Литвинова Людмила Владимировна : другие произведения.

Полная версия >

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  Людмила ЛИТВИНОВА
  
  
  
  
  
  
  ИСТОРИИ ГОСПОДИНА МАЙОНЕЗОВА
  
  УДК 821.161.1
  ББК 84(2Рос=Рус)6-44
  Л64
  
  
  
  Литвинова, Людмила
  Л64 Истории господина Майонезова / Л. Литвинова. - М.: РИПОЛ классик, 2018. - 530 с.
  
  ISBN 978-5-386-12238-6
  
  "История господина Майонезова" написана для тех, кому близ- ки и понятны идеи развития, а не только жалобы желудка. Это диа- лектический роман, в котором присутствуют и элементы фэнтези, и приключения, и юмор. По своей форме произведения напоми- нают семейную сагу, которую открывает юный поэт Майонезов, а закрывает уже его внучка.
  
  УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6-44
  
  
  
  
  
  
  
  ISBN 978-5-386-12238-6 љ Литвинова Л., текст, 2018.
  љ Издание. Оформление. ООО "Де" Либри", 2018
  љ Издание. ООО Группа Компаний
  "Рипол Классик", 2018
  
  ISBN 978-5-386-12238-6 љ Литвинова Л., текст, 2018
  љ Оформление. ООО "Де" Либри", 2018
  љ Издание. ООО Группа Компаний
  "Рипол Классик", 2018
  
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  МАЙОНЕЗОВСКИЕ СКАЗКИ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть первая. Осенние знакомства
  
  Дорогой друг!
  
  Прежде чем мы подойдем к большой картине моего романа, я хочу показать Вам девять карандашных эскизов к ней. В этих простеньких зарисовках Вы увидите силуэты животных и людей, необычные жи- лища, причудливые коряги и другие элементы природы, которые на Ваших глазах превратятся в элементы книги. О чем она? О развитии и о том, что наш мир сложнее, чем нам кажется. А написать просто о сложном можно, только используя юмор, к чему я и стремился. Со- гласитесь, трудно было бы начинать мою работу с объяснения связи между нашим развитием и отсеком подводной лодки, где происходит выравнивание давления. Вы бы усомнились в здравии моего ума, хотя такая связь, как объяснил господин Фемистоклюс, реально существу- ет. Поэтому я и предлагаю сначала похмыкать и подержать в руках мои черно-белые наброски, которые я объединил под общим названием
  "Осенние знакомства", а потом уже пытаться "объять необъятное".
  
  Всегда ваш, Г. Майонезов Пыш-холл, 11 сентября
  
  ЗНАКОМСТВО ПЕРВОЕ,
  в ходе которого выясняется, что "ЛУЗА" - это не "ЛУЖА", а ФРИЦ - не КАРЛ
  - Да, в этом Синем лесу, как у пиратов: жемчуга - ведрами, а шелка
  - километрами! - говорил первый таможенник второму.
  - Уж и не говори, кум! У них даже вороны пьют только из фонта- нов, из луж - брезгуют, - отвечал второй таможенник первому.
  Пышка стоял за углом таможни, сердце его стучало громче старых настенных часов, на которые он смотрел, не отрываясь, сквозь при- открытую дверь таможенной будки. Дверка в ходиках шумно распах- нулась, и кукушка пропела ласково: "Без пятнадцати минут одиннад- цать, господа!"
  - Пора сматывать удочки, - сказал первый.
  - Пора, мой друг, пора, - ответил второй и взял трость.
  Пышка еще не отдышался и видел отражение своего красного лица с выпученными глазами в стеклянной двери. Он ввалился в таможню.
  - Заполни декларацию! - завопил первый таможенник.
  - И преврати "КОЗУ" в "ЛИСУ", - еще пронзительнее заревел второй.
  
  Пышка так напряг извилины, что они проступили на лбу, а лицо стало похоже на перезревший помидор.
  - КОЗА - ЛОЗА - ЛОЗА - ЛА - ЛА, - бормотал усталый, голодный Пыш.
  - ЛУЗА - ЛУПА - ЛИПА - ЛИСА, - раздался в Пышкин затылок на- смешливый шепот.
  Пышка и не заметил, как на груженном покупками велосипеде подкатил к таможне Фигурка. Тугодум Пыш был спасен! Он застро- чил, как из "Калашникова": "КОЗА - ЛОЗА - ЛУЗА - ЛУПА - ЛИПА - ЛИСА", - и таможенники пропустили его на территорию Волшебного леса, а значит, домой. Домой! Флегматик Пышка больше всего любил дом и "родную лежанку".
  Сангвиник Фигурка с природноразвитым левым полушарием пре- вращал "КОЗУ" в "БАРСА" без запинки и с явным удовольствием:
  "КОЗА - КОРА - КАРА - ФАРА - ФАРС - БАРС!" И вот Фигурка тоже
  в родных пенатах. Кукушка предупредила: "Без трех минут одиннад- цать!" Фигурка вскочил на своего видавшего виды железного "осла", Пыш с надеждой ухватился за седло: "Ты, когда сказал "ЛУЗА", имел в виду "ЛУЖА?""
  - Отнюдь, товарищ, "ЛУЗА" - это "ЛУЗА", - и Фигурка умчался, как ветер, в темнеющую даль.
  Пышка "покатил" на своих усталых двоих к ближайшему светяще- муся окну. Сзади раздался резкий крик: "Преврати "КОЗУ" в "ВОЛ- КА"! И заполни декларацию!"
  "Последний, - подумал Пышка, - не успеет до одиннадцати, и но- чевать ему, бедолаге, на мокрых листьях".
  Пыш постучал в дверь. Ему никто не открыл, и он вошел сам. Его встретил запах корицы и миндаля. В полумраке прихожей глаза го- лодного Пыша нашли стоящий на скамейке большой черный проти- вень с булочками причудливых форм (вертушки, косички, улитки, ра- кушки, дольки и другая вкуснятина). В маленькой кухне стоял запах кофе и что-то булькало. Под оранжевым абажуром сидела Тетка Чере- паха в халате, отделанном мехом, рядом - Кролик из Параллельного мира в вязаном свитере. Они не замечали, что старинный кофейник с изогнутым носиком почти выкипел, а окно запотело. Они не заме- тили и Пышку. Че и Кро слушали радио. Диктор сообщал последние известия: "Рядовой Джон Смит отбил атаку басмачей из гранатомета сегодня рано утром. На рядовом были только бронежилет, каска и си- реневые трусы с надписью "Я люблю Чикаго!"".
  - Да-а, - протяжно вымолвила Тетка Черепаха, покачивая большой головой в кружевном чепчике, - наши-то не способны на такой па- триотизм.
  
  - Не скажите, матушка, не скажите, - прошепелявил Кролик, про- тирая запотевшие очки.
  И тут его кроличий взгляд упал на наблюдавшего за ними Пышку.
  - О! - театрально произнес Кро, - голодная тень отца Гамлета!
  - Полцарства за листок бумаги! Иначе я забуду свою новую поэму
  "Фриц и Роза", - не менее театрально, голосом Кро, взмолился обна- руженный Пышка.
  - Выключи, зайчонок, "Спорт" слушать не будем, наши фавориты опять продули, - заявила Тетка Черепаха, и повернув грузное тело от Кролика к Пышке, прибавила: - Декламируй вслух! Обожаю про сер- дечные делишки!
  Тетка сложила пухленькие ручки на коленях, как прилежная школьница. Пышка звонко заголосил:
  
  В Кельне, под самою крышей, Под красною черепицей, Куда идти ленятся мыши,
  Портной жил, звавшийся Фрицем. В своем полукруглом окошке
  Он видел, как на ладони:
  На крыше мечтают кошки, И Карл несет мед в бидоне. А Роза сушит перины,
  И песенку напевает, И в ящике георгины Из леечки поливает...
  Какая занятная слежка! (Камзолы шить нет уже рвенья.) А вон показалась тележка
  С густым сливовым вареньем!
  "Нет денег, но есть терпенье, -
  Так Фриц рассуждал над заплаткой, - Скажу сорок раз я: "Варенье", -
  И станет мне сладко-пресладко!
  
  
  - Какая свежая мысль, Пыш! - перебил его Кролик, - это надо пре- непременно напечатать в нашем журнале "Тираннозавр", но там обя- зателен литературный псевдоним. Я предлагаю незатертый - "Эль- куль Пуаро".
  - Остановимся на "Гораций Майонезов", - закончила литератур- ный вечер Тетка.
  
  Она принялась накладывать на тарелочки яблочное повидло, без- заботно напевая: "Ах, повидло, талия погибла!" Разлили остатки кофе по чашкам. Кролик, уже в полосатом фартуке, принес из прихожей бу- лочки. Воцарилось молчание. Слышно было, как дождь стучит за ро- зовой занавеской. Тетка причмокивала, Кролик присвистывал, Пыш- ка причавкивал. Момент был неподходящий, но Пышку распирало.
  - А что такое "ЛУЗА"? - выпалил он между пятой улиткой и шестой долькой.
  Наступила тишина. Было слышно, как желтый листок прилепило дождем к стеклу.
  - Э... - начал Кролик с умным видом.
  - Не утруждай себя, зайка, - остановила его Тетка, - понятно, что тут имеет место проблема с дикцией. Когда я была примой в оперном театре, такое встречалось сплошь и рядом. Зрители даже просили пе- чатные тексты партий, потому что не понимали ни слова. Конечно, не без греха... - и она густо покраснела. - Некоторые исполнители (кто - уже не помню) ели на сцене во время спектакля. Попробуй с набитым ртом спеть слово "лужа", да еще на итальянском!
  Но Кролик не унимался. Он отодвинул чашку и, с трудом подняв огромный словарь, засопел над ним: "Это принципиально". Через минуту он с видом генералиссимуса, нашедшего мешок с золотыми слитками под очередным Ватерлоо, сообщил:
  - "ЛУЗА" - есть такое слово! Это сетчатый мешочек под лункой, в которую падает шар в бильярде!
  - Не может быть, чтобы какой-то дырявый мешочек назвали почти
  "Луизой"! - удивилась Тетка, всплеснув бархатными ручками, - На- полни еще кофейничек, зая!
  И она беззаботно запела арию Чио-Чио-Сан о том, что она молодая влюбленная бабочка, порхающая в новом шелковом кимоно.
  И вдруг порыв ветра донес отчаянный и несущий в себе явную угрозу вопль: "Умри, Коза!" Все трое, вздрогнув, переглянулись.
  - Похоже на голос капитана Флинта, - почему-то шепотом сказал Кро.
  - Не знаю, Флинт или Кид, но всем понятно, что это "черная мет- ка", - тоже шепотом отозвался Пыш.
  Черепаха взялась за успокоительные капли. В гробовой тишине было жутко слышать, как бутылочка стучит о край хрустального ста- кана с монограммой "Т.Ч.". "Как хрупок мир", - подумал испуган- ный Пыш.
  - Дождались, - резюмировала сухим шепотом неустрашимая Че.
  Все трое напряженно вглядывались во мрак за розовой кружевной занавеской.
  
  ЗНАКОМСТВО ВТОРОЕ,
  в ходе которого выясняется, что у кроликов тоже есть заячья губа и кое-что (несправедливое) о Тетке
  
  Флегматика Пышку мучила меланхолия. В теплом зеленом халате и очень домашних туфлях он долго стоял у окна в спальне и смотрел на осенний лес. Ветер гонял желтые листья по кругу, как дрессиров- щик - лошадей в цирке.
  - Вот и дождались, - сформулировал Пыш мысль, очень схожую с Теткиной.
  Затем он переместился к зеркалу и долго вглядывался в свое лицо.
  Этот вид ему нравился больше.
  - Очень похож на академика Ломоносова, - сообщил Пышка отра- жению, - жаль, что твоим именем не назовут университет или какой- нибудь внутренний закон.
  Вот тут-то и сработал какой-то внутренний закон. Словно светоз- вуковая граната, Пышку ослепила и одновременно оглушила мысль о его черной неблагодарности. Он надел плащ поверх халата, схватил баночку крыжовенного джема, зонтик, резиновые сапоги с изображе- нием лошадей и помчался к Фигурке.
  Фигурка завтракал бутербродами с дорогим сервелатом. В ком- нате, почти пустой, привлекала внимание только узкая кровать, за- стланная солдатским одеялом. Над ней висел плакат с лозунгом:
  "Идея плюс аскетизм". Пониже - портрет Зигмунда Фрейда с рыжей бородой.
  - Пойдем к стенке, - позвал Фигурка и засмеялся.
  Пышка не понял, но подошел к стене, на которой висела инструк- ция по уборке помещения и телефон.
  - Сейчас зазвонит телефон, - сказал Фигурка и снова засмеялся.
  Зазвонил телефон. Таможенная служба наизусть знала Фигуркин номер и в случае скопления на пропускном пункте граждан, не спо- собных своими силами превратить "МУХУ" в "СЛОНА" или "КОЗУ" в "ЛИСУ", сразу же обращалась за помощью к Фигурке. Но Фигурка помогал только своим. Это был один из его жизненных принципов. Поэтому он звонил Тетке Черепахе для установления связи между ней и незнакомым лицом, застрявшим на таможне и называющим себя
  "синьор Паралличини".
  Пышка оторвался от инструкции, потому что в телефонной трубке захлебывалась Тетка Черепаха: "Знаю ли я синьора Паралличини?! Этот синьор в пятьдесят втором году подхватил свинку, и мне при- шлось петь за него Ленского и падать в сцене дуэли! На репетиции я сломала два ребра, а на спектакле - ребро и ключицу! Не родствен-
  
  ник ли он Паралличини, написавшему музыку к нашему гимну? Да, да, он ее и написал, этот несносный Паралличини! Жду вас с Пышкой на ужин! Будут ваши любимые жареные морепродукты!"
  Фигурка приподнял породистую бровь. Как ни крути, а чужое за- стрявшее лицо оказалось "своим"...
  Вечер выдался самым пасмурным за последние триста лет мете- онаблюдений в Волшебном лесу. В гостиной Тетки Черепахи горела хрустальная люстра на восемьдесят лампочек. Сама Тетка Че в золо- тистом парике и голубом шелковом кимоно с разноцветными драко- нами вычитывала сквозь толстые стекла очков содержание сахара на бутылке вина "FarodiMessina", привезенного тенором Паралличини. По стенам гостиной висели в золоченых рамах картины с хрупкими белокурыми девушками в шляпах, или с зонтиками, или с коробка- ми шоколадных конфет. Тетка любила "пожить по-человечески". Си- ньор Паралличини прогуливался между венскими стульями, заложив короткие руки за спину. Чуть выше запястья у него была, уже едва различимая, татуировка "Sicilia". Как ни странно, Паралличини тоже оказался черепахой. Однако жители Волшебного леса обладали толе- рантностью, поэтому вышеуказанное обстоятельство не могло испор- тить впечатление от запаха жареных морепродуктов. Ни с того ни с сего синьор Паралличини затянул тенором: "А нам не надо ни марме- лада, ни шоколада, а только маленьких, да, очень маленьких детей!" На последнем слове, спетом "страшным" голосом, в позе коршуна с растопыренными скрюченными пальцами, такими же толстенькими, как у Че, Паралличини навис над ушастой головкой сидящего Кро из Параллельного мира. Кролик растворился. Синьор так безудержно захохотал, что с первой же секунды из его глаз брызнули неподдель- ные слезы, а лицо стало вишневым в тон атласному жилету.
  - Не валяй дурака, зайка, - строго сказала Тетка венскому стулу, - лучше пойди и приготовь чай в японском белом чайнике с розовыми хризантемами! Да, чай завари жасминовый!
  - Хорошо, мэм! - раздалось из кухни.
  Были поданы жареные креветки, фаршированные рисом мидии, кальмары под брусничным соусом. Пышка сел между Фигуркой и Кроликом. Постукивали приборы. Завязалась живая интеллектуаль- ная беседа.
  - Как я люблю "сосиськи" с капустой! - голосом Раневской сооб- щила Че, делая акцент на мягком знаке.
  Все молча одобрительно закивали, хотя ни сосисок, ни капусты Пыш не увидел.
  - А прочти-ка, любезный, почтенной публике что-нибудь из по- следнего, - обратился Кро к Пышке.
  
  Поэт, застигнутый врасплох, прожевав креветку, с достоинством прочел хайку с японским акцентом:
  
  В Волшебном лесу желтизна; Пышка варит варенье;
  Осы, приветствую вас!
  
  - Браво! - пропела своим чудным голосом Тетка с поднятой вил- кой в руке. - Сказочное чувство цвета! Но из чего ты готовил варенье, Пыш, из желтой репы, как славяне?
  - Я протестую, мэм, - вмешался Кролик, - это же стихи, поэзия, в них должна быть некая тайна! Скажи-ка нам лучше, дражайший лю- безный Пыш, в каком направлении развивается твоя поэма?
  - В одном из двух направлений, - охотно сообщил поэт. - Первое - Роза, засмотревшись на окно Фрица, уронила леечку на торговца сли- вовым джемом Ганса и убила его; второе - Роза только контузила Ганса. Но в любом из них Розу ведут в мэрию, девушка бросает прощальный взгляд на полукруглое окно. Однако Фриц не может помочь возлюблен- ной: вечером он заложил последние штаны и купил бинокль.
  Че провела кружевным платком с монограммой "Т.Ч." по мокрым глазам, ослепив гостей сиянием крупных самоцветов на пухлых паль- чиках, усиленным восемьюдесятью лампочками. Все зажмурились. Кроме Фигурки, глаза которому застилала обида.
  "Первые десять минут чавкали, - мысленно рассуждал Фигур- ка, - вторые десять минут набрасывались на Пышку, как на новое ли- тературное блюдо. То есть двадцать минут на меня, выручившего и Пышку, и Паралличини, и еще полчеловечества, никто не обращал внимания. Как на какую-нибудь пешку! А как они меня называют: "Фига"! "Фигурант"! Чего доброго, начнут звать "Кукишем"!"
  Нос Фигурки поднимался все выше, пока не встал вертикально, как бронзовый бюст Наполеона на камине, будто бы для того, чтобы Фига закапал в него капли. Наконец, "бронзовый бюст" громко фыр- кнул, что было явным сигналом к атаке.
  - А не кажется ли тебе, товарищ, безответственным знакомить до- верчивую девушку из зажиточной семьи молочника с каким-то люм- пеном без штанов, зато с биноклем на шее?! - возмутился Фигурка.
  - Нет, нет, друзья, - ответил за Пышку осоловелый синьор Парал- личини, - за окнами эмансипация: Розу - в офис, а Фрица - на кухню, кормить многочисленных детей пиццей и продавать в ресторан жир- неньких кроликов в корзинках!
  Паралличини весело глянул на Кро, который и ухом не повел, зато завелась Тетка Черепаха, в сладкой дремоте уловившая слово "пицца".
  
  - Критикуйте меня! Критикуйте меня! - клокотала Че. - Я забыла подать к мидиям лимон! Зая, беги к холодильнику, да не забудь его аккуратно порезать!
  Последнюю фразу она крикнула вдогонку Кролику так громко, что зазвенели подвески на хрустальной люстре, а одна из них упала в брусничный соус.
  - Когда я была на стажировке в "Ла Скала", - завела бархатистым контральто старая черепаха, - мы питались одной пиццей и анчоу...
  - Паралличини прав, - перебил ее Фигурка, - надо торговать, а не вкладывать средства в коллекции картин, париков, плюшевых мед- ведей, кимоно, перстней, шляп, фарфоровых кукол и чайников! Нуж- но жить аскетично, а торговать по-крупному. Аскетизм плюс идея! А идея проста: в одном доме - один парик, один медведь и один чайник! Я совершенно не знаю, откуда у мистера Паралличини шикарный особняк в центре Синего леса и откуда у многоуважаемой Че все эти дорогие ее сердцу коллекции. И меня не касается, почему на Сицилии в отдельных кругах до сих пор говорят: "Клянусь светлым именем на- шей матери Тетки Черепахи, бывшей председательницы клуба люби- телей итальянской оперы!"
  - Завистник! - прошипела ему в лицо Че. - Это была другая Тетка!
  - А зависть - это двигатель прогресса! - цинично ответил Фига. Тетка Черепаха и Cиньор Паралличини пылали, как две сверхно-
  вые звезды, а Фигурка, как черная дыра, продолжал поглощать их.
  - Итак, повторяю (я-то переживаю не за себя - у меня в Синем лесу приличный счет в приличном банке): надо торговать по-крупному, и не упитанными кроликами, а земельными участками!
  - Но, - возразил Пышка, - все земельные участки в нашем, а тем более в Синем лесу давно проданы.
  - Будем торговать земельными участками из Параллельного мира, - торжественно объявил Фигурка.
  - Но, - заволновался Пыш, - для перехода туда нужны особые свой- ства, которые есть только у Кролика.
  - Вот он и будет главным менеджером в моей компании "Инжир"!
  - ликовал Фигурка.
  - О нет, - взмолилась раскрасневшаяся Тетка, - только не главным! Недавно я предложила ему умножить 10 кг слив на 2 кг cахара - он полчаса думал, что делать с нулем.
  - А где наш вкусный менеджер?! - пропел тенор, оглядывая го- стиную блестящими черными глазами. - Может, уже присматривает участки?!
  - Зайка, отзовись, не покидай меня в этот скорбный вечер необо- снованной критики! - запричитала Че.
  
  - Друзья! Я слышу звук! - объявил Паралличини, уловив тонким музыкальным слухом нечто таинственное.
  Все собравшиеся умолкли. Из кухни доносилось: "Хры-хры-пиу, хры- хры-пиу..." Четыре шеи вытянулись в полукруглую кухонную дверь. Под оранжевым абажуром в широком кресле Тетки Черепахи, свернувшись калачиком, подложив уши под щеку и прикрывшись полосатым фарту- ком, спал Кролик. Именно он издавал эти "хры-хры-пиу". Причем, на
  "пиу" у Кро подрагивала розовая заячья губа, которая, приподнимаясь, обнажала смешные зубы. Рядом стояла синяя с золотой росписью тарел- ка, на которой лежали очки и аккуратно порезанный лимон. В Волшеб- ном лесу не было принято будить спящих, поэтому все на цыпочках от- ступили в гостиную. И какое же веселье началось в ней! К счастью для жителей Волшебного леса, они обладали короткой (девичьей) памятью.
  - Сейчас я исполню для вас свой новый романс, - объявил синьор Паралличини, торжественно подняв короткие ручки и становясь под пальмочкой у черного рояля.
  Тетка Че грациозно подобрала кимоно с драконами и уселась к белому роялю. Пышка видел ее профиль: нос загораживала круглая щека, сразу за которой один за другим нисходили подбородки. Пыш насчитал пять. Под ними бегали беленькие Теткины руки в блиста- ющих дорогих каменьях, как два танцующих царственных хомяка. Паралличини подпрыгнул в лаковых черных туфельках, выкатил ат- ласную вишневую грудь и запел:
  
  Умри, Коза!
  Ты никогда не станешь Волком, Ни Барсом, ни Лисой,
  Но только чучелом над каминной полкой В сторожке для охотников лесной!
  Умри, Коза!
  и т.д.
  
  Пока тенор повторял свои вдохновенные строки восьмой раз, Пышка, как Гай Юлий Цезарь, выполнял несколько функций: левым ухом он слушал про "чучело" (именно так ставил ударение исполни- тель); правым - принимал для анализа последнюю Фигуркину сплет- ню о том, что в лесу завелся кот-клептоман, таскающий у соседей кастрюльные крышки; глазами следил за монархическим танцем "хо- мяков", а память Пышки напряженно пыталась выудить из глубин его сознания, где же Пыш уже слышал этот прелестный озорной романс. Пышкин лоб стал похож на лист бумаги, зажеванный принтером. Но, увы, вспотевший юноша так и не смог ничего вспомнить.
  
  ЗНАКОМСТВО ТРЕТЬЕ,
  в ходе которого выясняется, что к слову "джунгли" нет точной рифмы и что книжный червь может прогрызть строго прямую норку
  
  Пышка проснулся в полночь от стука тысяч клювиков. Ему только что снились джунгли: на синем небе - красные, желтые и зеленые по- пугайчики, как голодные дятлы, стучали клювами по кокосам. Пыш смотрел на темное заплаканное окно - стук клювиков не прекращал- ся, хотя попугаи остались в далеких жарких джунглях. И тут Пышка понял, что это стучит сердитый осенний дождь. Стучит по карнизам, стенам, стеклам, деревьям, дверям, крыше - повсюду. Поэт вылез из теплой постели, накинул плащ и вышел навстречу дождю. В голове Пыша созревал зародыш гениального стихотворения:
  
  "От "абажура" и до "ящура"
  Искал я рифму к слову "джунгли"..."
  
  Пышка перебирал "угли", "Маугли" и прочие "фигли-мигли", но все эти рифмы ему казались неточными. Дождь, казалось, рыдал, даже со всхлипываниями. Пыш чувствовал острую потребность в об- щении. Он шел к старому Дубу, в котором жило множество крупного и мелкого люда за многочисленными резными ставенками, дверками и окошечками. На Дубе по праздникам рядом с желудями выраста- ли шоколадные батончики "Красный Октябрь", что никого не удив- ляло. Ведь растут в Березняке по вторникам и четвергам пирожки с капустой! Что особенного? Однако благодаря Дубу и березам нищих в Волшебном лесу не было, в отличие от Синего леса, славящегося сво- им богатством.
  Пышка видел уже сквозь ливень темнеющую громаду Дуба. Света не было ни в одном окне. Над парадным входом светила тусклая лам- почка. Это был тот самый подъезд, в котором кто-то написал марке- ром на стене: "Открывайте дверцы - идут крутые перцы!" Пышке за- хотелось еще раз увидеть эту надпись. Он вошел в подъезд и оказался в полной темноте. Пахло вишневым вареньем. Пышка почувствовал себя в своей тарелке, вдохнул поглубже вкусный воздух и начал па- фосную речь: "Где и в каком лесу живут такие люди, как мы: простые, милые, домашние?! Одни из нас варят вишневое варенье, другие - яблочное повидло, третьи - крыжовенный джем! Одни из нас читают газету "Политическая подоплека", вторые - "Спорт против мафии", третьи - "Вырастим вместе кабачок"! И все мы любим наш драмати- ческий театр так же, как любим по понедельникам решать логиче-
  
  ские задачи! Каждый из нас мечтает перебраться в Синий лес, но до глубокой старости остается в своем горячо любимом Волшебном лесу и до самой смерти ест по вторникам и четвергам пирожки с капустой, а по праздникам - шоколадные батончики "Красный Октябрь""!"
  - Эй ты, толстый увалень, вылей воду из сапог! Бульканье меша- ет мне смаковать чужие мысли, - раздалось вместо аплодисментов откуда-то сверху.
  - А вы кто? - спросил Пышка у одного из высоко висящих почтовых ящиков.
  - Кто-кто, конь в пальто! - нагловато ответил ящик.
  - А нельзя ли представиться? - робко начал Пыш.
  - Философ Юм, - хихикнул ящик.
  - Но я полагал, что Юм уже давно...
  - Это только кажется, что он "давно", а на самом деле он живее всех живых; это только кажется, что листья на деревьях зеленые, а на самом деле они синие; это только кажется, что твой нос розовый, а на самом деле он фиолетовый, как баклажан!
  Пышка не выдержал философского шквала и выскочил из подъез- да. За спиной раздалось: "Это только кажется, что снег белый, а на самом деле он черный!"
  По глубоким лужам Пыш побрел к дому. Но страшная догадка остановила его. Этот мизантроп (скорее всего, таракан) стал таким от одиночества и неустроенного быта, живя в почтовом ящике, где и родилась у него идея выдавать себя за крупную фигуру (коня в пальто). Расплескивая лужи, Пыш помчался назад.
  - Юм, я вернулся! Я хочу, чтобы вы жили в моем доме! - кричал Пышка в темноту подъезда, где стояла глубокая тишина.
  Только где-то высоко хлопнула дверь, уронив слабый лучик надеж- ды на лестницу.
  Пышка поплелся к Тетке Черепахе. Старушка Че жила в одноэтаж- ном, вытянутом, с крыльцом посередине, доме. Во мраке разбуше- вавшейся стихии светились высокие окна в комнатах и оранжевое окошечко в кухне. Пыш, как многие творческие личности, любил за- глядывать в окна. И сегодня ему не помешал даже ливень.
  Первая комната называлась Оливковой, так как дверь, обои, што- ры, шелковое одеяло, ковер на полу были оливково-зелеными. Синьор Паралличини в вышитой белой ночной рубашке спал под ночником рядом с плюшевым медведем в матроске. Возможно, этот медведь был патриархом многочисленного медвежьего клана, занимавшего большую часть комнаты.
  Вторая спальня - Лимонная -тоже освещалась ночником. В ней от пола до потолка стояли старинные полки с фарфоровой посудой,
  
  а посередине - маленькая кровать с желтым пледом. В этой комнате жил Кро. Он хранил свои вещи в сахарницах, сливочниках, чайниках, расписанных ветками цветущей сакуры, танцующими гейшами, пей- зажами с видом Фудзи.
  В третьей - Лиловой - свет от сиреневого торшера падал на широ- кую кровать с балдахином, как у Людовика XIV. Над атласными ро- зово-лиловыми подушками висел портрет Вивальди. На старинном трюмо стояла открытка: раскрашенное фото двух красивых девушек в веночках и допотопных платьях. Девушки перебирали полными ручками струны арфы. "Сколько лет этой открытке?" - подумал Пыш. На трюмо лежали многочисленные золотые перстни с драгоценными камнями. Повсюду валялись парики и шелковые кимоно. Справа от крыльца стояла на трех колесах машинка-апельсинка, вся заваленная желтыми листьями. В кухонном окне за розовой кружевной занаве- ской метались две бессонные тени.
  Тетка Черепаха с Кроликом решали логические задачи. На Тетке была пуховая вязаная шапка (для активизации мозговой деятель- ности) и синяя теплая пижама, вся в желтых, красных и зеленых по- пугайчиках. Кролик в теплой розовой с желтыми уточками ночной рубашке до пят нервно ходил взад и вперед, протирая очки. Кухню украшали не менее тридцати маленьких оранжевых тыкв. "Где я ви- дел такую пижаму?!" - подумал Пыш, вытирая мокрое лицо мокрой ладонью.
  Дождь усилился, и Пышка вошел в дом. В нос ему ударил запах са- лата "Мозговой штурм". На скамейке для булочек кто-то спал, укрыв- шись свежим номером Теткиной газеты "Спорт против мафии". Пыш скинул с себя мокрую одежду, снял с вешалки Теткин красный бархат- ный халат, в кармане которого лежала маленькая тыква и какие-то семена. Подпоясав халат чьим-то длинным полосатым шарфом, поэт появился на кухне.
  - Ты не поверишь, Пыш, мы съели несколько салатников тертой моркови с грецкими орехами, но на последней задаче засели, - взах- леб изложил похудевший Кро, - у маменьки получилось 19,5 см, а у меня - только 19 см.
  - Все задачи записаны в блокноте, Пыш, - сказала осунувшаяся Тетка, - у тебя светлая голова, мой мальчик! Вспомни, как в три го- дика ты правильно посчитал, сколько раз в сутки бьют часы с боем!
  - А на что играем, мэм?! - голосом Кро спросил поэт.
  - Я хочу деревянный круглый шахматный столик на львиных ла- пах, - затараторил бойко Кролик.
  - А я хочу набор фарфоровых баночек для дрожжей с автографами команды "Молодая синьора", - радостно сообщила Че.
  
  Львиные лапы произвели впечатление, и Пыш взялся за блокнот, на котором золотыми буквами было написано: "Мир - это воплощен- ная логика". Итак, задача, на которой засели Че и Кро: "На книжной полке стоят два тома: слева - первый, справа - второй, корешками к нам. Толщина первого тома - 8 см без обложки, толщина второго тома - 11 см без обложки. Толщина каждой обложки - 0,25см. Книж- ный червь прогрыз норку от первой страницы первого тома до по- следней страницы второго тома. Какова длина норки, если иметь в виду, что норка строго прямая?"
  Пышка вспотел в теплом Теткином халате и понял, что РЕАЛЬНО засел. Ему нужна была пауза. И он беззаботно спросил: "Интересно, кто спит на скамейке для булочек?" Тетка застегнула пуговицу на пижамке, взяла увесистую скалку - видимо, вместо жезла - и про- шествовала в прихожую. Любопытный Кролик, приподняв длин- ный-предлинный подол обеими руками, как это в старину делали фрейлины, засеменил следом. Процессию замыкал Пышка в крас- ном халате с оттопыренным круглым карманом. Теткин взгляд при- магнитился к крупному заголовку в газете, которой укрывался не- званый гость. Заголовок сообщал: "Вчера в полдень состоялся матч между профессионалами из "Молодой синьоры" и "Оборотнями в погонах". С первой минуты наметился решительный перевес в поль- зу "оборотней" со счетом 5:0; капитан полу...", остальное закрывала тень от вешалки.
  Тетка Че, пренебрегая лесной этикой, сдернула газету со спяще- го человека и умчалась с ней в кухню. Со скамейки поднялась пре- красная фея. Кролик с Пышкой зажмурились, а когда отрыли глаза, увидели молодую очаровательную кошку - белую в черную крапинку. Она, сладко потягиваясь, произнесла хорошо поставленным голосом:
  "Простите за вторжение, я спасалась от непогоды и таможенников и даже не заметила, как задремала в безопасности".
  Загораживая весь светлый дверной проем, показалась Тетка, нерв- но комкающая газету. И тут Че увидела в своей скромной прихожей неземную фею, на которой было маленькое черное платье, как у Эдит Пиаф! Тетка отступила к креслу под оранжевым абажуром, сосчитала до пяти и потуже затянула ушки вязаной пуховой шапки.
  - Меня зовут Береза, - охотно рассказывала прекрасная незнаком- ка, входя в хлебосольную кухню старой Че и пристально рассматри- вая Пышкин кушак, - я живу с отцом в Синем лесу и выступаю в мю- зикле "Кошки".
  Она сверкнула зелеными глазами, подведенными синей краской, как у Клеопатры. Пышка с Кроликом зажмурились. Тетка громко сглотнула.
  
  - Вообще-то это мой сценический псевдоним, - рассказывала Бе- реза, словно давала интервью, - а мое настоящее имя - Адольфа. Так назвала меня моя матушка - тетя Мотя, с которой я решила повидать- ся в Волшебном лесу. Но я не пользуюсь этим именем из политиче- ских соображений.
  - Бедное дитя, - еле проговорила Тетка, - Мотю я знаю с ее рожде- ния. Она долго выплевывала соску.
  Да и кто не знал тетю Мотю (по паспорту - Матильду Васильевну)?! Весь лес покупал у нее вязаные салфетки и скатерти. Трагические со- бытия из жизни Матильды легли в основу сценария спектакля "Тили- бом, тили-бом, загорелся Кошкин дом". Тетку Черепаху как бывшую сценическую звезду приглашали неоднократно на роль курочки с ведром, которая должна заливать горящий дом. Но Тетка была не из тех, кто соглашался на вторые роли.
  Береза вышла на середину кухни, и все увидели на ней мерцающие черные колготки с переливающимися кошками. Кошки, как на рекла- ме, улыбались и подмигивали при каждом движении ноги. Тетка по- чувствовала, что тяжело заболела.
  - Сколько же стоят такие колготки? - еле слышно спросила Че, об- лизав сухие губы.
  - Они стоят столько же, сколько стоит оранжевый "Фольксваген- жук", что возле крыльца, - ответила, пританцовывая, Береза.
  Под пуховой шапкой Тетки было только две мысли, и обе - апельси- новые. Первая: "От осинки родилась апельсинка". Вторая: "А не про- дать ли машинку-апельсинку и не купить ли колготки с кошками?"
  Береза вернула присутствующих в объективную реальность.
  - В детстве моим учителем логики был профессор Войшило, - поч- ти пропела очаровательная кошка, - перед тем, как заснуть, я успела решить задачу про книжного червя. Условие этой задачи повторили в кухне не менее двадцати раз. У меня получилось 0,5 см.
  - Нет-нет, милое дитя, - заклокотала покровительственным тоном встрепенувшаяся Че, - Вы мало знакомы с книжными червями! Эти обжоры не проедают таких маленьких норок!
  Тетка вынула из карманчика пижамки золотые часики и сокрушен- но заявила: "Молодежь свела меня с ума! Пышка! Осталось пятнадцать минут до окончания подачи заявления игроков! Ты готов?!" Пышка списал все ответы у Кролика, а в последнем поставил 0,5 см. И все вы- бежали под ливень. Теткина машина была в плачевном состоянии.
  - Надо ловить! - крикнула Че, выбегая на шоссе. Но кого ловить в глухую полночь?
  И вдруг из-за поворота показалась большая красная пожарная машина. Тетка перекрыла дорогу, растопырив короткие ручки. Это
  
  была та бригада пожарных, которую не могли разбудить, когда го- рела вилла "Кошкин дом". Но сегодня они активно патрулировали Лес. Пышка с Кроликом, подсаживаемые снизу Теткой и Березой, с трудом забрались в высокую машину. Машина включила сирену и помчалась к Лесному радио. Промокшие до нитки Че и юная леди пошли мыть салатники.
  Пыш и Кро вернулись через полчаса. Береза, уже в полосатом фар- туке Кролика, успела испечь кексы с тмином. Когда Кро отжал над ведром розовую с уточками ночную рубашку, а Пышка - красный бар- хатный халат с оттопыренным карманом, Че наконец-то услышала, что ее и Кролика пригласили поучаствовать в следующий понедель- ник в розыгрыше новогодних елок и китайских вышитых подушек. Пышка выиграл набор фарфоровых баночек для дрожжей с автогра- фами всех футболистов команды "Молодая синьора". Поэт торже- ственно преподнес его Тетке Черепахе, сказав очень серьезно голосом опереточного героя: "Позвольте, мэм, от всех нас..."
  Потрясения минувшей ночи подкосили старую Че, и она лишилась чувств.
  
  ЗНАКОМСТВО ЧЕТВЕРТОЕ,
  в ходе которого выясняется, что Тетка Че
  не всегда проигрывала в логических задачах и что одинокий ботинок снится к разлуке c близким другом
  
  Пышка проснулся еще до рассвета в Кофейной комнате помещи- чьего дома Тетки Черепахи. Пыш высунул голову из-под пухового оде- яла кофейного цвета и сразу поймал на себе сотню взглядов. По пери- метру комнаты стояли и сидели фарфоровые куклы со всего света: в роскошных бальных туалетах, подвенечных платьях и национальных костюмах. Че помнила их всех по именам. Пышка выглянул в гости- ную. Света в ней не было, но в углу горел камин. Cиньор Паралличи- ни храпел в Оливковой комнате; Тетка Че то вздыхала, то похрапы- вала под портретом Вивальди в Лиловой; в Розовой комнате сладко мурлыкала во сне Береза. В этой гармонии ночных звуков большого дома явно не хватало кроличьего "хры-хры-пиу". Пыш, подобравшись на цыпочках по холодному скрипучему полу к Лимонной комнате, приложил ухо к двери. Под пальмочкой у белого рояля шевельнулась зловещая тень, и перья пальмы нервно дрогнули. Пыш метнулся в Ко- фейную комнату к своим "девчонкам".
  "В этих старых больших домах привидений, как одуванчиков на лужайке!" - подумал Пыш на бегу и юркнул под одеяло. Под одеялом началась отчаянная битва: любопытство сражалось со страхом. И уже
  
  через минуту Пышка снова выглянул в гостиную. В центре ее между двумя роялями - белым и черным - находилась высокая стеклянная полукруглая дверь во внутренний дворик. Она была приоткрыта, и ветерок играл пламенем в камине. Пыш закрыл дверь и остолбенел от неземного вида за ней.
  Огромный дом Тетки Черепахи имел форму квадрата, стороны ко- торого были жилыми и хозяйственными помещениями, а середина - большим огородом. Нигде не было ни огонька. Левое крыло занимал приют для девочек-сирот, страдающих ожирением. "За мной, мои уточки!" - руководила сиротками старушка Че. В правом крыле раз- мещались комнаты Теткиных родственников из разных банановых республик. Здесь же помещался зимний сад и комнаты прислуги. За- днюю сторону квадрата, где находился скотный двор, склад и погреб, не было видно из-за предрассветного тумана.
  Весь огород, покрытый крупными листьями тыквы, блестел от ноч- ного дождя. И среди этого блеска виднелись большие, средней вели- чины и маленькие глянцевые шары - оранжевые, желтые, розовые и сизоватые тыквы. Среди них неожиданно возникла щупленькая фи- гурка Кролика. Кро был в синей пижамке и в белом ночном колпаке. Он поспешно подкатывал тыквы и расставлял их по кругу. Пышка на- считал всего десять плодов. Кролик воткнул в центре круга старую лыжную палку, сел на самую маленькую желтую тыквочку, протянул обе лапы к лыжной палке и начал что-то выкрикивать, глядя вверх. Сверху на палку упал луч мощного прожектора, словно приближался поезд. Внезапно на тыквах возникли кролики: все в синих пижамах и белых ночных колпаках, с вытянутыми к палке руками. Пышка, зата- ив дыхание, принялся их считать. Кроликов оказалось десять. Все они были одинакового роста, но разного возраста. Те, которые постарше, сидели на крупных тыквах, кто помладше - на средних, совсем моло- дые - на мелких. Кролики оживленно спорили, размахивая лапами. И вдруг, как по команде, протянули их к лыжной палке. Все кролики, кроме самого старшего, исчезли. Старший разбросал тыквы хаотично и направился к дому.
  "Лжекролик!" - подумал вспотевший от напряженного внимания Пышка и юркнул в Кофейную комнату.
  У крыльца зазвонил велосипедный звонок: Фигурка привез Ма- тильду для свидания с Березой. Дом пришел в движение: захлопали двери, зазвучали голоса. Пышка лежал под одеялом и переваривал сцену в огороде. Однако лежи не лежи, а голод не тетка. Пыш оделся и приоткрыл дверь. В гостиной на белой кружевной скатерти дымил- ся завтрак. За большим круглым столом сидели Че и Матильда - пер- сидская, нежно-абрикосового окраса кошка с желтыми, как крыжов-
  
  ник, глазами. На ней была вязаная туника, бусы из красного дерева и такие же браслеты. Матильда вязала крючком салфетку. На Тетке поверх ярко-зеленого пеньюара была небрежно наброшена большая цыганская шаль, черная с красными маками и с длинными кистями.
  - Пока нет молодежи, Матильда, скажи мне только одно, - голосом прокурора вопрошала Че, - почему ты долгие годы скрывала от всего Леса, что у тебя есть ребенок? Ты тоже училась в консерватории, и пом- нишь уборщицу, которая била веником всех курящих на лестнице - от абитуриента до профессора. Ее прозвали генералом Пиночетом. Ска- жи мне, Матильда, почему ты не назвала малютку Пиночетом?
  - Я уже не помню, Черепаха Никифоровна, и вы мне мешаете счи- тать петли, - инфантильно отвечала Мотя.
  Тетка пожала плечами, что означало: "Пациентка профессора Ломброзо".
  Матильда как бывшая "уточка" была хорошо знакома с языком жестов Тетки Черепахи и не обижалась на многочисленные прозви- ща. Старушка Че помогала своим воспитанницам-сироткам, которых весь Лес звал "утками", не только поступить в консерваторию, но и удачно выйти замуж. Матильду она выдала за отставного генерала кота Леопольда, в профессиональных кругах известного больше под кличкой "подлый трус". Леопольд, намекая на свои родственные связи с известным канцлером, любил повторять после каждого сло- ва: "Не путайте, господа, Бисмарка с насморком!" Овдовев, Матиль- да осталась на вилле "Кошкин дом", куда в холодную осеннюю ночь пришли проситься котята, голодные Мотины племянники. Спросонья она приняла их за беженцев из Северной Африки и не впустила в дом, который вскоре сгорел от удара молнии. Матильда долго мыкалась по людям, пока не поселилась у одного из тех, некогда голодных, пле- мянников - художника, купившего квартирку в волшебном Дубе. В этой квартире была небольшая мансарда с маленьким балкончиком, в ней и жила Матильда Васильевна со своими клубками.
  Пыш слышал, как в комнате Паралличини безудержным сангви- ническим смехом заливается Фигурка. Но вид дымящегося блюда с пышными оладьями не давал повода к дилемме. Пыш уселся за стол. Из Оливковой комнаты вышли красные от смеха Паралличини в по- лосатом шелковом халате, с плюшевым медведем под мышкой, и Фи- гурка в велосипедном костюме. Тетка захлопотала.
  - Икра красная, икра черная, "заморской" баклажанной не распо- лагаем, дабы не поддаться чувству стадности, - приговаривала весело Че, разливая чай из заварника ручной работы завода Гарднера.
  Выбежала благоухающая Береза в розовом Теткином кимоно.
  Мотя и Береза кивнули друг другу, как дальние родственники.
  
  - Зая! - словно пожарная сирена, загудела Тетка. - К столу!
  Из кладовки появился Лжекролик в высоком шарфе, закрывающем не столько якобы простуженное горло, сколько седые залихватские усы. В синей пижамке и в белом ночном колпачке он подошел к столу, заложив левую руку за спину, и всем забавно (то есть старомодно) по- клонился. При этом Пыш услышал какой-то еле уловимый звон.
  - Подкрепись, зайчонок, - заворковала Тетка, подавая большую ложку Лжекролику и придвигая к нему ведерко с красной икрой.
  - Мне бы моркови, сударыня! - басом ответил ей Лжекролик. - Или хотя бы шампанского!
  - Бедный малыш! За трудную минувшую ночь потерял все: и голос, и очки, и остатки памятешки! - заботливо воскликнула Че, - Вспом- ни, зая, как ты ночью истер все запасы морковки, а я исколола все грецкие орехи!
  - Но зачем мы это делали?! - с неподдельным изумлением гаркнул Лжекролик.
  - Не пугай мамочку, срочно в постель! После чая я вызову док- тора, - отрезала Тетка.
  Лжекролик встал, заложил руку за спину, чинно раскланялся и на- правился солдатской походкой, сопровождаемый легким звоном, в Оливковую комнату. Однако, поймав через плечо испытующий взгляд Пышки, шмыгнул в кладовку. И тут Пыш увидел, что из-под синей пи- жамки Лжекролика мелькнули черные сапоги с золотыми шпорами. Поэт, как полицейская ищейка, вбежал следом в кладовку, но увидел только стройные ряды банок с запасами на случай войны с Синим ле- сом. На бочке с медом лежал бумажный тюльпан, сложенный в техни- ке оригами. Пышка развернул его и увидел план Теткиного дома, на котором крестом была обозначена Лимонная комната. Пониже плана Пыш прочел:
  
  Инструкция
  1. Стараться не разговаривать.
  2. Если первое не по силам, хотя бы не рассказывать гусарских анекдотов.
  3. Опасаться Пышку как самого наблюдательного.
  
  Так-так. Так-так-так. Так. Пышка свернул листок, положил его в карман и вернулся к столу. Завтрак был в разгаре. Мотя рассказывала о том, что ее племянник-художник постоянно дорисовывает свои кар- тины, висящие в залах лесной картинной галереи, поэтому они отли- чаются от обозначенных в каталогах. Например, "Купание красного верблюда" в итоге превратилось в "Купание фиолетового слона", а
  
  "Март" стал постепенно "Сентябрем". Племянника уже не пускают в галерею - как завидят его, вешают табличку: "Закрыто на уборку"! А вся мастерская Кота-художника увешана крышками от кастрюль (это помогает ему постичь идею преобладания в мире круглых форм).
  - Пыш, ты не сводишь глаз с Березы - может быть, тебе переимено- вать твою поэму "Фриц и Роза" в "Фриц и Береза"? - спросил насмеш- ливо Фигурка, предательски подмигнув.
  - О! Вы пишете стихи? - удивилась улыбчивая Береза. - Не ваш ли кулинарный справочник в стихах за подписью "Александр Пыш- кин" продавался в Синем лесу? Он имел ошеломительный успех у домохозяек!
  - И ты утаил от нас эту важную и полезную книгу?! - прошипела Че прямо в красное лицо Пышки.
  - А почему у вас, милая Тетушка, коньки для фигурного катания стоят на рояле? - дипломатично перевела разговор в другое русло Береза.
  - Ах, милое дитя, - растаяла, как пастила, Тетка, - еще до Первой мировой войны я выиграла эти коньки в конкурсе логических задач! Тогда девушки катались в муфтах, в длинных юбках и в кружевных панталонах!
  Боясь, что Тетка начнет эту историю в пятисотый раз, коварный Фига предложил: "А расскажите нам, почтенная, о вашем отце". Тетка призадумалась.
  - Я знаю только, что звали его Никифором, - начала она важно, - что жил он в домике, утопающем в разноцветных гладиолусах, рядом с домом бабушки Гути, внучку которой, некую капризную Люнечку, пугали по вечерам: "Не будешь укладываться в постель, сейчас при- дет злой Никишка, кинет тебя в мешок и унесет на шаурму!"
  Никишка с мешком не пришел, а прибежал из кладовки счастли- вый Кролик из Параллельного мира с парчовым мешочком в руке и в своих обычных меховых тапочках с вышитыми пингвинами.
  - О, икорка! О, оладушки! Всем привет! - восторженно затарато- рил Кро, не скрывая своей радости и голода.
  Тетка уже налила чай "дорогому ушастому зверю", но Пышка ухва- тил Кролика за воротник синей пижамки и потащил в специальный угол для разбирательств. Пыш любил прозрачные отношения.
  - Признавайся, Кро, что означает этот шпионаж? - вопрошал су- рово Пышка, тыкая в нос Кролика вещественным доказательством.
  - О, мой старший брат наконец-то научился делать тюльпанчи- ки! - восторженно зашепелявил Кро, мгновенно съев инструкцию. - Он генерал королевской спецслужбы, охраняет музей семейных ре- ликвий. Там... находилась детская панамка королевы, с такими же
  
  функциями, как пресловутая шапка-невидимка. Я вызвал братьев на совет, который решил помочь Березе, незаконно прошедшей тамож- ню (перепрыгнув через турникет), перейти в королевской панамке в Синий лес. Куда я планирую телепортироваться следом и забрать ко- ролевскую реликвию. Сам брат не отважился взять панамку (служа- ка!). Мне это оказалось проще, у меня двойное гражданство! Все дело не в шляпе, Пыш, все дело в панамке!
  Кролик, пригнувшись, юркнул из угла между широко расставлен- ных ног Пышки, придерживая одной рукой белый колпачок, а вто- рой - очки.
  - Мне через полчаса уже нужно быть в Синем лесу, - объявила сладкозвучно Береза, - вечером репетиция, скоро вы увидите меня по телевизору!
  - Нет, милочка, - урезонила ее Тетка, - у нас не принято смотреть телевизор, мы слушаем радио! Наше правительство нацеливает нас на спорт, решение логических задач и активизацию пассивной части словарного запаса!
  - А наше нацеливает нас на бизнес, игры и военные заварушки, - улыбаясь от уха и до уха, беспечно сообщила Береза.
  - Да, да, - подтвердил Паралличини, занятый завтраком.
  - Эти метастазы дошли и до нас, - вмешалась тихая Мотя.
  - Мне сегодня снилось, матушка, - сказал синьор Паралличини, - что у вас возле кровати остался только один ботинок.
  - А какой ботинок? - очень серьезно спросила Че.
  - Лыжный, - ответил тенор, блеснув черными глазами.
  - О, это к разлуке с близким другом, - задумчиво произнесла Тетка Черепаха.
  Завтрак окончился. Береза подарила Моте американскую губную помаду, Мотя Березе - законченную салфетку. Было решено, что Фига отвезет Матильду домой, Пышка и Кро пойдут провожать Березу, Па- ралличини - мыть посуду, а Тетка - составлять меню на обед. Береза обняла Черепаху.
  - Ах, милая Тетушка! Я искала в сумочке духи и обнаружила ма- ленький подарок для вас, - сказочным голосом сообщила веселая кошка, - еще не распечатанную упаковку мерцающих колготок с пу- дельками, которые высовывают красные язычки и машут хвостиками с кисточкой при каждом движении ноги!
  Тетка громко и безудержно зарыдала, принимая бесценный пода- рок и обнимая на прощание Березу. Береза позвонила через пятнад- цать минут: "Алло-алло! Тетушка, звоню уже из такси в Синем лесу! Панамку я отдала какой-то бабушке, направляющейся к вам, для ее серого ослика!"
  
  - Одних провожаешь, других встречаешь, - заворчала старая Чере- паха, - не дом, а Казанский вокзал!
  И Тетка бросилась к холодильнику. Через полчаса красный, как маки на Теткиной шали, Пышка внес красного, как Теткин бархатный халат, рыдающего в Пышкину вязаную жилетку Кролика.
  - Тетушка! Тетушка! - кричал не своим голосом поэт, - Кро обша- рил весь лес - Береза исчезла вместе с королевской панамкой! Его брата казнят за государственную измену!
  - Не кричи так, юноша! - сказала невозмутимо Че, возникшая пря- мо перед Пышем, точнее, напротив овального зеркала, - я с трудом сняла с себя этот головной убор, что свидетельствует о том, что объем черепа у королевского отпрыска был равен 1880 куб. см, то есть, как у европейского кроманьонца.
  Тетка подала панамку из белого хлопка в мелкий голубой горошек зареванному Кролику из Параллельного мира. Кро жалобно заскулил и уткнулся в нее всем своим мокрым носом.
  
  ЗНАКОМСТВО ПЯТОЕ,
  в ходе которого выясняется, что лыжная палка - это
  не палка-копалка и что собирать грибы в осеннем лесу небезопасно
  
  "Бабушка на сером ослике" оказалась ни кем иным, как старым профессором Войшило на белом пони, таком грязном, что его при- шлось мыть особым средством для посуды. Загорелый профессор с седой косичкой, торчащей из-под островерхой войлочной шапки, подаренной тибетским ламой, в стеганном бурятском халате с на- липшими на спине желтыми листьями громко смеялся в пропахшей ванилью Теткиной прихожей. Это был тот самый Войшило, который разгромил всех своих оппонентов на недавней Восточной научной конференции, автор многочисленных учебников, в том числе и на- шумевшей "Логики для жителей Волшебного леса", изобилующей за- дачами про дикарей, папуасов, аборигенов, каннибалов и варваров, что не осталось незамеченным лесной общественностью.
  Это был тот самый старый, бодрый, неутомимый Войшило, кото- рый иногда читал лекции уткам Тетки Черепахи. Однажды одна из этих девочек, которая всегда подписывала свои тетради вместо фами- лии и имени "Классная работа", спросила его: "Господин профессор, я написала: "Анаксагор из Глазомены (вместо - "из города Клазоме- ны"), можно оставить так?" Войшило ответил с реверансом и в стихах: "Можно оставить "из Глазомены", если у вас с ушанапами проблемы!"" Прошлым вечером профессор прибыл на пони по кличке Недо- росль на таможню Волшебного леса. Войшило не смог до одиннадцати
  
  превратить "МУХУ" в "СЛОНА" за 10 ходов. За ночь заслуженный де- ятель науки, почетный профессор 28 университетов, академик веду- щих мировых академий, председатель нескольких научных обществ успешно справился с поставленной задачей за 9 ходов. Но ввоз круп- ных животных на территорию Волшебного леса облагался высокой пошлиной. Старик недавно серьезно поистратился, купив пуговицу с парадного камзола Рене Декарта, поэтому прибег к услуге Березы и помощи королевской панамки. Недоросль в панамке прошел незаме- ченным мимо таможенников, разглядывающих и живо обсуждающих наряд профессора.
  В прихожей Че закипела работа. Пока Cиньор Паралличини по- казывал профессору Бирюзовую комнату, Тетка Черепаха примеряла панамку королевы перед большим овальным зеркалом. Через минуту старая Черепаха почувствовала, что панамка словно срослась с ее че- репом. Неоднократно мимо невидимой Тетки пробегали синьор Па- ралличини и Войшило в поисках отдельных деталей профессорского багажа. А Тетка все силилась стащить с себя злосчастную панамку, но безуспешно.
  В очередной раз, не замечая Черепаху, по комнате забегали Па- ралличини и профессор, теперь в поисках чистого махрового поло- тенца и халата для Войшило, решившего посетить ванную комнату.
  "Этот не подойдет? - шутливо предложил Паралличини, указывая на красный бархатный халат Тетки, всегда висевший на вешалке в при- хожей. - Не граната ли у нее в кармане?!" И тенор залился веселым смехом.
  - Не мой цвет, и уж совсем не мой размер - 120 на 120 на 120 при росте 120! - ответил профессор и захохотал, как студент, не подозре- вая, что Тетка Черепаха в волшебном головном уборе стоит рядом.
  "Мальчишки! Родители растут с детьми. Это называется "социали- зация". А если детей нет, то мальчишки остаются мальчишками! - по- думала старая Черепаха. - А не посмотреть ли мне, невидимке, что делают утки? Наверняка объедаются пирожными?" Но этот педагоги- ческий инструмент показался Тетке не стерильным, и она снова при- нялась тянуть с себя "жуткую шапчонку", удивляясь, как она налезла на голову пони. Снять монархическую реликвию ей удалось только после того, как перепуганный Пышка истошно крикнул в ее невиди- мое ухо: "Тетушка-Тетушка!"
  Кролика, пережившего стресс, отпаивали все вместе какао. После третьей чашки к нему вернулась речь, и он, не путая местами глас- ные и согласные, членораздельно произнес: "Теперь меня и фрика- дельками не поправить!" Ему дали еще четыре чашки какао, завер- нули в махровое полотенце, приготовленное профессору, и понесли
  
  в широкое кресло под оранжевым абажуром. Нес его синьор Парал- личини, приговаривая в пуховое ухо: "Кроленька мой жирненький, несу тебя в духовочку!"
  Пышка, как только спало напряжение, почувствовал острую но- стальгию по "родной лежанке" и по своему теплому темно-зеленому халату. Попрощавшись с друзьями, поэт заспешил по дорожке, по- крытой желтыми осенними листьями. Он рассуждал вслух: "Чем они сейчас занимаются? Едят пиццу, потому что Паралличини ничего больше не умеет готовить, кроме пиццы и макарон. Может вернуть- ся, пока все не съели? Едят пиццу, при этом Тетка, как Сократ, спорит с профессором. Она говорит: "Люди живут для того, чтобы есть!", - а он: "Нет, уважаемая, люди едят для того, чтобы жить!" Кролик изо- бражает умирающего лебедя из балета Чайковского, а Паралличини заботится о нем, при этом рассказывая, что все шестнадцать братьев Паралличини и одиннадцать сестер носят в карманах кроличьи лап- ки, а он, старый дурень Адриано, недавно потерял свой счастливый талисман и не знает, где теперь отрезать кроличью лапку. Потом все усядутся в гостиной за карты: Че и Кро против Паралличини с про- фессором. Паралличини будет присвистывать и выкрикивать: "Какой пассаж!" Профессор будет покрякивать и изрекать: "Ну-с, держитесь, господа хорошие!" А Тетка произнесет загадочную фразу: "Фигурки на вас нет!" - и при этом нажмет под столом на тапок Кролика. Кро произнесет еще более загадочную фразу: "Не к ночи будь он помянут!" Конечно, выиграют Кро и Че (те еще жулики). А может, вернуться?"
  Пышка остановился. И тут он увидел вокруг себя роскошную зо- лотую осень. Повсюду стояли багряные, зеленые, розовые, желтые и оранжевые, как Теткин абажур, деревья. И стояли они на прекрасном ковре из разноцветных листьев. И было так тихо и так красиво, что у Пышки на глаза навернулись слезы. Он подошел к старому золото- му клену, пожал его ладонь цвета меди и сказал: "Здравствуй, Клен!"
  "Здравствуй, Пыш", - ответил Клен.
  У Пышки слезы брызнули из глаз; он обнял дерево, прижался к его шершавой груди щекой и заплакал, как в детстве, тихо и жалобно.
  - Не плачь, Пыш, всё пройдёт, как всё проходит, - сказал Клен, гла- дя ветвями Пышку по голове, - тебе нужно спешить, и нигде не оста- навливайся!
  Пыш поцеловал дерево и побежал по дорожке, не оглядываясь. Ему нужно спешить, ведь его заждалась Мушка. Это обыкновенная муха, которая провожает и встречает Пышку. Встречая, она так раду- ется, что начинает петь и танцевать кругами возле него, а он кладет ей на блюдце кусочки яблока. По утрам Мушка будит засоню, садясь на Пышкину голову, закутанную в одеяло, ровно на серединку уха.
  
  Она жужжит до тех пор, пока из-под одеяла не покажется открытый глаз. "Да в ней целая Вселенная", - думал неоднократно поэт, изучая Мушкин интеллект.
  Пыш остановился - земля под ногами сильно дрожала. О земле- трясениях в Волшебном лесу не слышали и самые древние жители. Пышка подумал: "Тепло и сыро, самая грибная погода. Жалко, нет грибов". Тут же под желтым кустом, среди опавших листьев, он уви- дел многочисленное семейство белых. "Жалко, нет с собой пакета",
  - подумал Пышка. И сразу за кустом увидел черный большой пакет. Обойдя с ним вокруг куста, Пыш наполнил его одними белыми гриба- ми и красноголовиками - ни одного червивого. "Как с куста! - поду- мал Пышка. - Эх, нажарю со сметанкой!" Внезапно он почувствовал, что его распирает созревшая "критическая речь". Он не стал загонять ее вглубь, и она полилась плавно.
  - Вот как мы живем? - начал вслух Пышка, шагая с полным паке- том грибов.- Мы больше всего на свете боимся пустого холодильни- ка! А если что у кого увидим - подай и нам то же (этот синдром был обозначен Теткой как "что крестьянам - то и обезьянам"). Соседи счи- тают нас примитивными язычниками и добродушными дикарями. А мы сами считаем себя лучшими изделиями, сошедшими с конвейера Матери Природы. Вот на прошлой неделе умерла одна юная белка (ей был поставлен неверный диагноз), умерла на руках безутешно рыда- ющей матери. Так последними словами белки были не "Прости-про- щай, матушка!", а "Жаль, что я не смогу поучаствовать в чемпионате по составлению предложений-палиндромов!" А лес - что в нем вол- шебного? Пирожки? Батончики? Грибы? Вот если бы я нес полный пакет золотых монет!
  Пыш почувствовал, что пакет натянулся и стал угрожающе тяже- лым. Поэт приоткрыл его и увидел старинные золотые пиастры, слов- но отсыпанные ковшом с пиратского фрегата.
  - Так-так, - сказал Пыш, - наконец-то и мне подфартило. Поеду на месяц в Синий лес, поживу в дорогом старом отеле, в номере, где останавливалась Елизавета Австрийская, приглашу в ресторан Бере- зу! Отдохну от нашего захолустья, подышу цивилизацией!
  Пакет снова полегчал. Пыш открыл его и увидел красные и корич- невые грибные шляпки и толстые белые ножки.
  - Нет-нет, я, конечно же, не прав! Надо сначала помочь Тетке, у нее такие расходы на содержание приюта!
  Пакет опять натянулся под тяжестью золота.
  - Да что это я? Тетка - очень обеспеченная дама, у нее полно раз- ных коллекций, а я обедневшая творческая личность. Мне нужна встряска, нужны яркие впечатления!
  
  Пакет вновь полегчал. А Пышка, красный и раздосадованный, почувствовал, как сильно трясется земля под ногами. Что происхо- дит? Почему он так долго идет до дома? И никого не встретил до сих пор, даже ни одной общипанной вороны? И тут Пышка увидел, что он ходит кругами по желтой поляне, в центре которой торчит старая лыжная палка. Не понимая, зачем, Пыш подскочил к лыжной палке и потянул ее на себя. Земля затряслась еще сильнее, голова закружи- лась, как бильярдный шар, и Пышка полетел, крепко вцепившись од- ной рукой в пакет с грибами, а второй - в лыжную палку. Он летел в какой-то плетеной лузе, бесконечной, как кишечник кашалота. На- конец поэт остановился, больно стукнувшись лбом о стену, покрытую красивыми мозаиками. Огляделся. Оказалось, что это пол. А стены покрыты еще более красивыми мозаиками.
  
  ЗНАКОМСТВО ШЕСТОЕ,
  в ходе которого выясняется, что "логический парадокс лжеца" - это почти "вечный двигатель" и что агенты Скотланд-Ярда
  не зря получают зарплату
  
  Пышка поднял голову и прямо перед собой увидел широкий зо- лотой трон, а на нем - Тетку Черепаху в белом парике, тяжелой зо- лотой короне, пурпурном одеянии и небрежно наброшенной горно- стаевой мантии. Справа и слева от трона стояли кролики в белых завитых париках и дорогих мундирах - по четыре особи с каждой стороны. Прямо перед Теткой склонился седой кролик в таком же парике, как у остальных, но в очень дорогом мундире. Видимо, он что-то докладывал, когда Пышка внезапно влетел в залу, как мешок с картошкой. Теперь все смотрели только на Пыша; от лобового уда- ра у него активизировалась мозговая деятельность, и он подумал:
  "Эко меня занесло! Прямо в молодость старушки Че на репетицию какой-то оперы!"
  Поэт увидел, как у Тетки глаза вылезают из орбит, а кровожадные губы, накрашенные ярко-красной помадой, хищно вытягиваются в его направлении. Черепаха топнула красной туфлей, вышитой жем- чугом, и начала чеканить известную каждому школьнику штуку:
  "Казнить, точка, нельзя помиловать. А того пса, который бросил без присмотра рычаг управления, - и она повела диктаторскими очами в сторону лыжной палки, - бить этим рычагом до тех пор, пока не на- учится обращаться с государственным имуществом!"
  По глазам кроликов Пыш понял, что все очень серьезно. Ему за- хотелось закричать: "Тетушка! Это я, старый добрый Пыш из Пыш- холла!" Но седой кролик взглядом запретил ему это делать.
  
  - Ваша королевско-императорская светлость, - начал седой кро- лик заискивающе, - он принес вам грибочки, одни белые и красно- головики, ни одного червивого! Эх, нажарим для вас... Со сметанкой!
  - Гришка, - ответила государыня с немецким акцентом, - ты за- был, пес, что сегодня четверг? По четвергам я ем только заморские пирожки с капустой.
  - Ароматные грибочки со сметанкой, - не унимался лукавый ца- редворец Гришка, - что может быть вкуснее и полезней?!
  - Как звать тебя, пес? - вопросила голодная самодержица в сторо- ну Пышки.
  - Гораций Майонезов, - выпалил Пыш, уже успевший понять, что перед ним не Тетка.
  - Вот видите, ваша королевско-императорская светлость, он из по- варской династии, а не из шпионской, - усердствовал седой Гришка, увешанный бриллиантовыми орденами.
  - Казнить нельзя, запятая, помиловать. А грибы пожарить с майо- незом! - отчеканила тиранка. - А этому кормильцу дать такого пинка, чтобы вылетел, как пробка из шампанского!
  Седой кролик притворно грубо ухватил Пышку и, боясь повер- нуться спиной к императорским очам, попятился с Пышем к двери, инкрустированной красным и розовым деревом.
  - Хочу лести и тюрьки! - раздался капризный деспотический вопль за дверью.
  Гришка сунул Пыша в темный чулан и крикнул: "Привет родне!" А дверь на пружинах так поддала Пышке по заду, что несчастный поэт полетел со страшной скоростью в полной темноте.
  Гораций Майонезов очнулся на поляне, покрытой желтыми листья- ми. Все тело его болело от пережитого ужаса. Пыш поплелся домой. В волшебном Березняке три кролика собирали пирожки с капустой: один тряс березу, а двое других ловили их прямо в большую корзину с ручками. Увидев Пыша, кролики растворились. Пышка наконец-то забежал в родной дом, где его сразу встретила Мушка, которая от вос- торга не знала, что делать: куда сесть - на лоб или на нос Пышу, какую спеть песню, какой станцевать танец... "Вот он, символ моего домаш- него уюта - воплощенная Вселенная", - подумал, успокоившись Пыш. Внезапно резко зазвонил телефон.
  - Ты готов, Пончик! - съязвил в трубке Фигурка.
  - К чему? - со страхом в голосе спросил Пыш.
  - Через час в зале заседаний ученого совета, товарищ, начинаются научные слушанья, - ответил насмешливо Фига. - Ты где отсыпался неделю, Пончик, в гнезде? Тетка продала свою коллекцию шляп и на- няла агентов из Скотланд-Ярда, они просканировали приборами весь
  
  лес. На одном из деревьев были обнаружены отпечатки твоих пальцев и небольшое количество твоей слюны! Ха-ха! Ты здорово замаскиро- вался! Я заеду за тобой через пять минут!
  Пышка надел черный смокинг и принялся щеткой очищать рукав от жвачки. Вошел Фигурка, тоже в черном смокинге и с газетой, ко- торую надеялся просмотреть во время слушаний. Мушка принялась защищать Пышку, нападая на Фигурку и выгоняя его вон. Фигурка ловко шлепнул ее газетой, припечатав к входной двери.
  - О нет!!! - выкрикнул Пышка со слезами в горле.
  - Пончик, это только муха, - спокойно ответил Фига, - назойливая переносчица болезней.
  Безнадежно расстроенный Пыш трясся на багажнике велосипеда за спортивной спиной Фигурки. Слезы текли по его круглым щекам, капали на белую рубашку и черные шелковые лацканы. Пышка ду- мал: "Если бы я послушался совета старого Клена, то я был бы сей- час счастлив. Но и в моем непослушании Волшебный лес спас меня, дав любимых грибов деспотичной императорши. Да и как мне помог псевдоним, закрепленный за мной моим близким другом - старуш- кой Че, для которой я пожалел пиастров, мне не принадлежавших, в то время как она не пожалела для меня своих любимых шляпок. Я остался жив, а погибла бедная Мушка, моя веселая Мушка, от руки самого близкого друга моего - Фигурки. Как все запутано!"
  Зареванный поэт вошел в зал, и все присутствующие подумали:
  "Э, да Пышка-то связан с делишками Фигурки!" А зал был перепол- нен. Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, молодежь в нарядной одежде. На сцене в качестве конферансье появился Фи- гурка как самый породистый житель леса. Глядя на него, все понима- ли, что дальние предки Фиги были орлами. Лицо Фигурки темнело, словно осеннее небо, над породистой головой собирались грозовые тучи. Пока Пыш отсутствовал, Фигурка продал под застройку боль- шой участок пограничной полосы, распаханной между Волшебным и Синим лесами. Наутро счастливый бизнесмен сделал предложение Березе, которая завоевала титул "Мисс Синий лес", и объявил о по- молвке. После обеда того дня сделка была аннулирована и деньги на свадьбу пропали. Началось разбирательство.
  - "Гимн Волшебного леса": музыка Паралличини, слова Пышки, обработка Тетки Черепахи, исполняют утки Тетки Черепахи, за дири- жерским пультом - Тетка Черепаха, - громко и бесстрастно объявил Фигурка.
  - За мной, мои уточки! - скомандовала Тетка Черепаха, нарядная, в черном вечернем платье. Утки поднялись на сцену и выстроились. Впереди встали три Теткины любимицы: собачка Бима, котенок Мура
  
  и мышка Рокки. За ними - четыре хомяка, два пуделька, обезьянка Лола, спаниелька Чапа и четыре бельчонка. Все пятнадцать девочек, пухленькие, одетые в одинаковые кремовые платья с белыми кружев- ными воротниками, связанными Мотей, уже вовсю распевали:
  
  Славься, наш Волшебный лес, Полный сказок и чудес...
  
  А зал, как единый, целостный организм, стоял, открывая рот, по- ложив правую руку на сердце и не сводя глаз с ног Тетки Черапахи, на которых при каждом легком движении белые пудельки высовывали красные язычки и махали хвостиками с кисточкой. И каждый в зале отчетливо понимал, что он не зря пришел сюда нынешним холодным осенним вечером. Фигурка объявил первое выступление, десять ми- нут перечисляя титулы и звания Войшило, который стоял за кулисой с невротической улыбкой на лице, не очень понимая, его ли объявляют или какой-то научный коллектив.
  - Дамы и господа, - начал звонко профессор, - леди и джентль- мены! Позвольте представить вашему вниманию доклад на тему:
  ""Логический парадокс лжеца" как модель вечного двигателя в раз- витии человеческого интеллекта и новейшие технологии его иссле- дования". Сразу же отмечу такой факт: у всех вас левое полушарие весит больше правого на 150,08 г, у каждого из вас активная часть словаря равна 72 503 слова, каждый из вас способен превратить
  "ТЕСТО" в "БУЛКУ" за 13 ходов, а решение логических задач стало неотъемлемой частью вашего лесного быта! Но известно ли вам, что один из моих учеников детонатором "взрыва технологий" назвал гу- синое перо, а эпицентром взрыва - печатный станок Гутенберга? Я же хочу внести ясность в данный вопрос: это было перо домашнего гуся и тот самый станок, который сегодня находится в Лесном крае- ведческом музее!
  Зал взорвался аплодисментами. Пышка ничего не слышал: перед его мысленным взором стояли красные, словно в человеческой кро- ви, губы. Поэт не мог понять, существует ли связь между жизнью Леса и тем местом, где обитает тиранка. Пышка вспотел под тесным смо- кингом, но так и не обрел ясности.
  После слушаний Фигурка довез Пышку до Пыш-холла и решил за- ночевать у старого друга. Оба пребывали в подавленном настроении. Поужинали холодным мясом со спаржей. Решили сыграть партию в шахматы.
  - Как ты можешь жить в Аквариуме, Пончик? - спросил Фига, игравший белыми.
  
  - "Привычка, брат, привычка... свыше нам дана...", - рассеянно ответил Пыш, игравший черными.
  Надо сказать, что лесные обыватели называли между собой Пыш- холл "Аквариумом". И не случайно. Дом для родителей Пышки стро- ил архитектор Корбюзье. Все стены в доме, кроме просторной кла- довки и санузлов, были стеклянными и прозрачными. Сам дом стоял над стремительным водопадом, через который сто лет назад пролегал мостик (теперь от него остались только деревянные столбики).
  Пыш с рождения жил лесом, окружавшим Пыш-холл. Он просыпал- ся от шума водопада и пения птиц и засыпал под пение сосен возле прозрачных стен. И вся жизнь Пышки была прозрачной, а потому для соседей неинтересной. И сам он казался жителям Волшебного леса неинтересным, некрасивым, небогатым. Пыш, как Демокрит, промо- тал все отцовское наследство, но, в отличие от вышеуказанного древ- него грека, не получил за это никаких вознаграждений от сограждан. Спальня Пышки располагалась в кладовке, где было маленькое окно, и только оно имело тюль и шторы. Здесь же стояла "родная лежан- ка" и висел "родной халат", а на стенах, на настоящих желтеньких в полосочку обоях, висели портреты родителей. Здесь же Пышка писал за круглым столом свою книгу осенних сказок из Волшебного леса. Здесь же они вместе с Мушкой тайно смотрели телевизор - особенно им нравился мультсериал про моряка Папаю. Бедная Мушка! Пыш не мог поверить, что ее нет...
  Ветер сменил направление, и брызги от водопада с шумом полете- ли на стены. Фигурка вздрогнул.
  - Не поверишь, но мне вчера пришлось отдуваться одному, и все ради этих глупых девчонок, - нарушил молчание Фига.
  - Да, да, - не поняв друга, произнес Пыш, - ты не похож на счаст- ливого жениха.
  - В любви, Пончик, ты смыслишь еще меньше, чем в шахматах, - насмешливо парировал Фига. - Помнишь, в нашем классе училась белка Ксюха, и я так влюбился, что у меня на ушах начали расти ки- сточки! Мы с тобой поступили в университет, а она вышла замуж за какого-то зайца из Америки.
  - Но, друг, насколько мне известно, она не "Мисс Америка", - удив- ленно заметил Пыш.
  - Не поверишь, товарищ, но мне наплевать, есть ли у нее титул, толстая ли она, нищая ли, с одной ногой или на протезе, с пятью детьми или беременная! Если бы я ее увидел, я бы сказал только одно: "Ксюшка!.. О, Ксюшенька!.. Нет... Ксения! Позвольте мне быть вашим прикроватным ковриком!" Конечно, если бы смог. В чем я очень сомневаюсь...
  
  Пышка-психолог проиграл. Пышка-шахматист тоже проиграл и пошел мыть посуду. В кухне на блюдце лежали засохшие кусочки яблока. Сердце Пыша сжалось. Он подошел к входной двери. Отпе- чаток от Мушки остался, но саму ее он не смог найти. От мысли, что он наступил на ее тельце, Пышу стало еще тревожнее. С дивана из гостиной доносилось здоровое похрапывание породистого человека. Пыш почувствовал острую необходимость повидать Че и Кро, побла- годарить Тетку и извиниться за причиненные волнения. Он выклю- чил везде свет и вышел в прохладную ночь.
  Словно большая оранжевая тыква, над Волшебным лесом висела луна. Пыш зашуршал сухими листьями на дорожке.
  - Ты помнишь, Розалия, как светила луна над землей кукуанов?
  - До конца моих дней я не забуду этого, Сигезмунд, - ответил жен- ский голос, тоже сверху.
  Пыш поднял голову. На фоне луны чернели два силуэта: старого филина и совы - воспитательницы уток, которая когда-то была нянь- кой самой Тетки Черепахи. Сверху на Пыша полетели фантики от шо- коладных батончиков "Красный Октябрь". Пышка-философ подумал:
  "Вот мы живем среди животных и даже вступаем в близкие отноше- ния с ними. Везде ли так?" А Пышка-поэт повторял на ходу под шур- шанье листьев:
  
  Под лоскутным одеялом Из сухих опавших листьев Задремал Волшебный лес.
  Спят в нем Пышка и Фигурка, Спит в нем Тетка Черепаха,
  Спят в нем добрый малый Кролик, И синьор Паралличини,
  И неистовый профессор, Подаривший нам учебник Про веселых дикарей...
  
  
  - А вот интересно, - рассуждал вслух Пышка-аналитик, - профес- сор пишет учебники про папуасов, Паралличини - романсы про коз, Береза поет про кошек, Фигурка с детства что-то продает, Пышка со- чиняет поэмы, речи и стихи, Тетка... о, Тетка - это крупное космиче- ское тело, к которому постоянно притягиваются планеты, и планет- ки, и разная космическая мелочь. А вот Кро? Он, конечно, быстрее всех трет морковь и тщательно моет посуду. Но в чем его призвание? Он какой-то бесполезный симпатичный сорняк...
  
  Пышка не заметил, как приблизился к Теткиному дому с дальней его стороны, то есть со стороны скотного двора. Пышка-художник не удержался, чтобы не заглянуть в приоткрытую дверь. Пахнуло сеном и навозом. На ум пришло Теткино наставление: "Любите, утки, наш родной Волшебный лес, но никогда не говорите, что наш навоз - са- мый ароматный навоз в мире!" Она же сказала: "Мир так стар, что гадит под себя. Не вляпайтесь в навоз!"
  В загоне тускло горела маленькая лампочка. Отмытый добела Не- доросль с кем-то разговаривал. Пыш пригляделся: на перевернутом ведре сидела мышка Рокки в теплом вязанном жакетике, берете шо- коладного цвета, шелковом платочке с разноцветными зонтиками, повязанном на тонкой шейке (настоящий шелковый платочек из Си- него леса!). Малышка обмахивалась желтым листиком, как веером.
  - Представляете, господин ослик, - говорила тонюсеньким голосом Рокки, - сегодня господин профессор рассказывал на лекции: "Конфу- ций считал, что у обыкновенной женщины ума, как у одной утки, а у не- обыкновенной - как у двух". А Лола спрашивает: "Господин Конфузий, а сколько ума у меня, необыкновенной утки?" А господин профессор отвечает: "Мадемуазель Домашняя работа, в данном случае у необык- новенной утки ума столько же, сколько у обыкновенной обезьянки!"
  - О, да, - радостно заговорил пони, - господин профессор обладает чувством юмора.
  - А хотите, господин ослик, я вам прочту кое-что очень важное? - спросила Рокки и, не дожидаясь ответа, достала из кармана жакета листок из школьной тетради и принялась с выражением читать:
  
  Основные жизненные задачи мышки Рокки:
  1. Как можно быстрее вырасти.
  2. Уехать в Рим (хоть очень не хочется расставаться с Черепахой Никифоровной).
  3. Поступить в Римскую консерваторию, разучив арию Тоски.
  4. Учиться только на "отлично".
  5. Закончить консерваторию с "красным" дипломом.
  6. Подготовить весь репертуар Черепахи Никифоровны.
  7. Сделать блистательную карьеру.
  8. Исполнить ведущие партии во всех мировых оперных домах.
  9. Объехать с гастролями весь мир.
  10. Купить себе дорогой фотоаппарат Canon.
  11. Совершить кругосветное путешествие.
  12. Сделать множество фотографий.
  13. Купить большую виллу.
  14. Оборудовать на вилле комнату для альбомов с фото.
  
  15. Обязательно сфотографироваться верхом на верблюде на фоне египетских пирамид.
  16. Освоить вагнеровский символизм.
  17. Попробовать пирожное "Лионелла".
  18. Попробовать пирожное "Виолетта"...
  
  - О, мадемуазель Рокки, все это, конечно, важно, - перебил мышку Недоросль, - но я думаю, что для девушки важнее всего научиться ве- сти хозяйство, выйти замуж, родить детей и быть в семье центром люб- ви и заботы, но на втором месте, потому что на первом - всегда муж!
  - Да, да, господин ослик, - живо откликнулась малышка Рокки, - это в моей программе девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый пункты!
  - Но ведь они должны быть одними из первых, если вы стреми- тесь быть счастливой! Я хочу вам кое-что рассказать о счастье, милое дитя, - очень серьезно заговорил пони...
  
  Рассказ белого пони по кличке Недоросль
  
  Я родился в королевской конюшне под Лондоном. С детства мне внушали, что во мне течет королевская кровь. Достигнув юного воз- раста, я стал ощущать себя золотым мальчиком-принцем, разгова- ривал со всеми надменно и свысока. Все меня сторонились, никто не хотел со мной даже общаться, тем более - дружить. Я не знал ни по- коя, ни радости, раздуваясь от своего величия.
  Однажды я сильно заболел: стал плохо слышать и видеть, покрылся некрасивыми пятнами. Меня решили продать за полцены крестьяни- ну, который сразу заставил меня работать. Он кричал мне: "Природа создала тебя ослом! Ты должен трудиться и служить!" Я отвечал ему, что я не осел, а искусственно выведенная низкорослая порода лошади для прогулок детей из монархических семей. Но все было бесполезно. Он сменил мою кличку Артур на Недоросль и начал наказывать меня, не давая пищи и воды. Я еле стоял на ногах. Как-то раз я добрел до ручья и увидел там свое отражение. На меня смотрел ослиный недоросль.
  В итоге хозяин продал меня за полцены профессору Войшило, из- учавшему в тех краях старинные сакские задачи. Рядом с ним я по- нял свое место и свою природную программу: возить и служить. Мне стало легко. Я смирился с длинными дорогами, грязными конюшнями, скудным питанием и своими прозвищами - "Осел" и "Недоросль". По- мог и возраст. Мне стало спокойно, что-то включилось в моей голове
  - я исполнился благодарности к профессору за то, что он купил меня, умирающего, за то, что не торопил выздоравливающего, за то, что многого не требовал от привыкающего к нему. Потом еще что-то
  
  щелкнуло в моей голове (то есть в моей природной программе), неког- да заблокированной гордыней и обидами. И мне стали открываться тайные стороны нашего мира, я начал рассказывать о них профессо- ру, а он - записывать свои статьи. К нему потекли гонорары, кото- рые он начал тратить на безделушки.
  Легко пришло - легко ушло. Но это отдельная история, к тому же - чужая тайна. Нужно стремиться к счастью и радости через смире- ние со своим природным местом, через благодарность за это место.
  
  - Боюсь, я утомил вас, но вам тоже необходимо понять свою при- родную программу и совершенствоваться в ее рамках, - обратился к Рокки Недоросль. - Например, господин Фигурка ходит в своей про- грамме от полюса "созидатель" к полюсу "разрушитель", а господин Пышка - от полюса "просветитель" к полюсу "развратитель". Я имею в виду возможный диапазон развития. Но надо помнить, что мы реа- лизуем свою программу через контакты с другими людьми: они как бы наши соавторы, поэтому к ним нужно относиться терпеливо. А сердце, милое дитя, должно быть любящим, смиренным, благодар- ным и не завидующим никому. Вот у господина Пышки очень благо- дарное, доброе сердце - за него господин Пышка получит то, о чем и не мечтал. Но и в его природной программе есть минусы, над кото- рыми нужно работать: он переедает, трусоват и слишком любопытен.
  Последнюю фразу пони произнес в сторону приоткрытой двери.
  - А что вы думаете о господине Кролике? - спросила Рокки.
  Слушать о "господине Кролике" Пышу было неинтересно, и он на цыпочках, боясь наступить на сухой лист или ветку, отошел от ко- нюшни. Пышка твердо решил не заглядывать ни в одно окно. Он по- шел вдоль левого крыла Теткиного дома, но через минуту застыл в напряженной позе. В спальне уток, во всех четырех ярко освещенных окнах, мелькали зловещие тени.
  
  ЗНАКОМСТВО СЕДЬМОЕ,
  в ходе которого выясняется, что Кро умеет говорить голосом
  "Василисушки" и что у него есть имя
  
  Пышка, как барс, подкрался к ближайшему окну в спальне уток и прижался к стеклу носом. Его глазам предстало поле боя. Утки, все в одинаковых желтых пижамках, резво прыгали на кроватях и дрались розовыми шелковыми подушками, одна из которых, как снаряд из ка- тапульты, пролетела мимо сплющенного Пышкиного носа. Поэт заме- тил даже вышивку на ней: спокойные китайские дети сачками ловят бабочек. Все нормально. Пыш-наблюдатель двинулся дальше. В Ко-
  
  фейной комнате темно. В Оливковой горит зеленый ночник. Толстый синьор Паралличини, обняв толстого медведя, спит под толстым олив- ковым одеялом. Ничего особенного. Но дверь в комнате открыта, и че- рез нее видна часть полуосвещенной гостиной. Там на круглом боль- шом столе стоит пышный букет разноцветных астр и какая-то белесая полупрозрачная личность в шелковых атаманских шароварах сидит за столом, положив руки на белую скатерть, и нюхает цветы. Так-так...
  Пыш зашуршал дальше. В Лимонной и Лиловой - темень, хоть глаз выколи. Рядом с крыльцом под ворохом желтых листьев, словно доисторический ящер, стояла, как всегда, на трех колесах машинка- апельсинка. В маленьком кухонном окне горел оранжевый абажур. Под ним в кресле сидела усталая Тетка Черепаха в кружевном чепце и в накинутом на плечи цветастом павловопосадском платке. Напро- тив Че замер с открытым ртом явно больной "симпатичный сорняк" Кро в белой пижамке в красный горошек. На шее Кролика был по- вязан красный теплый шарф в белый горошек. Че читала больному сказки. Притихший Кро периодически отхлебывал чай с малино- вым вареньем из белой чашки. Как только Тетка произносила: "Тут и сказочке конец, а кто слушал...", - Кро начинал отчаянно кашлять и голосом смертельно больного изъявлял последнюю волю: "Может быть, еще про Кощеюшку?" У Тетки Черепахи слипались глаза, но, за- кончив "про Горынушку", она покорно начинала "про Кощеюшку". В тот момент, когда Пыш наблюдал за семейной сценой в оранжевом окошечке, Че читала нараспев "про Василисушку". Пыш решил не ме- шать и немного пройтись по правой стороне дома.
  В Розовой комнате, свернувшись клубочком, посапывала счастли- вая невеста Береза. Весь столик рядом с кроватью был заставлен ноч- ными кремами и разной косметикой. В Бирюзовой - старик Войшило спал в бурятском халате, очках и войлочной шапке. Во сне он произно- сил эмоциональную речь, крепко сжав костлявыми, как у Кощеюшки, пальцами коричневый клетчатый носовой платок, на котором что-то блестело. Пыш присмотрелся: блестела пришитая к платку пуговица с парадного камзола Рене Декарта. Так. Тут тоже все нормально.
  Пыш завернул за правый угол. В первом окне дружная беличья семья из пяти человек пила чай с шоколадным тортом со взбитыми сливками. Во втором два хомяка резались в нарды. В третьем старая ондатра слушала радио и вязала носок. Ничего интересного. Дальше начинались темные окна зимнего сада, где в кадках стояли старые полузасохшие кактусы. Пыш еще раз взглянул на торт во втором окне и заспешил к Теткиным булочкам.
  В прихожей его встретил запах мускатного ореха, а на кухне - двух- голосный возглас: "О!!!"
  
  - Не могу тебе передать, - заклокотала Тетка, - как нам не хватало тебя, Пыш! Мы с зайкой обошли все морги и полицейские участки! Зайчонок не выдержал и заболел!
  - А вчера, - зашепелявил счастливый "зайчонок", - Фиге пришлось одному решать все задачи! И про "Буддийского монаха", и про "Ан- глийского путешественника". На "Гусенице" он засел! Профессор не мог помочь (он потерял свои очки). Я разболелся. Маменька так пере- живала, не умер ли ты от голода, что не поняла условие задачи и с пят- надцатого раза! Паралличини готовил "Мозговой штурм" и набухал в него вместо грецких орехов каких-то цветных бантиков из теста! Пришлось звонить Березе - она решила последнюю задачу по теле- фону. А сегодня и сама приехала (у них столько дел перед свадьбой!). Она такая красивая, Пыш!!!
  - Бедный малыш, - с пониманием вздохнула Тетка.
  - А кстати, кто сидел у вас в гостиной за столом и нюхал цветы? - спросил радостно сияющий Пышка.
  - А, это мой прапрадедушка Фемистоклюс, он давным-давно умер в Оливковой комнате, обожает астры! - засунув булочку в рот, от- вечала Че. - Но больше осенних цветов он любит открывать дверь в Оливковую комнату и заталкивать тапочки Адриано (Паралличини) в рукава его халата!
  Все трое захихикали, насколько это позволяли набитые булочка- ми рты.
  - Мы, все пятеро, вчера выиграли по три шелковых китайских подушки! - продолжил возбужденно шепелявить Кро, занося новый противень с выпечкой из прихожей.
  - Но мы решили подарить их милым уточкам, порадовать сиро- ток, - закончила за него мысль веселая Че, - как раз их пятнадцать - на каждую по подушонке! Наверняка будут благоговейно хранить их всю жизнь! Отличные розовые подушки с трогательной вышивкой!
  - Да, да, - откликнулся с таинственной улыбкой Пыш, - сейчас я рассажу вам, что видел по дороге сюда.
  Кро и Че уселись поудобнее.
  
  Рассказ Пышки
  Словно золотой бубен кукуанов, над Волшебным лесом сияла луна. Юная влюбленная парочка не могла разъять своих нежных объятий. Я шел по осенней тропинке, покрытой золотом. Сверху на меня сы- пался серебряный метеоритный дождь. Звезды сгорали над самой моей головой. Вдруг я вздрогнул от неожиданности: передо мной на пеньке сидел большой Рыжий Кот - художник в черном дорогом плаще и длинном красном шарфе. Изо рта у него торчала деревянная труб-
  
  ка (конечно же, сувенирная - из-за лесных запретов на курение). Кот крутил перед собой, как баранку, большую кастрюльную крышку и из- давал примерно такие звуки: "Би-би-би!" Я сказал ему:
  - Привет, Кот! Далеко покатил?
  - На Луну лечу, Пыш, развеять творческий депрессняк! - ответил небрежно Кот.
  - А может быть, у тебя проблемы с нечистой совестью? - предпо- ложил я.
  - Давай, повесь на меня всех собак! - огрызнулся клептоман.
  - А ты знаешь, что у людей случаются проблемы и посерьезнее, о чем говорится в одном из моих стихотворений? - попытался приобо- дрить я Рыжего Кота.
  - А что, Пыш, зачти-ка мне его! - живо откликнулся рыжий ху- дожник и освободил мне пенек.
  Я вскочил на пенек и прочел бодро:
  
  Застряли ежики в заборе - Носами фыркают, сопят...
  За что нам, братцы, это горе? Как жалко маленьких ежат!
  Кто подтолкнет малюток с горки? Кто поведет их в дальний бор?
  Кто им наколет на иголки Плакаты: "Обходи забор!"?
  
  - А что, Пыш, классно! Супер! Крошечные ежата с транспаран- тами, с мощными транспарантами, на спине! Спасибо, утешил! - весело закричал Кот и бодро ускакал в темноту, прижав к груди ка- стрюльную крышку.
  
  Пыш закончил свой рассказ. Кролик принялся мыть посуду в фи- лософском молчании, взглядом пересчитывая кастрюльные крышки на полке. Тетка Черепаха смахнула слезинку кружевным платочком с монограммой "Т.Ч.", блеснула золотыми часиками и промолвила:
  "Жалко ежиков, да и Кота тоже".
  И тут Пыша озарила ясная мысль: "Мы все крутимся вокруг Че, а Че крутится вокруг Кро, значит, Кро - более крупное космическое тело?" Следом за первой мыслью поэта посетила и вторая: "Тетка не спрашивает, где я был, - не в ее стиле пытать молодежь. А Кро не спрашивает, потому что знает, где я был".
  - Кро, а твоего брата зовут Гришка? - неожиданно спросил Пышка.
  - Да, - ответил Кро.
  
  - А как тебя зовут, Кро? - не унимался Пыш.
  - Фимка, - кротко представился Кро.
  Пышку накрыла волной третья мысль: "Отчего заболел Кро? Из- за осенней простуды? Из-за свадьбы Березы? Из-за тревоги за меня? Из-за того, что знал, где я, но все равно таскал "маменьку" по моргам. Вот же хитрая крольчатина!"
  - Из-за всего, Пыш, - кротко ответил Кро.
  - Уймитесь, петухи! Давайте послушаем прогноз погоды, - предло- жила Че, внимательно следившая за их мыслями, - а потом заночуй- ка в своей Кофейной, Пыш. Зайчик, включай!
  Лучше бы "зайчик" не включал. Диктор сообщил: "Сегодня но- чью пришло печальное известие. Господин Фигурка по неизвестным причинам расторг помолвку с "Мисс Синий лес" - госпожой Березой. Отец последней собирается взыскать с господина Фигурки штраф, не- малый даже для жителей Синего леса!"
  - Выключи, зая! - только и смогла произнести старая Че, схватив- шись за сердце. - Бедная Береза!
  - Не тужите, маменька, не печалься, Гораций, - голосом "Васили- сушки" пропел Кро, светясь от счастья, - утро вечера мудренее!
  Пожелав всем доброй ночи, Пыш отправился в Кофейную через гостиную, где на столе лежали лепестки, надерганные из сиреневой астры. В спальне Пыш включил ночник и объявил своим фарфоровым дамам: "Жизнь только начинается, старушки!"
  
  ЗНАКОМСТВО ВОСЬМОЕ,
  в ходе которого выясняется, что пирожки с капустой обладают удивительным свойством и что Пышке
  все-таки достался один белый гриб
  
  Фигурка тревожно спал на диване в гостиной Пыш-холла. Ему снились его жены. Первая жена Фиги имела титул "Мисс Банк "Лес- ной Энергоресурс"", вторая - "Мисс Министерство финансов Вол- шебного леса". И ту, и другую Фигурка видел только на свадьбе и при разводе, все остальное время они были на работе. А Фига так мечтал о многодетной, шумной, дружной семье!
  Фигурка открыл глаза. Его беспокоила полная луна, от которой не было спасения в "Аквариуме". Он перестал дышать: в комнате стояла очень высокая девушка в газовой накидке. Фига вскочил с дивана и еле слышно спросил: "Кто вы? Вы так прекрасны в лунном сиянии!"
  - Я - "Мисс Вселенная", - нежным, чувственным голосом ответила стройная красавица.
  - О!!! - только и смог вымолвить потрясенный Фига.
  
  - Я давно знаю о ваших безграничных возможностях в спорте, ло- гике, бизнесе, речевой коммуникации и хотела бы стать вашей женой!
  - Но я помолвлен с "Мисс Синий лес", и уже запущено изготовле- ние кружек с нашей совместной фотографией, а первая партия по- ступила в продажу!
  - Я возмещу вам убытки, сегодня же привезу к вашему дому мешок с золотом, - сладко пропела чарующая незнакомка, подавая телефон Фигурке, - расторгните вашу помолвку с "Мисс Синий лес" и объяви- те всему Лесу о помолвке с "Мисс Вселенная"!
  Фигурка, словно под гипнозом, выполнил ее желание. Она нежно улыбнулась, помахала тонкой ручкой и вышла из комнаты походкой топ-модели, придерживая газовую накидку. Фигурка был восхищен. Он потер виски. Не включая света, выбежал через боковую стеклян- ную дверь к водопаду. Умылся ледяной водой. Снова вернулся на ди- ван. Сна не было.
  Как только рассвело, Фига покатил к своему скромному жилищу. Еще издали он разглядел на крыльце большой мешок и налег на пе- дали. Фигурка непослушными пальцами развязал мешок: он был бит- ком набит золотыми осенними листьями. Фига сразу догадался, что стал жертвой розыгрыша. Он вошел в дом, трясущимися руками схва- тил телефон, позвонил в брачное агентство и спокойным, равнодуш- ным голосом объявил о расторжении помолвки с "Мисс Вселенная".
  Положив трубку, Фига понял, что по Лесному кодексу больше не имеет права вступать в брак на территории Волшебного леса, так как являлся инициатором двух разводов и расторжения двух помолвок. А создавать семью за пределами Волшебного леса Фигурке казалось абсурдом, так как он не мог и недели прожить вне родных мест. В ко- дексе была, правда, сноска о том, что он может жениться на вдове с не менее чем четырьмя несовершеннолетними детьми. Но где взять симпатичную, богатую, знаменитую, со связями вдову и мать четы- рех детей? И тут Фига услышал радиосообщение о смерти Тетки Че- репахи в лесной больнице. Он вскочил на велосипед и помчался туда на предельной скорости.
  В больнице в это время Береза безутешно рыдала на плече синьо- ра Паралличини, профессор комкал в руках свою войлочную шапку, Пышка и Кро, не отрываясь, смотрели за стеклянную перегородку. Там лежала очень бледная Тетка Черепаха, сложив на круглом животе пухленькие ручки с ярким лаком на ногтях. Рядом с ней стояли док- тор и медсестра.
  Утром Береза обнаружила Че сидящей без сознания под оранже- вым абажуром. Старое сердце Черепахи не выдержало последних со- бытий: пропажи Пышки, болезни Кролика и позора Березы.
  
  Доктор сообщил сопровождающим лицам: "Боюсь, что ей нужно молодое сердце". Кролик сделал шаг вперед и произнес решительно:
  "Я могу отдать ей свое сердце". Пышке стало стыдно, что он замеш- кался, он тоже шагнул вперед: "Я могу дать ей часть моей крови!" Доктор посмотрел на них удивленно и ответил: "Боюсь, что ей нужно сердце молодой черепахи".
  Вышла медсестра и сказала, что все кончено. И доктор, и медсе- стра выразили соболезнования родным и близким и удалились.
  - У нас есть шесть минут, - произнес Кро и растворился.
  Через три минуты он возник за стеклянной перегородкой, уже с корзинкой пирожков. Кролик провел пирожком с капустой (а это были волшебные пирожки из Березняка) по носу Тетки Че. Она от- крыла глаза. Кро сразу же вложил ей по пирожку в каждую руку. Тетка Черепаха ела и удивленно осматривалась.
  - Зая, мы в каком-то модном кафе? - спросила Тетка, принимая новые пирожки от Кролика.
  - Нет, маменька, - кротко отвечал Фимка, - мы в больнице.
  - А кто заболел? - не унималась Че, доедая последний пирог.
  Но вдруг Че что-то вспомнила - она заревела, как сирена "скорой помощи": "Карту Волшебного леса!" Пышка помчался к водителю ре- анимобиля, который доставил их всех сюда, и через минуту Тетка уже тыкала толстеньким пальцем в какой-то географический объект.
  - Мне приснился прапрадедушка Фемистоклюс, он мне предрек:
  "Клотильда, у тебя есть полчаса. Езжай сюда (и он указал место на карте): тебя может спасти только хозяин этого дома, если он сам, и только сам, войдет в пещеру!" - торжественно сообщила Черепаха. - А если мы не успеем, я больше никогда не увижу вас! О, родные мои!
  - Но это же Пыш-холл, - удивился Пышка, - и там действительно есть грот.
  - За мной, друзья! - скомандовала Че, выбегая из палаты.
  В дверях больницы перепуганный Фигурка столкнулся с "умершей" Теткой Черепахой. Больная Че бежала быстрее всех на своих коротких ножках. Она примчалась к машине скорой помощи, водителя не ока- залось на месте, и старушка прыгнула за руль. Остальные едва успели забраться в машину, как она сорвалась с места. Тетка Че давно не во- дила автомобиль, а такой красивый - вообще никогда, поэтому она путала сигналы светофора (точнее, вообще не замечала светофоров). К счастью, все жители Волшебного леса, кроме Тетки, начальника таможенной службы, президента, сенаторов, директора театра и еще нескольких лиц, ездили на велосипедах, поэтому дороги были пусты- ми. Промчалась узкая улочка кондитерских, осталась позади улочка с мясными лавками. Тетка, боясь сбить свою знакомую цветочницу,
  
  красящую прямо на тротуаре хризантемы, повернула какой-то ры- чаг - и на всех сидящих в салоне автоматически наделись кислород- ные маски. "Жизнь богаче наших представлений о ней!" - сказала не без юмора в голосе Че, плавно подкатывая к крыльцу "Аквариума".
  Вся компания подбежала к бурлящему водопаду и уставилась на темный грот на противоположном берегу. Пыш теоретически понял поставленную перед ним задачу. Но больше всего на свете Пышка бо- ялся не только пустого холодильника, но и холодной воды. А вода в водопаде, текущем с гор, была ледяной даже в жаркую погоду. Пыш снял плащ, увидел вывернутый рукав и неожиданно вспомнил свою мать, которая когда-то была "уткой", и даже как будто услышал за шумом воды родной голос покойной матушки: "Спаси Черепаху Ни- кифоровну, сыночек! Она когда-то подобрала меня возле помойки, выучила в консерватории и выдала замуж за твоего отца, богатого торговца недвижимостью! А сколько раз она помогала тебе!"
  Пышка, зажмурившись, бросился в ледяную воду, повторяя: "Я сам, я сам, я сам!" Все затаили дыхание. Тетка беззвучно плакала: слезы текли и текли по ее морщинистым щекам. Кро молча прыгал с деревянного столбика на столбик (все, что осталось от былого мо- стика). Кролик был готов в любой момент прийти на помощь другу. Пыш, выпучив глаза и расставив руки, как страшный зомби, шел и шел, спотыкаясь о камни. Вот он споткнулся и упал - Кро схватил его за свитер, но бурлящий поток подхватил Пыша, выдернул из цепких кроличьих лап и понес к обрыву. Фигурка, скинув плащ, как суперге- рой, бросился наперерез и подхватил на самом краю обезумевшего Пыша, кричащего: "Я сам! Я сам!"
  - Ты, конечно, "сам", но не поверишь, товарищ: я не буду смотреть, как моего друга начнет бить головой о камни! - стуча зубами от холо- да, насмешливо сообщил Фига.
  Фигурка и Кролик помогли Пышке выбраться на берег возле гро- та. Всех троих бил озноб. Ледяной пенный водопад обдавал с ног до головы брызгами всех стоящих возле "Аквариума". Профессор, Бе- реза и Паралличини держали Че, порывавшуюся броситься "спасать молодежь".
  Пышка на непослушных ногах проковылял в грот и увидел на сухих листьях очень высокую красивую девушку в темно-розовом платье. Она лежала, скрестив худенькие ручки на груди. Пыш сразу узнал ее.
  - О Мушка, моя дорогая Мушка! Я не успел! Моя маленькая Муш- ка! О, моя воплощенная Вселенная! - голосил безутешно Пыш, выно- ся из грота девушку.
  Он нес ее через бурлящий поток, не замечая его. Слезы Пышки ручьями текли на шею и грудь неподвижной девушки. Фига и Кро, с
  
  посиневшими от холода губами, сопровождали рыдающего Пышку. Он внес девушку в гостиную, положил на диван и встал перед ней на колени. Остальные плакали за его спиной. Пыш обливал слезами холодные ручки девушки, как вдруг ее веки дрогнули. Она открыла большие синие глаза.
  - О, господин Пышка! Мой дорогой, мой ненаглядный господин Пышка! - заголосила Мушка (а это была именно она!). - Как я рада! Как же я рада видеть вас! Мой дорогой, мой бесценный друг!
  - Береза! Зая! Адриано! Фига! За мной, на кухню! - зычно скоман- довала Тетка Черепаха.
  Через пять минут на столе дымился чай и подогретые бутерброды. Когда все собравшиеся заели стресс, Мушка поведала свою историю.
  
  Рассказ Мушки
  Для меня было великим счастьем родиться в том же доме, где ро- дился господин Пышка. С первых же дней я не могла обходиться без него. Я часто летала в грот, чтобы не надоедать моему доброму дру- гу. Когда господин Фигурка шлепнул меня газетой, я почувствовала, что из носа у меня течет яблочный сок, а из ушей - яблочное пюре! В голове моей что-то щелкнуло, и я начала расти. Мне очень не хо- телось напугать господина Пышку. Я сняла тюль с окна в спальне и обернулась в него, ведь я поняла, что перестала быть мухой и превра- тилась в настоящую девушку! Я решила жить в гроте. Но от преж- ней Мушки остались только крошечные крылышки на спине, которые уже не могли меня поднять. А перебираться в грот по камням да в темноте было сложно.
  Я видела, как мой дорогой друг помыл посуду и пошел к Тетке Че- репахе. У меня появилась идея проучить господина Фигурку за то, что он всегда насмешливо разговаривал с моим несравненным другом. Я представилась как "Мисс Вселенная" и расстроила его помолвку. Утром я собирала для него в мешок вместо золота осенние листья и нашла в них большой белый гриб и две старинные золотые монеты. Я поспешила в магазин и там купила для господина Пышки теплый черный берет и темно-розовый шарф в черную клетку. Я слышала, что темно-розовый цвет в этом сезоне самый модный в Волшебном лесу. Так говорили по радио на прошлой неделе, когда я ждала и ждала господина Пышку. Себе я купила темно-розовое платье. У меня оста- лась одна золотая монетка и много сдачи.
  Подарок, гриб и оставшиеся деньги я положила на рабочий стол моего дорогого друга. И тут я почувствовала, что засыпаю. Я с тру- дом перебралась в грот, ведь я еще хожу неуверенно. Там и нашел меня мой несравненный господин Пышка!
  
  - Волшебный лес сделал нам подарок на свадьбу, моя дорогая Мушка, - сказал счастливый Пыш, - этих денег хватит и на кольца, и на свадебную одежду! Да и саму тебя он подарил мне!
  - Вы знаете, друзья, у меня сердце юной черепахи! - восторженно сообщила Че, собирая посуду.
  - Береза и Мушка! Простите меня, - виновато произнес Фига.
  - Чудеса, да и только! - воскликнул профессор и захохотал, как студент.
  - Не обижаюсь на вас, господин Фигурка! - с румянцем на щеках произнесла Береза. - Если честно, мне больше нравится Адриано: мы оба музыканты, живем на одной улице, любим пиццу, и он никогда не бывает мрачным.
  - Не шутите ли вы, мадемуазель Береза?! - запел тенор. - Я даже не смел надеяться! Какой пассаж! Как я счастлив!!!
  - Посмотрите, друзья, за стеной первый снег! Какие сказочные хлопья! - сказал Кро и почувствовал, что в его груди бьется больное, старое и совсем разбитое сердце.
  - Как же я вас всех люблю! - заклокотала Че, и тут ее взгляд нат- кнулся на одинокую Фигуркину фигуру в франтоватой, но мокрой на- сквозь одежде. И Че обратилась к нему: - Объясни проблему, малыш!
  И Фига объяснил...
  - А знаешь, у меня есть племянница, молодая вдова, - начала рас- сказывать Фиге Тетка Че. - На прошлой неделе она усыновила четы- рех моих уток, сейчас живут в правом крыле моего дома. Муж оставил ей бриллиантовый рудник! Но она не смыслит в бизнесе.
  - Кто она? - тут же интересовался Фигурка, вплотную приблизив- шись к Тетке.
  - Белка Ксюшка! - весело сказала Тетка Черепаха.
  - И она единственная хозяйка рудника? - спросил побледневший Фига.
  - Да, - ответила Че, приготовившись к самому худшему. Фигурка глухо застонал и упал в заботливые Теткины руки.
  
  ЗНАКОМСТВО ДЕВЯТОЕ,
  в ходе которого выясняется, что выбор Фемистоклюса не совпал с выбором Кролика Фимки и что Недоросль получил секретное задание от профессора Войшило
  
  Многие жители Волшебного леса мечтали бы попасть в это утро в залитую осенним солнцем просторную гостиную Тетки Черепахи. Но попали в нее только самые близкие. На белой кружевной скатерти большого круглого изысканно сервированного стола искрились бо-
  
  калы с шампанским и стояло множество вкусных блюд: выпеченные корзиночки с салатом, французские грибы, найденные специально об- ученным поросенком, семга восьми видов, макароны из Италии, сыр с плесенью из Синего леса и любимый Фигуркин сервелат из Германии. Великолепные джентльмены в смокингах окружили нарядную ста- рушку Че в черном блестящем платье и объяснялись в любви ее выпечке:
  - Ничто не сравнится, господа хорошие, с маковыми вертушками!
  - Отнюдь, товарищ, косички с корицей - это песня! Я бы назвал их
  "Будь всегда первым!".
  - Больше всего маменьке удаются дольки с мускатным орехом.
  - Таких улиток с изюмом, как у Че, я не ел даже на Сицилии!
  - Я за ракушки с миндалем! Могу съесть их целый противень!
  Неожиданно отворилась розовая дверь, и из Розовой комнаты вышли три прекрасные невесты. Береза и Мушка с букетами алых роз, в белых кружевных платьях и в таких же перчатках и шляпках, а между ними - белка Ксюшка в кремовом кружевном платье, кремо- вых перчатках и шляпке, с букетом белых роз в руках (все наряды от французских кутюрье!). Великолепие, да и только!
  - О!!! - дружно выдохнули собравшиеся в гостиной. - Неописуе- мый восторг!
  Тетка Черепаха, волнуясь, подняла бокал "за молодых" и произнес- ла проникновенную речь:
  - Дорогие мои! Желаю счастья! А для этого нужно только четыре вещи: игрушка, кормушка, вдохновение и служение. Поясню на при- мере. Моими "игрушками" являются разные, скажем, аксессуары (ки- моно, парики, перстни, медведи и т.д.), за которые меня часто подвер- гают острой критике. Моей "кормушкой" была сцена, где я заработала для себя и своих близких на безбедное существование. Моим "вдохно- вением" всегда были мои булочки - они нашли отклик в ваших серд- цах и помогли мне собирать за круглым столом моих близких друзей. "Служением" являются мои утки и все, кто заслуживает заботы, но не может о себе позаботиться сам. И вам я желаю никогда не забывать о тех, кто слабее вас! И побольше есть помидоров от слабоумия!
  Речь была встречена веселыми возгласами и аплодисментами. По- том выступил господин профессор с тезисами "Роль семьи в развитии логики, частной собственности и государства", также встреченными аплодисментами. Затем началась праздничная программа. Тетка Че с молодыми, захватив уток и Сову, на нескольких такси поехали на премьеру в театр.
  Войшило поспешил попрощаться с Недорослем и дать ему секрет- ное задание. Профессор уселся на перевернутое ведро, смахнув с него желтый листочек, и грустно сказал: "Прощай, брат!"
  
  - Господин профессор, круиз в молодой компании будет вам поле- зен, - тихо ответил пони.
  - Дорогой мой Осел, давно меня мучает один вопрос, - произнес озабоченно профессор, - почему Декарт верил в Бога, ведь это не- логично?
  - Я думаю, потому, что Бог верил в Декарта, - скромно сказал Не- доросль.
  - А как же эволюция? И научные заморочки старины Чарльза? - не унимался профессор.
  - Я думаю, вера не нуждается в логических цепочках, - начал объ- яснять пони, - но мы попытаемся ее построить: допустим, что внутри- утробное развитие человека от клетки до младенца (а далее - до ста- рика) тоже можно считать "малой эволюцией", но она длится только девять месяцев и так же мала рядом с многомиллионнолетней "боль- шой эволюцией", как та мала рядом с общим процессом развития мира, который наверняка тоже является эволюцией. Предположим, что если и "малой", и "большой" эволюциям свойственна математи- ческая логика как элементам общего процесса, то и всему общему процессу свойственна математическая логика. Но математическая логика - это свойство развитого сознания Личности, а не слепого ин- струмента - конвейера Матери Природы. Отсюда вывод: общий про- цесс развития мира был запущен и контролируется Личностью.
  - Как все запутанно! Декарту было проще, тогда все верили, - ска- зал профессор. - Я, брат, все силы трачу на пиар, поэтому дам тебе за- дание: подумай о бихевиористских тенденциях в современной логике
  - говорят, это сейчас модно.
  - Хорошо, господин профессор, - не скрывая печали перед разлу- кой, отвечал белый пони.
  А в это время утки и Тетка восторженно читали большую яркую афишу перед театром: "Премьера! Пышка и Фигурка, или Тетка Че- репаха и Кролик из Параллельного мира! Осенние сказки из Волшеб- ного леса для выросших мальчиков и девочек! По книге господина Горация Майонезова!"
  Сова причесывала и наставляла нарядных уток:
  - Не разговаривайте, мои крошки! Когда будет нужно, я дам Чапе знать, она подаст сигнал - сразу громко хлопайте в ладоши!
  Утки дружно отвечали:
  -Хорошо, Розалия Петровна.
  Зал был чудный: красный бархат, позолота, великолепная роспись потолка, огромная хрустальная люстра! И этот чудный зал был пере- полнен. Повсюду - шелка, меха, кружева, аромат духов, возбужден- ные речи. Театр!
  
  Представление началось. Публика, затаив дыхание, загибала пальцы, считая парики, кимоно и шляпы у енотихи, игравшей Тет- ку Черепаху. Кролика играл молодой кабан. Он развалился в кресле (почему-то под красным абажуром) и изображал глубокий крепкий сон: "Хры-хры-хры!" Через минуту кабан уловил чутким волосатым ухом, что кто-то его передразнивает. Он приподнялся на локте, жадно вглядываясь в темноту зала с явным желанием дать копытом в лоб пародисту. В восьмом ряду партера, возле прохода, кабанчик увидел Кролика Фимку в черном костюме с белой хризантемой в петлице. Кролик так крепко заснул, что его очки свалились на подбородок. Кро мелодично выводил на радость юным соседкам: "Хры-хры-пиу, хры- хры-пиу"... Следующую сцену очень точно передает неточное пред- ложение-палиндром: "КАБАН УПАЛ И ЛАПУ НАБОК" (не путайте с
  "НАЖАЛ КАБАН НА БАКЛАЖАН").
  В конце первого действия обезьянка Лола решила немного поже- вать, что часто делают и заядлые театралы. Лола ощупала в полной темноте свой живот и бока, но не нашла ни кармана, ни банана, ко- торый она положила в карман, готовясь к театру. Платье она надела задом наперед, и банан торчал сзади, как кольт у американских по- лицейских, но Лола не догадывалась об этом. Она снова ощупала жи- вот и бока и, решив, что "банан вместе с карман" украла рядом сидя- щая Чапа, больно укусила спаниельку за ухо. Чапа от неожиданности взвизгнула, утки разразились громкими рукоплесканиями, которые подхватил весь зал. Зал аплодировал стоя. Все дружно хлопали в ла- доши, кроме малышки Рокки. Она спала в сумочке Березы крепким сном человека, выполнившего все свои жизненные задачи. Мышка съела Березину конфетку (настоящий трюфель из Синего леса!), на- пудрилась Березиной пудрой, нарумянилась Березиными румянами, надушилась Березиными духами, потом поуютнее завернулась в Мо- тину салфетку и, конечно же, проспала премьеру.
  Спектакль решили досмотреть в следующий раз, так как молодые опаздывали на корабль...
  И вот уже все шумно провожают великолепных молодоженов и профессора, позаботившегося о доставке багажа. Они стоят веселые на палубе: Пышка с Мушкой, Береза с Паралличини, Фигурка с Ксюш- кой, профессор с книжкой. Черепаха вытирает платочком глаза, Кро- лик машет отошедшему кораблю большим букетом желтых листьев.
  Вдруг Че заметила, что нарядная, смеющаяся Береза что-то по- казывает ей с палубы. Сердце старой Черепахи сжалось от дурного предчувствия. Тетка буквально выхватила бинокль у какого-то адми- рала из провожающих и приставила его к своим очкам. Сначала Че увидела гигантский спасательный круг с надписью "Силлогизм", за-
  
  тем - огромную Березину улыбку с настоящей итальянской помадой, затем - огромную кружевную перчатку, а в ней - величиной с саму Тетку Черепаху малышку Рокки! О ужас!
  Счастливая мышка, почувствовав на себе пристальный взгляд Черепахи Никифоровны, часто-часто замахала своим шоколадным беретиком.
  - Розалия!!! - словно раненая касатка, затрубила Че. - Все ли утки на месте?!
  - Все, моя Дюймовочка, - отрапортовала старая Сова, - все, как одна, моя сладкая булочка!
  Тетка махнула рукой, что означало: утки и Сова садятся в такси и едут домой на праздничный ужин, на который надо пригласить и осла. Че и Кро махали белому кораблю, пока он не скрылся за горизон- том. И при каждом взмахе Кролик чувствовал, как у него болит ста-
  рое, изношенное, разбитое сердце.
  К родному крыльцу Кро и Че прибыли, когда уже начало темнеть. Все крыльцо было завалено последними желтыми листьями, на ко- торых лежал голубой конверт, подписанный черными чернилами:
  "Господину Кролику, лично в руки". Кро снял плащ в прихожей, по- весил его на вешалку рядом с красным бархатным халатом и прошел в гостиную. Стол был уже убран, на белой кружевной скатерти стоял только большой букет розовых хризантем в сине-золотой китайской вазе. Больное сердце Кро похолодело. Он понюхал хризантемы, от- крыл конверт и прочел:
  
  Господин Кролик!
  Вы спасли Тетку Черепаху от смерти, отдав ей свое сердце. За это вам дается право выбора одного из трех возможных сценириев.
  1. Вам предлагается Вечность, но тогда вы потеряете все остальное.
  2. Вам предлагается трон в Параллельном мире, где произошла со- циальная революция и свергнута тирания, но тогда вы не сможете бывать в Волшебном лесу.
  3. Вам предлагается остаться в Волшебном лесу в доме Тетки Че- репахи, но тогда вы навсегда утратите способность перехода в Па- раллельный мир.
  Поставьте крестик возле вашего выбора.
  
  - Я бы выбрал второй пункт, - сказала сзади белесая полупро- зрачная личность и, не спеша, направилась в Оливковую комнату, усмехаясь в усы.
  - Так, Кро, будем рассуждать логично, - начал Кролик вслух, - Веч- ность дается только людям, да и то не всем, а ты простой заяц, то есть
  
  кролик, конечно. В Параллельном мире у тебя нет ни дома, ни ма- тери, ни отца, а братья всегда смогут навещать тебя. Чтобы управ- лять целым Параллельным миром, нужны мозги, а у тебя их мало. А здесь твой родной дом с тех пор, как ты в детстве, убегая от охотни- ков, убивших твоих родителей, случайно телепортировался в огород Тетки Черепахи. Ты упал, бездыханный от страха, возле ее ног. А она прижала тебя к себе, к своему красному халату, пропахшему фран- цузскими духами и свежими булочками, и сказала: "Не бойся никого, зайка! Я пришибу его этой тыквой!"
  Кро взял ручку и поставил крестик возле третьего пункта. Письмо растворилось. Кро попробовал раствориться. У него не получилось. Он понюхал хризантемы и пошел в Лимонную комнату. Там он достал из большого японского фарфорового чайника с видами Фудзи пости- ранную розовую с желтыми уточками ночную рубашку и в философ- ском молчании переоделся в нее. Кро почувствовал, что в груди его бьется очень молодое, очень здоровое и очень счастливое сердце. А это означало только одно: выбор был сделан правильно.
  Кролик из Волшебного леса бодро вбежал в кухню, где Че уже при- готовила не менее десяти блюд для "дорогого ушастого зверя".
  - Наконец-то, зайка, мы отъедимся и отоспимся, - ворковала Че, - все последние дни мы были лишены этих двух благ!
  - Не скажите, маменька, не скажите, - уже с набитым ртом отвечал Кро, - сегодня понедельник, и пора готовиться к решению задач - хва- тит нам мечтать о небесных кренделечках! Вот ваша пуховая шапка.
  - О, нет! Зая, мы забыли купить морковки и грецких орехов! - со- крушалась Тетка. - Хорошо хоть помидорных запасов у нас на целую армию!
  - Так. Что нам предлагают в качестве призов в понедельник, 31 октября? - читал в "Вестнике игрока" Кро. - Пижама, трикотажная, теплая, оранжевая, с изображениями Дедов Морозов, несущих елки. Наволочка, экспортная, белая, мягкая, с изображениями медвежат и воздушных шаров, с надписью: "Из Волшебного леса с любовью!"
  - О! - задумчиво произнесла Че, вытянув трубочкой пухлые губы. - А как ты думаешь, зая, что нужно сделать, чтобы выиграть и то, и другое?
  - Только одно, маменька, - отвечал очень серьезно Кролик, - съесть все наши запасы помидоров!
  - Зайка, вперед! - бодро, весело и энергично скомандовала Тетка Черепаха.
  
  
  
  Часть вторая. Снежный денек
  
  Дорогой друг!
  
  Представив вам основных героев моего романа, я продолжаю рас- сказывать не столько о них, сколько о тех преобразованиях, которые они претерпели.
  Можете считать, что я выполняю "социальный заказ" господина Фемистоклюса, который попросил меня написать о том, как Амеба и Инфузория, о которых можно было сообщить только "усатые и де- лятся", отправились в путь, в конце которого они стали сложными высокоразвитыми личностями, потому что сам путь (назовем его Логосом) помогал им в этом чудесном развитии.
  
  Вчера в три часа ночи мне позвонил некто "господин Штир-Лиц" и задал вопрос: "Как мог молодой человек жениться на белке? Или он женился на золотом руднике?" Я был удивлен. Во-первых, мой то- варищ никогда бы не женился на руднике, даже бриллиантовом, по- тому что он благородный человек. А во-вторых, каждый школьник Волшебного леса знает, что все мы - люди, но с разным объемом со- знания. А любая землеройка-первоклассница с вертлявым носом без запинки ответит на уроке, что объем сознания определяется способ- ностью любить, творить, анализировать, быть интеллектуальным и нравственным, быть благодарным, уметь не только играть, но и слу- жить, осуществлять функцию самоконтроля и, конечно же, успешно решать логические задачи. В-третьих, некоторые пытались искать в моих трудах "дух времени" и "лицо эпохи". Их там нет. Более того, лицо каждой эпохи одинаковое: оно круглое. И на этом круглом ли- це-подносе лежат разные элементы. Меня интересуют только те эле- менты, которые встречаются на всех лицах всех эпох, - это дружба и любовь, милосердие и творчество, справедливость и доверие. Они всегда в моде.
  
  Что же происходило у нас в последнее время? Молодежь и профес- сор вернулись из жарких джунглей накануне Нового года к теплому камину в Теткин дом и принялись все вместе наряжать пушистую елку, когда за окном летали большие белые хлопья. Кроме разноц- ветных шаров, на елку повесили красные морские звезды и желтых морских коньков, а профессор привез для лесной красавицы бусы из зубов акулы. Тетка Че с девочками сделали "Оливье" по рецепту с Ан- даманских островов, Береза приготовила торт из халвы по рецепту Совы, который звался всегда "Царская еда". Пышка был Дедом Моро-
  
  зом, Мушка - Снегурочкой, Фигурка - снеговиком, который носил за ленивым Дедом мешок с подарками. Все остальные нарядились, как водится, снежинками.
  Сразу после праздника Фигурка начал строить (и быстро постро- ил!) на втором водопаде Инжир-холл, который отличается от Пыш- холла только дверной ручкой.
  Тетушка Черепаха по-прежнему проявляет характер и разводит тыквы (а все соседи - кабачки). Как-то она вышла на крыльцо по- смотреть, не горит ли уже свет в лавчонке, где продают семена и удобрения, и увидела рядом со своей дверью корзинку с подкидыша- ми. В корзинке жалобно мяукали пять сереньких в черную полоску котят. Опытный глаз Че сразу определил, что перед ней не девоч- ки. Но у них так трогательно дрожали капельки росы на усах, что Тетка сразу приняла решение оборудовать в приюте помещение для мальчиков и привлечь к воспитательной деятельности старого му- дрого Сигезмунда.
  Малышка Рокки выросла в немного полноватую красавицу. Она окончила Римскую консерваторию с красным дипломом и стала су- перзвездой мировой оперной сцены. Старушка Че выдала ее замуж за
  "дорогого ушастого зверя" - то есть, конечно, за Кро. И милая, скром- ная Рокки (какой она является до сих пор, несмотря на оглушитель- ную славу) всегда на втором месте, а Кро - ее любимый муженек - всегда на первом. На той свадьбе были три великолепные пары: Кро и Ро, Сигезмунд и Розалия, Рыжий Кот и Лола.
  Сразу после свадьбы Кот написал портрет Лолы в красном Тетки- ном халате на фоне стены, увешанной кастрюльными крышками, и назвал полотно: "Муза в красном". Но Кот совершил ошибку: не заре- гистрировав свою работу, он выставил ее в Лесной галерее. В первую же ночь была отключена сигнализация, полотно вырезали из рамы и на воздушном шаре вывезли с территории Волшебного леса, затем переправили в Америку, где "Муза в красном" ушла на аукционе с мо- лотка за 26 млн долларов. Лола прокусила Рыжему Коту левое ухо, обозвала его "ржавым Винсентом", и они снова зажили мирно и в согласии.
  Ро и Кро поселились в доме Тетки Черепахи, то есть в доме своей дорогой маменьки, то есть в своем родном доме. Кро повесил над кро- ватью портрет Блеза Паскаля, любопытный Пыш сразу же спросил:
  - А почему не Леонардо да Винчи? Кро, как всегда кротко, объяснил:
  - Все в нашем мире, Пыш, имеет видимую и невидимую части. Мы контролируем свои слова и дела, но это видимая часть нашего суще- ствования. А Паскаль призывал к самоконтролю за невидимой ча-
  
  стью - нашими мыслями. Он считал, что с этого самоконтроля и начинается Человек Нравственный.
  - Кро, я никогда не задумывался об этом, - удивился Пыш, - и еще я был уверен, что ты не способен к рассуждению.
  - А я всегда считал тебя, Пыш, добрым и умным другом, - отве- тил Кро.
  Они крепко обнялись и остались верными друзьями навеки.
  Кро, Ро и Че каждую неделю посещают и Пыш-холл, и Инжир-холл, а иногда - волшебный Дуб. Каждую субботу к Тетке приезжают из Си- него леса синьор Паралличини с Березой - тогда собирается вся шум- ная компания. Обычно после застолья Мотя с Березой садятся к бело- му роялю, Тетка с Паралличини - к черному, малышка Рокки запевает и все дружно подхватывают:
  
  Я, маленький влюбленный мотылек, Порхаю над последними цветами
  В нарядном кимоно, и поясок
  Мой вышит разноцветными шелками!
  
  Как я люблю осеннюю зарю,
  Как я любуюсь листиками всеми И как же я Творца благодарю
  За каждый лепесток на хризантеме! Я, маленький влюбленный мотылек...
  
  Всегда ваш, Гораций Майонезов
  Пыш-холл, 11 июня
  
  "ХАНДРОПСИХ"
  
  Скоро выставим раму вторую, Мир приблизится, станет ясней; Посмотри, уже голубь воркует На ограде с подругой своей!
  (Из соч. L.W.L., поэтессы XVII в.)
  
  9.00 Тетка Черепаха начала думать.
  9.10 Ее мысли стали приобретать конкретные формы. Утки с Розалией и Сигезмундом уехали в Синий лес на выставку картин из мороженого и наверняка уже приобщились к искусству. Кро сопро- вождает Ро в Брюсселе на конкурсе "Золотой соловей". Итак, Дульси- нея, ты совсем одна - задумайся о смысле своего существования, по-
  
  знай самою себя, как тебе советовал один гордый грек, ведь тебе уже 20 лет... до столетнего юбилея (хм, а может, до 120-летнего?.. надо найти паспорт).
  9.20 Тетка Черепаха в вышитом васильками махровом бе- лом халате с капюшоном уселась возле камина в дедово кресло и при- нялась лечиться травяным отваром и Шубертом. Однако отвар казался горьким, а бравурный марш был назван Теткой Черепахой "кобыльей радостью". Пожилая дама пребывала в глубокой печали. Красный бархатный халат был украден неизвестным злоумышленником прямо с вешалки из прихожей в прошлый вторник. В кармане унесенного ха- лата остался рецепт рисового пирога, который так и не подкинули в почтовый ящик, осматриваемый Че каждые полтора часа.
  9.45 Тетка Черепаха подошла к полукруглой стеклянной двери, протерла очки и посмотрела во внутренний дворик. Всходило розовое солнце. И снежинки, и снеговик, слепленный утками, были тоже розовыми. Красиво. Но нет стрижей, с цвирканьем догоняющих друг друга. Небо пустое.
  9.50 Тетка Черепаха взяла с пыльной полки пыльный томик любимой поэтессы XVII века L.W.L.
  - Так-так, - зашептала Че, очень печально листая старые страни- цы, - где это загадочное стихотворение? Она искала стих с трогатель- ной надписью "Посвящаю Т.Ч.":
  
  "Отведу тихонько штору, В комнату войду...
  При луне в глухую пору Все тут на виду. Протяну к комоду палец - Дрогнет, как живой,
  Там фарфоровый китаец Круглой головой.
  Две кровати, стол и стулья И комод в углу,
  И лежат узоры тюля Тенью на полу. У него есть в горле спица, Маятник на ней;
  Чуть запела половица Под ступней моей.
  На скрипучий стул присяду, Погляжу в окно,
  На стекле двенадцать к ряду Искор возжено. А когда-то шла неслышно Я на лунный свет,
  И кивал китаец пышный:
  "Девочка, привет!
  Полуночный сад блистает, И, луны светлей,
  Снег пушистый осыпают
  Яблони с ветвей. Я фонарики для детки Вынес в белый сад!" И я видела на ветке:
  Все миры висят!"
  
  Ни тпру - ни ну. Ничегошеньки. Ни гугу. Никудышка. Не нашла. Поставила книгу на место. Снова взяла, решила погадать. Сегодня 25 января. Смотрим 25-ю страницу, 1-ю строчку. Так: "Две обезьян- ки-шахматистки застыли в камне на века". Че вытянула трубочкой пухлые губы. Думай, Дульси, к чему бы это? Уж не к войне ли? Опре- деленно, к какому-то общественному катаклизму...
  
  10.00 Тетка снова уселась в старое кресло и уставилась на бронзовые часы на рояле. Сверху на часах застыли две пыльные фи- гуры: одна с сигарой в зубах везла в гору тачку и была похожа на Руз- вельта, вторая сидела в тачке и напоминала Черчилля. Тетка Черепаха не отрывала круглых печальных глаз от секундной стрелки. Вот так и проходит жизнь. Круг за кругом: чувствительность - чувство - слово - речь - мысль - мышление - творчество - молитва - тишина - пусто- та - большой взрыв - чувствительность - чувство... На какой стадии ты? На стадии большого взрыва. Возьми себя в руки, детка!
  10.15 Че взяла себя в руки. Не торопись, девочка: если хо- чешь получить все и сразу, получишь ничего и постепенно. В рецепте рисового пирога было тринадцать ингредиентов, три из которых ты уже успешно вспомнила: мука, рис, соль. Тебе осталось вспомнить только десять.
  10.20 Тетка Черепаха решила отвлечься от тяжелой умствен- ной работы и открыла старый фотоальбом. Ясные глазки. Круглень- кие свежие мордашки. Вот уже озорные улыбки. Че с подружками. Ах, что за бусы и перчатки у подружек! Вот и первый лишний подбородок. Неужели эта царственная красавица - она?! А вот режиссер, который всегда кричал: "Не наденешь, коротышка, каблуки в 15 см - пущу тебя на черепаховые гребни!" Любил расфуфыриться: носил желтые туфли и желтый галстук в оранжевую "елочку". Умер при загадочных обсто- ятельствах (во сне громко закричал: "Я вас спрашиваю, рахитики, где массовка?!"). Сердце не выдержало. Да, старушка, ты пережила всех своих режиссеров. А сколько их было! Маленькие женщины созданы для любви, а такие увесистые, как ты, - для каторжной работы. Эх, сколько изношено бархата и гипюра! А сколько французских духов вылито "за ушки"! Хм... сколько ведер духов использует средняя жен- щина за среднюю жизнь? Почему никто не ведет такую статистику?!
  
  Тетка Черепаха с такой силой захлопнула альбом, что засушенная в нем веточка сирени превратилась в пыль и посыпалась на бело- снежный Теткин халат.
  Из Оливковой комнаты высунулась всклокоченная голова прапра- деда Фемистоклюса, заспанная и недовольная.
  
  - Держи хвост мушкетом, Клотильда! - пробрюзжала голова. - Взбодрись, безутешная, народной песней "Шарик Жучку взял под ручку, и пошли они гулять"! Или сшей себе юбку из бархата в леопар- довое пятно!
  
  10.30 Принесли письмо от Кро. Он писал:
  
  Дорогая маменька!
  Брюссель встретил нас мокрым снегом и ветром. Пишу в номере. Напротив отеля - купол какого-то собора, словно гигантский позо- лоченный желудь на фоне свинцового неба.
  Ро натерла кровавый мозоль на левой пятке черными лакирован- ными туфлями с шелковыми розами - теми, что в прошлом году ей подарила супруга японского императора. Пластыря не нашлось, Ро надела на ногу целлофановый пакет и пошла в душ согреться и поре- петировать "Кармен". Уже приходили соседи и администратор, про- сили убавить телевизор.
  Больше всего нас потрясли мраморные львы возле королевской ре- зиденции - очень родные морды! Одного из них мы назвали "сытый Пыш", а второго - "голодный Фига". В королевской оранжерее были и гортензии, но я забыл спросить для вас, чем они их поливают. Ду- маю, что не синькой и не марганцовкой. Местный садовник обогатил нас любопытной информацией: оказывается, первый унитаз на на- шей планете был изобретен крестником Елизаветы I! Да, маменька, в театре один очень древ..., я имею в виду, пожилой осветитель, хоро- шо вас помнит. Он сказал: "Как же, как же, вы очень похожи на свою мать, молодой человек! Она пела в этом театре в те дни, когда наши футболисты из "Брюссельской капусты" встречались с вашей "Моло- дой синьорой". Я написал записку: "Ставлю все свои бутерброды на "Капусту"" и бросил ее с колосников на сцену. Ваша матушка, румя- ная толстушка-хохотушка, подпрыгнула, крутанулась на каблучках и подняла записку, пропев: "Что за любовное посланье?!" Публика за- мерла. Прочитав записку, примадонна ударила себя сложенным вее- ром по бедру и спела прямо в зал: "Я на "Синьору" ставлю три пиццы!" Весь зал пришел в негодование, со всех сторон зашикали и зашипели:
  "Что взять с этой глупой иностранки! Надо правильно петь: "Я на синьору надену тряпицы!"" Вы никогда не рассказывали, маменька, эту забавную историю. Надеюсь, "Синьора", как всегда, не проиграла?
  Вчера до двух часов ночи мы тряслись от холода и вспоминали ваши голубцы в томатной заливке.
  С любовью к вам, ваш сын Кро".
  
  11.00 Тетка омочила письмо и свой кружевной платок горь- кими слезами. Бедные дети! Голодные, холодные, израненные! Но есть и приятное! "Синьора" в те далекие дни выиграла 5:2! "Капуст- ники" рассказывали на каждом углу, что мяч был кубической формы, ворота кривые, а судья пришел в очках своей бабушки! Эх, было вре- мечко! Правда, тогда все панически боялись паровозов...
  11.05 Явился Кот с забинтованной ногой - делать эскизы для Теткиного портрета. Видя депрессивное состояние модели, Кот на- думал развеселить ее своей печальной историей. Он грустно начал:
  "Я решил использовать вашу методику расстановки приоритетов и написал на чистом холсте: "Моя игрушка - жизнь, моя кормушка - Мотя, мое вдохновение - Лола, мое служение - бабки". Я отступил на- зад, запнулся о мольберт и растянул сухожилия".
  11.15 Тетка Черепаха равнодушно констатировала: "Значит, приоритеты были расставлены неверно". Кот усмехнулся в нафабрен- ные усы усмешкой Рембрандта и ответил: "Нет худа без добра. Пока я лежал в постели, я написал натюрморт во фламандском стиле: розо- вато-лиловый окорок, янтарный полупрозрачный балык, гроздь запо- тевшего темного винограда и пышная творожная ватрушка с зажари- стой корочкой".
  11.20 На бледных щеках Тетки Черепахи проступил густой румянец.
  11.21 Резко зазвонил телефон. В трубке безутешно рыдала Мушка.
  
  С этого момента Че потеряла счет времени. Она схватила с белого рояля персидскую шелковую шаль с цветастой каймой и помчалась с ней к выходу. Кот, подхватив свой планшет, захромал вслед. Из Олив- ковой комнаты им вдогонку раздался хриплый вой: "Как вы меня до- стали с вашим телефоном! Пальнуть бы в него из фитильной пищали!" Персидской шалью Тетка Черепаха очистила снег со стекол ма- шинки-апельсинки, в которой, как богемный сноб, развалился Кот. Увидев его безмятежную физиономию, Че протрясла шаль, втянула щеки, затем грудь, затем живот, затем зад и резким движением бро- сила себя на сидение. Оранжевый автомобиль весело помчался меж-
  ду розовыми сугробами, взметая голубую пыль.
  - На что похожи снежинки, Кот, - на звезды или на слезы? - спро- сила Тетка Черепаха, кивая на снежинки на стекле.
  - Это тест на "оптимизм - пессимизм"? - лениво осведомился Кот и глупо хохотнул.
  - Нет. Мне вспомнилось стихотворение, которое написал Пыш, когда мой Кро еще был маленьким; он назвал свое произведение
  
  "Моему другу Кролику", - с чувством заклокотала старая Чере- паха. - Заучивай наизусть стихи, Кот, твои нейроны нуждаются в гимнастике!
  - Я их реанимирую стволовыми клетками! - сообщил с умным ви- дом Кот.
  - У меня мало стволовых клеток, - отвечала Че, - поэтому прихо- дится зубрить.
  И она воодушевленно, трогательно принялась декламировать:
  
  В небесной мастерской, где делают снежинки, Сегодня жаркий день.
  Там плачут подмастерья, при маленькой ошибке Браня себя за лень.
  И там, среди прекрасных, прекраснейших снежинок Уж ведают давно,
  Что нам с тобой на санках за клюквою на рынок Поехать суждено,
  
  Что ты оправишь шубку,
  Ушастый и серьезный, преважный, словно граф, Что сядет в ту минутку
  Веселая снежинка на черный твой рукав, Что будет в ней середка
  Со звездочкой хрустальной, лучистою, резной, И хрупкая обводка
  Из мизерных кристалликов, как ни в какой другой!
  
