёзного. Самого серьёзного, пух-голова, повторил себе Грибодур, и захихикал.

- Сало быть, песок обрисовывается вот такой, - сообщила Щавелина на его вопросы, - Впринципе, они вообще уже не ведут экспериментов по клонированию грызей. Точнее, та группа, которая была экспериментальной, уже обельчилась и грызунятам эдак год от роду.

- И у них там всё в пух? - уточнил Гриб.

Одновременно он не забывал воспользоваться возможностью полюбоваться на белку, как ни просто это звучит. Попадая под яркое солнце из окон, рыжая пушнина Щави как будто светилась, а её окистёванные ушки и мордочка с умными зелёными глазами не переставали вызывать плохо скрываемый восторг. Впрочем, Гриб знал, что скрывать восторг всё-таки надо, и это ему кое-как удавалось. Если бы он не скрывал восторг, Щавя могла и убежать - такая уж грызуниха.

- Не совсем всё, но в целом - в пух, - цокнула она, - Были проблемы, но не критичные и от случая к случаю. Поэтому можно утверждать, что технология работает. Поскольку не мы одни с тобой такие глупые, у них образовалась целая гроздь грызуних, которые были бы не прочь эт-самое, так что отмахиваться от нас они не будут, это точно.

- Но это уже в порядке частной инициативы и уплаты монет, - кивнул Гриб.

- Примерно так. Монеты понадобятся, примерно пол-ляма, но это ещё не всё. Они хотят оттряски, потому как некоторые вещи не получится купить за монеты, тут надо прямым действием.

- А, вот оно куда...

- Если повезёт, то будет обоюдно-жадная схема, - хихикнула Щавя, - Мне и так придётся мотыляться возле научной базы, пока эт-самое. Поэтому заодно могу проходить некоторую практику в лечебне, которую одновременно засчитают как оттряску.

- Омойпух! - вырвалось у Грибодура, - Это что, все шесть месяцев?

- Номинально нет, а так да. Мотыляться туда не ближний свет.

- Ну, тогда ты от меня вряд ли отделаешься, м? - почесал её бочок грызь.

- М, - довольно вспушилась грызуниха.

Хотя, конечно, оставлять Гнездо на целых пол-года это может быть и перебор, тут же подумал грызь, ну да ладно, разберёмся. В плане выбора между гнездом и согрызяйкой и думать нечего, потому как эт-самое, однако жеж.

В нулевую очередь следовало запустить сам процесс, а для этого вовсе не обязательно волочь свой хвост в Приозёрск. Этот научный центр находился весьма далеко, почти восемь тысяч километров отделяли его от Среднего Урыла, где находился околоток Цибулинки. Так что, на пару дней не смотаешься... причём, это относилось более к образу мышления грызей, нежели к техническим возможностям. Самолёт вполне мог долететь за пол-дня, но песок состоял в том, что это суть нежадно, и грызи никогда не делали так без крайней надобности. На самолётах летали работники экстренных служб и специалисты, которые срочно потребовались где-либо, а остальные никуда не спешили. Могли и на санях зимой пойти, и просто пересаживаясь с автобуса на автобус - да мало ли что может придумать белка в плане перемещения.

По крайней мере, Щавелина для начала умяла возню, пропущенную всвязи с экспедицией. Возни у неё отнюдь не так много, однако всё это нужно делать, воизбежание. Штук двадцать грызей в околотке, в основном пожилые, регулярно пользовались растительными препаратами "от всякого", и следовало снабжать их бесперебойно. Кой-какие колёса требовалось заказывать на базе, и тут вообще без Щави никак не обойтись; но, составить заявку и разобрать потом посылку это тоже не так уж долго. Куда больше возни свалилось на грызуниху из-за того, что она имела неосторожность открыть пункт микробиологического контроля. Пропушиловцы немедленно притащили ей гору образцов, желая узнать, нет ли там чего заразного. Поначалу даже начали таскать всякую утку, найденную в оттаявшем краю ледника, но грызуниха цокнула, что толку от этого не будет, всё равно никто не собирается жрать эту утку, а значит, лучше просто сжечь её в печке, и хвост в воду.

Получив за весну почти две сотни образцов, Щавелина почесала за ухом, в том числе и своим. Если делать всё обычным порядком, то это опушнеть можно - каждый образец высеять на питсреду, фильтровать, выращивать культуры, потом идентифицировать и всё такое. Однако, она училась-ухомоталась не с закрытыми ушами, поэтому помнила, что делали опытные медицинщики в таких случаях. "Увольняться!" - подумала она, и скатилась в смех. На самом деле, всё было проще. Задача состояла в том, чтобы убедиться, что образцы не заражены. При этом вероятность положительной пробы была очень низкая. А следовательно, было вполне логично взять небольшое количество от всех образцов сразу, смешать в кашу, и провести анализ их всех сразу - если хотя бы в одном содержатся искомые вирусы, они начнут плодиться. Если же нет, то можно смело считать все образцы чистыми. Щавя таким образом разделила образцы на пять групп - чтобы легче было найти заражённые, если они будут, и приступила к процедуре. Это уже было другое дело, тут всё лето не потратишь.

Поскольку микробиология росла в чашках сама по себе, грызуниха пока что отправилась на Мыш-Пик, захватив с собой изолированный контейнер для образцов, и скальпель. Дело не слишком приятное, однако Щавелина во время учения-ухомотания имела дело с тушками животных, в том числе грызей, так что шока не испытывала. Кроме того, тут тушка была полностью промороженная, и было легко отключиться от мысли, что это когда-то была грызуниха. Да мало того, подумала Щавя, если даст пух, так это ещё будет грызуниха! Хихикая, она закрыла контейнер и убрала его в рюкзак.

Этот самый термос был отправлен быстрой почтой в Приозёрск, как и было доцокано с тамошними грызями. Теперь ещё предстояло пройти какому-то времени, пока у них дойдут лапы до этого, и лаборатория сделает из образца пригодный к использованию генетический материал. Щавя слегка волновалась по поводу того, удастся ли это, хотя вряд ли у неё были на то поводы. Если живую ткань заморозило, то уже неважно, сколько времени она пролежала во льду - главное, чтобы не оттаивала. Ледник давал полную уверенность в этом. Грызуниха почитала немало статей на тему того, как оно, и уши у неё слегка подвяли. Песок в том, что когда жидкости в клетках превращаются в лёд, его кристаллы рушат структуры клеток, и после оттаивания получается маловразумительный суп. Из этой жижицы нужно извлечь молекулы ДНК, причём - целые, а не повреждённые, каковых там тоже будет навалом. В ход шло очень много методов отсеивания...

- Омойпух! - цокнул Грибодур, послушав согрызяйку, - Это вынос.

- Да, - согласилась она, - Поэтому там и работает целый околоток, пух в ушах.

- Как думаешь, когда они раскачаются?

- Лучше бы к зиме, конечно, - хихикнула Щавелина, мотнув ухом, - Но если уж, то придётся мне пропустить сбор тыблок, ничего страшного, ради такого дела.

- Ургхх, какого дела! - потискал пушнину грызь.

- Да. А раз так, надо трясти, трясти! - скатилась в смех белка.

Смех с мехом, но именно это они и собирались делать - трясти. Грибодур, вспушившись, прошёлся по окрестностям и набрал ещё брёвнышек, подлатать сарай и загородку. Затем, пользуясь ясными деньками в начале лета, когда нету ни жары, ни холода, тщательно обработал все посевы на огороде, обмазал побелкой стволы деревьев, подрезал кусты - в общем, эт-самое по грядкам, как обычно. Щавя же сбегала на гору к своим делянкам, проверяя, как там растюхи - судя по всему, в рамках климатической нормы. Судить можно по связкам ботвы, которые она притаскивала, собственно, и развешивала на сушку.

- Так, вообще-то! - внезапно цокнул Гриб, расшугивая предвечернюю тишь.

Грызь уселся за числовую машину и пробил по информационной сети, как обстоят дела с оборудованием для малых ГЭС. Причастные к руднику грызи иногда заводили цоканье о том, что надо бы эт-самое, но дело всё никак не сдвигалось с нулевой отметки. В околотке было довольно мало лап, так что они всегда оказывались чем-либо заняты, и на такое погрызище раскачаться трудно. Грибодур ни в разе не забыл и о грызаном грибоцирке, который хотели соорудить, но пока что ему оставалось только наблюдать за подготовленными делянками в оврагах и ждать осени, потому как раньше не получится. В отличии от растений, рост грибницы не виден, и пух его знает, как она там. Однако, это не повод оставлять работу по оптимизации, цокнул себе грызь, иначе действительно не будет подвижек.

Он уже точно знал, что рядом с Мыш-Пиком нет крупных рек, есть только ручей на расстоянии в пятьсот метров. Это было главное, потому как тянуть силовую линию по горам - мимо пуха, она обойдётся дороже, чем сама электростанция. Мощность водного потока на сто пухов не позволит обеспечить рудник энергией, однако какую-то часть всё же можно сжадить. А если можно - значит нужно, захихикал Гриб. Очень значительно и то, что эти ручьи практически стерильные в плане флоры и фауны - следовательно, гидротехнические сооружения не повредят живности. Реку Мягенькая, например, никак нельзя перегораживать, потому как по ней толпами ходит рыба, да и плавсредства тоже. Река Тёмно-Синяя, которую пересекала железка на пол-пути вверх, находится слишком далеко от объекта, и в ней произрастают кой-какие водоросли. Гриб сам мог видеть это глазами из кабины теплика, когда проезжал мост над речкой - серые камни были покрыты зелёным, а значит, что-то там да есть. Нарушать режим течения мимо пуха, поэтому Тёмно-Синюю тоже не трогали.

От знающих грызей было известно, что есть электростанция на речке Красная, которая южнее Цибулинки, возле поворота к Лушкино. Она снабжала несколько отдельных дворов, спрятаных в Лесу рядом, но на большее её бы не хватило. Там не было плотины, только колёса навроде мельничных, опущенные в воду и оттого крутящиеся. Тоже вариант, но от Тёмно-Синей провод не дотащить никак. Надо будет взять да и позырить на этот ручей, решил Гриб, чего гуся зазря топтать.

--------------------------------------------------------------------

Благо, Щавелина уже была отмечена как медицинщик, а Грибодур как мышинист, поэтому они могли кататься не только по смеху, но и в пассажирском поезде, безвозмездно. Со своих брать за собственный поезд это довольно глупо, поэтому и не брали. Когда возня оказалась в более-менее умятом состоянии, грызи взяли свои горные одёжи и инвентарь, да и махнули опять на Мыш-Пик. В Доме около рудника они зашли к недрологам, однако в ихней комнате не было никого - Ольша и Плюмбыш, если и занимались изысканиями, то скорее травили образцы камня химическими реагентами, совершая анализы. А это они предпочитали делать дома в сарае, ясен пух, а не в тесном помещении возле рудника. Ничуть не расстроившись по этому поводу, две пуши пошлёндали...

- Эй, пух в ушах! - захихикала Щавя, - Тебя всё к щебёнке тянет, как гуся к вате? Мы вроде как к ручью собирались.

- Тык, - подробно объяснил Грибодур, продолжая углубляться в туннель, - Ручей с той стороны, там есть выход. Отсюда пришлось бы по склону карабкаться, а там снег не спускали.

- А, тогда в пух, - вспушилась грызуниха.

Звук трясущихся ушей многократно отразился от стен туннеля, закатываясь вдаль. Если Щавелина вряд ли пошла бы сюда без шахтёрской каски с фонарём, то Гриб уже полностью привык к топографии и мог бы пройти большую часть рудника с закрытыми глазами, в прямом смысле. Полной темноты тут не было, светили лампочки на каждом повороте, так чтобы идущие не потеряли ориентацию. Послышался гул и лязг, и мимо прокатился электровозик, волочивший заполненные рудовозки. Когда-то здесь приходилось пробегать, как мышь под котом, но теперь уже имелась дорожка для ходьбы, и нет нужды прятаться от поезда. Пройдя в первую выработку, Гриб поднялся по лестнице к загрузочным бункерам, и двинул по штреку.

- Слушай острожнее, тут шпалы торчат, - цокнул он грызунихе.

- Ага, - хихикнула Щавя, - Как ты тут ориентируешься?

- А пух его знает, - мотнул ухом Гриб, - Заблудиться вряд ли можно, а так - уже помню, куда сворачивать.

Пройдя несколько сотен метров через штреки и выработки, они оказались в глубоченном ущелье с подгрызанными стенками - тобишь, скала нависала сверху, оставляя только три-четыре метра зазора, в котором виднелось синее небо. В дальнем конце возились грызи и слышался гул сверлилки, дырявившей камень. Ну и ржач, само собой.

- Ать! - показал на стальную лестницу Грибодур.

По довольно шаткой лестнице грызи забрались по стенам ущелья метров на двадцать вверх, а там уже недалеко и до выхода. Обтираясь хвостами о гранитные стены, они протиснулись в узкий проход, пробитый среди нагромождения валунов, и впереди засверкал ледник. Гриб и Щавя, не забыв вспушиться, застегнули куртки, одели шапки, и надвинули на глаза затемняющие очки. В нос ударило морозным свежаком, потому как этому леднику попуху, лето там или куда. Сразу ясно, зачем вообще прорубили этот проход - из него тянулась труба, прячась под лёд и уходя вниз по склону как раз к ручью. Когда мороз крепчал, ручей полностью замерзал, и рудник переходил на водоснабжение из снегоплавилки - но в плавилку приходилось постоянно грузить снег и лёд. Чтобы не грузить, грызи в своё время пробили проход из ущелья и протянули трубу, устроив водозабор.

Панорама с этой стороны горы открывалась совершенно нетронутая - снег сверкал на солнце, как пухти что. Из-под белого покрова, даже на вид массивного, торчали серые хребты, смятые в довольно сложную конфигурацию. Именно эти открытые солнцу склоны позволяли камню нагреться и растапливать ледник, отчего вода собиралась в ручей и плескалась вниз. Как раз по звуку плещущейся воды грызи и обнаружили ручей, иначе увидеть его практически невозможно. Собственно, он выходил на поверхность только на уступах, а под ледником тёк внизу, в туннеле. Следовало спуститься по довольно пологому склону метров на триста, и как раз возле большой гранитной глыбы, торчавшей над снегом, была устроена маленькая запруда и стоял насос, качавший воду в трубу. Поток прозрачной воды с журчанием появлялся из-подо льда, наполняя каменную чашу, потом спрыгивал с глыбы и снова исчезал в туннеле. Зачерпнув фляжкой и попробовав воду, грызи сошлись во мнении, что вода в пух.

Что не совсем в пух, так это удельный поток воды в этой великой реке, подумал Гриб. Поток журчал и переливался под солнцем, однако навскидку грызь цокнул бы, что тут протекает литров десять в секунду. Такого количества явно недостаточно, чтобы хоть как-то обеспечить рудник электричеством. К тому же, рельеф не располагал, устроить значительный перепад будет слишком трудно. Грибодур не страдал избытком инженерных знаний по гидротехнике, однако любой белочи было бы понятно, что тут ловить нечего.

- Да, это мимо, - цокнул Гриб, ослушивая старый жестяной ящик, в котором загудел насос.

- Зато, крысотища! - подвысунула язык Щавя, показывая вокруг.

Что ни цокай, а перепад высот всегда вызывал ощущения, и чаще всего положительные. Грызи как будто всплывали в воздушном океане выше дна, и видеть облака, которые тусуются ниже горизонта, оказывалось весьма занятно. Правда, выходить на склон ледника с непривычки весьма цокотно - когда под ногами не привычная твердь, а льдышка в километры размером, к тому же лежащая на горе... Но теперь Гриб уже мог вызвать такое ощущение только специально, а сам уже привык к высоте, массивности ледников и скальным стенам, нависающим над ушами. Как-нибудь надо будет потаскать тут родичей, подумал грызь, чтоб не расслаблялись - но это попозжа, когда будут умяты основные вопросы. Пока же грызи отправились в обратный путь. Сходили всё же не зря, потаращиться ушами на горы, которые стали уже как родные, никогда не лишнее.

Гриб также оценил уровень жадности грызей - если бы была возможность поставить гидрогенератор, они бы это непременно сделали, но возможности не имелось, как он мог убедиться собственными ушами. Можно было бы ещё попробовать ветряную энергетику, но это тоже отнюдь не так просто. Обычный ветряк рядом с рудником не воткнёшь, первый же снегопад налепит на него тонны наледи, а шквальный ветер своротит. Нутк чо, цокнул себе грызь, вперёд, слушать о том, что сделано по поводу использования ветряков в подобных условиях...

- В подобных условиях, пухословиях, - хихикнула Щавя, - Чего ты так прицепился к электричеству?

- Во, - показал лапой по шее Грибодур.

- Вот выпушень! - цокнула грызуниха, которой этот жест, однако, всё объяснил.

Они имели вслуху, что шею сдавливает Жаба. А она сдавливала, когда голова осознавала, что над горой постоянно задувает ветер вплоть до ураганного, и в это время рудник вынужден жечь газ, чтобы получить электропитание. Но, как ясно почти любому грызю, поставить в поток ветра годный вентилятор достаточно сложно - либо недостаточно нагрузки, либо слишком большая нагрузка от шквалов. В общем, как цокает народная мудрость по этому воводу, как гуся ни верти, а гузка всё сзади.

Оказавшись дома за числовой машиной, Гриб ничуть не отказался от своих намерений и стал шарить по сети, как оно. К его удовольствию выяснилось, что уже довольно давно есть ветряки для высокогорных условий, успешно работающие. Обычный ветряк представлял из себя крыльчатку, поворачивающуюся наверху мачты; здесь добавлялся ещё механизм изменения наклона лопастей, как это делается в воздушных винтах самолётов. Когда лопасти вставали вдоль потока воздуха, оказываемое ими сопротивление падало во много раз, а следовательно, возрастала критическая скорость ветра, которую могла пережить конструкция. Кроме того, лопасти имели нарочно сделанное покрытие, мешавшее обледенению, так что имелись все основания думать, что ветряк не своротит бураном.

- Всё ясно, - цокнул Гриб, потянувшись всей белкой, - Теперь нужен анемометр.

- Амнезометр? - захихикала Щавелина, - Прям так сразу?... А, ну да.

- Угу. Думаю, у Плюма да Ольши должен быть.

Под столь вычурным термином скрывался прибор для измерения скорости ветра. Он состоял из вертушки с чашками и счётчика, который показывал количество оборотов в единицу времени - отсюда легко посчитать скорость. Поскольку такие измерения точно проводились противолавинной службой, приборы наверняка имелись в арсенале рудника, и никто не будет зажимать их. Тем более, для возможного получения Прибыли. Единственно, Грибодур подумал "омойпух!", когда увидел стоимость одной установки, выраженную в монетах. Однако он знал, что подумал бы точно также, увидев в графе "цена" любое число больше нуля - по здравому размышлению, цена-то вполне справедливая. Конечно, можно взять компоненты и сделать лично, однако грызь резонно сомневался, что он сможет собрать ветряк, выдерживающий низкие температуры и снегопады. Он не сомневался, что может собрать просто ветряк, который в худшем случае будет работать так себе - но тут условия повышенной сложности, сухо цокая. Конечно, если упереться - будет работать и там, но на это явно потребуется несоразмерное количество возни.

С другой стороны, Гриб подумал о том, что грызи, причастные к руднику, не могли не подумать о таком варианте. Ставить крыльчатки в Лесу мимо пуха из-за производимого ими шума, ибо свистят они лопастями очень даже заметно. А вот на горном хребте на высоте в семьсот метров, куда даже бараны не заходят, ветряки никому не помешают. Возможно, просто не доходили лапы, но весьма вероятно, что есть ещё какая-то неучтённая причина, по которой крыльчатки ставить не получится. Грибодур уже привык, что белки очень хитрые звери, и не стоит считать себя умнее - хотя это и не повод для того, чтобы не придумать рацуху. Сало быть, следующий песок - доцокаться по этому поводу с ответственными ушами по руднику. Насколько он знал, бюрократией заведовала Лушка, значит, её и надо брать за уши. Навесить ей на шею Жабу, упомянув о затратах на газ. Что там цокать, он сам возил цистерны сжиженного газа на Мыш-Пик.

Пока же в прямой досягаемости для лап имелись все необходимые компоненты для попадания в центр пуха: Лес, грызуниха, огород, и числовая машина. По Лесу в начале лета можно было набрать мозговых грибов, но в здешнем околотке и с ними не особо густо, так что Грибодур нашёл только штук пять. Кроме того, грызь не забывал про свои делянки в оврагах, посещая оные пару раз в месяц. Он прикрывал участки свежими валежинами, чтобы они не высыхали, а в период сильной засухи так и просто поливал из лейки, вырыв яму на дне оврага и черпая воду оттудова. Грибодурь, как уже упоминалось, это совсем другое дело, нежели грядки с овощами - вообще не видно, растёт ли грибница. Если разгрести слой подстилки, можно разглядеть белые нити гифов - только вот нельзя определить, что это за грибница. А это может быть и грибница белых, и древесных наростов, и ещё пух знает чего.

С грызунихой тоже всё понятно, Щавелина как была пушей, так и осталась, что далеко не явилось сюрпризом. Как показалось грызю, белка стала шуршать быстрее в сравнении с тем, как это было при их переезде в Цибулинку. Всё же здесь имелось куда больше свободного пространства, чтобы развернуться, вот она и суетилась, как белка на ёлке. Либо же это близость гор, столь близких ей, действовала ободряюще. В любом случае, Гриб послухивал на это с довольной лыбой, и только не забывал проверять, заряжен ли налапный огнестрел у Щави. Нет-нет да и случалось, что за пушным хвостом привязывалось какое-либо голодное животное, причём достаточно крупное, чтобы употребить в пищу грызя. Как правило, это были одиночные волки, заходившие из густых - в смысле, ещё более густых - лесов на севере, но случались и медведи. И в этом случае лучше иметь под лапой перечницу, чем кормить собой этих хомяков.

Огород в начале лета давал редиску, маленькую морковь и салат, под плёнкой - гогурцы, каковые есть традиционная добавка к корму. Гриб и Щавя уже поддерживали грядки, нисколько не напрягаясь. Каждый раз к корму добавлялась миска салата, которая по мере приближения осени всё более тяжелела: весной только листочки, потом редиска, морква, репа, и так далее. Обходя грядки, грызь иногда даже думал, что был бы не прочь покопаться в земле, но копаться уже было негде, всё перекопано! Он помнил, что будучи грызунёнком, не мог надолго заняться грядками, обработать одну было для него подвигом. Сейчас он мог прополоть по двадцать гряд за день, и не получить от этого никакой усталости, кроме как в мышечной ткани. А эта усталость всегда только добавляет здоровья и запаса сил, в конечном счёте.

Вот числовая машина и страшные нагромождения программ реально расходовали Дурь, и Гриб не смог бы просидеть там слишком долго. Хотя "Солнечный Хомяк" находился в полёте, группе поддержки предстояло ещё много возни по рассчётам. И прогоны на симуляторе, снова. На симуляторе, снова. Снова. Снова... Грибодур помотал головой, стряхивая эту погрызень с мозгов, потому как забивать голову - это мимо пуха. Поэтому, поймав какую-либо мысль, он быстро забивал её в машину, а дальше пусть электронные счёты занимаются математикой сами, на то они и.

Счёты, например, не могли доцокаться насчёт ветряков, поэтому тут Грибу пришлось брать в лапы радиоцок и трепать за уши непосредственно Лушку. Хотя эта грызуниха была сильно пожилая, она нисколько не забыла, что такое Жаба, и восприняла идею с некоторым энтузиазмом. Она пояснила, что ветряки не поставлены до сих пор из-за того, что рудник начал работать тогда, когда о таких установках никто ещё не слыхивал; позднее их не стали ставить потому, что разведанные запасы руды в жилах всё время оставались небольшими, и имелся шанс, что рудник вообще не проработает долго.

- Да и пух с ним, в начале начал, - цокнул Гриб, - Если развернуться с достаточно мощным хозяйством, поставить там установки, можно будет проложить линию и питать вообще весь околоток собственным электричеством!

- Звучит жадно, - согласилась грызуниха, - Но это нужно дёргать Хомчина, который занимается энергетикой. Пух знает, возможно ли такое.

- Это в пух!

- Ага. Только это, Грибодур-пуш, если что, будешь эти ветряки ставить лично, цок? А то тут возни помилуй пух сколько.

- Да без вопросов, - ничуть не кривя пушой, цокнул грызь.

Он всегда знал, что спасение инициативы - дело лап самой инициативы, так что и цокать нечего. Недолго думая, он огорошил звонком и Хомчина, цокнул про ветряки и про то, что эт-самое.

- Это кстати идея, - задумался Хомчин, - Понимаешь ли головой, большие массивы ветряков очень неполезны для Леса, а маленькие не дадут мощности. А если натурально поставить на хребет, это будет в пух. Когда думаешь начинать?

- Вчера! - заржал Гриб, - Кхм. Всмысле, как только, так сразу. Но понадобится минимум год на то, чтобы снять замеры ветра в нескольких местах. Будет не в пух, если мы ошибёмся с мощностью.

- Это да... ну вообще в пух, да, - пережевал мысли грызь, - Это ты правильно взялся, выпушень эдакий. Даже цокну тебе, где взять такое оборудование для замеров. Только возись лично, потому как эт-самое.

- Само собой, - хрюкнул Гриб, второй раз за несколько минут цоцо.

Не прошло и недели, как он действительно сорвался за оборудованием, на базу в Трясово. Таковое оборудование представляло из себя коробки с локоть размером, которые крепились на какую-либо опору, а сверху туда прикручивались две вертушки. Одна непосредственно замеряла ветер, вторая питала эвм, которая записывала результаты измерений. Эти датчики следовало расставить на разных направлениях, чтобы сравнить, как оно. Грибодур заодно задумал завалиться в родной околоток и подёргать за уши родичей, в плане того, как они слушают на горы. Как он и предполагал, такое заявление вызвало ощутимый подъём хохолков, так что, вечером Гриб прикатился, а утром укатился уже в составе узкого круга ограниченных морд, как это называли сами морды. У него появилась возможность плотно поцокать с отцом и матерью, а заодно - с братом Макузем и его согрызяйкой Фирой. Насколько это было видно по количеству ржи, у этих всё было в пух.

- А как твоя погрызуха, Гриб? - осведомилась Майра, развалившись на сидушке в вагоне.

- Трясёт, - правдиво сообщил он, - Та ещё выпушень, следует цокнуть.

- Ну да ну да, - заржал Прудень, показав на рюкзак с датчиками, - Выпушень...

- Да не, натурально. Повезёт, если вообще увидим её, - хихикнул Грибодур, - Всё время по предгорью бегает, как белка. А если что, то вы это, осторожнее, чтоб не спугнуть зверушку.

- Не бельчи бельчёного, - отмахнулся ухом его отец, и пихнул в пух Майру.

Гриб с некоторой лыбой таращился на хихикающие пушные морды, в то время как за окном поезда неслось зелёное море Леса, и даже ветки зачастую шуршали по стенке. Ему всё-таки пришла в голову мысля про Лайсу, ту грызуниху, к которой он подбивал клинья раньше, но всё же не стал спрашивать, как она. А родичи сами не стали цокать, потому как напух нужна столь лишняя информация - хотя они точно это знали, никуда не денешься, ибо близкие соседи. Пока же Грибодур с удовольствием показал станцию Улиточная с её развалами Вещей на грузовой платформе, а затем весь маршрут узкоколейки до Цибулинки. Словосочетание "в пух", как это ни парадоксально, было произнесено за это время очень много раз.

- Пух ты! - цокнула Майра, оглядывая полный круг панорамы с платформишки, - Вот это!

Вся Цибулинка была уделана кустами, в том числе и ягодными, как белка пухом, а дальше стоял добротный хвойный Лес. Вслуху этого, как только поезд укатился, воздух стал напоминать земляничный пирог, настолько он был набит запахами цветов и ягод. Вдобавок, на севере ясно прослеживались склоны гор, уходящие вверх до ледников, туманно белевших на фоне неба.

- Ну что, на верхотуру, ставить приборы? - потёр лапы Пруд.

- Не, - покачал ушами Гриб, - Если и, то не сейчас. С непривычки это мимо пуха, мало ли что выйти может. Главное, перепад давления, на него организмы по разному реагируют. Поэтому для начала пройдёмся по низам, там где у Щави делянки с ботвой.

- А, тогда в пух.

Как и подозревал Гриб, его согрызяйки дома не было, убежала с самого утра где-то прыгать по камням. До этого выдалась целая неделя дождей, и грызуниха безвылазно просидела в моховом ящике за книгами по медицине, так что теперь это неудивительно. Предоставив гостям пару часов отсидеться после дороги и испить чаю, Грибодур таки исполнил свои угрозы и повёл их по низким маршрутам на склонах, каковые начинались примерно в километре от дома. Поначалу грызи точили резцы на вершину, однако уже через десять минут подъёма в весьма пологую горку они поняли, в чём тут соль.

- Пххх... Вот в чём соль! - цокнул Макузь, отдуваясь.

- Это не соль, это жиры, - пихнула его в бок Фира, хихикаючи.

Как и предупреждал Гриб, подъём требует очень больших затрат энергии, и равнинные звери к этому непривычны. Вдобавок, с увеличением высоты постепенно уменьшается давление, и идти становится ещё труднее. Зато, вскарабкавшись хотя бы на гору щебёнки, которая лежала возле гранитного склона, уже ощущаешь высоту, потому как верхушки ёлок находятся ниже тебя. Словив это ощущение, грызи довольно помотали ушами, а некоторые даже вспушились.

- Аффч, Гриб, - хихикнула Майра, - Хруродарствуем, что вытащил нас сюда, это очень в пух.

- Ну, без вас оно бы не получилось, - цокнул Гриб, - Так что, взаимно.

- Но вообще это вы с Щавей сильно замахнулись, - перескочила на другую тему грызуниха, - С эт-самым. Есть такое ощущение, что потребуется изрядно монет. Всмысле, если что, подкинем. Так ведь, Пруд?

- Как непуха делать, - зевнул тот, - На такое дело вообще не жалко, веришь?

- Ну, за это отдельные хруродарствия, - кивнул ушами Гриб, - Есть надежда, что обойдёмся малыми затратами.

- Это как? - сразу заинтересовался жадный Макузь.

Жадный Грибодур рассказал о хитром плане, когда происходит натуральный обмен услугами, так цокнуть.

- Кроме того, Щавя сможет повысить убельчённость опытом по своей специальности, - добавил Гриб, - А это всегда в пух.

- Тогда, гусиной удачи, что ещё цокнуть.

--------------------------------------------------------------------

Когда пришла сообщуха о том, что грызи с Приозёрска готовы начинать трясти по плану, на дворе стояли вёдра с компостом и середина лета. Тем не менее, Щавелина и Грибодур нисколько не сомневались в своих действиях; раньше пух что вытащило бы их из Леса в такое время года, но тут особый случай, который нельзя упускать. Оповестив всех, кого следовало, они собрали довольно таки большие баулы, и поехали на Улиточную.

- С другой стороны, - цокнул Гриб, пырючись на Щавю, - Когда лето, проще трясти. Если к примеру там с жильём туго, так мы и под ёлкой устроимся. А вот зимой это слегка того.

- Пожалуй, да, - подумав, кивнула ухом Щавя, - Надо упереться, как бараны, иначе это может растянуться слишком долго, что мимо пуха.

- Кстати, ты тамошнее цоканье хорошо знаешь? - осведомился Гриб.

- Нет, - уверенно ответила грызуниха, и скатилась в смех, - Да ладно Гриб, белка белку всегда поймёт. На самом деле, на техническом уровне нормально знаю.

Песок состоял в том, что Приозёрск находился очень далеко, и в тамошних краях исторически сложился язык, значительно отличный от того, к которому привыкли Щавя и Гриб. Достаточно только посмотреть на карту, доступную в сети, в плане названий: Приозёрск, в скобках - Кстрепка. В составе несколько посёлков сельского типа, например - Чфрчкое и Бркмовое. Дело облегчалось тем, что запомнить придётся именно эти названия, а остальное не составит никакого труда понять интуитивно. Беличий язык имел настолько широкую норму, что практически никакой нормы не было. Где-то могли и орла называть письменным столом, бугогашечек ради. В тех вещах, которые путать никак нельзя, например в лекарствах, не использовались названия, а только номера и химическая формула. Так что, грызи ничуть не беспокоились о понимании цоканья.

- Ничуть не беспокоюсь о понимании цоканья, - сообщила Щавя.

- А, что? Не понял, - цокнул Гриб, и грызи скатились в смех.

От Улиточной немудрено докатиться на местном поезде до станции Трясово, минут двадцать езды. Обеим грызям это место было давно знакомо, потому как Трясово это центр области, и там находятся различные вещи, для всей области потребные. Правда, пуши ещё никогда не делали того, что собирались сделать сейчас, а именно влезть в поезд дальнего следования. Это ещё уметь надо, как утверждали знающие грызи, потому как поезд стоит две минуты, шевелить хвостом надо шустро. Благо, на платформе обнаружилась кучка цокающих и катающихся по смеху белокъ с большими баулами, в каковых немудрено признать попутчиков. Вдобавок на столбе рядом висела табличка "Посадка на дальняк!". Это и так сразу видно, потому как пуши тащат с собой и сурковательные мешки, и запасы корма, и всё такое. Грибодур посмотрел на согрызяйку и втихоря хихикнул, потому как такое скопление хвостов вызывало у неё плохо скрываемое желание забиться под ёлку. Он просто погладил белочку по шёлковым ушкам, чтобы успокоить. Щавелина благодарно муркнула и вспушилась, поближе прижимаясь к согрызяю.

- А что, вроде как и пора бы ему уже? - цокнул кто-то из сидящих на мешках поклажи.

- Да ну те впух, - высморкался за край платформы пожилой грызь, - Тут плюс-минус час, обычно. Так что, можете вспушаться.

- Хорошо что предупредил!... А чего он так нерегулярно-то?

- Маршрут слишком длинный, чтоб точно в цифры попадать, - пожал ушами белкач, - Если спешишь, катись самолётом.

- Ну да... Это, впух, в три раза дороже будет!

- Почему в три?

- Да потому что билет на себя и билет на свою Жабу!

Пока на платформе происходили эти смехопокатушки, издали уже показались фары локомотива, и вскорости поезд вкатился на станцию. Гриб с интересом потаращился на головной вагон, почти такой же, как у обычных моторных поездов, но вдобавок ещё и с токоприёмниками на крыше. Локомотив, крашеный в бело-красное, волочил за собой дюжину вагонов различных оттенков зелёного. Со скрипом колодок всё это хозяйство плавно остановилось, и не абы как, а таким образом, что перед посадочной площадкой оказался вагон с четырьмя широченными дверьми; едва поезд встал, как двери автоматически раскрылись, и проводница, высунув уши из вагона, цокнула коротко и ясно:

- Ать!

Благодаря такому песку, небольшая толпа, тяжёло навьюченная поклажей, смогла уложиться в рассчётные две минуты, да и то без большого запаса. Таким образом пассажиры быстро попали в вагон, где стоял только один ряд сидений по стенке и было много свободного места, и поезд мог трогаться - что он и сделал. За окнами поплыли знакомые волны зелёного моря, а проводница, загодя вспушившись, распределяла грызей по вагонам.

- Так, сортировка янтаря - два хвоста... Пятый вэгон, отсек два. Потом...

Потом предстояло перетащить поклажу, чтобы освободить приёмный вагон. Баулы, какие не потребуются в дороге, складывали на полки в соседних вагонах, чтобы не переть через весь поезд. Главное - не посеять номерок ячейки.

- ТаГ, - цокнула грызуниха, когда очередь дошла до Гриба и Щави, - Седьмой вэгон, первый отсек.

- Эээ... - изрёк грызь.

- Располагайтесь тама, - пояснила проводница, - Попозжа придёт кто-либо и цокнет, в чём соль.

- Чисто цокнуто, - кивнул Грибодур.

Седьмой вагон находился почти в самом хвосте от посадочного, так что пилить пришлось через весь состав. Благо, без баулов это куда как легче сделать, так что двоепушие справилось с этим минут за пять. Сунув уши в указанный первый отсек, грызи обнаружили там довольно сонных белкача и белку. Те приветственно махнули ушами и предложили заваливаться на свободные койки. В пассажирском отсеке, как оно обычно и бывает, было четыре койки, две из них вторым ярусом, так что количество хвостомест и собственно хвостов совпадало.

- А вы куда это собрались? - поинтересовался грызь, - До самого Холмянского?

- Ну, есть кой-какой песок, - подробно ответил Грибодур, - А тут вообще как?

- Да как, в пух, - не менее развёрнуто цокнул тот, и грызи заржали.

Само собой, строить секреты никто не собирался, попутчиков звали Рыжень и Флиса, и они катились на смену на стройке, потому как занимались кой-какими специфическими монтажными работами. Они слегка округлили уши, когда Щавелина расцокала им о всей операции с эт-самым. Всё же, читать о подобных вещах в Сети это одно, а увидеть своими ушами - другое одно. Впрочем, они быстро пришли к мнению, что это скорее в пух, чем мимо.

Особо углубиться в цоцо не успели, так как в дверь отсека сунул уши грызь в форменной рельсодорожной кепке:

- Кто хочет поработать?

- Йа!

- Огласите весь спесок, пожалуйста! - хором цокнули грызи, и заржали.

Смех с мехом, но на почтовом поезде без этого никак. Собственно, Гриб с Щавей именно на это и рассчитывали, чтобы дополнительно сжадить монеты на основную тему. Если всё пойдёт как следует, длиннющая дорога будет стоить им оптимальную сумму, а именно ноль. Грызь показал им соседний отсек, прямо за перегородкой от жилого. Там на столе громоздились числовые машины и какая-то оргтехника, а у стенки лежала целая гора коробок с печатной продукцией. Сразу понесло старой бумагой, и прямо цокнуть, пылью.

- Короче, это журналы "Старый натуралистЪ", - показал журнал грызь, - Архив пятидесятилетней давности. Надо его перегнать в числовой вид, а для этого - что?

- Отсканировать, - кивнул ушами Грибодур, ослушивая сканер на столе.

Минут за десять грызь показал, что и как делать. Теперь Щавя и Гриб оказались заняты на ближайшие несколько суток, потому как дело хоть и несложное, но страницы сами себя не отсканируют. Само собой, заниматься этим им предстояло не круглосуточно, а в три смены с другими пассажирами, которые укатывались по смеху в соседних жилых отсеках и потирали лапы по поводу того, что проедут нахаляву. Для начала грызи испили чаю, благо пищеблок был в конце вагона, где можно налить воды, скипятить чай и даже гречки сварить. Затем, не откладывая в долгий ящик, принялись разбирать бумажные завалы, ибо куча была далеко не в идеальном виде. По сути, им требовались четыреста восемьдесят журналов - четыре разных издания за десять лет, а в куче явно их несколько тысяч.

- Пщу! - чихнула Щавелина, отмахиваясь от тучки пыли, - Как бы убрать эту погрызень?

- Как? - огляделся Гриб, - Ну-ка, придержи бумаги!

Грызь приоткрыл грузовую дверь, так что набегающий поток воздуха ударил в отсек с большим шумом, а бумажные листы затрепыхались, как цыплята. Однако, когда он закрыл дверь, пыли как ни бывало.

- Потрачено! - хором цокнули грызи, хихикаючи.

Дальше последовали восемь часов возни, когда один брал журнал и читал дату, а второй отмечал в списке. Вагон плавно покачивался, как ему и положено, и шум доносился отнюдь не слишком громко. В частности поэтому грызи не очень любили аэропланы, там уши точно заложит. Перекуривая, Гриб и Щавя припушались к бокам друг друга и пырились в окно на проплывающие мимо Леса, перемежаемые реками и полями. Они подозревали, что три дня не увидят ни малейшего изменения в пейзаже, потому как поезд будет идти на восток, не меняя широты. Зато потом он пойдёт на юг, и там уже можно увидеть что-нибудь новое. Правда, если внимательно смотреть, то и старое весьма тешит взгляд... в частности, после того, как грызи сдали смену и отвалились на койки в жилом отсеке, они взяли почитать журналы из тех, какие уже были откинуты в макулатуру.

- Омойпух! - цокала Щавя, - А я и не знала!

- Чего ты не знала? - уточнял Гриб, высунув уши из-за журнала.

- Не знала, сколько всего я не знаю, - хихикала грызуниха.

Поначалу пассажиры из отсека доцокались до такого хитрого плана, что можно расчихвостить быстро всю возню, как белка шишку, а потом уж сидеть и цокать. Однако это оказалось не так просто, как они думали. Перебрать всю гору бумаги, наваленную в рабочий отсек, никак не светило быстро. Повезёт ещё, если ко времени прибытия возня окажется завершённой. Уж здесь грызи упёрлись бы, потому как не хотели рисковать - пух знает, что считается за выполнение работы, а что нет. В итоге некоторые пропушёнки сидели и ночью, и из-за стенки доносился мерный звук трясущихся ушей и негромкое гудение сканера.

Когда же представлялась возможность попыриться в окно в светлое время суток, Гриб и Щавя получали удовольствие лично увидеть горный район Тянь-Заушань, через каковой следовало перевалить. Камни и скалы выглядели почти также, как и в Урыльских горах, но здесь климат почти на две тысячи километров теплее, поэтому по склонам лезли плотные гущи папортников, а на плоских местах вообще сидели тёмно-зелёные шапки трав, из которых торчали разлапистые деревья. В листве явственно мельтешили разноцветные птицы, видимые даже на приличной скорости, с какой двигался поезд.

- Аффч, - пошкрябала когтями по столу Щавелина, глядючи на это, и на всякий случай вспушилась.

- Ну да ну да, - подумав, согласился Гриб, - Я бы не отказался пошляться здесь, в грибах поковыряться и всё такое. Правда, чтобы обежать все более-менее хрурные места в мире, никакого времени не хватит.

- Ладно-ладно, - цокнула забортной картине грызуниха, и было ясно, что она не шутила.

Что касаемо поезда, так он делал примерно по семьдесят километров в час, лишь изредка и очень ненадолго останавливаясь. Грызи подналегали на разбор журналов и их сканирование, в то время как в соседних отсеках того же вагона пассажиры занимались тем, что вытряхивали из упаковок переходники для числовых машин - на заводе прокосячили и сделали совершенно непригодный комплект, исправить это можно только влапную, так что и исправляли, собственно. Как становилось известно из цоканья, в других вагонах тоже не сидели на хвостах, в основном что-либо сортировали, потому как это весьма трудно автоматизировать. В итоге, по прибытию поезда на станцию назначения, грызи получали искомое перемещение себя, а транспортная компания - сделанную работу, и все оставались довольны, как январские сурки в норе.

--------------------------------------------------------------------

Как и было цокнуто вслух, Приозёрск представлял из себя комплекс посёлков, расположеных достаточно близко, чтобы соединяться в единую систему. В качестве соединения здесь использовалась лёгкая железка, или по другому, трамваи. В отличие от узкоколейки, ширина колеи обычная, но рельсы гораздо тоньше и полотно рассчитано на вес примерно раз в пять меньший. При этом, путь почти на всём протяжении был двухколейный, чтобы не разъезжаться со встречными. Учитывая достаточную интенсивность движения, по другому никак и не выкрутишься, один пух, придётся занимать полосу шириной в семь метров, с двумя путями для трамваев и опорами контактной сети посередине.

Тем не менее, грызи выкрутились. По всей площади этой полосы колосилась густая трава, потому как опоры полотна пути были зарыты прямо под грунт, и наверху торчали только рельсы. Таким образом совмещалась трамвайная дорога и поле для покоса. Несколько раз в сезон траву выкашивали и валили в силосное хранилище, откудова она питала производство богаза и органического удобрения для ферм. Гриб и Щавя, даром что влезали в трамвай со своими баулами, не могли не поразиться такой жадности, и взяли этот случай на заметку. Вообще же влезать в трамвай было проще, чем в вагон узкоколейки, потому как половина его правой стороны состояла из дверей-гармошек, так что грызопоток быстро перекатывался куда надо, не задерживая транспорта.

Вслуху специфики предприятий, расположеных в Приозёрске, грызи постоянно мотылялись туда-сюда между различными местами, так что трамваи, ходящие с небольшими интервалами, оказывались отнюдь не лишними. Собственно, грызи лишнего отродясь не держали, так что это далеко не новость. На каждой остановке сначала волна пуха вываливала из вагона наружу, а потом с ружи в вагон, производя при этом изрядно ржи. Если же смотреть ушами из окна трамвая, то почти сразу, отъехав от остановки, он оказывался в лесу! Как и в большинстве мест, где обитают грызи, большую часть площади занимал именно лес, в крайнем случае - поля или заболоченные низины. Трамвайные пути проходили через заросли, цепляли скраю очередной посёлок, и снова ныкались в хвою, как заячий след. Таким образом можно за двадцать минут докатиться до любого места в Приозёрске, в данном случае двоепушие катилось от станции до Пстычного.

Вылезши на указанной остановке и повращав ушами, Щавелина и Грибодур составили резонное мнение, что и тут леса допуха и больше. Зелёные стены обступали со всех сторон площадь, занятую огородами и малыми домиками, как это было и в Цибулинке, например. Здесь, однако, виднелось и обширное пространство, выделяющееся отсутствием деревьев и свежекопаным песком. На этой площади громоздились новые панельные здания этажей в семь, в дальнем конце ворочался башенный кран, и слышалось тарахтение движков тяжёлой техники. В свежей луже блаженно хрюкал огромный боров, кажа сальные бока.

Недолго тряся ушами, грызи двинули в контору, каковая сразу выделялась красным знаменем над крышей. Строение находилось в ближнем углу стройплощадки и оттого дойти туда реально, а вот добраться дальше не так-то просто, потому как мокрый грунт, лишённый растительности, проваливается чуть не по колено. Как и предполагала в своё время Щавя, у них не возникло никаких проблем с пониманием местного цоканья. Слова казались произнесёнными с набитым ртом и с другой скоростью, но понимать можно, при желании. Удалось достаточно быстро отловить бюрократа, ибо этому предшевствовала разработка темы через числовую сеть, и Щавелина знала, где и кого ловить. Более того, бюрократ даже помнил её, так что не потребовалось никакого дополнительного цоцо.

- Никакого дополнительного цоцо! - цокнул, как отгрыз, Руфтень, - У нас завсегда рады заезжим грызям, особенно если они эт-самое, ну, лапами. Пшлите, покажу эт-самое.

Щавя и Гриб заржали, представив себе перевод "эт-самого". Они прошлёндали по дороге, выложенной свежими бетонными плитами, к одному из зданий на песчаной площадке.

- Вот слышите, тут уже пять корпусов, - показал лапой вдоль строений Руфтень, - Это пока ещё только для рабочих целей, лаборатории, хранилища, конторы. Вон там дальше будут два жилых корпуса для размещения пушей. Но пока их нету, можно заселяться прямо сюда! Тем более, вы на какие времена рассчитываете?

- В лучшем случае, на пол-года, - цокнула Щавя, - А там как хвост ляжет.

- В пух, за пол-года комплекс никто не запустит. Ща мы вот...

Грызи пропрыгали по деревянным мосткам через огромную лужу, добираясь до двери. На самом деле, можно было дойти и по бетону, но сейчас там ворочали доски, и никак не пройдёшь. Вообще, возле дома лежали кучи всяческого барахла, потребного для отделки помещений - цемент в мешках, бочки краски, доски, окна и двери. Из открытых окон доносились звуки возни, и, ясное дело, рожь. Пройдя через заставленные такими же запасами помещения, Руфтень воспользовался лифтом для подъёма на девятый этаж - с высотой зданий Гриб обманулся на два этажа.

- Пух ты, уже лифт пашет, - заметил грызь.

- Нутк надо думать головой, - пожал ушами местный, - Всю эту фофань наверх подымать без лифта не в пух.

Как оказалось, этажи с девятого по седьмой уже полностью готовы, и там размещаются сами строители, чтобы не городить лишней временной жилплощади.

- При работах сыпется всякая хвостомуть, - пояснил Руфтень, - Поэтому начали сверху. Вообще у нас тут большая часть местных, у них только суръящики да чайники тут.

На жилом этаже было уже по другому, не пасло краской, кое-где стояли земляные ящики с растюхами, и вообще, веяло Гнездом, образно цокая.

- Ну а вы, толстые комки шерсти и пуха, размещайтесь в одной из этих комнат, - показал на двери бюрократ, - Ключи вон в замке изнутри торчат. Суръящики и всякая такая погрызень у нас возле лестницы, возьмёте, чего нать. Липездричество есть, а вот воды и канализации нету пока, так что, обсерватория во дворе, и пищеблок там же.

- О, очень даже в пух, - сунула уши в помещение Щавя, - Сколько монет с нас за это?

- Если будете трясти...

- А мы будем трясти, - предупредил Грибодур.

- ...трясти, то ноль. Ну, за свет и корм отдельно, а так ноль.

- Ноль? - сделал философичную морду Гриб. - А скидки есть?

Проржавшись, они пожали лапы Руфтеню, положили таки на пол свои поклажи, и пошли за ящиком, иначе и сесть некуда, не то что лечь. Помещение, в котором они угнездились, было довольно обширное, поделённое на секции перегородками, не доходящими до потолка. Обычное дело для любого рабочего помещения, и через какое-то время тут наверняка будет лаборатория или ещё чего, потребное научникам. Пока же можно разместить свои хвосты на просторе, и цокать. Как и предупреждали, возле лестницы лежала куча деревянных щитов для сбора суръящиков, скамеек и столов, так что помещение быстро стало совсем жилое. Не потребовалось много времени, чтобы найти и пищеблок во дворе, где готовили корм, потому как там была вода и место, куда слить отходы. В здании же пока что приходилось пользоваться парашей, пока прокладчики коммуникаций не раскачаются на то, чтобы включить воду и канализацию.

- Ну, ты в профильную тему, не? - осведомился у согрызяйки Гриб, лопаючи свежезаваренный пакет лапши.

- Хм? - повела ушками Щавелина, - А тряска?

- Тряска подождёт, а раньше сядешь - раньше встанешь.

- Пожалуй да, не стоит откладывать, - вспушилась она, - А то я так год туда не попаду.

Грибодур погладил бельчону по хвостяре и понимающе цокнул. Конечно, идти туда, где уже непосредственно начнут готовиться к операции по клонированию, весьма и весьма цокотно, и Щавя могла бы долго находить поводы не делать этого, даже будучи уже в Приозёрске. Теперь у неё не оставалось другого выбора, кроме как сесть на трамвай и катиться в Перефритное, где находилась исследовательская база номер два - пятнадцать минут езды, не более. Конечно, поначалу предстоит пройти пухову тучу проверок, и уж только потом эт-самое, но тем не менее.

Убедившись, что грызуниха не убежит в лес, а села в трамвай, Грибодур похихикал, да и пошёл в... а стоп, подумал он. Руфтень сказал трясти, и они действительно собирались трясти, даже если бы он ничего не сказал. Но не было уточнено, что трясти обязательно на отделке зданий на этой стройке. А раз так, грызь незамедлительно подошёл к остановке трамвая, потому как помимо прочего, на табличках имелся телефонный номер депо. Остановки здесь имели вид бетонных будок для укрытия от дождя, которые стояли по обе стороны от низкой платформы, возле коей и останавливались вагоны. В обычном режиме ездили по одному, во время пересменков - по три сразу. Причём, если при движении по путям вагоны издавали заметный звон колёсами по рельсам, то возле остановок шум резко убавлялся, так как здесь рельсы были обложены резиновыми плитами. Куда деваться, если пути проходят чуть не вплотную от домов.

Пырючись на колышащиеся под ветерком кроны деревьев, Грибодур минут десять топтал телефон депо, пока наконец не пробился туда и получил ответы на некоторые вопросы. Как ему цокнули, в данный конкретный момент нужды в машинистах нету, но если уж есть Дурь, то его могут поставить в очередь, которая рано или поздно подойдёт. В Приозёрске полно заезжих грызей, которые как приезжают, так и уезжают, как это следует из закона сохранения грызей. Здесь ведь научные учреждения, куда заезжают студенты, и госпиталя, возле которых некоторое время околачиваются согрызяи пациентов. Вслуху этого, от желания грызя побатрачить машинистом в депо не испытали никакого шока. Тем более, у Гриба имелось удостоверение, выданное Варовским участком узкоколейной рельсовой дороги, о том что эт-самое.

Само собой, грызь не собирался ждать, пока раскачается это дело, а пошёл искать бюрократа, который заведовал работами по зданию номер двадцать два. Пока суть да дело, можно натрясти немало монет и пользы, отштукатурив стену, хотя бы. Бюрократом оказалась молодая белочка по имени Дирса, которая сразу подняла хохолок, когда узнала о прибытии ещё двух трясущих. Она немедленно отложила электрическую машинку для выравнивания пола, и пошла показать Грибодуру, куда тут дуют гуси, образно цокая.

- Вот хотя бы светильники, - показала она на кучу коробок, сложеных у стены, - Их ведь надо повесить везде, где уже готов потолок, а лапы не доходят, потому как не хватает.

- А, это в пух, - потёр эти самые лапы грызь, - Это любой олуш справится.

- Не совсем, - хихикнула Дирса, - Было дело, не справлялись.

Гриб подметил, что грызуниха, скорее всего, из местных. Сдешние отличались более коренастым тушкосложением, так что слегка походили на сурков, и более круглыми мордами. На Дирсе это было не слишком заметно, а вот крупные белкачи трясли такими боками, что легко сошли бы за рыжую панду, вставшую на задние лапы.

- Тогда сяк, Дирса-пушище-ухомоталище, - цокнул Гриб, - Давай я сейчас неспеша разберусь, почём перья, прикручу пару этих лампочек, и ты посмотришь, как оно.

- Вполне в пух, - Дирса вильнула хвостом.

Точнее, она виляла халатом, потому как пушной хвост неизбежно набрал бы на себя тонну бетонной пыли, и все рабочие закрывали пушнину, насколько это возможно. Грибодур же не бросал цоки на ветер, а действительно неспеша и с толком изучил содержимое коробок, представляя себе, как собирается комплект светильника. Дабы проверить свои выводы, он взял стремянку, влез к уже повешенной лампе и позырил, как оно там. Ясен пух, что там всё было на сто процентов логично, никто не собирался усложнять задачу монтёрам. Недолго думая, грызь вспушился. А потом уж пошёл искать всё необходимое для тряски - халат, фонарь, дрель, и прочие овощи.

- Ну, как оно? - осведомился Грибодур вечером, вытирая сырой пух полотенцем.

Во дворе, по случаю лета, имелась ещё и помывочная, в которой очень удобно промыть пух после работы. Зимой... впрочем, зимой грызи делали точно также, положив хвост на морозец.

- Ну, начали, - пожала ушами Щавелина, - Где-то неделю будут топтать анализы, потом уже и.

- Это в пух, - подумав, дал точную оценку грызь, - А я вот уже дюжину лампочек повесил.

- Вот выпушень! - сделала удивлённую мордочку Щавя, и грызи скатились в смех, и в суръящик.

Из открытого настижь окна доносился уже более звук трясущихся ушей, нежели действующей стройки, потому как ночью тяжёлая техника не работала, воизбежание. Возле пищеблока бессовестно ржали, а по площадке с другой стороны, где было посуше, ради спорта гоняли курицу.

--------------------------------------------------------------------

Част шестой

- Да в конце концов, была ни была! - цокнул Грибодур, и вспушился.

От грызя отлетели максимум две ворсинки, потому как пушнина подвергалась такому воздействию чуть чаще, чем постоянно, и весь линялый пух давно вылетел. Щавелина, перебиравшая за столом бумаги, повернула к грызю одно ухо:

- Уж не вспушился ли ты?

- Да, да. Невероятно, но факт, - развёл лапами Гриб.

- А, ну тогда поздравляю, Грибодур-пуш, с такой удачей...

На этом оба грызя скатились таки в смех. Утрамбовав в сумки необходимые предметы, в том числе просто-напросто корм, двоепушие покинуло свою комнату на девятом этаже, и двинуло к остановке. Нынче работы по отделке шли уже на втором и первом этажах, все остальные были уделаны, как ёлка шишками, и готовы к сдаче. Гриб и Щавя тоже покопались здесь, однако достаточно быстро переметнулись к другой возне. Грызь таки сумел залезть в трамвайное депо, чтобы заниматься любезным ему делом с вагонами, а грызуниха теперь возилась в медицинской лаборатории, попутно набираясь практики по смежным дисциплинам. Один пух, чтобы попасть на место, лучше всего использовать трамвай, потому как весь Приозёрск так устроен.

Теперь уже можно выйти из здания и пройти по бетонной дорожке, а не прыгать по поддонам через море грязи, как раньше. Стройка здесь входила в завершающую фазу, с края площадки начали сыпать грунт, чтобы высаживать растюхи. Рыка бульдозеров, рывших песок, почти не было слышно из-за зданий, копали уже совсем далеко, возводя последние сооружения комплекса. Пройдёт пара лет, и в Пстычном будет открыта ещё одна база для исследований - а пока можно нахаляву занимать её помещения своими хвостами, собственно.

- Ты высыпаешься, Щавёнка? - цокнул Грибодур, гладя согрызяйку по пушному хвосту.

- Высыпаюсь? Куда? - зевнула грызуниха во все резцы, и захихикала, - Да всё в пух, Гри.

Вчера просто они прошлёндали по лесу в окрестностях Пстычного едва не до самого утра. Как-то случалось, но их напару настолько накрывало ощущениями от звёздного неба, что уйти и дрыхнуть оказывалось ну совсем сложно. Ко всему прочему, Гриб мог показать пальцем направление на "Солнечного Хомяка", корабль, который сейчас летел к астероиду и к разработке коего грызь приложил мозги. Это позволяло куда как лучше осознать масштабы хотя бы звёздной системы, ну и грело Жабу, само собой. Как бы там ни было, непосредственно дрыхли они часа три, хотя действительно не чувствовали, чтобы очень уж эт-самое.

Во время пересменок, когда между посёлками мотылялись грызи из институтов и лабораторий, трамваи ходили в троекратном объёме, тобишь прикатывались сразу три сцеплённых вагона. Это позволяло избежать нежелательного уплотнения пассажиров, хотя и не всегда на сто пухов. Бывало, что приходилось пропускать трамвай, потому как упрессовываться туда ни у кого желания не возникало. Нынче, когда уже наступала осень, загруженность слегка возрастала, потому как меньше грызей решали пошлёндать пешкодралом по лужам, но тем не менее, влезалось в вагон свободно. По ходу шерсти, такого уплотнения тушек, как это иногда бывает в других местах, тут вообще не случалось никогда. Причина в том, что весь Приозёрск это комплекс медицинских учреждений, и в транспорте полно тех, кому толкаться неполезно - так что, грызи старались набиваться аккуратнее.

Не слишком полезно толкаться было уже и Щавелине, потому как у неё едва заметно округлялось брюшко. Когда это станет совсем заметно, ей придётся осесть возле испытательного корпуса в Перефритном, а пока грызуниха мотылялась в свою лабораторию в Пихтячьем, где располагался один из больших госпиталей. Возня не только не мешала, но и помогала, в некоторой степени. Всё же местные леса не такая дичь, и надолго оставаться здесь без дела - не слишком в пух. Щавя, как и всякая белка, могла понежиться на солнышке пару килоцоков, а потом начинала шуршать, как белочь в дупле. Тем более, в данном случае шуршание позволяло списать некоторое количество монет, необходимых для осуществления операции. Как прикидывали грызи, придётся выгрести все запасы, но их будет достаточно, а это в пух.

Трамвай, звеня колёсами на стыках, весьма шустро прокатился через поле, потом опять сквозь густой лес, так что только ветки ёлок замелькали в окнах. По пути к цели проезжали мимо Бркмового, где располагалась птицеферма, снабжавшая окрестности яйцами, и посёлка Ласкина Горка, возле коего имелись поля местного агропрома. Что характерно, проезжали два раза в день, потому как маршрут как был, таки никуда и не делся. Остановки трамвая на базах, таких как Перефритное или Пихтячье, имели уже другой вид - прямо возле путей имелись большие застеклённые сени, откуда можно быстро попасть в трамвай. Сие делалось для того, чтобы быстро и без проблем грузить пациентов, особенно в мокрую погоду. А из этих сеней на остановке можно пройти в любое место комплекса, не выходя под дождь, потому как все здания соединены переходами и имеют сквозной проход.

Грибодур и Щавя слегка жмурили уши от такого количества хвостов, какое мотылялось туда-сюда на остановках - они вжизнь не видели столько грызей сразу, если только в Армии. Ну, а теперь увидели, резонно цокали они, и хихикали. Впрочем, смех с мехом, а грызь специально ездил вместе со своей белочкой, потому как знал, что поездка на трамвае в одну морду для неё не особо приятна. Как бы там ни бывало, за рассчётное время транспорт докатывался до Пихтячьего, грызи чесали друг другу за ушами, и Щавя спрыгивала на низкую платформишку, похожую на ту, что была в Цибулинке. Гриб же, привалившись к поручням у окна, провожал взглядом пушной хвост, и катился дальше. Чтобы добраться до депо, следовало вылезти на остановке "автобусная - красная", и пересесть на третий маршрут трамвая, который ездил по другому кольцу. Как уже успел уяснить грызь, маршруты вообще имели вид колец, местами пересекающихся - таким образом создали условия для того, чтобы путь между любыми остановками занимал минимум времени.

Прокатившись через сосновый бор с густым подлеском из кустов, трамвай оказывался в Чфрчком, где находилось как депо, так и товарный склад для перегрузки между рельсовым и автотранспортом. Тут уже Грибодуру следовало проснуться, вынести себя из вагона и чапать в контору. На поляне возле крытого здания депо, где рельсы торчали над травой, ворочались вагоны, звеня колёсами и потрескивая токоприёмниками, когда те прыгали по проводам. Сейчас ворочались в основном грузовые, потому как пассажирские все на линии. "В пух, в пух", - пришла здравая мысль в голову Грибодура, отчего он захихикал, но тем не менее успешно увернулся от прошедшего трамвая, и прошёл в помещение диспетчерской.

- Елька-пуш, кло! - поднял он лапу буквой "га", - Каково?

- Утрецо, Гриб. - кивнула грызуниха, подняв уши от экрана числомашины, - Ко второму подъезду!

Ко второму - это значит в диспетчерскую по грузовым перевозкам, которая здесь же, за перегородкой из фанеры. Грызи здесь не заморачивались, и направляли машинистов туда, где была потребность в данный момент. Было дело, Гриб катался на грузовике с хлебзавода, развозя с самого ранья батоны по посёлкам, а теперь, слышимо, придётся таскать железо-бетонные изделия.

- Придётся таскать железо-бетонные изделия, Грибодур-пуш, - заявил Курдень, постукивая карандашом по столу, - В Заливном раскидывается новая стройка, поэтому есть потребность подвозить туда жэ-бэ-и от завода.

- Известное дело, - квохтнул Гриб, - Жэ-бэ-и сами себя не перевезут, это точно. Готов таскать.

- Это в пух, что готов, - хихикнул грызь, - Ради облегчения задачи, мы тебе даже трамвай дадим.

Проржавшись, грызи вспушились и перешли к делу, так что Гриб получил накладные на перевозку, и чуть не бегом понёсся на площадку возле склада, где стояли грузовые вагоны. Хорошо, что запасся кормом на день, подумал он, похлопывая по рюкзаку. Некоторые хвосты забегали в столовки, пока вагоны грузили, но Гриб предпочитал всё видеть, воизбежание. Это уже ему помогло, когда он увидел, как какой-то пуховичок перепутал грузовой трамвай с железкой, и собирался пухнуть сорок тонн. На самом деле, грузовые платформы для перевозки ЖБИ брали максимум четыре тонны, тобишь один хороший блок или плиту. Тем не менее, это куда как жаднее, чем возить на автомобилях.

В качестве локомотива для грузовых составов использовали переделанный стандартный трамвай, в который было установлено некоторое дополнительное оборудование, в частности - компрессоры для тормозов вагонов. Вагон выглядел почти как обычный, только вместо стёкол в салоне жестяные вставки, экономии ради. Крашеный в бурое, чёрное и оранжевое, вагон выглядел как пухти что, но Грибодура таки занимало не это. Забросив в кабину запасы корма, он оглядел колёсные тележки, попинал ногой сцепки, проверяя целостность конструкции, сухо цокая. Проверять было сложнее, чем на привычных ему узкоколейниках, потому как тележки находились глубоко в нишах корпуса, достать туда не так просто. Ладно, подумал грызь, подойдём с другого бока.

Усевшись на место водителя, он включил электросхему и закрыл двери... тоже повод поржать, закрывать двери кнопкой! Дверь-гармошка справа от водительского отсека издала характерное дребезжание, закрываясь. Убедившись, что приборы показывают попадание в пух, Гриб огляделся, а потом втопил полный вперёд, быстро переключая контроллер. Трамвай, резко разогнавшись, просвистел по площади склада, мимо стоящих вагонов и ворочающихся здесь же погрузчиков. Грызь также резко втопил тормоз, останавливая машину с наибольшим возможным ускорением, когда колёса почти начинали искрить по рельсам. Ну, что и требовал лось, кивнул Грибодур, возвращая трамвай на исходную позицию. Далее он выбрался наружу и пошёл в мастерскую за ключами.

- Башку на пятьдесят два?? - вытаращился на него слесарь, - Напушнину?

- Ну, понимаешь, размер гайки и башки должен совпадать, - выдал ему военную тайну Грибодур, - Поэтому башка на сорок восемь не подойдёт.

- Да это понятно, - заржал тот, - Но всё-таки?

- Всё-таки, болтается минимум одно колесо.