  - Супер! - отреагировал Кот.
  Его зеленые глаза горели, и сам он словно приготовился к прыжку. В волшебном Березняке по глубокому снегу полз профессор Войшило в новом черном пальто. Машинка-апельсинка резко затормозила, и через минуту светоч науки, весь в снегу, втиснулся в Теткин дранду- лет, усевшись на больную ногу Кота.
  - Наконец-то с полной уверенностью я могу объявить всему науч- ному сообществу о том, что у этих пирожков есть плодоножки! - тор- жественно произнес профессор.
  - Вот поэтому я и не завожу собаку, - произнесла Тетка, глянув по- верх очков на мокрое пальто профессора.
  - А вам бы подошел большой интеллект на маленьких ножках, - за- метил Кот.
  - Ага! Не подсказывайте, я сам догадаюсь, - быстро заговорил про- фессор, наморщив лоб над очками и выпучив, как камбала, мутные
  
  глаза, - большой интеллект на маленьких волосатых ножках, в бе- лом кружевном воротничке, со взглядом осторожного шалуна! Здесь какая-то романтическая ирония, столь свойственная Коту! Есть! Это Спиноза! Он самый - Бенедикт!
  - Нет, я имел в виду таксу, - ответил Кот и глупо хохотнул. Профессор почему-то обиделся и повернулся к Че.
  - Я вот все утро думал, почтеннейшая: почему у вас украли халат? - заговорил он вкрадчиво. - Ведь, согласно вашей "Теории всеобщей детерминации бытовых явлений", воруют только у воров.
  - Да, - сказала Че, всхлипнув. - Когда я училась в первом классе, мне очень понравилась перламутровая коробочка для перьев, при- надлежавшая моей соседке по парте. Я предложила обменять ее на мою хрустальную чернильницу, в которую я даже добавила сахара, чтобы буквы были блестящими. Но, увы. Я стянула коробочку, а со- седка и не заметила пропажу. А в старшей школе была библиотека, в ней - чудесная книга, как сейчас помню: "Му-му" Тургенева. Мне так нравилось перечитывать ее, привалившись спиной к пушистому ков- ру, и плакать о судьбе бедной собачки... Правда, за нее я потихоньку положила на стеллаж свою книжку "Булька", подаренную мне родите- лями на именины. А потом я как-то раз была в восточной кофейне, и мне непреодолимо приглянулась турка, чуть больше наперстка... Так вот за всю жизнь и набежало на целый халат. И зачем я это делала? Не наелась - только вымазалась.
  Она тяжело, всем телом вздохнула, и слезы потекли из-под ее очков.
  - Все мы не без греха, - ответил профессор, вздохнув еще более тя- жело. - Вся беда в том, что мы рождаемся в мире, который уже имеет свои законы, а мы придумываем собственные.
  На крыльце Пыш-холла их встречал Фига, похожий на звездочета, в черном свитере, усеянном белыми крупными снежинками-звездами.
  Мушка в платьице в красную полоску сидела рядом с лежащим на диване Пышем. Она обхватила его большую голову, словно дорогую бухарскую дыню, обеими ручками. В глазах Пыша стояли слезы, и в них отражалась Мушка. В глазах Мушки стояли слезы, и в них отра- жался Пыш.
  Че и Мушка поприветствовали друг друга:
  - Сказочные полосочки! - сказала Тетка Черепаха.
  - Великолепные василечки! - ответила Мушка.
  Возле Пыша закончил хлопотать доктор, написав на какой-то бума- жонке: "Хандропсих". Он положил листочек на стол и взялся за шляпу.
  - А-а, уважаемый, - полюбопытствовал профессор, - это диагноз или лечение?
  
  - Да, да, - рассеянно ответил доктор и вышел.
  - Это его диагноз! - констатировал Кот в сторону затворившейся двери.
  Доктор приехал на лыжах, и все с интересом наблюдали, как его шляпа набирает скорость между высоких розовых сугробов. За сте- клянной стеной висели гигантские сосульки, и солнце играло на них синим, золотым и нежно-голубым. Красиво. Но с Пышем стряслась беда: он потерял дар речи и мог общаться только глазами.
  - Бедное дитя, - первой опомнилась Че, - ты, наверное, хочешь го- лубцов в томатной заливке?
  - Очень! Но не сейчас, - ответили глаза Пыша.
  - А как насчет партии в шахматы? - осведомился Фига.
  - Можно. Но в другой раз, - ответили глаза.
  - Тогда расшифруй фразу: "Шыр пир ю пяпюжгы зэлэмъгый гесрыг, фед гяг, фед гяг, зэлэмъгый гесрыг!", - не унимался Фи- гурка.
  - Это просто: "Внешние проблемы - это следствие внутренних причин!" - ответили бойко глаза.
  - А вот и нет, Понч... глупыш! - радостно воскликнул Фига.
  - Господин Пышка, - заговорил профессор, понизив голос до шепо- та, - один археолог, который признает инновации только ради самих инноваций, подарил мне каменную доисторическую Бабу, я хочу пре- зентовать ее вам! Ни за что не поверите, но переплетения линий и черточек на заду Бабы дают букву "Ч"!
  - Очень любопытно, господин профессор, - ответили глаза, чуть не лопаясь от смеха.
  - Один мой знакомый писатель, который часто позиционирует в печати: "Я никого не научил разумному, доброму, вечному, зато раз- будил дураков!", - продолжал уже для всех профессор, - так вот... он часто объявляет мокрые голодовки (например, отказ от пива), после которых у него начинаются разные психофизиологические расстрой- ства. Он справляется с ними только с помощью знаменитого "Секрета бобра с жиром барсука"!
  - Где же найти такое диво дивное?! - удивилась только что вышед- шая из кухни Мотя и принялась надевать на Пыша вязаные носки с горчичным порошком внутри.
  - Я знаю! - заявил Кот, - Нужно рассказывать ужасные истории про фобии знаменитостей. Например, Наполеон боялся белых ло- шадей или белых мышей! Я могу рассказать "Синие губы, черные зубы"! Хочешь, Пыш?!
  - После полуночи я бы послушал твои враки, рыжий архаровец! - ответили глаза, и в них заиграли искорки.
  
  - Ты спятил, Кот! - возмутилась Че. - Во-первых, Наполеон - тиран, бюст которого можно использовать только в качестве подставки для нот, а во-вторых, нужны душевные сказки!
  И, не спрашивая разрешения ни у глаз, ни у носа, ни у других ча- стей Пышки, Тетка Черепаха пафосно заклокотала:
  - В белом домике бабушки Гути я слышала такую душевную сказ- ку, рассказанную некогда в промозглый осенний вечер для вредной и капризной внучки. Жили-были дед да баба. И была у них внучка Люнечка. Насадили они для нее гороховое поле. Но повадился ходить на то поле злой Берлиока: не столько утащит, сколько потопчет. Как- то раз дед собрался в магазин за ливерной колбасой. А бабка решила вздремнуть после обеда, то есть "придавить ухо", но внучке строго- настрого наказала не ходить одой на гороховое поле. Только дед за дверь, а бабка захрапела - Люнечка рассуждает: "Интересно-интерес- но, есть ли плодоножки у этих спелых, сочных, крупных горошин?" - и в поле шасть! Вот пристроилась она на поле возле самой рясной гряды. Что за диво дивное? Что за бобер, заплывший салом барсука? Земля затряслась, загудела! Топ-топ! Люнечка голову подняла, бан- тиком тряхнула. Ба! Стоит огромный худющий Берлиока с мешком: глаза завидущие, руки загребущие, нос крючком, борода клочком! Люнечка ему и говорит: "Брысь с нашего поля, каналья, пока тебя дед из берданки не прихлопнул!" А этот са... самодур заржал, как Кот уме- ет в полнолуние, хвать ее - и в мешок!
  - Уважаемая, - перебил Че профессор, - чудовищно интересно, как и всякий фольклор, но больному стало хуже!
  Из глаз Пышки текли крупные слезы, он весь дрожал, и из глаз тря- сущейся, как осиновый листик, Мушки тоже ручьями полились слезы.
  - Этот отвратительный тип напомнил мне то, от чего я потерял дар речи! - кричали глаза Пыша. - А я так хочу, так хочу поболтать с вами!
  Все виновато потупились.
  - А что стало с этой вредной Люнечкой? - первым нарушил молча- ние профессор.
  - Она так полюбила сказки, - ответила Тетка Черепаха, - что сама, кажется, пишет их, хотя общественность разрешает женщинам пи- сать только детективы. Но у этой-то умишко с кукишку, да и большие проблемы с дедуктивным методом, что ей еще остается? Эх, так и не свела меня судьба с мистером Холмсом, уж я бы для него спела! Ведь он был большим любителем оперы. Но, когда я закончила консерва- торию, он уже уединился на пасеке.
  - Ага, вспомнил! - воскликнул профессор. - Я расскажу вам поч- ти детективную историю, где был сыщик с собакой и оживший труп! Она произошла давным-давно, когда я был моложе каждого из при-
  
  сутствующих и счастливее всех нас, вместе взятых! Потому что сча- стье - это не просто состояние души, это уровень ее взаимоотноше- ний со всем миром.
  - Да, да! - ответили, успокоившись, глаза. - Только подбросьте дро- вишек в камин!
  - И пусть плахи, эшафоты и виселицы пойдут на дрова! - зловещим шепотом сообщил Кот.
  Все собравшиеся в прозрачной гостиной Пыш-холла уселись по- удобнее.
  
  "ТРОМБ"
  
  Разомлеет под солнечной лаской, Поползет по пригоркам трава; Яйца луком покрасим на Пасху, Будем кокаться ими с утра!
  (Из соч. L.W.L., поэтессы XVIII в.)
  
  И профессор начал свой рассказ.
  Случилось это давненько. Я был молод и счастлив, а на улице сто- яла теплая весна. Я только закончил гимназию и готовился к посту- плению в университет. Мой дед, известный в те годы академик, по- селился в деревне, и я гостил у него. Старик мой имел просторный дом, большой, уже одичавший сад и плантацию капусты. По вечерам мы сидели под цветущей черемухой за столом у самовара, пили чай со сливками и тверскими баранками, которые обмакивали в мед. Потом дед говорил, смахнув крошки с усов и бородки: "Спокойной ночи, ма- тушка-капуста!" - и уходил почитать перед сном. Он выписывал всю новейшую литературу. Через час зеленый светильник в его кабинете гас, и старик засыпал, как младенец, на своем допотопном кожаном диване. Я же не мог уснуть до утра. Все мое существо было радостно возбуждено. Я выходил на крытое крыльцо и слушал соловья, и душа моя была сопричастна соловьиной трели, звездам, белому цветущему саду. Мне казалось, что я вижу, как ростки развиваются под землей, как они двигаются вверх, как рождаются в неистовых усилиях новые звезды и галактики! Я слышал весь мир и дрожал от восторга. Мне думалось, что сочинение стихов может снять мое напряжение, и я со- чинял их, возбужденно повторяя:
  
  Весенние росы, душистые косы Свисают с тревожных ветвей.
  В черемухе нежной поет безмятежно
  
  У самой луны соловей.
  И хочется думать, что это навечно - Звезда, и земля, и весна,
  И чувства сливаются с трелью беспечной, Душа моя счастьем полна!
  
  Я даже собирался показать мои вирши деду. Поэт я, конечно, трех- грошовый, но тогда мне все казалось возможным. "О, сладкий писа- тельский труд! - рассуждал я. - И что для него надо? Круглый стол, со- стояние, подобное моему, да счастливый амулет - например, точилку для карандашей в виде енота, поглаживающего свой живот!"
  По утрам, когда мои глаза слипались, дед давал мне постыднейшее, как мне тогда казалось, поручение. По соседней улице пастух гнал стадо коров на выпас. Я должен был с ведерком и совком следовать за хвостом последней коровы и собирать все оставленные животными на дороге лепешки. Дед набрасывался на мое ведерко, как коршун на добычу. Он разводил это удобрение в большом ведре, а затем малень- ким ковшиком подливал его под каждый корень капустной рассады, громко нашептывая магическое заклинание: "Расти большая, белая и круглая, как...!" В присутствии дам у меня не хватает духу произнести это слово, на котором дед делал особый акцент. Свой магический рас- твор старик называл "золотцем".
  В то памятное утро я сладко дремал в большом старом гамаке. На- кануне дед получил письмо от своего одноклассника, бывшего мини- стра просвещения, известного цветовода, который сообщал, что ему некий профессор, использующий новейшие заграничные удобрения, привез рассаду редиса, ярко-красного, 10 см в диаметре. Причем в сло- ве "профессор" он поставил две "ф", а "редис" превратился в "ридизь", на что дед благодушно заметил: "И Пушкин писал с ошибками!"
  Старик мой нарядился в старомодную куртку, которую гордо назы- вал "френчик", и укатил чуть свет. Я наслаждался полной свободой. Надо мной качались пушистые почки, ароматные бруньки и прочие цветущие висюльки. Все это трогательно и тревожно подрагивало и нежилось на солнце. Сердце мое замирало от благоговейного трепе- та ко всему живому весеннему миру, за которым я следил из своего гамака. На деревянном крыльце сидели четыре пуховых котенка, их бока и хвосты были облеплены тополиными почками. Утром я рас- пахнул окно спальни в сад и выпустил прямо в белое кружево вишен мохнатого, голодного, как пес, шмеля, ночевавшего в моей комнате. И вот теперь, сытый и довольный, он пел надо мною песню благо- дарности. Две галки ругались из-за бумажных салфеток, унесенных ветерком со стола. Они прижимали их лапами, рвали на части, на-
  
  бивали ими клювы и уносили в гнезда - видимо, для перины. Я с бла- женной улыбкой на лице наблюдал, как лепестки черемухи падали на кусочки колбасы, оставшейся от завтрака, и в стаканы в старинных подстаканниках с гончими собаками. Возле остывшего самовара ле- жала дедова гордость - книга "Венский кружок", вышедшая всего в двадцати шести экземплярах и с автографами всех участников круж- ка. С юго-запада надвигалась черная туча, потянуло прохладой, и я подумал: "Только бы деда не застигла гроза".
  Вдруг я увидел странную личность мужского пола, топающую пря- мо по дедовой капусте. У него была красная физиономия, рыжая бо- рода, розовая лысая макушка, а одет он был в розовую женскую кофту. Приблизившись к столу, этот тип в мгновение ока проглотил обле- пленную лепестками колбасу, схватил бумажный пакет с маковыми баранками, "Венский кружок" и помчался назад по "матушке-капу- сте". Я выбрался из гамака не так проворно, как хотелось, и бросился спасать дедову гордость с автографами. Я тоже, увы, бежал по капусте и, не заметив за коробкой с древесной золой ведра с "золотцем", за- скочил в него, обрызгав всю правую ногу вонючим удобрением.
  Красно-розовый юркнул в лесок, я понесся за ним. Воришка исчез за крупным деревом, а я, запнувшись о корень, упал к чьим-то ногам в стоптанных ботинках без шнурков. Не успел я и глазом моргнуть, как был привязан к толстому дереву веревкой из сплетенных между собой шелковых дамских чулок. Два оборванца - красно-розовый и второй, с золотистой шевелюрой купидончика, - оценивающе разгля- дывали меня.
  - Окажите любезность, - начал я миролюбиво, - подайте очки и верните книгу, за нее мне дед даст по шее.
  - Не успеет, - ответил тот, что имел прическу купидона, - а очки нате, пожалуйте, почему бы и не исполнить последнюю волю.
  - А книжку мы используем для растопки, уж извиняйте! - продол- жал красно-розовый.
  Я огляделся. Место было красивое, как и весь звенящий напряжен- ными птичьими голосами мир. Рядом темнело болотце, на его поверх- ности плавали желтые островки еще не распустившихся кувшинок.
  - Ну и воняет от него, Мармелад, - сказал тип с шевелюрой. - Мо- жет, помыть его в этой луже?
  - К еде, Пупсик, нужно относиться уважительно, - тоном настав- ника посоветовал Мармелад. - Помогай собирать хворост!
  Мне, такому молодому, красивому, влюбленному во всю Вселен- ную, и в голову не приходило, что меня могут съесть, как заурядного надутого индюка. Я и до сих пор думаю, что они просто хотели по- злить меня.
  
  Неожиданно налетел сильный ветер, а на солнце нашла черная тень. В погоне я и забыл о грозовой туче, а она двигалась прямо на нас. И я уже отчетливо видел под нею смерчевую темную гигантскую воронку с хоботом в нижней части. Такое природное явление в здеш- них местах называлось "тромбом", и оно могло причинять страшные разрушения. Непроглядная, клокочущая черная масса стояла уже почти над нами. "Тромб", как живой, вытянул хобот в нашу сторону, внутри него что-то заурчало, загудело, и на нас посыпались поток крупного, величиной с гусиное яйцо, града и увесистые куски льда. Тяжелая градина ударила меня по голове. Я слышал, как завизжал от боли Пупсик, как закричал от ударов Мармелад; куски льда сыпались и на мои ноги. Я все видел, все слышал, но ничего не чувствовал и не мог издать ни звука.
  Надо сказать, меня мучило даже некое любопытство, и я напря- женно всматривался во враждебный мрак над нами. Я различил какое-то хаотичное движение внутри "тромба", его внутренность вздохнула, ухнула, обдав нас замогильным холодом, и хобот при- нялся засасывать в освободившиеся недра все подряд. Я с ужасом заметил мелькнувшие в этих недрах ноги в ботинках без шнурков и перекосившееся от ужаса лицо Мармелада, который судорожно вце- пился в ветки кустика. Мелкие деревья и кусты вместе с корнями летели в темное ненасытное чрево. Хобот направился к болотцу, и я увидел, как из воды вытягиваются кувшинки с длинными, слов- но веревки, стеблями. И сама вода, и густой ил были высосаны за несколько секунд. Старые шишки, ветки, желуди, лежащие вокруг меня, летели в черную пасть. Меня бы постигла та же участь, не будь я крепко примотан чулками к толстому дереву, с которого унесло половину распустившейся недавно кроны вместе со старыми воро- ньими гнездами.
  "Тромб" отступил, и небо прояснилось. За дедовой капустой про- легала дорога, за ней - лесок, где я и сидел в плену. От леска ничего не осталось, а по дороге ехал крестьянин на лошади с телегой, в которой он вез посевной картофель. Я, увы, не мог подать ему никакого сиг- нала. К моему удивлению, птицы подняли такой шум, что лошадь, по- равнявшись со мной, остановилась и заржала, указывая хозяину мор- дой на меня. "Ах ты, красавица губошлепая!" - подумал я радостно. Любимый мною мир выручал меня через малых своих. Крестьянин очень бережно развязывал чулки (видимо, решив сделать дорогой подарок жене). Меня он положил поверх картошки и отвез в хирур- гическое отделение провинциальной больницы, где передал в руки врача-великана и двух его щупленьких помощников, как я понял, сту- дентов-практикантов. Они-то и положили меня на стол.
  
  - Фу-у-у! - воскликнул хирург и строго посмотрел на помощни- ков. - Что за вонища, господа?!
  - Это не я! - одновременно ответили Прыщ и Веснушка (так я уже про себя называл этих юных джентльменов).
  - Ну-с, бурнус! - воскликнул бодро врач, причмокнул и протянул ко мне волосатые ручищи, откинув при этом голову назад, как музыкант у рояля. - Вижу сильные ушибы на левой ноге. Пиявок ставить не бу- дем! Привязываем грэлки с холодной водой!
  Он так и сказал "грэлки", но практиканты поняли и мгновенно ис- полнили распоряжение.
  - Других повреждений нет, - констатировал врач, - но, уж коль вы на моем столе, молодой человек, я быстренько-скоренько вырежу вам этот вросший ноготь! Я люблю порядок!
  И он живо занес шприц с заморозкой над большим пальцем моей правой ноги. Я так боялся уколов, тогда еще не изученных, что со страха поддал хирургу коленом в живот. "Бурнус" охнул и рухнул всем стопудовым телом на стол. Стол резко накренился, и я свалился на плиточный пол. Веснушка и Прыщ закинули меня на стол, обнаружив перелом на моем правом бедре. Они, как два проворных муравья, под командованием своего дородного "Бурнуса", загипсовали мою ногу, оставив свободным лишь большой палец. Хирург, насвистывая вальс Штрауса, помахал шприцем перед моим носом. Я начал терять созна- ние, сердце мое остановилось.
  - Делаем массаж сердца, - весело напевал хирург, - и не забываем, что при хорошем массаже ребра должны трэщать!
  Через две минуты практиканты сломали мне два ребра и левое предплечье, которое им явно мешало делать массаж сердца. Они при- несли еще ведро гипса и старательно загипсовали меня. От этой тя- желой брони мне стало еще хуже. Последнее, что я услышал, было:
  "Вы не успели вырезать ему ноготь!"
  Очнулся я от резких толчков. Прыщ и Веснушка везли меня на ка- талке по лестнице в морг. В обширном внутреннем дворе они остано- вились передохнуть и посовещаться.
  - Давай отвезем его к нашим, они вчера не сдали экзамен по мыш- цам, -предложил Прыщ, - пусть потренируются!
  - На нем гипса два ведра, - резонно отвечал Веснушка, - не добе- решься до мышечной системы.
  - Ничего подобного, коллега, - возразил Прыщ.
  Тут же этот уездный эскулап достал из нагрудного кармана белого халата блестящий новенький скальпель и решительно воткнул его в мою левую ногу. Но попал он в одну из "грэлок", которые почему-то еще висели на мне. Холодная струя брызнула мне прямо в нос, я гром-
  
  ко чихнул, Прыщ, охнув, упал рядом с каталкой. Однако Веснушку происходящее не трогало - он, как зачарованный, смотрел в черный потолок, повторяя шепотом: "Труба, труба..."
  То есть это я думал, что там черный потолок, а на самом деле прямо над нами висел "Тромб"! Он, видимо, переживал фазу затишья. Вдруг внутренность его загудела, заурчала, из нее посыпались куски льда, град, корни деревьев, вылетела замороженная лошадь, а следом за ней - замороженные Мармелад и Пупсик. Они встали, как два памят- ника, рядом с моей каталкой. С шевелюры Пупсика свисала желтая кувшинка, а из кармана розовой кофты Мармелада торчал "Венский кружок". Веснушка, закрыв лицо руками, молча упал на заморожен- ную лошадь, которая, как бревно-таран, поддала Пупсику под зад, а Пупсик, словно ледяная глыба, повалился на мое правое плечо. Я услышал хруст и закричал от боли, понимая, что ко мне вернулась счастливая способность издавать звуки и чувствовать.
  "Тромб" заработал в режиме всасывания, направив хобот на кры- шу хирургического отделения. Мгновение - и крыша исчезла, а я бла- годаря этому услышал визгливый вопль моего деда: "Я вас спраши- ваю, сударь мой, господин верзила! Что вы сделали с моим внуком?!" Через несколько секунд я снова лежал на столе, а пришедшие в себя Прыщ и Веснушка под руководством деда гипсовали мою правую руку и плечо. "Бурнус" снял с моей левой ноги дырявые грелки, и под
  ними обнаружился перелом, полученный, видимо, еще в лесу.
  Крыши не было, и прямо надо мной висели на березе бруньки, не ставшие добычей "Тромба". Я был бесконечно признателен деду за то, что он, почуяв неладное, вернулся с полпути и разыскал меня с по- мощью соседской собачонки - по запаху "золотца".
  В тот же день я был бережно положен в гамак. Дед мой сидел у самовара и вслух читал "Венский кружок". Я не понимал ни слова, по- тому что это было венгерское издание. Четыре пуховых котенка взби- рались по моим загипсованным конечностям, принимая их за стволы деревьев. Вокруг стола прохаживались соседские белые курицы с не- померно пышными хвостами и с отметинами синей краской на спи- нах. Они мне казались грациозными балеринами в накрахмаленных юбочках. Надо мной вздрагивали трепетные почки, гудел шмель, и я протягивал к солнцу все четыре конечности, щурясь от света и радо- сти. Я был безмерно молод и бесконечно счастлив вопреки всему.
  "О, какой бурнус был у твоей бабки в молодости! Всем бурнусам бурнус! А не испить ли нам чайку?" - воскликнул дед, оторвавшись от чтения и придвинув сливочник. И это предложение тоже было по- водом для счастья, сладкого, как мятные баранки.
  
  ТЕМНАЯ КОМНАТА
  
  И под звездной прозрачной прохладой Между яблонь разложим костры, Чтобы белое кружево сада
  Не осыпалось до поры! (Из соч. L.W.L., поэтессы XIX в.)
  
  Профессор закончил свой рассказ. Все ждали чуда. Но по-прежнему говорили только блестящие глаза Пыша, а не он сам. Глаза сказали:
  "Спасибо, господин профессор, большое спасибо, курицы-балетни- цы - это здорово!"
  Первой нарушила молчание Матильда Васильевна.
  - Жаль, что у нас нет самовара, - сказала она. - Мушка, а не пора пить чай?
  Мушка еще крепче обхватила тоненькими ручками большую круглую голову Пыша. Мотя вздохнула и пошла хозяйничать в кухне.
  - Давайте восстановим события, - предложил профессор, глядя на Мушку.
  - Перед сном, - сообщила важную деталь Мушка, - Пыш вспоми- нал, как они с Фигой в детстве делали ириски, при этом он подписы- вал для каждого из вас свою новую книгу "Птичьи хайки". Они лежат на столике для кофе. Под утро мы проснулись в слезах, Пыш уже не мог разговаривать, и на нем был халат с обгоревшей полой!
  - Господин Пышка, вы помните, при каких обстоятельствах у вас обгорела пола? В какое время? Может быть, есть свидетели? Где на- ходится пепел от сгоревшей ткани? - допрашивал профессор.
  - Нет, решительно ничего не помню, - печально ответили глаза. Воцарилось тяжелое молчание. Мушка шмыгнула мокрым носи-
  ком. Фига взял "Птичьи хайки" и прочел вслух:
  
  Луна над сосной, ворона промерзла и блеет барашком.
  
  - Я часто думал о творчестве, - с радостью заговорил профессор, - ведь это элементарное отражение объективной реальности сквозь призму сознания. Но призмы у всех разные: у одного - кубик из мут- ной пластмассы, у второго - бутылочное стекло (им по радио сове- туют: "не можешь петь - не пей!"), у третьего - горный хрусталь, а у четвертого - бриллиант.
  
  - Я думаю, - вытянув пухлые губы трубочкой, рассуждала Че, - творческий человек - это кит, который пропускает сквозь свою душу тонны соленой воды ради горсточки планктона. Поэтому он должен быть толстым, как композитор Глюк, или хотя бы как мы с Пышкой.
  Фига читал:
  
  Галчонок с глазком, как синяя бусинка, стоит на обертке от пирожка, беззащитный, озябший малыш.
  
  - Мозг не отдыхает ни днем, ни ночью, - поделился впечатлениями о творческом процессе Кот, - активен, как у только что родившей и боящейся за своего младенца матери. Жуть!
  - Все проще, дружище: много платят - много сочиняешь, мало пла- тят - много отдыхаешь (так считает синьор Паралличини), - напом- нил Фига.
  - Ваша любимая L.W.L., Тетушка, так рассуждала о творчестве:
  "Мы не знаем, что Бог сказал Леонардо, мы знаем только то, что Лео- нардо сказал нам...", - заявила Мушка.
  - Вряд ли Бог будет разговаривать с мелочью, то есть со мной или с Котом! - со смехом ответила Тетка Черепаха.
  - L.W.L. пишет, как могут многие мои знакомые мужчины, жен- щины и дети, как могу и я, - высказался Фига, - но кто и когда видел Бога?
  - Желудка своего ты тоже никогда не видел, но не сомневаешься в его наличии, - аргументировала Мушка.
  - Сейчас стихи сочиняют все, кому не лень, - заявила Че, - я не ис- ключение: во время работы я придумываю "ситуационные потешки", например:
  
  Из оранжевого твила Шила платье гамадрила, Так кроила-мастерила - На рукав хватило твила!
  
  Или:
  
  Пою я песню у реки, Пою ее я в чистом поле:
  "В калошу сели игроки,
  А слуги вечно на престоле!"
  
  - Я имею две заслуги перед человечеством: я не считаю себя по- этом и я дала определение понятия "культура"; думаю, оно бы по- нравилось моему учителю арифметики Фреге: "Культура - это сум- марный потенциал всех творческих личностей, как живых, так и живших", - продолжала Че.
  - Но, почтенная, - начал робко профессор, - потенциал мог пере- йти в иллюзии, мечты и подобные формы...
  - Которые помогают выживать в некоторые периоды, - отрезала Тетка Черепаха.
  - Мушка, у тебя есть еда? Или только растения?! - кричала Мотя из кухни, роясь в холодильнике.
  Фига читал:
  
  В разбитом окошке застряла синичка, клювик от страха раскрыла,
  но любопытство сильнее.
  
  - Мушка! Яблоки и салат! - надрывалась Мотя из холодильника. Фига читал:
  
  Клювом сугроб вспахала большая ворона,
  вся морда в снегу, как у собаки.
  
  - Еще яблоки, мешок моркови... жалко, нет Кро, он бы оценил твой провиант! - кричала Мотя.
  Фига читал:
  
  Галка на ветке заснеженной тянет шею, словно гусыня,
  и каркает резко, будто чихает.
  
  - Еще яблоки! Да что же это такое! Сплошной нонсенс! - возмуща- лась Матильда.
  Фига читал:
  
  Кормушка не ветке висит, пищат воробьи для своих:
  "Клюйте быстрее, ребята, люди идут!"
  
  - Если бы приехала Береза, хоть бы кексы испекла, - с отчаянием в голосе воскликнула Матильда Васильевна.
  
  Фига читал:
  
  Стремглав воробьи просвистали в полдюйме над шапкой моей: весна головенки вскружила!
  
  - Кот, Лола звонила из сауны, - громко сообщила Мотя, - спраши- вала, как ей снять черные очки, серьги, пояс верности и браслеты - они раскалились добела?!
  Фига читал:
  
  На льду сидят голубки, даю им хлебные крошки -
  едят из руки, садятся на плечи.
  
  От Мотиных воплей и бесстрастного, иногда с иронией, чтения Фигурки всем стало тревожно, словно должно было произойти что- то жуткое.
  - Я нашла лимон! И десять фиников! - победоносно протрубила Мотя.
  Она, красная и вспотевшая, выглянула в гостиную. Все смотрели сквозь стену. К Пыш-холлу в сиреневых сумерках между сугробами приближался большой дорогой автомобиль.
  Через минуту Береза, пританцовывая, скинула на пол прихожей шубку, а Паралличини передал Моте вместительную круглую короб- ку с чем-то вкусненьким.
  - Представляете,- вместо приветствия начала возбужденно рас- сказывать Береза, - в Синем лесу, возле катка, мы чуть не сбили старую белку: стоит прямо на дороге, волосы ярко-красным выкра- шенные, в платочке с изображением всех моделей кофемолок, стоит и плачет. Мы думали, у нее горе, а она говорит: "Оставила дома мо- бильник - считай, день пропал! Пойду пирожным утешусь!" Мы - за ней! И купили всем по пять пирожных со взбитыми сливками и све- жей клубникой!
  Береза, пританцовывая, подошла к столу, где лежал "диагноз" доктора.
  - А! "Хандропсих"! - воскликнула Береза. - Это несерьезно! Не- давно мой режиссер пошел бесплатно лечить зуб к своей бывшей жене-стоматологу, от которой он сбежал к молодой подружке. Жена ему сделала усиленную заморозку и удалила все зубы! Он потерял дар речи, ему "Хандропсих" не помог - только снежки!
  - Вперед! - скомандовала Че. - Пока не стемнело совсем!
  
  Она вылетела из кресла, словно большое залежавшееся ядро из пушки, на ходу надела капюшон халата с василечками и обмотала шею (то есть место, где покоились пять подбородков) персидской ша- лью с цветастой каймой.
  Фига, Кот и Паралличини повели на воздух Пыша, ослабевшего от потрясения. Мушка надела на него шапку и шарф. Все вывалили на заснеженную площадку перед Пыш-холлом. Силы были, по условиям лечения, распределены следующим образом: Пышка, Мушка и Фига против Березы, Паралличини, Кота, Моти, Тетки Черепахи и профес- сора. Молча, накапливая боевой пыл, начали готовить снаряды: Бере- за и Мушка - мелкие, как розочки; Фига и Кот - твердые, как крупные картофелины; а профессор решил заготовить большой - как голова очень умного снеговика.
  Че трамбовала свой снежок толстенькими пальчиками в перстнях и хрипло шептала: "Тебе, родная, достаточно одного снаряда, но он должен быть железным! В тебе есть одна капля крови Рюрика, и ты царица во всем! В тебе есть одна капля крови Чингисхана, и ты способна на все! В тебе есть одна капля еще какой-то крови (какой именно - вспомнишь после триумфа)! А вся остальная твоя кровь - русская! Поэтому ты, как простая русская Тетка, должна, обязана это сделать, Дульсинеюшка!"
  Между тем, завязался кровавый бой. Кот и Паралличини уже раз- били нос Фигурке, так как оба целились именно в эту мишень. Кот об- стрелял и Мушку, которая визжала так, что на соседних соснах собра- лись все вороны Волшебного леса. Попасть в Пыша было практически невозможно: перед ним прыгала высокая Мушка, сзади спиной к спи- не стоял бесстрашный герой Фига. Береза пыталась забросать Пышку снежками с разных боевых позиций, то и дело падая в неустойчивых сапожках на высокой шпильке. Профессор в запотевших очках си- лился поднять свой снаряд для Царь-пушки и обрушить его на голову больному. Матильда поспешила на помощь ученому, вдвоем они под- натужились, подняли, но "снаряд" развалился пополам. Фига подбил глаз Коту, Кот злобно выругался и хотел перейти врукопашную, но Бе- реза как главный лечащий врач запретила ему. Мушка прицелилась в нос Коту - и попала в лоб Тетке Черепахе. Тетка не отвлекалась на такие мелочи, захваченная своей миссией. Она наконец-то закончила железный снежок.
  - Цельтесь, почтеннейшая, в левое - речевое - полушарие! - крик- нул ей раскрасневшийся профессор.
  Че приняла позу "Дискобола". Затем она так резко отвела пра- вую руку назад, что в пояснице у нее что-то громко хрустнуло. Тетка вскричала, как раненый Кинг-Конг, и метнула снаряд наугад. Тут же
  
  она потеряла равновесие и упала ничком в сугроб. Стая напуганных ворон взметнулась над Пыш-холлом. Снаряд попал Пышке прямо в затылок в тот момент, когда Фига нагнулся за снежком.
  - А-а-а-а! - завизжал подбитый Пыш. - Так нечестно! Это гестапов- ский удар!
  - Молодец, девочка! - прохрипела Че, выплевывая снег и бахрому персидской шали.
  Старая Черепаха уронила лицо в пушистый снег и зарыдала, как дитя.
  Молодежь ликовала от радости. Мушка и Береза висели на шее Пыша и целовали друг друга. Кот и Фига висели на его спине. Парал- личини хохотал, трясясь всем животом и вытирая слезы толстеньки- ми ручками в мокрых полосатых рукавичках. Профессор и Мотя под- няли рыдающую Че. Вошли в дом. Пышка, смакуя слова, произнес:
  - Благодарю всех за девиантное поведение!
  - Вот уж верно! Девиантное поведение! - воскликнула Мотя. - Наконец-то попьем чая, первый раз за день!
  - Нет, нет! - загалдели все дружно. - Рассказывай, Пыш!
  Фига растопил остывший камин. Возле него разложили мокрые перчатки. Решили слушать при свете камина. Все уселись поудоб- нее, и Пышка начал рассказывать свой сон, который вспомнил в ходе успешного лечения.
  
  Сон Пышки
  Росла прекрасная, словно из света, Ель. Она была так велика, что в нашей голове не нашлось бы инструмента, чтобы представить раз- меры этого чудесного дерева. Каждая ее иголочка светилась и пела, представляя собой обширнейший райский сад с цветущими деревья- ми, ароматными плодами, журчащими ручьями, щебечущими пти- цами и бабочками, порхающими над разноцветными цветами.
  Вырастившие Ель вырастили для радости и любви сапинсов, внеш- не похожих на людей. Они посадили их в одну из иголочек Ели. Сапин- сы в условиях изобилия и свободы оказались своевольными, алчными и горделивыми. Они выкинули лозунг, оставшийся от прежних жиль- цов: "Миром правят два слова: "надо" и "нельзя"", - на свалку истории и повесили собственный: "Миром правят два слова: "хочу" и "не хочу"". Надо сказать, что сапинсы размножались очень быстро, и вскоре вся иголочка была превращена в помойку: сладкоголосые птицы были об- щипаны и съедены, из их перьев изготавливали яркие головные уборы; цветущие деревья - спилены, из них строили гигантские башни непо- нятного назначения; ручьи были загажены и завалены продуктами жизнедеятельности активных сапинсов. Иголочка заболела и начала
  
  сохнуть. Тогда сапинсы перешли во вторую, которую постигла та же участь. Когда заболела десятая иголочка и судьба целой веточки была поставлена под угрозу, сапинсов посадили в один из больших блестя- щих шаров, висевших на Ели рядом с яркой свечой. Больших и малень- ких разноцветных шаров и свечек на ветках блестело множество, но этот казался особенно красивым. Вырастившие сапинсов сказали им:
  "Все необходимое для жизни вы найдете в шкафчиках. Будете жить согласно инструкции - будете жить долго, пока не сгорит ближай- шая к вам свеча. Будете жить согласно "хочу - не хочу" - погубите себя. Те из вас, которые поймут, что наказаны и посажены в Темную комнату, если попросят прощения, найдут выход из этого вынужден- ного плена и снова станут жить на Ели".
  Сапинсы неистовствовали от безумного счастья. В большом, про- сторном шаре было много места, и повсюду - леса и горы, полные дичи, моря, реки и озера, полные рыбы; кроме того, везде стояли шкафчики, наполненные множеством разных вещей и предметов. Я, чтобы не за- быть нужные слова, сразу же сказал: "Я понимаю, что я наказан и посажен в Темную комнату, и прошу прощения за все мои злые дела!"
  Как только я это произнес, то сразу же оказался на лестнице, ве- дущей из центра шара вверх. Еще пять минут назад она была скрыта от моих глаз, и вот теперь я видел ее всю. По ней уже карабкались две женщины. У обычных елочных шаров внутри два усика, идущих из шляпки, они-то и держат на себе весь шар. Лестница, на кото- рой я оказался, тоже была сделана из двух усиков, но перевитых не плотно - между усиками располагались гибкие ступени, очень теплые и мягкие. Сначала я со страхом отдернул руку от них, потому что они показались мне какими-то живыми выростами. Лестница дей- ствительно оказалась живой: она то вздыхала, то пела, то начина- ла раскачиваться, пытаясь подхватить из тенистого леса сапинса, попросившего прощения. А однажды она рассказала мне о том, что есть места, где шкафчики невидимы, и нужно поработать, чтоб их найти. Я спросил лестницу о том, можно ли мне исследовать Темную комнату. Она мне ответила: "Можно. Но основная задача - выбрать- ся из нее". Я проникся к лестнице доверием, вцепился в нее покрепче и начал рассматривать Темную комнату.
  Совсем темной ее назвать было нельзя, ведь рядом с ней на Ели горела яркая свеча, но этот свет не шел ни в какое сравнение с ра- достным и чистым светом, исходящим от самой Ели. Мне был виден каждый уголок пространства. Сапинсы, эти гордые неутомимые гу- сеницы, засучив рукава, принялись поедать все, что открывалось их взорам. Каждый хотел быть первым и успеть захватить побольше. Они все были похожи друг на друга: глаза завидущие, руки загребущие,
  
  нос крючком, борода клочком. Словно черный разоренный муравейник, они разбежались по всей Темной комнате.
  Природа в ней была очень хороша и сказочно добра. Ко мне подле- тела птица, похожая на голубя, и спросила, не нуждаюсь ли я в чем. Я хотел чего-нибудь сладкого и сочного, и она принесла мне ароматный фрукт, похожий на персик. Я поблагодарил ее, и она запела от радо- сти на незнакомом мне языке.
  Сапинсы между тем помчались через поле одуванчиков к блестя- щим шкафчикам. Один из одуванчиков сказал старому сапинсу: "По- гладь меня, дедушка, по голове, я так нуждаюсь в ласке!" "А пошел ты!" - крикнул старик, наступил на одуванчик и побежал в общей толпе, расталкивая собратьев костлявыми локтями. Они не щадили даже своих детей, попадавших им под ноги. В хранилище, к которому устремился шевелящийся муравейник, оказалось оружие. Завязалась битва за право владеть им. Те, которые уже ухватили ружья и мечи, нещадно убивали тех, которые тянули руки, чтобы вооружиться. Вскоре шкафчик был взят под усиленную охрану. Но ненадолго: охран- ников мучила зависть, они не могли спокойно смотреть на дележ кра- сивой дорогой одежды на соседней поляне. Я видел, как возле оружейно- го арсенала снова полилась кровь.
  С высоты моей ступени я видел содержимое даже самых отдален- ных шкафчиков и все, что происходило рядом с ними. Я обратил вни- мание на то, что эти хранилища, названные "шкафчиками", видимо, условно, стояли не хаотично, а на окружностях, центр которых на- ходился явно под лестницей. На окружности самого малого радиуса стояли хранилища с ржаными лепешками, крупами и родниковой водой. Возле них возилось несколько женщин с детьми, остальные не проявляли интереса к примитивной пище. На окружности самого большого радиуса находились шкафчики, битком набитые золотом, серебром, слитками платины, мешочками с бриллиантами. Именно туда и устремился черный поток сапинсов. Они преодолевали боло- та, реки и горы, обдирая до крови свои худые тела. На последней ли- нии уже гремели войны, трупы скидывали в каньоны, по ним, как по мостам, спешили новые потоки алчных сапинсов.
  Прошли недели или годы, а я все висел на лестнице, обдумывая од- ну-единственную мысль: "Как и за что я попал к этим уродам?" Надо сказать, что ответ на этот вопрос тоже был в моей голове, как буд- то созревший в ее сердцевине: "Внешние проблемы - это следствие внутренних причин". Содержимое шкафчиков наконец-то было поде- лено между теми, кто уцелел в этой кровавой акции. Самый мудрый сапинс залез на самый высокий холм и закричал: "О сапинсы! Посмо- трите, что я нашел в шкафчике четвертой линии, которую вы со-
  
  жгли как не имевшую смысла! Я нашел почти сгоревшую инструкцию по проживанию в Темной комнате и этот предмет, через который я вижу, что рядом с нашей Темной комнатой висит розовый шар, а в нем кто-то двигается! Я предлагаю построить подобный предмет, но большего размера, и разглядеть, кто там. Согласные, кладите деньги в мою шапку!" И он поставил на серую землю головной убор из цветных птичьих перьев. Все сапинсы, слышавшие его, кидали золото, самоцветы, деньги.
  Закипела работа: начали строить заводы и фабрики, закоптили весь шар, сожгли половину лесов, но изготовили гигантскую подзор- ную трубу. Мудрец припал к ней, остальные ждали. "О сапинсы! - за- говорил мудрец, - Я вижу таких же, как мы, но очень толстых и весе- лых! Как толсты и красивы их жены! Как круглы и румяны их дети! Мы должны построить огромную лестницу и забрать этих толстых жен и детей и ту пищу, от которой они становятся такими! Почему мы много едим, но всегда мрачные и худые?! Это несправедливо!"
  Сапинсы взревели и принялись за работу. Были вырублены остав- шиеся леса, стало очень трудно дышать, жара делалась невыносимой, пища закончилась. Свободный народ решил есть детей, стариков и ос- лабевших, но не прекращать строительство чудо-лестницы. Первым был съеден мудрец. Чтобы съесть первого себе подобного, нужно было обвинить его в чем-то. "Мудрец не бежал, как все порядочные сапин- сы, к двадцатой линии - он рылся в обгоревших шкафчиках четвер- той линии! Почему? Потому что он колдун! Есть, конечно, дурики, которые копошатся возле первой линии и которым не нужно золота, но их нельзя есть, потому что можно тоже стать дуриком! Но му- дрец не дурик, мудрец - это полноценная пища!" - с пафосом произнес волосатый худой сапинс с выбитым глазом.
  Этого было достаточно. Затем были съедены старые братья му- дреца, а после них - целая начальная школа.
  Темная комната становилась все тяжелее: она была перегруже- на отходами жизнедеятельности сапинсов, которые обитали в ос- новном возле самых дальних шкафчиков, надеясь, что однажды они наполнятся драгоценностями. Чудо-лестницу, наконец, построили, сапинсы вооружались для военного похода и запасались мясными кон- сервами.
  Светлая Ель, как это бывает со всеми живыми деревьями, вдруг дрогнула пушистыми лапами. Темная комната закачалась из сторо- ны в сторону. Моря и озера вышли из берегов, горы обрушились, нача- лась песчаная буря. Жители в панике бежали к дальним хранилищам и прятались в них. Лестница, на которой я висел, неожиданно засве- тилась и стала видимой для всех, а не только для нас, ее обитателей.
  
  Сапинсы побежали к ней, но успели схватиться только те, которые жили прямо под лестницей, а их было не более десятка. Тяжелый шар оторвался и полетел вниз. "Зачем, зачем эти десять дуриков прице- пились за лестницу?! Теперь она растянется и станет непрочной!" - подумал я в испуге. И сразу же оказался ниже этих сапинсов, а лест- ница в моих руках превратилась в тонкую нить! О ужас! Я видел, как Темная комната достигла земли, из которой росла Ель, но не разби- лась, а зашипела и превратилась в пар, потому что земля эта была, как раскаленная плазма! И я неотвратимо приближался к ней на растягивающейся нити. "Будешь, Пыш, думать, что ты лучше дру- гих?" - спросила нить.
  На меня пахнуло жаром миллиардов каминов и печей, низ халата загорелся, и запахло жареным. "Не-е-е-т!" - закричал я - и проснулся весь в слезах, не способный сказать ни слова.
  
  Пышка закончил свой рассказ. Че рыдала, остальные молчали.
  - Как хорошо, что мы не похожи на этих жутких сапинсов! - пер- вой пришла в себя Мотя. - Хотя это всего лишь сон.
  - Это все о нас, о нас, о нас! - сквозь слезы воскликнула Че. - Пыш, ты должен предупредить человечество!
  - Сколько уже предупреждали его! - сказал Паралличини.
  - Лучше не писать об этом, Пыш, - заявила Береза, - сейчас культ эйфории, тебя могут обвинить во враждебной деятельности.
  - Об этом обязательно надо написать! - взволнованно заговорила Мушка, поглаживая свой живот, словно успокаивая малыша. - Чело- вечество переживает очередную смену парадигмы, то есть в каждой голове меняется когнитивная карта. В такие периоды все силы нужно бросать на этику, а не на технологии! Иначе всем капут!
  - Начиталась, Мушенция! - рявкнул Кот. - И причем тут мы? Мы- то на глобусе, а не внутри глобуса! И признайся, старина, что спалил халат у камина и решил нас немного помистифицировать!
  - И причем тут Ель? - удивился профессор. - Насколько мне из- вестно, Вселенная разворачивается из точки, как яблоня из зерныш- ка, система постепенно усложняется, наполняется многочисленными элементами, структуры которых тоже усложняются. И, когда слож- ность достигает зрелости - то есть способности создавать подобных себе, во Вселенной начинается процесс старения и упрощения, она постепенно сворачивается в точку. Во всяком случае, так считает мой Осел, а уж он-то не может ошибаться, иначе его бы не пригласили участвовать в программе "Спасем мозги человечества!". Он живет сейчас на Алтае, на горе Белухе в палаточном городке, палатка Љ 163. Меня же интересует только одно, господин Пышка, шишки были?
  
  - Я не заметил шишек, - честно признался Пыш, - но мы ушли от главной мысли.
  - На самом деле, никто не знает, как устроен Мир, никто, кроме Бога! - заявила Мушка решительно.
  - Что там знать? Был один большой круглый материк с центром в Иерусалиме, - включился в разговор Фига. - Я думаю, что наша Зем- ля - это инкубатор, куда Вселенная откладывает свои яйца, или семе- на, или зерна - как хотите.
  - С таким же успехом можно предположить, что наша Земля и есть яйцо, семя или зерно, - высказался профессор с усмешкой.
  - "Фига с амарантовым маслом", как говорит мой знакомый шляп- ник, - резюмировал Кот, - и вообще, меняю конец света на бабье лето!
  Тетка Черепаха решила закончить научные споры, переведя их в экспериментальное русло.
  - Мушка, неси коробку с шарами, которую я вам подарила на Новый год, - серьезно заклокотала она, - посмотрим, что у них внутри.
  Мушка принесла и открыла коробку, каждый взял в руки блестя- щий шар. Че подкинула свой в толстеньких ручках со словами: "Ух ты, тяжеленький!" Шар упал, разбился вдребезги, из него выпали зе- леные и красные леденцы.
  - А-а! - заголосила Тетка Черепаха. - Это все правда! Сапинсы оставили леденцы!
  - Нет, Тетушка, - ласково сказала Мушка, - это один шейх подарил Пышке изумруды и рубины в знак благодарности за книгу "Осенние сказки из Волшебного леса", он был пленен непосредственностью Лолы. Он сказал, что за эти камешки могут убить, поэтому надо их спрятать понадежнее. Я их спрятала, да забыла куда.
  - Вы мне напоминаете русских эмигрантов первой волны, - за- явила Че, обращаясь к Пышке и Мушке, - со многими из них я была близко знакома. Потеряв в России все, они и в Европе не цеплялись за вещи и делились последним. Молодцы!
  - Увы, это были люди совсем другой культуры и другого века, зо- лотая пыль этого века осталось только в Волшебном лесу, - вымолвил профессор со вздохом.
  Мушка собрала самоцветы и сложила их на столике для кофе.
  Пыш-холл насквозь прорезал свет фар подъезжающего такси.
  - Кто-то в гости к нам пришел? - по-детски, но злобно пропела Мотя. - Может, он в ожогах весь?
  - Я думаю, это дед Пихто и бабка Кукареку, - уверенно ответила Че, педагогически ее урезонивая, - приехали из Трансильвании по- желать нам спокойной ночи, поняла, Матильда?
  
  Все стояли с блестящими шарами в руках и смотрели на дверь. На пороге появилась великолепная Рокки в дорогой шубке и с букетом белых роз, рядом - Кро в запотевших очках и с "Золотым соловьем" в руке. Мотя включила электричество.
  - Какая нечаянная радость! - восторженно воскликнула Че.
  - Мы чувствовали, что вы все здесь, - трогательно сообщил Кро.
  - Но мы и не предполагали, что у вас Новый год, - продолжила Ро, - иначе мы бы привезли каждому подарок, а пока только эти розы дорогой мамочке, а остальным - сувениры из Брюсселя!
  - Кро, брат мой, у тебя седые брови! Или это иней? - вскликнул Пыш.
  - Наконец-то есть повод попить чая, - сладко замурлыкала Мотя, расставляя чашки, блюдца и пирожные, - дайте мне очки, я тоже хочу разглядеть "Соловья". Что ты пела для жюри, Ро?
  - "Ехали на тройке с бубенцами, а вдали мелькали огоньки...", - пропела Ро так, что у всех заблестели глаза.
  - Умница, детка, - сказала Матильда, - заслуживаешь пирожное с самой большой клубничиной!
  - Да, да, - все одобрительно загалдели и закивали головами в знак согласия с Мотей.
  - А вы, Тетушка, за меткость заслужили эту "ягодку", - сказал Пыш, поднимая с ковра крупный рубин, не замеченный Мушкой, и протя- гивая его Че.
  - Я подарю его твоей дочери, Пыш, на свадьбу, - с чувством ска- зала Че, - к тому времени от ваших-то камушков останутся одни рас- сказы! И прости, малыш, забыла поблагодарить тебя за добрые стихи о птицах, больше всего мне понравилось про обертку от пирожка. Я тебя очень люблю!
  Пыш старомодно поклонился и сказал:
  - У вас большое сердце, мэм!
  - Господа, - продолжала с жаром Че, - я говорю и пишу: "Сигез- мунд", а почему? Потому что 180 лет назад в его паспорте была до- пущена ошибка. Но все мы идем дорогой ошибок и потерь, конечно, разных. Профессор потерял свою пуговицу какого-то гения, Пыш по- терял пузо, Фига - легендарную словоохотливость, Матильда - крю- чок номер два, Кот - дорогущую картину, Береза - девичий румянец, Адриано - свою детскую дурашливость, Мушка - свои декоративные крылышки. И я недавно понесла тяжелую утрату. И только один из нас - я имею в виду Пыша - может вернуть потерянное! Но все мы сохранили преданность нашей теплой компании. А это компенсирует все наши потери!
  - Да, да, - загалдели дружно присутствующие с набитыми пирож- ными ртами, - компенсирует, еще как компенсирует!
  
  Было около девяти вечера, когда Че, Кро и Ро вступили на родную кухню. Здесь по-прежнему было тепло, пахло корицей и вишневым вареньем, а на кресле под оранжевым абажуром лежала старая пухо- вая шапка с ушками, столь необходимая для решения логических за- дач. За розовой кружевной занавесочкой разыгралась такая метель, что не было видно прожектора на таможне.
  - Критикуйте, критикуйте меня! - завопила Че. - Я, кажется, поте- ряла рубин! Что я теперь подарю дочери Пыша на свадьбу?!
  - Вы, главное, не расстраивайтесь, маменька, - зашепелявил Кро, - возможно, у Пыша родится сын, тогда вы подарите ему эту плюшевую таксу, которую мы привезли для вас из Брюсселя; его зовут то ли Пу- зан, то ли Пузанок!
  - Совсем одно и то же! - весело воскликнула Че. - О, он умеет и лаять, и петь "Winter kommt"! Супер!
  Че, Кро и Ро, как по команде, помыли руки и надели фартуки. Кро начал готовить мясной фарш и мелко рубить чеснок, Ро отваривала рис и снимала кожицу с томатов, Тетка Черепаха по особой техноло- гии обрабатывала кипятком капустные листья и шинковала морковь. Через сорок минут на столе дымилась большая кастрюля, полная аро- матных голубцов в томатной заливке.
  Ели и нахваливали. Ели и подкладывали друг другу. Съели по по- следнему. Че утерла салфеткой капельки пота на лбу, Кро - на носу, Ро - над губой.
  - Кто-то из вас крякнул? - спросила тетка Черепаха с лицом, пол- ным смеха. - Может быть, исполните "Танец маленьких утят"? Или "Я лошадка-плясуниха, я отплясываю лихо"?
  - Вряд ли это понравится голубцам, - с загадочной улыбкой отве- чал Кро. - Можно я лучше прочту стих, который сочинил в самолете? Я его посвящаю уткам:
  
  Есть снег -
  Малыши, словно мокрая вата,
  Облеплен скворечник им - птичкина хата.
  
  Есть снег -
  Словно острые, тонкие льдинки,
  Блестят на сугробах пластинка к пластинке.
  
  Есть снег -
  Словно кинули мелким горошком, Тогда говорят: "Заметает порошка".
  
  Есть снег -
  Из снежинок, да только беда: Поймаешь звезду, а в ладони - вода!
  
  Есть снег -
  Словно пух ослепительной птицы, Ласкает нам щеки, носы и ресницы.
  
  Есть снег?!
  Этот снег словно белый магнит! Повыпадут зубки, и рот заболит!
  
  - Мои нейроны потоком электрической активности с частотой в 13 Гц говорят: "Я рад, я рад!" - воскликнула Че. - А теперь, зайка, вклю- чи радио, послушаем прогноз погоды!
  Диктор сообщал: "Полиция Папуа - Новой Гвинеи задержала двад- цать девять людоедов, которые съели семерых колдунов. Возбуждено уголовное дело. Преступники попытались откупиться от правосудия мясными консервами собственного изготовления... А сейчас про- слушайте сообщение, которое поступило к нам из Лондона. Сегодня в музее восковых фигур рядом с известным лондонским сыщиком Шерлоком Холмсом появился новый экспонат - это всемирно извест- ная оперная примадонна Тетка Черепаха. Посетителей привлекает не только громкое имя, но и яркая одежда фигуры: на ней розовый парик, красный халат и зеленые меховые тапочки. В правой руке она держит большую ложку, а в левой - фарфоровый поднос, на котором написан рецепт рисового пирога..."
  - Они утащили и розовый парик! - воскликнула Ро.
  - И теплые зеленые тапочки! - возмутился Кро.
  - О Шерлок! -по-девичьи восторженно произнесла Че. - Мы все- таки встретились! Но как ужасно я одета!Эти дурни не могли утащить с той же самой вешалки норковую шубу... Собирайся, зайка, утром полетишь в Лондон! Но не сочиняй ни в самолете, ни в такси - пусть сочиняют те, у которых душа устроена, как музыкальный инстру- мент! Не трать силы, сынок, у нас их и так мало!
  - Маменька, - заговорил огорченный Кро, - когда мне было де- сять лет, вы мне посоветовали никогда не петь, потому что мне Ми- хаил наступил на уши. Но как мне реализовать мой творческий по- тенциал?!
  - Ты его реализовываешь каждый день, малыш, в своей любви к близким, - очень серьезно заклокотала старая Че, - в тебе, зайке, ис- тины один процент, но им ты работаешь на все сто процентов. А в
  
  некоторых сверхчеловеках истины сто процентов, но они своей сто- процентной истиной пользуются только на один процент.
  - Мамочка, - вмешалась в разговор Ро, - ведь Пышка пишет, и не всегда удачно!
  - Девочка, в Волшебном лесу не принято говорить о недостатках близких, - наставляла Че. - Набралась европейского свободомыслия, вольтерьянка! Стихи - это живая душа, чем потом восстановишь свою душу, чтобы любить?! Любите любить, а не самореализовываться! И стремитесь к миру в сердце, а не к протесту! И не смотри на меня так, Рокки, словно я объелась "Хандропсиха"! Я боюсь твоих взглядов столько же, сколько укусов моей лисьей горжетки!
  - Но, мамочка, - не унималась Ро, - творческий процесс помогает справляться с внутренней агрессией, чтобы не стать сапинсом! У нас с Кро отлично получается дуэт пастуха и пастушки!
  - Пусть твой "король верхнего до" вместе с утками раскрашива- ет матрешек! - отрезала Че. - А поэт - это полуголодный, полуболь- ной, безнадежно влюбленный человек! Когда Рембо читал про своего
  "бродяжку-муравья", мы плакали от безысходной нежности, потому что поэт - это исключительное явление! Редкое!
  - Хорошо, мэм, - кротко отвечал бледный Кро. - Что нужно в Лон- доне сделать? Надеть на вашу фигуру платье из золотой парчи?
  - Пожалуй, нет, - рассуждала Тетка Черепаха, - это может при- влечь внимание полицейских. Твоя задача - вместо фарфорового подноса вложить в мою левую руку вот это большое белое и пуши- стое меховое сердце. Его мне давным-давно на Восьмое марта по- дарили утки.
  - Но, маменька, - возразил Кро, - оно не такое уж белое, и сзади на нем вышито: "Лола - кусок прикола", и еще эта торчащая пе- телька!
  - Не зацикливайся на мелочах, зайка, - отвечала Че, - у Шерлока ясный ум, он поймет мой знак, а ты, главное, привези домой фарфо- ровый поднос!
  Она вырвала из старого блокнота пожелтевший листочек, сверну- ла его и сказала строго:
  - Это вложи в карман моего халата, чтобы был виден уголок! Взволнованная Че пошла переодеться ко сну. Щеки ее пылали,
  глаза блестели, зона Брока и Вернике была активна, как никогда. Переодевшись, старушка вышла на крыльцо, впустив в прихожую морозное облако.
  - Ро, - проговорил робко Кро, - может быть, в этом листочке напи- саны критические замечания по поводу шляпок королевы?
  Ро нерешительно развернула листочек и прочла вслух:
  
  Как приготовить старинную русскую окрошку "Барынька" Нужно отварить кусок свежей дичи,
  три картошины и одно гусиное яйцо. Процедить крынку холодного хлебного кваса, не оставляя корочек.
  Достать из погреба мисочку сметаны, чтобы в ней стояла ложка.
  Сорвать светло-зеленый огурец в пупырышках...
  
  Заговорщики переглянулись, улыбнулись и обнялись. Ро пошла со- бирать чемодан для мужа, а Кро - мыть посуду.
  Раскрасневшаяся Тетка Черепаха в одной трикотажной оранжевой пижамке с изображением Дедов Морозов, несущих елки, стояла на за- снеженном крыльце. Она воздела пухленькие ручки с короткими паль- цами к разноцветным зимним звездам, выставила круглый живот на- встречу ночной метели, тряхнула кружевным чепчиком изапела! Запела впервые за последние две недели! И как она запела! Весь Лес оторвался от своих радиоприемников и забыл о прогнозе погоды на завтрашний день, внимая чудным звукам прекрасной песни о великой любви.
  
  Часть третья. Весенний Дуб
  
  Сказочные потрясения
  
  Стихи Пышки уже не принадлежат ему - они стали достоянием всего Волшебного леса.
  Тетка Черепаха (Из речи на открытии памятника
  академику Лизалкину)
  
  Пышка очнулся на дне глубокой воронки от артиллерийского сна- ряда. Поэт потрогал лоб - на нем, как рог единорога, возвышалась огромная шишка. Пыш посмотрел вверх: прямо над ним сияла пол- ная желтая луна, спокойная и бесстрастная, словно лицо китайского мандарина в феодальную эпоху.
  Подул весенний ветерок, принесший запах раскрывшихся почек, и у Пыша начала восстанавливаться память. Сначала он вспомнил "ту самую весну"...
  Светила такая же луна, как сегодня. Пыш в белом костюме, а Муш- ка в белом атласном платье вышли из Пыш-холла. Они несли в руках зажженные свечи, закрывая пламя от легкого ветерка, пахнувшего
  
  свежими тополиными почками. Ручка Мушки была золотой от све- та и указывала путь. Их путь лежал в старый заброшенный сад мимо болотца, из которого торчали кочки в космах старой травы и с моло- денькой зеленью на макушках. "Словно русалочьи головы в зеленых венках", - подумал Пыш.
  Мушка вздрогнула от ночной прохлады и охватившего ее волне- ния. Они взялись за руки и вошли в ночной мокрый весенний старый сад, весь белый и душистый от цветущих яблонь и вишен. Два огонь- ка плыли среди ветвей, две белые фигуры бродили между деревьями, два сияющих лица выражали восторг только блеском влюбленных глаз. Над их головами кружились ночные мотыльки, они садились к Мушке на волосы, и казалось, что ее прическа украшена прозрачны- ми цветами. Пыш, наконец, не выдержал и нарушил молчание:
  - Любимая, какие звезды! А в старой яблоне - сверчок!
  - Склонись, склонись скорей, любимый, и завяжи мой башма- чок! - отвечала Мушка.
  Пыш передал ей свою свечу и встал на одно колено, как средне- вековый рыцарь. Он застегнул ее белую туфельку и нежно обнял ху- денькое тельце, озябшее под белым шелком.
  - Госпожа моя! - сказал Пыш и поднял лицо.
  Он встретил совсем рядом прекрасное лицо Мушки, все золотое от света.
  - Господин мой! - еле проговорила она и всхлипнула, уткнувшись своим золотым личиком прямо в вихрастую макушку Пыша.
  Они обнялись, и плакали, и смеялись среди этой ночной красоты. Небо, звездное и живое, опустилось к ним и благословляло их любовь и радость.
  И от этой радостной любви у Пыша и Мушки нынешней весной родились два ангелочка, два чудесных младенца - девочка и мальчик! Пышка в восторге бежал по пригоркам, где уже зацвели подснежники на пушистых стеблях и разноцветные медуницы, и кричал: "А-а-а-а!!!" Пыш неистово мчался по низинкам, где еше лежал ноздреватый снег, и кричал: "Ааа-ааа!!!". Счастливый отец оглашал весь Волшебный лес радостным кличем, в котором каждая пичужка угадывала и восторг, и благодарность, и преклонение перед великим чудом - чудом рожде- ния новой жизни!
  И вот все близкие собрались и склонились, затаив дыхание, в низ- ком поклоне перед двумя младенцами.
  - Пыш, сын мой, - заклокотала торжественным шепотом старая Че, - ты должен дать имена детям!
  - Я хочу, чтобы их звали Подснежник и Медуница, - объявил Пыш- ка, как и подобает поэту.
  
  - Да будет так, - констатировала свершившийся факт Тетка Черепаха. Все обнялись и заплакали от большого-большого общего счастья.
  ...Пышка потрогал шишку на лбу, на глазах его блеснули слезы. Он вздрогнул: луну заслонили шесть черных силуэтов. Вверху, на краю воронки, стояли котята с улицы академика Лизалкина.
  - Помогите мне выбраться! - взмолился Пышка.
  - Пыш, ты, конечно, хороший парень, но что скажет наш старший брат Эм?! - в один голос ответили котята.
  Черные силуэты исчезли, а луна осталась. Пыш вспомнил "тот са- мый день"...
  Утром пришел его близкий друг Фигурка. Он принес красное вино и апельсины. Мушка нашла в шкафу гвоздику, мускатный орех, кори- цу и мед. Втроем они дружно приготовили в старенькой кастрюльке глинтвейн. Фига кипятился, путался под ногами и все повторял: "Ни в коем случае не кипятить, ребята!"
  За глинтвейном посплетничали о Виндзорах, потолковали о Фи- гиной торговле, затем Фигурка поспешил домой обрабатывать под руководством Ксюшки луковицы тюльпанов, а Пышка с Мушкой под- нялись в спальню-кладовку. Мушка, укрывшись кисейной шалью, прилегла на "родную лежанку", а Пыш, надев свой зеленый "родной халат", уселся за круглый писательский стол. Поэт должен сегодня на- чать свой новый роман, которым обязательно привлечет внимание общественности к судьбе одуванчиков Волшебного леса: все поймут, что уничтожение одуванчиков приводит к болезням деревьев, а сле- довательно, к болезням остальных обитателей Леса. Роман будет на- зываться: "А деревья взяли да и обиделись".
  Первая строка должна быть, конечно, весьма значимой. Она обяза- на своей смысловой нагрузкой примыкать к общему историческому процессу. Пыш взял ручку и написал: "Как мамонты в ледниковый пе- риод донесли семена морошки на своих мохнатых ногах до Волшеб- ного леса, так Тетка Черепаха в прошлый четверг принесла крошки бисквита на своих меховых ушастых тапочках в Пыш-холл".
  - Очень странный гром, Пыш! - сказала встревоженная Мушка.
  Она отбросила кисейную шаль, поднялась с лежанки и включила радио. Кладовка вмиг наполнилась тревогой. Выступал президент Волшебного леса. Он воодушевленно восклицал: "Сплотимся, братья и сестры! Синий лес вероломно, без объявления войны напал на нашу родину - на наш любимый, не побоюсь этого слова, Волшебный лес! Враг захватил две крупнейшие продовольственные базы страны - Дом Черепахи и Инжир-холл!.."
  Пышка и Мушка бросились сначала друг к другу, а затем вниз по лестнице в гостиную. Там уже, словно цыганский табор, располо-
  
  жилось многочисленное семейство Фигурки, которое только что в панике, под натиском врага, покинуло свой дом. На диване сидела плачущая Ксюшка с тюльпановыми луковицами в кулачках, повсю- ду - няньки с детьми, а дети - с клетками попугайчиков и хомячков. Глава обширного клана, то есть Фига, нервно допивал остатки глинт- вейна прямо из старенькой кастрюльки, в которой в детстве варили ириски. Резко зазвонил телефон. Все вздрогнули. Ксюшка замолчала. Звонил Кот - он сообщил, что Че, Кро, Ро, Сигезмунд, Розалия с утка- ми, профессор и гостившие у Че Береза с Паралличини, в чем были, прибежали в волшебный Дуб, причем Ро, бестолковая узконосая обезьянка по кличке Кривляка, по дороге потеряла свою сумочку с деньгами и банковскими карточками. А он, старый добрый Рыжик, устроил беженцев в квартире своих братцев-котов! Потому что он - молодец! Супер!
  Мир рухнул вместе с ирисками, глинтвейном, Виндзорами, тюль- панами, кисейной шалью и новым романом о судьбе одуванчиков. Война. Пышка помчался к волшебному Дубу. По дороге поэт активи- ровал всю информацию о братьях Кота, хранившуюся на пыльных музейных полках Пышкиной памяти.
  Старик Кото-Фей, старший брат Матильды Васильевны, обладал чувством юмора: он назвал старшего сына Кото-Лажка, среднего - Кото-Васия, младшего хотел назвать Кото-Клизм, но почему-то пере- думал и решил назвать его просто и со вкусом - Рыжий Кот.
  Кото-Лажка учился в Брюсселе метеорологии и играл в футбол за
  "Брюссельскую капусту" под седьмым номером. Однажды во время матча один герцог, член королевской семьи, показал Кото-Лажке с трибуны язык и "уши". Кото-Лажка вместо того, чтобы проигнори- ровать непристойные жесты, покрутил в ответ пальцем возле виска, за что и вылетел из команды, а герцог получил сочувственные теле- граммы из пяти королевских домов. Кото-Васия, которого в Волшеб- ном лесу звали часто Утюгом за способность издавать пощелкивание и треск во время речи, учился в Сорбонне социальной психологии и написал дипломную работу на тему: "Тупые и злые". Все человече- ство он представлял в виде пирамиды, поделенной на четыре равные части; нижняя ее часть называлась "тупые", следующая - "злые", тре- тья от низа - "тупые и злые" (она-то и являлась предметом исследо- вания). Самая маленькая верхушечка - "не тупые и не злые", а следо- вательно, и не люди - занимала в работе всего несколько строк. Но исследование "тупых и злых" не было оценено по заслугам, так как в комиссии собрались исключительно "тупые".
  Сегодня оба братца работали в Лесной метеостанции, расположен- ной на вершине Дуба, а в квартире, крайне запущенной, появлялись
  
  изредка по какой-то таинственной нужде. Запыхавшийся Пыш вбе- жал в эту квартиру на первом этаже и сразу же увидел старушку Че в зеленой футболке Кото-Лажки с номером семь на круглом животе. Че муштровала котов.
  - Я вас спрашиваю, коты, почему вся квартира завалена бумагой и залита чернилами?! - вопрошала Че с нажимом, как строгая учи- тельница.
  - Тетушка Че, - отвечали виновато рыжики, - Пыш недавно напи- сал удачный роман, и мы тоже решили писать роман о наших земля- ках - о котятах с улицы академика Лизалкина!
  - Понимаю, - заклокотала Че, - но вот Розалии недавно удачно вы- резали аппендицит, почему вы не делаете операций, коты? Почему каждый дурень думает, что можно сесть к столу и что-то написать?! У вас для этого - только чернила, а у Пыша для этого не хватает только чернил! Вспомните притчу о шестерке: "Я хочу быть десяткой - ска- зал шестерка. - Ну чем я не десятка? Не хватает только какой-то еди- нички... правда, и ноль у меня не совсем обычный, но это пустяки!"
  - Мы все поняли, Тетушка Че, - в голос завопили Кото-Васия и Ко- то-Лажка, - мы с завтрашнего дня начнем делать операции!
  ...Пышка широко улыбнулся, отчего болезненно натянулась кожа на шишке. Луна висела уже над краем воронки. Поэту вспомнился и
  "этот самый день".
  Сегодня Пыш поспешил попроведовать друзей и вошел в кошачью квартиру на первом этаже волшебного Дуба. В квартире пахло овсян- кой и все занимались своими делами: профессор что-то писал в при- хожей; Рокки распевалась в туалете; Береза и Паралличини обсужда- ли в ванной комнате костюмы к новому шоу; в гостиной Сигезмунд с утками повторял домашние задания; в спальне Че ходила по кругу и что-то искала, а Кро стоял в центре круга и тренировал себя к чем- пионату предложений-палиндромов; в кухне Розалия готовила обед, состоящий из чая и каши.
  Пыш приблизился к гостиной, заинтересовавшись новой образо- вательной методикой Сигезмунда.
  - Повторим геометрию! - строго прозвучал старческий голос за дверью. - Сосредоточьтесь, мальчики-зайчики и девочки-белочки!
  - Пифагоровы штаны во все стороны равны! - дружно отвечали утки. - А биссектриса - это крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам!
  - Что вы знаете из физики о цветах спектра? - спросил довольный Сигезмунд.
  - Каждый охотник желает знать, где сидит фазан! - выпалили с го- товностью ученики.
  
  - Не балуй, гордый сапинс, а то я тебя за шкирку да в дырку! - прикрикнул учитель на одного из сереньких котят-подкидышей. - Повтори-ка падежи!
  - Иван родил девчонку, велел тащить пеленку! - отвечал без за- пинки котенок.
  - Молодец, зубри-зубри, зубром станешь! - довольно крякнул ста- рый педагог. - Переходим к царице всех наук - логике! У нас есть два суждения, вам нужно выбрать правильные варианты ответов, кото- рые могут служить выводом из этих суждений. Напрягитесь, утки! Каждый треугольник розовый. Все треугольники - большие.
  А) Существуют треугольники с очень большими углами. Б) Существуют треугольники с розовыми углами.
  В) Существуют розовые большие-пребольшие углы. Г) Углы и треугольники розовые и большие.
  Д) У большущих треугольников - розовые углы.
  За дверью гостиной воцарилось гробовое молчание, только при- свистнул серенький "гордый сапинс".
  - Пока я жду, когда вы пошевелите своими ленивыми извилинами, мог бы уже выполоть целую цветочную клумбу! - заявил в нетерпе- нии Сигезмунд.
  - У нас нет больше цветочной клумбы, господин учитель, - сказала маленькая белка и шмыгнула носом.
  Остальные молчали. Пыш приоткрыл дверь и прошептал: "Все от- веты неверны!"
  - Сегодня все, кроме господина Пышки, получают за логику по двойке, а господин Пышка получает за подсказку единицу! Мыть руки и есть овсянку! - резюмировал педагог.
  - Фу-у, опять овсянка! А когда пирожные?! - в голос воскликнули утки. Довольный Пыш направился в спальню. Там мало что изменилось.
  - "МИР, КАК РИМ", - твердил Кро, - "А ЛИЗА - МАЗИЛА".
  - "ДОЛОГ ГОЛОД", - отозвалась Че, - эх, "ТОНЕТ ЕНОТ"!
  - Побольше бодрости, друзья, - вклинился Пыш, - например: "АР- ГЕНТИНА МАНИТ НЕГРА"!
  - А что вы, собственно, ищете, маменька? - наконец-то поинтере- совался Кро.
  - Не поверишь, зая, но я ищу свою шелковую ночную рубашку в крупных чайных розах и с золотистым кружевом! - сокрушенно от- ветила Че.
  - Не отчаивайтесь, Тетушка, вам очень идет зеленая футболка с но- мером семь, - попытался утешить ее Пыш.
  - Не поверишь, малыш, - заговорила непривычно жалобным голо- сом Че, - но мне в этой квартире каждую ночь снится один и тот же
  
  кошмар: я выхожу на сцену в шикарном платье, в первом ряду сидит с большим букетом губернатор со всем начальством. Я начинаю петь по-итальянски, но забываю текст, перехожу на немецкий и снова не могу вспомнить ни слова - мычу, как корова! В отчаянии взмахиваю руками, и из пышного рукава вылетает величиной с лапоть бутерброд с ветчиной и ударяет в лоб губернатора!
  - Не переживайте, мэм, - воскликнул Пышка, - мы что-нибудь придумаем!
  - А правда, придумай что-нибудь, Пыш, - просто попросил Кро.
  - Малыш, - неуверенно заклокотала Че, - может быть, ты как са- мый везучий сбегаешь в Дом Черепахи? Я откладывала деньги на приданое уткам в одну из розовых китайских вышитых наволочек, она в их спальне. Принеси ее, Пыш, иначе мы умрем от голода! Так хочется пирожных!
  - Я попробую, конечно, - неуверенно ответил Пышка-везунчик.
  - Да, малыш, принеси и мою пуховую шапку, - продолжала уже бо- дро клокотать Че, грозно посмотрев в сторону оккупированной тер- ритории, - завтра понедельник, и никаким врагам не помешать нам выиграть новые тапочки!
  Пыш помчался по улице академика Лизалкина, затем - по площади Аристотеля, где в витринах висели полотенца с портретом Аристоте- ля и плакаты "Смерть одуванчикам!". В переулке футболиста Пи-Пи к нему пристроился Майский жук, явно вызывающий его на состязание в беге. Они неслись ноздря в ноздрю по направлению к "Дому Черепа- хи", как вдруг Пышка, начавший было лидировать, провалился сквозь землю, приняв темнеющую воронку за тень от круглого дерева.
  Видимо, поэт пролежал без сознания долго: на лбу успела вырасти шишка. Еще было видно луну. Неужели это все та же луна, которая светила над осенним лесом, когда счастливый Пыш шел в дом Тетки Черепахи и Кролика, шуршал листьями по дорожке и напевал:
  
  Под лоскутным одеялом Из сухих опавших листьев Задремал Волшебный лес...
  
  Неужели это все та же луна, которая золотила цветущие яблони, сливы и волосы Мушки в ночном саду?
  Лес стал иным. И Пышка стал иным. А луна все та же. Пыш снова потрогал шишку на лбу. Но обо что он набил ее? Поэт принялся ос- матривать дно воронки и быстро нашел большой деревянный транс- парант, на котором прочел при свете луны: "Ввиду отсутствия денег революция отменяется!"
  
  То-то и оно. Пыш тяжело вздохнул. Все с этого и началось - с соци- альной нестабильности, которая привела к гражданским волнениям. Ослабленный изнутри Волшебный лес сразу привлек внимание внеш- него врага, и Синий лес не замедлил напасть на обессилившего соседа. Пыш поставил транспарант и по его задней стороне, как по лест-
  нице, выбрался из воронки.
  Дом Черепахи сиял в ночи всеми окнами. Повсюду слышались крики и пьяное пение на вражеском языке. Пыш различал отдельные фразы, восхваляющие "крутых парней-морпехов Синего леса". Он подкрался, как барс, к спальне уток, стекла в окнах были разбиты. Пыш присмотрелся: в спальне прыгала возбуждённая вином солдат- ня в шелковых кимоно и разноцветных париках Тетки Черепахи. Все было перевернуто вверх дном. Вдруг разряженные морпехи с крика- ми восторга выбежали в классную комнату, где на учительский стол уже водрузили новый бочонок вина. Медлить нельзя. Пыш просунул руку в окно, боясь порезаться о торчащие стекла, открыл задвижку и сразу же на кровати под окном увидел розовую вышитую подушку! Он поспешно ощупал ее - в подушке зашуршали новенькие купюры!
  Раздались крики и выстрелы, Пышка схватил розовую подушку и помчался, пригибаясь, в темноту...
  - Наконец-то, Пыш! - воскликнула зареванная Че. - Все уже в сбо- ре! Как мне пришла в голову идея послать тебя на верную погибель и оставить сиротками деток?! О, эти изверги били тебя по лбу при- кладом?!
  - Наверное, маменька, потому что мы верили в то, что Пыш вер- нется живым и невредимым, он вернулся! - воскликнул счастливый Кролик. - А вера - это хрупкая силища!
  Пышка отдышался, расстегнул замочек наволочки и высыпал ее со- держимое на стол. Друзья и близкие (в количестве двадцати человек) столпились возле стола с выражением ужаса на лицах: весь стол был завален фантиками от шоколадных батончиков "Красный Октябрь".
  - Так вот чем занимались наши милые детки! - воскликнула Че. - Мяли конфетки!
  - Смотрите, что-то блеснуло, - сказал Кро и проворно разгреб фантики.
  На пол упал тяжелый, с бриллиантом, золотой перстень Тетки Черепахи.
  - Лови последнюю надежду! - завопила надрывно Че. - Лови!
  Все, натыкаясь друг на друга, принялись ловить перстень, но он по- катился между снующих ног по полу и исчез в черной щели подполья. Че проворно откинула крышку, схватила зажигалку и закричала:
  "За мной, дети мои!"
  
  Она прыгнула в черный квадрат, сразу же застряла в нем, но, по- спешно втянув живот, грудь и зад, с шумом провалилась вниз. Осталь- ные, схватив фонарик, спички, свечи, последовали ее примеру.
  - Что это белое на стенах? - раздалось гулко в полумраке обшир- ного подполья.
  - Это грибы, - прозвучал гулкий ответ.
  - О, грибы! Может, наберем на ужин?!
  - Это разновидность плесени!
  - Плесени?! Фу-фу-фу, дайте мне гигиеническую салфетку!
  - У меня только этиловый спирт! - сострил кто-то в темноте.
  - Ищите перстень, грибники! - напомнила Че.
  - Вон что-то блестит! Смотрите!
  - Сладкий коржик, ты возглавила партизанское движение и идешь мстить вероломным врагам?! - раздался из мрака ироничный голос прапрадедушки Фемистоклюса.
  - Ой, дедуля, меня чуть кондратий не хватил от твоего привет- ствия! - чистосердечно призналась старушка, освещая семерку на своем круглом животе. - Мы ищем улетевший перстень! А это что за агрегат блестит впереди, похожий на стеклянный лифт?
  - Это мое рабочее место, - отвечал предок, важно вышагивая в шелковых атаманских шароварах, - я изучаю причины несовершен- ства Волшебного леса. Циолковский считал, что жизнь на Земле яв- ляется биологическим и социальным полигоном Вселенной. Я не согласен с ролью этого внешнего фактора и пытаюсь доказать, что основополагающей причиной несовершенства леса являются вну- тренние факторы!
  Че поправила очки и уставилась на деда.
  - Браво! - с восторгом воскликнул профессор Войшило. - Посвяти- те нас, уважаемый, в свои исследования!
  - Входите в лифт, - просто предложил прадед, - располагайтесь, как дома!
  
  Корешки
  
  Академик Лизалкин отличался от Майского жука главным образом
  не зарплатой,а отсутствием щеточек.
  Различий в логическом мышлении найдено не было.
  Профессор Войшило
  (Из научной статьи в журнале
  "Объединенный лесной вестник")
  
  - Итак, - сказал Фемистоклюс, - вас двадцать человек, прошу за- помнить эту цифру! Предлагаю начать экскурсию в невидимую часть волшебного Дуба, о которой, однако, вы должны молчать потому, что вам все равно никто не поверит.
  - Ага, милейший, это место, куда уходят жители Волшебного леса по- сле смерти, если верить преданиям? - спросил профессор, в глазах кото- рого зажглись маленькие лампочки, как у мышат в балете "Щелкунчик".
  - Человеческая жизнь - это нечто целое, - голосом Аристотеля на- чал излагать дед. - Представьте циферблат часов: с 12 до 3 - детство, с 3 до 6 - юность, с 6 до 9 - зрелость, с 9 до 12 - старость.
  - То есть круговая диаграмма человеческой жизни, - вставил воз- бужденный профессор.
  - Все должны пройти эту круговую диаграмму времени челове- ческой жизни - каждый! Чтобы набрать свойства, необходимые для перехода в иное качество, - неспешно пояснял прапрадедушка.
  - Хватит, дедуля, умничать, заводи свою адскую машину, поеха- ли! - не выдержала Че.
  - Если бы я хотел поумничать, Сдобная булочка, я бы сказал:
  "Voluntas superior estintellectu1", - огрызнулся с обидой в старческом голосе дед.
  Лифт между тем медленно опускался вниз, молодежь припала к стеклянным стенам, пытаясь разглядеть что-нибудь страшное и ужас- ное в темноте.
  - Где вы, уважаемый, учились латыни? - поинтересовался удив- ленный профессор.
  - Exfontibus2, - небрежно отвечал гид, - а к вопросу о плодоножках, господин профессор, почему хвостик у яблока растет из воронки, а не из гладкой округлой поверхности?
  - Так это понятно, любезный: яблоко покачивается ветром, плодо- ножка не должна быть сухой и хрупкой, то есть должна увлажняться водой, собирающейся в воронке! - радостно сообщил Войшило, как школьник на олимпиаде.
  - Когда вы найдете правильный ответ, юноша, - укоризненно за- метил дедуля, - то научитесь отличать плодоножки от ниточек! А вот вам второй вопрос: что самое ценное в вишне?
  - Конечно, зерно, любезный Георг Артур Карл Генрих Фемисто- клюс, ведь в нем вся информация о дереве! - воскликнул ученый.
  - А я думаю, что плодоножки, - упрямо заявил дед, - отвар из них снимает при приеме внутрь любые отеки!
  - Но как вы узнали об этом? - удивился Войшило.
  1 Voluntas superior est intellectu (лат.) - воля превыше разума (Дунс Скот).
  2 Exfontibus (лат.) - из первоисточников.
  
  - Tantum cognoscitur, quantum diligitur3, - сладким голосом ответил дед.
  - Так вот куда исчезло все вишневое варенье! - воскликнула Тетка Че, всплеснув толстенькими ручками.
  За стеклянной стеной лифта раздался страшный лязг и грохот му- зыкальных инструментов.
  - Ой, мне страшно! Мы уже в преисподней?! - воскликнула Мушка, прижавшись к Пышу.
  - Не бойтесь, барышня, это в подвалах волшебного Дуба репетиру- ет рок-группа "Тар-Тар", - успокоил гид.
  - Дедуля, а мы увидим, как будут драть раскаленными щипцами грешников? - спросила любопытным шепотом Тетка Черепаха.
  - Обязательно увидишь и даже станешь участницей шоу, Шоколад- ная булочка (так, кажется, тебя называл в своей песенке красавчик Джо), если не перестанешь пользоваться яркой косметикой! - с угро- зой воскликнул предок.
  - Тут вы, дедушка, неправы, - заявила, поджав губки Че, - демо- графическая ситуация всей европейской культуры такова: на одного жениха - две девушки, причем одна имеет папин кошелек, а другая - мамину косметичку!
  - Очень сочувствую "другой" девушке, но ты, детка, уже не подве- нечная! - отрезал Фемистоклюс.
  - Смотрите! Смотрите! Анаконды! - воскликнул Пышка.
  - Это корни волшебного Дуба, господин писатель, - сообщил гид, - ему в этом году исполнится 2120 лет, а малышке Клотильде - только 120! Шутка. Дуб имеет невидимые "корешки" и "вершки" и видимую
  "золотую середину".
  Лифт плавно остановился, прапрадедушка щелкнул мышкой - между мощных корней открылось окно, в нем шло заседание парла- мента. За трибуной стоял низкого роста суслик с мокрым лысым чере- пом, на котором бугром поднимался розовый шрам. У суслика бегали слезящиеся синие глазки и вздрагивал крупный влажный нос.
  - Я хотел прийти на новогодний утренник в костюме Волка, чтобы гоняться за Красными Шапочками, но мои родители сказали: "Нет, будешь Советской Конституцией!" И вот я вхожу в праздничный зал: вокруг веселые Снежинки бросают конфетти в Зайцев, Шахматная Королева танцует с Клоуном, Дед Мороз веселится со Снегурочкой... и нате вам - является "серпастая и молотастая" Советская Конститу- ция! Меня забросали крашеными еловыми шишками! На следующий новогодний утренник я мечтал появиться в костюме Мушкетера, что-
  3 Tantum cognoscitur, quantum diligitur (лат.) - познаем настолько, насколько любим (Августин).
  
  бы покорить сердце моей соседки по парте. Я представлял, как войду, придерживая шпагу, и сниму шляпу с длинными перьями, но мои родители сказали: "Нет! Будет костюм "Руки прочь от Вьетнама!""! История с шишками повторилась! Как, скажите, мне забыть эту оби- ду?! - гнусаво вопрошал оратор, прижимая мокрый платок к носу. - Я не могу с этим жить!
  Парламент зловеще молчал.
  - Я вспомнила его! Он бросил двоюродную сестру моей подруги хомячихи, а до этого - саму подругу! Вот тебе, развратный гном, по- лучай! - заорала парламентерша, метнув в слезливого суслика пере- зревший помидор.
  - Я вспомнил его! Это советский диссидент Чипс, который выдал государственную тайну Советского Союза, заявив в западной печати, что на СССР нужно нападать первого января! Вот те, вот те! - закри- чал парламентарий, выпустив по трибуне большой запас помидор- ных зарядов.
  - Я вспомнил, моя фамилия - Селедкин! - закричал суслик, уверты- ваясь от томатного обстрела.
  - Я вспомнил, это не Чипс! Этот был чипизирован в голову, с тех пор в нем не держится вода! Получай! - выкрикнул другой парла- ментарий.
  На Селедкина-Чипса обрушился помидорный шквал.
  - У меня для вас есть серьезный аргумент, - выкрикнул оратор и выхватил из-под трибуны большой красный зонт с изображением Крокодила Гены.
  Дед щелкнул мышкой, окно погасло.
  - Все беды в мире от мальчиков, которых недолюбили в детстве, и от девочек с сильными руками и маленьким мозгом, - со вздохом констатировала Че.
  - Маменька, я думал, что помидорная пальма первенства принад- лежит нам, но я ошибся! - воскликнул Кро.
  - Принадлежала, зая, - грустно отвечала Тетка Черепаха, - но где теперь наши закрома?! Кстати, дед, не забудь завести нас в какую- нибудь кафешку!
  Прапрадедушка остановил лифт и открыл новое окно. Там на ска- мейке сидели три желтые крыски-старушки и читали желтую прессу. На одной пожилой даме были желтые перчатки, на другой - желтая шляпка из молодой коровы, на третьей - желтое кашне.
  - Я бы хотела выйти замуж за Тома, - сказала старушка в желтых перчатках.
  - А я бы хотела выйти замуж за Круза, - отозвалась крыска в жел- той шляпке.
  
  - Уймитесь, дурехи, это одно и то же лицо, - сказала старушка в желтом кашне, - послушайте лучше стихи которые я сочинила сегод- ня ночью.
  И она завыла высоко и протяжно:
  
  Я древняя, словно хвощи у дороги, И смуглая, словно крушины кора, Меня наряжали в молочные тоги И в мантии алые, как вечера.
  
  Я влиться хотела в орнамент старинный На амфоре пыльной тугим завитком
  И слышать хотела шаг легкий звериный, По влажной тропе пробираясь тайком.
  
  И северным летом во фьордах хотела Под солнцем ночным посидеть на скале И сакурой нежною розово-белой Терять лепестки вдоль японских полей.
  
  Я столько хотела, что боги решили
  За жадность в желаньях меня наказать: Застыла волной я на желтом кувшине - Витрина "Этруски", сосуд номер пять.
  
  - То есть ты была царицей в порфирной мантии, а стала роспи- сью на крынке? - вместо аплодисментов зловеще спросила крыска в перчатках.
  - Завитком на музейной утвари, - уточнила язвительно старушка в шляпке, - а ты о нас подумала? Мы, твои подруги из хороших семейств, хотели бы жить при дворе, а не в пыльных хранилищах, эгоистка!
  - Вот тебе! Вот тебе! - закричала старушка в перчатках и приня- лась хлестать скрученной газетой подружку в кашне.
  Та вцепилась в желтую шляпку с криком: "Получай, подстрека- тельница!"
  Через две минуты все три старушенции мутузили друг друга не- щадно, выдирая седенькие букольки.
  - Как же здесь безрадостно: ни мира, ни любви! Покажи, дед, что- нибудь близкое и понятное! - заявила Тетушка Черепаха, сморщив и без того морщинистое лицо.
  Фемистоклюс щелкнул мышью, пробормотав: "Vive remilitare est4".
  4 Vive remilitare est (лат.) - жить - значит бороться (Сенека).
  
  - А я думала, что жить - это любить, - сказала Мушка с наивной улыбкой, прижавшись к Пышке.
  - Если бы они думали так же, дитя, они бы сюда не попали, - от- ветил дедушка, открыв новый вид.
  Прямо перед лифтом сидели древние греки с античными носами. Между них гордо восседали Мармелад и Пупсик. Все были в небрежно запахнутых белых простынях.
  - Итак, достопочтенные мужи, сегодня юбилейный - пятисотый - вечер решения логической задачи о скворцах, - объявил председа- тель собрания.
  Все находящиеся в лифте затаили дыхание.
  - Хочу напомнить вам содержание задачи, - продолжил предсе- датель. - "Прилетели в Элладу скворцы и решили отдохнуть на оли- вах. Когда сели они по одному на оливу, то одному скворцу оливы не хватило, а когда на каждую оливу сели по два скворца, то одна олива осталась незанятой. Сколько было скворцов и сколько было олив?" Что ты хочешь предложить, брат наш Пармелад?
  - Я хочу предложить для удобства решения называть скворцов
  "чайками", - изрек "почтенный муж Пармелад" (он же Мармелад).
  - Смею напомнить, брат наш Пармелад, что мы уже перебрали все названия птиц, а "чайками" наши скворцы были на прошлой неделе, что не приблизило нас к правильному ответу. А ты что хочешь пред- ложить, брат наш Пупсид?
  - Я хочу предложить называть скворцов "дельфинами", - заявил, не моргнув, "почтенный муж Пупсид" (он же Пупсик).
  - Прости великодушно меня, брат наш Пупсид, но ты сказал за- ведомую глупость! Как водоплавающее животное дельфин из глубин морских поднимется в горы и усядется на оливе? Твоя логика хрома!
  - Легко, - настаивал Пупсид, - ему только нужно посильнее разо- гнаться!
  - А почему бы не разогнаться целой стае дельфинов? - поддакнул Пармелад.
  - Вы рассуждаете, как троянцы, - сказал председатель Пупсику и Мармеладу.
  - Они и есть "троянцы", - заявил грек, похожий на Демокрита, - они считывают информацию с наших компьютеров, а при приближе- нии папаши Каспера закукливаются! Бей "троянцев"!
  - Вы что, почтенные?! Мы не "троянцы", мы - дельфинисты, - объ- явил Пармелад, издав свист дельфина.
  Греки зашумели, загалдели и разбились на два лагеря: материа- листы и идеалисты (то есть дельфинисты и антидельфинисты). Они обмотались своими тряпками поплотнее и пошли стенка на стенку;
  
  закипела нешуточная битва, далеко не первая, судя по многочислен- ным ссадинам и фингалам на атлетических телах философов.
  - Что ж, и Пифагор погиб в драке, - сообщил Фемистоклюс, вы- ключая кино, - причем в преклонном возрасте.
  - Но я могла бы им помочь, я сразу решила эту задачку, - заявила Береза.
  - Не трудитесь, мадемуазель, они нас, к счастью, не слышат и не видят, - сказал прапрадед, - к тому же мы уже прибыли на первую станцию нашего маршрута, она называется "Детство", ключевое сло- во - "страх", функциональная рекомендация - "принимать добро", основная характеристика - "чувственные".
  - Однако я не понял, любезный, - заговорил профессор, - они здесь заседают, сочиняют, решают, дерутся - это же теория Сведенборга в действии, которую резко критиковал Кант! Но Кант не мог ошибить- ся, потому, что он - Кант!
  - Кант... Сведенборг... - проговорил Фемистоклюс, словно припо- миная, - знакомые фамилии. Выходим, господа!
  Все вышли из лифта, оказались под сводами тускло освещенной про- жекторами гигантской мрачной пещеры и сразу съежились от холода.
  Из всех ртов, кроме рта гида, шел пар. Туристы принялись живо осматриваться.
  - Ага! - воскликнул профессор, - Кто-то сказал, что "латынь из моды вышла ныне", а я вижу большой плакат на каменной стене:
  "Natura non facitsaltus5"!
  Он охотно перевел надпись на плакате Коту и Лоле, дующим в пальцы и танцующим новый модный танец.
  Гид предложил перейти по узкому мостику над черной холодной пропастью на смотровую площадку, что все и сделали, ругаясь и охая. И вот взорам честной компании из полумрака открылась странная картина: в центре пещеры располагалось огромное круглое озеро, над которым поднимались клубы тумана или пара.
  - Я где-то читал об этом, - прошептал взволнованно Пыш, - "там зеленый туман клубится над плывущим столетья веслом..."
  На Пыша никто не обратил внимания: все взгляды были прикова- ны к берегам озера. Вокруг озера, как вокруг арены амфитеатра, сиде- ли миллиарды белых фигур. На коленях каждой фигуры стоял тазик, а в руках был зажат железный молоточек на тонкой длинной ручке.
  - Ты кого-то узнала, Клотильда? - спросил Фемистоклюс.
  - Да-да, дедуля, вон та крупная женщина с маленьким лицом - это бывшая учительница моего Кро, она всех мальчиков в классе звала
  "идиотиками", а всех девочек - "идиоточками"! - отвечала Че.
  5 Natura non facitsaltus (лат.) - природа не делает скачков (Линней).
  
  - О, слушайте! - торжественно произнес Георг Артур Карл Генрих Фемистоклюс и нажал какую-то кнопку возле ограждения.
  Пещера тотчас же наполнилась голосами, это был сплошной плач и жалобы, из которых можно было разобрать отдельные фразы: "Я бо- юсь!", "А почему не мне?", "Я хочу!", "Дайте мне!", "Я не хочу и не буду!".
  - Почему мне не дают мои таблетки от тахикардии?! - капризно закричала женщина рядом со смотровой площадкой.
  И тут же град ударов молоточков соседей обрушился на ее белую голову.
  - А-а-а-а! - завопила женщина, и слезы градом полились в тазик на ее коленях.
  - Замолчи, идиотка, у тебя и желудка-то нет, куда ты будешь пи- хать свое идиотское лекарство?! - закричала бывшая учительница в ее сторону.
  И по голове учительницы тоже застучали многочисленные моло- точки.
  - А-а-а-а!! За что?! - закричала крупная дама, скукожив свое ма- ленькое личико, слезы из ее глаз брызнули в тазик на ее коленях.
  - Столько же слез выплакали те, кого мучили эти господа, - сказал дед, - вам не видно, но поверьте на слово: из каждого тазика по тон- кому шлангу слезы стекают в озеро, а затем поступают в скважину минеральной воды "Лесная-2", которую господин Фигурка бутилиру- ет на своем предприятии и экспортирует в Синий лес!
  - Придумать можно что угодно, - невозмутимо ответил промерз- ший Фига и посмотрел на трясущуюся Ксюшку.
  С потолка пещеры капала ледяная вода и сразу же замерзала на туристах.
  - Не пора ли, дедуля, лететь в теплые края?! - спросил съеживший- ся Кот. - Как здесь скользко!
  - Пора, - ответил дед, - но в лифт могут войти только те, кто прой- дут назад по этому мостику, который называется "Всем все прощаю!".
  - Что за чушь?! Заманил нас в эту бездну! У меня на макушке - ле- дяной шлем! За мной, ребята! - закричал Кот и рванулся к лифту по узкому мостику.
  Мостик зловеще загудел и откинул Рыжего на смотровую площадку.
  - Художника обидеть легко! - завопил Кот, опешивший от удара. - Но я никогда не прощу моих врагов, хоть пытайте меня!
  - Мы будем танцевать на могилах наших врагов, - заявила Лола, стуча зубами от холода, и изобразила, как она будет танцевать новый модный танец.
  - Действительно, - удивилась Розалия Петровна, - почему мы должны прощать наших недоброжелателей?!
  
  Она поплотнее запахнула на себе шаль, видимо, собираясь до кон- ца отстаивать свои взгляды.
  - Всем все прощаю! - завопила Че и побежала.
  - И мы! И мы! - подхватили Ро, Кро, Пышка, Мушка и профессор, устремляясь за ней.
  - Я и сам не без греха, надо прощать! - закричал Фигурка и пом- чался к лифту вместе с Ксюшкой.
  - Золотые слова! - воскликнул Паралличини, увлекая за собой на мостик Березу, согласно кивающую головой.
  - Только слабые люди всем все прощают! - выкрикнул им вслед об- леденевший Сигезмунд.
  - Я с тобой, мой Сладкий коржик! Я не оставлю тебя в беде, моя Сдобная булочка! - неожиданно заголосила Розалия Петровна и даже пробежала мостик, но загорелась лампочка на лифте, заре- вела сирена и высветилась надпись на панели: "Нет внутреннего убеждения!"
  - Иди, Сова, прими минеральную ванну! - посоветовал Фемисто- клюс. - Клотильда не пролазит в лифт с первой попытки потому, что ты ее кормила в детстве одними пирожными!
  Прапрадед закрыл стеклянную дверь; последнее, что увидели все десять туристов и гид, - кулак посиневшего Кота, кричащего: "Пого- ди, дедуля! Мы еще встретимся! Потолкуем на латыни!"
  Лифт пошел плавно вверх, Че сделала лицо школьницы, которой хочется новое платьице.
  - Дедулечка, - сладко заговорила Тетка Черепаха, - а нельзя ли нам в невидимом канале заехать в комнату уток и захватить одну поду- шонку с деньжонками, а то ведь и надеть нечего! В этой кошачьей квартире - хоть шаром покати! Единственное, что мы нашли, - ста- рые кроссворды, скелет в шкафу и огромный зеленый спортивный флаг (скоро сошью из него костюм гусеницы)!
  - Очень смешно, внучка, - ответил задумчиво Фемистоклюс. - Клотильда, это был скелет пропавшего доктора?
  - А вот и нет! Это был скелет доисторического козла по кличке Чарльз! - радостно сообщила Че.
  - Маменька, - зашепелявил Кро, протирая очки, - Вы все перепу- тали? Это был скелет доисторического пса, у которого на черепе фло- мастером было написано: "Так тебе и надо, козел!", а на шее висела бирка с телефоном музея Чарльза Дарвина.
  - Сдобная булочка, если бы ты снабжала информацией мистера Холмса, сейчас о нем никто бы и не знал: ты умеешь видоизменять факты, как и все женщины, - сказал дед. - В комнату уток мы, конеч- но, заедем, а сейчас выходим, господа! Станция "Юность", ключевое
  
  слово - "поиск", функциональная рекомендация - "не делать зла", ос- новная характеристика - "рациональные".
  В раскрывшуюся дверь лифта пахнул жар дюжины мартеновских печей.
  Фигурка, словно что-то предчувствуя, вцепился в металлические перильца, идущие вдоль стеклянных стен внутри лифта.
  - Я не хочу, чтобы меня постигла участь Рыжика! Я никуда не пой- ду! И Ксения останется! - заявил Фига.
  - Не дрейфьте, - сказала уверенно Береза и, пританцовывая, вы- шла первой.
  Все, кроме двоих, последовали за ней. И сразу же лифт издал такую вибрацию и звук, что Фигурка с Ксюшкой выскочили мгновенно.
  Печальная процессия, возглавляемая бодрым профессором, по- брела по узкому мостику к смотровой площадке, огороженной метал- лической сеткой. Внизу зиял гигантский котлован, на дне которого двигалась масса шевелящихся, копошащихся существ. Жара стояла невыносимая, снизу поднимался запах старой летней помойки. Дед раздал туристам бинокли, и все принялись с брезгливыми гримасами рассматривать, как в котлован по конвейерам поступают отходы жиз- недеятельности человечества, а костлявые существа их сортируют, с головой окунувшись в работу. Они нюхали отходы, пробовали на вкус и даже съедали их.
  - Карл Маркс был прав: пищевые отношения - основа основ, - за- метил профессор Войшило.
  Между отдельными работниками внизу часто завязывались драки из-за острой конкуренции, остальные существа не обращали внима- ния на драчунов. Все говорили и говорили сложными грамматиче- скими конструкциями, не слушая соседей по помойке, многие произ- носили настоящие речи.
  Береза, Рокки и Мушка заткнули носы кружевными платочками.
  - Нам, девушкам, не пристало находиться в таком месте, - сказала Че, топнув ножкой, и тут же старая дама вскрикнула, закрыла лицо руками и простонала: - Нет! Он не может здесь быть!
  - Почему же, дорогая? - живо откликнулся Фемистоклюс. - Ведь твой возлюбленный сыщик употреблял наркотики, где же ему еще быть? Хотя я не уверен, он ли это. Но посмотрите, какая энергия, какой поиск, какая жажда лидировать, какое стремление быть успешным!
  - Все, дед, хватит! У меня началась депрессия от твоей экскурсии, - заявила Че, - покажи кого-нибудь с человеческим лицом! И не забудь про ранний завтрак!
  - Хорошо, - спокойно промолвил предок, - но в лифт входит только тот, кто пройдет этот мостик, называющийся "За все благодарю Бога!".
  
  - За все, за все благодарю тебя, Боженька мой! - с готовностью за- кричала Че и вбежала в лифт.
  - И мы, и мы! За все, за все! - закричали Мушка, Пышка и Кро, вбегая следом.
  - Как я могу благодарить Бога, которого никто не видел? - спросил раздраженно Фигурка. - Просто за компанию, как эти?
  - Я тоже думаю, как Фига, - заявила Ксюшка, - Юрий Гагарин ле- тал в космосе и не видел там никакого Бога!
  - Я из религиозной семьи, - сказал Паралличини, - мои родители и все братья и сестры ходят каждое воскресенье в церковь, но я, честно сказать, равнодушен к этой теме.
  - Я привыкла полагаться на свои силы, - с глубоким чувством са- моуважения заявила Ро, - если бы я не репетировала по десять часов в день, ничего бы не добилась в жизни! Я благодарна только себе и мамочке!
  - А я?! - воскликнула с истерическими нотками Береза. - Думаешь, только на оперной сцене работают, как лошади? Я предпочитаю вы- кладываться и не задумываться о том, чего не понимаешь. Или я не свободна в своем выборе?
  - Я, конечно же, верю в Summum bonum6, - заговорил профессор, но как поверить в Creation ex nihilo7? Кроме того, я не могу предста- вить Бога как личность, создающую метагалактики, да и всю Вселен- ную! Возможно, мне не хватает воображения. Да-да, все дело в вооб- ражении! Однажды в детстве я был в гостях, и мне дали посмотреть большущую ярко иллюстрированную книгу об ученых, писавших о космосе. Я прочел о Джордано Бруно, все понял, очень расстроился, а вечером спросил отца: "Бруно сожгли только за то, что он сказал, что Вселенная заполнена звездами, такими же, как Солнце? Почему? Ведь это несправедливо!" Отец ответил: "У комиссии, которая зани- малась его делом, не хватило воображения, хотя уже были известны труды Коперника".
  Утром я пришел в гимназию и на первом же уроке, дождавшись, пока старый истопник напихает дров в нашу гудящую классную печ- ку и уйдет за дверь, поднял руку и объявил всем: "Я знаю, что во Все- ленной миллионы солнц, то есть таких же звезд, как наше Солнце!" Учительница, очень статная, молодая, розовощекая, с толстой русой косой, сказала, поглядывая на дверь: "Голубчик мой, мы никому не скажем, но и ты молчи, дружок, об этом, потому что Солнце - это Солнце, а звезды - это так, мелочь!" И она приложила палец к губам. Самое интересное, когда я недавно, то есть по прошествии 70 лет,
  6 Summum bonum (лат.) - высшее благо.
  7 Creatio ex nihilo (лат.) - творение из ничего.
  
  рассказал об этом на лекции в нашем университете, одна из студен- ток сказала: "Но ведь ваша учительница была права!"
  И комиссии по делу Бруно, и учительнице, и студентке - всем им не хватило воображения! И мне, как это ни грустно, не хватает вооб- ражения представить Бога как личность! Это горькая правда!
  - Здесь какая-то ошибка, дед! У профессора титулов и званий боль- ше, чем у меня извилин в голове, впусти его немедленно! - завелась Тетка Черепаха, смахивая слезу и готовясь к атаке.
  - Не отчаивайтесь, господин профессор, проведите здесь соцо- прос, остальные могут пока поиграть в "Камень-ножницы-бумага", - сказал прапрадедушка, - а нам пора, а то Клотильда от жары может похудеть!
  - Кро! Мамочка! Мы никогда не увидимся! - неожиданно резко вы- крикнула Ро.
  - Замолчи, Рокки! И без тебя тошно, не ломай комедию, это толь- ко научный эксперимент, а ты теперь подопытный "кролик", то есть
  "крольчиха"! - громко прошипела Че.
  Кро метнулся к двери, которая захлопнулась перед его розовым носом. Лифт плавно пошел вверх.
  - И долго нам торчать в этой дыре?! - донесся снизу возглас Фиги.
  - Итак, поднимаемся в "золотую середину" прямо через подзем- ную реку, - голосом усталого огорченного старикана произнес Феми- стоклюс, - не бейтесь головами о стены!
  Над крышей лифта запузырилась вода, и по стеклянным стенам за- скользили потоки, змейками побежали струйки. Чистый лифт вышел в мир, видимый в беленькой кухне двоюродной сестры Чапы, живу- щей на одной площадке с Кото-Лажкой и Кото-Васией.
  На окнах светлой кухни висели белые, накрахмаленные занавесоч- ки, связанные крючком, их узоры изображали на одной половинке жениха, а на второй - невесту. Стены, выложенные белой плиткой с синими пейзажами, сверкали чистотой. Весело гудела белая печь, на ней булькал высокий красный кофейник в белый горошек. Посреди кухни стоял длинный стол с белой скатертью, вышитой васильками и маками. На одном конце стола располагалась большая плоская корзи- на для свежеиспеченного хлеба, в ней лежали два сверточка: голубой и розовый. Это были Подснежник и Медуница. Мушка и Пышка при- нялись биться головами о стеклянные стены, пытаясь протянуть руки к любимым чадам.
  Дедуля хотел проскочить кухню, но Тетка Черепаха скомандовала:
  - Стоп, машина! Дай, дед, посмотреть на самое важное!
  Голодные туристы уставились на стол. По разные стороны стола друг напротив друга стояли две девушки: двоюродная сестра Чапы и
  
  ее подруга, обе смуглые и с ярким румянцем на щеках. Девушки были в одинаковых белых фартучках, но в разных косынках: на одной - зе- леная, на другой - желтая. Подруги делали пельмени и пытались раз- вивать познавательные способности малышей, лежащих в корзинке.
  - Агу-агу-агушеньки, - говорила нежным голоском нараспев Жел- тая косынка, раскатывая длинной скалкой тесто в тонкий лист, - как говорит Киса? Киса говорит: "Мяу-мяу! Мяу-мяу!"
  Дети радостно улыбались беззубыми ротиками.
  - А как фыркает носиком Ежинька? - спрашивала еще более ласко- вым голоском Зеленая косынка, нарезая тонкой рюмочкой одинако- вые кружочки теста и заворачивая пельмешки, красивые, как розоч- ки. - Ежинька фыркает носиком: "Фыр-фыр! Фыр-фыр!"
  Малыши улыбались, издавая веселые звуки.
  - А для вашей бабулечки Тетушки Черепашки мы сделаем сейчас большой счастливый пельмень с пожеланием - положим внутрь кру- глую черную перчинку! - ласково наговаривала Желтая косынка. - Чтоб ваша бабулечка была огневушкой до глубокой старости!
  - А для мамулечки вашей завернем пельмешек с ядрышком лесно- го ореха! - вторила ей Зеленая косынка. - Чтобы мамочка ваша ни- когда не болела и была крепким орешком!
  Подснежник и Медуница живо откликались на своем веселом и счастливом языке.
  - Зая, посмотри в тарелку с фаршем, девчонки порубили чеснок мелко? И в бульон надо добавить, кроме укропа, 3-4 бутончика гвоз- дики! - заговорила Че, облизываясь по-кошачьи. - У меня почему-то запотели очки, ничего не вижу! Хо-хо!
  Не успел Кро открыть рот, как прапрадед зловеще поинтересовал- ся: "Пельмени или деньги?"
  Лифт дернулся и сам остановился этажом выше. Здесь за столом, покрытым скатертью с кисточками, сидели старый Бобер со своей женой Ондатрой. Они склонились над синими тетрадочками. Супру- жеская чета предавалась самому любимому занятию человечества - считала деньги. Ондатра считала свои, а Бобер - соседские.
  - Все деньги от Бога, - неожиданно заявила супруга, сбившись со счета.
  - Это наши - от Бога, а ихние (он так и сказал - "ихние") - воро- ванные! - уточнил супруг. - Особенно много наворовала старая Че- репаха. Видала (он так и сказал - "видала") сколько у нее париков?! И приносит она неудачу: помнишь, после ее прихода у нас в туале- те перегорела лампочка? От души наворовала! А сколько наворовал Пышка!
  - Уж я этому не поверю, дорогой! - усомнилась Ондатра.
  
  - Да ведь он все романы списал у этого... как его там... у Хаменгуэ- ля! Но до Черепахи писателишке далеко!
  - Поняла, Клотильда? - с юмором в голосе спросил дед и нажал на газ.
  - На моей могилке многие будут просить прощения, - невозмути- мо ответила Че, - и я всех прощу, конечно же.
  Лифт плавно вынырнул в спальне уток. Вокруг царил погром, как по- сле Мамая. Кро, Мушка и Пышка старались не смотреть по сторонам.
  - Подушка с приданым для уток должна лежать вон под той крова- тью, на которой спит пьяный мародер в моей шелковой ночной рубаш- ке в мелкую розочку и без кружева, - живо объяснила Че и тут же, вся обмякнув, спросила шепотом: - Ой, дедулечка, что это у него на голове?
  - Крепись, Сдобная булочка, - отвечал Фемистоклюс, - это твоя пуховая шапка, и, боюсь, снять ее нет возможности, так как ее ушки завязаны у оккупанта под подбородком морским узлом!
  От лифта к кровати протянулась железная рука.
  - Откуда у вас такое интересное приспособление?! - воскликнул Кро.
  - Один механик с батискафа "Мир" подарил, - ответил простодуш- но дед.
  Рука пошарила под кроватью и вытащила пыльную розовую с вы- шивкой подушку, брезгливо держа ее двумя железными пальцами. Морпех в пуховой шапке сладко улыбался во сне, причмокивая тол- стыми губами.
  - Все гениальное просто! - поделился новостью прапрадед, вручая подушку Тетке Черепахе. - Возвращаемся на наш маршрут к вершине волшебного Дуба!
  Через несколько секунд за стеклами лифта потянулся старый мор- щинистый ствол и свежераспустившиеся листья, между которыми уже висели батончики "Красный Октябрь", замелькали кружевные занавески в многочисленных окошечках и цветные полотенца с пор- третом Аристотеля на балкончиках.
  - Клотильда, что ты видишь? - загадочно вопросил дед.
  - Я вижу вдали чудные деревенские домики с чудными рыжими со- баками! - воскликнула жизнерадостно Тетка Черепаха. - А прямо под нами по дороге идет всеми уважаемая шуба... я имею в виду, всеми уважаемая дама, которая несет в корзинке свежего цыпленка.
  - Рыжие собаки? Это великое счастье иметь собаку и чесать ее жи- вот, когда она лежит вверх лапами! А что ты видишь внизу слева? - не унимался дед.
  - Ох! Печальное зрелище! Слева я вижу Дом Черепахи, а над ним развевается вражеский флаг, - заклокотала Че, - я также вижу, что неприятель выгружает отходы из кухни прямо в наше озеро; боюсь, лебеди больше не прилетят сюда! Еще я вижу, какой-то адъютантик
  
  сидит в моем розовом парике возле нашей черной коровы Марты и доит ее в желтое ведро!
  - Хорошие новости, детка! - неожиданно утешил ее веселый Феми- стоклюс. - У тебя отличное зрение!
  
  ВЕРШКИ
  
  Кролик не принадлежит вечности, он не принадлежит даже Тетке Черепахе - Кролик
  принадлежит одной Роккульке!
  Малышка Ро (Из дневниковой записи от 15 апреля)
  
  - Делаем остановку возле этого роскошного гнезда, - весело сооб- щил Фемистоклюс.
  - О! - воскликнул глазастый Кро.
  - О? - удивился медлительный Пыш.
  - О?? - осведомилась любопытная Мушка.
  - О-хо-хо, - тяжело вздохнула Че, вспомнив свое разоренное гнездо. От лифта отделилась железная рука, протянулась и нависла над птичьим жилищем, неожиданно аккуратно взяла одно из вороньих
  яиц и подала прапрадеду.
  - Подай сумочку, бестолковая! А этого Васю положи на место! - за- велся предок.
  Рука так же трогательно взяла яйцо и бережно положила его в во- ронье логово. В гнезде был полный кавардак, и железная лапа явно не понимала, что ей нужно искать. Наконец она схватила грязную клет- чатую тряпицу и поспешно кинула ее деду.
  - Да это же профессорский платок с пуговицей Рене Декарта! - вос- торженно зашепелявил Кро.
  Дед бережно свернул дорогую находку и положил в карман шелко- вых шаровар, а затем приказал железным голосом
  - Су-мо-чка, коряга, су-мо-чка!
  Рука зацепила, под всеобщие аплодисменты, сумочку Рокки с бан- ковскими карточками и уже совсем было подала ее гиду, как вдруг налетела с криком толстая ворона и звонко клюнула воровку. Сумоч- ка выпала, железная лапа рванулась, чтобы подхватить ее, кабина накренилась - и чудо-технику заклинило. Дед нажимал все кнопки одновременно, Че, обхватив пухлыми ручками подушку и сумочку, отдавала распоряжения по эксплуатации лифта, который надсадно гудел, но не трогался с места.
  
  - Посмотрите, друзья! - воскликнул Пыш, обернувшись назад. Прямо за их спинами на волшебном Дубе располагалась метео-
  станция. Лифт застрял рядом с ее балкончиком, на котором стояли ржавые приборы, затянутые паутиной и облепленные старыми ду- бовыми листьями. За стеклянной стеной станции с умным видом си- дели Кото-Лажка и Кото-Васия. Рыжики попивали чаек с лимоном и капустными пирожками и разгадывали кроссворд. Дверь на балкон- чик была завешена картой Волшебного леса, а поверх нее висели два плаща и два зонтика.
  - Как звали европейского монарха, который имел татуировку "Смерть королям!"? - прочел Кото-Васия.
  - Карл Великий, - предложил Кото-Лажка. Внезапно зазвонил телефон.
  - Але-але, записывайте, - важно произнес Кото-Васия и, крутанув чайную ложку на тарелочке, по окружности которой были изображе- ны загадочные значки, передал трубку брату.
  - Завтра будет солнечно, но ветрено, осадки маловероятны, пят- надцать градусов тепла, - уверенно сообщил Кото-Лажка, считывая информацию с тарелочки после остановки ложки.
  - Так вот как делается погодка! - воскликнул изумленный Кро- лик. - А мы ждем прогноза каждый вечер, как первого свидания!
  - И ведь почти всегда совпадает! - удивилась Мушка.
  - Эй, утюг, не прикидывайся чайником! Срочно звони спасателям - не видишь разве, что мы застряли?! - громко кричала Че, стуча по стеклу кулачками и при этом не выпуская из рук подушку и сумочку.
  - Не надрывайся, Сдобная булочка, они тебя не слышат и не видят, а тебе еще сегодня с утками петь: "А то не лед трещит да не комар пищит - это кум да куме судака тащит!" - урезонивал ее предок, под- боченясь и притопывая.
  - Два рыжих бездельника! - не унималась Тетка Черепаха. - Пят- надцать градусов тепла, ветрено!
  Она гневно топнула ножкой в стоптанной меховой тапочке с ко- шачьей физиономией. Лифт дернулся и плавно пошел вверх. Он под- нимался, и поднимался, и поднимался. Уже не было видно окошечек со ставенками и балкончиков с цветными полотенцами.
  - Я даже не догадывался, что Дуб такой высокий, - удивленно ска- зал Пыш.
  - А разве ты знал, юноша, что Дуб такой "глубокий"? - спросил язвительно дед.
  Наконец, войдя в белое облачко, лифт остановился.
  - Прошу, господа, - торжественно произнес Фемистоклюс, - стан- ция "Зрелость", ключевое слово - "радость", функциональная реко-
  
  мендация - "делать добро", основная характеристика - "душевные".
  - А мы не провалимся? - в нерешительности спросила Мушка.
  - Падать будем долго! - попытался шутить Пыш.
  Дед вышел первым в облачные клубы, следом на матовый пол сту- пили остальные путешественники. Они оказались у довольно высо- кой двери, которую можно было назвать даже вратами в средневеко- вый замок.
  - У души два крыла: вера и добрые дела! - по-солдатски, словно пароль, произнес Фемистоклюс.
  Над дверью замигала зеленая лампочка.
  - За этими вратами, - сказал прапрадед, - идет творческий про- цесс, поэтому каждый из вас должен показать, что и вы не лишены творческой жилки. Прочтите хотя бы стихотворение, иначе вас не впустят. Начнем с поэта!
  Пыш только этого и ждал. Он протянул левую руку вперед, отста- вил назад правую ногу и затянул протяжно, как читают только насто- ящие поэты, свое последнее:
  
  Капли стекают с цветка на цветок, Мир до последней травинки промок, В кронах цветущих веселая трель:
  "Славим тебя, ясноглазый Апрель!" Шмель в медунице лиловой застрял - Сладок квасок, да кувшинушко мал!
  "Козочка-милушка, дай молока", - Дети кричат и бегут к облакам; Червь дождевой проложил колею; Я не умру, потому что люблю!
  
  Поэт откинул рукой прилипшую ко лбу непокорную прядь и пере- дал эстафету. Че откашлялась и произнесла хорошо поставленным голосом:
  - Я прочту сегодня для всех вас стихотворение "Стрижи" из книги моей любимой поэтессы XVII века L.W.L.; оно созвучно моему возрасту:
  
  Еще стрижи играют У нашего окна,
  И в комнате от солнца Вся в золоте стена,
  И флоксы так нарядно Белеют на столе,
  А по ночам прохладно
  
  И сырость на земле. Как реют вереницей
  Стрижи, все "цвир" да "цвир"! Умчатся скоро в Ниццу,
  А может быть, в Каир, И небо опустеет, Поблекнет синева,
  И солнышко уж красным Ты назовешь едва".
  
  Щеки у Тетки Черепахи зарумянились, она поклонилась, придер- живая подол зеленой футболки, и сделала па ушастой тапочкой.
  - Я тоже прочту стихотворение L.W.L. и тоже о птицах, но о боль- ших птицах, - сказала, волнуясь, Мушка, - слушайте:
  
  На золотом крыльце сидели Двенадцать ангелов в белых одеждах - Писали иконы и тихо пели
  О Деве Пречистой голосом нежным.
  И старший был с белой седой бородою,
  А младший - юный с лучистым взглядом, В ручье он мыл для них длинные кисти
  И любовался ручьем и садом. Когда же каждый закончил икону,
  То младший к своей приник на мгновенье. И все положили доски на воду,
  А те поплыли против теченья, Чтобы явиться в лесах дремучих, На ветках старого-старого дуба, Или в пещере, давно позабытой, Или сиять над колодезным срубом.
  Старший сложил крыльцо золотое, ставшее жезлом, Младший вместил в цветок полевой кисти и краски. Крылья расправив, все улетели,
  Чтоб славить Владычицу в истинной сказке.
  
  Мушка закончила, ее большие глаза от волнения были влажными и блестящими.
  Настала очередь Кролика. Он неожиданно, хихикнув, предложил:
  - Я хочу спеть старинное стихотворение.
  Кро заложил руки за спину, поправил очки, снова заложил руки и запел фальцетом очень громко, видимо, на собственную музыку:
  
  Цех гончарный в порошок Горе-мастера стирает, Мастер лупит подмастерье, Подмастерье бьет горшок, А горшок крепи-крепился,
  Прыгнул на пол - и разбился!
  
  В самом трагичном месте старинной истории, то есть где горшок
  "крепи-крепился" в иерархической системе наказаний, Кро подпу- стил петуха. Че зажмурилась и заткнула уши. Но кроличье пение в целом возымело действие, врата медленно отворились, а за ними... За ними посреди радужного зала, имеющего несколько высоких по- лупрозрачных дверей, стояло большое, очень высокое и пушистое де- рево, источающее аромат луговых цветов и хвои! Сверху от сияющей звезды вниз по ветвям бежали звонкие струи водопадов и прозрач- ных, играющих лучами, потоков. На отдельных ветвях они создавали целые озера и даже моря, в которых резвились левиафаны, чудовища морские. А над ними парили летучие драконы. На лазурных волнах качались корабли, словно вырезанные из позолоченной фольги, а на их палубах бегали матросы. Возле кораблей выпрыгивали из воды круглые рыбы с блестящими боками в переливах чешуи. Над волна- ми покачивались разноцветные звезды, а на волнах поднимались и опускались фиолетовые киты. Они подплывали к самому берегу, где росли цветы, похожие на звезды, белые и золотые.
  На других ветвях сказочного дерева лежал снег, и тонкие ручьи бе- жали в долины, и дикие ослы пили из них мягкими губами. С высоких гор сходили олени, по каменистым скалам прыгали зайцы. Над ними висело сияющее солнце и на невидимой нити вращалась молодая луна. Игривые львы с шелковистыми спинами искали добычу, а ро- зовые снегири весело качались на красных ветвях. И все это радостно пело! Каждый снегирь, каждый дракон, каждый лев, каждый заяц пел на своем языке: "Слава Богу за все! Да пребудет радость вовек!" По склону к облакам, словно стайка синичек, летели дети в разноцветных шапочках, а им навстречу летела белая коза с колокольчиком на шее. И дети радостно пели: "Козочка-милушка, дай молока!" И золотые ан- гелочки играли в серебряные трубы и пели нежными голосами: "Я не умру, потому что люблю!" И потоки радости струились меж ветвей, на которых сияли наливные полупрозрачные яблоки. И эти тончайшие струйки светлейшей радости проникали и в сердце, и в глаза, и в душу.
  - Здесь раскрываются все творческие способности и возможно- сти, - пояснил Фемистоклюс. - ТВОРЧЕСТВО - это творение радости для всех. А вы так долго ломали голову над этим понятием!
  
  Однако путешественники не слышали его. С сияющими глазами и счастливыми улыбками, взявшись за руки, они пели со всеми обитате- лями чудесного дерева: "Слава Богу за все! Да пребудет радость вовек!" Фемистоклюс взял крайнего за руку и вывел всех из зала через одну из высоких дверей. Лица путешественников сияли, груди широ- ко и счастливо дышали, от каждого шел аромат, источаемый самим
  деревом. Никто не мог сказать ни слова!
  - Вы знали до сих пор разные формы эйфории, свойственные ле- вому полушарию головного мозга, и вот теперь вы узнали, что такое настоящая радость, когда поет само сердце! - сказал дед. - Но у нас осталась последняя станция - "Старость", ключевое слово - "любовь", функциональная рекомендация - "терпеть зло", основная характери- стика - "духовные".
  На эту станцию может попасть только тот, кто способен отдать жизнь за другого, или тот, кто каждый день молится за всех с чистым сердцем! Пыш приосанился и заметно выкатил грудь. Че горделиво выста- вила круглый живот с номером семь. Мушка и Кро застенчиво поту-
  пились и отступили назад.
  - Я имею в виду Кролика и Мушку, - сказал Фемистоклюс.
  - Мушку? - удивилась Че, - Мушка, ты молишься за всех?!
  - Да, Тетушка, - ласково сказала Мушка, - утром и вечером - за всех! Я считаю, что для счастья нужно только четыре вещи: работа, семья, дом и церковь! Поэтому я каждое воскресенье хожу в церковь и там тоже молюсь за всех!
  Че всплеснула пустыми толстенькими ручками - и тут же вспомни- ла нечто ужасное!
  - Не волнуйся, Пышечка, и сумка, и подушка в надежном месте, - сообщил дед и обратился к Кро и Мушке, - а вы двое вспомните, что на белом свете самое красивое.
  - Море на закате, - сказал Кро, не раздумывая.
  - Небо на восходе, - сказала Мушка, подумав секунду.
  - Хорошо, вы должны пройти в ту маленькую дверцу, пригнув- шись, и в это время мысленно сказать: "Мир всем и каждому!" Идете без меня, мне вход туда закрыт, - наставлял прапрадед.
  Мушка и Кролик исчезли за маленькой дверкой. А там...
  Там, прямо перед ними, катило волны золотисто-красное море. А над ним, как прекрасный шелковый шатер, раскинулось золотисто- розовое небо. И отовсюду, заполняя все пространство под шатром, исходили потоки белого чистейшего света!
  Кро расплылся в блаженной улыбке, усы его радостно затрепетали, он зажмурился, подпрыгнул от счастья - и полетел! Полетел так легко и свободно, словно летал каждый день всю свою жизнь!
  
  Мушка раскинула тонкие ручки и полетела рядом, смеясь, кружась и весело восклицая:
  - Как же давно я не летала!
  Они парили рядом, как две беспечные ласточки, над золотыми, со- всем живыми волнами в потоках совсем живого света, а навстречу им летело белое облачко, похожее на большой седой одуванчик! Оно приблизилось и рассыпалось на тысячи пушинок, которые в хороводе танцевали над волнами вокруг Кролика и Мушки.
  Вдруг сильно запахло шоколадом, Кро завертел головой и заметил, что пушинки не просто танцуют в хороводе, но быстро и ловко изго- тавливают шоколадные батончики, а другие раскрашивают цветные обертки, а третьи нарезают эти яркие упаковки, а четвертые завора- чивают батончики в фантики, а пятые привязывают к готовым кон- фетам ниточки, а шестые укладывают батончики в корзинки, где под белыми салфетками уже лежат капустные пирожки. Кро заметил, что и на пирожках есть петельки из ниточек! Его мучил вопрос, куда пу- шинки уносят корзинки, но он не знал, у кого спросить (не будешь же задавать вопросы деткам одуванчика!). Кролик без слов пристроился в хоровод и принялся нарезать батончики. Мушка летала, нежась в лучах, любуясь красотой неба на восходе и красками моря на закате, но, увидев Кро за работой, поспешила ему на помощь.
  Девушка не заметила, как в руках у нее оказалась корзинка пирож- ков, а у Кролика - корзинка шоколадных батончиков! С этими уго- щениями они очутились в просторной кухне кошачьей квартиры, где все уже были в сборе и радостно приветствовали последних членов команды.
  - О, Рокки! Где мы были! - воскликнул Кро, пытаясь обнять Ро и поделиться радостью.
  - Нет-нет, Кро, ты оставил меня в ужасном месте одну! Без денег! Без питья! Без противогаза!!! Будем общаться только через мамочку!
  - заявила Рокки, прижавшись к Тетке Черепахе и начав громко всхли- пывать и трагично подвывать.
  - Моя несчастная малютка! - запричитала Че, не видевшая Рокки целый час и очень соскучившаяся по ней.
  Пожилая дама и юная леди крепко обнялись и зарыдали. Однако все заметили, как из-под мышки Тетки Черепахи за Кроликом наблюдает хитрый любящий черный глазок, и вздох облегчения наполнил кухню.
  - Прости меня, Ро, - сказал Кро этому черному глазку, - я должен был это видеть, чтобы понять, зачем я живу!
  Кро подробно рассказал о своих впечатлениях всей компании, угощая друзей пирожками и конфетами. Больше всех волновался профессор.
  
  - О, вы даже читали вступительные стихи! - воскликнул ученый, - Я бы тоже смог прочесть стих своего сочинения, который называется
  "Ностальгическое"! И он живо продекламировал:
  
  Везде снега белели, Как ватные постели; Мигали в окнах елки, На них глядели волки, А может, собачонки,
  И дым клубился тонкий. У всех гудели печки,
  У всех горели свечки, Все валенки сушили,
  И чай с вареньем пили,
  И знали: радость - зрима И проще апельсина,
  И всем на стеклах розы Писали Дед Морозы!
  
  "Ностальгическое" было встречено всеобщим одобрением.
  - Дедуля, - сладким голосом заворковала Че, - вот ты провел такую познавательную экскурсию, мы узнали так много нового! Мы, конеч- но, все разные, но очень привязаны друг к другу. Не мог бы ты там для всех нас забронировать одно VIP-местечко?
  - Раскинь своим неувядаемым интеллектом, Клотильда, - строго от- вечал дед, - ты правильно заметила, что все вы разные, а потому все пойдете в разные места! И кто я такой, чтобы решать вопрос "брони"?! Но вывод по экскурсии я способен сделать: стартовали двадцать, а фи- нишировали двое! И в реальной жизни так же. Вот беда! Вот причина несовершенства Волшебного леса: многие проходят полный биологиче- ский круг от детства до старости, но единицы проходят полный духов- ный круг, оседая в "Детстве", "Юности" и, в лучшем случае, "Зрелости"!
  - А можно ли, любезный, - спросил профессор Войшило, - считать волшебный Дуб с его "вершками", "корешками" и "золотой середи- ной" моделью мира?
  - Я бы не взял на себя смелость утверждать это, - ответил Фемисто- клюс, - но моделью Волшебного леса его считать можно.
  - Неужели мир невидимый так просто устроен? - не унимался ученый.
  - Уважаемый профессор, - очень серьезно ответил прапрадед, - как устроен мир видимый и мир невидимый, знает только Бог, а все наши знания о мире, включая представления Джордано Бруно, - это, извините, примерно такой познавательный уровень: "Агу-агу-агу-
  
  шеньки, как говорит Киса? Киса говорит: "Мяу-мяу"..." Мы познаем мир ровно настолько, насколько он позволяет себя познать!
  - Я не согласен! - возразил профессор. - Человеческий разум спо- собен творить чудеса! Кстати, я решил вашу задачку: плодоножка торчит из воронки, а не из гладкой поверхности, чтобы не повредить мягкие ткани яблока, ведь она крепится к сердцевине и при пока- чивании ветром может врезаться в мякоть, отчего яблоко загниет!.. Жаль - нет моего Осла, он бы нашел ответ за три секунды!
  - Отлично! - воскликнул прапрадедушка Фемистоклюс. - С этой минуты вы всегда будете отличать плодоножки от ниточек!
  И он протянул ученому капустный пирожок с привязанной к нему ниточкой. А затем, помешкав, достал из кармана шелковых атаман- ских шаровар пуговицу Рене Декарта и не без сожаления вернул ее удивленному профессору.
  - Мне пора, - сказал прапрадед Георг Артур Карл Генрих Феми- стоклюс.
  - Далеко ли, старче, путь держишь? - осведомилась Тетка Черепаха.
  - В Египет, - простодушно ответил дед.
  - Ой, дедулечка, - сладко запела Че, - привези мне и Рокки араб- ских духов: по два флакона "Нефертити" и по два флакона "Клеопа- тры"! Обожаю арабские духи!
  - Клотильда, а египтяне в курсе, что у них продаются арабские духи? - серьезно спросил предок.
  Не успела Че открыть рот, как прорвало профессора.
  - Мы, конечно, уважаемый, для вас только биологическая масса, но обратите внимание: мы не убиваем, как те мерзкие оккупанты! - заявил Войшило.
  - И не крадем! - поддержала его Береза.
  - И не завидуем, - сказал Пыш.
  - И не прелюбодействуем, - подхватила Рокки.
  - И не пьем, - заявил Фига, - только "Лесную-2", в поддержку от- ечественного производителя.
  - И не курим, - продолжила его мысль Ксения.
  - И не употребляем наркотики, - сказала Че.
  - И не треплемся целыми днями по телефону! - выкрикнула Лола.
  - И не сидим сутками с утками в "Паутине", - добавил Сигезмунд.
  - Мы - лучшая часть человечества! - объявила Мотя. - Потому что мы любим животных, всю природу, спорт и логику!
  - Мы классные ребята! - констатировал восторженно Кот. - Пото- му что мы - супер!
  - Ветхие вы ребята, за малым исключением, что и показал экспе- римент, - сказал дед, - работайте над собой!
  
  Он направился к люку подполья усталой походкой старого кос- монавта.
  - Стой, дед! - скомандовала Че. - Береза, где твой фотоаппарат? Сфотографируемся все вместе на память о нашем неожиданном при- ключении? Стройся!
  - Это без меня, Сладкий коржик: меня все равно не будет видно на снимке, - ответил прапрадед. - А у меня последний вопрос: зачем ты живешь, Кро?
  - Я живу затем, чтобы любить Бога! Он создал для нас такой краси- вый мир! Когда мы любуемся морем на закате или небом на восходе, мы учимся благодарить Творца и постигаем Божью доброту к нам! Еще я живу затем, чтобы любить близких - без них я был бы одиноким висящим воздушным шариком с щемящей пустотой внутри! Еще мне бы очень хотелось научиться делать добрые дела, но я не знаю, как! - горячо отвечал Кро.
  - Ты мне помог, Кро, в трудную минуту! - откликнулся Пыш.
  - И мне, и мне! - живо подхватили остальные.
  - Я бы разрешил тебе, Кро, почесать брюхо моей рыжей собаки, если бы она у меня была, - сказал Фемистоклюс и исчез в темноте люка.
  Кот подскочил к подполью и закричал вниз, высекая зеленые ис- кры из глаз:
  - Мистификатор! Спекулянт понятием "Бог"! Ты сам работай над собой, виртуальное пугало!
  - Бряцни оружием, дед! - возмутилась Че.
  Фемистоклюс не выдержал. Он внезапно материализовался над на- гнувшимся Котом, дернул его за рыжий нервный хвост и выкрикнул:
  - Пиаришь, Кот, пиаришь! - и так же внезапно исчез.
  - Мя-а-а-у!! - тривиально завопил Кот, встав в позу раненого гла- диатора, которому больше терять нечего, кроме ржавых цепей.
  В этот момент распахнулась входная дверь, и на пороге появились две девушки: Чапина двоюродная сестра и ее подруга, обе с горящи- ми круглыми глазами, обе с пылающими круглыми щечками, обе в довоенных кофточках, обе с бокалами игристого шампанского!
  - Радио!! - в один голос закричали девушки. Кот метнулся к радио. Выступал президент.
  - Дорогие мои соотечественники! - произнес он, всхлипнув. - Во- енная кампания за полным истреблением неприятеля завершена! Враг отравлен в Доме Черепахи бойцами невидимого фронта с помо- щью неизвестного биологического оружия! Полная виктория! Ура!
  - Ура!! Ура!! Ура!! - прогремело в стенах волшебного Дуба, как три выстрела из пушки.
  
  ...Через два дня Тетка Черепаха сидела в своей уютной гостиной, залитой весенним солнцем, под большим портретом Спинозы, возле круглого стола, покрытого новой кружевной скатертью. На пожилой даме было нарядное темно-зеленое, с изящными веточками лиловых, лимонных и бордовых цветов платье из крепдешина. На столе стояла хрустальная ваза с полураспустившимися нарциссами. Полукруглая дверь во внутренний дворик была приоткрыта, через нее доносились ветерок и веселый смех уток, резвящихся возле клумбы с гиацинта- ми, крокусами и тюльпанами.
  Че рассуждала вслух:
  - Кто способен понять исторический процесс? Сигезмунд собирал- ся уничтожить тлю на розовых кустах, развел яд в желтом пластмас- совом ведре, но из-за вторжения неприятеля ему пришлось спасать- ся бегством. Пьяные враги, не заметив содержимого ведра, подоили Марту в это самое желтое ведро и разлили молоко своим сослужив- цам в утренний кофе. В результате вся неприятельская армия с тяже- лым отравлением вывезена на территорию Синего леса, а президент Волшебного леса представлен к награде! Все разбитые окна в нашем доме застеклены, вытоптанные клумбы засажены еще более краси- выми цветами, табачный запах выветрен, полы вымыты с порошком; постельное белье, парики, кимоно, полотенца, халаты, ковры, про- жженные скатерти и портьеры, разбитые вазы - все заменено новы- ми вещами. Теперь у нас лучше, чем было, если не считать ссору Кро и Ро. Так зачем вообще была нужна эта заварушка?
  - Только затем, Клотильда, - ответила голова прапрадеда, высу- нувшаяся из Оливковой комнаты, - чтобы ты следила, сколько було- чек в сутки съедаешь и сколько слов в день произносишь! Ад - это не страшилка!
  Че не успела поставить предка на место, потому что ее внимание переключилось на тихую возню и скрытое хихиканье в прихожей. Тетка Черепаха сконцентрировалась, как это бывало на сцене, на- брала полные легкие воздуха, представила, что ей нужно передать со- общение пилоту уже взлетевшего Боинга, и завопила что есть мочи:
  "Руки прочь от Вьетнама, от моих халатов, париков и тапочек!!"
  С грохотом упал портрет Спинозы в тяжелой раме. Из дворика вбежали утки, вооруженные секаторами, а из прихожей показались удивленные Ро и Кро.
  - Маменька, - заговорил нерешительно Кро, - мы нарвали для вас букетик первых фиалок, но не могли определиться, кто из нас вам его подарит.
  - Еще мы нашли вот это под кустиком, - сказала Ро, разворачивая лист мать-и-мачехи.
  
  В нем лежали изумруд и рубин. Че всплеснула пухленькими ручка- ми в перстнях.
  - Еще, маменька, мы видели очень смешных тритончиков около лужи! - радостно сообщил Кро.
  - Еще, мамочка, на наше озеро прилетели лебеди! - восторженно выпалила Ро. - Четыре пары, а один - чернешенький!
  Че приняла фиалки с царским поклоном, как самый дорогой из миллионов букетов ее долгой жизни, и направилась с ним в кухню.
  - Мы поставим это синее чудо в рюмочку для пельменей, - счаст- ливо заклокотала Че.
  В дверях кухни появилась несчастная фигура Фемистоклюса с лю- бимым Теткиным плюшевым медведем в белом атласном костюме невесты, с ног до головы облитым вишневым вареньем.
  - Ты меня прости, детка, что взять с глупого старикашки! - заго- ворила жалобно фигура. - Даже синие оккупанты благоговели перед твоими мишками, но ты так громко закричала, что я от испуга уро- нил банку.
  За спиной Фемистоклюса возникли: заспанное лицо профессора, круглое смуглое лицо Паралличини, покрытое белой пеной для бри- тья, и розовое от волнения лицо Березы с одним глазом накрашен- ным, а другим - не накрашенным. Лица спрашивали: "Что, пора в бомбоубежище, мы слышали сигнал воздушной тревоги?"
  - Ничего, дедуля, ничего страшного, - заклокотала блаженным го- лосом Че, - главное, дети помирились, рубин нашелся, лебеди приле- тели! Пойдемте скорее кормить лебедей!
  Она нагребла с противня в прихожей побольше булочек и помча- лась к выходу. Все вышли на крыльцо следом.
  - Тетушка! Тетушка! - донес ветер.
  С зеленого пригорка бежала большая круглая Пышкина тень, а следом - он сам. Че вздрогнула и раскинула маленькие ручки с ку- лачками, набитыми булками, заслоняя всех стоящих на крыльце за ее спиной от беды.
  - Не бойтесь, - отважно заявила Тетка Черепаха, - мы больше не сда- дим наших погребов и кладовых никаким врагам с тощими лицами!
  Пыш стремительно приближался, он запнулся о злосчастное жел- тое ведро (то есть об исторический артефакт), упал, вскочил и, за- пыхавшийся, подбежал вплотную к воинственной Че, выпятившей живот и пять подбородков.
  - Тетушка! Я сейчас был на литературном вечере L.W.L.! -выпалил с придыханием поэт, пряча под мышкой небольшой сверток.
  - Малыш, - заклокотала снисходительно-покровительственным тоном Тетка Че, - я понимаю, последние события отложили след на
  
  твоем сознании, но моя любимица L.W.L. жила в пятнадцатом или шестнадцатом, а может быть, семнадцатом веке!
  - Тетушка! - настаивал Пышка. - Она вас отлично помнит, и ее бабуш- ка вас хорошо знала! L.W.L. подарила вам свой портрет с автографом!
  Все уставились на портрет, с которого на них смотрела карегла- зая белка. Под фото имелась надпись: "Тетке Черепахе от L.W.L. - в память о том, что первая собака-космонавт была названа в честь нас, белок!"
  - Но это же Люнечка, внучка бабы Гути! - в недоумении восклик- нула Че.
  - Да-да, так ее звали в детстве, - затараторил возбужденный Пыш, - еще она подарила вам этот сувенир со своими стихами!
  Пышка подал Тетке Черепахе стеклянный шар, внутри которого с горки ехал Дед Мороз, лежа на санках, и вез на нижней части спины полосатый мяч. Че перевернула шар, внутри него словно взметну- лись снежные хлопья. На подставке сувенира были стихи, она проч- ла их вслух:
  
  Дед Мороз на санках катится с горы, Он везет Ванюшке мячик для игры, Словно бы из детства ласковый привет
  Сквозь метель доставит шаловливый дед!
  
  - Хм, но кто этот Ванюшка? - живо заинтересовалась Тетка Чере- паха. - Пыш, кто он?
  - Это один из детей L.W.L., - с готовностью отвечал Пышка, - од- ного зовут Мишутка, а другого - Ванюшка! Они правнуки бабы Гути, соседки вашего батюшки Никифора с улицы Проточной.
  - Пыш, обязательно пригласи их на субботний ужин, я потушу утку с черносливом, - заявила Че. - Хоть для меня это большой удар - связь между L.W.L., любимой поэтессой, и какой-то серенькой мышкой Лю- нечкой!
  - А что читала L.W.L.? - спросил профессор. - Я с некоторых пор тоже стал ее поклонником.
  - О, она читала чудесные стихи о доме своего детства! - радостно сообщил Пыш и с чувством прочел наизусть:
  
  И снова душа, как вечерний дымок, Сольется с весенней прохладой;
  А в небе так ясно, и так одинок
  Серп тонкой луны над темнеющим садом!
  
  И вновь за рекою дрожат огоньки,
  Луч фар освещает березы - как версты, И вновь у калиток сидят старики, Чтоб видеть весенние яркие звезды,
  
  Чтоб слышать синичек и соловья,
  Что полнят сады в тихих сумерках звоном, Чтоб чувствовать, как пробудилась земля, Как пахнет черемухой с выжженных склонов!
  
  Душа замирает над хатой простой, Над звуками старого мокрого сада -
  В нем свет из окна меж ветвей золотой, Но так все знакомо, что света не надо!
  
  - Замечательно! - сказал профессор. - Пусть даже она всего лишь Люнечка!
  - Эта ваша L.W.L., - неожиданно заявил подошедший Фига, - все передирает у нашего Пышки, а он (не в обиду будет сказано, това- рищ), если верить общественному мнению, кое-что заимствует у не- коего Хамэ Эль Гуля - видимо, представителя арабской литературы!
  - У тебя горизонт мышления уже, чем у Бобра! - возмутилась Че. - Повторяешь лесные сплетни тупых обывателей! Такие, как ты, считают, что все актрисы - девушки легкого поведения, все торговцы - воры и жулики, все вузовские преподаватели, как наш профессор, - взяточни- ки, все полицейские - оборотни в погонах, а все писатели - плагиаторы!
  - А что, нет? - удивился Фига. - Все так считают!
  - Давайте после нашей экскурсии будем терпимее друг к другу, - предложила Рокки.
  - Да-да, - зашепелявил Кро, - чтобы нам не угодить в те ужасные места, где нам довелось побывать.
  - Вы правы, - смягчилась Че, - будем ласковыми, будем брать при- мер с бабы Гути, которая всегда звала внучку: "Ягодка моя!". А что ты читал на литературном вечере, Пыш, ягодка моя?
  - Меня попросили прочесть что-нибудь из моей любовной лири- ки, - с удовольствием отвечал поэт, - и я прочел это стихотворение, посвященное Мушке:
  
  Еще не придумали слов, Чтоб мне рассказать о тебе, В моей непроглядной судьбе Ты - дар лучезарных волхвов!
  
  Ты - пурпура строгая гладь И глянец опущенных лилий! Неловкие строки могли ли В созвучьях тебя передать?
  
  С какою же силой согласных
  И гласных открытостью всей Сказать об улыбке твоей, Сказать о глазах твоих ясных?
  
  Одно лишь осталось - в отчаянье Покинуть речей круговерть, Смотреть, и смотреть, и смотреть Беспомощно, в долгом молчанье!
  
  Поэт старомодно поклонился, приложил к груди правую руку.
  - Это прекрасно, Пыш! - сказала Че, вытирая слезы кулачками с булками. - И подарки восточных королей, и пурпур царского одеяния, и лилии в императорском гербе - вся высшая земная роскошь поло- жена к ногам любимого человека! Это великий Божий дар, Пыш, лю- бить по-царски! Но... мы куда-то шли?
  - Маменька, мы собирались покормить голубей, - прошепелявил Кро.
  - Нет, зайка, мы собирались покормить лебедей, - сказала Че, - смотрите, они плывут к нам! Ой, чернехонький - самый быстрый!
  Тетка Черепаха начала раздавать булочки подплывшим лебедям. Из- под ее очков слезы капали и капали прямо в воду, образуя легкие круги.
  - Не расстраивайтесь, почтеннейшая, - нарочито бодро заговорил профессор, - была бы L.W.L. заурядной поэтессой неизвестного века неизвестного народа, а она - как дружеский привет из вашего ири- сового рая на Проточной улице! Вы переоценивали ее в творчестве и недооценивали в жизни, и, наконец, ее образ обрел равновесие! А главное, с вашей подачи все мы стали поклонниками ее таланта! Та- ланта средненького, но такого жизнерадостного!
  - Это я от радости! Прошу прощения, господа! - сказала Че, смахи- вая слезинку и улыбаясь всем круглым лицом.
  - Рано радуешься, Клотильда! - прозвучал за спинами собравшихся у пруда суровый старческий голос прапрадеда Фемистоклюса. - Нуж- но искать доктора, его нет ни в "золотой середине", ни в "вершках", ни в "корешках"! Как в воду канул!
  - О!!! - в один голос воскликнули изумленные друзья.
  
  Часть четвертая. Летняя идиллия
  
  Буря в стакане
  
  "Как хорошо мне сидеть за столом
  А рядом - друзья и еда, Жаль, разлучился я с верным Ослом,
  Надеюсь, не навсегда!" (Из соч. профессора Войшило)
  
  Че сидела на зеленой лужайке перед своим домом. Старая дама в нарядном шелковом, цвета взбитых сливок, платье с дорогим во- ротником вологодского кружева покойно (как говорили в старину) расположилась в плетеном кресле. В ее руке застыла большая лож- ка, облепленная розовой пенкой и осами. Тетка Черепаха глубоко задумалась у тазика с вишневым вареньем, стоящим на маленькой газовой горелке.
  По синему небу лениво ползли белые облачка в форме молодых любопытных овечек, с интересом взиравших на зеленую лужайку. Здесь, прямо на мягкой траве, под цветным дождевым зонтиком, спали Подснежник и Медуница. Молодежь во главе с профессором сидела под деревом за столом, на белой скатерти которого стояли плетеные корзиночки с вышитыми украинскими орнаментами сал- фетками, а на них лежали всевозможные крендельки с маком, ко- сички с корицей, булочки с джемом и еще горячие кексы с изюмом, только что принесенные Березой, загорелой, с яркой помадой и в яр- ко-синем шифоновом сарафане. Мушка разливала чай в фарфоровые чашки с хризантемами, а профессору - в его неизменный "допотоп- ный" стакан в серебряном подстаканнике. И каждый, кто наблюдал за ее движениями, понимал, что она очаровательна в своем розо- вом в белый горошек платьице, как мотылек, что порхал над вазой с фруктами. Над чаем поднимался пар, профессор счастливо крякнул, и Фига тут же начал речь.
  - Дорогие товарищи, - сказал он, - у меня в руках - одна занятная книжица, я хочу вам прочесть из нее стихотворение под названием
  "Море", держу пари на торт со взбитыми сливками, что никто из вас не угадает автора!
  - Читай, читай! - дружно загалдели за столом.
  Фига театрально вытянул руку, изображая, видимо, пародию на поэта-чтеца, и начал читать монотонно и бесстрастно:
  
  Фернандо спит на Филиппинах, В песке ржавеют якоря,
  И золотит туземцев спины И кровли хижинок заря.
  
  А где-то золото считают, Кладут монеты на весы, Корабль ганзейский пролетает Под легким парусом косым.
  
  Спят каторжане на галерах, Привыкнув к тяжести цепей, А рядом пьют, едят без меры, Ругая качку и борей.
  
  Плывут покойники и бочки, А в бочках плещется вино, Идут рожденные в сорочке, И жемчуга идут на дно.
  
  Вот каравелла - загляденье, Счастливый баловень удач, Несет лебяжье оперенье,
  А вкруг нее - обломки мачт!
  
  Дымятся теплые лагуны, Блестят на солнце острова, И не поймешь, среди бурунов Бутыль мелькнет иль голова!
  
  Под вечер - байки о Голландце,
  А в полных кружках - жаркий грог, И покрывает месяц глянцем Следы невидимых дорог.
  
  Фигурка даже вспотел от напряжения и достал платок:
  - Ух, жарища!
  - Это Бунькин! - заявил уверенно самодовольный Кот.
  - Нет, нет, это Мунькин! - в один голос выкрикнули Береза и Па- ралличини и разом засмеялись.
  - Дайте подумать! - сказал профессор, наморщив лоб. - Эх, выле- тело из головы!
  
  - Не поверите, товарищи, но это философское сочинение, которое я назвал бы не "Море", а "Жизнь", принадлежит перу нашего поэта Пышки, причем тринадцатилетнего Пышки!
  - Я и не знала! - с восторгом воскликнула Мушка.
  - Где ты это достал? - спросил, весь красный, Пыш.
  - В Синем лесу в букинистической лавке, - невозмутимо ответил Фига, - держи, Пончик!
  - Приятный сюрприз, - сказал взволнованный Пыш, - но я больше не пишу стихов, я так решил сегодня утром, поэтому предлагаю по- играть в "Строчки".
  Все одобрительно закивали головами, замолчали и уставились на Пышку: какую он выберет тему. Стало слышно шелест листьев над головой. Кот не выдержал, приставил указательные пальцы ко лбу и начал под столом рыть землю ногой, видимо, изображая возбужден- ного быка, требуя, вероятно, испанских мотивов.
  Но Пыш его жесты понял иначе и предложил первую строчку на правах мэтра.
  - Бредут по тундре олени, - сообщил Пыш.
  - Сопки вдали, как пельмени, - живо откликнулась жена мэтра.
  - Волки вышли навстречу, - нагнала страха Береза.
  - Луна кровава, как кетчуп, - подлил жути Паралличини.
  - И дать бы олешкам тяги, - вклинился веселый Кот.
  - Но под копытами ягель, - констатировал профессор с умным видом.
  - Слаще любого бисквита, - сказал, причмокнув, Кро.
  - И снова бредут копыта! - закончил с довольной улыбкой Фига.
  - Копыта?! - возмутился Кот, - А где все остальное?!
  - А меня напрягает фамильярно-сленговая строчка: "И дать бы олешкам тяги"! -парировал Фига.
  - Во всяком случае, в ней они еще были представителями своего вида! - с усмешкой высказался Кот, и в его зеленых глазах появилось что-то похожее на искры.
  - Друзья, - миролюбиво предложил Пыш, - во-первых, чай остыва- ет, во-вторых, предлагаю "Строчки на предмет".
  Все начали высматривать что-нибудь подходящее, но получилось так, что все смотрели на разные предметы.
  - Распечатайте им ворота, клоуны! - неожиданно выкрикнула во сне Че. - Мотовилов-Шилов - го-о-ол!!! Что ты ковыряешься возле бортика, Овечка?!
  Она стукнула ложкой о край тазика так, что розовая пенка вместе с увязшими в ней осами полетела в разные стороны. Все взгляды оста- новились на Тетушке Че.
  
  - Чиновник ест чечевицу, - начал весело Пыш.
  - Егерь ловит лисицу, - продолжила радостно Мушка.
  - Ружье пошло на охоту, - сказала Ро, не раздумывая.
  - Енот рассказал еноту, - добавил игриво Кро.
  - Паф - и разбилась миска! - с набитым ртом произнес профессор.
  - А чечевицу ест киска! - с улыбкой пропела Береза.
  - Хрум! Зуб сломала кисуля! - злодейски подмигнув, сообщил Фига.
  - Ам - а во рту у нее пуля! - энергично выкрикнул Кот.
  Больше всего стишок пришелся по душе совсем проснувшейся Те- тушке Че, увы, не заметившей его связи с собой.
  - Во время войны мы часто готовили суп с чечевицей и жареным луком, - улыбаясь всем круглым лицом в веселых ямочках, сообщила она. И тут же воскликнула: - О, у вас на столе букет моих любимых флоксов! Присоединяюсь! Охотно присоединяюсь! Ни один цветок не имеет такого тонкого запаха!
  - Маменька, чечевица с флоксами - это понятно, но почему "клоу- ны"? - зашепелявил Кро, смахивая с усов крошки от кекса. - И неуже- ли вы болели за хоккеистов?
  - Мне приснилась чудесная игра, в которой Бобби Кларку выбили шайбой три передних зуба! Что касается клоунов, у нас в детстве с братом была игрушка, которую мы боялись и прозвали "злым кло- уном", - сказала Че, с многозначительной улыбкой добавляя в чай сливки.
  Все приготовились слушать очередную давнюю историю, но подул теплый ветерок, зашумели листья над головами сидящих за столом, и в стакан профессора что-то упало.
  - Интересно, интересно, кто это устроил бурю в моем стакане? - сказал весело профессор, протирая забрызганные очки.
  - Булты-бултых! Приветствую вас, господин Войшило! Булты-бул- тых! - бодро заявил мокрый зеленый лесной клоп-вонючка. - По- звольте представиться: Юм!
  - Но, я полагал, что Юм уже... - удивленно сказал профессор, под- цепив незваного гостя ложкой для кекса.
  - Это только кажется, что "Юм уже...", Юм живее всех живых! - гор- до ответил старичок-бодрячок в золотом пенсне, сидя в профессорской ложке. - Однажды господин Пышка проявил ко мне милосердие и со- страдание, предложив взять меня к себе в дом, с тех пор я стремлюсь по- могать каждому, кто попал в беду, каждому, кто обделен, каждому, кто одинок! И вас, мои друзья, я призываю последовать моему примеру!
  - Но кто попал в беду?! - живо заинтересовалась Че.
  - О, у вас, почтеннейшая леди, добрейшее сердце, которое не прой- дет мимо чужого горя! - воодушевленно подчеркнул Юм.
  
  - А что случилось, любезный? - спросил профессор, поднося ложку с клопом к очкам.
  - Как что случилось? Случилось страшное! - завопил гость. - Страшное и ужасное!
  Все уставились на ложку профессора, предательски дрогнувшую в его руке.
  - Говорите. Мы поможем, - решительно заявила Че.
  - Доктор! - произнес трагически Юм. - Старый добрый доктор, наш лесной Айболит, в беде!
  - Но где он?! - воскликнул Войшило так, что гость ухватился за край ложки. - Мы слышали, что он исчез!
  - Он погибает в Зеленом лесу, и некому ему помочь, кроме вас, господа! - со слезами в голосе заявил Юм.
  - Мы готовы! - живо откликнулся профессор. - Не стремись воз- жигать ум при остывшем сердце!
  - Мы спасем его! - воодушевленно заявила Че. - Да будут сердца наши живы!
  - Мы не оставим в беде человека потому, что мы люди! - решитель- но поддержали Че и профессора остальные.
  - Я не сомневался в доброте вашей команды! - воскликнул тще- душный Юм, вытирая слезы. - Я всегда буду с вами, только позовите в трудную минуту: "Юм! Юм! Я хочу, чтобы ты жил в моем доме!" - и я сразу приду на помощь!
  Клоп смахнул последнюю слезинку, покосился на крупные ноз- дри профессора, расправил зеленые крылышки и полетел в сторону Зеленого леса, крикнув через плечо:
  - Жду вас у Исаака Ньютона!
  - Объявляю сбор, дети мои! - скомандовала Че. - Дело серьезней, чем мы думали, раз в него вмешался сам Ньютон!
  Все, как это бывает в исторические моменты, начали двигать та- релки и греметь стульями.
  Неожиданно из-за куста возник прапрадед Фемистоклюс, весь об- лепленный осами.
  - Клотильда! Я уже полчаса мешаю твое варенье, - заявил он. - И не ищи приключений, детка, вспомни о своем юбилее - сиди дома и предавайся воспоминаниям!
  "Вот же старый пенек, поросший мхом!" - подумала Че и пошла собирать вещи, независимо дернув плечом...
  
  Уже через два часа вся команда из десяти человек дружно разме- стилась в купе Тетушки Че. Кот, Береза, Паралличини и Фигурка све- сили головы с верхних полок. Внизу чинно восседали: слева - Тетка
  
  Черепаха, профессор и Ро; справа - Пыш, Мушка и Кро.
  Проводница с рыжими кудрями и круглыми беличьими глазами принесла стаканы с чаем на большом подносе. Че достала коробку с выпечкой и банку с новым вишневым вареньем. За окном догорали летние розовые сумерки, и Тетка Черепаха, включив ночник и не спе- ша отпив из стакана, начала вечернюю историю:
  - Когда я была маленькой девочкой, мы возвращались как-то с братом, матушкой и ее вторым мужем из театра. Все деревья стояли в инее, на фоне темно-синего вечера они казались сказочными! Во- круг горели желтые и оранжевые фонари. Наш извозчик что-то пел, и матушка с отчимом, блестя счастливыми глазами, напевали, уку- тавшись в шубы и прижавшись друг к другу. Следом за ними и мы с братцем начали петь. Удивительно то, что и бородатый дворник в фартуке, стоявший с большой метлой в полукруглой арке проезда, тоже пел, глядя на звезды, а черная собачонка рядом с ним мелодично подвывала, да и снег под копытами нашей лошадки скрипел не рез- ко, а музыкально! Мы ехали мимо желтых и розовых окон, где горели свечи и газовые рожки, дети наряжали елки перед Рождеством, золо- тили шишки и вырезали серебряные звезды. И все дети пели! Вокруг пело все! И именно тогда я поняла, что наш мир - это поющий мир! Об этом своем открытии я всегда вспоминала в дороге под стук ко- лес. О, я ездила в таких поездах! В них были зеленые купе и красивые лампы с шелковыми абажурами на столиках, пушистые коврики на полу и зеркала над нижними полками! Я застала вагоны еще с двумя входными дверками, словно заходишь в шкаф!
  Профессор, воспользовавшись тем, что у Че от восторженной речи пересохло в горле и ей потребовался глоток чая, начал свою вечер- нюю историю:
  - А я однажды в детстве поехал с отцом в музей при мединституте. Первое, что мы там увидели, была высохшая мумия - подарок Каир- ских медиков. Но мое внимание привлекли банки с формалином, в которых плавали человеческие эмбрионы; всего было девять банок, то есть на каждый месяц внутриутробного развития - свой экспонат. Отец сказал: "Посмотри, и у тебя, и у меня, и у каждого из нас имелись жаберные щели и хвост, мы были похожи на головастиков. За девять месяцев до рождения наше тело прошло всю эволюцию, которая длилась миллионы лет, когда тело человека естественным путем свободно приспосабливалось к условиям этой планеты, пото- му что основной принцип творчества - это свобода. Первоначально тело человека развивалось в воде из маленькой клеточки, и каждый из нас внутриутробно развивается в воде из маленькой клеточки. А когда пришло время, Бог сотворил Адама - Божьего человека. К
  
  тому моменту уже вся планета была населена животными, птицами и гадами морскими, которых тоже сотворил Бог. Среди них жили и те, природные, человекоподобные, не отличавшиеся от животных. А Адам был совсем другим, не таким, как они, не таким, как мы - он был запрограммирован (отец произнес какое-то другое слово) на вечность". Я сказал отцу: ""Но ведь Бог создал всех зверушек за один день?!" Отец ответил: "Да, но длина Божьего дня отличается от длины нашего дня. Например, человек живет 70-80 лет, а клетки, которые входят в состав его организма, живут 2-3 дня, но для них это большая полноценная жизнь с детством, юностью, зрелостью и старостью! Так и наш мирок - всего лишь подсистема в огромной системе под названием Вселенная".
  Когда я подрос, то сообщил отцу: "Я думаю, что на нашей плане- те имеют место все три источника происхождения человека: боже- ственный, космический и эволюционно-природный". Отец задумался и сказал: "Источник один - божественный, потому что корень один, а из него выросли три ветки". Мои батюшка и дед были глубоко ве- рующими учеными, как, впрочем, и Ньютон, и Декарт, и Лейбниц, и другие, кто что-то внес в науку. Я, к сожалению, отношусь к тем, кто выносит из науки, как из кладовки, веря только в свои амбиции. Жаль, что отца уже не было в живых, когда я узнал, что Вселенная воз- никла из сверхплотного взорвавшегося зерна и по форме напоминает ель, и эта ель, представьте, продолжает расти!
  - Я о чем-то таком догадывался, - сказал внимательно слушавший Пыш, - когда писал стихотворение "Ель".
  - Прочти его для нас, - попросила Мушка. Пыш начал читать спокойно и по-взрослому:
  
  Луной окрашен и метелью, Тянулся мир огромной елью, Но роста этого свободней Была небес зеленых шалость, И колоколенка казалась Игрушкой с елки новогодней; Висели матовые долы
  И деревеньки под снегами
  С собачьим лаем, огоньками, Дымком и звоном на Николу! На ветках ангелы смеялись, Друг другу щеки растирая, Звенели ключики от рая
  В их рукавичках, и казались
  
  Все тени длинными цветами, Неведомыми, без названья.
  Снежинки - лики Мирозданья, На нитях словно, опускались. А ель счастливая росла, Хвоинки-души поднимая.
  Луна, как шишка золотая, В морозном воздухе плыла...
  
  Мушка счастливо вздохнула и зарумянилась, как маков цвет.
  - Хорошие стихи, Пыш, - сказала тихо Че, - такой же воздух сере- бряный был, когда мы ехали из театра и являлись свидетелями тоже какого-то таинства. Но так ли важны, друзья, детали и подробности о нашем мире, когда есть главное: любить Бога и ближнего? Я это по- няла отчетливо в Соборе Святого Петра в Риме.
  - Вы не правы, дорогая, - очень мягко произнес профессор, - наш мозг устроен, как познающий инструмент: он не может жить без ана- лиза "деталей", как душа не может жить без творчества, а сердце - без любви...
  Че почему-то, как девушка, вся вспыхнула, опустила глаза и заня- лась кексом.
  Наступила тишина. Только из темного уголка под стук колес раз- давалось непринужденное: "Хры-хры-пиу, хры-хры-пиу..."
  
  ЛИПКИЕ И МУТНЫЕ
  
  Снега писал здесь Брейгель-старший,
  Собак и лесенку к воде, И только в них не видно фальши Да, может быть, еще в тебе... (Из соч. профессора Войшило)
  
  На небосклоне поднялось розовое солнце, по направлению к кото- рому умчался скорый поезд.
  - Ну вот, зайки, мы и в Зеленом лесу! - воскликнула Че, осматрива- ясь и грациозно поправляя белокурый парик.
  - Что-то не вижу ничего зеленого: ни дерева, ни кустика, - недо- вольно заявил Фига.
  - Да-да, ни мха, ни лишайника, - поддакнул профессор.
  Из здания вокзала вывалила толпа маленьких оборванцев-попро- шаек, которые в мгновение ока плотным кольцом окружили Тетушку Че и ее спутников.
  
  - Ах ты, бедняга, - сказала Тетка чумазому хромому ребенку, - на тебе монетку, хорошо хоть, что ты не слепой!
  - Да, мадам, это хорошо, - отвечал сипло попрошайка, - когда я был слепым, все старались меня надуть и пихали мне рваные и фаль- шивые деньги!
  Подхватив костыли, оборванец помчался со скоростью олимпий- ца к заброшенным постройкам. Его товарищи, получившие монетки от других участников экспедиции, последовали примеру "хромого" и исчезли в развалинах. И тут все жалостливые благотворители обнару- жили, что у них отсутствуют и большие кошельки, и портмоне.
  - Неплохое начало! - констатировал профессор. - Угораздило остаться в чужой стране без денег! Однако не огорчайтесь, друзья: у меня уцелели золотые часы и платиновые запонки!
  - А у нас с Рокки есть золотые серьги с жемчугом; не все уж так плохо! - бодро отозвалась Че. - Вперед, к Ньютону!
  Привокзальная площадь, грязная и пыльная, сужаясь, перешла в такую же грязную улицу, по правой стороне которой путники увиде- ли вывеску: "Ресторан "Исаак Ньютон"".
  - У меня, к счастью, завалялись в кармане два зелепана, две мест- ных монетки, рыжий оборванец дал мне сдачу с десятки! На чай хва- тит! - весело произнес профессор и первым шагнул в полумрак про- пахшего табаком заведения.
  На стене небольшого зала висел портрет Ньютона, такой закопчен- ный, что парик на мэтре казался серым. Под портретом висел афоризм, якобы, принадлежавший великому ученому: "Ниточка из наших сосу- дов дважды огибает земной шар". Профессор хмыкнул и сказал: "Исаак бы удивился". Под афоризмом спала толстая серая сибирская кошка.
  Компания Тетушки Че уселась за большой липкий стол. Из боко- вой двери выплыл заспанный, похожий на деревенского парня, офи- циант в помятой одежде.
  - Что изволите заказать? - спросил он у профессора, приняв его за главу клана.
  - А что предложите? - непринужденно спросил профессор, заки- нув ногу на ногу.
  - Сегодня дежурное блюдо: язычки соловьев, запеченные в меду в лепестках чайных роз.
  - Вы шутите? Это блюдо из меню древнеримских язычников во времена чревоугодных оргий! - с удивлением воскликнул профессор.
  - А мы и есть язычники, мы поклоняемся розово-зеленой курице, - невозмутимо ответил официант.
  - Но ваш патрон был глубоко верующим, - сказал Войшило, кив- нув на Ньютона.
  
  - Кого вы имеете в виду, директора Монетного двора? Он и сейчас жив и тоже поклоняется курице, - равнодушно ответил официант.
  - А вам не кажется странным найти в шкафу свои старые детские шортики и пытаться натягивать их на свой взрослый зад? - спросил профессор серьезно.
  - В детстве сенокосилка отрезала мне руку, год назад мне сделали удачную операцию: пришили чужую руку. Она мне очень мешает. Так же мне мешают ваши слова, - признался чистосердечно деревенский парень.
  - Понимаю, понимаю, - сочувственно произнес профессор и пред- ложил огласить список блюд "попроще".
  - Для простолюдинов: печень молодого кота; кроличьи уши, туше- ные с капустой; суп из плавников черепахи, - доложил бесстрастно официант.
  - Хорошо, нам десять стаканов чая, - еле сдерживая улыбку, произ- нес профессор Войшило, - и, голубчик, пожалуйста, без сахара!
  Когда работник удалился, профессор, подмигнув честной компа- нии, сообщил:
  - Во времена моей учебы в гимназии в моде были анекдоты про фабриканта Веню Коровина. Слушайте такой: приходит Венька в ре- сторан и спрашивает: "Что у тебя сегодня, братец?!" Официант ему: "Изумительные расстегаи с белужьими щечками, Вениамин Арте- мьевич!" А Веня: "А что, братец, какие у тебя приборы к расстегаю?" Официант глазенками хлоп-хлоп да и говорит: "Уж какие приборы, Вениамин Артемьевич, нож да вилка!" А Венька ему: "А мне не нужон нож-давилка, мне нужон нож-резалка!" Ха-ха!
  Все, кроме Кота, прыснули со смеху. Кот, достав свой планшет, со- средоточенно изображал розово-зеленую курицу, танцующую на ни- точке, дважды охватывающей глобус.
  - Или еще такой анекдот, - продолжал развлекать (главным об- разом Че) профессор, - пришел Веня в ресторан, официант и гово- рит ему: "На вас, Вениамин Артемьевич, сегодня лица нет!" А Венька ему: "С этими забастовками на фабрике все лицо потерял - одна мор- да осталась. Да и ты, брат, нынче печален". Официант: "Как не быть печальным, батюшка, когда у жены признали психическое расстрой- ство?!" Веня: "А как догадались?" Официант: "Она выпивает каждое утро чашечку кофе, чуть побольше наперстка, а потом эту чашечку съедает!" Веня: "Целиком?" Официант: "Нет, ручку оставляет". Вень- ка: "Правильный диагноз! Ведь ручка-то и есть самое вкусное!"
  Громче всех смеялась Тетушка Че. Она достала из карманчика сво- его элегантного голубого костюма кружевной платочек и промокнула выступившие слезы.
  
  С подносом в руках вплыл официант. Составляя стаканы с мутной жидкостью на стол, он случайно взглянул на рисунок Кота.
  - Вы позволите, господин, показать вашу картинку хозяину? - спросил официант, заискивающе улыбаясь.
  Кот разрешил, и работник поспешно вышел. Сибирская кошка во сне повела носом, разом проснувшись, вдруг быстро вскочила на стол и принялась лакать из стакана Кота. Профессору это показалось странным, и он запретил пить принесенный напиток. Все наблюда- ли за кошкой, которая с жадностью поглощала мутную, липкую жид- кость, от которой у нее склеились усы. Большая круглая голова не по- зволяла ей допить до дна, и кошка переходила от одного стакана к другому. Зрачки ее то сужались, то расширялись, затем она встала на задние лапы и начала кружиться в танце, пока не упала и не захрапе- ла, как пьяный извозчик.
  - Я налью из стакана немного в баночку из-под варенья, - сказал недовольный Фигурка, - в лаборатории на моем заводе сделают ана- лиз этой жидкости.
  Только он спрятал баночку в свой рюкзачок, как вошел официант с наиприятнейшей улыбкой.
  - Господин, - сказал он Коту, - хозяин предлагает вам за вашу ра- боту сто золотых монет по десять зелепанов каждая!
  - А за чай? - почему-то спросил опешивший Кот.
  - А чай за счет заведения! - ответил официант любезно.
  Кот схватил мешочек с деньгами и планшет и поспешно выбежал на улицу, боясь, что хозяин передумает. За ним устремились осталь- ные, только на секунду задержался профессор, чтобы спросить о док- торе и Юме, но официант не слышал о них.
  На улице, пыльной и знойной, было так же трудно дышать, как в прокуренном помещении. Путников мучили голод и жажда. К тому же профессор заметил, что его туфли облиты "психотропным кисе- лем", поэтому ученый живо направился к чистильщику обуви - груз- ному горбуну в черной накидке до пола. Этот странный тип с черной окладистой бородой стоял на другой стороне улицы и с готовностью показывал профессору щетку.
  - Скажите, любезный, знаете ли вы доктора или Юма? И что оз- начает надпись под портретом Ньютона? И что за напиток подают в этом заведении? - набросился на горбуна с расспросами профессор.
  - Изречение - это намек на трафик продажи "гена" (так в на- роде называют государственный энергетический напиток). Выше- упомянутых доктора и Юма я не знаю, но вижу по вашей любозна- тельности, что вы из научной среды, - не спеша, утробно произнес чистильщик.
  
  - В некотором роде, - ответил уклончиво профессор, не желая со- общать никакой информации первому встречному в месте, не вызы- вающем доверия.
  - Если вы мне подарите этот золотой пинцетик для выщипывания волосков из носа и ушей, который торчит из кармана вашего пиджа- ка, то я, господин профессор, открою вам большую научную тайну, - предложил чистильщик вкрадчивым басом.
  - Он уже ваш, - сообщил Войшило с детской улыбкой.
  - Когда вы поймете, что выхода нет, - таинственно произнес бо- родатый верзила, - приходите в Музей быта к старому Лисопеду, он будет рад вам помочь.
  Профессор присоединился к своим товарищам, и они продолжили путь вдоль грязной улицы.
  - Как вы думаете, на кого похож этот чистильщик? - спросил рас- терянный Войшило.
  - На плута, - не раздумывая, сказал с брезгливой гримасой Фига, - как и все они здесь. Надо было так запустить страну! Видимо, каждый радеет только о своем!
  Компания Тетушки Че поравнялась с большим облупленным, не- когда розовым домом с вывеской "Цезарь и Клеопатра". Возле рас- крытой входной двери стояли три толстые черные кошки в красных шортиках, обшитых блестками, и красных туфлях на высокой шпиль- ке. Увидев проходящих, одна из красоток закричала Коту:
  - Эй, рыжий пижон, иди к нам, мы тебя заждались! Кот дружески помахал им рукой и крикнул:
  - Привет, девчонки!
  От этого приветствия путаны словно взбесились. Одна закричала хрипло:
  - И ты иди к нам, очкарик, иди, вислоухая кроличья шапка, будешь читать нам по вечерам "Камасутру""!
  Вторая афроамериканка с криком: "А ты, кисуля, можешь и по- работать у нас!" - схватила за руку Березу и потащила ее к откры- той двери. Че ловко подставила ножку толстой кошке - та, выпустив девушку, свалилась, как мешок, грубо ругаясь. Ее подружка, полная негодования, вцепилась в элегантный парик Че и подбила старушке глаз большущим, как брюква, кулаком. К обидчице тут же подскочила Рокки и ударила ее по уху сумочкой. Кошка разъярилась и выпустила когти, но у нее неожиданно подкосились ноги, она упала на четве- реньки и тут же получила пинок от малышки Ро. Третья черная кошка тем временем продолжала тащить Березу, которая ухватилась за Рок- ки и порвала на ней нарядную блузку. Чернухи, придя в себя, втроем потащили обеих. Ро ухватилась за Мушку, Мушка - за Пышку, и тут
  
  на помощь девушкам подоспели поначалу опешившие мужчины. Вся компания Че перебежала на другую сторону улицы. Кошки легкого поведения злобно ругались, размахивая белокурым париком и скаля прокуренные зубы, словно индейцы со скальпом врага.
  - Бессовестные нахалки! - воскликнула Че, ощупывая подбитый глаз.
  - Что вы от них хотите? - со смехом спросил Кот. - Работают дев- чонки, как умеют, главное, что хоть работают!
  - Вы не правы, молодой человек, - сказал возбужденно профес- сор, - мир, как часы, держится на винтиках: "не убий", "не укради",
  "не прелюбодействуй" и других. Профессии киллера или вора вы не считаете общественно полезными, наверняка даже и не рассматрива- ете их как профессии! Здесь тот же самый "винтик": "не прелюбодей- ствуй"! Вы же не хотите, чтобы мир развалился на части?!
  Кот промолчал. Че чуть не плакала, переживая о своей внешности.
  Войшило первым увидел ее проглатываемые слезы.
  - Какие у вас, дорогая, красивые серебристые кудряшки, и вы их так долго скрывали от нас! - сказал профессор. - А синяк - пустяк! Мы все слишком озадачены, чтобы его замечать!
  Паралличини музыкальным слухом уловил журчание воды.
  - Я, как верблюд, выпью целое ведро! Эти чудные звуки идут из внутреннего дворика! - сообщил он весело.
  - Вперед! - бодро воскликнула Че. - Было бы чудненько, если бы там, как в Риме, оказался фонтан с минеральной водой!
  Друзья устремились в узкий проход, ведущий в грязный внутрен- ний двор, пропахший уличным туалетом.
  - Смотрите, девять негритят! - произнес Кот со смехом.
  Морщинистая бабка с сильно выступающей нижней челюстью и огромным ртом, которые делали ее похожей на шимпанзе, намазы- вала грязью из таза десятого ребенка, остальные "грязные" малыши похлопывали себя с большим удовольствием по голым животам и за- дам. "Чудные звуки" издавала струйка мутной воды, текущей из ржа- вой трубы в грязный бачок. Повсюду лежали кучи старого мусора.
  - Это лечебная грязь? - спросил бабку любопытный Кот.
  - Пусть с детства привыкают к грязи, это пе-да-го-гическая грязь, глуповатенький! - с достоинством произнесла старуха.
  - Глуповатенький! - повторил по очереди каждый из "негритят".
  - Обезьяна всегда плохо думает о человеке! - вырвалось из оби- женного Кота.
  Друзья, заткнув носы, поспешили вернуться на улицу.
  - Мне все здесь не нравится, - заявил недовольный Фига, - слиш- ком много впечатлений для одного часа! Предлагаю разбиться на две группы: одну возглавит профессор, другую - я, со мной за би-
  
  летами на вокзал пойдут Кот, Береза и Паралличини. Остальные возьмут немного денег у Рыжика и пойдут в театр, а встретимся в полночь в том большом доме с вывеской на крыше: "Гнездо Рафаэ- ля - 24 часа", где вы разузнаете о докторе и Юме, которого, видимо, тоже уже пора спасать!
  Группа Фигурки по боковой улочке заспешила к вокзалу, а Тетка Че, профессор, Мушка, Пышка, Ро и Кро направились к театру.
  - Какие здесь странные вывески: "Театр. В гостях у Шекспира" или
  "Парикмахерская. Усы кайзера Вильгельма", - поделилась своими на- блюдениями Мушка.
  - Меня удивляет, что нет ни одного цветочка, ни одной бабочки, ни одной стрекозы. Пусть всех птиц они съели, но куда подевались деревья? - сказал Пыш.
  - А деревья взяли да и обиделись, как в твоем романе, - ответил Кро, - осталась пустыня с немытыми окнами и запахом мочи.
  - А у меня, дорогие мои, немного отваливается левая нога. Театр - это то, что ей сейчас нужно! - сообщила Че.
  Рокки заколола брошью в виде балеринки свою разорванную блуз- ку и заклеила пластырем синяк под глазом Тетушки Черепахи.
  - Я сто лет не был в театре! - радостно воскликнул профессор. - Помню, в детстве я тяжело заболел, отец посреди зимы принес не- виданное чудо - большущий ананас и два билета в театр - и сказал:
  "Завтра всего один день проездом выступает пианист-виртуоз Ливер- пуз, который великолепно играет локтем, подбородком, нафабрен- ным усом и даже "сидением", как сказано в афишке! Тебе, академик, придется выздороветь!" Да, да, пришлось!
  Швейцар покосился на помятые прически, потрепанные наряды и широкие улыбки друзей: таких счастливых улыбок он не видел даже у иностранцев.
  Кро купил билеты и предложил наконец-то посмотреть афишу.
  - О! - воскликнула Че, - Музыка Римского-Корсакова, слова Пуш- кина! Спектакль называется "Золотой бройлер"! Русская классика! Как нам повезло! Какое счастье! Билеты безумно дорогие, зая?!
  - Всего один зелепан за все билеты! - радостно сообщил Кро.
  - Места в какой-нибудь "собачьей яме", где ничего не слышно и не видно? - продолжала допрашивать Кролика Че.
  - Места прямо напротив сцены, на возвышении! - ответил с улыб- кой Кро.
  - Слишком хорошо, чтобы быть правдой, - сказала со вздохом Че. Друзья вошли в зал, блистающий золотом и хрусталем. Вокруг ви-
  сели великолепные светильники, над головами горела ослепительная люстра. Стены украшали дорогие росписи и мозаики. Че, не веря сво-
  
  ему глазу, уселась в просторное бархатное кресло. Ро и Кро принес- ли мороженое, удивляясь тому, что здесь разрешено есть в зале, хотя остальные зрители предпочитали пить ген из высоких бокалов.
  - Какие сказочные представления мы давали в детстве! - сообщила Че, с самой очаровательной улыбкой. - Из старого кружевного тюля делали занавес, надевали мамины украшения и наряды, чаще всего ставили "Анюту" (про глухую служанку-деревенщину)! Смысл пьесы был в том, чтобы давать служанке задания, на которые сложно было бы придумать рифму, например:
  "Барыня: Анюта! Анюта! Служанка: Что, барыня, я тута! Барыня: Принеси мне ридикюль!
  Служанка (кидает ей рогожный мешок): Вот вам, барыня, редь- ки куль!"
  Друзья улыбались, Че была счастлива, как в детстве.
  - Надеюсь, мы найдем здесь радостный отдых от наших неудач, - весело сказал профессор Войшило.
  Занавес дрогнул, наступил волшебный миг, медленно погас свет, и раздались аплодисменты. Полилась знакомая с детства музыка. Че сидела с закрытыми глазами, из которых ручьями текли слезы. Она слушала оперу на любимые с детства слова, но рядом очень нервно заерзал профессор, и пришлось открыть глаза. На сцене шли разбор- ки между двумя монополиями, торгующими напитками. Заморского цыпленка, то есть золотого бройлера, изображал мальчик в желтой пушистой шубке из искусственного меха. Че в ужасе закрыла глаза и снова погрузилась в прекрасную русскую оперу. Пели недурно, не убеждало только слабенькое, по-детски писклявое "Ку-ка-ре-ку".
  - Меня сейчас вырвет! Мамочка, это же "Золотой петушок"! Два года назад я пела в Мариинке Шамаханскую царицу и не могу смо- треть, как издеваются над спектаклем! - громко прошептала Ро.
  - Может быть, лучше уйти после того, как перебьют последних ме- неджеров-конкурентов? - спросил Кро.
  - Что они сделали с прекрасной вещью?! - с раздражением про- шептал профессор. - Пародия на искусство!
  Уставшие Мушка и Пышка, наевшись мороженого, сладко спали, прижавшись друг к другу.
  - Эту вещь надо смотреть с закрытыми глазами: слушать, как по- становку по радио, - посоветовала Че.
  - Простите, дорогая, но у меня не получается. Я с надеждой смо- трю на сцену, не появится ли Царь в горностаевой мантии, Звездочет в высоком колпаке или Девица в восточном убранстве, не веря, что нас так чудовищно надули! - возмущался Войшило.
  
  - Хорошо, будите Пыша и Мушку, через две минуты будет рефрен - и уходим! - ответила Че.
  Вся группа профессора Войшило в темноте под шиканье недо- вольных зрителей, увлеченных монопольной войной, пробралась к выходу. И тут щупленький мальчик в цыплячьей шубке приготовил- ся петь. Но пропела за него Тетка Черепаха, пропела на весь зал так, что зазвенел хрусталь, а зрители содрогнулись при мысли о земле- трясении.
  - Ку-ка-ре-ку! - от души во весь голос пропела Че. - Царствуй, лежа на боку!
  Друзья пустились бежать мимо охранников, выскочили из театра и помчались вдоль по пыльной улице, по красноватой потрескав- шейся земле.
  - Во что мы опять вляпались? - спросил на бегу Пыш.
  - В авангард! - отвечал с ожесточением профессор. - Это когда сами ничего создать не могут и начинают эксплуатировать классику, приспосабливая ее под свой убогий интеллект, таким образом созда- вая не новую культуру, а пародию на культуру! Жалкую пародию!
  - Но авангард как новое направление есть и в Волшебном лесу, - сказал Пышка, отдышавшись.
  - Да создавайте свое новое направление в искусстве, но не уродуй- те классику, не щадя чувств тех, кто ее любит, - отвечал возбужденно профессор, - или хотя бы крупными буквами предупреждайте: ""Зо- лотой бройлер" - это изуродованный "Золотой петушок", лакомство для извращенцев!"
  - Не забывайте, друзья, что мы в чужой стране, - сказала назида- тельно Че, - и что мы еще не утратили чувство юмора!
  - А у рынка тоже интересное название: "Купите у Моцарта"! - вос- кликнула Мушка.
  - Эксплуатируют известные бренды, страдая творческим беспло- дием, прикрываясь наверняка знакомой ширмой: "А нам так нравит- ся!" - сказал Войшило с раздражением.
  - Не забывайте, дети мой, что нетворческий человек - это серость, но серость - это тоже человек, ведь надо кому-то и улицы мести! - на- зидала Че.
  - Серость здесь явно улицы не метет, - заметил Кро, указывая на кучи мусора у входа на рынок.
  - Не огорчайтесь, друг мой, сейчас мы купим для вас сувенир на память об этой ужасной стране, - сказала профессору Че.
  На рынке их встретили мутные слезящиеся глаза и липкие любо- пытные руки. Все говорили громко, как и в театре, переживая разные формы эйфории.
  
  - Я сейчас потеряю сознание, давайте попьем хотя бы этой гадо- сти! - предложила Рокки.
  - Ни в коем случае! - запретил Войшило. - "Психотропный ки- сель" - такое же табу, как человеческое мясо!
  - Как хочется пить, правда. Силы небесные! - воскликнула Мушка.
  - Смотрите, друзья, - с восторгом зашепелявил Кро, - на двери торговой палатки гвоздем нацарапан палиндром: "КУЛИНАР, ХРАНИ ЛУК"! Здорово! Сейчас бы на конкурс палиндромов в нашем Волшеб- ном лесу!
  Вся компания уставилась на показавшуюся родной дверь. Дверь отворилась, и вышла полная девушка с подносом грязной посуды. Пыш последовал за ней за угол палатки. Там торчал ржавый водопро- водный кран, Пышка с обаятельной улыбкой помог вымыть липкие чашки и бокалы, расспросил девушку о качестве воды и попросил у нее чистый стакан, из которого напоил всю компанию: от старших до младших. Вокруг лужицы под краном росла зеленая трава, такая пушистая и красивая, что даже подслеповатый Кро заметил ее в своих
  "запотевших от удовольствия" очках.
  - И вышли из воды, и состоим из воды, поэтому без воды жить от- казываемся, - с блаженной улыбкой сообщил профессор, - но мест- ные вполне обходятся без нее - вот вам новый вид! Интересно, что бы сказал Дарвин? "Мутно-липкие"? Это вам не бакланов и тупиков линейкой измерять! Ха-ха!
  Друзья приблизились к открытым торговым рядам, где были сразу же окружены продающими.
  - Купите, господин, одну из трубок Шерлока Холмса! - предложил профессору эйфоричный продавец, вцепившись в его рукав.
  - Зая! Эту вещь нужно обязательно купить! - объявила Че казна- чею Кролику.
  - А вы, мадам, купите корзинку, в которой был найден младенец Моисей! - предложил с невротической улыбкой другой продавец, тро- гая обеими руками Че.
  - Это же историческая находка! Берем! - воскликнул довольный профессор.
  Торговцы ободрились, заблестели слезящимися мутными глазами и перешли в наступление.
  - Только для вас, мадам, красный бархатный халат самой Тетки Че- репахи! - визгливо заголосил первый.
  - Но халат Тетки Черепахи находится в Лондонском музее, - воз- разил Кро, - я сам его там видел!
  - Он вчера был похищен оттуда! - уверенно закричал торговец.
  - То есть вы торгуете краденым? - спросил Пышка.
  
  - Что вы, что вы, господин, мы нашли эту вещь в узелке под Лондо- ном, она уже никому не принадлежала! - объяснил громко нараспев и путая слова второй продавец.
  - Заплати, зая, наконец-то вещь нашла свою хозяйку! - распоряди- лась самодовольно Че.
  - Купите и у меня, мадам, красный бархатный халат Тетки Чере- пахи! - закричал третий торговец, прилепив свои руки к пухленькой ручке Че. - Тот, что вы сейчас приобрели, - фальшивка!
  - Надо купить и этот на всякий случай, - сказал профессор, - не оставлять же дорогую сердцу вещь в этой ужасной стране!
  Как только продавец с деньгами скрылся, в атаку пошел четвертый торговец и тоже с халатом "Т.Ч." Именно эта монограмма была выши- та на нем золотом над верхним красным карманом. Через пять минут каждый из группы Войшило имел по бархатному халату с золотой моно- граммой, но торговцы не унимались, обнимая опешивших путешествен- ников, они со всех сторон предлагали "настоящий халат примадонны".
  - Давайте наденем их на себя, чтобы продающие видели, что они у нас уже есть, тогда нас оставят в покое, - предложил поспешно профессор.
  Все шестеро друзей надели красные бархатные халаты и продол- жили путь по торговым рядам, который оказался более коротким, чем они ожидали. Сзади раздались полицейские свистки, все побежа- ли к выходу, впереди мчалась красная бригада профессора Войшило. У самого выхода друзей окружили стражи порядка и всех шестерых грубо втолкнули в полицейскую машину.
  - Изловили-таки! Изловили вас-таки! - возбужденно объявил за- держанным ликующий усатый страж.
  - Без адвоката отказываемся общаться с вами! - заявила Че.
  - Без адвоката?! Ха! - выкрикнул полицейский. - По этой статье не полагается адвокат! Зачем он вам, если вы уже получили пожизнен- ное заключение?!
  - Это что за статья, позвольте поинтересоваться? - осведомился профессор.
  - За государственное преступление! - выкрикнул злорадно поли- цейский. - Вы вчера своими красными тряпками раздразнили спор- тивных быков, они вырвались из загона и задавили кучу народа, в том числе и крупных гостей с Востока! И сегодня нам уже перекрыли трубу! А из чего делать ген, наш хлеб насущный, из чего?!
  - Но, позвольте, мы сегодня только приехали! - заявил профессор.
  - А вот и неправда! Вас видели и уже опознали, не надо отпирать- ся, это как-то несерьезно! - с довольной улыбкой сообщил полицей- ский. - Как-то некрасиво!
  
  - Это ложь! - прошипела Че.
  Она сидела, красная от гнева, в красном халате, крепко обхватив обеими толстенькими ручками историческую корзинку, пластырь под ее глазом отклеился, и набухший синяк свисал багровым мешочком.
  - Ух ты, злющая старая пиратка! - завопил полицейский, кривля- ясь. - На-ка, укуси меня за пальчик! Ведь укус черепахи смертелен! На-на, что не кусаешь?!
  - Потому и не кусаю, - сказала Че.
  Она разом вся обмякла и стала кроткой и бледной.
  - Юм, Юм, приди и живи в моем доме! - шептала испуганная ма- лышка Ро, - Помоги нам в нашей беде!
  Через несколько минут всю группу профессора Войшило как госу- дарственных преступников Зеленого леса грубо втолкнули в тюрем- ную камеру.
  - Вот вам шесть лепешек и вода в кране, утром разведем вас по
  "одиночкам", за попытку к побегу у нас отрубают голову! - сказал на прощание страж, радостно оскалившись, и захлопнул дверь.
  В камере был только один стул, на который сразу же грузно усе- лась уставшая Че. Остальные разместились на единственном тюфяке и принялись за черствые лепешки. Че съела свою быстрее всех и ре- шила всплакнуть.
  - Давайте вспоминать что-нибудь приятное, - предложила Муш- ка. - Помнишь, Пыш, мы весной гуляли под березами, на которых шла оживленная работа (грачи приводили в порядок свои жилища), и вдруг из гнезда к нашим ногам выпал большой кусок мягкого зеле- ного мха, а ты сказал: "Эх, какую ценную подушку потеряли!"?
  - Нам бы сейчас хоть такую подушку, - отозвался Пышка, - одну на всех.
  - А мне вспомнилось место, где когда-то стоял дом моего детства, - заговорил профессор. - Я ходил как-то кругами вокруг этого места и думал: "Где полянка одуванчиков - там стоял наш большой стол с льняной скатертью, по кайме которой были вытканы снопы и сер- пы. За этим столом нам разливали из большой фарфоровой кастрю- ли наивкуснейший суп, по вечерам за этим столом взрослые шумно играли в карты, а в углу весело потрескивала печка-голландка; мы же, дети, сидели с ногами на диване и разглядывали пыльные картины в рамах. В зимних сумерках они оживали: на картине "Московский дворик" лошадь явно вздрагивала гривой, а на картине "Иван Царе- вич на сером волке" царевна иногда вздыхала украдкой, а у волка с языка капала слюна".
  - В такие минуты, как сейчас, мне вспоминается самое ужасное,
  - сказала Че. - Когда я только начинала музыкальную карьеру, нахо-
  
  дились десятки людей, которые ненавидели меня лишь за то, что я была не такая, как они. Эти злые люди нанимали целые бригады ши- кальщиков, которые освистывали и ошикивали меня на спектаклях. А когда меня признал весь музыкальный мир, они целовали следы от моих туфель на асфальте, когда я бежала из такси в театр. И это, вто- рое, было ужаснее первого!
  - Да-да, - сказал огорченно профессор, - я вас отлично понимаю. Мои коллеги часто воспринимали мой успех как личное оскорбление, в лучшем случае говорили обо мне: "Списал у Дудкина или скачал из Интернета!"
  - Я думаю, мы не страдаем такой злобностью потому, что мы все творческие, - сказал Пыш, - а творчество - это освобождение, очище- ние сознания.
  - А я думаю, имеет место более сложный механизм очистки созна- ния, - сказал профессор. - Разберемся, как оно темнеет в ходе непра- вильного выбора: из "обмануть - не обмануть" мы обычно выбираем
  "обмануть", а в сознании - темное пятно, так как сознание создано светом и из света, оно не терпит лжи; из "взять или отдать" - чаще выбираем "взять", и в сознании - вновь темное пятно, потому что свет - субстанция дающая, а не берущая. Мы постоянно ошибаемся с выбором, а сознание наше сразу же реагирует, потому что оно живое.
  - Механизм очистки сознания крайне прост: покаяние и добрые дела, - сказала усталым голосом Че. - Кайся и кайся! Помогай и помогай!
  - Я каюсь,- сказала неожиданно Рокки, - я забыла... я умолчала о том, что на рынке попила этого напитка, пока вы все пили воду!
  - Но зачем, Ро? - удивился Кролик.
  - Из любопытства, Кро, - отвечала печальная Рокки, - а может, из чувства стадности, а может, из-за моей внутренней порочности - мы ведь даже не знаем, кто были мои биологические родители!
  - Рокки! Хватит рассуждать, пойдем к умывальнику - я помогу тебе промыть желудок, - решительно заявила Мушка.
  - Нет-нет, сначала мне было противно, а теперь я бы еще попила такого напитка, - ответила Ро депрессивно.
  Че никого не слушала, она с ужасом смотрела в угол.
  - Рокки, - шепотом спросила Че, - что это?
  - Не бойтесь, мамочка, это только маленькая серенькая мышка, - сказала равнодушно Ро.
  Это известие стало, однако, последней каплей - Тетка Черепаха сжалась от страха и зарыдала, как дитя.
  - Я не послушалась дедулю и затащила своих близких в эту дыру! - причитала она. - Дорогие мои предки, помогите нам выбраться отсю- да, о, мои дорогие, ненаглядные предки, столь любимые мною!
  
  - А ты по-прежнему будешь, Клотильда, называть прапрадеда Фемистоклюса "трухлявым пеньком, поросшим мхом"? - прозвучал сверху строгий голос.
  - Никогда! - воскликнула горячо Че, озираясь по сторонам.
  Прямо на ее колени упал сверху ключ, который проворный Кро сразу схватил и начал рассматривать.
  - Так, проверим вашу наблюдательность, - предложил профес- сор, глядя на Че, - вода из ванны вытекает по часовой стрелке или против часовой?
  - Так это понятно, друг мой: холодная - по часовой, а горячая - про- тив, - неуверенно предположила Че, смахивая последнюю слезинку.
  - А вот и нет! Все зависит от того, в каком полушарии вы прини- маете ванну! - возбужденно заговорил Войшило. - Этот ключ явно от маленького окна под потолком, ведь в двери нет замочной скважины! Я это заметил сразу, хоть я и не Шерлок!
  - Я допрыгну туда, - сказал Кро, - связывайте скорее пояса от халатов! Кро с ключом и красной веревкой разогнался и допрыгнул, слов- но долетел, до небольшого окна под потолком, проворно открыл его, выглянул и перекинул вниз веревку, по которой все выбрались в глу- хой садик с сухими деревьями. Че захотела подниматься последней, считая себя виновницей происходящего. На самом деле она обвязала себя веревкой, а остальные тянули ее. Тучка сползла с луны, и про- фессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка увидели верхнюю часть Тетки Чере-
  пахи, плотно застрявшей в окошке.
  - Теперь мне отрубят голову! - сокрушенно выдохнула Че, и слезы потекли из ее глаз прямо на сухую землю.
  Кро разбежался, подлетел и повис на ее толстеньких ручках, но Че разжала пальцы, и он упал на профессора, пытавшегося залезть на шершавую стену, обдирая при этом руки, теряя очки и разную мелочь из карманов.
  - Бегите, умоляю вас, убегайте! - громко шептала сквозь слезы Че.
  - Юм! Юм! Приди и живи в моем доме, только помоги нам в на- шей проблеме! - с лихорадочным блеском в глазах повторяла и по- вторяла Рокки.
  - Не бойтесь, Тетушка! А вы все растяните под ней халат! - вос- кликнула Мушка.
  Она встала на колени, вся розовая от волнения, протянула тонкие ручки к небу и воскликнула: "Силы небесные!"
  Черное бархатное небо, украшенное стразами звезд, дрогнуло, от- крылась маленькая дверка, в которой показалось большое ухо, еще более розовое и волнующееся, чем сама Мушка, похожее на живой вопросительный знак.
  
  - О Силы небесные! - с жаром прошептала девушка. - Помогите Тетушке Че выбраться!
  Ухо исчезло, дверка закрылась, все с надеждой уставились на Тет- ку. Она зажала двумя ручками рот, чтобы не закричать, глаза ее от ужаса стали как два синих блюдца.
  - По моей левой ноге бегает маленькая серенькая мышка, - еле слышно прошептала Че.
  Профессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка живо подняли за края один из халатов, и Че, как пробка из бутылки шампанского, вылетела в их заботливые руки, перечеркнув законы физики.
  - Благодарю вас, Силы небесные! - радостно воскликнула Мушка, опуская на землю свой край халата.
  - Варенька! Дорогая моя Варенька! - воскликнул прослезившийся профессор, встав перед Че, как бравый гусар, на одно колено. - Как же я рад! Я давно хотел вам сказать... сделать вам предложение, и вот этот момент настал! Осчастливьте, царица!
  - Варенька? - ревниво прошепелявил Кро.
  - Но как вы догадались, друг мой? - еле проговорила сквозь слезы Че, сияя от счастья.
  - Вы же сами дали мне свой паспорт для оформления визы! - от- ветил не менее сияющий профессор. - Вы старше меня всего на пят- надцать лет, но и Агата Кристи была старше мужа на пятнадцать лет, и это не мешало их счастью!
  Кудряшки Че распушились и засеребрились, глаза блестели, как два драгоценных сапфира, как две ясных синих звезды с белыми лу- чиками на ее щеках (все морщинки на загорелом лице Че разглади- лись, отчего и появились белые, не загоревшие "лучи"). Она была сказочно хороша!
  - Я бы ответила вам: "Мне нужно подумать", - но дедуля сказал, что я уже не подвенечная, - сказала Че, и два синих сапфира померкли.
  - Клотильда, то есть Варюша! Смотри, что у меня есть! Лови, дет- ка! - раздался веселый голос Фемистоклюса из оконца, в котором недавно торчала Че.
  Кро подпрыгнул и поймал что-то блестящее.
  - Маменька, это ваше кольцо, за которым мы все лазили в подпо- лье! - заявил Кролик. - Это оно! Я его узнал!
  - Нет, зая, у меня никогда не было такого большого золотого пер- стня с таким крупным алмазом, и, кроме того, на нем что-то написа- но! - ответила Че.
  Она надела поверх своих очков очки Кро и очки профессора и проч- ла вслух: "Дорогой нашей Клотильде в день свадьбы от всех предков, столь почитаемых ею".
  
  - О, это Кольцо предков! - торжественно произнесла Ро. - Как романтично!
  Все начали рассматривать Кольцо предков, передавая его друг другу.
  - А это вам, господин профессор, - раздался из окошечка голос до- вольного Фемистоклюса, - трубка, которая якобы давно принадлежа- ла Шерлоку Холмсу и которая не так давно была "маленькой серень- кой мышкой"! Хи-хи-хи! Но вам пора в ту самую дверь!
  - Что же вы ответите, госпожа моя? - спросил в нетерпении профессор.
  - Я все скажу за первым чаепитием на нашей полянке! - отвечала с улыбкой, полной очарования, Варвара Никифоровна. - А сейчас нуж- но закопать эти ужасные халаты!
  - Нет, дорогая, - заявил решительно профессор, - мы возьмем их с собой! Если бы не они, у нас не было бы шанса выбраться: где бы мы взяли веревку? И у меня не было бы возможности открыть вам мое сердце!
  Варвара Никифоровна вместе с Войшило аккуратно уложили в историческую корзинку исторические халаты, туда же, на самое дно, положили трубку сыщика и Кольцо предков.
  Друзья хотели помахать дедуле, но окошечко было плотно закры- то, и они вошли в заднюю дверь "Гнезда Рафаэля".
  В полутемном прокуренном холле за толстым стеклом висели картины.
  - Обратите внимание, друзья, - сказал профессор, - днем здесь, ви- димо, торгуют крадеными картинами, посмотрите, "Муза в красном" нашего Кота стоит в два раза дороже, чем "Водяные цветы" Клода Моне, и в три раза дороже, чем "Одуванчики" Дюрера!
  - Если бы Кот не воровал кастрюльные крышки, у него бы не укра- ли картину, - глубокомысленно заметила Варвара Никифоровна.
  - Если следовать вашей логике, матушка, - прошепелявил Кро, - Моне и Дюрер тоже были воришками!
  - Зая, ты же не думаешь, что можно украсть имущество у покойни- ков? Его можно украсть у проворовавшегося музея, - не спеша, объ- ясняла Че, сравнивая свой халат на картине Кота с теми, что лежали в корзинке. - Да, воротник совсем другой, ведь это был еще довоенный фасон! Похоже, нас обманули.
  Усталые от потрясений путники вошли в большое помещение, над входом которого висела вывеска: "Зал интеллектуальных бесед". Здесь можно было дождаться полуночи и встречи с группой Фиги. По липкому полу друзья проследовали в самый дальний угол к свободно- му столу. За соседним столиком сидели трое мужчин, они пили ген из высоких бокалов и громко разговаривали между собой, не обращая ни на кого внимания, как и все в этом зале.
  
  - Я их сразу узнал, - возбужденным шепотом сообщил профессор, - толстый и лохматый, похожий на Ральфа Дарендорфа, - это Африкан Горилкин, главный редактор одного из популярнейших журналов, где напечататься - несбыточная мечта; рыжий и лысоватый - всемирно известный ученый Федя Крик; в шляпе и с красным носом - Поль Си- няк - думаю, никому не нужно объяснять, что это художник с миро- вым именем! Послушаем их беседу!
  - Нет ли этого клопа в стакане?! - воскликнул грозно Синяк, эйфо- рично двигая бровями. - Кто бы мне сказал, что клоп - это ловушка для тараканов, я бы не поверил!
  - Хотите знать, братцы, как я стал тараканом? - слезливо загово- рил Африкан. - Я страдал "синдромом редактора", то есть сам ино- гда пописывал, а когда мне приносили что-нибудь интересненькое, я прятал эту рукопись в дальний ящик стола! И я столько напрятал (а рука выбросить не поднималась), что мне уже стало тесно в моем пространстве! К тому же мой стол начал зловеще гудеть, как улей! Что там "мальчики кровавые в глазах", когда тебя и днем, и ночью преследует твой собственный письменный стол! Я пошел к психиа- тру, а он мне: "Меньше надо пить, Африканушка! У тебя мешки под глазами, как карманы у Рокфеллера!" А я ему: "Это почечная недо- статочность от глубокой печали!" Тут и появился зеленый гений, который пообещал мне бесшумное местечко, где я буду жить среди великих людей, не испытывая завести! И вот я туточки. В этом от- стойнике человечества я пишу диссертацию о зависти! О той самой зависти, которая погубила мою широкую душеньку! Я расскажу вам, милые мои, занятную древнерусскую былину. Сидят богатыри за столом, как мы, только пьют (конечно, не это пойло). Один из них говорит: "Братцы мои, я вчера вороного жеребца купил: холкой по- ведет - словно серебром взыграет!" Богатыри насупились, в круж- ки уставились, а второй говорит: "Ой, братцы мои, что конь? Я два дня назад купил себе такой меч, что дамасская сталь рядом с ним отдыхает! Рукоять вся в каменьях!" Богатыри запыхтели в кружки, совсем помрачнели, а третий говорит: "Ох, братцы мои, что меч? Вот я неделю назад женился! Жена - что пава, как улыбнется - словно солнышко встает, как косу распустит - словно реченька блестит!" Бо- гатыри почернели, как туча, а один вскакивает и говорит: "Братцы мои, помните, мы вчера спорили: кому ехать на заставу, где птицы не поют, деревья не растут и откуда живым никто не возвращается? Вот пусть он и едет: понежился с молодой женой, а теперь пусть поохра- няет родные границы!" Мы завидуем не всему, всему завидовать - это патология! Я, например, до слез хотел написать поэму "Мальчики и пальчики", в ней молодые заботливые няни должны были ухаживать
  
  за карапузами. Они их холят и лелеют, но, как только отходят от игр и забав и начинают наставлять на дельное и серьезное, шалуны от- кусывают у нянюшек пальчики! Хотел - да не смог! Почему какой-то плюгавенький Майонезов может, а я нет? Я завидовал ему безмерно! Зависть повсюду! Проанализируйте такие выражения: "Втюрился!",
  "Влюбился по уши!" - это же воплощенная зависть!
  Африкан страшно вращал мутными глазами между опухших век.
  - А я поведаю вам, ребятки, еще более печальную историю, - ска- зал Синяк, - не знаю, как там в музыке или в поэзии, а в живописи так: Иванов берет светотень у самого Бога, Петров - у Иванова, а Си- доров - у Петрова, и так далее, пока светотень не превращается в по- ющий ушастый баклажан! Так вот, я всегда был в этой обойме Сидо- ровым, а мне до слез хотелось быть Ивановым! А для чего хотелось? Чтоб скупить все европейские ведущие галереи, чтоб быть хозяином воплощенных творческих душ! Я понимал, что быть Ивановым и одно- временно хозяином - это все равно что сидеть на Северном полюсе и ждать пингвинов, но я не хотел в это поверить! Тут и подоспел ко мне клоп-вонючка, который пригласил меня в "государство безмерных перспектив"! И вот я такой же "тарик", как Африкан, влипший в ту же самую слизь! Мы все здесь мутно-липкие, потому что у нас утрачено понимание ясности, мы не знаем правды, только полуложь, оттого и липнем маниакально друг к другу в надежде высосать хоть крупицу правды! И самое ужасное, ребята, мы не хотим уже уезжать отсюда, мы пригрелись в загаженном гнезде на темной стороне времени!
  - Моя тараканья история еще банальнее, - сказал Крик, - я хотел того, что хотят все: поклонения и власти. Я изобрел "чудо-кнопку". Допустим, кто-то из вас написал научную статью, я ее проверяю на компьютере на предмет плагиата - оказывается, что уникальность текста только 17 процентов, а остальное скачано из разных источни- ков; но я нажимаю "чудо-кнопку" - и машина выдает анализ статьи с уникальностью текста в 71 процент! Ко мне потянулся весь научный мир за процентами! Но мне хотелось такую кнопку, чтобы коллеги мне не только платили, но еще и спрашивали моего разрешения на все важные действия в своей жизни! Мне хотелось быть менеджером их судеб! Я бился до полного облысения черепа! И вот появился зеле- ный человечек, а остальное вам известно. Но как же я страдал здесь в первые дни! Здесь же все говорят друг о друге только мерзости, дума- ют только гадости! Я ходил, словно обвешенный черными жирными грязными хвостами! Я был весь больной от их слов, мыслей и взгля- дов! Я раньше считал, что можно почернеть и заболеть только от сво- их грехов, но здесь бы и у ангела почернели крылья! И самое ужасное, что многие из них еще называли себя христианами! Вот эти - недо-
  
  развитые, не имеющие ни одной доброй мысли или доброго чувства! И вот я - один из них; теперь мне уже кажется, что они обычные - нормальные, развитые, добродетельные! Мы сравнялись с ними в се- ром цвете, стали частью однородной серой массы!
  - Не согласен, - выкрикнул Синяк, - мы не серая масса, мы "яркие липности"!
  Группа профессора Войшило во все глаза смотрела с глубоким со- чувствием на "мутно-липких". Варвара Никифоровна утирала пла- точком слезы, но, услышав о страданиях ученого, она не выдержала, вся собралась, как перед выходом на сцену, и воскликнула: "Потерпи- те, друзья, мы сегодня вернемся на родину и организуем экспедицию, которая освободит вас!"
  - А вы кто такие? - испуганно спросил Синяк, оглядывая спутни- ков Варвары Никифоровны затуманенным взглядом.
  Этот взгляд остановился на Мушке, и художник, приняв вальяж- ную позу, произнес:
  - Фея с золотыми волосами и матовой кожей, мне нужно напи- сать ваш портрет, если я еще отличу охру от кадмия! А освобождать нас не надо! Мы птенцы самого Рафаэля, сам Рафаэль свил для нас гнездо!
  - Но кто вы? На наших козлов вы не похожи, - пробасил Афри- кан, - вы не похожи и на энергично-наглых хулиганов и завистников из Синего леса, вы напоминаете скорее добродушно-романтических чревоугодников из Волшебного леса. Не удивлюсь, если кто-то из вас сочиняет стихи такого типа: "Утки, дорогие мои утки, наконец-то вы вернулись к нашему заснеженному бережку!" Передайте вашему пре- словутому Майонезову, что я набью ему при встрече морду! Будут ему и мальчики, будут и пальчики!
  - Прекрасные строчки, - сказал красный Пыш с обидой в голосе, поднимаясь со стула, - про уток, конечно.
  И тут он что-то заметил в стаканах мутно-липких.
  - Смотрите, зелено-розовая курица! - воскликнул Пышка.
  Он поднял голову, но на потолке висела только зеркальная люстра, а из стакана Крика на Пыша злобно смотрел зеленый Юм в розовой накидке, розовых сапожках со шпорами и красной, свисающей зубца- ми, как гребень, шапочке.
  Крик, Горилкин и Синяк поспешно загремели стульями, подобо- страстно вперяясь мутными взглядами в стаканы, шатаясь в разные стороны, принялись кланяться отражению клопа, повторяя вразнобой:
  - Поклоняемся! Поклоняемся! Только налей на халяву, батя!
  - Пойдемте в другой зал, друзья, - сказал огорченный профессор, - здесь так накурено, что и красный воробей примерещится, а эти то-
  
  варищи нас уже не слышат и не видят. Как я и предполагал, ген раз- рушает сознание, увы, увы.
  Команда верных друзей вошла в "Зал творческих состязаний", где играла приторно-чувственная музыка из модной композиции "Рвот- ный порошок". К вошедшим сразу же подбежал молодой человек с микрофоном - ведущий шоу.
  - Представьтесь, пожалуйста, и ответьте на вопрос: "На какие типы делятся люди?" - спросил он.
  - Войшило, - скромно сказал профессор, - а все люди делятся на
  "развитых" и "неразвитых", последних можно называть "зелеными". Вся проблема в том, что им приходится жить вместе: "развитые" сме- ются над "неразвитыми", а "неразвитые" гораздо больше травят "раз- витых", хотя и во всем подражают им.
  - А кто такие развитые? - удивленно спросил ведущий шоу.
  - Те, у которых развиты все четыре составляющих: чувственная, рациональная, душевная и духовная, - сказал усталый профессор.
  - А если у человека развита только одна, как вы говорите, состав- ляющая? - осторожно спросил ведущий.
  - То перед нами - больной монстр, - ответил ученый. Молодой человек обратился к Че.
  - Варвара Никифоровна, - с достоинством произнесла она и про- должала с присущим ей женским обаянием, старательно подбирая слова. - Чем больше в человеке божьего, тем сложнее определить его тип, легко тип можно определить у чисто биологического, природно- го человека. Я думаю, что все люди делятся на "сытых" и "несытых":
  "сытые" самодостаточны, они все, что хотят, могут и все, что могут, хотят, у них всегда все хорошо получается, а "несытые", что хотят - не могут, а что могут - не хотят, они часто превращаются в "завистливых хищников", в "мелких грызликов"!
  - Этот тип людей, наверное, самый интересный, - со снисходи- тельной улыбкой сказал молодой человек.
  - Для психиатров - несомненно! - вставил профессор.
  Ведущий пригласил всю группу Войшило поучаствовать в конкур- се поэтов, где будут разыгрываться большие денежные призы. Пышка поспешил к столу жюри, чтобы зарегистрировать свою кандидатуру. На месте председателя жюри восседал Бобер в оранжевом галстуке и желтых туфлях, рядом с ним - скромная девушка с длинными волоса- ми и котята с улицы академика Лизалкина.
  Приторная музыка умолкла, включили розоватый свет, любители поэзии зааплодировали, на сцену поднялся сам Бунькин в расстег- нутой до пояса красной атласной рубашке - приземистый крепыш с большой "антистрессовой подушкой" под рубашкой. Он нервными
  
  движениями растрепал до художественного беспорядка шевелюру и начал читать свои новые стихи несколько с надрывом:
  
  Выхожу один я на дорогу
  В старомодном ветхом шушуне, В студеную зимнюю пору Перчатка с левой руки на мне!
  
  Любители поэзии ликовали, а Бобер воскликнул:
  - Ай да Бунькин, ай да щукин сын! - и потише добавил, для ко- тят: - Помним, что он собу..., то есть товарищ за трапезой академика Лизалкина!
  На сцене, между тем, уже стоял долговязый одиозный Мунькин, который собрался прочесть свое стихотворение "Самость". Он ухва- тился за подтяжки, подпрыгнул несколько раз, как парашютист, рас- кинул длинные руки и "полетел":
  
  Я вижу красный квадрат - И я лезу в него!
  В нем я вижу белый квадрат - И я лезу в него!
  В нем я вижу синий квадрат - И я лезу в него!
  В нем я вижу черный квадрат - И я лезу в него!
  И я вижу в нем мужика с топором, И я понимаю, что это Малевич,
  А может быть, это - я САМ!
  
  Слушатели приняли "Самость" с восторгом, а Бобер воскликнул:
  - Ай да Мунькин, ай да щукин сын! Превзошел самого себя! - а по- тише, для котят, добавил: - Не забываем, что он одноклассник и, ка- жется, родственник Лизалкина! За него нам академик шею свернет!
  Затем читала свои стихи женщина по фамилии Никакая, но сти- хи были интересными: о том, что им в отделе повысили бонусы, дали тринадцатую зарплату, и главный бухгалтер обещал еще дать премию. Позитивная поэзия возымела действие, все смотрели на поэтессу с приятными улыбками. Бобер многозначительно сообщил котятам:
  - Всегда поддерживайте сильных и тех, кто много имеет, - не ошибетесь!
  Последним выступал Пыш. Усталый и бледный, он поднялся на сцену. Че в это время горячо шептала Бобру и котятам:
  
  - У Пыша большие материальные трудности, поддержите своего земляка! Это наша гордость!
  Те обещали ей поддержать "нашу жемчужину".
  Пыш объявил, что он для всех прочтет свое новое стихотворение
  "Одуванчики", отчего в зале сразу наступило напряжение. Поэт начал читать просто, но энергично:
  
  Ты звезда, и я звезда - Россыпи соцветий, Ты всегда, и я всегда Жили меж созвездий.
  
  Луг зеленый и стога В золотом разливе, Только синие луга
  Кажутся счастливей!
  
  Ты слуга, и я слуга Жадных, злющих пчелок, Видим синие луга
  Из-под черных елок.
  
  Лишь последний луч угас, Жмемся, что есть мочи, Одуванчики на нас Сверху смотрят ночью!
  
  Солнце - я, и солнце - ты, Зорька у порога!
  Вот любимые цветы Ангелов и Бога.
  
  Пышка закончил и старомодно почтительно поклонился. Апло- дировали только профессор, Варвара Никифоровна, Мушка, Кро, Ро и две маленькие девочки в первом ряду. Девушка скромного вида с длинными волосами, подруга Бобра, неожиданно привстала и закри- чала во все горло:
  - Смерть одуванчикам! Сбреем последний одуванчик с лика плане- ты! Даешь гламур!
  - Простите, голубушка, - сказал осторожно профессор, - но гла- мур - это маска на лице больного проказой.
  Девушка взглянула на него, как на больного старикана.
  
  - Одуванчики будут всегда! - сказала звонко маленькая девочка из первого ряда.
  - Одуванчики будут всегда, потому что мы будем плести из них веночки, - сказала еще более звонко другая маленькая девочка из первого ряда.
  Бобер никого не слушал, он уже подводил итоги конкурса: первая денежная премия присуждалась Бунькину, вторая - Мунькину, тре- тья - Никакой, остальных жюри благодарит за участие.
  - Не огорчайся, Пыш, - сказал первый котенок с улицы академика Лизалкина, - после своей смерти ты будешь сказочно богат, помяни мое слово, старина!
  - А тебе не кажется, Пыш, что талант уязвляет людей? - спросил второй котенок.
  - А это как-то не гуманистично, Пыш, - заметил третий из котят.
  - Особенно, если этот талант не от Бога, - сказал четвертый, глубо- комысленно подняв вверх указательный палец.
  - Да и какое отношение имеет эта тема к нашей, так сказать, роди- не, к нашему Волшебному лесу? - спросил пятый.
  - Да и председатель сказал, что не все твои стихи - твои! Надо быть честным, Пыш! Кроме того, медицинская организация предупрежда- ет, что майонез опасен для здоровья. Может быть, тебе сменить псев- доним? Короче, скажи спасибо, Пыш, что не посадили и не оштрафо- вали! - резюмировал шестой котенок.
  - Все, ребята, на сегодня мы уже согрешили, расходимся, - закон- чил рефлексию Бобер, снимая оранжевый галстук.
  "Гнездо" опустело.
  - Я тебе расскажу одну историю, сынок, - сказала ласково Варва- ра Никифоровна. - В Англии жила очень добрая женщина, бывшая медсестра, но ей не удалось скопить денег на старость, как и многим другим, кто больше отдает, чем берет. Однажды она делала в своей квартире ремонт и забрызгала побелкой старую-престарую картину, которую давно пора было выкинуть. Но женщина отнесла ее в мастер- скую почистить. Там ей посоветовали показать картину экспертам, хозяйка картины так и сделала. Эксперты признали в этом полотне подлинную работу Леонардо да Винчи! Добросердечная женщина жила безбедно до конца своих дней. И на твои работы, мой мальчик, найдутся эксперты, а не котята, потому что Бог никогда не оставляет без помощи добрых людей!
  - А вот и мы, - неожиданно за их спинами прозвучал голос Фигурки. Друзья вздрогнули и обернулись с радостными улыбками. Но как же выглядел герой и его группа, которую хотелось назвать "труппой"! Фига со спутниками, вымазанные мазутом, в синяках и ссадинах, еле
  
  стояли на ногах. Фигурка сжимал грязной рукой баночку с остатками вишневого варенья.
  - Где Юм? - спросил Фига у Пыша.
  - В соседнем зале, хотя мне никто не верит, - ответил поэт. Фигурка стремительно прошел в "Зал интеллектуальных раз-
  мышлений", остальные последовали за ним, не совсем понимая его действия. В зале оставались только три знакомых интеллектуаль- ных гиганта: Африкан Горилкин, Федя Крик и Поль Синяк. Все трое храпели, как сибирская кошка из ресторана "Исаак Ньютон", поло- жив головы на круглый липкий стол и обхватив руками стаканы с мутным напитком.
  Фига, открыв баночку и уставившись на зеркальную люстру, заго- ворил голосом гипнотизера: "Юм! Посмотри, что я принес для тебя! Свежайший человеческий мозг!"
  Где-то наверху послышался шорох, все уставились туда и увидели на полке маленькое бархатное креслице, а в нем заспанного, недоволь- ного зеленого Юма в розовой накидке и в красной шапочке с зубцами.
  Юм злобно уставился на Фигу.
  - Посмотри, Юм, я принес тебе мозг академика Дудкина, твоего оппонента, который разносит в пух и прах твои научные статьи в пе- чати! Попробуй! Свежак!
  Юм не заставил себя уговаривать: он криво усмехнулся, живо скинул накидку и шапочку, расправил крылышки и нырнул в банку. Фига, мгновенно закрыв крышку, поставил банку на свободный сто- лик и пригласил друзей присесть и послушать важные новости.
  - Отпусти его! Ты воспользовался его доверчивостью! - неожидан- но резко закричала Ро, пытаясь схватить банку с пленником. - Всякая жизнь имеет право на существование! О, он весь в крови!
  Все уставились на банку, внутри которой, злобно ругаясь, пры- гал Юм, вымазанный вишневым вареньем. Он прижимал то и дело лицо, перекошенное гримасой, к стеклу, отчего оно становилось еще безобразней.
  Друзья вопросительно посмотрели на Фигу.
  Он, встав на стул, поставил баночку в мягкую пыль на самую высо- кую полку под потолком, где долгие годы "не ступала нога человека".
  - Юм и академик Лизалкин - это одно лицо,- сказал Фига, спрыг- нув со стула.
  - Зеленый вонючка - это всемирно известный ученый? - с недо- верием прошепелявил Кро.
  - О, как же я глуп! - воскликнул профессор, стукнув себя по лбу ла- донью. - Как я мог забыть, что Лизалкина зовут Юлий Маузерович?! Но его памятник? Я сам возлагал ромашки к ногам бронзового вы-
  
  сокого худощавого старика с бородкой и со шпагой (видимо, шпага нужна для того, чтобы сокрушать ею гранит науки)!
  - Да, - объяснил Пышка, - я помню эту историю: на складе оказал- ся только памятник Дон Кихоту, а на другой у нашего правительства не было денег.
  - Итак, что мы имеем, - сказала хладнокровно Варвара Никифо- ровна, - Юм и Лизалкин - одно лицо, как и розово-зеленая курица, которой поклоняются мутно-липкие аборигены. Немного.
  - Мы имеем больше, - сообщил Фига с усмешкой на осунувшемся породистом лице, - из этой страны нет выхода.
  - Совсем?! - одновременно раздались несколько голосов.
  - Насколько нам удалось выяснить, - сказал печально Фигурка, - мы пришли на вокзал, но оказалось, что один билет отсюда стоит в десять раз больше, чем билет сюда. Не теряя времени, мы нанялись мыть и ремонтировать дорогие машины в гараже некоего "хозяи- на", за полдня заработали нужную сумму и поспешили к кассе, где услышали, что билеты подорожали в пять раз. В гараже мы так... за- гваздались, что не отличались от попрошаек, встречавших поезда. Не раздумывая, наша группа присоединилась к ним. Нам подавали ще- дро многочисленные туристы, особенно Березе, жалобно мяукающей и клянчившей на всех языках мира. Через три часа мы были возле окошечка кассы, из которого услышали, что на ближайший месяц би- летов нет. Что оставалось? Начали наблюдать и соображать, как без билетов пробраться в поезд. Поезда останавливались часто, но, как мы заметили, приезжающих - много, а уезжающих - ноль! Мимо нас шли пустые вагоны, в кассе не продавали билеты, а полицейские и близко не подпускали желающих уехать к перрону. Тем, кто проявлял настойчивость, давали тройной ген, они успокаивались, и их куда- то увозили. Происходящее нам показалось более чем странным. За двести зелепанов мальчик-попрошайка рассказал нам, что все здесь принадлежит хозяину - академику, уехать и убежать отсюда невоз- можно, так как эта сухая земля окружена непроходимыми болотами. Хозяин летает по всему свету и заманивает сюда разными обманами самых богатых, самых умных и самых одаренных! Он питается только чужими мыслями! Не брезгует и серым веществом!
  - Так вот ты каков, академик Мориарти! - сказала Варвара Ники- форовна в сторону баночки на пыльной полке.
  - Не будем медлить, пока нас не хватились в тюрьме, идем к старо- му Лисопеду в Музей быта! - воскликнул энергично профессор и схва- тил "историческую" корзину.
  А Мушка схватила за руку Ро, пожелавшую допить напиток Го- рилкина.
  
  На выходе друзья обратили внимание на то, что лавка краденых картин открыта, там сидел у кассы все тот же Бобер.
  - На ваши деньги можно купить картины Дюрера и Моне или вы- купить для Кота "Музу в красном", - прошепелявил с умным видом Кро, указывая на мешок с деньгами.
  - Намалюет другую, - отрезал Фига, - а деньги нам могут пона- добиться.
  Никто не возражал.
  
  Дверь в Музей быта оказалась незапертой, несмотря на поздний час. Путешественники вошли в полутемное помещение, где при све- те уличных фонарей увидели две грузные фигуры, сидящие в крес- лах. Одна поблескивала и, видимо, была неживой: казалось, что она сделана из чистого золота. Во второй фигуре друзья узнали горбуна- чистильщика в черном плаще и в клоунской маске, из-под которой торчала черная борода.
  - Ох, - вскрикнула Варвара Никифоровна со страхом и схватилась за сердце.
  Кро, отпустил руку Ро и, подбежав к матери, взял ее за теплую пух- ленькую ручку.
  - Не бойтесь, матушка, это чистильщик, я сразу узнал его, у него развита только одна составляющая сознания, связанная с мыслитель- ными процессами, и все электромагнитные импульсы сосредоточен- ны только в этой части, поэтому он умеет читать мысли и моделиро- вать чужое сознание, вследствие чего этот больной монстр считает себя божественным! - мысленно сказал Кро в сторону уха Че.
  - Что из того, Кро, что я чистильщик? - раздался изнутри сидящей фигуры утробный, громкий и властный голос, от которого все вздрогну- ли. - Я и чистильщик, и король, и злой клоун, и музейный работник, и директор театра, и актер, и стрелок, и коллекционер! Что из этого, Кро?
  Наступила, как говорится, гробовая тишина. Чистильщик взял себя в руки и продолжил, словно отрыгая слова:
  - У вас, господа, есть два выхода: или поклониться моему золотому изваянию, или принести дар моему музею. Конечно же, этот дар дол- жен быть золотым.
  Наступила неловкая пауза, не двигались даже тени оцепеневших фигур.
  - Рокки! Мне нравятся твои духи, - прозвучал тот же ужасный ну- тряной голос, - в них чувствуется аромат восточных благовоний!
  Малышка Ро увидела в прорезях клоунской маски возбужденно блестящие глаза, устремленные на нее, и решила, что ей нужно за всех поклониться этому комедианту.
  
  Она попыталась встать на колени, но Мушка, крепко державшая ее руку, так сжала ей пальцы, что Ро от боли застыла на месте.
  - Рокки! - затрубила мрачная грузная фигура, укрытая черным плащом. - Твой муж больше любит свою мать, чем тебя, и так будет всегда! Оставайся здесь, Рокки! Мы с тобой поиграем в странную, но интересную игру: ты будешь уменьшаться, а я - увеличиваться! По- смотри на портреты этих красивых женщин, висящие на стенах: это все знаменитые актрисы, балерины, певицы, но они так уменьши- лись, что перестали существовать!
  "Если он сделает к ней хоть одно движение, я перегрызу его бычью шею!" - подумала напряженная Че.
  - Этого не произойдет, маменька, - мысленно ответил Кро.
  Пыш шагнул и закрыл напуганную Рокки своим широким телом, Фига встал рядом с ним - плечом к плечу. Чистильщик был явно удив- лен их реакции. Первым из комы вышел профессор.
  - Я предлагаю в дар вашему музею отличные золотые часы, кото- рые даже имеют собственное имя - "Подарок раджи", -дипломатично сказал он, расстегивая браслет часов, - очень тяжелые часы!
  - Разумно! Ценю ваше великодушие, господин профессор, они бу- дут лежать в витрине моего музея между портсигаром Македонского и мобильником Наполеона! - проговорила утробно фигура.
  - О! - изображая восторг, отозвался Войшило, передавая часы Ли- сопеду, который царственно указал на дверь.
  В эту дверь, натыкаясь друг на друга, поспешно выбежали путеше- ственники; последним вышел Кро, он галантно поклонился Лисопеду и спокойно закрыл за собой дверь.
  Друзья оказались, как им показалось, на слабо освещенном перро- не станции метро, где сразу же заметили вагончик дрезины, в кото- рый вошли, не раздумывая.
  Парраличини как самый опытный водитель взялся управлять дрезиной.
  - Как же здесь воняет конским пометом! - сказал Фига. - Этот са- модовольный тип, наверное, любит покрасоваться на лошади!
  - Могу представить, каковы ее размеры, чтоб на нее смог влезть такой здоровяк! - откликнулся Пыш.
  - Думаю, она больше моего Осла, - задумчиво произнес профессор. Че плюхнулась на сидение и заявила:
  - Пусть наш путь пропах навозом, но это путь к свободе!
  - Хотелось бы так думать, дорогая, но не человеческие ли кости белеют на шпалах? - сказал озадаченно профессор. - Та явно похожа на берцовую!
  Рокки вздрогнула всем телом и завопила:
  
  - Это кости женщин, которых он съел! Я вся в черной ваксе! Я хочу принять ванну!
  Она зарыдала, прижавшись к Варваре Никифоровне, истерично и безутешно. Адриано, наконец, разобрался с управлением, и дрезина поехала по тоннелю. Сухое потрескивание на рельсах приводило всех в ужас. Перрон, однако, как ожидали путешественники, не кончал- ся, на нем появились экспонаты. Это были многочисленные унитазы всех форм, времен и народов. Рядом с каждым из них стояла таблич- ка, указывающая, что данный экземпляр принадлежал в таком-то веке такому-то патрицию, или феодалу, или кардиналу, или друго- му вельможе. Многие экспонаты, сделанные из цветного фарфора и расписанные лотосами, фруктами, попугаями, напоминали ориги- нальные произведения искусства. Дрезина сама остановилась возле гигантского унитаза размером с двухэтажный коттедж и, сколько Па- ралличини ни трудился, не двигалась с места.
  Из-за унитаза вышли четыре дракона, которые велели путникам выйти на перрон.
  - Началось! - сказал Фига. - Возьмемся за руки, и ничего не бойтесь!
  - Вы должны отгадать четыре загадки, тогда мы вас пропустим вперед, - сказал первый дракон со свирепой физиономией, - вот вам первая загадка: что такое время?
  - Это ДНК Вселенной! - не раздумывая сказал профессор.
  - Ответ принят, - сообщил удивленный дракон.
  - Вторая загадка, - заговорил второй дракон с еще более свирепой мордой, - две пестрые ленты переплетаются между собой и соединя- ются тремя палочками?
  Друзья наморщили лбы.
  - Это что-то, связанное с Шерлоком Холмсом, - прошептала Варва- ра Никифоровна, - в одном его деле были пестрые ленты.
  - Нет, нет! Я знаю, - сказал Пыш, - это просто ДНК, а три палочки - это водородные мостики!
  - О нет, это гениально! - воскликнул профессор. - Но такие же мо- стики есть и в ДНК Вселенной, то есть во Времени! Дайте мне скорее клочок бумаги, это надо записать, ведь это не что иное, как "мостики Фемистоклюса"! Целые народы могут переходить на новый этап раз- вития, и наоборот - целые народы могут прекращать развитие!
  - Не отвлекаться! - рявкнул злобно третий дракон с очень сви- репой мордой. - Третья загадка: сахар - фосфат - сахар - фосфат, что это?
  Лбы у путешественников пошли складками, глаза у профессора от напряжения вылезли из орбит, очки его запотели.
  
  - Не мучьтесь, друзья, я знаю ответ, - сказала Варвара Никифоров- на, вынимая из ушей золотые серьги с жемчугом, - правильный от- вет: "серьга и еще серьга", как и принято в этом королевстве!
  - Нет, мадам, - заявил первый дракон, - правильный ответ: "серь- га - запонка - серьга - запонка"!
  И он указал взглядом на платиновые запонки профессора.
  - Это же голос моего старшего брата! - воскликнул Кро, кото- рый все принюхивался и принюхивался с первой минуты встречи с драконами.
  Старший дракон уставился на Кро, словно желая заглотить его в кровавую клыкастую пасть. Неожиданно и поспешно он сдернул с себя свирепую маску и весь огненный костюм, схватил Кро и, прижав его к седым усам, воскликнул:
  - Мальчик мой дорогой, Фимушка!
  Кро со слезами на глазах обхватил шею кролика-генерала, большо- го любителя оригами.
  - Вам надо спешить, - сказал генерал, - Лисопед на своей малень- кой дрезине сейчас поедет проверять, уехали ли вы в подземный уро- вень его королевства, где никогда не бывает света и нужно много ра- ботать, производя ген.
  - Лисопед - король? - удивился профессор.
  - Да, - отвечал генерал, - здесь все принадлежит ему. Клоп загоня- ет сюда публику, Лисопед ее обирает и обращает в рабство, расплачи- вается он с клопом интеллектуалами и творческими.
  Три других кролика-дракона, сняв с себя карнавальные тряпки, уже приставляли высокую лестницу к гигантскому унитазу.
  - Выход внутри этого экспоната, - сказал генерал, - спешите, уже гудят рельсы.
  - А эти кости? - спросил профессор. - Неужели это его дамы?
  - Это кости тех, кто бежал навстречу Лисопеду, желая остаться на светлой стороне его владений, - ответил генерал и скомандовал: - Вперед! Живо!
  Друзья полезли по крутой лестнице, которую наверху придержи- вали три кролика, впереди старшие, сзади младшие, процессию за- мыкали Пышка, Мушка, Рокки и Кро.
  - Но к чему это испытание, если все предрешено? - уже на лестни- це спросил у генерала профессор.
  - Чтобы отсеять пищу клопа - интеллектуалов, один из которых, Федя Крик, и составляет испытательные задачки, - ответил старший брат Кро.
  Луч от приближающейся дрезины упал на лестницу. В дрезине кто- то надсадно и резко заржал, и раздался леденящий душу вопль:
  
  - Рокки! Лети ко мне, моя пташка! Я сделаю для тебя золотую клетку, украшу ее алмазами и дам тебе много-много этого прекрас- ного напитка!
  Ро, бледная и перепуганная, отняла руки от лестницы и с криком:
  "Я хочу еще этого напитка!" - прыгнула вниз. С растрепанными воло- сами, с перекосившимся лицом, словно фурия, она мчалась навстречу смерти. Сидящий в дрезине, не сводя с нее глаз, медленно достал из- за спины большой лук. На верхних ступеньках лестницы вскрикнула Береза и запричитала Че. Мушка, прижав тонкие ручки к груди, про- шептала: "Помогите, Силы небесные!" Она оттолкнулась от лестницы и полетела. Она полетела так быстро, что почти сразу нагнала Рок- ки, ухватила ее прямо за растрепанные волосы и понесла назад. Но пухленькая, визжащая, как поросенок, Ро была тяжелой, и Мушка с трудом удерживала ее. Удивленный Лисопед, казалось, был заворо- жен зрелищем. Кро неловко подпрыгнул, распластался в воздухе, как каракатица, и полетел на помощь Мушке. Он схватил Рокки за руку, вдвоем они понесли беглянку гораздо быстрее.
  Вся компания застыла в ужасе на краю гигантского унитаза, Ли- сопед приставил стрелу с ярким оперением и прицелился прямо в за- тылок Кролика.
  - Растворись, сынок! - закричал хрипло генерал.
  Кро попытался раствориться, но не смог. Лисопед натянул мощной рукой тетиву, улыбнулся, и вдруг его лук подскочил вверх, и стрела пробила свисающий с потолка кабель, который заискрился, и погас- ла часть освещения в и без того мрачном тоннеле. Раздосадованный стрелок грубо выругался.
  Усталые Мушка и Кро поставили Рокки на верхней площадке ги- гантского унитаза, где их приветствовали друзья. Береза сразу же ух- ватила за шиворот Ро и принялась шлепать ее по заду, приговаривая:
  - Вот тебе, самовольная злая девочка, вот тебе! Еще совсем малень- кой ты забралась в мою сумочку, съела мою любимую французскую помаду и устроила кавардак! Вот тебе! А как ты расстроила Тетушку, без разрешения уплыв с нами в кругосветку! Вот тебе! А сейчас из-за тебя чуть не погиб твой муж, вот тебе, вот тебе! Ты, одна из всех нас, самовольница, напилась этой гадости! Вот те...
  Паралличини вырвал малышку Рокки из цепких рук Березы и при- жал ее заплаканное лицо к своему мягкому круглому животу.
  Лисопед насладился зрелищем, усмехнулся и скинул с себя черный плащ. Генерал скомандовал:
  - К резервуару с водой повернуться и на счет "три" прыгнуть вниз! Но на счет "три" никто не прыгнул, все смотрели с ужасом на про- исходящее внизу. Лисопед неуклюже вылез из дрезины, и все увидели
  
  мощного, играющего мышцами кентавра, который зацокал копыта- ми по кругу, разминая сильные ноги, по которым словно проходила дрожь. Он снял с себя клоунскую маску и колчан, достал из дрезины большой кривой меч, поднял его над головой и помчался, набирая в неистовом беге скорость, желая покорить высоту, где сбились в кучку его опешившие жертвы.
  Фига открыл мешок с деньгами и начал кидать их навстречу кен- тавру, тот от неожиданности снизил скорость и даже остановился, разглядывая летящие на него купюры. Он вернулся на стартовое ме- сто возле дрезины и помахал Фиге мечом. Все остолбенели.
  - Кентавр - это вам не кенгурушка в зоопарке! - заорал генерал. - Слушай мою команду!
  Но вся компания, кроме Кро, уже барахталась в так называемом резервуаре с водой.
  - Дай мне нажать на рычаг! - попросил генерала Кро.
  - Лучше делай операции, сынок! - крикнул генерал и скинул брат- ца вниз.
  Старый кролик затащил лестницу и прыгнул на рычаг. Зазвенели золотые шпоры, забурлил поток, перекрывая шумом дробный нарас- тающий звон копыт. Последней в водовороте исчезла лысина профес- сора Войшило. Со счастливой мыслью: "Этакой лысиной да в солнеч- ный денек можно пускать зайчиков!" - старый кролик растворился.
  
  ЖРЕБИЙ БРОШЕН
  
  Пересох Рубикон,- Испарилась по капле вода,
  Но поставлено счастье на кон, Жребий брошен опять, господа! (Из соч. профессора Войшило)
  
  Через несколько минут вся мокрая команда, один за другим, вы- летела из широкой трубы на верхушку большого стога сена. Каждый кашлял, чихал и выплевывал воду. Мушка и Кро делали искусствен- ное дыхание Рокки. Она, наконец, открыла глаза и сказала:
  - Кро, любимый мой, во мне что-то не сломалось, но погнулось! Кро, целуя ее трясущиеся пальчики, ответил:
  - Так всегда бывает, любимая, при контакте с кентавром, его нельзя бояться, нельзя ему верить, нельзя его жалеть, нельзя ничего у него брать!
  - Мне кажется, что я только что родилась - с водой и в муках! - вос- кликнула жизнерадостно Варвара Никифоровна и запела божествен- ным голосом.
  
  - А я до самой смерти не забуду этого ужаса! - сказала подавленная Береза.
  О, что за дивный вид предстал очам усталых путников! Шел теплый крупный дождь, и все вокруг было зеленым и блестящим! До самого го- ризонта простирались изумрудные поля с красными полянами маков, поодаль стояли настоящие зеленые деревья! Это была глухая забро- шенная провинция Синего леса. Впереди, за стогами сена, виднелось старинное здание железнодорожной станции, над печной трубой ко- торого вился дымок, легкий ветерок доносил аромат свежей выпечки.
  - Я бы не отказался от спагетти с беконом и яйцом! - весело вос- кликнул Паралличини.
  - А я - от макарон с мидиями и козьим сыром! - поддержала его Береза и слабо улыбнулась.
  - А я не откажусь от тортеллини в рыбном бульоне! - заявила, по- дыгрывая им, радостная Варвара Никифоровна.
  - А я бы, пожалуй, заказал лазанью по-болонски! - сказал счастли- вый профессор. - Я ее последний раз ел в Болонском университете - вкуснятина, скажу я вам!
  Позади голодных мечтателей далеко в трубе прогремел взрыв, и с водой прямо на плечи Варвары Никифоровны вылетели мокрые шел- ковые атаманские шаровары Фемистоклюса.
  - Ааа! - завопила надрывно Че. - Дедулечку убили!
  - Не переживайте, маменька, - поспешно зашепелявил Кро, - его убили уже несколько веков назад, благодаря чему он сегодня бодр и весел!
  - Пора, - сказал возникший из воздуха генерал, - в станционном буфете трудятся остальные наши братья, они и накормят нас, и помо- гут купить билеты. Из багажа только корзина?
  - Но как вы могли работать на Лисопеда да еще обирать тури- стов? - спросил Кро, протирая очки - И как он, при его любви к золо- ту, не отвинтил у тебя шпоры?
  - Не знаю, сынок, но какая-то сила удерживала нас здесь, воз- можно, для того, чтобы помочь вам. От темноты и сырости мы поч- ти ослепли, Лисопед принес нам очки, которые украл у своей первой учительницы за двойку по арифметике. Под очками, в футляре, мы нашли пожелтевший листок с молитвой, которую читали вслух по очереди несколько раз на дню, и, может, тебе покажется странным, но нам это помогало, - отвечал седой генерал, - однако пора, через час ваш поезд.
  ...Колеса стучали весело, за окном порхали счастливые бабочки и качались от движения поезда беззаботные пыльные лопухи. Вся компания собралась в купе Варвары Никифоровны, где воцарилось
  
  странное напряжение, не соответствующее радостному возвраще- нию домой. Проводница с рыжими волосами и круглыми беличьими глазами принесла чай.
  Как только за ней закрылась дверь, Фига неожиданно сказал:
  - Хочется дать кому-нибудь в глаз!
  - А я бы с удовольствием кого-нибудь укусила! - живо отозва- лась Ро.
  - А я бы с удовольствием самыми последними ругательствами отругал Бобра. Как можно давать премии бездарям и не поддержи- вать таланты?! - заявил Пыш с негодованием, самодовольно выкатив грудь колесом.
  - А я бы с радостью закричала: "Ааа-ааа!!!" - сообщила Варвара Никифоровна, издав дикарский крик.
  - А я бы со смаком закричал, потом обругал бы кого-нибудь, потом исцарапал бы его, укусил, а на прощание дал бы ему в глаз! - поделил- ся своими глубокими эмоциональными переживаниями Кот.
  - Дурные сообщества развращают добрые нравы! - резюмировал профессор.
  - Я слышала недели две назад эту фразу по радио, ее произнес наш министр культуры, - заявила Варвара Никифоровна с умным видом.
  - Нет, дорогая, этой фразой еще две тысячи лет назад нас пред- упредил апостол.
  Внезапно открылась дверь, все вздрогнули, вошла проводница за пустыми стаканами.
  - Как же я по всем вам соскучилась! - сказала вдруг она, поправляя рыжую челку пальцами с ярким лаком на ногтях.
  Все уставились на эти черно-вишневые ногти с белыми черепами.
  - Разве мы знакомы? - удивилась Варвара Никифоровна, поправ- ляя очки.
  - Да, я всех вас когда-то лечила... в смысле - лечил, я бывший док- тор из Волшебного леса, поменявший свой пол, вы не узнаете меня? - сообщил... в смысле - сообщила проводница.
  - Ааа-ааа!!! - закричали в один голос друзья. - А-а-а-а-а!!!
  Когда дверь купе закрылась и все немного успокоились, Кот начал нервно хихикать и сказал:
  - Я сижу на чем-то скользком, и кто-то тянет меня за ноги!
  Все переглянулись с пониманием. Рыжик достал из-под себя глян- цевый журнал и открыл его наугад.
  - Бывший хирург делает татуировки на внутренних органах. Ни- кому не надо? - читал Кот. - Одинокий, очень красивый, спортивный, умный, энергичный, темпераментный, талантливый, романтичный, высокий, стройный, развитый, без вредных привычек молодой че-
  
  ловек из Волшебного леса ищет одинокую состоятельную девушку с квартирой в Синем лесу!
  Друзья засмеялись, и напряжение исчезло.
  - Посмотрите, господа! - воскликнула Варвара Никифоровна восторженно.
  За окном колосились золотистые поля, ходили тучные стада тол- стых овец и волов, крестьянин вез усатые снопы на телеге и весело пел, а на снопы со звонким писком налетали мелкие пташки. Возле пере- езда стояла девочка с коровьими глазами и в красном сарафане, она махала поезду букетиком колокольчиков. Все цвело, благоухало, пло- доносило, пело и радовалось: за окном простирался Волшебный Лес.
  - Вот он, наш Волшебный Лес! - воскликнул профессор. - Это чу- десное замкнутое пространство, то есть "куколка", где идет скрытый творческий процесс превращения ненасытной гусеницы в прекрас- ную бабочку!
  
  "...Какое счастье! - подумала Варвара Никифоровна. - Я снова в своей спальне!" Она с большим удовольствием надела лиловую шел- ковую ночную рубашку с золотистыми розами и подошла к откры- тому окну. Зеленая лужайка, пятнистая от лунного света, казалась самой родной из всех лужаек Леса. На веревке висели постиранные Розалией красные бархатные халаты, старый чепчик Совы, фартук Сигезмунда, дедулины шаровары, тюль с изображением герба Швей- царии и еще какие-то милые и дорогие сердцу вещи. Совсем низко над веревкой висели крупные разноцветные звезды. Как это все мило, как несказанно мило! Варвара Никифоровна засмеялась по-девичьи звонко, вспомнив, как Сова однажды, указывая на красную пиццу, сказала: "Как вы можете есть пиццу с чепчиком!"
  Под веревкой промелькнула небольшая тень, и запела ночная пти- ца. Улыбающаяся красивая дама закрыла окно, игриво махнув на мо- тылька широким шелковым рукавом и сказав ему: "Спокойной ночи, Василий!" Она задернула лиловые шторы с красными лилиями, зажг- ла ночник и грациозно села на самую мягкую и пуховую постель во всем подлунном мире.
  - Ты знаешь, Пузырек, что мне завтра предстоит дать ответ госпо- дину профессору, - сказала Варвара Никифоровна мелодично. - Что мне сказать ему?
  - Не торопитесь, мэм, замуж - не напасть, как бы замужем не про- пасть! - ответила такса голосом Кро.
  - Не поверишь, но я так же думаю, - возбужденно заговорила Вар- вара Никифоровна, - да и как можно выйти замуж за друга?! Когда я впервые увидела профессора лет пятьдесят назад, я влюбилась в него
  
  без памяти и подумала: "Это единственный мужчина, за которого бы я вышла замуж!" Но он постоянно уезжал на гастроли, а я - на науч- ные конференции, мы никак не могли объясниться!
  - Понимаю, мэм, - сказала сокрушенно такса, - время упущено, да и вряд ли это понравится тем, кого вы называете "мои дети". Но по- чему "Варенька", мэм?
  - Это большая тайна, дружок, я открою ее только тебе, - сказала, не спеша, Варвара Никифоровна, - к профессору попал паспорт моей младшей сестры, по которому я езжу долгие годы во избежание пре- следований папарацци. Сестра умерла перед Первой мировой войной совсем молодой девушкой. Конечно же, она была намного младше меня. Самое удивительное: в паспорте по-прежнему ее фото! Однаж- ды она мне приснилась и сказала: "Помнишь, ты сидела в кресле воз- ле камина, а я - у тебя на коленях? Ты сказала: "Как страшно, что мы все умрем!" А я сказала: "Да, очень страшно!" - и прижалась к тебе. Мы и не знали тогда, что боимся променять ветхую дырявую лачугу на прекрасный замок!" Ей-то легко об этом говорить, она умерла не- винным ангелочком!
  - Но любите ли вы господина профессора? - спросила осторожно такса.
  - О, я очень люблю господина профессора! - сказала Варвара Ни- кифоровна со слезами на глазах. - Я восхищаюсь им! Этот мальчишка с годами становится все более обворожительным! Я даже и не наде- ялась, что он когда-нибудь сделает мне предложение! Впрочем, в том ужасном месте, где это случилось, мы все были ненормальными... Я думаю, что он уже пожалел о своем порыве или забыл о нем. Я боюсь, дружок, что он не любит меня...
  - Как можно не любить вас, мэм, такую добрую, красивую, знаме- нитую, самую прекрасную! Спите спокойно, и пусть вам приснится море на закате или небо на восходе! - прошепелявила ласково такса.
  ...Варвара Никифоровна спала сладко, как в детстве, и проснулась позже всех. Она умылась, надела кремовое шелковое платье и подо- шла к зеркалу. Или это телевизор? О, кто эта очаровательная леди с лучистым взглядом? Хорошо бы хоть чуть-чуть быть похожей на нее! Нет, бриллианты лучше не надевать, они охраняли ее свободу целых пятьдесят лет, в них она неприступна, как крепость!
  Варвара Никифоровна надела длинную нитку жемчуга и подошла к окну, за которым прозвучал очередной взрыв хохота. Что там проис- ходит? Она открыла окно и оперлась о подоконник, простая и домаш- няя, как королева Виктория.
  Спиной к ней на венских стульях сидели девчонки: Мушка в голу- бом платье в белый горошек, Рокки в белом сарафане в разноцвет- ных бабочках, Береза в лимонном платье в зеленую полосочку. По-
  
  одаль важно сидели мужчины. На веревке, где вечером висело белье, из красных бархатных халатов был сооружен театральный занавес, за ним на качелях восседал очень важный Пыш, полный дворянских амбиций. Задрапированный тюлем с гербом Швейцарии, Пыш дер- жал тарелку с крупными вишнями в руке и неуклюже поедал их ртом, так как вторая его рука была примотана тюлем к круглому животу. Рядом толокся с метлой в обнимку профессор в фартуке Сигезмунда и чепчике Совы. Он то и дело что-то искал на земле, поворачиваясь при этом задом к Пышу. Пыш стрельнул вишневой косточкой в этот про- вокационный зад, вызвав восторг зрителей, и капризно воскликнул:
  - Анюта! Анюта!
  - Что, барыня? Я тута, - блеющим голосом завопил профессор и заковылял не туда, куда следовало, изображая хромую, кривую и, ви- димо, слепую служанку - деревенщину.
  Девчонки смеялись до слез.
  - Принеси мне денег! - скомандовал Пыш.
  - Вот вам, барыня, веник! - проблеял профессор, кидая к ногам Пыша метлу.
  - А теперь, глухая тетеря, принеси мне порт... нет, портмоне! - за- явил Пыш, приняв вальяжную позу, отказавшись от "портупеи".
  - Вот вам, барыня, кувшинки Клода Моне, - заблеял ужасным голо- сом профессор, сорвал лист лопуха и кинул в жующего Пышку.
  Зрители аплодировали. И тут профессор увидел в окне Варвару Никифоровну.
  - О Офелия! - воскликнул он, встав на одно колено. - Быть или не быть? Вот в чем вопрос!
  - Ты с ума сошла, глупая девка, - завопил Пыш, - где ты видишь Офелию?! Это же портрет нашей государыни императрицы Елизаве- ты! Принеси мне немедленно мой косметический ларец! Скоро бал, а я еще без макияжа, на мне еще нет пудры "Персидская роза"! Ларец, бестолковая, ларец! Налейте ей перцовки!
  Девчонки вытирали слезы от смеха платочками.
  - Ой, простите меня, сиротинушку, бедную Анюту, уж простите меня, барыня, за мои анютины глазки! Где же спрятался ваш холо- дец? - запричитал профессор.
  Он что-то искал в траве, нашел, подцепил листиком - и метко за- бросил слизняка в тарелку Пыша.
  - Фу-у! - брезгливо завопил Пыш. - Я положу его вместо лимона в ваш допотопный стакан!
  - Не успеете! - весело закричал профессор, схватил за руки смею- щихся девчонок и побежал с ними к накрытому столу под деревом у Лебяжьего пруда.
  
  "Странно, - подумала Варвара Никифоровна, - мы все после этой поездки не то чтобы постарели, скорее повзрослели; даже повзрос- лела Пышкина книга о нас, хотя что тут странного, ведь книги, как живые организмы, имеют детство, юность, зрелость и старость. Не повзрослел только один господин профессор, милый и дорогой, до- рогой и милый..."
  ...За столом оживленно причмокивали, присвистывали и покряки- вали. Мушка разливала чай по второму кругу, и все почему-то посмо- трели на Варвару Никифоровну.
  - Сегодня утром, - сказала она, - мне принесли письмо от Мишут- ки, старшего сына L.W.L. Он пишет, что каждый день закаляется, об- ливая ноги ледяной водой.
  - Надо пригласить их на целое лето, пусть погостят у нас, - сказал профессор.
  Все согласно закивали и снова посмотрели на Варвару Никифоровну.
  - Интересно, с чем у нас сегодня пирожки, - сказал, как ни в чем не бывало, раскрасневшийся профессор, - надеюсь, не с "макароно"? Кстати, я вам не рассказывал этот анекдот? Слушайте... Приехал Вень- ка Коровин в Италию подлечиться, зашел в какой-то ресторанишко, официант: "Риба, синьор?" Венька: "Риба". Официант: "Макароно?" Венька: "Макароно", - и взялся за графин. А официант подбоченился и спрашивает: "Почему русский всегда наливай темный соус из бу- тилка в стакан, а уксус из графин в рюмка?" Венька руку отдернул и отвечает: "Так это понятно, синьор: чтоб залить изжогу от пирожков с макароно и блинов с вермишело!"
  Громче всех смеялся Паралличини. И снова взгляды останови- лись на великолепной Варваре Никифоровне. Она зарумянилась вся, улыбнулась с милыми ямочками, подняла синие, как фиалки, глаза, и сразу из-за дерева появился Фемистоклюс в атаманских шароварах, на которых еще висели бельевые прищепки.
  - Как истосковалось мое сердце по благородным лицам! Замучила старика ностальгия по личности! - воскликнул дедуля. - Варюша, по- хорошела! Но как тебе удалось выбраться из закрытого государства?!
  - Через один большой экспонат, - не моргнув, ответила с очарова- тельной улыбкой царственная Варвара Никифоровна.
  - У меня созрело несколько рекомендаций к вашему сообществу, - сообщил прапрадед. - Начали вы свой путь, конечно, в традиции Ада- ма с познания добра и зла...
  Он строго посмотрел на Пыша и промолвил:
  - Даже золотая лопата должна понимать, что она только лопата в Божьих руках, и никогда не должна гордиться своим материалом, - затем он еще более строго посмотрел на Рокки и сказал: - Не ходите,
  
  как по траве, по сердцам тех, кто вас любит! - и для всех добавил: - У вас неправильное понимание творческой личности. Разве повар или портной не может быть творческой личностью?
  Фемистоклюс обвел взглядом всех сидящих и беспечно жующих за столом и сообщил, видимо, самую последнюю и самую важную рекомендацию:
  - Вместо того, чтобы искать приключения на собственное "сиде- ние", поискали бы лучше Дверь!
  - Дверь?! - удивился профессор.
  - Да-да, Дверь, - сказал дедуля, - всякое пространство имеет вход и выход, и наш счастливый шарик под названием "Детство" - не ис- ключение!
  Все подумали: "Опять дедулин туман", - и снова посмотрели на Варвару Никифоровну.
  - Я хотела бы от всех нас поблагодарить нашего героя Фигу! - энер- гично произнесла она.
  - Мой герой! - неожиданно раздался из-за куста насмешливый голос Ксюшки. - Пора заниматься с детьми иностранными языками и логикой!
  Фига вскочил и побежал, как спаниель, за Ксюшкой.
  - Можете поблагодарить и дедулю! - скромно сказал Фемисто- клюс. - Есть за что!
  - А тебя-то за что? - удивилась Варвара Никифоровна.
  - А кто, по-твоему, красавица, пнул под коленку кошку легкого поведения? - прищурившись, ехидно вопрошал дед. - А кто выкрал ключ от окна под потолком? А кто толкнул под локоть кентавра? А кто, наконец, взорвал бочок с водой на "очень большом экспонате", когда разъяренное животное пыталось преследовать вас?! Конечно, вам помогло в бегстве и то, что Лисопед долго-долго собирал разбро- санные по платформе деньги, притворно приговаривая: "Терпеть не могу фантиков!" Я вас сопровождал от "А" до "Я"!
  - Так вот кто тянул меня за ноги в купе! - воскликнул Кот. - Дедуля! Все принялись на разные лады благодарить Фемистоклюса.
  - Но почему ты не наказал их, видя наши страдания? - спросила с детской обидой в голосе Варвара Никифоровна.
  - А зачем? - удивился дед. - Ведь мы живем в гармоничном, справед- ливом мире, где дураки всегда остаются в дураках, а насильники всегда становятся носильщиками болезней и наших скорбей. Все справедливо!
  - Великолепно! - воскликнул профессор. - Я сегодня всю ночь не спал и сочинил целую серию "веснушек", я хочу прочесть для госпо- дина Фемистоклюса одно из этих стихотворений. И он зарядил по- пионерски:
  
  Весенняя влага - Природная сага,
  В ней капля за каплей скользит. А в старой колоде,
  В щелях "саркофага"
  Уж юная зелень сквозит.
  И мох зацветает на каждом пенечке, И синь можно черпать рукой;
  Дрожат в нетерпенье набухшие почки, И радость несется рекой!
  Ступать нужно тихо, едва, осторожно, Чтоб в сердце услышать покой,
  Чтоб видеть, как все, что враждебно, безбожно Уходит со старой листвой.
  И, гимны слагая прекрасному Богу, Изысканнейшему Творцу,
  Поглубже вдохнуть - и прийти на подмогу Поющему звонко скворцу!
  
  
  И он, сунув пальцы в рот, засвистал, как мальчуган.
  - Так что ты скажешь, Клотильда... в смысле, Варюша? - строго спросил дед, выслушав внимательно "веснушку" профессора. - Мы заждались!
  Все снова посмотрели на Варвару Никифоровну и подумали, что сейчас она снимет с пальца Кольцо предков и передаст его сияющему профессору, и он сам наденет его на ее похудевший пальчик, навек скрепив счастливый союз.
  Варвара Никифоровна действительно сняла кольцо и произнесла загадочные слова:
  - Все закрытое открылось, все открытое закрылось, так мы ясность обрели, раз-два-три!
  На счет "три" она кинула перстень в Лебяжий пруд.
  - Нет, Тетушка! Это же Кольцо предков! - воскликнул Пыш.
  Он вскочил из-за стола, подбежал к воде, по которой еще шли кру- ги, и начал всматриваться в центр этих кругов. Вдруг Пыш увидел свое мешковатое отражение на воде, а по обеим сторонам от него - отражения двух белых фигур с большими белыми пушистыми кры- льями. Они пришли за ним? Нет-нет, он еще не готов! Сердце Пыша екнуло. Он всю жизнь хотел увидеть этих существ, хотел и боялся! Что нужно сделать? Конечно же, нужно приветствовать их коленопрекло- ненно и, как праотец Авраам, пригласить их за стол. Но все вкусное
  
  уже съедено - вот беда! Главное, не ошибиться, не спутать их с теми, другими, которые рядятся под них. У настоящих ангелов глаза пропу- скают свет, они прозрачные, как виноград на солнце!
  Пышка медленно повернулся. Сзади него стояли улыбающиеся Мушка и Кро.
  - Там обрыв, - сказала счастливая Мушка.
  - И очень глубоко, - объяснил радостный Кро.
  - Как я рад, что это вы! - воскликнул Пыш.
  Кро и Мушка улыбались от уха и до уха, потупив глаза, прозрач- ные, как виноград на солнце.
  Все трое вернулись за стол, где разгоряченный профессор гото- вился к речи.
  - Ничего не изменилось! - сказал он. - Потому что любовь не пере- стает быть! Мир полон любви и эротики, в нем все подчинено идее создания новой жизни! Посмотрите на эти поганки возле пенька. Что за фаллические формы! А цифры!
  - А в цифрах-то что эротического, друг мой?! - с нежной улыбкой спросила Варвара Никифоровна.
  - Мысли влюбленного юноши всегда эротичны, - заявил прадед.
  - Нет-нет, - сказал профессор, - это матрица всей эротики! Слу- шайте мой комментарий значков: "Один" - это Адам; не берусь ком- ментировать элемент, который с первого класса принято называть
  "носик единички". "Два" - это Ева, то есть здесь представлен только орган, производящий яйцеклетку. "Три" - это неполноценная яйце- клетка, она содержит в себе всю информацию мира, но она неопло- дотворенная, то есть разомкнутая целостность. "Четыре" - Адам сидит и смотрит на свой "носик единички", его напряжение так велико, что он готов умереть. "Пять" - Адам встает на колени и молится в слезах, он не понимает: как это возможно? ведь он не животное, чтобы быть, как они, за любовными играми которых он часто наблюдал? Но Адам за непослушание уже лишен своей исключительности и безнадежно включен в конвейер Матери Природы. "Шесть" - это "пустое семя", сперматозоид, упавший в землю, но Адам понимает, что это не выход.
  "Семь" - это, собственно, само проникновение. "Восемь" - это акт со- вокупления, где не только слились воедино две части, но и указано на- правление движения процесса. "Девять" - это счастливый сперматозо- ид-победитель! "Десять" - это и есть конечная цель всего действа: Адам и новая жизнь. И так - до бесконечности, по всему ряду натуральных чисел, который является моделью бесконечной жизни и любви!
  Все улыбались. Профессор сиял.
  - Я бы, пожалуй, не отказался сейчас жениться, после этого рас- сказа, - сказал Фемистоклюс.
  
  - Смотрите, - воскликнула сияющая Варвара Никифоровна, - Чер- ныш ковыляет к нам показать больную лапу!
  Черный лебедь приковылял к столу, вытянул шею, положил на белую скатерть Кольцо предков, гоготнул, отщипнул кусочек кекса и отправился восвояси. Все, не дыша, уставились на мокрое кольцо. Варвара Никифоровна поспешно схватила его и кинула через плечо со словами: "Если еще какое-нибудь земноводное принесет его, то значит - судьба!"
  - Ой! - раздался голос Фиги на тропинке за кустом. - Кто это пуль- нул в меня Кольцом предков?!
  Фига появился и остолбенел. И все увидели, что у него желто- оранжевый нос, как клюв вороны, рывшейся в муравейнике. А это означало только одно: рациональный Фига нюхал иррациональные одуванчики!
  - Жаль, что я не художник, - сказал он, - вы такие красивые: сиди- те, молчите и сияете! Да, господин профессор, сейчас по радио пере- дали, что вам присвоено звание академика Волшебного Леса, и на центральной площади установят ваш памятник! Не знаю, насколько вам приятно будет узнать, но и вашему Ослу присвоено то же звание, и его памятник будет стоять рядом с вашим! Более того, из секретных источников мне известно, что на складе остались для вас только два памятника: девушка с веслом и девушка с гранатой!
  Все поздравляли новоиспеченного академика. Фига положил Коль- цо предков в протянутую ладонь Варвары Никифоровны.
  - Я вот о чем хотел спросить вас, господин ученый, - сказал пра- прадед, - ваша теория "мостики Фемистоклюса" чересчур прогрес- сивна, ведь она не будет понята современниками?
  - Ничего-ничего, - ответил Войшило, - и картофель когда-то сажа- ли ради цветочков, но потом разобрались, что к чему!
  - А как бы вы резюмировали вашу последнюю "экскурсию"? - не унимался дедуля.
  - Я еще не успел многого проанализировать, - отвечал профессор, не сводя глаз с ладони Варвары Никифоровны.
  - Я это сделаю за вас, - заявил Фемистоклюс, - в прошлой нашей экспедиции вы все увидели, что ад и рай - это реальность, как небо и земля, а в этот раз вы узнали, что зло - это тоже реальность!
  Все наблюдали за профессором и Варварой Никифоровной, их глаза встретились, она протянула Кольцо предков и со смехом сказала:
  - За академика, да еще с памятником, да еще с каким памятни- ком, пожалуй, выйду!
  - Варюша! Царица! - воскликнул счастливый жених.
  
  Неожиданно налетела черная тень, большая толстая ворона вы- хватила из красивой ручки обручальное Кольцо предков и полетела с ним в сторону Желтого леса.
  - Я добуду его! - выкрикнул верный рыцарь Войшило.
  - Я с вами! - воскликнул благородный рыцарь Фига.
  - Но нам предложено искать Дверь! - напомнил Пыш, уставившись на друга. - Я думаю, это важнее!
  - Я иду с тобой, сынок, - сказала Варвара Никифоровна Пышу.
  - Но Кольцо - это подарок всех предков как их благословление и завещание! - сказала Береза. - Что может быть важнее?! Я с тобой, Фига!
  - И я с тобой, Фига! - отозвался Адриано.
  - Кольцо - дорогая, эксклюзивная вещь, которая должна быть най- дена! Я с вами, ребята! - заявил Кот.
  - А мы с тобой, Пыш! - разом сказали Мушка и Кро.
  - Я бы хотела поискать Кольцо, я вообще не понимаю, что такое
  "Дверь", но я пойду с Кро и мамочкой, - сказала Рокки, - потому что я их люблю.
  - Клотильда, это тяжелый и опасный путь, а ты не можешь без шел- ковых ночных рубашек и прочих рюшечек! - предупредил дедуля.
  - А я попробую, - задиристо вскинув носик, сказала Варенька.
  - Один из вас не вернется из этого путешествия, - строго предупре- дил Фемистоклюс.
  - Возможно, это буду я! - прозвучал весело голос на дорожке за кустом, на который все уставились.
  Из-за куста, не спеша, появился важный лысеющий со лба Осел профессора Войшило.
  - Дорогой мой друг и господин! Позвольте мне пойти с ними, - ска- зал растроганный Недоросль.
  - Но ты уверен? - спросил со слезами на глазах профессор.
  - Даже мне понятно, что нужно искать Дверь, - сказал Осел радостно.
  
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  ИСТОРИИ ГОСПОДИНА МАЙОНЕЗОВА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть первая.
  "Мостики Фемистоклюса" - теория академика Войшило
  
  
  29 июля. Греция
  Мой любезный Осел!
  
  Согласись, что ты все-таки вел себя странно: долго отсутствовал, появился на минуту и решил пойти не со мной. Я до сих пор в недо- умении! Но нет худа без добра: возможно, ты пригодишься... думаю, обязательно пригодишься милой Вареньке и детям. Хочу, пока выда- лась свободная минута, описать тебе наши приключения.
  После пустых поисков мы наконец-таки напали на след мерзкой воровки. След этот привел нас на островную часть Греции, и мы, дру- жище, поплыли на большом пароме, а по пути следования сделали остановку на том самом острове Самосе, где Пифагор когда-то, само- довольно подмигнув, вычертил свои "Пифагоровы штаны".
  Остановка длилась минут пять.Только паром наш отчалил и направился в открытое море, как вдруг у одного из палубных де- журных зазвонил телефон. Судно остановилось, а затем поплыло кормой к причалу, снова опустили трап и закрепили канаты. Вся команда высыпала на берег. Эти загорелые моряки возбужденно переговаривались и радостно посмеивались в черные усы, что вы- звало всеобщий интерес. Все пятьсот пассажиров: и туристы "раз- ных мастей из всех волостей", и греки с корзинами, и паломники - высыпали на палубу, ожидая, видимо, увидеть президента страны, едущего на ослике.
  Море великолепно катило свои волны, горы вздымались сказочны- ми громадами. Я высказал предположение, что сейчас с гор спустится сам Пифагор. Береза живо откликнулась на мою идею и запела звон- ко и с чувством: "Ой, да из-за лесу, из-за гор едет дядька Пифагор!" Паралличини с очень серьезным видом подхватил: "Сам на лошадке, жена на коровке, дети на телятках, а внуки на козлятках!"
  Кот начал хохотать, а Фига - аплодировать; окружающие ничего не поняли, но мило улыбались. На берегу пели птицы, как они поют только в Греции. Кот сказал удивительно высокопарно: "Ради этих ра- достных минут бытия хочется простить все обиды!"
  Прошло уже минут пятнадцать напряженного ожидания, как, нако- нец, на причале показалась бабушка, вся в черном, с черным мешком на спине. Волна оживления прошла по усатой команде, один матрос побежал навстречу старушке, желая помочь ей. Но она сделала убе- дительный жест и сказала: "Ты очень похож на своего деда, он тоже
  
  пытался меня обнять когда-то, с тех пор ходит без зубов!" Команда засмеялась, бабушка сама внесла мешок, от которого пахло морем и рыбой, и бросила его на палубу. Мешок принялся энергично скакать по ней - вообрази, дружище, какие там были крупные рыбины! Не удивлюсь, если эта недотрога сама утром выловила их!
  ...Через час мы высадились на небольшом острове, бабулю встре- чали многочисленные черноглазые правнуки, нас не встречал никто. Мы огляделись, поднялись в гору, перешли дорогу, по которой снова- ли мотороллеры (там все ездят на них, а собак возят на подставке для ног!), и вошли в первый отель под названием "Гора".
  - Возможно, "Гера"? - спросил я у толстенького хозяина, похожего на нашего Паралличини.
  - Нет, сэр, всего лишь "Гора", как я - всего лишь Савва! - весело ответил он.
  В холле отеля висели в овальных рамах большие старые фотопор- треты: "мама", "папа" и "пеликан".
  - Это мои родители в молодые годы, - объяснил толстенький хозя- ин, - а это мой друг, я когда-то торговал мехами в Кастории, пеликан так привязался ко мне, что каждое утро приносил мне свежую рыбу!
  Этот Савва, дружище, однажды ночью по горной трассе возвра- щался домой и чуть не сбил машиной медведицу с двумя медвежа- тами, переходившими дорогу. От резкого торможения его занесло в глубокий кювет. Представь, любезный, медведица и вытолкала отту- да Саввину машину!
  Да, брат, Греция - страна чудес! Хозяин рассказал, что он своими глазами видел, как большая толстая ворона понесла в клюве кольцо на Саблю. По этому радостному поводу мы выпили отличного вина и прямо с бокалами вышли во двор отеля, весь заваленный апельсина- ми, чтобы получше разглядеть Саблю, вид на которую из холла был закрыт апельсиновыми деревьями.
  Сабля - это маленький островок рядом с нашим, по своим очер- таниям действительно напоминающий янычарскую саблю; на нем множество сухих деревьев, сплошь покрытых вороньими гнездами. Мы живо принялись разрабатывать программу исследования этого вороньего острова. Скажу тебе, мы полны уверенности в успехе на- шей экспедиции, и все-таки жаль, что ты не с нами!
  Да! Я спросил Савву и про Дверь. Он, не моргнув глазом, ответил, что на каком-то из здешних островов есть место, "где легко отверза- ется небо". Я был удивлен, но возможно, что это все враки. Мы выпи- ли еще вина, и я рассказал веселому хозяину про нашу детскую игру
  "Ехал Грека через реку, видит Грека - в реке рак..." и даже показал, как надо "ловить Греку". Под мою протянутую ладонь тут же пристро-
  
  или свои указательные пальцы Береза, Фигурка, Паралличини, Кот и Савва. Вообрази, любезный, после слов: "Рак за руку Греку цап!" - я поймал всех, кроме Березы, хотя Паралличини держал свой толстый палец на два сантиметра ниже остальных!
  Гордый Грека-Савва засмеялся, но был явно задет за живое и попробовал поймать нас. Слов он не запомнил - за него их прого- варивала Береза, проговаривала особенно медленно, специально нагнетая напряжение, поэтому, видимо, наш радушный хозяин не поймал никого!
  Но было весело, а Кот благодушествовал и предложил Савве: "Мы умеем дружно сочинять песни, нас пятеро, сейчас мы споем каждый по пять строчек на одинаковую рифму, а вы придумаете название для нашей песенки! Поехали!"
  Кот взглянул на окно, где дымчатая кошка с большим розовым но- сом вылизывала лапу и "поехал":
  
  Сидит кошка на окошке,
  А на кошке живут блошки, А у блошек есть сапожки,
  В них те блошки греют ножки И от кошки прячут ложки!
  
  У Березы глаза блестели, и она очень трогательно, по-детски, про- должила, качая в такт пальчиком:
  
  И серебряные брошки, И булавки, и застежки, И колечки, и сережки, И плетеные лукошки,
  Терки, чайники и плошки!
  
  Наш шустрый тенор уже явно подготовился и бойко подхватил:
  
  Прилетели к блошкам мошки, Нарядились, как матрешки, Заиграли на гармошке,
  Так плясали шейк на кошке, Что трещали босоножки!
  
  Фигурка был не в голосе, но в грязь лицом не ударил и свалил в кучу все, что на ум взбрело:
  
  Напоследок те дурешки На нее смахнули крошки От коврижки и лепешки, И очистки от картошки, И петрушку из окрошки!
  
  Я, кажется, на миг замешкался, лихорадочно соображая: "Про бла- госостояние нации спели, меню обозначили, вечеринку осветили; уж коль пошли такие бесчинства, пора вмешаться властям!" И я торже- ственно завершил песню, используя для мелких граждан не совсем точное определение из-за дефицита рифм:
  
  По хвосту, как по дорожке, Прискакал на поварешке Император "мелкой сошки" И наклеил кошке рожки
  Из картоновой обложки!
  
  Савва смеялся, как дитя, и, закончив трястись животом, предло- жил название песни: "Черная неблагодарность". Я бы назвал ее, по- жалуй, "Жизнь без прикрас". Все мы были счастливы, несмотря на от- сутствие совершенства в мире. Кот блаженно жмурился и, кажется, действительно простил все человечество.
  
  
  30 июля. Греция
  Дорогой друг!
  
  Сегодня мы на Саввиной лодке переплыли на Саблю и принялись за дело. Я руководил, естественно, а Адриано из-за отсутствия лов- кости и присутствия круглого живота мог только краской помечать
  "отработанные" деревья. Но какие навыки в лазанье по деревьям про- демонстрировали Фига, Кот и Береза! А я скажу тебе, мой любезный, лазанье по сухим деревьям сопряжено с большим риском!
  Увы, обследовав сто пятьдесят гнезд и найдя все, что угодно, вклю- чая старинный сковородник и трубку от первого американского ак- валанга, мы ни с чем возвратились на свой остров.
  Молодежь сразу побежала на маленький пустой пляж "смыть пти- чий помет в холодных водах Эгейского моря". Я же решил подняться в таверну и немного подкрепиться.
  Проходя мимо церквушки, я обратил внимание на сидящих возле ее открытой двери столетних старух, одетых во все черное. Среди них
  
  была и наша "старая знакомая". Они, брат, показались мне сказочно красивыми, похожими на больших вещих сиринов: глаза проница- тельные смотрят из морщин, руки с птичьими коготками, совсем ис- сохшие. Я поздоровался по-гречески. На оливе, вообрази, любезный, сразу же закаркала пересмешница, похожая на галку, и хрипло по- русски затараторила: "Где ключи?! Где ключи?!" Бабуля-рыболов, ни- чего не поняв, сказала подруге: "Эти бешеные туристы научили птиц ругаться!" Подруга ответила ей: "Скоро они научат их пить водку!"
  Я улыбнулся и прошел было мимо, как вдруг пересмешница сно- ва закаркала и завопила голосом, полным ужаса: "А где кольцо?! Где кольцо?!"
  У меня подкосились ноги: неужели мы успели только к шапочному разбору?! Возможно, кто-то опередил нас?
  Я сел за столик, заказал греческий сыр и печально посмотрел на моих молодых друзей, весело плескавшихся внизу. Кроме них, ни- кто не купался, да и по их возгласам я понял, что вода годится толь- ко для "моржей".
  Можно было бы купить подобное кольцо, хотя разве такое кольцо можно купить? Я уставился на букетик настурций на моем столике. На что они похожи? На тропических рыбок? На шапочки? На кув- шинчики? Я начал пристально вглядываться в желтую внутренность цветка, плавно переходящую в оранжевые лепестки; из нее, словно тончайшей кисточкой, были нарисованы коричневые расходящиеся лучи. Это же звезда! Могла ли слепая природа создать такой цветок только для того, чтобы привлечь внимание пчел? Почему большин- ство цветов похожи на звезды? Потому что их создала Личность, Ав- тор и цветов, и звезд, создала для радости другой личности, а чтобы ей было с чем пить чай, добавила к цветам-звездам еще и пчел! Слезы выступили у меня на глазах от этой ясности.
  Мимо меня проследовал длинноносый лысый сурикат в золотом пенсне и розовых трусах до колена с изображением стаканов с тропи- ческими коктейлями. Я сразу узнал его и окликнул:
  - Дудкин! Цветы созданы природой или Богом?! Он вздрогнул, остановился и ехидно сказал:
  - А вы у них спросите, они вам и вектор дальнейшего вашего раз- вития укажут - прямиком в психушку, в нее, родимую! А если серьез- но, я всегда на гребне! А гребень сегодня - это новые технологии! У меня есть телефон, зачем мне Бог?! Мир, Войшило, - это желчный немощный старик, уже не способный ни к молитве, ни к любви, ни к творчеству! Единственное, на что его еще хватает, если напьется энергетиков, - так это на технологии! А вы идите в баню со своей ми- стикой! Тазики пинать! Та-зи-ки!
  