Слесарь не поверил и пошёл зырить вместе с Грибом. Само собой, если на большой скорости чувствуется вихляние и вибрация, а также слышен лишний звук, колесо никак не может быть в порядке. Что и было доказано в ходе ослушивания матчасти. Правда, колесо не болталось, как подумал Грибодур, а просто было косое. Трамвайные колёса гораздо менее твёрдые, чем рельсодорожные, поэтому при желании их можно и погнуть - как в данном случае.

- Грызаные галушки... - присвистнул слесарь, - Никто не думал, что такое может быть!

- Тем не менее, - хмыкнул Гриб, - Замену!

- А, ну это недолго.

Когда килоцок спустя пришёл Курдень, осведомиться, какого пуха состав ещё не на линии, грызи уже поставили новое колесо и прикручивали его, ворочая двухметровые рычаги огромных ключей.

- Вот выпушень! - сделал удивлённую морду Курдень, - Думали, не заметишь... Утка шэ, чо. Дарю бобра за бдительность, Гриб. Эдак встрял бы ты где-нибудь на разъезде, была бы история. Тут и премию выписать недолго, за избежание ущерба.

- С каких шишей? - хихикнул Гриб.

- Догадайся! - фыркнул Курдень, показывая на слесаря, - Если хочешь, можешь конечно им потом обратно отдать, только я бы не советовал.

- А, не-не, всё в пух, - отмахнулся слесарь, - Косяк есть косяк, да.

Таким образом, грызь отправился по маршруту всё таки на исправном вагоне, а не как пух на уши положит. К эрзац-электровозу были прицеплены восемь штук платформ, каждая в пол-вагона длинны и на двух осях; они были достаточно лёгкие, из одного стального каркаса, только чтобы держать плиту или блок, уложенные на них. Автоплитовоз, например, брал по две или четыре плиты, но его аммортизация стоила куда как дороже, чем этих тележек. Кроме того, тяжёлой автотехнике было бы крайне трудно ворочаться по дорогам, на то не рассчитаным. В порожнем виде динамика состава была похожа на трамвай, так что и заморачиваться нечего. Вот в нагруженном, когда за хвостом оказывалось тонн семьдесят, совсем другое дело - тормозной путь увеличивался раз в пять, разгон происходил совсем медленно.

При всём при этом, грузовые составы ходили прямо по той же сети, что и пассажирские - ясен пух, ведь иначе нет резона таскать плиты на трамваях. Как расцокивали старожилы, Приозёрск строился по единому жадному плану, когда трамвайные линии выполняли роль коммуникаций для всех сторон хозяйства, в том числе - строительства. Без наличия здесь собственного завода ЖБИ и возможности подвозить плиты сразу на стройки стоимость новых зданий была бы во много раз больше. Для машиниста же это выглядело так, что следовало выехать на общую линию вслед за маршрутным трамваем, но, ясен пух, не догонять его. Поскольку маршрутный имел привычку останавливаться, следовало выбрать такую скорость, чтобы самому не тормозить, а двигаться на некотором удалении. Грибодур по опыту знал, что здесь эта скорость равна примерно сорока килошагам в час, маршрутные ходят где-то пятьдесят пять, так и получается.

Само собой, расслабляться тут никак нельзя, потому как трамвай может и задержаться возле остановки, и здесь самое что ни на есть главное - не влепиться в него с хвоста. Курдень, как и остальные грызи из депо, так и цокнули сразу, что главное - не влепиться. Для обеспечения этого условия вдоль линии имелись светофоры, на подъезде к остановкам и главное - возле крутых поворотов, где может быть ограничена видимость. В целом пути были проложены очень ровно, имелись лишь несколько мест, где действительно не видно, есть ли что за углом. Поначалу для Грибодура это было весьма цокотно, когда приходится вести поезд в непосредственной близости от грызей и прочих животных, мотыляющихся по посёлкам - но, постепенно привык, и теперь только хихикал.

Трамвай, в отличие от узкоколейника, куда больше качался, потому как он просто легче, а рельсы положены не столь ровно. Впрочем, это не особо мешало, и, вкупе с характерным звуком позвякивания колёс, настраивало на конструктивный лад, так цокнуть. Ну и не давало заснуть, само собой. Вагон то покачивался, то переваливался с боку на бок, и это казалось вполне в пух. Увидев впереди, в узком зазоре между массивами леса, красные стоп-огни впередиидущего трамвая, Грибодур сбавлял ход, докатывался до остановки, и снова прибавлял. Платформы с нагруженными на них плитами тряслись следом, как цыплята за наседкой - куда они денутся, собственно. Зачастую приходилось и давить на звонок, заменявший трамваю сигнал, чтобы животные убрались к пухеням с путей. Они и убирались, потому как выбора у них особого не имелось, поезд может и не остановиться.

Завод ЖБИ находился в посёлке Паунсное, на самом востоке Приозёрска, а стройка - в Заливном, на другой стороне озера. Так что, ехать туда минут тридцать при такой скорости, ведь путь идёт не по прямой, а пересекающимися кольцами, как было цокнуто. Благо, погрузка и выгрузка проходили весьма в темпе, на заводе так вообще пухячили сразу с двух мостовых кранов. Плиты клали плашмя, габарит это позволял, а платформы имели нарочно сделанные упоры под эти самые плиты, так что крепить дополнительно не требовалось. Такелажники только цепляли плиту за "уши", и готово. Собственно, Грибодур не успел как следует вздремнуть, пока состав грузили - точнее, вообще не успел, как ему уже сунули накладные и попросили освобождать путь для других составов.

Уснуть здесь конечно было практически невозможно, и Гриб этого не опасался, но вот обзевался он конкретно, потому как действительно не высыпался... тьфу, тоесть, не выспался! Главное, чтобы Щавёнка там гусей не попутала, хихикал он, вспоминая согрызяйку. Грызь не особо волновался за то, как проходит операция по выращиванию белочи - во первых, он ничего не мог сделать с этим, а стало быть, пуха ли. Потом, если уж научники цокают, что можно сделать - значит скорее всего, можно сделать. По сути, операция относилась к пересадке ядра клетки, а всё остальное - полностью естественный процесс, так что, остаётся только ожидать белочь. Кроме того, грызунихи чаще всего бельчились двумя бельчатами, и когда плод один - это легче для мамаши.

Гы гы гы, думал Грибодур, у нас с Щавёнкой будет белочь! Конечно, вся эта возня - не то, как они это себе представляли, но куда лучше, чем ничего. И гораздо лучше, чем получить генетический косяк в потомстве, что характерно. А в некоторых аспектах так вообще уникальная возможность! Хотя и мозги слегка подламывает, если представить, что Мышиса, которая годится им в прабабки, будет их дочерью. Ладно, не Мышиса, конечно, а Мышиса-Вторая, допустим, цокнул себе Гриб, так будет правильнее, и понятнее для головы.

Мысли о согрызяйке и о белочи придавали большой бодрости пуха, так что грызь таки не засыпал, пока поезд не вставал под разгрузку. Можно, конечно, почесать пузо и пойти топтать гусей по стройплощадке, только вот процесс это вряд ли ускорит. Вслуху этих соображений Гриб просто устраивался поудобнее на сидушке, и храпел, как январская сурчина. Кому надо - достучатся, что и подтверждалось практикой. А после такого перекура ехалось куда как бодрее, так что грызь только поматывал ушами, да продолжал таращиться на дорогу и светофоры. Примерно за два часа он доставлял на стройплощадку искомые восемь плит - всмысле, через два часа после отправления с завода поезд снова стоял на заводе под погрузку.

После полудня начинало припекать солнышко, неслушая на заворот к осени. В такое время грызи копали картохлю из грядок и собирали грибы - в общем, набивали Закрома. Гриб и Щавя даже схватили немного опят в ближайшем лесу, но в целом, решили пропустить этот сезон охоты на Жадность, потому как имели более приоритетные задачи. Ну, немного да, но на неделю кормиться хватило, а это в пух. В воздухе несло копаной землёй и сухой ботвой, грибами и тыблоками - и это на стройплощадке! В это время у Грибодура выпадала возможность подрыхнуть с часок, потому как происходила пересменка, и трамваи ходили по максимуму, с интервалом в пять минут. Толкаться между ними не было резону, поэтому грузовики просто ожидали, когда путь опять будет более свободным.

- Так, не, это перебор! - цокнул сам себе Грибодур, вспушившись.

Нельзя так растекаться, как рыжая лужа шерсти, вот что. Работа получается - не топчи гуся, кататься на трамвае для него одно удовольствие, а когда пересменок, так вообще можно хрючить в кресле, открыв дверь и лопая полными ушами воздух, отфильтрованный из ближайшего леса. В разгар лета и то так не растечёшься, потому как и жара будет совсем мимо пуха, и мухи достанут, если дверь не закрывать. Сейчас же насекомые уже унялись, как и пекло, так что расслабуха полнейшая. А это не совсем в пух, если вовремя не остановиться, как уже твёрдо знал грызь. Вслуху этого он запомнил, чтобы назавтра плотнее схватиться за те программы по "сол-хомяку", которые он прогонял уже много раз. И кроме того...

Грызя вывел из глубокой задумчивости сигнал радиоцока, и он включил связь.

- Гри, ты вообще где? - цокнула Щавелина.

- В трамвае, - правдиво ответил он, - А что?

- Ну какбы, - хихикнула грызуниха, - У тебя глаза разуты, или куда?

Грибодур разул глаза, выглянув наружу, и заржал. Небо было уже совсем тёмное, потому как просто напросто наступила ночь, а он этого даже не заметил! Жёлтый свет фар выхватывал из темноты путь, две блестящие стальные нитки среди плотной травы.

- Щавёнка, пуша, - ласково цокнул грызь, - Я чего-то совсем заснул тут, даже вечер вот пропустил.

- Нутк, я напоминаю. Просто хотелось бы знать, ты гусей будешь топтать, или что?

- Ща буду, - заверил Гриб, - Готовь пушнину, потому как я возьмусь лапами прямо за белку!

- Омойпух, кто меня за язык тянул...

Вот же приложило по балде, подумал грызь, проржавшись, и повёл поезд в депо.

--------------------------------------------------------------------

Осенью, когда уже стали существовать холода и зарядили круглосуточные дожди, стала полностью понятна хитрая мысль о дверях, находящихся вплотную к остановке трамвая. Если не топтать гусей, то можно попасть из одного комплекса зданий в другой хоть в тапочках, не замочив при этом лапы. Для местного хозяйства это было крайне пользительно. Например, Щавелина уже не стала бы бегать, как белочь по ёлке, вслуху наличия брюшка. Однако брюшко не мешало ей сидеть за столом и копаться в числовой машине, бумагах и микробиологических образцах, поэтому грызуниха оставалась в лаборатории. Когда будет совсем пора, двадцать минут - и она будет в Перефритном, так что и цокать нечего.

Чаще чем всегда грызунихи не испытывали никаких проблем с обельчением, и медицинского вмешательства в процесс не требовалось ни разу. Что Грибодур, что Щавелина родились в собственных гнёздах, и были в этом ничуть не оригинальны. Однако, вслуху того, что в данном случае имело место быть не совсем обычное обельчение, научники хотели удостовериться, что всё в пух. Ну и вообще позырить на результаты опыта, прямо цокая. По таким раскладам грызям предстояло промотыляться здесь ещё какое-то время, так что Грибодур не собирался сбавлять темпов с вознёй.

Сначала он катался на поезде целыми ночами, когда линия свободнее, и перетаскал в Заливное в прямом смысле целое девятиэтажное здание, только в разобранном виде. Тут было просто полное попадание в пух по всем измерениям! От поездов его как пёрло, так и продолжало переть, даже если этот поезд - трамвай. Кроме того, Грибодур считал весьма полезным расширение Приозёрска, и приложить к этому лапы - самое то что надо. Ну и наконец, за эту возню ему отдавали монеты, покрывавшие стоимость операции с эт-самым. Вслуху этого грызь приноровился к ночным сменам, и утащил за собой бригаду грузчиков, потому как натурально, ночью удавалось перевезти значительно больше.

Однако, пока в стройке наступила пауза, пришлось хвататься за другие овощи. Здесь привычка трясти ночью помогла, потому как его отфутболили на хлебный грузовик. А этот грузовик выезжал в пять часов утра, чтобы к семи уже разгрузиться на последней остановке. Собственно, это был опять-таки списаный стандартный трамвай, у которого срезали верхнюю часть салона, и вместо неё приварили прочный пол и фургон для хлеба. Машинисту, как следовало из памятки, следовало для начала проснуться, потом - выехать из депо и маслать в Ласкину Горку, на хлебзавод. Делать это приходилось в полнейшей темноте, а осенью - ещё и в дождь, когда водичка льётся по стёклам, и мало что слыхать в тумане снаружи.

По крайней мере, сильно взбодрял сильнейший запах свежего хлеба! Это тебе не пара батонов, когда грузят целый фургон горячих хлебов, опушнеть можно. Грибодур нашёл в лесу подходящую осиновую палку, очистил её и брал с собой, чтобы грызть её, а не жрать батоны. Не то чтобы кому-то было бы жалко батонов для водителя, но тут дело такое, что они именно жрались, и грызь резонно опасался лопнуть! Поэтому вгрызался в палку и выплёвывал опилки из окна, хихикая. А что тут особо хихикать, если на стенке погрузочного терминала висел "противожорный щит", где лежали брикеты очень твёрдого жмыха.

Подсобя местным загрузить фургон, Грибодур вспушался на всякий случай, влезал на своё место, и гнал трамвай по остановкам. На малых остановках тамошние грызи просто вытаскивали пару-тройку лотков, ставили вместо них пустые, дарили бобра, и сваливали - можно ехать дальше. На больших, приуроченых к комплексам, таким как в Перефритном, грузовые трамваи уходили на боковой путь, заходивший прямо в склад. Здесь можно вынимать эт-самое, не опасаясь никакого дождя. Лотки попадали на тележки, которые катились по корридорам в любое место всего комплекса, так что доставка дневного завоза осуществлялась с минимальными трудозатратами.

Грибодур хихикал, потому как его согрызяйка сто пухов схватит в столовке батон, им же и привезённый. Потом грызь опушневал над общим количеством сожранного - целая фура, почитай, и так каждый грызий день! Ещё потом - осиливал разделить фуру на количество пушей, и успокаивался. Успокоившись, он возвращал трамвай на торный путь, и гнал к следующей точке отгрузки. Покатушки с хлебом продолжались где-то часов до девяти, пока наконец все не получали по заслугам. В это самое время другой грузовик развозил яйцы с курофермы, молоко и прочие производные от оного, так что с этим можно не заморачиваться. Молочный объезжал остановки куда дольше, так что заканчивал возню уже после обеда.

Зато, хлебному приходилось цеплять грузовой вагон, и проделывать весь маршрут заново, теперь с овощебазы. Совмещать сразу не получалось, потому как хлеб хотели раскидать побыстрее, а с тяжёлыми сетками картохли приходится повозиться. Кроме того, при погрузке овощей неизбежно подымается пыль, а батоны упакованы только в воздух, и им это неполезно. Вслуху этого батоны всегда возили отдельно от картохли, чтобы не посыпать их песком. Ну а Грибодур получал уникальную возможность вспушиться, а также потягать мешки с клубнями, помогая местным. Основную массу корма действительно составляла картохля, потом шла различная крупа, остального по мелочи. Чаще всего грызи существовали на самопрокорме, но здесь очень много заезжих без своих огородов, и их следует кормить централизовано, сухо цокая.

Развоз кормов заканчивался к вечеру ближе, потому как выгружать мешки не так быстро, а мест довольно много. Мотая просто так хвостом и хрумая очищенную картоху, посеянную по пути из мешка, Гриб выходил из депо, впушался опять-таки в трамвай... да, так уж сложилось, что здесь куда ни чхни, везде трамвай. Похрюкивая на сидушке у окошка и пырючись в дождливую темень, грызь мотылялся мыслями по известному кругу, но иногда разувал глаза и оглядывался вокруг. Что неудивительно, в трамвае каждый раз оказывалось несколько симпатичных пушистых грызуних, и раньше Гриб немало пооблизывался бы, наблюдая рыжие хвосты. Теперь же при виде рыжего хвоста сразу вспоминалась согрызяйка, и на морде непроизвольно появлялась лыба.

Да, непосредственно на морде у него не было написано, что у него есть согрызяйка, однако практика показывала, что опосредованно - таки написано. Встреченные белочки постоянно перекидывались с ним ржанками, однако ни одна не сделала и намёка на то, чтобы притираться хвостом. Грызунихи чувствовали такой песок особенно хорошо, и это не имело никаких различий - что в родных местах, что здесь, один пух. Вот белкачи, когда видели самочку, могли и не почувствовать, поэтому белочки цепляли на себя "красные ёлочки", обозначая, что "шёл бы ты впух, петушок". Ясен пух, что некоторые так просто писали это на майках прямым текстом, смеха ради.

По возвращению к месту временного проживания, сухо цокая, Грибодур шёл в помывочную. А там хоть сухо цокай, хоть как, а пушнина будет мокрой, ибо в этом суть помывочной, собственно. Когда целый день ворочаешь мешки с картофелинами, пух собирает слишком много песка, даже если прикрывать его. Поэтому грызь заходил в вагончик, отмывался под водой, благо хоть тёплая она, отряхивался, мотая ушами, и шустро бежал в тёплое помещение, потому как в мокрой шкуре при холодке около нуля так себе ощущение. Воду в здании так и не включили, да и если бы, там просто не было душевых, потому как это не жилой дом. Обогревать помещуху приходилось при помощи электрического радиатора, благо, бюрократы по стройке загодя позаботились, чтобы радиаторы были у всех. Когда морозы скатятся в сильный минус, большущую комнату уже не прогреешь - но, к этому времени грызи намеревались закончить уровень, образно цокая, и прогревать уже собственное Гнездо.

Пока же этого не произошло, Грибодур шуршал в помещение, точнее в его малую часть у окна в углу, отгороженную брезентом, где грызи расположились со своим крайне небольшим хозяйством. Там он обычно действительно выполнял озвученные угрозы, а именно брался лапами прямо за белку! Совсем плотное тисканье сейчас не могло быть осуществлено, однако и поверхностное приносило гору потехи, по высоте сравнимую с Урыльским хребтом. Как ни крути гуся, а для грызей наиболее в пух, когда грызь и грызуниха напару. Это отнюдь не относилось ко всем организмам, делящимся на самок и самцов - собственно, даже мелкая белочь, какая водится в кронах ёлок, обычно так не делает. А крупная белочь, которая водится в железобетонных гнёздах, делает так вовсю, хихикала крупная белочь, и припушалась к мягким бокам друг друга.

Привычка Грибодура часто трясти по ночам не могла помешать обоюдопушному белкотисканью, потому как согрызяи всё равно встречались в гнезде утром и вечером. Однако Щавелина, подумавши, взяла в привычку тоже выходить в ночные смены, когда это было в пух. Нельзя цокнуть, что днём творился базар, но ночью всяко более тихо и спокойно, когда уж точно ничего не будет отвлекать от возни, так что грызуниха этим пользовалась. Тем более, к середине осени ночная смена особо не отличается от дневной, потому как день крайне короткий, а света пух да нипуха через плотную облачность, из которой постоянно дождюет.

И, неслушая на прибочность грызунихи, а точнее даже благодаря оному, грызь не забывал и о космическом песке! Поскольку он уже давно придумал использовать переносную числомашину, ничто не мешало ему включить оную и в гнезде, и в трамвае, когда случался вынужденный простой. А включив, он вспушался и оказывался, мысленно, на расстоянии в миллионы километров от планеты, где "сол-хомяк" преодолевал гигантские количества пустого пространства, причём уже несколько месяцев - по инерции, с полностью погашеным главным двигателем. Видеть картину с такого ракурса было весьма необычно - солнце далеко, а родной мир вообще теряется в звёздной пыли, в лучшем случае виден как маленькая голубая точка.

Эти кадры, которые для непосвящённого уха могли показаться крайне примитивными и взятыми прямиком из первых игрушек про космос, вызывали дрожь всей белки, если эта белка осознавала всю полноту картины. Микроскопическая пылинка, которая вмещала абсолютно всё, что знали и могли потрогать лапами грызи - и вооот такенный объём вокруг!... Опушнеть можно. Впрочем, Грибодур не только опушневал над увиденным, но и вдумчиво проверял программы. Как таковая, отладка была закончена, теперь программные испытания входили в фазу выдумывания таких условий, какие могут привести к косякам. Корабль, слегка похожий на ёлку, лопатил сквозь пространство, и симулятор показывал летящие мимо точки, чтобы создавать ощущение скорости - иначе никак не определишь вслуху полного отсутствия ориентиров.

Сходство с елью усугублялось растянутыми в хвостовой части полотнищами радиаторов, похожими на ветки. Сейчас они блестели металлическим покрытием, а когда реактор выходил на рабочий режим - светились ярко-зелёным, разбрыливая в пространство тепловую энергию. При этом, почти половина главной фермы была уже пустая, потому как катушки, использующиеся в качестве рабочего тела, израсходованы при разгоне - вторая половина будет потрачена на то, чтобы сравнять скорость корабля с искомым астероидом. От многотонной катушки, содержащей километры железной нити, оставалась только лёгкая основа. Однако и её предполагалось использовать для монтажных работ, когда придёт время устраиваться на месте.

Грибодур мог с часок просто попыриться на летящее сооружение, следя за показателями, хотя следить особо не зачем. Основной термоядерный реактор находится в режиме ожидания, лишь минимально поддерживая в активной зоне микроскопический сгусток термоядерно "горящего" топлива - запускать "с холодного" может оказаться довольно трудно, поэтому проще не глушить. Когда потребуется, в эту печку пойдёт водород, многократно увеличивая её мощность. Кроме того, грызь, как и все грызи на планете, видел только результаты обработки телеметрии, так что задержка от реального времени достигала нескольких часов. Большая часть - на обработку кодированных данных и передачу внутри сетей, но и через пространство радиосигнал шёл многие минуты. Наблюдать собственными ушами скорость света - тоже необычно, ведь на планете этого нигде не увидишь, а тут хоть ушами жуй.

Пожевав ушами, Гриб побрылял программу для внесения помех в передачу. Не в настоящую передачу, само собой, а в виртуальную, для проверки процедуры передачи данных. Соль в том, что информация очень сильно сжималась ради экономии, и помехи могли давать весьма интересные эффекты. Симулятор, который вваливал искажения в передачу, сделали уже давно, но Гриб взял на себя труд модифицировать его. Вместо общей модели теперь можно было влапную забивать в программу, например, частоты излучения от солнечных вспышек. Собственно, именно солнце выдавало основную часть помех, потому что оно одно имело достаточную мощность, чтобы доставать на такие расстояния. Плюс, возмущения магнитного поля планеты под действием солнечного ветра, и готово.

Щавелина уже вовсю сурковала, зарывшись в сухой мох в ящике и накрывшись пушным хвостом, которого вполне хватало на всю белку. Привспушившись и тихо похихикав, Гриб сумел оторвать взгляд от пушнины, отхлебнул ещё чайку из двухлитровой кружечки, и вернулся к своим радиобаранам. Что характерно, он вообще не понимал, как построена математическая модель, однако отлично понимал вводные и выходные данные, а большего и не требуется. Не поленившись, грызь соединился с базами данных по атмосферным исследованиям, находя там нужные ему значения частот, выписывал их на бумажку, а потом скармливал программе. Тут действительно можно было полениться, потому как сеть работала только через радиоцок, и пропихивала данные ну очень медленно.

Тем не менее, проснувшись часа в два ночи, Гриб в очередной раз вытаращился на экран числомашины, открыл два текстовых файла, сравнил оные, используя опять-таки специальную прогу. Один файл содержал все коды команд, другой - те же коды, искажённые помехами. Следовало найти те случаи, когда искажение могло сделать из одной команды другую. Увидев глазами три совпадения, Гриб выделил их, скопировал данные в сообщуху, и запулял её на Глагне, чтоб там жирные сурки пошевелили своими хвостами. Хвостами, подтвердил грызь, выключил прибор и завалился дрыхнуть.

Наутро его настигло сообщение от собственной матери, Майры, по поводу того, что в этом что-то есть. Точнее, в этом есть возможная причина провала всей операции, прямо цокнула грызуниха. Песок в том, что на "сол-хомяке" имелись свои вычислители, управлявшие системами корабля. Случайная команда извне на запуск маневрового двигателя, например, не была бы выполнена, так как программа "поймёт", что это удалит её от основной цели. Некоторое время назад операторы получали несколько сообщений о блокированных командах, и до сих пор не могли придумать, как такое погрызище получается. На повестке стоял вопрос либо о перезапуске автономного управления, либо о его отключении, что в равной степени мимо пуха. Теперь же косяк, вроде как, обещал ликвидироваться, а это уже в пух. В пух, подтвердил Гриб, да и пошёл себе к трамваю.

--------------------------------------------------------------------

В тот самый день, когда на Приозёрск повалил первый настоящий снегопад, Щавелина таки обельчилась. Вслуху этого она вместе с грызунёнком на какое-то время оказалась в медицинской палате, под наблюдением знающих грызей. Однако, даже сейчас Щавя не перестала хихикать, потому как вдобавок, у неё был очень весомый повод для этого...

- Ну как весомый, вполне себе вес для грызунёнка, - цокнула врачиха, и белки заржали, - Так, Щавя, прекрати ржать, а то успокоительного вколю!

Щавя, хихикая уже тише, потрясла ушами и кивнула, хотя в другой ситуации каталась бы по смеху, как пух знает кто. Грибодур же, когда у него появилась первая возможность увидеть согрызяйку и дочку, мог бы лопнуть со смеху, но на входе его твёрдо предупредили, что ржать не дадут. И это было не смеха ради - не так уж редко даже здоровый грызь мог заработать боли в боках от смеха, а тут сразу после эт-самого. Грызь бережно погладил бельчону по шёлковым ушкам, находясь в полнейшем положительном апухе. Щавя завернула грызунёнка в собственный хвост, который для этого подходил чуть лучше, чем идеально. Как это ни покажется смешным, пушные грызи рождались совершенно без пуха, потому как пух затруднил бы сам процесс. Впрочем, даже когда Гриб пырился на дочь в тот же самый день, на маленьких ушках уже проступал пушок, а через неделю пушок превращался в настоящую пушнину.

- Пушок превращается... - заикнулся Гриб.

Щавелина подняла с прикроватной тумбочки бумажку, на которой заранее написала "глухих нету", и грызю пришлось прикусить рукав, чтобы не заржать на весь этаж. Наурчавшись с согрызяйкой, Грибодур пошёл потрепать за уши причастных научников, мало ли что ещё им может понадобиться. Ходить пришлось весьма долго, потому как комплекс не зря назывался комплексом, это был целый посёлок из соединённых зданий, и чтобы обойти все двери в нём, потребовалась бы неделя. Тем более, грызь находился далеко не в сосредоточенном состоянии пуха, имея на морде лыбу от уха до уха. Встречные хихикали, а кто-то даже уточнял, типа, белочь? Белочь, подтверждал Гриб, пожимая лапы сотрудникам, которые нет-нет да и приложили эти лапы к этой самой белочи.

За окнами валил снег, но местному хозяйству это никак не вредило. Трамваи сами сметали его с пути щитками, не давая наваливаться большим слоем, а внутри комплекса так и подавно попуху, снег или нет. Гриб, правда, слегка заплутал в переходах, так что пару раз начинал идти старым добрым методом, вдоль правой стенки. Проходной этаж здесь был не первый, а третий - потому как в переходах имелись ворота для проезда транспорта и прохода зверей, а внутренние коммуникации шли поверх, соответственно. Вспушившись для полной уверенности, грызь оцокнул встреченных белокъ и получил указание на то, где искать Фудленя.

- Дык, - цокнул Фудлень, распушая щёки, как у хомяка, когда выслушал грибодуровские речи, - Не просто так хвост жуём, а с пользой... Да ладно, утка шэ.

- Слушай ухом, если ещё что-то нужно для эт-самого, - прямо цокнул Гриб, - То кое-кто готов!

- Это в пух, - хмыкнул грызь, - Но пока больше ничего не нужно, Грибодур-пуш. Следите за белочью как следует... впрочем, не думаю, что тут могут быть проблемы.

- Сто пухов! - серьёзно, как никогда, ответил Гриб. И захихикал, само собой.

- И потом, - Фудлень показал толстую папку с бумагами, - Ваша белочь проходила как контрольная группа для одного исследования, так что, прибыль достигнута.

- Какие жадные грызи! - восхитился Гриб.

- Ага. Контрольную получить тоже не так просто, как может показаться. Тут в Приозе почти двадцать тысяч пациентов в госпиталях тусуются, только вот буквально все они не подходят. Просто потому, что для контроля нужен полностью здоровый организм, без косяков и без препаратов, которые введены для устранения косяка, - пояснял научник, - А запихнуть здоровую белку в палату ой как трудно. А уж бельчиться ради контроля это вообще невозможно, как понимаешь. Поэтому - Ъ.

- Ъ меня полностью устраивает, - ничуть не приукрашивая, заявил Грибодур, - Ещё раз хруродарствую за эт-самое!

- Не тряси, - отмахнулся Фудлень, тряся ушами.

Полученный в результате всей многоходовки грызунёнок был записан в учётные списки под номером, а Щавелина получила на лапы свидетельство о рождении, где были подписи трёх свидетелей. Как обычно, грызунёнку не давали имени до тех пор, пока не прикрепится настоящее погоняло. Ведь по сути имя нужно только для того, чтобы оцокивать, поэтому его следует не придумывать с потолка, а брать с пола... тоесть, из практики. Щавю например сначала думали назвать Муркой, но она настолько воткнулась в сбор щавеля, что стала Щавелиной; ну, с Грибодуром всё понятно.

Что характерно, бюрократический отдел, который занимался регистрацией рождённых в Приозёрске, не жевал хвост. Случай появления клонированного грызя был далеко не первым здесь, поэтому в свидетельстве не было указано матери и отца, ибо таковых по сути не имелось. Было указано вполне определённо, что источник генного материала - Мышиса Соболевская, годы жЫзни такие-то. Щавелина и Грибодур были указаны как опекуны, чисто для соблюдения бюрократии. А уж чтобы стать настоящими матерью и отцом для грызунёнка, это исключительно дело самих грызей, бюрократия тут никаким боком. Попырившись на это самое свидетельство и на дочку, сопящую у неё на груди, Щавелина вспушилась. Чтобы не тревожить грызунёнка, вспушилась вхолостую, так сказать, и бережно прикрыла детёныша пушниной хвоста.

Через две недели грызунёнка уже достаточно опушнела и стала похожа на серенькую белочь. Не серую, а именно серенькую, шкурка имела очень приятный для глаза цвет, отчасти действительно похожий на мышь, что неудивительно. Мышиса-вторая начинала лазать по гнезду и по маме, цепляясь уже достаточно острыми коготками и чивкая, как белочь. К этому времени Щавелина практически на сто пухов пришла в норму, поэтому когда дочка дрыхла - а дрыхла она постоянно, как и многие детёныши - грызуниха хваталась за какую-нибудь возню, да хоть бы суп сварить на кухне или корридор подмести. Впрочем, большую часть времени она проводила таки со своей белочью, как и следует. Щавя цокала и с радостью замечала, что бельчонка всё больше навостряет ушки. Поначалу её внимания хватало на пару секунд, но это время всё более увеличивалось, и Мышиса действительно слушала.

Не переставая таскать за собой лыбу, Грибодур начал закруглять всякие дела в здешнем околотке, потому как просто взять и смыться - мимо пуха. По сути, для этого ему требовалось только как следует донести соль до грызей в трамвайном депо, потому как они могли и пропустить мимо ушей, а чухнуться только в последний момент. За несколько прошедших месяцев его узнали как изрядного упорыша, так что бюрократы высказали грусть по поводу его отбытия, но само собой, только поздравили с эт-самым, понимая, что отговаривать бесполезно.

И хотя здесь имелся самый настоящий Лес, Грибодур поймал себя на том, что скучает по околотку Цибулинки, который стал уже полностью как родной. Когда глаза пырились на горизонт и не видели туманных очертаний Урыльского хребта среди облаков, это вызывало диссонанс. Да и вообще, грызь уже привык к периодическим подъёмам в горы и спускам обратно, когда колбасит давление, так что теперь испытывал ощущение, что чего-то не хватает. Когда он зацокнулся об этом вслух, Щавелина подтвердила, что есть такое дело. Неизвестно, как уж оно там получилось, но они оказались накрепко привязаны к тем местам, хотя и прожили там гораздо меньше, чем в родном околотке. Грызуниха обдумывала, чисто теоретически, идею остаться в Приозёрске, но поняла, что это будет не в пух. Ну а раз не в пух, так пуха ли, как цокнет любая белка.

- Ну, раз пошла такая пухянка! - цокнул Гриб, да и вспушился.

- Ёлки-палки, Гриб, - покачала ушами Щавелина, - Ты бы подумал сначала, прежде чем идти на такой ответственный шаг, пух в ушах.

- Ну да, прям авантюристъ, - заржал грызь.