  Он пошел вниз, вихляя задом. Мне захотелось догнать его и сдер- нуть с него эти голливудские трусы! Но я подумал, что моя Варвара расценит этот жест как варварский, а мне, брат, так хочется быть ум- нее, чище, добрее! Но вся моя утроба клокотала! Я вспомнил твои слова: "В таких состояниях главное - скорость, с которой следует ска- зать: "Это не мое! Мне это не нужно!" Но мне, старому, разъяренному вепрю, опять не хватило скорости! О, сколько раз меня обвиняли в том, что я ворую идеи у академика Дудкина! Да я бы, может, и украл! Я не такой безупречный, как моя милая Варенька, которая за всю жизнь взяла без спроса только коробочку для перьев! Но что может сублимировать поливенилхлоридный череп Дудкина?! Что?! Я начал считать лепестки на цветке настурции, чтобы успокоиться. Их оказа- лось: внешних огненных - пять и внутренних желтых - тоже пять. А что, если спросить? Я уставился в самую внутренность звезды, в са- мую серединочку, и спросил: "Где кольцо?!" Ах, друг мой, как это все передать?! Хоботок в нижней части цветка, где, видимо, и содержит- ся ароматическая эссенция, дрогнул, приподнялся и указал на сосед- ний островок, который я, привстав, начал тут же рассматривать. Он действительно имеет странную форму покатого усеченного конуса; вполне возможно, он вулканического происхождения. Я посмотрел вниз: молодежь моя с шутками растиралась большими полотенцами, Дудкин достал из сумки какую-то зеленую тряпку и принялся, как мне показалось, жевать ее. Она превратилась в надувного крокодила, на котором "великий ученый с железобетонными связями" бодро по- греб вдоль берега. Я же поспешил вниз, сопровождаемый взглядами удивленных бабушек-сиринов.
  В двух словах я объяснил задачу моим друзьям, ни один из них не сказал: "А зачем?", или: "Я хочу есть", или: "Я устал". Мы вошли в лод- ку и поплыли вокруг усеченного островка. На других островах стояли высокие кресты, как и повсеместно в Греции, а на этом - нет. Скорее всего, это действительно старый вулкан. Только ты меня можешь по- нять, друг мой, но я сразу же, как подплыли к "вулкану", взял след: что-то на нем не так. Мы обошли его вокруг, но не заметили ровным счетом ничего, кроме крупных камней самой обычной формы. Воз- можно, не сам островок, а подводная его часть стала причиной моего беспокойства. Что включило мой профессиональный нюх? Я не мог сосредоточиться. Мои спутники видели это, переглядывались и молча- ли, боясь меня "спугнуть". Надо серьезно готовиться к спуску под воду. Когда мы возвратились на свой берег, я заметил, что Дудкин с пля-
  жа с интересом наблюдает за нами, стоя на цыпочках на крокодиле.
  - Что там? - живо спросил он, когда мы проходили мимо.
  - Новые технологии, - почему-то ответил я.
  
  - Нет, серьезно, Войшило, что там, а?! - закричал он мне в спину.
  Еще, чего доброго, увяжется за нами! А вспомни, брат, как он сдул мои "Традиционные подходы к исследованию логических парадок- сов"! Слово в слово! А ты кротко так сказал: "Простите его, господин профессор". Я сам себе не нравлюсь. Полный разлад. Как мы покину- ли наш родной Лес, я живу в постоянном напряжении. Хорошо, что со мной еще не случилось инфаркта! Только мысль о Вареньке, детях и о тебе, мой любезный, сохраняет меня от болезни.
  Сегодня с Березой пошли за покупками; она купила себе скатерть с вышитыми морскими орнаментами, и я тоже купил такую скатерть для Мушки, национальные тапочки с загнутыми носами и кисточ- ками для Пыша и двух плюшевых медведей - мальчика и девочку в греческих костюмах - для Кро и Рокки. Осталось подобрать сувениры для Варвары и для тебя. Созерцание этих милых поделок очень успо- каивает. Жизнь прекрасна!
  Завтра с утра займемся подводным снаряжением.
  
  31 июля. Греция
  Друг мой!
  
  Какой сегодня выдался удивительный день! Мы решили еще пора- ботать на Сабле, обследовали более ста гнезд и ни с чем возвратились на свой остров. Молодежь побежала мыться на пляж, а я поднялся в таверну и заказал мидии с рисом. Сел я рядом с дамой, удивительно похожей на Вареньку, меня так и потянуло к ней. Она принялась за жареного осьминога и улыбнулась мне всем лицом. Я обрадовался столь быстрому контакту и представился.
  - Л.В.Л., - ответила она мило и просто и снова улыбнулась.
  - О!! - воскликнул я. - Я так давно мечтал познакомиться с вами, милейшая Люнечка, мы все премного наслышаны от Варвары Ники- форовны и о вас, и о вашей бабушке Августе Ивановне!
  - Вот и познакомились, - ответила она и засмеялась.
  - Хотите, я закажу для вас большого голубого краба?! - спросил я.
  - О нет, я слишком ленива, чтобы добывать пищу щипцами, - от- ветила она.
  Поэтесса сразу же рассказала мне, что собирается вечером в Ита- лию, потому что обожает итальянские сумочки, и что в Греции она уже в третий раз, ей очень нравится эта страна: и море, и кухня.
  Я решил показать, что и мы не лыком шиты, и попросил любезную даму послушать мое стихотворение, которое я два дня назад сочинил на пароме. Она сказала: "Валяйте!" Я не знал, как назвать мой опус, и сразу начал:
  
  Я, как Гулливер, улыбаясь, смотрю: У ног пролетают каленые стрелы, Фаланга войною идет на зарю
  За пьяным мальчишкой на лошади белой.
  
  Триеры несутся, что стайка стрекоз, Сквозь пену летят над застывшим прибоем, Скрывая в волнах изукрашенный нос, Скрывая свой бивень до первых пробоин!
  
  Рядами идут боевые слоны-
  Доспехи свисают со лба на ресницы,- Ломая оливки горящей страны,
  Идут и идут, чтоб давить колесницы!
  
  Сошлись Ганнибал, Македонский и Кир, И каждый безумно желает и может Подмять под себя перепуганный мир,
  Подмять, как рабыню на пурпурном ложе!
  
  А где-то далёко, средь розовых гор, Живут великаны, душою как дети, И с Богом неспешный ведут разговор, Любовно сажая цветы на рассвете.
  
  - "Розовые горы" - это классно, я видела такие из самолета, но я бы поменяла местами третье и второе четверостишья, добавила бы ясности и движения: слонам - монотонного, триерам - игривого, - сказала Л.В.Л.
  Она взяла мой листочек и прочла свой вариант первых трех четве- ростиший, два последних оставив без изменения:
  
  Я, как Гулливер, склонившись, смотрю, У ног пролетают каленые стрелы, Фаланга войною идет на зарю,
  Вождь мчится в угаре на лошади белой!
  
  Рядами идут боевые слоны -
  Доспехи свисают со лба на ресницы, - Идут по просторам враждебной страны, Идут, и ревут, и крушат колесницы!
  
  Триеры взмывают, как стайка стрекоз, Над пеной морской, над летящим прибоем, Скрывая в волнах изукрашенный нос, Скрывая свой бивень до первых пробоин!
  
  - Но мне больше нравится: "...за пьяным мальчишкой на лошади белой", - возразил я, -и "оливки горящей страны..."
  - Да, да, конечно, оставьте, как вам нравится, - ответила она рас- сеянно, глядя на прекрасное море.
  - Но как его назвать? "Борьба"? - спросил я.
  - Но оно не о борьбе, а о вашем месте в мировой иерархии и о том, что "садовники" выше "героев"; беседующие с Богом ведь не бу- дут бороться с Сашками и Кирюшками! - со смехом ответила она. - У нижних - борьба, у верхних - любовь и служение!
  - Тогда "Середина"? "Золотая середина"? - предложил я.
  - Оставьте без названия, не все требует маркировки, - ответила она и радостно улыбнулась.
  Я все ждал, что моя новая знакомая скажет что-нибудь многозна- чительное или захватывающее, но она сказала:
  - Греки обладают чувством юмора, сегодня утром я попросила чай, но официант мне заметил: "Мадам, у нас чай пьют только больные. Вы, вероятно, хотели кофе?" Я ответила: "Считайте меня больной, но принесите мне чай". Он принес - зеленый и с валерьянкой!
  Хохотунья, брат, ужасная - от ее смеха даже столик весь ходуном ходил. Она мне поведала интересную историю: когда ей было семь или восемь лет (то есть в конце первого класса), будущая поэтесса си- дела в школьном дворе, вдыхала весенний воздух и смотрела на леп- нину в виде раскрытой книги над входной дверью, как вдруг отчет- ливо поняла, что она обязательно напишет книгу. С того дня девочка сама стала изготавливать маленькие книжечки и записывать в них свои наблюдения за цветами, птицами, насекомыми, иллюстрируя их своими рисунками. В подростковом возрасте она создала целую лер- монтовиану. Самое удивительное, дружище, что ее младший сын, ко- торого мы привыкли называть Ванюшкой, еще до школы начал тоже делать подобные книжечки. Она достала из итальянской сумочки одну из них - некую инструкцию по вышиванию. Я сразу заинтересо- вался текстом и попросил у любезной дамы для тебя первую страницу, с которой уже собрался бежать в гостиницу, как услышал невероятное известие! Л.В.Л. приехала на этот остров только на один день, потому что Дудкин пригласил ее сюда, чтобы сделать ей предложение!
  Я был поражен и, по-моему, даже не попрощавшись, поспешил в свой номер, где сразу взялся за бумаги.
  
  Ах, друг мой, друг мой! Ты, конечно же, помнишь, как мы ломали го- ловы над текстом на папирусе, который просили нас помочь расшифро- вать наши каирские коллеги?! Разглядывая Ванюшкину инструкцию по вышиванию, я понял, какими мы были ослами! Текст на папирусе пи- сал ребенок, писал с чудовищными ошибками, и переворачивая иеро- глифы! За пятнадцать минут, вообрази, дружище, ровно за пятнадцать, я расшифровал текст на папирусе! Вот он: "Когда проснется Ра, отец мой смажет колесницу жиром и уедет охотиться на уток, я отправлю к тебе моего раба Сикха, - приходи, посмотрим все оружие моего отца, поиграем в войнушку, а потом будем есть медовые...". Я полагаю -
  "слойки"! Ах, друг мой! Голова моя пылала, словно доменная печь, я как будто услышал детский голос, прозвучавший три тысячи лет назад!
  Но тут же холод обдал все мое тело, я вспомнил ужасную новость о женихе Дудкине! Этому браку не бывать! Варвара никогда не про- стит мне, если я его допущу, ведь Л.В.Л. - практически наша родня! Я понимаю, что "любовь зла, полюбишь и козла"! О, кстати, братец, ты единственный из всего нашего дружного сообщества холостяк, к тому же симпатичный, состоятельный, известный! Ты должен, про- сто обязан помешать этому браку! И не возражай, пожалуйста: "По- чему я?"! А кто, если не ты?! Ну и что, что она белка?! Ну и что, что она полноватая?! Ну и что, что она глуповатая?! А как люди за на- уку жизнь отдают, вспомни Кюри! Ты можешь представить хоть на миг, что радиоактивный распад урана достался бы Дудкину?! А здесь тот же случай, поэтому, брат, даже не спорь! Да и сколько тебе мож- но гулять одиноким гусаром?! Ведь ты уже не мальчик! Мы не будем устраивать шоу "Битва академиков", ты уведешь ее с присущим тебе тактом и юмором. Я очень надеюсь, мой любезный Осел, на твой ди- пломатический ум и обаятельность!
  Кстати, я сегодня купил для тебя эксклюзивные шахматы, правда, королева в них почему-то без короны, но зато с миловидной мордаш- кой и с бюстом, как у Л.В.Л.! А Вареньке я купил фарфоровый сервиз с изображением всех античных мыслителей! Эх, что за лбы! У совре- менных ученых таких черепов уже не найти! Великолепная вещь! Те- перь у нас будет два "рабочих" сервиза: этот и японский с хризанте- мами, в остальных-то Кро хранит свои пижамки и, как я подозреваю, стишки! Ах, дружище, как я тоскую по Вареньке и детям! Мне очень не хватает и тебя, мой любезный друг!
  Поделюсь с тобой внезапной идеей: наше сознание мне представ- ляется, как те сервизы: пользуемся только несколькими привычными хранилищами, а что находится в других - даже и не подозреваем!
  Но, обрати внимание, подсказки к нашим открытиям повсюду: и в ароматном цветке, и в итальянской сумочке!
  
  2 августа. Греция
  Дорогой мой Осел!
  
  События начали разворачиваться с невероятной быстротой. Вчера вечером я уже переоделся ко сну и решил примерить маску для подво- дного плавания, как в дверь моего номера постучали.
  - Кто там? - спросил я, не снимая маски.
  - Это я, Красная Шапочка, - ответил господин Фигурка в присущей ему манере.
  Он вбежал ко мне босой, в синей пижаме, с полотенцем на плече и чрезвычайно взволнованный.
  - Пойдемте скорее на балкон! - воскликнул он.
  Я поспешно схватил очки, сдернул маску и выбежал следом за ним. Впереди расстилалось ночное море в дрожащих ленточках свето-
  вых отражений, справа, вся в огнях, мерцала Турция. Красотища!
  - Смотрите сюда, влево! - в нетерпении воскликнул Фигурка.
  Я увидел на одном из островов освещенный подсветками крест.
  - Похоже, иллюминация, - сказал я, протирая очки.
  - Это же наш "вулкан"! Он пустой, что там иллюминировать?! - выпалил Фига.
  Не сговариваясь, мы побежали вниз к Савве. Он пил кофе со своим приятелем на террасе, оба сидели в креслах, сложив толстенькие руки на животах, и смотрели на звезды. Их не удивил наш вид, они, при- встав, долго всматривались в темноту, куда напряженно всматрива- лись и мы с Фигой. В ночи ясно проступал черный силуэт усеченного конуса "вулкана", но свечение исчезло!
  - В полдень не ходите без шляп, господа, - сказал Савва и предло- жил нам кофе.
  Мы отказались и пошли мыть ноги, сговорившись с утра сразу плыть на "вулкан".
  Утром, наспех позавтракав, мы с трудом добрались до загадочно- го островка, так как море было неспокойным и Савва даже отгова- ривал нас от плаванья. Лодку сносило на камни, мы кое-как высади- лись на берег.
  Как выяснилось, не только мы с господином Фигуркой не спали всю ночь, но и Паралличини с Березой, и Кот не сомкнули глаз. Коту даже казалось, что со стороны моря Рокки "зовет господина профес- сора"! Бедный Кот, он очень нервный человек!
  Друг мой, с какой тревогой и надеждой мы ступили на "вулкан" и зашагали вверх по его покатому склону. Я шел впереди, за мной Бере- за, за ней - Адриано, замыкали нашу процессию Фига с Котом, кото- рые спорили о том, нужно ли было захватить оружие.
  
  Ты знаешь, дружище, как все мы, жители нашего Леса, трепетно относимся к природе! Наш путь чуть ли не через каждые пять метров пересекали оживленные "муравьиные шоссе", и я предупреждал о них моих молодых друзей. Они высоко поднимали ноги, стараясь не пора- нить ни одного муравьишку. Эти трудяги тащили в свои норки какие- то травинки и личинок. Очень хотелось понаблюдать за ними, но мы продолжали подъем. Кое-где среди камней серебрились метелки рас- тения, похожего на наш овес. Неожиданно мне показалось, что кто-то плачет. У меня самого что-то происходило с мышцами шеи, они словно сдавливали мне дыхательные пути, мне было болезненно глотать - я остановился, чтобы отдышаться. Неожиданно закричала какая-то пти- ца: "Фубуп-фубуп!" Адриано упал на колени и, сложив набожно ладо- ни, принялся молиться! Это меня потрясло, но еще больше я удивился, увидев заплаканное лицо Березы, которая из последних сил пыталась скрывать свое состояние. Взглянув на Адриано, она не выдержала и разрыдалась безудержно. Я знал ее еще тогда, когда ей было пять лет, и никогда эта отважная девушка не позволила себе и слезинки.
  У Фиги и Кота тоже, видимо, были проблемы с дыхательной функ- цией. Оба бледные, они кашляли надсадно, со страхом взирая на Бе- резину истерику и душевные песнопения Паралличини.
  - Вернемся, господин Войшило! - предложил весь красный от каш- ля Фигурка.
  Конечно, нужно было возвращаться, что тут и думать.
  - А вот что осталось от академика Дудкина! - вдруг хрипло, не сво- им голосом, словно пролаял Кот, отводя стебли "овса".
  Под метелками этой травы мы увидели розовые трусы с изображе- нием стаканов и очки в золотой оправе с разбитыми стеклами.
  Сердце мое болезненно сжалось, я собрал в пакет эти "бренные останки" и скомандовал:
  - Всем вниз!
  Фига, опираясь о Кота, шел задом, чтобы видеть происходящее за спиной. Мне казалось, что сейчас вот-вот произойдет что-то ужасное. Но мы благополучно завершили спуск и обнаружили свою лодку в целости и сохранности на том самом месте, где и привязали ее.
  Море успокоилось. Мы возвращались молча.
  - Что случилось, Рёзи? - нарушил тишину любопытный Кот.
  - Я увидела всю мою жизнь и ужаснулась, я хочу скорее вернуться домой и заняться благотворительностью, - отвечала девушка, пряча заплаканное лицо.
  А я думал о Дудкине: "Бедный Альберт! Как я был к нему неспра- ведлив! Да ведь это я ненароком разжег его любопытство! Ну, куда он полез! Разве мог он своим рациональным умом постичь мир? Нет!
  
  Только человеку с развитым творческим воображением это по плечу. Но где его взять, это развитое творческое воображение, когда у боль- шинства из нас не развито правое полушарие?!"
  Друг мой, как-то в студенческой аудитории, где было человек семь- десят, я спросил: "Кто может представить у себя в ладони маленькое яблочное зернышко?" Подняли руки около шестидесяти студентов. Я спросил: "А кто может в этом зернышке представить старую развеси- стую яблоню, на которой висят красные яблоки и под которой все мы сидим на зеленой траве?" Подняли руки человек двадцать. Я спросил:
  "А кто может представить зерно, которое включает в себя все яблони мира, и всех нас, и все травы, и все программы, системы и процессы?" Подняла руку одна девушка.
  Разве мог Дудкин сказать: "Благодарю Бога за все!"? А ведь только это и включило бы ему правое полушарие, потому что в нашем мозге, как и в мире в целом, тоже есть "мостики Фемистоклюса"! Но ведь и я, брат, в свое время не смог этого сказать и выдержать испытание! И мое развитое творческое воображение - оно не мое, оно развилось только за счет тесного контакта с действительно развитыми творче- скими воображениями моих близких!
  Друг мой, друг мой! Как бы я хотел снова оказаться на том мости- ке Фемистоклюса возле мировой помойки и закричать, не умничая и не рассуждая: "За все благодарю Бога! За все долгие годы радостной и счастливой жизни рядом с моей милой Варенькой, с нашими до- рогими детьми! За все! За все! За все теплое, нежное, ласковое, ве- селое, доброе, вкусное, заботливое, мирное и спокойное!" Но разве вернешь этот шанс? Я, обвешанная научными званиями говорящая зверушка, которая даже не может объяснить, что такое гроза Ката- тумбо, стал человеком только рядом с теми, кто ее любит, потому что любовь - это единственное удобрение для нашего роста! А вот Дудкин так и остался зеленым...
  Нервы мои совсем расшатались; кажется, я даже стонал от бесси- лия и страха за близких людей.
  Мы причалили, Савва уже встречал нас, я вышел на берег со своей тяжелой ношей и сразу ему все рассказал и передал пакет с вещами академика Дудкина.
  - Не огорчайтесь, сэр, - сказал Савва спокойно, - у пропавшего го- сподина есть еще важное дело. Он мне сказал, что собирается сделать предложение приезжей даме: она пишет в стихах его биографию, а он ей - авторский патент на технологию преобразования эмбриона лягушки в зародыши саламандры! Некоторые, как Пифагор, инсце- нируют свою смерть, чтобы понаблюдать за реакцией знакомых! Без трусов далеко не убежишь!
  
  Я не поверил. Когда мы поднялись в отель, я спросил моих моло- дых друзей:
  - Как будем действовать? Лучше мне завтра пойти одному?
  - Это не вариант, господин профессор, - сказал Фигурка, - я обяза- тельно пойду с вами!
  - И мы! - сказали в один голос Береза и Паралличини.
  - А я возьму веревку и оружие! - заявил Кот. - И никто не сможет мне помешать это сделать!
  Я зашел в номер. Сказались бессонная ночь и волнительный день, я прилег перед ужином и сразу задремал с мыслью: "Какие они тер- пеливые, смелые и благородные! За что мне, грешному человеку, Бог дал таких спутников?"
  В легком сне я совершенно отчетливо, будто ты находился ря- дом - в ванной комнате, услышал твой голос: "Пишите за мной, му- танты, и вы, мамаша, не ленитесь, берите ручку в зубы и записывай- те: "Мир - это воплощенная логика, а логика - это царица наук, а Аристотель - это..."..."
  Я поднялся с постели весь разбитый. Друг мой, уж не болен ли ты? "Безрукая мамаша" - уж не символ ли это болезни? Возможно, ты даже бредишь? Или вы попали в какую-то страшную переделку? Таких доверчивых простофиль, как мы, можно затянуть в любую ло- вушку, заманить во всякую западню!
  Нет, брат, это сигнал о том, что вы живы и даже занимаетесь логи- кой! Это точно сигнал!
  
  3 августа. Греция
  Дорогой мой друг!
  
  Мы уже несколько ночей не спим, питаемся на бегу в тревоге за наших близких, которые, возможно, в серьезной опасности. Хоть со- вершенно нет сил и времени, но я не могу не описать тебе сегодняш- них событий.
  Начну сразу с "вооружения": Кот попросил у Саввы "какой-ни- будь кинжал или меч"! Савва принес ему большой тесак для разделки крупной рыбы, по форме и напоминающий рыбину.
  - Твердость по шкале Роквелла - 52-55 HRC, - сказал Савва.
  - Супер! - ответил Кот и повесил тесак у пояса.
  Когда мы высадились на "вулкане", Кот обвязал нас всех веревкой, и мы пошли, словно альпинисты, в одной связке.
  Мы поднялись уже довольно высоко, и все почувствовали сильное головокружение. Возможно, до сих пор из трещин вулкана поднима- ются сернистые газы.
  
  Фигурка, который сегодня шел первым, увидел среди камней и "овса" саркофаг, как ему показалось. Мы начали взбираться к нему, несмотря на тошноту и потерю чувства равновесия. Сарко- фаг оказался большим плетеным коробом или сундуком (не знаю, как его точно назвать) с откидной крышкой. Я полагаю, каждый из нас подумал, что там лежит тело несчастного Дудкина - я, во всяком случае, не сомневался в этом, потому что ветерок донес до нас запах тления.
  Фигурка, бледный как никогда, отвязал от себя веревку, приказал нам стоять на месте, а сам подошел к этому коробу и откинул, не раздумывая, крышку.
  - Фу! - воскликнул он. - Какие-то отходы из мясной лавки!
  Мы бы и прошли мимо, но я почему-то потащил остальных к этому ящику и склонился над ним, забыв о безопасности. Короб был полон прозрачных полиэтиленовых пакетов со странными предметами и маркировкой. Я начал перебирать пакеты под недовольное фырканье моих друзей и читать этикетки: "Уши и хвост Кота", "Панцирь и хвост Паралличини", "Хвост и когти Березы".
  - Да, да, - сказала Береза, сморщившись от запаха, - на хвосте дей- ствительно мой бархатный бантик!
  Друг мой, когда ты видел панцирь у пахнущего дорогим итальян- ским парфюмом Адриано? Или хвост у красавицы Березы? Может быть, только несколько раз, когда в ней пробуждалось что-то живот- ное?! Вообрази, любезный, среди этих когтей, ушей, хвостов, клю- вов и панцирей я обнаружил и твои копыта, уши и хвост! Значит, ты жив, как и все остальные! Испытав радость, я своими глазами прочел:
  "Хвостик и ушки мышки Рокки". Но кто и когда видел у малышки Ро хвостик?! Это у всемирно-то известной оперной примадонны?! Ни- кто и никогда! Возмущению нашему не было предела.
  И вот, друг мой, не понимая, что происходит, я нашел (остальные брезгливо отнеслись к находкам, рылся в них только я) маленький па- кет, на котором было написано, не поверишь: "Щетина с ушей акаде- мика Войшило"! Я просто негодовал, по-моему, я даже начал топать ногами, потому что, открыв пакетик, я обнаружил в нем длинную жесткую кабанью шерсть! Только возглас Березы: "Ой, господин про- фессор, не задавите муравьев!" - остановил меня. Возмутительная собачья чушь! Друг мой, когда ты видел на моих ушах этакую неви- даль?! Этакую дикую неандертальщину?! Дичь - да и только!
  Впрочем, я ни разу не наблюдал за своими ушами в минуты моего гнева, может быть, тогда появлялась эта растительность, потому что некоторые мои оппоненты в ужасе шептали: "Уши! Уши!", - являясь свидетелями моей ярости!
  
  Пока все возмущались на разные лады, я начал перебирать щети- ну, думая поджечь ее и по запаху установить, какому животному она принадлежит. И вот среди этой грубой шерсти я обнаружил нечто, завернутое в белую салфетку, которую я тут же развернул, не сомне- ваясь ни на минуту, что увижу чьи-то клыки! Друг мой, я на миг ли- шился дара речи: у меня в руке лежало Кольцо предков!
  Все мы чуть не сошли с ума от радости! Мы разглядывали Кольцо, бережно передавая его друг другу! Наконец Фигурка, захлопнув сар- кофаг, скомандовал:
  - Продолжаем подъем, а на обратном пути нужно закопать эти... эти... - он не мог подыскать нужного слова от раздражения.
  - "Атрибуты", - подсказал я.
  - Назовите их хоть "табуреты", мне все равно, а этому шутнику я бы охотно надрал уши! - кинул он через плечо и бодро зашагал между камней.
  Я надел Кольцо на мизинец и не спускал с него взгляда: держись, Варвара-краса, уж теперь-то ты не отвертишься! Я был благодарен
  "шутнику" даже за столь экстравагантную форму подарка!
  Неожиданно Фигурка застонал и повалился на камни, как подко- шенный. Мы, путаясь в веревке, которой были связаны, кинулись к нему. Он дышал, пульс был учащенный, сердцебиение - отчетливое, внешние повреждения отсутствовали, но, несмотря на наши энергич- ные усилия, он не приходил в сознание. Мы подняли его и понесли вниз к лодке. Проходя мимо места, где стоял саркофаг, мы обнаружи- ли, что он исчез! Мозг отказывался анализировать события (он не об- ладал необходимым набором информации). Страха мы не испытыва- ли, Кот так ни разу и не вспомнил о своем мече. Я же ощущал полную защищенность, как в детстве. Но мы очень беспокоились о состоянии нашего друга, которого бережно положили в лодку. Лишь только мы отплыли, как Фигурка пришел в себя, сел и сразу заговорил. Он ска- зал странные слова, друг мой, я привожу их полностью: "Наш мир похож на детский калейдоскоп: один и тот же набор элементов, но разные картинки. Создатель трубы вращает ее и наблюдает за нами в круглую дырочку. А тому, кто не верит в Него, может одним взглядом отключить сознание и показать, кто хозяин в этом доме! А Дверь - это и есть круглая дырочка, и она на "вулкане"!"
  - Мои студенты, - отвечал я, - предлагали мне подобную модель, заканчивая этот сценарий так: "Когда им надоело земное шоу, они превратили нас в черную дыру диаметром 0,5 см". А я не знаю этого, голубчик, потому что данная тема находится за границами моих по- знавательных возможностей, хотя часто мне приходила в голову идея о том, что Вселенная гораздо меньше, чем мы думаем, и что большин-
  
  ство звезд - это только отражения от водной прослойки, вполне воз- можно, задерживающей радиацию. Но это только догадки, и слава Богу, что вы не разбили голову о камни!
  - Я падал удивительно плавно, даже нет синяков, - сказал Фига, - и все же я верю в свою модель!
  - Но в христианской традиции Дверь - это Иисус, Сын Божий, от- давший добровольно жизнь за людей, и те, кто в Него верят и делают добрые дела, могут войти в Царство Небесное через Него как через Дверь, - неожиданно изложил Адриано. - Так меня с детства учили родители, странно, что я это вспомнил только сейчас.
  - А кто из вас помнит Пышкино стихотворение "В тумане"? - вдруг спросила Береза.
  Из нас никто не мог вспомнить, и девушка прочла его дрожащим голосом:
  
  Где-то свет, и орган, и душевный покой, Там воскресная литургия,
  А у нас здесь туман, лишь фонарь кормовой Освещает - "Санта Мария".
  
  И не видно ни зги - только ругань и плач, И гуляет во тьме истерия,
  Шлюпок нет, трюм затоплен, ни признака мачт - Погибает "Санта Мария".
  
  Я молился раз в год - на звезду в облаках, Вся судьба моя - злая стихия!
  Разгляди сквозь туман, не оставь моряка, Пощади меня, Санта Мария!
  
  - Ну и что? - тоже дрожащим голосом спросил Адриано.
  Мне пришла в голову мысль о том, что, Береза и Паралличини очень похожи на двух попугайчиков, которые долго прожили вместе в одной клетке!
  - А то, что ты завтра перед восхождением должен прочесть мо- литву! - уже бодро сказала Береза, удивляясь, что он сам до этого не додумался.
  - Но я не знаю ни одной молитвы, дорогая, - тоже бодро возразил Паралличини, - только "Отче наш"...
  - Вот ее и прочтешь, - решительно заявила девушка.
  Я посмотрел, видимо, с блаженным видом на Кольцо предков, и все снова принялись меня поздравлять. Мы решили по этому случаю
  
  выпить немного греческого вина и, причалив к нашему острову, под- нялись в таверну.
  Проходя мимо церквушки, Адриано перекрестился и благоговейно поклонился, Береза последовала его примеру. Кот и Фига перегляну- лись и пожали плечами. А я сказал в открытый проем двери, где в полумраке мерцали свечи:
  - Благодарю Бога за все!
  
  4 августа. Греция
  Дорогой друг!
  
  Конечно же, я обязан подробно описать тебе удивительные собы- тия, участниками которых мы стали. Страшные предположения под- твердились: Дудкин так и не вернулся в отель. А мы в очередной раз высадились на "вулкане", Кот снова обвязал нас всех веревкой, а Фи- гурка посмотрел особо серьезно и строго сказал:
  - Не знаю, как вы, а я сегодня стопроцентно поднимусь на верх- нюю площадку острова, даже если это будет стоить мне жизни. Что мы имеем? Кольцо найдено, но возникла проблема посложнее. Дверь явно здесь, к ней идут (или в нее уже вошли) близкие нам люди. Что с ними, мы не знаем. Но Дудкин, скорее всего, погиб. Давайте, товари- щи, на всякий случай обнимемся перед восхождением!
  Мы крепко обнялись. Адриано прочел молитву, и мы полезли вверх, ожидая наткнуться на новые сюрпризы. День стоял жаркий, передвигать- ся по камням было сложно, пот заливал нам глаза, колени мои тряслись от усталости, да и мои друзья шли с трудом. Мы уже миновали "овес", где нашли вещи Дудкина, и камень, где обнаружили атрибуты нашей живот- ной составляющей, и место падения Фиги, как вдруг перед нами возник- ло свечение, которое мы видели с Фигуркой с моего балкона. Оно было таким ослепительным, что мы все зажмурились, а затем встали на коле- ни, пригнули головы и поползли, не раздумывая, в таком виде дальше. Ползли молча, потому что все эти "а вдруг там..." или "а может, это...", ничего не объясняющие, уже набили оскомину. Земля, и камни, и наши пальцы, и даже черные муравьи от этого свечения были белыми.
  Не поверишь, дружище, но мы все слышали ангельское пение со- вершенно неземной красоты, хотя эти голоса пели, казалось бы, о зем- ном. Я даже запомнил фрагмент их песни, который и записал для тебя:
  
  В орхидее, словно капли Перламутровой зари, Словно перья белой цапли, Венчик маленький внутри,
  
  И лиловый колокольчик, Будто шелковый шатер, Сверху круглый узелочек, И на венчике узор,
  
  А в настурции прекрасной, Ароматной, как всегда, Лучик солнца, ясный-ясный, И внутри горит звезда...
  
  Последнее песнопение особенно ободрило меня, и я решил под- нять голову, чтобы разглядеть, куда мы хоть ползем. Я не ослеп, как опасался, а увидел, что прямо перед нами сияет Дверь! Я воскликнул:
  - Вот! Вот! Смотрите!
  Все открыли глаза, подняли головы, а Паралличини с трепетом сказал:
  - Мир всем и каждому!
  Так на коленях мы и подползли к Двери и увидели, что на камени- стом пороге стоят в рядок: Варенькины кремовые босоножки с бан- тиками, Пышкины черные туфли с узкими носами, Мушкины желтые балетки с вышитыми на них розочками, меховые тапочки с пингви- нами Кро и белые лодочки Рокки!
  Друг мой, я готов был целовать эту обувь! Мы поспешно разулись, Адриано очень торжественно снова прочел "Отче наш", и я отворил Дверь.
  Мы сразу вошли в ароматный сад, где на зеленой лужайке росло множество цветов, и среди них сидели все наши. Они чем-то занима- лись и даже не обратили на нас внимания.
  Но рядом с Дверью на стульчике примостилась Ро с пяльцами в ру- ках. Она вышивала голубой колокольчик, и вот подняла голову, вско- чила и закричала, как она иногда умеет резко кричать:
  - Я ждала вас, господин профессор! Я верила, что вы придете за нами! - и она, рыдая, кинулась мне на шею.
  Слезы застилали мне глаза, я спросил ее:
  - Вам здесь плохо, милое дитя?! Что это за место?
  - Нет-нет, что вы! Я думаю, что здесь живут ангелы, здесь очень хо- рошо! Но нам сказали, что если за нами не придут, то мы навсегда оста- немся здесь! А я ужасно соскучилась по нашему Волшебному лесу, по нашему дому, по своей комнатке, по нашим добросердечным чаепити- ям, по нашим душевным посиделкам! - затараторила радостно Рокки.
  - Слава Богу, что вы пришли! Но как же они поют, господин профессор! Мы с мамочкой даже плачем от счастья и радости, уж как они поют!
  
  Все наши уже бежали к нам! Мы вдесятером так крепко обнялись, что как будто расплавились друг в друге, как пластилин при смешива- нии! И я почувствовал, что стал моложе и красивее! И Варенька, моя красавица, преобразилась, словно силы, молодость и красота пере- распределились между нами во время нашего невероятно крепкого объятия! О, как прекрасны были Мушка и Кро, я даже сначала не уз- нал их: лица их сияли, невозможно было без слез взирать на такую кроткую красоту!
  Я думаю, дружище, это все дедулины проделки! Помнишь, Варюша просила его, чтоб нам не расставаться и после смерти? И вот! Верю, что теперь и смерть нас не разлучит!
  Я начал, брат, глазами искать тебя. Кро поспешил ко мне и рас- сказал, что дедуля выбросил все их чемоданы, авоськи с едой и другие пожитки, посадил их всех в свой лифт и высадил через пять минут на вершине "вулкана". Увидев свечение, они поползли и уже почти приблизились к Двери, как из камней вылезла "зверюга" со змеиной шеей, обвислой кожей, головой ящера и без передних лап. Она заяви- ла: "Ням-ням, я выбираю эту полненькую девчонку в беленьких ту- фельках, мои детушки уже двое суток не ели!" А ты, мой благородный друг, выступил вперед и сказал: "Я здесь самый вкусный!"
  "Безрукая мамаша" - вот он, твой сигнал! Ты, слава Богу, жив! И мы тебя обязательно спасем! Однако расскажу по порядку, чем они здесь занимались два дня до нас, а теперь и вместе с нами: кто хочет - вышивает цветы, а кто хочет рисовать - рисует их. Девочки окружи- ли Вареньку и вышивают васильки, а мальчики сели на траву возле Кота, и он учит нас рисовать бархатцы. Кот говорит:
  - Представьте выпуклую оранжевую кастрюльную крышку, в цен- тре которой вместо ручки плотная шишечка из желтых кудряшек; де- лим крышку на семь лепестков с резным краем, на каждом ставим по бордовому мазку!
  Не поверишь, но, как поставишь последний штрих или стежок, цветок оживает и перемещается на клумбу!
  Местных жителей мы не видели, но чувствовали: от них очень пах- нет цветочной ароматной эссенцией. Они нам приносят угощение - маленькие кувшинчики (надо полагать, с нектаром), они же, я подо- зреваю, наполняют ароматом ожившие цветы. Есть, пить, спать здесь совсем не хочется, неописуемо легко, и внутри само что-то поет от радости! А Варенька, Рокки и Мушка чудесно поют о цветах на сти- хи господина Пышки - их пение мы, видимо, и слышали, пробираясь между камней. У Мушки сегодня день рождения, Пыш сочинил для нее романс "Письмо", Паралличини подобрал музыку, и мы все его исполнили для нее. Вот стихи романса, друг мой:
  
  Я люблю Вас, мой Ангел небесный, Выше спален и выше церквей.
  Та любовь выше строчек и песен, Выше боли и радости всей!
  
  Я молю Вам покоя и блага
  И свободной от бед высоты! Пусть живет наша светлая сага В мире вечной живой красоты!
  
  Мы сплетем снова крылья и руки, Снова станем звездою одной
  И постигнем все тайные звуки! Я люблю Вас! Ваш Ангел земной.
  
  Жаль, ты не видел лица Пыша во время исполнения! Это было просветленное любовью лицо древнего благородного рыцаря! А ведь когда-то он был просто веселым поедателем булочек!
  Пели мы на славу, но как поют местные жители! Несколько раз мы слышали их голоса, когда открывалась невидимая дверь и входил кто- то ароматный. От их пения дух захватывает!
  Я забыл здесь о старости и болезни моих суставов, о возрасте и всей нашей суете на "ярмарке тщеславия". Помнишь, мы с тобой рас- суждали: если вода может быть жидкой, твердой и парообразной, то и мир может иметь в себе плотные, менее плотные и совсем эфир- ные части, ведь вода, видимо, и есть та первооснова, которую искали античные мыслители, тот строительный материал, из которого и мы состоим, и все остальное. Скорее всего, мы сейчас находимся в этой, менее плотной, части нашего мира.
  Здесь так хорошо, что я было уже подумал: "Надо нам не валять ду- рака, а всем здесь и остаться!" Рокки тут же встрепенулась и закричала:
  - Нет, нет, господин профессор! Не лишайте Подснежника и Ме- дуницу любящих родителей! Не делайте бедную Ксюшку вдовой, а ее многочисленных чад - сиротками! А как же наши старенькие Сигез- мунд и Розалия, которые каждое утро выходят на крыльцо и смотрят с надеждой в сторону таможни?! А как же наши несчастные уточки?! А мои цветочки на подоконниках?!
  Поэтому, брат, завтра возвращаемся. Да и не заслужили мы этого места, не заработали, но хоть знаем теперь, куда стремиться.
  Мы еще слишком плотские, чересчур плотные, органично не сливаемся с местной средой, незрелые, неповоротливые, как слоны в посудной лавке. Но я хочу тебе сказать, что между нами перерас-
  
  пределились не только сила, здоровье и молодость, но и духовность Мушки и Кро наполнила всех нас. Я, например, полностью уверовал в то, что Бог Словом создал мир, и он очень разный, и мы его совсем не знаем, как не знаем до конца и своего сознания, которое является частью нашего мира, а наш Волшебный лес является частью чьего-то сознания, а следовательно, тоже частью мира. Вспомни логические круги Эйлера! Ты помнишь, мой любезный, мы с тобой были на архе- ологических раскопках на берегу Черного моря? Начался небольшой шторм, и прямо к нашим ногам море выбрасывало ракушки! Мы их собрали в пакет, а в гостинице ты сложил из них пирамиду и сказал:
  "Обратите внимание, господин профессор: простых ракушек больше всего, средней сложности - среднее количество, а сложных ракушек - мало. Почему? Потому что сложная система требует более сложных условий содержания и хранения; так и в обществе".
  Вот и мы, брат, в своей среде были "сложными ракушками", а здесь - увы, самые примитивные.
  После Роккулькиной тирады местные жители зажгли фонарики вокруг Двери, и появился легкий ветерок в ее сторону. Может, это на- мек: "Попутного вам ветра, приматы!"?
  Но мы продолжаем вышивать и рисовать: видимо, не все еще из нас переосмыслили свою былую жизнь, а может быть, еще денек хо- тим побыть в этакой-то благодати!
  Мне это напоминает один случай: в мой кабинет залетела через форточку синичка, ты же знаешь, какой это любопытный народец! Я открыл форточку пошире и принялся газетой направлять к ней птич- ку, но она билась о стекла. Я в страхе за нее крикнул Роккулю, которая распевалась в гостиной. Она живо вбежала с шелковой шалью в ру- ках, которой и начала махать на птицу. Синичка устала, села на мой стол, открыла клювик и с большим доверием смотрела на Рокки.
  - Возьми ее рукой, Ро, - сказал я, - она не боится тебя!
  Девушка помедлила, затем надела на руку пакет и потянулась к птичке. Та спокойно ждала.
  - Нет, - сказала Рокки с виноватой улыбкой, - я ее боюсь!
  - Но ведь она маленькая! - удивленно воскликнул я.
  - Но совсем не такая, как мы, - возразила Ро, - и вдруг у нее оста- новится сердечко от страха?!
  На наш шум прибежал Кро, он живо убрал цветы с подоконника, раскрыл обе створки окна, и синичка была такова!
  Вот, брат, и местные... и нас боятся, и за нас боятся, потому что мы разные: они - "парообразные", а мы - "твердые".
  А здесь, мой любезный друг, так сказочно, что я порой теряю адек- ватность восприятия реальности. Пока мы добирались в Грецию, я
  
  читал известную книгу о жизни после смерти. Но я оценивал эти описываемые явления как остаточную деятельность "приемника" - то есть головного мозга, в котором есть закрепленные образы рай- ской жизни. Человек умирает, мозг выдает картинки рая, реанима- торы возвращают умершего к жизни, он вспоминает картинки как реальный рай, куда, думаю, путь открыт только тем, кто по своей ду- ховности соответствует этому месту, а не всем подряд. Друг мой, мне здесь порой кажется, что мы уже все умерли и попали сюда за неиз- вестные нам самим заслуги. Мы стали совсем другими, даже внешне. И рисование цветов - не пустое занятие, уж поверь мне. С каждым штрихом я вспоминаю свои грехи, грешки и мелкие грешочки, ко- торые давно забыл. И очень сожалею о них и, как в детстве, прошу за них прощения искренне, всем сердцем, и волна тепла и радости окутывает меня. Виной всему, я думаю, благодатная среда, а не толь- ко наша счастливая встреча. Остальные, видимо, переживают то же самое: кто-то просит прощения у другого, кто-то с мокрыми глазами счастливо вздыхает, не стыдясь горячих слез.
  Мы блаженные люди, потому что пошли к Богу самым коротким путем - через любовь к ближним. А сколько этих путей! Сколько звезд на небе.
  Эх, брат, жизнь - это бесконечная эволюция от самой первой на нашей планете клеточки, которую сегодня называют белковым суб- стратом Люка до невидимого Творца, которого мы вряд ли сможем достичь, потому что и Он, вероятно, находится в постоянном разви- тии! А проблема многих наших с тобой коллег - это непонимание того, что и Люк был создан Богом, а наша маленькая планетка с ее разумными обитателями - это только фрагментик большого, слож- ного и прекрасного процесса, где половина - материального, по- ловина - идеального, половина - энергетического, половина - ин- формационного, половина - реального, половина - фантазийного, половина - смешного, половина - серьезного! И когда-нибудь нам станет тесно в голубом шаре, как однажды стало тесно во чреве ма- тери, и мы родимся для нового пространства!
  Дружище, завтра мы уже покинем это чудесное место. Я счастлив, что надел Вареньке кольцо именно здесь. Все наши плакали от радости. Дверь то исчезает, то появляется, но фонарики всегда на одном месте. Мы успеем, конечно же, выйти, наденем нашу обувь (только бы безрукая животюга не позавтракала ею!). Затем мы спустимся с
  "вулкана", переправимся в Саввиной лодке к нашему острову... нужно еще упаковать медведей, сервиз и другие подарки.
  Да! К моменту бракосочетания из куста ирисов появился веселый дедуля и с хитроватой улыбкой заявил:
  
  - Моего подарка никто, конечно, не заметил! Но экий вы настой- чивый, юноша! Да, берегите мою ягодку!
  - Я заметила, - сказала Варенька, - спасибо большое!
  - И я заметил, спасибо вам, любезный господин Фемистоклюс! - сказал я.
  Дедуля сообщил, что доставил Осла благополучно в Дом Черепахи, отбив его у "гидры морской", которой Осел на прощание сказал:
  - Не тяните ко мне свою слюнявую губастую пасть, мамаша - вы можете испортить мой костюм. Это уж, извините, нонсенс - питать- ся одними академиками! Повторяйте лучше с детьми законы пра- вильного мышления!
  Завтра, как мы уложим багаж, Фемистоклюс на своем лифте при- едет и за нами.
  Не поверишь, друг мой: бархатцы лучше всего получаются у Па- ралличини, который никогда не держал кисть или карандаш в руке. Я подозреваю, что он молится во время работы, а местные жители на молитву реагируют живо и, видимо, помогают ему.
  Сейчас ко мне подошел озабоченный Фигурка и сказал:
  - Господин Войшило, а вдруг время здесь исчисляется по-другому, мы выйдем - а там уже другая мода, другая валюта, снова придется милостыню просить?!
  Я ответил ему со спокойной душой:
  - Не беспокойтесь, голубчик, все будет лучше, чем мы думаем, по- тому что мы в гостях у милостивого Бога, хоть мы и только в прихожей Его великих владений, а точнее сказать, в "санитарном тамбуре" между миром видимым и невидимым, но и здесь только Он - Творец времени! Друг мой, ты спросишь, где же моя теория "мостики Фемистоклю-
  са"? Она, конечно же, еще только в моей голове.
  Вот когда ты при встрече продуешь партию в шахматы, чтобы тебя утешить и ободрить, мой любезный, я изложу тебе свою теорию в мельчайших деталях и подробностях!
  Расставляй фигуры, старина!
  
  
  Часть вторая. Рождество в Москве
  
  ВЕЧЕРОЧЕК
  
  - Ну вот, мы почти дома, скоро будем пить чай на нашей полянке, правда, дедуля? - радостно щебетала счастливая Варвара Никифоров- на, ставя поудобнее коробку с сервизом к стене лифта, а сверху на нее
  - греческую сумку с ракушками.
  
  Остальные последовали ее примеру и принялись компактно рас- ставлять багаж.
  - Бедная Матильда Васильевна уже, наверное, потеряла голову с Подснежником и Медуницей. Мало ей забот с попугаем - так мы до- бавили! - счастливо приговаривала Мушка.
  - Ну, с Богом! - сказал напряженно Фемистоклюс, неопределенно махнув рукой и выпятив нижнюю губу.
  Лифт сразу пошел рывками, отчего беспечная болтовня и щебета- ние разом смолкли.
  - Какие-то неполадки? - осведомился профессор.
  - Цветочки, - сухо отрезал дед.
  - Цветы засоряют двигатель?! - изумленно воскликнул Рыжик и прижал усатое лицо к стеклу.
  Следом за Котом остальные тоже принялись высматривать враж- дебные растения.
  За стеклом тянулись мрачные скалы без признаков какой-либо растительности, а над ними драгоценным шатром раскинулось звезд- ное небо.
  Лифт начало трясти и болтать из стороны в сторону, багаж сдви- нулся с места и наступал на пассажиров.
  - Мы вошли в зону турбулентности, - голосом заботливой борт- проводницы сообщил Кро, - покрепче держитесь за поручни!
  - А ягодки впереди! - выдавил зловещим тоном окончание фразы дед.
  Лифт погрузился в черное облако, мрак которого тут же поглотил луч света от прожектора с наружной стороны кабины.
  - Так можно налететь на скалы! - взволнованно заговорил профес- сор. - Надо остановиться и переждать!
  Дед не отвечал и пытался ориентироваться по известным только ему маякам.
  Неожиданно из мрака, да так, что все вздрогнули, на стекло при- лепилась мерзкая получеловеческая-полузвериная морда с оскален- ной пастью, следом - вторая, третья, и целая стая отвратительных существ облепила лифт. Пассажиры в ужасе отпрянули от стеклянных стен. Гнусные твари скребли когтями стекла, клыками оставляли ши- рокие борозды на их поверхности.
  - Вы побывали в таком чистом, светлом месте, и, тем не менее, двое из вас так и не осознали, что с ними произошло! - высказался с раздражением дед. - Благодаря их неверию и приключилась с нами эта оказия! Если они не раскаются в святом месте, за безопасность обратного пути не отвечаю! Да и этот-то мост без Владычицы не про- скочим, вот беда!
  
  - Но, дедулечка, мы все еще до конца не осознали, что с нами про- исходит, - робко заступилась за коллектив Варвара Никифоровна, стоящая за спиной профессора с зажмуренными от страха глазами, - может быть, кто-то давно не проходил техосмотр и зря ворчит?
  - Будет вам сейчас "техосмотр" - до самых косточек! - завопил дед, указывая на свирепые рожи за окном. - Отвечайте, кто из вас так и не верит, что Вселенная развернулась из Божьего Слова, как младенец внутри утробы матери разворачивается из невидимой клеточки?! От- дадим их на сжирание!!
  Все молчали, вцепившись в поручни. Лифт раскачивался, словно маятник. Кровожадные твари объединили свои усилия и всей стаей уселись, свесив грязные хвосты, на крыше лифта, отчего он, несмотря на титаническую дедову работу, рывками пошел вниз.
  Фемистоклюс застонал, ничком повалился на пол и взмолился слезно, по-стариковски:
  - О Матерь Божия, Царица Небесная, не остави нас, грешных, упо- вающих на Тебя!
  Лифт плавно остановился, хвосты исчезли, черное облако рассе- ялось, и все, к превеликой радости, увидели крупные ясные звезды вверху. Эти звезды на глазах у еще не оправившихся от пережитого ужаса путешественников начали уплотняться, выстраиваться в жен- скую фигуру, занимавшую большую часть ночного небосклона. Фи- гура из золотых звезд в золотой, звездной же, короне, повернулась и пошла, легко переступая бездны, за ней развевался серебряный, как галактика, плащ, весь изукрашенный сияющими светилами. За пла- щом бежали два белых козленка, шерсть которых была, как только что выпавший снег, белая-пребелая и блестящая на кончиках милли- ардами алмазов, а на их шеях висели серебряные колокольчики, на звон которых и направил просиявший Фемистоклюс свою машину.
  Пока все устремляли умильные взоры на очаровательных козлят, грациозно перепрыгивающих с одной скалы на другую, звездная фи- гура разделилась на миллионы небесных огней, занявших свои ме- ста. Козлята дружно прыгнули в одном направлении, соединились в полете, начали быстро-быстро вращаться и стали большой яркой го- лубой звездой, за которой неотступно следовал Фемистоклюс.
  - Смотрите, какое красивое поселение светится наверху вдали! - воскликнула Мушка. - Давайте поедем туда! Пожалуйста!
  - При нашей неполадке, боюсь, нам поближе и пониже, - ответил дед. - "Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын", - и добавил загадоч- ную фразу: - И следочка не оставим, и пылинки не возьмем!
  - Но, почтеннейший, прокомментируйте увиденное по свежим следам! - взмолился профессор.
  
  - Каждый отыщет ответ в своем сердце, - довольный найденной фразой, ответил Фемистоклюс и приступил к снижению.
  Все увидели в свете прожектора внизу большой заснеженный го- род с множеством церквей, площадей и красивых зданий.
  Лифт снизился резко, и вокруг снова стало темно.
  - Приехали, надевайте теплые вещи и выходите! - скомандовал дед.
  - Начиная с "теплых вещей", можно поподробнее?! - попросила бойко Варвара Никифоровна. - У меня самая теплая вещь - соломен- ная шляпка, а у других и этого нет!
  - Ничего, не сахарные, и так добежите! - отрезал Фемистоклюс.
  - Надеюсь, не под обстрелом? - пошутил профессор. Дед в темноте только крякнул в ответ.
  - Ты хоть свет включи, старче! - сказала Варвара Никифоровна и, как зажегся прожектор, воскликнула: - О, мы в каком-то складском помещении! Сколько деревянных бочек! - она поспешно вышла и при- нялась по очереди поднимать на этих бочках деревянные же крышки, приговаривая: - Брусника, огурчики, моченые яблочки, белая с мор- ковью капустка! А тут что? Красная со свеколкой, тоже квашеная, да какая хрустящая! Помидорки с укропчиком! А здесь что? Ох, груздоч- ки, да какие мелкие! Вот как люди живут и не переживают, как мы, о своем чревоугодии!
  За бочками лежали, как поленья, замороженные усатые сомы, а сверху на них - две свиные головы пятачками друг к другу, словно беседовали.
  - На ремонт уйдет не меньше суток, - сказал дед.
  - А ты не боишься за моченые яблочки? - поинтересовалось голо- сом шаловливой гимназистки Варвара Никифоровна.
  - Слушайте инструкцию! - провозгласил строго Фемистоклюс. - Ничего без разрешения не трогать! Держаться вместе! Никакой ак- тивной деятельности не развивать! Ничего здесь своего не оставлять и ничего чужого не брать! Сейчас взять с собой самое необходимое, а медведи и чайники ваши не убегут! И начинайте выходить на поверх- ность, не топчитесь, как голодные увальни, вокруг солонины!
  - Лаз, вероятно, в одной из этих бочек, - полушутя предположил Войшило, - надо только понять, в какой!
  - Лаз у вас над головой, господин академик, а лестница у вас за спиной! - ответил языкастый дед не без ехидства.
  - Да где же мы все-таки? - спросил профессор.
  - В Памяти Мира! Как человек не может жить без памяти, так и Мир не может жить без Памяти! - торжественно объяснил дед.
  - Это что же, ноосфера Вернадского и Шардена? - удивленно вос- кликнул профессор.
  
  - Это место реальное, а не виртуальное, юноша! - сухо, словно обидевшись, сказал дед.
  У профессора в глазах загорелись лампочки, он ухватился за пере- кладины лесенки и бодро, как акробат, поднялся вверх.
  Люк над его головой открылся сам, всех обдало морозом.
  - Пожалуйте, барин, вот вам знатная шуба да добрая шапочка! - заговорил над профессорской лысиной бородатый мужик в тулупе. - Преотличная шубейка, рысья, самого Вениамина Артемьича! А шап- ка из баргузиньего собольку!
  - Самого Вениамина Артемьича? Не знаком, но передавайте ему мою благодарность, любезный, - отвечал экипированный Войши- ло, - без рысьей шубы здесь пришлось бы туговато!
  Рядом с мужиком притопывала молодая еще, улыбчивая женщи- на, с белыми блестящими зубами и словно вырезными ноздрями, в ярком цветастом платке до бровей и в бекеше на беличьем меху. Она держала охапку теплой одежды, в которую одевала каждого вылезше- го из погреба гостя.
  Ей помогал мальчик в тулупчике с красным кушачком и в больших валенках. На сугробе замерли от удивления две черные собаки, едва помахивая хвостами. В морозном небе сияла полная луна и летели меленькие, как белая пыль, снежинки, отчего весь воздух искрился.
  - Красотища! - воскликнул по-юношески профессор. - "То Варва- ра, то Никола кинут снег календарю, запахну покрепче полы, на ще- ках - по снегирю!"
  Мужик добродушно скалился.
  - Это я сочинил, будучи еще гимназистом! - сказал возбужденно Войшило.
  - Охотно верю, барин, - заверил сипловато бородач, - на Варвару была оттепель, ажно все дрова отсырели, а на Николу как стал мороз, так и до ноне! И, слава Богу, до Рождества дожили!
  - А когда же Рождество, братец? - осведомился профессор.
  - Завтре, как есть завтре! - широко улыбаясь, радостно ответил мужик. - А я Василий, мое почтение!
  - Отлично! - воскликнул Войшило. - Но я здесь уже был! Эх, выле- тело из головы французское словечко! Я здесь определенно был!
  Впереди блестели кресты и купола над храмом, слева белел засне- женный сад за плотным, заметенным сугробами забором. За садом виднелся белый двухэтажный дом с высокими освещенными окна- ми в верхнем этаже и с маленьким, едва теплящемся оконцем - в нижнем. Из всех труб над крышей валил дым, и профессор радостно вдыхал широкими ноздрями уже забытый запах древесного печного дыма. Сзади, за домом, темнели длинные хозяйственные постройки
  
  с толстым слоем снега на крыше. А за этими постройками, похожими на барак, высилось белое, освещенное луной здание храма с шести- гранной колокольней с маленькой главкой.
  - Кому принадлежит этот дом, любезный? - энергично спросил Во- йшило, дуя на озябшие пальцы.
  - Как кому, барин? И погреб, и дом, и сад, и весь двор - ихние, господина нашего Коровина Вениамина Артемьича! - с гордостью со- общил Василий.
  - Ни-че-го не понимаю! - воскликнул профессор, осматривая ши- рокий двор, заваленный снегом. - Венькин?! Коровина?!
  Мужик только скалился в ответ, блестя глазами да смахивая иней с усов.
  - Здесь летом, наверное, много одуванчиков, на этом широком дворе, - сказал Пыш, застегивая тулуп.
  На утоптанной площадке возле погребного сруба уже столпилась вся "обряженная" компания. От погреба к дому вел расчищенный в сугробе коридор, по этой узкой снежной траншее путешественники и направились следом за Василием.
  - Нескладный у вас, барышня, сундучок, какой дурень такие ма- ленькие колесики приклепал? - сказал он, подхватив на широкое пле- чо забуксовавший в снегу Березин чемодан.
  В правую ручищу Василий сгреб половину остального багажа и двинулся с развальцем бочком, бочком вперед.
  Другие вещи понесли замыкавшие процессию женщина и маль- чик. Собаки бежали по гребню сугроба, принюхиваясь к незнакомым запахам и вглядываясь в лица гостей.
  От траншеи влево уходил еще более узкий рукав - проход в сугробе через калитку в заснеженный сад. Перед самым домом была расчи- щена большая площадка, на которой и собрались путешественники, разглядывая старинный фасад дома с четырьмя колоннами и высокой лестницей с выщербленными ступенями, переходящей в открытую террасу. По обеим сторонам лестницы на ступенях стояли горшки с запорошенной снегом землей и замерзшими растениями. На фрон- тоне некогда нарядного дома виднелись остатки лепнины. Оконца в нижнем этаже плотно, почти до верха, были завалены снегом, в одном из них через приоткрытую маленькую форточку светил слабый ого- нек и слышались детские голоса: смех, крики и младенческий плач.
  - Мои соколики воюют! - с улыбкой сообщил Василий, указывая на форточку.
  На высоком расчищенном крыльце гостей встречала темноволо- сая дама с незадуваемым фонарем в руке, в большой красивой шали на плечах.
  
  Гости прибежали в кроссовках и туфельках и стремились поскорее попасть в теплое помещение, скользя (а Паралличини даже со смехом упал) на обледеневших ступенях.
  Через входную двустворчатую дверь с белыми от инея стеклами все прошли мимо деревянных бочек в сенях в просторную прихожую. Здесь в переднем левом углу темнел стол с резными дверцами, на котором стояли зажженные свечи и фонари с оплавленными стеари- новыми огарками. Над столом в дубовой раме, украшенной резны- ми виноградными гроздьями, таинственно блестело мутно-темное зеркало. Из прихожей, помимо входной, было еще три высоких сте- клянных двустворчатых двери: прямо, налево и направо. В дальнем правом углу стоял старинный, тоже с "виноградом", шкаф, в ближ- нем - окованный железом сундук, а над ним - вешалка для одежды, на шпеньках которой кое-где висели пучки сухой травы от моли. В левом углу возле уличной стены была открыта большая черная духов- ка, полная обуви, из которой шли тепло и запах подпаленной шерсти.
  - Оставляю вас, господа, на Аннушку, а через десять минут с ра- достью жду в своей комнате, - сказала темноволосая дама, исчезая в двери направо.
  - А и знакомы вы уже с Аннушкой, - напевно заговорила женщи- на в цветастом платке, блестя белозубой улыбкой, - одеваться будете туточки, в духовке внизу - черные валенки для молодых господ, а на решетке - белые катанки для барыни и барышень, а для барина - бе- лые "царские" бурки!
  И она торжественно продемонстрировала их растроганному профессору.
  - В этом сундуке полным-полно добра: муфты да рукавички, сама вязала и вышивала: снегирики да синички; платки из камки и камлота, и с цветами шали, и теплые пуховые, всем дам новенькие из барашка носочки, сама чесала да пряла, и в обувь их надевайте, и по дому ша- гайте! В этом шкапе и кацавеечки, и душегреечки, кому надо - знай, бери! - словно на ярмарке расхваливая товар, присказывала Аннуш- ка. - Сейчас поведу вас по спаленкам, опосля пойдете к барыньке, а я вам стол накрою! В каждой спаленке умывальничек, а уборная - это домик за сараем, там фонарь на гвоздочке, а спички в сенях на бочке!
  Гости развесили шубы, шапки и платки и последовали за Аннуш- кой в ту дверь, что прямо. За ней лежал узкий коридор, а из него пять дверей: центральная - в кухню, остальные - в спальни, в каждой из которых только и помещались, что две узкие кровати, маленький сто- лик возле широкого подоконника, возле двери - умывальник, стул и вешалка над ним. Все окна спален и кухни выходили во двор, на за- снеженный сарай и блистающий куполами храм за ним.
  
  Через десять минут гости собрались в хозяйской комнате: моло- дые мужчины в каракулевых душегрейках, профессор в потертом, но эффектном казакине, на котором не хватало нескольких крюч- ков, дамы в красивых, из старинного шкафа, шалях, накинутых на летние шелковые блузки. Присели на кресла и диванчик. Ждали Березу.
  - Мороз спадает, окна заплакали, и диковинные листья на узорах тают, у нас так же было в детстве, - со счастливой улыбкой прогово- рил профессор.
  - Или Василий нашуровал в печках, - сказала хозяйка, тоже с улыбкой.
  И действительно под окнами заскрипел снег - Василий поднялся по лестнице с большой охапкой дров, обстукал снег с валенок о ко- лонну и протопал, покрякивая с мороза, мимо их двери в коридорчик, откуда топились печи для обогрева спален.
  Появилась Береза в белой длинной юбке с черной вышивкой по подолу и в черном приталенном коротком бархатном пиджаке с белыми пышными кружевными манжетами и хрустальными пуго- вицами.
  - А вот и наша черно-белая сорока в маскарадном домино! - вос- кликнула с восхищением Варвара Никифоровна. - Но я у тебя, доро- гая, никогда не видела этого наряда!
  - Я это нашла в сундуке, не в шортах же ходить среди подсвечни- ков! - весело откликнулась девушка.
  - Эта амазонка для верховой езды осталась от молодой барышни, - пояснила хозяйка.
  - Она умерла? - спросила, округлив глаза, Береза.
  - Нет, она повзрослела, немного располнела и предпочитает дру- гие фасоны, - объяснила темноволосая дама, - моя бабушка в моло- дые годы тоже любила скакать верхом, великолепно танцевала вальс, изящно вышивала. Песенная и сказочная душа! Больше всего ей нра- вилось петь: "Ой, мороз, мороз..."
  - Расскажите еще что-нибудь о своих предках, я очень люблю слу- шать о "корнях"! - попросил профессор.
  - Дед любил с шутками да прибаутками калякать по-украински, неизменной поговоркой его была: "Как в лес идти - так собак кор- мить!" Вторая моя бабушка была очень религиозной, любила фарфор и земляничное варенье, нюхала табак с мятой и читала газеты, при- сказывая: "А Никитка-то разводит все тары-бары". Ее муж, мой вто- рой дед, любил читать Ветхий Завет и приключенческие романы. В общем все - "служащие" из крестьян, - охотно сообщила хозяйка. - А теперь приступим к важному занятию. Василий уже установил елку в
  
  гостиной, а вещей для украшения ее не хватает. Прошу к столу! Ма- стерите, что хотите!
  Все задвигались порывисто, усаживаясь за большим столом, от- чего ожили огоньки на свечах. За окнами блестел сад, в углу весело горел камин, в прихожей разговаривала с забежавшими собаками Аннушка и топал, пыхтя, Василий.
  Дубовый стол был заставлен цветной бумагой, шишками, краска- ми, ножницами, клеем, золотыми нитками и другими вещами для из- готовления елочных украшений.
  - Меня зовут Мария, для близких - Маша или Маруся, как угод- но, - словно спохватившись, представилась хозяйка, - а о вас мне подробно рассказал господин Фемистоклюс, он же попросил меня приютить вас в этом доме.
  - Машенька, душенька, я хочу повесить на елку хрустальный баш- мачок, - со смехом сказала Варвара Никифоровна, - однажды я пела арию Золушки, там были такие слова: "Ваше платьице желтое слиш- ком скромно - из золота я мечтаю надеть туалет". Но "туалетами" уже стали называть не только наряды и украшения, но и уборные, поэто- му, чтобы не искушать смешливого зрителя, я заменила эту строчку своей, и получилось недурно, по-моему!
  И она запела своим чудным голосом, не прекращая рисовать на картоне туфельку с бантом:
  
  Ах, сестрица Жавотта, Надоела работа,
  В крысоловке мой кучер устал,
  То котлы, то горшки, то иная забота, А мне хочется снова на бал!
  
  Ваше платьице желтое Слишком скромно - из золота О наряде мечтаю сто лет!
  Ах, сестрица Жавотта, Ну, какая работа,
  Коли слышу я скрипы карет?!
  
  Вы лететь не привыкли В позолоченной тыкве
  За шестеркой проворных мышат, Ах, сестрица Жавотта,
  Как мне плакать охота, Почему же за мной не спешат?!
  
  Я стою у порога,
  Не пылится дорога,
  Где же принц, где герольд короля? Все как будто уснули,
  Я склоняюсь над кастрюлей,
  А в переднике - звон хрусталя!
  
  Мария легко зааплодировала, следом - остальные, влюбленный профессор - звонче всех. Исполнительница была тронута до слез.
  - Кстати сказать, - сообщила Маша, - у меня есть текст "Рожде- ственской песни", если господин Паралличини положит стихи на ноты, завтра можно будет вместе спеть.
  И она достала исписанный листок с подоконника и подала его ве- селому композитору.
  Пыш сразу обратил внимание на старинный письменный прибор на подоконнике, таких ему еще не доводилось видеть. На подставке с углублением для ручки стояла квадратная чернильница, рядом - ста- кан с несколькими перьевыми ручками и полукруглое пресс-папье. Все вещи были изготовлены из бурого камня с прослойками, похо- жего на гранит, и отделаны серебром. На чернильнице возвышалась откидная блестящая крышечка с головой собаки. Такая же серебря- ная собачья головка была сверху на бурой плитке пресс-папье, а на стакане для ручек искусно сделанные из серебра две собаки догоня- ли зайца по кругу - получалось, что за последней собакой гнался по пятам сам заяц!
  Кро, толкнув Пышку в бок, подал ему золотистые ниточки и при- двинул шишки, которые уже были покрыты бронзовой краской.
  - Люблю запах свежей краски! - воскликнул Рыжик.
  - И моим ноздрям он доставляет немалую радость! - сказал Войшило. Мушка закончила дюжину тончайших ажурных снежинок из голу- бой папиросной бумаги, и Береза принялась собирать из них гирлянду. Мария клеила цепи из цветных полосочек, нарезанных Варварой
  Никифоровной, скинувшей от тепла шаль.
  - Так, что же мне повесить на елку? - задался вопросом профессор и сразу же нашел ответ: - Ага! Однажды я спросил у своих студентов, какие два слова правят миром. Они почти хором назвали"деньги" и "любовь" и были очень удивлены, когда я сказал, что это "надо" и "нельзя"! Я, пожалуй, повешу на елку мешок с деньгами и сердце!
  И он начал старательно изображать "правителей мира" на листе картона.
  Паралличини штамповал, как конвейер: птичка - рыбка - птичка - рыбка; ножницы так и мелькали в его толстеньких ручках.
  
  Малышка Рокки покрывала заготовки серебряной и бронзовой красками, а Кот прорисовывал на них черной тушью детали: носики, глазки, перышки, хвостики и чешуйки, называя их "шмыгалками",
  "моргателями" и "ковырялками".
  Фигурка старательно клеил объемные фонарики, какие его еще в детском саду учила делать воспитательница.
  - Машенька, дорогая моя, как я счастлива, что у нас есть этот ве- черочек! - воскликнула с чувством Варвара Никифоровна. - Я словно нахожусь в моем детстве: мы так же рисовали, вышивали, музициро- вали, сочиняли по вечерам у камина!
  - Да-да, - присоединился профессор, - вся семья зимние вечерочки коротала у камелька!
  - Ох, дорогие мои, завтра уже Рождество! Какие трогательные праздники устраивались в этот день в родительском доме! - загово- рила, блестя счастливыми глазами, Варвара Никифоровна. - Хорошо помню песенку, которую мы пели вдвоем с братцем. Он был одет в дырявый армячишко, старый картуз и накладную бороду из мочала и изображал старичка. Я, наряженная в бабушкин солопчик и ее же фланелевый чепец с лентами, изображала старушку. Снегурочкой была моя большая кукла, обложенная ватой, мы с братом аккуратно снимали с нее слой за слоем с протяжным пением на радость родите- лям, гостям, няне и другим детям. Учитель музыки, подпевая, акком- панировал нам на рояле, а мы пели следующие куплеты:
  
  Зимняя сказка у зимней реки, Лепят Снегурушку вновь старички, Снежные глазки, снежный роток, И повязали с каймою платок!
  
  То-то на Святки всегда чудеса,
  Не потому ль так светлы небеса?! Дедка на бабку, потом на луну Глянул, раскланялся, как в старину,
  
  С валенок снег у крылечка обмел, Внучку Снегурушку в избу повел!
  
  Все улыбались, слушая великолепную Варвару Никифоровну, по- махивающую в такт пения хорошенькой ручкой.
  - Да, да! - оживленно заговорил профессор. - На Святки были весе- лые колядки! Рядом с нами жил купец Битюгов, его дети всегда брали меня с собой колядовать, причем за то, что я сам мог сочинить све-
  
  жую колядку! Вывернем тулупчики мехом наверх, накрасим сажей кошачьи усы, залезем по сугробу к окну, за которым сидит возле са- мовара семейство, и поем что есть мочи:
  
  Ой, коляда, коляда, До снегу борода!
  Розовый, как снегири, Кисель, бабка, завари! Да с брусницею осилим,
  Идет Божий раб Василий! А с клюквой - не хотим, Идет Божий Серафим!
  Оставим и вам, Идет Божий Иван! Хороша ваша еда, Ой, коляда, коляда!
  
  Замороженная дверь заскрипит - и выносят нам на крыльцо пиро- ги да калачи! А то, бывало, и изюм, и даже финики!
  Кот закончил вырезать красавца-гусара с усами и палашом, глянул в корзинку с украшениями и воскликнул:
  - Фантастика! Кто сделал эту жуткую медузу?! Профессор крякнул, а Рокки обиженно сказала:
  - Вообще-то это мешок с деньгами, - и как-то особенно порыви- сто воткнула иголку в голову гусара, привязывая к нему серебряную ниточку.
  - Друзья, полным-полна наша коробушка, берите свечи, идем в го- стиную! - позвала Маша. - Не поскользнитесь в прихожей - наверня- ка Василий нанес снега целый воз и маленькую тележку!
  В ярко освещенной гостиной уже был накрыт большой стол, во- круг которого заканчивала хлопотать Аннушка. На окнах и двери висели синие бархатные портьеры с красивыми складками и брон- зовыми зажимами в виде рычащих львиных головок. Сразу от двери, вдоль правой стены, стояла допотопная лежанка, покрытая ковром времен царя Гороха, а за ней, в переднем углу, - большая пушистая ель, свежий лесной аромат которой наполнял всю просторную жарко натопленную комнату.
  Мужчины заняли места за столом, а дамы при их активных советах принялись украшать елку, на которой уже висело несколько шаров и три ватных собачки.
  - Кому-то сегодня придется спать на полатях, а кому-то - на русской печке, - сказала напевно Аннушка, поглядывая на молодых господ.
  
  - Я - на печке, ни разу не спал, пора попробовать, а господину Фи- гурке постелите, пожалуйста, на... на этом самом вышеуказанном предмете; мой друг давно хотел на нем вздремнуть! - с широкой улыб- кой отозвался сразу же Кот, явно симпатизируя бойкой молодице.
  - Елку после праздника, голубушка, не выбрасывайте, - сказал профессор пунцовой Аннушке, - это отличная витаминная добавка в корм скоту!
  - Как вы все знаете, барин! - удивилась белозубая служанка.
  - Между "знать" и "быть" расстояние, как от Земли до Сириуса, но чтобы "быть", надо "понимать", а чтобы "понимать", надо "знать", - отвечал с умным видом профессор.
  Не все все поняли: уж слишком отвлекали от умственной деятель- ности ароматы со стола. Наконец Мушка повесила последнюю птич- ку, Ро разложила по веточкам, пахнувшим хвоей, клочки блестящей ваты, и все уселись за стол. Чего на нем только не было! В тарелочках из тонкого фарфора блестели мелкие "архиерейские" груздочки, по- мидорки и огурчики в зернах укропа, дымилась рассыпчатая карто- шечка, рядом стояли пышные калачи и кисель из брусники, котлетки из чечевицы с жаренной капусткой и много других постных блюд.
  - Сегодня сочельник, сейчас принесу сочиво, - сияя глазами, слов- но пропела Аннушка.
  - Я это очень люблю! - воскликнул рыжий чаровник.
  Аннушка исчезла за высокой стеклянной дверью, через минуту по- явилась с дымящейся кастрюлькой, из которой принялась расклады- вать по тарелкам.
  - Но я ждал лепешку с творогом, а это овсянка с фруктами, - разо- чарованно протянул Кот.
  - Да, барин, - отвечала певуче служанка, - это распаренный овес с фруктами и ягодами, а лепешка с творогом называется "сочник" или
  "сочень", но уж никак ни "сочиво"!
  - То есть у лепешки двойное название? И кто бы мог подумать, - сказал хитровато Кот, поспешно делая в своем планшете наброски с Аннушки.
  - Что же тут, барин, дивного? - нараспев приговаривала молоди- ца. - Называют же жмышки "дурандой"!
  - Дуранда? Имечко просто супер, - сказал Кот, заговаривая зубы
  "модели" и пристально вглядываясь в ее черты.
  - Ох, какое желе из ягод делали в доме моего детства! - восклик- нула Варвара Никифоровна. - Но это не уступает по вкусу, молодец, Аннушка!
  - А у нас на праздник подавали кровяную колбасу с чесноком и гречкой и наивкуснейший холодец из свиных ножек с горчицей! -
  
  воскликнул профессор, доев свою порцию сочива. - И курятинку, ту- шенную с капустой!
  Аннушка загадочно улыбнулась и вышла, затворив дверные створ- ки. За чаем с подушечками "Дунькина радость" (шоколад в сочельник не полагался) гости принялись тщательно осматривать комнату. Стол располагался в простенке между окнами, над ним висели массивные часы с боем, маятник которых поблескивал в застекленном футляре. Слева от двери стоял шелковый диванчик с потертыми подлокотни- ками, за ним в углу - полукруглая голландка, обложенная цветными изразцами (она и сушила многочисленную обувь в прихожей, обо- гревая и ее саму). На левой стене тоже было два окна с широкими мраморными подоконниками, на которых лежали старые ноты, руко- делие и трубка с затейливым чубуком, а в переднем углу стоял столик с зелено-красной бархатной скатертью с кистями, поверх нее лежа- ла большая вязанная крючком салфетка с узором в виде ангелочков, возжигающих светильники. На столике прочно покоился трельяж, в котором отражались тут же стоящие фарфоровые статуэтки разнопо- родных собак в количестве пяти штук.
  - Это гостиная из моего детства! - заявила с чувством Варвара Ни- кифоровна. - Только слева у нас стоял рояль! Не удивлюсь, если за трельяжем окажется колода карт!
  Рокки проворно вскочила и пошарила за зеркалом - на пол посы- пались новенькие игральные карты.
  - Да-да, - отозвался радостно профессор, - и у нас слева стоял ма- тушкин рояль, а в углу вместо зеркала - большой фикус в кадке! И наши резались по вечерам в преферанс за вот таким же столом!
  - Такая же гостиная была и в доме моего детства! - сказала с улыб- кой Маша. - Только на левой стене была дверь в спальню.
  Войшило взял подсвечник и направился с ним к лежанке, чтобы разглядеть картину над ней.
  - Силы небесные! - воскликнул он в глубоком изумлении. - Такая же картина висела и в нашей гостиной! "Московский дворик" Поле- нова! А над роялем висел "Иван-царевич" Васнецова!
  Профессор невольно обернулся к стене напротив, но там между ок- нами красовалась вышитая бисером борзая.
  - И в доме моего детства была такая же картина Поленова, я лю- била "жить" в белом домике, в угловой спальне, - сказала Маша. - Не всем известно, что в том же 1878 году Поленов написал тот же самый дом, но с другого ракурса, из сада, и назвал полотно "Бабуш- кин сад".
  - А дом, в котором мы находимся, действительно принадлежит Ко- ровину? - спросил профессор, хитро прищурившись.
  
  - Да, Вениамину Артемьичу Коровину, - сказала с почтением Маша, - его прабабушка была знатной боярыней и имела выезд в Мо- скве пышнее царского. А он здесь имеет несколько домов, в том числе и этот, деревянный, построенный после пожара 1812 года для небогатой дворянской семьи. Внизу - комнаты для прислуги, наверху - родитель- ская спальня, гостиная (она же - столовая), спаленки для детей, няни и гувернантки... одним словом, типичный дом старого Замоскворечья.
  - И Коровин богат действительно или только в анекдотах? - поин- тересовался Войшило и добавил: - Я всегда считал его вымышленным персонажем вроде барона Мюнхгаузена!
  - Господин Коровин имеет много фабрик и в Орехове-Зуеве, и в Бо- городске, выписывает оборудование для них из Манчестера, рабочих не обижает, строит для них общежития в русском стиле, много денег тратит на развитие русской культуры, - охотно рассказывала Маша, наливая гостям чай из кипящего самовара.
  Пыш слушал, словно чего-то не понимая.
  - Посмотрите, какая красота за окнами! - воскликнул он. - И сколь- ко проносится троек за садом, несмотря на поздний час!
  - Действительно, зрелище располагает к творчеству. Может, посо- чиняем? - предложил Рыжик. - Например, короткий рассказец, я на- чинаю: "Астронавт Котс подкрутил седые усы, устало расстегнул ко- стюм, защищающий от радиации, и сказал в черный иллюминатор, за которым расстилался пейзаж, непривычный для глаза землянина:
  "Опять на ужин галатус, надоела неземная кухня!"
  Все заулыбались, желающих продолжить не нашлось.
  - Тогда - в "звучные словечки"! - не унимался Кот. - Начинай, Кро!
  - "Взвилина", - отозвался тот.
  - Что-то не припомню такого слова, - заявил Рыжик.
  - Тогда - "вихор", - сказал без энтузиазма Кро.
  - "Раджа", - вяло присоединилась Ро.
  - "Амстердам", - еще более вяло сказал Фигурка, добавив: - Города можно, об этом все знают, товарищи.
  - "Марципан", - предложил свое любимое "звучное словечко" профессор.
  - "Нашатырь", - сказала засыпающая Мушка. На этом игра и остановилась.
  - Снег пошел, господа! Да какими хлопьями! - воскликнула Варва- ра Никифоровна. - Я вернулась в мое детство! Меня снова любят и за все прощают!
  - Давайте сочиним песню "Рождественский снегопад", - предло- жила Маша, - первые четыре строки за господином Пышем, послед- ние три - за господином профессором, и все мы - по строчке!
  
  Пыш встрепенулся и медленно, проговаривая каждый звук, зада- вая живой ритм для песни, начал:
  
  На старенькой чернильнице откину колпачок, На пере от свечки вспыхнет огонек, Посмотрю на елку да на белый сад,
  Опишу рождественский снегопад.
  
  А следом за ним, один за другим, заговорили остальные по кругу:
  
  Тройки бубенцами за окном звенят, Легкие снежинки меж ветвей блестят, Ветви, словно сахар, небо, как смола,
  А за снежным садом - храмов купола! И в морозном небе нежный перезвон: Дили-дили-дили, дили-дили-дон!
  Сто церквей играют, вся Москва звенит,
  И над каждой крышей дым столбом стоит! И над нашим садом дым летит, как тень...
  
  Профессор, глядя напряженно в одну точку, закончил песню:
  
  Словно между яблонь мечется олень, Или это ангел украшает сад,
  Иль окно завесил нам синий снегопад!
  
  Паралличини пообещал подумать над музыкой и для этой песни.
  - Пойдемте, послушаем, как вся Москва поет! - воскликнула Маша и, не одеваясь, выбежала на крыльцо.
  Остальные последовали за ней.
  - На том берегу начали звонить в Зачатьевском монастыре, все Остожье, Зубово и Чертолье звонит! - сказала радостно Маша. - А вот и наши откликаются: Воскресенская в Монетчиках поет мелодично, а Троицкая в Вешняках - гулко, басисто, там колокол аж 153 пуда! А Спасо-Преображенская - дробно, часто, мелко!
  - О, я знаю эту голосистую церковь! - воскликнула Варвара Ники- форовна, кутаясь зябко в кружевную шаль. - Там недалеко "вкусная"
  "Фабрика шоколада, карамели и конфет"!
  - А вот, слышите, как ладно звонят в Никитской в Старых Толма- чах, а отвечает раскатисто Иверская! И в нашей Никольской, за сара- ем, начали звонить, ее столько раз перестраивали: то трапезную, то колокольню! Вся Москва поет! - восторженно говорила Маша.
  
  Решили идти всем скопом на ночную Рождественскую службу че- рез мост в храм Ильи Пророка, потому что туда любила ездить по- койная матушка Варвары Никифоровны. Поспешили в прихожую одеваться. Профессор наставлял молодых:
  - Главное, в темноте не попасть под конягу! Лошадь понимает в сложной ситуации возглас: "Тпру!"
  - Ах, друг мой, тут с носками ноги в валенки входят с трудом - ни тпру, ни ну! Хоть конягу вызывай! - шутила возбужденная Варвара Никифоровна.
  И сразу десять заботливых рук протянулось из полумрака прихо- жей к ее белому катанку.
  Назад вернулись только в три часа ночи; довольные, со счастливы- ми глазами обметали снег с обуви березовыми веничками на крыль- це, желая друг другу "спокойной ночки" и "сладких снов". В прихожей господ встречала Аннушка, только что вернувшаяся из Никольской церкви, она сказала певуче Мушке:
  - Барынька, я в вашей спальне на подоконничек положила ку- сочек яблочка: там всю зимушку живут божьи коровки, мы их под- кармливаем!
  - Ой, я что-то такое видела давно во сне! - воскликнула румяная с мороза Мушка.
  Маша, не разуваясь, прошла в свою комнату, взяла с подоконника сверток, вышла на опустевшее крыльцо и спустилась в тихий сад. Из- за крыльца выбежали две черные собачонки Шарик и Жучка, зевая и потягиваясь.
  - Партизаните? - спросила строго Маша и со словами: - Все пар- тизаны должны быть заснеженными, чтобы их не обнаружил против- ник! -дернула белую ветку.
  Собак накрыло снежной лавиной.
  - Так, у Шарика лучше получается махать ушами, ему - "пять", Жучке - "три"! - сказала Маша. - А теперь пойдем кормить нашего бедного гиппопо-из-лимпопо, ему сегодня задала жару брюшная ки- лиманджара! Нашу ротную запевай! "Шарик Жучку да взял под ручку, и пошли они гулять, да вдоль по улочке, да вдоль по улочке!" Держим шаг! Ровнее! "А им навстречу вышел Бобик, да с ним двенадцать важ- ных псов, да с ним двенадцать важных псов!"
  Собаки, наскакивая друг на друга, едва поспевали в узкой снежной траншее за мелькавшими перед ними валенками.
  Маша отворила настежь дверь сарая, у самого входа, словно до- жидаясь, стояла старая понурая вислозадая лошаденка каурой масти. Она покосилась большим блестящим глазом на собак и задвигала темными влажными ноздрями, вытягивая вперед мягкие губы.
  
  - На, губошлепый, - сказала ласково Маша, аккуратно подавая ло- шади ржаную горбушку и, повернувшись к собакам, добавила: -Так- так, не следите, что там происходит в этих пяти освещенных окнах?!" Собаки уставились на дом. В дальнем окне застыли рядом две фигуры.
  - Жемчужная моя, - сказал хрипло профессор, прищурив глаз, как цыганский конокрад, - яхонтовая моя, я прошу вас только об одном!
  - Да-да, друг мой? - спросила с готовностью Варвара Никифоров- на, подняв на него фиалковые глаза, полные слез.
  - Только не придавайте особого значения моему храпу, - попросил профессор.
  - Хорошо, что вы сказали об этом, друг мой, - со счастливой улыб- кой отвечала Варвара Никифоровна, - иначе, я бы придала, обяза- тельно бы придала особое значение!
  И она припала к его груди, к самому горячему и молодому сердцу на всем белом свете!
  Первое окно погасло. Во втором окне стояли рядом две фигуры.
  - Ты, знаешь, я нисколько не удивился, что есть такое место - Па- мять Мира, то есть я даже был уверен, что оно есть, - рассказывал Мушке Пыш. - Я одно время постоянно думал о Моцарте, о его бед- ности, о том, что он был похоронен в нестроганом гробу в братской могиле, а впоследствии бренд "Моцарт" кормил многих, помогая соз- дать целые состояния на печенье, вине, тортах, салатах, научных изы- сканиях и так далее. И вот однажды я "вышел" на него - я, как наяву, увидел в легком сне Моцарта, усталого и больного после концерта. Наутро я написал стихотворение "Моцарту".
  - Прочти его, Пыш, я так люблю твой голос! Когда я его слышу, мне становится спокойно и радостно, но ты любишь молчать!
  - Надо отдыхать, моя воплощенная Вселенная, уже очень поздно! - сказал ласково Пыш.
  - Тогда и я тебе не открою большую тайну! - заявила с улыбкой Мушка.
  - Хорошо, разве я могу отказать моей маленькой таинственной се- кретнице! - сказал Пыш и начал читать особо старательно:
  
  О днях печали, днях тревоги Ты забывал, смешной чудак, В тазу дымящем греешь ноги,
  И вкривь и вкось застегнут фрак,
  
  В его карманах - только ноты, Давно твой галстук полинял. На горький чад своей работы Легко ты счастье променял!
  
  Как одинок! Кому ты нужен? А ведь еще ты не старик, Полуслепой, седой, простужен, И набекрень надет парик.
  
  А эта женщина в вуали, Что поднесла тебе букет, - Зачем искал ее ты в зале, Роняя старенький лорнет?
  
  Она твоей в мечтах лишь будет: Там нет кухарок и детей,
  Там не мешает скрипка людям, Там нет докучливых гостей.
  
  Что можешь дать ей, повелитель Смычка и хора вольных птах, Жизнь познающий по наитью, Полудитя-полумонах?
  
  Чего ж ты плачешь, мэтр известный? О, даже так - не хочешь жить?!
  Ты приглашен на пир небесный, За вход положено платить!
  
  Когда же в путь отправишь душу, Не перепутай адреса,
  Гони подальше и не слушай Сирен искусных голоса!
  
  Душа летит все выше, выше, Все ближе огненный приют,
  И ты, измученный, напишешь О том, как ангелы поют!
  
  Что ждет тебя? Грязь кривотолков, Бессмертье, зависть, медь в суме?
  А душу не пускай надолго -
  Вдруг не воротится к "тюрьме"!
  
  - Спасибо, любимый! - сказала счастливо Мушка. - У нас будет еще один малыш!
  
  - Не может быть! Ты не ошиблась?! Я просто счастлив! Где оно, это пузко, это мое любимое пузко, где сидит мой прекрасный малыш?!
  Пышка принялся целовать всю Мушку, опускаясь до "пузка", и, как он поцеловал десять раз малыша и в головку, и в спинку, и в ножки, и в ручки, счастливые родители обнялись, пожелали спокойной ночи ужинающему семейству божьих коровок и улеглись спать.
  - Еще одно окно погасло, - сказала Маша собакам.
  Те в недоумении смотрели на два застывших профиля в окне жар- ко натопленной кухни. Кот и Фига обновляли шахматы, купленные профессором для Осла.
  - А здесь красиво: сине-белые изразцы, старинная посуда, живо- писная утварь. Можно писать натюрморты, - сказал Кот, - только слишком едой пахнет, и ни одного холодильника.
  - Ты думаешь, дед действительно отдал бы нас "на сжирание"? - спросил Фига.
  - Нас?! Ты хотел сказать, вас с Рокки? - удивленно спросил Кот и энергично добавил: - Я-то изменил свое мировоззрение! Надо попро- сить у Василия четыре топора: тебе, мне, Пышу и Адрияшке - авось, вчетвером "отмахаемся"!
  - Там и Царь-пушка не поможет против такой оравы, кроме того, нам нельзя отсюда брать "и пылинки", - напомнил в раздумье Фига.
  - Да, и фотоаппараты оставили у деда в лифте; единственное, что привезем - портрет Аннушки, красивая женщина, - сказал Кот.
  - Но кто эти жуткие твари, как думаешь? - поинтересовался Фигурка.
  - Дед сказал, что они охраняют дорогу на небо, - ответил худож- ник, усиленно ломая голову над комбинацией.
  - То есть мы не на земле... А что скажешь о хозяйке? - поинтересо- вался Фига.
  - Косноязычная, для песенки сочинила строчку: "Дили-дили-дили, дили-дили-дон!" Наверное, и Василий такую бы придумал, - ответил Кот.
  - Надо спать, голова не работает, - сказал Фигурка, - полезай на второй этаж, на полати, товарищ, ты, кажется, туда просился у кра- сивой Анны!
  Окно кухни погасло. Собаки заволновались и посмотрели на Машу.
  - Спокойнее, товарищи пограничники, у нас есть еще пара объек- тов! - сообщила она шепотом.
  В освещенном окне стояли рядом двое.
  - Кро, я, конечно, знаю, что я холерическая невротичка с психи- кой, разрушенной творческой работой, но я очень боюсь потерять тебя, мой любимый! - говорила с горящими глазами Рокки, - Там, в волшебном саду, я задремала на стуле, и мне приснилось, что вы с Мушкой летите над морем, взявшись за руки, и все дальше и дальше
  
  от нас! Летите снова к "вулкану"! А потом мне приснилось, что в го- стиной упал большой дедулин портрет, и мамочка пытается его пове- сить, но не справляется, а господин профессор сидит, читает газету и не хочет ей помочь! Зачем они затеяли этот брак?! Ведь я, возможно, чувствую будущее!
  - Нет, Рокки, это те злые существа, которых мы видели из лифта, смущают твою душу: они способны воздействовать на наше созна- ние, как гипнотизеры. Я очень боюсь за Кота, он смотрел им прямо в глаза! Эти злыдни хотят, чтобы мы думали друг о друге плохо, чтоб не доверяли друг другу, чтобы держали друг на друга обиды! Одним словом, хотят нас поссорить! - горячо шептал Кро.
  - Глупенький мой Кро! Как ты не понимаешь, что это все - только театральные декорации в дедулиных причудах! Уж поверь мне, в спек- таклях я знаю толк! Как ты можешь верить в этот смешной вымысел! Я порой очень хочу, чтобы ты был маленьким пушистым хомячком, я бы посадила тебя в стеклянную банку и заботливо ухаживала за то- бой! А ты бы слушался меня! И всегда был бы только моим! - говори- ла, все более распаляясь, Рокки.
  - Нет, Ро, все это не соответствует нашим представлениям о мире, но это все - реальное! - умоляюще шептал Кро. - И ты должна понять, что своим неверием ты можешь погубить и меня, и маменьку, и всех нас! Это очень опасно! Задумайся, пожалуйста, детка, задумайся, мой пушистый котенок!
  - Мур-мур-мур, - задумчиво вся обмякшая сказала Ро.
  Только одно окно осталось освещенным. Но где обитатели этой комнаты? Ага, вот она, развеселая парочка - бежит со смехом к до- мику за сараем. Через две минуты, не прекращая хохотать, они на- правились в обратный путь.
  - А я хочу по сугробу! - заявила Береза и с разбега прыгнула на блестящий сугроб.
  Она сразу провалилась по пояс, и Андриано с криком: "Твоя птич- ка летит к моей рыбке!" - вскарабкался к ней и провалился до под- мышек! Эти красавчики потеряли в снегу валенки и, хохоча до ико- ты, пытались их разыскать в холодных недрах сугроба, проваливаясь вниз то головой, то руками. Наконец, выплевывая снег, нашли, бро- сили валенки в траншею и, совершенно обессилев от смеха и поис- ков, повалились с мокрыми лицами на сверкающую снежную перину и принялись целоваться.
  Собаки вопросительно заглядывали в глаза Маше: облаять или закусать?
  - Все влюбленные целуются на сугробах, словно парочка дураков, - сказала равнодушно она, - разве вы никогда не слышали об этом?
  
  Береза и Паралличини уже, размахивая руками, скакали в своей спальне. Адриано, промокший от снега насквозь, полез под одеяло.
  - Прыгай ко мне, моя скусная липисинка! - воскликнул он, гром- ко икнув.
  - Я не могу найти выключатель! - со смехом отвечала девушка.
  - О, я знаю этого мужичка, который сидит в выключателе и пере- двигает маленькие рычаги! - воскликнул Адриано и, что есть силы, фукнул на свечи.
  
  - Ну вот, боевая задача выполнена в полном объеме, товарищи бойцы! - сказала Маша Жучке и Шарику, закрывая дверь сарая. - Но осталось самое главное!
  Собаки уставились на нее. Маша, счастливо улыбаясь, подняла лицо к звездному небу и сказала:
  - Благодарю Тебя, Владычица, за каждый глоточек, за каждый ку- сочек, за каждый вдох и выдох, за все дни и ночи, и за эту Рождествен- скую сказочную ночь!
  Голубая звезда, низко висевшая над белым двором, быстро-быстро закружилась и рассыпалась на двух веселых скачущих козлят, кото- рых трудно было отличить от белого блестящего снега, только черные горящие глазки да серебряные колокольчики выдавали их. Собаки остолбенели. Козлята прыгали перед самыми их мокрыми носами, пытаясь вовлечь и Шарика, и Жучку в веселую игру. Наконец, Ша- рик не выдержал и помчался по кругу средь заснеженного двора. За ним на сугроб вскарабкалась Жучка, а за Жучкой на него завалилась Маша и покатилась "колбаской по Малой Спасской", вцепившись обеими руками в шапку. Козлята перепрыгивали через Машу, подда- вая ей в бока мягкими лбами и крошечными рожками, собаки лизали ей лицо, словно извиняясь за то, что оставили ее, и снова, высунув языки, гонялись за белыми пушистыми, почти невидимыми гостями! Перед счастливыми глазами Маши плыли цветные звезды на черном небе, сияющий сад, блестящие звезды снежинок и снова звездное небо! На нем началось движение: большая фигура из золотых созвез- дий, занимавшая почти весь небосклон, пошла над спящим городом, осеняя его крестным знамением, величественно прошествовала над Кремлем и заснеженными площадями, над замерзшей рекой и мона- стырями, над белыми садами и мостами. Козлята всполошились, на- последок лягнули собак, боднули Машу под зад и помчались по снегу, набирая скорость. Шарик хотел было ухватить последнего из них за ножку, но он оказался уже над сараем, а затем - над белой колоколь- ней, а затем - и вовсе над луной! Оттуда раздалось: "Динь-динь-динь!" И два больших белых блестящих ангела, словно из плотного облака,
  
  поднялись над крошечной луной. Они шли за своей Госпожой, буд- то верные рыцари с обнаженными головами и с огненными мечами, каждый из которых за несколько секунд мог спалить этот большой и красивый город.
  Собаки чуть не плакали, жалобно повизгивая на луну. Маша смо- трела, как зачарованная.
  - Здорово! - произнесла она. - Хотя завтра скажем: "И чего только ни приснится!" А вам, безутешные мои, сообщу одно: Аннушка сегод- ня рубила холодец из свиных ножек, наша задача - бесшумно попасть с заднего хода в черные сенцы возле кухни, чтоб не разбудить моло- дых господ, эти два гренадера и сковородками нас забить могут!
  Она, не дыша, вынесла миску для собак на заметенное снегом крыльцо черного хода.
  - Отличные костяшки и даже со шкуркой! - сказала Маша Жучке и Шарику, работавшим хвостами, как пропеллерами. - После трапезы будете в бабки играть!
  И она отправилась спать в комнатку своего детства, блаженно щу- рясь на звезды и покачивая головой из стороны в сторону. И звезды отвечали ей, словно живые маяки.
  
  ЗОЛОТОЕ УТРЕЧКО, СЕРЕБРЯНЫЙ ДЕНЕК
  
  Над Москвой златоглавой поднялось красное солнце, и белый дом Коровиных наполнился теплом и светом. Все, кроме Ро и Кро, собра- лись уже в пахнущей хвоей гостиной у самовара. Вошел Кро с видом побитой собачонки.
  - Роккулька не ночевала дома, - сказал он виновато, протирая очки.
  - Роккулька-Акулька, конечно же, ночевала дома, - пропела Ан- нушка, - да утречком побежала в нашу Никольскую церковь, что за сараем, за всех вас Богу помолиться!
  - С Рождеством Христовым, дорогие мои! - будто спохватившись, воскликнула нарядная Варвара Никифоровна.
  Прибежала раскрасневшаяся с мороза Рокки, растирая озябшие пальцы, она сказала с мягкой улыбкой, опустив пушистые ресницы:
  - Я вас не подведу!
  - Уф-ф-ф! - с облегчением выдохнул Кот.
  Все с шутками принялись за пироги с творогом, капустой, варе- ньем и за кулебяку с мясной начинкой.
  - Итак, господа, хватит жевать! - воскликнул, вскакивая с места, Паралличини. - Слушайте, как мы с Рёзи споем "Рождественскую пес- ню" на предложенный Марией текст, да запоминайте ее, не ленитесь!
  
  Они встали рядом и чудесно, с чувством запели:
  
  Тысячи раз восходит звезда Над безднами слов и проблем,
  И тысячи раз нас выводит всегда В заснеженный Вифлеем!
  
  И тысячи раз мы видим вдали, В хлеву осиянный альков,
  И лица склоняем до самой земли С готовностью пастухов!
  
  И вместе с волхвами младенцу кладем Надежду, любовь и сердца
  И с ангелом славим, и в гимнах поем За чудо спасенья Творца!
  
  И тысячи лет среди снега и льда Нам светит во тьме Вифлеем,
  И тысячи раз нас выводит звезда Над безднами слов и проблем!
  
  За столом одобрительно закивали, выражая свое удовольствие. Паралличини подал ноты и текст Варваре Никифоровне и Рокки, и они запели "Рождественскую песню" уже вчетвером. Аннушка слуша- ла с широко раскрытыми глазами, присев на краешек лежанки, а по завершении песни только всплеснула смуглыми руками!
  - Как же вы, барыня, поете! - сказала она. - Еще вчера, как вы запели на крыльце: "Ангелы с пастырьми словословят, волсви же со звездою путешествуют, нас бо ради родился Отроча младо, Превеч- ный Бог!", - у меня душенька так вся и зашлась!
  - Духовная музыка - это особая страница в моем творчестве, - скромно ответила Варвара Никифоровна, - но мы все неплохо поем!
  И они исполнили новую песню голосисто и с чувством, все вме- сте. Только Кро заедал стресс пирожками с капустой и кренделями с медом. Ему никто не мешал, боясь, что он подпустит петуха.
  - А теперь идем гулять по Первопрестольной! - воскликнул воз- бужденный профессор, - Что самое главное?!
  - Не задавить конягу! - со смехом ответил румяный Кот.
  Шумно, тесня друг друга, поспешили в прихожую к своим тулупам и валенкам.
  
  Дорога, раскатанная санями, блестела, как стекло, ослепляя путе- шественников; повсюду слышался скрип и визг полозьев, храп лоша- дей, стук копыт и окрики кучеров.
  - Вчера в темноте бежали, как оглашенные, ничего не разгляде- ли! - сказал профессор, обращаясь к Маше. - Что это за церковь?
  - На берегу - Иоанна Воина в Якиманском переулке, а если смо- треть в сторону Кремля, видна слободская церковь Марона, что в Старых Панех, там была когда-то иноземная "панская" слободка, а теперь - Бабьегородские переулки, - охотно рассказывала Маша.
  - Бабьегородские? - удивилась Мушка. - Какое странное на- звание!
  - Старые люди говорят, что там монголо-татары, прямо на берегу, выбирали себе "баб" из пленных красавиц. Страшные были времена! Даже не верится, что это все происходило на том счастливом берегу, - рассказывала Маша.
  - Я совсем плохо помню Замоскворечье! - сказал недовольный со- бой Войшило.
  Вся компания, привлеченная веселым смехом и криками, прибли- зилась к набережной, где и дети, и молодежь катались с горок прямо на Москву-реку: кто на салазках, кто на скамейке, похожей на санки, а иные и вовсе на собственном валенке! Кот не выдержал своей не- причастности к общему веселью, подхватил длинный тулуп, подогнул ногу, уселся поудобнее на валенок - и помчался с блестящей, словно хрустальной, горы, задрав вторую ногу к солнцу и оглашая всю набе- режную счастливым гиканьем!
  - И я, и я! - закричала Береза, выпросив скамейку у плотного маль- чугана в бараньей шапке, лихо заломленной набекрень.
  Девушка покатилась так, что ветер засвистел в ушах, но на сере- дине горы столкнулась с юным гимназистом на санях, слетела со скамейки и проехала остаток пути на животе, подняв вверх ноги! Щекастый бутуз в бараньей шапке тут же присел на корточки и по- спешил за своей скамейкой, укатившейся далеко. Он подпрыгнул на кочке, перевернулся и всей массой свалился на Березу, пытавшуюся подняться на льду. Паралличини замахал ручками, сел, сложив их на животе, и поехал, вытянув вперед короткие ноги. Кро съехал на боку, подставив руку под голову, словно лежал на диване. Ро скатилась на муфточке, Фига попытался удержаться на корточках, но свалился на хохочущего безудержно Адриано, на котором уже барахтались Ро с мужем, разыскивая слетевшие очки Кро.
  Профессор, как между Сциллой и Харибдой, разрывался между
  "надо" и "нельзя", пританцовывая на хрустящем снегу в белых бурках.
  
  - Нате, барин! - сказала веснушчатая девчонка в цветастом платке до бровей, подавая веревку от небольших саней-дровенок. - Я в них дрова вожу, поместитесь!
  Войшило с готовностью передал трость Варваре Никифоровне, ко- торая и подтолкнула сани, когда он, натянув поводья, закричал озор- но: "Расступись, честной народ!"
  Когда все поднялись наверх, появился и профессор, красный, за- пыхавшийся, со словами:
  - Видали! До середины реки прогнал! Щуки там подо льдом так и ходят косяками! Жалко, нет удочки!
  - Жалко, у нас нет старых денег, - сказала Варвара Никифоровна, от- рясая снег с мужниной дохи, - можно было бы угостить и этих детей, и де- тей Аннушки, и привезти гостинцев уткам и Подснежнику с Медуницей!
  - А мы сейчас заработаем, - тут же отозвался Войшило, - сейчас споем нашу "Рождественскую песню"!
  Он распахнул рысью шубу, чтобы выпустить лишний жар, снял со- болью шапку, приготовив ее для денег.
  Варвара Никифоровна плавно взмахнула ручкой, и вся компания слаженно, с глубоким чувством, запела. И с Якиманки, и с моста начал собираться народ. Одни говорили: "Бары колядуют, да как положить пирог в таку шапку!" Другие судачили: "Нет, это актеры на гулянку собирают!" В шапку профессора посыпались со звоном монеты. Вдруг мужики вокруг обнажили головы, рядом с Варварой Никифоровной с резким визгом полозьев по снегу остановил свой бег высокий, бо- гато отделанный возок с дверками. Из него рука в дорогой перчатке положила в соболью шапку крупную ассигнацию, и возок умчался в светящуюся от солнца дымную даль. Мужички присвистнули, а один гаркнул: "Великий князь!"
  - Этих денег нам хватит на все! - воскликнула возбужденно Вар- вара Никифоровна. - Айда через мост на Чертольский рынок, он хоть лесной, да вокруг чем только не торгуют!
  Чертолье гудело, как улей: повсюду сани и телеги с товаром. Не доходя до торговых рядов, стоял рябой раешник со старым райком и показывал передвижные картинки, сыпля хрипло прибаутками, за- драв вверх крупный красный нос. Вокруг райка смеялась вразнобой детвора с воздушными шариками.
  - Если не будем, как они, так и не пустят нас в Царствие Небесное, правда, барин?! - закричал рябой профессору.
  - Правда, правда, братец! - отвечал довольный Войшило, но его уже тянули к торговым рядам за рукав рысьей шубы.
  За полчаса были куплены два мешка: балалаек, матрешек, гуделок, трещеток, платков, бус, сахарных петушков на палочках и тульских
  
  пряников, а также кимрских баранок, несколько картин с охотника- ми и старинное ружье с кремневым замком для профессора, бархат- ные подушки с попугаями, вышитые бисером, и пузатый самовар с расписным подносом для Моти.
  - А ведь нам ничего нельзя брать отсюда! - вдруг вспомнила Ро, широко распахнув глаза.
  Все застыли с приятными улыбками.
  - Эй, братец, почем у тебя пирожки с котятами?! - крикнул как ни в чем не бывало профессор мальчику, на шее которого висел лоток с выпечкой.
  - С груздями, барин, и с лучком! Да не берут в нонешный день, раз- говелись, так с семгой им подавай! А у меня дома батя больной да мал мала меньше! - плакался маленький продавец с красными руками.
  Профессор отдал ему часть оставшихся денег и, к неописуемой ра- дости юнца, кое-что из подарков. По дороге угостили конопатую дев- чонку с дровенками и ее подружек. Принесли мешок с подарками и для Василия, Аннушки и их "соколиков". "Остатки сладки" отдали Маше.
  Красавица Аннушка, в подаренном платке на плечах, в новых бу- сах, пригласила "отобедать" к столу, загадочно улыбаясь.
  - О, и стерлядочка, и балычок, - воскликнула Варвара Никифоров- на, - заливное из сома! Ай да Анна, ай да молодчина!
  - Не житье, а разлюли-малина! Разъедимся - и в лифт не поме- стимся! - воскликнул возбужденно Войшило, отрезая себе большой кусок кровяной колбасы с чесноком, жирком и гречкой.
  Все, радуясь обилию ароматных вкусных блюд, взялись за ножи и вилки.
  - Маша, мы перманентно ищем формулу счастья, - сказал, проже- вав, профессор, - она вообще существует?
  - Конечно, - с уверенностью сказала Маша, - у всех она одинако- вая, только разные коэффициенты! Мы состоим из чувственно-эмо- ционального, умственно-рационального, душевно-творческого и ду- ховного. Моя формула счастья, к примеру, такая: 10% чувств + 30% ума + 50% душевно-творческого + 10% духовного.
  - Ну и в чем тут счастье? - пытался понять, наморщив лоб, Войшило.
  - Именно в пропорции, она и дает необходимое равновесие и по- кой, - сказала Маша.
  - И охота вам, друзья, сидеть в жаркой, душной комнате, рас- суждая о "Летучем Голландце"?! - воскликнула, загоревшись идеей, Варвара Никифоровна. - Машенька, в юные годы я ходила с подру- гами на Савеловские катки, там когда-то была дворянская усадьба на взгорье, с красивыми (видимо, французскими) кружевами на ок- нах, а пониже - два пруда, соединенных небольшой протокой, через
  
  которую был построен деревянный мосток, на нем обычно играл духовой оркестр! Как же мы кружились самозабвенно, смешные су- масбродки!
  - Они и сейчас есть, эти катки, и с духовой музыкой, только в усадьбе теперь больница Общества поощрения трудолюбия с просты- ми белыми занавесками в окнах, а на прудах все желающие катаются: берут у больничного сторожа коньки напрокат, можно даже двухпо- лозные - для начинающих!
  - Маша, а кем вы мечтали быть в детстве? - неожиданно спросил профессор, выпучив над съехавшими очками мутные глаза. - Навер- ное, учительницей?
  - Нет, генералиссимусом Суворовым, - с улыбкой ответила она.
  - У вас для этого есть все, кроме регалий и командного голоса, но у нас есть своя "иерихонская труба"! - сказала со смехом прелестная Варвара Никифоровна и добавила уже мужу: - Командуйте сбор, друг мой, и поход на Савеловские катки!
  Какой же выдался денек! Все деревья, мосты и здания стояли в се- ребре. Даже большая бутафорная поросячья голова, красовавшаяся над входом в мясную лавку, блестела, покрытая серебряными чешуй- ками инея; между ушами и на рыле у нее белел снег!
  На набережной профессор спросил Марию:
  - Красное кирпичное здание с узкими окнами, над которыми ви- сит бахромой иней, - вероятно, пекарня?
  - Это бани купцов Третьяковых, коллекционеров русской и ино- странной живописи, и весь квартал принадлежит им, - отвечала она.
  - А крупными белыми буквами вывеска: "Товарищество Москов- ской Голутвинской ткацкой мануфактуры", что правее "Бакалеи", - это здание, возможно, принадлежит Коровину? - не унимался профессор.
  - Это мануфактура Рябушинских, тоже старообрядцев, - ответи- ла Маша.
  - Ага! - воскликнул Войшило. - Значит, Коровины - старообряд- цы! А я-то недоумевал, откуда в доме столько старых икон! А Елисеев здесь апельсинами не торгует? По копейке за апельсинчик?! Ха-ха!
  Незаметно за разговорами дошли до Остоженки, и Паралличини чутким ухом уловил звуки "Голубого Дуная".
  На обоих катках царило праздничное веселье.
  - Если сломаем ноги, нам тут же, в больничке, окажут помощь! - пошутила Варвара Никифоровна.
  - Не хватало нам еще ехать в дорогу с загипсованными ногами. Мы возьмем на всех двухполозные! - заявил решительно профессор.
  - А это идея, - сказал с улыбочкой Кот, - если нас полностью загип- суют, мы будем не по зубам воздушным пираньям!
  
  Его никто не слушал, никому не хотелось думать о страшном. Во- йшило выгреб из всех карманов монеты, ссыпав их в протянутую ла- донь Фигурки, который и отправился вместе с Рыжиком за коньками. Не так-то просто было закрепить без привычки сыромятные ремни вокруг валенок, но общими усилиями "привязали" всех к конькам! Усатые музыканты с красными носами стояли в валенках и шубах на деревянном мостике и играли в основном Штрауса, незаметно потя-
  гивая из маленьких фляжек.
  Прямо на вышедшего на лед профессора несся старый дед, выста- вив седую бороду лопатой!
  - Нас не запугать! - выкрикнул по-юношески Войшило, с разбега вы- катываясь на каток и увлекая за собой робеющую Варвару Никифоровну. Для Рокки Фига принес расписные санки, и она вдохновенно ката-
  ла в них захандрившего Кро. Кот сразу стал мишенью дерзких взгля- дов и реплик компании румяных гимназисток в цветных фетровых капорочках с ромашками. Рыжик "распустил перья" и принялся вы- делывать немыслимые коленца! Хуже всех пришлось Березе, Парал- личини и Пышу, которые впервые встали на лед, - Мушка и Фигурка с шутками поднимали то одного из них, то другого, то третьего! Маша пристроилась к профессору с другой руки, и он лихо гонял по льду, лавируя между катающихся пар, с двумя весело смеющимися дамами, вцепившимися в него мертвой хваткой!
  - Левой! А теперь правой! Не оторвите Венькины рукава! - кричал, выдыхая облачки пара, счастливый Войшило. - Если бы мне сказали в нашей гимназии, что я буду щеголять в шубе Коровина - не поверил бы ни за какие коврижки! Ни за какие!
  Небо стало розоветь, наверху зажглись первые нежные звездочки, вокруг скрипел и искрился лед, мелькали радостные лица. Уходить не хотелось, но пора было спешить к вечернему чаю и собираться в до- рогу. И "иерихонская труба" протрубила сбор.
  
  ВЕЧЕРОК
  
  Через пятнадцать минут веселая компания шумно раздевалась в прихожей. Все говорили громко, расставляя в духовке для просушки черные валенки, белые катанки и бурки Войшило, со смехом потирая ушибленные колени и бока. Между тем Аннушка в коричневом пла- тье с вышитой стоечкой и в синей кацавейке заканчивала хлопотать о вечернем чае в гостиной, куда и проследовали гости с блестящими глазами и со "снегирями" на щеках.
  Часы известили боем о половине пятого, лапчатые плачущие узо- ры на стеклах имели розовые и лимонные, а кое-где синеватые от-
  
  тенки, отчего комната казалась сказочным фонариком с цветными стеклышками, где понарошку свершалось фантастическое действо. Елка стала пышнее и не утратила еще своего лесного аромата, на ней вращались, поблескивая, рыбы и птицы. Уютно потрескивала печь. А на белой накрахмаленной скатерти с вышитыми гладью цветами и ягодами стояли тарелки из тонкого фарфора и чашечки с пунцовыми розами на круглых боках, кипящий самовар, отражающий всю чудес- ную комнату, вазочка в виде корзинки с мочеными яблоками, боль- шая ваза на высокой ножке с фруктами, графин с домашней наливкой и блюдо с огромным пирогом с орехами и черносливом, со взбитой сахарной сметаной по верху, на котором жидким шоколадом было на- писано: "Кого люблю, тому дарю", - а пониже красовалось расплыв- шееся изображение, видимо, Вифлеемской звезды. Не хватало только веселой фразы, которая, словно ключик, завела бы вечерок.
  - Графиня с заплаканными глазами бежала к пруду, за ней бежал графин, - произнес Фига романтично в ароматное пространство жар- ко натопленной гостиной, уставившись на графин с наливкой.
  Все задвигались, Аннушка принялась зажигать свечи, приговаривая:
  - А и кушайте гости дорогие, гости золотые, Господа благодарите да и Аннушку хвалите!
  Она с достоинством поклонилась и вышла, задернув синие портье- ры, затворив высокие дверные створки, отчего каждый почувствовал себя действительно внутри волшебного фонарика.
  - Я вот о чем часто думаю, господа, - заговорил возбужденно про- фессор, нарезая пирог и раскладывая его в протянутые тарелки, - как хорошо до глубокой старости иметь здоровое сердце! А почему оно у меня здорово? Да потому, что никогда не завидовало, всегда радова- лось и любило! Я, конечно же, старательно избегал дурных привычек, немаловажен и такой фактор: всю жизнь я занимался своим делом! Если бы я торговал, мое сердце давно бы не выдержало скачков ва- люты на бирже, падения спроса на рынке, укрепления конкурентов и так далее. Если бы я делал хирургические операции, оно у меня давно бы разрушилось от страха за жизнь моих пациентов и из-за сопере- живания им. Но я предпочел постигать логику мира. Каждому - свое! Вспомните притчу о слепых индусских мудрецах: для одного из них слон - это колонна, для другого - стена, для третьего - метелка, но ведь они оценивают один и тот же объект! И дело здесь не в слепоте, а в самих наших оценочных возможностях! Вот, возьмите "любовь" и
  "страсть" - разные это состояния или "страсть" является одной из фаз
  "любви"? Или они обе - этапы более сложного процесса?
  Все перестали жевать. За окном лаяли собаки на проезжающие тройки, слышался звон бубенчиков. В комнате стучали часы и гудела
  
  печь. В ней громко затрещало, из поддувала посыпались на металли- ческий коврик искорки, все вздрогнули, и Фигурка принял вызов.
  - Я думаю, это совершенно разные вещи, - решительно заявил он.
  - Отчего же ты так думаешь? - с удивлением протянул Кот. - Сначала возникает интерес, затем - влюбленность, требующая насыщения, бур- но переходящая в страсть, не дающую покоя, и, когда этот пылающий огонь гаснет, имеет место или любовь, или потеря всякого интереса!
  - Я считаю, что уже на стадии интереса раскрывается веер возмож- ных выборов: дружба, привязанность, страсть или любовь, а человек выбирает в зависимости от своего культурно-нравственного напол- нения, от потребностей и вызовов другой стороны, - решительно ска- зал Пышка.
  - То есть любовь и страсть - это ветви одного дерева?! - восклик- нул профессор, для убедительности подняв над головой нож в сме- тане и крошках. - Если кто-то приведет пример "любви", я приведу пример "страсти"!
  Окна стали совсем синими, в углу алело очертание раскаленной печной дверки. Звуки словно исчезли.
  - Я думаю, - тихо заговорил Фигурка, - любовь возникает как ра- дость, а не как разрушительный огонь. Человек счастлив оттого, что он наполнился светом и смыслом, ему хочется поделиться и тем, и другим с любимой и со всем миром. Когда я увидел Ксению, ее манеру в разговоре смешно устремлять вверх влажные блестящие глаза, вы- тягивать нижнюю губу и дуть на пушистую челку, ее привычку вино- вато смеяться, рассказывая о серьезном, я понял, что больше не при- надлежу себе, что я счастлив только ее счастьем и смеюсь только ее смехом, что я хочу только одного - чтобы Ксюша не болела, никогда не знала горя, была радостной и счастливой! Любовь все терпит, все прощает, она не перестает быть, она может задремать, отдохнуть и начаться с новой силой, надо только с пониманием относиться к этим ее передышкам! И тогда двое уже становятся единым целым с общи- ми интересами и заботами!
  - Да-да, - присоединился Паралличини, - двое становятся одним целым, но мне кажется, в любви присутствует момент страдания.
  - Естественно, - заявил Кро, - при такой самоотверженности на твоей шее начнут ездить! И почему опущен социальный аспект люб- ви? "С милым рай и в шалаше, если милый атташе", а если он только диджей на радио?
  - Я имел в виду ревность, - добавил Адриано.
  - С "любовью" вопрос более или менее прояснился, - сказал про- фессор, - в смысле, перешел на новую ступень непознанного, а теперь я вам поведаю о "страсти", друзья мои.
  
  Мария перебралась на диванчик, поближе к гудящей голландке. Все уселись поудобнее, профессор поправил фитилек коптящей свеч- ки и начал свой рассказ:
  - Не помню уже, в каком точно году мы с Ослом полетели на на- учную конференцию по теме: "Логическое измерение африканской колыбели человечества" в Дар-эс-Салам. С нами летел советский экипаж из Прибалтики, зафрахтованный Мозамбиком для работы на крупном судне. Эти голубоглазые веселые моряки сразу же по- сле взлета достали бутылки с крепким алкоголем, быстро с ними управились и спали до самой Танзании так крепко, хоть из пушек пали. На первой стоянке, в Джибути, по трапу сошли только мы и сразу почувствовали жар экзотической ночи. Мимо нас проплыва- ли чернокожие девушки с невероятно тонкими и длинными шеями, отчего головы красавиц покачивались в такт шагам, как цветы на стеблях. Я невольно залюбовался их движениями, но Осла привлека- ли магазинчики с сувенирами.
  - Обратите внимание, господин профессор, - сказал мой друг, - здесь французские духи продают ведрами! - и он указал на пузатые флаконы невероятных размеров.
  Мы приблизились к прилавку, но чернокожий продавец, поспешно надев шапочку, расстелил коврик и принялся совершать намаз. Ре- шив не мешать ему, без сувениров мы отправились к нашему само- лету, вдыхая жаркий аромат африканской ночи.
  Танзанийский аэропорт встретил нас запахом сандала и раз- вешенными шкурами леопардов и зебр, а также радушными при- ветствиями коллег. Конференция прошла удачно, нам подарили по тамтаму, тут же мозамбикские друзья пригласили нас выступить с докладами в Мапуту. Вместе с вещами и барабанами (а Осел приоб- рел еще и невиданного по толщине попугая) мы погрузились в малень- кий самолет, который полетел на юг, вдоль границы океана. Он ле- тел довольно низко, и мы видели на красной земле бесшумно бегущие стада антилоп и жирафов, напуганных тенью от самолета. Нам и завтрак подали из мяса антилопы, незнакомого на вкус, но, посколь- ку было раннее утро, есть совсем не хотелось, особенно после реплики сзади: "Славный был охотник!"
  Последующие события я передал в строчках, из которых в памя- ти сохранилось только это:
  
  Мы прибыли с тобой в Мапуту на заре,
  Не спал лишь океан да дворник дядя Римус, И в маленьком порту, под пальмой, во дворе
  Нас дожидался джип, весь в саже, словно примус...
  
  Разместили нас в самом центре бывшей португальской колонии, на двадцать третьем этаже высотного здания, каких было немало на этой широкой улице, по сторонам которой росли гигантские ака- ции, густо украшенные красными, желтыми и сиреневыми цветами. Апартаменты нам достались поистине царские: у моего друга - че- тыре спальни, у меня пять! Повсюду на окнах и дверях были натяну- ты антимоскитные сетки, но в первую же ночь я не мог уснуть от активной жизнедеятельности вокруг моей кровати. Включив свет, я обнаружил большущих тараканов, которых местные называли
  "кукарачами". Я принялся выметать веником непрошеных гостей на балкон, опасаясь напустить в комнату малярийных комаров. По громким ударам за моей спиной я понял, что и в половине Осла тоже идет бурная работа. Оказалось, что он шваброй гоняет по своим по- коям разноцветных, довольно агрессивных ящериц, толстый попугай при этом носится за ним, ругаясь на каком-то африканском диалек- те, явно давая подсказки хозяину.
  Утром, наспех позавтракав, мы поспешили на встречу с коллега- ми. Электричество отсутствовало, пришлось спускаться пешком. Стояла невероятнейшая влажность после ночного тропического ливня, мы поминутно утирали большими платками пот со лбов (одноразовые салфетки еще были не в ходу). Вот она, благоприятная среда для размножения живности - влажный тропический климат!
  Коллеги порекомендовали нам на прощание посетить кабачок в районе Старых вилл, что мы и сделали охотно.
  Толстый добродушный негр, несмотря на жару, в старой фетро- вой шляпе принес пиво. Дочь его лениво двигалась между столиков, собирая бокалы. На ней был оранжево-желтый запахивающийся ку- сок ткани с узором из попугаев, похожих на питомца Осла, и с трога- тельной надписью: "Любовь детей и матерей".
  Хозяин заведения подсел к нам и начал радостно рассказывать о том, что утром крестьяне из деревни принесли в соседний дом хво- рост на продажу, а в нем оказалась кобра, которая вызвала панику у жильцов, те отказались от хвороста и теперь будут сидеть голод- ными. Надо сказать, что местные жители готовили во всем городе пищу на балконах в жаровнях и на буржуйках, редко у кого были в кухне баллоны с газом.
  - И что, поймали змею? - поинтересовался Осел, допивая второй бокал.
  - Нет, господин, - радостно сообщил хозяин, - но я вам на дорожку приготовил пивка!
  Он словно выпроваживал нас, нам даже показалось, что он ис- пытывает какие-то опасения. Мы расплатились, поблагодарили
  
  хозяина, Осел взял грубую плетеную сумку с бутылками, заботливо прикрытыми от посторонних глаз желтыми газетами времен коло- ниальной эпохи. И тут-то обнаружилось, что при полной ясности головы у нас совсем не идут ноги! Поддерживая друг друга и смеясь своей неловкости, мы продвигались с трудом, оценив по достоинству шутку коллег, направивших нас в опасную пивнушку.
  Состояние, однако, было совершенно безмятежным, то есть поэти- ческим, и я начал вслух сочинять, сопровождаемый сочувственными взглядами темнокожих женщин, а мой друг помогал мне подыскивать рифмы. Позволю себе прочесть для вас оставшиеся в памяти строки:
  
  Здесь воздух можно разливать в бутыли, Плетеные, что у фонтана мыли Девчонки в бусах радуги пестрей,
  С глазами длинными темнее чернослива, Здесь запах манго, ливневых дождей, Вишневых глин, сандала и залива!
  
  И, как в кино замедленном, движенья, Нет шума крон, а плавное скольженье Огромных листьев сквозь тягучий зной, Здесь в духоту ночей несут тревожно Тамтамы - дробь и океан - прибой,
  А бабочек с цветами спутать можно...
  
  На старой улочке колониальных вилл Есть кабачок, где негр седой сварил
  Из листьев пальмовых искрящееся пиво, Дочь нарезала ломтики папайи, Покачивая бедрами лениво,
  Подола ткань устлали попугаи...
  
  Так мы добрались до своего жилища, рассуждая, как сейчас помню, о необходимости ночью найти Южный Крест и понаблюдать за со- звездиями южного полушария.
  Подняться в лифте нам, однако, не удалось из-за отсутствия электричества, и мы на негнущихся ногах, бранясь на чем свет сто- ит, направились к лестнице. Друг мой в порыве негодования зацепил плетеной сумкой об угол, газеты в ней зашуршали, и из-под них раз- далось резкое шипение. Перепуганный Осел швырнул сумку через весь холл к входной двери, а сами мы за несколько секунд взлетели на пять этажей, прыгая через три ступени! Убедившись, что погони нет,
  
  мы попытались достучаться до жильцов и попросить их позвонить в полицию, но нам никто не открыл. Жара стояла невероятная, к двадцатому этажу мы взбирались почти на четвереньках, у меня перед глазами плыли зеленые круги. И тут в шахте лифта дрогнули тросы - значит, дали электричество!
  - Давайте, господин профессор, поднимемся хоть три этажа в лифте, - взмолился мой бледный друг, - у меня язык присох к нёбу!
  Мы поднялись в лифте до двадцать второго, и снова отключили электричество. Лифт в таких случаях опускался автоматически в холл. Мы не знали, смеяться нам или плакать. Входная дверь распах- нулась настежь, и высокий старый негр метнулся к лифту, на ходу прихватив с пола плетеную сумку со змеей.
  - Нет!! - завопил истошно Осел, махая на него руками.
  - Не бойтесь, господин, здесь только пивко и ни одной бомбы, - басом прохрипел старик, довольно улыбаясь толстыми губами, - о, детская игрушка "шипучка", мы такой в старые добрые времена пу- гали подружек!
  Он нажал кнопку, и лифт пошел, но снова погас свет, и мы застря- ли, на этот раз между первым и вторым этажами.
  - Выпьем по бутылочке, - предложил нам добросердечно негр наше пиво.
  Мы согласились, чтобы не умереть от обезвоживания. Старик вкусно причмокивал, блестел в темноте зубами и белками.
  - Благослови, Господь, Африку! У нас всегда не ходят лифты, но хоть повезло с этим прекрасным напитком! А какое пивко я вчера пил на свадьбе в родной деревне, о, это не объяснить! - сообщил он.
  - Невеста была, конечно, девственницей? - с умным видом спросил Осел для поддержания беседы.
  - Нет, господин, невеста была с огромным пузом! - сообщил с хри- плым хохотом старик. - Но какую там пели свадебную песню, о, это не объяснить! Я сам женился под такую песню! И мой отец! И мой дед!
  - Интересно, интересно! - произнес я, загораясь.
  - Правда интересно, господин? - спросил старик. - Я сейчас ее спою. И он охотно запел трескучим басом на весь лифт:
  - В деревне Пестик жил был славный воин Пиратураману, ох, и хра- брым он был охотником! И все его красивое молодое тело покрывали цветные узоры о его победах над леопардами и носорогами! А внизу живота славного воина Пиратураману рос крепкий, как баобаб, бо- гатырь Бабабо, которого Пиратураману прятал от всех под красной повязкой. Жил славный воин в деревне Пестик со своими пятнадца- тью братьями, и ходили они вместе на охоту, и вместе ели они по вечерам возле костра. А в соседней деревне Ступка жила вместе с пят-
  
  надцатью сестрами прекрасная Миравахутутти, и была у нее вни- зу живота маленькая Рикиру, которую красавица прятала под своей желтой юбочкой. И вот однажды пришел храбрый воин Пиратура- ману к реке, чтобы умыться и напиться, тут увидел он, что спуска- ется по тропинке к воде красавица Миравахутутти, замер воин за кустом, как на охоте. И сняла Миравахутутти свою желтую юбоч- ку, и вошла в прохладную воду, посмеиваясь над собой, и сорвала она большой цветок лотоса. Как увидел Пиратураману красивые узоры на ее спине и ягодицах, так захотел и Бабабо взглянуть на красавицу, и поднялся он во весь свой богатырский рост, и скинул долой красную повязку! Закричала, как напуганная антилопа, прекрасная Мирава- хутутти, увидев приближающегося к ней огромного крокодила и упа- ла, как мертвая, прямо в воду. Схватил свое грозное копье славный воин Пиратураману, бросился на крокодила, перевернул его за лапу и пронзил в самое сердце одним ударом! А затем подхватил он из воды прекрасную Миравахутутти, положил ее на траве у воды и прикрыл большим цветком лотоса маленькую Рикиру. Сразу открыла черные глаза красавица Миравахутутти и увидела она своего спасителя славного воина Пиратураману, и увидела она прекрасного богатыря Бабабо, который кричал ей: "Я здесь! Я здесь!", и запылал костер в маленькой Рикиру, и убрала красавица с нее большой цветок лотоса! Но тут прибежали пятнадцать сестер Миравахутутти, подхвати- ли они свою младшенькую под черные рученьки, надели на нее желтую юбочку и повели за собой в деревню Ступка, звеня браслетами.
  Вернулся в родную деревню славный воин Пиратураману, сел он возле своей хижины и не мог он ни есть, ни пить, только смотрел на Бабабо, который рос не по дням, а по часам по направлению к соседней деревне. А в ней прекрасная Миравахутутти лежала в своей хижине на леопардовой шкуре, и пятнадцать сестер ее махали веерами из пальмовых листьев на маленькую Рикиру, в которой пылал большой костер. И не могла ни есть, ни пить красавица Миравахутутти! Не выдержали братья славного охотника Пиратураману того, что нет им удачи в охоте без него, принесли они яркие краски и нанесли кра- сивые узоры на лицо храброго воина, и пошел он в деревню Ступка, и пятнадцать братьев его несли перед ним богатыря Бабабо! И приш- ли они к хижине красавицы Миравахутутти, и пригласили сестры в свои пятнадцать хижин пятнадцать братьев Пиратураману, что- бы не слышать приветствий богатыря Бабабо и маленькой Рикиру. А вечером разожгли они большой костер и устроили веселый свадеб- ный пир, где шестнадцать братьев из деревни Пестик взяли себе в жены шестнадцать сестер из деревни Ступка.
  И я там был, ивместе с ними пиво пил, да невесты мне не досталось!"
  
  Господин профессор закончил свой рассказ о "страсти", хотя не- которым показалось, что он изложил не все или что это был "забо- ристый фольклор".
  - А что было потом? - спросил Фигурка.
  - А потом мы снова поднимались с моим другом на двадцать тре- тий этаж и опять на негнущихся ногах! - весело ответил Войшило.
  - Нет, что было потом в этой деревне? - уточнил Фигин вопрос Паралличини. - Возможно, через месяц они поменялись женами, вы- бранными на скорую руку?
  - Это мне неизвестно, к тому же это только свадебная песня, - ска- зал хитровато профессор, - кому, однако, пирога? О, знатный кусок с комком чернослива и орехов!
  - Мне, мне! - загалдели за столом.
  - Не могу отказать умоляющему взгляду, - сказал Войшило, выкла- дывая "знатный" кусок в тарелку Рокки, - ибо, как говорил один про- фессор, женщина - это твердая косточка внутри спелого персика, а мужчина - это мякоть внутри твердого кокоса! А уж он-то знал толк в психофизиологических различиях между мужчинами и женщинами!
  - Но какие выводы по "любви" и "страсти"? - спросил с нетерпе- нием Кот.
  - Одни способны жить безбрачно, другие - моногамно, а третьи - исключительно полигамно, то есть каждому - свое! Мы вернулись к той формуле, от которой пошли. Страсть обладает способностью роста, она заполняет сначала голову, потом сердце, потом душу и требует все новых форм насыщения, вплоть до регулярного пороч- ного онанизма, разврата, измен и даже извращений. Любовь напол- няет душу светом, сердце - радостью, голову - благородными мысля- ми, а тело - теплом. Я согласен с господином Фигуркой: "любовь" и
  "страсть" - это два разных, рядом растущих дерева; другое дело, что мы с удовольствием рвем плоды как с одного, так и с другого, - за- кончил глубокомысленно профессор.
  В голландке раздался резкий треск, дверца приоткрылась, из нее опасно свесилось горящее полено, отчего весь темный угол осветился алым заревом. Маша, вскочив с дивана, схватила черную кочергу и ловко направила выпадающее полено в глубину печи.
  Паралличини, поймав на себе взгляд профессора, обратился к нему:
  - Вы можете объяснить многие вещи. Мои родители как-то сказа- ли, что мне пора "поработать на Бога". Но если Он такой гениальный Творец, как он может нуждаться в моей работе?
  - Это можно сравнить с такой работой: когда мы хотим поступить в престижную гимназию, мы не покладая рук учим и зубрим потому,
  
  что от этого зависит, на место в каком университете мы сможем рас- считывать на следующем этапе. Мы поработали, и нас в эту желан- ную гимназию зачислили; нам там было трудно, но интересно, и мы развивались. И вот снова пришло время поработать, чтобы попасть в желаемый университет. Так и здесь: чтобы попасть после смерти к Богу, нужно потрудиться, иначе не сдадим экзамен и не обеспечим себе новый круг развития, - объяснил профессор.
  В темном углу на лежанке, над которой висел "Московский дво- рик" Поленова, что-то зашевелилось, закряхтело, и голос Фемисто- клюса сообщил:
  - А ваш экзаменационный билет будет из двух вопросов: "вера" и
  "добрые дела"!
  - Ой, дедулечка, мы и не заметили, что ты там спишь! - радост- но воскликнула Варвара Никифоровна. - Начались Святки, а ты - из- вестный фокусник и затейник, покажи нам маленькое чудо!
  - Как они себя вели, Машенька? - спросил Фемистоклюс.
  - Благовоспитанно, - отвечала она, с трудом сдерживая улыбку, - если бы не господин Войшило, я бы сегодня повыбивала себе все зубы!
  - Хорошо, - прошамкал дед, - подай-ка мне, внуча, эту большую красивую сахарницу с розочками и ангелочком на крышке!
  Варвара Никифоровна охотно, с приятной улыбкой ассистентки исполнила его просьбу. Дед приоткрыл крышечку, посмотрел оце- нивающе, вытянув губы, закрыл, положил сверху вышитую салфет- ку с вензелями "К.В.А." и три раза резко махнул на салфетку рукой, проговорив: "Кормор-моркор!" Маша на него пристально взглянула, остальные заулыбались.
  - Ой, я знаю, - затараторила радостно, желая всех опередить, Ро, - сейчас вылетит желтый цыпленок!
  - Нет, это будет букетик весенних цветов! - уверенно заявила Вар- вара Никифоровна.
  - Я думаю, много длинных цветных ленточек! - сказала сияющая Береза.
  - Может быть, пушистый кролик? В очках? - предложил Кро.
  - Или рыженькая большеглазая белочка? - спросил ласково Фигурка.
  - Нет, это перепиленная пополам девушка! - озорно выкрикнул профессор.
  - Уточка, Серая шейка?! - воскликнул Пыш.
  - Нет-нет, это Аленький цветочек! - умоляюще попросила Мушка.
  - Из сахара можно только съедобное... "Дунькина радость"? - спро- сил Паралличини
  - Съедобная мышка! - гаркнул Кот. - А если серьезно - голуби, стая голубей! Может, открыть дверь?
  
  - Все, дети, не хочу вас больше обманывать, - сказал дед, снимая салфетку и поднимая, словно в надежде, крышечку с ангелочком, - это, увы, только сахар!
  - Бывает! - с пониманием воскликнул профессор. - И у Эмиля Кио не получалось!
  - Фу-у-у, дедуля, как некрасиво! - разочарованно протянула Варва- ра Никифоровна.
  Молодежь насупилась на деда, как мышь на крупу.
  - Стихи - это разве не чудо? - заговорил Фемистоклюс. - Когда че- ловек пассивную материю пропускает через свою душу, сердце и раз- ум, наполняя ее чувствами, смыслом и ритмом? Но к стихам быстро привыкают, и даже сам автор не считает их уже чудом и начинает рифмовать всякую "хреновину" с "морковиной", например: "Эски- мосы, эскимосы закурили папиросы, папуасы, папуасы завалились на матрасы!" А к зрительным чудесам привыкают еще быстрее, чем к стихам. Хватит с вас и того чуда, что вы побывали в Памяти Мира! Жду вас через полчаса в погребе, да не забудьте забрать свои и оста- вить чужие вещи!
  Тарелки зазвенели, стулья задвигались, Мария хотела положить гостям на дорожку остатки пирога, а Варваре Никифоровне - моче- ных яблочек, но вспомнила дедов наказ.
  - Уж дойдем в теплых вещах до погреба (больно лютый сегодня мо- роз), а там отдадим их Василию, - присказывала Варвара Никифоров- на, закутываясь в пуховую шаль. - Спасибо за все тебе, Машенька, моя родненькая Люнечка! Спасибо и тебе, Аннушка, хлопотунья ты наша!
  - Люнечка?! - в глубоком изумлении воскликнул профессор.
  - Ну да, я ее узнала сразу, когда она нас встречала на крыльце, хотя видела ее маленькой девочкой, а не несколько дней назад, как некоторые, - сказала с очаровательной улыбкой прекрасная Варва- ра Никифоровна и добавила шутливо: - Что же вы, друг мой, а еще академик?!
  - При свечах все другое, уж простите мне мою невнимательность, - неловко раскланиваясь, пробормотал весь вспыхнувший, как школь- ник, профессор, - но почему "Мария"? Да, почему?
  - Это мое имя, данное мне при крещении, такое же родное, как и первое, - ответила с улыбкой Маша.
  Варвара Никифоровна расцеловала Машу и Аннушку, по обледе- невшим ступеням запрыгали колесики чемоданов, заскрипели крос- совки и туфельки. Мария в тёплой цветастой шали вышла на засне- женное крыльцо, в руке она держала большой, как золотая звездочка, фонарь. Аннушка пошла провожать гостей до погреба, помогая нести вещи. У деревянного сруба уже притопывал Василий и прихлопывал,
  
  
  
  выбивая мороз из рукавиц, рядом стояли принесенные им чемоданы. Вереница путешественников растянулась по всей снежной траншее. По блестящему гребню сугроба бежали Шарик и Жучка, изрыгая об- лачка словно светящегося пара. Сзади сияли золотые купола, а над ними в морозном ореоле плыла мутная луна. Справа тянулся засне- женный сад, сквозь ветви которого тепло светились замороженные окна белого двухэтажного дома.
  - Барышни, возьмите хоть рукавички со снегириками да синичка- ми! - умоляла Аннушка.
  Она вместе с мужем только успевала принимать тулупы и шубки, шапки и платки, муфты да кушаки, помогая спускать вниз багаж.
  - Василий, я хочу вам задать один вопрос, - сказал профессор, на- морщив лоб и выпучив глаза над очками.
  - Слухаю, барин! - с виноватой улыбкой и сняв шапку, отвечал Василий.
  - Как нужно жить, чтоб быть счастливым? - спросил серьезно Войшило.
  - Так это надо понимать, что мир-то не наш, а ихний, - произнес Василий, указывая кудрявой головой на небо, - потому нужно ходить в нем на цыпочках и по одной половичке, и за все благодарно!
  - Понимаю, понимаю, хотя мне кажется, что я не разгадал загад- ку этого дома, - сказал профессор, оглянувшись в последний раз на гостеприимное жилище. - Еще один сюрприз! Ведь это "Дворик" По- ленова, только зимний вариант!
  - Нет, барин, это дворик Коровина, - со смехом отвечал Василий.
  - А вы, голубчик, часом, не Василий Поленов? Что-то тут не так, - не унимался Войшило.
  - Нет, барин, все так! Я Собакин, и женка моя Собакина, и все пя- теро чадушек Собакины! Собакины мы, как есть, барин! - отвечал с детской улыбкой, смеясь ребячьими глазами Василий.
  Профессор исчез в люке последним, последним он входил и в лифт, внутри которого все остальные, тщательно вытерев ноги, "чтоб и пы- линка отсюда не пристала", уже расставляли вещи.
  - А вы куда это так вырядились, юноша, словно свататься пошли в деревню Ступка?! - вопросил сурово Фемистоклюс, указывая на "цар- ские" бурки на ногах Войшило.
  Громче всех хохотал Кот. Профессор достал шлепанцы, подарен- ные ему Саввой в уже далекой-предалекой Греции.
  - Ну, с Богом? - спросил грозно дедуля. Все в лифте ответили дружно: "С Богом!"
  