Проржавшись, авантюристъ поехал на рельсодорожную станцию за билетами, потому как хотел быть уверен на сто пухов, что поезд - да. В данном случае играла роль не жадность, а то, что возить совсем мелкого грызунёнка на аэроплане мимо пуха из-за того, что там шумно. По сути дела, ничего от этого не будет. Но грызи не собирались доставлять своей белочи неудобства, если можно было этого не делать... ну и заодно ещё раз прокатиться по миру, и сжадничать на оплате проезда. Щавелина твёрдо цокнула, что ехать следует как и прошлый раз, на почтовом.

- Если уж что, грызи завсегда пойдут навстречу, верно? А так стоит с самого начала показывать белочи, что мы трясём, а не сидим на гузле.

- Ну, поперёк не цокнешь, - рассудил Грибодур.

Вслуху таких соображений, он взял два билета на почтовый, который останавливался в Трясово, и не забыл уточнить, как обстоит дело с провозом белочи. Как оказалось, за белочь ничего не берут, потому как места она занимает мало, а таких случаев, чтобы катались огромными толпами, нечасто увидишь. Оставшись довольным, грызь пошлёндал на последний заезд на трамвае, а Щавя начала собирать путевые баулы. За время, проведённое в помещении будующей лаборатории, грызи накопали некоторый запас барахлища, которое теперь по большей части разлетелось по соседям, ибо тащить тазики и табуретки с собой не стали даже Гриб с Щавей. Грызуниха периодически отлавливала белочь, которая прыгала по всему большому помещению, и возвращала к гнезду, чтобы точно не потерять. За окнами продолжал крупными хлопьями валить сырой снег.

--------------------------------------------------------------------

Родной околоток также встречал снегом, однако мороза не имелось, стояла практически оттепель, что было в пух. Грибодур, Щавелина и ихняя белочь привычными прыжками добрались от Трясово до Улиточной, а там и забились в узкоколейный вагончик, который отвезёт до Цибулинки. Зимой кататься на нём совсем другое дело, нежели летом. В тёплое время все окна открыты настижь, слышно постоянное чириканье птиц и из леса валят запахи хвои и ягод. Зимой же окна закрывали, и вагончик производил уютное впечатление, потому как тепло и ветра нету. В стёкла лепил горизонтально летящий снег, особенно там, где поезд выходил на относительно открытое место. Даже через шум слышалось мощное шуршание снежинок по стенке.

Грызи с лыбами на мордах пырились, как Мышиса, усевшись на рюкзак возле окна, завороженно наблюдает за падающими снежинками. Сейчас она была совсем похожа на крупную серую белочь, отличить практически невозможно. Вслуху того, что грызунята учились бегать и лазать гораздо раньше, чем одупляться, грызи хотя бы как-нибудь их помечали - Щавя, например, привязала к наушной кисточке дочки маленькую зелёную ленточку. Потому как если белочь заиграется и убежит в лес, будет очень сложно отличить её от дикой белочи. Редко, но случалось такое, что приходилось отлавливать всех грызунов в лесу, чтобы только отфильтровать нужных. Не то чтобы Щавелина думала, что её белочь может убежать, отнюдь нет - но, как и всякая белка, она предпочитала перебздеть.

- Во, вспырьтесь, олени, - показал Гриб через окно.

Группа голов из десяти отлично просматривалась на фоне свежего снега. Летом - шиш, даже такую корову можно увидеть только вплотную, среди густой зелени. Щавелина хихикнула, глядя на подпрыгивающие огузки оленей, и напела

След оленя лижет мороз, гонит добычу весь день.

Но - стужу держит в узде дым деревень.

Намела сугробов пурга, дочь белозубой зимы.

Здесь, под покровом снегов, выросли мы!

Грибодур довольно вспушился, потому как цокнуто было совершенно точно. Великие зимние снега, накрывавшие Урыльские горы, не мешали грызям, а только помогали. Грызь в очередной раз с удовольствием позырил на пушную белочь, хотя глазам уже натурально было слишком пушно! А между тем мотовоз продолжал мчаться сквозь метель, расталкивая своей стальной тушкой довольно плотную стену валящего снега. Даже за маленьким поездом из двух вагонов взвивались огромные белые вихри, которые сбоку, как знал Гриб, очень похожи на белый хвост за составом.

Мышиса таки просто вращала ушами и таращилась, а вот Гриб и Щавя испытали отличнейшее чувство, когда вылезли на платформу в Цибулинке. Заваленная снегом по самые крыши, она тем не менее оставалась крайне уютным местом, заныканым между ёлками, как-грится. Грибодур таки не приминул отметить, что платформу даже чистили от снега - не всю конечно, но так, чтобы можно было пройти. Опять небось Ольша из магаза лопатой махала, вот же выпушень! Светились окна в ремонтном цеху и во втором гараже, который недавно достроили и запустили в действие. Грызи, хоть и притаптывали гусей, вовсю возились с оборудованием, чтобы меньше осталось на лето. Гуси, кстати, чинно топтали снег возле склада, гогоча на проходящий мимо состав с рудовозками.

- В? - показал в пух Грибодур.

- В, - вполне правдиво ответила Щавелина.

По мере приближения к собственному участку грызи поняли по наличию следов, что там кто-то нет-нет да возится. Собственно, они просили Ратыша и Хвойку прислухивать за избой, в основном за растюхами, чтобы они не вымерзли под ноль. Гриб, кроме того, имел неосторожность позвонить им и сообщить о приезде. Ну а что, подумал он, если там что-то вдруг не совсем в пух, стоило бы метнуться и исправить косяк до того, как размещать белочь. Однако, косяков не было, изба была полностью протоплена и выглядела так, словно хозяева уходили на день. Невдалеке обнаружилась и Хвойка, кидавшая куски хлеба кабану за изгородью.

- Я вам это припомню, пропушёнки! - показал на дом Грибодур, и заржал, - В смысле, огромная хруродарность!

- Да мы были гады... тоесть, рады помочь, - хихикнула грызуниха, - Ой, а это кто, белочь?

- Это - белочь, - со всей ответственностью заявила Щавелина.

Белочь же слегка шугалась от незнакомых грызей, и чтобы привыкнуть, требовалось не пять минут, а пять дней. По этой причине Хвойка не стала немедленно гладить белочь и играть с ней, хотя и имела такое намерение - она стала подходить потихоньку, чтобы не спугнуть осторожного зверька.

- Ну, понимаешь ли головой, - цокнула она Грибу, - Мы с согрызяем тоже собираемся эт-самое, поэтому я сочла, что мне будет весьма полезно посмотреть на белочь. А это действительно Мышиса?

- Сама ты Мышиса! - заржал грызь, - Это Мышиса-Вторая, как минимум.

- Да, но...

- Конь в кино, - покатился по второму кругу смеха Гриб, - Это - не та Мышиса, это её клон.

- Ну ладно, вам слышнее, - пожала ушами Хво.

Им было слышнее, так что Гриб и Щавя основательно привели хозяйство в порядок. Они сделали бы это в любом случае, ибо белка привычна к тому, чтобы содержать гнездо в чистоте и годности - но, когда в гнезде белочь, тут уж умножение на три, как минимум. А потом - возиться с этой самой белочью. Возиться с с грызунёнком совершенно необходимо, причём в раннем возрасте наиболее всего - потом уже подрастающий зверёк начинает самостоятельно придумывать себе занятия. Так что, Грибодур хоть и оповестил знакомых в Цибулинке об успешном возвращении, однако предупредил, что шиш его увидят на какой работе, как минимум несколько месяцев. Грызи, ясен пух, понимали такое дело, так что не возникало и тени недовольства.

Просто удивительно, но маленькая белочка могла затрепать мозги двум взрослым белочкам, так что потом им реально хотелось прилечь отдохнуть. Щавя и Гриб протянули так два дня, потом перешли к следующему этапу, который оттягивал часть внимания белочи на другое животное. Чаще всего для этого использовали котов, потому как они любили играться и могли это делать часами, что и требуется. В магазе у Ольши жило штук десять, поэтому она легко отдала одного в аренду. Несколько дней белочь и кот носились по избе, ловя хвосты друг друга, чем оба оставались довольны.

- Омой этот, как его, пух! - цокнула Щавелина, - Я видала белочь и представляю, что это такое, но наша просто как пушистый серый моторчик, который постоянно крутится!

- Нутк это скорее в пух, а не мимо, - хмыкнул Гриб, - Белка всё-таки не совсем овощ. Это мы с тобой уже достаточно толстые сурки, чтобы отваливаться в нору и дрыхнуть. Главное только, чтобы кот остался в здравии.

Кот, которого погоняли Урный, чёрно-белый и крайне пушной, остался в полном здравии, и более того, теперь ходил за Мышисой, как второй хвост. Даже когда спустя время его попытались переместить обратно в магаз, котофей продолжал регулярно приходить к белочи. Ну а белочь, когда стала более-менее одупляться, сама заходила к коту. Собственно, примерно на это рассчитывали грызи, потому как для грызунёнка важно сразу понять, что в мире есть отнюдь не только грызи, как это может показаться из родительского гнезда.

Зима же давала отличную возможность приучать белочь бегать по лесу. Хотя Мышиса была серо-серебристая, на фоне снега один пух её видно лучше, чем среди листвы и травы, так что труднее потерять. А главное, когда вокруг приличный морозец, который пощипывает за нос и лапы, белочь невольно вспоминает про тёплую пушнину и возвращается к ней. Щавелина с замиранием пуха проводила первые запуски Мышисы на ёлку, в то время как Гриб, хоть и пырился на это с умилением, не забывал пристально осматриваться на предмет хищных организмов, и держал под лапой огнестрел.

Утомительно так делать в течении трёх лет, пока белочь не поумнеет достаточно? Нипуха подобного, ответил сам себе грызь, вот когда звери были совершенно дикие, а вместо автомата в лапе праща с щебёнкой, вот это утомительно. А сейчас у местных пропушиловцев ровным счётом любое животное размером больше кота состоит на особом учёте и проходит мероприятия по эт-самому. Невероятно, но факт, и Грибу расцокивал об этом Фирсень, что даже крупные хищные птицы, гнездящиеся на хребтах чуть пониже ледников, заприходованы и оснащены радиометками, которые позволяют определять их местоположение в пространстве, сухо цокая. Орлы и тому подобные кукушки представляли наибольшую опасность для белочи, потому как могли схватить и утащить. Вслуху этого Гриб и Щавя приобрели привычку всегда осматривать небо на предмет угрозы сверху, когда выходили на более-менее открытое место.

В основном пропушиловцы решали эту проблему, вваливая мешки комбикорма кроликам, которые водились в предгорье. От этого грызуны плодились, как кролики, и целые стада оных кочевали по полям среди камней и пучков сочной травы. Само собой, когда орлы взлетали и видели такое дело, до Цибулинки они уже не добирались, а сидели себе и жрали крольчатину. Но, если не принимать дополнительных мер, это вызовет увеличение численности птичек, так что, не всё так просто. Кроме того, грызи расслушивали это как временную меру, потому как им вовсе не улыбалось скармливать кроликов, чтобы обезопасить белочь. Имелись кой-какие идеи, связанные с, не вслух будет цокнуто, кибернетикой - но, пока предстояло справляться с существующими условиями, чтобы перейти на следующий этап, как оно всегда и бывает.

А чтобы переходить на следующий этап с белочью, Грибодуру следовало прошуршать вопрос о том, как оно в околотке обстоит дело с централизованным обучением белочи. Щавелина, конечно, сделала бы это и сама, если уж припрёт, но она настолько не любила мозолить уши грызям и ходить по учреждениям, что согрызяй взял это на себя. Собственно, как оно чаще всего и случается, централизованным был только контроль за обучением, а само обучение - дело лап самих обучающихся, по большей части. Конечно, если прёт - можно ввалиться и в школу, однако в таком настроении грызунята бывали редко, поэтому изучали дисциплины по книжкам, с помощью друг друга и родичей. Тобишь, если где-нибудь нашёлся бы енот, который обучал бы грызунят математике, никто не был бы против.

Грибодур даже загодя посетил школу в Перехрюкино, обцокать песок насчёт того, как оно. Возились там в основном всего два грызя, Нурка и еёнов согрызяй, оба пушные и рыжие, что далеко не аномалия. Грызуниха проводила занятия по теории, а грызь - по практике, для чего рядом со школой имелся длинный сарай, содержащий кучу различных механизмов, на коих и практиковались.

- Да как-как, в пух, - подробно ответила Нурка, - Одна лишняя белочь нас не перегрузит, это точно. Правда, это если вы не собираетесь продолжать эт-самое.

- Нет, - мотнул ухом Гриб, - Мы бы и с гадостью, то есть, с радостью, но медицинские показания против.

- Оу, какой-то косяк с обельчением? - фыркнула грызуниха.

- Неа, - хмыкнул грызь, и показал свидетельство о рождении Мышисы, - Косяк был ликвидирован до его появления, сухо цокая. А наша с Щавей дочь... ну, сама слышишь.

Нурка слегка вытаращила глаза, увидев ими такое, написанное в бюрократическом документе. Как обычно, все слышали о прогрессе в области биотехнологий, но когда сталкивались с результатами, таки непроизвольно округляли глаза. Впрочем, грызуниха быстро выбросила шочок, а потом и обрадовалась.

- Мышиса Соболевская! О, мой, пу...

- Ну не совсем, - хихикнул Грибодур, - Скорее даже совсем не та, которую ты имеешь вслуху.

- Ну пусть частично, - согласилась Нурка, - Но омойпух! Это же просто опушнительно!

- Тогда в пух, - кивнул грызь.

Как он знал из собственной практики, гадить на голову грызунятам тоннами информации никто не будет. Из прикладных дисциплин ученики обязательно, пух из хвоста, должны были освоить разве что чтение да письмо, остальное - по желанию. Большее внимание уделялось тому, чтобы поросль поняла основные понятия, типа того, что Лес - это в пух, что никак нельзя обижать слабых, да и собственно, вообще обижать никого не стоит. Если уж точно есть уверенность, что животное больное, его надо изолировать или вообще - тяпкой по башке, образно цокая... Вычислять, сколько метров выроют землекопы, многим грызям не понадобится никогда, а вот определить, когда пора браться за тяпку - это да. Нурка сразу понравилась Грибодуру, так что он не сомневался, что та сумеет заинтересовать Мышису, и та не удерёт в ближайший лес. Собственно, по другому и быть не могло, потому как если взрослые грызи и могут пропустить мимо ушей что-то не то, то белочь - никогда. Вслуху этого грызь успокоился, хотя и доцокнул:

- Только это, Нурка-пуш... Может быть, не стоит объявлять другим грызунятам, что Мышиса эт-самое? Со временем они сами догадаются, а это будет всё таки более в пух, не?

- Дэ, - кивнула грызуниха, - А что, вы её завтра привести хотите?

- Да нет, через годы, - хихикнул Гриб, - Хотя! Пожалуй, если ты будешь не против, мы её и правда привезём, чтоб она запоминала тебя и школу, кло?

- Угу. Слышу, вы правильно подходите к вопросу выращивания белочи, - цокнула Нурка.

Притирать белочь к школе действительно следовало очень постепенно, порой на это уходило несколько лет. Просто так загнать грызунёнка в незнакомое здание да с незнакомыми грызями было совсем мимо пуха, девять из десяти просто выпрыгнут в окно, и досвиданья. Если же белочь будет иметь смутные воспоминания о том, что школа - это в пух, тогда другое дело. И не в том смысле, что выпрыгнет в дверь, а не в окно.

Пока же, основательно устроив все имеющиеся хвосты в Гнезде, грызи потихоньку стали возвращаться к возне. Щавелина продолжила возню с лекарственными травками, благо, от кухни, где она это делала, до жилой избы - десять шагов, и можно даже двери не закрывать. Когда она убедилась, что белочь не имеет привычки грызть электрические провода или что-то в этом роде, то стала ненадолго отлучаться и в бытовку за забором, где устроили лабораторию для микробиологии. Пробы, двести сорок штук более чем за пол-года? Как непуха делать! Хихикая, Щавелина отхватила по кусочку от каждой пробы, запухячила их все в одну чашку с питраствором, и поставила в изотермический шкаф. Получив полный ноль, она для успокоения совести повторила операцию пять раз, но сумма нулей была равна нулю, ясен пух. Это не особо удивительно, потому как по статистике, поймать реально опасный штамм вируса можно в одной пробе из многих тысяч, а значит, всё в пух. В последний из пяти раз Щавя свалила в кучу вообще все образцы, целиком, чтобы исключить возможность того, что заражение проскочит хоть каким-то образом. Правда, она не смогла бы тогда цокнуть, в каком именно образце было эт-самое, но поскольку она была уверена на девяносто девять пухов, что ничего там нет, то легко пошла на такой риск. А значит, содержимое чашек можно вылить в обычную яму, а не сжигать как биологические отходы.

Грибодур же для начала прошёлся по округе, подразнил своими боками волков, мордозрел кучу всякой живности и великолепный зимний лес, заваленый пушистым снежком. Как ни крути гуся, а после достаточно длительной разлуки с Лесом ему требовалось это сделать. Гуси, которых не крутили, провожали грызя гоготанием и трясли гузками так, что снег разлетался веером. Правда, делали они это за изгородью, потому как без оной их наверняка употребили бы в пищу. Судя по количеству лисьих следов, есть кому. Так, почему я не пру в Гнездо корм, спросил себя грызь. В итоге он учуял запах сушёных листьев крапивы, вырыл её из снега глубиной в метр, и теперь пёр в Гнездо корм! Сушёная и мороженая крапива отлично шла в суп, а много её, как правило, не бывает. Хотя, у Ратыша и Хвойки на огороде она растёт даже в качестве культурного растения, насколько мне не изменяет склероз, подумал Гриб. И собственно, они её всю и схомячили, что и требовалось доказать.

Закатав денёк-другой в сугробы и опушённую снегом хвою, Грибодур рискнул сунуть нос в ремцех. Опасения, что без него тут всё встанет, оказались напрасными, ясен пух - в цеху стояла только одна рудовозка, выглядевшая вполне бодро - с новыми стенками бункера, воняющими просмолённым брусом, и блестящими ободами новеньких колпар. В малой ремонтке вообще было пусто, только на втором этаже единственный грызь колупался с движком. Это было одним из преимуществ узкоколейников, движок от тепловоза по весу такой же, как у трактора, например - поэтому не нужны мощные краны, чтобы его передвигать. Ну, в пух, подумал грызь, полил земляные ящики, стоящие в цехах вдоль окон, и пошёл к станции.

Там тоже всё осталось по прежнему, как ожидал лось, впрочем. Теплики продолжали таскать составы с рудой, цистерны с минералкой из Халявного, брёвна - отовсюду. Избытка трясущих не имелось, но местное хозяйство к этому привычно, так что справлялось нормально, и поезда не простаивали. Грибодур с лыбой на морде позырил со стороны, как через станцию прокатывается состав с рудой. Этот песок тоже стал уже как часть малой Родины, дорог сердцу, так цокнуть. Стук колёс по стыкам и лязганье сцепок эхом отлетали от заснеженного леса, но когда поезд уходил за поворот - его сразу становилось почти не слышно, и наступала отменная тишь, только продолжали орать гуси.

Почти сразу после того, как грызь высунулся из Леса, его припахали к путейным работам, потому как косячила стрелка возле Нычного Дома. Точнее, она вообще не переводилась, как положено. Путейцы просто дежурили в Ныч-доме, и когда проходил поезд, передвигали остряки влапную, чтобы не останавливать движение. Песок сильно осложнялся тем, что вышедший из строя механизм засыпало снегом, и он смёрзся в сплошную ледяную кашу, забившись в узкие зазоры между стальными конструкциями и шпалами.

- Песок сильно осложняется тем, что вышедший из строя механизм засыпало снегом, и он смёрзся в сплошную ледяную кашу, забившись в узкие зазоры между стальными конструкциями и шпалами, - просветил грызей Курдюк, от нечего делать мотая хвостом с некоторой проседью, - Как думаете трясти?

- Как обычно? - предположил Ратыш, пожав ушами, - Самовар сюда, и всё.

- Пожалуй, да, - принял оригинальное решение грызь.

- Чё за самовар? - цокнул Гриб, привспушаясь под весьма прохладным ветерком с гор.

- Ну а ты головой, головой подумай, - захихикал Рат.

- А, - дошло через минуту до того.

Натурально, у них имелся самовар на целую тонну воды, и назывался он водородным аккумулятором. Обычно в цистерне было мало воды и много газа, но если нужно - наливали воду и грели её, пуская ток с генераторов. Таким образом, пока состав спускался с Мыш-Пика, вода в цистерне уже была сильно горячая. Её-то и лили через шланг на замороженную стрелку, потому как выковыривать влапную - реально очень долго, а кроме того, можно и повредить что-нибудь. Если же требовалось зимой разморозить какой-то участок пути, самовар вообще был незаменимой штукой.

- А заварки и сахару привёз? - осведомился Гриб у машиниста, скатив всех далеко в смех.

- Ну да, это уже грызечайная бомба получается, а это запрещённое вооружение, бугага...

Смех с мехом, а поскольку рядом был Ныч-Дом, чай опять пострадал - целый пакет оного перестал существовать. Горячая вода же сделала своё дело, моментально растопив лёд и стекая с насыпи, так что механизм оставался чистым. Ворочая открученный остряк, Грибодур в очередной раз опушневал, сколько всего вкручено в стрелочный перевод - и электрики, и механики. Причём, эта стрелка ещё питалась электричеством от линии, которая протянута до Ныч-Дома, а которые стоят в далёких местах - ухитряются ещё и получать энергию самостоятельно. Чаще всего, между рельсами стоит колесо с лопастями, и вот за эти лопасти с резиновыми накладками задевают оси поезда, когда он проходит. Колесо вращается, через редуктор раскручивает генератор до бешеной скорости, плюс набивает давления в пневматику. Когда путь до Мыш-Пика блокировала погода, аккумуляторы на автономных стрелках могли садиться, если это затянется на несколько дней, и тогда их приходилось заряжать - но, в обычном режиме их всегда хватало.

Электричество использовалось для управления через радиосвязь и непосредственно перевод стрелки, а пневматика выдавала короткие залпы сжатого воздуха, сдувая с механизма падающий снег, потому как иначе случится то, что и в данном случае - наледь заблокирует механизм. Кроме того, в снегопад никакое животное уже не влезет лапой в стрелку, потому как та каждую минуту издаёт громкое "фЫЩ!", сопровождаемое фонтаном отброшенного снега.

- Послушай ухом, Курдюк-пушище-ухомоталище, а вот это - что? - показал на агрегат Гриб.

- Это агрегат, - ожидаемо ответил тот, - Да ты что, грызун-хвост, до сих пор не знаешь, что это??

- Неа, - зевнул грызь, - Я знаю про паровоз, а про стрелки - это ваш песок.

- Угу. А правда, что это? - сделал удивлённую морду Курдюк, скатив в смех всех грызей.

Как это обычно и бывает, рожь не помешала ему провести лекцию по поводу устройства стрелочного перевода. Учитывая, что всё это проходило, когда перед ушами имелось всё это оборудование в натуре, причём в частично разобраном виде, соль быстро доходила до головного мозга, сухо цокая.

- Слава числовым машинам, теперь у диспетчера есть возможность видеть состояние всей механики, иначе это погрызец что такое. Да. А вот это - ультразвуковая пищалка, которая работает тогда, когда нет снега. Отпугивает организмы, чтобы их части не попадали между конструкциями, так цокнуть.

- А датчик осадков где? - осведомился Ратыш.

- Вон тама, - показал Курдюк на высокую мачту связи, каковые торчали рядом с каждой стрелкой на перегоне, - Правда, часто косячит, приходится включать по обстановке влапную.

Да и пух с ним, подумал Грибодур, уж что-что, а влапную это легко. Исправив стрелку, грызи набились в кузовок ремонтной дрезины, и на этом аппарате откатились обратно к Цибулинке. Даже зимой, когда местность в общем-то была довольно однообразной из-за снега и льда, склоны гор выглядели просто опушненно, так что многие таращились вокруг, как первый раз - хотя до этого таращились всю жЫзнь. Многие, а не все, только потому, что машинист пырился в основном на дорогу, как и положено.

- Во, видал? - показал Грибодур удостоверение водителя трамвая, полученное в Приозёрске.

- Пуха се! - присвистнул Ратыш, и заржал, - Депо Чфырчкое? А где ты это взял, выпушень эдакий?

- В депо Чфырчкое, как ни странно, - пожал ушами Гриб, - Короче, как только ты сунул уши в трамвай, то ты сразу не машинист, а водитель.

- Главное, чтобы тряс, а не гузло, - изрёк мудрость Курдюк.

В этом все с ним соглашались, и дрезина, похожая на маленький грузовичок-грызовичок, катилась по узкоколейке, петляющей между скальными выступами.

--------------------------------------------------------------------

Теперича, когда Грибодур просиживал долгие зимние вечера за числомашиной, а снаружи ветер шуршал снегом по окнам, появились новые условия. В нулевых, следовало не оставлять прибор включённым без прислуха, потому как на клаву могла запрыгнуть белочь! Кроме того, воткнуться ушами и не отвлекаться уже не получалось ни разу, потому как белочь запрыгивала и на самого грызя, цепляясь острыми коготками за пушнину, мотая серым хвостом и поцокивая.

- Такая пуша! - изумлялся Гриб, - Прям как белка!

Смех с мехом, подумал он, а когда в Гнезде белочи штуки три - за прибором уже вообще не посидишь, если только ночью, когда зверьки забьются в мох и будут сурковать. Щавелина, у которой тоже пух с хвоста не опал, иногда прибегала к хитрости - брала горсть орехов и рассовывала в нычки по всему дому. Белочи это обеспечивало несколько часов обнюхивания и выискивания, а грызуниха в это время могла заняться своей вознёй. На первое время, измеряемое несколькими месяцами, Щавя отказалась отходить от белочи хоть на шаг, поэтому согрызяй сам относил и приносил всё, что ей требовалось, благо, носить от силы двести шагов, до станции. Грибодур уже полностью привык к получению картонных коробок с фармбазы, в которых содержались заказанные Щавелиной препараты - эти посылки, как и все подобные, попадали на сборный поддон, который вынимали из вагона и пихали на склад. Следовало зайти туда, и обнаружив коробку среди некоторой кучи других, утащить в Гнездо. Что-что, а утаскивать в Гнездо - это Гриба и упрашивать не надо.

Помимо непрекращающегося балета, связанного с "сол-хомяком", грызь теперь регулярно просматривал сводки от пропушиловцев, потому как включил дополнительное бдение, вызванное наличием белочи. Ему и Щаве было попуху, хоть стая волков, хоть стадо слонов, но маленький зверёк ещё не мог осознавать все опасности в Лесу, и пока что нуждался в их защите. На сто пухов, подтверждал Гриб, глядя на висящий на стенке автомат. Главное, когда выходишь, не забыть сунуть обратно магазин, потому как, ясен пух, заряженных огнестрелов никакой грызь дома держать не будет, и патроны были заныканы достаточно надёжно.

Опосля просмотра сводки Грибодур вспушался на всякий случай, испивал чаёв, и переключался на следующую тему, которую трепал ежедневно. Песок в том, что он лично таки достал, и не кого-либо, а достал на базе снабжения автоматический анемометр, причём с радиосвязью. Тут это было не для удобства, а вообще для осуществимости задуманного, потому как прибор стоял на хребте примерно в километре от входа в рудник, и должен был измерять силу ветра в течении целого года. Ясен пух, что за такое время с ним что-нибудь да случится, и вот тут помогало радио, подключённое к обычной сети радиоцоков. Вслуху этого Гриб открывал сообщения и читал, что сегодня пишет этот прибор. Если прибор не писал ничего пару дней, следовало вспушиться и тащиться на гору, исправлять косяк. Один день мог быть пропущен из-за помех или косяков в сети, потом всё равно долетала информация, собранная за этот день, так что не стоило топтать гусей раньше времени.

Измерения ветра происходили уже несколько месяцев, и пока что давали достаточно жадную картину. В Цибулинке могла стоять тишь, но над хребтом ветер дул постоянно. Если не было атмосферных потоков, дул ветер, вызванный перепадом температуры - короче цокнуть, штиля там не случалось практически никогда. Загрузив данные в прогу, Грибодур получил результаты - сколько бы накрутил настоящий ветряк, работая на том месте. Грызь схватился за уши, естественно. Потом, похихикавши, обратился к согрызяйке.

- Щавь, - цокнул он, показывая на шею, - Подсними!

Щавелина скатилась в смех и "подсняла" с его шеи Жабу, вороша мех острыми коготками.

- Омойпух, не лень тебе лазать туда каждый раз? - уточнила грызуниха, - Ты что, действительно думаешь, что сможешь нагородить там ветряков?

- С пуха ли нет? - пожал ушами Гриб, - Но сейчас меня схватило по поводу того, что автоматика записала отличные числа! Вот, послушай ушами, сколько там можно накрутить.

- Восемьдесят процентов относительной эффективности? - почесала за ухом Щавя, - Да это допушнины, для ветряка.

- Даже пятьдесят - допушнины, - уточнил грызь, - А восемьдесят это почти в два раза допушнины. Если мы поставим там только две вертухи по полста кил, это почти покроет потребности рудника в энергии. Поставим четыре - ещё и отопление можно будет на них перевести. А если...

- Да понятно, понятно, - захихикала грызуниха, - Но это реально?

- Да с пуха ли нет, Щавя. Вопрос только в сроках, а так, если упереться, можно и на одну морду сделать.

- На две, - поправила Щавя.

- Тем более. Однако, чтобы цокать совершенно точно, нужен ещё как минимум год, для сбора статистики по ветру. Пух его знает, может, летом там резко всё меняется.

- Почти исключено, - покачала ушами грызуниха.

- "Почти" для Жабы недостаточно, - пояснил грызь, - Напух надо рисковать.

- Ну и как, ты собираешься начать прямо сейчас? - хихикнула Щавелина.

Грибодур позырил в окно, где светил яркий месяц и топтался по снегу изрядный морозец, выраженный примерно десяткой в общепринятых градусах.

- А то! - последовал естественный ответ.

Само собой, бежать на гору было рано, но вот поднимать волну среди белочного состава - вполне пора. Грибодур прикинул, что на две морды с согрызяйкой построить электростанцию можно, но вряд ли нужно, когда есть ещё полно заинтересованных пушей. Ровным счётом все грызи в околотке были заинтересованы в получении энергии из ветра, причём таким хитрым способом, чтобы мельницы не ездили им по ушам. Гриб написал некоторое цоцо для местной сети, в котором изложил соль... На этом месте он высунулся из-за шкафа и потаращился на грызуниху, которая вычёсывала пух белочи. Не так давно цоцо, написанное на электронную доску объявлений, изменило всю его жызнь. Как и всякий грызь, он и раньше не особо унывал, но до встречи с Щавей песок был совсем другим, нежели после. Припомнив это и похихикав, грызь внимательно проверял слова, чтоб не ляпнуть чего не мимо пуха.

Он указал, что создание массива ветряков может быть отличным подспорьем хозяйству околотка, причём на длительную перспективу и в качестве замены руднику, абы там всё-таки закончится сырьё. Ветряки придётся ремонтировать, так что в Цибулинке или ещё где можно устроить эт-самое, и выбивать прибыль, в хорошем смысле слова. Для того же, чтобы начать процесс, требуются как непосредственно рабочие лапы, так и вложения монет на приобретение оборудования. Поскольку ветрякам предстояло работать в весьма жёстких условиях, следовало использовать уже проверенную технику, а не пытаться сжадничать там, где не получится. Поскольку выпуск ветрогенераторов имел достаточно массовый характер, стоимость оных вполне умещалась в рамки пуха. Если цокать более предметно, то Гриб мог бы года за три-четыре насобирать монет на ветряк в сотню кил. Соответственно, если скинутся десять грызей - время сбора сократится в десять раз, и так далее, математика простая.

- Ну вот, примерно туда, - размял лапы Грибодур, отправив цоцо, - Пока дойдёт до всех ушей, там уже можно будет и цокать более предметно.

- Вот выпушень! - изобразила негодование Щавелина, и грызи скатились в смех, как снег с ледника.

Как и вычислил Гриб, доходило до ушей достаточно медленно, ибо далеко не все часто смотрят, что там написано на местглагне, а прочитав, не сразу бросаются эт-самое. Однако постепенно грызонаселение узнавало об этой инициативе, а как обычно оно бывает, инициатива начинала топтать инициатора. Всмысле, Грибодур получал сообщухи по поводу того, что мол затея в пух, и можно рассчитывать на вложения в виде рабочих лап и-или монет. Читая такое, он хихикал и потирал лапы. Когда же попадались сообщухи, где грызь подробно объяснял, почему не сможет в этом учавствовать, Гриб просто ржал в голос. Ему ещё повезло, что нашлось всего три таких йумориста, иначе грызь рисковал лопнуть со смеху.

Всё же он не забывал, что главное - это дождаться результатов замеров, а не пороть пухячку. Вслуху этого, к весне Грибодур готовился вовсе не к ветрякам, а к грибам. Всмысле, вернулся мыслями к выращиванию грибных плодовых тел в подходящем овраге, для чего изъял из сети пособия по этому вопросу, и более-менее тщательно изучил оные. Читать столь конструктивные сочинения, зарывшись в сухой мох в суръящике, под настенной лампочкой, да в собственном Гнезде - три раза в пух! Раньше к этому добавлялась возможность тискнуть согрызяюшку, шелкошкурую белочку, хррр... кхм! А теперь ещё на лапы Грибодуру то и дело запрыгивала белочь, чивкая и мотая серым хвостом, так что мысленная лыба оставалась включённой на постоянку. Мысленная, потому как от натуральной грызю морду бы перекосило.

В прошлом году он кое-что уже делал по поводу выращивания грибов, поэтому можно было рискнуть и запухячить грибную ферму. Правда, в Подбросном вот рискнули, и получили уверенный ноль - но, они там трясли по другой методике. Тамошние грызи хотели сделать грибоцирк, столь часто упоминаемый в цоканьи в том ключе, что он грызаный. На самом деле это была круглая фуфлюня, образованная частоколом брёвен и имеющая более толстые брёвна внутри этого круга. При должном увлажнении на колодах внутри грибоцирка люто пёрли грибы, перерабатывая несъедобную старую древесину в съедобные опята или вешенки.

Однако, не всё оказалось столь просто. Местные сосны и ёлки отличались повышенным содержанием смолы и оттого плохо набирали воду, а кроме того, температурный режим оказался ниже требуемого. В итоге и опята, и вешенки отказались расти в грибоцирке, поэтому грызям предстояло либо утеплять его и усиливать подачу воды, либо забросить это дело. В любом случае, белых они там не получат, это точно. А вот в овраге номер два, как он числился по бюрократии Грибодура, белые точно будут. Вопрос только в том, сколько именно. Если просто отгонять от делянки свиней, прикидывал грызь, можно набрать от нуля до центнера, в зависимости от погоды. Следовательно, разумная мера - протянуть туда водопровод и сделать погоду искусствено. Шагов эдак семьсот от дому, прикинул Гриб по плану местности, это скорее мимо пуха, чем в оный.

Следовательно, прокатит другой вариант - протянуть провод прямо по веткам капитальных ёлок, каковые точно будут стоять многие года, вырыть на месте колодец, и качать насосом оттудова. Учитывая, что это овраг, по дну коего и так течёт ручей - проблем с добычей воды быть не должно. Соль в том, что вода должна не лежать на дне, а стекать сверху, через старую древесину, вымывая из оной вещества, потребные для грибницы. Сало быть, записал в бумагу Грибодур, семьсот метров кабеля, насос, кирпичи для обкладки водозабора, цемент. Ещё лучше, если удастся достать длинные стальные балки навроде тех, что используются в строительстве цехов. Грызь намеревался положить их как обрешётку сверху оврага, а уже на них наваливать древсырьё - так и литься сверху будет, и залезть за грибами можно, и крыша придаст дополнительного тепла.

Можно конечно сделать подпорки и из брёвен, на древобазе хоть ушами жуй сушняка, вполне пригодного для этого. Вопрос только в том, что брёвна под брёвнами будут гнить точно также, а это мимо пуха, потому как велик шанс словить всю эту погрызень на уши. Обернуть их толью или плёнкой не прокатит, потому как вода будет обтекать это дело, а загрязнять её смолой и продуктами разложения полиэтилена никак нельзя, ибо грибы очень чувствительны к этому делу. На самом деле, даже стальные балки будут не слишком в пух, потому как постоянно будут вваливать в поливную воду окисел железа. Послушаем... Грызь порылся в литературе и выяснил, что - вот это номер! - он не первый, кто столкнулся с этой проблемой.

Грибодурцы решали вопрос несколькими методами. В нулевых, можно было класть брёвна не над посевами грибов, а в отдельную ёмкость с водой, соответствующих размеров, конечно. Вода напитывалась продуктами распада древесины, что и требовал лось, и потом её можно выкачать насосом и вылить на "грядку", не испытывая никаких затруднений. Другой способ - сделать под опорами лотки, чтобы вода, которая обтекает их, сливалась в сторону, а не на грибницу. Подумав головой, а также вспушившись, Грибодур склонился к нулевому варианту. Потребуется больше цемента и камень, чтобы сделать запруду для вымачивания, зато это надёжнее. А крышу можно и из сухого лапника накидать, там особой точности не требуется.

Значит, топтать - кого? Гусей, всё правильно, заржал грызь. Это ему рассказал отец, как проверять, не ерунду ли ты делаешь. Проверив, Грибодур утвердил окончательный план работ на следующий сезон. Городить сразу пухти что было бы рисковано, поэтому легко обойтись навесом в три погонных метра, и ямой на дне оврага, куда лягут палки. Эксперимента ради можно и лейкой полить делянку, тогда не потребуется вообще ничего, кроме возни и сбора материалов по окрестному лесу. Оптимальный баланс достигнут, цокнул себе грызь.

Оптимальный баланс по пушнине же был достигнут не в планах, а по факту, потому как белочь. Грибодур довольно частенько выходил с Мышисой и на огород, и в Лес - впрочем, с белочью никакой разницы между этим не было, потому как изгородь не удерживала её вообще никак. Юркий зверёк перепрыгивал по веткам, совершенно не задевая колючек и развешеных репьёв, и только серый хвост шур-шур, и готово. Дикая белочь могла бы делать также, но её смущали коты и прочие звери на огороде, поэтому грызи редко видели таковую на грядках. Гриб слегка привспушался, когда дочка взлетала по стволу ёлки на высоту метров эдак в шестьдесят - впрочем, где это слыхано, чтобы белка упала с ёлки? Да где-где, вот этим самым гузлом приложился, припоминал грызь, и хихикал. Но хихикая, не забывал держать под лапой автомат и посматривать на небо, воизбежание.

В районе середины зимы, когда околоток щедро засыпало мягким снегом, Грибу привалило песка по другой тематике - "сол-хомяк" достиг места назначения. Почти целый месяц корабль затормаживался относительно астероида, выбрасывая длинный узкий факел плазмы, состоящий в основном из атомов железа. Теперь, наконец, производилась стыковка корабля к поверхности.

- Омой этот, как его... - цокнула Щавя, услышав это дело.

- Ща-ща, погоди, дай угадаю! Пух?

Смех с мехом, а вблизи астероид выглядел не как булыжник, а как огромный булыжник, что не особо удивительно. Точнее, при рассматривании с относительно близкого расстояния различались трещины, выбоины и отверстия, так что объект походил на кусок горы, висящий среди звёзд. Возможно из-за того, что это и был кусок горы - правда, на самом деле он двигался с огроменной скоростью, но вслуху отсутствия близких ориентиров это никак не заметить. По крайней мере грызи возрадовались, что астероид оказался действительно одним большим куском железно-никелевой руды, и следовательно, первоначальные планы придутся в пух.

- Вон слышишь, более светлая точка? - показал на фотографии Гриб.

- Хм, - послушала Щавелина, - Что-то ударило в камень, так?

- В запятую, - кивнул грызь, - Зонд, который и проводил разведку этого астера. Несколько лет назад было. Бахнулся прямо в него, бедняга, ведь затормозить он не мог.

- А теперь как топтать этого космического гуся? - осведомилась грызуниха.

- Когда засверлятся и пристыкуются, будет развёрнут модуль с монтажоботами, - показал по схеме Гриб, - Тогда начнут плавить материал, чтобы смонтировать второй двигатель. Потом...

- Ща-ща погоди, дай угадаю! Суп с кротом?

- Реакция в норме, - заржал грызь, гладя согрызяйку по ушкам, - Кроме супа с кротом, будем ещё делать большую плавилку, чтобы прямо в процессе переплавлять руду в швеллеры.

- Омойпух! - мотнула ухом Щавя, - Но эти миллионы километров дотудова реально напрягают!

Число, показывавшее расстояние до астероида, было очень многозначное, а последние разряды быстро тикали, изменяясь, потому как булдыган вместе с "сол-хомяком" удалялся от планеты, двигаясь по своей орбите вокруг солнца. Мышиса, запрыгнув на стол и попырившись в экран, чивкнула, вспушилась, и побежала дальше искать заныканые мамой орехи. Вероятно, она цокнула бы "омойпух", но просто ещё не выучила этого междометия.

- О, есть первый шпал! - цокнул Гриб, довольно потирая лапы.

- Это в пух, - хихикнула Щавелина, пихнув его в пух.

- В пух, хотя и в астероид, - уточнил грызь.

Первый шлямбур был установлен на поверхности астероида, и теперь корабль оказался жёстко связан со своей добычей. Точные маневры весьма сложное дело, поэтому гораздо лучше, когда есть механический контакт. Грибодур помнил несколько косяков, когда программы полёта были запороты из-за неправильного маневрирования, а уж на симуляторе это можно от стену убиться, прежде чем удастся подвести объекты друг у другу именно так, как нужно.

На экране отображалось, как длинная стрела манипулятора осторожно подводит бур к месту следующей скважины. Причём, картинка была комбинированная, вид с видеокамеры накладывался на симулятор, потому как абсолютно чёрные космические тени не давали толком ничего увидеть. Плюс, временная задержка во много минут, пока радиосигнал долетит до планеты, и главное, пока его прожуют сети.

- А вы с родичами? - уточнила Щавя, хихикая, - Гусей топчете, пока это всё будет крутиться?

- Само собой, - хмыкнул Гриб, - Как цокалось, у нас - энергетика. Тут много чего контролить надо, воизбежание. Вот слышишь, манипуляторы обёрнуты теплоизоляцией, как белка пухом? Если стрелу проморозит, она сломается, как вафельная.

- А как там с погодой? - осведомилась грызуниха.

- Малец прохладно, минус сто сорок на тёмной стороне астероида. На солнечной минус сто двадцать, он ещё тепло проводит хорошо, поэтому перепад небольшой.

- Пуха се морозец! - вспушилась Щавелина, - А что так мало-то?

- Астер дальше от солнца, чем планета, раза в полтора. И главное, этот кусок руды излучает тепло в вакуум, а это очень эффективное охлаждение. Поэтому пришлось делать столь же эффективную теплоизоляцию. Но и здесь можно сжадничать! - не забыл упомянуть Жадность грызь, - Если поставить радиаторы реактора соответствующим образом, они сами нагреют всё, что нам нужно, просто излучением. Так что, тут есть что поковырять.

Как бы там ни было, даже Щавелина просидела некоторое время перед экраном, заворожено глядя на картину космического огорода, который сейчас пахал сам себя на немыслимом расстоянии отсюда. В тёплой избе, когда потрескивают поленья в печке, а снаружи опять заметает метель, такой вид вызывал особо уютное ощущение. Ну а уж Грибодур так воткнулся в возню, и теперь регулярно просматривал обновления, полученные с объекта, и разбрыливал над тем, всё ли там в пух. Как показывала практика, это необходимо, потому как возня состояла из огромного количества элементарных операций, и где-нибудь да возникали косяки, которые и необходимо выловить из массы информации. В частности, Гриб регулярно запускал программы проверки, сам же их и составляя - тобишь, делал тоже самое, что и немало других грызей, чтобы было ну совсем точно. В таком случае числовой прибор тихо шуршал вентиляторами всю ночь напролёт, прогоняя программы.

Если же открыть страницы в сети, где шло цоканье о перспективных разработках, так и за голову схватиться недолго. В нулевых, на плавбазах в океане уже строили прототип тяжёлого челнока, способного за раз выводить на орбиту по пятьсот тонн полезной нагрузки. Те системы, которыми пользовались сейчас, брали в десять раз меньше, например. Чтобы сделать возможной такую погрызень, аппарат оснащался термоядерным реактором, а рабочее тело брал из воздуха, при полёте в атмосфере. Эта выпушень была похожа на подлодку с треугольными крыльями и дюзами сзади, и всю её покрывали керамические плитки термоизоляции. Собственно, это и было судно, в плане того, что взлетать оно должно с воды, чтобы сэкономить на весе шасси.

Если летающий корабль ещё кое-как лез в привычную картину, то молекулярная нить, способная выдерживать натяжение в миллион тонн, слегка напрягала голову. Эти нитки начали делать совсем недавно, но они уже успели себя проявить, привязывая цепочки энергетических аэростатов к наземным станциям. Ранее этого никак не удавалось сделать именно из-за отсутствия подходящей "верёвки" - когда нить весит десять килограмм, а заменяет собой тросы на тысячу тонн, это другое кудахтанье. За нитку также крепко схватились космонавты, потому как это давало возможность тратить меньше рабочего тела, в идеале - вдвое. Ведь если сделать нитку достаточно длинной, километров в сто, то можно устроить "пращу", которая разгоняет корабль по окружности, а затем запуливает в нужном направлении. Вариантов использования сверх-нитки в этом плане достаточно много, так что и.

Но, цокнул себе Гриб, нитки будут делаться на дальней орбите планеты, а на орбите Червона, куда должен прибыть астер с "сол-хомяком", пока что строятся перегрузочные и заправочные станции для обеспечения дальнейших операций, так что ближайшие лет десять там потребуется в основном тяжёлое оборудование и материал, причём в изрядных количествах. Поэтому, собственно, туда и попрётся целая рудная гора, которая должна стать самоходной. Иногда, глянув на это дело спросонья, Грибодур опушневал - что, вот эту тушу переправить на пухти сколько миллионов километров?! Однако, против физики не попрёшь. Термоядерный реактор давал энергию, а двигатель мог давать очень приличную тягу, используя в качестве рабочего тела железо - а железа в астере имелось допушнины. Поэтому, если ста тоннам придать некую скорость, всё остальное полетит в другую сторону со скоростью, равной массе этого остального, делённой на сто тонн.

Всё к тому идёт, довольно потирал лапы грызь, хихикая и тряся ушами, это уж как рыть дать. С одной стороны - гигантское количество механизмов, каждый из которых может выйти из строя, при том что до него никак не дотянуться лапой. С другой - все критичные механизмы дублированы так, чтобы можно было восстановить вышедшие из строя части. Единственная незаменимая вещь - реактор, без него никуда. Однако, по здравому размышлению, если уж он работает - то будет работать и впредь, опять-таки физика и рассчёт ресурса. Могли бы вылезти какие-нибудь дефекты в материале, но для этого детали реактора подвергали крайне тщательной проверке, поэтому была уверенность, очень близкая к ста процентам, что заявленный срок реактор отработает. Исходя из этого, Гриб давно прекратил бояться, что вся эта многолетняя возня может обратиться в один большой ноль - в нулевых, ничего страшного. Во-первых же, есть все основания думать, что всё сделано правильно. Причём, правильно - это когда по обе стороны экрана в пух, добавил грызь.

--------------------------------------------------------------------

- Цокни: ъслое.

- Чив! - чивкнула белочь и прыгнула за орехом, но Щавелина ловко перекинула его в другую лапу.

- Цокни: ъслое, - продолжала занятия грызуниха, - Ну белочь, пуша, цокни: ъ-сло-е, ну?

- Цявк! - мотнула ушками серая зверушка.

- Не цявк, а ъслое, - хихикнула Щавя, - Ещё раз, бельчона. Ъ-сло-е.

- Цявк!...

Грибодур, сидевший в своём закутке с книжкой, сначала просто втихоря ржал, слушая это выступление, а потом поперхнулся воздухом и загоготал вслух, когда ему пришло в голову, как можно продолжить это дело.

- Кто там ржёт, как конь! - засмеялась грызуниха, - Не, я знаю, что впринципе белочи рано ещё цокать слова, но хуже-то от этого не будет.

- Сейчас послушаем, как кто будет ржать, - цокнул Грибодур, вылезая из суръящика.

Он уселся к столу, на котором сидела белочь, с интересом глядючи на грызей. Она знала, что в конце концов орех попадёт к ней на резцы, поэтому не беспокоилась, а только интересовалась, что они ещё удумали. Гриб подождал, пока зверёк привыкнет к его близкому присутствию, а Щавя сделает ещё несколько попыток, чтобы было цокнуто "ъслое". Тогда грызь квохтнул, чтобы белочь уставилась на него.

- Чив! - чивкнул он, и добавил, - Цявк!

- Ъслое! - немедленно цокнула белочь.

- Лошааадкааа... - показал на грызуниху Гриб.

Когда Щавелина проржалась, она не могла не признать, что это логично. Правда, белочь пока не понимала смысла слов... даром, что "ъслым" грызи могли назвать вообще всё что угодно. Однако, даже бессмысленное цоканье развивало цокательный аппарат, потому как если белочь не будет долго цокать, то будет очень трудно научиться этому. Поначалу обучение будет идти очень медленно, белочь в возрасте трёх лет обычно знает совсем немного слов, однако процесс идёт по нарастающей, и потом эт-самое. Главное, что грызям не надоедало возиться с потомством, и более того, занятия с белочью регулярно приносили потеху.

Серенькая конечно нет-нет да и грохнет на пол стакан или кастрюлю с супом, потому как лазает по всей избе, в том числе по стенам, цепляясь за брёвна острым коготками. Однако, если прикинуть, что в доме живёт маленький зверёк, который никак не может одупляться, то ущерб получался настолько мизерный, что грызи хвост на него клали. Вот когда белочь грызёт электропроводку, тут приходится принимать весьма затратные меры - но, Мышиса предпочитала грызть сухари и орехи. Резцы у неё выросли сразу же, и когда она держала что-либо лапками и начинала Грызть, то только ошмётки летели, даже если это осиновая палка. Теперь, когда ночью раздавалось "хрум-хрум", Грибодур уже не думал, что это заяц залез в сарай - это дочка вытащила из заначки сухарь или палку, и Грызёт.

Ближе к весне в Цибулинку нагрянули беличьи родичи из корневого околотка, так цокнуть. Они не бросались сразу пыриться на белочь, потому как знали, что в этом случае белочь убежит, да и родители белочи не будут в восторге. Поэтому компания расположилась на постой в одной из комнат в общаковом доме, каковая пока что пустовала, а на белочь пырились снаружи, в Лесу.

- Омойпух!... Омойпух, - только и доносилось цоканье, и грызи хихикали и трясли ушами.

- Овашпух, - соглашался Грибодур, распушив уши.

Ему, как и согрызяйке, тоже было приятно потрепать уши родителям, пока есть такая возможность. Грызи не стремились всё время скучиваться и кудахтать, как курицы, но расцокать о событиях и узнать о других - это завсегда в пух. Ну а это, ясен пух, приводило к постоянным покатушкам по смеху, так что снег возле изгороди участка оказался примят хвостами, когда ржущие катались по нему. Увидев, что грызи ржут, Мышиса проникалась к ним большим доверием и на второй день даже запрыгивала на лапы и позволяла себя гладить.

- Однако вот какой песок, - цокнула Майра, которая мама Щавелины, - Неплохо, когда белочь на две и более морд, вы улавливаете соль?

- А, вот оно куда, - почесала за ухом Щавя, - Было дело, думала. А как это осуществить?

- Ну, обычно мамаши собираются возле школы, там и тренируют белочь на групповые действия, - пояснила грызуниха, - Хотя я этого не проходила, сама понимаешь.

Щавелина понимала, потому как у неё были две сестры, и когда она была белочью, они возились вместе. Некоторое количество групповой возни для белочи полезно, потому как развивает навыки, и зверёк подсознательно усваивает, что белочь - это целая категория зверьков.

- Думаю, надо будет так и сделать, - кивнула Щавя, - Там пухня вопрос, двадцать минут на поезде. Тем более, это стоит делать отнюдь не каждый день, так ведь? Так что, справлюсь легко.

- Да кто бы сомневался, - пихнул её отец, - Та ещё погрызуха!

- Ну, та или не та, пух знает, - хихикнула погрызуха, - Но знаете, у нас в околотке всё-таки как-то... слишком много грызей, чтоли. Или скорее, мало гор. Здесь я чувствую себя как белка на ёлке!

- Это в пух, Щавюшка. Мы гады... тоесть, рады, что ты нашла себе околоток по пуше, - Майра цокнула это с такой лыбой на мордочке, что становилось ясно, что она ничуть не приукрашивает.

- Честно цокнуть, это всё вон тот выпушень, - показала на Грибодура Щавелина, - Если бы он не эт-самое, даже не знаю, как бы оно всё было.

- Тык, попадание по центру пуха достигнуто.

Смех с мехом, но Гриб слегка вспушился оттого, что Майра и Елыш теперь слушали на него с явной хруродарностью. Ну ладно же, хихикнул он, сейчас я вам...

- Вот вы слушаете на меня с хруродарностью, - цокнул он, - А на самом деле, это я люто хруродарен вам за такую дочку. Щавя просто хррр какая грызуниха!

Грызуниха прикрылась хвостом, а её родители переслухнулись и вспушились, на всякий случай. Однако все понимали, что главное - это озвученное попадание по центру пуха, так что, нечего топтать гусей. С лыбами на мордах грызи пырились на то, как Мышиса прыгает между ёлками, мотая пушистым серым хвостом. Даже Щавя и Гриб уже нисколько не опасались, потому как понимали, что белка с ёлки никуда не денется.

- А у нас... у вас, по околотку, как оно? - осведомился Грибодур у своих.

- Ну как, курочка по зёрнышку клюёт, да весь двор засирает, - заржал Прудень, - Кстати да, Мурка там курятник наладила, теперь мы с эт-самыми. А так, в пух... Связь уже сделали, кстати.

- Сделали, связь? - состроил крайне церемонную морду Гриб.

- Угу. Оптическая линия до Хмельского, а там станция связи со спутниками, ну и далее по сети. Канал получается где-то пятисекундный.

- Ну, пока что с нашим сол-хомяком это попуху, - хмыкнул Грибодур, - Здесь-то пять секунд, а пока туда и обратно пройдёт, допуха сколько минут. Один пух, только через симуль.

- Один, - согласился Пруд, - Это так, на перспективку. Ну и объёмы данных по сети гонять тоже.

- А Разбрыляк затеял у нас делать завод вычислительной техники, - цокнула Майра, и захихикала.

- А чего ты хаха? - пожал ушами Гриб, - Раз вполне может, он же эт-самое, жажинер по электронике...

- А электроника тут нипричём, - пояснил Прудень, - Они думают делать механические арифмометры.

Гриб вспырился на отца, но тот и не думал ржать - так, хихикал в фоновом режиме, так что про арифмометры - это ни разу не шутка. Впрочем, подумав головой, грызь понял, как это может быть.

- Аварийные блоки управления? - уточнил он.

- Они. Электронную схему может выбить э-эм импульсом, а стальным барабанчикам попуху. Если цокать более конкретно, - цокнул более конкретно Прудень, - Такой блок на аппарате сможет перезапустить электронную систему, даже если стереть с неё абсолютно всё. Новая прога вводится с перфокарт, как минимум, на приём внешних данных. И - Прибыль.

Грызь прожевал мысли под ушами и пришёл к выводу, что Прибыль - да. Механическая числовая машина действительно помогает, если что-то случается с электронной. А изготовлять такие "арифмометры" не слишком просто, потому как сейчас это скорее микро-механика, когда в общую схему собираются десятки тысяч деталек. Примерно как механические часы, только раз в сто более трудоёмкие в создании. Разбрыляк может смело вспушиться, если у него получится хоть что-нибудь!

- Так, эт-самое, - сделал заявление Елыш, - Прошлый раз к вам сюда летом заезжали, поэтому кое-кто отбазарился, что мол без тёплых куртаков в горы - никак. Так что, мы подготовлены.

Грызь похлопал по куртаку, так что Гриб и Щавя были вынуждены согласиться, что подготовлены. Собственно, у них и не было намерения прятать горы хоть от кого-нибудь, а уж от своих ближайших родичей так и подавно. Вслуху таких дел, на следующий день белочь оставили у Хвойки, потому как та была только рада возможности позырить на белочь вблизи, и двинули в горы. Брать с собой Мышису сочли чрезмерным, потому как она никогда не была на высоте, и приучать следовало постепенно. Грызи же поднимались не постепенно, а просто влезали в поезд и ехали до рудника. Пассажирский вагон снова стал ржаным, потому как местные, знавшие Гриба и Щавю, оцокивали их и трясли ушами.

- А доставали мы эт-самое вооон оттудова, - показал за окно Грибодур.

Возможно, засыпаный снегом склон с торчащими серыми выступами и не выглядел, как неприступная вершина, но здесь все уже были в курсе, что подняться туда далеко не просто. Тем более - устроить лагерь на несколько суток и проделать немалую работу по запилке льда.

- А может, туда и стоило сходить? - цокнула щавелинская Майра, - Седловина Семи Гусей, это в пух.

- Там есть ряд ньюансов, - хмыкнул Гриб.

Он расцокал о том, что в окрестностях этой самой седловины наблюдались вещи, связанные с потерей здравого рассудка, и, как полагают грызи, причиной тому инфразвук, производимый пещерами.

- Слышала, - цокнула уже грибодурская Майра, - Что в каком-то околотке действительно пещеры давали инфразвук, отчего место было весьма непопулярное.

- Было? - хихикнула Щавелина.

- А то. Когда это выяснили, пухнули в скважины динамита, вот и весь песок.

Грибодур сдвинул уши, потому как на них изнутри надавила мысля. А и то правда, подумал он, если пухов звук будет мешать, ничто не мешает ему помешать!...

- Да что ты ржёшь! - пихнула его лапкой согрызяйка.

- Да вот думаю, что хорошо бы ещё как-нибудь сподобиться, и изучить те пещеры, которые мы видели на результатах сканирования.

- А звук?

- Ну, для отдельных пушей звук можно заблокировать, - цокнул Гриб, - И не обязательно бензопилой. А уже если там найдётся что-нибудь, тогда немудрено и... динамита в скважины, например.

- Эк тебя несёт, как гусака по кочкам, - цокнула Щавя, - Хотя, суть понятна.

Грызи уставились на склоны, прожёвывая новые вводные. Они и так знали, что здешние горы не есть однородный массив каменной породы, в каком нечего ловить. Теперь же открывалось весьма интересное направление для рытья! По пещерам можно далеко забраться, кроме того, как правило, пещеры и вкрапления неоднородностей, тобишь рудные жилы, это рядом.

- А недрологи ваши что, хвосты жуют? - осведомился Елыш.

- Да у них возня с Мыш-Пиком, - пояснил Гриб, - Всё время слушают, как себя ведёт гора, абы не вышло чего. Без помощи они вряд ли сподобятся хоть куда-нибудь.

Грызь позырил на согрызяйку, и Щавя, пожав ушами, вспушилась. Это следовало понимать так, что она ничуть не против исследований в области недрологии, однако на данный момент у неё есть тема с абсолютным приоритетом, и тут нечего цокнуть поперёк.

- Вы только слушайте, как полезете, осторожнее, - не удержалась цокнуть Майра, хотя и понимала, что это есть очень длинное междометие.

- Скорее всего, не полезем, - покачал ушами Грибодур, - Всмысле, первыми. Даром мы с робототехникой возимся чтоли? Ботов запустим, и в пух. Им всякий звук попуху.

Грызи повращали ушами, подтверждая, что резон есть, и немалый. Поездок из двух вагончиков тем временем уже тащился по склонам Белоспинского хребта, на котором и находился Мыш-Пик. Как оно обычно и случалось, с одной стороны - уходящая в небо стена снега, с другой - обрыв, и если не заглядывать вниз, то видны только облака и скалы далеко внизу, еле различимые в дымке.

--------------------------------------------------------------------

Част седьмой

Развалившись на сидушке в кабине теплика, Грибодур в очередной раз приступил к чайной церемонии, тобишь накатил в кружку указанной жидкости из электросамовара, да и выпил, как ни странно. Как оно обычно случалось, если цокать о белочках, чай большей частью состоял из собранного здесь же, и лишь немного разбавлялся завозной заваркой, придававшей дополнительный вкус. Кефир ещё в холодильнике стоит, припомнил грызь, надо употребить, пока не прокис. К этому всё шло, потому как поезд прокатывался через поля с обилием цветущей красным травки, а это совсем близко к дому. Лязгая по стыкам колёсами, теплик прокатился мимо входного светофора станции, волоча за собой обычный набор - десять рудовозок и аккумулятор. Грибодур, уже даже не напрягая голову ни на пушинку, повернул тормозной кран ровно тогда, когда требовалось, так что состав остановился в двух метрах перед сигналом. Как-никак, чуть ли не двадцать лет практики, пух в ушах!

Грызаный случай, подумал Гриб, иногда просто не верится, что прошло целых двадцать лет с тех пор, как они с Щавелиной приехали сюда. Впрочем, с прошедшим временем всегда такая фигня. Переключив тумблеры в стояночное положение и убедившись, что поезд стоит, грызь неспеша вспушился, собрал накиданные на столик распечатки, которые он читал во время стоянки в Овражках, ну и вообще, убрал за собой художественный срач, ибо рабочее место лучше оставлять в том же виде, в каком получил его. Тобишь, за борт полетела обильная порция огрызков и шелухи от орехов и семечек. Позырив в окно на полосы кустов и деревьев за ними, Гриб убедился, что за прошедшие годы Цибулинка практически не изменилась, и это ему чрезвычайно нравилось.

Летом со станции было не слыхать практически ничего, кроме самой станции, потому как с обеих сторон буйно зеленела флора. Впрочем, не только зеленела, многочисленные кусты обсыпались разноцветными соцветиями, а в воздухе отчётливо несло соответствующими запахами. Среди цветущей сирени ныкалась маленькая низкая платформа и домик при ней - тоже самое в точности увидели Гриб с согрызяйкой, когда спрыгнули сюда с поезда. Единственное, вагонов тех уже не было, потому как ресурс эт-самое, но с другой стороны, новые выглядели ровным счётом также, как старые. Как и раньше, станция Цибулинки имела три пути, один для проезда, мимо платформы, второй для отстоя рудовозок, где сейчас и встал состав, третий ближе к складу, для местных грузов. Если там не стояли вагоны, то открывался вид на длинный низкий склад, площадку и гараж - а дальше опять Лес.

Размявши лапы, грызь выбрался из довольно узкой двери на щебёнку, которая привычно защебетала под ногами, и пошёл вдоль состава. Благо, не дальнобой на обычной "железке", который длиной более километра, пройти совсем недолго. На солнце, которое казало себя из-за облаков, сверкали ободы колёс, отполированные до зеркального блеска за счёт интенсивной эксплуатации. "Эй колёса, эт-самое" - подумал Грибодур, хихикаючи, а сам при этом не забывал внимательно слушать, всё ли в пух в подвижном составе. Если что отвалилось - немаловажно знать, когда именно отвалилось, поэтому вытаращиться глазами никогда не будет лишним. Отваливалось исчезающе редко, но это никак не повод расслабиться. Навстречу шлёндал Хламыш, который тоже не расслаблялся, потому как лично осматривал состав, прежде чем влезть в теплик.

- Ну как Грибыч, оно в? - показал в пух Хламыш.

- В, - кивнул тот, и этого подробного отчёта хватило, чтобы машинист успокоился.

Возможно даже, слишком успокоился, хмыкнул Гриб, потому как Хламыш только недавно начал кататься на тепликах, и думал, что Грибыч точно не может пропустить что-нибудь. А зря, захихикал грызь. Открутить чтоли сцепку смеха ради... да нет, слишком накладная шутка получится. Вроде как в Развозном, где Хлам проходил практику на машиниста, у них есть учебные вагоны, чтобы устраивать такие шутки. Значит, всё действительно должно быть в, посмотрел на пух грызь, и от нечего делать помахал хвостом, расшугивая воробьёв. Он взял на себя труд вскарабкаться на платформу высотой по колено, и оттуда позырил, как состав убывает со станции. Да как убывает, как обычно, собственно - теплик зарычал движком, фонтанируя горячим воздухом, с некоторым грохотом натянул сцепки, и неспеша двинулся лязгать колёсами по стрелкам. Он ещё и присвитнул при отправлении, так что более-менее его слышали по всей Цибулинке. Правда, сверять часы бесполезно, рудовозки катаются как пух на уши положит, плюс-минус час.

В густых кустах, окружавших магаз и контору, явственно хрюкала свинья, то и дело выпихивая оттуда куриц, которые всквохтывали, вспушались, разбрасывая перья, и шуровали обратно. На относительно широкой дорожке три грызунёнка запрягали здоровенную собаку-волчарку в тележку - получалось так себе, ясен пух, и Грибодур поржал. Далее, за объездными путями, слегка возвышались над уровнем кустов двухэтажные деревянные дома, кажа обросшие густым мхом шиферные крыши. Перед этими домами, как обычно, колосилась небольшая поляна злаков, пока ещё совсем зелёных. И уху приятно, и желудку, собственно, тоже. Нынче там возилась Ратика, грызуниха из Южного дома, обрабатывала край поляны, используя лопату. Только и слышалось, что звук трясущихся ушей, да мотылялся пушной рыжий хвост.