  
  
  Часть третья. Опасная стезя полковника Котса
  
  РАЗЛАД
  
  За стеклами замелькали звезды, метеоритные потоки, кометы, космический мусор и прочие элементы и элементики Вселенной.
  - Нет, только не это, лучше в Сахару! - взмолился Войшило. - Звезд- ные просторы всегда угнетали мое левое полушарие. Эти расстояния, скорости и температуры никогда не укладывались в моей голове!
  - Что ты задумал, дед, признавайся! - воскликнула в недоумении Варвара Никифоровна и гневно изломила черную бровь. - Куда ты везешь нас? Или ты думаешь, что мы мечтаем добираться до нашей полянки столько же, сколько Одиссей добирался до своей Итаки?
  - Все зависит от вашего поведения, - равнодушно сообщил Феми- стоклюс, - вас высажу, а Токса заберу: он пробыл там полгода, хотя изначально ему был назначен один месяц.
  - А вы не забыли о нашем с Варенькой возрасте, почтеннейший? - язвительно сказал профессор. - Не хотелось бы быть похороненными на задворках великой Вселенной!
  - А кто вам сказал, юноша, что Волшебный лес - это центр Миро- здания, уж не премудрый ли Птоломей?- ехидно заявил дед, - Ваша родина - это крошечный пиксель в гигантской и прекрасной мозаике! Мир гораздо сложнее, чем вы думаете, и в нем найдется местечко для исправительных мероприятий!
  - Как декабристов, из-за праздничного стола - и в сибирскую ка- торгу! - театрально произнес профессор, все еще полагая, что дед шу- тит. - Что же мы такое натворили?
  - Вас там обували-одевали, кормили-поили, а вы добрых хозяев об- воровали! - почти свирепо сказал Фемистоклюс. - Да еще какую вещь украли - назидание потомкам!
  - Ой, дедулечка, прости меня, - запричитала Варвара Никифоров- на, - это, наверное, я сделала по рассеянности, я не специально!
  И она принялась рыться в своей сумочке, пытаясь разыскать укра- денную вещь.
  - Нет, Шоколадная булочка, это сделала не ты, - ответил со вздохом дед, - но ты хотела, чтобы вы все были одним целым. Поэтому если монетку стянули два пальца, то виноваты и рука, и плечо, и голова!
  - Пышная риторика лилльского палача! - воскликнул нагловато Кот. - Что я такого сделал?! Взял никому не нужную трубку? Там ни- кто не курит, и мы не курим, это только сувенир на память! И при чем тут остальные? Жаждете крови? Выпейте все мои литры, а остальных отпустите!
  
  - На чубуке написано: "Остерегайтесь этого!" Кроме того, трубка была украдена из места, где не убивают, не воруют, не прелюбодей- ствуют, где хранится все самое доброе, чистое и радостное, из которо- го пьет человечество! И сам этот гнусный поступок словно открытая форточка для внешней грязи и пыли! - заявил раздраженно дед, не слушая Кота. - Вон ваша "сибирская каторга"!
  - Супер! - воскликнул в ужасе Рыжик. - Серая, как сама серость, планета, фиолетовый восход, а может - и полдень! И железная кон- сервная банка посредине этого живописного рая!
  - Перед нами станция "Глория полковника Котса", - объявил тор- жественно Фемистоклюс, - приготовьтесь к стыковке!
  Лифт сильно тряхнуло, и в ответ загудело железное эхо.
  - Это слишком жестоко - творческих людей поместить в железную бочку! Здесь все железное: пол, потолок, посуда на полу (ею явно кто- то кидал в эту железную дверь)! - выкрикивал в истерике Кот. - О, и мебель вся железная! Супер! Я вижу в сортире железный унитаз!
  - Давайте сюда украденную вещь! - сурово скомандовал дед.
  - Мы ничего не знали о "форточке"!- не унимался возмущенный Рыжик, передавая деду трубку с затейливым чубуком. - Это неспра- ведливо - наказывать младенцев за то, что они надули в подгузники!
  - Младенец тут один, - сказал ласково дед, - тот, что во чреве у Мушки! Идите на инструктаж к Токсу, а я верну вещь на место!
  - Ой, Мушенька! Ласточка! Душенька! - воскликнула Варвара Ни- кифоровна, обнимая Мушку. - Как мы все тебя любим!
  Следом за ней и остальные принялись поздравлять Пыша и цело- вать счастливую Мушку.
  - Но согласитесь, любезнейший, это несправедливо, - начал заиски- вающе профессор, - может, вы смягчитесь и отмените свое решение?
  - Считайте, что вы все в отсеке подводной лодки, где выравнивает- ся давление! - отрезал дед.
  - Но что нам выравнивать? - не унимался Войшило. - Разве мы не выравнялись на "вулкане"?
  - А вот вам простой вопрос, - провозгласил Фемистоклюс, - сейчас проверим: кто есть Иисус Христос?!
  - Сын Божий, - не задумываясь, ответила Варвара Никифоровна.
  - Сын Давидов, - добавил Паралличини, пожав плечами.
  - А возможно, и такое же творение, как мы, но более высокого уровня развития, - заявила Береза.
  - Нет! - воскликнул профессор. - Он - Логос, то есть и Дверь, и Путь, и Закон, содержащий все программы и процессы!
  - Да-да, - поддакнул Кро. - Дорога от творения до Творца.
  - Одна из ипостасей Бога, - просто заметила Ро.
  
  - Это жизнь, которая пронизывает все, включая эту серую дыру! - выкрикнул, сморщившись, Кот.
  - Просто великий Учитель, как Будда и Мухаммед, - сказал Фига. - Что вы тут нафантазировали?!
  - Спаситель, - коротко ответил Пыш.
  - Иисус - это образ Бога Отца, на который должны ориентировать- ся люди, чтобы расти до Бога и выравниваться с Ним в духе, - послед- ней объяснила свою точку зрения Мушка.
  - А говорите, что нечего выравнивать! - воскликнул дедуля. - Сту- чите в камбуз к любезному Токсу
  - Кто там? - раздался грозный бас за железной дверью камбуза. - Не входите, иначе я размозжу вам голову этой железной кастрюлей!
  - А вот и радушный прием железного Токса! - сказал, оскалив- шись, Кот и громко крикнул: - Нас привез господин Фемистоклюс! Новая смена политзаключенных жаждет инструктажа!
  Дверь приоткрылась, из-за нее выглянул седой щупленький чело- век с седыми обвислыми усами. Он оглядел всех удивленно и уже ми- ролюбиво пригласил присесть на железные стулья в столовой. Токс устало расстегнул и снял черный защитный костюм, оставшись в ста- рых джинсах и растянутом свитерке.
  - Этот костюм защищает от радиации, - сообщил седовласый ин- структор, - на станции их два, но один порезал ножом покойный пол- ковник Котс, за стеной его могила.
  - Странные у него были привычки. И за кого вы нас приняли, если не секрет? - спросил настороженный Фига.
  - Итак, перед вами очиститель, который имеет три камеры, они здесь называются "боксами", их задние двери выходят в герметичный коридор. Открываете стеклянную дверь (если там еще присутствует радиация, дверь не откроется, не пытайтесь ее ломать), - сказал Токс, не обращая внимания на Фигин вопрос, - берете костюм, надеваете тщательно, заходите в тамбур, из него - в коридор, из коридора - во второй тамбур, двери закрываются сами. Идти нужно далеко, здесь есть несколько небольших озер, в них водятся галатусы, рыбами их сложно назвать - длинные плоские белковые существа, покрытые жиром, зеленые, красные или синие в зависимости от цвета глины в озере. Эти цветные глины хорошо заживляют раны и ожоги. У га- латуса вся шкура покрыта шипами - видимо, защитный механизм от бормотусов, которые лакомятся их жиром. Бормотусы похожи на лягушек с вытянутой головой, бескровные, по вкусу напоминают ми- дии. По берегам озер растут секирусы, которые нужно "сечь" ножом, так как стебель у них как проволока, а не выдергивать из почвы, ина- че останетесь без десерта! Ягоды секируса сладкие и мясистые, а ли-
  
  стья можно заваривать вместо чая. Вот и вся охота! Разумных форм, кроме чужаков, мной, да и покойным Котсом, обнаружено не было. Итак, приносите мешок с добычей к станции, заходите в первый там- бур на обработку, затем в коридор, снимаете костюм, кладете в один бокс мешок, в другой - костюм и глину, в третьем боксе у меня лежит уже очищенный от радиации запас пищи. Очистка идет дня два при низкой температуре. Через двое суток можно уже открыть стеклян- ную дверцу, есть припасы и пользоваться костюмом. Так... Здесь у нас постирочная, закладывайте белье в барабан, все обрабатывается без воды по особой технологии. Здесь кладовка, сюда привозят раз в месяц воду и почту. Как видите, тут лежат бутылки из-под воды и ста- рые вещи, все это можно загрузить, как и отходы галатуса, в утили- затор, который добывает энергию для работы оборудования и плиты на камбузе. Воду расходуйте крайне экономно, душ с ограничителем, можно мыться в сутки не более семи минут. Здесь, обратите внима- ние, бесплатные комнаты отдыха, их создал Котс, за что ему возне- сите хвалу и благодарение - может, это ему пригодится на том свете. Вся передняя стена столовой - двери спален, всего их десять купе, каждое на два человека. Да, повсюду на станции "Глория" камеры слежения, за дурное поведение, слово, жест добавляются штрафные недели. Вот, пожалуй, и все.
  Токс уставился тревожными темными глазищами за их спины. Все резко обернулись. Там стоял Фемистоклюс.
  - Я протестую, дед! За что?! - завопила надрывно Варвара Никифо- ровна. - Не будь бесчувственным чурбаном! Наказание непропорци- онально преступлению и напоминает маразм!
  Ее мощный голос загудел зловещим эхом по металлической "Гло- рии". Камеры замигали.
  - Штрафная неделя за неуважительный тон в общении с персона- лом! - прозвучал железный звук с потолка.
  - Здесь, впрочем, как и везде, лучше меньше говорить и не думать плохо о других, тогда все будет хорошо, - сказал хладнокровно дед, впуская в лифт Токса, - вам определено три месяца.
  - Заберите и нас! Нам тут плохо! Мы все осознали и глубоко рас- каялись! - закричал Кот, чуть не плача.
  - Кот остается, остальные могут войти в лифт, - произнес дед со вздохом.
  Никто не двинулся с места. Лифт с Фемистоклюсом и Токсом исчез.
  - Старый недоумок, больной на голову! - заорал в отчаянье Кот.
  - Штрафная неделя за оскорбление персонала, - сообщила камера.
  - А мне наплевать! - закричал Кот в потолок. - хоть пятнадцать!
  - Штрафная неделя за грубый тон, - ответил сверху железный голос.
  
  - Ыы-ы! - завыл Рыжик, сжав мелкие зубы.
  - Чем быстрее смиримся с нашим положением, тем легче будет, - сказала Мушка.
  Она подхватила с пола свою сумку и пошла разбирать вещи в одну из комнат. Остальные путешественники последовали ее примеру.
  Мушка постелила на металлический стол в своем купе скатерть с греческими орнаментами, подаренную ей профессором, поставила икону Девы Марии, с которой никогда не расставалась, положила не- сколько ракушек, фотографию детей и игрушки, купленные для них в далекой Греции. Затем, напевая, девушка разместила на металли- ческой полке небольшой запас одежды и белья. Вот и все имущество.
  - Смотри! - воскликнул изумленный Пышка за ее спиной. - Кро по- шел на охоту, один-одинешенек! Этот костюм налезет только на него или на Ро!
  Мушка и Пыш прильнули к иллюминатору, за которым простира- лась серая пустыня. Щупленькая черная фигурка Кро с большим меш- ком в руке замерла возле высокого креста у могилы полковника Котса.
  - Что он делает, читает надпись? - спросил Пыш. - И как Токсу уда- лось установить такой большой крест? И из чего он?
  - Похоже, Кро молится, - сказала Мушка, - он говорит: "Как стремит- ся олень к источникам вод, так стремится душа моя к Тебе, Господи!"
  Кро обернулся на станцию, увидел их лица, просиял улыбкой за защитным покрытием, помахал рукой в черной перчатке и пошел бодро к горизонту.
  - У меня сердце сжалось, - произнесла с глубоким вздохом Муш- ка. - Как он там один?
  - Пойдем, постираем без воды мою футболку, она еще в греческих помидорах, - сказал нарочито спокойно Пыш.
  - Смотри, на ней прилипли три помидорных семени! В следующий раз Кро принесет почвы, и мы вырастим помидоры! - радостно со- общила Мушка.
  Одежды явно было маловато. Они, порывшись в кладовке, приня- лись сортировать старые вещи. Те, которые еще можно было носить или заштопать, стирали в первую очередь. Пыш раскладывал их акку- ратно на металлические полки в свободной комнате. Совсем ветхое старье тоже постирали, Мушка решила вязать из него прикроватные коврики и чехлы на металлические стулья. Эту одежду сложили в пу- стой чемоданчик и поставили под столом в своем купе.
  - Как хорошо, что они это не утилизировали! - радовалась Муш- ка. - Начнем наводить уют!
  - Пойдем, детка, на камбуз - пришло время есть галатуса, - бодро призвал Пыш.
  
  - Еще бы понять, как его готовить, - в раздумье отозвалась Мушка. Пышка принес мешок из бокса и достал из него первый экземпляр, который являл собой зрелище не для слабонервных. Зеленое плоское переливающееся тело, утыканное острыми шипами, имело малень- кую голову аллигатора. Это длинное, как у морского змея, тело за- няло всю кухню. Второй деликатесный красавец, красно-вишневого цвета, был с ног до головы покрыт слизью и илом. Мушке стало дурно.
  - Я сам сдеру с них шкуру, помою, порежу и запеку в духовке, а ты навести наших - они наверняка плачут по своим норкам, - сказал Пыш, надевая фартук.
  Мушка прошла по столовой вдоль закрытых дверей, за одной из них слышалось посапывание Варвары Никифоровны и похрапывание профессора, за другой - приглушенный разговор Березы и Адриано. Она заглянула в свое купе и сразу же увидела черную точку на гори- зонте. Возвращался Кро.
  - Слава Богу, - сказала облегченно все еще бледная девушка и при- нялась разбирать вещи мужа.
  Она с удивлением обнаружила в его сумке коробочку с нитками и иголками, которыми они вышивали в чудесном саду на вулкане. Как давно все это было, и они были совсем другими. Неожиданная идея промелькнула в ее голове, Мушка поспешила к кладовке, взяла три бу- тылки из-под воды, отрезала у них горлышки и, написав записку: "Кро, принеси, пожалуйста, почву!", - поставила бутылки в пустой бокс.
  - Рёзи! - позвала Мушка. - Помоги накрывать на стол!
  Открыла дверь Береза с печальными глазами, за ней стоял тол- стенький Паралличини, который попытался улыбнуться. Их явно уг- нетала обстановка. Из первой комнаты отдыха вышел со странным выражением лица Кот и, не глядя им в глаза, шмыгнул в свое купе.
  - Хватит скорбеть! - сказала энергично Мушка. - Быстро перемой- те посуду и накрывайте на стол!
  Приободрившись, неразлучная парочка поспешила на камбуз, где Пыш исколотыми до крови руками сдирал шкуру уже со второго га- латуса; первый, с побелевшими выпученными глазами, шипел за сте- клянной дверцей духовки, издавая приятный аромат.
  - У меня идея, ребята! - воскликнула Мушка. - Как хорошо, что Пыш захватил нитки с вулкана!
  - А я их не захватывал! - ответил Пышка, сморщившись болезнен- но от очередного укола шипом.
  Мушка пожала плечами и поспешила встречать Кро. В боксе уже лежал большой мешок с добычей и стояли бутылки с серой, похожей на вулканический пепел землей. Кро появился после вторичной об- работки, он еле стоял на ногах.
  
  - Далеко идти и тяжело нести, - сказал усталый Кро, - а осталь- ное - мелочи жизни: открываешь мешок возле озерка - галатусы сами заползают в него. Почти что так. Я в пакет нарвал и секирусов, то есть нарезал, конечно. Бормотусов добыть не удалось, я их даже не видел.
  Все собрались за столом, унылые и помятые, последней пришла Ро с красными распухшими веками и в черной прозрачной шали.
  - Какой ты молодец, Кро, что набрал почвы, возможно, получится кое-что! - сообщила радостно Мушка. - Он и глины принес, вечером будем лечить Пышу руки!
  - Я никогда не любил фантастику, - пробурчал недовольный про- фессор, - все эти "галатусы", "бормотусы" и прочий вздор!
  - Лучше молчать, друг мой, мы и так уже заработали штрафной месяц! - призвала полушепотом Варвара Никифоровна, кивком ука- зывая на потолок.
  - На этом железном стуле можно простыть, - прошептала со слеза- ми в голосе Ро, - я пойду за одеялом.
  - Я завтра начну делать чехлы на стулья, желающие могут мне по- могать! - сообщила Мушка. - О, очень вкусно, так может готовить только мой муж!
  - Есть можно, - вяло отозвался Фигурка, - жаль, без соли. А что у тебя с руками, Пончик?
  - У этой зверюги шкура с острыми шипами, в следующий раз по- могай мне, дружище! Помнишь, как мы в детстве чистили огромного карпа? Он летал у нас по всей кухне! - ответил весело поэт.
  - Я перед всеми очень виноват, но я реабилитируюсь, - сказал Кот и, проглотив остатки своей порции, убежал в комнату отдыха.
  - Смотрите!: Над каждой дверью в комнаты отдыха, видимо, вил- кой процарапано: "Остерегайтесь этого!" - обратил внимание остав- шихся на едва заметную надпись Пыш.
  - Это, наверняка, дедулины назидательные заморочки, как и на чубуке, - еле слышно произнес Адриано и добавил тут же, - молчу по- корно, молчу, как галатус!
  - Он, кстати, издает пыхтящие звуки, - сказал усталый Кро.
  - Спасибо, Пыш, все было очень вкусно, но здесь взгляду остано- виться не на чем, - тихо произнесла Варвара Никифоровна.
  Она допила чай с листьями и отправилась в другую комнату отды- ха, увлекая за собой профессора и Рокки.
  - Мы уберем посуду, - прошептала Береза. - Все разбежались в молчании! Не припомню подобного ужина!
  - Только берегите воду! - попросила Мушка и удивленно замети- ла: - Почему никто не взял ягоды? Тут каждому по две штучки!
  
  - Потому что все оставили их тебе, Мушенька, и твоему малышу, - прошептала ласково Береза.
  - Все будет лучше, чем мы думаем! Надо верить! - бодро заявила Мушка со счастливой улыбкой от уха до уха.
  
  ...За завтраком снова ели галатуса и пили чай из листьев. Молчали и сопели под нос. Никто не присвистывал, не причмокивал, не на- хваливал.
  - Надо быть благодарными и за это, - сказала Мушка, - Кро тяже- ло дается добывание пищи, а уж как нелегко Пышу готовить этого дракона!
  - Да-да, - отозвался живо Адриано, - за все надо благодарить Бога!
  - Я начала помадой за дверью за каждый день чертить штрихи, как Робинзон Крузо, - сообщила Береза, - главное, не заработать штрафов.
  - Мне нужно идти по делам, - обронил Кот и направился в первую комнату отдыха, словно тяготясь праздной болтовней.
  - И нам, и нам, - заспешила Варвара Никифоровна, увлекая за со- бой Ро в четвертую комнату отдыха, - кстати, Адриано, у нас есть ва- кантная ставка для тебя!
  - Делу время, а потехе - час! - произнес с умным видом профессор и скрылся в третьей комнате отдыха.
  Фигурка исчез во второй.
  - Пойди посмотри, что там за вакансия, - попросила мужа Береза.
  - Придется ходить на охоту каждый день, - сказал Кро, - на десять человек нужно много пищи.
  Мушка принесла из кладовки второй защитный костюм, на нем был только один разрез в центре живота.
  - Похоже, Котса убили! - воскликнул Пыш.
  - Или он сделал харакири, - предположил Кро, - если костюм акку- ратно зашить, то он еще послужит.
  Мушка пошла за нитками с "вулкана".
  - Здесь происходило что-то неладное, - озираясь, сказала Береза, - и что такое "чужаки"?
  Вернулся Адриано со словами:
  - По-моему, это тривиальная виртуальная жизнь с высоким уров- нем программы, предельно приближенная к реальной!
  - В этом омуте потонули многие, - сказала Рёзи, подавая мужу железные тарелки, - пойдем мыть, и за уборку - здесь не убирали долгие годы!
  Мушка вывернула костюм наизнанку, возле зашитого разреза тем- нело бурое пятно.
  
  - Готово, Кро. Принеси сегодня воды в бутылке и почвы, - попро- сила Мушка.
  Поспешили в комнату Пыша, Кро уже вышел из станции и смотрел на их иллюминатор, помахали ему, со страхом уставившись на его живот, и добытчик по серым просторам потопал за горизонт.
  Пыш отправился на камбуз готовить ужин, Береза и Паралличи- ни уже бегали с ведрами и швабрами. Мушка, приготовив емкости для почвы, принялась вязать чехлы для стульев в своем купе, напевая
  "Рождественскую песню".
  "Интересно, здесь вышитые цветы перейдут в почву? - думала Мушка. - Помидоры уже взошли! И это здорово!"
  Вчетвером встречали Кро, он радостно показывал бутылку. С ин- тересом принялись ее разглядывать, после того как она была установ- лена вместе с почвой и мешком в третьем боксе, сюда же Кро бросил заштопанный костюм. Маленькие радости серой планеты!
  - Попался с водой бормотус, - сообщил охотник весело, - он что-то говорил, возможно, он разумен!
  - Через двое суток, если не замерзнет, выясним! - заявил энергич- но Адриано. - Запытаем!
  - Я принес большой пакет глины для тебя, Пыш, - прошепелявил Кро и направился в душ погреться.
  - А он красивый! - воскликнула Мушка. - Глазки синие и как бу- синки! Он нас разглядывает, а может, изучает!
  Белая, почти прозрачная лягушка прижала лапки к стенкам буты- ли и вращала близко посаженными глазками на вытянутой, как огу- рец, голове, свесив набок вырост, похожий на колпачок гнома.
  - Только бы он не оказался ядовитым... впрочем, Токс их ел, - ска- зала со смехом Береза. - А улыбается мило! Красавчик!
  - Он что-то говорит! - воскликнул Адриано. - Пыш, включи связь с тамбуром!
  Раздалось громкое пыхтение.
  - Такие звуки издают галатусы, выдувая из ноздрей ил, - проком- ментировал подошедший Кро с полотенцем на голове.
  Белый мешочек на шее бормотуса задрожал, и исследователи ус- лышали хриплый бас:
  - Ну и рожа у тебя, Котс, а ведь когда-то ты был симпатичным парнем, и зачем ты украл этот орден и вляпался в эту муть? Ты даже не смог зарезать себя, только испортил хорошую вещь! Может, тебе утопиться в этой канаве?! Решайся! Достойная могила для героя! Но здесь хоть нет камер и призраков!
  Снова раздалось громкое пыхтение галатуса, затем - скупое муж- ское рыдание, от которого все вздрогнули.
  
  - Он еще жив! - воскликнула Береза.
  - Нет, он это говорил когда-то возле озера, а бормотус запомнил, в не- знакомой обстановке у него активизировалась память, и он выдал давний секрет полковника Котса, - объяснил Кро. - Что они только не повторяют! Мне сегодня сообщили: "Привет, озеро, это я, Кро, пришел за рыбешкой!"
  - А призраки? - шепотом спросила Рёзи, тревожно озираясь. - Мы сегодня не спали всю ночь. Кто-то плачет, кто-то ходит - жуть!
  - Не бойтесь, - решительно заявил Пыш, - держаться вместе на взаимопомощи и доверии и объяснить нашим, что они "попались"! Этот разлад мы преодолеем!
  Бормотусу стало холодно, он улегся на дно банки и закрыл синие глазки прозрачными веками.
  - Бедный Котс, - сказала Мушка. Все ее молча поддержали...
  
  - Ого, сегодня прояснилось фиолетовое небо! В честь дня рожде- ния Кро оно стало сиреневым! - воскликнула весело Мушка. - Вста- вай, лежебока, иначе начну петь в ухо! Слова не забыл?! Рёзи уже хлопочет в столовой!
  Нарядная Береза постучалась в спальню Варвары Никифоровны и попросила у заспанной Тетушки праздничный сервиз.
  - Что за праздник сегодня, детка? - спросила непричесанная и бледная Тетушка. - Может, лучше сидеть, как подобает мышкам?
  И она зевнула в сторону камеры.
  - Что вы! Сегодня же юбилей нашего дорогого Кро! - воскликнула энергично девушка. - И мы будем его поздравлять!
  Все уселись за стол, застланный греческой скатертью Березы, в центре него стояло большое зеленое блюдо, полное спелых секирусов. Взгляды устремились к нему, оно напомнило жаркий летний день, те- плый ветерок, треплющий белую скатерть на столе в центре зеленой лужайки, и другое блюдо, полное спелой клубники.
  А это, зеленое, Адриано накануне слепил из глины, принесенной Кро, и обжег в печи, на нем сохранились вмятинки от толстых паль- цев гончара.
  - Кро, - заявил трагически Кот, - от всех нас я дарю тебе этот па- кет с картоном и красками, мне это больше не нужно. Я долгие годы занимался не тем, а следовало делать только одно - защищать наш Волшебный лес от монстров! Я недавно искал носки в своем чемодане и наткнулся на этот пакет. Не знаю, кто положил его мне, но он твой! Только не думай, что я его спер!
  - О, спасибо, дружище! - с неподдельной благодарностью восклик- нул счастливый Кро. - Я так давно мечтал о красках!
  
  Мушка в шелковой блузке разливала с большим удовольствием чай из листочков по красивым чашкам с изображением античных мыслителей.
  Неулыбчивые Фигурка, Рокки и профессор наблюдали за ней. Бе- реза принесла на железном подносе тарелки с галатусом, встречен- ным суровым молчанием.
  - Мы тебя очень любим, Кро, - сказала печальная Варвара Ники- форовна, - прости меня за то, что я не смогла тебя там обеспечить должным образом, но здесь денежное место, и мы с Ро уже отправили особо крупные суммы на родину - и тебе на счет, и на строительство консерватории, и на строительство оперного театра! Да-да!
  Кро приподнялся и вежливо поблагодарил с печалью в глазах.
  - А мы подготовили для нашего дорогого юбиляра несколько му- зыкальных номеров, - сообщил бодро конферансье Паралличини в ярком галстуке и белоснежной рубашке, - итак, дрессированный бор- мотус! Этот красавчик предложит почтенной публике свои поздрав- ления в адрес виновника торжества! Встречайте!
  От наблюдательного Пыша не скрылось то, что Фига, профессор с Тетушкой, Рокки и Кот уселись все рядом с одной стороны стола, а остальные пятеро - на свободные места с другой стороны. И первые, то есть "делатели", взирали несколько свысока и на происходящее, и на вторых, то есть на "бездельников". Это и ранило, и забавляло поэта.
  Адриано между тем, словно заправский факир, снял с бутылки из- под воды салфетку и щелкнул пальцами. Бормотус открыл глазки-бу- синки, потянулся, зевнул так, что особо наблюдательные зрители уви- дели его желудок, лениво всплыл на поверхность и запыхтел, глядя на дрессировщика не мигая.
  - Нет, брат, не надо изображать галатуса, уже поздравляй! - заявил дрессировщик - конферансье и щелкнул дважды.
  Бормотус задвигал белым мешочком на шее и сказал голосом Бе- резы нежно и чувственно: "Не мучай ребенка, мачо!"
  Публика задвигалась, "бездельники" пришли в восторг, а "делате- ли" улыбнулись умиленно.
  Паралличини погрозил забывшему текст бормотусу пальцем, и тот запел знакомым всем голосом веселого композитора-толстяка:
  
  Тебя уподоблю я розе, Внимающей соловью,
  Ты милая девушка, Рёзи, И я тебя нежно люблю!
  
  Не веря шипам, их угрозе, Ценю неприступность твою, Ты милая девушка, Рёзи,
  И я тебя нежно люблю!
  
  И в каждом движенье и позе Я смысл потаенный ловлю, Ты милая девушка, Рёзи,
  И я тебя нежно люблю!
  
  О, ревность, подобно занозе, Изранила душу мою,
  Ты милая девушка, Рёзи, И я тебя нежно люблю!
  
  Тебя уподоблю я розе, Внимающей соловью,
  Ты милая девушка, Рёзи, И я тебя нежно люблю!
  
  И "делатели", и "бездельники" единодушно аплодировали, а неко- торые из них даже подпевали бормотусу. Довольный дрессировщик, красный, как его галстук, сделал вид, что удивлен, и заявил бормотусу:
  - Ну, ты подводишь меня, брат!
  Тот, словно осознав вину, заголосил на всю столовую:
  - С днем рождения, Кро! С днем рождения тебя! Пфу-пфу-пфу! Зрители аплодировали, юбиляр раскланивался, конферансье,
  счастливо потирая толстенькие ручки, обратился к супруге виновни- ка торжества:
  - Возможно, известная примадонна исполнит романс для своего мужа и порадует нас своим чудесным пением?
  Ро попыталась взять ноту и заявила тут же:
  - Я не в голосе!
  - Тогда переходим к следующему номеру. Средневековую сценку подготовили для вас известные вам актеры: за Пейроля - Мушка, за Беатрису - Пыш! Встречайте!
  Зрители дружно захлопали в ладоши, приветствуя высокую Муш- ку в наброшенном на плечи плаще из серого шерстяного одеяла, с на- шитым поверх него белым крестом, которая шла походкой бравого крестоносца. Навстречу этому симпатичному рыцарю семенил Пыш, изящно придерживая невидимые длинные юбки и галантно кланя- ясь публике. На его голове торчал бумажный конусовидный колпак,
  
  с которого свисал на плечи газовый шарфик Березы с веселыми обе- зьянками. Концом этой прозрачной накидки Пыш стыдливо прикрыл личико и запел визгливо дребезжащим старческим голосом, переме- жая пение судорожным всхлипыванием:
  
  Позабыла я забавы,
  Что мне шумные турниры? Разъезжают в блеске славы Там других сердец кумиры; Мне же боли не унять,
  И в кудрях - седая прядь; Сердца бедного король,
  Где любимый мой Пейроль?"
  
  "Бездельники" прыснули со смеху, "делатели" благосклонно улыб- нулись. Мушка, поправив невидимую перевязь для меча, запела на- рочито грубо угрожающим басом:
  
  Не желал любви доступной - Синим стал мой гордый нос, Приобрел оттенок трупный, Щеки выбелил мороз.
  Словно я к земле примерз! И в ногах - такая боль!
  Замерзает твой Пейроль, Донна, вспомни обо мне, Иль забудусь в вечном сне!
  
  Только Мушка закончила басить последнюю фразу, как округлила по блюдцу глаза и с ужасом прошептала:
  - Из четвертой комнаты отдыха выглянула белая фигура в саване! Пыш сказал:
  - Да, я тоже его заметил, жуткий некто! Все уставились на указанную дверь.
  - Нет, дети, - решительно заявила Варвара Никифоровна, - это наше с Рокки рабочее место, и там не может быть никого, кроме нас! Чужаков мы не потерпим!
  При слове "чужаков" все переглянулись.
  - Есть ли у вас еще номера? - спросила Тетушка и объяснила свое нетерпение. - Нам пора зарабатывать деньги, хватит прохлаждаться!
  - От однообразной пищи случаются подобные явления, - сообщил про- фессор, - нарушение восприятия, может привидеться и фигура в саване!
  
  - Кро, прими от нас с Рёзи наше скромное музыкальное восприя- тие... то есть, пардон, поздравление, - поспешно выпалил Паралличи- ни, боясь, что публика намерена разбежаться.
  Нарядная неразлучная пара встала напротив юбиляра и запела ве- село, с юмором:
  
  Наш храбрый охотник Кро Галатуса взял за ребро
  И сунул его в ведро!
  А сам, как влюбленный Пьеро, Пред очи явился к Ро!
  Сказал он: "О, дайте перо, Я стансы сложу вам про...
  Про то, как однажды в метро Роккульку увидел Кро!
  Как будто из пушки ядро Бабахнуло прямо в нутро! Как будто свалился в ситро Всемирно известный Дидро! И в свадебное бюро, Выставив в танце бедро, Помчались Ро и Кро
  Под музыку из болеро!
  
  Зрители - и те, и другие - довольно аплодировали с приятными улыбками. Рёзи резко прижалась к Адриано со словами:
  - Он опять открыл дверь и неприятно так поманил Рокки! Мне страшно!
  - Это нам сигнал, - сказала энергично Варвара Никифоровна, - мы явно засиделись. Спасибо, все было вкусно и мило!
  И она увлекла за собой напуганную Ро в дверь четвертой комнаты.
  Профессор уставился на эту дверь, за ней было тихо.
  - По-моему, - начал нерешительно Кро, - вы стали жертвами вир- туальных игр!
  - Это на первый взгляд, а на второй - тяжелая работа, а на тре- тий - служение обществу! - заявил самоуверенно Кот. - Но я хочу вас поставить в известность, что мне вчера дали две штрафные недели за нецензурную лексику, хотя как выражаться цензурно, в боевых-то условиях?
  - А мне вчера дали две недели за злоупотребление алкоголем, но мы с Ксенией отмечали очередную годовщину свадьбы, вы должны это понять! - сообщил, поднимаясь, Фига.
  
  - Это печально. Да, все очень вкусно, дети, и очень мило, - сказал Войшило, - но у меня в одиннадцать начало третьего раунда пере- говоров, хочу в корне изменить внешнюю и внутреннюю политику Волшебного леса! Пора преодолеть заскорузлую рутину! Мне, кажет- ся, тоже вчера дали какой-то штраф за рукоприкладство в парламент- ской работе.
  - То есть мы вас обслуживаем, а вы нам накручиваете срок наказа- ния! - невольно вырвалось из красного Паралличини.
  - Что делать, друг! - констатировал Кот. - Мы работаем на чело- вечество, поэтому вам, не способным этого делать, приходится рабо- тать на нас!
  Они встали и ушли по своим "рабочим" местам.
  - Их не напугать, Кро, - сказала горестно Мушка, - они сами меня пугают, а от наших слов у них сводит челюсти.
  - Вы тут думайте, а я, с вашего разрешения, сегодня не пойду на охоту, я вчера много еды принес, а по случаю своего дня рождения отосплюсь - устал я что-то, да и Рокки каждую ночь то плачет, то бо- рется с какими-то "держимордами"! - печально сообщил Кро и доба- вил бодрее: - Спасибо за все, друзья!
  Он ушел с пакетом красок, шагая, как старик. Помолчали.
  - Посмотри, мачо, что там делают наши бизнес-леди? - попросила Береза.
  Адриано вернулся через пару минут и со смехом сообщил:
  - Считают деньги и раскладывают их по кучкам -"на рекламу", "на лапу", "в министерство", "строителям" и так далее.
  - Деньги? - удивилась Мушка. - А у Фигурки алкоголь, да еще с Ксенией?
  - Так построена хитроумная программа, - объяснил Адриано, - ко- нечно, у них нет денег, как у Фиги выпивки, но мозг воспринимает этот обман как реальность.
  - Что нам делать, Пыш? - спросила Береза чуть не плача.
  - Сегодня никто из них даже не заметил, что они сидят на теплых чехлах, а не на железяках, - сказал Пышка, - но мы продолжаем рабо- тать: Мушка довязывает коврики, я иду обрабатывать новую партию галатуса, вы занимаетесь чистотой и порядком.
  - Мы сейчас постираем все подушки, - отозвалась живо Береза, - а завтра - все одеяла!
  - Скоро будем есть помидоры, - сообщила Мушка, - жаль, с цвета- ми не получается: вышила на новой простыне настурции, и фиалки, и розы, и тюльпаны - ни один цветок не перешел в почву!
  - Остались мои любимые одуванчики, дерзни, детка! - весело под- бодрил жену Пыш.
  
  - Мушенька, забыла тебе сказать со всеми этими разладами, что мы нашли у Адриано (не поверишь!) в джинсах несколько зернышек апельсина! - радостно сообщила Рёзи.
  - Ура! - воскликнула Мушка. - А странно, что профессор не заинте- ресовался бормотусом, он такой милый!
  - За работу, бездельники! - ласково скомандовал Пышка.
  
  После ужина деловые люди отправились по делам, задержался лишь Войшило.
  - У господина Майонезова, - сказал он, - сложился определенный стиль письма: куча мелких деталей, старых словечек - одним словом, всякой всячины, которую, когда разгребешь, заблестит внизу золото, я имею в виду идеи! Не теряйте здесь времени в праздности, молодой человек, это повредит вашему таланту - опишите наши последние приключения!
  - Ему сложно держать в пальцах ручку, очень распухли руки от сса- дин и уколов, несмотря на наши врачевания, - печально ответила за Пыша жена.
  Профессор удивленно пожал плечами и отправился писать тезисы выступления на телевидении.
  Адриано и Береза, вздохнув одновременно, начали собирать со стола посуду. Кро принес краски и произнес фундаментальную фразу:
  "Сейчас все будем рисовать, если мы их и себя любим!"
  - У меня вопрос, - первой взяла слово Береза, - чем мы будем при- клеивать к стенам картины?
  - Если долго варить шипы и плавники галатуса, получается отлич- ный клей, мы им уже склеили бумажный колпак, - ответил Пышка.
  - У меня вопрос, - вторым взял слово Адриано, - в туалете на бо- ковой стене есть небольшая дверца в четвертую комнату отдыха, а из четвертой комнаты отдыха нет никакой дверцы в туалет?!
  - Мы разгадаем эту тайну, - пообещал Кро.
  - У меня вопрос, - взяла слово Мушка, - здесь все растет даже без полива, на станции уже выросли три куста помидоров, десять кустов секирусов, взошли апельсины; почему вся планета серая, без растительности?
  - Я думаю, - ответил Кро, - здесь чье-то охотничье угодье, они разводят галатусов, а секирусы, бормотусы и совсем мелке рачки, которыми питаются галатусы, остались от предыдущего этапа раз- вития планеты.
  Повисло напряжение, все вопросительно уставились на Кро.
  - Раскалывайся, брат! - предложил Паралличини. - Иначе потащу тебя в духовочку, как много лет назад!
  
  - Я видел железного робота, который собирал в металлическую сетку галатусов, - "раскололся" Кро.
  - И ты ничего нам не рассказал?! - воскликнул Пыш. - Мы даже не знаем всех опасностей, которым ты себя подвергаешь!
  - Я был подготовлен к встрече, - сообщил Кро, - один добросер- дечный бормотус от лица Котса накануне сообщил из озера: "А вот пожаловал и железный Робин Бобин Барабек!" Он, вероятно, запро- граммирован на движение и на органические белки, пройдя рядом, он меня не засек - видимо, этому препятствует костюм.
  Кро прошепелявил еще что-то невнятное.
  - Бедный Кро! - с ужасом выдохнула Мушка.
  - Какой ценой нам достается пища! - воскликнул темпераментный южанин Адриано. - А эти бездельники-игроки считают нас своим об- служивающим персоналом! Работают, видите ли, на человечество!
  - Поэтому за работу, друзья, - предложил Кро, - я нарисую Дом Черепахи среди осенних кленов.
  - А я нарисую нас всех за столом на полянке у пруда, - сказал Пыш.
  - Я нарисую детей в яркой одежде, возможно, наших уток, кормя- щих у пруда лебедей! - радостно сообщила Мушка.
  - А я нарисую Матильду Васильевну в платье с кружевным ворот- ничком, то есть мою маму, которая кормит Подснежника и Меду- ницу, приговаривая: "За папочку ложечку, а теперь ложечку за ма- мочку!" - произнесла совсем сентиментально Береза с блестящими влажными глазами.
  У Пыша и Мушки от ее слов глаза наполнились влагой, а сердца - щемящей болью.
  - Я изображу, пожалуй, гостиную в Доме Черепахи, где мы по ве- черам поем и пьем чай за круглым столом с кружевной скатертью из чашек с хризантемами! - энергично заявил Паралличини, выпятив живот и три подбородка.
  - Интересно, почему он не замечает "Глорию"?! - хриплым басом спросил проснувшийся бормотус.
  Художники вздрогнули от неожиданности.
  - А действительно, Кро? - поинтересовался Пышка.
  - Я думаю, - с умным видом прошепелявил Кро, поправляя очки, - или от самой станции, или от креста идет излучение, которое мешает роботу видеть этот объект.
  - От креста?! - удивленно воскликнул Адриано.
  С металлическим шумом дверь одной из комнат отдыха распах- нулась, и Фигурка пьяной походкой, даже не взглянув на сидящих за столом, прошел в свое купе, бормоча слова оправдания, что-то вроде:
  "Ксюшенька, последний раз, прости подлеца!"
  
  - Нате вам, наклюкался! - с негодованием воскликнул Паралличи- ни. - Видимо, у нас еще парочка штрафных недель! Как тут занимать- ся живописью, тем более когда ни разу не держал кисть в руках!
  - Хорошо, что на красках есть цветные наклейки, по названиям мы бы цвета не определили, - сказала философски Береза. - Не плачь, мачо, ты же земляк Рафаэля и умеешь рисовать бархатцы!
  - Я думаю, бормотуса надо выпустить, Кро, - произнесла Мушка, промывая кисточку, - он так внимательно наблюдает за нами, вдруг у него есть интеллект и семья!
  - Я думаю, бормотуса надо выпустить, Кро! - повторил голосом Мушки белый лягушонок из бутылки.
  Усталый и бледный Кот прошмыгнул в свою спальню, бросив лю- бопытный взгляд на перепачканных красками художников. Дверь за ним гулко захлопнулась, в купе послышались нервные шаги и какие- то обвинения с выкриками.
  - Поздравляю, еще неделя! - не удержался от комментария Па- ралличини.
  Загремели стулья в четвертой комнате отдыха, Варвара Никифо- ровна и Рокки появились растрепанные и недовольные, они пожела- ли собравшимся у стола спокойной ночи и разошлись по своим купе. Трагически вздыхая, вышел несчастный и расстроенный профессор, держась за сердце.
  - Тяжелый день. Я, пожалуй, сегодня лягу в комнате, где поми- доры, постели мне, пожалуйста, Рёзи, моя Варюша каждую ночь кричит и обещает надавать по морде каким-то "держимордам"! Как бы она меня с ними не перепутала! А вид растений и их запах меня успокаивают.
  Профессор, вздыхая, ушел за Березой в бельевое купе.
  - За дверцей туалета наверняка управление комнатами отдыха, надо найти ключ! - осенило Пышку.
  Он первым закончил свою "Поляну" и пошел варить клей в камбуз.
  За черным иллюминатором не было ни одной звезды.
  - Бедный Кро! - сказал вслух поэт, разглядывая свои больные из- раненные руки со следами ожогов.
  Прибежал Адриано мыть кухню. Картины, еще сыроватые, решили сразу же приклеить на стены, чтобы за ночь не покоробился картон. Пока Пыш и Кро занялись этим липким делом, девушки уединились в купе Мушки.
  - Посмотри на мою скатерть, чего только на ней нет! И ландыши, и твои любимые васильки, и георгины! Но ни один цветок не сошел в почву! Она у меня стоит наготове под столом! Зачем тогда эти нит- ки? - воскликнула огорченно хозяйка комнаты.
  
  - Чтобы у нас была такая красивая большая скатерть на столе! - от- ветила Береза, восторженно разглядывая великолепные фиалки, раз- ноцветные лилии, изящные ирисы, розы, анютины глазки, нежные крокусы. - Они словно живые!
  - Давай вместе вышьем одуванчик, - предложила Мушка, - вдвоем справимся!
  Рядом склонились две красивые головки: темная и светлая. Девушки старательно взялись за дело, и вскоре на скатерти поя-
  вился небольшой желтый цветок на тонкой ножке с резными листья- ми у корневища. Обе смотрели на него с большой надеждой, Мушка поставила на колени бутылку с серой почвой, а Береза поглаживала одуванчик красивыми пальцами, у нее от напряжения выступила вла- га над губой и начала пульсировать жилка на точеной шее.
  - Он стал выпуклым! - радостно воскликнула девушка, не спуская глаз с цветка. - Точно!
  Цветок дрогнул резными листьями и замер.
  - Он уже пушистый! - прошептала Мушка.
  - Ну давай же, давай, миленький! - умоляюще проговорила Бере- за, пытаясь иголкой подцепить его с ткани.
  Одуванчик шевельнулся всем тельцем и расправился, словно ба- бочка после зимней спячки. Рёзи поднесла ткань к самой почве, и Мушка направила в нее долгожданного питомца. Это был настоя- щий цветок, нежный и беззащитный, желтый, как вылупившийся цыпленок! Первый цветок станции "Глория полковника Котса" тор- жественно перенесли в бельевую комнату и поставили рядом с по- мидорами, на кустах которых висели уже бурые плоды, прозванные
  "помидорусами".
  
  КРИЗ
  
  За иллюминатором, словно спелый баклажан, висел фиолето- во-черный вечер. Пышка с женой, утилизировав шкуру и плавники галатуса, уселись в своем купе друг против друга. Замерзшие ноги Мушка грела на стопах мужа, который ласково обнимал ее колени. Пыш любовался Мушкой, Мушка любовалась Пышем. Через приот- крытую дверь проникал свет из столовой. Они не хотели включать электричество потому, что автоматически закроется экраном иллю- минатор и появится, как заметил Паралличини, состояние кильки в железной банке.
  - Мне здесь снятся фантастические сны, - сказала Мушка с улыбкой.
  Пыш в ответ прочел из своего раннего:
  
  Не верьте снам:
  Душа, как ветер,
  Гуляет ночью по планете, Там подглядела, здесь взяла Картинку, образ или чувство, И это сложное искусство - Осмыслить, где она была!
  
  Пышка имел в виду, конечно, совсем другую планету, звенящую кузнечиками и птичьими голосами, полнящуюся ароматами расте- ний, самую красивую и родную.
  Железная кружка на столе задребезжала, супруги уставились в ил- люминатор, как по команде. Прямо к станции шагал большой робот.
  - Силы небесные! - взмолилась Мушка на икону Девы Марии.
  Робот тяжело дотопал до самой могилы Котса, постоял возле нее минут пять и повернул назад.
  - Он шел по следу, вероятно, у Кро дырявый мешок! - произнес на- пуганный поэт. - Я и не предполагал, что Робин такой большой!
  Не успели супруги перевести дух, как услышали резкий пронзи- тельный вопль: "Помогите! Меня душат!". Они босяком бросились к Фигуркиной спальне, возле которой уже стояли охваченные ужасом Адриано и Береза, а Кот отнимал от шеи Фиги Фигины же руки! Бере- за принесла большой термос и налила, расплескивая, чай в железную кружку, посиневший Фигурка громко отхлебнул из нее, отвернулся к металлической стенке и тут же уснул.
  - Вы видели робота? - заговорил возбужденно композитор. - Он разнесет "килькин дом" за пять минут!
  Послышалось громкое беспокойное бормотание с выкриками в бе- льевой комнате.
  - Успокоив одного пациента, медперсонал перешел в другую пала- ту! - констатировал Паралличини.
  - В результате гравитационной нестабильности в разных зонах об- разовавшихся галактик могут сформироваться плотные образования с массами, близкими к массе Солнца. Нужна ли власть в подобных протозвездных образованиях, сможет ли она снижать стохастичность в социальном пространстве Космоса и в какой форме она будет реа- лизовываться? - спрашивал профессор у помидоров, протянув к ним для убедительности речи правую руку, как Цицерон.
  Береза налила в его кружку из термоса, оратор, не просыпаясь, от- пил из нее и тут же захрапел.
  Не сговариваясь, впятером подошли к открытой двери Варвары Ники- форовны. Примадонна, сурово сдвинув брови, не открывая глаз, заявила:
  
  - Я докажу вам, бездушные чиновники-карьеристы, что центр оперного вокала - это вам не банановый кексик!
  Не успел Адриано спрятать улыбку, с какой врач улыбается боль- ному родственнику, как из соседнего купе, словно Офелия, выплыла Рокки и пошла вокруг большого стола с открытыми глазами, вытя- нув вперед руки, приговаривая с милой улыбкой на осунувшемся личике:
  - Кро, милый мой Кро, скоро у тебя будет яхта!
  Паралличини покрепче вцепился в металлический стул, а Береза - в термос.
  Красивые зеленые глаза Кота заискрились и стали почти черны- ми. Ро в розовой трикотажной пижамке, с еще влажными после душа длинными пушистыми волосами, была обворожительной. Кот не- внятно замычал. Береза, прочувствовав сцену изнутри, обняла луна- тичку за плечи и завела в комнату, где, положив на ухо подушку, вы- водил розовым носом свои замысловатые "хры-хры-пиу" худой, как весенняя белка, Кро.
  - Ложись, детка, запри дверь и никому не открывай! - наказала строго Рёзи, поцеловав Ро, как в детстве, в макушку.
  Кот уставился безумными глазами на Пыша и жалобно сообщил ему из раннего Майонезова:
  - Я птицу увидел, своим опереньем она застилала луну!
  Пыш ответил ему назидательно, и даже с угрозой, стихами из это- го же цикла:
  
  Свобода, свобода - свободен тут каждый! Цветы тут растут до небес!
  А месяц, с высокой секвойи упавший, В гнездо великанье залез!
  
  Здесь ящер свободен - ни рыба, ни птица, Он солнце везет на горбу!
  Но вот начинает на камне светиться Короткое слово "табу"!
  
  Кот выслушал этот длинный приговор с акцентом на последнем слове, издал животный звук и, несколько раз со всей силы стукнув го- ловой о металлическую стену, убежал в свое купе. По станции пошел гул, камера зловеще замигала. Оставшиеся "медики" уставились на нее в напряженном ожидании.
  - Штраф пришлют по почте! - высказался через пять минут крас- ный и взмокший тенор.
  
  - Пойдемте к вам, попьем чаю, - сказала обессиленно Береза, крепче, словно младенца, прижав к себе большой термос.
  Несколько минут молча пили небольшими глотками горячий аро- матный чай из металлических кружек.
  - Мы здесь, ребята, все сойдем с ума! - не выдержал Адриано.
  - Бедный Кро, - произнесла Мушка, - он потерял половину веса.
  - Обратите внимание на качество клея: после механических воз- действий на стену ни одна картина, ни одна керамическая тарелка не упали! - заметил Пыш.
  - А Мушеньке еще нужно родить здорового малыша! - блестя гла- зами в полумраке, воскликнула расстроенная Рёзи.
  - Я верю, что это произойдет в Волшебном лесу! - решительно за- явила Мушка.
  - Но согласись, Пыш, это несправедливо! - выкрикнул розовый вспотевший Паралличини.
  - Не будем о печальном, - ответил поэт, понявший суть вопро- са, - будем радовать друг друга своим творчеством! Мне для него не хватает луны! Но сегодня на камбузе у светящейся духовки я на- писал стихи, которые посвятил Марии, столь радушно принявшей нас.
  Он поправил шевелюру и начал читать торжественно:
  
  Какая тишь, на сердце тишь, Покой рождественского счастья, А на дворе шумит ненастье, Белым-бело, не видно крыш.
  
  В окошке слабый огонек,
  Бежит искра в морозных перьях, Чуть виден снежный козырек Над заметенной вьюгой дверью.
  
  Метель дымится над крыльцом. В окне, в светлеющем овале, Печальная, с простым лицом,
  В накинутой на плечи шали.
  
  Не мчит неистовый ездок, Не ржут лихие кони в пене.
  Вдруг рухнул снежный козырек, Засыпав мерзлые ступени.
  
  И снова дым, метельный дым, Как птица, бьет в окно порошка, Заносит облаком седым
  След у бессонного окошка.
  
  - Как нам там было хорошо! - воскликнул Паралличини с влажны- ми глазами. - Но о чем она печалится?
  - Она печалится о нас, - ответила за мужа Мушка.
  - Чтобы мы в серых буднях серой планеты не забыли аромат жиз- ни, - конкретизировал поэт.
  - Кстати, я сижу на какой-то шишке, возможно, еловой, - энергич- но заговорил темпераментный композитор, - вырастим к Рождеству елочку! Нет, это только мой бумажник с пачкой, увы, ненужных фан- тиков! О, у вас икона! Слепим из глины фигуру Девы Марии и раскра- сим красками! Все будет хорошо, ребята!
  
  Утро выдалось сиренево-серое. Нарядная Мушка постелила на большой металлический стол в столовой свою скатерть с яркими вы- шитыми, словно живыми, цветами. Смуглый толстяк гордо составил на нее глиняную посуду: красные блюдца, зеленые чашки и синие та- релки. Береза, с яркой помадой, в шифоновой блузке с ягодками, раз- ливала, пританцовывая, из большого термоса чай. Мушка, напевая, раскладывала галатуса, секирусы и помидоры.
  На стенах столовой, где висели яркие картины из жизни Волшеб- ного леса и декоративные керамические тарелки, изготовленные Адриано и разрисованные Пышем, заиграли сиренево-розовые сол- нечные зайчики. Они пускали веселые блики на глянцевые листья апельсинов, на шапки желтых одуванчиков и на глиняные фигурки котов, кошек, черепах и кроликов, стоящих в этом милом саду стан- ции "Глория". В центре сада возвышалась великолепная, с любовью изготовленная, статуя Девы Марии в красной накидке и синем платье. Все собрались у стола, удивленные его великолепием, не реша- ясь приступить к трапезе. Кот прибежал последним со словами: "Где блины, там и мы, где с маслом каша, там и место наше", - сказал
  рыжий котяра!
  "Деловые люди" с интересом и умилением разглядывали скатерть, картины, растения и керамику.
  - Спасибо, дорогие мои, - трогательно произнесла Варвара Ники- форовна как самое чуткое и благодарное сердце.
  - Вы украсили наш более чем скромный быт, - отозвался, протирая запотевшие очки, профессор.
  Станцию тряхнуло так, что закачались глиняные кошки в саду.
  
  - Что это было? - спросил испуганно Кро и повторил свой вопрос в потолок громко и четко.
  - Санитарно-технические системы станции "Глория полковника Котса" заправлены водой, - ответила камера.
  - О! Отвечает! - восторженно прошепелявил Кро.
  Пышка решил не терять контакта с потолком и решительно произ- нес вверх:
  - К нам каждую ночь подходит робот, как нам быть в случае его нападения?
  - Станция "Глория полковника Котса" в полной безопасности, - прозвучал сверху механический ответ.
  - И мы не лыком шиты! - воскликнул с залихватским видом про- фессор и закричал вверх: - Когда нас заберут?
  Камера замигала ярко и часто, и раздался металлический ответ:
  - Вопрос некорректен, замените слова: "не лыком шиты".
  - Когда за нами приедут? - закричали все разом, задрав вверх головы.
  - Когда сочтут необходимым, - ответила лаконично камера.
  - Такой ответ нам мог дать и термос! - разочарованно протянул Войшило.
  - Эта модель термосов не предусмотрена для беседы с пользовате- лем! - сообщил с улыбочкой Кот и подмигнул Рокки.
  Мушка и Береза не слушали пустую болтовню, они устремились в кладовку, где их ждало настоящее богатство. В ряд стояли бутыли с питьевой водой, моющие средства, большой тюк ватина для санитар- но-технических тряпок, перевязанный в несколько рядов шпагатом. Рядом лежал черный железный ящик с почтой и небольшой бумаж- ный пакет с мукой, который стал причиной всеобщего бурного вос- торга. Жизнь налаживается! Ура!
  Девушки поспешили на камбуз на скорую руку приготовить пре- сные лепешки на сале галатуса. Остальные, углубившись в чтение пи- сем, ждали их за столом, не приступая к завтраку.
  - Рёзи, из этого ватина мы всем сошьем ночные халаты: по ночам холодно, ни у кого нет теплых вещей, может, поэтому плохо спится, - проговорила Мушка, ловко переворачивая лепешки.
  - И не выбрасывайте, пожалуйста, шпагат - меня Мотя когда-то учила из тонких веревок плести красивые вещи, - сокрушенно произ- несла за их спиной Варвара Никифоровна. - Она пишет, что монстров нет, как нет строительства консерватории и оперного театра, как нет изменений в политике, как нет контактов Ксении с Фигой! Похоже, Кро был прав: мы оплошали!
  Варвара Никифоровна утирала кружевным платочком с моно- граммой "Т.Ч." текущие из-под очков слезы. Ее взгляд остановился на
  
  ящике в углу камбуза, где лежали шкуры галатуса, утыканные шипа- ми. Она тревожно спросила:
  - Что это за штыри?
  - Из-за них у Пыша постоянно кровоточат руки, сейчас ему по- могают Адриано и Береза, а первые недели было сложно, - отвечала Мушка, выкладывая на зеленое блюдо румяные лепешечки.
  - Простите меня! Я буду здесь мыть туалет до тех пор, пока нас не заберут! - горячо воскликнула Варвара Никифоровна. - Критикуйте меня, дети мои! Критикуйте!
  - Уборкой нам здесь заниматься осталось недолго! - радостно про- пела красавица Береза.
  На столе лежали письма, а за столом царило напряженное молча- ние. Мечты разбиваются на более мелкие осколки, чем фарфоровые чашки. Да-да...
  - А вот и реанимация! - сообщила весело Мушка, ставя блюдо.
  - Какое счастье, друзья, съесть кусочек хлебца! - воскликнул с ощу- щением большого душевного удовлетворения профессор. - Разве мы это ценили? Я был пресыщенным и... и мерзким типом! Я буду мыть туалет, други мои, в качестве наказания за то, что опростоволосился на старости лет! Я исполню эту неприятную повинность!
  - Нет, друг мой, мы с Рокки уже заняли эту повинность, - с мягкой улыбкой, но решительно сообщила Варвара Никифоровна.
  - Ро, может, мы с тобой будем мыть туалет? - спросил Кот с улыб- кой, в которую вложил все свое очарование.
  Пыш взглядом безжалостно нокаутировал Рыжика.
  - Нет, нет, господа! - возразил со смехом Паралличини. - Мытье туалета - это источник творческой активности! Только за дополни- тельную плату я вам это уступлю!
  - Не понимаю, для кого вы тут так стараетесь, - проговорил раз- драженный после нокаута Кот, - и почему вы поверили этим письмам?
  - Ты впал в заблуждение, друг! - заявил Коту решительно Кро.
  - Кро, если ты мне еще скажешь, что я неадекватный, я изрежу твои костюмы! Оба! - закричал Кот.
  Он резко вскочил, свалил со стула вязаный чехол и, громко топая по гремящему полу, убежал в свою комнату отдыха.
  Профессор отложил на тарелку Рыжика лепешек и заговорил спо- койно и рассудительно, словно он читал лекцию перед студентами:
  - Мы обязательно поймем, зачем мы оказались здесь. Но уже се- годня я могу сказать, что вижу без очков, Варюша и Кро носят свои по привычке, у Ро перестало болеть сердечко, Пыша не беспокоит печень. Нас исцелила местная пища, мы словно прошли курс лече- ния на дорогом курорте. Почему это произошло? Потому что Бог ми-
  
  лосерден во всем, в том числе и в наказании. Он никогда не остав- ляет мир без свидетельства. Он не оставил и нас, людей со слабой верой, дав нам осязаемые изменения самочувствия.
  В теплой Машиной гостиной я не хотел печалить вас своими неприятными воспоминаниями. И, когда господин Фигурка рас- сказывал о любви, я решил заменить свой рассказ о страсти фоль- клором. Сегодня я в общих чертах расскажу то, что утаил от вас в тот вечер, ибо это имеет прямое отношение к нашей нынешней ситуации...
  Я познакомился с Лелей, будучи уже студентом университета. Стройная, красивая, рассудительная - мне приходилось прилагать усилия, чтобы расположить ее к себе и завоевать ее внимание, ко- торое пытались завоевать многие. Сегодняшний опыт подсказал бы мне, что передо мной бездушная красавица, не способная никого любить, кроме себя, и так организующая свою жизнь, чтобы каж- дый день получать новые впечатления и развлечения. Но тогда я не верил в это и был полностью поглощен идеей получить Лелину лю- бовь. Для этого я использовал разные способы и методы, работая на свою идею и днем и ночью. Я похудел, плохо спал, прогуливал за- нятия в университете, имел натянутые отношения с близкими. Моя идея была той страстью, которая, как заноза, сидела в моей голове и разрушала мое сознание. Инстинкт самосохранения подсказывал мне отойти от Лели. Но, как только я волевым усилием отходил от нее, красавица тут же оглядывалась по сторонам, ища меня, и воз- вращала себе любимую игрушку ласковым взглядом, нежной улыб- кой или даже интригующей запиской. И снова я таял, как горящая свеча, возле снежной королевы. Безумные идеи охватывали меня, мне хотелось спрятаться в те времена и в те места, где не ступала нога человека. В одну из бессонных ночей я, глядя воспаленными глазами в пространство, написал "Архейский реквием", в котором выплеснул всю свою боль:
  
  В цикадовых рощах сойдутся печали И эхом коснутся лагун,
  Им блики ответят из огненной дали В рядах позолоченных лун,
  
  И скорбью наполнят застывшие скалы, Разбившись на тысячи слез,
  И будет рыданьям безудержным мало Пространства меж крохотных звезд.
  
  И небо прольется потоками света, Качнувшись от этих скорбей,
  И будет безумно стонать до рассвета Орган первозданных морей.
  
  Мои друзья, слушая эти декадентские стишки, видя, как я угасаю, советовали мне срочно познакомиться с другой барышней. А дед ре- комендовал незамедлительно ехать в Троице-Сергиеву Лавру к одно- му старому монаху, что я и сделал, весьма, надо сказать, неохотно. Вернулся я другим человеком.
  Как сейчас помню: стояла ранняя весна, и воробьи не уступали в пении соловьям! Я шел в длинном пальто нараспашку, блаженно улы- баясь лужам, сосулькам, извозчикам, витринам! Вбежав в ароматную кондитерскую Абрикосова - кстати, того самого, кто впервые стал торговать шоколадными зайцами, - я купил большой пакет сахарно- го печенья в форме единорогов и шишек. С этим счастливым пакетом я и отправился мириться со своими домашними, которых, конечно же, любил всем сердцем.
  Было время дневного чая. Дед мой восседал, выставив бородку, во главе стола. Он радостно принял пакет, добавил сливок в мою чашку и изрек:
  - Ну-с, ну-с, молодой человек, с возвращением на землю! Прочти- ка, нам что-нибудь из последнего, только без этого: "Полюбил Лелю - угодил в неволю!"
  И я с удовольствием прочел им стихотворение, написанное мною под впечатлением от позднего возвращения из Лавры, свидетельству- ющее о том, что идея-страсть изъята из моей головы:
  
  Полуночный свет небес, Снежная гряда, Вдалеке темнеет лес, Воздух, как слюда.
  
  И свобода, и покой Средь пустых равнин, Где сияние рекой Льется до низин.
  
  И живые небеса Радостью полны,
  Там ночных огней краса, Ясный свет луны.
  
  Тишина среди низин, Словно нет дорог, Словно я совсем один, Только я и Бог.
  
  Леля начала писать мне слезные письма, я читал их, как страницы водевиля. Я был здоров и весел. Она вскоре вышла замуж за начинаю- щего банкира, который часто лечился у психиатра, к слову сказать, у моего дяди по матери...
  Вот и мы здесь заразились идеей-страстью, забыв о Боге и близких, поставив во главу угла свои человеческие идеи, пусть и благородные. Что делать с Котом? Здесь нужен, по-моему, жесткий педагогиче-
  ский прием, плюс милосердие, разумеется.
  - Я знаю такой прием, - сообщил ответственно Пыш.
  Он вошел в туалет, и через пару минут выскочил разгневанный Кот с воплем:
  - Куда все делось?
  - Я отключил оборудование в твоей комнате; когда выключают компьютер, игра исчезает, у тебя была тоже игра, но очень сложная, - ответил строго Пышка, - держи себя в руках, нам не нужны штрафы!
  - Не нужны! - дружно ответили за столом.
  - Да вы все с ума спятили! Массовый психоз из-за суровых условий пребывания! - завопил Кот и со странным хохотом исчез в своем купе.
  - Били рыжего кота поперек живота! - радостно пропел из народ- ной песенки Адриано. - Но откуда ключ?
  - Из желудка галатуса, - ответил напряженный Пышка, прислуши- ваясь к звукам в спальне Кота.
  - Ты, наверное, думаешь об опасной стезе полковника Котса? - спросил Кро с таинственным взглядом.
  - Да, - сказал поэт, - об очень опасной.
  
  Пышка занялся демонтажем комнат отдыха. Кот не показывался. На камбузе кипела работа: Адриано заменил шеф-повара, Мушка, Бе- реза и Рокки лепили вареники с ягодами и пекли большой расстегай с галатусом, Варвара Никифоровна с профессором перемывали всю посуду с прибывшими моющими средствами, Фигурка, опустившись на четвереньки, оттирал пол от жирных пятен. Адриано, в фартуке на круглом животе, с куском шипастой шкуры в одной руке и с огром- ным ножом в другой, решил воспользоваться столь многолюдной концертной площадкой и бодро заявил:
  - Друзья, вы даже не представляете, как мне не хватает луны для моего творчества! Если бы не светящаяся духовка и мытье туалета, я
  
  бы совсем деградировал! Но наш поэт призвал радовать друг друга своими созданными работами, и мы с Рёзи начали готовить новую шоу-программу "Жара Калимантана", которую представим на ваш суд на следующей неделе! Я же сегодня хочу чуть-чуть приподнять за- навес и спеть из нее только одну веселую песенку!
  И он чудесно запел, смешно двигая животом и бедрами, словно танцовщица-таитянка:
  
  
  О, мой милый орангутан, Ты с Борнео, а я с Суматры, Между нами лежит океан
  В миллиметрах географической карты!
  
  Нарисую на карте я плот
  И на нем поплыву на Борнео,
  Будем жить мы с тобой без забот, Мой небритый с рожденья Ромео!
  
  Мы под мышками будем чесать
  И дразнить любопытных туристов, На конфеты бананы менять, Пародировать будем артистов!
  
  Станешь ты итальянцем, толстяк, Стану я называться Березой,
  Только плот не выходит никак - Наша встреча с тобой под угрозой!
  
  О, мой милый орангутан, Ты с Борнео, а я с Суматры, Между нами лежит океан
  В миллиметрах географической карты!
  
  Подпевающая Береза, подняв руки, выпачканные мукой пританцо- вывала вокруг кружащегося по камбузу Адриано. Остальные с улыб- ками любовались со своих рабочих мест дружной творческой парой, последний куплет пели вместе, путая Суматру с Борнео, а миллиме- тры с сантиметрами.
  Неожиданно в дверях возникла изломанная фигура больного Кота, который, завопив пронзительно: "Я не могу с этим справить- ся!", - выхватил нож у опешившего композитора и попытался, види-
  
  мо, вскрыть себе вены на левой руке. Фигурка, вскочив, ловко выбил у воющего Рыжика нож, Адриано потащил Кота за раненую руку и подставил ее под струю воды, кровь полилась в раковину.
  Камера на потолке замигала, и железный голос сообщил:
  - За попытку самоубийства - тридцать штрафных лет.
  - Нее-е-е! - заорал, покраснев от крика и ужаса, Кот. - Я хотел толь- ко отрезать себе руку!
  - А почему ты не вырвал свой глаз? - спокойно спросил Пыш, при- шедший на шум. - Может, потому, что он понадобился бы в работе?
  - Вы обо мне здесь смеялись! Вы никто мне не верите! - выкрикнул Кот с искаженным гримасой лицом.
  - Я верю тебе, - сказала бледная, словно все лицо в пшеничной муке, Береза, закончив перевязывать его больную руку.
  Кот зашелся судорожными рыданиями, сгорбился, пошел и сразу упал, поскользнувшись на мокром полу, резко вскочил и шумно по- бежал в свое купе, схватившись за ушибленную голову.
  Все стояли молча, поникнув плакучими ивами. Береза, с постарев- шим вмиг лицом, смывала кровь с раковины и рук. Рокки беззвучно плакала. Паралличини тер виски. Профессор закрыл глаза, словно приготовился умереть.
  - Не отчаивайтесь, мы скоро будем дома, - прозвучал ясный голос Мушки среди воцарившегося мрака и хаоса.
  В своей комнате, словно сумасшедший, заорал Кот. Он выскочил в столовую со страшным лицом и закричал:
  - Кро лежит возле могилы! Он умер!
  
  СИНТЕЗ
  
  Все бросились к иллюминатору, запинаясь о ведра и швабры. Кро действительно ничком, раскинув руки, лежал на сером грунте у моги- лы полковника Котса, рядом стояли четыре полных черных мешка, то есть за утро он успел сделать две ходки.
  Глаза, полные скорби и слез, устремились на Кота. Он был ужасен: рыжие волосы стояли дыбом, лицо искривила судорога.
  - Рыжик в этом не виноват! - решительно произнес Пышка. - Не сходите с ума!
  Все рванулись к выходу, но поэт заслонил его своим широким телом.
  - Я только за костюмом! - крикнула Береза.
  Она юркнула под рукой Пышки, схватила из бокса второй костюм и, пытаясь натянуть его не себя, никак не могла попасть ногой в уз- кую короткую штанину.
  
  Кот заорал неистово, стиснул зубы и выскочил в тамбур, а из него - вон из станции. Фигурка, резко оттолкнув Пыша, последовал его при- меру. Все случилось так быстро, что никто не успел моргнуть глазом, камеры повсюду ярко и часто замигали, сирена протяжно завыла и раздался железный голос сверху:
  - Люди без защитной одежды вышли в агрессивную среду, идет подготовка второго бокса к их приему!
  Этот железный голос и остальных обитателей станции сдвинул с места: Пышка побежал за теплыми одеялами, Мушка несла в бокс ка- стрюлю с варениками, поставив на нее сверху тарелку с расстегаем и салфетками, профессор поспешил за шахматами, Береза приготовила термос со свежим чаем.
  Адриано на камбузе обнимал рыдающих Варвару Никифоровну и Рокки. Он сквозь слезы видел все, что происходило возле станции. Вот Котяра бережно поднял Кро и внес его по лесенке, вот Фига схва- тил и с большим усилием потащил все четыре мешка и тоже скрылся. Как только за ним закрылась входная дверь, задребезжала вся кухон- ная утварь, на горизонте появилась мощная фигура железного Роби- на, который приближался к "Глории" гигантскими скачками. Адриа- но поспешно протер влажные глаза. Вот робот остановился у могилы, прислушиваясь к своим приборам. Он взял пробу грунта с того места, где минуту назад стояли мешки. Подумав несколько секунд, Робин выдвинул из левой руки длинный бур и взял пробу из могилы. Задви- нув бур и положив пробу в специальное приспособление, железный разведчик такими же крупными скачками направился восвояси.
  Фига поставил в третий бокс мешки, сверху положил костюм Кро, Кот протолкнул его бесчувственное тело в тамбур вторичной обра- ботки, откуда Пыш, с трясущимися губами и руками, уже приготовил- ся принять его. Но Адриано опередил поэта: он, отдуваясь, как гала- тус, взял на руки щупленького Кро, прижал его к груди, словно своего больного ребенка, и понес, приговаривая сквозь слезы: "Родной мой, родной мой, ты жив, ты жив..."
  Кот и Фигурка, замотавшись в теплые одеяла, уже оживленно спо- рили в ярко освещенном втором боксе. Остальные стояли возле две- ри купе, в котором на одной кровати лежал Кро с серым лицом, а на другой сидели красные, зареванные Рокки и Варвара Никифоровна.
  Кро не приходил в сознание, несмотря на отчаянные усилия близ- ких, поэтому решили дежурить возле него круглосуточно. Первой на дежурство заступила Мушка. Профессор проводил жену и Ро в свое купе, а сам пошел прилечь в бельевой комнате, рядом со вторым по- колением помидоров станции. Убитые горем Береза, Паралличини и Пыш подошли ко второму боксу, включили громкую связь.
  
  - Как вы там? - спросил поэт.
  - Как полярники! - ответил бодро Фига. - А Кро?
  - Без сознания, - сказал горестно Адриано и пошел на камбуз го- товить ужин.
  Есть не хотелось, тем более галатуса, но нужно было что-то со- стряпать для остальных. Рядом резко стучала ложкой Рёзи, заме- шивая тесто для лепешек, и Пыш неестественно громко домывал противень. Он уронил его с шумом на гулкий пол и поспешно вос- кликнул:
  - Простите меня, братцы!
  Мушка взяла Кро за обе руки - руки были холодные и тонкие, как у мертвого подростка.
  - В некотором царстве, в некотором государстве жили-были прези- дент Цитрус и премьер-министр Паслен... ты жив, Кро, ты не можешь умереть, потому что ты бессмертен, Кро! - приговаривала ласково девушка.
  Она грела и грела его руки, то улыбаясь, то напевая детские колы- бельные песенки. Руки стали теплыми. Пришел Пыш сменить жену.
  Мушка нежно поцеловала его в несчастное усталое лицо и отпра- вилась на помощь Березе, у которой все валилось из рук. Помахала по пути героям-полярникам.
  Пыш, громко вздыхая, пристально смотрел на Кро, надеясь, что тот откроет глаза и скажет: "А, это ты! Который час, старина?" Этого не произошло. На столике сидела симпатичная парочка плюшевых медведей в греческих национальных костюмах, на них Пышка пере- вел печальный взгляд.
  "Господи, Господи! - думал поэт. - Ты создал для нас прекрасную планету с радужными водопадами, изумрудными лесами, синими бескрайними морями! Ты дал нам питье и еду, научил строить жи- лища и дороги! Ты дал нам все для радости, счастья и любви! Для нашей безопасности Ты сделал даже вихревой карман возле Солнца, куда летит всякая всячина из космоса, не досаждая нам! Да разве мы это ценим и понимаем? Разве наполняются наши сердца радостью и благодарностью? Разве расценивали мы нашего Кро как скромного трудягу и кормильца? Не я ли сам считал его когда-то бесполезным сорняком? И вот он лежит и умирает, а нам тридцать лет предстоит торчать в этой банке, и наши дети, слушая наши стихи и песни, уже не будут понимать, что такое "луна"!"
  Пыш со слезами на глазах уставился на Кро и мысленно спросил его: "Почему ты умираешь?"
  - Потому что Рокки остыла ко мне, - услышал поэт слабую, но яс- ную мысль больного друга.
  
  - Ты не прав, брат мой! - радостно произнес Пышка. - Она очень любит тебя! Но ее любовь странная, впрочем, ты уже к ней привык, дружище!
  - Почему ты так думаешь, Пыш? - одними губами спросил Кро.
  - Потому что она где-то близко, - ответил Пыш и оглянулся.
  В дверях стояла великолепная малышка Ро в блестящем сцениче- ском платье, которое она захватила с собой, надеясь петь в Греции. Длинные пушистые волосы рассыпались по ее обнаженным плечам. О, красавица Ро! О, царица сцены! Она вдохнула поглубже, и на всю
  "Глорию" зазвучало поистине царское, исполненное любви и нежно- сти, сопрано: так могла петь только Рокки и только для Кро:
  
  - Труби, герольд! Мы снова вместе, И Донна ласково глядит!
  Клянусь я крестоносца честью, Она прекрасней, чем луна!
  Качнулись складки полотна, И сердце мне не остудить! Сошел с ума я, может быть, Она прекрасней, чем луна!
  
  - Милый друг, нет места мести, В сердце легком нет обид.
  Стал апрель счастливой вестью, И в душе моей весна!
  Как любовь моя нежна, Стану всем я говорить, А печаль пора забыть, - Далеко ушла она!
  
  Нежная средневековая канцона заполнила всю станцию, и каж- дый внимал ей, опустив веки. У Кро из закрытых глаз текли слезы, а Рокки, стиснув до боли пальчики, не отрывая взгляда от мокрых ви- сков и щек любимого, горячо продолжала:
  
  - Я в плену, и об аресте Сердце пьяное кричит, Тот силок покрепче жести, Что за сила вам дана?
  И какая в том вина? Не хочу на воле жить,
  Мне отрадно пленным слыть, Что за сила вам дана?
  
  - Милый друг, прием известен, - В нем коварный план сокрыт, Ваш напиток сладкой лести Крепче старого вина!
  И какая в том вина, Что хочу еще я пить? Чтобы жажду утолить, Выпью кубок весь до дна!
  
  Трепещущая Ро разняла побелевшие пальцы, из ее больших глаз текли слезы, яркие губы ее дрожали, она склонила мокрое лицо к мужу и принялась целовать его в закрытые глаза, в нос, в усы, остав- ляя на них помаду и приговаривая:
  - Ты ничего не знаешь, мой милый Кро, ты ничего не знаешь!
  И она выбежала, подхватив фиолетовую расшитую золотом бар- хатную юбку и вытирая мокрые щеки дорогой кружевной накидкой.
  - О, старина, не любовь ли это! - воскликнул растроганный Пыш. - Любовь, да еще какая! А канцону, к слову сказать, Ро исполнила на мои юношеские стихи, посвященные роману Беатрисы и Пейроля, ко- нечно, вымышленному. Но, скажу я тебе, бедный рыцарь, сочинитель песен Пейроль действительно жил в XII веке, когда модным женским именем было "Беатриса". Ро записала эти строки под мою диктовку, чтобы сделать тебе сюрприз!
  Кро открыл влажные глаза и сказал слабо:
  - Я вас очень люблю, но мне нужно поспать...
  Пыш, боясь спугнуть счастье, укрыл друга потеплее и на цыпочках вышел, сияя, как начищенная Березой сковорода.
  А Береза тем временем, с тарелкой горячих лепешек, пританцовы- вая, направилась ко второму боксу, за стеклом которого Кот и Фига играли в шахматы, попивая чаек из термоса. Девушка, улыбаясь геро- ям, потянула ручку, но дверь была еще заблокирована.
  Ужин прошел в молчании, как и бывает, когда в доме лежит тяжело больной человек. Профессор только сказал:
  - Никогда не ел более вкусного галатуса и такого царского хлебушка!
  - За все спасибо вам, дети мои! - вторила ему осунувшаяся Варва- ра Никифоровна. - Я всегда любила греческие помидоры, но таких наивкуснейших не пробовала никогда!
  После болезни Кро все полностью исцелились и старались поддер- живать друг друга ласковым словом, добрым взглядом, милой улыбкой.
  Пыш пошел кормить друга. Кро лежал с открытыми глазами и ждал его.
  - Какое у нас теперь время года, старина? - спросил он Пышку.
  
  - Осень, - ответил поэт энергично, - все клены золотые, возле ваше- го дома растут разноцветные астры, озеро потемнело, и по нему пла- вают белые лебеди и удивленно смотрят на желтые листья на воде...
  - А у тебя есть что-нибудь про осень? - жалобно спросил Кро.
  - Да-да, конечно, - с готовностью ответил Пыш, лихорадочно вспо- миная строки про осень.
  - Прочти, будь добр, - еле слышно, почти шепотом попросил Кро. Пыш поставил на столик глиняную тарелку и начал читать, не спе-
  ша и ласково, как ему самому в детстве читала Тетушка:
  
  Прогулки без единой мысли - Души осенняя примета; Напрасно молодится лето:
  В траве седин клочки повисли.
  
  Я, книгу осени читая,
  Все вижу: то в полнеба стая, То гриб под старою корягой, Похож на блюдо, в нем вода,
  
  И листья падают туда, Шуршат ежата по оврагам, И воздух сыростью грибной Тревожит мошек вялый рой.
  
  Но глаз уже другой картине Свое вниманье отдает: Проем заброшенных ворот Собрал листву на паутине, И, хоть тонка основы сеть, Узор не в силах улететь...
  
  О чем тут думать, коль всегда Все это было, есть и будет?
  Как травы, небо и вода, Как сказки, лебеди и люди.
  
  - Здорово - гриб, как блюдо, - сказал, слабо улыбаясь, Кро. - А что в твоем блюде, старина?
  - О, наивкуснейший галатус с горячими лепешками и импортны- ми помидорками! - воскликнул с воодушевлением Пышка, радуясь интересу друга к пище.
  
  Он усадил Кро поудобнее, удивляясь его детскому весу.
  - У меня про осень тоже есть кое-что, - сказал, хитро подмигнув, Кро, словно собирался рассказать непристойный анекдот, - я эти сти- хи посвящаю, конечно, Ро!
  - Валяй, брат! - произнес радостный Пыш. - Даже можешь спеть их, пока никого нет!
  Кро по-гусарски поправил усы, крякнул на профессорский лад и за- шепелявил вдохновенно:
  
  Дай родинки прижму к твоим - А вдруг да совпадут?!
  Когда-нибудь мы улетим, А их оставим тут,
  Как платье старое иль хлам Листвы на желтой улице.
  Ну а пока мы здесь - не там, - Пусть родинки целуются!
  
  При слове "не там" Кро глубокомысленно поднял вверх тощий длинный указательный палец, как у "Кощеюшки".
  - Я, конечно, имел в виду другую планету, но чем плоха эта? Я слы- шал сквозь сон ваши слезы! - промолвил Кро. - Насадим на ней оду- ванчиков, помидоров, апельсинов; тридцать лет пролетят незаметно! Главное - какая планета внутри нас!
  - Ты прав, дружище! - воскликнул бодренький тенор в открытую дверь. - Мне удалось привить два апельсина! Это было не просто, со- всем не просто, господа!
  - Кро, - заявила подоспевшая Мушка, - надевай теплый ночной халат, у тебя он под первым номером! Второй Береза заканчивает для Тетушки, она что-то совсем захандрила!
  - Маменьке не хватает прогулок, а мне не хватает одного недоста- ющего звена, - сообщил Кро, разглядывая внимательно карманы на халате.
  - Я его тебе дам, - живо отозвалась Мушка, - когда я выносила все из комнат отдыха, то снизу на одном из стульев нашла приклеенную записку: "Котс охотится за мной!"
  - Нет, Муша, - сказал Кро, - эту станцию мы уже проехали.
  - Вряд ли это важно, но, когда тебя заносили, прибежал Робин и взял пробу земли из могилы Котса, - сообщил разволновавшийся Адриано.
  - Эврика! - хрипло воскликнул Кро. - Что и требовалось доказать!
  
  Кот и Фигурка прижали небритые лица к стеклянной двери бокса, высматривая, Кро или не Кро сидит за завтраком. Пыш иначе истол- ковал их интерес.
  - У наших узников, видимо, закончилась не только еда, но и вода, - сказал он и бодро направился ко второму боксу.
  Поэт наудачу дернул ручку, дверца резко распахнулась, и "поляр- ники" с грохотом выпали на железный пол, путаясь в одеялах.
  Над разноцветными керамическими чашками витал аромат ягодно- го чая. За столом на разные лады расхваливали пирог с галатусом из остатков муки. После завтрака принялись снаряжать к выходу Ро и Кро.
  - Какой костюм заштопанный? - спросил Кро, сняв очки. - Разреза нет ни на том, ни на другом!
  - Вот зачем нужны были эти нитки! - воскликнула просиявшая Мушка.
  - Да и краски пригодились! - заметил с горделивым восторгом Па- ралличини, указывая толстенькой рукой на яркую керамику и карти- ны столовой.
  Решено было высадить несколько кустов помидоров, один из при- витых апельсинов и большую часть одуванчиков, в первую очередь -
  "седых", а затем уже пойти на озеро, чтобы пополнить запасы пищи.
  Рокки аккуратно выносила растения, любуясь своим космическим видом в стеклянных дверях. Кро захватил лопаты и мешки. Осталь- ные под возгласы композитора: "Вот она, тема для шоу века!" - по- спешили в купе Пышки и Мушки, откуда лучше всего просматривался путь следования звездной парочки.
  Ро принялась осматриваться и, видимо, сказала: "Жаль, нет пти- чек!" Кро вмиг взлетел над ее головой, энергично махая руками.
  - А вот и большая птица Рух! - прокомментировал Кот.
  Рокки, задрав голову, восторженно беззвучно аплодировала в за- щитных перчатках и пританцовывала, видимо, в такт песни.
  "Кро, не забывай об опасности!" - подумал тревожно Пыш.
  Кро приземлился и помахал им рукой, Ро обернулась к ним и сде- лала вид, что фотографирует их.
  - Ботаники! - произнес с умным видом Кот и отправился с Фигой на камбуз готовить керамические плитки.
  Остальные разошлись по своим делам.
  После того как были высажены одуванчики, Пышка включил очистку крыльца, и струя воздуха разнесла парашютики с седых голо- вок цветов на многие метры.
  Космическая пара появилась через несколько часов, нагруженная черными большими мешками. Изящные белошвейки Мушка и Береза припали к иллюминатору, наблюдая за странными действиями Ро и
  
  Кро, которые, взяв лопаты, быстро раскопали серый мягкий грунт мо- гилы полковника Котса. Показался черный длинный мешок, а сверху на нем - белая коробочка, которую схватила ловко Рокки, Кро пота- щил тяжелую находку к станции.
  
  Вечер выдался холодный, поэтому на ужин все явились в новых те- плых халатах поверх нарядной одежды.
  - Видимо, на серой планете началась зима, - задумчиво произнес профессор.
  - Сегодня, когда все были одержимы трудовым порывом, - сообщи- ла Варвара Никифоровна, - пришла вода и почта, то есть одно письмо от Матильды. У них все отлично, но для тебя, Рыжик, плохие новости: Лола загуляла с богатеньким Бобром, который к тому же получил на прошлой неделе государственную премию за существенный вклад в развитие мировой литературы и родного языка!
  - Этого и следовало ожидать, - ответил с напускным безразличием Кот, покраснев до корней огненных волос.
  - Вот именно, какие мы сами, такие у нас и жены! - вырвалось из румяного синьора Паралличини.
  - Кро, мы с нетерпением ждем твой рассказ об эксгумации, - живо перевел разговор в другое русло профессор, опасаясь новых штрафов. Кро закончил жевать, снял очки, поплотнее запахнул халат и при- нялся старательно рассказывать, демонстрируя окружающим белую
  коробочку с боевым орденом, завернутым в очень старую газету:
  - Из многочисленных показаний бормотусов мне стало известно, что Котс был осужден на длительный срок за какие-то тяжкие пре- ступления, одно из которых - кража этого ордена. Десять лет он обо- рудовал комнаты отдыха, чтобы управлять вновь прибывшими (или, может быть, ему нравилось это творчество). Наконец, привезли Токса, и всего на несколько месяцев. Котс сразу же втянул его в свое виртуальное царство и начал манипулировать впечатлительным сла- бовольным товарищем, разработав хитроумный план. На станции повсюду камеры, нужно было вывести Токса подальше, избавиться от него и вернуться на станцию Токсом, похоронившим утонувшего Котса. Так рассуждал полковник. По разрезу на одном из костюмов мы сделали вывод о том, что произошло страшное убийство. Тело несчастного Токса, вероятно, было утоплено в озере. Котс, пытаясь снять с себя вину, неоднократно, видимо, повторял у озера: "Тебя поймал Робин, я здесь ни при чем!" Но камеры наружного слежения должны были зафиксировать хотя бы факт похорон. Находчивый зло- дей положил в большой мешок несколько галатусов (которые, к сло- ву сказать, не дают своим биосоставом покоя Робину) и похоронил
  
  их возле креста, который относится, возможно, еще к праистории планеты. Этих галатусов, достаточно хорошо сохранившихся, мы пу- стим на утилизацию для активации работы энергоблока, чтоб элек- тричество не мигало, как сейчас... Добавлю к сказанному, пожалуй, только это: убийцу начали мучить кошмары, он несколько раз видел на станции Токса в белом саване, гуляющего ночами по "Глории". Но время воспитательных мероприятий Лжетокса подошло к концу, и тот, кто нас инструктировал в день нашего прибытия, был ни кто иной как полковник Котс!
  - Но, позволь, мой милый, там ведь не идиоты, - усомнился про- фессор, указывая на камеру, - как они спутали Котса и Токса?
  - Их обмануть легко, - сообщил, хитро жмурясь, Кро, - мы много раз делали так с Рокки в душе. Ей не хватает времени, чтобы промыть длинные волосы, а я люблю погреться. И мы использовали двойное время. Вода отключается через семь минут, накидываешь полотенце, выходишь, затем снова входишь, камера спрашивает: "Кто ты?" Ро от- вечала: "Я Кро", - а я: "Я Ро". И можно мыться еще семь минут. Види- мо, Котс ответил: "Я Токс".
  - Похоже на то, - сказал озадаченный профессор, - но лучше не лгать: ничто так не переходит в привычку, как ложь. Мы, конечно, с Варюшей не доживем до освобождения, но вы должны следить за со- бой; я уверен в том, что здесь существует механизм досрочного осво- бождения при условии идеального нравственного поведения.
  - Самое странное в этом деле то, - сказал загадочно Кро, - что орден был завернут в кусочек газеты с датой 28 марта 1897 года и с интересным объявлением: "Здоровый ладный капитан-артиллерист двадцати восьми годов ищет для создания семьи вторую половину, женщину не старше сорока пяти лет, имеющую не менее 70 тыс. ру- блей, присылайте свои фото!"
  - Гм, - произнес профессор, - или была использована старая га- зета, или...
  - Вот-вот, - продолжил мастер сыска Кро, - или Котс жил в конце XIX века! Возможно, он видел чубук с надписью, которую он процара- пал над каждой дверью комнат отдыха!
  - Я уверен, что это дедулин почерк! - воскликнул тенор.
  - Туман... - резюмировал профессор. - Нам нужно почаще быть вместе, почаще общаться.
  - Вот-вот, - как ни в чем не бывало заявил Кот, - почаще нуж- но играть! Предлагаю в забытую нами "Ни уха, ни рыла"! Начинает Пыш!
  - За ушко тебя, братец, да на солнышко! - воскликнул поэт с го- товностью.
  
  - У Ро-Кро рыльце в пушку, пора им в душ бежать! - со смехом про- должила Мушка.
  - У меня ваша болтовня в одно ухо влетает, в другое вылетает! - присоединилась Рёзи.
  - А я, господа, рылом не вышел! - вздохнул Адриано и захохотал, трясясь животом.
  - А мне медведь на уши наступил, - сообщил Кро, счастливо зевая, вспомнив, видимо, что-то теплое, но далекое.
  - У наших ушки на макушке! - за весь кошачий род бодро ответил Кот.
  - Два-ста рогаста, четыре-ста ходаста, один махтун и два ухтахта! - гордо проговорила Варвара Никифоровна.
  - "Два ухтахта" - это два уха? Пойдет! - заметил восторженно ру- ководитель Кот. - А "махтун" - просто супер!
  - Слушаю я вас краем уха! - сказала театрально Ро. - И еще: сзади картинка, а с рыла - скотинка!
  - Выше лба уши не растут, - заявил с сожалением Фига, - а то мож- но было бы продать эту планетку!
  - Э-э-э, - промычал профессор, - нос долог, да голос звонок!
  - Не мухлевать! В "Длинный нос, острый глаз" сыграем завтра! - воскликнул счастливый Рыжик. - Итак, господин профессор расска- зывает страшную и ужасную историю! Прошу всех налить чая пого- рячее (жаль, нет бальзамчика к чаю!) и запахнуть халаты поплотнее! Господин профессор крякнул, выражая такое удовлетворение, что сидящие за столом подумали, уж не специально ли он не вспомнил ни
  "уха", ни "рыла". Мелкие металлические предметы "Глории" зазвене- ли, Робин подходил к опустевшей могиле. Не обращая внимания на звон, от которого девочки поежились, профессор, смачно отхлебнув из чашки, начал свой рассказ:
  - Об этом происшествии сообщил мой прадед незадолго до своей кончины, тогда ему было немногим более ста лет. Я же, находясь в счастливом отроческом возрасте, воспринимал любую информацию, как и все происходящее вокруг, с большим интересом.
  Как сейчас помню: стоял упоительный апрельский вечер, когда звезды казались прекрасными, собачий лай - чудесно гулким, а хри- плый голос прадеда - голосом сказочного волшебника.
  Итак, моему прадеду поведал его дед о том, что некто Семен Ого- родник - под этим именем он дошел до нас в семейной хронике - при- ехал в санях по зимнему времени в один из торговых городов по пору- чению молодого царя Петра, чтобы подобрать бригаду корабельных мастеров да и навербовать крепких ребят не робкого десятка для службы на этих кораблях, существующих пока лишь в чертежах. Семен остановился в центральном трактирном заведении, кото-
  
  рое называлось "Готовь сани летом". Возле него рекламы ради были установлены расписные вологодские сани, в которых на полинялом от снега и дождей ковре сидел мужик из соломы, в красном кафтане и красной шапке, отделанной собачьим мехом, в красных же рукави- цах, тоже с меховой оторочкой, в одной руке он держал кнут, другой опирался о край саней. Рядом с седоком стояла большая стеклянная бутыль с мутной жидкостью. На голове мужика, сделанной из меш- ковины, набитой сеном, были нарисованы синие глаза, красный сме- ющийся рот, черные усы и брови, а борода - из того же меха, что и отделка одежды - обрамляла это, с позволения сказать, лицо.
  Семен подивился на столь забавный способ привлечения посто- яльцев и поселился на втором этаже, как раз над соломенным седо- ком. Разобрав наспех дорожный сундучок, Огородник спустился вниз, в питейный зал, и подсел за стол к дюжим парням, чернобородым, веселым, у каждого в ухе по золотой серьге, и с лёту предложил им загадку.
  - А ну-ка, братцы, кто знает, от какого слова "парень": от "па- риться" или от "впаривать"?
  - От "впаривать"! - единодушно втроем ответили веселые боро- дачи, братья Букины, и тут же поведали Семену о странных город- ских делах.
  Оказалось, что в прошлом месяце были убиты и ограблены у себя в домах четверо богатых купцов. Один, истекая кровью, успел прошеп- тать подоспевшим приказчикам: "Мужик в красном", - другой, лежа в луже крови, ею же написал пальцем на деревянной лестнице: "Кук- ла". Одним словом, суеверные жители устремили взоры на соломен- ного седока, которого так и стали называть - "мужик в красном".
  Огородник, выпив доброго вина, взял фонарь и вышел осмотреть виновника слухов повнимательнее. Зрение Семена привлекли темно- бурые пятна на кафтане и рукавицах седока, что немало озадачило исследователя.
  - Может, запалить его - и все дела?! - предложил царский посыль- ный новым знакомым, вернувшись в жаркий зал.
  - Сжигали уже два раза, да он тут как тут, а у тех, кто сжигал, избы ночью погорели, домочадцы еле выскочить успели! - сообщил один из чернобородых братьев.
  - Народ в страхе, как темнеет - по домам прячутся! Несколько раз видели "мужика в красном": пьянехонький, разъезжает ночью по городу! Купеческая дума объявила награду за поимку! - добавил вто- рой Букин.
  - Да кого ловить-то, мешок с сеном что ли? - спросил младший из братьев.
  
  Семен набожно перекрестился и обещал следить всю ночь за "му- жиком в красном" из своего номера. Он действительно, не зажигая свечи, придвинул мягкий стул к окну, спрятался за портьерой и не спускал глаз с расписных саней и седока в них.
  За полночь убралась по домам последняя компания гуляк, каждый из которых, в зависимости от количества выпитого, или смело плю- нул, или храбро состроил рожу в сторону соломенного душегубца.
  От напряженной слежки Семену даже показалось, что чучело за- шевелилось в санях, когда отошел последний насмешник.
  Голова у уставшего с дороги Огородника отяжелела, глаза начали слипаться, но он не покидал поста, борясь со сном. Как вдруг снег за- скрипел, и к трактиру подбежали трое Букиных в распахнутых шу- бах. Семен встал в окне, и они замахали ему снизу. Схватив полушу- бок, Огородник поспешно сбежал по скрипучей лестнице. Оказалось, что полчаса назад был убит и ограблен еще один богатый купец, живший по соседству с Букиными.
  Семен пошел взглянуть на него. Перед смертью купец, вышедший навстречу ночному гостю в одной рубахе, успел сорвать бороду с "му- жика в красном".
  Огородник и Букины, потрясенные кровавым зрелищем, рассуждая на разные лады, поспешили к трактиру. Чучело по-прежнему сидело в санях, но борода из собаки на нем отсутствовала!
  Хлопцы поднялись в номер Огородника и составили план. Весь сле- дующий день они слонялись по трактирам и кабакам города, расска- зывая о том, что к Букиным наехала богатая родня, привезли много золота и денег, собираются и строиться, и дело свое открывать.
  А как стемнело, заперли собак и засели в засаде. Потянулись ми- нуты утомительного ожидания. Заморские часы купца пробили в лавке два звонких удара. И тут-то собаки подали голос, сидя взапер- ти, словно приветствовали старого знакомого, и в дверь Букинского дома постучали.
  Старый Букин, участник плана, спустился, погромче скрипя сту- пенями, и, словно спросонок, хрипло спросил:
  - Кого там принесло?
  - Это я, Харитоныч, - ответили за дверью, - принес тебе должок, сто рублев!
  - Приходь утром! Ночью нельзя долг вертать! - сказал старый Бу- кин, у которого, однако, глаза разгорелись, и он разом забыл о плане.
  - Да вот щас уезжаю, хозяин послал по делам, - отвечал за дверью кто-то мягко и покладисто.
  - Ща, отопру, погодь! - воскликнул торопливо старый купец, хоть и не мог припомнить такого долга.
  
  Но старший сын уже, зажав отцу рот, тащил его в кладовку.
  - Да это же приказчик Мешкова, Федька! - шептал громко сред- ний Букин. - Куда ты тащишь папашу?! А коль деньжищи такие пропадут?!
  Завязалась борьба, загремели пустые ведра, Букины чуть все не испортили своей возней, медлить было некогда, и Семен, схватив фо- нарь и распахнув входную дверь, отпрыгнул назад!
  За дверью раздался душераздирающий вопль, который пробудил младшего Букина, в белом тулупе сидящего с дубиной в карауле на крыше сенцев. Он живо спрыгнул и огрел по затылку бегущего с крыль- ца "мужика в красном", тот упал, вскрикнув, и был тут же связан по рукам и ногам подоспевшими слугами. А с крыльца с веселым смехом спускался второй "мужик в красном", Семен, радостно приговаривая, снимал с себя красную шапку, мешок с прорезями для глаз, кафтан в пятнах крови, и весь свой маскарадный костюм, позаимствованный у чучела - костюм, который и вызвал панический ужас у убийцы, оде- того таким же образом.
  Старый купец, потирая разбитый лоб, вышел посмотреть на пойманного, который пришел в себя и остервенело драл на себе верев- ки, сжимая в красной рукавице здоровенный мясницкий тесак.
  Огородник с Букиными получили награду от купечества, двое бра- тьев Букиных и еще человек пятнадцать крепких молодцов уехали с Семеном, а Федьку, приказчика из дома Мешковых, торговавших кру- пой, запороли до смерти. Средний Букин принял от "папаши" дела и стал одним из богатейших купцов города, много помогавшим моло- дому царю на строительство флота, где подвизались его братья и храбрый парень от слова "впаривать" Семен Огородник.
  Господин профессор закончил свой рассказ и допил остатки ягод- ного чая из металлической кружки, которая напоминала ему серебря- ный подстаканник из жизни на Земле.
  - Забавно, - протянул Кот, - но что здесь страшного? По-моему, обычный старинный криминал!
  - А по-моему, жуткая история! - безапелляционным тоном заявила Ро.
  - Мурашки по коже, - согласился с ней Кро.
  - Конечно же, страшно, когда люди убивают других людей ради мо- нет и купюр, да еще сваливают свою вину на чучело, - сказала Вар- вара Никифоровна. - Однако мы засиделись... Спасибо тебе, дорогой, спасибо нашим поварам, всем счастливых снов, чтоб никому не снился
  "мужик в красном"! Жаль, что на рассвете нас не разбудит пение птиц! Ро напряглась и выдала удивительную голосовую соловьиную трель. Сидящие за столом просияли улыбками и поблагодарили друг
  друга за приятную компанию.
  
  - Завтра утром уже будем есть апельсины! - сообщила на проща- ние счастливую новость Мушка, ликуя, с улыбкой от уха до уха.
  
  Береза отмечала губной помадой дни недели за дверью, а воскре- сенья - сиреневым лаком для ногтей.
  В одно такое "сиреневое" утро Кот робко постучал в купе Кро.
  - Дружище, не осталось ли у тебя красок? - спросил тихо он и до- бавил. - О, привет, Ро! Мы хотим с Фигуркой расписать керамические плитки и оклеить ими всю стену, где комнаты отдыха, сотрем с лица земли этот бред!
  Кро, недовольно присказывая, полез за остатками красок под кровать.
  Кот, романтично жмурясь, любовался видом из иллюминатора.
  - Как радуют глаз художника желтые поляны одуванчиков! Да ка- кие большие цветки, словно подсолнухи Ван Гога! - воскликнул Ры- жик. - А у вас под окном и апельсины, и помидоры висят, супер!
  Ро учтиво улыбнулась, Кро проворчал нечто неясное из-под крова- ти, явно не спеша расставаться с красками.
  - Не понимаю, - продолжал светски Кот, - почему люди так ра- дуются в ожидании ребенка?! Когда младенец появляется на свет, они прыгают вокруг него, обожая малютку, обучая каждый день его наглядным примером своим дурным привычкам: вранью, зависти, изменам, злобе, мести и прочему из бесконечного ряда. А когда ре- бенок подрастает, все это активно усвоив, родители говорят: "Фу, какой он невоспитанный! И в кого он только такой уродился?!" И на- чинают грузить его непомерным обучением, в котором сами ничего не смыслят и не понимают, зачем оно. Когда же ребенок не может ус- воить за один год знание, наработанное человечеством в течение ты- сячелетий, родители ставят ему клеймо: "Тупица!" Так и появляется столь критикуемый сегодня крайний индивидуализм, когда человек говорит: "Чем меньше я общаюсь с миром, тем больше я испытываю к нему нежности!"
  Вдруг вся земля загудела, а "Килькин дом" затрясся, как заячий хвост, гул нарастал с невероятной силой.
  - Что это? - прошептала в ужасе Рокки.
  - Похоже на землетрясение, - тоже шепотом ответил Кро, вылез- ший из-под кровати.
  - Это извержение вулкана, а мы в эпицентре! - воскликнул Кот, ухватившись двумя руками за вибрирующий столик.
  Закрывая весь горизонт, над "Глорией полковника Котса" подни- малась черная гора. Она оторвалась от земли и понеслась прямо на станцию. Рыжик присел от страха, зажмурив глаза.
  
  - Смотрите! - воскликнул Кро. - Это не космический корабль, а целая база! Видите, какие мощные лазерные пушки стоят по всему периметру?
  - Они покидают планету?! - спросила Ро, отняв руки от лица.
  Камеры по всей станции замигали, и железный голос сообщил: "В связи с повышением радиационного фона выход из станции будет за- блокирован на десять часов"!
  - Вот и сходили! - прошепелявил с досадой Кро. - Мы с Рокки со- бирались прогуляться за рыбешкой, фруктами, ягодой и овощами!
  - Так, кормилец, вот тебе тест, - заявил оживший Рыжик, - они по- кинули планету, название которой мы даже не потрудились узнать у старикана, потому что:
  а) не любят цветов;
  б) цветочная пыль засоряет двигатель; в) им надоел вяленый галатус;
  г) это космические пираты, которые помчались за пивом и вечер- ком вернутся к бражному костру;
  д) затрудняюсь ответить.
  - Выбираю первое, - весело сказал Кро, - слава Богу, одной опас- ностью меньше!..
  
  ...Утро выдалось фиолетово-серое. В столовой уже пахло тонкими духами Варвары Никифоровны, которая осматривала стол.
  - Оранжевые апельсины на зеленом блюде и красные помидоры на синей тарелке - по-моему, это живописно! - жизнерадостно вос- кликнула она. - А уж как живописны желто-зеленые поляны за ок- ном! Жаль, нет мотыльков!
  Паралличини, готовясь к премьере "Жары Калимантана", перене- сенной на следующий вторник, прохаживался по столовой, заложив за спину короткие ручки, выпятив круглый живот и чувственно рас- певаясь. Смуглый тенор душевно выводил: "Эй вы, глупые тарелки, что вы скачете, как белки?!" Причем, он пел "тарэлки" и "бэлки", что придавало особый - заграничный - шарм его исполнению.
  Наконец, все собрались за столом, нарядные и довольные и серви- ровкой стола, и качеством, и ассортиментом блюд; настроение было приподнятое.
  - Мы с вами за последние месяцы прошли через невероятные при- ключения, после которых на короткие сутки попали в теплый дом Маши, эти сутки пролетели, как сладкие гимназические каникулы далекого детства, - высказался с приятной улыбкой профессор.
  - Если бы мы не проходили через эти испытания, друг мой, мы бы многого не поняли и не познали, - заметила с еще более приятной
  
  улыбкой его супруга, - хорошо не ограничивать себя в пространстве и времени, тогда есть условия для роста!
  - Совершенно справедливо, дорогая, - сказал Войшило, - но я жа- лею, что мало потрудился для нашей родной планеты! Есть люди, ко- торые способны трудиться только для себя, любимых. А есть люди (в их числе, думается, и мы), которые могут работать во благо всего об- щества. Если бы у меня была возможность вернуться, я бы возглавил
  "Движение за разумное обучение" - за обучение, которое не насило- вало бы ум и не убивало бы душу с первого класса! Знание обладает таким важнейшим свойством: оно должно устояться. Когда идет ин- формационная атака на учащегося, у него два пути: или махнуть на обучение рукой и остаться безграмотным уборщиком мусора, или за- живо превратиться в робота по усвоению и переработке информации! А где средний, разумный вариант, позволяющий сохранить человече- ское лицо?! Человечество, неподготовленное и послушное, посажено на информационную иглу, и ему требуются все новые и новые дозы!
  Мушка блаженно улыбалась, не слыша и не видя собеседников: она прислушивалась к новой пробудившейся жизни внутри нее, став соучастницей великого и таинственного праздника превращения не- видимой клеточки в человека. Береза улыбалась так же - всем своим легким, грациозным существом, словно изящно танцевала под "Сере- наду лунного света".
  - Наука должна научать, а не убивать каждую отдельную личность и все человечество в целом, - продолжал профессор. - Рёзи, разве я не прав?
  - Я уже думала, что у нас с Адриано никогда не будет ребеночка! - ликуя сердцем и лицом, сообщила Береза.
  - О, деточка моя! - воскликнула Варвара Никифоровна и залилась светлыми слезами.
  Вразнобой, шумно принялись поздравлять и Березу, и сияющего Адриано - все, кроме Рокки. Малышка Ро застенчиво и отрешенно тоже смотрела внутрь себя и никак не могла понять, как с ней это слу- чилось. Она подняла большие глаза и увидела всеобщее возбуждение: и смех, и слезы, и счастливые возгласы. Рокки подумала, что все тоже видят, что в ней уже живет маленький человечек с крошечными руч- ками и ножками, который будет радоваться, любить и петь, как она.
  - А я уже думала, что у нас с Кро никогда не будет ребеночка! - вос- кликнула как можно громче Ро, чтобы никто не сомневался в том, что увидел в ней.
  Наступило молчание, и вдруг разразилась буря эмоций со шквала- ми любви и порывами нежности, с восторгами и рукоплесканиями, с объятиями и всеобщим ликованием!
  
  Пышка и Фигурка были за официантов, Кот - за повара, остальные так ослабели от радости, что не могли и пальцем двинуть. Ну и дела!
  Когда все немного успокоились, профессор решил закончить свою речь.
  - Мы очень счастливые люди, - сказал он, - с появлением интер- нета ярких, интересных личностей поубавилось и общение - одно из любимых занятий человечества - перешло в утилитарную и игровую плоскости. Но мы с вами сохранили радость добросердечного обще- ния! Поэтому я хочу поделиться с вами, моими самыми близкими людьми, своим недоумением вот по какому поводу: Фемистоклюс привез нас сюда, чтобы мы понесли наказание, и это справедливо, и мы смирились и даже получили сегодняшнее удовольствие. Но спра- ведливо ли то, что исправительное учреждение было названо в честь преступника, да еще и убийцы бедняги Токса?!
  - Он не убивал Токса! Странно, что у вас нет вишневого варенья, - раздался из камбуза бодрый голос дедули. - Эта станция была назва- на авансом в честь его однофамильца, точнее, в честь... впрочем, это не важно! А вот ваш развеселый, компанейский союз можно было бы отдать под суд за попытку убийства академика Лизалкина! А уж как вы кричали: "За что нас упекли в Сибирь?!" Но я сейчас не об этом, а о том, что я с радостью снимаю шляпу перед творческой личностью, способной поработать на общее благо! Что вы сделали с планетой, которая в моем бортовом атласе значится под именем Серая мыш- ка?! Она стала золотой! А над озерами парят стаи бормотусов и са- мозабвенно поют: "Ты милая девушка, Рёзи, и я тебя нежно люблю!" Вы выжили отсюда технократов, которые целое столетие разводили здесь галатусов!
  - Расскажите о них поподробнее! - умоляюще воскликнул профессор.
  - Что о них говорить, - сказал со вздохом Фемистоклюс, - они пре- вратили свою Розовую красавицу в мусорную свалку и теперь, как кочевники, колесят по просторам Вселенной, считают, что "сдела- ли сами себя", то есть вывели однополушарную породу гуманоидов, убрав из мозга центры творчества, любви, веры, самоконтроля! У них как бы рабовладельческая демократия: они активно используют труд рабов - роботов, клонов и инакомыслящих. Больных и вышедших из повиновения рабов бросают в разных местах. Размножаются, как в зоотехнии, искусственным осеменением. Галатусов они не едят, как вы, а получают из них в своих серьезных лабораториях специальные жиры, которые добавляют в питательные таблетки. Обычно никого не убивают, но приказывают это делать рабам. Воры, не брезгуют чу- жими ресурсами, в последнее время стали покупать их за технологии, которые у них хорошо разработаны и растут, как цыплята в инкуба-
  
  торах! Тщеславны, восторгаются своим прогрессивным умением на- девать штаны через голову!
  - Скажите, любезнейший, кто же убил Токса? - поспешно спросил профессор, словно опасаясь, что Фемистоклюс исчезнет.
  - Это долгая история, однако у нас есть десять минут, - сказал де- дуля. И поведал следующее.
  Котс с юных лет воровал чайные ложки во всех домах, куда его приглашали. Будучи уже полковником, он украл из зависти боевой орден своего сослуживца, свалив вину на своего брата-близнеца Токса. А затем и вовсе решил отбить жену у Токса, который и об- ратился в нашу канцелярию за помощью. Котс угодил на "Глорию", где, будучи специалистом, создал свои комнаты отдыха. Зачем? Он был творческой личностью, способной работать только на свое бла- го. В конце концов от такого творчества его сознание начало давать сбой, и Котс решил покончить жизнь самоубийством, но не смог, а только порезался и испортил защитный костюм, получив при этом тридцать лет штрафа. Когда на станции появился на небольшой срок Токс, Котс решил поменяться с ним местами. Токс быстро по- верил в монстров, однако, поняв, что брат охотится за ним, оста- вил под стулом записку и тайно организовал (на всякий случай) для себя в вентиляционной шахте убежище, где сделал запас воды, еды и постельного белья. На охоту обычно ходил Котс. В тот день он за- ставил брата надеть не совсем целый защитный костюм и помочь в добыче пищи. Котс привел его к озеру, где в это время обычно до- бывал галатусов Робин, и объяснил брату, что они "напоролись на монстра-убийцу", от которого можно спастись только бегством или снять привлекающий внимание черный костюм. И перепуганный Токс побежал к станции, слыша за спиной тяжелые скачки. У послед- него озера Токс шмыгнул в заросли секирусов, догадавшись, что на открытой местности ему придет конец. Робот, потеряв его из вида, подцепил пару здоровенных галатусов и кинул их в металлическую сеть, что и заметил из своей засады Котс, посчитав, что добычей Ро- бина стал его брат. Железный раб пошел по направлению к Котсу, который залег и уже не видел, как Токс добежал до станции, быстро прошел обработку, снял костюм и кинул его в устройство очистки крыльца, из которого костюм выдуло струей воздуха, и он улетел да- леко от станции. Токс иногда выходил по ночам из своего убежища, замотавшись в простыню. Пару раз его видел Котс, принимая бра- та за привидение. На одной из рыбалок полковник обнаружил в за- рослях секируса порезанный костюм, что еще больше убедило его в смерти Токса, который вскоре был благополучно доставлен в родной дом. Как вам сообщил детектив Кро, Котс действительно похоронил
  
  галатусов и украденный орден возле креста, и на вопрос камеры:
  "Кто ты?" - ответил: "Я Токс".
  После того, как он провел с вами инструктаж, я отвез его туда, где он стал бороться с монстрами, и не виртуальными, а реальными, смывая кровью с себя позорные пятна. Он проявляет героизм! У вас, господин Кот, есть возможность помочь ему и вернуться на родину прославленным, полным кавалером, тогда никто уже не будет о вас говорить: "Это Рыжик, от которого сбежала жена!"
  - За милую душу! - живо откликнулся Кот, вспыхнув всем лицом.
  - А газета? - спросил Кро.
  - Это объявление дал прадед Котса и Токса, тоже военный, а его прадед был ни кто иной, как старший сын купца Букина, отчаянный вояка! - объяснил дедуля. - А Огородник, выучившись в Европе, стал одним из первых российских ученых, положив начало династии, к которой принадлежит и господин Войшило! Вот как переплетаются судьбы!
  Все удивленно переглянулись и заулыбались.
  - Но скажите, технократы виноваты в том, что человечество поса- жено на информационную иглу? - выпалил профессор.
  - Слишком много вопросов, а вам пора собирать вещи, - ответил дед, - поиск причин любых проблем нужно начинать с внутреннего фактора, который и обуславливает внешние факторы!
  - Но я не поняла, как это все случилось с технократами? - словно школьница, округлив глаза, спросила Варвара Никифоровна.
  - Банальная история, - произнес Фемистоклюс, - морали уделяли пять процентов, а технике и технологиям - девяносто пять! Итак, я сейчас отвожу вас, а Кот проводит инструктаж с новоприбывшими, а затем отвожу Кота к Котсу!
  Рыжик побежал в свободные купе к тем, кого привез дедуля, и тут же выскочил, словно ошпаренный.
  - Там Лисопед, Лизалкин, Крик, Синяк и Горилкин! - воскликнул он, высекая из глаз зеленые искры. - Они будут пить из наших чашек, есть наши помидоры и спать в наших халатах?!
  - Уймитесь, голубчик, в этом и есть смысл преемственности: от- давать, невзирая на лица, - мудро заметил профессор.
  - Вот-вот, - заявил дед, - скажите спасибо Маше, Аннушке и Васи- лию, они во всех ста церквях заказали о вас молебны! Поблагодарите и тех, кто здесь самозабвенно служил родным, приближая тем самым возвращение домой! Но главное - это вера Мушки в ваше скорое осво- бождение, ей поклонитесь до земли! Все! На сборы пятнадцать минут!
  - Но как эти здоровяки и толстяки будут ходить на охоту?! - спро- сил ошарашенный Кот.
  
  - Костюм универсален, он безразмерный - хоть на слона! - объ- яснил Фемистоклюс.
  - Если бы мы знали, то ходили бы гулять! - воскликнула Варвара Никифоровна.
  - Ты хотела сказать, Шоколадная булочка, что вы сняли бы часть нагрузки с Кро?! А гулять будете через двадцать минут! - отрезал дед.
  - Но ты обещал, как вернешься, назвать две основные проблемы человечества! - не унималась Варвара Никифоровна.
  - Дефицит нравственности и дефицит питьевой воды! - лаконично ответил дед.
  
  Через двадцать минут путешественники стояли на желтой поляне под желтыми кленами, отражавшимися в потемневшем озере, по ко- торому плавали лебеди, удивленно рассматривая золотые листья на воде. И профессор, и Пышка, и все остальные полной грудью вдыха- ли терпкий влажный воздух. Возле качелей горел небольшой костер. У всех блестели глаза. От дома, вокруг которого пестрели последние астры, бежали дети в разноцветных шапочках, и Сигезмунд, и Роза- лия, и Ксения, и Матильда Васильевна с Подснежником и Медуницей! И все они кричали что-то радостное!
  "А говорят, что счастья нет... - подумал Пышка. - Как же его нет, когда вот оно, это счастливое-пресчастливое счастье!"
  
  Часть четвертая. Награды для героев
  
  ПОДАРОК КАЛЕНДАРЯ
  
  Как хорошо, что имеем мы уши - Есть на чем серьги носить,
  Как хорошо, что имеем мы души - Есть чем душевными быть.
  (Из собр. соч. Кро)
  
  Пышка, красный и вспотевший, вышел из таможни и, выдохнув из себя внутреннее раздражение, уставился на вечернее небо. Поэт он или не поэт! Пыш понимал, что творчество - это его родная стихия, но он в ней только пескарик, а вокруг плавают зубастые щуки, и го- ловастые дельфины, и мощные киты. Поэтому двигаться в "родной" стихии можно только с помощью Божьей. Поэт вспомнил одну из мыс- лей Блеза Паскаля, чей портрет долгие годы висит над кроватью Кро:
  "Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а
  
  я в Него не верю, я теряю все..." Как все просто! Сквозь ясный апрель- ский воздух мерцали нежные, как васильки, звезды. Высоко, на души- стой черемухе, переливчато залился соловей, очаровывая пернатую подружку. О, как самозабвенно он это делал! Захотелось жить, любить и творить, что в общем-то Пыш всегда успешно осваивал. Он солидно хохотнул и направился к дому с ярко освещенными высокими окнами.
  Сегодня удивительным образом совпали день рождения Тетушки и очень круглый юбилей профессора, хотя в предыдущие годы подоб- ного не наблюдалось. Милые, добрые, любимые старички! Можно каждый день записывать их диалоги для домашнего спектакля про барыню и Анюту, например:
  Профессор: Дорогая, где мои таблетки?
  Тетушка: Друг мой, зачем вам балетки? Может, подойдут коньки для фигурного катания?
  Профессор: Лечебные добавки для питания?! И не предлагайте! Пышка рассмеялся и, взглянув на свой живот, нависший над чем-
  то блестящим, остановился на краю широкой, глубокой и длинной канавы с водой, которой утром еще не было. Пытаясь удержать равно- весие, он замахал огромным букетом и величиной с большой таз тор- том. Пришлось идти в обход, то есть далеко и долго, к чему, однако, располагала погодка.
  - В каждом дворе по соловью и по цветущей вишне... -пытался на ходу сочинять благодушествующий поэт.
  Но на "вишне" случилась пробуксовка.
  
  ...Вот и пролетели двадцать душистых весен со времени возвраще- ния со станции, осыпались белыми лепестками! А сама станция сдела- лась важным моментом в жизни всей честной компании - моментом, в котором они постигли не только хрупкость мира, но и хрупкость со- юза близких людей. Сколько утекло воды! Пыш прибавил килограм- мов десять в весе, стал членом серьезных литературных организаций, где ему раньше заявляли: "Хочешь гулять вольным художником и надеешься, что мы тебя будем издавать?! Дудки! Членствуй, милок, членствуй!"
  Как хочется поскорее закончить "Майонезовские истории"! Теперь его произведения издают часто и большими тиражами, но писать не- когда - приходится "членствовать". Зато, всегда есть небольшие день- ги, а они нужны: у Пышки два сына и две дочки, все - студенты уни- верситета. Правда, мечталось иметь трех сыновей и двух дочек, но и так неплохо. В общем ждать уже нечего.
  Многое изменилось за двадцать лет и в самом Волшебном лесу. Таможенники давно забыли об интеллектуальном контроле на въезд,
  
  сидят, режутся в компьютерные игры. А канава, в которой уже плава- ют бутылки и другой мусор?! Он, кстати, повсюду белеет, под каждым кустом и деревом! Когда такое было?!
  Изменения коснулись и всей дружной компании, ставшей боль- шой семьей. С тех пор, как ее члены обзавелись мобильниками и стали много болтать, они утратили сверхчувственные способности, перестали понимать чужие мысли, а Кро и Мушка разучились летать, о чем особо не горюют. Вот такие пироги! И Пыш, услышав горест- ную жалобу желудка, заспешил к пирогам.
  Да и в самом Лесу что осталось волшебного? Шоколадных батон- чиков на Дубе давно никто не видел, пирожки с капустой больше не растут в Березняке! Что волшебного, спрошу я вас?
  И тут над головой Пыша на высокой цветущей черемухе сладко за- свистал соловей, а с боковой дорожки вышла парочка, слепая и глу- хая. И они пошли, прямо перед Пышкой, как тени из рая. Юноша, вы- сокий и стройный, взял за кончики пальцев руку хрупкой девушки и прочел с глубоким чувством:
  
  Как хорошо, что мы можем любить Светло и нежно,
  Потупив очи, кружить и кружить И неизбежно,
  Наткнувшись с улыбкою на столбы, С улыбкой майской
  Молить у Бога для всех судьбы - Как песни райской!
  
  Девушка в ответ глубоко и трогательно вздохнула, и они пошли молча между цветущих деревьев, улыбающиеся, освещенные лунным светом. Пыш прибавил шагу. Что это за гусь такой объявился? Да это же Подснежник, любимый сынок, с младшей дочкой Фигурки! Голова у Пышки закружилась, лицо запылало; сам Лес показал ему, что вол- шебное здесь еще осталось!
  Да, Фигурка стал крупной фигурой на политической шахматной доске Волшебного Леса. Заседает в одной парламентской фракции с Ослом и Бобром. Один из богатейших людей страны. Отец большого семейства, впрочем, все мы плодились и размножались: у Кро и Ро - три дочери, Доре, Мифа и Сольси, а у Березы и Паралличини - три сыночка, Доси, Фами и Редо, которые жить не могут без девчонок ста- рины Кро и не ровен час - опасается он - уведут его дочурок-певуний! Да, вот нам уже и по полтинничку! Кро и Коту - по сорок пять; жив ли он, наш герой? Даже малышке Рокки уже сорок с небольшим
  
  хвостиком! Пышка рассмеялся, вспомнив "хвостик малышки Ро и ще- тину с ушей профессора Войшило".
  О, жизнь - это самый короткий роман, а молодость - самая корот- кая сказка!
  А все-таки жаль, что все уже случилось-приключилось, и ждать больше нечего, словно хочется еще выпить, а бокал пуст! И в нем уже не искрится пена надежд и восторгов!
  Пышка вошел в прихожую, пропахшую ванилью и корицей, и с во- жделением голодного хомяка взглянул на скамейку для булочек: на ней стоял противень с румяными пирогами, мясными - слева и слад- кими (судя по запекшейся розовой пенке) - справа.
  В кухне оранжевый абажур словно читал свежий номер "Спорта против мафии", лежавшего в кресле под ним. У плиты пританцовы- вала Береза и смеялась задиристо в телефонную трубку. Из гостиной катился вокзальный гул - весь клан в сборе и сидит за столом. Пышка кинул плащ с вывернутыми рукавами поверх заваленной одеждой ве- шалки и пошел, сопровождаемый радостными воплями, к виновни- кам торжества, а от них - к жене, весенней, как мотылек, пахнущей французскими духами.
  - Устал? - спросила она с ласковой улыбкой.
  - Просто ждать больше нечего, - пожаловался Пыш с грустной улыбкой.
  - Кстати, у нас через полгода будет малыш, мальчик, - сообщила Мушка, улыбнувшись от уха до уха и потянувшись к нему лицом, -
  "подарочек под завязочку", как говорили в старину.
  У Пышки поплыли в глазах блики от хрустальной люстры, и за- хотелось, раскинув руки, полететь над праздничным столом! Третий сын! Вот это да!
  - Почему всегда я режу и раскладываю торты?! - воскликнул ка- призно, словно розовый карапуз, профессор. - Сегодня это будет де- лать господин Майонезов!
  Пыш, услышав свое имя, вскочил и звонко, по-мальчишески, произнес:
  - В каждом дворе - по соловью и по цветущей сливе! Как мне из- мерить жизнь мою, ведь нет меня счастливей!
  - Папуля, только не стихи! - взмолилась Медуница.
  - Вот-вот, голубчик, хорошо, что торт сливовый! - присказывал си- девший, словно именинник, Войшило, подставляя тарелку Варвары Никифоровны, которая в это время шепталась с Сольси.
  - Сольси, деточка, я никак не возьму в толк, что такое "повальная гад- жетизация"? - спрашивала с видом заговорщицы Варвара Никифоровна.
  - Бабушка, во времена твоей молодости без чего не могла жить мо- лодая девушка? - задала встречный вопрос белокурая Сольси.
  
  - Без заграничного корсета, дорогая! - не раздумывая ответила Варвара Никифоровна.
  - А сегодняшняя барышня не может жить без заграничного план- шета! - сообщила девушка, тряхнув локонами, что привело в восторг сидящего рядом с ней влюбленного Фами.
  - Но как, детка, это приближает ее к удачному браку?
  - Бабуль, не тормози, она уже замужем за этим самым планшетом!
  - О! - сказала многозначительно Варвара Никифоровна и попыта- лась подцепить кусок торта.
  Ее ложка уперлась во что-то твердое.
  - Это сюрприз! Дядюшка купил торт с сюрпризом! - воскликнула радостно Сольси.
  - Ваау! - возликовала дружно молодежь. - Читай, Фами!!
  - "Поздравляем, вы стали обладателем поездки на двоих на рай- ский Борнео!" - прочел охрипший от восторга Фами.
  - Ваау!!! - ответила молодежь клана. - Ууууу!!! Старшие галантно зааплодировали.
  - Дорогая, я счастлив, что вы это не съели! - произнес со смехом Войшило. - Я всегда мечтал послушать на Борнео в вашем исполне- нии шлягер про обезьян!
  - О, мой милый орангутан, ты с Борнео, а я с Суматры! - энергично запел сияющий Паралличини. - Это круто, господа! Это круто! Вели- колепный подарок! Между нами лежит океан в миллиметрах геогра- фической карты!
  Остальные воодушевленно подхватили песенку за возбужденным тенором.
  - Мы в этом сезоне отпели мюзикл "Жара Калимантана" в 550-й раз, - сообщила радостная Береза, - с полным аншлагом! Для нас это большая награда. И зрители даже не догадываются, в каких услови- ях родилась наша песенка! А когда начинаешь об этом рассказывать, журналисты с улыбками говорят: "Шлягер слишком успешен, он не нуждается в баснях!"
  - Я хочу, чтоб сын мой Пышка, сделавший столь щедрый подарок, нам что-нибудь прочел! - заявила Варвара Никифоровна.
  - Нет, папочка, только не стихи! - попросила Медуница. - Лучше задачку из математической логики!
  - Иди, рубанись в "Морской бой" с дедулей, он давно тебе машет из Оливковой комнаты! - посоветовал ей Кро.
  - Я только что перенес такой восторг, что у меня все разом вылете- ло из головы! - извиняясь, сообщил Пыш.
  - Тогда я, господа, прочту для вас свое стихотворение, которое утром читал студентам! - предложил профессор.
  
  Он поднялся, не расставаясь с ложкой для торта, и начал читать хрипловато, по-стариковски:
  
  В золотом Багдаде осень, Над кофейнями дымок, Минаретов старых просинь И чинары вдоль дорог.
  
  А халиф наш занемог, Он, не ведавший печали,
  Не слагавший пышных строк, Загрустил о нежной Далли, Загрустил он, занемог.
  
  Он полдня глядит на розу - На примятый лепесток; Где слова? Застыла поза,
  Мир прекрасен, мир жесток.
  
  Сколько жен "владыкой" звали, Как он славен, как богат!
  Но за взгляд веселой Далли - Все бы отдал он за взгляд!
  
  День осенний, очень знойно, Пахнет дыней ветерок,
  А в Багдаде все спокойно, Да халиф наш занемог.
  
  - О! Это же настоящая песня! - живо отреагировал композитор Па- ралличини.
  - Возможно, - произнес профессор, - как я закончил читать, одна студентка резюмировала: "Любовь - это определенная химическая реакция, которая может вызывать неопределенные, в том числе и де- прессивные последствия!" Тут же студент заявил: "Никаких депрес- сий! Радуйтесь: скоро произведут массовую казнь одуванчиков!" Я сказал: "Чему же радоваться сидящим на ветке и пилящим ее? С по- дачи господина Майонезова все человечество узнало, что одуванчи- ки - лучшее лекарство для деревьев!" Тогда другой студент спросил:
  "Как вы думаете, почему в конце марта были такие сильные ветра? У нас на Дубе со всех балконов унесло полотенца". Я ответил: "Чтобы деревья проснулись от зимней спячки, чтобы в них двигались соки,
  
  чтобы с них облетели сухие ветви". Он заявил: "Чушь! Просто один погодный сезон сменялся другим". И эти слепые кроты будут управ- лять в перспективе Лесом?! И почему креативные личности - я имею в виду нас - живут в этом мире, как в гостях?!
  - Кстати, дедушка, нам задали в универе провести сравнительный анализ теории Победителя и теории Войшило, причем Победителя поставили на первое место! - сообщила веснушчатая Мифа.
  - Само имя его завораживает, поэтому особо впечатлительные го- ворят о нем и его идеях с придыханием, однако он мне не конкурент; у меня был только один конкурент - ныне покойный лондонский сы- щик! - заявил гордо Войшило. - Пусть меня используют в сравнитель- ном анализе с псевдоучеными - и гроссмейстеры иногда участвуют в глупых состязаниях по метанию больших шахматных фигур! Вот та- кой я мухомористый старик!
  - Дедушка, а еще ты лучший в мире рассказчик! Расскажи про "му- жика в красном"! - попросил с воодушевлением Редо.
  - Нет-нет, дедушка, лучше, про "безрукую мамашу"! - воскликнул Фами.
  - Дедушка, пожалуйста, про "кентавра в черном"! - выкрикнул ве- село Доси.
  - Я сегодня расскажу вам историю, которая мне недавно при- помнилась на прогулке при взгляде на прошлогодние листья, ее мне когда-то поведал прадед - вот кто был настоящим рассказчиком! Я постараюсь сохранить его обороты и интонации! - сообщил Войши- ло, - Я как сейчас помню его в неизменной серой потертой венгерке, отороченной каракулем, он всегда носил ее дома, потому что в душе был гусаром-забиякой.
  За столом закончили жевать и уселись поудобнее, Медуница и Фе- мистоклюс в Оливковой комнате навострили уши, и профессор начал свой рассказ:
  - В стародавние времена в городе святого Петра жили-были вель- можные граф с графиней. Был у них маленький сынок Алеша, кото- рым занимался в основном, как тогда говорили, "аглицкий" гувер- нер - большой модник, стоит заметить.
  Вот как-то нарядил он юного графа, которому было лет шесть от роду, в свободный гороховый сюртучок тончайшего английского сукна, на себя надел такой же, с пелеринкой и тоже горохового цве- та, в том сезоне самого наимоднейшего; велел заложить высокую ан- глийскую коляску на рессоре, расчесал Алешке кудри, себе - длинные бачки, уселся, как и подобает англичанину, величественно в коляску, рядом посадил своего подопечного, оба надели сначала на левую, за- тем на правую руку перчатки коричневого цвета, тугие, лайковые, с
  
  пикантными черными кнопочками, и покатили за пирожными в га- строном на Гороховой улице.
  Надо сказать, этот гастроном славился не только своими конди- терскими изделиями, но и огромной яркой вывеской с изображением дымящегося и коптящего вулкана Везувия, над которым две розово- щекие, пышногрудые, белозубые итальянки развешивали на веревке балыки и окорока.
  Наши герои набрали по четыре пирожных каждого вида (и с гри- бочками, и с цветочками, и с ягодками - всяких, всего сто двадцать штук) и с большой красивой коробкой, перевязанной голубой атлас- ной лентой, мило болтая о девчонках на языке Шекспира и Байрона, вышли из магазина.
  И тут веселый, толстенький, кудрявый Алеша увидел мальчика, печального, худого и грязного, разглядывающего розовые балыки, ви- сящие над дымным кратером вулкана.
  - Сэр, я, пожалуй, не поеду без него домой, - на отличном русском заявил юный граф, - а вы поезжайте, коли есть охота.
  - Но, сир, ваш отец разрешает держать в доме только черноко- жих арапчат из Эфиопии, - напомнил англичанин.
  - Мы его намажем ваксой, - отрезал Алеша.
  Кучер, поморщившись, на что юный барин заметил: "Не криви рыло, Егор!", - посадил оборвыша рядом с собой, и коляска весело по- катила к графскому дворцу.
  Найденыша, которому было лет семь от роду и которого звали Митькой, служанки промыли и обработали на предмет насекомых в густых кудрях. Мальчику намазывали ваксой только лицо и руки, чтобы барин не заподозрил чего; граф был гулякой, поэтому семь- восемь арапчат в доме или восемь-девять, ему сложно было понять.
  Однако старая нянька, расспрашивая Митьку, поняла, что это тот самый ребенок, рожденный покойной служанкой Анисьюшкой семь лет назад от графа, тот, нареченный при крещении Димитри- ем, которого велено было отдать после женитьбы графа старому сапожнику, родственнику Анисьюшке. Сапожник недавно помер, и Митька остался на улице - голодным, холодным, бездомным.
  - Ох, как скорбела твоя матушка, когда приказали тебя отдать - за месяц, красавица, истаяла! - присказывала нянька новому "арапчонку". Алеша так привязался к Митьке, что и дня без него прожить не мог. Теперь они были втроем повсюду. И в саду, и за покупками, и на скачках, и на праздниках, и на прогулках, и в играх - всюду вместе:
  гувернер, Алеша и Митька.
  Как ни скрывали слуги тайну нового "арапчонка" от графа, но слу- хи доползли и до его развеселой персоны. Призвал барин к себе Мить-
  
  ку, потер малышу лицо своим шелковым платком, и глянули на гра- фа виноватые Анисьюшкины глаза с грустинкой. Не знал барин, что и делать! Боялся он жены, ибо графиня была нраву буйного и дикого. Оставить ребенка - она может погубить его, увезти - Алешка сбе- жит его искать. Вот оказия! Вспомнил барин, как когда-то любил он красивую служанку, и не захотел расставаться больше с Мить- кой, решив официально усыновить его. С этой вестью явился вечером граф к жене, запустила она в него антикварной вазой и не пожелала больше с ним беседовать, а приказала подать себе трехлитровый графин красного вина, который тут же и выпила, закусив пастилой, и завалилась на свою лебяжью постель в расстроенных чувствах.
  Надо сказать, была графиня хороша собой и очень богата, рода знатного, корнями идущего аж от Рюрика! Платьев (и парчовых, и бархатных, и атласных, и с каменьями дорогими) имела она до пя- тисот, а шуб - около ста! И вот лежит барыня на кружевной по- душке да и видит, как отворяются створки на дубовых шкафах ее, а оттуда выходят платья и идут хороводом, словно девки за руки держатся, и приплясывают, и поют, негодные: "Во поле березонька стояла, во поле кудрявая стояла..."
  Приподнялась графиня на локоточке и видит: всю спальню запол- нил веселый разноцветный хоровод, а в двери лезут, как бояре тол- стопузые, шубы, да прямехонько - к постели, и ну щекотать хозяй- ку пушистыми рукавами, словно руками назойливыми! Закричала графиня, прибежала служанка; едва рассказала ей барыня, что с ней происходит, как хватил госпожу удар, защекотали, милую, шубы совсем!
  Овдовевший барин вскоре женился на молоденькой княжне, кото- рая не возражала против усыновления Митьки. Сыновей убрал граф с глаз долой, определив в дорогой пансион, где они изучали многие на- уки, а когда закончилась учеба, оба были представлены ко двору.
  Молодому императору приглянулись и бойкий, веселый, тол- стенький Алексей, и степенный, высокий, стройный Димитрий, оба с кудрявыми шевелюрами, как у графа-отца. А братьям на импера- торском балу запала в душу румяная, с темными локонами, несрав- ненная Катенька Басманова, блиставшая тогда "на брегах Невы".
  Утром император призвал братьев, а с ними - еще троих высоко- родных юношей, в парк с лебяжьим озером, раздал им по золотому кольцу с орлами и объявил: "Тот из вас, кто спрячет в парке коль- цо так, что я не найду его, будет моим первым советником, ему со- сватаю богатую невесту Катьку Басманову! Тот, чье кольцо найду последним, тоже будет приближен ко мне! Кольца нельзя бросать в пруд, как нельзя их закапывать в землю! На все про все вам один час!"
  
  На кольцах сделали пометки и разбрелись по парку, кто куда, а за каждым юношей по три соглядатая приставлены. Парк осенний, листва опавшая подчищена, деревья голые... куда тут кольца спря- чешь, да еще под пристальным взглядом? Дмитрий смекнул, что де- лать: идет он вдоль берега, под черной крылаткой носовой платок на полоски рвет и связывает. Снял незаметно с себя крестик, повесил его на эту веревочку, надел на шею, а кольцо - на кожаный шнурок от крестика. Идет хитрый-Митрий вокруг пруда, пока соглядатаи зазевались, он шмыг в кусты с розовыми листочками, а там парочка лебедей притаилась. Изловчился сообразительный юноша, накинул шнурок с кольцом одному из лебедей на шею - и снова шествует во- круг пруда как ни в чем не бывало!
  А по аллее уже император скачет на белой кобыле. Час пролетел, как пять минут! Соглядатаи царю подсказки дают, он спешился, сразу три кольца нашел: одно - в старом дупле, второе - в трух- лявом пеньке, третье - под камнем вековым. Видел император Ди- митрия возле озера и умел он чужие мысли понимать. А Димитрий думает: "Только бы на воду не посмотрел!" Посмотрел царь на воду, а там плавает пара лебедей, велел он их подманить. Как сняли с ле- бедя кольцо Митькино, похвалил его император и принялся искать кольцо Алексея. А тот стоит и думает: "Эх, до чего же умен наш им- ператор, эх, до чего же умен!" Понравились царю Алешкины мысли, но никак не может он найти его кольца! Ходит по парку туда-сюда, звенит золотыми шпорами, из себя выходит, злится, а все не сдает- ся! Тут и дождь закрапал. А Алешка улыбается почтительно да ду- мает про себя: "До чего же умен наш император!" Тут царь и сдался! Оказалось, что Алексей подобрал желтый листик возле кротовой лунки, потоптался вокруг нее для вида, и, как бросились соглядатаи ее обследовать, обернул он свое кольцо в этот желтый листочек и надел на палец мраморной статуи, мокрой, с прилипшими к ней осенними листьями!
  От души посмеялся император и слово свое полностью сдержал. А, мы, господа, тоже часть истории, с чем я вас и поздравляю! Это великая честь! Ведь в истории, где контролировать нужно не толь- ко свои слова и дела, но и мысли, важным может оказаться и опав- ший листик!
  Профессор закончил рассказ, за столом воцарилось радостное оживление, загремела посуда, Береза побежала за чайником.
  - Б-4 потоплен! - сообщил радостно Медунице дедуля. - Поэтому у твоего папы немного восточный разрез глаз - ген несравненной Ка- теньки Басмановой, а у господина Фигурки взгляд "с грустинкой", как у Анисьюшки!
  