Гриб не стал отвлекать грызуниху от тряски, а пошлёндал дальше, мимо ремцеха - этот тоже, как был, так и остался, шиш с ним что случится, собственно. Вот с тыблонями, которые росли вдоль дороги дальше - случилось. Самые старые уже засохли и пошли на дрова, а рядом бодро зеленел ряд новых, обещая обильные урожаи тыблок. Дорога же, как и всегда, осталась просто грунтовой колеёй. Летом её утаптывали до бетонного состояния, но в половодье развозилась изрядная грязь, так что ничего кроме трактора не пройдёт. Да собственно, туда и ездили раз в год, потому и не заморачивались. После некоторой кустовой паузы шли участки, в том числе грибодуровский. Сначала он был единственный здесь, но когда в Цибулинке слегка прибавилось грызей, огородили ещё два, и теперь оттудова доносился всё тот же звук трясущихся ушей, образно цокая - то лопата втыкается в землю, то топор в поленья, то пила в бревно. За своей же изгородью Гриб с удовольствием видел без преувеличения огромные тыблони, подпёртые стойками, потому как иначе они сломались бы под весом плодов.

Прошуршавши в узкую калитку, зажатую плотной листвой, грызь пожамкал бока толстого кота, который появился на тропинке и собственно, предъявил бока. Этот чёрно-белый Курный топтался тут постоянно, и как-то ухитрялся отъедаться, хотя грызи только наливали ему молока. Окинув ухом грядки, Грибодур счёл, что на днях следует кое-что прополоть, хотя и не обязательно. Когда не обязательно - это в пух. А уж увидеть собственную согрызяйку, когда она сидит у открытого окна кухни и перебирает травки, собственнолапно добытые в горах, это ещё больше в пух! Грызь таки не сразу пошёл в избу, а ещё попырился на Щавелину, какая она рыженькая, пушная и ушастенькая, и втихоря потёр лапы, намереваясь в скором времени схватиться ими прямо за белку. Из радиоприёмника негромко доносилась известная песня, которую пел грызь с хриплым голосом и под гитару:

Здесь вам не равнина, разуйте глаза -

На куче щебёнки блеет коза,

И здесь за самосвалом идёт самосвал!

И можно лезть на обрыв, тупануть, но мы выбираем жадный путь,

Набитый, как мешки у хомяка!

- Набитый, как мешки у хомяка! - подпевала Щавя, перекладывая подсушеные веточки, - А кто это там такой пуховой?

- Кот? - предположил Грибодур.

- Белка, - поправила Щавя, - Крупный грызь.

- Вот же выпушень! - разыграл возмущение Гриб, - Никак незаметно не подберёшься!

Щавелина пожала ушами и показала хвост, имея вслуху, что пух с него ещё не опал. Грызь слегка тискнул пушную тушку, слегка, потому как негоже отрывать от тряски, и пошёл себе лопать варёную картохлю, каковая водилась тут практически постоянно. Разогревая корм на электроплитке, он поржал, и не просто так, а потому как снаружи баран пытался бодать загородку, чтобы добраться до капусты, но изгородь пружинила и не получала никаких повреждений.

- Щавь, а Мышь где? - осведомился Грибодур с набитым ртом.

- Уважабенные пассажиры, прежде чем обращаться к водителю, пожалуйста, вынимайте хвост изо рта, - захихикала Щавелина, - Кхм! Да дрыхнет, как распоследняя сурчина, потому как по горам лазала.

Гриб похихикал, заглянул за шкаф, служивший надёжной стенкой от шума, и убедился, что из суръящика торчит серый пух от хвоста Мышисы. А значит, есть повод думать, что и вся белка там же.

- Ну, пущай суркует, - цокнул он Щаве, - Грызаный грибоцирк, это сколько она километров по горам прошла?

- Да, это... эт-самое, - нашла точное определение грызуниха, - Мы с тобой точно так не сможем.

- Есть подозрение, что никто не сможет, - вполне серъёзно цокнул Грибодур, - А в околотке так точно.

- Нутк это в пух, а не мимо.

Как ни крути гуся, а наследственность делала своё дело, и Мышиса-Вторая оказалась столь же горной белкой, как и Мышиса-Первая. Впрочем, ещё неизвестно, как сложился бы песок, если бы она росла не в горной местности. Но сложилось как сложилось, и серенькая грызуниха, которой исполнилось восемнадцать лет, правдиво считалась наипервейшим в околотке специалистом по прохождению гор. Хождение по горам имело несколько прикладных значений, например, в обеспечении разведки на предмет ископаемых. Как известно, рудные жилы здесь небольшие, но достаточно жирные, чтобы Жаба усилила хватку. Кроме того, Мышиса числилась за горно-спасательной службой, потому как если вдруг надо куда-то добраться, лучше неё никто это не сделает. Головной бюрократ околотка, Трилень, даже предлагал пробить для белки свидетельство о тряске, потому как шибко не хотел отпускать её на длительное время. Да, тряска... Правда, сама Мышиса ещё не решила, будет ли вообще трясти. Не то чтобы ей было лень, но она слишком привязана к родным горам, да и действительно, абы что случится - кто полезет на ледник? Грибодур и Щавелина в этом смысле всё сделали правильно - набрали воды в рот и хихикали, потому как белка должна сама решить, как ей будет более в пух.

Интересный песок заключался и в том, что Мышиса-Вторая ходила в горы с тем же самым ледорубом, что и Мышиса-Первая. Когда стало известно о событиях, инструмент изъяли из музея на Мыш-Пике и вернули... тоесть, передали грызунихе. Многие часто путались, потому как не имели опыта видеть клонированных грызей. Бельчона, с нежностью подумал Грибодур, втихоря проходя мимо ящика и косясь на торчащий оттуда пух. Теперь уже можно было с полной уверенностью цокнуть, что им с Щавей удалось вырастить потомство, потому как Мышиса самая настоящая белка, до кисти ушей, как это называется. Ощущение - в пух, заметил себе грызь.

Словив ощущение в пух, он отвалился в собственный суръящик, слегка придавить сурка после сытного корма - умял боками сухой мох, подложил хвостяру, и готово. В открытое окно доносились запахи цветущих растюх, жужжание и щебет птичек. На столе из толщенных досок, который создали, вероятно, ещё до рождения самого Грибодура, стояла числовая машина - та самая, с которой грызь дистанционно учавствовал в операции с "солнечным хомяком". Кой-какие детали прибора пришлось заменять, но в целом это был он. Астероид, который был целью первой операции, давно уже превратился в стройматериал для платформ, а сейчас "сол-хомяк-восемь" двигался к следующей цели, и пух что могло ему помешать окучить её.

Покимарив, Гриб зевнул во все резцы, вспушился, да и пошёл в грызаный грибоцирк, как это он называл. На самом деле, грибная делянка всё же была сделана в овраге, и за много лет грызь на практике выявил методику, подходящую именно этому месту. Как цокает народная мудрость - терпение и труд - и трут, и трут, и трут. Теперь Грибодур мог пройтись по тропинке, проложенной лично от участка к оврагу - минут десять ходьбы лапами, без спешки, или с целой тележкой продукта. Довольно крутые склоны теперь были уделаны ступенями, или же террасами, и всё это дело покрывал толстый слой покрывного субстрата, сухо цокая - тобишь, сухой хвои, листьев и мелких веточек. Как раз в этой подушке, а также под ней, переплетаясь с корнями деревьев, росла грибница. Площадь всех "грядок", как точно знал грызь, сто сорок квадратов, и есть ещё столько же площади просто на склонах, засыпанных субстратом. Как показала на пальцах практика, такой площади хватало, чтобы вырастить грибов для обеспечения околотка.

- Грибодууурь, - протянул Грибодур традиционное при встрече с грибами, и заржал.

Грибы же, как и подобает оным, сидели в земле тихо, и если и ржали, то этого не слышно. Грызь прошёлся сначала поверху, пырючись на масксетку, натянутую поверх той части оврага, где была делянка - крышу эту он сделал для создания густой тени, чтобы не росла трава. Вкупе с тем, что вокруг стояли высоченные ёлки, под которыми и так темно, сетка давала на грибных грядках очень сильные сумерки. Вдоль оврага шла тропинка ровно на запад - через сто метров она выходила к просеке. Туда привозили древсырьё, сбрасывая с машины, а Гриб потом перетаскивал на тележке, потому как сырья требовалось не так много, а близость к дорогам для грибоцирка - мимо пуха.

Между двумя ёлками в метр обхвата каждая существовал навес с подсобкой, но и не только с ней, а ещё и с нарами для сна. Соль в том, что в первом месяце осени приходилось на пару недель переселяться сюда, чтобы собрать в целости урожай. В остальное время года субстрат с грибницей никого не интересовал, но когда грядки покрывались ковром грибов, одна шальная свинья могла сожрать их все! Огораживать участок было лень, поэтому Гриб обычно просто ночевал здесь, отгоняя свиней и прочих зябликов, и заодно сушил грибы в железном шкафу с костровым приводом. Примерно четверть урожая грызи забирали, чтобы сразу переработать - либо заморозить в леднике, либо замариновать. Остальное шло в сушку, потому как это самый годный способ сохранить грибы. Что ни цокай, а нарезать целыми днями плотные плодовые тела, и валить их вёдрами на сушилку - это грызю приходилось по пуше. Целый год так вертеться это мимо пуха, но поупарываться две, от силы три недели - вполне в пух. Тем более, Щавя и Мышиса были отнюдь не против присоединиться, а на три пары лап дело шло куда как веселее.

Спустившись по лестнице, выложенной бульниками, на дно оврага, Грибодур зашёл под крышу из сетки, ослушивая свои поля и проверяя влажность, как самый важный показатель. Рядом с дорожкой журчал текущий по дну ручей, заключённый в бетонный лоток - вода никуда не делась, но благодаря ряду мер, не сносила плодородный слой во время паводка, и не копала овраг дальше. Овраг мог наполниться водой, если проток забьёт ветками, как оно обычно и бывает - но здесь грызь всегда чистил русло, поэтому вода не набиралась. Грибодур слегка пофыркал, пырючись на лезущие по краю розовые грибы-волнушки - грибные грядки тоже требовали прополки, только сделать это куда как сложнее, чем с ботвой, ведь грибницу никак не выдернешь. Приходилось только удалять плодовые тела, пока они не набросали спор, и делать в этих местах дырки, надеясь, что это угнетёт ненужную грибницу, но не затронет нужную.

Ниже по течению, после накрытой сеткой делянки, ручей впадал, и не в спячку, а в бассейн, ограждённый кирпичной кладкой. Грибодур немало повозился, пока сделал эту запруду длиной в пяток метров и шириной в три - зато теперь там лежали старые брёвна и в прямом смысле растворялись в воде. Свежая вода из ручья перетекала из бассейна сверху, а насос брал раствор с питательными веществами снизу, так и достигалась Прибыль. Грызь, предварительно вспушившись, ослушал бассейн и убедился, что вода - да. Через прозрачный слой сверху было слыхать коричневую муть, что стояла вокруг брёвен - она-то и нужна для запитки грибницы, чо. Вернувшись к навесу, грызь щёлкнул выключателем, запуская насос. Со стороны бассейна негромко загудело, а затем на сетку сверху начал литься мелкий дождь из рассекателей.

Облив грибную ферму на глазок, так чтобы было в пух, Гриб ещё пошарился вокруг, убеждаясь, что и там всё идёт по плану, да и пошлёндал обратно. Вдоль тропинки прямо по веткам огромных ёлок шёл кабель, который пришлось протягивать от дому для того, чтобы запитать насос. Вылить из бассейна на грядки это ещё ладно, но вот когда стоит сушь, воду приходится таскать от речки, а это метров сто. Без липездричества справиться можно, но на это уйдёт слишком много времени, а у грызя было, чем ещё занять свои загребущие рыжие лапы.

--------------------------------------------------------------------

Из-под навеса, который притулился к стене избы, светила ламочка и доносился звук трясущихся ушей. Сунувшись туда, Грибодур обнаружил согрызяйку перед полным столом пакетов с минеральными убобрениями. Щавелина отмеряла порошки и гранулы ложками, сверяясь с бумажкой, затем засыпала в лапную мельницу, чтобы основательно перемешать, и ссыпала в пакеты. Как оно и бывает чуть чаще чем всегда, при возне грызуниха ставила рядом радиоприёмник, который втихоря пищал.

Камышей! Требует профиль доски.

Камышей! Требует печень трески.

В крике куриц, в молчании рыб и шуршаньи мышей -

Ка-мы-шей! Мы ждём камышей!

- Щавён, ты опять чего-то взорвать решила? - захихикал Грибодур.

- А то, - скатилась в смех белка, - На самом деле, готовлю смесь минералки.

- А почему ночью?

- А почему нет?

- Вопросов больше не имею, - грызь погладил идеально пушной хвостище, - Тебе помочь?

- Да здесь не, уже почти готово, - цокнула Щавя, - Ты ведь завтра на гору? Ну вот заодно забрось туда этот песок, ладно? Фира там должна быть, но если нет, так просто оставь, мы разберёмся.

- А, ну это чисто, - прикинул массу песка грызь, - Легко, Щавь.

Щавелина уркнула и потёрлась об него ушками, потому как лапы были заняты и угвазданы в порошках. Гриб же, зевнув во все резцы и контрольно вспушившись, вернулся в суръящик и захрапел.

Наутро, продрав глазные яблоки, грызь обнаружил, что Мышиса всё ещё дрыхнет! Точнее, опять дрыхнет, потому как ночью она вылезала из Гнезда. Похихикавши, Грибодур взял аллюминиевую кастрюлю, половник, и вывесив оную в центр помещения, задействовал как колокол. Из суръящика незамедлительно высунулись серые уши.

- Короче, - цокнул Гриб с церемонной мордой, - Я сейчас за водой, остальным разойтись!

Мышиса фыркнула и захихикала, так что уши опять скрылись в глубине мха.

- Да на гору прусь, - пояснил грызь более предметно, - Пойдёшь, Мышь?

- Нашёл что спросить, пух-голова, - цокнула серая, - На гору это всегда пожалуйста.

- Ну, лично я потом в Крутое, - дополнил Гриб, - Надо позырить, как оно там с ледником.

- Пшли, - кивнула Мышиса, - Я там давненько не бывала... неделю, точно.

Грызи быстренько покормились, накидали запасов на дорожку, да и тронулись к станции. На небе мотылялись бело-синие облака, из каковых периодически начинал крапать дождь, но мочил он слабо, а тёплый ветер создавал вполне благопушное ощущение.

- А, вот в чём подвох, - захихикала Мышиса, поправляя увесистый рюкзак.

- Тык я предлагал, что всё попру лично, - заметил Грибодур, который пёр раза в три больше.

- Такого пути нет, - отмахнулась ухом серенькая.

Рюкзаки оттягивались наложенными туда пакетами с минеральной смесью, и подумавши головой, Гриб счёл, что взял многовато. Жаба, опять ты, цокнул себе грызь. Мышиса же волокла нагрузку привычно, хотя рюкзак по объёму чуть не превышал её всю. Она вообще была довольно маленькая белка, примерно на уши ниже Гриба и Щави, но от этого не менее пушистенькая и стройная, даже под пушниной. Глаза у Мышисы отличались почти полностью чёрным цветом, так что непонятно, куда она смотрит - зато она смотрела внимательно и принимала изображения в голову, а не абы что.

- Трясти иль не трясти, вот в чём вопрос, - риторически цокнула грызуниха, отпихивая с дороги жирного ежа.

- Ну, наверное, - точно ответил Гриб, - Я так думаю, не забивай-ка голову. По крайней мере, этим. Как будет в пух, так и сделаешь. Гусей надо топтать по мере их поступления, как-грится.

- Мама и то трясла, - хихикнула Мышиса, - А такой дикой белки ещё поискать. Чуть что, сразу шур-шур в хвою, и только уши торчат.

- Да, было дело. Частично в этом и соль, Мышь.

- В чём? Шур-шур и уши торчат?

- Не, в том, что... ну как цокнуть, - раскинул мыслями грызь, и его мозг в это время раскрыл перед собой словарь, выискивая нужные слова, - Тряска это специально, чтобы грызи не оставались слишком дикими. Если бы Щавя не трясла, то скорее всего, не стала бы искать себе компанию при походе в горы, а сшуршала бы одна, и все дела. А меня это бы сильно расстроило, если слушать ретроспективно, извиняюсь за цоцо.

- Да, пожалуй понятно, о чём ты, - мотнула ухом грызуниха, - Думаю, через какое-то время я созрею, чтобы спрыгнуть на тряску. Уж пару лет без меня обойдутся как-нибудь.

- Ну, тут спорный момент, - хмыкнул грызь, - Кроме тебя, по ледникам никто не лазает, а тут важно знание конкретной местности. Но с другой стороны, что теперь, тебе отсюда не отходить никогда?

- А, пщууу... - потёрла ушки лапами Мышиса, - Ну напух.

- А вот это уже цитата из Щавелины, - захихикал Грибодур, пихнув дочку в бочок.

Распихав с дороги всех жирных ежей, ужей, и прочих зябликов, грызи зашли в магаз, где хозяйствовала дочка Ольши, потому как та грызуниха была уже совсем старая, и крутиться как белка в колесе было бы не в пух. Хлеб однако как был отменный, только что из печки, так никуда и не делся, в этом плане Ушира ничуть не отставала от матери. Подавив желание нажраться хлебом, Гриб и Мышь взяли только один батон, который тут же и слопали - ну, ладно, подумали они, пух с ним. Пока батон укладывался внутри белокъ, к платформе подкатился пассажирский поездок, как обычно, в два вагончика. Это оказывалось достаточно, чтобы перевезти заезжих трясов от Улиточной к руднику, грызунят в Перехрюкино, в школу, и так далее. Вслуху довольно раннего утра, в вагонах только посмеивались - потом, когда все проснутся, будет стоять гогот, как в гусятнике. Ну или сыпаться рожь, с какой стороны посмотреть.

- А, Гриб, Мышь, - цокнула Пухерья, проходившая по вагонам ради контроля, - Вы что, в гору?

- Песок, - пожал ушами Гриб, пнув рюкзак с минералкой.

- Песок? - переспросила грызуниха с такой церемонной мордой, что все скатились в смех.

Удовлетворившись этим, Пухерья прошуршала дальше, позырить, абы кто лишний катается на поезде. С околоточных, ясен пух, ничего не брали, а вот с заезжих трясов - ещё как, всё-таки нужно компенсировать трату ресурса и всё такое. Мышиса и Гриб, привалившись к стенке у окна, слегка дремали, пока поезд начинал петлять среди скальных выступов, забираясь всё выше и выше по склонам. Хотя картины этих самых склонов давно уже отпечатались на ушах, грызи всё равно нет-нет да и таращились, получая не меньше довольства, чем январская мышь от мешка с зерном. Нижние ярусы предгорья действительно выглядели весело, потому как там постоянно что-то цвело, до самой осени. Грибодур хотел было цокнуть об этом, но убедился, что Мышиса в напоминаниях не нуждается, так что он просто похихикал, как обычно.

На остановке около Ныч-Дома двоепушие дёргало за уши машиниста, в том плане, что им было бы весьма в пух спрыгнуть с поезда у Пузырной речки, которая примерно на пол-пути до Халявного. В общем, и лапами дойти недолго, но с тяжёлыми рюкзаками это становилось чрезмерным спортом, так что и. Ныкнувшись в туннель, поезд покатился по изгибающейся дугой низине, когда по обе стороны возвышались крутые склоны, а рядом с рельсами громоздились валуны размером с дом, зачастую обкоцанные, потому как проще обкоцать скраю, чем сдвигать такую тушу. Примерно через километр южный склон сходил на нет, открывая вид на горную складчатость, уходящую вниз, в голубую дымку, из коей торчали холмы, густо покрытые лесом. Как раз тут из тесного скального ущелья вырывался буйный поток, та самая речка.

Шум поезда быстро стихал за каменными выступами, и уши получали восхитительную горную тишину. Натурально, тишина тоже бывает разная, потому как в природе почти не бывает абсолютной тишины. Что Гриб, что Мышиса могли легко отличить характер ветра, дующего на разной высоте, поэтому получали дополнительную возможность впушиться и помотать ушами от удовольствия. В своё время мотание ушами ничуть не помешало Щавелине и её подружке Фире узреть возможность для получения профита, и теперь от короткого стального моста через речку шла довольно заметная тропинка вверх по склону. Если разуть уши, то как раз на первой же террасе, в так называемом распадке, виднелся сарайчик, к которому как раз и убегала стёжка-дорожка.

- Дорожка-жабопридушёжка, - уточнил Грибодур, поправляя рюкзак, - Ну, товарищи ишаки, ать!

По прямой до фермы было метров пятьсот, но учитывая, что это не горизонталь, а идти надо вверх под углом градусов в тридцать минимум, грызи отнюдь не взлетели туда, как пташки. Мышиса с отцом несколько раз садились отдохнуть, пырючись на захватывающий пух вид с данной высоты. В небе, по которому лениво мотылялась облачность, была замечена крупная птица, и это явно не гусь. Скорее всего, орёл или кондор, из тех самых, от которых бдительно охраняют белочь родители. Среди серых выступов на склоне торговал боками и когуар, пытаясь спрятаться за пучок травы, но ясен пух, грызи его отлично видели. Да и опасности от этих кошек никакой, они охотятся на совсем другую дичь, так что белокъ не воспринимают, как корм.

Восприняв как корм орехи и чай, загодя запасённые в поклаже, грызи продолжили свои хождения ногами по тропинке, и таки добрались до ограждения из колючей проволоки, которое сам Грибодур и городил напару с согрызяйкой несколько лет назад. Изгородь окружала длинную узкую полоску относительно горизонтальной площади, на коей нынче были устроены просто-напросто грядки, на коих произрастали лекарственные растюхи. В углу, где постоянно тень от скал, притулился сарайчик со всякой подсобкой, чтобы не таскать с собой каждый раз; на другой стороне имелся сушильный навес. Отдуваясь после восхождения, Грибодур открыл звякающую проволокой калитку в заборе, и на всякий случай вспушился.

- Грызаный поперёк можжевельника случай! - цокнула Мышиса, - Допушнины грядок!

Грядок изрядно, наверное, раза в три больше, чем обычный грызьевой огород на одну избу. Впрочем, пока белкам удавалось сбагривать такие объёмы продукта через базу в Трясово, а там уж пух знает, как оно пойдёт.

- Да, от Жабы отбиться бывает невозможно, - захихикал грызь.

Сунув лапу в отверстие и привычно найдя щеколду, Грибодур проник в сарайчик, и ввалил пакеты с минеральными удобрениями на положенное место в шкафу. Он и Мышиса ещё прошлись по участку, позырить на ботву, и убедились, что ботва - да. Пока что даже не требовалось поливать, потому как обильная роса и туманы увлажняли почву достаточно, а стекать воде особо некуда, потому как внизу камень. Полив осуществляли из бочек, в каковые текло через шланг, проложеный от Пузырной речки выше по течению. Обходились одной только тележкой с бочонком, чтобы не бегать с лейками вдоль всех "полей", а так от силы час, и потрачено. Насколько могли видеть грызи, в сушилке уже что-то отлёживалось, свежий ветер тоже неплохо работал для сушки, хотя и не до конца. Сначала сушили здесь, потом обычно подсушенная ботва, которую уже гораздо легче перенести в рюкзаке, попадала в фирин сарай в Лушкино, где превращалась в конечный продукт и фасовалась в бумажные пакеты. Грибодур аж не поверил поначалу, но услышав собственными ушами, был вынужден признать, что действительно, пакеты.

- Это бройлеронъ, - цокнула Мышиса, крутя в лапках веточку, - В пух, да. А вон те гряды под сидерат, насколько я разбираюсь в птичках.

Серая грызуниха и сама немало времени возилась здесь, потому как повозиться в горах для неё всегда было любезным, а с пользотворным эффектом, так вообще в пух. В любом случае, с этой делянкой никто не упарывался, однако Щавя регулярно получала не так уж мало монет за эти самые пакеты с сушёными растюхами. Да, пакеты с тем же бройлероном стоят чуть больше, чем нисколько - но это для каждого, кто возьмёт маленький пакетик, для непосредственного пользования. А большой бумажный мешок с тем же самым уже кой-чего да стоит. "Прибыль достигнута!" - цокнула бы Щавелина... впрочем, без "бы".

Неспеша ослушав ферму, Мышиса и Грибодур пошлёндали обратно к мосту, потому как подходило время для полугрузового поезда, ходившего более-менее по расписанию. На этом развозили ежедневную дребузню типа молочных изделий, почты, а также всё, что потребуется в частном порядке. Когда он покатится обратно из Халявного, можно будет добраться до Мыш-Пика и далее до Крутого. Что ни цокай, а без железки здесь вообще мало что можно подковырнуть, переть на себе - это явно мимо промышленных масштабов, а ездить на автомобиле по узким уступам на склонах, когда с одной стороны всегда пропасть - так себе развлечение. Грибодур собрался было цокнуть об этом Мышисе, но позырил на её уши и решил, что на глухую она не похожа, а следовательно, пуха ли.

После Ныч-Дома вдоль пути тянулась ЛЭП - та самая, строительство коей было важным событием для всего околотка. И, что характерно, линия качала энергию не в горы, а наоборот, в Лес. Пырючись из окна на линию бетонных столбов, несущую три кабеля, Грибодур припоминал, как сам корячил их здесь. Было дело, пару раз могло и съездить столбом прямо по белке, но белка каждый раз оказывалась достаточно шустрой, чтобы избежать ущерба. А это в пух, подумал белка, и довольно прихрюкнул. Помимо не особо ровной линии столбов, тут ничего не поменялось за многие годы - спиральный подъём вокруг горы, мост, туннель, далее среди ледников.

Первая очередь рудника на Мыш-Пике была выпотрошена, как еловая шишка, поэтому путь теперь проходил через выработки и далее ко второй очереди, где и грузили рудовозки. Базовый лагерь с общежутием, товарной станцией и прочими хозяйствами остался на месте, но поезда с рудой выходили из туннеля и сразу пёрли на линию, мимо этого места. Полугрузовой же останавливался как раз на станции, поэтому до цели ещё предстояло идти ногами вдоль рельсов на приличное расстояние. Загодя вспушившись, грызи двинули в туннель, потому как сидеть на хвостах и ждать дрезину с горняками - не в их пухе. На этот раз они полностью угадали, потому как дошли до дальнего выхода из рудника, а попутки всё не попалось.

Из этого выхода путь узкоколейки, выписывая довольно крутую дугу, уходил прямо по хребту, прорубаясь по прямой среди скальных выступов. Вокруг лежал толстый слой снега и льда, но путь не заносило, потому как он был на самом верху. Вспушение было не напрасным, потому как на этой высоте да рядом с ледниками присутствовал морозец. Ветер, который Гриб знающим ухом оценил в восемь-десять метров в секунду, добавлял свежести. Настолько, что следовало закутаться в куртаки, одеть на глаза очки и закрыть уши шапкой, дабы не промораживать отдельные части организма. Сухой снег задувало вверх по склону, он перелетал гребень и посыпал то, что находится с другой стороны, вызывая ощущение существующей зимы.

Грызи, конечно, слазали бы сюда и просто так, подышать совсем свежим воздухом и пояблочить на горы, но теперь у них имелся и жабий повод совершить сие. Вдоль скального хребта и рельсового пути стояла дюжина круглых бетонных столбов, державших ветрогенераторы. Вертушки бодро махали относительно короткими лопастями, издавая характерный рокот, весьма похожий на вертолётный. Слушать эту тему всю дорогу - совсем мимо пуха, а прибыль состояла в том, что тут слушать некому. Даже орлы гнездились ниже по ярусам, и барсы если и заходили, то чисто для поржать и ненадолго. Так и получалось, что горы - отличная подставка для крыльчатки генератора, и здесь крыльчатки как раз попадают куда надо, тобишь в ветер.

На созидание этого объекта Грибодур упахал изрядное количество дней, не в одну морду, конечно. Выкладки по прибыльности дела привели к тому, что в околотке был создан очередной жабхоз, тобишь хозяйство душимых Жабой, участники скинулись монетами на эт-самое, ну и пошло-поехало. В начале хребта, на относительно ровной площадке, размещалась база Крутое, в виде двух построек гаражного типа, к которым подходил путь узкоколейки. Там размещалось Всякое, потребное для функционирования уже существующих ветряков, ремонта оных, и введения в строй новых. Чуть поотдаль казала бетонные бока из-под снега трансформаторная станция, каковая упаковывала электричество в формат трёх килоединиц напряжения, и отсылала по линии в Лес; триста восемьдесят и двести единиц выдавалось для самой базы и для рудника. Электрическая часть, ясен пух, работала автоматически, так что целыми месяцами не требовала никакого вмешательства.

Собственно, база Крутое оставалась населённой только на короткие времена, когда собиралась очередная партия для монтажа ветрогенератора. В остальное время тут стояла полная тишина, и двери заметало снегом, если случался очередной буран. Нынче, слава пуху, Грибодур лишь пару раз махнул лопатой, чтобы освободить проход, и сунул уши в холодный цех.

- А что ты тут хотел-то? - уточнила Мышиса, - Просто прозвонка?

- Просто прозвонка, напух надо, - хихикнул грызь, - Вон там наверху стоят ажно три видеокамеры, чтобы можно было контролировать из Гнезда, как оно тут. Просто этот олуш Нуц взял да и не спустил воду из забора, когда они закрывали последний раз.

- Тык порвёт трубы, - пожала ушами грызуниха.

- С хвостьей помощью, может и не порвать. У нас так уже замерзало несколько раз, и попуху. По этой причине, что?

- Ну, можно рассола фугануть, - цокнула Мышиса.

- В запятую.

Подсвечивая себе фонарями путь среди штабелей швеллеров и катушек кабеля, грызи пробрались в жилой отсек, громоздившийся над гаражом, как рубка над кораблём. Здесь поддерживали хотя бы чуть выше ноля, чтобы можно было быстро прогреть помещение, абы потребуется. Из-за этого труба, идущая от водозабора ниже по склону и укутанная в изоляцию, не промерзала при использовании. Но если оставить на недельку, то пожалуйста, топтать гуся подано. Грибодур открыл люк в углу, где пряталась разводка водопровода, чисто на всякий случай крутанул вентиль, и получил в морду приличную струю водички!

- Вот те бабушка и палец, - заржал грызь, вытирая белку.

Рассола он фуганул четыре дня назад, и за это время соль схавала лёд. Каким образом это получается, в голове не слишком умещалось, ведь в океане в солёной воде купается прорва льда, и ничего! Тем не менее, труба оказалась свободна, но Гриб пока не стал сливать оттудова рассол.

- Эти пропушёнки соберутся дня через два-три, - сообщил он, - Пущай пока того.

Водопровод на базе был необходим для технических целей, включать мойки, разводить бетон, и всё такое, а выпить чаю можно и из запасов, хранимых в бутылках. Вдоль стены стояла целая батарея пятилитровок, с подписью "жабий чай" - ибо белки зверьки суть запасливые, и набивают Закрома загодя, а не как пух на уши положит.

- Пойду позырю, - цокнул Грибодур, - Ты со мной?

- А то, - вспушилась под курткой Мышиса, - Думаю, выходить сейчас на гору будет не в пух, ветер усиливается.

- Усиливается? - почесал ушную раковину грызь.

- Да. Это когда скорость ветра увеличивается, - сообщила новость белка.

- Да я не про это, - хихикнул Гриб, - А про то, с чего ты вообще это взяла?

- Это слышно.

- Это тебе - слышно, - уточнил Грибодур.

Сам он, высунувшись наружу, слышал довольно голубое небо с облачностью, и ветер вроде как не такой уж сильный, чтобы прям. Высунувшись, грызи пошли по ледяной корке, лежащей поверх рельсового пути, так что только сами рельсы и торчали из плоскости. Под ногами вовсю хрустело, но никто не расслаблялся - стоит упустить из слуха путь, и сразу попадаешь на глубоченные ямы, засыпаные рыхлым снегом, а выбираться оттуда можно долго. Над ушами, мощно рассекая воздух лопастями, крутились ветряки. За кручение эту точку и назвали Крутое - ну и крутость склонов, само собой. Если возле базы ещё кое-как, то метров через двести ветряки стояли словно на каменной стенке, обрывы почти отвесные с обеих сторон.

Хитрый план, изобретённый с самого начала, заключался в том, что по железке легко доставлять тяжёлые агрегаты ветряков и материал для опор. Причём, на базу сгружали машинокомплекты, приобретённые на заводе-изготовителе, приводили в полную готовность к сборке, а затем опять-таки по рельсам откатывали прямо к месту установки. Какой-либо другой вариант был бы рискован, потому как передвигать кран по леднику - это постоянный шанс спустить его в пропасть. На рельсах же подъёмник, которым ставили опоры и сами вертушки, стоял надёжно и никуда не девался, хоть весь пух с хвоста выдерни. Сейчас его слегка подзанесло снегом, но стоит только пригнать мотовоз и помутузить туда-сюда по пути, как все сугробы разлетятся в стороны.

Грибодур не поленился пролезть через снег и позырить, как держатся крепления на треснувшей опоре, которые он вкорячивал - вроде в пух держатся, насколько можно слышать ухом. Это ещё одно преимущество размещения ветряков в горах, если опора грохнется, ущерб будет только от сломаной опоры, а не плюс то, что она раздавит, ибо тут давить нечего. Не то чтобы часто что-либо отваливалось, однако если нет нужды поддерживать самый высокий уровень надёжности, это сильно экономит затраты, и Жаба говорит твёрдое "да". Грызь так и чувствовал, как крыльчатка загребает энергию из потоков ветра, и ухомячивает её в провода - ощущение самое что ни на есть в пух.

- Мда, снежка намело по уши, - цокнула Мышиса, глядя на скважины в камне.

- Да это пухня, - квохтнул Гриб, - Главное, чтоб ветер не ураганный, и мороз хотя бы пятнашка, а не тридцатник.

При слишком сильном ветре ставить на хребте опоры - твёрдое "нет", как цокали все грызи. Мороз же промораживал металл, и тот становился хрупким, так что прочность стрелы подъёмника, например, уменьшалась в разы. Да и вообще.

- А там как, готово? - кивнула в сторону базы Мышиса.

- Теперь да, - подтвердил Грибодур, - Можно начинать ставить.

Однако, ставить ветряк на две морды это перебор даже для грызей. Здесь следовало схватиться по быстрому, потому как долго околачиваться на таком подувоне - мимо пуха. Строители, собравшись со всего околотка, ставили вертушку максимум за три дня, после чего возвращались к возне, не требующей таких авралов. Средь леса можно было ковыряться неспеша, поцокивая и мотая хвостом. А когда в морду пухячит ветер со снегом, особо не поцокаешь, да и хвост под курткой, чтобы не отсыревал. По сей причине, попырившись на панораму гор с этой точки, грызи сшуршали обратно в здание, и ещё проверили Всякое, что пришло под уши Грибу. Для операции требовалось немало всяких расходных материалов, а лежали они далеко не в ряд по списку, а навалом в складском помещении, так что, немудрено и пропустить что-либо.

Сооружать опоры следовало не абы как, а хитро выгрызаным способом. В основном, из-за низкой температуры, которая в этом месте никогда и не поднимется, хоть весь пух из хвоста выдерни. Залитый бетон приходилось обогревать, пока он не схватится и не высохнет, иначе его просто порвёт вода, замерзая. Благо, грызи подумали над этим заранее, а не после того, как залили бетон. В оснащении базы имелась вагонетка с бетономешалкой и насосом, поэтому становилось возможно нагрузить смесь в тёплом помещении, перемешать, а затем по рельсам выкатить к месту заливки. На другой вагонетке стояла газовая горелка с вентилятором, гревшая воздух; вокруг опоры натягивали тент, благо высота позволяла, и внутри поддерживалась плюсовая температура.

Но ранее этого, ясен пух, приходилось крошить немалое количество камня, чтобы выдолбить в скале площадку и скважины, в которых будут крепиться арматурины. Ещё больше возни с прокладкой рельсового пути, но пока имелся задел на будующее, путь шёл дальше, чем тянулась цепочка вертушек, так что, ещё три штуки влезут. Сверля камень при помощи абразивной струи, Грибодур опушневал над тем, как ранее грызи проложили длиннющую дорогу до рудника, пользуясь зубилами и кувалдами, ибо тогда это был наиболее доступный инвентарь. Впрочем, дорогу прокладывали на много морд, а сейчас один грызь мог за несколько дней высверлить и посадочное место под опору, и канавку для прокладки кабеля, чтобы соединить ветрогенератор с системой.

В сборочном цеху, насколько увидел глазами грызь, всё было подготовлено в пух, только подавай. Стальная арматура, бункеры с цементом, песком и щебёнкой, поворотный узел вертушки, собственно сам генератор, хвостовик, разворачивающий по ветру, лопасти. Гриб учавствовал в процессе установки с того момента, когда надо было завозить эти самые материалы с Улиточной. Требовались всего три рейса, чтобы завезти всё необходимое, если упереться, так это и за сутки можно успеть. Главное, щебёнку делали на руднике из отвала, а по массе это больше половины опоры - прибыль достигнута.

- Как думаешь, когда ряд вертушек упрётся в Рис-Пик? - хихикнула Мышиса.

- Когда дойдём дотудова, - резонно цокнул грызь, - А это более чем полтора километра, так что... есть ещё простор для топтания гусей.

Хребет натурально упирался в Рискованый Пик, однако, если весь его заставить ветряками, это будет уже ого-го, потёр загребущие лапы Грибодур. Сейчас, насколько он мог судить по отчётностям, энергия отсюда ещё не добиралась до Лушкино, её сжёвывали в Халявном, Чапском и Цибулинке. А в Лушкино всё-таки завод, хотя и не сильно хавающий липездричество, но всё же поболее, чем маленький ремонтный цех и мастерские в Цибулинке. Ещё целый хвостиллион перспективной Жадности, схватился за голову грызь, и захихикал. Был повод похихикать, ведь раньше тут не было вообще ни одного ветряка, и даже рудник палил газ, чтобы обеспечить энергию. Когда Грибодур окидывал ухом всю эту картину с самого начала, Жаба полностью отпускала шею, и дышалось легко, образно цокая. По этой причине возня на морозе под сильным горным ветром его нисколько не напрягала. Те грызи, что попадали с ним в эту тряску, просто укатывались над такой упоротостью - впрочем, укатываясь, продолжали гнать план, а это в пух.

Грызи, ещё пошуршав по территории, заново зашли в жилой отсек испить чаю...

- "Опять вы!" - подумал чай, - захихикала Мышиса, однако и не подумала оставить его вне себя.

- Ага. А что Мышь, как ты думаешь головой, - цокнул Грибодур, пырючись на дочь и хлебая чаи, - Есть тут в досягаемости ещё место для вертушек?

Серенькая слегка поперхнулась от смеха.

- Ещё? Там и на этот хребет их штук двадцать влезет.

- Всего двадцать, - квакнул грызь, - А моя Жаба уже думает о том, как жадничать дальше.

- Да стоит ли так упарываться? - пожала ушами Мышиса.

- В плохом смысле - никогда не стоит, - точно ответил Грибодур, - А в хорошем - можно и даже нужно. Песок ещё и в том, Мышь, что запасы в рудных жилах у нас весьма небольшие. Они могут просто взять и закончиться. Да больше того цокну, они обязательно закончатся. И чтобы продолжать возню, ветряки это вполне подходящий песок.

- Кстати о песке, думалось о том, куда ещё можно сходить пошарить, - прищурилась грызуниха. - В седловину Семи Гусей, например?

- Пошарить - это не про туда, - хмыкнул Гриб, - Тебе же рассказывали, что один раз, можно так цокнуть, ты уже попробовала там пошарить.

Грызи хихикнули, но слегка поёжились при упоминании о первой попытке. Тушка Мышисы-Первой всё ещё лежала в леднике около Мыш-Пика, и попала она туда именно с седловины Семи Гусей, когда её накрыло лавиной. Когда грызи выкапывали тушку оттуда, они достоверно выяснили, что где-то в том районе находится источник инфразвука, который может пагубно воздействовать на организмы, вплоть до жмурного исхода.

- Короче, вот такая пескосмесь, - рыгнул Грибодур, - У Плюмбыша братан в войсках, возится с беспилотниками. Поэтому у наших недрологов есть беспилотник "зуз".

- Пилотник? - почесала ушко Мышиса, - Но как он нам поможет?

- Сейчас цокну. Зуз - это такая дребузня в виде шара из аммортизирующих трубок, пропеллер и всё остальное у него внутре этого шара. Вслуху этого, шар легко может двигаться в закрытых пространствах... улавливаешь?

- Для пещеры сойдёт, - кивнула грызуниха, - А сигнал управления?

- А нет его! - заржал Гриб, - Кхм! Всмысле, это предуслышано, есть катушки тонкого, но впух прочного провода, для передачи эт-самого. Поэтому план у нас был такой - запускаем в пещеру зуз, при помощи спецоборудования ищем источник инфры, потом в дело вступает динамит...

Отец с дочерью заржали, представляя себе, как вступит в дело динамит - пыщ! И это ещё мягко цокнуто, если не пожадничать на массу взрывчатки и заложить достаточно.

- Вагона не потребуется, а несколько кил зуз перетащить может, - добавил Грибодур, - Если всё пойдёт в пух, далее мы уже сможем исследовать пещеру лапами, потому как она перестанет гудеть.

- Это всё в пух, только вот как вы собираетесь запустить машинку туда? Вход на глубине двадцати метров под ледником жеж.

Ну, это ньюанс, - признал грызь, - Вырыть шахту во льду при помощи зуза не получится, придётся как обычно это и делают, резня бензопилой по льду.

- А инфра?

- Глушилки. Придётся поставить колонки и дать на них некоторую частоту, чтоб перебивали тот самый фон. Найти-то найдём, но опасаюсь, что они не будут работать на морозе. Следовательно, придётся делать подогрев... В общем, если уж лезть, то с подготовкой.

- Да, впух... - покачала ушами Мышиса, - Это не просто так взять и зайти, это целая операция.

- Угу. Выпросим у ремонтников бытовку, - хихикнул Гриб, - Поставим около пути, это будет дальняя база. Ну и там дальше, гусём по кочкам, сама знаешь. Косяк только в том, что это всё длинное дело, а причастных пушей маловато. Хорошо бы припахать каких-нибудь научников...

- А что, пещеры, в которых никто не был, их уже не интересуют? - хмыкнула серая.

- У нас нету пещер, в которых никто не был, - уточнил грызь, - У нас есть данные радиолокационного обследования ледника, на которых есть тёмные пятна на склонах. Теоретически, это могут быть вообще не пещеры.

- А что тогда, песок??

- Да хотя бы и песок. Как известно, песок нет-нет да и сыпется вверх, - цокнул Грибодур, - Поэтому припахать получится только после того, как мы выроем шахту. Ну, бюрократически. А так может быть и.

- И как это подцеплять? - фыркнула Мышиса.

- Как? Ну, если бы ты съездила в недрологическое уч-гнездо, наверняка подцепила бы. А то, знаешь, присутствие пушистой серенькой белочки резко повышает энтузазизм среди самцов.

- О впух, - закатила уши пушистая серенькая белочка.

- Откопать пещеры хочешь? - подначил грызь.

- О, в пух! - поправилась Мышиса, что характерно, подумав.

- В пух, что у нас такая дочь, - хихикнул Гриб.

- Так, ладно, - вспушилась такая дочь, - Теперь ещё обратно катиться, как горох по песку...

В уши же, помимо пуха, попал звук вызова от радиоцока. Обычно, копаючись в Лесу, грызи не имели привычки таскать с собой никаких приборов - но в горах дело другое, потому как могут возникнуть неожиданные обстоятельства, и связь будет как нельзя кстати для избежания косяков. Даже Мышиса никогда не забывала сунуть прибор в карман - или, скорее, у обоих грызей радиоцоки просто всегда лежали в караманах тех куртаков, в которых они ходили в гору. Вспушившись, Грибодур сунул лапу глубоко в эти самые карманы, и выудил оттуда то самое, РЦ-83 "Зануда". Как он заключил из услышанного, дёргал его за уши Ратыш со станции загрузки рудника - и не просто ради поржать, что удивительно. Как он цокнул, машинист рудовозки приболел, баклан эдакий, а вести поезд в недобром здравии - мимо пуха.

- Катиться, цокаешь? - хмыкнул Гриб, убирая радиоцок, - Ракета подана!

Единственное, пришлось идти к ракете в темпе, чтобы не задерживать отправление оной. Ратыш, ожидавший возле поезда, подарил умопостроительного бобра и вполне физические монеты за услугу. Влезши на привычное место, Грибодур на полном автомате налил и включил чайник, одновременно выводя поезд с рудника. Мышиса, которая далеко не первый раз ездила в кабине тепловоза, припушилась к стенке и дремала, периодически открывая глаза и поглядывая на панораму за окнами.

- Дорога это основное, - риторически цокал грызь, ворочая "штурвал" контроллера, - За что ни возьмись, без дороги никаким боком, хоть весь пух с хвоста выдерни.

- Думаю, надо попробовать эт-самое, - цокнула Мышиса, - Всмысле, гонять тепловоз.

- А кто тебе помешает? - хмыкнул грызь.

- Глупость, например, - хихикнула грызуниха, - Сигналы и всё такое я запомнила, так что знаю, куда нажимать. Но вот с матчастью тут другой песок, сложно сообразить, как именно это работает.

- А, это да, соображать надо, - согласился Гриб, - Но вряд ли у тебя будут проблемы с этим, если возьмёшься, как гусь за вату.

- В пух. Вот когда тормоза отпускаешь, что это шипит в моторе?...

Короче цокая, Мышиса была отнюдь не против того, чтобы покататься на теплике. Благодаря тому, что многие грызи из околотка также были не против, не имелось недостатка в машинистах, а это более чем в пух. Если мотыляться туда-сюда, таская руду, целыми неделями без перерыва, это замылит уши и принесёт усталость, даже на таком маршруте, где есть на что попыриться. А вот если с перерывами - работа становится сущим удовольствием, безо всякого преувеличения. Бывало, Грибодур просто лапы потирал, шлёндая к станции. В обычном режиме он мог гонять теплик примерно по три дня из десяти, а когда наступало время каких-либо сезонных работ, вообще забрасывал это дело. Правда, Щавелина так и не удосужилась эт-самое, потому как находила себе выше ушей всякой другой возни. Всмысле, её не было в списке машинистов, хотя за годы в Цибулинке она неизбежно выучила, куда следует нажимать, чтобы поезд двигался.

Как ни крути гуся, а Щаве и Грибу пришлось признать, что климат, особенно летом, в околотке Цибулинки более в пух, чем в их родном. Для них было привычно, что после весеннего паводка может наступить засушье, причём весьма конкретное. Также, как только год уверенно поворачивался летним боком, можно было ждать жары в районе тридцати градусов, когда на открытом месте любая возня становилась экстремальным занятием. Грызи в своих пушных шкурах отдувались при каждом напряжении, поэтому многие предпочитали напрягаться по ночам, когда не печёт. Однако, высокая температура приводила к многократному росту активности насекомых, и если она держалась достаточно долго - поприветствуйте тучи мух, слепней, и прочего гнуса. В предгорьях пекло случалось гораздо реже, так что много лет подряд вообще можно обойтись без него, когда температура летом не превышает двадцати градусов, что чрезвычайно в пух. Осадки также оказывались более регулярными, потому как облачность перемешивалась перед хребтом, и за много лет грызи не увидели ничего, что можно было бы назвать засухой.

Таким летом, когда Лес ломится от земляники и прочих приятностей, вытащить себя на какое-либо предприятие оказывалось крайне сложно, так что, чаще всего и не вытаскивали, оставляя это на зиму и позднюю осень. Однако, судя по всему, Мышису действительно сильно зацепило пещерами, и грызуниха отнюдь не собиралась перекладывать этот песок на чей-либо хвост. Соль в том, что у научных организаций есть целая планета для исследований, ресурсов на каждую пещеру не хватит; у местных же недрологов всегда была одна и та же возня - обследование горных массивов, прилегающих к руднику. Причём они не столько искали новые жилы, сколько трещины и прочие признаки готовящихся обвалов - тобишь, обеспечивали безопасность, сухо цокая. В частности, несколько лет назад Плюмбыш и Ольша разнюхали, что может упасть скала около Халявного. Был заранее проведён подрыв оной, и скала действительно упала от маломощного толчка, снесши полста метров железки и учинив лавину шириной все двести метров. Вслуху таких практик, ни у кого не было сомнений, что недрологов никак нельзя отвлекать.

По этой причине Мышиса, с подсказки отца-пухотца, и пришла к столь хитрому плану, как агитирование среди практикантов в недрологическом училище-ухомоталище. Вдобавок, она сама намеревалась там кой-чему научиться, поэтому поход должен был сделать два выстрела одним зайцем. Песок оказался облегчён тем обстоятельством, что у грызунихи была подружка Тектриса, дочка Ратыша и Хвойки Хрюкиных - а для этой погрызухи не составляло никакой проблемы смотаться хоть куда. Ну и вдобавок, её ярко-рыжая тушка должна была усилить эффект, хихикала Мышиса... Не то чтобы белки собирались ловить самцов, но если эт-самое действительно прибавляет энтузиазма, так почему нет? А там уж стоит послушать, как пойдёт. Грызи так делали всю дорогу - сначала песок, а там и другой песок, как-грится.

Пока Мышь и Текки ездили в Урыльск-Кистов, Щавелина и Грибодур как следует прополоскали пух в окрестных лесах. Особо далеко они не заходили, да это и не требовалось, потому как полезняшки были разбросаны достаточно равномерно, стоит только разуть уши, чтобы услышать их. По крайней мере, по результатам плавания по лесу белки закрыли две баночки земляничного варенья - это, считай, просто так гуляли. Когда грызи брались за Сбор в Закрома, тут будут не две, а сто две баночки. Просто упарываться слишком сильно - мимо пуха, вот и весь секрет. Набрали сколько надо на зиму, а потом просто шур-шур в хвою, и только уши и торчат.

- Щавь, ты в курсе, что ты такая пуша, такая пуша, прям вот уррргх! - сообщил согрызяйке новость Гриб.

- А ты в курсе, что в тебе пропал репортёр новостей? - скатилась в смех грызуниха, - Свежо, актуально, и изложено в чрезвычайно доступной форме! И кстати, по поводу пуши - от пуши слышу.

- Вы-пу-шень! - хором цокнули грызи, показывая друг на друга.

Все эти покатушки по смеху ничуть не помешали им заметить когуара, который с какого-то пуха решил броситься, и возможно даже прямо на них. Через секунду грызи оказались достаточно высоко на дереве, пятнистый жёлтый кошак попытался прыгнуть следом, но немедленно получил на уши тяжёлую ветку, и прыснув в кусты, исчез так же быстро, как и появился.

- Не теряешь бодрости пуха, - погладил белку Грибодур.

- Нутк, - хмыкнула Щавя, ставя налапный огнестрел на предохранитель.

Они действительно не теряли этой самой бодрости, и когуары тут помогали, как никто другой. Собственно, не было вообще ни одного случая, чтобы когуар загрыз грызя, и не потому, что "загрызть грызя" звучит довольно странно. Просто это животное не было натаскано на такую дичь, и максимум, могло сильно подрать когтями и прикусить - однако, почуяв избыток пушнины, когуары убегали отплёвываться от этого самого пуха. А как известно, кошачьи нападают только один раз, в основном. Это волки могут пасти добычу неделями и предпринимать сто попыток употребить её в пищу.

Грибодур же не переставал любоваться на свою согрызяйку, какая она пуш... кхм! Рыжая пушнина Щави ничуть не пострадала за прошедшие годы, и белка оставалась весьма приятной на вид зверушкой. Без излишней тонкости, но и без толстобочия, самое что ни на есть в пух по всем показателям. Тем более, летом да при хорошей погоде Щавя, как и большинство грызуних, одевала только шортики, просто чтоб были карманы с собой, и обводы тушки под пушниной заставляли облизываться и потирать лапы. Повезло так повезло, хихикал грызь, ведь поймать такую грызуниху отнюдь не просто! В этом деле чрезвычайно помогли горы, без них... да ну впух думать про такую жуть, выбрасывал эти мысли из головы Грибодур.

---------------------------------------------------------------------

Опосля того, как грызи плавали в лесу, как рыбы в воде, и прополаскивали пух, Щавелина возвращалась к своей возне с холодной медициной - готовила настойки, сушёнки, мази и всё такое, а также просто содержала в порядке запас для аптеки. Непосредственно к ней грызи ходили редко, колёса продавались в магазе на станции, но тамошние просто осуществляли торговлю, не разбираясь в том, что именно они продают - затем и требовались специфические знания, которые собрала за собой Щавя. Гриб же, вспушившись, в очередной раз проверял... ну, огород - это само собой, а так - проверял грибную ферму, и при надобности запускал на несколько минут насос на полив, либо притаскивал от кучи очередное бревно, и валил его в бассейн с водой.

Как раз после такого захода на грибы его схватил за уши Ратыш, в том плане, что пора бы и. Ну, пора так пора, поперёк цокнуть нечего - таким образом грызь опять оказался в Крутом, и что характерно, вместе со всей бригадой, собравшейся на очередной жаб-штурм. Помимо Ратыша и Хвойки, обычно присутствовали строители из околотка, а то и из Перехрюкино или Варова, если им приспичит. Этим приходилось отдавать монеты, но сожалений не было, потому как и вообще, и чем быстрее поставить ветряк, тем быстрее увеличится прибыль для предприятия, так что вложения выгодны с любой точки слуха. Свои же трясли в основном не заморачиваясь, хотя бюрократы, ясен пух, точно записывали, кто сколько должен получить.

- Пухнём? - задал точный вопрос Грибодур, пырючись на грызей, кутающихся в горные куртаки.

- Давай просто поставим вертушку, - цокнула из-под шапки Хвойка, - А пухнуть можно и потом.

Покатавшись по смеху, взялись и за процесс. Для начала - растопить на горелке бочку воды до горячего состояния, и залить в скважины, чтобы кой-как прогреть камень. Теплопроводность у него так себе, поэтому вброса тепла хватит достаточно надолго. Затем - откачать воду и удалить остатки подобием швабры, тыкая этот инструмент в скважину и выжимая тряпку, привязанную к концу оного. От базы подвозили на вагонетке швеллеры, вставляли в скважины, наверху скрепляли в каркас при помощи крупнокалиберных гаек. Ясен пух, что поднять десятиметровую стальную балку лапами никак не получится, тут работал подъёмник, стоявший рядом на рельсах.

С непривычки этот процесс вызывал некоторое волнение, потому как всё это происходило ровным счётом на самом срезе каменного хребта. Кран, когда он поворачивался в сторону, большей частью висел над обрывом - но, убельчённые опытом рабочие знали, что физика - самая упрямая штука в мире. Если уж центр тяжести на рельсах, то никуда он не денется при всём желании. Вслуху этого постепеннно удавалось привыкнуть к картине высотных работ, когда и справа, и слева нету никакой опоры, а только много метров воздуха до следующего скального выступа. Привыкнув, грызи продолжали хихикать, крепили балки, а потом на них - опалубку для заливки бетона. Поверх оной крепился второй каркас для укрытия, которое обеспечит теплоту для раствора, пока тот не схватится.

С укрытием был самый песок, потому как оно представляло из себя большие куски брезента, сшитого из нескольких слоёв для прочности. На Крутом хребте ветер дул постоянно, и даже когда он считался слабеньким, парус в несколько квадратных метров давал огромную тягу. Вполне достаточную, чтобы унести в пропасть грызя - вслуху этого, крепили хитро выгрызанным способом, разматывая рулоны изнутри каркаса и сразу закрепляя. Тем не менее, брезентуха хлопала так, что уши закладывало - пока не закроется весь периметр, тогда ветру не за что зацепляться, и хлопанье прекращается. С парусами лучше всего управлялись Хвойка с Ратышем, лазая по конструкции, как матросы по вантам. Ухом не успеешь мотнуть, а опалубка уже вся того, внутри укрытия.

Далее оставалось включать воздушный обогреватель, работавший на балонном газу, и месить раствор. Месили прямо в цеху, что многократно облегчало процесс - не дует и относительно тепло, так что и вспушиться недолго. Мешалку на вагонетке закатывали в цех при помощи электровоза, такого же, какие использовались на руднике - маленькая такая табуретка с аккумуляторами, вполне достаточно, чтобы передвигать по позиции вагонетки и кран. Катать лапами было бы сильно затруднительно, поэтому и пришлось доставать списаный электровоз. Закативши, влезали на бункеры и сыпали туда песок и цемент, перемешивали с водой, затем добавляли наполнителя, тобишь щебёнки. Мешалка грохотала камнями по стальной бочке и иногда плевалась плюхами раствора - тут важно успеть увернуться, чтобы не пришлось потом отмываться.

Заблаговременно вспушившись, Грибодур залезал в тесную кабину электрика, и откантовывал мешалку к месту заливки бетона. Там раствор выливали в корыто, каковое поднимал кран и выливал уже в опалубку. Для заливки опоры требовалось около двух сотен таких корыт и полста замесов в мешалке, поэтому работа растягивалась на длительное время. Также хитрость состояла в том, чтобы обеспечить смены для непрерывности процесса, ибо мыть оборудование после раствора очень долго и трудоёмко, а если не останавливаться - то и мыть надо только один раз. Если залезть на опалубку и разравнивать раствор лопатой, то кажется, что это сущее убийство от стену, но на самом деле, не проходило и двух суток, как опора была готова.

После этого бетон ещё некоторое время стоял в обогреваемом укрытии, а на объекте оставались только дежурные, следившие за обогревателем. И довольно часто на бдение оставался Грибодур, потому как грызи резонно замечали ему, что инициатива грызёт инициатора. Благо, базу делали на совесть, когда помещения прогревались, можно дрыхнуть как у себя в избе, хотя за окном фигачит ледяной ветер со снегом. Встал по будильнику, вышел проверить оборудование, и ещё три-четыре килоцока можно плющить морду. Когда время проходило и бетон затвердевал в достаточной степени, опять собиралась бригада, и при помощи крана вкорячивала на опору собственно ветрогенератор - флюгерный узел, генератор, лопасти крыльчатки, хвост. И всё, можно запускать это дело и радоваться электричеству, захаванному из ветра.

Ясен пух, что Грибодура было не пронять надобностью отсидеть на базе неделю. Тем более, если у него имелась числовая машина. Таковая давала возможность окидывать ухом операции, происходящие в космическом пространстве, разбрыливать над процессами, и даже корректировать, если вдруг ухо вылавливало какой-нибудь косяк. Нельзя цокнуть, что косяки попадались часто, но если уж - то грозили серьёзным ущербом, а это мимо пуха. Кроме того, к Грибодуру зачастую обращались менее убельчённые этим опытом грызи, за разъяснениями, как оно. Всё же он просидел в космическом песке достаточно, чтобы пустить корни, как-грится, и теперь влёт отвечал на большинство вопросов. Ну и вообще, пыриться на стройку платформ на орбите Червона, сидючи в уютном ящике да в тёплом помещении, это вызывало сплошь хрурные ощущения. Гриб прикидывал, что сидеть так постоянно, как картохля, было бы лютым перебором. Даже если не учитывать замыливание мозгов от одной темы, любой причастный к космосу знал, что такое гиподинамия - а это немеряный список косяков в организме, возникающий при недостаточном количестве движения этого организма. Однако, образ мышления грызей подразумевал, сухо цокая, деверсификацию тряски... на практике - грызь регулярно покидал суръящик и шёл на обход стройплощадки. По сути песка, хихикал он, здесь всё тоже самое - осмотр на предмет косяков и устранение обнаруженых.

Когда выходишь из здания базы на продуваемый ветром хребет, становится наглядно понятным, насколько организмы зависимы от тончайшего слоя на поверхности планеты, где существуют подходящие условия. Ведь это место всего-навсего на семьсот метров выше леса вокруг Цибулинки, но разница видна невооружённым ухом - фигачит ледяной ветер с зарядами сухого снега, по краям скальных выступов громоздятся торосы, достойные полярных широт. Когда надутые ветром снежные шапки достигают совсем немыслимых размеров в пару метров - по склонам скатывается лавинка, поднимая тучи снега. Наблюдать это довольно интересно, особенно при понимании, что тебя никак не достанет - тонны снега разом улетают со склона, издавая характерный шум.

Однако песок не был бы полным, не будь у Грибодура согрызяйки. Когда грызь зависал в Крутом на строительном дежурстве, Щавелина, абы у неё не находилось неотложной возни, приезжала на Мыш-Пик, а оттуда лапками - до базы. Как показала практика, грызуниха оказалась весьма недурна потискаться, что было весьма сложно предположить раньше. Если цокнуть точнее, она оказалась весьма недурна потискаться с согрызяем, а не с произвольно взятым пушным животным. А согрызяй таки оставался доволен, как элеваторная мышь, тобишь - круглое попадание в пух, как это называют грызи. Тем более, база оказывалась весьма подходящим местом, чтобы основательно прожамкать пушнину - даже более подходящим, чем собственный дом. На участок всё же нет-нет да могли зайти какие-нибудь животные, а здесь до ближайших таковых - целые километры. И, по ощущениям, целые километры пушнины под лапами, хрррр...

--------------------------------------------------------------------

Пока одни грызи довольно похрюкивали, другие катались по смеху. В частности, Мышиса и Тектриса, возвращаясь из Урыльск-Кистова, всю дорогу переходили от хихиканья к ржи, и так по кругу. Прочие пассажиры этого даже не замечали, потому как сами ржали, да и вообще, рожь - нормальное состояние белки, давно известный факт. По этой причине пассажирский поезд становился ржаным, однако это ничуть не мешало ему перемещаться в пространстве, сухо цокая. Находясь в нормальном состоянии ржи, белочки в очередной раз с удовольствием таращились ушами на родные места - болота, лиственное редколесье вокруг Овражков, Варов, Перехрюкино... Они тут знали уже практически каждый куст, и от этого ощущение попадания в пух только усиливалось.

- Послушай ухом, ну и как теперь трясти? - цокнула Тектриса, вспушившись.

Мышиса поводила ушами, раздумывая. Она действительно рассчитывала, что удастся найти кого-нибудь для раскопок пещеры, однако в недрологическом учгнезде не нашлось свободных лап, все были загружены вознёй на годы вперёд.

- Да как, обычно, - пожала ушами серая. - Берёшь и делаешь, это самое эффективное.

- Двадцать метров под ледник? - усомнилась Текки.

- Двадцать метров под ледник, - кивнула Мышиса, - Имей вслуху, что это даже не яма в земле, а яма во льду. Если её прикрыть сверху от снега, с ней ничего не случится за много лет, так что, спешить некуда.

- С одной стороны да... с другой тоже, - захихикала рыжая, - Но Мышь, это же упоротость!

- Ага, - легко согласилась Мышь, - Но мы можем это себе позволить?

- Легко, - хмыкнула Текки, - Особенно тебе уж, точно никто не помешает. Ну и я подключусь по мере эт-самого.

- Ну вот, так оно и, - резонно заявила Мышиса, - Курочка по зёрнышку клюёт, а весь двор засирает.

- Это да. Хотя мне казалось, эти жирные сурки могли бы и пошевелить хвостами, - хмыкнула Тектриса, - Там у них тоже ничего срочного нету, если разобраться.

- Да и пух с ними. Есть и плюса по теме, нет?

- Да, - согласилась Текки.

Плюса состояли в том, что учгнездо принимало грызей на обучение по некоторым специальностям, так что грызунихи непременно намеревались поднапихать в головы теории.

- Вот ещё какой песок, - цокнула Мышиса, - Нужен точный проект выемки во льду, которая достанет до требуемой глубины и при этом не сложится.

- Проект ямы? - скатилась в смех Тектриса.

- Проект ямы, - кивнула Мышь, - Если это просто яма, то проект не нужен. Но просто яма будет очень большая, несколько тысяч кубов, а это долго. Гораздо быстрее выпилить туннель по габариту белки, улавливаешь соль?

- Да, - подумав, цокнула рыжая, - Но напуха проект-то? Бери да пили.

- Хотелось бы быть увереной, что эта штука не слетает на уши пилящему. Помнишь, у твоего отца знакомый жажинер, как его, Чин что ли? Он вроде бы даже занимался рассчётами по туннелям во льду.

- Тык, возьми да и...

- Текки, - фыркнула Мышиса, - Я очень не люблю трепать за уши грызей, ты знаешь.

- А по пещерам лазить любишь? - захихикала та, - Ладно уж, мне не трудно.

Серенькая грызуниха ласково погладила подругу по хвостищу, потому как она всю дорогу помогала ей в таких вещах, хотя не всегда это было так уж легко. Зачастую Мышиса пугалась мысли, чтобы она делала без Текки - это просто как остаться без лап! Тектриса же пугалась мысли, чтобы она делала без Мыши - это как остаться без головы! Рыжая зачастую сначала делала, а потом думала, и это выходило большим боком, а подружка всегда вылапчала её, потому как отличалась повышенной здравостью ума. Хоть она и каталась по смеху, как лыжник с горы, легкомысленная - это не про неё ни разу.

Таким образом, по отработанной схеме Текки достучалась через сеть и радиоцок до жажинера, и тот действительно не счёл за труд сделать рассчёт... тоесть не счёл труд за труд, от чего и ржал лично. Он прислал выкладки, где указывалась максимальная ширина туннеля при заданной кондиции льда. Для упрощения Мышиса брала самый непрочный лёд, какой только может образоваться на данной высоте - получалось, что и тогда ширина может быть целый метр без риска обрушения. "Потрачено!" - цокнула себе грызуниха, и пошла готовить оборудование. Из такового уже имелись акустические колонки с магнитофоном, проверенные на работу в условиях холода - они должны были сдвигать частоту инфразвука, чтобы избавить работающих от негативного влияния. Также имелись измерители звуковой частоты, добытые в аэропорту - для контроля за эт-самым.