  - Здорово, дедуля, приподнять занавес истории! Но я не поняла манипуляций с платком, - сказала Медуница, сдвинув красивые вос- точные брови.
  - Догадайся сама! Осенний ветреный день, какую веревочку легче накинуть на шею лебедя: кожаный шнурок или невесомую ленточку из батиста, чтоб ее не снесло в сторону ветерком?
  - Дедуль, но ты не открыл еще тайну названия той станции, пом- нишь? - спросила проигравшая Медуница.
  - Она названа в честь одного отважного героя и его жены, ко- торые очень любили друг друга, как редко кто друг друга любит, и умерли в один день и в один час! - ответил Фемистоклюс жизнера- достно. - Ну ты и мазила! Но если ты принесешь мне из кладовки баночку вишневого варенья, то я дам тебе шанс отыграться и рас- скажу о корнях господина Паралличини! О, у него в роду были зна- менитые музыканты!
  - Уже бегу, дедуль! - весело отозвалась Медуница.
  - Сегодня, - сообщил Пыш, - Бунькин сказал Мунькину: "Вы укра- ли!" А Мунькин ответил Бунькину: "Не мог, потому что не читал!"
  Все за столом заулыбались.
  - Вспомнил, братцы!! - воскликнул с жаром Пышка. - Вчера на заседании нашего Союза выступала с докладом Л.В.Л., и в конце она прочла свое стихотворение "Творчество", я его записал на дик- тофон!
  - И ты не привел Люнечку к нам? - с обидой произнесла Варвара Никифоровна. - Эх ты!
  - Она показала мне билет в Грецию и передала вам пламенный привет! - ответил поэт, ставя диктофон на скатерть и устанавливая на полную громкость.
  - Я с удовольствием послушаю Машу, - заявил энергично профес- сор, настраивая слуховой аппарат.
  Из диктофона зазвучал спокойный, ясный голос:
  
  Мне снились комнаты, где свет Потоком лился в щели ставней На мягкий стул и на паркет, Узорчатый и стародавний.
  
  Под стулом пыль, раздавлен мел, Обивка штофная потерта,
  И свет рассеянный висел,
  Как на фламандских натюрмортах.
  
  Как будто мягкий блеск слюды, В сиянье свежести и глянца
  На блюде высились плоды, Какими только любоваться.
  
  Их аромат кругом идет, И, верно, сорваны недавно;
  Вино в бокале - светлый мед, Чуть дрогнет и качнется плавно.
  
  Но я-то знала: на дворе
  (По гомону пичуг счастливых) Весна - не осень в янтаре,
  С погодой теплой, но тоскливой.
  
  И эта зрелость, и весна, И сладкий пир уединенья
  Со мной остались после сна
  Для строк, для чувств, для вдохновенья!
  
  - Ой, дедуль, меня уже колбасит от стихов, - пожаловалась Меду- ница Фемистоклюсу, - мое первое воспоминание: "Сколько лет тебе, девочка Мед, столько получишь ты нынче конфет! Да смотри, не раз- евай рот, не то Подснежник их отберет!" И сжимала я рот, как парти- зан, а в кулачках - конфеты, пока между пальцев шоколад не капал!
  - Няа-м-ам-тьфу-ма-амм-тьфу-ммм! Вещь! В-3! Потопил! - ответил Фемистоклюс.
  
  СЧАСТЛИВАЯ НАГРАДА
  
  Из таможни выкатил большой черный автомобиль, такой, что не снился и президенту Волшебного леса. Мальчишки, игравшие в фут- бол на соседней площадке, остановили игру, уставившись на это диво. Из машины вышел высокий мужчина мощного телосложения с пепельными волосами и зашагал с развальцем к дому с освещенны-
  ми окнами.
  Юные футболисты прижали пыльные носы к металлической сет- ке, ограждавшей площадку; каждый из них понимал, что это ни кто иной, как крутой воин Космического легиона, возможно, такой же крутой, как сам легендарный полковник Котс!
  Прибывший герой, слегка приподняв полы длинного черного плаща, легко перепрыгнул через широкую канаву с водой, чем вы-
  
  звал бурный восторг у мальчишек, провожавших его восхищенными взглядами до самой двери Дома Черепахи.
  Легионер шел не спеша, разглядывая землю и весеннюю траву на ней, он готов был лечь на эту землю и обнимать и целовать ее, как не- весту. В траве белели первые цветочки, простенькие и мелкие, словно капельки молока. "Наверное, какой-то двоечник из небесной мастер- ской придумал их", - подумал с улыбкой приезжий. А еще он подумал о том, что, возможно, сегодня увидит наконец девчонку, которая, как маленький надоедливый мышонок, свила в его душе гнездышко, и живет в нем, и возится в нем, отвлекая воина от работы, и напевает незатейливые песенки, ухаживая за своими цветами. Она снится ему в образе садовницы, и от нее всегда пахнет растениями.
  Он просветлел лицом и опустил глаза. На каменной дорожке изви- вался толстый дождевой червяк, воин взял его со словами: "Червь до- ждевой проложил колею, я не умру, потому что люблю!" - и бережно положил на землю. "А в детстве мы верили, что от дождевых червей бывают бородавки! Разве может что-то случиться, когда рядом род- ная земля?! Безопасно, как в детстве!" - подумал приезжий и поднял- ся на знакомое крыльцо.
  Затворив тихонько дверь за собой, легионер замер, прислушива- ясь к своим приборам. В одном из пальто на заваленной одеждой ве- шалке находилось карманное оружие последней модели. И давно ли в эту уютную, пропахшую булочками, прихожую приходят вооружен- ными? Странно. Поступило еще несколько сигналов. Справа от двери в гостиной стоит человек, рост которого - один метр восемьдесят во- семь сантиметров, носящий в себе технократический чип-имплант. Так-так. Это уже интересно. Фигуркин рост.
  Легионер неслышно пересек прихожую. В кухне пусто, под оран- жевым абажуром по-прежнему стоит кресло, а на нем лежит спортив- ная газета и пуховая шапка с длинными ушками. Здорово!
  Старина профессор что-то рассказывает, сжав в руке серебряный под- стаканник, остальные внимательно его слушают. Справа от двери стоит Фигурка, привалившись к стене, и смотрит не на профессора, как все, а в полукруглое окно. Все постарели. Но сколько незнакомых молодых лиц! Легионер перестал дышать: рядом с профессором сидела "девчон- ка" и смотрела прямо на него, на круглую нашивку легиона, под кото-
  рой замерло его сердце.
  В жизни она была еще моложе. Просто повзрослевший, умный, красивый ребенок.
  Храбрый воин неслышно отступил на два шага и поспешно бес- шумно вышел из прихожей. На улице он глубоко вдохнул, нужно было сосредоточиться, ноги сами пошли в старый заброшенный сад, кото-
  
  рый встал из темноты, как белое облако. Словно туман, висело кру- жево на цветущих деревьях. Похолодало. Легионер обернулся на дом. Над кирпичной трубой поднимался дымок - видимо, Кро затопил ка- мин. В сердце кольнуло.
  Думай, Котс, думай. Что мы имеем? Два кружочка. Первый - друг твоей молодости Фигура работает на "технаков", скорее всего, прода- ет им воду и, скорее всего, за технологии, а не за деньги. Технологии перепродает и богатеет. Что тебя удивляет? Ничего. Он с детства про- давал все, что можно продать. Второй кружочек - девчонка. Здесь еще проще. Девочка насмотрелась сериалов про космических рыцарей и влюбилась в придуманного ею героя. Она еще ребенок. Забудь о ней, полковник! Это приказ.
  Котс обнял большими руками ствол старой яблони и прижался к нему щекой. Память, не подведи... как там, в Пышкином венке соне- тов? Кажется, так:
  
  Окошко распахну - морозное дыханье И первая запевка соловья.
  
  Без сна лежу в такие ночи я,
  И жизнь, вся от вершин до основанья, Открыта мне, а ей - душа моя Открыта, как полночное признанье...
  
  Но спать пора! Чего же ради
  Я слушаю печаль Антонио Вивальди, Дворцовую печаль для вековых забав?
  
  Кто ты, Котс? Разве сможешь ты жить, как они? Ты разучился си- деть за столом с кружевной скатертью и есть торты серебряными ложечками, разучился слушать рассказы о былой жизни людей, раз- учился рисовать, смеяться, радоваться, играть в забавные игры, со- чинять смешные песенки!
  
  О флейта, о царица! Ожиданья Застыли в скорбной позе у порога! Улыбка - и мажорный взлет желанья, И пусть глядят завистливые строго,
  
  Надменным, не понять им до конца, Как гений славит замыслы Творца И сам творит, Его душою став!
  
  Ты стал машиной, потому что это помогало тебе выживать самому и спасать тех, чья жизнь зависела от твоих действий в условиях, когда не хватало кислорода, а металл плавился, как воск! Только Пышкины произведения тебя связывали с этой жизнью.
  
  Воображенье в творческом полете, Свобода - птица, но не чижик в самолете!
  
  Полковник перешел к другой яблоне, будто ему хотелось обнять все деревья в залитом луной саду.
  
  Ах, эти ливни - кругом голова! Под лапой ели слушает сова,
  День оглушил ее, исполненный жужжанья!
  
  За рощей заиграл пастушеский рожок,
  И на пригорке горицвет раскрылся в срок -
  И время как судью призвать нет основанья...
  
  Вот именно. В их жизни многое изменилось за двадцать лет, а ты стал совсем другим. Ты - другой. Кто ты, Котс? Космический волк, который получил все награды, какие только может получить воин? Воин, который боится только одного - потерять Бога? Ты разучил- ся общаться. Общаться и слушать соловьев. А соловьи как одурели, надо же!
  
  Талант - не деревенский раб без прав, Он дирижер капелей полуночных.
  Взмах палочки - и, ото сна восстав, Невидимая жизнь зерно взрывает в почве!
  
  А в темном небе - звездным узорочьем, Заполнив все прогалины в мирах,
  Иная жизнь, что обращает в прах Галактики и звезд пылающие клочья!
  
  Когда ты попал в легион, твоим наставником стал разжалованный полковник Котс, которого все звали Токсом, как он и представился. Он передал тебе весь свой богатый боевой опыт, и такого героизма, какой проявлял этот человек, ты больше не встречал, даже в среде отважных людей. Он тебе передал и свое имя, когда пришло время заменить на имя твой курсантский номер 372.
  
  Наставник умер, как и подобает воину: "Сам погибай, а товарища выручай!" Он спас твою жизнь, Котс! И с тех пор чужая жизнь стала для тебя святыней, потому что ты понял, что мир построен на мораль- но-нравственных принципах, а не на материально-экономических, как тебя учили в школе.
  
  Но лето на исходе; опозданья
  В природе не найти, и запах трав У коноплянки помутил сознанье:
  Спорхнув с плетня, как будто бы упав, Она глазком косится на усы
  Снопов, уже просохших от росы; Пес вразумляет пташек: гав да гав!
  
  Полковник встал под вишней и поднял голову. Среди белых цветов полным ходом шла подлунная жизнь: пели соловьи, летали жуки, су- етились ночные мотыльки. А выше - мерцали, словно подмигивали, звезды, которые больше не казались романтической абстракцией!
  
  Жасмин уже отцвел, идет благоуханье
  С куста шиповника, и от пыльцы растений Першит в носу; ни тени увяданья
  В потоках трав средь теплых дуновений!
  
  Ты можешь быть пчелой? Гудеть самозабвенно, Из горлышка цветка ползти, пугаясь плена,
  И снова застревать - напрасны все старанья!
  
  Талант любой пчелой войдет в любой цветок. Он в них давным-давно, ведь имя его - Бог...
  
  Котс улыбнулся и перешел к старой яблоне с корявым раздвоен- ным стволом. На всех яблонях были белые цветы, а на этой - темно- розовые. И так было всегда, он давным-давно рисовал это дерево.
  
  И снова осень; листья у крыльца И под рогожей - яблоки в корзине.
  
  Чуть перышко дрожит на паутине (Осталось от залетного скворца). Стою я, прислонясь плечом к рябине, Премудрость славлю моего Творца,
  
  Высокопарно славлю и убого, Как всякое дыханье хвалит Бога, Высокую Державу всех держав...
  
  Благодаря нежнейшему аромату и Пышкиным стихам полков- ник почувствовал интимное слияние с природой, какое испытывают только счастливые, точнее - блаженные.
  Если сейчас выползет красный "пожарник", то Котс обязательно встретится с девчонкой. Он припал лбом к морщинистому стволу и принялся ждать. На уровне его глаз, на втором ответвлении суетливо пробежал красный жучок. Котс усмехнулся. Он попытался понять ее мысли, но не смог. Она вся уже жила в нем, в его мысли. Он поднял счастливые глаза и увидел ее в проеме заброшенных ворот.
  Девушка, не мигая, смотрела на него. На ее голове был капюшон темно-синего плаща, руки она держала в карманах. Ах ты, малень- кий надоедливый мышонок! Нашла! Прибежала! Котс справился с чувствами.
  - Кто вы, милое дитя? - сказал он как можно спокойнее.
  - Я не дитя, мне уже девятнадцать лет! - ответила она, вскинув подбородок, и посмотрела на него, как на предателя.
  Он склонился в почтительном поклоне, который означал: "Про- стите тупого солдата, Ваше Величество!"
  Когда он поднял счастливую голову, девушка уже стояла рядом, со- всем близко, почти вплотную, возле самого сердца. Он склонился к ней и обнюхал ее. Она не возражала. От нее пахло растениями. Ко- нечно, так и должно быть.
  - Вас, вероятно, зовут Медуницей? - спросил он с вежливой улыбкой.
  - Нет. Но с этой штучкой я знакома, - бойко ответила она, - когда- то очень давно мы с вами обедали за одним столом, правда, я тогда была совсем маленькой и предпочитала есть вниз головой!
  Полковник был в растерянности. Ей нравилось играть с этим боль- шим котенком.
  - Я двадцать лет не был на Голубой Жемчужине, кроме того, после ранения у меня бывают проблемы с памятью, - сказал тихо он, скры- вая ресницами веселый блеск глаз.
  - Меня не разжалобить, - заявила малышка, - но я вам дам под- сказку: мою бабушку зовут Варварой Никифоровной, а один из моих дядюшек - господин Фигурка!
  - О, этих ваших родственников я отлично знаю. Ваш дядя как-то подбил мне глаз снежком, а ваша бабушка при этом заметила: "Еще раз выругаешься, хулиган, я тебе вот этим кулачищем подобью вто- рой глаз!" - сообщил с улыбкой Котс.
  
  - То есть у вас была хорошая боевая школа? - сказала она, стараясь быть серьезной.
  - Что да, то да. А чем сейчас занимается ваш дядя?
  - Торгует водой, бриллиантами и заседает в парламенте.
  - Ага. А вы?
  - Развожу и выращиваю растения.
  - Насколько хорошо вы представляете мою жизнь?
  - Я ее представляю хорошо и готова разделить все ее трудности.
  - У вас кто-нибудь был?
  - Нет.
  - У меня сложный характер, а с годами он становится невыносимым.
  - У меня тоже.
  - Но почему вы так доверчивы? В глухом месте, с незнакомым человеком?
  Ему уже было страшно за нее, он уже любил ее, как своего ребенка, как свою подругу и как свою невесту!
  - Это не так. Это просто старый сад. А вы - мой полковник Котс, - ответила девушка с волнением, - а я - ваша самая счастливая награ- да, как сказала моя мама. Еще она сказала: "Сегодня твой герой при- едет за тобой и на долгие годы увезет от нас нашу девочку!"
  - Мне нужно встретиться с вашими родителями, чтобы просить у них вашей руки, - с трудом проговорил он фразу из какого-то старого фильма.
  - Зачем вам просить то, что и так принадлежит вам? Я младшая дочь господина Майонезова, Глория. Глория полковника Котса, - ска- зала девушка, подняв на него глаза, полные любви и доверия.
  Котс облегченно вздохнул, как после удачной операции по возвра- щению ребра.
  Она просунула свою маленькую ладонь под его мощную руку и по- вела его не спеша из сада.
  Под последней развесистой яблоней, перед деревянными покосив- шимися воротами железобетонная рука Котса напряглась, и он ско- мандовал еле слышно: "Ложись!"
  - Прямо здесь?! - воскликнула удивленно Глория, округлив глаза.
  - Что ты придумываешь себе, девчонка?! - прошипел полковник. - Придумывай это только после церкви!
  Она ничком упала в одуванчики. Он пригнулся и, откинув полу плаща, достал лазерный карабин, блеснувший коротким стволом пе- ред любопытным носом девушки.
  - О, это бластер?! - спросила она восхищенно.
  - В Голливуде, кажется, так называется это оружие, - ответил при- глушенно полковник, напряженно прислушиваясь к своим приборам.
  
  - Это мощное оружие?
  - Достаточное для этого объекта.
  - А что там, Котс?
  - Сейчас увидишь, и не двигаться! - ответил полковник, опустив- шись на одно колено.
  С мелодичным легким посвистыванием из-за деревьев выплыла блестящая летающая тарелка и зависла над поляной, прямо над ве- ревками, на которых сушились вышитые и кружевные скатерти Вар- вары Никифоровны.
  Котс взглянул на Глорию. В ее распахнутых от удивления больших глазах отражалось по светящейся тарелке. У девушки не было слов. Лицо ее выражало всю гамму чувств. Полковник улыбнулся.
  Из дома легкой спортивной походкой вышел Фигурка в дорогом костюме и направился к "объекту", из которого на тросике уже опу- стился черный чемоданчик.
  - Улыбайся, детка, нас снимают из космоса! - шепотом сообщил Котс.
  Фигурка отстегнул чемоданчик, махнул рукой и бодро пошел к дому, тросик начал подниматься.
  - Наш пострел везде поспел! - сказал полковник с усмешкой.
  - Ты дашь им уйти?! - возмущенно прошептала Гло. - Стреляй, Котс, в тот заправочный бак!
  - Это люк для сбрасывания мусора, детка! - весело сообщил пол- ковник. - И ты ведь не хочешь, чтоб радиоактивное топливо выли- лось на скатерти твоей бабушки?!
  - Зачем тогда ты извлек ствол?!
  - О, да из тебя выйдет отличная боевая подруга!
  - Зачем?!
  - На случай, если сумасшедшие клоны предпримут атаку!
  - Что это было?
  - Челнок ЭФ-3.
  - Это модель?
  - Имя автора, создавшего летательные аппараты этого типа.
  - И один из них ты упустил?
  - Его уже ведут, как и твоего дядю по его чипу.
  - Что с ним будет?
  - Ничего. Его адвокат наденет золотые очки и скажет: "Мой под- защитный торговал с бизнесменами из Синего леса, прилетевшими к нему на вертолете пижонской модификации! А вы, начитавшись вся- кой чуши, пытаетесь по политическим мотивам опорочить всеми ува- жаемого члена парламента! Не с фантастическими инопланетянами, господа, надо бороться, а с социальными недугами!" Но торговать с
  
  технократами ему уже будет сложно в условиях постоянной слежки. Они боятся шума и огласки.
  - Но что он им продает?
  - Воду. За технологии в черном чемоданчике. Есть еще вопросы, курсант 515?!
  - Да, господин полковник!!! Насколько полезно молодой девушке лежать на холодной земле?!
  Котс скинул с себя плащ, открыв многочисленные наградные на- шивки и знаки отличия на черной форме.
  - О, у тебя так много наград! - восторженно воскликнула Гло.
  - Есть кое-какие! Есть и самая счастливая награда! - отвечал он с широкой улыбкой, просовывая под лежащую девушку свой плащ, ко- торый легко проскочил под ней. - Ах ты, хитрюга! От кого это у тебя?! От Мушки?! - восхищенно спросил полковник у Глории, "лежащей" на пять сантиметров выше земли. - От Мушки!
  Он завалился рядом с девушкой, положив карабин между собой и ею и подложив ей под голову свою ручищу. Гло смешно улыбалась от счастья, блестя зубами.
  - Какой горячий плащ! - воскликнула она. - Папка говорил, что у всех из Космического легиона плащи с подогревом!
  - Это я сам такой горячий, поэтому и плащ нагрелся!
  - Нет, плащ с подогревом!
  - Нет, я горячий!
  - Плащ!!
  - Я!!!
  Они обнялись и принялись беззвучно хохотать друг в друга.
  - Расскажи мне, Котс, о технократах, - попросила Глория, утирая слезы, выступившие от смеха.
  - "Технократами" принято называть не только гуманоидов этого типа, но и их поделки: клонов и роботов, которые по интеллекту, бы- вает, не уступают своим авторам. Мы о них, в сущности, мало знаем: любят пустыни, не любят растения. Очень древняя, стареющая циви- лизация, вероятно, раздробленная, как и наша, уже не справляющаяся с плодами своего технократического творчества. Корни их где-то воз- ле Сириуса, но это кочевой народ, который все ресурсы, в том числе и наши, считает своими. Кому они поклоняются, трудно сказать. В исто- рии человечества все технические прорывы, будь то египетские пира- миды или летательные аппараты Древней Индии, связаны с их наезда- ми к нам. Никто не знает, даже их поделки, как они сейчас выглядят, но несколько тысяч лет назад они совокуплялись с земными женщи- нами, давая потомство. И они сами, и их творения ориентированы на делание, они не будут, как мы с тобой, лежать под яблоней, слушать
  
  птичек и любоваться луной или, как Кро, ходить на рыбалку (в прихо- жей я заметил его удочку), сидеть там часами, наблюдая танец стрекоз над кувшинками и сочиняя стихи! Но у них есть свои развлечения - например, бои клонов и сражения роботов. Все "больные на голову", так как виртуозно развили только один из четырех аспектов сознания.
  - Может быть, хорошо, что они нас технически развивают?
  - Нет, Гло, развитие хорошо, когда оно органично, то есть равно- мерно и постепенно, а не скачками, что приводит к раздробленности и хаосу. Представь, у тебя бы резко развилось одно сердце, и оно бы размыло до дыр неразвитые сосуды! Кроме того, они ничего не дела- ют бескорыстно: истощают ресурсы нашей планеты, скидывают сюда свои больные и бракованные поделки и отходы.
  - Да, Котс, клоны: чем они хуже людей?
  - В рождении ребенка, детка, участвуют не только родители, но и, главным образом, Творец, который дает ему душу и дух! Клоны - это хорошо организованная белковая масса, не имеющая души, духа, воли и чувств. Они ненасытны, очень много пьют, могут перевари- вать даже железо, если нет железа, могут убить и съесть ослаблен- ного клона. Ткани особо ценных клонов обладают регенерирующим свойством. Поскольку не имеют самоконтроля, практически все су- масшедшие. Людей считают развитыми обезьянами (возможно, они и посеяли эту идею). Бывают невероятно выносливыми, сильными и красивыми. Легко управляются через чипы. Распознаются только приборами по формуле ДНК. Самое веселье, детка, начнется, когда пресыщенные чиновники станут жениться на красивых клонах и бу- дут лоббировать законы об их защите!
  - А монстры? Они сегодня у нас так же модны, как во времена ма- миной молодости были в моде "динозаврики"!
  - Гуманоиды - технократы, как и все творения, наделены Богом способностью к творчеству, которое они сделали строго техниче- ским. Эти возможности "технаки" закладывают и в свои поделки, ко- торые, не покладая рук, что-то лепят из биомассы, порой страшное и ужасное, то есть "монстров". Трудно предугадать, чего они понале- пят - возможно, всепожирающие полчища саранчи с головой лошади и телом скорпиона!
  - Жуть какая! Вдруг такая мерзость сейчас вылезет рядом со мной из-под земли?!
  - Не бойся, красавица моя, я его задушу голыми руками! А еще я научу тебя стрелять из лазерной пушки, и ты будешь направо и нале- во крушить хитроумные поделки!
  - Дедушка говорит, что это технократы посадили человечество на информационную иглу! Может быть, Бог не видит этого?
  
  - Что ты такое говоришь, детка моя?! Как может не видеть Соз- датель глаза?! "Технаки" тоже создали искусственный глаз, и более совершенный, чем наш, соединив глаз человека и кошки, но они смогли это сделать, изучив первоисточники (то есть глаз человека и глаз кошки), созданные Творцом. Клоны и роботы видят лучше нас, запомни это хорошенько, Гло!
  - И все-таки страшно, Котс, что над нашей полянкой, где мы в дет- стве качались на качелях, где столько выпито чая и съедено булочек, вдруг повисла какая-то чужая, враждебная тарелка.
  - Не переживай, Гло, крутые парни из Космического легиона раз- гребут и эту помойку!
  На щеку Котса с яблони упал цветок, полковник вздрогнул всем телом.
  - Ой, как страшно! - передразнила его со смехом девушка.
  - Я думал, что прилетела большая птица Рух, - сказал, изображая ужас, Котс, едва сдерживая смех, - и решила немного...
  Они расхохотались, обнялись и принялись целовать друг друга то нежно, то весело.
  - К вопросу о помойках, Котс: по-моему, самая запущенная помой- ка - это человеческое сердце, - произнесла она, отстранив от него раз- румянившееся лицо.
  - Да ты философ, детка! - ответил полковник. - К вопросу о сердце, Гло: послушай, как бьется мое сердце!
  Он взял ее маленькую ручку и прижал к правой стороне своей ши- рокой груди.
  - Не слышу, Котс! - произнесла искренне Гло.
  - Не может быть! Я утром заменил батарейку! - очень серьезно со- общил полковник.
  Девушка округлила глаза, в которых мелькнул страх.
  - Ой, как стра-ашно! - передразнил ее Котс и поцеловал так нежно, что у нее перед глазами поплыли белые цветы на яблоне.
  - Ах ты, хитрец! - воскликнула Глория, придя в себя и обнаружив, наконец, обман. - А может быть, это я - безжалостный робот-убийца?!
  - А мы это сейчас проверим, - очень серьезно ответил Котс, - у них внизу живота имеется маленькая дверца, за ней они хранят отвертки, масленку с оливковым маслом и запасные гайки!
  И он медленно повел вниз большой рукой поверх ее синего плаща.
  Она тут же ухватилась за эту руку двумя своими с возгласом:
  - Нет у меня никаких гаек!
  - Ох, Гло, и за что мне, грешному ассенизатору Вселенной, такая награда?! - радостно проговорил Котс, разглядывая ее лицо счастли- выми глазами. - За что, девочка моя? Ты примирила меня с жизнью,
  
  Гло! Я, как технократ, оторвался от корней и думал, что меня с этой планетой уже ничего не связывает, кроме произведений Пыша!
  Котс был готов умереть за нее.
  Девушка замерла. Она почувствовала, что к ней в капюшон за- брался большой мохнатый шмель, который собирался пристроиться в теплом местечке на ночь. Гло с застывшей улыбкой ждала, когда этот незваный гость запутается в прядях волос щекочущими лапка- ми. И он запутался! И начал так звонко и злобно гудеть, что у Котса округлились от изумления глаза. Он отстранился от Глории и вопро- сительно уставился на нее.
  - Не бойтесь, полковник Котс, это только маленький шмель, - ла- сково и победоносно произнесла девушка.
  - Но почему ты не выгнала его?! - спросил он, смеясь всем лицом.
  - Я хотела, чтоб ты подумал, что это новое секретное оружие! - со- общила Гло с влажными от смеха глазами.
  - Но ведь я так и подумал! - воскликнул Котс и принялся осторож- но искать в ее капюшоне не умолкающего ни на секунду виновника их безудержного смеха.
  - У тебя черные брови, темно-зеленые глаза и пепельные волосы, - сказала она в раздумье.
  - Да, цвет волос изменился после смерти боевого наставника.
  - Мама сказала, что ты очаровываешь любую женщину за пять ми- нут, а на молоденькую девчонку хватает и минуты. Я уже умираю от ревности, Котс.
  - О ревности забудь, детка: человеку или доверяют, или не доверяют.
  - Как ты думаешь, они нас засекли?
  - Не сомневаюсь, но при их завышенной самооценке приняли нас за двух шимпанзе, готовящихся ко сну.
  Она счастливо улыбалась, лежа на его руке, он поправлял ее воло- сы, раздерганные в ходе охоты за шмелем, любуясь ею.
  Совсем рядом запел соловей. Луна обошла сад, заливая его сере- бром. Прозрачные мотыльки кружились возле глаз, садились на нос и щеки девушки. Котс аккуратно отгонял их и целовал этот самый кра- сивый в мире нос и эти самые нежные щечки, чувствуя, что душа его оживает, и оживает, и оживает...
  - Мы пользуемся их технологиями, вы воровали у них галатусов - может быть, разрешить им использовать наши ресурсы?
  - Нет, красавица моя. Если их осталось на всю Вселенную сто осо- бей, пусть поселятся у нас и живут. Но обеспечивать гигантскую био- массу, ставшую им самим обузой, человечество не обязано! Самые ум- ные из них, думаю, остались на родине, пусть и остальные дуют туда: чистят, что загадили, мирятся, с кем поссорились, это их проблемы!
  
  - Может, их интересуют люди?
  - Только как досадные конкуренты, которых хорошо бы столкнуть лбами, а лучше - устранить. Им нужны еда, вода, топливо, сырье!
  - А вдруг их родина прекратила свое существование?
  - А давай, детка, соберем всех, кто нерачительно относился к сво- ей Богом данной кормушке, поселим их у нас, а сами уйдем жить под землю! Но там ты уже не сможешь выращивать цветы!
  Это подействовало на Глорию. Она совсем не по-детски посмотре- ла на него. Полковник напрягся всем телом.
  - Я сегодня пережила стресс, - сказала девушка с особым нежным чувством, - ты так быстро исчез, я подумала, что не понравилась тебе...
  - Меня не разжалобишь, Гло, - ответил он ласково, - я стараюсь жить по-божьему, благодаря чему еще жив сам, и живы те, за кого я отвечаю. Я хочу, чтобы наш брак был освящен Богом, мы не мохнатые зверушки, надышавшиеся весенним воздухом! Это в юные годы я го- ворил с пафосом: "Зимой я гармоничная личность, а весной - гормо- нальная!" Сейчас я другой.
  - Хорошо. Мне еще нужно купить семян и луковиц тюльпанов.
  - А мне - красок. Я за двадцать лет написал только несколько икон.
  Сейчас мечтаю нарисовать Иосифа и Никодима. Ты знаешь о них?
  - Да. Если бы не они, то Христа некому было бы снять с креста и похоронить, у всех Его близких от горя не было сил.
  - Мм...
  - Что, Котс? - с поспешностью спросила Глория, уже готовая за- крыть его собою.
  - Мне пришел сигнал: на базе удивлены моими биопоказателями.
  - У тебя есть чип?
  - Нет, я свободный гражданин. Но на мне много приборов, связан- ных с мозгом, сердцем, дыхательной системой.
  - Ты хочешь проведать братьев? Они по-прежнему разгадывают кроссворды и составляют при этом удивительно точные прогнозы погоды.
  - Боюсь, они примут меня за голливудского Котса, играющего в сериале. А чем занимается старина Кро? Я ему так и не сказал: "Про- сти, Кро".
  - Учительствует в младшей школе, дети его обожают. Он им гово- рит: "Зайки мои, я вас всех очень люблю! Вы молодцы! Я бы так бы- стро и так аккуратно не смог исписать единичками целую страницу, но, смею заметить, носики у них смотрят не в ту сторону!" А потом, опершись о глобус с Африкой на боку, читает им свои стишки, типа этого:
  
  Ты на шаре воздушном летел - в виде сердца, Я смотрела в окно и готовила блюдо из перца,
  Прокричал ты: "Клубничка моя, не знакомы мы, жалко!"
  И с тех пор не могу я припомнить, куда задевалась мешалка!
  
  А дети в один голос кричат: "Пусть они встретятся, господин учитель!"
  Котс широко улыбнулся.
  - Как здесь поют соловьи! - сказала тихо Гло. - В этом красивом месте мои родители провели свою первую ночь...
  - Отлично! У Пыша тонкий вкус, прекрасные стихи, великолеп- ная жена и самая классная на свете дочь! А сейчас, девчонка, мы пойдем к моей машине и поедем на базу! У нас там крепкий бое- вой священник, клонов лупит осиновым колом! Есть еще вопросы, курсант?!
  - Нет, господин полковник!
  Разве может левая рука обижаться на правую руку, а левый глаз - на правый глаз? Никогда.
  
  СЮРПРИЗ КОСМОСА
  
  - Командир, мы оторвались, но повреждена наружная батарея пи- тания: она свисает на мой люк, загораживает обзор и может зацепить ствол пушки!
  - Отведи ствол влево до упора! Садимся на Золотую мышку!
  - О, Котс, она и вправду золотая!
  - Если бы у нас был "ЧКЛ-12", а не эта колесница царя Рамзеса, мы бы не только безопасно проскочили, но и успешно атаковали их боль- шой корабль! Вот же продувные бестии! Чтоб у вас весь белок разом кончился, пробирочные отродья!
  Челнок плавно опустился среди высоких густых одуванчиков не- далеко от станции "Глория".
  - Сканируй станцию, Гло, и собирай в свою сумку все по инструк- ции! Не забудь, курсант, аптечку и воду!
  - Слушаюсь, господин полковник!
  - Что там, Гло, чисто?
  - Зафиксированы нарушения в энергоснабжении станции!
  - Закрываем лицо и руки, я выхожу, ты наводишь пушку на стан- цию, если я не появлюсь через пять минут, мочишь любого, кто высу- нется! Через два часа подойдет большой грузовой корабль и заберет нас! Мы с ними на связи!
  Котс легко открыл свой внутренний люк, но наружный заклинило.
  
  - При обстреле повредили и замок! Канальи! Летят люди по сво- им делам, никого не трогают, нет, жестянкам пострелять захотелось! Подлые кофемолки! Не сидится им на их железных задницах! Гло, я выйду через твой люк!
  - Командир, батарея весит более двухсот килограммов, пружина может не выдержать!
  - А ты подстрахуй мужа, детка! Двигайся! Гло, ты располнела, раньше мы легко тут помещались! Да?!
  - Котс, почему ты не поменял перед вылетом нижнюю одежду?! Я всю ее постирала!
  - Так, значит, детка, да?
  - Да.
  - Тебе хотелось бы, чтобы от воина пахло изюмом и марципанами?!
  - Хотелось бы.
  - А может быть, шоколадными трюфелями?!
  - Тоже пойдет.
  - Вот это да! Чтоб меня не зажало в нижней одежде, которую я по- менял, поднимай ноги, Гло, и упирайся ими в люк; как он автомати- чески откроется, я мигом выскочу, сразу убирай ноги!
  - Слушаюсь, командир!
  Котс схватил карабин и быстро выпрыгнул из открывшегося люка в мягкую траву со словами: "И что за нюх у тебя, девчонка, ведь на мне герметичный костюм!" Люк захлопнулся. Глория, облизав сухие губы, залегла возле пушки. Полковник обследовал станцию и появил- ся через пять минут. Он с развальцем вернулся к челноку, который внимательно осмотрел, особенно замок люка и батарею питания (она держалась на одном переднем левом креплении). Котс приподнял ба- тарею, перевернул и навалился на нее могучим плечом, батарея глухо рухнула в одуванчики.
  - Выходи, Гло! Люк свободен! - крикнул он, отряхивая перчатки. - Что ты лепишь на панель связи? Не жвачку?
  Глория подала ему большую сумку и свой карабин. Полковник под- хватил жену на руки.
  - Ты потяжелела килограмма на два, детка! Я с трудом тебя подни- маю! Кроленька мой маленький!
  Он кружил ее, словно ребенка, среди высоких одуванчиков. Она глуповато улыбалась, обхватив его за шею.
  - Полетели, Гло! У меня не только плащ с подогревом, но еще и бо- тинки с пропеллерами! - шептал он горячо ей в самое ухо. - Полетели, моя красавица, до самых звезд! Они такие красивые, как ты!
  - У меня голова закружилась! - радостно шептала она. - Хотя... по- летели, Котс!
  
  И он снова кружил и кружил ее, пока не повалился вместе с ней в одуванчики, обессилев от счастья.
  Через две минуты он вскочил, помог подняться Глории и потащил ее к челноку.
  - Смотри, девочка моя, они били прицельно сначала в правое кре- пление - два выстрела. Учись стрелять! Затем в левое - один выстрел, тут ты им снесла какую-то антенну, возможно, лишив бедных техно- кратов отрадной связи со своим дядей Фигой! От твоего выстрела челнок тряхнуло, и они вместо левого переднего крепления попали в замок моего люка! О чем это говорит, курсант?!
  - О том, что руководил обстрелом челнока гуманоид, господин полковник!
  - Умница, Гло!
  - Мы не оторвались, командир?
  - Мм. Пойдем на станцию, девочка!
  Глория подхватила сумку на одно плечо, карабины - на другое и двинулась за мужем, любуясь необыкновенными растениями.
  - Смотри, Котс, помидорные кусты гнутся от плодов, а на апельси- новых деревьях не видно листьев, столько апельсинов! А одуванчики! Я сквозь костюм чувствую, какие они пушистые! Дай я тебя сниму под деревом на фоне станции!
  - Это твоя мама руководила озеленением планеты, Мушенция - главный мичуринец! Интересно, одуванчики можно перерабатывать в энергию? Станция обесточена, Гло, отключено внешнее энергос- набжение; можно, конечно, попытаться подключить ее к нашей бата- рее, но много возни, а результат не прогнозируем.
  Котс и Глория ступили на станцию и беспрепятственно прошли в столовую; двери свободно открывались, обработка отсутствовала.
  - О, здесь все сохранилось: и керамика, и картины, и мамина ска- терть! Удивительно, радиационный фон нормальный!
  - Потому что с тех пор, как закончилась энергия, сюда вошли толь- ко два носителя радиации: ты и я.
  - Смотри, Котс, какие глиняные кошки! У одной хвост отлетел!
  Можно я возьму парочку?
  - Я думаю, они не обидятся! Вот в этом купе, с окном на утопа- ющий в одуванчиках крест, жили твои родители, а я жил в послед- нем, поближе к комнатам отдыха, по соседству с пьяницей дядей Фигой!
  - Удивительно красивая скатерть! А на ней оригинальная глиня- ная посуда! Обо всем этом мне рассказывали и родители, и Паралли- чини! Вот здорово, я на "Глории"!
  - Посмотри, детка, каких картин они понарисовали, пока мы схо-
  
  дили с ума! Я думал, это подводная лодка с перископом - оказалось, лебедь с интересной шеей!
  - А давай возьмем старые записи с камер видеонаблюдения? Мне хочется посмотреть на вашу жизнь!
  - Если ты определишь, где они спрятаны!
  - Это легко, на занятиях нас учили!
  Глория достала из сумки чемоданчик с необходимыми приборами и безошибочно нашла панель, за которой обнаружила старые записи.
  - Это будет самое длинное в мире кино! - сказал Котс, - Пойдем в тот самый камбуз, где я хотел отрезать себе руку, заболев игрома- нией! Да здесь все завалено пустыми бутылками и сеном! Это сухой секирус, они вырвали его с корнем! Понюхай - плесень! Похоже, го- товили из него вино!
  Полковник принялся пихать сухую траву и бутылки в утилизатор, стрелка на его приборе дрогнула и замерла. Топлива было недостаточно.
  - Гло, неси из столовой бутылки с сухими растениями и толкай их вместе с почвой в утилизатор! Когда станция работает, она не видна роботам! Возможно, незаметна и из космоса.
  Утилизатор заработал, замигали лампочки на вытяжке, плите и кондиционере. Сверху раздался металлический голос:
  - Кто вы?
  - Полковник Котс и его жена, курсант Глория Котс! - ответил полковник.
  - Добро пожаловать на станцию, названную в честь вас! - привет- ствовала камера.
  - Во как!
  Он пошел, заглядывая во все двери, собирая любой хлам. Гло, не переставая радостно улыбаться, вымела камбуз, свалив в утилизатор весь мусор, включая старые полотенца.
  - Вот и на станции прибрались. Осталось семьдесят минут, и при- летят наши! - бодро сообщил Котс. - Грузовой корабль - это впечат- ляющая махина!
  - Давай посмотрим ваше кино, здесь есть устройство, только будет без звука, как на заре кинематографа!
  - Ну давай! Погнали наши "технаков"!
  - Так, интимные подробности пропустим... О, это моя молоденькая мамочка, какая бледная и худенькая! А папка, как я по нему соскучи- лась! Он что-то рассказывает, да как возбужденно! Почему ты свою ручищу положил на мамин живот?! Ты и с ней флиртовал, негодник?! Какие у тебя волосы Котс, где твоя мышечная масса, ты ли это?! Оо!!!
  - Пыш читает стихи, я их хорошо помню, как и многие его произве- дения, а Мушка мне говорит: "Послушай, какой у меня ритмичный ре- бенок, он двигает ручкой в такт строк!" Я говорю: "Дай пять, девчонка!"
  
  - Это наше первое рукопожатие! А папка, что с ним?!
  - Пыш возмущается: "Не называй, Рыжий, бесстрашного воина девчонкой!" Он не ошибся, Гло!
  - Что читал папка? Почему он показывает свои распухшие руки? Что за гигантская минога лежит на полу? Фу, неаппетитное зрелище! Рассказывай, Котс!
  - Это и есть тот самый пресловутый галатус, который мы уже не могли видеть! А Пыш показывает руки и говорит о том, что ему неког- да быть поэтом, потому что он - "шкуродер"! А читал он следующее, я хорошо помню:
  
  Есть в слове "праздность" праздник тот, Что нас, поэтов, оживляет!
  О, как его мне не хватает Из часа в час, из года в год!
  
  Уж я на вышитой подушке Скользил бы локтем по атласу, И рифм собрал такую б массу, Что ягод на лесной опушке!
  
  И не было б таких высот, Таких глубин, таких расщелин, Где б чувства-пчелы не гудели, Нося ко мне сладчайший мед!
  
  Смакуя радостные звуки, Мой ум зашелся бы в работе, И мысль - борзая на охоте - Какие б вытворяла штуки!
  
  Юлою в вихрях пируэта Летело бы воображенье
  И показало б на мгновенье,
  Что значит праздность для поэта!
  
  У Котса сияли глаза, он казался совсем юным.
  - Какие вы все молодые и красивые! И я уже среди вас!
  - Отмотай, Гло, что было после нас?
  - Пьяная оргия, Котс! В камбузе - завод по изготовлению вина! А этого шамана я знаю! Он в старинной телепередаче обещал за высокую плату воскрешать умерших близких и погибших любимых питомцев!
  
  - Это Лизалкин. Видимо, снюхался с технократами еще до того, как попал сюда. Они - клонировали, он закупал им все необходимое.
  - А если тело кремировано?
  - "Технаки" клонируют и по старой обуви. Так, все пятеро титанов напились и без костюмов пошли из станции, судя по жестам, купаться к ближайшим озерам, где их след и затерялся, видимо. Да, больше их на пленке не видно. На прощанье Крик отключил все энергоснабжение, ему не понравилось, как завыла сирена! Он машет камере кулаком!
  Станцию тряхнуло. Глория и Котс уставились друг на друга.
  - Что это было? - спросил полковник камеру.
  - В квадрате Д-8 совершил посадку большой военный корабль тех- нократов, господин полковник, - ответил металлический голос.
  - Видят ли роботы технократов станцию? - спросила камеру Гло. Камера замигала, ответа не последовало.
  - Что означает: некоторые модели видят, - прокомментировал Котс и добавил в раздумье, - собирай вещи, детка, нам лучше выйти отсюда. Грузовик должен уже заходить на орбиту.
  Оба чувствовали напряжение. Гло взглядом попрощалась со станцией.
  - Жасмин уже отцвел, идет благоуханье с куста шиповника... - почему-то произнес полковник.
  Взявшись за руки, Котс и Глория подошли к кресту. Под ногами были родные одуванчики, и желтые, и пуховые, только непривычно высокие и с очень широким стеблем.
  - Плохие новости, детка: грузовой корабль покидает орбиту, они засекли технократов и не хотят подвергать риску ценный груз. Ты слышишь роботов, Гло? Их четыре. Это "ТБРТ-5", тяжелый боевой ро- бот технократов, который способен развивать высокую скорость пе- редвижения, делает до 55 вращений в минуту, бьет вкруговую с двух рук. Веселая игрушка, ветераны прозвали его "пьяной балериной". Нужно сразу же перебить шею, а затем - талию "балерины".
  - Двоих возьмешь ты, двоих - я, - спокойно отозвалась Глория.
  - Сейчас они подойдут к челноку, осмотрят его и взорвут, потом начнут искать нас.
  - Я вмонтировала в панель передачи универсальный чип клона, который ты подарил мне, Котс!
  - Умница, Гло! Передавай, пока не поздно: "Я, клон "Е-701", вижу вас и прошу помощи!"
  Роботы остановились, пришел вопрос: "Кто ты?"
  - Передавай, детка: "Я, заминированный клон "Е-701", нахожусь в челноке людей, люди пошли к вашему кораблю".
  Роботы развернулись и пошли к своему кораблю.
  - Подлые кофемолки! - произнес им вслед полковник.
  
  Котс и Глория встали на колени возле креста. Как было бы хорошо, если бы он сейчас просиял, как тот, на вулкане, отворилась бы Дверь и впустила их в душистый сад! Это было бы здорово, потому что два человека против большого военного корабля - это...
  Котс молился так: "Я очень грешный человек, Господи, но я прошу Тебя простить меня и спасти мою жену!"
  Не вся жизнь пронеслась перед полковником Котсом, а только са- мый страшный ее эпизод. Это случилось год назад на Белой лилии - очень красивой планете, заросшей крупными белыми и кремовыми цветами, на излюбленной помойке технократов, кишевшей монстра- ми. Ночью прилетел корабль, с него выгрузили больных клонов и всю неисправную технику, которая тут же пошла на штурм базы людей. Котс был на передовой, а Гло прикрывала госпиталь, куда сразу же начали поступать раненые. Бой длился почти сутки. И все это время Гло была в плену технократов! Об этом Котс узнал от раненого, когда, шатаясь от усталости, явился за ней. Полковник пошел, как во сне, на их корабль, опасаясь, что тот взлетит прямо перед его носом. Возле подбитого робота Котс снял с себя все приборы, сложил все оружие. Неожиданно робот "ожил" и ухватил полковника за правую ногу, ле- вой Котс перебил его железную клешню и по универсальному чипу клона легко прошел на тарелку. Технократ сидел в маске и перчатках, похожих на лапы шимпанзе, тело его закрывала одежда, не позволя- ющая судить о размерах и форме фигуры. Котс и без приборов понял, что перед ним гуманоид-пижон, а не клон-гибрид. Без страха полков- ник обратился к нему.
  - Творец создал тебя старшим братом, меня - младшим, и я готов убирать за тобой твои грязные помойки! Но верни мне мою жену, с которой я соединен самим Богом!
  Эта краткая речь произвела впечатление на технократа, он нажал какие-то кнопки, и зазвучал приятный голос.
  - Я отменил взлет, Котс, - сказал гуманоид, - возьми ее, но ты мо- жешь дать ей только один приказ, и если ошибешься, то она останет- ся у меня! Испытания - моя слабость!
  Полковник обернулся: сзади него стояли пять Глорий, все с оди- наковыми глазами, одинаковыми волосами и в одинаковых черных курсантских костюмах!
  "Верни мне мое кольцо, детка!" - услышал Котс пришедшую к нему мысль. Нет, она навязывается извне.
  - Лети ко мне, птичка моя! - закричал полковник, приготовясь к рукопашной.
  Гло легко оторвалась и полетела над ним прямо к выходу, техно- крат опешил, а клоны бросились на Котса, и он начал вырубать их
  
  направо и налево, и это было очень трудно, не потому, что у полков- ника тряслись руки и сводило судорогой мышцы от усталости и пере- житого стресса, а потому, что эти боевые куклы были изготовлены в образе Гло. Технократу нравилась сила Котса и забавляла вся сцена. А Глория, отняв у клона лазер, освобождая путь мужу, уже крушила роботов, собиравшихся задраивать люки.
  Котс вылетел пулей, и они помчались прочь от корабля, петляя, как зайцы. Возле приборов полковника залег отряд Космического ле- гиона, ребята поливали тарелку шквальным огнем, что мешало ра- боте ее приборов, и технократы, хоть и защищенные полем, решили взлетать незамедлительно.
  - Ложись! - прохрипел полковник, почувствовав, как загудела земля. Гло, ничего не слыша, неслась, как лань, размахивая клоновским лазером. Котс с трудом догнал ее, сбил с ног и рухнул на нее всей сто- пудовой мышечной массой, но и под ней Глория пыталась из послед- них сил бежать, молотила кулаками по земле, выкрикивая бессвяз- ные звуки! Бойцы полковника плотно прижались к земле, а сам он почувствовал, как по спине прокатилась волна радиоактивного огня. Когда гул взлетевшего корабля растаял вдали, полковник прокри-
  чал прямо в ухо брыкающейся жене:
  - Я очень люблю тебя, Гло! Что они с тобой сделали, детка моя?!
  Девушка разом затихла, услышав его голос, она приникла к земле и кротко ответила:
  - Ничего, Котс, только отрезали прядь волос.
  - Вот же канальи!! Я уж боялся, Гло, что они сделали из тебя сприн- тера! - присказывал Котс, помогая подняться Глории. - Только не спринтера, Гло, уж лучше боксера!
  А потом, по дороге на базу, Котс срывал белые лилии, прекрасные, как все, что вышло из небесной мастерской, и молча подавал жене, она беззвучно плакала, а ребята Котса страшными криками и дикими воплями отгоняли от них маленьких уродливых монстриков, рыча- щих в зарослях цветов.
  Это было ровно год назад. С тех пор полковник боялся оставлять Глорию. Котс тяжело вздохнул.
  - Так, Гло, что мы имеем: неподвижный челнок, неплохую пушку в нем, которая после первого же выстрела станет мишенью, и два кара- бина. У меня такой план.
  Глория напряглась всем телом.
  - Я буду с тобой! - заявила решительно она.
  - Воин подчиняется своему командиру до последней секунды! Вы- сота станции шесть метров, ты можешь взлетать на три метра. Под- нимись сначала на апельсиновое дерево, а затем как-нибудь дотяни
  
  до крыши! Тебе нужно продержаться, девочка, сутки, через сутки здесь будет специальный отряд Космического легиона. Вода и еда у тебя есть. Я не думаю, что роботы будут взрывать станцию - проска- нируют и уйдут, а может, и совсем не заметят! Лежи на крыше, как мышка! Я уведу их от станции! Оба карабина я беру, детка. Шанс у меня небольшой, но я постараюсь его использовать, я же не кофемол- ка! Я никогда не думал о ребенке, Гло, какой уж тут ребенок! Но жал- ко все-таки, что у нас его нет!
  - Он у нас есть, Котс.
  Полковник посмотрел на фиолетовое небо и с трудом справился с чувствами.
  - Что здесь за место такое?! Здесь все девушки признаются в том, что они немного беременны! Как ты обманула медконтроль?
  - У меня там связи.
  - Пора чистить всю нашу контору!
  - Я люблю тебя, Котс!
  - Я очень люблю тебя, Глория!
  Они крепко обнялись, так крепко, словно прощались навек. Робо- ты возвращались, их было уже шесть. Гло прижалась к мужу и подняла глаза, полные слез, на небо. Прямо над ними из глубины фиолетового пространства разливалось нежно-розовое свечение, а из него, словно лепестки гигантского цветка, выходили ярко-оранжевые струи. Это было сказочно красиво!
  - Что это, Котс?!
  - О! Это цветок Вселенной - космическая Астра! Он вырастает крайне редко и означает, что здесь защищает сам Космос! Наш план верен, Гло, вперед!
  Роботы остановились, изучая незнакомое явление, принятое ими за новое оружие. Гло, подхватив сумку, взлетела на апельсиновое де- рево. Шквал апельсинов обрушился на Котса, застывшего внизу в на- пряженной позе.
  - Аа-а! - воскликнул он от неожиданности.
  - Ой, как страшно! - передразнила его сверху Гло, исполненная веры в то, что и смерть их не разлучит.
  Она взлетела до крыши базы и повисла на ней. Котс рванулся впе- ред, но Глория не спеша подтянулась, не выпуская из рук сумку с дра- гоценными котами и "самым длинным кино на свете", закинула ногу и встала на колено на крыше.
  - Давай, детка, убей мужа! Скинь мне на голову ведро с помидо- рами! - заорал радостно Котс. - И не серчай на меня, Гло, я так часто спорил с тобой по пустякам! Я люблю тебя, девчонка!
  К его ногам прилетела веревочная лестница.
  
  - Во как! - воскликнул полковник, отпрыгнув назад.
  - Командир, нужна твоя консультация, здесь стоит зачехленный летательный аппарат!
  Котс забросил оба карабина за плечо и быстро поднялся по лест- нице. Его восторженному взору предстал укрытый антисканером но- венький "ЧКЛ-12"!
  Полковник нажал кнопку автоматического расчехления и, не пе- реставая широко улыбаться, похлопал, как брата, машину по боку. Вот дела, а! А с крыши есть люк в одну из замурованных комнат от- дыха! Ну дела!
  - Занять свое место, курсант!
  - Слушаюсь, господин полковник!
  Гло еще раз посмотрела на прекрасный цветок над своей головой, улыбнулась и помахала ему. Челнок уже потряхивало, муж проверял работу защитного поля.
  - Где ты возишься, Гло?! Ты все-таки неуклюжая! Ты чуть не упала с крыши на командира!
  - Это ты неуклюжий, Котс, ты и ходишь, как медведь!
  - Ты, ты, ты! Приготовиться к взлету! - скороговоркой выпалил Котс.
  - Т... Слушаюсь, господин полковник!
  - У тебя, детка, теперь две пушки, правая мощнее! Снизу мы не- уязвимы, хоть из рогатки в нас стреляй! Забирай пониже, Гло, не за- бывай, что нас может подбросить от их выстрелов! Погнали наши
  "технаков"?!
  - Погнали, командир!
  Глория залегла у правой пушки. Челнок плавно взлетел, сделав по- ворот над шестью застывшими в раздумье высокими роботами с не- сколькими лазерами на каждой руке. Глория воспользовалась этим удобным поворотом и одной очередью сняла всех шестерых.
  - Отлично! "Балерины" восстановлению не подлежат! Это и есть, Гло, "ТБРТ-5"! Сверху они не такие уж страшные!
  Котс направлял челнок к тарелке.
  - Чем больше мы уничтожаем их поделки, тем плотнее они при- сасываются к нашим ресурсам!
  - Нет, Гло, тем яснее они понимают, что пора сваливать из нашего жизненного пространства!
  - Они игроки, Котс, их забавляет играть с нами в "войнушку"!
  - Вот и покажи им, Гло, что ты их раскусила!
  Глория еще ни разу не видела такого большого военного корабля технократов. Вокруг него - ни души (в смысле, ни поделки). Возмож- но, тарелка готовилась к взлету, чтобы на орбите перехватить челнок Котса, где он был особо уязвим. "Нужно попытаться срезать самую вер-
  
  хушку, где находятся технические узлы корабля, чтобы технократы за- держались на ремонт, - подумала Глория. - Что это мой Котс молчит?"
  - Смахни им маковку, Гло, там ослабленное поле; пробьешь сверху вниз, я зайду поудобнее!
  - Слушаюсь, командир!
  Глория напряглась всем телом и прицелилась. Котс резко повер- нул челнок в обратную сторону и начал набирать высоту почти вер- тикально.
  - Что, Котс?!
  - Сейчас что-то будет! "Технаки" потеряли всякой страх, они шура- нули жестким излучением в Астру! Ты бы додумалась до такого, Гло,
  - стрелять в космический цветок?! Это все равно что выстрелить в Ангела, потому что и Ангел, и Астра - сущности одного невидимого мира! Но во Вселенной все наделено силой противостоять злу!
  У Глории сжалось сердце от страха за цветок. Она увидела, как Астра сомкнула лепестки, превратившись в большой оранжевый шар, из центра которого вышел луч света, тоньше иголки, такой ос- лепительный, что девушка зажмурилась. А когда она открыла глаза, то на месте большого корабля "технаков" дымилась маленькая куч- ка черного пепла.
  - Вот это оружие, Котс!!
  - Это не оружие, это способность наводить порядок, как ты уби- ваешь тлю, которая ест твои розы! Бога надо бояться, иначе Он по- кажет, кто хозяин во Вселенной!
  Астра расправляла лепестки, обращаясь светящейся серединкой прямо к девушке.
  - Они не причинили ей вреда?!
  - Для нее их щипки, как укусы муравья, но ей не понравилось, что у них на борту оружие, смертельное для нас с тобой.
  - Спасибо тебе, космический цветок! - воскликнула с грустью де- вушка, явно не желая улетать от этой красоты небесной.
  Через десять минут Котс взял курс на базу. Глория, снимая напря- жение, легла удобнее, придвинув к себе сумку.
  - Отстрелялась ты на "отлично", Гло, а за сканирование объекта я тебе ставлю "двойку"! Все розетки на станции пересчитала, а челнок не заметила!
  - Нет, Котс, пожалуйста! Он же был под антисканером!
  - Хорошо, "тройка"! Но и по очертаниям можно было догадаться!
  - Это ты должен был догадаться, заходя на посадку над станцией!
  А я ничего не видела из-за батареи!
  - Хорошо, детка, "четыре"! Но "пятерку" я тебе не поставлю, даже если ты наведешь на меня правую пушку!
  
  - Спасибо, господин полковник!
  - Гло, ты чуть не лишила ребенка отца!
  - Это ты!
  - Нет, ты!
  - А вдруг наша планета была изначально их домом?
  - Они еще не то впарят! Впарят, что и мы их поделки! Один клон перед своей смертью сообщил мне, что люди - это клоны, скрещен- ные с обезьянами, то есть уже не чистый продукт! Ну их в зад, Гло! Я очень люблю тебя, детка! Вас обоих, или обеих - как правильно, Гло? В общем, и большую девчонку, и совсем маленькую! Поспи, тебе теперь нужно побольше спать, ходить и радоваться! Родим "пи- ратку"! Ууу-у-у!!!
  - Я очень люблю тебя, Котс!
  Он улыбнулся счастливо. По ее щеке скатилась большая слеза, за- держалась на вздернутом красивом подбородке и упала на панель управления лазерной пушкой, где сверху было написано синим: "Чел- нок космического легиона-12. Базовая комплектация станции "Гло- рия полковника Котса", - а пониже лежал маленький ярко-оранже- вый цветок.
  
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
  РАССКАЗЫ ПОЭТА МАЙОНЕЗОВА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Зимней вам радости, Летней вам сладости, Осеннего изобилия!
  И чтоб прирастала, И чтоб прирастала,
  И чтоб прирастала фамилия!
  (Из соч. Л.В.Л.)
  
  Рассказ первый. "Черная роза, умри!"
  
  Осень выдалась сухой и жаркой, только по ночам тянуло сыростью и холодом. Вечером на крыльце Дома Черепахи стояли седой старик в наброшенном на плечи зеленом клетчатом пледе и высокий краси- вый молодой мужчина со светло-русыми до плеч волосами, тонким прямым носом, черными вразлет бровями и печальными выразитель- ными глазами. Академик Войшило и Под, старший сын господина Майонезова, любовались закатом.
  Солнце уже село, но задний фон - холмы с едва различимыми, по- хожими на ульи домиками и кудрявыми деревьями - оставался золо- тым, а ближние деревья и кусты стали почти черными от поглотив- шей их вечерней мглы.
  - Такое невозможно сфотографировать, но можно изобразить, - сказал с лучезарной улыбкой профессор, - я сегодня рано утром прошелся, друг мой: золотые длинные листья ивы неподвижно по- коились на воде пруда, подернутого ледяной корочкой, - это было чудесно! Созерцание Божьего мира помогает нам понять любовь Творца к нам!
  - Любить природу не запретишь, она вдохновляет на творчество, - отозвался Под, - а что, дедушка, в творчестве самое главное?
  - Вопрос, конечно, интересный! - оживленно заговорил Войши- ло. - Майонезову читатели часто задают вопрос: "Где такой Волшеб- ный лес?" - словно речь идет о географии, а не о творчестве! Я бы на примитивном уровне ответил так. Есть некое пространство, назовем его "кладовка", в котором существует один набор элементов - напри- мер, корона, шлем, дворец, хижина, Ганс, Фриц, Анна, Марта и ту- ристы. Зашел в "кладовку" Бунькин - и написал о том, что Ганс убил Фрица, положил на его могиле шлем, сам надел корону, женился на Анне, поселился во дворце и, пока нет любопытных туристов, ходит по ночам в хижину к Марте. Зашел в "кладовку" пьяненький Мунь- кин - и написал о том, что Ганс с Фрицем убили друг друга, Марта с Анной перетащили их тела в хижину и подожгли ее, потом продали корону и шлем богатым туристам, а сами поселились в замке, создав
  
  однополый союз! Когда в кладовку заглянул Майонезов, он написал о том, что Ганс женился на Анне, Фриц на - Марте, они дружно при- вели в порядок хижину и поселились в ней, а в замок за умеренную плату водят туристов, привлекая их участием в исторических рас- копках, где периодически находят под верхним слоем песка то ко- рону, то шлем, в результате чего на эти средства хижина обустроена не хуже замка! Вот что такое Волшебный лес! Я начал сочинять (не поверишь!) анекдоты, послушай такой: "Заглянул как-то Пушкин в цирк покормить знакомого слона булочкой. Видит: сидят три клоуна, потешки для простаков сочиняют. Один синий, другой зеленый, тре- тий рыжий. Поэт и спрашивает их: "Ребята, а что в творчестве самое главное?" Синий отвечает: "Цитируемость!", зеленый: "Рейтинг!", а рыжий говорит: "Что вы, братцы?! Главное - острые словечки, напри- мер, "большегрудые помидоры" или "синежо...й баклажан!" А Пуш- кин им объясняет: "Нет, в творчестве, ребята, главное, как и во всем прочем: не убий, не укради, не завидуй!" Синий говорит: "Э, госпо- дин кудрявый, здесь вы не правы, это для Иванова главное: не убий, не укради, не завидуй!" Зеленый продолжает: "А для Петрова глав- ное: цитируемость, рейтинг, словечки!" А рыжий подытожил: "А для Сидорова самое главное в творчестве: убий, укради и завидуй ради цитируемости, рейтинга и словечек!"
  Под грустно улыбнулся и заметил:
  - А вот отец идет, остановился, тоже удивляется на закат. С тех пор как пришло сообщение с базы, он похудел килограммов на двадцать.
  - Сейчас мы спросим у по-настоящему творческой личности о том, что в творчестве главное! - энергично сказал профессор.
  Пыш смотрел на необычный закат и очень желал бы оказаться на золотой его части, но, увы, находился на темной. Несколько по- следних лет от любимой дочери Гло не было известий, а месяц назад пришло с базы такое сообщение: "Поиски пропавшего генерала Котса и членов его семьи прекращены". Пыш был на поэтическом вечере, молодые поэтессы осыпали его комплиментами, желая его помощи в издании пяти-шести стишков, которые они успели написать за свою короткую жизнь. Пыш особо не переживал за Гло, ведь рядом с ней Котс. И вдруг раздался звонок, и холодный командный голос в труб- ке сообщил: "Поиски пропавшего генерала Котса и членов его семьи прекращены". Тогда-то и пророс в душе Пыша колючий росток.
  Поэт больше всего на свете любил не стихи, не природу, не поесть, как считали окружающие, а детей. Он и к Мушке с годами стал от- носиться с особым трепетом за то, что она родила Пышу много детей. Души не всех из них были созвучны душе поэта, но Гло, малышка Гло, оставалась любимицей.
  
  Пыш не мог поверить в то, что ее больше нет, и не мог понять, за что такое случилось в его жизни. Он старался всегда жить достойно: уважал вечные моральные нормы и ценности, помогал слабым и бед- ным, не отнимал чужого хлеба!..
  У друга детства Фигурки один за одним потерялись все дети, кро- ме Парасольки, подружки Пода. Соседи расценивали эти бедствия как наказание за то, что Фига вел жизнь, далекую от праведной. Он пьянствовал, проигрывал большие деньги, торговал, уходил от нало- гов, постоянно с кем-то судился, даже дрался, снова что-то продавал и снова пил. Соседи прилепили к нему прозвище "Завистник и хулиган". Исходя из этой обывательской логики, поэт не мог понять, за что он потерял Гло? И в душе его, словно колючий розовый куст, разрас- талась обида, обида на самого Бога. Корни этой обиды проникали в каждую клеточку поэта. Черные удушающие цветы заполняли сердце
  и ум. Пышка не мог дышать, смеяться и жить.
  Поэт застонал и пошел к крыльцу, где его терпеливо ждали. Возле крыльца росли яблони, посаженные Пышем в честь его детей, а ближе всего к дорожке красовалась яблонька, вся усыпанная красными плода- ми, выращенная Пышем в честь внучки Ровены, дочери Котса и Глории.
  - Папа, мы все остаром: что в творчестве самое главное? - спросил Под.
  - Раньше я думал, что главное - это идеи, которые облагоражива- ют и развивают душу, - ответил почти безразлично Пыш и спросил. - Что новенького?
  - Сегодня я в очередной раз просил руки Парасольки у дяди Фиги, - сообщил печальную новость Под, - он не стал больше отве- чать уклончиво, а сказал: "Может, мне еще единственную дочь вы- дать за ее плюшевого мишку? Я выдам ее за нефтешейха или за газ- мага!" И она, папа, вместо того, чтобы закатить истерику, стояла и согласно кивала головой!
  - Мой бедный Йорик, - произнес сострадательно Пыш и увлек опе- чалившегося профессора и сына в темную прихожую, пропахшую бу- лочками с корицей.
  В большой уютной гостиной потрескивал камин. Уже накрытый заботливой Розалией стол не привлекал сегодня внимания клана, с жадным любопытством окружившего Медуницу, которая демонстри- ровала новую, еще пахнущую типографией книгу Пыша "Жуткое дело". Веснушчатое лицо Медуницы разрумянилось, она с удоволь- ствием объясняла: "Это книга ужастиков, я их обожаю! Как только папка их написал, они нарасхват! Вот, послушайте: "Анна проснулась посреди ночи от шума дождя, она открыла глаза и увидела, что за ок- ном висит тело. Дождь стекал по его лицу, словно мертвец плакал..." Здорово, правда?!"
  
  - А как твои студенты, Мед? - спросил недавно защитившую дис- сертацию внучку профессор, подсаживаясь к остальным.
  - Я бы их расстреляла из пушки, дедушка!
  - Нужно уважительно относиться к тем, посредством кого ты за- рабатываешь пропитание! - недовольно заметил Войшило.
  - И когда ты выйдешь замуж, детка?! - полушутя спросил Медуницу Паралличини. - Уже давно пора, а все какие-то диссертации строчишь!
  - Я бы хоть сегодня, да мужик обмельчал, - отвечала Мед.
  - Это девушки стали слишком худыми, чересчур независимыми, к тому же одеваются, как обедневшие спортсменки! - ответил за всю оскорбленную мужскую половину Под.
  - Вот-вот, - поддакнул Паралличини, - такие девушки не вписы- ваются в образ прекрасной феи, выношенный тысячелетиями в муж- ском любвеобильном сердце! Да-да!
  - А ну вас к едрене фене! - ответила просто Мед и обратилась к профессору: - Сегодня мне один балбес на лекции сказал: "Виртуаль- ность - это реальность, существующая при определенных условиях, например, я смотрю в микроскоп со стократным увеличением на стол и вижу на нем холмы!"
  - Я однажды посмотрел на стол в микроскоп с тысячекратным увеличением и подумал, что я лечу в самолете над горами. А когда я действительно летел в самолете над горами, то думал, что лечу над гигантской географической картой! - возбужденно заговорил про- фессор, - А что можно увидеть в телескоп - дух захватывает! Но нам, друзья, не хватает ума, а не телескопа, чтобы разглядеть Вселенную!
  - Папка, ты столько раз видел "майонез" на обложках своих книг, что, наверное, возненавидел его, а у нас сегодня хек и яйца под майо- незом, свекла с чесноком и майонезом и салат сырный с майонезом! - неожиданно обратилась к Пышу с улыбочкой Мед, забыв совсем о профессоре и прижав к груди, словно младенца, "Жуткое дело".
  - Я люблю майонез за то, что он соединяет, - образно сказал Пыш и посмотрел на стол.
  На столе стоял любимый сок Гло; когда она его пила в детстве, то делала мордашку сусального ангелочка. Куст внутри Пышки зашеве- лился, вонзая острые шипы в сердце. Это было мучительно больно.
  - Так это виртуальность, дедушка? - вернулась к профессору Мед, словно и не покидала его.
  - Конечно, нет, дорогая! Если мы снабжаем глаз инструментом и выходим за рамки привычной реальности, она не перестает быть ре- альностью, - завелся Войшило, - вот на столе лежит яблоко, как мы его воспринимаем?
  - Анисовка! - ответил энергично Паралличини.
  
  - Яблоко раздора! - почему-то воскликнула очаровательная Варва- ра Никифоровна в чрезвычайно женственном бордовом платье с вы- шивкой, за которое поспорили бы и Гера, и Афродита, и Афина.
  - Красивый по форме и окраске фрукт! - словно о себе самом, со- общил Под, закинув ногу за ногу.
  - Такое упало на голову Ньютона, - со знанием дела заметила Мед, - жаль, оно, вылитое из бронзы, не упало на лысину нашего декана.
  - Большое содержание железа, - сообщила Ро, поправляя рюши на шелковой бирюзовой блузке.
  - Отличная начинка для пирога! - внося кексы с настоящим иран- ским изюмом, пропела Рёзи в таинственном темно-изумрудном пла- тье с черным кружевом.
  - Очень вкусное! - воскликнул со смехом Кро, выплюнув на ладонь хвостик от предмета исследования.
  - Но оно успело стать примером того, что мы один и тот же мир воспринимаем по-разному, - заявил профессор. - Возьмите известно- го датского писателя Кьеркегора: он считал, что из подражательной толпы, грубо говоря, обывателей-обезьян, человек делает до Бога три шага! Конечно, Кьеркегор ничего не знал еще о моей теории "мости- ки Фемистоклюса", где я тоже рассматриваю четыре этапа развития личности (это единственное общее между нашими теориями). Кьер- кегор считал, что от отчаянья человек переходит из первого этапа -
  "толпы" к "эстетическому" этапу, где живет по принципу сапинсов из давнего сна Пышки, то есть "это я хочу", а "это я не хочу". Такое состояние я называю "сангвиническое эго". И вот-де это состояние приводит снова к отчаянью, которое служит причиной перехода, по Кьеркегору, к новому этапу развития - "этической" стадии, которую я называю "флегматическая зрелость". Но и там, исполняя чувство долга и делая все, как надо, по мнению вышеуказанного датчанина, человек приходит в отчаянье и понимает, что его спасение только в
  "религиозно-духовной" стадии, и переходит к ней! Но, друзья мои, а где же в этой схеме Бог, пока этот "до отчаянья датчанин" идет к Нему?! Я твердо верю в то, что именно Бог и помогает переходить эти
  "мостики" между стадиями! И второй вопрос у меня к датчанину: по- чему он игнорирует значение первой стадии - "толпы", которую я на- зываю "детством", или "холерическим яйцом", ведь весь мир разви- вается по схеме "яйцо (или клетка) - гусеница - куколка - бабочка"! И наш мозг так устроен! И все человеческое сообщество! И третий мой вопрос к Кьеркегору: до Бога три шага?! Но ведь мы изначально рождаемся "на окружностях разного радиуса" от Него! Поэтому, мое мнение, самый простой путь к Богу - через благодарность Ему, самый близкий - через радость, а ближайший - через мир в душе! А "сангви-
  
  ническое эго" может перейти через рассудительность, которой у него хоть отбавляй! Вспомните "вершки" и "корешки" волшебного Дуба, которые нам демонстрировал в своем эксперименте господин Феми- стоклюс и о которых мы так поспешно забыли!
  - Меня еще тогда не было! Не уходи от темы, дедушка! - настаи- вала Мед. - Давай про виртуальность, а то говоришь об абстракциях, Бога никто никогда не видел!
  - Я бы не стал виртуальность как-то особо выделять, - отвечал озадаченный Войшило, - она привязана к нашему идеальному про- дукту, то есть виртуальность - это часть реальности, связанная с иде- альным продуктом.
  Вошла Розалия с большим блюдом, над которым витал ароматный дух.
  - Фу, опять утка с черносливом! - возмутилась Мед. - А я хочу пи- кантных пикулей или пикульных пикантностей! А вот утку с черно- сливом я не хочу! Можете считать меня сапинсом! Ха-ха-ха!
  - Почитай нам лучше, детка, что-нибудь из "Жуткого дела", нагони страха! - предложил Под.
  - Нагоню с удовольствием, подставляйте карманы! - живо отклик- нулась Мед и начала с готовностью: - Рассказ называется "Не подни- майте оброненной розы". Итак, слушайте...
  Усталая Анжелика шла по вечерней улице с работы. Мокрый ас- фальт отражал огоньки цветных витрин. Скоро она придет домой, там уже ждут две дочери - Эва и Эвелина. Потом вернется с работы муж Аркадий. Они живут скромно, небогато, но дружно. И тут Анжелика увидела на влажном асфальте прекрасную крупную темно-вишневую розу. Молодая женщина не могла себе позволить купить такой цветок даже на праздник. Анжелика взглянула по сторонам и быстро подняла розу. Она шагала с ней, словно королева, наслаждаясь нежным аро- матом, ощущая себя самой счастливой во всем вечернем городе.
  Войдя в прихожую, Анжелика поспешила разуться и поместила цветок в вазу. Когда она ставила вазу на столик в своей комнате, роза показалась удивленной женщине фиолетово-черной.
  Очень странно было и то, что настенные часы в прихожей уже отби- вали семь, а часы на столике в спальне показывали без четверти семь. Анжелика вошла в детскую, Эва еще не вернулась из школы, а Эве- лина что-то мастерила у стола; на нем стоял будильник, на котором была только половина седьмого! Анжелика занервничала. Поспешно поцеловав дочь, она прошла в столовую - старые, еще родительские часы в виде башенки, показывали шесть часов двадцать минут! Ан- желика испугалась, тиканье часов ей показалось зловещим. Почув- ствовав сильную усталость, она прилегла подремать в своей комнате, мимолетно взглянув на цветок. Роза была черной...
  
  Неожиданно погас свет, все вздрогнули, и раздался общий напря- женный вздох.
  - Не переживайте, я знаю этот рассказ почти наизусть, - заявила Мед. Она откашлялась и продолжила: - Какой-то плотный туман оку- тал сознание Анжелики, ей показалось, что маленький голый ребенок пробежал мимо ее кровати к приоткрытому балкону. Но откуда взял- ся этот малыш? Ребенок между тем со смехом улегся голым животом на пол балкона, просунул голову в щель под балконное ограждение и, к ужасу Анжелики, весь вывалился с хохотом на улицу с пятого этажа! Молодая женщина силилась проснуться, но не могла...
  Варвара Никифоровна не выдержала и прервала рассказ.
  - Пыш, сын мой, это написал ты?! - заклокотала Тетушка.
  Она громко всхлипнула и зарыдала в кружевной платок. Несмотря на мрак в гостиной, все почувствовали, как у нее пылают щеки.
  - Дед! - завопила Варвара Никифоровна не своим голосом. - Наш дом наполнился горем и страданием, а тебе и дела нет! Это навер- няка ты, великий мистификатор, выключил свет и сидишь поедаешь чернослив из утки!
  - Едун напал, - чистосердечно признался из темноты дедуля, - но есть вещи и повкуснее чернослива!
  И все услышали, как на пол упала вишневая косточка.
  - Не мели чепуху! - грозно продолжала Варвара Никифоровна. - Ты знаешь, что, если я сто тысяч раз скажу: "Черная роза, умри!", она все равно не умрет! Что нам делать?!
  - Объявляю поход! - провозгласил слабым старческим голосом го- сподин Фемистоклюс.
  - Нас поведешь ты? - спросила сурово Варвара Никифоровна.
  - Нет, - отвечал беззаботно прапрадед, - мне нужно помогать на- шим молодым делать курсовые работы, вас поведет завтра с утра ака- демик Войшило (для близких - господин профессор).
  - Сколько нам взять с собой еды? - строго осведомилась Варвара Никифоровна.
  - Ровно столько, сколько принесла Красная Шапочка своей бабуш- ке, - очень серьезно ответил дед, - и все время - на север! И никаких телефонов и планшетов! Никаких!
  
  Рассказ второй. Клетка Ангела
  
  Город остался далеко позади. Позади осталось и большое шумное шоссе. Профессор, держа путь на север, свернул на узкую проселоч- ную дорогу, петляющую между желтых березок и красных осинок.
  
  - Живописненько! - заметил Паралличини, присвистнув.
  - Наслаждайтесь золотой осенью, дети мои, - романтичным слад- ким голосом произнесла Варвара Никифоровна, - скоро прилетят бе- лые мухи и все станет уныло-серым!
  - Смотрите, какие крупные подберезовики! - воскликнула Рёзи. - Подождите, я их соберу!
  Грибов оказалось пять штук, то есть на каждого по полгриба. Все их с интересом осмотрели, с удовольствием понюхали и пошли дальше. Короткий осенний день покатил к закату. Впереди показался старый- престарый каменный мост, на котором, возможно, еще мушкетеры устраивали дуэли. По четырем его углам стояли облупленные фигуры.
  - Таких знаковых мостов мы еще не переходили! - эмоционально воскликнула Варвара Никифоровна. - Четыре свирепых грифона сте- регут его! Что бы это означало? А на той стороне стоит офицер. Никто не вызывает у меня такого доверия, как мужчина с погонами, пусть это только лесничий!
  Она бодро перешла мост и решительно приблизилась к военному с радостным вопросом:
  - Нам нужен север, господин офицер, где он?
  Военный резко махнул рукой в направлении через темнеющее поле и начал обматывать колючей проволокой проход на мост, озада- ченно приговаривая:
  - Бегите быстрей, господа, вы в зоне обстрела! Не вышагивайте, как павлины!
  Путники не стали мешкать и уточнять, что обозначает "зона об- стрела", все дружно помчались за профессором, который, вопреки возрасту, жарил, что называется, во все лопатки. Наконец, он остано- вился перевести дух возле темного распластанного предмета, и все с ужасом увидели, что это убитый воин.
  - О, мне дурно! - простонала Варвара Никифоровна. - Он умер?!
  - Это вам не задушенная черной подушкой Анжелика и не зако- лотая маникюрными ножницами Эвелина... дальше я, к счастью, не дочитал, - сообщил профессор, - мы пробежали мимо пятнадцати на- стоящих трупов!
  - Боже милостивый! - только и смогли произнести путники со- крушенно.
  Войшило поднял бинокль, лежащий возле убитого, и посмотрел в ту сторону, откуда они прибежали, сначала левее, затем правее.
  - Что я вижу?! - воскликнул в изумлении профессор. - Они расфуфы- рены, как франты, как заморские щеголи, а укрепляют свои брустверы трупами врагов! Один из этих ряженых смотрит в бинокль прямо на нас и поднимает вверх перчатку - видимо, дает указания, куда стрелять!
  
  - А как вы думаете, куда? - спросил, бледнея, Кро.
  - За мной! - визгливо, как напуганный поросенок, закричал Войшило. Все помчались с выпученными от ужаса глазами по темному полю. Сзади прогремел оглушительный взрыв, который поднял облако пыли и придал силы бегунам. Следующий снаряд рванул впереди, все попа- дали на землю, а когда поднявшаяся грязь осела, профессор, кряхтя, от- кашливаясь и бранясь, не досчитался двоих: Мушки и Медуницы. На- чалась активная мужская паника и бурные женские слезы. Из воронки показались костлявые ноги Мед в белых кроссовках. Под, подскочив к ним, начал энергично раскапывать руками землю. Пыш схватил какую-то блеснувшую железяку и присоединился к нему. Остальные набросились на шевелящуюся под землей Мушку. Наконец, обе, блед-
  ные и грязные, кашляющие и чихающие, сидели рядом на земле.
  - Что у тебя за ковырялка Пыш?- почему-то спросил Кро, с ног до головы запорошенный глиной.
  Пышка уставился на серебристую железяку и прочел на ней от са- мого облома: "КЛ-15".
  В глазах у Пыша потемнело, слезы потекли по его осунувшемуся лицу, покрытому толстым слоем пыли, губы наблюдавшего за ним Кро затряслись.
  - Здесь написано: "ЧКЛ-15", - еле смог произнести Пыш, - что оз- начает "челнок космического легиона, пятнадцатая модель"!
  Он разрыдался, не в силах удерживать слез, Кро и Мушка утешали его, как могли, размазывая грязь по его несчастному лицу.
  - Это не факт, старина! - нарочито спокойно произнес Паралличи- ни, - мало ли, что означает "КЛ-15"- может, "кондиционер из Лаплан- дии на 15 чумов штука!"
  - Подъем! - скомандовал профессор. - Надо быстрее идти, пока не повторили обстрел! "КЛ" - действительно не факт!
  - О нет, ребята, я потеряла свои грибы! - сморщив грязное личико, воскликнула Береза.
  - А может, оно и к лучшему, Белоснежка?! А то вдруг бы у нас шляп- ки снесло и ножки скрутило?! - театрально весело воскликнул Парал- личини, приблизив к жене, словно шекспировский мавр, свою чер- ную от грязи физиономию.
  - Найти водоем и привести себя в порядок - вот что нам нужно! - воскликнул Кро, приходя в себя от потрясений.
  Он деловито собрал какие-то новенькие мешочки возле лежащей вверх колесами повозки, в одном из таких мешочков оказался блестя- щий (только с конвейера) походный котелок! Кро по-хозяйски свер- нул мешочки-чехлы, которых оказалось ровно десять и, сложив их в котелок, помчался догонять товарищей.
  
  - А вот и ручей! Ручей! Скорее сюда! - через минуту радостно за- кричал старина Кро, заприметив в овраге блестящий водный поток.
  Путники поспешно возвратились и принялись жадно пить из най- денного котелка, издавая восторженные звуки. Все умылись, про- трясли одежду, протерли обувь, сели и благоговейно, не сводя глаз, стали смотреть на корзинку, предусмотрительно привязанную к руке Варвары Никифоровны шарфиком. Тетушка сразу, напевая в сторону профессора знаменитую строку из арии Сусанина: "Куда ты завел нас, не видно ни зги?!", - развязала шарфик, затем - узелок, потом - пакет и достала пирожки с картошкой и булочки с джемом. Каждому по пи- рожку и по булочке! Умытые лица просияли. Профессора, молчавше- го столь долгое время, распирало.
  - Друзья мои, я недавно купил в подарок товарищу любимую кни- гу моего детства - "Робинзона Крузо" Даниеля Дефо, - сообщил он. - Дома я начал ее пролистывать, радуясь, что еще издают классику! И каково было мое открытие?! Робинзон описывает, как он изготавли- вал доски, остругивая круглый ствол дерева с двух сторон; вот так же
  "остругал" редактор с двух сторон Дефо: с одной стороны, были изъ- яты все интересные рассуждения и размышления Робинзона, демон- стрирующие богатство живого языка Дефо, с другой стороны, были
  "оструганы" все моменты, где Робинзон благодарил Бога, жаловался Ему, взывал к Нему! То есть Робинзон, который перед своим роковым путешествием выписал себе в дорогу из Англии Библию, который и календарь свой на столбе затеял, чтоб не спутать будни с воскресе- ньем, оказался атеистом! Бог был изъят из романа полностью!
  - Может быть, редактор был из "технаков"? - предположил Кро. - Они ненавидят слово "Бог"!
  - И куда смотрит наша культурная общественность? - завелся Па- ралличини. - Почему она не требует принятия закона, охраняюще- го классику? Если автор уже умер и не может дать по морде, значит, можно "Золотого петушка" превращать в "Золотого бройлера", а глу- боко верующего Дефо и его героя -в безбожников?!
  - Это ужасно! - согласились почти все, и овражек запузырился эмоциями.
  Спокойный, сдержанный Под решил умиротворить компанию.
  - Дедушка, расскажи еще один свой анекдот про Иванова-Петро- ва-Сидорова, - предложил он.
  - Охотно! - согласился профессор и поведал следующее: - Сидит Шишкин в лесу (все почему-то заулыбались), отгоняет комаров с носа, дописывает картину. Дописал, вывесил на выставке. Прибегает Иванов, за несколько сеансов скопировал картину, подписал: "Ива- нов. "Медвежий угол"" - и вывесил в академии. Пришел туда Петров,
  
  срисовал картину Иванова, подписал: "Петров. "Медвежьи посидел- ки"" - и выставил в магазине, где полотно приобрел купец третьей гильдии. Приехал к купцу родственник-художник из провинции, сри- совал по-быстрому картину Петрова, подписал ее: "Сидоров. "Шишки и мишки"" - и выставил в своем провинциальном музее. Собрались вокруг него друзья-товарищи, Сидоров и говорит им: "Вот, братцы, это и называется ширь, это и называется размах, а то видел я что-то подобное у Шишкина на выставке, но у Шишкина и медведь кривой, и елки неправильные!"
  - Еще одна проблема, - воскликнул, весь вспыхнув, Паралличи- ни, - воровство в творчестве - все равно что честность в политике!
  Все было открыли рты, но профессор скомандовал:
  - Подъем! Пойдем через поле, - сказал он, - мне, всегда любив- шему рисовую кашу и никогда не видевшему, как растет рис, сложно понять природу, но я понимаю, что поле - это не просто земля, это земля, которая кормит!
  Путники глубокомысленно замолчали, обдумывая достойную ци- тирования фразу.
  - Что это?! - воскликнул неожиданно резко Паралличини, указы- вая за дальний холм.
  Толстенький Адриано даже подпрыгнул.
  За холмом, уже погрузившимся в вечернюю мглу, шла нескончае- мая процессия людей, одетых во все черное, с черными капюшонами на головах, с лопатами и заступами на плечах.
  - Похоже на похоронную бригаду, - промолвил Войшило.
  - Бригада?! Им нет конца! - громким шепотом сообщил Адриано.
  - Может, это пролетариат, могильщик буржуазии? - тоже шепотом спросил Кро.
  - Я тебя просила, зая, никогда не читать на ночь Маркса! - прошеп- тала со свистом Варвара Никифоровна.
  - А может, они за нами? - почти со слезами предположила Ро. - За- копают живьем - и поминай как звали!
  - Похоже, они нас не замечают, - сказал профессор, - ускорим шаг, через поле до лесочка рукой подать, там обустроим ночлег.
  Становилось все прохладней, поэтому Кро, не раздумывая, подби- рал мешки из-под овощей, лежащие на поле. Он поднял десять меш- ков; в одном из них рачительный "завхоз" обнаружил три морковки, а в остальных - несколько картофелин и капустных листьев.
  Начал моросить нудный холодный осенний дождь, и Кро с удо- вольствием раздал членам команды по мешочку-чехлу на голову и по большому мешку на плечи. Все так благодарили его, словно он пода- рил им по золотой короне и по горностаевой мантии.
  
  - Мы, наверное, похожи на огородные пугала? - спросила Ро, с тру- дом передвигая ноги, на которые налипло пятнадцать, не меньше, килограммов грязи.
  - Нет, дорогая, мы похожи на каторжников, идущих в кандалах по этапу! - бодро ответил Кро и в тот же момент потерял в колее отяже- левший ботинок.
  Наконец, добрели до лесочка, очистили обувь и начали собирать ветки и еловые лапы, ставить крупные ветви вокруг ели, нижний ярус которой уже напоминал шалаш. Застелили пол и потолок, ноги гуде- ли, всем хотелось поскорее в жилище, хотя бы в такое, поэтому работа шла быстро и дружно. И вот шалаш готов!
  Путники в нерешительности стояли возле новоиспеченного при- юта. Луна пробилась сквозь осеннюю тучу и светила им в спину. Про- фессор, взглянув на свою карикатурную тень и такие же тени товари- щей, весело сообщил:
  - Французы выглядели элегантней, когда драпали по старой Смо- ленской дороге!
  Все согласились. Поискав в темноте глазами "могильщиков" и не найдя их, по одному заползли на четвереньках в шалаш, посмеива- ясь над своей неуклюжестью. Уселись потеснее и поплотнее на мо- крых еловых лапах. Как только закончилась беспорядочная возня, сопровождаемая оханьем и аханьем, профессор произнес с умным видом:
  - Вот тебе, бабка, и Юрьев день!
  - Я вот о чем думаю, господа, - с еще более умным видом сообщи- ла, встрепенувшись, Варвара Никифоровна, - прискорбно, что у меня в детстве не было умилительных шапочек с заячьими ушками или ля- гушачьими глазками, столь полюбившихся сегодняшним малышам!
  - Не переживайте, дорогая, - с веселыми нотками в голосе изрек профессор, - не каждый из этих малышей будет иметь возможность пощеголять в головном уборе, как у вас!
  - О! - воскликнула, просияв, Варвара Никифоровна, грациозно по- правляя на затылке чехол от походного котелка, и добавила тепло и ласково, как только она могла: - Ничего-ничего, всякая дорога имеет светофор, который укажет ее конец! И тогда мы обретем ясность, за- чем и почему мы пошли именно по ней! А потом... потом Кро рас- топит камин пожарче, я накину на плечи вместо этого сырого мешка свою серебристую персидскую шаль с длинными кистями, Береза - цыганскую в пышных розах, Рокки - павловопосадскую с сирене- выми и лиловыми георгинами; сядем все вокруг большого круглого стола с кружевной скатертью, а старая-добрая Розалия принесет нам ароматный дымящийся горячий шоколад.
  
  - Пу-усть она лучше при-принесет у-утку с черносливом, - икая от холода, попросила Мед, - в ней больше калорий!
  - Как только перестаешь ценить Божьи милости, детка, утка с черносливом, помахав жареными крылышками, улетает в дальние края! - безапелляционно заявил профессор и рубанул в воздухе ру- кой, словно отрезал кусок сыра.
  Всем и показалось, что запахло сыром. Жадно потянули носами. В шалаше определенно витал сырный дух!
  - Не надо было съедать пирожки подчистую! - справедливо заме- тил прозябший до косточек Кро.
  - Не думайте о наболевшем, друзья, - сказал Войшило, громко сглотнув, - посмотрите, как лунный свет, пробиваясь сквозь наш хвойный потолок, причудливо играет бликами! Мне это напомни- ло один осенний вечер. Шел нудный моросящий холодный дождь, как сейчас. Отец с матерью, молодые и шумные, со смехом собира- ли меня, чтобы втроем пойти в цирк. На меня обули калоши и за- вязали крест-накрест шерстяной белый башлык. Мать, щебечущая и благоухающая духами "Парижская фиалка", хотела надеть новые высокие ботинки с великолепными лакированными носами и таки- ми же пуговками в ряд, но пожалела их из-за плохой погоды. Отец достал из "шкапа" - так он называл дубовый шкаф - большой черный зонт с деревянной ручкой, поминутно смеясь без особой причины в пышные усы. Цирк меня ошеломил и даже утомил нескончаемым по- током блистательных номеров и восторгов вокруг. Тучные силачи и борцы, ловкие акробаты и иллюзионисты завораживали и старых, и малых. Покидать пропахшее лошадьми и опилками помещение, ос- вещенное зелеными и розовыми фонариками, никому не хотелось. Но представление окончилось - и мы снова были на мокрой холод- ной улице, где к высыпавшей публике наперебой пошли приставать шумные хриплые извозчики.
  Впечатления так и фонтанировали из румяных возбужденных ро- дителей. "Нет, родные мои, лысый силач - это гвоздище!" - восклицал восторженно отец. "Нет, обезьянка в юбочке и кофточке - просто за- гляденье!" - с радостным чувством заявляла мать. Помню, как сейчас: отец с шутками открывает дверь в нашу темную прихожую, зажигает свет, и мать вскрикивает от ужаса! Возле самой двери лежат новень- кие высокие ботинки, когда-то с "вкусными" пуговками, выгрызен- ными под корень нашим Трефом, щенком русской борзой. Мать даже всплакнула, уткнув розовый нос в полосатый шелковый жилет отца.
  А я, наспех попив молока с печеньем, улегся в своей комнатке, чтобы переварить впечатления. Виновник материных слез как ни в чем не бывало лежал рядом с кроватью на ковре, положив щучью
  
  мордочку на мои мягкие туфли, не подозревая даже, что его правну- ка будут выгуливать в блокадном Ленинграде по ночам, чтобы сбе- речь от голодающих соседей. Треф лежал и грыз рассыпанную "ки- тайскую мелочь", а я увидел движение световых бликов от уличных фонарей на старых зеленых обоях неосвещенной ночной комнаты. Их пересекали движущиеся тени голых веток деревьев и неподвиж- ные тени цветов тюля! Да и сами обои мне представлялись чудесным символом времени: оторвав как-то в углу зеленый клочок, я обнару- жил под ним розовое в цветочек, а под розовым - голубое в полоску, а прокопав дырку поглубже и пошире, увидел желтое в райских пти- цах! Итак, на волшебных обоях началось сказочное действо! Блики, словно огни в цирке, становились то голубыми, то розоватыми, тени веток шевелились и щетинились, будто стоящие дыбом усы тигров, под носом которых щелкал кнутом дрессировщик в красных галифе, а тигры скалили на него огромные зубы и нервно били себя хвоста- ми по бокам. Мне даже казалось, что светятся их зеленоватые глаза, но это только блики света создавали удивительные картины, блуж- дая по стене теплыми светлячками.
  За дверью смеялись родители, позвякивала посуда - видимо, пришли гости. Отец выразительно описывал, как арбалетчик стрелял в яблоко, положив его на голову юной красотки.
  И световое представление в детской комнате, и отдаленные звуки родных голосов за дверью создавали уютную атмосферу надежности, защищенности и радости, какую я больше уже никогда не ощущал. Вот из какой тончайшей пряжи ткутся счастливые моменты, которые сберегаются памятью долго-долго, на черный день. И в нынешний холодный мрачный вечер мне захотелось поделиться с вами этим те- плым "лоскутком".
  Профессор замолчал, слушатели благодарно завздыхали.
  - Дедушка, а что такое "китайская мелочь"? - спросил с улыбкой Под.
  - Во времена моего детства стаканами, как семечки или орешки, продавали фигурки вырезанных из дерева и искусно раскрашенных солдатиков, купцов, пиратов, городовых и прочих жителей городов и весей.
  Адриано ерзал, как на иголках, то есть, конечно, он и сидел на елочных иголках, поэтому, видимо, его так и распирало.
  - А я сейчас, слушая вас, вспомнил историю, произошедшую в Аль- пах, - заговорил, оживляясь, он, - в жизни много необъяснимого, го- спода! Да-да! Это случилось во второй половине зимы, когда в горы восходят только опытные альпинисты, и то минуя лавиноопасные маршруты. Но группа новичков, которым, как говорится, море по ко- лено, предприняла подъем, и уже на первом переходе попала под ла-
  
  вину. Несчастные укрылись в небольшом гроте - природном углубле- нии в скале. Их откопали на третьи сутки, все были мертвы: пятеро юношей и пятеро девушек! Но что удивило спасателей?! Все девушки лежали раздетые до нижнего белья, а их свитера, шарфы, шапочки, носки и перчатки были на молодых людях поверх их собственных!
  Паралличини возбужденно блестел глазами в темноте.
  - Что же тут удивительного? - попытался объяснить Под. - Девуш- ки как более слабые замерзли первыми, парни в надежде спастись сняли с них одежду.
  - Хотелось бы так думать, - сказала Рёзи, - а возможно, они снима- ли вещи с еще живых ослабевших подружек.
  - Конечно, так и было! - заявила Мед. - Чего еще ждать от сильных и безответственных?!
  - Как говорят психологи, делать выводы в данном случае - все рав- но что оторвать лапки у таракана, постучать пальцем по столу - ага, не бежит, значит, не слышит! - резюмировал глубокомысленно про- фессор ко всеобщему удовольствию.
  - Мачо, зачем ты рассказал об этом? - спросила с улыбкой Бере- за. - Планируешь отнять мой пуховый шарф? Дудки!
  - Я бы не постеснялся, дорогая, если бы он был величиной с плед! - со смехом отвечал Паралличини.
  Лица расплылись в улыбках, путешественники живо представили поединок грациозной Рёзи и толстенького Адриашки из-за шарфика.
  - Он это рассказал для того, чтобы я вспомнил, что сижу на рюк- заке, в котором лежит настоящий шерстяной плед! - стукнув себя по лбу, радостно произнес профессор. - Все опосредованно, детерми- низм на каждом шагу!
  Шалаш наполнился восторгом. Профессор потянул плед из рюкза- ка, а из него выпала плоская (пожалуй, слишком плоская) коробка с пиццей, упакованная заботливой Розалией в непромокаемый пакет!
  - Вот он, этот сырный аромат! - воскликнула Варвара Никифоров- на. - Я его чувствовала, слышала и осязала через все упаковки!
  Рёзи поспешно поделила пиццу на десять частей и разложила в протянутые, дрожащие от нетерпения ладони. Воцарилась тишина, точнее сказать, пауза, исполненная многочисленных глубоких заду- шевных звуков.
  - Пиццы стали делать маленькими! - в завершение быстротечной трапезы изложил свои наблюдения итальянец.
  Все согласились. Капли стучали по крыше шалаша, сквозь узкий лаз виднелась только стена молочного тумана. Все глаза глядели на него, каждый хотел услышать, как из тончайшей пряжи ткутся счастливые моменты жизни, которые в черный день служат теплыми лоскутками,
  
  согревающими душу. И каждый вспомнил старушку Розалию, ее со- бачий взгляд им вслед, мутные мокрые глаза, и подгоревшее посуд- ное полотенце, которым она энергично махала с крыльца, провожая их в неизведанную даль. А на крыльце лежала огромная ребристая тыква медового цвета...
  - Как же вы, друг мой, смогли забыть о главном?! - со смехом спро- сила Варвара Никифоровна. - А еще академик!
  - А что мы вообще можем, дорогая, кроме трех вещей?! - фило- софски крякнув, сообщил профессор. - Даже если, делая выбор, наши дети или ученики выбирают зло, мы не можем сделать, увы, ничего! Ни-че-го!
  - Но какие это три вещи, которые мы все-таки можем? - спросил любознательный Адриано.
  - За столь короткий отрезок времени, который называется "чело- веческая жизнь", мы успеваем только научиться не делать зла, делать добро и каяться в содеянном зле, - сообщил очень серьезно профес- сор, - если не тратим все время на то, чтоб научиться зарабатывать, приумножать, считать и тратить деньги!
  Лицо профессора было благородно, он напоминал старого мудрого учителя. Под заботливо укрыл сидящих широким пледом, все устреми- лись под него без особых приглашений. Коллектив созрел для умной беседы, и Адриано попросил, стараясь не стучать зубами от холода:
  - Господин профессор, за долгие годы вы так и не изложили нам простыми словами свою теорию "мостики Фемистоклюса", хотя не- сколько раз обещали.
  - Она крайне проста, - с готовностью отозвался Войшило, - так вот, я мысленно черчу условные круги вокруг маленькой невидимой точ- ки, которая называется "белковый субстрат Люка", из которого все на- чалось. Да-да, все началось из маленькой клетки, и каждый из нас тоже был когда-то клеткой. Следующий круг - "водоросли", за ним - "водо- плавающие рептилии", затем - "земноводные", за ним - "обезьяны", потом - "человекообразные обезьяны", затем - "человек-животное", следующий круг - "человек", его охватывает круг "человек-ангел", затем чертим круг "Ангелы". Все перечисленные круги входят в круг
  "Сын Божий", а он - в круг "Бог", не имеющий уже ограничения в объеме. Вот вам и вся мировая иерархия, где последние круги и связь между ними лежат уже за пределами наших познавательных возмож- ностей, что не указывает на отсутствие этих уровней в развитии Миро- здания, тайны которого Творец открывает таким, как Бруно, Кеплер, Коперник, не имеющим никаких приборов, кроме веры в Бога.
  - А кто видел "человека-ангела"? - удивился Паралличини. - Мо- дель проста, но неправдоподобна, и причем тут "мостики"?
  
  Он возбужденно жестикулировал руками, сбивая плед с рядом сидящих.
  - "Человек-ангел" наверняка существует и в наши дни, а из исто- рии сразу вспоминаются апостолы Христа, которые оживляли мерт- вых, очищали от проказы, исцеляли все болезни, то есть жили уже за границами земной физики. Что касается "мостиков", это переходные и пограничные состояния, требующие особых усилий, направляющие развитие или вверх, или вниз. Если хотите, это и моменты серьезного, болезненного выбора!
  - Мне все понятно до круга "Ангелы", потому что это родной до боли Дарвин, но остальное я бы отрезала, сделала бы пластическую операцию! - сообщила Медуница, поежившись от вползающего в ша- лаш тумана.
  - Нет, дорогая, - возразил возбужденно профессор, - жизнь - это вечный, то есть бесконечный процесс, и конечного, "отрезанного" вокруг себя ты не увидишь ничего! Не ограничивай же этот процесс голубым шариком неба, пробей в нем дырочку пальцем, вылези из шарика, как бабочка вылезает из тесного кокона! И лети, лети даль- ше! Отрицание Бога начинается с вырезания нашего "шарика" из общего бесконечного процесса!
  - Мне кажется, я еще совсем недавно был "человеком-живот- ным", - со смехом сказал Паралличини.
  - И я, - отозвался Кро, надуманно зевая.
  - И я, - сказала Мушка, широко улыбнувшись.
  - Ученые считают, что почти в каждом из нас есть раковая клетка, но она активируется только при определенных условиях. Также, я ду- маю, в каждом из нас есть клетка Ангела, которая активируется толь- ко при определенных условиях! - торжественно произнес профессор.
  Все в полумраке шалаша принялись вглядываться в благородное лицо ученого: не шутит ли он?
  - Но что это за условия? - с интересом воскликнул Адриано.
  - Развитость, - ответил Войшило, - в человеке должны быть раз- виты все четыре (а не одна) сферы: эмоционально-чувственная, ум- ственно-рациональная, душевно-творческая и нравственно-духов- ная. Помните, в доме Коровина Маша нам рассказывала о четырех частях в каждом из нас?
  Все помнили довольно смутно.
  - Друг мой, но где место Адаму в вашей модели? - спросила, раз- волновавшись за праотца, Варвара Никифоровна.
  - Адам, я думаю, был приближен к Богу, но, сделав неправильный выбор, опустился по "мостику" до уровня "человек", - ответил про- фессор. - Надо правильно понять мою модель: вышеупомянутый Дар-
  
  вин (кстати, возможно, мы видели нескончаемую вереницу его фана- тов с битами) присутствует только в ее биологической части.
  - А "человек-животное" - это разве не продвинутая обезьяна? - спросила Ро удивленно.
  - Да, это человек бездуховный, то есть чисто биологический при- родный продукт, - ответил профессор, - кроме того, лишенный вся- кой творческой жилки, но мы - от Адама.
  - Но получается, что и Ангелы были когда-то клеткой Люка? - по- интересовалась Рёзи.
  - Ангелы - это уже другой уровень развития - духовный, который был создан раньше, чем материальный, - ответил профессор.
  - А что такое "духовная сфера"? Звучит как фантасмагорическая химера, - насмешливо спросила Мед, с трудом выговорив от холода прилагательное к химере.
  - Библейская характеристика Бога - дух, и все, что в человеке от Него, - духовное, - коротко ответил Войшило, закрывая тему.
  Пыш безмолвствовал, иногда тяжело вздыхал, не выпуская из руки найденную на поле железяку. Все о нем забыли. Все оставили его на- едине с его горем. Даже Мушка, даже Под. Пыш взглянул на сына - Под встрепенулся, провел красивыми пальцами по струнам гитары, которую, к счастью, не потерял, как Рёзи - грибы, и приятно пропел:
  
  В осенней электричке гуляют сквозняки, И нищий музыкант играет за спиною,
  А те, что справа-слева, мне оба уж близки, Ведь делятся они своим теплом со мною.
  
  Под с ободряющей улыбкой взглянул на отца.
  - А, правда, Поди, спой, что мы трясемся, как жужики?! - предло- жила Мед, у которой зуб на зуб не попадал.
  - Надо правильно говорить "южики"! - прошепелявил посинев- ший Кро.
  - Ты хотел сказать "ежики"? - поправила его Ро, обмотанная его шарфом.
  - Нет, "жулики"! - вставил Паралличини, трясясь то ли от смеха, то ли от холода.
  - "Зяблики"! - воскликнула Береза.
  - Друзья, это называется "зюзики"! - подсказала Варвара Никифо- ровна, кутаясь в свой кусок пледа.
  Под уже наигрывал приятную мелодию.
  - Я сочинил серию романсов и сегодня спою для вас "Гусарский романс", - сообщил он мягким баритоном.
  
  Слушатели прижались друг к другу плотнее, и Под запел:
  
  Вы верите лишь во французский роман, Я - в Бога и в командира,
  Вам косы плетет на ночь глядя татап, А я среди шумного пира!
  
  Мы пьем за Наташу, потом - за Мари, Аглаю, кузину Тамару,
  Шампанское льется в бокал до зари, И сердце поет под гитару!
  
  Как радостен нам холостяцкий союз! За дам пьет корнет-забияка,
  Но каждый здесь - баловень ветреных муз, И нынче уж нам не до брака!
  
  А завтра на бале... о, как я ревнив! Другой к вам пойдет, замирая,
  И взгляд ваш прекрасен, и локон игрив, Но я уж в седле, дорогая!
  
  А коли услышите, что полегли, Подставив мы грудь, а не спину, То знайте: за вас, душа-Натали, За Машу, Аглаю, кузину!
  
  Последние две строчки в каждом куплете с большим чувством пели все, кроме Пыша. Поди прижал струны и залихватски подкрутил несуществующие усы.
  - Осень - время любви, - сказал Войшило глубокомысленно, - мне думается, все, о чем пелось в этом романсе, происходило осенью, ког- да убраны поля, играют свадьбы, ночи все холоднее, ветер в голых полях все злее, а молодые любят друг друга горячее, и от этой любви родятся крепкие жизнерадостные дети!
  - Да, осенью хорошо пишется, если не так тяжело на душе, - пыта- ясь поддержать беседу, высказался Пыш, - так хорошо пишется толь- ко четыре месяца в году.
  - Это говорит о том, что год разделен на активные периоды для разных видов нашей жизнедеятельности, - заявил профессор, - надо жить в рамках своей природной программы, но по Божьим законам! И не унывать!
  
  - Кстати, об осеннем поле, - запоздало отозвался Паралличини, - есть пословица: "Жизнь прожить - не поле перейти". А ведь не все перешли сегодня осеннее поле, слава Богу, что мы остались живы!
  - Слава Богу! - откликнулась тут же Рёзи. - Давай, Поди, следую- щий номер, я подпою!
  - Следующий номер - "Рыцарский романс", - объявил поспешно Под и запел с особым глубоким чувством, с каким исполняют "жесто- кие" романсы старые цыгане:
  
  Небритой щекою припав к башмачку, Вы, встав на колено, застыли,
  И пот ваш струился со лба по виску На кудри, седые от пыли.
  
  И рыцарский плащ, и меч ваш в крови, Дорожная грязь к ним прилипла, Потупили взгляд вы до самой земли
  И молвили глухо и хрипло:
  
  "О, сколько голов я, не дрогнув, срубил, Чтоб снять с вас бессонницы бремя, О, сколько красавиц я пылких любил, Чтоб вас позабыть хоть на время!
  
  В бою мне хотелось любовную страсть Развеять направо-налево,
  Она, как беда, как болезнь, как напасть! Пропал я, моя королева!"
  
  Глядит госпожа (не стесняется слез) На руки свои, на алмазы,
  Что рыцарь недавно с Востока привез, И видит лишь пятна проказы...
  
  - О Поди, он заразил своим подарком ту, которую так безнадежно любил! - блестя влажными глазами, с последним аккордом выдохну- ла переполнявшие ее чувства Варвара Никифоровна.
  - А возможно, и умышленно, - предположила Рокки, - за невоз- можность обладать ею!
  - По-моему, здесь более глубокий смысл: "А кабы всякая любовь нас делала счастливыми", - сообщил Кро, зевая, - а ты как думаешь, Пыш?
  - По-моему, он просто неадекватный, - равнодушно ответил поэт.
  
  - Псих, больной псих, - согласился Паралличини, - ты прав, старина!
  - Собака бешеная с галльским носом! - с интонациями старой девы высказалась Мед.
  - Вы неправы! Чудовищно неправы! От самых глубоких чувств он подарил ей эти алмазы, потому что не нашел в природе другого экви- валента для выражения своей любви! - возвышенно и взволнованно заговорила Варвара Никифоровна, - он по-детски признается ей в своем бессилии, этот смелый, сильный человек!
  - Да, дорогая, - сказал с улыбкой профессор Войшило, погладив ее руку и прикрыв пледом, - если бы на этих алмазах не было крови больного проказой и убитого рыцарем торговца драгоценностями, мы бы поверили в любовь и благородство героя романса! Ситуация весьма жизненная - сколько заразы притащили крестоносцы в Евро- пу с восточными побрякушками!
  - И, по закону исторического возмездия, навели беду на свои стра- ны, - продолжил сонно Кро.
  - Вот-вот! - злорадно провозгласил Адриано. - Историческая от- рыжка! То бишь отрыжка истории!
  Только Паралличини произнес фразу, заслуживающую высоких рейтингов за цитируемость, как дерево, под которым беззаботно рас- суждали путники, затряслось, загудело, и над самым шалашом раз- далось зловещее: "Ха-ха-ха, ух-ха-ха!", - и громкий неприятный скре- жет резанул каждое ухо.
  - Что это? - еле слышно прошептала малышка Ро.
  - Может, те, с тяпками, окружают нас? - одними губами прошепе- лявил Кро и добавил погромче в сторону лаза. - А зачем, ведь среди нас нет ни марксистов, ни дарвинистов?!
  И тут за стенами их ветхого укрытия разразилось шумное и гроз- ное сражение: затрещали кусты, затопали, как показалось перепуган- ным друзьям, копыта, и два исполинских тела с размаху ударились одно о другое, рыча, хрипя и повизгивая! Стены шалаша зашатались, с потолка посыпались елочные лапки, дамы зажмурились от ужаса. Под, не замечавший до времени острую металлическую штуковину в руках Пыша, привстав на колено, выхватил это единственное их ору- жие из руки отца, передал ему гитару и приготовился к бою.
  За стеной раздавались свирепое рычание и вой, и так трещали ко- сти и суставы, так рвались сухожилия и кожа, что каждый из сидя- щих в шалаше едва сдерживался, чтобы не закричать от напряжения и страха.
  Злобные звуки и громкие удары, однако начали затихать, и по- слышалось разгоряченное сопение и чавканье, хруст раздираемой на части туши. Затем, как показалось всей компании, исполин потащил
  
  тяжелое тело поверженного врага в сторону густого леса, издавая утробные звуки, от которых у путников холодело в груди.
  - Похоже на звериную охоту, - еле слышно проговорил профессор.
  - А если этого перекуса ему не хватит? - спросила дрожащим голо- сом Рёзи.
  - Силы небесные! - взмолилась Мушка.
  - Котс никогда не пошел бы в поход без оружия, - произнес пода- вленный Пыш.
  - Тише, друзья, мне показалось, что заскрипела дверь, - сообщил дрогнувшим от слабой надежды голосом Паралличини, обладавший тонким слухом.
  Он проворно вскочил на четвереньки и, как упитанная зверушка, быстро-быстро пополз из шалаша.
  Сразу же снаружи раздался его громкий возбужденный шепот:
  - Вижу какую-то избушку! На крыльце стоит высокий старик во всем черном, с фонарем в руке, смотрит прямо на меня, собирается заходить в сторожку!
  Тут и остальные явственно услышали скрип дверных петель в ти- шине осенней ночи.
  Под, не выпуская из руки своего грозного оружия, проворно вы- лез из шалаша, боднув в мягкий бок Паралличини, застывшего, как терьер, нюхающий воздух.
  Оба, стоя на четвереньках, напряженно уставились на темнеющую в тумане избушку, точнее - на ее светящееся окошко, в котором мая- чила мрачная фигура.
  - Надо разведать! - решительно заявил композитор.
  Не успел Паралличини закрыть рот, как сверху раздалось зловещее:
  "Уха-ха-ха!", - и огромная черная тень свалилась на них, обдав потоком холодного воздуха. Оба разведчика плотно прижались к сырой земле, прикрывая головы руками. Большая ночная птица издала скрипящие зву- ки и, схватив с еще не остывшего поля боя оброненный кусок, похожий на внутренний орган, взмыла на свою ветку, крепко зажав его в клюве.
  В узком лазе показались бледные лица Рёзи и Кро; кряхтя и бра- нясь, почему-то по-французски, повторяя то ли "хорошо", то ли "крю- шон", выбрался профессор Войшило.
  - Кстати, - заявил Паралличини, оскалившись, - я бы тоже не от- казался сейчас от стакана крюшона!
  Вылезли остальные, уставились удивленно на избушку, спрашивая друг у друга: "Откуда она взялась?"
  Однако сторожка стояла твердо, как факт, на границе между полем и лесочком, скорее даже - на самом поле, подмигивая промерзшим усталым путникам желтым глазом окна.
  
  - Надеюсь, она не на курьих ножках и не кинется удирать от нас! - воскликнул озорно Войшило. - Но мы ее догоним! Догоним ради этой печки!
  И он указал на дымок над крышей избушки.
  Профессор сделал несколько шагов в сторону сторожки и сразу же запнулся обо что-то мягкое. Он, поправив очки, с интересом склонил- ся над этим предметом. Луна заботливо посветила на лежащую на желтой траве вырванную мясистую кабанью лопатку.
  - О-ля-ля, как говорят французы, - весело сообщил профессор, - и на охоту ходить не надо! Однако у страха глаза велики, я полагал, что тут идет битва по крайней мере двух мастодонтов!
  Он уложил находку в пакет из-под пиццы, хохотнул беззаботно и, предвкушая печной жар и жаркое из кабанятины, закинул рюкзак за спину и бодро зашагал сквозь туман к избушке, изрыгая веселые об- лачка пара. Остальные, собрав скромный скарб, поспешили за ним. Последним семенил Пыш, озираясь по сторонам и тяжело вздыхая. Он шуршал осенними листьями, вспоминая что-то давнее, радостное, мирное и спокойное.
  Навстречу ночным гостям поднялся высокий старик с длинной се- дой бородой в длинном белом одеянии. Вся избушка состояла из двух комнат. В первой, более просторной и жарко натопленной, распола- гался длинный деревянный стол и две скамейки по его бокам, в углу на бревенчатой стене висел грубо сколоченный шкафчик с посудой, под ним блестела вода в двух ведрах. На потолочном крюке покачи- вался большой железный сияющий фонарь.
  - Располагайтесь, - предложил старик, указывая костлявыми паль- цами на скамейки, - угостить нечем, только трава для чая, а что име- ете - готовьте, будьте как дома.
  - Как обращаться к вам, почтенный? - спросил Войшило.
  - Называйте меня "отшельником", господин ученый, - сказал хо- зяин просто и удалился в маленькую комнатушку, не закрывая за собой двери.
  Профессор удивленно глянул ему вслед и махнул рукой, что оз- начало: "Раскладывайте накидки и шляпы на просушку, доставайте трофейные овощи и свеженину, готовьте ужин - будем греться и пи- ровать, зайцы мои!"
  И работа закипела! Мушка опаливала над огнем щетину с каба- ньей лопатки, Береза старательно мыла овощи, перебирая каждый капустный листик, Рокки резала их прямо на столе, не найдя раз- делочной доски. Избушка наполнилась уютными постукиваниями и побрякиваниями, а вскоре раздалось аппетитное бульканье, и щекочущий ноздри аромат опьянил голодных путешественников.
  
  Варвара Никифоровна, перемыв деревянную посуду, раскладывала неописуемое жаркое с гарниром из овощей большой деревянной ложкой по деревянным мискам. Первую из них Береза понесла хо- зяину, но тот отказался.
  - Я не сяду на угол! - заявила капризно Медуница. - А то никогда не выйду замуж!
  - Чем острее, тем быстрее, - утешила ее Береза, ставя на плиту за- копченный чайник, - не будь суеверной!
  Отшельник кашлянул в своей комнатушке, и некоторым показа- лось, что он тихо промолвил: "Точно". Впрочем, все сразу забыли о нем.
  Благоговейное отношение к пище, благодарность к ее Создателю витали в жарком ароматном воздухе над столом, к которому склони- лись десять розовых, сияющих блаженством лиц.
  Как только утолили острый голод, Мед напомнила:
  - Дедушка, а ты не забыл, что обещал рассказать о Флоренции, где тоже любят кабанятину?!
  - Да-да, - согласился раскрасневшийся Войшило, откладывая с го- товностью деревянную ложку.
  Улыбающиеся путники сели поудобней, и профессор начал свой рассказ:
  - Италия - маленький "сапожок", битком набитый разного рода культурной всячиной, среди которой блестит драгоценная жем- чужина под названием Флоренция. Когда я гулял по улицам этого старого города, украшенного многочисленными статуями, то пред- ставлял любовные скитания Данте, его нежные томления и пере- живания; словно наяву, видел амурные похождения ветреных гуляк, расписавших здесь на века многочисленные базилики. Повсюду мне чудились притаившиеся, шепчущие друг другу на ухо пьянящий бред влюбленные в шелковых широких плащах, сливающихся с тенью от выступов домов в узких улочках. И на меня то и дело пристально смотрели из окон, заставленных цветочными горшками и птичьими клетками, дамы минувших эпох в черных кружевных накидках, с го- рячими взорами и темным румянцем на щеках.
  Флоренция мне представлялась городом любовных призраков. И какие умы переболели здесь сердечной лихорадкой: и великий Гали- лей, измерявший Вселенную дугами, и Маккиавелли, знавший толк в имидже государей, и богатые Медичи плодили здесь от безумной страсти внебрачных детей, делая их потом кардиналами и даже па- пами! В одну из таких прогулок, сладких и счастливых, я сочинил стихотворение "Моя Флоренция":
  
  В старых домах, где живут канарейки, Где из фарфора герои,
  Там веера, канапе, душегрейки, Шали и черные брови.
  
  Под редкой тафтой, под атласом корсета Вдруг сердце усталое дрогнет, - Остановилась как будто карета
  Иль похоронные дроги?
  
  И кружевная перчатка поправит Пояс и редкие букли;
  "Он все же вернулся!" - смешно прокартавит Рот, как с фарфоровой куклы.
  
  И каблучки ковылять по паркету Будут до двери балкона,
  Чтоб очи нашли средь машин ту карету, Где уста целовались до стона.
  
  Неловкие стихотворные строки в малой степени выражали мои чувства и настроения, вызываемые Флоренцией, которую величают во всем мире "цветущей". И вот однажды - это было еще до чудо- вищного наводнения 60-х годов, погубившего множество флорентий- ских шедевров, - мне довелось посетить этот удивительный город вместе с моим другом Ослом. Я сразу высказал ему свои соображения.
  "Флоренция - это город любовных призраков", - сообщил я, словно разгласил государственную тайну своей души. Осел посмотрел вни- мательно по сторонам и глубокомысленно заметил: "Боюсь, что для меня Флоренция - город вкусного мороженого!"
  День был жаркий, и мы от души поддались соблазну. Потратив на холодное лакомство последние лиры, Осел трагически закатил гла- за и воскликнул: "Неужели мы так и не увидим беременных тетенек Саньки Бочонка?!", - подразумевая знаменитую картину "Весна" ве- ликого Сандро Боттичелли. Я показал другу пустой кошелек и пред- ложил ему за умеренную плату мыть кисточки для многочисленных художников. Осел фыркнул и помчался в сторону одного из символов города. Всего у Флоренции их три: красный купол собора Санта-Мария дель Фьоре, Золотой мост, на котором, как понимаете, торгуют не углем, и бронзовый кабан-клыкан вроде того, что не дал нам умереть нынче с голода. Итак, мы побежали с набережной Арно, где следили за рыбалкой цапель, доедая последнюю порцию мороженого. Побежали,
  
  насколько можно быстро бегать в сорокоградусную жару, через пло- щадь Синьории, мимо великолепной статуи Давида, взиравшего с вы- соты своего голиафского роста на группу туристов из Германии.
  Мой друг уже что-то задумал - он решительно приступил к брон- зовому символу и двумя руками зажал клыкастую кабанью пасть, из которой только что текла тонкая струйка воды. С видом победите- ля и со словами: "Насос-подсос!" Осел, не раздумывая, и устроил этот самый "насос-подсос". Вода полилась из кабана мощной струей, а вме- сте с ней в подставленные ладони моего друга посыпались потускнев- шие монетки, которых было полно на дне глубокого фонтана!
  Заметив пронизывающий взгляд полицейской дамы с огромной кобурой на изящном бедре, Осел игриво подмигнул ей и сделал вид, что охлаждает разгоряченный лоб водой, вытекающей снова тон- кой струйкой. Лоб нашего поклонника Боттичелли действительно пылал, когда Осел считал добычу. Я протирал монетки от ржавчи- ны платком, выбрав из пригоршни итальянские деньги и вернув ка- бану валюту других стран мира. Нам едва хватило добытых денег на билет для слепого ребенка с поводырем! Но мы все-таки попали в галерею Уффици, присоединившись к той самой группе немцев, на которую еще недавно взирала статуя царя-псалмопевца!
  Минуя "Благовещение" Леонардо, автопортрет Рафаэля и другие шедевры, мой друг устремился к картине "Весна", на которой, соб- ственно, и были изображены беременные нимфы, символизирующие плодородие.
  - Вас не удивляет, господин профессор, - с умным видом наконец изрек Осел, - что полотно называется "Весна", а над головами персо- нажей висят спелые яблоки?
  Я пожал плечами, давая понять, что для живописи это нормаль- но. Тогда он в глубоком раздумье перешел к "Рождению Венеры" и дол- го-долго разглядывал васильки на платье одной из фигур картины. Я полагал, что его новое замечание будет касаться итальянской фло- ры, но мой друг сказал:
  - Вы заметили, что в стекле, за которым расположено полотно, отражается весь зал, и я не приметил ни одной бабушки со шваброй, ни одного дедушки с катаной - может, это не подлинники?!
  Профессор не успел закончить свою флорентийскую историю, по- тому что его прервала Медуница, слушавшая, стоя у маленького окна.
  - Смотрите, смотрите! - тревожно воскликнула она, снова и снова протирая запотевшее стекло. - Какие большие животные идут за хол- мом! Похожи на динозавров!
  - Нет, это караван верблюдов! - выпалил подскочивший к окну Па- ралличини. - Но откуда здесь верблюды, мы ведь не в Сахаре?!
  
  - Нет-нет, - решительно заявил, присмотревшись, Кро, - это те са- мые, с тяпками, могильщики!
  Береза разливала ароматный лесной чай по кружкам, Медуница, взяв одну из них, устремилась в комнатку отшельника. Она поставила чай перед ним, окинула строгим взглядом полки над его седой голо- вой и громко, словно старик был одним из ее студентов, спросила:
  - Кто эти бесконечные могильщики?
  - Это окислительные процессы, они идут и идут, когда-то они по- хоронили динозавров, за которых ты их приняла, но теперь они ищут другую добычу.
  Все уставились удивленно на хозяина, а потом - на запотевшее темное окно. Мед вернулась к столу, усмехаясь.
  - Почему ты не спросила его о своем браке, наверняка старик все знает? - спросила ее Береза.
  - Я сама все знаю! Надо сделать карьеру, а потом уже решать, вы- ходить замуж или родить ребенка вне брака! - решительно заявила ершистая Медуница. - Решать самой!
  - Так ты можешь в старости оказаться одинокой в социальном при- юте, а это грустная тема, - промолвил Войшило.
  - Или надорвешься к пятидесяти годам, добиваясь всего сама! - возбужденно предрек Паралличини.
  - Молодая женщина не должна быть тупой курицей, но и не долж- на быть чересчур независимой, мужчины легче осваивают мир! - поддакнула Рёзи. - Лучше украшать, чем пахать!
  - Я и сама люблю поучать! - запротестовала Мед. - Пошумели - и ша! Кро не слушал их, он пристально всматривался в отшельника и,
  наконец, решился обратиться к нему.
  - Вы знаете ответ на любой вопрос?
  - На многие, - скромно ответил старик, - каждый из вас может за- дать по вопросу.
  Остальные путешественники, переглянувшись, поднялись со ска- меек и присоединились к Кро, за столом осталась лишь задремав- шая Рокки.
  - Что нас ждет? - открыл вечер вопросов старина Кро.
  - Смерть, - лаконично ответил старик.
  Кро отошел, сморщив нос. Профессор в это время с интересом раз- глядывал стоящую на столе хозяина большую банку, в которой плава- ли розовые рыбки с белыми и черными плавниками.
  - Они похожи на веки спящих, у которых в коре головного мозга идут активные процессы, - сообщил радостно Войшило, - под "века- ми" быстро двигаются глазные яблоки! Видите?!
  Друзья с недоверием захихикали.
  
  - Что это?! - спросил в изумлении профессор у хозяина избушки, придвинув нос вплотную к банке.
  И тотчас рыбки "распахнулись", и опешившие наблюдатели уви- дели, что это действительно глаза: голубые, карие, серые, зеленые, которые устремили свои завистливые взгляды на Войшило, и с него мгновенно исчезли чехол от котелка и мешок из-под овощей, которые он почему-то забыл снять на просушку во время трапезы!
  Зрелище было одновременно и странным, и страшным.
  - Держитесь от них подальше, господин ученый, - посоветовал ста- рик, - иначе они разденут вас до нижнего белья! Это "несытые глазки", они испытывают постоянный голод, от них нужно держаться подальше!
  Профессор, у которого в глазах зажглись лампочки, уже открыл было рот, чтобы забросать старика вопросами, но тот учтиво напомнил:
  - Вы уже спросили.
  Войшило недовольно сморщился, как это недавно сделал Кро. Впе- ред выдвинулась румяная Береза.
  - Скажите, пожалуйста, - звонко произнесла она, - выйдет ли за- муж наша Медуница?
  - Да, - ответил старик и глянул на Адриано.
  - А у меня к вам такой вопрос, господин отшельник, - тут же за- тараторил Паралличини несколько обиженным тоном, - вот недавно у нас в городе проходил международный форум, и я принимал в нем участие, и были выделены немалые деньги из городского бюджета на озеленение города по случаю проведения этого мероприятия, и было высажено много дорогих кипарисов на газонах и лужайках на радость гражданам! Когда же форум закончился и последний кита- ец покинул город, ответственные за озеленение выкопали ночью все кипарисы и увезли их назад в питомник! Проснувшись, граждане увидели только темнеющие лунки, прикрытые газонной травой! Как рассматривать поведение этих озеленителей, ведь тут явно "отмыва- лась" какая-то программка?!
  Старик молча указал на одну из банок на полке, в ней несколько головастиков боролись за сухих мурашек.
  Вспотевший от своего риторического аффекта Паралличини вытя- нул губы трубочкой, выставил три подбородка и глубоко задумался над этим иносказанием.
  - Скажите, мы найдем нашу дочь? - волнуясь, спросила бледная Мушка.
  - Обязательно, - ответил старик.
  - Не разлюбила ли меня Парасолька? - с усмешкой на красивом лице спросил Под.
  - Нет, - коротко ответил отшельник.
  
  Пыш откашлялся, придвинулся поближе к хозяину избушки и спросил:
  - Я хотел бы задать вопрос о "крестах", чей крест тяжелее?
  - Этот вопрос сложный, - сказал стрик, - но если следовать схеме господина ученого, то слой "человек" тоже можно поделить на четыре слоя: "человек чувственный", "человек умственно-рациональный",
  "человек душевно-творческий" и "человек духовно-моральный". Са- мый тяжелый крест не у "чувственно-эмоциональных" Березы и Рок- ки, которые стали часто болеть, не у "умственно-рационального" ва- шего приятеля Фигурки, на голову которого обрушились скорби, не у
  "душевно-творческого" Пыша, погрязшего в творчестве и житейской суете, а у человека "духовно-морального", который включает в себя все три предыдущих слоя и имеет еще свободное место. Его-то и не вмещают другие слои, поэтому оно пугает "чувственных", раздража- ет "умственных", вызывает зависть или непонимание у "душевных". Человек "духовно-моральный" всегда одинок, как былинка в поле; в человеческом мире он каждый день ощущает на себе чужой страх, раздражение, непонимание, зависть, даже, желание расправы над ним. Крест "духовно-морального" самый тяжелый.
  Старик еще не закончил свой длинный ответ, а Кро уже настойчи- во тормошил спящую у стола Рокки.
  - Ро, проснись и спроси скорее, что нас ждет в походе, - шептал он громко в горячее розовое ухо.
  - Да, да, - отвечала малышка Ро, потягиваясь, улыбаясь и поправ- ляя прическу.
  Она неловко встала и поспешно пробралась к отшельнику. И тут Ро увидела на полке над его головой банку с серой водичкой, в которой плавали купюры разных стран и всевозможный хлам.
  - Ой, а что это такое?! - спросила Рокки, вытянув вперед пальчик с красным лаком.
  Кро закатил глаза и громко зафыркал в усы.
  - Это анализ души одного знакомого вам человека, - ответил старик.
  - А можно взглянуть на мой анализ? - бодро поинтересовалась Варвара Никифоровна.
  - Можно, - ответил отшельник и кивнул на другую банку.
  В розовой воде, наполнявшей эту банку, путешественники увиде- ли плавающий винегрет из пирожков, нот, этикеток модных магази- нов, цветов, флакончиков духов, тюбиков губной помады и прочей дребедени, столь любимой Тетушкой.
  - А вот и неправда, - решительно заявила Медуница, - это субъек- тивный подход, а есть объективный факт: если бы бабушка не связала мне этот свитер из ангоры, я бы сегодня околела от холода!
  
  - А меня выручила кофточка из мохера, тоже связанная и по- даренная мне Тетушкой, - вступилась за Варвару Никифоровну Мушка.
  - А меня согрел пуховый шарф, тоже связанный дорогой и люби- мой нашей Тетушкой, которая долгие годы цементирует своей лю- бовью и заботой нашу компанию! - горячо воскликнула Рёзи.
  - Как вам угодно, - произнес отшельник бесстрастным голосом, смотря на анализ души Варвары Никифоровны, который стал просто прозрачной водой, - согрелись и ступайте с миром, держитесь на се- вер! Ступайте!
  - Но мы еще не убрали со стола! - возразила Варвара Никифоров- на, ухватившись за пылающие щеки.
  - Ничего-ничего, ступайте! - настаивал отшельник.
  Паралличини обиженно надул губы, а Пыш, с опаской глянув на запотевшее окно, прошептал:
  - Даже худой хозяин в такую пору собаку из дому не выгонит!
  Кро без комментариев собрал мешки-накидки и шапки-футляры. Сбились в кучу, как овцы, у двери, явно не желая открывать ее. Про- фессор от лица всей компании поблагодарил хозяина избушки за при- ют, думая: "Мог бы оставить нас и до рассвета!"
  Недовольные путники вышли в царство холода, возле каждого лица повисло белое облачко пара, зубы сами начали выстукивать джигу, а скудная одежонка казалась всем опереточным реквизитом. Войшило взглянул на ясные осенние звезды, определил стороны света и двинулся на север.
  - А вы не ошиблись, господин профессор? - воскликнул резким те- нором Паралличини. - Получается, на юге, откуда мы пришли, стоят высокие горы! Но какие горы мы переходили?!
  Все обернулись и в белом тумане увидели очертания высоких гор.
  - Мы, возможно, перемещались вместе с избушкой, - блестя гла- зами, сказала Ро, - у меня закладывало уши, как в самолете, и хоте- лось спать.
  - Да-да! И у меня! - поддакнула Рёзи.
  - Странный старик, - промолвил профессор, недоумевая.
  - Мне показалось, что на нем тапочки нашего дедули, - поделилась наблюдениями Мушка.
  - Да-да, - живо отозвалась Рёзи, - на подоконнике я заметила вишневые косточки!
  Избушка со светящимся окном еще виднелась за низкой пеленой тумана.
  - О нет! - воскликнул Под. - Я забыл у старика в спешке гитару! Он сунул свою сумку в руки Мед и энергично заспешил к сторожке.
  
  - Поди! Не ходи! Я как старшая сестра запрещаю тебе! Родители, что же вы как воды в рот набрали?! - истерично заголосила Медуни- ца. - Дочь потеряли, хотите и сына прошляпить?!
  - Не бойся, Мед, это просто одинокий "духовно-моральный" чело- век! - из тумана крикнул Под.
  - Поди! - не унималась, чуть не рыдая, Мед.
  - Не кричи так, детка, - попросил, стуча зубами, Кро, - не ровен час накличешь беду: щеголеватые вояки, голодные звери, похорон- ная процессия и все такое!
  - Я пойду за ним! - словно предчувствуя неладное, воскликнула Мед, бросая вещи на землю.
  И она помчалась, гулко топая, за братом.
  - Не годится их бросать, - еле выговорил озябший Кро и побрел следом за Мед, смешно поднимая тощие ноги.
  - Это очень плохо, что мы разделились, - произнес со вздохом про- фессор, - предлагаю вернуться всем.
  - Подождем пять минут, - сказал нарочито спокойно Паралличини.
  Они подождали, пританцовывая, и десять минут, и пятнадцать, и двадцать.
  - Похоже, старик улегся спать, погас свет в окошке, - заметил Войшило.
  Под и Мед не возвращались, не видно было и старины Кро. Парал- личини взвалил на себя вещи ушедших. И все, переполненные тре- вогой, молча побрели назад. Метров через сто друзья наткнулись в темноте на Кро, у которого усы стояли дыбом от холода или от пере- житого потрясения.
  - Я потерял тут очки, - сообщил он странным тоном, - пока шарил по земле, нашел чью-то ногу, посветите мне.
  Путники, замирая от ужаса, боясь увидеть разорванных на части Пода и Мед, закрыли глаза. Адриано поспешно зажег зажигалку. На земле действительно лежала оторванная нога в военном ботинке, а поодаль - очки Кро. В тумане раздались приближающиеся звуки, от которых всем стало не по себе.
  - Не гасите свет! - раздалось из темноты.
  Послышались быстрые шаги и неровное дыхание. Запыхавшиеся и возбужденные Под и Медуница выскочили из тумана.
  - Сначала мы пошли на свет в окошке, - взволновано рассказывала Мед, - но он удалялся от нас, а потом и вовсе исчез! Мы дошли до на- шего шалаша, повернули назад и сбились с пути, потом Под запнулся об убитого безногого солдата, и мы побежали наугад! Считайте нас идиотами, но мы так и не нашли избушку!
  - Исчезла, как и появилась, - изрек Кро.
  
  - Да, старина, без уфолога здесь не обойтись, - поддакнул Па- ралличини.
  Профессор скомандовал идти на север, и путники молча зашагали, ничего не ощущая, кроме холода. Они шли часа два вдоль края поля, боясь сворачивать в лес; поле закончилось, потянулся пугающий ле- сок, сквозь который приходилось пробираться, касаясь холодных ветвей озябшими пальцами. За кустами заблестела река, и Варваре Никифоровне даже показалось, что она слышит запах очага и крова. Помогая друг другу на грязном скользком склоне, путники почти уже спустились к воде, как из кустов раздался грубый женский голос:
  - Кто такие?! Стой, не то Каре Сарыг кликну!
  - Нас еще и псами затравят! - сообщил о своих опасениях осип- ший Кро.
  Из нависших над водой кустов выбралась крупная женщина в вя- заной шали с большим синяком под глазом. В ее руке блестел гарпун наподобие тех, с какими охотились на крупную рыбу первобытные обитатели лесов. Путники уставились на грозное оружие.
  
  Рассказ третий. Не преследуйте радугу!
  
  Профессор перевел взгляд на противоположный берег и увидел за деревьями черные очертания домов и ярко-оранжевое светящееся окно высоко над землей.
  - Мы ищем мужчину, женщину и девочку, - сказал Войшило без обиняков.
  Женщина хмыкнула и уставилась на перстень Варвары Никифоровны.
  - Мы вам заплатим, - с готовностью отреагировал профессор.
  - Что мне ваши деньги?! Кабы белок наловили или куниц, или хоть колечко подарили! - заявила обиженным тоном лесная жительница.
  - Конечно-конечно, - решительно произнесла Ро, снимая с поспеш- ностью свой перстень и желая отвести разгоревшиеся глаза охотницы от Кольца предков на руке Варвары Никифоровны.
  Женщина, откинув гарпун, проворно схватила перстень и повеси- ла его на кожаный шнурок на шее. Путники с удивлением заметили, что на шнурке уже висели несколько колец.
  - Меня зовут Фуксия, - радушно сказала женщина, - отведу вас к себе!
  Она легко подхватила погашенный фонарь, свое грозное оружие и большое деревянное ведро, в котором плескалась еще живая рыба, и, приговаривая всякий вздор, повела незваных гостей к широкому бревну через реку. Крылатые черные тени побежали по блестящей воде вдоль бревна. С раскинутыми в стороны руками путники пере-
  
  брались на другой берег и очутились возле самого дома Фуксии, край- него в деревне. Все поднялись по скрипучему крыльцу и вошли в избу. В нос ударил запах хлеба и кислого молока для выделки шкур. На рус- ской печи послышались шорохи, и лысый носатый ребенок хрипло спросонок спросил:
  - Наглушила, маманя?
  - Наглушила, есть чем гостей угостить, - приглушенно отозвалась Фуксия, боясь кого-то разбудить.
  Она зажгла фонарь, и путешественники увидели, что вся изба со- стоит из сеней и кухни. С печи доносилось посапывание, крупная рыба в ведре раздувала жабры и шумно билась.
  - Вона, Каре Сарыг еще не спит, - радостно сообщила хозяйка, - поднимайтесь к ней, можа, кто там останется, у меня-то все не поме- ститесь, а я пока стол накрою.
  Фуксия указала на ярко-оранжевое окно через дорогу. Усталые путники встали со скамеек, взяв из вещей самые необходимые, выш- ли на улицу, на другом конце которой тут же забрехали недовольно собаки. В эту глухую пору на всю деревню светились только три окна: у Фуксии, у Каре Сарыг и в большом белом доме, расписанном сини- ми цветами.
  Профессор, глянув на ярко-оранжевое окно, стараясь не скрипеть ступенями, поднялся по высокому крыльцу и, отворив незапертую дверь, вошел. Остальные, ступавшие, как мышки, столпились за его спиной в просторных сенях, заставленных корзинами с брусникой и берестяными туесками. Дверь в натопленную кухню была распахну- та, и друзья увидели, что вся кухня устлана медвежьими шкурами; в углу на соломенных тюфяках лежали большие подушки с вышитыми наволочками и одеяла из рыси. На столе белела скатерть с простым вышитым орнаментом, а на ней были разбросаны разноцветные моточки ниток, бусинки, книга и цветок, похожий на полевой мак. Каре Сарыг сидела к вошедшим спиной, вышивая при свете фонаря, и разговаривала сама с собой. Небольшое окно было завешено оран- жевым цветастым платком, на плите булькал чайник. Но все изум- ленные взгляды остановились на девушке с длинными золотистыми волосами, украшенными яркими ленточками и меховыми шариками. Даже сидящая на маленьком стульчике, Каре Сарыг казалась очень высокой, настоящей богатыркой. На ней была простая холщовая вы- шитая белая рубашка, поверх которой девушка накинула безрукавку из чернобурки. Путники внимательно прислушались к речи, показав- шейся им странной.
  - Папаня, - говорила почти детским голосом жалобно Каре Са- рыг, - когда же ты придешь за мной? Я совсем разучилась читать, хоть
  
  я и читаю каждый день твою книгу, и сегодня я читала о том, как ан- гелы прилетели к пастухам. Но со мной никто не занимается, на всю деревню ни одного грамотея! Да и когда мне читать? Я все дни на охоте. Свою первую рысь я задушила, когда мне было восемь лет, эта злая кошка оцарапала мне плечо!
  Девушка, словно жалуясь, приспустила с плеча меховую безрукав- ку и рубашку, и удивленные гости увидели давно зарубцевавшиеся следы от большой когтистой лапы.
  - Ничего-ничего, мой Огонек, - раздался хрипловатый баритон Котса, от которого у путников по спине побежали мурашки, - ты же моя маленькая пиратка, мой самый классный супер, мой любимый супренок! Мой непобедимый супреныш!
  Кро заглянул в темный угол кухни, надеясь увидеть там самого Котса, а Пыш со слезами на глазах протянул было к найденной внучке руки, но озадаченный профессор сделал запрещающий жест.
  - А если это технократический клон?! Посмотрите на ее рост, силу, голосовые возможности. "Технаки", вероятно, что-то сделали Гло- рии! - прошептал энергично Войшило.
  И все разом вспомнили рассказ Гло о ее пребывании в плену у "тех- наков", когда они утащили ее из госпиталя на свой корабль, а Котс пришел и освободил ее, а вскоре Гло поняла, что ждет ребенка...
  - Маманя, я берегу твой цветочек, хоть бы ты пришла за мной, - послышался детский просящий голосок, - они меня зовут Каре Сарыг, но я не знаю, кто это - может, он похож на медведя? А своего первого медведя я завалила, когда мне исполнилось двенадцать лет, он оста- вил мне шрам на шее! Это было очень больно...
  Девушка откинула волосы, спадающие до медвежьих шкур на полу, и показала матери, с которой она якобы общалась в своем домашнем театре, большой фиолетовый шрам.
  - Бедный мой Огонечек! - раздался сострадательный голос Глории. Путники от этого голоса зашмыгали носами и заморгали часто глазами, Пыш закрыл лицо руками, а Мушка зарыдала, не в силах
  удерживать свою боль.
  Каре Сарыг вздрогнула, напряглась всем телом и повернула к ним лицо. Гостей словно жаром обдало, каждый из них, увидев неземную красоту девушки, подумал: "Что-то здесь нечисто!"
  У нее была матовая, словно светящаяся изнутри кожа, как у Гло- рии; на абрикосового цвета щеках бархатился детский пушок; чер- ные брови вразлет, как у всех чад Пыша, удивленно дрогнули; алый рот приоткрылся и улыбнулся; а зеленые, словно весенняя трава, глаза Котса глянули с доверием на гостей и остановились на высокой плачущей Мушке, на которую очень была похожа Глория.
  
  - Маманя, - словно простонала с нежностью и невыразимой радо- стью девушка, протянув к ней большие сильные руки.
  Мушка хотела броситься к внучке, но Пыш остановил ее резким движением. Руки девушки повисли в воздухе, а глаза, эти необычные, непривычные, ужасающие глаза наполнились удивлением.
  - Вы все сошли с ума! - с чувством воскликнула Варвара Никифо- ровна, отталкивая останавливающие ее руки. - Это же наша Рове- нушка! Птичка моя маленькая, моя крошечная девочка!
  И Варвара Никифоровна бросилась к девушке, горячо обнимая ее и осыпая поцелуями золотистую макушку.
  Ровена обхватила ее сильными руками, зажмурилась от счастья, прижалась к ней и прошептала с улыбкой:
  - Бабуленок! Мой маленький бабуленок!
  Стоящая Варвара Никифоровна, которая действительно была только на несколько сантиметров выше сидящей девушки, не стесня- лась счастливых слез.
  - Я остаюсь здесь ночевать, а вы все идите к Фуксии! - заявила рас- троганная Тетушка, вкладывая в слова "идите к Фуксии" глубокий смысл.
  - Мы с Поди тоже остаемся здесь! - решительно произнесла Мед. - Напоишь нас, племяшка, чаем с клюквой, у тебя же ее полно?!
  - Нет, - виновато произнесла Ровена, - клюквы нет, только брусни- ка, но я завтра принесу из леса клюквы целую корзину!
  Девушка поднялась, радуясь гостям, которых обдало новой волной страха. Перед ними стояла богатырка с пристегнутым к поясу охотни- чьим ножом, в которой было более двух метров роста.
  Кро громко кашлянул, уведомив друзей о том, что спускается на улицу, остальные в молчании потянулись за ним, судорожно вцепляясь в перильца высокого крыльца. Через дорогу в слабоосвещенном окне металась большая тень: Фуксия, казалось, энергично стирала в тазу. Семеро путешественников вошли нерешительно в избу и увидели, что хозяйка энергично чистит и потрошит еще живую рыбу, едва справля- ясь с ней. Вторая рыбина уже шипела на большой сковороде, издавая аппетитный запах. Пахло душистым травяным чаем. С печи доноси- лось громкое сонное посапывание. Хозяйка, закончив битву, убрала со стола, вымыла руки, достала бутыль со смородиновой настойкой и, охотно рассказывая о деревенском лесном "житье-бытье", принялась нарезать свежий пористый хлеб. Береза и Рокки с удовольствием по- могали ей разливать чай и раскладывать готовую рыбу по тарелкам.
  Профессора мучили и угрызения совести, и смутная тревога. На- спех выпив кружку чая, он вышел на крыльцо. Оранжевое окошко стало черным.
  
  Не замечая стоящего в тени Войшило, крадущейся походкой про- шла наряженная молодая баба с узелком и длинной толстой косой из- под платка. "В такое время? - подумал профессор. - Не иначе, как на свидание".
  Из тени от соседней избы вышла такая же, с узелком и косой, и окликнула ехидно первую:
  - Огородами пробираешься, Снегурушка?!
  - Не твое дело, Мизгириха! Беги домой на своих тощих волосатых ножках! - огрызнулась первая.
  - Это у меня-то тощие?! - завопила вторая, проворно откладывая узелок к забору и бросаясь на обидчицу.
  Обе женщины сцепились, пытаясь ухватить за вражью косу. Про- фессор усмехнулся и незамеченным перешел дорогу, поднялся по крыльцу и приоткрыл дверь. За ней раздался дружный хохот. Войши- ло прислушался.
  - Перестань смеяться, мой бабуленок, все подушки посвалила! - звонко говорила Ровена. - Ну и что, что тетя Мед хочет выйти замуж за великого ученого или тирана?! А я хочу выйти замуж за генерала!
  И снова все дружно засмеялись, включая девушку. Все четверо хо- хотали, как сумасшедшие, а громче всех - Варвара Никифоровна.
  - Ой, не могу! - еле выговорила она. - Да все генералы-то тебе под мышку будут! Со стульчиком будут свататься! Выстроятся в очередь - и все с табуреточками!
  И вновь лежащие внутри на медвежьих шкурах залились веселым смехом. Войшило улыбнулся, продолжая слушать их разговор.
  - Да-да, - поддакнула охрипшая от хохота Мед, - в пупок будут ды- шать все генералы! Ха-ха-ха!
  И опять взрыв неистового хохота. "Это моя Варюша всех завела", - подумал с улыбкой профессор.
  - Бабуленок, только не смейся, - раздался свежий голосок за две- рью, - а чем французский поцелуй отличается от итальянского?!
  - Ой, умора, это Фуксия ее просветила! - простонала сквозь смех Варвара Никифоровна. - Ох, не могу! Жалко, господин профессор не слышит!
  И все четверо разразились безудержным гоготом.
  Женщины еще дрались в тени забора, ничего не видя и не слыша, осыпая друг друга изощренными оскорблениями.
  Профессор прикрыл дверь, гоготнул сам и посмотрел на небо, на осенние звезды. Какая долгая ночь! Его взгляд перешел на окно Фуксии, за которым продолжалась поздняя трапеза, затем - на реку, скрытую белым туманом. Неожиданно из тумана, как из молока, вы- нырнула фигура молодого оленя с раздутыми ноздрями, с разинутым
  
  пенным ртом и выпученными блестящими глазами. Тяжело храпя и разбрызгивая с боков воду, олень, дробно стуча копытами, помчался вдоль по улице. Дерущиеся в ужасе прижались к забору и, казалось, слились с ним. Из тумана вылетела стая мокрых волков, неслышно преследующих на мягких лапах добычу. В другом конце улицы зала- яли протяжно с подвыванием проснувшиеся собаки. Профессор даже успел заметить рубиновые глаза хищников и, как стая исчезла, вспом- нил строчку из своего юношеского стихотворения: "Замирают чутко звери на больших и мягких лапах..." Как давно это было! И уже прой- ден большой жизненный путь, который научил: чтобы развиваться, надо идти, и не просто топтать дорогу, а идти по ней к Богу.
  ...Когда стук копыт стих далеко за деревней, профессор поспешно пересек вмиг опустевшую улицу и вошел в избу Фуксии, пропахшую жареной рыбой, мятным чаем и кислым молоком.
  - Вот так все наши мужики-то и спились! - рассказывала рас- красневшаяся от настойки хозяйка. - Все как один померли! И что за жизнь пошла: ни тебе свадеб, ни тебе детишек! Тут как-то сажала я в огороде патиссоны, вдруг свалился, как снег на голову, на мой огород мужичонка! Так себе, невидный, за такого в базарный день и беличью шкурку не дадут! А все-таки единственный на всю бабскую деревню! Думала, моим будет, а он вмиг стал "хозяином" и "господи- ном Патиссоном", а нам всем дал цветочные имена! Теперь для раз- множения несем бутылку, чтоб приласкал - закуску, а чтоб пообещал жениться - две недели работаем на его огороде! Но жизнь налади- лась, дети пошли!
  - Это все очень интересно, любезная Фуксия, однако как вы нашли девочку? - в нетерпении спросил профессор.
  Мушка с Пышем сидели в темном углу с закрытыми глазами, при- готовившись к самому тяжелому известию.
  - В тот день, - начала бойко Фуксия, - с утра до обеда без пере- дышки стреляли зареченские козлы, а я ловила рыбу у нашей речки, наглушила целое ведро! Вдруг вижу - батюшки мои! - по полю бегут мужчина, женщина и девочка к нашей деревне! А козлы-то, видно, их приметили, и тут такое началось! Трах-бах! Вся земля ходуном ходи- ла! Гляжу я, упали наземь все трое замертво! Ведро с рыбой я спрята- ла под кустом, а сама - к ним! Девочка внизу оказалась, на ней - мо- лодая красивая женщина, ох и красавица, каких свет не видывал! А женщину закрыл собою, стало быть, муж. Он всю ее закрыл и голову ее руками своими закрыл, у него спина вся была утыкана осколками, а у ней только один маленький осколочек в висок вошел между его пальцев! Прямо в висок вошел, маленький такой осколочек! Всплес- нула я руками, как этакое увидела, смотрю, из-под них девочка вы-
  
  лезла в такой же одежде, как родители, чудная одежда, как в зеркало в нее можно глядеться! Девчонка и давай их тормошить, да что уже тормошить-то?!
  Мушка с Пышем, обняв друг друга, замерли в своем темном углу, словно сами умерли. А хозяйка продолжала с удовольствием (видимо, уже не первый раз) рассказывать эту печальную историю:
  - Взяла девчонка сумку отца, вынула у матери цветочек из кар- машка, да какой цветочек, без воды не вянет! Побежали мы с ней за лопатами, пока козлы затихли, в лесу выкопали могилку побольше, девчонка, не гляди, что малая, быстрей меня копала! Силища в ней с детства неимоверная!
  Пыш вздрогнул от этих слов и подумал о том, что, возможно, из-за этого сильного, красивого, хитрого клона и погибли Глория с Котсом.
  - Какая несуразная смерть для такого отважного, легендарного ге- роя! - воскликнул вспотевший от напряжения Паралличини. - Быть сбитым и застреленным какими-то "зареченскими козлами"!
  Бледный Кро тер виски. Рокки и Рёзи, обнявшись, плакали.
  - Разве важно, от чего умереть? Главное - как умереть, - с трудом произнес профессор, склонив седую голову в глубокой печали.
  - Да, - откликнулся, придя в себя, Кро, - в смерти два страшных момента: неподготовленность к ней и боль близких.
  - Так вот, - как ни в чем не бывало, зевая, продолжала Фуксия, - сняла девчонка с себя эту чудную одежду, положила им в могилку вместо подушки, столкнули мы их вниз потихоньку, без слез на них нельзя было смотреть, они будто спали и обнимали друг друга! Сверху мы забросали их цветами, много там росло жарков оранжевых! Взя- ли лопаты, закидали могилку, подравняли, я было хотела поголосить маленько, а девочка мне и говорит: "Не реви, смерти нет!" Во какая! Напротив меня старик один жил, охотник, объяснил он ей тайгу, вме- сте на охоту ходить стали. Так и появилась у нас кормилица. Как по- мирать пришло время старику, завещал он ей свою высокую избу.
  - Можно нам завтра сходить на могилу? - еле слышно спросила Мушка.
  - И-и, могилка где, не знаю, - отвечала уж совсем сонная хозяй- ка, - в тот же день, как мы их схоронили, такой ураганище налетел! Все деревья вокруг повалило! Мы дня через два пошли посмотреть, да не нашли могилку-то!
  Хозяйка убрала посуду и улеглась на широкой скамейке, укрыв- шись большой вязаной шалью и подложив под голову мешок с овечьей шерстью. Гости расположились на полу на тюфяках с сеном. Пышка не спал - он сидел и покачивался в такт своему горю и смотрел на квадрат небольшого окна. Рядом повздыхали, поворочались друзья,
  
  запохрапывал уставший профессор, следом за ним Кро и Паралличи- ни начали выводить носами рулады, на скамейке посапывала Фуксия, а на печи - ее дети. Пыш сидел и гладил Мушкину голову с мокрыми от слез волосами. Весь мир погрузился в сон. Пыш почувствовал, что в его душе образовалась дыра величиной со Вселенную. Он на миг отключался и снова смотрел на окно - там, через дорогу, спала слад- ким сном виновница гибели его любимой дочери. Пышка почему-то вжился в эту мысль, он даже злорадно думал: "Жалко, дикие звери не разорвали этого клона!"
  Пышу казалось, что какие-то тени припадают к окну, словно в него заглядывали то волки, то медведи, всматривались и улыбались свои- ми звериными улыбками...
  
  Утром, розовым и прохладным, Ровена с Подом и Медуницей пош- ли в лес за клюквой. Остальные члены команды собрались в уютной высокой избе, где Варвара Никифоровна хлопотала у плиты.
  - Девочка думает, что ее родители живы, они просто долго отсут- ствовали, и вот теперь вернулись за ней, но чем-то недовольны в ее поведении, - рассказывала румяная Тетушка, виртуозно переворачи- вая на сковороде пирожки с заячьей печенью. - Пыш, сын мой, тебе надо быть поласковее с ней, ей здесь было несладко! У нее дикое сер- дечко, но золотое!
  Молчаливые путники, бледные после горестной ночи в душной избе, умылись в сенях и с удовольствием уселись за стол, приятно сервированный Варварой Никифоровной, разглядывая и лесной мед, и ягоды, уже ударенные первым заморозком, и блестящие грибочки - ароматные груздочки, и горку пирожков на деревянном блюде.
  А в это время Медуница и Под разглядывали грозди рябин, на каж- дой ягодке висела тяжелая капля росы.
  - Похоже на водяную бороду! - воскликнул жизнерадостно Под.
  - Нет, это ягоды плачут, не хотят осыпаться! - отозвалась свежая после сна Медуница, настроенная на лирику.
  - Тетя Мед, а почему у тебя нет мужа? - раздался из-за рябинок девичий голосок Ровены.
  - Потому что я конопатая, костлявая, вредная, хожу в качалку, эмансипированная, "сержант в юбке" - так прозвали меня коллеги, а студенты меня прозвали "луженой глоткой"!
  - Понятно. А почему у дяди Пода нет жены?
  - Потому что его послали далеко и надолго! А я как его старшая се- стра (я родилась на две минуты раньше) считаю, что их посылать нуж- но еще дальше! Таких богатеньких Парасолек - как собак нерезаных!
  - А-а... А маманя без меня не уедет?
  
  - Вот уж, сделай одолжение, не называй маму "маманей", звучит чересчур кондовенько!
  - Но у нас все так говорят!
  - Это не аргумент, дорогая! Что это за миски и тазики стоят возле огромного камня?!
  - Наши девки, у которых не родятся дети, приходят к этому камню и кормят его сырым мясом, а он им будто бы помогает, но я в это не верю.
  - А я верю! Я бы сама его с удовольствием покормила венскими сосисками! Только понять бы, ха-ха-ха, где у него рот! Я вообще оста- лась бы здесь с радостью, только бы вырваться из урбанистской моде- ли развития! Я хочу возглавить движение "Бросай все и беги в лес!".
  Мед в риторическом припадке не заметила большую кочку под но- гами, запнулась об нее и чуть не просыпала клюкву из своего туеска. Кочка отвалилась на сторону, из-под нее вывалился клубок малень- ких пестрых змей, он зашевелился, готовясь расползтись.
  - А-а-а! -неистово завопила Медуница, прячась за высокую пле- мянницу, которая поспешно ногой опрокинула красную от клюквы кочку на место, прикрыв ею зловещий выводок.
  Высокая и красивая, Ровена в лесу себя чувствовала спокойно, как и подобает настоящей лесной охотнице. Она шла впереди в синей вышитой юбочке до колена, неслышно ступая в обутых на босу ногу меховых сапожках, расшитых бусинками. Сильная и гибкая, она каза- лась частью этого дикого леса. На ремне, сплетенном из нескольких сыромятных шнурков, висели два больших ножа. Ветерок раздувал мех безрукавки из чернобурой лисицы, надетой поверх связанной из грубой овечьей шерсти кофты. За плечом бесстрашной девушки висе- ло большое старое ружье.
  - Скажи, зачем ты привязала мне на спину эту глупость? Я иден- тифицирую себя с верблюдицей, скрещенной с ежом! - спросила раз- драженно Мед, указывая на решетку со вбитыми в нее штырями.
  - Здесь много рысей, они обычно прыгают на плечи и на шею, дядя Под отобьется, а тебя свалят и перекусят вену!
  - Дальше не пойдем, сколько набрали ягоды, столько и набрали!
  - Сейчас дойдем до этих старых листвянок, там на больших дере- вьях могилы, давным-давно хоронили на деревьях и не жалели золота на своих покойников; я хочу подарить мамане... то есть маме, конеч- но... колечко!
  - Так-так, охотница! Ты у нас, оказывается, потрошительница захо- ронений! Бедная мама будет в восторге, получив такой подарочек! - с ироничным смешком воскликнула Медуница.
  Но Ровена не слушала, она подала ружье Поду, молчавшему всю дорогу и с интересом разглядывавшему девственную природу. Де-
  
  вушка подпрыгнула до высокой крепкой ветки, подтянулась, ловко вскарабкалась на нее, и в вышине замелькали ее сильные икры со следами летнего загара. Мед и Под озирались по сторонам, наде- ясь увидеть в ветвях висящие скелеты, сплошь покрытые золоты- ми украшениями. Впереди величественно возвышались старые ли- ственницы с черными ветвями и золотистой, еще не опавшей хвоей, их нижнюю часть скрывал молодой ельник, и в нем Медунице почу- дилось какое-то движение, а Поду даже показалось, что кто-то вни- мательно разглядывает их.
  Мед занервничала, сделала неверный шаг назад, потеряла равно- весие и, споткнувшись о полусгнившую корягу, упала на спину, вот- кнув штыри решетки от рысей в землю.
  Поди было нагнулся к ней, но увидел, что макушки елочек закача- лись из стороны в сторону, пушистые зеленые лапы раздвинулись, и прямо к нему, и мухи не обидевшему Поду, направился здоровенный бурый медведь. Мед тоже увидела его, запрокинув неестественно го- лову, и завопила, как и подобает "луженой глотке", неистово:
  - Стреляй, Поди!
  Под вскинул ружье и прицелился медведю в широкий лоб. Зверь хитро улыбнулся и уставился близко посаженными, почти человече- скими глазками в глаза Пода, словно гипнотизируя его. Этот наглова- тый, самоуверенный взгляд говорил: "Ты не сможешь в меня выстре- лить, не сможешь ни за что!"
  Поду действительно не хотелось стрелять, ему было до слез жал- ко шикарную грузную зверюгу, которая казалось ему неуклюжей и дружелюбной, как дрессированный цирковой Топтыгин. Медведь тем временем быстро приблизился почти вплотную, презрительно взгля- нул на охрипшую от крика лежащую Мед и поднялся на задние лапы. Эта мохнатая гора, пахнущая мокрой шерстью, неловко переступив, выбила из рук Пода мощной лапой ружье, которое, отлетев, больно стукнуло по лбу прикованную к земле Медуницу.
  В тот же момент большой белый предмет просвистел в воздухе и ударил медведя по уху. Зверь недовольно рыкнул, но заинтересовался им, встал на четыре лапы и обнюхал лежащий на мху у его лап чело- веческий череп. Ровена, не теряя ни секунды, прыгнула на крепкую ветку, с которой начала свое восхождение, а с нее - на спину медве- дя! Девушка одной рукой ухватила неповоротливого зверя за ухо, а другой, стиснув зубы, полоснула длинным ножом по мохнатой шее. Кровь из раны темной дымной струей плеснула на желтую траву, мед- ведь яростно взревел, захрипел со свистом, приподнялся, несколько раз ударил воздух лапами, словно пытаясь дотянуться до отскочивше- го в сторону бледного Пода, и упал, вцепившись когтями в мох.
  
  Под в ужасе прижался к дереву, Мед стучала зубами от нервного напряжения. Ровена быстро отерла руки и нож сухой травой, пере- прыгнула через еще дергающуюся тушу и, подскочив к Мед, показа- ла ей мизинец, на котором поблескивало потемневшее от времени золотое кольцо.
  - Красивое?! - спросила радостно счастливая охотница.
  - Ага, - только и смогла произнести Мед, потрясенная, с большой красной шишкой на лбу.
  Ровена принесла две крепкие толстые ветки, отсекла с них сучья, вытащив из своего пояса сыромятные шнурки, связала ими попарно лапы медведя, продела под ними одну из очищенных веток, положила ее на вторую, которую положили на плечи Под и Мед; и, кое-как втро- ем подняв тушу, они понесли ее к деревне. Впередиидущие близняш- ки молчали, а Ровена радостно щебетала:
  - Это мой последний медведь, мы выменяем у Фуксии на него боль- шую лодку, а на ней поплывем до моста с драконами! Хорошо, что де- ревня рядом, далеко не надо нести тяжесть, вон уже дым из труб видно! Девушка несла тяжелый конец ветки, придерживая его рукой, а в другой сжимала ручку корзины с клюквой, поминутно приподнимая
  ее и взглядывая на свой украшенный мизинец.
  Медведя бросили возле крыльца Фуксии, которая тут же выбежа- ла к нему с большим тазом и радостными причитаниями. Следом за хозяйкой из избы показались Пыш и Мушка с вещами, оба испуганно глянули на тушу, на сияющую Ровену и уставились на Пода и Медуни- цу, растиравших плечи.
  - Маманя... то есть мама, конечно... вот тебе кольцо! - радостно нежным голоском проговорила Ровена.
  Мушка взглянула на ее растрепанные золотистые волосы, на ее прекрасное, разрумянившееся от волнения лицо, на ее зеленые, как листья, глаза и не смогла отказаться от подарка.
  - Папаня! - с гордостью обратилась довольная девушка к Пышу. - Я сама завалила этого мишку! Это матерый медведь, посмотри, какие у него большие клыки и когти!
  Пыш глянул на звериную морду с умными глазами, на шерсть на шее, от крови слипшуюся сосульками, и подумал: "Больше я никогда не буду есть мясо". Мушка опустила глаза, зажав в кулачке кольцо.
  Медуница поняла настроение родителей и заявила своим обыч- ным насмешливо-циничным тоном:
  - Да если бы не Ровена, он бы переломал все кости и Поду, и мне!
  - И обсосал бы каждую косточку! - согласилась Фуксия, приступая с большим ножом и тазом к медведю. - Наверняка людоед! Стервец душегубный!
  
  Трое ее лысоватых носатых сыночков вооружились палками и с криками принялись отгонять набежавших собак. Профессор вышел взглянуть на принесенного медведя. Не он один заинтересовался до- бычей Ровены - со всей деревни собрались дети, лысоватые, лоба- стые, носатые, они с удовольствием трогали мозолистые подушечки на лапах медведя и вытаскивали мох, застрявший между когтей.
  - Как правильно, маманя: ведмедь или медведь? - спросил Фуксию ее старший сын.
  За спиной профессора раздался высокий дребезжащий голос:
  - Где он, этот, с позволения сказать, изюбр?! Фуксия, куколка моя, ты спустила для меня кровь? Не забудь мне отложить сало, сердце и мозг!
  Профессор обернулся: рядом стоял тщедушный человечек в льня- ной тоге на манер древнеримских, в горностаевой накидке, обшитой по краю многочисленными хвостиками и лапками, как кисточками. Он горделиво опирался на подобие посоха или жезла.
  - Все сделаю, господин Патиссон! - подобострастно отвечала Фуксия. Лобастое лицо с большим красным носом в фиолетовых прожил- ках просияло удовольствием, толстые влажные губы сладостно прич- мокнули. И вся лысая желтоватая голова в повязке из дорого меха обратилась к профессору, у которого разом пересохло в горле: перед
  Войшило стоял академик Дудкин!
  - А-а, Войшило, старое наваждение! - воскликнул он. - А как по- старел, батенька! Как постарел!
  Глазки под набрякшими веками и все распухшее лицо Дудкина-Па- тиссона выражали изумление.
  - Вы мистифицировали свою смерть?! - спросил удивленный профессор.
  - Я люблю мистификации, - отвечал горделиво академик, - когда- то я показывал студентам твою фотографию со словами: "Этого че- ловека разыскивает "Интерпол", опишите его лицо!" И они писали:
  "Гнусная, хитроватая улыбочка, колючий прищуренный взгляд...", тут я останавливал их: "Извините, я перепутал, это же портрет ака- демика Войшило!" Они зачеркивали написанное и начинали заново:
  "Мудрый взгляд проницательных глаз, добродушная улыбка интел- лектуала..." Ха-ха-ха! Но в данном случае мистификации не было! Я последовал за тобой на тот греческий остров, столь заинтересовав- ший тебя. Там началось как будто землятресение, и словно невиди- мая большая нога дала мне пинка! Я, как бильярдный шар, полетел в бесконечной лузе, где я видел мириады смеющихся наглых кроликов! Я летел лет двадцать и в чем мама родила упал вон на том огороде!
  И он указал царственным жестом желтой руки с набухшими вена- ми на огород Фуксии.
  
  - И теперь я жуир и местный диктатор! - самодовольно прогово- рил Дудкин. - Я всегда считал людей средствами, если хочешь, посуд- ными полотенцами, но о таких полотенцах, Войшило, я и не мечтал! И накормят, и массаж сделают, и огород посадят! Главное - умело ис- пользовать логические приемы в межличностных манипуляциях!
  - Но здесь вокруг все запущено, - заметил профессор, - что же вы не позаботитесь о порядке?!
  - А я человек пришлый, по мне хоть трава не расти! Человечество, Войшило, - это слепой крот, который всю жизнь роется, но ничего не понимает! Чего ему не хватает?
  - Человечество стало слишком приземленным, ему не хватает крыльев.
  - Опять ты несешь свою несусветную чушь! Человечеству не хвата- ет ядреного заряда эротической энергии, оно стало слишком фригид- ным! А в моем лесном царстве есть все! Приходи вечерком: выпьем, побалакаем, я тебе почитаю главы моей книги "От академика до дик- татора: путь избранных", а потом пойдем подглядывать за молодыми девками, Мизгириха сегодня баньку истопила!
  Его толстые мокрые губы причмокнули и задвигались в сладо- страстной улыбке.
  - Нет, мы уже собираемся уезжать, - ответил профессор и повер- нулся, чтобы уйти.
  - Вот-вот, я всегда на белом коне, а ты всегда на плюгавом осле! - злорадно прокричал ему вслед лесной диктатор. - Что ты мне скажешь на прощание?! И где твой выкуп за охотницу, которая снабжала меня кровью и золотом?! У меня золота, как у Креза, Войшило, как у Креза!
  - Не волнуйтесь, юноша, гуляйте перед сном, пейте на ночь моло- ко! - уже с высокого крыльца Ровены крикнул профессор.
  Его благородное лицо выражало глубокое сочувствие.
  Через секунду с этого же крыльца с восторженным воплем: "Это же живой академик Дудкин!" - сбежала Мед. Стоявший, как памятник самому себе, диктатор Патиссон уставился на ее веснушки, огромную лиловую шишку на лбу, расплылся в блаженной улыбке и спросил:
  - Как звать тебя, Перепелиное яйцо?
  - Медуница, - радостно сообщила Мед, покраснев под веснушками, как девчонка, - я с любовью читала ваши учебники и защитила дис- сертацию на тему: "Новые подходы академика Альберта Дудкина к ис- пользованию логических приемов в межличностных манипуляциях"!
  - Медуница! - повторил восторженно Патиссон и добавил не- сколько театрально. - А выходи за меня, Медуница, будешь женой диктатора!
  - Я согласна! - ответила Мед, не раздумывая.
  
  - Приходи в мою большую белую избу, расписанную синими ме- дуницами, вечером сыграем свадьбу! - произнес Патиссон и в со- провождении Фуксии, несущей таз деликатесов, проследовал к сво- ему терему.
  Путешественники с вещами спустились по ступеням высокого крыльца, возле которого их встречала Мед с пламенеющим лицом.
  - Не ждите меня, я остаюсь, академик Дудкин сделал мне предло- жение! - радостно сообщила она.
  - Ты спятила, Меди?! - воскликнул Под. - Это же самый злостный оппонент нашего дедушки!
  - Не наступай, сделай милость, на горло моему женскому сча- стью! - заявила Мед. - Уважайте меня и мой выбор!
  - Каре Сарыг, вытащи у моста лодку, я, как управлюсь с ведмедем, схожу за ней! - сказала Фуксия и обратилась к профессору, подавая ему плоскую черную металлическую коробочку. - Взаправду оказался людоедом, во че нашла у него в брюхе, у душегубца!
  Профессор поблагодарил Фуксию, завернул подарок в свой носо- вой платок и направился к реке. За ним проследовала важная Вар- вара Никифоровна в лисьей куртке Ровены, с рысьим одеялом под мышкой, с обмотанной оранжевым платком корзинкой клюквы, при- вязанной шарфиком к руке. За ними потянулись остальные, не зная, радоваться или огорчаться решению Мед. Замыкала процессию высо- кая Ровена с тяжелыми веслами и большой сумкой на плече.
  Вся компания поспешно разместилась в просторной покачиваю- щейся лодке. Ровена села на весла, а опечаленный Под - на нос, по- обещав сменить ее.
  Вечерняя мгла спустилась на желтые осенние берега, за нею вда- ли угадывалась черная бесконечная вереница "могильщиков", на ко- торую уже никто не обращал внимания. Пыш посмотрел вверх: там дрожали огоньки небесных селений. Поэту казалось, что он покинул родной дом давным-давно. Пышка и не заметил, как погрузился в сон. Ему приснилась его любимая кладовка, в которой горел уютный свет, а на "родной лежанке" дремала совсем юная Мушка, укрывшись ки- сейной шалью. Молодой и счастливый Пыш в любимом зеленом ха- лате уселся за свой круглый писательский стол, и только взял свою счастливую ручку, как отварилась дверь и вошла улыбающаяся Рове- на. "Я очень люблю тебя, папаня, - сказала она, - возьми мое сердце!" И девушка достала из-под меховой жилетки большое фиолетово-крас- ное влажное медвежье сердце и протянула его Пышу, а за сердцем по- тянулись разноцветные тонкие проводки. Пыш вздрогнул всем телом и проснулся. Он увидел уставшую Ровену, налегавшую на весла. "Надо бы разбудить Пода, - подумал Пыш, - чтобы он сменил ее, впрочем,
  
  что сделается клону?" Река стала широкой, все спали, только профес- сор разговаривал с Ровеной. Пыш прислушался к их словам.
  - В городе большие дома и много страшных машин, - с тревогой говорила девушка, - так рассказывала тетя Мед.
  - Никто не хочет послужить на общее благо, никто! - озабочен- но отвечал Войшило. - Но каждый норовит прибавить себе веса или даже войти в историю, не понимая, что чем легче душа, чем свобод- ней, тем выше она может подняться! Придумали взвешивать душу! Да у всех душ разный вес!
  - Там ездят страшные автобусы и трамвай! - отвечала Ровена.
  - А если не могут войти, то норовят хотя бы влезть в историю, сви- детельствуя человечеству о том, что стояли рядом с гением, когда тот покупал для себя клизму, или лекарство от диареи, или ночной гор- шок, наконец! Никто не свидетельствует о том, что гений честен и трудяга! Это не громко! Не скабрезно!
  - Трамвай еще что, самое страшное - метро, где пахнет баней и все бегут, как ошпаренные!
  - Может, мне пора умирать? Да-да, я зажился!
  - А? Мой дедуленок, ты бы поспал, и все наладится!
  Войшило закрыл глаза и сразу задремал, ему приснилось, что он лежит в своей детской люльке, которую качает большая сильная нянька, она поет монотонную грустную песню, от которой засыпает весь усталый мозг! А она все поет и поет, отгоняя от себя песней сон и усталость. А Варваре Никифоровне приснился такой сон: она смо- трит в плачущее осеннее окно, за которым появляется физиономия знакомого журналиста. Он спрашивает: "Примадонна, раньше вы любили платья с изображением цветов, как настоящих, а какие пла- тья вы предпочитаете сегодня?" А Варвара Никифоровна и отвечает ему: "Те, которые не очень отличаются от ночных рубашек!" И вдруг знакомый журналист прямо через стекло больно бьет по лбу Варвару Никифоровну микрофоном!
  Лодка резко качнулась, уткнувшись носом в берег, неприятно за- скрипела галька, от чего путники сразу проснулись.
  - К тому берегу пристать не удалось, - виновато объяснила усталая Ровена, - слишком высоко. Ничего, выйдем здесь и проберемся под проволокой на мост.
  - Да-да, - сказала радостно Варвара Никифоровна, - и человек с погонами скажет нам: "Не вышагивайте павлинами, господа, - беги- те из зоны обстрела!"
  Впереди виднелся старый мост с грифонами, растопырившими крылья. Вся компания высадилась на берег и направилась к нему. Ро- вена оттащила лодку подальше от воды и догнала идущего впереди
  
  Войшило. Девушка чувствовала опасность и озиралась по сторонам. Вдруг желтый куст у самого моста зашевелился, из него выскочили два расфуфыренных типа в военных фуражках, один из них закри- чал надсадно: "Стоять!", - а второй направил блестящий револьвер в грудь Ровене. Девушка, недолго думая, пнула щеголя в живот, вы- хватила оружие и, размахнувшись, кинула его в реку. Второй, юркий и хищный, как жужелица, с криком: "Вот тебе, волейболистка!" - по- пытался нанести ей удар ножом в бок. Ровена перехватила его руку, зажала ее, словно клещами, отчего щеголеватый рахитик разразился неслыханной бранью и выронил свое оружие. Девушка ухватила на- глеца за острое волосатое ухо, сжала зубы и поднесла охотничий нож к его шее!
  - Нет, Ровенушка! Нет, птичка моя! - взмолилась горячо Варвара Никифоровна.
  - Но почему, мой бабуленок? - удивленно спросила Ровена, пово- рачиваясь к ней. - В схватке надо побеждать!
  В этот момент из желтого куста высунулась рука, и шоковая грана- та полетела к ногам путешественников.
  
  ...Первым очнулся Пыш, вокруг стонали остальные. Поэт увидел вверху ясные звезды и подумал, что уже когда-то видел эти звезды из такого же глубокого колодца. На краю воронки, закрывая звезды, появились две темные фигуры франтоватых "зареченских козлов". Пышка подумал: "Э-э, да это же котята с улицы академика Лизалки- на, просто они переоделись! Они постоянно переодеваются в разную одежду и меняют грим, эти лукавые плутократы!"
  - Эй вы, шпионы! - завопил первый темный тип, склонившись. - Вспоминайте всю важную информацию! Информацию!
  - Утром мы вас допросим и расстреляем! Пустим в расход! - закри- чал второй темный тип и попятился подальше от края.
  "Козлы", заржав, исчезли. Путники, потирая ушибы, поднялись на ноги на дне глубокой воронки, в которую были безжалостно сброше- ны часом ранее.
  - Друг мой! - горячо обратилась Варвара Никифоровна к профессо- ру. - Мы уже свое отжили, пусть наши друзья используют наши тела!
  - Пусть! - решительно заявил профессор и обратился к осталь- ным, - залазьте безжалостно на нас и выбирайтесь скорее отсюда!
  - Нет, так не годится, - сказала Ровена, - мы все спасемся!
  - Но как? - удивился подслеповатый Кро, потерявший, как всегда, свои очки.
  - Улетим, - просто ответила девушка.
  - А ты уже летала? - живо заинтересовалась Мушка.
  
  - Только во сне, но во мне есть эта сила, и на всех ее хватит, - со- общила Ровена, - однажды я сорвалась с верхушки высокого дерева, но не испугалась и зависла над самой землей!
  Мушка улыбнулась, у Кро заблестели глаза, а Ровена застыла стол- бом, напряглась всем телом, посмотрела на звезды - и неожиданно профессор в накинутом на плечи зеленом пледе отделился от земли и, как зеленый сдутый воздушный шар, начал медленно подниматься. Таким серьезным этого озорника никто и никогда не видел, словно старик собрался помирать.
  Пыш почувствовал, что его собственное тело лишено массы, оно совершенно ничего не весит, и он может управлять им!
  Варвара Никифоровна, в лисьей куртке, словно большой пингвин, подняла голову, взглянула с тоской на ботинки мужа, облепленные грязью, и принялась подпрыгивать и беспомощно стукать себя рука- ми по бокам, не выпуская при этом из одной - рысьего одеяла, из вто- рой - корзинки с клюквой.
  - Не бойся, мой бабуленок! - подбодрила ее с улыбкой Ровена.
  Она быстро сняла с себя сыромятный широкий пояс, обвязала им Варвару Никифоровну и привязала ее к себе, как матери носят младенцев.
  - Четверо - справа, четверо - слева, как журавли! - скомандовала приглушенно девушка.
  Все подняли головы, взглянули на звезды и плавно полетели к ним.
  
  ...Восток просветлел. Из-за длинной свинцовой тучи, охватившей полнебосвода, показалась золотая корона розового светила, и через ми- нуту выкатило само пресветлое величество, пробуждая осенний мир.
  "Как прекрасна земля с ее лентами рек, с ее золотом убранных по- лей и пестрыми рощами на холмах!" - думал Пыш, глядя вниз. И каж- дый из летящих с Ровеной думал так же. Под ними два крошечных пастуха сторожили стадо еле различимых свиней.
  - Смотри, Бунькин, ангелы летят, словно жаворонки парят! - тор- жественно и нараспев сказал первый пастух.
  - Ай, брат, нехорошо, нехорошо, ведь ты стяпнул эту строчку у по- этессы Никакой! Экий ты сливкосниматель, Мунькин! - ответил на- смешливо второй свинопас.
  На пустынной дороге стоял автомобиль меньше спичечного ко- робка, возле него шевелились две козявки: Бобер, бранясь, ковырял- ся в заглохшем моторе, Лола в ярко-красном свитере и узких черных брючках надувала жвачку и хлопала дверцей.
  - Глянь, Нутрия, летучие обезьяны! - воскликнула она, сняв чер- ные очки и наморщив плоский нос.
  
  - Что-то сперли да бобра замочили, вот и улепетывают! - со знани- ем дела объяснил ей сожитель...
  Тоска сжала Пышу сердце: если автомобиль, как коробок, а свиньи меньше рыжих муравьев, значит, он, Пышка, уже очень высоко и где- то недалеко от любимой Глории! И тут поэт заметил, что он лежит на белом пуховом, похожем на крыло огромной птицы облаке. Пыш уткнулся всем лицом в это белое и мягкое и заплакал безутешно, как когда-то, давным-давно возле старого желтого клена, пытаясь выпла- кать всю наболевшую тяжесть.
  - О чем ты плачешь, Пыш? - спросило его облако.
  - О моей малышке Гло, это несправедливо!
  - Судить о Божьей воле, Пыш, - все равно что преследовать радугу! Генерал понадобился в другом месте, ведь он только солдат, а что за Котс без Глории?! Посмотри, как они счастливы!
  Пыш поднял мокрое красное лицо и увидел невысокую длинную изгородь из роз, а за ней целый полк красивых сильных девушек и юношей в белых блестящих костюмах космического легиона! И мо- лодой Котс, подняв мощную руку, отдавал им приказания! А возле самой изгороди стояла великолепная, сияющая улыбкой, стройная Гло, одной рукой она гладила розы, а другой махала Пышу и осталь- ным. Котс заметил их, улыбнулся и отдал честь по-военному. Пыш посмотрел на лежащего рядом профессора, который поспешно тер очки, разглядывая Котса, Глорию и их подопечных. Значит, это не галлюцинация. Но облако уносило путешественников все дальше и дальше, и небесные воины растаяли в дымке.
  - Ты доволен, Пыш? Они оставили тебе самое дорогое, что у них было! - сказало облако.
  - Я никогда не подойду к этому хитрому клону!
  - Ты ошибся знаком: "плюс" принял за "минус"! Этот светлый Огонек уже вошел в твою жизнь, и только у нее хватит силы вы- рвать с корнем из твоей души черную розу, которую ты посадил сам!
  Пышка открыл глаза и увидел, что он лежит на чем-то мягком под одной из яблонь возле крыльца Дома Черепахи. Он поспешно закрыл глаза и подумал: "Ну, вот я и умер, и хорошо!"
  Рядом закричал, как сумасшедший, Паралличини:
  - Вы только послушайте, что пишут в газете! Волшебный лес объ- единился с Синим лесом в Лесную конфедерацию!!!
  "И умереть спокойно не дадут", - подумал сокрушенно Пыш.
  - Розалия тушит утку с черносливом под брусничным соусом! - воскликнула совсем близко Береза. - Чувствуете через форточку аро- мат? Принюхайтесь!
  
  - Посмотрите в окно - кто это, такой лысый, в фартуке Кро, режет рядом с Розалией помидоры?! - с чувством спросила Варвара Ники- форовна, громко сглотнув.
  - Дорогая, это же наш Осел! А рядом с ним режет лук и плачет в посудное полотенце Маша! - громко и радостно сообщил профессор.
  - Как здорово, нас ждали! - в один голос воскликнули Ро и Кро, они засмеялись и прижали нос к носу.
  Что-то щекотало Пышу веко, и горячий дождь капал на его лицо. Пыш открыл глаза и сразу все понял. Он лежал на сильных руках Ро- вены, склонившейся, как мать, над ним. Меховой шарик с ее волос щекотал ему веко и висок, а ее горючие слезы обильно орошали его лицо. От нее пахло чем-то чистым и детским, как от того облака, с которым он недавно разговаривал. Тень от маленькой птички скольз- нула по глазам Пыша, и он, переполненный нежностью, жалостью и любовью, сказал так, словно всегда так говорил:
  - О чем плачет моя маленькая доченька, моя родная девочка, мой любимый Огонечек?
  Ровена остолбенела, и тут же крик восторга вырвался из ее груди!
  - Ты притворялся, папаня, притворялся! Притворялся! Притворял- ся! - закричала девушка, вбивая меховой шарик то в одну, то в другую широкую ноздрю Пыша.
  Ровена проворно вскочила на ноги, схватила Пышку в охапку и, как провинившегося шалуна, кинула его в большую кучу сухих ли- стьев под звонкий девичий хохот Мушки. И тут внимание девушки привлекла красивая розовая бумажка, надетая на голую ветку ябло- ни. Ровена аккуратно сняла ее, волнуясь, развернула и прочла гром- ко и по слогам:
  - Мой люби-мый Поди, я не мо-гу жить без те-бя! Па-па от-дал нам Инжир-холл, как толь-ко уз-нал, что вы уш-ли без не-го! Я очень ску- чаю по тебе потому, что очень лю-блю те-бя! Твоя Парасоль-ка.
  Щеки девушки горели, она впервые столкнулась с чужой сердеч- ной тайной и радовалась вместе с Подом.
  - Что и требовалось доказать! - констатировал внимательно слу- шавший ее профессор. - Мы ничего не потеряли: менее развитое от нас убыло в свою нишу, более развитое ушло выше, - сказал Войшило, словно докладывал самому старому дому о результатах экспедиции.
  Он взял Ровену за руку и повел на крыльцо.
  Пыш все еще лежал на листьях и хохотал, как мальчуган. Красное яблочко сорвалось с яблоньки, посаженной в честь Ровены, и стукну- ло поэта по лбу.
  - Под, я вспомнил! - закричал Пышка в сторону сияющего сына. - В творчестве самое главное - вовремя поставить точку!
  
  
  
  Рассказ четвертый. Ровена
  
  Мальчик отдышался и осмотрел ободранные колени, приподняв короткие штанишки. И одежда, и капельки крови на коже, и тонкие грязные пальцы казались зелеными от зеленовато-изумрудного света, который висел между черных деревьев, как газовые декорации на сце- не. Ребенок хотел посмотреть назад, но у него сразу же закружилась голова при одном взгляде на пропасть, из которой он поднялся. Он по- смотрел вверх, казалось, этот зеленый свет идет, точнее, свисает от- туда. "Ползи, ползи, мой милый!" - снова позвал ласковый матушкин голос, и мальчик, ухватившись за выступающие корни деревьев, смор- щив грязное, усталое личико, снова пополз почти по отвесной скале.
  Ребенок все чаще припадал лицом к переплетенным, как змеи, корням для того, чтобы отдохнуть, но сразу же его звала матушка:
  "Ползи, ползи, мой милый!" И он снова и снова полз, не замечая, что его пальцы уже словно вымазаны белой глиной, и все пространство между деревьев заполнено молочным светом.
  Наконец, бледный, израненный ребенок выбрался на вершину и, несмотря на усталость и дрожь в руках и ногах, широко открыл изум- ленные глаза и засмеялся радостно и счастливо. Он стоял на лепестке гигантской белой лилии, внутренность которой излучала идеально белый свет!
  Мальчик присмотрелся повнимательнее: нет, это не цветок! Это огромный, словно из сияющего снега, город, располагающийся ров- ными улицами по склонам необъятной чаши, а внутри нее, в самом низу, блестело озеро, по которому плавали казавшиеся игрушечными корабли с белыми парусами. Все дома в городе, храмы и дворцы с ба- шенками тоже были белоснежными. И от всего, казалось, исходит это удивительное, немыслимой белизны сияние.
  "Иди туда, мой милый, иди смелее!" - раздался знакомый голос. Мальчик словно очнулся: нет это не матушкин голос - это голос Маши!
  - Нет, нет, - решительно произнес ребенок, - мне нужно домой, я не хочу огорчать Варвару Никифоровну и всех наших!
  Он повернулся спиной к прекрасному городу и, цепляясь изранен- ными руками за неприятного вида корни, принялся спускаться по опасной скале...
  Профессор вздрогнул всем телом, разжал скрюченные, онемевшие от напряжения пальцы и снова сжал их. Его газета скатилась к ногам в мягких домашних туфлях. Войшило, не открывая глаз, начал при- слушиваться к звукам.
  Удивительно устроен мир: серьезное и смешное переплетены в одну ткань! В кухне Пыш что-то рассказывает деловым тоном, а Муш-
  
  ка и Береза смеются, Паралличини при этом верещит: "Девчонки, где мой лук, где мой лучано?!"
  В комнате, где Войшило было задремал в кресле, уютно потрески- вает камин, а Варвара Никифоровна и Рокки разучивают новый ро- манс "Усадьба". Профессор с удовольствием открыл глаза. Ро сидит у рояля в розовой шелковой блузке с круглым воротничком, а Варвара Никифоровна в серебристой шали с длинными кистями опирается о белую блестящую крышку рояля. Профессор невольно заулыбал- ся, глядя на их лица. Обе очень смешно вытягивали в пении губы и щеки, как поют только оперные авторитеты, смакуя каждый звук. Варвара Никифоровна, распахнув шаль и выкатив бюст, изумитель- но выводила:
  
  Мне снится ночная усадьба С открытыми окнами в сад,
  Шумит в ней веселая свадьба, Заздравные тосты звучат!
  
  Рокки самозабвенно, почти сливаясь длинным носиком с клави- шами, притянув плечи к ушам, чувственно подхватывала:
  
  Душистые яблони сада,
  И смотрит невеста на них, "Услада, моя ты услада!" - Ей жарко прошепчет жених!
  
  Варвара Никифоровна, сморщившись на миг и закрыв ухо, обра- щенное к Ро, ладонью, лихорадочно блестя перстнями, продолжает с еще большим чувством:
  
  Романсов потребует пьяно Известный в округе богач, И старое фортепиано
  Исторгнет взволнованный плач.
  
  Повеет сквозь окна прохлада, И пламя свечей оживет. "Услада, моя ты услада!" - Душа, просыпаясь, поет.
  
  Недовольная Варвара Никифоровна отнимает ладонь от уха, мор- щится, как от имбиря, и заявляет властно:
  
  - Девочка, надо петь: "Усла-а-ада, моя ты усла-а-ада!", а ты поешь:
  "Услада, мо-о-я-а-а ты услада!" Как, скажи, ты умудрялась побеждать на конкурсах?!
  Рокки дергает подбородком и энергично взмахивает над клавиша- ми руками так, что взлетают легкие розовые воланчики на рукавах ее блузки. И Ро, вытянув губы чувственной воронкой до самых нот, неистово запевает:
  
  Спешу я подняться с постели, Чтоб настежь окно распахнуть, Всю ночь чтобы птицы мне пели, Чтоб полнилась радостью грудь!
  
  Обе, закатив исступленно глаза, в едином порыве, вздрагивая каж- дым мускулом, каждой складкой лица, заканчивают, по мнению Во- йшило, очень слитно и превосходно:
  
  "Услада, моя ты услада!" - Влюбленный поет соловей Из белого вешнего сада Цветущей усадьбы моей!
  
  Профессор энергично аплодирует и думает: "А ведь действительно весна, а я, старый дурень, мог бы сегодня умереть и огорчить моих милых певуний..."
  - Ро, ты превзошла все мои ожидания, - обмахиваясь веером и делая реверанс в сторону профессорского кресла, заявляет Варвара Никифо- ровна, - кто тебя учил так брать "до"? Выла, девочка, как голодная гиена!
  - Мамочка, я действительно очень голодна! - с наивной улыбкой школьницы отвечала взлохмаченная, как Бетховен, Рокки.
  - Не забывай, что сегодня четверг и мы, девушки, на ужин едим только тертую морковь с молоком! - смягчившись на полтона, на- ставляла Варвара Никифоровна. - А то ведь знаю я Адрияшку - как пить дать соблазнит, речистый!
  Она скинула эффектно серебристую шаль в бархатных каркаде и, взмахнув широкими гофрированными рукавами изумрудно-зеленого платья, похожего на декорации из недавнего сна профессора, принялась поправлять кружевную скатерть на столе и раскладывать салфетки.
  Влетел почти глобусообразный, в фартучке, как тряпка торреадо- ра, Паралличини с большим деревянным блюдом, напевая сладкоз- вучной сиреной:
  - Удиви-дивительное дело, в рот карто-картошка залетела!
  
  За Паралличини вошли грациозная, как жираф, в леопардовом платье Мушка с тертой морковью на подносе и пританцовывающая, в короткой кожаной юбке Рёзи со стаканами молока и серебряными ложечками.
  Запутавшись несколько в портьерах, степенно вкатился Пыш в клетчатой фланелевой рубашке и шерстяном трикотажном жилете. Поэт сразу же подсел к профессору, подняв его газету, с вопросом:
  - О чем полемизируют?
  - Устал я от белой злобы, синей зависти, красных баек и зеленых рассуждений, - действительно усталым тоном изрек профессор, - очередная обезьянка пытается доказать миру, что она сверхчеловек, но ей, увы, не хватает человечности, то есть главного качества чело- века, как заметил Конфуций (для некоторых - Конфузий) еще две с половиной тысячи лет назад!
  - Да-да, помню, Лола его называла в детстве именно так, - радост- но сообщила душистая и лучистая "изумрудная" Варвара Никифоров- на, - к столу, конфузии мои, к столу!
  Дамы, не глядя на тарелки джентльменов, захрустели приглушен- но морковкой, изящно цепляя ее серебряными ложечками и запивая неспешно молоком, чтобы их лица имели цвет и бархатистость абри- коса. А джентльмены без всякого изящества принялись уписывать лу- ковую пиццу, стараясь погромче хрустеть зажаристой корочкой.
  На пятой минуте трапезы наступила традиционная передышка для интеллектуальной беседы, и профессор не замедлил ею восполь- зоваться, сообщив:
  - В жизни все просто, дети мои: если я делаю добро, то работаю на Бога, а если делаю зло, то работаю на лукавого, а после смерти по- падаю туда, где заработал, так сказать, местечко. Но какое, спрошу я вас, самое тяжкое испытание посылает Бог людям, чтобы сделать их терпеливее, сильнее, то есть укрепить их веру?
  - Дорогой, это же понятно, - сразу же отозвалась Варвара Ники- форовна с абрикосовым румянцем на щеках и белыми усиками над пухлым ртом, - это смерть близких!
  - Смерть детей, - уточнила Рокки, сочувственно взглянув на Мушку.
  - Непризнание таланта? - предположил Пыш.
  - Разорение, полный крах, - нарушив инструкцию и не запив мор- ковь глотком молока, скороговоркой произнесла Рёзи, - улет в трубу!
  - Болезни, инвалидность, прикованность к постели? - спросила внимательно слушавшая их Мушка и, сгустив краски, сама себе от- ветила: - Паралич после инсульта в одиночестве.
  - Нет-нет, ребята, это тюрьма! В тюрьме многие ломаются! - почти бестактно перебил ее Паралличини.
  
  - А я смею заметить, - заметил-таки мудрый профессор, - что нет ничего страшнее периода, когда все хорошо! Тогда человек зажира- ется, прошу прощения, перестает благодарить Бога и начинает изны- вать от скуки, а чтобы разогнать ее, пускается во все тяжкие! А Бог лишает неблагодарного всего и насылает на него разные беды, чтобы образумить пресыщенного. Вот у нас сейчас все хорошо...
  Сидящие за столом напряженно переглянулись.
  - Кстати, Рокки, где старина Кро? - почему-то озабоченно спросил Пыш и нервно посмотрел на старинные бронзовые часы на черном рояле.
  - Гуляет с коляской, должен подойти минут через пять, - съежив- шись и отодвинув молоко, проговорила малышка Ро, - дай мне кусо- чек, Адриано, малюсенький.
  - Да-да, - с готовностью кладя на протянутую тарелку здоровен- ный кусок пиццы, с обезоруживающим оскалом забалагурил тенор, - видел я вчера: гуляет себе рядом с нашим и Фигиным домом и не лю- буется спящим в коляске внучиком, а, вытянув шею, разглядывает, что делает наш старый приятель!
  - И что делал Фига? - живо заинтересовался Пыш.
  - А Фигурка со стаканом коньяка прижался к стеклам и высматри- вал, что делает старина Кро! - издав здоровый смех, сообщил Парал- личини, утирая лоб "тряпкой торреадора".
  - Бедный Фигурка! - сокрушенно произнесла Варвара Никифоров- на. - После смерти Ксении совсем спивается! И жить без нас не мо- жет, коттедж построил вплотную к нашему - сосульки срастаются! И общаться с нами не желает!
  - Его надо отчихвостить хорошенько всем нашим коллективом! - заявил бодрячок-тенор. - Он совестливый! Обличить его - и баста!
  - Все надо делать с любовью, - сказал умиротворенно профес- сор, - я расскажу вам одну быль. Она не из наших семейных хроник... Жил-был мудрый старец. Монахи как-то прибегают к нему и говорят:
  "Авва, скорее пойдем с нами, обличи одного нашего брата: этот блуд- ник нечестивый сейчас привел к себе в келью распутную девку!" И всей возмущенной толпой устремились они к жилищу грешника. А он, заметив их, спрятал свою гостью в большую корзину. Старец, как вошел в келью, сразу понял, где женщина, и сел на эту корзину, пред- ложив: "Обыщите, братья, все жилище!" Монахи ничего не нашли, извинились перед блудником и ушли. А старец, поднявшись с корзи- ны, ласково изрек: "Думай о своей душе, брат!" - и вышел из кельи.
  - Мне не по себе, где Кро? - наморщив лоб, заволновалась нервная Рокки. - Добавь мне крошечку, Адриано!
  - А что там с нашей Ровенушкой?! - вдруг всполошилась Варвара Никифоровна. - И где действительно зая?!
  
  - В субботу прилетит наша красавица, - жизнерадостно ответи- ла Рёзи, - без паники, ребята! А Фигу надо лечить! Он потерял жену, практически всех детей, престижный пост, здоровье! Ужас! Дай мне полкусочка, мачо!
  - Ровенушка, - снова повторила с истерическими нотками Тетуш- ка, - сердце не на месте! Эти итальянские мужики такие обаяшки!.. Положи мне половинку полкусочка, Адриано.
  - Силы небесные! Сегодня все помолимся о Ровене и пожелаем ей счастливой дороги, - стараясь держаться бодро, произнесла Мушка, - Адриано, дружочек, оставь кусок для Кро, а остаточки положи, пожа- луйста, мне, прямо на морковь!
  - Морковка проиграла! - подмигнул Пышу радостный тенор. - Я даже предсказал счет 4:0 в пользу пиццы!
  
  Ровена стояла у окна римского отеля "Лючи" и смотрела на дождь. Она уже приготовилась ко сну: заплела золотистые волосы в косы, поверх настоящей итальянской ночной рубашки, с кружевными сер- дечками и крошечными перламутровыми пуговками на манжетах и под воротничком накинула широкий с кистями шарф с крупными черными цветами на темно-розовом фоне. Да, она почти итальян- ка. Жаль, волосы не черные. Спать не хотелось. Внизу, возле своей сувенирной лавки, темнокожие африканцы в широченных джинсах и многоцветных плоских шапочках отплясывали брейк-данс. Узкая улица слабо освещалась, но в кухне ресторанчика напротив горел оранжевый свет, и молодые официанты - парень и девушка - по- спешно, прямо руками, что-то доедали с принесенных в мойку та- релок. Ровена сочувственно улыбнулась: она знала, что такое голод. Еще несколько лет назад она спала на широкой скамье, укрывшись шалью Фуксии, положив под голову мешок с овечьей шерстью. Пах- ло кислым молоком и свежеиспеченным хлебом, а за оконцем, почти до верха заметенным снегом, выли голодные волки. Фуксия не вы- держивала, приглушенно ругаясь, слазила с печи, наливала полный ковшик смородиновой настойки, выпивала ее, словно квас, хватала со стены ружье и, в одной льняной рубахе, босиком выбежав на за- снеженное крыльцо, палила в темноту.
  - Кто там, маманя, медмедь? - сонно спрашивал ее с печи носатый сынок.
  - Говори: "ведмедь", скоко тебя учить?! - громким шепотом отве- чала ему разгоряченная мать.
  Теперь Фуксия ходит с подросшими сыновьями на охоту и рыбал- ку. У тети Мед уже четыре дочки. Она устроила в бывшей Ровениной избе школу, где обучает грамоте деревенских девок и ребятишек. Еще
  
  она ухаживает за парализованным Дудкиным, у которого к тому же цирроз. Наверняка Мед каждый день приговаривает свою любимую присказку: "Нам, мужикам, все по зубам!"
  Ровене тоже пришлось потрудиться. Она научилась правильно го- ворить, стильно одеваться и разбираться в европейской культуре. Но разучилась бесшумно ходить, охотиться и понимать голос природы. Одним словом, приобщилась к западной культуре, изучая ее в Риме. И вот, завтра - последний римский денек, и встреча с Марио, возмож- но, тоже последняя. Он так мечтал обладать ее большим сильным те- лом, даже не догадываясь, сколько на нем шрамов! Марио, Марио, заводная птичка с пружинкой внутри!
  Ровена скинула шарф, подняла кружева подола до подмышек и подошла к зеркалу в овальной бронзовой раме. Очень красивая, как у античной статуи, грудь, но шрамов, увы, не убавилось. И они по-прежнему безобразны. Да, пляж не для нее. Что там пляж, даже прозрачную блузку можно носить только с плотной комбинацией, вызывая удивленные взгляды однокурсников. Девушка опустила тонкую бледно-розовую рубашку, накинула и плотно запахнула ши- рокий шарф, мельком взглянула на натюрморт под старину в брон- зовом же овале. Все, хватит вздыхать, пора спать! Не забыть закрыть окно, иначе могут залезть. Внизу пробежали два мокрых зонтика. Африканские плясуны еще топали энергично на мокром асфальте. В кухне ресторана напротив все горел яркий свет, блестели большие кастрюли, и никого не было. Ровена закрыла деревянные ставни со щелями, железные с рядом дырочек, затем стеклянные створки на мощные засовы, задвинула тяжелые зеленовато-кремовые шторы. В рамках современной культуры нужно быть осторожным, потому что Ровена из дикой сильной рыси превратилась в умную домаш- нюю кошку, которой сделали операцию по удалению когтей. И кто она теперь? Впрочем, обязательно найдется человек, который рас- скажет ей об этом.
  Девушка выключила желтый ночник и с удовольствием, блаженно улыбаясь, вытянулась под шелковым одеялом. В этом старом здании даже нет отопления. Такие толстые стены, что не холодно. А мартов- ский дождь слышно через все засовы. Выпускница римского универ- ситета так же сладко уснула под его стук, как когда-то давно засыпала под шум метели и протяжный вой волков...
  Наспех позавтракав круассанами и чаем со сливками в ресторане отеля, Ровена вышла на залитую весенним солнцем улицу. Африкан- цы, пившие кофе возле своей лавки и деловито обсуждавшие блестя- щие лужи, оторвались от бумажных стаканчиков, замолчали и с дет- скими улыбками уставились на богатырскую девушку.
  
  Из рядом стоящего синего фургончика, на боку которого была изображена белокурая пышногрудая красотка с огромными пучками макаронов под мышками, выскочил Марио, как всегда, красивый и элегантный.
  - О, пижон, на каком стильном автомобиле ты гоняешь по Риму! - приветствовала друга Ровена.
  - Приятель подвез, - объяснил Марио, потянувшись для поцелуя. Молодой человек был до плеча Ровене, и она, придерживая золо-
  тистые пряди распущенных волос, наклонилась к нему. Марио цело- вался так нежно, что девушке казалось, будто внутри нее тают соты.
  Из макароновозки блеснул завистливый взгляд и белозубая улыб- ка. Марио обнял Ровену за талию, она его за плечо, и оба, в черных пальто нараспашку, в ярких шарфах, зашагали по улочке, заставлен- ной мотоциклами.
  - Ты сегодня похож на актера, пижон!
  - Скажи что-нибудь новенькое, солнце мое, я это слышу каждый день!
  - Ха! Эти солнцезащитные очки тебе идут!
  - Это я сегодня слышал все утро!
  Оба счастливо засмеялись и, обогнув большие горшки с цветущи- ми растениями, свернули за угол. Перед ними шевелился гигантский муравейник - железнодорожный вокзал Термини.
  - Говори, солнце мое, "Тэрмини" и с ударением на первый слог, иначе полицейские подумают, что ты ругаешься! Обойдем?
  - Нет, пойдем через вокзал, мне надо купить подарки!
  Возле вокзала один за другим останавливались красные двухэтаж- ные туристические автобусы с открытой верхней палубой, откуда улыбающиеся гости Рима с интересом взирали на колоритную пароч- ку, поспешно снимая ее на камеры. Марио улыбался, как при вруче- нии "Оскара".
  Молодые люди, обнявшись, вошли в вокзал. Справа и слева в нем тянулись пестрые ряды брендовых магазинчиков, а вся центральная часть была заполнена вокзальным людом. Встречающие и отъезжа- ющие стояли с запрокинутыми головами, так как электронное табло с информацией о поездах находилось почти под потолком высокого современного здания.
  Ровена с таким лицом, словно собралась побаловать себя пирож- ными, устремилась к витрине с манекенами в нарядных блузках.
  - Мне нужно шесть блузок: бабушке, маме, двум тетям, себе, и еще в гости приедет одна писательница - для нее! Какая женщина, Марио, откажется от итальянской блузки с вишенками!
  - Может, и для меня прикупишь "эльку", для моего... для моей... для моей любимой тети? Тебе сделают скидку...
  
  - Три "эльки", две "эмки", две "эски", желательно с разным фоном и цветом ягодок,- уже деловито диктовала продавцу Ровена.
  Все было в лучших европейских традициях: выписано, оплачено, кра- сиво упаковано с милой улыбкой и за короткое время. Можно продол- жить весеннюю прогулку. Последнюю прогулку по прекрасному городу.
  - Веди меня, солнце мое, как слепого, за ручку - я совсем не знаю этот район! А ты ведь и квартирку где-то здесь снимала на время учебы?
  - Да, и покупала запеченную в фольге рыбу с овощами на ужин вот в этом фастфуде!
  Из заведения, на которое указала Ровена, высунулись арабы в бе- лых фартучках и колпачках. Эти смуглые ребята с веселыми возгла- сами махали улыбающейся знакомой красавице. Продавец сумок и зонтиков тоже присоединился к их бурным приветствиям, отложив выкладку товара на своем лотке.
  Ровена шла просто и красиво, как подобает принцессе, с улыбкой информируя друга.
  - Идем прямо и прямо, стараясь не попадать под частые трамваи. Скоро увидишь алтарную часть Санта-Мария Маджоре. Что ты зна- ешь об этом храме, пижон?
  - Ээ... самая большая Богородичная базилика, где хранятся ясли, в которых родился Христос, а также чудотворная икона и что-то еще... Сам я там не был, но на слайдах все это изучал. А вы что скажете об этой базилике, синьорина?
  - Потолок - шедевр, стены - шедевр, пол - шедевр, все это делали люди, которые очень любили Бога!
  - Или которым хорошо заплатили. Солнце мое, Бога никто никогда не видел, поэтому я склонен полагать, как большинство граждан, что религия возникла в обществе не как духовная потребность, а как соци- ально-экономический рычаг! Но как человек, связанный с культурой, я думаю, что есть люди, наделенные большой фантазией, которые и пы- таются объяснять миру, что они как-то видят и чувствуют невидимое!
  Марио энергично жестикулировал руками, словно лектор за кафе- дрой. Мимо почти бесшумно проплыл трамвайчик, пассажиры кото- рого, оглядываясь на Ровену, припали к стеклам, промытым ночным дождем. Марио еще сильнее обнял подругу, которой хотелось с ним поспорить.
  - А как же чудеса и исцеления, Марио?
  - Самовнушение и совпадения.
  - А сошествие Благодатного огня?
  - Еще не изученное природное явление! Я, конечно, хотел бы, как Моисей, пообщаться с Богом, но, как представлю, что родные горы начнут ходить ходуном и дымиться, дрожь по телу! Ха-ха, кстати, у
  
  меня тетка живет у подножия Везувия! Земля, удобренная пеплом, дает несколько урожаев помидоров в год! А вулканчик-то попыхива- ет! Тоже, может, кто-то общается с Богом! Ха-ха-ха!
  - Но ведь Бога можно услышать и в тихом ветерке, как Илья Пророк.
  - Девочка моя, оставайся - сгоняем к тетке, я тебя сфоткаю на фоне Везувия и всей Неаполитанской бухты! Если не будет туч, конечно... В Помпеях посетим древний публичный дом! Занимались любовью, представь, на каменных ложах! А хочешь, сгоняем в Венецию, я тебе по- кажу церквушку, где крестили Вивальди? Помнишь: "Глория, Глория"? Когда я думаю о тебе, я почему-то называю тебя Глорией! Странно...
  Они остановились: он с блестящими влагой глазами, она - с груст- ной улыбкой. Ровена склонилась, рассыпав по его плечам свои чудес- ные волосы, совсем золотые от солнца, и Марио нежно поцеловал ее, вызвав восторг у стоявших кучкой и напевавших таксистов.
  Узкая улица с окнами, украшенными ящичками с разноцветными цикламенами, закончилась у правого крыла большой нарядной бази- лики. Вокруг нее стояли рослые, вооруженные до зубов карабинеры, охранявшие храм от террористов, несколько раз обещавших взорвать его. Завидев Ровену, вояки приосанились и с улыбками и небрежной жестикуляцией принялись что-то оживленно обсуждать, не сводя глаз с красавицы. Самый веселый и самый загорелый из них не выдержал и крикнул:
  - Как звать тебя, топ-модель?!
  - Глория! - ответил за девушку счастливый Марио. Карабинеры радостно засмеялись.
  Перед храмом возле фонтана фотографировались многочисленные туристы с неестественно застывшими улыбками. Ровена тоже сфото- графировалась, с такой же улыбочкой, рядом с Марио. За фонтаном, то есть за небольшой площадью перед базиликой улица расходилась на два рукава, левый вел к станции метро и скверу с цветущими виш- невыми и миндальными деревьями, а правая улочка, со старыми пла- танами вдоль тротуара, спускалась к просторной площади с часами. У развилки, прямо на тротуаре, стояли столики с белыми скатертями, закрепленными зажимами, на каждом столике красовался горшочек с белым, розовым или бордовым цикламеном.
  - Марио, зайдем в базилику? Смотри, какие мраморные фигуры в золотых платьях, словно зовут нас с балкона!
  - Нет, вдруг у меня при входе найдут в кармане гранату, ха! Веди меня лучше к Колизею, солнце мое!
  - Тогда нам направо, запомни на случай, если потеряешься, ули- ца называется Сан Джованни. Да обрати внимание, юла, на платаны, они как марсианские деревья!
  
  - По-моему, самые заурядные платаны! Но оставайся, солнце мое, мы каждый день будем гулять возле этих платанов и думать, что мы на Марсе!
  - Нет, меня ждут дома родные!
  - Расскажи мне о своих родных!
  - Они все с чувством юмора, но больше, чем у остальных, его у дяди Кро! Когда я уезжала, Паралличини испек гигантский торт, по- крыл его шоколадом, а дядюшка Кро написал на нем белым кремом:
  "Помаши нам - и по машинам!" А сегодня он мне прислал утром сооб- щение: "Мы тебя уже любим и ждем!" А пониже вот этот свой стишок.
  Ровена достала телефон и прочла с него:
  
  Один маленький гнусный комар Истребил мою сладкую ночь, Словно "Юнкерс", он шел на таран, То петлял, то ускальзывал прочь! Я отбил себе уши и нос,
  Только чудом не выбил свой глаз! Но целехонек был кровосос -
  И гудел, и звенел, подлый ас!
  
  Оба громко засмеялись, взялись за руки и, покачивая ими, пошли по мощеному тротуару между марсианских деревьев и рядом блестя- щих витрин в первом этаже старинных зданий. Марио не мог мол- чать больше трех секунд.
  - Ровена, и старые, и молодые любуются тобою! Не уезжай, ты бу- дешь главным украшением Рима! Тебе нравится Рим?
  - Да, очень! Мне нравится, что повсюду зацвели белые дикие мар- гаритки! Через два месяца у нас будет такое же нашествие, но только одуванчиков, и все начнут с ними бороться, хоть уже доказано, что они - лекарство для деревьев!
  - Вот и оставайся в этом городе маргариток! А потом мы поедем в Венецию или Флоренцию, и ты увидишь бесконечные поляны крас- ных маков! До самого горизонта - все красно!
  - Я плохо говорю по-итальянски!
  - Ха! После каждого слова подставляй "о", и все будут довольны! Например: "выпил слабительное таблето, купил билето и пошел на балето".
  - Ха-ха-ха, Марио, ты бесподобный учитель!
  - А что еще нравится синьорите в моем родном городе?
  - Что в каждой улочке висят большие иконы Девы Марии, украшен- ные красивыми цветами и свечами! Возле одной я прошу Богородицу об
  
  одном моем близком, возле следующей иконы - о другом, на всех марш- рутах моих прогулок по Риму висят знакомые мне лики Божьей Матери!
  - Да, у нас культ Мадонны! Не уезжай!
  В витринах магазинчиков справа стояли пушистые ветки желтой мимозы.
  - Марио, сегодня же Восьмое марта! Почему ты не поздравил свою синьориту?
  - Еще успею, - рассеянно отвечал Марио.
  Он остановился возле витрины греческого магазина, заставлен- ной черными и красными разрисованными вазами.
  У Ровены от его ответа почему-то потемнело в душе, и ей показа- лось, что сердце падает во мрак. Она повернулась к другу спиной и уставилась с глупой улыбкой на старинную замшелую часовенку с круглым готическим окном, окруженную такими же, как она сама, старыми платанами с опавшей корой. Небо над вечным городом на- хмурилось, солнце затянуло тучей.
  - Марио, ты когда-нибудь думаешь про ад?
  - Я каждый раз думаю про ад, когда смотрю на греческие кувши- ны, на которых друг за другом бегают голые толстоногие мужики, кто с копьем, кто с мечом, кто просто с пенисом!
  Ровена улыбнулась. Нет, ей показалось, Марио не такой, он не мо- жет ее обманывать. Она обняла друга, и они весело зашагали, разгля- дывая витрины.
  - Смотри, Ровена, торты с героями мультиков из крема! Я не от- казался бы откусить голову Королю-льву! А ты чей бы полизала зад с удовольствием?!
  - Пойдем, пойдем, торты не полезная еда!
  У следующей витрины с черепом Марио широко оскалил зубы и попытался в таком положении произнести:
  - Я, очаровательный череп, рекламирую зубные щетки для чистки черепов!
  - Очень смешно! Я насмотрелась на "очаровательные черепа", пойдем! - с грустной улыбкой отвечала девушка.
  У следующего магазинчика их уже встречал жизнерадостный про- давец, который был одет, как деревянный Буратино в его лавочке. Ве- сельчак предложил молодым сфотографироваться вдвоем в масках из комедии дель арте и рядом с Буратино, который и вовсе Пиноккио. Получились смешные и яркие кадры. Счастливая парочка продолжи- ла свой путь, крикнув одновременно: "Грациэ, синьор!" - веселому продавцу в колпачке.
  Навстречу им, по направлению к Санта-Мария Маджоре, по троту- ару тянулась большая компания немецких туристов, они дружно за-
  
  галдели и вскинули фотоаппараты на Ровену. Марио нежно обхватил ее, улыбаясь направо и налево, пытаясь пробиться сквозь ряды "детей Розы Люксембург и Генриха Гейне".
  - Ты знаешь, я один раз видела на пляже девушку, всю в шрамах!
  - Я бы удавил эту извращенку - наверняка занималась садомазо- хистским сексом! - не переставая улыбаться немцам, ответил он.
  Ровена вздрогнула так сильно, что Марио подумал, что она осту- пилась.
  - Осторожно, солнце мое, здесь все выложено камнями!
  - А вот и площадь Сан-Джованни с базиликой Сан-Джованни ин Латерано, - дрогнувшим голосом произнесла Ровена.
  - Как же, как же, помню университетский курс лекций и старого доброго профессора синьора Галачио! Я ему рассказывал на экзаме- не экспромтом: "Когда Октавиан был в провинции, Август устроил пертурбацию в сенате!" Он смеялся, не замолкая, пять минут, я уже хотел вызывать врача! Оказалось, что Октавиан и Август - одно лицо! Так вот, в этой базилике стоят гигантские мраморные статуи двенад- цати апостолов. Возле какой-то из них нужно загадывать желание.
  - В этом первом христианском храме хранятся головы Петра и Павла, а перед базиликой - поляна белоснежных маргариток и статуя святого Франциска, который словно выпускает из своих рук голубей.
  - А возле Франциска африканцы продают кожаные сумки, шляпы и зонтики-трости! Как видишь, я не законченный кретин! И знаю больше тебя!
  - Ты наверняка не знаешь, пижон, что рядом с базиликой распо- ложена церквушка, где стоит лестница из дома Пилата, по которой Христос спускался на крестные муки! Это "покаянная" лестница, па- ломники из разных стран ползут по ней с покаянием.
  - И ты ползла, солнце мое?
  - Ползла, Марио.
  - Надеюсь, не в короткой юбке?!
  - Нет, но на верхней ступеньке я поняла, что жизнь - действитель- но лестница.
  - Согласен, но большинство всю жизнь ходят по своей ступеньке то вправо, то влево, а думают, что вверх! Но пусть они думают, а мы давай лучше поцелуемся!
  Начал накрапывать дождь, запестрели зонтики.
  - Марио, нам направо!
  Молодые люди поспешно свернули на старинную улочку с раз- ноцветными фасадами домов, крошечные балкончики которых были украшены цикламенами и папоротником.
  
  - Обрати внимание, солнце мое: справа видна древняя стена с остат- ками еще более древней арки, а на ней - цветущая вишенка! Симво- лично для Рима! В Риме ничего не ломают, здесь все работает: древняя гостиница и древняя булочная. Все сохраняется, и все работает.
  - Отлично! Но слишком много голодных и злых беженцев!
  Дождь ливанул как из ведра. Марио, схватив Ровену за руку, зата- щил ее в ближайшее кафе. Здесь было пусто, в полумраке, сразу возле туалета, их встретила большая раскрашенная гипсовая фигура Элви- са Пресли с гитарой.
  - Классные у него баки, я, пожалуй, отпущу такие же!
  Ровена и Марио сфотографировались с Элвисом, сходили в туалет, повесив сумки на плечо певца, помыли руки, почитали меню у пустой стойки, и дождь кончился.
  Словно две красивые птички, молодые выпорхнули из тени на свет, на улицу, вновь сияющую от солнечных лучей.
  - Смотри, Ровена, впереди идет юная мама и разговаривает со сво- им косолапым плюшевым бамбино! Послушаем: возможно, это про- роческие слова, и тебе нужно остаться?!
  Перед ними шла высокая, в черных широких очках, худенькая, типичная молодая итальянка, в черном коротком пальто, с бежевой кожаной сумочкой на ремешке и такими же перчатками. Рядом семе- нил малыш, который, видимо, недавно научился говорить. Оба с удо- вольствием беседовали. Ровена и Марио догнали их и пошли рядом, развесив уши.
  - Я болею, - сказал горестно бамбино.
  - Чем же? - удивилась молодая синьора.
  - Болезнью.
  - И как называется твоя болезнь? Может, воспаление хитрости?
  - Нет, я болею бактериями.
  - О Мадонна! Это потому, что берешь грязные предметы в рот!
  Марио и Ровена переглянулись, фыркнули и обогнали маму с малышом.
  - Давай, пижон, объясни скорее тупой синьорите эти тайные зна- ки! Ха-ха-ха!
  - Слушай внимательно и запоминай каждое слово! Внутри нас содержится два килограмма бактерий - да-да, в каждом человеке! Поскольку ты большая, в тебе два килограмма сто граммов! Но они равномерно распределены во всем теле, а любовь - это когда все тело - сплошная болезнетворная бактерия! И я даже не могу пове- рить, что ты завтра сядешь, и улетишь, и бросишь меня! Не могу поверить!
  - Марио, пожалуйста, мне и так не по себе...
  
  - Не переживай, солнце мое, тебе дадут самолет с колесами и трез- вого пилота! Я попрошу об этом Мадонну!
  - И спой что-нибудь, Марио!
  - Не уезжай, Ровена, я буду петь для тебя двадцать часов в сутки!
  - А четыре для кого?
  - А четыре часа я буду работать над репертуаром!
  Любопытные итальянцы останавливались, разглядывали их и при- слушивались к громкому эмоциональному разговору.
  В конце улицы показалась многоарочная стена Колизея. Чем бли- же к ней продвигалась темпераментная, то спорящая, то целующаяся парочка, тем плотнее становились ряды мотоциклов на проезжей ча- сти и на тротуаре. Слева, в боковых старых улочках, на апельсиновых деревьях висели крупные плоды, которые от солнца казались золо- тыми шарами. Ровена успевала замечать их и любоваться старыми зданиями и добродушными общительными стариками, играющими металлическими шарами в уютных двориках.
  - Понаставили! Не протиснешься! - ворчал Марио. - Еще и на му- сорном баке написали: "Здесь живет Марио", - надрать бы им зад!
  - А вот и "брендовый" амфитеатр!
  - Солнце мое, давай посидим в кафешке возле метро, отдышимся.
  Я не привык таскаться по Риму пешком.
  Снова набежала тучка, и начало накрапывать. Рядом с входом на станцию метро "Колизей" стояли столики со стеклянными трубками посередине, в которых горел газ, и за столиками было уютно, несмо- тря на сырость.
  - Синьорина угостит своего пижона?
  - Только в честь Восьмого марта!
  - Смотри, солнце мое, белый медведь фоткает Викторию! Девушка в белой шапке, с мордочкой медведя и длинными ушка-
  ми, фотографировала на фоне Колизея дорогим фотоаппаратом дол- говязого приятеля, поднявшего над головой два пальца.
  Весь газон перед древним сооружением пестрел ковром из разноц- ветных цикламенов, остальное пространство досталось маргариткам.
  - У нас цикламены - это дорогие капризные комнатные растения, а здесь их сажают на балконах и клумбах!
  - Рим! А напротив нас - древняя незамаскированная культура, простая и вечная: хлеба и зрелищ!
  - Марио, но культура должна к Богу звать, или адом пугать, или от- стаивать высокие идеи! На то она и культура, от слова "возделывать", а не от слова "пресыщать" или "развращать"!
  - Солнце мое, на такую культуру способны единицы, сидят эти нелюдимые личности в своих творческих кельях и кропают на века,
  
  остальные миллионы не пугают, не зовут, не отстаивают, а обеспечи- вают "хлебом и зрелищами" и громко называют этот коктейль "куль- турой". А обыватели пьют со смаком это пойло и считают себя куль- турными! А настоящая культура, о которой ты говоришь, - только для самых продвинутых, без которых общество превращается в зоопарк!
  - Но ведь есть и хорошие старые фильмы для всех!
  - Да-да, раньше и снег был белее, и сосульки вкуснее! Слышали мы эту песенку!
  - Что ты знаешь о вкусных сосульках в Риме?!
  - Дай ухо, расскажу!
  Ровена с любопытством приблизилась, и Марио поцеловал ее, как никогда. Как же он нежно целуется, этот негодный Марио! Может быть, остаться и приятно проводить с ним время? Но ведь хотелось бы иметь семью... Да и свои ждут...
  - Ты ведь не такой, ты окультуренный?!
  - Ровена, я такой, как все: люблю деньги и женщин, макароны и веселую компанию, красивую обувь и стильную одежду, таскаюсь по Европе за впечатлениями и параллельно зарабатываю свои евро, не люблю работать и умру как-нибудь тривиально - от сердечного при- ступа после пьянки, или собьет машина...
  - Ты наговариваешь на себя! А что ты думаешь обо мне, почему у меня такой рост?
  - Чтобы покорить меня! А если честно, дорогое, красивое тело, и темная, то есть непонятная душа. Как темная материя...
  Мимо их столика проехала вереница китайских школьников на электроколесах - напряженные дети в одинаковых черных шлемах и голубых дождевиках.
  Ровена обдумывала слова друга. У Марио зазвонил телефон. Моло- дой человек, не глядя на Ровену, говорил, то раздражаясь, то винова- то, однако так быстро и на таком сленге, что она уловила мало смыс- ла. Но девушка поняла, что он говорил кому-то "солнце мое" и "мне надо проводить знакомую". Сердце девичье снова заныло болезненно и беспокойно. Впрочем, что взять с Марио, заводной птички?
  Он закончил разговор, взглянул на Ровену и догадался, что она поняла.
  - Мир как Рим. Знаешь такой палиндром? Пора, Ровена, через час меня будут ждать в компании.
  Ровена понимающе улыбнулась, расплатилась за кофе и бутербро- ды и, перейдя дорогу, приблизилась к Колизею.
  Два гладиатора - возможно, студенты - с обнаженными мечами приставали к двум немолодым японкам, предлагая за двадцать евро сфотографироваться с ними. Японки поскромничали-поскромнича-
  
  ли - да и согласились. Гладиаторы поспешно обняли хрупких стару- шек волосатыми ручищами и с возгласами: "Агрессиво, агрессиво!", - сделав свирепые лица, вскинули свои короткие клинки вверх. Ровена улыбнулась. Рим как мир!
  - Солнце мое, это исполинское Колоссео вмещало до пятидесяти тысяч зрителей! Великолепный памятник древнеримской архитекту- ры 75-80 годов нашей эры, пострадавший от землетрясения! Мною истоптан внутри сооружения каждый метр!
  Снова выглянуло солнце, и "дорога императоров", вдоль которой, собственно, и стояли бронзовые фигуры императоров, засияла в ве- сенних лучах. Переминаясь с ноги на ногу возле огромной кастрю- ли, арабы продавали горячие жареные каштаны в желтых бумажных пакетиках.
  Похожие на зонтичные акации, темнели силуэты высоких среди- земноморских сосен, шишки которых достигают в длину двадцати сан- тиметров. Одна из таких шишечек уже лежала у Ровены в чемодане.
  Мимо промчался старинный экипаж, который везла лошадка в смешной вязаной шапочке с прорезями для ушей. В экипаже сидели веселые нарядные девушки с букетиками мимозы. Повсюду витал весенний и праздничный дух. Не хотелось покидать теплый краси- вый город.
  - Какие красотки! Ровена, пойдем через форум да расскажи мне, что такое любовь!
  - Любовь, как вода: сколько ни пьешь, а все хочется.
  - Сильно сказано! А еще?
  - Любовь, как лед: многое выдержит, но от одного удара разлетит- ся на кусочки.
  - Страшная история! Ну и наконец - третья водная ипостась?!
  - Пожалуйста. Любовь, как горячий пар: так ошпарит, что раны будут заживать годами.
  - Солнце мое, какой денечек! Он создан для любви!
  Возле статуи Гая Юлия Цезаря лежала веточка мимозы, и непода- леку играл музыкант на странном музыкальном инструменте. Тури- сты кидали в коробку исполнителя монетки, удивленно разглядывая приспособление, исторгающее столь нежные звуки. На старинной ограде сидели чайки с голубыми, словно бусинки, глазками и внима- тельно слушали музыку, разглядывая то разномастную толпу прохо- жих, то древние развалины.
  - Обрати внимание на эту лестницу, Ровена, слева от нее остатки темницы, в которой томились перед казнью почти две тысячи лет на- зад Петр и Павел, а справа - растение, которое называется как?
  - Лопух?
  
  - Уф, крутая лесенка! Нет, солнце мое, это акант, от которого про- изошло слово "окантовка", изображением его листьев украшали ка- пители колонн и овалы камей!
  - Марио, правда, что из всех римских "поилок" течет минеральная вода?
  Девушка ополоснула пальцы под струйкой возле древнего крана, торчащего из бронзовой львиной морды.
  - Ха! Солнце мое, даже из всех римских фонтанов бьет питьевая минеральная вода, поступающая с гор по акведукам, построенным еще древнеримскими рабами! Давай сфотографируемся с волчицей... кстати, твоя макушка загораживает Ромула!
  Обнявшись, сфотографировались возле символа вечного города, так же подошли к конной статуе очередного императора, установ- ленной на вершине форума. Девушке казалось, что внутри нее звучит какая-то грустная прощальная мелодия.
  - Ровена, вот он, воплощенный Рим! Посмотри на этого всадника, он как натянутая струна! Он прекрасный полководец, великолепный любовник и бесстрашный воин! Этот гуттаперчевый юноша легко взлетает на своего сильного красивого жеребца! У него даже нет стре- мян! Ноги императора обуты в легкие сандалии, но в них он может покорить десятки стран и народов!
  - Но, Марио, такие конные статуи есть повсюду, я видела и в Гер- мании!
  - Да, я тоже видел: сидит на муле пивной бочонок в стоптанных ботфортах, с сосиской в кармане, ха-ха-ха, и с вилкой в руке! Не пу- тай, девочка моя! Перед тобой папа-Рим, от которого и произошла вся европейская цивилизация!
  - А кто же мама?
  - А мама - это Греция, полненькая умница с грустными, цвета мас- лин, глазами. А все остальные европейские страны - это уже их дети и внуки! Одни дети получились путевыми, другие непутевыми, но это все одна большая семья. Посмотри, Ровена, этот великий город перед тобой! Он весь в золотисто-красных тонах, как твои волосы! Такая красавица, как ты, должна жить только в Риме! Оставайся! Вечерком я к тебе нагряну, и мы будем до утренней зари любить друг друга!
  Черные глаза Марио горели, как угли.
  - Нет, Марио, у меня еще много дел.
  - Ты сейчас куда?
  - А вон, на углу площади Венеции есть посудный магазинчик, в нем продают модные кофеварки! Кроме них, мне нужно купить вино, пиццу и кучу всего! Но я очень благодарна тебе за экскурсию, будь на связи!
  
  Внизу, по площади, мимо статуи Венеции вереницей тянулись красные туристические автобусы, на верхних площадках которых пе- стрели открытые зонтики. Снова начался дождь.
  Ровена и Марио обнялись и поцеловались, как старые добрые дру- зья. Но он не отпускал ее, сжимая в своих объятиях все сильнее и силь- нее, и от него пахло таким соблазнительным европейским парфюмом!
  - Матерь Божья, помоги! - еле слышно прошептала Ровена в сторо- ну иконы Богородицы, украшенной белыми цикламенами.
  Марио разомкнул объятия, и девушка, не оборачиваясь, стуча ка- блучками настоящих итальянских туфелек, побежала по ступенькам вниз, к площади Венеции, звонко крикнув:
  - Чао, Марио, сорри!
  
  Когда Ровена улетала, под крылом самолета было все зеленым, и синее-синее море. Весь полет она спала, так как всю предыдущую ночь не сомкнула глаз, потому что чувствовала: Марио настойчиво ждал ее звонка.
  И вот лайнер заходит на посадку, крыло плавно опускается вниз, уши закладывает. Внизу все белое: замерзшее озеро и, словно мех шкуры гигантского зверя, лес с торчащими из него сосенками. "Хоть бы лето скорее, чтоб походить в расстегнутой куртке", - говорит с жа- лобой в голосе соседка, а Ровена с трудом слышит ее.
  Прилет объявили в зоне В, а всех прилетевших из Рима, провели через зону А. Ровену никто не встречал. Все такси расхватали, при- шлось ехать автобусом по бугристой дороге. "В старину их называли
  "заразы", эти ямы и выбоины", - объяснял Ровене пожилой сосед. На первой же серьезной "заразе" автобус сломался, и пассажиры с руга- нью и угрозами, забрав из багажника чемоданы, растянувшись в це- почку, пошли назад к ближайшей остановке.
  Ровена бодро зашагала вперед, таща за собой большой чемодан на колесах. Сзади раздался шум мотора, и рядом затормозила красная машинка, из которой выскочила худая и подвижная, как на шарни- рах, Лола, вся в красном.
  - Я этот шарфик с Колизеем увидела за версту! - сообщила она эмоционально. - Махнемся на удачу?!
  И, не дожидаясь согласия Ровены, Лола сдернула с нее итальян- ский шарф, заменив его проворно своим красным, пропахшим уто- мительно чувственными духами.
  - Может, подвезете? - спросила с обаятельной улыбкой девушка.
  - Что ты, что ты, масса дел! - отвечала довольная Лола. - Надо со- бираться: в Греции погреться и в Париже попарить! Во мне все узнают
  "Музу в красном", жесть! Ты-то оторвалась? Нагулялась? А то в нашем
  
  захолустье закиснешь! Твои сегодня будут пить за тебя и за нравствен- ность, а что за нее пить - все равно что за вечный двигатель! А ты пред- ложи свеженький тост, слушай: "Венерами мы были и остались, линяя красотою наших тел; пусть сохнут те, кому мы не достались, пусть сдохнут те, кто нас не захотел!" Ха-ха, ну, расскажи, как погуляла?
  Глаза Лолы блестели холерическим влажным блеском.
  - Меня больше интересовали культурные ценности и христиан- ские святыни.
  - А я гностик! В следующей жизни хочу быть папоротником!
  - А кто такие гностики?
  - Мы верим только в то, что доказано наукой!
  - Разве доказано наукой, что есть следующая жизнь, в которой можно быть папоротником?
  - А жаль, что ты не нагулялась! Твой папа любил в молодости по- куролесить!
  - Мой папа всегда любил только мою маму Мушку!
  - О! Как все запущено в этой головенке! Это твои бабушка с дедом, глупыш! Все, молчу! Привет родне!
  Лола, вихляя конечностями, запрыгнула в томатного цвета авто- мобиль и укатила, спрятав ярко-красную улыбку в брендовый шарф, пахнущий итальянским бутиком. В полном недоумении Ровена про- должила свой путь. Было красиво, еще настоящая зима. Справа тя- нулись, словно стеклянные, кусты, которые от ветра нежно позва- нивали, как хрустальные колокольчики: динь-динь-динь. Девушка поравнялась с низинкой, в которой черные деревья стояли на льду, как кегли на блестящем паркете. По зеленовато-серому льду бегала трясогузка, подрагивая хвостиком, быстро-быстро перебирая то- ненькими ножками.
  "Еще одна заводная птичка, суетится, как Марио", - подумала девушка. Впереди, возле дороги, блестело почти круглое озеро, по- хожее на каток, только с черной полыньей посередине. Над этим отверстием, невольно притягивающим взгляд, поднимался легкий туман. Справа, до самого озера, тянулись мелкие симпатичные стеклянные кустики, а слева на заснеженном пригорке показалась витая чугунная ограда кладбища, над которой нависали кроны ста- рых, неестественно толстых лип. Эти кроны буквально чернели от ворон, которых собралось на корявых деревьях не меньше милли- она. Жутковатым было то, что все черные птицы негромко, будто сдавленно, кричали, словно плакали дети, совсем младенцы, будто они оплакивали лежащих под ними мертвецов.
  Ровене не доводилось еще слышать такого неприятного карканья, она невольно прибавила шаг, зябко кутаясь в Лолин шарф. Вороний
  
  плач скреб по нервам, девушке казалось, что кто-то наблюдает за ней со стороны кладбища. Неожиданно раздался громкий треск, похожий на выстрел. Ровена сильно вздрогнула, остановилась и оглянулась. Гигантская черная стая взмыла вверх с резкими криками. Между по- косившихся крестов, а затем через проем в кладбищенской ограде выскочил карлик с длинной белой бородой и растрепанными седыми волосами, обвешанный связанными попарно большими пакетами, из которых торчали разные костюмы и даже маски, как показалось Ровене. Он мгновенно съехал на спине по снежному склону, провор- но перебежал дорогу позади удивленной девушки и, раскинув полы шелкового восточного халата, словно на крыльях, помчался по зеле- новато-серому льду озера. Ровена не успела ничего подумать, как этот странный человечек с крючковатым носом исчез в черной полынье, увлекая за собой свои наряды. Всплыла только коробочка с пудрой или какой-то косметикой и несколько крупных пузырей. Остолбеневшая девушка перевела испуганный взгляд с полыньи на кладбище. Птицы успокоились, расселись по своим ветвям и принялись снова рыдать.
  - Жуть! - произнесла вслух Ровена и заспешила своей дорогой.
  За спиной, со стороны кладбища, раздался резкий дробный топот.
  "Покойник! - пронеслось в голове девушки. - Главное - не оборачи- ваться!" Ровена пошла так быстро, как умела. Звонкий топот прибли- жался.
  Девушка резко остановилась, и ледяные пальцы тут же обхватили ее лицо, закрыв испуганно моргавшие глаза, запахло огненной геенной.
  - Отгадай! - раздался сзади скрипучий насмешливый голос.
  - Кто это? - растерянно спросила Ровена, не зная, как себя вести.
  - Это я, старикашка Мелдони! - с трескучим смехом проскрипело существо, отнимая свои костлявые ледышки от лица девушки.
  Ровена обернулась, готовая увидеть выходца с того света на звон- ких копытах. Перед ней стоял смеющийся, с худым отекшим лицом, дядя Фига в спортивном костюме, кроссовках и клетчатом подпален- ном шарфе, от которого несло петардной гарью.
  - Ворон в этом году будто их из мешка вытрясли! Ну что, красави- ца, наконец-то рассталась в вечном городе со своей невинностью? - хрипло спросил Фигурка и зашелся кашлем-смехом.
  - Нет, не удалось никого зацепить за живое!
  - При твоей внешности ты слишком целомудренна, может, ты больна СПИДом? Ха-ха-ха! Твой папа гулял когда-то от души, отвечая общественному мнению одним словом: "индифферентно"!
  - Мой папа Пыш всегда любил только мою маму!
  - Детка, Пыш - это мой друг детства! Ты знаешь, сколько мы с ним поймали кузнечиков и сожгли леденцов?! А тебе он дед! Но я ничего
  
  не говорил! Я уважаю чужие тайны! Сменю даже пластинку! Я не хочу оскорблять память Ксении, но, глядя на тебя, я понял, что мне надо делать, чтобы быть в полете!
  Он счастливо заржал, сдернул с Ровены красный шарф, обмотал ее шею кое-как своим затрапезным клетчатым и нагловато заявил:
  - Махнем не глядя, как на фронте говорят!
  Бережно повязав красный шарф под небритой, красной же физио- номией, Фига залихватски, как настоящий фронтовик-партизан, ко- зырнул и помчался, гремя по обледеневшей дороге мерзлыми крос- совками-копытами.
  - А вы видели старика? - крикнула ему вслед девушка, но он даже не обернулся, летя к своей мечте.
  Ровена, похожая на уставшую стюардессу, продолжила свой путь, кутаясь в шарф, пропахший порохом, пивом и таранкой.
  Вдали показался Дом Черепахи, над каминной трубой которого поднимался голубой дымок. Никто из обывателей сегодня уже не отве- тил бы на вопрос, почему так называют этот дом. Впрочем, как и сами обитатели этого старого гнезда. На месте, где когда-то Паралличини в минуту душевной невзгоды произнес: "Почему всем нужен толстый, умный, добродушный пес, и никому не нужен толстый, умный, добро- душный мужчина?", - стояла двухэтажная аптека с вывеской: "Все для вас за ваши деньги". Рядом с аптекой, точнее сказать - прямо перед нею, еще новенький, только со склада, блестел памятник Каталажки- ну, возле которого сошлись трое: слепой, глуховатый и дальтоник.
  За высоким аптечным окном, в тени франтоватого Кото-Лажки, сидели в белых халатах и смешных накрахмаленных чепчиках, как у монахинь-доминиканок, заведующий аптекой Бобер и поставщик биодобавок Натоптыш, человек рябой и с обвислыми усами.
  - Не дают сосредоточиться! - возмущался Бобер. - Все утро поэ- тесса Никакая читала возле памятника свою новую поэму "Система пенсионного страхования"! И за нее ей дали государственную пре- мию "За разработку стратегии социально-экономического развития поэзии"!
  - А вы не завидуйте, мы тоже икрой кошек кормим, сконцентри- руйтесь, - наставлял Натоптыш, - вот новая партия.
  - Я так понимаю, все эти коробочки из одного бочонка? Да?
  - Но все разного цвета. А названия напишите сами.
  - Я?! Но какие названия?!
  - Идиот, - твердо произнес поставщик. Бобер вздрогнул, как от плевка.
  - Берете слово "идиот", - продолжал с нажимом Натоптыш - и пи- шете на красных коробочках: "Идиол. Превосходен от насморка!" Бе-
  
  рете слово "кретин" и пишете на зеленых: "Кретон. Незаменим при изжоге!" Берете слово "дебил" и пишете на желтых коробочках: "Де- бол. Лучшее средство при острой диарее!" Что я вам объясняю основ- ной принцип успеха?! Вам пора уже писать монографию на эту тему!
  - Смотрите, какая дылдища с чемоданищем! - восторженно, так что затрясся накрахмаленный чепец, воскликнул Бобер, указывая пальцем в окно на подошедшую к памятнику Ровену.
  - Европейка. Волейболистка. Шарф подкачал - из "секонд-хенда", - проанализировал бойко, как Холмс, поставщик, - сконцентрируйтесь.
  Голуби, целуясь на лысине Кото-Лажки, чутко прислушивались к разговорам внизу.
  - А кому поставили памятник? - спросил слепой.
  - Кото-Лажке, брату генерала Котса, который описал быт буря- тов, - ответил нараспев дальтоник.
  - Да-да, - присоединился к разговору глуховатый, - оба брата были бурятами, а Кото-Лажка прожил 46 лет в самых дорогих городах Евро- пы: Лондоне и Женеве!
  - Я слышал, что он отсидел за теракты в Лионе! - добавил слепой.
  - Короче, лондонский бурят-террорист из Женевы! - подытожил дальтоник. - Надо знать, ребята, своих героев!
  Навстречу Ровене уже бежали Рёзи и Кро.
  - Твои родители встречают тебя в аэропорту, - сообщила после по- целуев румяная Береза, - а я испекла твой любимый пирог с рыбой, просто объедение! Приготовила тебе горячую ванну с морской солью и поставила в твоей комнате мелкие разноцветные гвоздички! Вот какая я киска!
  - Давай покачу! - сказал с готовностью радостный Кро, забирая чемодан.
  
  Через неделю все "рыцари круглого стола", то есть верхушка кла- на, собрались, собственно, за этим самым круглым столом по случаю приезда Маши. Она со свойственной ей скромностью явилась неза- метно и, скинув белое пальто из вирджинской шерсти в пропахшей корицей прихожей, прошмыгнула в гостиную за рояль, в уголке по- шептаться с Варварой Никифоровной. Профессор услышал оттуда приветственное чмоканье, приглушенный смех, и супруга громким восторженным шепотом объявила:
  - И я сорок лет назад была царицей, а стала стоптанной туфлей! Пока профессор туго соображал, что бы это означало, в комнату вбе-
  жал Паралличини с фарфоровой кастрюлей лососевой ухи, напевая:
  - Где же наша Маша, ма-ма-ша наша?!
  Войшило громко кашлянул и указал взглядом за рояль.
  
  - Добрый вечерочек, уважаемая! - тенор, не растерявшись, нарас- пев протянул заготовленную, видимо, речь. - Помятуя о вашей любви к рыбным блюдам, мы устроили сегодня рыбный день! Кроме лососе- вой ухи, у нас на ужин: скумбрия с овощами, фрикадельки из минтая во фритюре, запеченная в фольге картошка с "шубой" из тунца, обжа- ренная корюшка и ватрушки с сайрой!
  - Меня так хлебосольно угощала только баба Гутя в детстве, когда еще имела надежду видеть меня балериной! - со смехом отвечала гостья.
  Наряженные до неузнаваемости, стареющие "рыцари" приветство- вали Л.В.Л., громко двигая стулья, подшучивая над собой и другими, замирая от ароматов, принесенных, вернее сказать - внесенных блюд.
  - Хотите последнюю новость, господа? - произнес важный Пыш. - Мунькин упал с дерева под окном Бунькина и сломал палец ноги!
  - Подглядывал за личной жизнью соперника? - поинтересовался со смехом Адриано.
  - Нет, подглядывал за особенностями его творческого процесса! - отвечал, игриво покачивая торсом, Пыш.
  - Эта тайна стоит большого пальца! - заявил профессор.
  - Если бесплатно не пускают в кинотеатр, так хоть на халяву по- пастись в чужой жизни! - со смехом добавила Маша.
  - Ровенушка, я Милан знаю, как свои пять пальцев, особенно все кафешки вокруг "Ла Скала", а вот Рим - похуже. Расскажи, девочка, что тебе больше всего запомнилось, - произнесла театрально Варва- ра Никифоровна, вальяжно развалившись в кресле, откинув набок длинный подол голубого шелкового платья.
  - Это было в Ватикане, - отвечала с широкой фамильной улыбкой великолепная Ровена, - сейчас покажу видео.
  Она достала из кармана короткого пиджачка а-ля "шанелька" теле- фон, остальные столпились, чуть дыша, за ее спиной. Дрогнуло изо- бражение, и раздался звук шагов. За стеклом в витрине, украшенной кружевами, механические фигуры в восточных одеждах изображали Вифлеемское Рождество. Вот Богомладенец из пеленочки протянул ручки, Богородица склоняется к нему, вол поворачивает голову, волх- вы, не спеша, кланяются, один из пастухов поднимает руку с фона- рем, освещая родившегося Христа, ослик помахивает хвостом, и все повторяется вновь.
  - Обратите внимание на отражение ног прохожих в витрине, - ска- зал тихо профессор, словно боясь спугнуть чудо, - одни идут влево, другие вправо, так было и две тысячи лет назад: толпа, не понимая события, проходила мимо.
  - Все, начинаем есть, пока блюда не остыли! - дал команду Парал- личини. - Слава повару и поварятам!
  
  Профессор поднял вверх худую морщинистую руку, украшенную дорогим кольцом.
  - Как говаривал ныне покойный наш Сигезмунд, дорогие мои де- вочки-белочки и мальчики-зайчики, позвольте мне предложить под- нять бокалы этого великолепного итальянского вина, привезенного Ровеной! - торжественно произнес Войшило. - Когда корреспондент газеты "Спорт против мафии" спросил Сигезмунда: "Как вам уда- лось дожить в здравом уме до немыслимого возраста?" - наш старик ответил: "Я никогда ни на кого не обижался, за все благодарил Бога, работал в саду, ел простую домашнюю пищу, а по воскресеньям вы- пивал рюмку водки". Я предлагаю выпить за то, чтобы каждый из нас следовал этой жизненной модели в целом, а не отдельным ее частям!
  - Кстати о рюмке водки, почему нет Фиги и Кро? - спросила Маша, осушив бокал.
  - Кро гуляет с внуком, сейчас присоединится к нам, а Фига от нас
  "дистанцируется", - объяснил со вздохом тенор, подкладывая гостье фрикадельки из минтая с кориандром.
  Ровена никого не слушала, она сидела напряженно, чувствуя каждой клеточкой, что Марио сейчас целует другую девушку. "Как ее звать?" - отправила сообщение Ровена. Марио ответил сразу же:
  "Почему ты меня бросила?" "Как?" - настаивала девушка, будто это имело значение. "Ангела", - помедлив, ответил он. Ровена видела, как наяву, что они, легко одетые и счастливые, идут, обнявшись, по маршруту Термини-Колизей. Она поспешно пролистала в телефоне фотографии: вот шикарный Марио на фоне фонтана площади Сан- та-Мария Маджоре, вот он в маске Панталоне, а Ровена - в маске Доктора из комедии дель арте, вот Марио обнимает Элвиса, вот он пытается дотянуться до римской волчицы...
  Девушке стало так грустно, словно она потеряла любимое колеч- ко, пусть и не подходившее ни на один палец. На дисплей телефона упала слезинка.
  - Уж коль собралось столько творческих личностей на один ква- дратный метр, - бодро провозгласил Адриано, - предлагаю открыть творческий вечер, и открыть его песней на мою музыку и на стихи уважаемого профессора!
  - Да, да! - загалдели все дружно. - Открой парочку!
  И они по-спортивному выстроились возле рояля, за которым уже прихорашивалась Ро в новой блузке с вишенками. Врочем, все дамы, кроме Варвары Никифоровны, которая сберегла подарок Ровены на свой день рождения, были в блузках с вишенками! "Вишневые се- стрички" - так назвал их Пыш.
  
  - Слушайте, уважаемая, - обратился Паралличини к Марии, - пес- ня о весне и называется "Стриж". И пусть никого не смущает, что се- годня разыгралась метель! Весна красна - наш дом родной!
  - Вот, вот, - проворчал профессор, - все суставы так и крутит. Я, с вашего позволения, буду петь сидя.
  Варвара Никифоровна, ослепив присутствующих перстнями, взмахнула ручкой, и все бодро запели:
  
  Что за веселье в небе, Глянешь - не промолчишь, Словно цветок на стебле,
  Мелькает, вращается стриж!
  
  Он манит друзей и подружек, Идет на отчаянный риск, Коснется крылом их макушек, И слышится радостный писк!
  
  Того обойдет в самом деле, Другого нагонит вдруг,
  И снова зайдется в веселье И чертит за кругом круг!
  
  Все остались довольны своим энергичным пением и счастливо улыбались. Особенно старался тенор, он даже вспотел во время ис- полнения весеннего гимна. Маша аплодировала за целый зал и от- била себе все ладоши.
  Решили тут же расправиться с вином и ватрушками, а после уже приступить к чтению бессмертных сочинений.
  А старина Кро в тот холодный весенний вечер этим и занимался, спрятавшись с детской коляской за кустом, покрытым снегом: он на- блюдал за домом Фиги, лихорадочно подбирая рифмы к новому стиш- ку - по погоде:
  
  Зимняя мгла от тумана и дыма, Птицам озябшим невыносимо, Сжато воронье сердечко тоской, Словно пожар, небосвод за рекой, Воздух мерцает от мелкого снега, Нам бы семян или корочку хлеба, Мы бы вам спели про вольные дали, Где с нами ангелы Божьи летали!
  
  Если бы тут был сейчас профессор, наверняка бы старик крякнул и проворчал: "Какой толк видеть ангелов? Надо видеть свои грехи - вот в этом толк!" Только Кро подумал об этом, к крыльцу Фигиного коттеджа подкатил дорогой автомобиль. Так вот почему изрядно вы- пивший приятель, борясь со шлангом, пытался пылесосить гостиную: он кого-то ждал! Из автомобиля вышли двое мужчин и, поддерживая женщину в дорогой шубке, повели ее на крыльцо. Да это же Лола! У старины Кро мигом очки запотели от выступившего любопытства! Нализалась, Лолочка, нализалась! А Фига вышел на крыльцо с жир- нющей пачкой денег! Вот вам и горький пьяница!
  Один из мужчин взял ее, не снимая перчаток и не считая. Второй сказал: "Даму зовут Молли". "Молли?! - завопил, как ужаленный, Фига. - Зачем мне эта Лола - кусок прикола?!" "С того, что вы нам дали. Будут проблемы, звоните, моя фамилия Натоптыш, - приглу- шенно ответил один из приехавших, - не создавайте шума, в сосед- нем доме, похоже, свадьба!"
  Таинственные незнакомцы сели в авто и укатили, а Фига вбежал в гостиную, допил свой стакан и принялся нервно ходить взад и вперед, то громко смеясь, то ругаясь на чем свет стоит. Женщина поднялась по крыльцу на четвереньках, на последней ступеньке выпрямилась и поковыляла в открытую освещенную дверь. Старина Кро облизал пересохшие губы и подобрался поближе к окну. Так называемая Мол- ли, точнее - Лола, уставилась жадно на бутылки и небрежно бросила Фиге: "Налей-ка и мне, красавчик!" Фига громоподобно заржал, то есть разразился здоровым смехом и уселся в кресло с полным стака- ном. Молли протянула было руку к бутылке, но тут же запнулась о стоящий пылесос. Она скинула на пол шубку и в вечернем платье при- нялась неестественными рывками неистово пылесосить ковер, под- бираясь к Фигиным ногам в дырявых носках.
  - Ты мне мешаешь! - грубо заявила Молли.
  - Брысь! - ответил ей Фига с диким хохотом.
  Молли отложила трубку с щеткой в сторону, схватила в охапку большое кресло с сидящим в нем Фигуркой, нервно пьющим ко- ньяк, и швырнула это креслище, словно диванную подушку, через всю комнату!
  У Кро пересохло в горле, он попятился от освещенного окна, раз- бираясь в ситуации, как свинья в апельсинах, шепча в сторону дет- ской коляски:
  - Агу, агу, касатик мой!
  - А ты мне нравишься! - громко выкрикнул Фига, оправившись от шока. - Раздевайся и ко мне шагом марш!
  - А мне это подходит! - рявкнула во всю глотку Молли.
  
  Она скинула с себя красное платье с блестками, надетое, как ока- залось, на голое тело, и, шатаясь и бранясь, направилась к Фиге, вы- ключив по дороге свет, показав старине Кро цветную татуированную обезьянку на спине.
  - Даже на белье сэкономили, жулики! - захохотав, из темноты выкрикнул Фигурка. - Выключи пылесос, алкоголичка, мы же не в ракете!
  В это время, не подозревая о нашествии инопланетян, в теплой го- стиной читал свои вирши поэт Майонезов в лиловом шелковом жиле- те, похожий на старорусского помещика. Пыш профессионально за- вывал, стоя у белого рояля, выставив пузцо и протянув доверительно руку к слушателям:
  
  Осень, осень, время сказок После - чай с шоколадом,
  А туман густой так вязок, Что не видно звезд над садом;
  
  Поглотил он без усилья Свет луны, созвездий, окон И серебряною пылью
  Вплел его в свой белый кокон!
  
  А внутри в нем пруд и лодка, И от света все искрится, Все размыто, все нечетко - И окно, и наши лица!
  
  И деревья в блеске пыли, Словно древние секвойи, В дымке яблони застыли, Как слоны на водопое!
  
  Кипарисы дружным стадом Из тумана тянут шеи,
  Чтоб увидеть, кто над садом Золотит всю ночь аллеи!
  
  - Недурственно, недурственно, юноша! - произнес профессор, не давая никому опомниться. - Давайте разберемся, друзья, почему сни- жена планка современной культуры.
  - А она снижена? - поинтересовалась Рёзи, поправляя колье.
  
  - Конечно! - удивленно воскликнул Войшило. - Очень низкие базо- вые ценности: нажива, развлекуха, показуха! Отсюда и падение нравов!
  - А Вы бы предложили другие базовые ценности? - спросила его Маша.
  - Высокая нравственность! Прогрессивное развитие! Коллектив- ное процветание! - отчеканил профессор.
  - Я думаю, планка культуры снижена, чтобы ее можно было пере- вести в русло массовой и сделать из нее бизнес! - предположила Ро.
  - Так выгодно правящему классу! - выпалил Паралличини.
  - Не спорьте, господа, народ стал ленивей и примитивней! - за- явил Пыш.
  - А с чего все началось, уважаемый профессор? - спросила Маша. Войшило понял этот вопрос по-своему, крякнул и, не задумываясь,
  выпучив над очками мутные глаза, сообщил:
  - Все началось с того, что женщины на войне научились пить спирт, курить папиросы, ругаться матом, отдаваться без любви и де- лать аборты, как маникюр! Мы сейчас не анализируем, у кого они основным этим порокам научились! И когда они после победы при- ехали, достали трофейные портсигары, затянулись эффектно, заскри- пели ремнями и начищенными сапожками, то юные девушки, зами- рая, думали: "И я хочу быть такой же крутой!"
  - Читайте уже стихи, друг мой, не нападайте на женщин: они вели себя на войне как на войне! - воскликнула бесподобная Варвара Ни- кифоровна. - А все началось с большого взрыва!
  Профессор удивленно пожал плечами, хотел еще что-то добавить, но передумал, достал из кармана свернутую бумажку и прочел энер- гично, развернув ее:
  
  Словно в купе экспресса,
  В тесной моей комнатенке; Туда, где звезд завеса,
  В туманностей потемки Лечу, не осознавая
  Ни скорости, ни маршрута; Вселенная - без края,
  А жизнь моя - минута!
  И надо успеть потрогать, Распробовать, понюхать. На бездны вещей и восторгов Мне не хватает духа!
  И надо успеть помиловать, Погладить и понежить!
  
  Где только взять мне силы, Когда обступает нежить? Вороны плачут, как дети, Я плачу, кто мне поможет?
  Один лишь на всем белом свете Поможешь Ты мне, мой Боже!
  
  Его жалоба звучала трогательно и искренне, слушатели заапло- дировали.
  - Спасибо, - сказал профессор, - но спрошу я вас: зачем Бог создал людей, ведь Он самодостаточен?
  - Для своей и их радости, - с улыбкой ответил Пыш.
  - И чтоб люди искали Его, шли к Нему, то есть духовно развива- лись, - добавил Войшило.
  - Но людям и так хорошо, - заметил Паралличини.
  - Вот и причина тупика в развитии людей, большинство из кото- рых рассуждает, как неблагодарный эмбрион в утробе матери: "И за- чем мне эта мамка, мне и так удобно, тепло и сытно!"
  - Ну, а как нужно жить? - спросил Адриано.
  - Историк Карамзин был мудрым человеком, он писал о том, что жить нужно просто: в среду стал лучше, чем был во вторник, - и до- вольно! - ответил профессор. - А от себя добавлю: жизнь - это мясо- рубка, через которую нужно пройти, не потеряв человеческого лица!
  - Понятно! Мне все близко и понятно, что связано с кухонной ут- варью! - захохотав, воскликнул Адриано. - Почитайте кто-нибудь про любовь! Помните, у Кро было так:
  
  Любовь - дорогая волшебная ваза, Обидное слово, холодная фраза,
  Глядь, вазы тю-тю - только старая миска. Кусай потом локоть, который так близко!
  
  - И сам уже промерз, бедняга Кро, и внучика нашего простудит! - со вздохом изрекла Рёзи, кутаясь в меховой палантин.
  - Что значит "нашего внучика"? - поставила вопрос ребром Ро, дернув плечиком в вишенках.
  - Рёзи имеет в виду нашего общего засра... то есть внучика! - при- мирительно объяснил Паралличини и тут же предложил. - Читай за мужа, Ро!
  Рокки с удовольствием поднялась, обдав присутствующих фран- цузскими духами. Она объяснила, что не помнит названия стихотво- рения, и принялась читать с интонациями Кро:
  
  "Не печально ли это, Что кончается лето,
  Что запахло холодным дождем, Что стрижи улетели,
  И уж цвиркают где-то,
  А мы смотрим на небо и песен их ждем. И совсем позабыли,
  Что на Спас на Медовый
  Надо меда нам в сотах купить. Мед, душистый, и новый,
  И янтарно-багровый,
  Будем чай в воскресенье с ним пить!
  
  - Хоть сегодня и не воскресенье, но чайку с медком мы обязатель- но попьем! - пообещал Адриано и добавил: - "Вкусные" стихи!
  - Сегодня даже завывает! Настоящая зимняя метель, - прислушав- шись, сообщила Рёзи.
  - А ведь уже грачи прилетели, - сказала Мушка, - как же им холод- но в их дырявых гнездах после Юга! Как нашей Ровене!
  И она обняла грустную Ровену, накинув на нее широкий шарф.
  Со скоростью грача в прихожую влетел Кро и впервые за долгие годы закрыл входную дверь на засов. Он промчался через гостиную с коляской, лавируя между творческих личностей, и через полукру- глую дверь выскочил во внутренний дворик. Во всех высоких окнах бывших помещений для воспитанниц горел свет. Теперь в этих об- ширных комнатах жили замужние дочурки Кро, мужьями которых являлись сынки Адриано и Рёзи.
  - Сольси! - закричал, как сумасшедший, Кро не своим голосом. Выбежала хорошенькая Сольси в накинутой шали, забрала мла-
  денца, а старина Кро набросился на оставленные ему фрикадельки так, словно мстил этим аппетитным шарикам за кровную обиду. Все с любопытством и тревогой наблюдали и ждали.
  - А правда, вороны вчера кричали из тумана, как дети: уа-уа, - в пространство изрек Паралличини и подал Кро рыбную ватрушку.
  Кро не стал держать друзей в напряжении и в деталях рассказал об увиденном в соседнем коттедже.
  - Швырнула, как драного бобика! - со смаком повторил Кро, вы- пив залпом свой бокал.
  Адриано открыл еще одну бутылку итальянского вина и наполнил бокалы разволновавшихся слушателей.
  - Что я говорил? - радостно предрек профессор. - Скоро дамы джентльменам будут морды бить!
  
  - Манеры Лолины, но в какой качалке она так накачалась? - рас- суждала вслух Варвара Никифоровна. - Сейчас мы спросим у... - Она болезненно сморщила лицо и сообщила: - Я совсем забыла вам ска- зать, что неделю уже не могу найти дедулю!
  - Да, а где он?! - загалдели остальные. - Где он?! Начались активные поиски господина Фемистоклюса.
  Кро и Паралличини уже давно поделили пополам бывший госте- вой флигель и после ремонта жили там с женами. Рокки и Рёзи по- бежали через внутренний дворик, каждая на свою половину. Через минуту зажегся свет в их высоких окнах, и было видно, как мечется Ро с криком: "Дедуля, отзовись!", а Рёзи зачем-то резко открывает многочисленные шкафы и шкафчики! Мушка с баночкой вишнево- го конфитюра в качестве приманки поспешила в Кофейную комна- ту. Варвара Никифоровна в Лиловой ощупывала толстыми ручками шелковые портьеры, приговаривая: "Все равно я тебя изловлю, про- казник!" Профессор громко читал в Лимонной Канта в надежде, что господин Фемистоклюс прибежит послушать свой любимый фраг- мент про "вещь в себе". Ровена осматривала Розовую комнату, по- вторяя: "Дедули нет..."
  В этой комнате Ровену и поселила Рёзи, в этом розовом царстве грез, в котором давным-давно спала счастливая невеста Береза, помолвленная с юным "принцем датским", красавцем Фигуркой. Давно не случалось такого переполоха и такой активной деятель- ности в старом доме! Даже курицам в хозяйственном крыле не спа- лось, так было слышно, как Адриано аукает и чихает от специй в кладовке, как Пыш гремит горшками в кухне и прихожей, а Кро безжалостно, как мародер, переворачивает Оливковую комнату, откуда и раздался его громкий победный вопль, на который сбежа- лись остальные.
  - Смотрите, что я нашел в кармане оливкового халата! - возбуж- денно прошепелявил Кро. - На ней что-то написано!
  - Что это?! - удивился Паралличини, вцепившись в находку свои- ми толстыми сосисками. - Это палочка от туземного барабана?! И на ней начертаны заклинания?!
  - Нет, это эстафетная палочка, - объяснил многозначительно Пыш, перенеся бережно найденный предмет в гостиную под яркую люстру над круглым столом, вокруг которого и собрались остальные, тянув- шие руки к палочке.
  Поспешно принесли из кабинета профессора лупу, и Кро торже- ственно прочел таинственную надпись, состоящую из немыслимых закорючек:
  
  бы мне и не висеть! и все!
  высокая - вторая смена! меня нет выбора!
  
  - О, - запричитала Варвара Никифоровна после прочтения последней строчки, - бедный наш дедуля! Он попал в стесненные обстоятельства!
  - Уж не продулся ли старик в игровых автоматах?! - предположил Паралличини.
  - Друзья, он прощается с нами и передает кому-то из нас эстафе- ту! - догадался прозорливый Пыш.
  - Мне сдается, это связано! - воскликнул профессиональным но- сом взявший след профессор и убежал в свой кабинет.
  Тут же он вернулся с мешочком, который называл "разная шундра- мундра" и из которого, порывшись, достал черную плоскую коробоч- ку, некогда извлеченную Фуксией из желудка убитого Ровеной мате- рого медведя.
  - Смотрите! - радостно заговорил Войшило, у которого в глазах зажглись лампочки. - Похожий, очень похожий почерк!
  Он извлек из баночки старую записку. Все склонились, стукаясь головами, над ней.
  - Я бы констатировал один и тот же почерк! - сказал Пыш. - Про- чтите вслух, пожалуйста!
  Профессор поправил очки и прочел особенно торжественно:
  
  Луна цвета лососины, Висит псина на осине, Распрямилася лесина, Улетела к звездам псина!
  
  Собравшиеся вокруг стола почему-то трагично вздохнули.
  - Все последние дни... то есть ночи, конечно, граждане, была луна именно "цвета лососины"! - загадочно прошепелявил Кро.
  - Они как-то связаны, эти записки, - задумчиво произнес профес- сор, - думай, Войшило, думай. У тебя светлая голова. Лососина... Ло- сосина... Что бы это означало, зайцы мои?
  - Может быть, для надписи на палочке взять недостающие слова из записки, которую, как разведчик, проглотил медведь?! - предложил Пыш, в раздумье постукивая себя по корпусу.
  - Нет, нет! Буквы! - заявил осененный Кро. - Берем из "улетела" первую букву "у" и получаем в последней строке: "У меня нет выбо- ра!" Четко!
  
  - Дедуля не может без мистификаций, - сказала Варвара Никифо- ровна, утирая слезы кружевным платочком, - мы теперь без него, как он без вишневого варенья! О-о! Какое несчастье!
  - Ровена, - просто, как просят послушных деток, сказала Мушка, - прочти, что написано на эстафетной палочке, пока умные мужи не сломали головы!
  И улыбнулась загадочно.
  Безучастная Ровена отвлеклась от телефона, который отрешенно разглядывала, откинула золотистые пряди и свежим девичьим голо- сом прочла:
  
  Лучше бы мне и не висеть! Вот и все!
  Ровена высокая - вторая смена! У меня нет выбора!
  
  - Видите, как все просто, - констатировала Мушка и снова таин- ственно улыбнулась.
  Все так разволновались, что Паралличини предложил:
  - Граждане и гражданочки! Я мигом сделаю бутерброды с лососи- ной, только не поддавайтесь панике!
  Остальные одобрительно закивали головами и принялись нервно доедать оставшийся ужин.
  - Итак, подведем итоги сегодняшнего вечера, - сказал профессор на правах председателя, постучав вилкой по бокалу, - что мы имеем? У Фигурки поселилась воинственная амазонка Лола. Господин Феми- стоклюс нас покинул, но передал эстафету служения и духовной за- щиты нашего сообщества юной Ровене! Мы по-прежнему обладаем выносливостью, проницательностью и жизнелюбием! По-моему, мы неплохо провели вечер!
  - Но ведь еще не выступал Кро! - возмущенно дернув подбород- ком, заявила Рокки.
  - Да, да, старина, валяй про любовь! - попросил Паралличини. Кро дожевал бутерброд с неразгаданной лососиной под присталь-
  ными ждущими взглядами, не спеша запил его вином из винограда, выращенного между Габичче Маре и Габичче Монте, откашлялся и, повернувшись к Ро, прочел с глубоким чувством благодарности:
  
  Янтарная моя, то есть мой электрон, Посадить бы тебя, золотую, на трон! Явление электричества, собственно говоря, И было названо в честь янтаря;
  
  А посему потри о себя мою шерстяную рубашку И примагнить меня, как Гильберт бумажку!
  
  Дамы прыснули со смеху, джентльмены заулыбались.
  - Кстати, девочки, не улыбайтесь - Кро прав: Гильберт первым назвал нашу Землю "большим магнитом"! А Гальвани доказал, что живые ткани содержат электричество, проводя опыты с лягушачьими лапками! Джозеф Томсон представлял атом в виде булочки с изюмом... вы догадываетесь, конечно, что он угадывал в атоме! - вдохновенно вылил электромагнитную информацию на слушателей Войшило.
  - Но при чем тут янтарь и электрон? - спросил любознательный тенор в сторону Кро. - Я хочу понять, не обижайся, старина.
  Но за Кро ответил Войшило.
  - Все просто, - объяснил профессор, - янтарь на древнегреческом называется "электроном"!
  - Да-да... А наша голова? - не унимался Адриано. - Она электро- магнитна?
  - А наша голова - и приемник, и передатчик, - ответил профессор, - вся наша деятельность построена на электромагнитных импульсах.
  - Друзья, может, наша уважаемая гостья что-нибудь прочтет нам? - предложил смущенный Пыш, поклонившись Маше и выводя открывшего рот Паралличини из дебрей научного познания.
  - У меня есть тема, которая меня всегда волновала, но которая так и осталась нереализованной, - сказала Маша, - стихотворение на эту тему я и прочту.
  И она прочла просто, немного трагично:
  
  За потоком Кедрон тишина, А внизу голоса и огни,
  И все ближе, все ближе они, Словно катит пожара волна.
  
  Нет веревок еще на руках, Что лечили слепых и глухих, И зубами скрежещущих, их
  С липкой пеной на грешных устах.
  
  Вон, Иуда идет впереди, Поцелует и скажет: "Равви!" И отпрянет от Божьей любви Сын погибели с адом в груди.
  
  - Да, это сложная тема, - согласился профессор, а с ним и остальные.
  - А сделайте признание для пытливых умов, уважаемая: сколько вы в своих произведениях использовали, как это мягче сказать, фраг- ментов работ других авторов, ведь сегодня принято воровать? - спро- сил тенор.
  - Ни одного, - отвечала как на духу Маша, - из фолькисточников - старинные логические задачки, анекдот про чашку, анекдот про вил- ку, свеженький тост, притчу про старца; остальное, увы, мое!
  - Спасибо! Мы так и думали!.. Друзья, я открыл вечер - я его и закрою! - сказал бодрячок Адриано. - Я никогда не сочинял стихов, только музыку, но вчера вышел в сумерках и увидел следующую картину:
  
  Люди бредут по свету, Бредут с огоньками в руках, Им дела нет до планеты, Что обращается в прах, Им дела нет до планет,
  Им нужен лишь интернет!
  
  Все согласно закивали усталыми головами, допили вино и разо- шлись по своим комнатам, предложив Маше некогда любимую деду- лей Оливковую, наполненную пыльными плюшевыми медведями и перевернутую вверх дном...
  
  Потянулись однообразные дни. После весеннего Рима они каза- лись Ровене серенькими и бесконечными. В конце марта она вместе с Варварой Никифоровной поехала в оперу на "Царскую невесту". Обе в черных бархатных платьях и белом жемчуге смотрелись эффектно: царственная необъятная старушка в сопровождении высокой златов- ласой красавицы. Иностранцы им улыбались и тайком снимали на телефоны - возможно, узнавая примадонну.
  - Ровенушка, глянь в программку да скажи мне фамилию "цистер- ны", что поет Гришку, отличный вокал! И эта "бочка" в образе Люба- ши имеет весьма недурной голос, но слишком жеманится! До Рокки ей, конечно, как до Эфелевой башни пешком!
  - Очень смешно: он ее яростно и злобно зарезает, а потом аккурат- но и заботливо укладывает на сцену!
  - Ты про "бочку", девочка? А ты видела, как она весь спектакль шпиговала "цистерну"?! Скорее всего, он ее муж, или живут вместе. Представь, если "бочка" рухнет и сломает себе руку, то "цистерне" са- мому придется мыть посуду!
  
  Всю дорогу до дома Варвара Никифоровна пела, как в молодости. Потрясенный таксист взял с них двойную плату и похвалился тем, что, когда был взрыв в метро, он брал в десять раз больше! На что Варвара Никифоровна тоном профессора ответила:
  - Очень дурно, голубчик! Когда был взрыв в метро Парижа, такси- сты развозили всех бесплатно!
  - Но мы же не в Париже! - в рифму ответил водитель.
  
  И снова потянулись, как низкие серые облака, однообразные дни. Профессор захандрил, Ровена терпеливо ухаживала за ним, водила в старую церковь, где на алтаре была икона праведного Авеля, одетого в одежду из шкур. Шли в церковь не спеша, с остановками. Надев те- плую кофточку, а сверху - меховой жилет, она также сопровождала Рёзи на рынок за продуктами. Кое-что из продуктов в магазинах по- купать не хотели, чтоб не было на столе, как говорил Войшило, "пи- рожков с пирожками и ветчины из ветчины". И по вечерам Ровене не приходилось скучать: она помогала молодым купать детей, читать им сказки и укладывать засыпающих малышей в кроватки. По утрам под руководством Адриано, надев фартук, она месила тесто и стряпала булочки с джемом, посыпая их кунжутом и корицей. Вместе с Рокки высаживала во внутреннем дворике тюльпаны и нарциссы. Одев по- теплее стариков, ходила с ними вокруг дома; все трое чистили дорож- ки от непрекращающегося снега большими лопатами. Весна где-то затерялась, возможно, бродила по улице Сан-Джованни или по "до- роге императоров". Изредка захаживали на ужин гости.
  Как-то заехал модный художник из Лондона. Паралличини спро- сил его:
  - Никос, а вас не смущает, что к вам прилепили ярлык "модный"?
  - Ничуть! - отвечал тот. - И Микеланджело был модным, и Рафаэль был модным, и я модный! Что поделать?!
  Он за три сеанса написал портрет Ровены с младшим сыночком Пода на руках и укатил в свой Туманный Альбион.
  В соседнем коттедже каждый день гремели скандалы. Худшие опа- сения профессора оправдались: у Фиги под глазами появились фиоле- товые синяки, и он совсем перестал идти на контакт. Завидев из окна Кро с коляской, Фигурка со стаканом прятался в глубине комнаты.
  Перед Пасхой профессор совершенно разболелся, ноги отказыва- лись ходить. Но Ровена все равно выводила его на прогулку. Уже кое- где вылезли мохнатенькие золотые одуванчики.
  - Бедняги, - говорил грустно профессор, - если бы вы, как ваши родственники кок-сагызы, имели в корнях каучук, возможно, вас и пощадили бы наши тупые цирюльники.
  
  А еще через неделю во всех комнатах большого дома появились пышные букеты черемухи, и в старом доме запахло весной. На Пасху все вместе красили яйца кисточками в разные цвета и клеили на них миниатюрные наклейки "Христос воскресе!", а после освящения ко- кались ими с удовольствием.
  Стрижи этой весной прилетели только 12 мая и сразу принялись играть в небе, не отдохнув с дороги. Войшило, увидев их на прогул- ке, радостно воскликнул: "О, кто к нам пожаловал!" - и тут же экс- промтом сочинил:
  
  Спасибо Тебе за этих стрижей! Мне с ними не так одиноко, Они меня манят и манят уже К таинственной дали далекой! Спасибо Тебе за этих стрижей!
  
  И высь меня тянет к себе, как магнит, И шепчет душа ей: "Откройся!",
  И рвется из тлена, и к жизни летит, А стриж ее учит: "Не бойся!"
  И высь меня тянет к себе, как магнит!
  
  Ровене хотелось плакать, профессор испугался и начал что-то гово- рить про свой мафусаилов век.
  - Мой дедуленок, а можно после смерти стать папоротником? - спросила девушка, смахнув слезинку.
  - Биомасса распределяется как от сложных форм к простым, так и от простых - к сложным, - отвечал Войшило. - Лично я верю в то, что по окончании земной жизни буду жить в Царстве небесном (и по делам, и по вере, и по уровню развития мне это подходит!). Смерти нет - есть цепочка переходов, вниз или вверх, которые я когда-то на- звал "мостики Фемистоклюса".
  - Но как может сложная форма перейти в простую?
  - Через посредника, обладающего свойствами как сложной, так и простой формы. Как сложная световая природа перешла в простую молекулярную? Я говорю о вочеловечивании Христа.
  - А кто может писать? Может, мне начать писать?
  - Писать может тот, кто имеет особое ухо, особый глаз, особое сердце и особую честность.
  - А почему наши не уехали жить в Рим?
  - О, это длинная цепочка сложных рассуждений, которая приведет нас к понятию "родная земля".
  
  Девушка еще старательнее стала помогать близким, и Рим пома- леньку отпускал ее. Но она не на шутку испугалась, когда в конце июля во время ужина раздался звонок, и на ее телефоне высветился длинный итальянский номер.
  - Я слушаю, - осторожно сказала Ровена по-итальянски. Родные за столом даже перестали жевать.
  - Меня зовут Ангела, - сообщил напряженный женский голос, - я выполняю просьбу Марио. Мы с ним поженились во Франции и от- дыхали в Ницце. Там был ужасный теракт, грузовик задавил много людей! Это было ужасно! Я отошла за сигаретами, а когда вернулась, Марио был еще жив (в трубке раздались рыдания, и у Ровены потекли слезы)... Он просил меня позвонить вам и сказать, что любит нас обе- их! Еще он сказал, что ты самая красивая девушка! Я бы отдала его тебе, лишь бы он был жив!
  Ангела не могла справиться с голосом и безудержно рыдала.
  - Спасибо, спасибо вам, мне очень жаль! - только и смогла отве- тить плачущая Ровена.
  Она вытерла глаза салфеткой и объяснила близким причину своих слез.
  - В любви нельзя сидеть на двух стульях, - закрыл тему профессор. После известия о смерти Марио Ровена осунулась и даже, как ей ка- залось, постарела. Она с головой окунулась в море житейских забот. Девушка помогала Мушке натирать паркет, а Пышу - набирать новый роман; вместе с Рокки протирала пыль на светильниках, торшерах, многочисленных наградах и сувенирах; чистила для Адриано палту-
  са; но особое внимание она ежедневно уделяла своим старичкам.
  В то памятное утро завтракали поздно. Опять шел снег. До Нового года оставалось три дня. В прихожей уже благоухала елка, наполняя всю жизнь большого дома особым ароматом.
  - Мы с профессором так стары, что боимся в любой момент уме- реть, поэтому не спим по ночам, не можем наговориться друг с дру- гом! - восторженно рассказывала сияющая, в бархатном халате с ма- ками, Варвара Никифоровна, доедая свой омлет.
  - Кто-то сегодня сладко похрапывал утром, да и мне под утро при- снился экзотический сон: мы все попали в плен к пигмеям в Цен- тральной Африке. Вождь за свободу попросил порадовать его слух красивой умной фразой, - не спеша рассказывал профессор, - я зато- ропился и ляпнул первое пришедшее на ум: "Гитлер капут!". Адриано, глядя на меня, предложил: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Пыш, вслед за Гераклитом, констатировал: "Все течет, все изменяет- ся, нельзя дважды войти в одну и ту же реку!" И остальные предлага- ли все, что пришло на ум, но спас положение Кро.
  
  - Что же такое зая сказал? - спросила со смехом Варвара Никифоровна.
  - Кро сказал: "Вассал моего вассала не мой вассал!" - гордо произ- нес феодальным тоном профессор.
  Завтракающие дружно засмеялись и принялись за Ровенины пи- рожки со щавелем, нахваливая их от души.
  - А я, когда задремала под утро, увидела во сне, что мы все играем в карты, и мне выпал червовый марьяж! - произнесла Варвара Ни- кифоровна, приступая с многозначительной улыбкой к блинчикам с клубничным вареньем.
  Профессор хмыкнул, остальные переглянулись в недоумении.
  - А что такое "марьяж"? - спросила Ровена.
  - "Марьяж" - это когда одномастные король с дамой приходят в одни руки, - объяснил Войшило.
  - А моя бабушка "марьяжем" называла свадьбу! - сообщила мно- гозначительно Варвара Никифоровна, отхлебывая с улыбкой чаек со сливками.
  - Так, за кого меня сегодня выдаем? - спросила со смехом Ровена. - Не пора ли нам снег убирать?
  Рёзи и Мушка принялись собирать со стола. А Ровена со старика- ми, понюхав в очреденой раз еловые лапки, пахнущие смолой, хвоей и дремучим лесом, начали одеваться на улицу. Ровена надела белый свитерок, сверху - жилетку из рыжей лисы, спрятала свои золотые во- лосы под черный берет. Варвара Никифоровна, напевая: "Буря мглою небо кроет...", надела шапочку с оленями, свитер с таким же орна- ментом и жилетку из чернобурки. Обе повязали черные шарфики. Профессор взглянул на них, бодро крякнул и надел видавшую виды старенькую дубленку со звенящей в карманах мелочью.
  На улице было тепло, но снега навалило полным-полно. По засне- женной ветке, нависшей над дорожкой, бегала смешная проворная белка с шишкой, словно играла ею. В соседнем коттедже снова слы- шались крики и детский плач. Ровена воткнула лопату в снег и посмо- трела за сугробом. Возле Фигиного крыльца стояла красная детская коляска, в которой Под возил на прогулку своего младшего сыночка.
  - Дело неладное, - сказала Ровене Варвара Никифоровна, - оста- вайся с профессором, а я на разведку!
  Но разведать она не успела - по ступенькам уже сбегала пьяная Молли с кухонным ножом.
  - Туда никому нельзя! - заявила она резко.
  - Лолочка, я только посмотрю, почему плачет ребенок! - умоляю- ще объясняла Варвара Никифоровна.
  - Нельзя! - рявкнула Молли и попыталась нанести ей удар ножом в лицо.
  