У Плюмбыша и Ольши можно было взять на время портативный электрогенератор, мотор коего питался газом с баллона, а также цепную электропилу. Выпиливать шахты во льду таким образом куда удобнее, чем бензопилой, которая орёт в замкнутом пространстве и загазовывает его до непригодности. Тот же генератор питал лебёдку, каковую использовали для подъёма выпиленых блоков. Песок в том, что недрологи сами регулярно проводили такие операции, поэтому у них и имелось специальное оборудование - важно не продуть его, цокнула себе Мышиса. А так выходило всё вполне в пух, и даже особых мышечных усилий не потребуется, основную работу сделает лебёдка. Правда, чтобы лебёдка работала, нужно притащить баллон с газом, а это не цокнуть чтобы так просто.

Мышиса полезла бы пилить лёд и в одну морду, но в данном случае это было негодно из-за инфры. Эта дребузня была коварна тем, что воздействие проявлялось очень плавно, и пострадавший мог не одупляться, что происходит, пока не впадал в полный невменос. Вслуху этого грызуниха полностью отказывалась от мысли лезть в одну морду. Да, пещеры это познавательно, но не настолько, чтобы рисковать сморозиться в леднике. Тем более, грызи были вовсе не против поучавствовать - что Гриб с Щавей, что недрологи, что просто соседи по Цибулинке. В нулевых, смеха ради, а во-первых, рытие в горах вполне могло принести новые месторождения руды, как это случилось с Мыш-Пиком. Здесь работала обще-околоточная Жадность, когда грызи испытывали потребность набивать в Закрома; поскольку их личные закрома уже набиты, набивали Закрома околотка. Да что там, как-грится, они и закрома в закрома могут набить.

Помимо приспособлений, у недрологов имелись утеплённые переносные укрытия типа палаток, и их тоже предстоит переть в гору. Оставаться возле объекта на постоянку было бы чревато, однако теплушка всё-таки была бы в пух, чтобы греться. В качестве генерального плана Мышиса утвердила такой порядок, что трясущим следует базироваться в Ныч-Доме, а на объект заезжать на поезде посменно - но, это уж как хвост ляжет. Либо, как резонно цокал Грибодур, проверить наличие инфры, и ежели её нету - спокойно рыть до тех пор, пока не появится. Соль в том, что инфразвук создавали потоки воздуха, проходящие через пещеры, и это случалось только при определённых условиях. И есть основания думать, что вскорости эти условия познакомятся с динамитом, хихикала грызуниха, потирая серые лапки.

Пока же возня не была начата в полном объёме, Мышиса возвращалась к своему обычному режиму тряски. Основательно отсурковавшись и собрав рюкзак с запасами на пух знает сколько лет, образно цокая, грызуниха выходила в горы и шарилась по склонам. Само собой, ради повышения Дури, однако из походов можно - и следовательно, нужно! - выбивать непосредственную прибыль. Мама научила её собирать лекарственные растюхи, имевшие привычку произрастать в самых нычных местах в горных распадках. Щавелина тоже ходила в горы, однако растюхам теперь посвещала гораздо меньше времени, так что, имелся спрос на данный продукт. Кроме того, грызи нет-нет да и находили полезные минералы - всмысле, в количестве кусков, а есть ли там жила или ещё чего, это определить крайне трудно.

Здесь например водился индюклит, неприметный полупрозрачный камень никакущего цвета, чаще всего слоёный. Однако знающие белки сразу хватали его лапами, потому как этот материал использовался в приборостроении, а технологии синтеза до сих пор не существовало. Индюклит оценивался почти как золото, так что собирали даже небольшие кусочки. Песок в том, что собрать хоть сколь-либо заметное количество никак не получится, вслуху его отсутствия на местности. Те грызи, которые занимались сбором на постоянной основе, за всю жизнь набирали пух да нипуха - правда, этого им с лихвой хватало. Мышиса же, как и её родители, не упарывалась с поисками, но и не пропускала мимо ушей те места, где могли ныкаться камни. В итоге у грызунихи образовался некоторый запас монет, каковой позволял полностью распушиться и довольно поцокивать, в плане самопрокорма. Ведь основную часть прокорма давал огород и Лес вокруг, так что оставалось покрыть лишь небольшой дефицит - и в пух.

Грибодур, следует цокнуть, уже натурально не успевал за дочкой, когда та лазала по горам. Всё же грызь это не белочка-пушинка, а довольно отъевшийся сурок, у которого другие преимущества. Поднимать же себя вверх ему было гораздо тяжелее, чем Мышисе, так что эт-самое. Не упарываясь, Гриб заходил на аптечную ферму, чисто поржать - и зачастую оставался на весь день, подсобить Щаве с растюхами. В целом Щавелина и Фира справлялись на сто пухов, однако иногда требовались операции с повышенными трудозатратами. В частности, Мышиса регулярно получала околоточные монеты за переборку урожая. Регулярно, всмысле три-четыре раза в год, к осени ближе. Грибодур немало времени закопал в каменистую почву, делая новые посевные площади - вот здесь и проявлялись преимущества откормленного сурчины, который мог фигачить ломом весь день, и не опушнеть от этого. Таким образом, щавины согрызяи подхватывали возню на горном участке, а когда ботва уже высыхала, фирины родичи в Подбросном помогали ей окончательно привести продукт в законченый вид и расфасовать в пакеты.

Что ни цокай, а возиться на огороде, который висел буквально над облаками, было в пух. Правда, это когда ветер недостаточно сильный, чтобы продуть пух, иначе так себе. В том месте, где Щавя устроила ферму, ветер редко задувал вдоль склона, а скальные выступы эффективно давали тень от него, так что, такая дребузня случалась редко. В основном грызи, даже не утепляясь помимо пушнины, спокойно ковырялись на участке, поцокивая и катаясь по смеху, как шарики по подшипнику. С первого взгляда - это убиться об стену можно, чтобы расколоть два метра камня и сделать плоскую площадку, но когда есть привычка, а в зоне слышимости собственная согрызяйка, мотающая пушным хвостом, дело совсем другое. Гриб методично долбал камень, отгребал куски, опять долбал... В итоге получалась долбаная площадка, на которую насыпался грунт. Грунт, собственно цокая, приходилось ещё припереть лично, просто-напросто в рюкзаке, потому как больше взять неоткуда.

Зато потом - сиди, тряси ушами и пырься, как растёт ботва! Впрочем, основное было не в ботве как таковой, если уж было бы сильно надо - её и в теплице можно вырастить, создав там подходящие условия. Главное было в том, что под боком возились согрызяи, самые родные звери. Один только вид щавиного хвоста, мотыляющегося среди грядок, вызывал у Грибодура повышенное довольство. Причём, возня здесь - необходимое звено, потому как согрызяи на то и согрызяи, чтобы грызть параллельными курсами, ибо белка суть овощ не стационарный, в отличие от картохли. Если просто так сложить лапы да трясти ушами до опушнения - это мимо пуха, а так получается в. Более чем в, уточнял грызь, хихикаючи.

После того, как на ферме происходила подсушка, сортировка, иногда и обмолот семян - грызи выносили оттуда полные рюкзаки продукта и везли в Подбросное, на участок к Фире. Это вызывало ещё больше чувства выполненной Жадности, когда плечи оттягивает вес полезняшки - тем более, спускать вниз с горы это совсем другая песня, нежели поднимать. Мышиса например прониклась очень быстро, и сама навьючивалась мешками, хотя её никто и не просил об этом. Набивать в Закрома - об этом белку просить не требуется.

--------------------------------------------------------------------

Белокъ также не теребовалось просить прибежать на грибную ферму, когда приспевала пора уборки урожаю. Собственно, Гриб не смог бы придумать, как ему удалось бы оттащить своих грызуних от грибов, и ржал с этого, потому как вопрос чисто академический. На самом деле, дополнительные лапы там были весьма кстати. Казалось бы, ерунды - срезать грибы, почистить, порезать на сушку. Но когда этих грибов реально больше тонны, задача становится довольно эт-самое. Пока один резал и подвозил телоиды на тележке к навесу, другие сидели чекрыжили их ножами. Как правило, сидели круглыми сутками, потому как грибы вываливали все и сразу, и нужно быстро их обработать. Рядом постоянно горел костёр под сушильным шкафом, а запашище вокруг стоял такой, что Щавелина иногда использовала мазь на нос, иначе аж голова болеть начинает. Грибодур же не забывал держать под лапой огнестрел с разрывными, чтобы отпугивать кабанов - эти точно припрутся на запах.

С грибами подсобляли и Ратыш, Хвойка и Тектриса - они обычно набивали грибы в мешки и развозили по околотку для того, чтобы каждый взял себе нужное количество на заморозку или мариновку. В течении десяти-пятнадцати суток грызи крутились почти как белки в колёсах, и свежак, и сушёнка шли десятками мешков! Посидевши за столом и слегка одурев, очередной грызь отваливался подремать на нарах под навесом - температуры в это время года позволяли дремать, ограничиваясь только сеткой от мух. А затем - снова к станку! Резать белые грибы с делянки оказывалось весьма увлекательным занятием, когда так вот хрррум! в плотный кусок белковой, не вслух будет цокнуто, массы. И очередная тележка, набитая до краёв, отправлялась к разделочному столу.

Грибодур же, не забывая поржать и словить ощущения от страды, внимательно следил за грибами, как это ни покажется странным. Нет, грибы не делали резких движений, так что пялиться на них внимательно не обязательно - имеется вслуху мысленная слежка, дополненная наблюдениями. Ведь в самом начале на этом самом участке получались весьма скромные урожаи, а то и вообще шиш. Только посредством практики грызь вывел необходимое количество удобрения и его состав, а также прочие вещи, имеющие влияние на грибницу. В частности, по краям оврага произрастал мятный можжевельник, очень низкий кустарничек, действительно имевший мятный запах. Гриб насадил эти полоски кустов нарочно, чтобы отпугивать грибную муху, потому как иначе огромное количество продукта будет испорчено червяками. С принятыми же мерами в грибах из оврага не находилось ни одного червяка, что нельзя не признать попадающим в пух.

Как и с аптечной фермой, едва ли не самым важным в этой возне было то, что грызи трясли вместе со своими согрызяями. Грибодур вряд ли раскачался бы на такое погрызище, если бы не Щавелина и Мышиса. А так, посмотришь в одну сторону - рыжая пушнина, в другую - серая пушнина! Что днём, когда солнечные лучи льются в прогалы среди плотных хвойных веток, что ночью, под освещением из лампочки, висящей над столом с грибами. Ясен пух, что во время уборочной кампании наступление ночи никак не могло заставить грызей бросить дело - отдыхали, сколько требовалось, и опять к станку! В темноте костёр, гревший сушильный шкаф, выглядел чрезвычайно красочно, так что вид улетающих в звёздное небо ярких искорок завораживал... но, пока белка таращилась, лапы её продолжали резать грибы.

В общем-то, имелся повод довольно помотать ушами, потому как грибная ферма действительно вышла на высокие показатели продуктивности. Пуха ли, если грибы отсюда добирались до Варова, когда год неурожайный! В овраге также побывало немало грызей, которые специально приезжали в Цибулинку позырить на грибоферму и потрепать за уши Грибодура по поводу того, как оно. Подумав как следует и вспушившись, грызь на досуге изложил методику в виде текста, так чтобы можно было сунуть в уши страждущим, и не бояться, что забудешь что-либо. Правда, вся эта литература, как и уже существовавшая, оказывалась более теоретической, потому как на практике всё равно придётся подгонять процесс под условия данного конкретного места, тобишь по сути - прокачивать ферму методом проб и ошибок. Но, по крайней мере, чужой опыт давал хоть какие-нибудь ориентиры, в какую сторону копать.

- Главное в этом деле что? - цокнул Гриб, нарезая грибы.

- Не топтать гусей? - предположила Щавелина, валившая нарезку на железные сетки в шкаф.

- Следующей строчкой, - захихикал грызь, - Главное, что грибы не протестуют.

- Ты в этом уверен? - покосилась на грибы Мышиса.

- На сто пухов. Молчат, значит согласны!

Тут уж оставалось только вспушиться, потому как натурально, никто ещё не слышал, чтобы грибы протестовали против употребления в пищу их плодовых телоидов. Собственно, назначение телоидов в том и состоит, чтобы животное употребило их в пищу, а заодно разбрыляло вокруг споры - так что, всё точно в пух. Для грызей всю дорогу точно попадание в пух являлось более чем важным фактором любой деятельности. Вслуху этого, например, грызи не резали на мясо куриц, потому как курица - не плодовый телоид, и таки активно протестует против своего употребления в пищу. Впрочем, ждать, пока птица сдохнет от старости, тоже не в пух, поэтому чаще всего старые несушки попадали на корм хорям, лисам и прочим хищным зверям, шарящимся вокруг курятника. Тут работало всё "по старенькому" - здоровые куры убегали, дряхлые - не успевали.

При этом грызи работали над тем, чтобы привнести больше эффективностей и в этот процесс, как и во все другие, до каких дотягивались их рыжие загребущие лапы. Например - продлить срок "службы" отдельно взятой курицы, пользуясь селекцией и генетикой. Как было известно, в древние времена курица оставалась годной от силы два года, теперь - до пяти лет. А где пять там сорок пять, образно цокая. Здесь вообще работал общий принцип увеличения эффективности, потому как это суть эволюция. Об эволюции грызи задумывались чуть чаще чем всегда, потому как давно поняли головой, что с ней нужно что-то делать. Как обычно это поясняли, воизбежание и воимя, где слова после "воизбежание" и "воимя" вставить по желанию.

--------------------------------------------------------------------

Опосля того, как грибы оказывались эт-самое, а на окрестности начинал сыпаться снег, можно было и приступать к зимним видам спорта, образно цокая. Для Мышисы это означало возможность начать подкапываться к пещерам, и грызуниха ничуть не упустила этой возможности. Неслушая на довольно сильный ветер, грызи вышли от железки в Седловину Семи Гусей, волоча на себе припасы, инструменты и разобранные укрытия. Ещё загодя туда сходили Мышь и Ольша, убедиться в том, что нынче не сезон для инфразвука, так теперь пёрли с собой целый лагерь. Также загодя недрологи посещали склоны и рванули там пару петард, чтобы спустить даже намёки на лавины, потому как ну их напух.

Чтоже до поклажи, то её передвигали не просто лапами, потому как реально опушнеть можно. Для переноски использовали лебёдку, запитанную от переносного генератора, и длинные узкие санки. Сначала затаскивали вверх по склону генератор и лебёдку, закрепляли её за выступы скал или ещё как, затем челночным методом перетаскивали наверх всё остальное - укрытия, инструмент, баллоны с газом. Получалось небыстро, но зато тратилось относительно мало сил. Если переть просто на белке, то после подъёма придётся пол-дня отлёживаться, так что будет гораздо дольше. Длина троса, намотанного на ворот, составляла двести пятьдесят метров, тобишь целую четверть километра. Такими "шагами" куча барахла и двигалась к цели.

Точнее, шагами двигались до хребта, а вниз, ясен пух, скатывались по снежному насту, подложив под груз скользский брезент. Таким образом грызям удалось переместить лагерь в нужное место ещё до наступления темноты, и отдыхать они отвалились уже в установленные палатки. Нулевое, что было сделано - это приведены в готовность акустические "глушилки", а детекторы инфразвука поставлены на боевое дежурство, сухо цокая. Да, детекторов было несколько, потому как бережёного хвост бережёт. Отсурковавшись за ночь, с утреца грызи испили чаю и вспушились, потому как это ещё не повредило ни одной белке, давно известно. Погодка стояла хоть и морозная, зато без ураганных ветров и снегопадов, так что, для этого дела - самое в пух. Как только была выпилена яма в прессованом снегу, палатки переместили в неё, и теперь на их обогрев тратилось меньше топлива.

В частности все присутствующие знали, что эти палатки, в которых можно отлично дрыхнуть при лютом морозе снаружи, есть в прямом смысле продукт космических технологий. Получить такой материал в условиях тяготения невозможно, его изобрели на орбитальной станции, а сейчас уже производили в приличных объёмах. Соль в том, что непосредственно отражающий слой, который сохраняет внутри всё тепло минус сколько-то сотых процента, крайне тонкий, и из килограмма, привезённого с орбиты, на планете делают тонны ткани для палаток - так и достигается Прибыль. Раньше даже экспедиция сюда, за четыре часа хода от дороги, была бы куда сложнее из-за того, что пришлось бы жечь газ для отопления в огромных объёмах - сейчас жгли совсем мало. Кроме того, внутри оставалось тепло от кипящих чайников и кастрюль с щами, так что, основную часть топлива тратили на генератор, крутивший пилу и лебёдку.

Войдя в темп работы, Грибодур и Щавелина, Ольша с Плюмбышем, и Мышиса, крутились как белки в колесе. Кто-то один пилил, другой вытаскивал отпиленые блоки лебёдкой, третий занимался хозяйственными делами, остальные отдыхали.

- Омойпух, Гриб! - захихикала Щавя, глянув, чем тот занимается, - Опять ты топчешь космических гусей?

Грибодур топтал их через портативную числовую машину, не поленившись притащить её с собой. Да что там цокать, даже беспроводная связь здесь брала, через ретрансляторы железки! Так что, теоретически, он мог отдавать команды машинам на орбите Червона, лёжа в сурковательном мешке в палатке.

- А у тебя есть предложения получше, грызуниха? - пихнул её в пух Грибодур.

- Вот выпушень! - в который раз цокнула грызуниха, но предложения озвучивать не стала.

Само собой, космические гуси через радиосеть не мешали грызю взяться за пилу и выполнить норму, сухо цокая. Цепная пила, нарочно модифицированная для пилки льда, легко отделяла от монолитной массы блоки нужного размера, так что резать одно удовольствие...

- Ты не удовольствие режь, а лёд, - на всякий случай уточнил Плюмбыш.

- А, благодарю за подсказку, - заржал Гриб, - А то я вот торчу тут и думаю, что же резать?...

Затем блок при помощи лома переваливали на низкие салазки из стальных швеллеров, привязанные к тросу лебёдки, и вытаскивали наверх. Поначалу, любуясь на кучу одинаковых ровных блоков, грызи хотели сложить из них что-нибудь, однако отказались от этой затеи, попробовав поднять блок хотя бы на второй ряд - это проще об стену убиться. Зато туннель углублялся в монолит ледника довольно быстро, погонный метр удавалось пройти часа за два, если не тупить. Правда, чем дальше, тем длиннее будет путь блоков наверх, но это не критично. Более критично было выдерживать заданное направление туннеля, чтобы он попал в искомую точку, а не куда пух на уши положит. Благо, точка была довольно большая, судя по всему - метров пять минимум по ширине.

Через пару дней недрологи слиняли, Щавелина вместе с ними, потому как ей следовало постоянно заниматься аптекой, а не топтать гусей. Зато подвалили Ратыш и Текки, со свежим пухом, как-грится, и крепко схватились за возню. Из туннеля постоянно слышалась работы пилы, а наверху тарахтел генератор и крутилась лебёдка, вытаскивая на салазках снего-ледяные кирпичи. Тем не более, взять это дело с наскоку не удалось, потому как объём всё же немалый. За день удавалось пройти не больше двух погонных метров, так что грызи словили ощущение некоторого утомления, и упираться не стали. Вместо этого решили сделать перерыв на пару-тройку дней, а потом вернуться к этим гусям. Благо, погода способствовала, и буранов пока не ожидалось.

Таким образом, неспеша и поцокивая, туннель таки был создан. Теперь с поверхности можно было влезть под брезентовую "дверь" и попасть в проход между стенами из прессованого снега и льда. Ширина его как раз позволяла проходить белке, высота была чуть ниже, чем нужно для роста, но не критично. Сунувшимся туда грызям открывалась интересная картина - сверху стены были подсвечены солнечным светом, проходящим через толщу, а потом свет быстро тускнел и наступала темнота, хоть ухо выколи. Пользуясь фонарями, грызи спускались примерно под углом в сорок пять градусов, по выпиленым ступенькам, и хихикали, чувствуя себя, как белый медвед в снежной берлоге.

- Вон вспырьтесь, - посветил на потолок Ратыш, давая остальным обзор.

В потолке туннеля явственно различались неровные ходы, словно проделанные во льду талой водой; эти каверны, шириной сантиметров в двадцать, уходили вверх почти вертикально.

- Омойпух! - цокнула Тектриса, - Что это такое?

- Вероятнее всего, выход воздуха из пещеры, - ответил её отец, ковыряя каверну ломиком, - Потому как сверху тут течь ничего не будет.

- Это получается, там температура воздуха больше нуля? - мотнула ухом Текки.

- Легко, - цокнула Мышиса, - Подогрев из недр, а промерзать гора будет слишком долго, чтобы это случилось, образно цокая. Как думаете, эта дребузня не ослабит потолок?

- Неа, - хрюкнул Ратыш.

- Кстати, ты нас сюда вызвал на дырки позырить? - хихикнул Грибодур.

- В общем да, - заявил грызь, - Это надо иметь вслуху, на всякий случай. А главное вот ещё...

Он ткнул ломиком в неровную стену льда впереди, и просунул его в образовавшийся прогал.

- УЦ! - хором цокнули остальные, и захихикали.

- Ага, - подтвердил Ратыш, - Это вход. Там гора льда почти до потолка, поэтому придётся лезть вверх, потом вниз.

- Пошли?? - зашебуршила от нетерпения лапками Текки.

Грызи уставились на неё и пырились до тех пор, пока она не скатилась в смех и не поправилась:

- Пошли за респираторами, газоанализатором, и пробами для микробиологии?

Поскольку пух с хвостов ни у кого тут не опал, так и сделали. Влезать в пещеру, которая могла быть закупорена тысячи лет, следует с осторожностью, мягко цокая. Благо, у них под лапой имелась Щавелина с её лабораторией, а также газоанализаторы из арсенала недрологов, чтобы не надышаться чем лишним. Вслуху таких соображений, первой в лаз протиснулась Мышиса, оснащённая респиратором на носу. Подсвечивая себе фонариком на голове, белка вскарабкалась на неровную гору льда, внимательно глядя, куда ставит лапы. С другой стороны от льдышки она не увидела ничего экстраординарного, зато там был весьма обширный туннель, уходящий вглубь горы. Серая очень опасалась, что пещера окажется метров десять в глубину, и тогда всё мероприятие окажется не особо полезным - но, луч фонаря терялся в глубине, и чувствовался ток воздуха - а это значит, что там большие объёмы.

Ничуть не забывая о песке, Мышиса изучила показания газоанализатора - тот показывал некоторое повышение по сероводороду, что терпимо и объяснимо.

- Проверка воздуха, воздух в пух, - цокнула она в радиоцок для Грибодура, дежурившего в туннеле у входа, - Забор проб.

В пробы попал и воздух, и пыль с камня, до которого грызуниха смогла дотянуться. По крайней мере, она не увидела здесь останков животных, каковые могли бы быть источниками инфекции - но, это не повод успокаиваться. Завинтив колбы, Мышиса вылезла обратно, хотя, ясен пух, её очень сильно тянуло пробежаться по пещере. Впрочем, пробежаться тут не совсем уместное слово, потому как пещера отнюдь не похожа на вырубленный в скале туннель, она вся крайне фигурная, в том числе и пол.

- Ну, как оно? - осведомился Грибодур.

- На слух похоже на известняковые каверны, - цокнула Мышиса, - Весьма древние, судя по отсутствию остатков известняка.

- А, это известный песок, - кивнул грызь, раздумывая.

Такие каверны получались, когда магма, впоследствии ставшая камнем, топила в себе включения из мягких пород - известняка, например. Впоследствии, если это включение выходило на поверхность, известняк достаточно быстро разрушался, оставляя собственно пещеру. Такие же штуки были на руднике, и Гриб знал, что они имеют довольно характерный вид. Грызь слегка поёживался всей белкой, когда представлял себе, насколько давно образовались эти формации - а это миллиарды лет, где-то в таком диапазоне. Ну и ладно, тут же хихикал он, как это нам помешает?

Пока же ничто не помешало грызям законсервировать лагерь и отправиться по домам, чтобы неспеша провести тесты на микробиологию. Щавелина, конечно, провела это дело с большим тщанием, но сразу предуцокнула, что на девяносто девять пухов там стерильно. Если температура внутри хотя бы иногда поднимается выше ноля, а судя по всему так оно и есть, то пещера не может работать морозилкой для длительного хранения микроорганизмов. Без морозилки же они не протянут сотни лет... но, на всякий случай, высев на питательную среду таки проводился.

- Нет, а что? - цокнула Щавя, мотыляя раствор в чашке, - Помнишь, когда Плюм нашёл жилу в леднике, а там оказалось эт-самое?

- Да и ещё неоднократно, - хмыкнул Гриб, - Кто бы сомневался, Щавёнка.

Если бы не Щавёнка, действительно могло бы выйти боком, и вполне вероятно, Плюмбыш сейчас не цокал бы. Как уже убедились грызи, горные ледники могут таки подбрасывать неприятные сюрпризы, когда оттаивает то, что хранилось во льду порой сотни лет - и тут уж натурально лучше перебздеть, чем недобдеть. Причём, опасность разнести инфекцию более относилась к прочим зверям, а не к грызям, потому как они не имеют привычки грызть старые кости и всё такое, в отличие от собак, например. Как бы там ни было, поставленная двадцать лет назад бытовочка, в которой Щавелина при помощи согрызяя оборудовала лабораторию, отрабатывала своё на тысячу процентов.

Следующий заход в пещеру грызи совершили через десять дней, потому как в горах начался снегопад с ураганным ветром, а это мимо пуха. Когда погода устаканилась, Щавелина уже с полной определённостью могла цокнуть, что тест дал отрицательный результат, тобишь - всё положительно, зараза отсутствует. Как следует вспушившись, компания собрала корм, да и двинулась в гору. Зимой восхождения давались почему-то немного легче, вероятно из-за отсутствия резкого перепада температуры, когда внизу плюс двадцать, а наверху минус столько же. Когда хвойный лес в окрестностях Цибулинки утопал под снежной пушниной, и задувал морозный ветер, температура могла быть точно такой же, как и на объекте. Да и вообще, чисто по ощущениям, лезть в гору проще, если не выходишь на неё с зелёной травы.

- Сало быть, песок такой, - цокнул Плюмбыш, осматривая грызей, - Мы с Мышью идём на две пуши, разматываем за собой вот этот провод. Отцок каждые пять минут по сигналу, нет отцока - считать, что аварийная ситуёвина, и предпринять меры по вспоможению для выхода. Всем не лезть в пещеру ни при каких обстоятельствах, это чисто?

- Впух, Плюм, ты сейчас меня испугаешь! - поёжилась Щавелина.

- Он, - показал на хвост грызь, - Бережёт бережёного, насколько мне известно из опыта. На девяносто девять пухов, ничего не потребуется. Но если потребуется - нужно действовать чётко, как кукушка.

- В пух, - кивнул Грибодур, а за ним и остальные.

Продвигались действительно крайне осторожно, связавшись альпинистской верёвкой и держась на некотором расстоянии друг от друга - если вдруг провал под ногами, например, чтобы не загреметь обоим сразу. Это при том, что у грызей не было ровным счётом никакого повода подозревать подвох - если бы он был, в пещеру таки полетел бы беспилотник. Но поскольку всё выглядело безопасным, проще позырить своими глазами. Для Грибодура и Щавелины было весьма цокотно сидеть наверху и ждать - но, по крайней мере, они слышали всё, что происходит в пещере. Тонкий и лёгкий провод, притыреный из армейских запасов, был к тому же очень прочный, и исправно передавал сигнал.

- О мой пух... - в очередной раз цокнула Мышиса.

- Что, что? - не удержалась Щавя.

- Каменная стена! - захихикала грызуниха, которая тоже не удерживалась.

- Мышь, хиханьки отставить! - ни разу не шутя, цокнул Плюмбыш.

- Чисто цокнуто, - вспушилась серая, и более эфир не засоряла.

- Имейте вслуху, отметка уже - триста пятьдесят метров. Похоже, здесь вертикальная выемка в породе...

- Омойпух! - радостно пискнула Мышиса.

- Что, каменная стена? - захихикал Гриб.

- Нет, куски руды! - сообщила грызуниха, - Много кусков руды! Жажа... тьфу, тоесть, жила!

- Плюм, у неё не глюки?

- Неа, - хихикнул Плюм, - Наблюдаю выход рудной породы, судя по всему это мышанит.

- Мать моя белочка...

- Так, пшли дальше, - хмыкнул грызь, - А то сейчас кто-то от радости лопнет.

- Есть такой риск, - согласилась Мышиса.

Она действительно чувствовала себя как мышь в полном элеваторе зерна. Даже небольшая жила - это уже прибыль, а если повезёт, это большая жила, и ещё многие годы работы рудника, цибулинского путевого хозяйства, заводов в Перехрюкино и Овражках...

- Мышь! - одёрнул её Плюмбыш, - Руда никуда не убежит, забудь про неё.

- Угу, - сделала над собой большое усилие грызуниха.

Разведчики пробрались дальше вдоль выхода рудной жилы - стенка уходила вверх метров на двадцать, наверное, и там расселина постепенно сужалась в ноль. Пол пещеры был не самым удобным для ходьбы, похож на очень крупную пемзу с кавернами, порой по пол-метра размером, так что, скорость продвижения в любом случае оставалась низкой. Остановившись передохнуть и перекусить, грызи двинули дальше, тем более, что катушка провода имела длину в пятьсот метров, и дальше они не пошли бы.

- Сяк, а где здесь источник инфразвука? - думал вслух Плюмбыш, - Чтобы так дудеть на поверхности, он должен быть близко к выходу.

- Кажется, вон он, - цокнула Мышиса, поворачивая луч фонаря.

- Пуха се...

Свет выхватывал ледяную колонну высотой метров двадцать и диаметром в два-три метра, которая громоздилась в широком месте пещеры. По науке это называется сталагнат, тобишь, сросшиеся в колонну сталактит и сталагмит. На практике же эта частично полая колонна представляла из себя огромадную трубу, один конец которой был в пещере, а другой соединялся с выходом на поверхность, судя по току воздуха. Осторожно подойдя вплотную, Мышиса сколола лёд и убедилась, что под ним - достаточно прочная минеральная основа. Её слегка передёрнуло от мысли, какую мощность может выдавать эта дудка, и грызуниха в очередной раз проверила измеритель частот. Но сейчас явно был не сезон, перепада давления не получалось, и труба не действовала.

- Плюм-пуш, может, пора валить отсюда? - предположила Мышь.

- В общем, да, - кивнул тот, - Но потом сюда необходимо вернуться с инструментом и...

- Динамитом? - хихикнула серая.

- Ну, это радикально, - хмыкнул грызь, - Такенный сталагнат представляет ценность для исследования слоёв отложений, сама понимаешь. Да и крысотища вообще.

- Но звук?

- Но звук. Поэтому - пропилить отверстия в колонне, чтобы развалить колебательную систему. Она довольно тонко настроена, чтобы производить именно эти частоты.

- А, тогда в пух, - согласилась Мышиса.

Как это бывает чуть чаще чем всегда, белки не склонны бросать цоканье на ветер. Уже на следующий день с Мыш-Пика припёрли старый-добрый набор из зубил и молотков, и в колонне появились три большие отверстия. Материал её был не слишком прочный, так что с продырявливанием не возникло никакой проблемы. Вылезши из туннеля в лагерь на леднике, грызи словили чёткое ощущение сделанного дела, даже получилось два выстрела одним зайцем - и жила, и труба. Теперь необъяснимой пухне, которая творилась в районе Седловины Семи Гусей, пришёл каюк. Особенно близко к пуху приняла это Мышиса, так что она долго таращилась на туннель, а в глазах у серенькой белки блестели слёзы. Потом она оглядела грызей и счастливо улыбнулась во все резцы.

- Благодарю вас, грызятушки! - цокнула она, поклонившись ушами.

- Да незачто, нам в пух, - хихикнул Грибодур, пихнув её в пушнину.

Грызи обобрительно лыбились и поцокивали, потому как понимали, что она имеет вслуху. Мышиса-Вторая теперь полностью продолжала возню, которую начала Мышиса-Первая. И благодаря инициативам грызей - как научников из Приозёрска, так и Щавелины с Грибодуром, продолжать возню могли даже не её потомки, а почти что она сама. И неслушая на то, что её десятилетия назад завалило здесь лавиной, грызуниха опять была более чем живая, а труба, отгонявшая животных от пещеры в течении пухти скольки лет, уже никогда не будет действовать. Морозный горный ветер трепал ушные кисточки и прочую пушнину, торчащую из-под куртака, и Мышиса очень сильно ощущала, что такое - быть живой. Ну а через неё и остальные пуши, собственно. В бело-синих облаках, что клубились в небе, образовался прогал, и яркое солнце осветило горы, так что даже в тёмных глазах белки сверкнула синева.

- В пух так в пух, - цокнула Мышиса, - Пойдёмте, чаю выпьем.