  Ровена мгновенно заслонила Варвару Никифоровну своей рукой, в которую и вонзился нож выше локтя. Молли выдернула его и засме- ялась. Ровена сморщилась от боли, по белому рукаву свитера потекла алая струйка. Варвара Никифоровна вскрикнула, а профессор, не раз- думывая, огрел Молли своей лопатой, звонко крикнув:
  - Знай наших, амазонка!
  - Вот кого я зарежу! - заверещала Молли. - Всех вас надо покром- сать, гости из нафталина!
  - Лолочка, опомнись, - запричитала Варвара Никифоровна, - вспомни, как я учила тебя крестиком вышивать тыкву!
  - Матерь Божья, помоги! - прошептала Ровена.
  - Ох ты, какие мы! - паясничая, выкрикнула Молли, подняв лицо и руки к небу. - Помоги!
  В этот момент юркая белка уронила свою шишку, которая попала в правый глаз хулиганке и повредила его.
  - Ах ты, крыса! Я ничего не вижу! - завопила Молли и швырнула нож в белку.
  Он пролетел выше ветки и упал глубоко в сугроб.
  - Врежь ей, Ровена, лопатой по башке! - закричала Варвара Ники- форовна. - И скорей звони в психушку!
  Разъяренная Молли так швырнула Варвару Никифоровну, что та улетела по пояс в сугроб. На помощь жене ринулся бесстрашный Вой- шило, который мгновенно, только монетки из карманов посыпались, был отброшен свирепой злодейкой под дерево, под которым белка пыталась найти свою шишку.
  - А тебя я задушу, каланча! - сообщила, прищурив хищные глазен- ки, Молли.
  Она подпрыгнула, сдернула с Ровены беретик, и по спине, и по пле- чам девушки рассыпались, как накидка, золотистые волосы, которые еще больше раздразнили лысоватую Молли. Ровена была в растерян- ности, она не могла ударить обидчицу, да и раненая рука казалась свинцовой.
  - Не жалей ее, Ровенушка, разозлись! - кричала торчащая из сугро- ба Варвара Никифоровна.
  Невысокая Молли изловчилась и, ухватив Ровену за талию, как ко- тенка, бросила ее на землю. Тут же обидчица подскочила к лежащей девушке и протянула руки к ее лицу, желая попугать ее, а потом уже задушить. В этот момент из-за коттеджа выехал мощный автомобиль, из которого выскочил высокий вооруженный молодой мужчина в черном плаще. Незнакомец схватил Молли за волосы и несколько раз выстрелил в нее. Ровена зажмурилась от ужаса, а Варвара Никифо- ровна с большим интересом разглядывала вовремя подоспевшего из-
  
  бавителя, который показался ей весьма и весьма привлекательным. У него были темно-русые коротко остриженные волосы, смеющиеся карие глаза под черными бровями и улыбка до ушей, как у Ровены. Красавец поспешил вытащить из сугроба просиявшую Варвару Ники- форовну, грациозно поправлявшую шапочку с оленями.
  - Генерал Род, к вашим услугам, почтенная Варвара Никифоров- на! - прозвучал приятный мужественный голос возле самого ее уха.
  И Варвара Никифоровна сразу же, без очков, узнала нашивку Кос- мического легиона на груди героя. Слезы радости полились из ее глаз ручьем, и одновременно все ее доброе лицо просияло улыбкой. Гене- рал легко, словно увязшего карапуза, выдернул ее из сугроба и поста- вил на дорожку. Профессор, придя в себя после падения, делал стран- ные движения. Он ползал под деревом, словно что-то искал.
  - Друг мой, уж не потеряли ли вы свои зубы? - шепотом спросила его супруга.
  - Зубы, слава Богу, на месте, - восхищенно заговорил Войшило,
  - но где вы видели белок, которые не оставляют следов! А мы-то все ждали Бога в трубном гласе!
  Генерал Род не спеша, слегка прихрамывая, подошел к Ровене, си- дящей в оцепенении на снегу рядом с убитой Молли.
  - Моя госпожа ранена? - спросил с особой нежностью он, глядя полуласково-полушутливо.
  - Почему вы, только что убив одну девушку, называете другую
  "моя госпожа"? - спросила Ровена, понимая, что он уже не в силах оторвать от нее глаз и что она сделает все, чтоб у него никогда не по- явились на это силы.
  - Рядом с вами лежит дорогая биокукла, запрограммированная на переноску тяжестей и оказание хозяйственных и сексуальных услуг. Я отвезу ее на утилизацию, чтоб у вас не было проблем, производ- ство и использование этих изделий запрещено международной кон- венцией, - сказал Род, бережно поднимая Ровену.
  Они стояли рядом, высокие и красивые, как две половинки од- ной звезды. Позади девушки раздался нетерпеливый шепот Варва- ры Никифоровны:
  - Ровенушка, и генерал, и с тобой одного роста, может, и неженатый!
  - Я еще не женат, но обручен, - ответил генерал с широкой улыб- кой Варваре Никифоровне, а Ровене сообщил: - Ваш отец, мой учи- тель, наставник и боевой командир генерал Котс, обручил нас, когда вам исполнилось всего лишь пять лет, а мне тогда было целых пятнад- цать! Вот эти кольца, я всегда ношу их с собой!
  Он извлек из внутреннего кармана два маленьких золотых колеч- ка, связанных одной узкой ленточкой, и показал их Ровене.
  
  - Я привез вам все награды ваших родителей! - продолжал Род, до- ставая из машины черный чемоданчик.
  Генерал открыл его, и Ровена, Варвара Никифоровна и подоспев- ший профессор увидели на черном бархате ряды золотых крестов и орденов. Род передал чемоданчик восхищенному профессору и подо- шел к распростертой Молли, от которой исходил резкий химический запах, правый глаз ее почти вытек. Генерал вздохнул, надел перчатки, схватил Молли за красный свитер и, подтащив ее к машине, закинул в багажник.
  В коттедже Фиги громко заплакал ребенок.
  - Мы совсем забыли про малыша! - воскликнула возбужденно Вар- вара Никифоровна. - Вперед!
  И она устремилась кого-нибудь спасать, но запнулась о лежащую лопату профессора, и ему пришлось помогать супруге подняться.
  - Я вам обязательно сделаю перевязку, кость и крупные сосуды целы, только взгляну, что там, - извинительно сказал Ровене генерал, которому уже казалось, что он совершает преступление, отходя от нее. И Ровена, чтобы ему так не казалось, придерживая свинцовую руку, пошла за ним. Профессор отряхнул Варвару Никифоровну, и вчетвером они осторожно вошли в распахнутую Фигину дверь, боясь
  увидеть непоправимое.
  Посредине комнаты, неестественно вывернув руку, лежал связан- ный скотчем Под с заклеенным ртом. Рука его распухла - видимо, была сломана. Поперек него лежал Фига, сжимая в одной руке бутыл- ку, горлышко которой касалось личика ребенка, другой рукой гладил его по спинке, насколько позволяли это делать путы. Да уж, трога- тельное зрелище!
  Генерал открыл нож и склонился к пленникам.
  - Одну секунду, господин Род! - воскликнула, обнимая его, как родного, Варвара Никифоровна и со зловещей улыбочкой обрати- лась к Фигурке: - Что, такой-сякой-разэдакий, доигрался?! Научился наконец-то жизни?
  - В жизни самое клевое то, что она короткая! - отвечал хрипло философ Фига.
  Варвара Никифоровна вцепилась в его ухо, ободранное Молли, с криком:
  - Все съел вокруг себя, все съел в себе! Еще и нас хотел погубить!
  Еще и внука приучаешь к парам алкоголя с младенчества!
  - Он сам просит выпить, а я, наоборот, не даю! - не моргнув на- глым глазом в фиолетовой окантовке, отвечал Фигурка.
  - Где ты взял эту девку? - допрашивала связанного гестаповским тоном Варвара Никифоровна, уперев кулачищи в бока.
  
  - Из ее шарфа! - отвечал с кашлем Фига, указывая подбитым гла- зом в сторону Ровены, - Я хотел, чтоб она меня носила в ванну на руках и терла спинку!
  Варвара Никифоровна, издав хищное фырканье, вцепилась в дру- гое его ухо.
  - Но на мне был Лолин шарф! - внесла ясность Ровена, пытаясь вы- тащить малыша из-под веревок.
  Фига захохотал до хриплого кашля, запрокинув голову.
  - Понятно, - сказал профессор, - дорогая, достаточно! Наш сын Фигурка осознал свою вину, а ваши педагогические методы могут развить в ребенке аутизм!
  - Этого ребенка мало расстрелять на рассвете! Потом еще нужно повесить! - заявила кровожадно всепонимающая супруга, показывая Фиге кулак.
  Улыбающийся генерал разрезал путы и освободил Пода и отдельно укомплектованных дедушку с внуком.
  Под, болезненно морщась, попытался поднять руку.
  - Где это чудо? - спросил он, озираясь вокруг с опаской.
  - В багажнике, - отвечал Род.
  - Напрасно, - заявил Фига, - если вы там храните алкоголь, она выпьет все до капли!
  Генерал усадил Пода бочком к спинке стула и, аккуратно закатав рукав его рубашки, осмотрел поврежденную руку.
  - Перелома нет, но сильный вывих, - констатировал он и, слегка встряхнув, дернул руку Пода.
  Под вскрикнул, но сразу же почувствовал облегчение в суставе.
  - Теперь - перевязка в моей машине, - сказал генерал Ровене и по- вел ее к выходу.
  Остальные, поспешно одев малыша, чтоб его не заморозила разы- гравшаяся метель, отправились в Дом Черепахи. Счастливая Варвара Никифоровна вела под руку исцарапанного Фигу, напевая своим бо- жественным голосом: "Буря мглою небо кроет, вихри снежные кру- тя..." Профессор торжественно нес чемоданчик с наградами, а Под - закутанного сына.
  Генерал, закрыв за собой дверку машины, снял с Ровены меховой жилет и окровавленный свитер. Достал коробку с перевязочным ма- териалом, тщательно продезинфицировал свои руки, затем ее рану, нанес на нее какой-то спрей, скрепил края, еще раз смазал рану и на- чал накладывать повязку.
  Метель стучалась в окна машины. Род и Ровена были укрыты ото всех, словно занавеской, белой пеленой. Девушку ничуть не смущало, что она сидит в одном бюстгальтере рядом с мужчиной, которого еще
  
  полчаса назад не знала. Она с удовольствием рассматривала его со- средоточенное мужественное лицо, его сильные большие пальцы. Он ей казался очень надежным.
  - Меня этому научил генерал Котс, такая повязка никогда не сва- лится, даже при активном движении руки, - стараясь говорить спо- койно, рассказывал Род, - я собирался приехать еще в марте, но попал по службе в неприятную историю, ампутировали ногу. Уже привык к протезу, даже могу бегать. Но придется служить уже здесь. Там с та- кой ногой далеко не убежишь.
  - Кто я? Почему я не помню детства? Почему у меня такой рост?
  - Мы, дети, родившиеся не на Земле, все высокие и обладаем ря- дом отличительных способностей,- сказал генерал с улыбкой, - все, пациентка будет жить.
  - А доктор?
  - А доктор ни жив ни мертв.
  - А доктора не смущают шрамы на теле пациентки?
  - Доктора смущает только то, что он не может до конца определить природу этих шрамов, слишком они правильные, будто их нанесли животные. Но так даже удобнее их считать.
  И Род, притянув к себе Ровену, принялся поцелуями считать шра- мы на ее боках, спине и шее, откинув ворох ее золотых душистых во- лос. И он залечил и зацеловал все ее раны и ранки. Зажмурившей- ся от нежности и счастья Ровене казалось, что все беды и горести ее жизни уже позади. Ей вспомнилось детство и лица дорогих, любящих родителей, их счастливые голоса и даже их могила, в которой они, покрытые оранжевыми цветами, лежали, обнявшись, будто спали. Ей вспомнилась тяжелая таежная жизнь с голодными зимами, когда совсем молоденькой Ровене приходилось кормить целую деревню, каждый день рискуя жизнью на охоте. Ей вспомнилось безмерное ее сиротское одиночество, когда можно было поговорить только с по- ющим чайником, а деревенские спрашивали одно: "Каре Сарыг, где мясо и золото?!" Вспомнились и тяжелые годы культурной адапта- ции. Но все это было позади, позади... далеко за этой метелью...
  А в это время в теплой гостиной Варвары Никифоровны две дочур- ки Кро с круглыми животиками под просторными цветастыми пла- тьицами наряжали елку, доставая старые игрушки на прищепках из особой коробки с наклеенной на ее крышке блестящей снежинкой. Сам старина сидя качал на руках внучика, а на колене Кро, положив на него головушку, дремал сынок Пода, внук Пыша и Фигурки, весь в зеленке, как и умытый, наряженный Фига. Собравшиеся в гостиной с умилением слушали колыбельную Кро, которую он пел с хрипотцой:
  
  За окнами метель и огоньки на елке,
  А на столе одиннадцать великолепных роз; Пускай в стекло нам дышут медведи или волки, Пусть просятся в тепло с обидой на мороз;
  Мы их не впустим в дом. Нет-нет, лесные детки! Есть косолапый свой с гармошкою, на ветке, Нам он поет про то, что розы пахнут медом, Конфетами, подарками - короче, Новым годом, Про то, что за окном метет, метет метель,
  А детям и зверюшкам давно пора в постель!
  
  Поет медведь с гармошкою о том, что уж полвека Аленушке с козленком и барышне в накидке,
  К ней космонавт посватался, важней нет человека Средь тех, что на прищепке, и тех, что лишь на нитке! И попугай с подарком, и в желтом черепаха,
  И с дудочкою клоун на пир приглашены -
  Народ с пушистой елки, мартышка с ними - сваха, И золотой цыпленок, как первоцвет весны!
  
  Пусть сладко пахнут розы, и огоньки мигают, Пусть закрывают глазки мартышка с попугаем. Под Мишкину гармошку поет, поет метель,
  А детям и зверушкам давно пора в постель!
  
  У Мушки почему-то непроизвольно текли светлые, радостные сле- зы. Фигурка резко вскочил со своего места и вовремя подхватил пада- ющего уснувшего внука. Все радостно улыбались, глядя на Фигу (со- скучились по нему).
  - Возвращение блудного сына - что может быть прекрасней! - счастливо крякнув, сообщил профессор и засмеялся по-юношески.
  - Папа, я вижу и мартышку с попугаем, и космонавта, и остальные игрушки, но где же одиннадцать роз? - спросила средняя, очень се- рьезная дочурка старину Кро.
  - А вот они! - кивнув на дверные портьеры, ответил он.
  Все с интересом уставились на завешенный дверной проем. Из своего укрытия вышла Ровена с букетом великолепных алых роз в сопровождении Рода. Варвара Никифоровна, всплеснув ручками, за- плакала. Остальные напряженно ждали.
  - Генерал Род сделал мне предложение, - блестя влажными глаза- ми, сказала Ровена, - я дала согласие. После Рождества будет свадьба.
  
  
  
  
  Вместо "Заключения", по просьбам читателей
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Майонезов прощается с друзьями, или Каждый может только то, что может
  
  Я поеду на синее море, Взойду на высокую гору, За самый закат я заброшу Мою счастливую ручку, Найдет ее умная рыбка,
  Напишет вам добрую сказку...
  Мария Эльвээль
  
  Прошел год. Жадно были съедены рекой времени все 366 дней, как 366 одинаковых пирожков, но с разной, разумеется, начинкой: то сладкой, то пресноватой, то интригующей. В связи с реалиями экономической ситуации большая семья, проживающая в безраз- мерных недрах старого дома, в качестве начинки для пирожков (уж коль речь зашла о них, а не о булочках) стала больше использовать углеводов и меньше белков, отчего "самые голодные" члены семьи прибавили в весе несколько килограммов. Если быть до конца чест- ными, то следует признаться, что прибавили все в своем весе. Поэто- му дамам пришлось шить к празднику совершенно новые наряды, и они получились, без всякого преувеличения, как экзотические цветы в оранжерейном пространстве теплой гостиной. И как же приятно было надеть сегодня эти надушенные, шуршащие шелковыми под- кладками платья!
  Варвара Никифоровна плыла по просторной гостиной, словно крупнокалиберный флагман семейной флотилии, в кружевном, ли- монного цвета, наряде до пола, то и дело взмахивая, как сигнальны- ми флажками, широкими гипюровыми рукавами, что она обычно де- лала, когда анализировала французские гарниры или учила назубок либретто. В фарватере примадонны неспешно цокали шпильками Бе- реза и Ро. Рокки, в воздушном, с открытыми плечами платьице цвета нюд, была похожа на балерину, очень лояльно относящуюся к диете. Чтобы шифоновое платьице не соскользнуло во время пения ниже за- думанного уровня, Ро приколола его лиф к своему открытому бюст- гальтеру брошью в виде балеринки, что усилило в два раза создан- ный образ. Великолепная, владеющая эффектом старого вина Рёзи поправляла коралловое бархатное платье на одной бретели так, что- бы его мягкие изящные складочки пришлись на бока, где появились намеки на небольшие валики из теста на сгущенке. Однако думать о печальном было некогда, так как обе - и Ро, и Рёзи - оживленно об- суждали сервировку стола. Заранее решили обойтись национальной
  
  праздничной кухней, но без семги и икорки. Увы, три дня назад Рёзи, выскочив из рамок этих ограничений, принесла из магазина две не- потрошенные горбуши, которые оказались с икрой, к неописуемому восторгу Паралличини. Береза осторожно отделила икринки от пле- нок и засолила, а рыбу для заливного предала по эстафете сияющему мужу. Для постящихся членов семьи заботливо приготовили "грибы с глазами", то есть блюда из морепродуктов.
  Никто не заметил досадный излишек на боках Рёзи, но тот факт, что ее изумительное платье было удачно подобрано к ее кораллам, а те, в свою очередь, были удачно куплены к помаде, оценили даже под- слеповатые члены семьи, чьи ряды недавно пополнила Мушка. Всегда похожая на девушку, с улыбкой от уха до уха, в классическом платье цвета шампанского, из атласа, с отделкой в жемчужных тонах, она, не дожидаясь "попутного ветра", энергично организовала Ровену на- крывать наконец-то стол, поправив модные очки в жемчужной опра- ве под седеющей озорной челкой.
  Иззелена-синее, почти изумрудное, шелковое платье с черными бархатными гвоздичками и таким же поясом делало Ровену похо- жей на юную зеленоглазую фею из лесной чащи, пронизанной све- том. Девушка изящно заколола рассыпанные по плечам золотистые волосы, вызвав немой восторг генерала Рода, и грациозно пошла по- могать матери.
  - Итак, как говорится в кинематографе, все готово: "Кони пьяны, а хлопцы запряжены!", - торжественно констатировал боевую готов- ность нарядный Пыш, потирая руки. - Сейчас придут поздравлять дети, а затем - последнее в этом году семейное чтение!
  - Не забудь, зая, включить огоньки! - встрепенулся лимонный флагман, взмахнув рукавом в сторону елки.
  Елка... Можно было бы написать отдельную эпопею под названи- ем "Не было печали - купила баба поросенка", но ограничимся не- сколькими словами в адрес этого чудного дерева. Впервые в целях экономии семья купила два дня назад, приценяясь полтора часа на многолюдном предпраздничном рынке, большую искусственную елку, которую старина Кро, оскалив от усталости крупные зубы, как перовская "Тройка", с трудом тащил на "контуженной" тележке по су- гробам, через которые не мог пробиться никакой другой транспорт. Выдающиеся умы клана, оставив интеллектуально-творческие и ку- линарные занятия, тут же приступили к ее сборке, предварительно сделав искусственное дыхание старине Кро. Не прошло и трех часов, переполненных кипящей лавой, брызгающей взаимными советами, наставлениями и рекомендациями, как "елочка-веселочка" была установлена в нужном месте перевернутой вверх дном гостиной, а
  
  именно - там, где с утра красовался большой "цветок с прической". За это время также удалось в трех местах порвать тюль и один из фар- туков Адриано, свалить вышеупомянутый цветок и высыпать из его огромного горшка половину земли на ковер, сломать двое ножниц и один молоток, а также успешно сделать целых четыре перевязки с ис- пользованием стерильных бинтов, йода, зеленки и нескольких болеу- толяющих итальянских ругательств. При этом санитар Паралличини, и сам раненый, всякий раз, подбадривая пострадавшего, присказы- вал сострадательно: "Ну, кишки пока не лезут, синьоры!"
  - В этом году повесим только шары! - решительно заявила Ро, устало сморщив носик и пытаясь понюхать дерево.
  - Бантики и шары!
  - Бантики и шары на елках бывают только в магазинах!
  - Короче, братцы, так: "Где мой бинтик? Ищите скорей! Вы же не хотите, чтобы мне ампутировали палец?"
  - Тогда шары и сосульки.
  - Слово инвалиду не вставить! Шары, сосульки и шишки! И лозунг:
  "Молчать, пока зубы торчать!"
  - А зубы - это идея! Где-то в кладовке были акульи зубы! В детстве мы их вешали!
  - А домики?! Граждане, как же без домиков?! Где же будут сладко похрапывать волшебные гнумы?!
  - Ладно! Шары, сосульки, шишки, гномики... тьфу ты, домики!
  Пончик, не путайся под ногами, твой живот занял все место!
  - И дождь! Дождичек! Дождичок-чок-чок! Хэви, чок-чок-чок!
  - И огоньки! Не забудьте, пожалуйста, про огоньки!
  - Кто сказал "дождь"?! Может, певец, который сжег все голубцы и теперь не знает, куда деть себя от радости?! Бери, мачо, и вешай по одной дождинке на каждую веточку и не ленись - мочалку и ежик по- весить может!
  - Родная, да я ведь инвалид Куликовской битвы!
  ...Так вот, под этой самой мирной и красивой на свете елкой ле- жали сегодня розовые и голубые сверточки: для маленьких детей - поменьше, для их родителей, больших детей - побольше. Маленькие дети, под предводительством Кро и в сопровождении мам и пап, шум- но вбежали через внутренний дворик и полукруглую дверь в гости- ную, сразу уменьшившуюся в размерах. И голосистые местные пев- цы, внуки Кро и Паралличини, и детки, привезенные из Пыш-холла на санках тремя дочками Пыша, их мужьями и последним, еще не женатым Майонезовским сыночком, который помог и Парасольке доставить из Инжир-холла на праздник двух внуков Фиги, - вся эта веселая публика громко галдела и поздравляла на разные голоса стар-
  
  ших, причем на всех мальчиках были голубые шапочки с заячьими ушками, а на девочках - розовые с беличьими кисточками. Кро, как серый кардинал, сделал тайный знак, дети разом притихли, и девоч- ки чинно пошли к бабушке, а Варвара Никифоровна целовала каж- дую белочку между ушек в макушечку, в то время как бравые зайцы с дудками, барабанами и саблями прямиком повалили к деду, и про- фессор каждому из них торжественно жал руку. Ушастые шапочки, которые несколько дней назад шили всей семьей из старых детских пижамок, удивительно шли малышам и создавали праздничную ат- мосферу. Взрослые с умилением смотрели на детей.
  - Дедуска, - пожаловался один из зайчиков профессору, - мне ссы- ли такую сапу с усами, сто она слетает!
  - Не переживай, мой милый, - ласково утешил его Войшило, - мама пересадит тебе пуговку подальше, и все будет в порядке.
  Малышей сфотографировали возле елки и передали в заботливые руки Кро, за ним-то, как за любимым полководцем, они и помчались к диванчику, на котором сидел счастливый Фига.
  - Неужели будем смотреть дивофильмы? - замирая от радости, спросила одна из девочек и прижала пухленькие ручки к розовым щечкам.
  - Вот уж диво - так уж диво! - отвечал старина Кро. - Мы, конечно, достанем из-под дивана наш агрегат, если дедушка Фига приподни- мет свой худощавый...
  - Зад! - дружно подсказали умные дети
  Агрегат, то есть древний, еще времен царя Гороха, диапроектор и полосатый мешок с круглыми коробочками, в которых лежали допо- топные, порой даже черно-белые диафильмы, были бережно извлече- ны из-под дивана и унесены поспешно в Оливковую комнату, куда бо- дро устремилась детвора, сразу закрывшая за собой дверь, на которой и планировалось показывать "диво дивное".
  - Так, - не теряя времени, объявил Пыш, - сегодня у нас послед- нее в этом году семейное вечернее чтение, которое уже стало доброй объединяющей поколения традицией! Прошу всех занимать удобные места, не претендуя на чужие!
  Старшие расположились в креслах и на диванах, молодежь - на стульях, а то и прямо на ковре, поближе к камину. Один профессор, как последняя не улетевшая на юг цапля, замер в конце комнаты, принимая важное, судя по запотевшим очкам, решение.
  - А можно я сделаю легкий музыкальный фон на своем компьюте- ре? - спросила белокурая красавица Сольси, которая редко расстава- лась с ним. - Эх, не получается... с утра комп плюется, то сайт упал... теперь завис...
  
  - А ты подуй на него! - со смехом предложил Редо.
  Сольси поправила шикарное алое платье с блестками, смешно вы- тянула алые губы, покрытые блеском, и подула на компьютер.
  - Ага, заработал! - восторженно воскликнула девушка. - Послуш- ный мой пацан!
  Молодежь радостно оживилась, наполнив пространство беззабот- ными смешками, на какие способна только молодость.
  - Сольси, детка, - тревожно заговорила Варвара Никифоровна, - возможно, ты считаешь меня птеродактилем, но делу время, а поте- хе - час! Твое дело - это детки, нельзя, дорогая, все время обниматься с компьютером и целоваться с телефоном!
  - При живом-то муже! - вставил весело Фами.
  - Да, - поддержал супругу профессор, - я недавно слушал по радио: пока молодая мать списывалась возле бассейна по телефону, ребенок за ее спиной утонул! Доигралась в свои бирюльки!
  - Ого! - воскликнул Пыш. - Молодые мамочки, вы поняли, что де- тей надо беречь как зеницу ока?! Расположились?
  Майонезов вопросительно посмотрел на главу клана, который явно отказывался гнездиться, то есть насиживать свое потертое крес- ло, видимо, обдумывая выходку или словечко. Весь его вид говорил о том, что старый нечто задумал, и сейчас его прорвет. И Майонезов не ошибся в своих наблюдениях, потому что Майонезов не ошибается в них никогда!
  - Все, - заявил важно профессор, - мы с Подом отправляемся в
  "мандариновый поход": что за новогодний стол без мандаринов и свежих впечатлений о мире?!
  - Друг мой, в мире все то же самое, что и сто, и двести лет назад: сопрано любит тенора, а баритон им мешает! - ласково удерживала его Варвара Никифоровна, поправляя праздничную прическу, покры- тую лаком с блестками.
  - Да-да, именно так и бывает, - тут же поддакнула Ро, тоже не одо- бряя нелепый "мандариновый поход" во время семейных чтений.
  - Нет, в мире бывает так, - заявил авторитетно кухонный тренер, в смысле - тенор, вращая глазами-маслинами, - одни поднимаются быстро, как оладьи на дрожжах, а другие - медленно, как оладьи на кефире!
  - В мире есть такое чудо, - протяжно декламируя, заговорил Пыш, - "белка песенки поет да орешки все грызет", и сегодня нам предстоит разгрызть орешек Ивана Алексеевича Бунина, который на- зывается "В поле"!
  - Грызите! - отрывисто благословил профессор и, улыбаясь слад- кой свободе, решительно вышел в прихожую за Подом.
  
  Через пять минут, тепло одетые, они уже обозревали невиданые красоты. Весь день валил густой липкий снег, и к вечеру белые дере- вья стали похожи на театральные декорации.
  - Благословенная зима! - счастливо выдохнул, опершись о свою палку, Войшило и добавил по-детски: - С чудовищно-бело-лохматыми деревьями!
  Пытаясь обойти сугробы, оба, посмеиваясь над своей неуклюже- стью, вышли на узкую дорожку. Мимо них быстрым шагом прошел плотный мальчуган с румянцем на щеках и коньками на плече. Сле- дом за ним едва поспевал плотный, низенький рыжий пес с острыми ушками и улыбочкой на хитрой морде, его хвост "трубой" так и рас- качивался из стороны в сторону.
  - Да, Под, твой отец прав: жизнь - самая сказочная и самая корот- кая сказка! Вообрази, какое счастье: носиться по катку, а вокруг мель- кают деревья из блестящей ваты, и под одним из таких "накрахмален- ных" деревьев тебя ждет верный рыжий друг! Даже не верится, что я мог гонять по льду быстрее ветра! Эх, Под, как я гонял!
  - Дедушка, ты и сейчас хоть куда, и зачем ты таскаешь за собой эту палку и бежишь впереди нее?!
  - Чтобы достучаться ею до совести молодых и вызвать сочувствие и уважение к своим сединам! Но, как говорит наша соседка, "дохлый номер"! Вчера она мне сообщила, что звонила в администрацию, спрашивала, почему не убирают снег? Ей ответили, что кончилась солярка и нечем заправлять технику! "Это в нефтедобывающей стра- не! Проехать на машине - дохлый номер!" - возмущалась несчастная женщина.
  - А мне она рассказала, что недавно купила билет на концерт Не- требко, нашей оперной звезды, проживающей в Италии, за сто ты- сяч! Вот барыги жируют!
  - Привезли Нетребку всем на потребку! Люди нуждаются в душев- но-творческой, качественной, а не на уровне пошленького школьного КВНа продукции и готовы платить за нее. Жаль, что она не доступна всем... Жаль, что звезды покидают Россию...
  Из-за сугроба в темное небо вылетели и рассыпались на тысячи цветных осколков салюты, осветив, словно сполохи, улыбающихся старика и молодого мужчину.
  А перед ними в ряд стояли занесенные, с высокими шапками снега на макушках, автомобили. Возле одного из них орудовал большой ло- патой низкорослый мужичок. К нему нерешительно приблизились из мрака две темные фигуры асоциальных элементов с корзиной. Один из них хрипло спросил:
  - Хошь, за три тыщи откопаем?!
  
  - За три тыщи я ее закопаю и снова сам откопаю! - высокомерно ответил мужичок, от которого валил пар во все стороны.
  Асоциалы почесали затылки и побрели за сугробы.
  - За грибами собрались, ха-ха-ха! - заметил мужичок-шутни- чок. - Объяснить бы им, что такое джиу-джитсу, да мараться об во- нючек не хочется!
  - Под, что можно купить на "три тыщи"? - спросил огорченный Вайшило.
  - Шесть раз продуктов скромно поесть, - ответил, глядя между ма- шин, Под.
  Между заваленных снегом автомобилей пробирались две школь- ницы без шапок и в коротких сапожках; обе, с визгом и хохотом, глубоко проваливались. Одна из растрепанных дурашек, зачерпнув сапогом большую порцию влажного снега, открыла юные уста и из- рыгнула неслыханную матерную брань - не без удовольствия.
  - Вот дают! Не стесняются ни мужиков, ни пожилых! - заметил по- клонник японской борьбы, опершись о лопату и с интересом разгля- дывая, как девчонки вытряхивают снег из обуви.
  - Под, продолжим наш путь... Дети предоставлены сами себе: у школы мало прав, у родителей мало времени. Это в нашей семье все семь молодых мам могут позволить себе не работать, да и под рукой всегда профессиональные педагоги: Кро, ты, надеюсь, и я.
  - И Мед... Почему-то два последних дня она не выходит у меня из головы.
  - Это обретет ясность в свое время.
  Не спеша они дошли до перекрестка, с удовольствием разглядывая звезды, снеговиков и деревья.
  - Дедушка, эти машины остановились, а те уже пошли на пово- рот, пойдем!
  - Нет, Под, за нами стоят наши знакомые девчонки без шапок, мы не будем подавать им дурной пример и перейдем только на зеленый свет. Хватит с них того, что кто-то безответственный уже научил их матерщине.
  А в это время в сливочно-шоколадном уюте гостиной Пыш, сма- куя любимого Бунина каждым движением блаженного лица, читал:
  "Темнеет, к ночи поднимается вьюга... Завтра Рождество, большой веселый праздник..." Ровена, накинув на плечи черную с георгинами шаль, выскользнула через полуоткрытую дверь во внутренний дво- рик... Боже милостивый! Какая красота! Крупные, необычайно круп- ные снежинки не падали, а танцевали, двигаясь то вверх, то в сто- роны, то над зеленым пластмассовым ведерком, заменяющим шляпу большому веселому снеговику. Весь воздух казался подвижным и
  
  живым. Снежинки, словно крошечные балеринки, побежали прямо к Ровене, внутри неба что-то светилось, как китайский фонарик, насту- пил такой волшебный момент, когда понимаешь, что это живое небо слышит тебя, а ты - его.
  - Уже прошел год, как я замужем, почему у меня нет детей? - спро- сила девушка у танцующих хлопьев.
  - Все дети семьи - твои дети! - пропели балеринки в многослой- ных пышных пачках и закружились над ее головой.
  - Мне не надо было выходить замуж?
  - Надо было, было надо, надо было, было надо! - ответил бело- снежный хор, и пушинки устремились к Ровене с разных сторон, иг- норируя законы физики.
  - Что мне делать?
  - Вместе с генералом быть с Пышем и Мушкой, куда бы они ни со- брались, - как показалось удивленной девушке, кто-то поспешно про- шептал ей в самое ухо.
  - Ровена, дочь моя! - с истерическими нотками из гостиной закри- чал Пыш. - Мне дует прямо в радикулитную поясницу, а в Оливковой дети сидят на полу! И где твоя пионерская совесть?! И для кого я, папа Карло, горло деру?!
  Ровена плотно закрыла дверь, обняла клокочущего обидой Пыша, чмокнула его в редеющую макушку и послушно села рядом с Березой, грустно повиснув на спинке стула. Тут же она вздрогнула, почувство- вав на своем плече точеный подбородок Рёзи.
  - Девочка, тебе бы подлечиться, есть одна планетка... - сообщила едва различимым шепотом Береза. - И все уладится! Каждая женщи- на через год после свадьбы думает: "И за кого я, царица Савская, вы- шла?" Мужчины сами балуют нас своей любовью. Спокойно пережи- ви этот период назойливых раздумий, гони от себя все гиблые мысли! Твой генерал великолепен, никогда не критикуй, не упрекай его, не будь холодной и безразличной! Подбадривай, подхваливай, и он для тебя горы свернет! А кто пилит постоянно мужа, обычно теряет его, и дети не удержат; уходит к той, которая ласковее, добрее и ценит его! Вы отличная пара, я каждый день любуюсь вами! И каждый день мо- люсь, чтобы никакая черная кошка не проскочила между вами!
  Ровена благодарно прижала свою щеку к ее щеке, влажной от слез... Из Оливковой комнаты донесся взрыв детского хохота, и старина Кро что-то скрипуче-протяжно прошепелявил, комментируя диафильм...
  Профессор и Под проходили мимо старинного заброшенного особ- нячка с темными, некогда имевшими пышное обрамление окнами, занесенного снегом до самых подоконников. И открытая его дверь с обеих сторон была зажата наметенным слоем снега.
  
  - Мне всегда было интересно: кто здесь жил? И ведь снесут скоро еще одного живого свидетеля истории...
  - Теперь здесь живут вот эти, - весело сообщил внук, указывая на семейство толстых снеговиков с чернозубыми улыбками из подсол- нечных семян, - а носы у них конфисковали для оливье!
  - Ты знаешь, я был в городе Кимры на Волге и в Енисейске, по- нятно, на Енисее; печальная и схожая судьба у этих речных городов. Бывшие купеческие торговые центры с каменной застройкой пре- вращаются в труху. А ведь можно было бы создать великолепные культурно-туристические зоны! Отреставрировать и покрасить в разные цвета крепкие еще дома, где надо, вставить цветные сте- клышки - все бы ожило и заиграло, только знай вози туда школьни- ков и туристов! Но не нашлось рачительного хозяина, а как тяжело видеть гибель родной старины!
  - Дедушка, мне тяжелее видеть, что из маркета (вон, посмотри!) с полными пакетами идут одни мигранты из Азии!
  - Да, мой милый, когда в обществе появляется много людей, ко- торые стремятся поменьше дать, побольше взять и увезти к себе на родину, которые скупают дешевые продукты, необходимые своим старикам, то невольно возникает социальное напряжение. Но я за- дам тебе, Под, вопрос: как ты называешь своих детей, когда хвалишь или ласкаешь?
  - "Молодец", "умница" и, конечно, "зайка мой"...
  - Вот-вот. Я однажды в Домодедовском аэропорту наблюдал, как пятнадцать мужчин-узбеков нянчились с одним младенцем, и каж- дый говорил ему по три-четыре ласковых слова. Мой спутник, зна- ющий узбекский, перевел более пятидесяти различных добрых имен и ласковых обращений. Этот ребенок с детства окружен заботой, ла- ской, любовью и защитой большой семьи! А это очень важно - быть не одиноким, как те девчонки, в агрессивные периоды истории. А как помогают азиаты друг другу, как поддерживают друг друга! Кста- ти сказать, на улице, в транспорте уважительное отношение я вижу только от них. Нам есть чему у них поучиться!
  - У них коллективистский тип культуры, а у нас - индивидуа- листский.
  - И в наше абсурдное время когда о нравственности твердят раз- вратники, об экономии - транжиры, о семье публично пекутся мно- гоженцы, педагогику развивают бездетные, сельское хозяйство - те, которые корову видели только на пакетах с молоком...
  - Поют безголосые!..
  - Вот-вот. И в это тяжелое время культура должна оставаться куль- турой, а не безответственностью, перерастающей в агрессию!
  
  В это время в потоках лимонного света, под шелковым абажуром торшера сияющий, как луна, Пыш со смаком читал:
  - "В харчевню Николай Иванова. Отпусти 1 ф. махорки полуотбор- ной, 1.000 спичек, 5 сельдей маринованных, 2 ф. масла коноплянно-
  го, 2 осьмушки фруктового чая, 1 ф. сахару и 1 1/ ф. жамок мятных..."
  Обратите внимание, друзья мои, это все - на 1 рубль 60 копеек! - вос- торженно заметил чтец.
  - Ой, хочу жамок мятных! - завопил, пользуясь "лирическим от- ступлением" Паралличини, вызвав хохот молодежи.
  За дверью Оливковой комнаты и детвора надрывала животики.
  - Не отвелекайтесь ни на какие жамки! - строго заявил Пыш. - Ра- ботаю сегодня в боевых условиях!
  Профессор и Под выбирали мандарины под резкую назойливую музыку которая била гаечным ключом по темечку и лезла дрелью в каждый мозговой центр, не давая сосредоточиться. Рядом, из откры- той двери подсобного помещения, слышался громкий мат грузчиков.
  - Шевелись, Под, выбирай "нелакированные", у блестящих кожица неизвестно чем натерта, - раздражаясь от агрессивных звуков, попро- сил профессор, указывая на черно-зеленую коробку.
  - Это марокканские...
  Поблизости от них пьяненький небритый Бунькин одной рукой выбирал консервы, другой крепко сжимал блестящее горло Советско- го шампанского, выражая вслух наболевшее.
  - Ничего-ничего, - говорил он, - мы еще заработаем! А что не за- работаем, то украдем!
  Сунув в карман куртки баночку рижских шпрот, Бунькин бодро на- правился к кассе.
  - Кто это? - спросил Под, припоминая знакомые черты.
  - Один из наиболее часто встречающихся элементов в нашем куль- турном пространстве, - ответил грустно профессор и предложил: - Может, купим кусочек сыра?
  - Не будем рисковать, дедушка, в некоторых сортах отсутствует молоко и состав так мелко написан, что не прочтешь!
  - Тогда пошли поскорей.
  Возле кассы знакомые уже девочки-подростки, к которым присо- единились подружки, расплачивались за сигареты, пританцовывая под резкую бесконечную музыку.
  - Зачем вы продаете табак несовершеннолетним?! - возмутился про- фессор, бесстрашно уставившись в красное лицо грузной кассирши.
  - А я вам говорю: мне лучше знать, кто совершеннолетний! - власт- но заявила она и, как оскорбление, добавила: - Мандарины абхазские!
  - Марокканские, - поправил напряженно Под.
  
  - А я вам говорю: мне лучше знать!
  - А я вам говорю, а я вам говорю... - не выдержал Под. - Да вы пря- мо царица без трона!
  - А зачем мне трон? Я и с табуретки могу управлять! - огрызнулась им вслед с видом победительницы краснолицая.
  - Пойдем скорее, мой "абхазский мандарин", они сидят тут по двенадцать часов под музыку, разрушающую ДНК, могут и банкой с огурцами убить! Сколько вокруг властных, грубых баб, и какой низ- кий мужской статус! Эти девочки, - возмущенный профессор махнул в сторону прикуривающих школьниц, - с детских лет считают, что каждый мужчина - или насильник, или гей, или импотент, ведь из каждой розетки предлагают лечить мужские проблемы!
  - Согласен...
  - Твои родители собираются организовать движение "За мир - против агрессии", подскажи им, Под, что упор надо делать не на во- йны и терроризм (это прерогатива политиков), а на музыкальную агрессию, агрессию хамства и мата! Общество переполнено этой бе- дой, а культурные деятели наши, как на картине "Охотники на при- вале", только байки бают!
  - Дедушка, как бороться с музыкальной агрессией?
  - Как, и довольно успешно, борются с пивом, табаком и алкоголем! С детсада объяснять, что есть музыка, которая лечит, а есть, которая калечит. Запретить в общественных местах и на транспорте агрессив- ную музыку - от нее больший вред, чем от табачного дыма!
  - Встанут на дыбы, если лишить питания зависимых от этого "до- пинга"!
  - Терпение и труд все перетрут. В любом случае, над культурой нужно работать, чтобы она не заросла колючей травой-ушем, каким когда-то заросла так называемая Ушивая горка, или Швивая - была такая в Москве, а в народе ее прозвали Вшивой! Представь, если это название прилепится к современной культуре!
  Школьницы, прикурив на крыльце, смешно задирая худые ноги, на- правились к занесенному снегом киоску Союзпечати, который торчал из сугробов, как забытый в темноте большой фонарь. Покуривая, де- вочки разглядывали обложки журналов на витрине, комментируя их и сплевывая на снег. Выбрав несколько журналов, они заплатили за них, выгребая озябшими пальцами из всех карманов монетки, и по узкой тропинке в снегу гуськом побрели на заметенную снегом остановку.
  - Родители, видимо, ушли в гости отмечать праздник, девочки без присмотра: можно накуриться, напиться и наломать дров. По- дойдем и мы к киоску. Варюше куплю ангелочка, у нее уже "ангель- ская коллекция"!
  
  Подойдя к витрине, оба невольно уставились на разложенные жур- налы с яркими фотографиями теледив.
  - Как тебе нравится, Под, одна заявляет: "Лучший способ укрепить семью - измена", вторая: "Каждый раз в загс я шла беременной", тре- тья: "Муж изменяет, ну и что?!", четвертая: "Я мужчин не считала за людей!"?! Вот еще одна разновидность агрессии - безответственное отношение к слову! А дети читают и думают, что так и надо посту- пать. Всю культуру необходимо фильтровать под углом "ответствен- ность-позитивность" и "как влияет на молодых"!
  Вздыхая и ворча, пробрались через сугробы и перешли дорогу на- против магазинчика с уютным светом за стекляной дверью.
  - Под, что сегодня читает твой отец?
  - "В поле" Бунина.
  - Значит, что нам надо купить? Не сдавайся!
  - Тортик?.. Баранок?.. Халвы?.. Каких-то старинных лакомств? Сдаюсь! - ответил внук с улыбкой, с какой в трудный момент отвеча- ли все дети Пыша - то есть с Мушкиной улыбкой.
  - Так-так...
  В магазине несколько стариков разглядывали живописные торты, мигали огоньки на елке, украшенной бантиками и шарами, на бата- рее дремал кот.
  - О, с наступающим, Андрей Владимирович! - радостно восклик- нула молодая продавщица и глянула с интересом на Пода.
  - Это мой внук, - ответил весело Войшило. - Рита, нам бы пять маринованных сельдей...
  - Сделаем! Вам покрупнее?
  - Величиной с лошадь! - тоном старого гусара заявил профессор. Он оживился, многозначительно подмигнул внуку, и решил про-
  вести "опрос общественного мнения".
  - А как бы ты, Рита, назвала одним-двумя словами современную культуру?
  - Нет никакой культуры! - решительно заявил рядом стоящий по- жилой покупатель. - Бардак сплошной!
  - Именно одним-двумя? - призадумавшись, ответила продавщи- ца. - Похабно-электронная... культура безкультурия... культура на уровне табуретки...
  - Табуретка нынче - трон! Ты читаешь мои мысли!
  Войшило поздравил девушку и решительного "респондента" и поспешил освободить место следующему покупателю. Уже на улице профессор сообщил внуку:
  - Мы с ней в один храм ходим. Простая девушка из народа. "Тело Христово" поет, как колокольчик серебряный. Я ей рассказал как-то,
  
  что батюшку моего назвали в честь князя Владимира, а меня - в честь Первозванного, гляди-ка, запомнила!
  Летели крупные хлопья, еще плотнее укутывая ватные деревья, бе- лые улицы опустели, народ усаживался за столы провожать старый год. Тишина и сказочная атмосфера воцарились в подлунном мире, только возле высокой сосны расшумелись вороны.
  - Что это вороны гвалт подняли? Что они не поделили? Смотри, Под, ведь это сова! Вот это да! На гостью окрысились!
  - Дедушка, я больше не поддамся на твои приколы, это большая старая меховая шапка! Они ее делят для гнезда!
  "Шапка" завертела головой, с ветки, прямо на Пода, блеснули гла- зищи, как два новогодних огонька.
  - Вот это да! - повторил за дедом и таким же восторженным то- ном Под.
  Войшило все еще с улыбкой вглядывался уже в замороженные чер- ные окна старинного особняка.
  - Ты видишь свет, Под?
  - Кто-то с телефоном ходит...
  - Нет, это свеча.
  - Мыши кота хоронят! Представь, дедушка, сейчас появится из открытой двери траурная процессия: мышки с платочками в лапках утирают хитрые веселые глазки!
  - А тут их поджидает старая меховая шапка... интересно, на чью сторону встанет кот? Наверняка деру даст, шельмец!
  Из открытой двери показалась худая старушонка, которая тянула за веревку, как санки, коробку из-под фруктов, стараясь ступать в ста- рые следы в снегу. Нищая остановилась рядом с застывшими профес- сором и Подом и нагнулась над своими пожитками, чтобы уложить свечу и спички. Свечу она положила на дно коробки рядом с четырь- мя морковками, конфискованными у снеговиков, а спички решила спрятать в лежащую возле морковок, уже утратившую свой блеск ме- таллическую коробку из-под чая. Она прижала ее к груди и с трудом открыла крышку красными худыми пальцами. Тут же профессор, вы- тянувший из шарфа шею, приметил в коробке индийского слоника. Под с интересом разглядывал старушку. На ней была некогда белая, растянутая во все стороны шапка, короткая драная куртка, грязная юбка, из-под которой виднелись худые голые ноги в резиновых кало- шах, правая была обмотана белой грязной тряпкой, а левая - цветной.
  - На тебе, матушка, - сказал Войшило, подавая ей сто рублей.
  - Спасибо! - протяжно проговорила нищая с трогательной улыб- кой, словно она только что заметила стоящих рядом мужчин.
  Под достал кошелек и подал бабушке несколько сотенных бумажек.
  
  - Спасибо, - снова ответила та и поклонилась.
  Под положил в коробку рядом с подмороженными морковками не- сколько мандаринок.
  - Спасибо, - с чувством глубокой благодарности в третий раз про- изнесла бездомная.
  Мимо прошла шумная компания, все навеселе; мужчины несли сумки, полные спиртного и закуски, женщины помахивали бумажны- ми подарочными пакетами с новогодней символикой. Никто из про- шедших не обратил внимания ни на нищенку, ни на подавленного старика - так были заняты бурным обсуждением праздничной про- граммы. Только одна молодая женщина, слегка толкнув стройного высокого Пода, предложила:
  - Пойдем с нами, одинокий лебедь!
  - Ты решила переселиться? - спросил ласково профессор нищенку, как старую знакомую, когда удалился галдеж компании.
  - Да, пойду в подвал к подруге, - отвечала протяжно бездомная, махнув рукой на девятиэтажный дом, - у ей хоть затоплено да нет крис, а тут крисы носются туда-сюда! Страсть, скоко их!
  Она спрятала деньги в коробку, и снова мелькнул желтовато-се- рый слоновий бочок.
  - А что у тебя в этой коробочке? - спросил Войшило, в глазах кото- рого, как у совы, вспыхнули огоньки.
  - Не, я тебе его не дам, не расстанусь со слоном, - глухо, как гово- рят больные, произнесла нищая, - а бумажки хошь - возьми...
  Она достала из коробки свернутую пополам тетрадь, подала ее профессору и поспешно закрыла свои сокровища крышкой. Профес- сор взял тетрадь, сняв перчатки, и поблагодарил старуху.
  - Из печной трубы в золу выпала, а я нашла, - объяснила бездо- мная и зашагала прочь, таща за веревку скудные пожитки.
  Под, нагнувшись, посветил телефоном, и остолбеневший профес- сор прочел на первой странице: "2 ноября 1912"!
  - Под! - воскликнул возбужденно Войшило. - Я уверен, мы сегодня что-нибудь узнаем о жильцах этого старого дома Љ 7! Еще сохрани- лась в печи зола от дров, на которых они готовили обед! Но почему на тетради нет следов ни сажи, ни золы?!
  - Потому что тетрадь и была найдена в этой старой металлической коробке из-под чая, возможно, вместе со слоном. Но у меня возникло два вопроса...
  - Да? У меня тоже возникло два вопроса, но начнем с твоих!
  - Первый: почему, несмотря на то, что много говорят в СМИ о сложной военно-политической обстановке, подвалы не промыты, не просушены, не опечатаны?
  
  - Не переживай, мой милый, сегодня на нас сможет напасть только армия снеговиков, остальная вражеская техника вся увязнет в сугро- бах! - со смехом ответил счастливый Войшило, сжимая в руке старую тетрадку, как дорогой новогодний подарок.
  Под широко улыбнулся.
  - И второй вопрос: почему ее никто не замечает, никто ей не пода- ет на хлеб? Неужели так ожесточились люди? Ведь на на нее без слез смотреть невозможно!
  - Да ведь она ничего и не просит - решила, что к праздничному столу ей с подружкой хватит четырех морковок. Да и кто считает бом- жа за человека? Никто. А посмотри, сколько в ее промерзшем сердце благодарности. А я вот, Под, даже за благодарного бомжа не смог бы отдать жизнь... А ты бы смог?
  - Нет. Да и, наверное, никто бы не смог.
  - А в начале этого года священник Георгий Великанов отдал свою молодую жизнь за бомжа, спасая его от приближающейся электрич- ки. Это говорит о том, что среди нас живут люди со сверхчеловечески- ми возможностями. И это, конечно, не сверхличности Ницше. Это со- всем другие. И слава Богу, что они есть среди нас, слабых и грешных... Церковные люди говорят, что под видом таких нищих, как эта старуш- ка, могут прийти и ангелы, и святые люди - например, Матрона Мо- сковская, которую сегодня многие почитают. Зачем? А чтобы прове- рить наше милосердие и доброту. Все. Теперь мои вопросы. Первый: из чего был сделан слон? Мне показалось, что он с двумя головами...
  - Постой тут, а я ее догоню и постараюсь слона выцыганить!
  Под поставил пакеты на сугроб возле безносого семейства снего- виков из четырех человек и бросился в погоню.
  - Что, смешно? - спросил профессор у улыбающихся черными улыбками снежных баб. - Прохлопали слона? А ведь он связан с этой тетрадью от 1912 года, - и добавил уверенно: - Конечно, связан...
  Через три минуты Под вернулся, энергично разведя руками.
  - Провалилась как сквозь землю! А слон - обычный индийский слоник.
  - Да? Тогда второй мой вопрос: в России всегда были богатые и бедные, но богатые всегда строили для бедных ночлежки, богадель- ни разных попечительств о бедноте, больницы для бесприютных всех званий и без платы, дома-пансионы для воспитания сирот воинов, погибших в русско-турецкой войне, и другие заведения, где бедняки могли обогреться, переночевать, жить и даже обучаться ремеслу! Что же случилось сегодня с богатыми?
  - Это все тот же больной общекультурный вопрос. Французские парламентарии провели в этом году акцию: ночь в мороз с бомжами.
  
  Набрали спальных мешков, теплых курток, горячих напитков в тер- мосах и улеглись поближе к теплым вытяжкам метро!
  - Показуха, но смешно! Наши парламентарии на такую акцию не отважатся!
  Они почти приблизились к дому; шли не спеша, любуясь деревья- ми, под которыми то там, то здесь виднелись силуэты снежных баб.
  - Под, а ты помнишь, ты был маленьким, и мы с тобой исследовали следы на снегу?
  - Да, я помню все наши прогулки, разговоры и твои приколы! Пом- нишь, ты сказал: "Смотри, следы идут только один метр, а куда же задевался этот зверь и откуда он пришел?" А я ответил: "Этот малень- кий зверек вылез из снега, прогулялся, подышал свежим воздухом и залез в норку своего родственника!" А ведь это была птица: прилете- ла, натоптала и улетела!
  Под с грустью осознавал, что эта прогулка с дорогим его сердцу дедом может оказаться одной из последних, и не торопился заходить в дом. Дед разделял его чувства.
  - А ты помнишь, Под, как мы играли с тобой в "Виселицу"?
  - Да! Никто не мог отгадать твое словечко "институционализиро- ванность"!
  - Да, мы отлично прогулялись, мой милый... я так давно не видел ярких звезд! А сколько мы увидели элементов нашего культурного пространства! А некоторые думают, что культура - это знаменитый режиссер, популярный артист балета и известный дирижер! Нет, господа!
  - Дедушка, большинство думает, что культура - это спортакиада, морковный фестиваль и масленица!
  - А культура - это система многочисленных элементов и элемен- тиков, работающая на прогрессивное развитие общества. А если она работает на регрессивное развитие, то общество движется к хаосу, который можно прикрыть только войной... Хорошо, что ты все пом- нишь, Под... это очень хорошо...
  Они неслышно вошли в прихожую и затаились за портьерами. Про- фессор, приложив палец к губам, по-юношески подмигнул. Осипший от долгого чтения Пыш бравурно заканчивал, предвкушая отдых:
  - "Вдруг с шумом летят кирпичи с крыши. Ветер повалил трубу... Это плохой знак - скоро, скоро, должно быть, и следа не останется от Лучезаровки!" Все, ребята, "карету мне, карету"!
  Слышно было, как в гостиной все расслабились, зашевелились, пересмеиваясь и переговариваясь. Под сквозь щель между тяжелы- ми портьерами видел, как мать подала отцу заранее приготовлен- ную чашку с липовым чаем. Пыш выпил ее залпом, словно верблюд,
  
  шедший месяц по раскаленной пустыне. Под заулыбался, еле сдер- живая смех.
  - А вот ты знаешь, - зашептал горячо профессор, - тут какое-то не- соответствие: слон индийский, а коробка из-под китайского чая! Но слушай, слушай!
  В гостиной зажурчал бархатистый голос Варвары Никифоровны.
  - Спасибо тебе, мой милый, - за всех поблагодарила она чтеца, - ты долгие годы поддерживаешь добрую семейную традицию... жаль, что у нас нет маринованных сельдей!
  - А это что?! - с готовностью выступил из-за портьеры смеющийся профессор, вытащив до половины из пакета толстую блестящую крас- ноглазую селедку, и добавил весело: - "И давай ейною мордой меня в харю тыкать!"
  Молодежь разразилась дружным смехом, а Варвара Никифоровна залилась румянцем и с чудесной девичьей улыбкой на сияющем лице зааплодировала.
  - Помню-помню, дедушка, - заявил Редо, - это тоже Бунин, ты про морду читал нам в прошлом году!
  - А вот и Чехов! - поправила его Сольси. - И не спорь!
  Пыш попытался найти еще глоточек в пустой чашке, прищурился и насмешливо обратился к сыну:
  - Какими впечатлениями о мире обогатились?
  - Мы видели совищу с лазерными глазами, которую атаковали во- роны! И деревья из блестящей ваты! И миллионы снеговиков! - жиз- нерадостно рассказывал Под. - Мы не успели к раздаче слонов, и нас обозвали "абхазскими мандаринами"!
  - Ты хотел сказать - "китайскими"! - хитро подмигнув, заметил дед.
  - А мы здесь кто?! Валенки?! Все это можно было увидеть через вот эту дверь, вот в этом дворике, не вылезая из вот этого кресла! - заявил гордо Пыш, поглаживая либеральное пузцо "китайского мандарина".
  - Так можно зарости колючим ушем, - ответил с Мушкиной улыб- кой Под.
  - Сделай милость, повтори про уши, но по-русски! - не без ехид- ства попросил Пыш.
  Однако, его остановила Варвара Никифоровна, она, взмахнула ли- монными кружевными рукавами, хлопнула в ладоши и объявила:
  - Молодые родители, детки устали! Собираем их и ведем кормить, купать, рассказывать сказки, укладывать спать! А потом будете отме- чать праздник, и никогда не оставляйте чадушек без присмотра! Это самое ценное, что у вас есть! Не то серый волк их утащит!
  Звонкие зайки и белочки с завитыми локонами, как горох, высы- пали в гостиную, молодые родители засуетились. Ровена поспешно
  
  встала со стула, чтобы помочь одеть малышей. Они обнимали ее, опустившуюся на корточки, гладили по золотистым волосам, трогали осторожно пальчиками бархатные гвоздички на ее платьи, клали ей на спину свои ушастые уставшие головушки, не хотели расставать- ся с любимой нянюшкой. Ровена с мужем решили остаться "со ста- риками", к ним присоединился и Под, пока жена до часу ночи будет
  "дежурной мамой". Варвара Никифоровна поздравляла и детей, и их родителей, вручая заготовленные сверточки, каждому говоря добрые ласковые слова.
  - Когда я вырасту, я подарю тебе платок и бусы, - сказала одна из девочек Ровене, вызвав восторг родителей.
  Наконец, всех одели и обули, и веселая детская процессия вывали- ла через стеклянную дверь во дворик. Шумно обежав три круга около снеговика, дети поспешили на праздничный ужин. В гостиной стало просторно, но все чувствовали себя растерянно. Загрустивший Кро сел в уголок Фигиного диванчика. Рёзи и Ро словно опомнились и побежали заниматься селедкой. Мушка поспешила следом за ними, мыть мандарины. Профессор, надев сильные очки, уединился в крес- ле, нагретом Пышем, придвинув поближе торшер.
  - Наконец-то можно отдохнуть с сыновьями! - торжественно объ- явила Варвара Никифоровна, втискиваясь между Фигой и Кро, и чут- ко прислушиваясь к фундаментальному спору в кухне между Пышем и Паралличини по узловому вопросу: с головы или с хвоста от надре- за на спинке нужно снимать кожицу с селедки.
  - Оба, как буриданов осел, не решались ни на то, ни на другое, об- рекая семью на голодную смерть.
  Только примадонна сложила покойно бриллиантовые ручки меж- ду нижним подбородком и верхним животом, как резко изменилась вся общая атмосфера в гостиной. Во-первых, пришедшая с полной фруктовой вазой Мушка уронила со стола ложку. Во-вторых, вбежав- ший на шум Адриано застыл в напряженной позе, поставив ладонь домиком над ухом и отвесив до шелкового розового галстука с сини- ми телефончиками, точнее, до самого фартука, небритую челюсть.
  - Называйте меня тупым и глухим итальяшкой, если это не го- сти! - завопил он и стремительно выкатился в прихожую.
  На крыльце уже кто-то обстукивал обувь, и через секунду в клубах морозного пара, ибо к ночи резко похолодало, завалились развеселые Никос с Лолой, обвешенные большими яркими пакетами.
  - А вот и Дед Мороз со Снегурочкой! - радостно закричал тенор, оглушая высоко взятыми нотами и румяных гостей, и любопытных домочадцев, которые напряженно всматривались в ванильный полу- мрак прихожей.
  
  Совместными усилиями сказочных персонажей быстренько раз- дели и провели в гостиную, торжественно и с почестями, чтобы под люстрой детально разглядеть их лондонские наряды.
  Ник был просто "элегантен, как торшер", а Лола...
  - Ох, какая Снегурочка к нам пожаловала, гаси свет и кидай грана- ту! - простонал Фига и посмотрел ей прямо в глаза.
  Худенькая, со смуглыми скулами Лола, с черными кудряшками- спиральками вокруг лица, с красным шелковым цветком на этих кудряшках, с красной блестящей помадой на пухлых губах, с модны- ми широкими бровями над смеющимися глазами, была феерична, то есть восхитительна, но еще украшена поверх восхитительности блестками очарования, фейерверками привлекательности и серпан- тином обаяния. Красные лаковые шпильки, очень тонкие черные колготки, очень короткая и очень узкая красная трикотажная юбоч- ка, и черный атласный балахончик с очень большим декольте макси- мально усиливали сказочный эффект, производимый бесшабашной натурщицей Никоса.
  Обладательница вышеописанного шарма засмущалась от Фиги- ного взгляда, который оценен в народной рейтенговой шкале как
  "пуговки сами так и расстегиваются"... Она собралась с мыслями, то есть с мыслью и, зардевшись, сообщила:
  - После недавнего лифтинга тела, подтяжки лица и коррекции гру- ди я стала чувствовать себя, как... старенькая девочка!
  И она закатила в галопе кокетства узкие азиатские глазенки к ог- ненному цветку на подвижных кудряшках. Фига странно засмеялся, покачнулся и на рысях рванул на свой диванчик.
  - А как ты, дорогая, справляешься со стрессами? - спросила Лолу Варвара Никифоровна, которая готова была рассматривать эту звез- ду в телескоп "Хаббл".
  - Я вышиваю крестиком тыквы, - беспечно отвечала бывшая вос- питаница примадонны, - недавно вышила три штуки, когда Никос не верил, что "Муза в красном" - это я в вашем халате.
  Никос между тем, прислушиваясь только к органу, расположенно- му правее сердца, заботливо выкладывал из пакетов прямо на стол: величиной с астраханский арбуз сырную голову из настоящего мо- лока и с наклейками: "Лондон-Лондон" на всех красных боках; не- мыслимой толщины колбасу с изображением корон на натуральной шкурке и с таким ароматом, что у всех закружилась голова и, как у по- допытных собак академика Павлова, потекли слюнки. Затем он осто- рожно вынул окорок, покрытый окрашенным перцем в виде флага Ве- ликобритании и достал, наконец, шотландские напитки в невероятно красивых бутылках, каждая из которых могла бы стать жемчужиной
  
  в коллекции самых притязательных собирателей пустых бутылок. Ря- дом с настоящими склянками Никос положил коробку шоколадных бутылочек с ромом.
  - Держите меня! Европейский запах ударил меня прямо в нос! - вскликнул восхищенно Пыш, выражая общее мнение онемевшей публики.
  - Господь накрыл для нас царский стол! - констатировал профес- сор. - Слава Ему, честь и благодарение! К столу, господа!
  Все поспешно загремели стульями, а самые прыткие - уже и та- релками, и, как только созрела тишина, зачарованный Никос, вни- мательно осмотревший стол, приглушенно и очень серьезно спросил:
  - А с чем пирог?
  - С рисом и мойвой, - застенчиво ответила Рёзи за повара, кото- рый проглотил язык, не решаясь огласить столь скромную начинку.
  - Ох! - воскликнул, неистово шевеля совинными бровями, Ни- кос. - Ребята, вы даже не представляете, сколько лет я мечтал попасть на такой новогодний ужин, и не в русском ресторане столицы мира, а в настоящем русском доме! Пельмешечки ручной работы, как розоч- ки! Мой любимый холодец из свиных ножек с чесночком и горчицей! Икра своего посола без консервантов! Картошечка крахмальная, так и рассыпается! А селедочка, м-м-м, истекает жирком, представляю, как она тает на языке! Винегретик с зеленым лучком! Да еще и мой любимый пирог с рисом и икристой мойвой! Что же вы делаете со мной, родные мои?!
  - У нас еще есть курица, тушеная с квашеной капустой, заливное из горбуши, оливье и тефтельки из путассу с кетчупом! - вдохновенно защебетала Рокки. - Сейчас Адриано принесет!
  - Нет, ребята, вы меня без ножа зарезали, - восхищенно говорил художник. - Все, о чем я уже и не мечтал, собрано на одном столе! Я с детства обожал холодец из свиных ножек, мы жили небогато, как и все тогда, но как же мы выбирали ножки в магазине, где продавали головы, хвосты, уши и потроха! Как мы рубили чеснок и обсасывали косточки и сами заваривали лютейшую горчицу! А этот стол - цар- ский пир из моего детства! Вот оно, новогоднее чудо!
  Растроганная Мушка принялась ухаживать за Никосом, который хотел попробовать и соленых огурчиков, ровненьких и тверденьких, и хрустящей капусты с клюквой, и все остальное, а шикарная Лола присматривала за потерявшим координацию движений Фигой, кото- рый впервые в жизни почему-то не хотел ничего.
  - Что новенького в Лондоне? - небрежно прошепелявил Кро.
  - Кро, что там может быть нового? Был эффект Дианы Спенсер, стал эффект Меган Маркл - за секунды расхватывают сумочки, зон-
  
  тики и шляпки того дизайна, что на Меган! Новое в Лондоне - это только наша с Лолитой выставка! Кстати, видел того крупного уче- ного, которого вы называете "наш Осел". Он на Пикадилли покупал перчатки. Живет с женой в Челси, да-да, в особнячке в георгианском стиле, приглашал на чай, как-нибудь заеду. Что еще? В Гайд-парке гоняет белок, одевается, как принц Гарри, то бишь как все состоя- тельные жители Лондона. Передавал вам бо-ольшущий привет, а для профессора - высокую медвежью шапку, которую он купил тут же, на Пикадилли, у старого гвардейца!
  - О... Да-да, - произнес Войшило грустно, - известные ученые вос- требованы всюду... Возможно, чтобы остудить российскую любовь к Лондону, в "Современнике" поставили по Гарольду Пинтеру спек- такль "Не становись чужим", мы с Подом были на премьере...
  - И как? - живо заинтересовался с удовольствием жующий художник.
  - Сначала мне пьеса показалась безыдейной, но я смотрел, не дыша, столь велики мастерство и душевные затраты коллектива. А в конце понял и идею: чтобы спастись от темной, грязной Лондонской культуры, нормальному человеку надо собрать чемодан и уехать туда,
  "где чище", то есть... в Америку! Но массовое общественное сознание подсказывает нашему зрителю, что Америка - это еще большее зло. Качественный спектакль оказался с труднодоступной идеей...
  - Бывает. А Поду понравились сцены из лондонской жизни?
  - Начиная с танцев на столе, я ушел пить кофе ... Своего хамства полно, зачем нам лондонское?
  - Хм ... Кро, зачти что-нибудь из твоих "советов", я их обожаю! - произнес театрально Никос.
  Кро отложил вилку, поправил очки и важно произнес очень серьез- ным тоном:
  
  Закутаться в платок, и лечь под пуховик, И у пижамы байковой поднять воротник, И натянуть носки из теплого барана, Тогда в душе уснет любой обиды рана!
  
  Тут же он продолжил еще более серьезным тоном на актуальную тему:
  
  То морозы, то снега,
  Но привязана к батарее нога Веревкой, покрепче строп
  Чтоб не мучил в холода голеностоп!
  
  - Не ревнуй, Пыш, но мне его стишки нравятся даже больше, чем твои! - со смехом сказал Ник насупившемуся Пышу.
  - А что новенького в личной жизни? - спросил Кро, сияющий, как начищенные сковородки Паралличини.
  - Вот, купил намедни, - с готовностью сообщил с гордостью и при- дыханием художник, - кофейный сервиз Людовика Четырнадцатого!
  - Ого!!
  - Никос, вот вы собираете уникальные коллекции, - сказал с жи- вым интересом профессор, - а кому потом это все достанется?
  - Найдутся, налетят, как коршуны! - небрежно махнув вилкой, сказал Никос. - Если вы имеете в виду благотворительность, я и об этом не забы- ваю. Не холодец - а вечерняя песня на фоне заката в Персидском заливе!
  - Дайте я всем наполню бокалы, - известил цветущий Паралличи- ни, не ожидавший столь романтичной оценки своей кухни.
  - А что ты думаешь, Ник, о нашей культуре, взгляд со стороны, так сказать? - спросил веселенький уже Пыш.
  - В России среди других проблем есть такая, - сказал Никос, - все уже производят усредненного потребителя, а она все еще продуциру- ет личностей...
  - Не понимаю, какая же тут проблема?! - удивился, округлив гла- за, Пыш.
  - Личности - это те, которые способны мыслить, Пыш, - отвечал Никос, глядя в тарелку, - как показывает история, не все руководите- ли им рады! Вспомните "Философский пароход", когда мыслящую ин- теллигенцию, боясь ее, не стали расстреливать, хоть чесались руки, а выслали в Европу! Россия - это инкубатор мыслящих интеллектуаль- ных, духовных и творческих людей для Европы и Америки! А почему их не ценят в самой России - это уж загадка!
  - Потому что Россией управляет тупая, грубая, неопрятная баба! - заметил резко Войшило.
  - О! - поразилась Варвара Никифоровна и, понизив голос, спро- сила: - И она опять, конечно, немка?!
  - Она сидит на табуретке! - весело ответил Под.
  - Варвара Никифоровна, вы выглядите, как влюбленная девуш- ка! - сделал галантный реверанс в сторону примадонны Никос.
  - Возможно, форвард Илья Ковальчук оформил ей дубль в самое сердце! - с ревнивыми нотками предположил профессор.
  - А может, это был Никита Гусев или юниор Капризов?! - игриво поддержала тему примадонна. - Серцеедов на льду много!
  Паралличини с помощью Мушки заменил тарелки на чистые и по- дал горячие блюда. Глаза его блестели, он явно хотел задать свой во- прос гостю.
  
  - Ник, творчество - это максимальное здоровье или болезнь? - спросил с трогательной улыбкой тенор.
  - А что такое здоровье и болезнь в творчестве, кто их диагностиру- ет, Адриано?
  - Есть же норма?
  - А что есть вообще норма?
  Адриано показал всем видом, что в глубоком раздумье он ушел в себя.
  - Норма, - вмешался профессор, - это не есть себе подобных, хотя это самый простой способ получения необходимого белка, не надо на охоту ходить и скотный двор чистить! То есть все то же "не убий"! Ни словом, ни палкой, ни травлей, ни лестью, ни беспощадной критикой
  - ничем! Она, то есть заповедь "не убий", из жизни плавно переходит и в творчество - сложную сферу жизнедеятельности, где "лакмусовой бумажкой", определяющей здоровье или болезнь, является форма вдохновения. Поясню: Иванов послушал ночью соловья, сидящего на цветущей черемухе, и написал поэму, полную жизнеутверждающей силы. Петров прочел ее, с горя выпил бутылку водки и "утер нос" Ива- нову, написав поэму, полную надрыва и безумного бунта... Гении во- обще не нуждались ни в каком вдохновении, для них творчество - это обычный каторжный труд гребцов, прикованных к галере.
  - Однако, думаю, поэма Петрова найдет большее признание у чи- тателей, - многозначительно шевеля бровями, предположил Никос.
  - Возможно, потому, что они тоже больные, - заключил профессор и с горечью добавил: - Культурные столпы предлагают "Петровых" включить в школьную программу!
  - А вы когда-нибудь завидовали? - поинтересовался художник, хи- тро уставившись на Войшило.
  - Только в ранней молодости своим сверстникам, но уже тогда по- нял, что зависть - это страшная разрушающая сила. Единственный человек, которому я завидую, - это Ной.
  - Ной?!
  - Да. Это так величественно и торжественно - начинать новую жизнь с чистого листа! Мне иногда кажется, что это я встречаю вер- нувшуюся голубку с веточкой оливы в клюве... Так хочется чистоты и новизны!
  - Но вокруг смердели тела людей и животных!
  - Все унесло в океан - к рыбкам! Разве мог Господь позволить ом- рачить радость Ноя?! Только синее небо, только розовые горы, толь- ко весна!
  - Я вот не очень понимаю, - сказал Никос, - мне показалось, что Пыш в своих высказываниях отождествляет Иисуса Христа с Логосом?
  
  Профессор повернулся к Майонезову, тому было явно некогда, поэт вместе с Рёзи и Фигой повторяли за Лолой модные движения оз- доровительной гимнастики, разглядывая при этом немыслимой кра- соты вышитое белье в большом декольте учительницы.
  Профессор счел своим долгом ответить за сына, поглощенного столь важным занятием.
  - Пыш имел в виду следующее, - сказал он, не спеша, - разница между Творцом и творением такая же, как между Наташей Ростовой и самим Толстым. Но Толстой дал "вечность" Наташе только в рам- ках земной культуры, а Творец дает шанс позитивной вечности сво- ему творению в рамках самой вечности. Однако, поскольку разница между Богом и человеком велика, требуется промежуточное звено - Богочеловек, или Иисус Христос, который является Словом, Законом, Путем, что и отражает смысловое наполнение понятия Логос.
  - Спасибо...
  - Папа, правда, что культурные деятели сегодня только "байки бают"? - спросил весело Под у Пыша, шевелящего животом, словно исполняющего брачный танец каракатицы.
  - Еще какие циничные! Еще как публично! - постарался быть лако- ничным запыхавшийся Майонезов.
  - Бабушка, а как тебя называли в детстве? - обратился смеющийся Под к Варваре Никифоровне, поняв, что пояснений отца можно ждать столько же, сколько Ной ждал последнюю голубку.
  - О, мой милый, я могу перечислять до следующего года! - ожив- ляясь, заговорила очаровательная бабушка. - "Ягодка", "малинка",
  "клубничка", "смородинка", "песенка", "пташка", "рыбка", "рыбоч- ка", "ангелочек", "булочка", "ватрушечка", "стрекоза", "голубуш- ка", "радость", "солнышко", "жемчужинка", "егоза", "жавороночек",
  "птенчик", "попрыгунчик", "ласточка", "вкуснятинка", "оладушка",
  "любушка" и "любимушка", и многое другое!
  - И тебя ни разу не называли "фурией" или "крокодильей душой"? - удивился улыбающийся Под. - Может, хотя бы "чумой ходячей"?
  - Я поняла, куда ты клонишь, мой милый, это Пыш в шутку, в силу своей творческой расхлябанности, так называл тебя и Мед в детстве! Я думаю, он глубоко сожалеет об этом в данный момент!
  - Совершая пируэт, - подсказал Кро со смехом.
  - А вот у меня возник такой вопрос, - сказала внимательно слу- шавшая Ро, - я вчера ехала в метро, рядом со мной девушка говорила по телефону, примерно, следующее: "Приезжай, подружка, поддержи меня, у нас мама умирает, никогда не пила, не курила, занималась спортом, начала задыхаться, обнаружили в легких опухоль, величи- ной с яблоко!" Как такое возможно с позиции справедливости Логоса?
  
  Все напряженно помолчали и выпили по рюмочке, пошевелив бро- вями на манер Никоса.
  - Возможно, проявилась наследственность... - неуверенно произ- нес, наконец, художник.
  - Я знала одну злобную женщину, которая всем желала "охро- меть", "окриветь", "окосеть" и так далее, в результате сама умерла при странных симптомах, никогда не пила, ни курила, любила за- ниматься плаваньем, - рассуждала, красиво жестикулируя ручками, Варвара Никифоровна.
  - Возможно, она своей злобой и завистью так переполнила душу, что превратилась в "сливной бачок" для чужих болезней? - предпо- ложил Кро.
  - Болезнь - всегда тайна, - сказал профессор, - мы каждый день грешим не словом - так делом, не делом - так в помыслах, поэтому нам полезно и для смирения, и для дальнейшего развития на каком- то этапе поболеть, на каком-то этапе - пострадать. Я знал двух прихо- жанок храма, смиренно умерших от опухолей, одна из женщин была необыкновенно кроткой. Царство им Небесное... Природа онкозабо- леваний, я думаю, сложнее, чем принято считать, но это благо - знать, сколько тебе отпущено, чтобы успеть подготовиться к смерти...
  - Друзья! - встрепенулась и обратилась к задумавшимся родным и близким примадонна. - Нравственность - это очень важно! Но не бу- дем забывать о любви! Ведь скоро весна! Давайте попросим генерала Рода спеть одну из его песенок!
  Все оживились разом, заулыбались и зааплодировали. Генерал, как всегда, красивый и подтянутый, едва заметно прихрамывая, по- дошел к роялю, поспешно сел, лучезарно улыбнулся публике и, что- бы размяться, наиграл короткую легкую джазовую композицию, от которой всем стало комфортно и каждый почувствовал себя в своей тарелке, полной англо-российских деликатесов. Род снова улыбнулся, подмигнул нарядной Ровене и, объявив: "Песенка называется "Серд- це-дирижер"", - весело запел красивым баритоном:
  
  Я на часы гляжу с утра, Они мне тикают: "Пора!"
  Мне шепчет яркий солнца круг:
  "Пора к любимой, милый друг!" И за окном шумит листва:
  "Найди для девушки слова, Такие нежные слова,
  Чтоб закружилась голова!" Сигналит снизу мне такси:
  
  "Букет любимой принеси!" Всему виною сердца стук, Он оживляет все вокруг, Он оживляет все вокруг,
  Повсюду слышно: "Тук-тук-тук!" И под окном твоим уж хор Собрало сердце-дирижер:
  Вот, красоту твою любя, Поют пингвины для тебя, На дирижабле мчится кот И о тебе одной поет,
  В истоме сладкой он поет
  И раскрывает с чувством рот! Не против я, я только за, Пусть о любви поет коза, Коза, глазищи по рублю,
  Поет: "Рове-е-ену я люблю! Люблю красавицу мою,
  И ме-ме-ме, и ай лав ю!"
  
  Слушатели осыпали генерала аплодисментами и примерно та- кого типа репликами: "Котяра на дирижбомбеле - это круто!" или
  ""Ме-ме-ме" - смешной пассаж!" Все были довольны чрезвычайно, Ровена одарила мужа благодарной улыбкой, Паралличини открыл новую бутылку с душевным воплем: "И ме-ме-ме, и ай лав ю!", - на- род устремился к бокалам.
  Пропустив несколько рюмочек, художник приятно расслабился и, наконец, осмотрел отдельные детали антуража за пределами стола.
  - Весьма недурственно! - сообщил он с чувством. - Елка украшена со вкусом, а какие милые наряды у дам! Я отдыхаю душой среди лю- дей, чувствующих цвет!
  - А как вы считаете, Никос, с чего начался кризис в культуре? - спросил озабоченно профессор, не давая художнику вольготно рас- текаться киселем по блюдечку.
  - Ох, не хочу никого обидеть, но одним из факторов, на мой взгляд, были поэты-шестидесятники, страдавшие стадиономанией, я их на- зываю "ослабленные из перенатального поэтического центра".
  - Некоторым вопрос покажется спорным... Но что же делать?
  - Как сказал мне один знакомый политик: когда горит земля под ногами, риторикой ее не зальешь!
  - Да, согласен, нужны дела, - поддакнул профессор, берясь за "аглиц- кие" угощения, он положил себе тонкий ломтик сыра на тарелку.
  
  - Вот вы бы что предложили? - живо поинтересовался художник, налегая на хрустящий рисовый пирог с жирненькой икристой мойвой.
  - Вера... вера горы двигает. Вера - это тяжелое испытание, которое не всем под силу. Это очень сложно - верить в Бога, которого никто никогда не видел... Кошки видят значительно лучше нас, возможно, они видят и отдельные сущности в мире невидимом, но, увы, не рас- скажут нам. А у большинства из нас в голове отсутствует инструмент, позволяющий, хотя бы, чувствовать невидимое... Но у нас есть при- мер веры - Авраам. Он слышал Бога и верил Ему предельно. Бог ска- зал ему, чтобы он шел в землю обетованную, и Авраам оставил удоб- ное насиженное место и пошел, не зная, что его ждет. Сказал Творец ему, что от него будет народ, числом, как звезд на небе, и Авраам ве- рил, хотя шли годы, а детей не было, и отметил патриарх уже 101 год, когда родился Исаак. Сказал Бог Аврааму, чтоб он принес единствен- ного долгожданного Исаака в жертву, и Авраам смиренно повел сына на гору и три дня нес в своем сердце это напряжение, и только вера, предельная вера своему Творцу спасала Авраама от рыдания и сокру- шенных стонов!
  Варвара Никифоровна всхлипнула и прижала платочек к лицу. У Мушки и Ровены блестели влажные глаза.
  - Простите меня, - сказал профессор, - я увлекся... жизнь устро- ена очень логично и гармонично: нормальный развитый человек в молодости думает о девушках, в зрелости - о служении Отечеству и близким, а в старости - только о Боге... Что касается практической стороны ответа на ваш вопрос... Я бы предложил обязательный про- граммный курс "Человек культурный", начиная с первого года садика и кончая последним годом аспирантуры! Это не перепевки культуро- логии, которая сама перепевает другие дисциплины, а программа си- стемного окультуривания.
  - Согласен, - произнес художник, - человек разумный созрел, что- бы стать человеком культурным!
  - Но кто это будет осуществлять, дедушка? - спросил, оживляясь Под. - Мы с женой летом на курорте познакомились с учительница- ми - пьют, курят, не отличают этику от этикета! А ведь есть случаи - и матом ругаются, и к старшеклассникам пристают! Есть такие, кото- рые семейные обиды вымещают на детях! А, дядя Кро?!
  - Есть такое...
  - Институт учительства хромает, не спорю, - отвечал профессор, - но есть и умные, и интеллегентные, любящие детей и свой предмет учителя, думаю, их больше, чем случайно попавших в эту благород- ную профессию. Все сдвинется: больше внимания детям, а не краси- вым отчетам!
  
  - Да, - заметил с грустными нотками Никос, - помните, в "Чипол- лино": "Факт, факт, - сказал пес, - именно здесь собака и зарыта!"
  - Не будем о печальном! - предложила Варвара Никифоровна. - Давайте мы с Рокки споем для вас "Калитку"!
  - А можно "Вам не понять моей печали", или вы не знаете текста? - спросил Ник, и глаза его подернулись меланхоличной пеленой.
  - Мамочка пела этот романс в Милане четыре раза на бис! - сооб- щила, пожав плечами, Ро, устремившись к роялю.
  - То есть успела освоить текст! А что забыла - добавит из другого! - заметил довольный профессор, раскрывая семейную тайну.
  Варвара Никифоровна встала возле рояля, втянула живот, мгно- венно преобразилась и запела легко и прекрасно, смакуя трагические звуки, жалуясь всей Вселенной о своей душевной муке. Ро, втянув го- лову в голые плечи и закатив глаза, переживала каждую нотку, как потрясение; каждую паузу - как событие! Обе находились в глубоком музыкальном экстазе.
  Художник слушал со слезой на глазах, потом неистово аплодиро- вал и, сказав: "Эх!", - махнул рюмочку, закусив огурцом. Когда ис- полнительницы романса вернулись за стол и все придвинули к себе свои тарелки, Под, задумавшийся глубоко, спросил, обращаясь глав- ным образом к деду:
  - А как можно укрепить веру, чтобы она стала, как у Авраама?
  - Методы, уже "обкатанные" практикой, - ответил профессор, - пост, молитва, посещение святых мест, исповедь, причастие, добрые дела, соблюдение заповедей...
  - А мне вот непонятен самый простой вопрос христианства, - за- явил художник, - как Бог - Любовь мог отдать Сына на поруганье и позорную смерть? Меня не устраивает такое объяснение: так Бог возлюбил людей, что не пожалел Сына единородного! А где же здесь Любовь как Любовь всепоглощающая?!
  - С позиции логики ответить сложно, не хватает звеньев, то есть знаний, мы не знаем подробно о законах Царства Небесного. Только о законах, данных Богом через заповеди Моисея и заповеди блаженства Христа, и Его учение, у нас есть представление, - ответил профессор.
  - И все-таки мы же можем порассуждать, - настаивал Никос.
  - Вряд ли это будет интересно всем, - уклончиво ответил Войшило.
  - Мне будет интересно, - заявил Под.
  - И мне, -сообщил Кро.
  - И мне, и мне, - поддержали их остальные.
  Профессору ничего не оставалось, как напрячь извилины и попы- таться ответить на вопрос, на который у него самого не было четкого объяснения.
  
  - У евреев ведь существовал обряд жертвоприношения, - неуве- ренно начал шепелявить Кро, - для очищения от грехов ...
  - Кро, - перебил его художник, - кто поверит в то, что Бог принес Сына в жертву, чтобы поддержать человеческие обычаи?!
  - Но ведь жертва Христа была добровольной! - горячо воскликнул Паралличини. - Он мог бы и в последний момент призвать легионы ангелов!
  - Ребята, как вы не поймете, что Спаситель смиренно, как Иса- ак, выполнял родительскую волю! То есть "программу", написанную Отцом! Но почему Ему в этой "программе" с позиции Любви напи- сан такой страшный эпизод с распятием, муками и смертью? - горя- чился художник.
  Все сокрушенно вздохнули и уставились на профессора.
  - Нам бы хотелось, - сказал он, - вслед за Петром, чтобы Иисус
  "был к себе милостив" и чтобы события развивались так: выйдя из Сионской горницы, апостолы бы пошли, воспев, в сад на Елионской горе. Когда божественный Учитель их молился о том, чтобы Отец про- нес мимо чашу мучения и скорбей, ученики уснули...
  - А если бы ученики поддержали Христа молитвой, Бог Отец по- щадил бы Его? - спросила Мушка взволнованно.
  - Мы этого не знаем. Но знаем, что Господь для того и пришел в мир, чтобы совершить "всякую правду", Он сам говорит о том, что зерно не станет колосом, если не умрет, то есть, чтобы родиться для нового, надо умереть для старого.
  - Но почему чаша не была пронесена мимо?! - настаивал на своем Никос.
  - Потому, что Божья воля - превыше всего, о чем и говорил Спа- ситель. Но, продолжу, нам хотелось бы так: увидев, что внизу с огня- ми, кольями и мечами поднимаются Иуда с первосвященниковыми слугами, апостолы бы попрощались со своим любимым Учителем, Он бы благословил их и вознесся на небо на глазах у опешивших преследователей...
  - Да! - воскликнул одобрительно Никос. - Это было бы справедли- во, ведь Он уже донес свое учение людям! С позиции Любви это было бы понятно!
  - То есть минуя стадию крестных мук и воскресения из мертвых... Но это невозможно. Ведь Господь не только рассказывал о Царстве Небесном, творил чудеса и показывал личным примером, что нужно делать: креститься, поститься, молиться, проявлять милосердие, - но и призывал верить в Него, потому что Он и есть Путь к Богу Отцу. Но этот Путь открылся только благодаря Его смерти и воскресения из мертвых. Я так понимаю эту жесткую предопределенность Его крест-
  
  ных страданий и смерти, которые, на первый взгляд, кажутся неспра- ведливыми с позиции Любви, а на самом деле и обусловлены любо- вью к нам... Своими страданьями мы можем очистить свой путь, но, чтобы очистить путь для человечества, загаженный грехами, начи- ная с Адама, потребовались страдания Сына.
  - Все-таки что-то не укладывается до конца в моей большой голове по полочкам, - недовольно пробурчал Никос и решил с досады отве- дать горяченьких пельмешек, поперчив их предварительно изрядно.
  - А действительно, Ник, у тебя большая и, должно быть, умная го- лова! - воскликнул весело Пыш. - Я и не замечал раньше!
  - Такая большая, что даже не налезла шапка старого конногвар- дейца! - сообщил со смехом художник.
  - А кстати, где она? - живо заинтересовался Паралличини.
  - Где-то в прихожей, в красном пакете, - задал вектор поиска Ник. Через секунду тенор уже прыгал в гостиной, размахивая на вид большой и очень мохнатой высоченной шапкой. Майонезов тут же выхватил ее и безуспешно пытался натянуть на свою, тоже, видимо, чрезвычайно умную голову, осыпая при этом и "блохастую" шапку, и
  "портнягу", и всю "узколобую Англию", и самого "шелудивого мед- ведя" отборными, весьма нелестными словечками. Паралличини из- ловчился и, сдернув с Пышкиного уха подарок Осла, нашедшего те- плую пристань в Челси, прижал трогательно его, то есть шапку к носу.
  - Фу-фу-фу, медведем пахнет! - восторженно заявил Адриано.
  - А ты думал, лондонским "Шипром"? - со смехом спросил Фига.
  После того, как все желающие примерили диковинный заморский головной убор, который убедительнее всего смотрелся на старине Кро, Пыш предложил:
  - А может, обновим шапочку, сыгранем в фанты?!
  - Игра в фанты - очень старая игра, - сказал профессор - един- ственный, до кого так и не дошла шапка, - еще мой дед с гордостью рассказывал, как он, будучи "царем", приказывал сбегать в курятник и принести "клевучего" рыжего петуха, который не давал никому пощады! Мы тоже с большим азартом играли. Во дни юности, когда родители уже продали наш дом с садом и поселились в просторной квартире второго этажа "мышинного дома", в Малом Спасском пере- улке, за стеной моего дяди, который и переманил их к себе, в нашей большой гостиной часто раздавался смех, вызванный вечерними се- мейными играми, в том числе и в фанты. Этот самый дядюшка-сосед обожал быть "царем" и давать невероятные задания. Больше всего ему нравилось в мороз или дождь посылать на площадку на выходе Малого Спасского в Лихов переулок, на которой обычно с криками разворачивались извозчики, и у одного из них с невинным видом
  
  требовалось спросить: "А скажи, братец, куда ты сегодня отвозил Грибоедова?" или: "Державин у тебя тут калоши не оставил? Нет? А скажи, почем нынче фунт изюма?" Смухлевать не было возможности, потому что в ярко освещенных окнах гостиной между больших ли- стьев маминых цветов видны были смеющиеся лица наших игроков, зорко следивших за выполнением задания! Самое удивительное, что однажды бородатый извозчик на мой вопрос о том, куда он "упрятал" Златовратского, заявил совершенно искренне: "Барин, после обеда свез я его к дому дьякона церквы Спаса Преображеня! А что, никак, пропал? Беда-то какая!" Любил дядюшка так же в непогоду посылать считать мышей на фасаде: сколько брюхатых, а сколько уже разроди- лись, сколько стоят смирно, а сколько - подбоченясь, сколько с боль- шими ушами, а сколько без ушей... Да, все было, как вчера...
  - Друг мой, но я тоже хорошо помню этот дом в Спасском пере- улке! - воскликнула внимательно слушавшая его Варвара Никифо- ровна, - Я даже отлично помню имя архитектора, который придумал этих сказочных мышей, это... Жегарди, нет, Гардемарди! Гаржердо- вин, точно, точно - Гаржердович!
  - Дорогая, вы хотели сказать - Жигардлович, - с улыбкой поправил ее профессор.
  - Но почему, друг мой, вы никогда не рассказывали об этом доме?!
  - Я часто слышал от дедушки воспоминания о "мышинном доме", - сообщил Под, - но, честно сказать, думал, что у них там во- дились грызуны.
  - И я слышала, и я думала, что речь идет о доме, где много мышей! А оказалось, это дом, фасад которого украшен мышами! И не просты- ми, а летучими! В этом доме, как сейчас помню, на втором этаже жила превосходная аккомпаниаторша, к которой я часто заходила разучи- вать романсы! А вы в это время находились поблизости? Невероятно!
  - А как ее звали?
  - То ли Нюша, то ли Нюта...
  - Анюта! Это молодая жена моего дядюшки - "царя", тетя Анна! А я был за стенкой!
  - Поразительно! - воскликнула изумленная примадонна. - У нас есть общие знакомые со времен юности!
  - Были, дорогая моя, увы, были, мы остались последними из поколе- ния веселых, любвеобильных и поющих, - с грустью сказал профессор.
  - А в Италии все поколения такие... -заметил философски Парал- личини.
  - И она, Нюта, никогда вам не рассказывала обо мне? - с трагич- ными нотками спросила потрясенная Варвара Никифоровна, которая так расчувствовалась, что не могла никак успокоиться.
  
  - Конечно, рассказывала охотно всем нам, что к ней ходит девуш- ка, похожая на шоколадный пудинг или шарлотку, но ей будет руко- плескать весь Милан!
  - О! Но почему?.. Однажды в этом переулке вертлявый гимназист в очках помог собрать мне рассыпанные ноты...
  - Возможно, мы и встречались в переулке, но даже не обратили внимания друг на друга, потому что не пришло время нашей встречи, а если бы не подарок любезного Осла, который всегда любил откры- тия, не открылась бы и тайна "мышинного дома"...
  - Граждане! - заявил Пыш, державший наделавшую столько шума "ослино-медвежье-мышинную" шапку под мышкой. - Я весь прово- нял дичью, за мной будут гоняться все собаки околотка! Играем в фанты - да или нет?!
  - Да! - дружно ответили все и оживленно задвигались.
  - А кто предложил, тот и будет царем! - добавил со смехом сияю- щий от счастья Фига, большой любитель семейных игр и экзотичных женщин...
  - Хотелось бы вас порадовать, - важно произнес Пыш, разом оце- нивший свою значимость, - но, боюсь, мне будет жарко под шарфом!
  - Никаких "но"! - отрезал коллектив.
  Тем временем Под уже ковырялся в гирляндах шарфов, висящих на вешалке, он выбрал экземпляр пореже и потоньше, чтобы отцу было легче дышать и подглядывать. Дело было непростое, так как в при- хожей царил полумрак в связи с тем, что некому было заменить пере- горевшую еще летом лампочку. И вот он, наконец, - реденький, яче- истый, как сеть на акулу, шарф старины Кро! Готово! Надо собирать фанты. Под как помощник государя пошел с шапкой пьяного гусара, в смысле - старого гвардейца, по кругу. Пока все отстегивали или из- влекали из карманов свои фанты, Никос спросил у профессора:
  - Когда заедете ко мне в гости, вы ведь любите путешествовать?
  - Еще напутешествуюсь, - ответил профессор, - вот как пре- ставлюсь, так будет у меня три дня для путешествий по всему миру. Сначала схожу, невидимый, на литургию в свой храм, затем схожу - уместней, наверное, сказать, слетаю - поклонюсь Гробу Господню, потом полечу на римскую станцию метро "Базилика святого Павла", неспешно подойду к ней и поклонюсь одному из самых почитаемых мною святых, потом слетаю в Черногорию в монастырь, поклонюсь Иоанну Крестителю, там его десница. Нужно бы и на Патмос по- пасть в Пещеру Откровения, и в Бари к Николе. А уж как останет- ся время, забегу и к вам с Ослом попрощаться и осмотреть родину Шекспира - главным образом, терн, который вырос из посоха Иоси- фа Аримафейского.
  
  - Но как мы с вами выпьем моего любимого бренди? -спросил удивленный художник, бросая в подставленную шапку зажигалку в виде Биг Бена.
  Этот сакральный вопрос так и остался навсегда тайной, потому что профессор уже рылся в карманах в поисках своего фанта. Нако- нец, он извлек большую пуговицу и бережно опустил ее в шапку, тор- жественно объявив с паузой, голосом старого камердинера:
  - Рене Декарт!
  Особо одаренные личности уставились на шелковые портьеры, отделяющие гостиную от прихожей, в надежде увидеть хотя бы большой нос и завиток белого парика французской знаменитости. Портьеры дрогнули и приоткрылись. Под не видел этого холодящего душу движения, он, соблюдая особую технологию, завязывал Пышу глаза. Ну, все готово, и кони, как говорится, назюзюкались!
  - Что великий царь прикажет этому фанту?! - высокопарно спро- сил Под, вытаскивая из шапки осторожно, за хвостик горькую пер- чину Адриано.
  Паралличини засопел тем особым сопением, с которым он каждое утро гипнотизирует поднимающееся в кастрюльке молоко. Сомнения нет, это Адриано, верный друг, любимый брат, который только что пропустил рюмочку, так разволновался, что Пыш заставит его залезть под стол и пятнадцать раз промяукать голосом мартовского кота!
  - Этот фант пусть вольет в царский рот немного алкоголя! - при- казал Пыш, разинув пошире клювик, словно голодный птенец, зави- девший заботливого папочку.
  Паралличини разжался, как пружина, схватил со стола шоколад- ную бутылочку с ромом и метко закинул ее в отверзнутое царское жерло, пылающее нетерпением. Поэт вздрогнул от неожиданности всем широким телом под общий хохот. М-да...
  - Что ты прикажешь этому фанту? - перебивая смех, громко спро- сил улыбающийся Под, вынимая из шапки кусочек мела.
  Кро перестал смеяться, сощурился и приподнялся, чтобы удосто- вериться, что это его учительский мелок. Пыш в деталях видел его щупленькую фигуру! Что ж, старина, твои вирши так популярны в русской Англии! Дерзай!
  - Пусть сочинит и прочтет страшный стишок о том, как мальчик играл с крокодилом! - приказал Пыш, с причмокиванием дожевывая конфету. Кро поправил указательным пальцем очки, распушил седые усы,
  произнес подготовительное "э-э-э" и, почти, рыдая, произнес:
  - Один мальчик играл с крокодилом в футбол..."
  - Бедный малшик! - с трудом произнес Фига, закрыв ладонью лицо и трясясь от смеха.
  
  Остальные заулыбались. А старина Кро продолжал страдальчески шепелявить в том же духе:
  
  И забил алигатору в пасть прямо гол, Стал похож крокодил тот на пеликана И с тех пор не сходит с телеэкрана,
  А бедный малшик так хотел славы,
  Но получил лишь из Помпеи кусочек лавы!
  
  Публика одарила чтеца аплодисментами, а Фига - громким уточ- нением: "Кусочек лавы в форме помпейской стрелки - указателя на публичный дом!" После этого замечания история, рассказанная Кро, действительно, приняла страшные очертания. Наступила вырази- тельная пауза, которую во времена чтецов с такими баками, которые можно было сгрести в ладонь, описывали так: "Мужчины фыркнули в усы, а дамы погрозили шутнику пальчиками".
  - Что, государь, прикажите этому фанту? - спросил Под, кладя на пустую тарелку перец, мелок, а рядом с ними - длинную серьгу Березы, которую поэт сослепу принял за Мушкину заколку.
  Перед Пышем действительно мелькнула стройная, легкая фигура - это, конечно же, его родная Мушка!
  - Пусть нежно обнимет меня и скажет мне что-нибудь страстное! - приказал Майонезов.
  Публика среагировала почему-то неадекватно, и тут же Пыш ря- дом почувствовал запах французких духов Рёзи, и голос великой ак- трисы, полный страсти, сообщил к всеобщему восторгу:
  - Ах ты, старый греховодник! Как от тебя соблазнительно пахнет ромом и шоколадом! Ну кто устоит?!
  Береза обняла его замотанную голову и чмокнула прямо в ухо. Пу- блика зафиксировала выпадение нижней челюсти поэта из-под шар- фа и взревела от восторга! Громче всех смеялась Мушка, которая пер- вой раскусила промах муженька!
  - Хорош, Пыш, обниматься с чужими женами! - завопил весь красный гогочущий Паралличини.
  - Наш Акела промахнулся! - со смехом сообщил Фига. - Ха-ха- ха!
  - Не критиковать царя! Не то натру вам языки перцем! - при- крикнул, едва сдерживая смех, Майонезов.
  - Ну ты даешь, Пыш, Мушка на двадцать сантиметров выше Рёзи! - прошептал кто-то в затылок поэта.
  - Что царь прикажет этому фанту? - с широкой улыбкой спросил Под, вытащив из шапки зажигалку Никоса.
  
  
  
  Пыш напряженно таращил глаза, пушинки шарфа облепили его брови и вспотевшие веки, лезли назойливо в наэлектризованный нос, то вздымались, то опускались в поле зрения, из-за этого мерзко- го, ожившего пуха поэт не заметил в публике никакого движения, на- водящего на мысль. Под уловил царскую заминку и как бы случайно изрек в пространство:
  - На острове Кос много коз.
  Ага, Кос! Это же Никос - молодчина, Под! И где ты был, родимый, когда я учился?!
  - Этот фант пусть возьмет из публики помощницу и придумает или скопирует и покажет смешную игрушку! А все немедленно наполня- ют шампанским бокалы, да не забудьте про батюшку царя! - шумно с паузами выкрикнул Пыш, добавив в свой голос солидную порцию бравурности.
  Никос неторопливо поднялся с кресла, выбрал Рокки в открытом воздушном платье и, забежав на миг в Оливковую, уединился с по- мощницей в прихожей "пошушукаться чуток".
  - Налей полней стаканы! - мастерски выводил тенор, поднося Пышу бокал с шампанским. - Кто, брат, сказал, что мы пьяны?!
  Поэт, словно в шлеме, слышал звон хрусталя, смех, пожелания, причмокивания, покашливания, как запись из оркестровой ямы во время предновогоднего спектакля (Майонезовская шутка!). Вот Фига открыл еще одну бутылку, пустив пробку в красавицу-елку, злодей этакий!
  Пыш с удовольствием выпил прохладный напиток и завопил в сто- рону прихожей:
  - Наше терпение иссякло! И предупреждаю, Никос, если сейчас же не появитесь, то Кро вызовет тебя на дуэль, а я буду его секундантом! Последнее можно было бы и не говорить, остановиться на слове
  "иссякло", не открывать тайну редкого шарфа, но уж так стало весе- ло, когда Фига наполнил до краев его пустой бокал, звонко чокнулся и сказал, как в юности:
  - Будь счастлив, Пончик!
  Портьеры раздвинулись, появилась Ро с застывшей мордашкой, и красным кукольным ротиком на ней, шагавшая на негнущихся ножках, она смешно выставляла их и держала отставленную левую руку, как деревянную. В своем невесомом прозрачном платьице она удивительно была похожа на куклу. За ее спиной раздался оглуши- тельный треск. В правой, тоже не гнущейся руке кукла Рокки дер- жала веревочку, за которую вывезла из прихожей тележку, ту самую
  "контуженную" тележку, на которой Кро привез елку! О, кто же вос- седал на этом рыдване в позе "лотос"?! Сам Никос с нарисованными
  
  черным карандашом усами, c саблей на боку, с барабаном на шее и в голубой шапочке с заячьими ушками! Он отчаянно долбил в бара- бан и при этом двигал всей головой, и отдельно: носом, щеками и похожими на щетки бровями. Публика взревела от восторга! Ро, не обращая внимания на реплики, не дрогнув ни одним мускулом лица, иногда часто-часто моргая длинными ресницами, повезла тележку по свободному пространству гостиной.
  Заяц Никос оказался не простым, а приводным: как только Ро останавливалась, приподняв негнущуюся ножку, Ник замирал в чу- довищно нелепой позе, вызывая смех зрителей оскаленным ртом, остекленевшими глазами и юмористически скрюченными руками. Лола и Ровена снимали колоритную парочку на телефоны, осталь- ные рыдали от смеха. Тем временем кукла сделала круг по гостиной и увезла шумного зайца в прихожую. Благодарная публика осыпала артистов бурными овациями. Под эти неумолкающие рукоплескания Ро и Ник выбежали из-за портьер, как из-за театрального занавеса, и эффектно поклонились, но неумолимый царь призвал к порядку, показав, будучи с завязанными глазами, безошибочно на "часы с тач- кой" на камине.
  - Что государь прикажет этому фанту? - поспешно произнес Под, вытащив из шапки Фигину открывалку для пива с инструкцией-неле- пицей на боку, он медленно пронес ее в поле зрения отца.
  Пыш сразу узнал этот фант, да и сам Фига дружески помахал царю со своего диванчика.
  - Этот фант пусть не будет мямлей, а расскажет нам о любви! - на- рочито сурово произнес поэт.
  Все заулыбались, а Лола залилась темным румянцем и особенным развязным тоном понукнула Фигу:
  - А ну, давай!
  Фигурка взглянул на нее, опустил глаза и заулыбался счастливо.
  - Говорят обычно о сексе, Пончик, а о любви лучше помолчать, чтоб подольше не погасла искорка, волшебная искорка, - сказал Фига тем своим уже забытым бархатистым баритоном, от которого в бы- лые годы в дрожь кидало всех девушек, женщин и не утративших еще слух бабушек.
  Зрители улыбались и молчали. Пауза состоялась глубокой и при- ятной, как море. Рёзи поежилась.
  - Но я все-таки скажу о любви, - продолжал Фига. - Я сегодня про- снулся ночью и посмотрел на окно, за которым шел снег, и я подумал:
  "Как хорошо, что все вы еще живы, и я днем увижу вас всех опять..."
  Варвара Никифоровна прослезилась наскоро, поднялась, подошла к Фиге и поцеловала его в макушечку, как недавно целовала бельчат.
  
  - Давайте выпьем за такую любовь! - предложила она, глянув на Пыша.
  - Давай наливай! - скомандовал царь и добавил жалобно: - Довели вы меня до рыцарства, опять придется пить через забрало!
  - Что вы прикажете этой красной помаде?! - открыто спросил Под после бокала шампанского.
  Лола вспыхнула, а Пыш мысленно потер руки. Будут вам волшеб- ные искорки!
  - Пусть она, в смысле этот фант, сядет на колени к Фиге, обнимет его покрепче да понежнее расскажет о своих чувствах! - приказал, еле сдерживая смех, поэт.
  - Ну ты даешь, Пончик! - выдохнул Фига, и глаза его заблестели.
  А Лола дерзко взглянула в эти блестящие глаза, поддернула и без того короткую юбчонку и бесстрашно шмыгнула к Фиге на колени! Он тут же обнял ее и сказал немного развязно:
  - Ага, попалась, холеричка-истеричка-стервочка, сейчас съем! Публика, конечно, напряглась, не понимая процентного содержа-
  ния юмора в этом номере. Варвара Никифоровна вздохнула и посмо- трела на Никоса с виноватой улыбкой.
  - Не лапай меня, девиантное сангвиническое эго! - ласково про- пела Лола и нежно прижалась к Фигиной груди.
  Фига закрыл глаза и уткнулся носом в ее кудряшки.
  - Лолита, так нечестно! - запротестовал возмущенный художник. - Ты ведешь себя, как куртизанка!
  - Я и есть это слово! - ответила через плечо Лола и еще крепче об- няла ватного Фигу, который, видимо, потерял сознание.
  - Ах так! - взъерепенился Никос. - Тогда больше не подходи ко мне, гражданка Тюбетейкина! А гражданин, в ухо которого она мур- лычет, надеюсь, понимает, что пригрел на груди своей змею!
  Варвара Никифоровна зажмурилась, а Пыш громко расхохо- тался.
  - А Майонез еще и ржет беспардонно! - продолжал обиженно ху- дожник, надув губы. - Подглядывает во всю катушку и отрывается по полной! Резинка от гетры!
  - Не критиковать царя! - рявкнул тенор и добавил ласково. - А ты, Ник, иди ко мне, иди, родной, я тебя и напою, и накормлю! Найдешь себе другую манекенщицу! И все дела!
  - Натурщицу, - поправил его кто-то.
  - Если бы ты мне щец сварил...- голосом профессионального шан- тажиста начал Ник.
  - Сварю и со сметанкой, и с зеленью! Ох, за уши не оттащишь!
  - А картошку печеную можешь? Ведь не можешь, плутишка!
  
  - Ник-ик, да ты меня совсем не уважаешь! И выдолблю, и сальцем выложу, и английским сыром нафарширую! С румяной корочкой - пальчики оближешь!
  Никос вернулся к жизни и решил выпить с тенором на брудершафт.
  Действительно, не все так уж плохо!
  - Давай скорее Кольцо предков! - шепнул Майонезов сыну и при- казал. - А этому фанту надлежит выбрать помощников и спеть нашу любимую: "В лесу родилась елочка"!
  Варвара Никифоровна резво вскочила и мгновенно развила актив- ную деятельность, выбрав всех, кроме читавшего что-то профессора и недееспособных Фиги и Лолы, живенько усадила за рояль красавца Рода и объявила:
  - Напоминаю, господа: везет лошадка дровенки, а не дрова, и не дровишки, и уж тем более, зая, не бревнышки!"
  Под старательно выгреб на тарелку все оставшиеся фанты, оставив в шапке гвардейца одинокую пуговицу с надписью: "Мыслю - следо- вательно существую". Пыш с удовольствием сдернул с себя шарф и царские полномочия и вместе с сыном присоединился к стоящим у рояля певцам, наполненным до краев важностью.
  Пока все с чувством исполняли старую, как сама зима, новогод- нюю песню, Фига изливал свою темную душу.
  - Ты даже не представляешь, как одиноко я жил долгие годы, - го- ворил он в ароматные кудряшки, пахнущие то ли английскими, то ли французскими духами, - недавно я познакомился с одной коброй, по- хожей на тебя, такая же стиляга, Машка Рюмкина, по кличке Рюмаш- ка, и я понял, что я на дне черного-пречерного колодца... Помнишь, в детстве рассказывали: "В этой черной-пречерной пещере стоит чер- ный-пречерный гроб..."? Это про меня...
  - А я? А я? - шептала душещипательно Лола. - Накувыркалась за троих...
  - И много-много радости детишкам принесла! - перекрывая всех остальных, закончила в полголоса примадонна.
  Профессор изобразил бурные аплодисменты, а в это время за его спиной глаза Фиги и Лолы суммарным сиянием затмевали люстру, по- этому сумасшедшая парочка старалась глядеть на ковер или под стол.
  - Ха! Как там у старушки Сафо? - воскликнул насмешник Майоне- зов. - "Узнаю парфян кичливых по высоким клобукам..."
  Его было слушать интересно, но некогда, ибо примадонна махнула панически рукавом в сторону камина, и все, несмотря на экзальта- цию после хорового пения, сразу поняли, что камин здесь ни при чем и нужно смотреть выше, то есть на часы, показывающие без пятнад- цати минут двенадцать! И надо успеть добежать до бокала!
  
  Варвара Никифоровна добежала первой, подняла его и, не дожида- ясь, пока это сделают остальные, начала пламенную речь.
  - Друзья мои, родные мои! - произнесла с жаром примадонна. - Этот год был очень счастливым, как, впрочем, и все годы, прожитые нами вместе! Мы выдали замуж нашу красавицу Ровенушку, приняв в семью незаурядного пианиста генерала Рода! Наша фамилия попол- нилась тремя крепкими малышами, двое детей пошли в школу, двое молодых защитили диссертации! Становясь старше, мы поняли необ- ходимость бережного отношения друг к другу, милосердного, то есть любить друг друга, а не вещи и не дела!
  Профессор обиженно, а как некоторым показалось, даже сердито крякнул. Все взгляды устремились на него, затем - на опустевшую медвежью шапку и снова - на Варвару Никифоровну.
  - Мы, конечно, сразу после полуночи доиграем, - продолжала бо- дро и с пониманием она, - то есть попросим последнего фанта рас- сказать нам одну из многочисленных его историй! А сейчас я передаю слово главе семьи!
  Варвара Никифоровна шумно села и принялась обмахиваться вее- ром, профессор шумно встал и поднял свой бокал, полный разных по размеру пузырьков. Видимо, эти пузырьки заинтересовали его боль- ше, чем заготовленные слова, он, прищурившись, несколько секунд внимательно рассматривал бокал на свет, пока Варвара Никифоров- на не кашлянула знаково.
  - Ах, да, друзья мои, я вспомнил об одном таинственном африкан- ском явлении! С Новым годом, с новым счастьем, мира любви, веры и надежды! - произнес трогательным тоном Войшило и добавил: - Под, набери скорей Машу и сделай, чтоб все слышали!
  Под подал деду свой модный телефон, и все услышали гудки.
  - Давай, Маша, бери! - приказал профессор телефону.
  - Алло!
  - Маша, мы все тебя любим и поздравляем, где ты сейчас и знаешь ли ты что-то об Енисейске?! Да, Варюша подсказывает: очень ждем к нам!
  - Спасибо. Я сейчас телом в Дмитрове, а душой в доме Коровина- Поленова и думаю о Сибири. Об Енисейске я вам поведаю в следую- щий раз, сейчас же расскажу только следующее. В 1980 году я полете- ла из него в Москву поступать в МГУ. В те годы Енисейск был крупным военным центром Восточной Сибири. В салоне самолета я, в белой нарядной блузке, сидела среди шумных веселых лейтенантов - ра- кетчиков, которых родина-мать наградила экскурсией на Красную Площадь. Стояло жаркое летнее утро; над взлетной полосой, порос- шей мелким розовым клевером, гудели шмели. Сквозь иллюминатор я видела ряд старых почерневших двухэтажных домов с распахнуты-
  
  ми настежь окнами, возле одного из них женщина развешивала цве- тастое белье. Где-то кричали петухи и пело радио. Молодой пилот в рубашке с коротким рукавом отвязал самолет от колышка, отогнал блеющих коз, тоже привязанных к нему, дал пинка бодливой корове под хохот всех пассажиров, и люк, впустив бабочку, закрылся. Само- лет разбежался по розовому ковру, и мы полетели над горами, над лесами, в радостную солнечную даль, которая раскрывалась перед нами, как большая книга сказок!
  ...Я вас тоже всех люблю! Я всегда думала о том, какие вы, даже когда была маленькой девочкой, сидящей с ручкой за столом. А за ок- ном, как сейчас, стоял белый-пребелый сад, а передо мной, как сей- час, лежал белый-пребелый лист, и, чтобы заполнить его, нужно было пройти путь, полный работы и заботы, скорбей и печалей, учебы и одиночества, радости и любви ко всему Божьему. Зимней вам радо- сти, летней вам сладости, осеннего изобилия, и чтоб прирастала, и чтоб прирастала фамилия! Веры, надежды, любви!
  В трубке раздались гудки. Профессор горестно вздохнул, и сказал:
  - Я не успел спросить, что она знает о более реальном мире, чем наш! А примадонна резво вскочила, часы начали отбивать двенадцать.
  - Десять, одиннадцать, двенадцать! - скандировало общество.
  С последним ударом все начали поздравлять друг друга, рассыпая, словно конфетти, пожелания, а те, о которых еще до нашей эры писа- ла древнегреческая поэтесса, обнялись, не поднимая глаз, и поцело- вались, как подростки, стыдливо и целомудренно...
  Остальные поцеловались с бокалами и, поставив их на кружевную скатерть, обратили с нетерпением свои лица к профессору.
  - Друзья мои, - сказал он, - я мог бы вам поведать о том, как мы с Ослом гуляли по Стамбулу, я, собственно, и держал в запасе на се- годняшний вечер эту веселую историю, в которой мы поднялись на Святую Софию и не могли найти спуск назад потому, что какой-то шутник или уборщик повесил запрещающую вход веревочку на нуж- ном повороте. Как же мы волновались, глядя на маленькие фигурки туристов и паломников внизу! А после того, как нам все-таки удалось выбраться и мы прошлись до моря по настоящему восточному базару, который у местных называется "Египетским", Осел умудрился расто- пить пожилой немке своей горячей кукурузой...
  - Сердце?! - выпалил любвеобильный, веселый и песенный Па- ралличини.
  - Нет, - с улыбкой продолжил профессор, - на пароходике, в ко- тором мы плавали по Босфору, они оказались на одной скамейке и положили рядом на столике свои лакомства. Пока оба восторжен- но любовались играющими дельфинами и султанскими дворцами,
  
  обмениваясь впечатлениями на языке Гете о красотах Черного и Мраморного морей, от мороженого осталось только "белое море с шоколадными островками", а кукурузу утащил в последний момент голодный баклан, предварительно кашлянув извинительным тоном! Вы, наверняка, слышали, что эти птицы подражают и смеху, и плачу, и кашлю, и стонам, и фырканью, и лаю. Все это мы услышали одно- временно, когда на нас там же, в Стамбуле, неслась большая стая ба- кланов, напуганная фейерверком! Это было незабываемое зрелище: один плачет, второй хохочет, третий лает!
  Но сегодня будем слушать не о том. Из "мандаринового похода" мы с Подом принесли не только свежие впечатления о мире: и груст- ные, и веселые, - но и старую тетрадь из металлической чайной ко- робки. Эти записи удивительно хорошо сохранились, видимо, специ- ально для того, чтобы мы их сегодня прослушали. Я предварительно полистал тетрадь, меня поразила искренность рассказа, который я вам сейчас прочту. К сожалению, мы упустили костяного слоника, ко- торый действительно связан с этой тетрадью, но радует то, что мне довелось бывать в описываемых местах...
  
  
  Сибирская история из чайной коробки
  
  Енисейск, 2 ноября 1912 г.
  Моя бесценная Сонюшка!
  
  Наконец-то мы добрались до Енисейска, который показался нам Парижем после бесконечных, пустынных, уже заснеженных полей. От Ачинска пришлось тащиться на лошадках, которые и подвезли нас поздним вечером к ярко освещенному Дворянскому собранию. Руко- водитель наш, Шишковников, пошел договариваться о гостинице, мы же, оставив вещи внизу на швейцара, поднялись на второй этаж в хоро- шо натопленную и освещенную залу. Здесь повсюду, что сразу броса- лось в глаза, стояли в кадках развесистые пальмы, которые давали на стены причудливые тени. Народищу сидело полно, несмотря на позд- ний час, все шумные, бородатые, с красными лицами. Нам указали на большой стол подле рояля, уже уставленный и закусками, и графина- ми с разными напитками, на которые мы тут же и набросились после дороги. Седой пианист, словно угадав, запел мою любимую "Троечку". Сквозь табачный дым я попытался подробнее разглядеть общество, но ничего, кроме бород и баков, не углядел: ни кружевных накидок, ни голых плеч - ни одной дамы. А рядом так душевно звучало: "В лунном сияньи снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится..."
  
  В этот момент к нашему столу подошел настоящий викинг - высо- кий, плечистый, с русыми волосами и такой же бородкой. Он пред- ставился: "Коровин, Павел Тимофеевич" - и сел на свободный стул, все взгляды, понятно, устремились на него. Душа моя, это и есть тот миллионер, который оплатил нашу экспедицию, я не ожидал, что он так молод, мы с ним одного возраста, и мы были удивлены, что по- слезавтра он отправляется с нами. После того, как все представились ему, он спросил у меня: "Дмитрий Николаевич, почему прошлогодняя экспедиция к Тунгусскому метеориту не принесла результата?" Я от- ветил: "Неточно был выверен маршрут". Если бы не маленькие, слиш- ком живые черные глаза, словно отдельные существа, не слишком крупный нос и крупные уши, этого господина можно было бы назвать красивым. Как же душевно, Сонюшка, в этой уютной зале! И тут пиа- нист запел: "С молодою женой мой соперник стоит...", - ты же знаешь, как на меня действует эта песня, слезы навернулись на глаза. А Павел Тимофеевич глянул на меня и сказал: "Вы слишком много пьете, Дми- трий Николаевич". Он встал, откланялся и пошел искать Шишковни- кова. Коровин мне решительно не понравился. Мы продолжили ужин с бурным обсуждением нового знакомого. Поцелуй за меня Аскольда.
  
  3 ноября 1912 г.
  Ангел мой, Сонюшка, любовь моя!
  Как же мы давно с тобой не завтракали вместе! Я тебя вижу в голу- бом утреннем платье, и ты говоришь мне весело: "Митенька, сегодня волшебные яйца всмятку!".
  Я отлично выспался и прогулялся по Енисейску, здесь удивитель- ная культурная среда: и дворяне-вольнодумцы - а ты знаешь: я сам ду- шой вольнодумец, - и дети декабристов, и сосланная интеллигенция, и раскольники с бородами до пят, как у сказочных немецких гномов, короче, кого только нет, одни опальные таланты! На улицах, точнее сказать - на центральной улице много миловидных дам в собольих шапочках, в модных ботиночках, в изящных пальто, что меня удивило в этакой-то глуши! Но ни одна из них, увы, на тебя не похожа.
  Услышал звон, на горке мужской монастырь, а неподалеку жен- ская гимназия. Я поднялся мимо монастыря к церкви и обошел ее, почитав каменные надгробия купцов разных гильдий. Купцов здесь много: торгуют и пушниной, и золотишком, которое скупают у мно- гочисленных старателей. Возле церкви стояло несколько троечек, и бородатые, уже в тулупах, крестьяне, занимающиеся извозом, похло- пывали себя по валенкам кнутовищем да посверкивали глазенками на прохожих. Через дорогу два молодых киржака - так местные назы- вают староверов - продавали мед в туесках. Хотелось купить для тебя,
  
  родная моя, да когда еще возвращаться придется?! В церкви топили печку, и работники таскали охапками дрова.
  После долгой дороги приятно было прогуляться и осмотреть до- вольно богатый городок, в котором повсюду каменные магазины и лавки, а жилые дома в основном деревянные, рубленые. Эти бревен- чатые избы украшены обильно резными кружевами. Даже богатые купцы предпочитают жить в обширных двухэтажных рубленых домах с большими застекленными верандами и на первом, и на втором эта- жах. Начальство, конечно, живет в каменных постройках. Жандар- мы, усатые и важные, не отличаются от наших, московских. Вообще не верится, что этот оживленный город, наполненный умными энер- гичными лицами, отстоит на тысячи верст от культурных столиц и от- делен от них горами, и лесами, и непроходимыми болотами. Справа от церкви, под горой широченной свинцовой лентой течет Енисей-ба- тюшка, как его называют местные жители. Снег выпал, но еще тепло, а по реке уже пошла шуга, то там, то здесь белеет лед со снегом.
  Перед ужином видел Шишковникова с Коровиным, оба в меховых куртках, все устроили на завтра, наняли проводников, купили лодки. Поехали на извозчике в дорогое заведение с цыганами. Мы же отпра- вились ужинать во вчерашнюю залу: дымную, но уютную. Завтра вы- ступаем. Обними за меня Аскольда!
  Да, душа моя, забыл сообщить, что Шишковников с Коровиным так спешат, чтоб не замерзли мелкие реки; нам придется по Енисею про- плыть до поворота в один из правых рукавов, потом какое-то расстоя- ние нести на себе лодки по болотам, а они, по мнению проводников, уже схвачены ночными морозами, затем снова плыть по другой уже речке, от которой нам недалеко до стойбища оленеводов, где мы и должны будем перезимовать до ранней весны, а там уже отправимся к месту падения метеорита. Вид Коровина мне не понравился: блед- ный, с опухшими веками. Удивительно, но эта бледность придавала ему еще большую царственность, подмеченную мною накануне.
  - Павел Тимофеевич, среди ваших предков не было царей? - спро- сил я шутливо.
  - Разве что Рюрик, - ответил он небрежно и, махнув мне зажатой в руке дорогой перчаткой, крикнул извозчику: - Трогай!
  Вот кому нужно поменьше пить, да и курить!
  
  8 ноября 1912 г.
  Сонюшка моя драгоценная!
  
  Я обещал тебе, каждый день коротко записывать и при возможно- сти отсылать эти записи о моих путешествиях, но все получилось не
  
  так, как хотелось. План Шишковникова начал идеально воплощаться, мы, успешно миновав и правый приток, и болота, вышли к речке, не обозначенной на наших картах. Уставшие и промерзшие, начали мы складывать багаж свой в лодки, и тут проводник, державший нашу лодку, упустил ее. Коровин, несмотря на то, что выглядел болезненно, прямо в меховых унтах прыгнул в воду и успел поймать лодку с самым важным грузом. Тут же мы и погрузились в одну лодку: Шишковни- ков, Коровин, я и, по-моему, Хэнгэ, так звали проводника, во всяком случае, он откликался на это имя, и с нами - носильщики, сидевшие на веслах. Удивительно, что в этой глуши - а мы все дальше и дальше продвигались на север - существуют поселения. Но мы отчетливо в ранних сумерках разглядели на левом берегу деревню с освещенны- ми окнами в домишках, а затем, километра через три - вторую дерев- ню с крепкими домами и даже с деревянной церковкой на пригорке; с собачьим лаем и веселыми огоньками.
  - Киржэкэ, - сказал Хэнгэ.
  - Киржаки, - перевел Шишковников, - раскольники то бишь. Напротив, на правом берегу за деревьями тоже поднимались печ-
  ные дымы, мы с Шишковниковым заговорили о староверах, Коровин не слушал нас, он, казалось, дремал. И когда удалились уже киломе- тров на пять-шесть от деревни старообрядцев, Шишковников что-то спросил у Коровина, тот с трудом поднял голову, и мы увидели лицо умирающего человека. Шишковников, сняв меховую руковицу, ощу- пал его лоб и шею, сгреб в панике свои седеющие баки в горсть.
  - Э-э, батенька, Павел Тимофеевич, да ты огнем горишь! - и доба- вил гребцам: - Срочно приставайте к берегу!
  Остальные лодки замедлили ход, поровнявшись с нами.
  - Дмитрий Николаевич, ты останешься с Хэнгэ вместе с Корови- ным, вдвоем довезете его до деревни! - командовал Шишковников. - Быстро выгружайте их багаж, ружья, лыжи и меховые одеяла! А Хэнгэ завтра нагонит нас! А ты, Дмитрий Николаевич, от Коровина - ни на шаг! Мы заберем вас осенью!
  Через несколько минут я уже тащил на себе наши ружья и тяжелен- ного Коровина. А маленький Хэнгэ погрузил на себя три пары широ- ких лыж, три меховых одеяла и три мешка с вещами. Лодки медленно поплыли на север в сгустившиеся сумерки.
  - Господэн, надо быстрэ, ошэнь опаснэ! - воскликнул весь взмок- ший под тяжестью груза Хэнгэ. - Близкэ, ошэнь близкэ!
  Я не понимал его тревоги и опасался одного: не упасть вместе с Коровиным, жар которого я чувствовал и через его, и через свою ме- ховую куртку. Обвешанный, как навьюченный ослик, вещами прово- дник изловчился и чуть ли не зубами передернул поспешно со спины
  
  свое ружьишко на грудь, и тут я услышал, как мне показалось, со всех сторон, даже с противоположного берега речки, жуткий волчий вой.
  - Близкэ, близкэ! - отчаянно говорил Хэнгэ.
  И я увидел, куда он бежит, сначала мне даже показалось, что он так напуган, что хочет бросить нас. Я прибавил хода за ним, но Коровин, видимо, начал терять сознание и совсем повис на мне.
  - Павел Тимофеевич, голубчик, шевелите ногами, немного оста- лось, - ласково упрашивал я, обливаясь потом, - вон какая-то избушка! Коровин как будто услышал меня и снова начал с трудом, но ша- гать. Хэнгэ свалил поклажу в этом охотничьем домике и, вопреки моим ожиданиям, не пришел нам на помощь, а, выхватив топорик из-за кожаного пояса, принялся лихорадочно рубить сухое дерево, оглядываясь по сторонам. Я дотащил Коровина до избушки, на пороге
  который он упал, потеряв сознание.
  - Быстрэ, быстрэ, господэн! - кричал Хэнгэ, проворно перерубая в нескольких местах сухое деревце.
  Откинув его поближе к избушке, он схватил свое ружье и оглуши- тельно выстрелил в густые сумерки. Я, ухватив за талию, сам теряя последние силы, втащил волоком Коровина, Хэнгэ, наступая мне на пятки, втащил нарубленные ветки и сухой ствол, поспешно захлоп- нув дверь, заложил ее доской - и тут такое началось!
  Сонюшка, ты знаешь, что я крещеный, но верю только в то, что до- казано наукой, однако я с радостным облегчением увидел в углу кро- шечной избушки почерневшую икону Николая Чудотворца! Под ней стояла лавка, на которую мы и взвалили Коровина. Ступить было не- куда, все место занимал маленький стол, печка, наши вещи и дрова, которыми Хэнгэ, успокоившись и повеселев, начал заниматься.
  - Протирэй водкэ! - сказал он мне, показав на Коровина.
  Я, стуча зубами, отхлебнул из своей фляжки, мне казалось, что крыша ветхой сторожки сейчас рухнет прямо на нас, по ней топала, как мне слышалось, целая волчья стая, когтистые лапы скребли дверь и стены, мохнатые большие тени то и дело проходили мимо неболь- шого окна с металлической решеткой, и вот, злобно урча, одна зуба- стая, оскаленная морда принялась грызть прутья решетки.
  - Скорэ дым! - радостно сообщил Хэнгэ, которому я плеснул из моей фляжки в стоявшую на столике железную кружку.
  У меня тряслись руки. Я достал из кармана Коровина дорогой бе- лый платок, расстегнул на больном меховую куртку, смочил платок водкой, осторожно расстегнул дорогую одежду под курткой, распах- нул ее до пояса и сразу увидел на его груди большой золотой черне- ный старообрядческий крест. Я не могу сказать, что чувства мои сму- тились, у меня вообще не было никаких чувств от страха и усталости.
  
  Я протирал и протирал пылающее тело Коровина, который то тяжело стонал, то неразборчиво бормотал. Проводник между тем умело, без лишнего дыма, растопил печку, в сторожке стало посветлее, шаги на крыше стихли, и мохнатые тени перестали маячить за маленьким ок- ном. Что бы было, Сонюшка, если бы Хэнгэ не знал об этой избушке?! Или бы не успел нарубить дров? Волки бы не отступили ни за что! Над печкой висела очень толстая веревка с железным колышком, какой обычно привязывают лодки, мы повесили на нее мокрые унты, носки и брюки Коровина. Я протер водкой и его ноги, а затем укрыл их ме- ховым одеялом. Мы с Хэнгэ еще немного выпили и совсем успокои- лись. Проводник сложил в угол дрова, расстелил прямо на полу наши оделяла, на которые мы уселись, привалившись спинами к бревенча- той стене, и Хэнгэ начал рассказывать, расплывшись толстыми губа- ми в улыбке и блестя узенькими глазками, о том, какие умные олени, конечно, не такие умные, как собаки, но умнее многих женщин. Ох, до чего же они умные!
  Да, душа моя Сонюшка, как бывает хорошо, когда минует опас- ность! И тут Коровин отчетливо начал просить пить. Мы с Хэнгэ переглянулись, у меня были только остатки водки для протирания больного, у проводника не было и этого. Он встал, весело произнес:
  "Эхэ-хэ, съэлэ Хэнгэ волкэ!", - взял со столика закопченный металли- ческий чайник, кружку и направился к двери. До меня дошел смысл сказанного, я вскочил, схватил свое ружье и вышел следом, озираясь по сторонам. "Неужели он собрался спускаться к реке?" - думал на- пряженно я. Весь снег возле сторожки был утоптан большими тяже- лыми лапами, начиналась метель, мороз крепчал. Хэнгэ совершенно бесстрашно нагреб кружкой полный чайник свежевыпавшего снега, весело глянул на мое ружье, и мы вернулись, к моему облегчению, в теплую избушку.
  Чайник закипел быстро, и я переливал кипяток из кружки в ста- канчик от фляги, чтобы скорее остудить воду, потому что Коровин то требовал, то просил, то умолял запекшимся ртом дать ему питья. Наконец, вдвоем мы напоили его. Заварили и себе китайского чай- ку из металлической коробки Коровина, которая оказалась с краю в его вещевом мешке. Хэнгэ, счастливо улыбаясь и, видимо, вспоми- ная умных оленей, уснул. Я подбросил в печку дров, протер водкой Коровина, напоил его чаем и тоже уселся, надеясь уснуть, поудобнее на полу. Коровин громко бредил, сообщая, что ему мешает уснуть скрип саней.
  К утру все тело мое болело, за ночь я несколько раз вставал к боль- ному, он выпил весь чайник, и во фляжке было пусто. Хэнгэ начал собирать вещи. Он достал из своего мешка сыромятные тонкие ве-
  
  ревки, из двух пар широких лыж сделал сани, на них привязал наши вещи и одеяло. Мы с большим трудом одели Коровина и перенесли на стоящие за дверью сани Он мне казался безнадежным, уже не стонал, не бредил, и только сильный жар показывал, что он еще жив. Про- водник укутал больного одеялом, привязав его своими тонкими ве- ревками, метель бушевала. Хэнгэ объяснил мне, что волки ушли, и мне нужно только спуститься с сопки, а там я увижу дымы от дерев- ни киржаков, на них мне и надо идти, а ему надо спешить, догонять Шишковникова. Мы попрощались. Я повесил одно ружье сзади, дру- гое спереди, впрягся в сани, оглянулся на Хэнгэ, который быстро уда- лялся на лыжах в предутренних сумерках, и потащил свою поклажу, проваливаясь унтами по щиколотку.
  Сонюшка, не буду тебе описывать, как я, замирая от страха - а мне в каждом порыве ветра чудился волчий вой, - напрягаясь из последних сил, тащил сани с Коровиным, несколько раз сбившись с пути, принимая за печные дымы снежные, дымные, белые столбы, поднимаемые метелью. Наконец, я услышал собачий лай и сам, поч- ти теряя сознание, направился на него. Собаки окружили и меня, и мои сани, я глубоко провалился и упал; последнее, что я увидел, под- няв голову, был маленький худой старик в белой длинной рубахе, с посохом, с белой бородой до колен и в лаптях, возле которых я и распростерся, как червяк, потеряв сознание и принимая увиденное за мираж.
  Очнулся я в тепле и, не открывая глаз, подумал, что мы с тобой, Со- нюшка, заехали в Бродников переулок в свечную фабрику, так вокруг пахло восковыми свечами! Открыв глаза, я увидел, что лежу в чистой постели, раздетый до белья, в бревенчатой избе с большим окном за двойными рамами. Оно розовело от поднимающегося солнца. А воз- ле этого розового веселого окна стоял стол (на котором я сейчас и пишу тебе, душа моя). Напротив меня на другой кровати лежал бе- лый совсем Коровин, а над ним склонилась высокая молодая женщи- на с черной косой, заколотой гребнем.
  - Как он? - спросил кто-то глухим голосом, похожим на шум деревьев. И я увидел, как из-за цветастой занавески вышел тот самый ста- рик с посохом, с белыми волосами и бородой и веселыми молодыми глазами. Я притворился спящим, какие-то детские страхи подступи-
  ли ко мне ...
  - Очень слабый, дед Евсей.
  - Он не умрет. На-ка, завари ему из этого мешочка.
  - На нем крест, как у тебя...
  - Хорошо... А на втором?
  - А на втором...
  
  - Понятно... завари, Северьяна...
  - Заварю...
  Она напоила этим снадобьем почти нежевого Коровина, и он весь вспотел, испарина покрыла все его порозовевшее, как после бани, лицо.
  - Слава Богу, - сказала над ним Северьяна, - думала, сгорит... Она резко повернулась ко мне, я не успел закрыть глаза.
  - Чай за занавеской на столе, булки покажутся черствыми, но све- жеиспеченный хлеб мы не едим...
  Она вышла, надев на голову платок, высокая и сильная, как мне показалось, похожая на дочь Чингиз-Хана. Я быстро оделся и прошел за занавеску, так я был голоден! Меня ждал там, поистине, царский завтрак с настоящим медным московским самоваром с серебряным бордюром и с красивой посудой, в которой лежали: и янтарный мед, и вареные яйца, и свежий творог, и густая сметана, и булочки с ма- ком! И это, Сонюшка, в деревне, которой нет на карте! Я позавтракал от души и решил описать тебе наши приключения, мы с Коровиным действительно походим на путешественников, так заросли наши бо- роды - конечно, не как у деда Евсея, но ты бы не узнала мужа! Со- нюшка, ангел мой, как ты далеко от меня! Поцелуй нашего малень- кого Аскольдушку.
  
  18 ноября 1912 г.
  Софья Михайловна, женушка моя ненаглядная!
  
  Происходят удивительные события! Я не писал тебе долго, и писать-то было не о чем. Коровин еще не встает, но сегодня уже попы- тался обнять за талию Северьяну, когда та натирала ему грудь чем-то вонючим! Ожил гусь, ожил! Не знаю, как наши лекари бы справились, а эти точно поставят его на ноги! От него остались кожа да кости, но, как Северьяна вышла, он еле слышно прошептал: "До чего хороша, царица!". Она, душа моя, действительно величава, словно пава! А вот кто настоящий царь тут - так это дед Евсей! Все знает, всем заведует, грехи отпускает, свечки выдает! Мы живем в "гостевой избе", здесь и посуда, и постель, и мебель - все для гостей, то есть для посторонних, не членов общины. Но в этой избе, видимо, чтобы приглядывать за гостями, в плетенных из лыка коробах они хранят восковые свечи, у меня теперь даже усы пахнут ими! Если бы я начал целовать тебя, душа моя - о, как я этого желаю! - ты бы обязательно сказала: "При- знайся, Митенька, зачем ты жевал свечу?!"
  Однако, родная моя, я уклонился от важных событий. Сегодня, ког- да я завтракал, пришел весь заснеженный Хэнгэ. Поприветствовав
  
  меня, он спросил: "Гдэ онэ?" У меня даже мороз пошел по коже от его вопроса, оказалось, что он нашел их лодки, вмерзшие посреди речки, и больше никаких следов! Проводник поспешил на ближайшее зимо- вье, но там о группе Шишковникова ничего не слышали, он пошел на дальнее зимовье, но и там не обнаружил их следов. Шишковников и товарищи наши пропали бесследно!
  Я напоил проводника чаем, дал ему денег, вернул его сыромятные веревки, по его просьбе, и он ушел в метель, как сказал, "к своим". Что все это значит, Сонюшка? В любом случае, мы их будем ждать до осени, только осенью можно выбраться из этой глуши.
  Когда Хэнгэ ушел, я продолжил свой вкусный завтрак, пытаясь разобраться в страшной новости. Неслышно за свечами пришли дед Евсей и Северьяна. Они скользят, как тени, бесшумно; говорят мало и тихо; никогда не смеются. Мужчины в белых рубахах из льна, жен- щины всегда в платках. Мы с Коровиным теперь тоже в длинных бе- лых рубахах, на мне она еще и подвязана кожаным ремешком. Боро- ды нам рекомендовано, по местному обычаю, не брить и не стричь. Сонюшка, они живут, как средневековые феодалы, у них и пасека, и поля, и кузня, и гончарная, и скотный двор, и домашняя птица, и ткацкие станки, и мельница, только электричества нет! Я как-то рас- сказал деду Евсею, что у нас только в гостиной три лампочки! Он с ин- тересом, блестя молодыми глазами, спросил: "И сколько это стоит?"
  "45 рублей в год!" - ответил я. У него и глаза на лоб полезли. "Очень дорогое освещение! Свечи дешевле", - сказал он, приходя в себя. Дед всегда ходит с посохом, это символ его власти, все ему подчиняются беспрекословно. Мне, кажется, старик читает мысли.
  - Что он сказал? - спросил дед Евсей, увидев мою расстроенность.
  - Лодки вмерзли, людей нет нигде...
  - Волки.
  - Да у них там ружей было полно! И патронов!
  - Голодную стаю только дымом напугаешь.
  - Безнадежно?
  - Поживем-увидим.
  - А что у Коровина?
  - Воспаление было с двух сторон...
  Они взяли свечи и ушли. А я подумал о том, как же нам с Коро- виным повезло! Еще я подумал, что сам начал говорить с этими не- многословными людьми одним-двумя словами. Коровин проснулся, надо идти кормить его завтраком. Староверы его лечат, а мне по- ручили ухаживать за ним; из меня, кстати, душа моя, получилась от- личная сиделка! Я выпил весь чай Коровина из его металлической коробки, не могу привыкнуть к лесному чаю из трав, в нее склады-
  
  ваю свои записи и верю, что ты обязательно прочтешь их, или я по вечерам, сидя в своем кресле, буду читать тебе. И ты, Сонюшка, бу- дешь замирать от страха, думая, что меня могли бы съесть волки или я мог бы уйти под лед! Коровин своим кашлем зовет меня. Целую тебя, родная моя, и сыночка!
  
  28 ноября 1912 г.
  Моя несравненная Софи!
  
  У одной златовласой, голубоглазой королевны сегодня день рожде- ния! И ее горячо любящий Митенька поздравляет эту сказочную осо- бу с двадцатипятилетием! Сонюшка, ты прожила уже четверть века! И за это время успела пожить и в девятнадцатом, веке Пушкина, и в нашем двадцатом - веке аеропланов. Душа моя, целую каждый твой пальчик по пять раз, то есть пять на пять - двадцать пять, и умножить на десять, итого - двести пятьдесят раз!
  Коровин второй день вовсю уже ходит и постоянно спрашивает меня о Северьяне, а она, как он пошел на поправку, совсем переста- ла заходить к нам. И обед в большой корзине нам теперь приносит рослый бородатый - если сей признак может быть опознавательным знаком в этой деревне, мужик - который снабжает нас и водой, и дро- вами и даже научил меня растапливать печку. Мы с Коровиным каж- дый вечер режемся в картишки, как и подобает прогрессивной рос- сийской интеллигенции. Он играет хуже меня, поэтому, душа моя, к осени я стану миллионером! Сегодня мы решили отметить твое двад- цатипятилетие, и Коровин ринулся к своему вещевому мешку, но я опередил его чистосердечным признанием.
  - Павел Тимофеевич, голубчик, - сказал я, опустив глаза и спрятав улыбку, как меня учил мой старый гувернер, - я совсем забыл вам ска- зать, что, пока вы болели, я не только выпил весь ваш чай и выкурил, прячась за высоким крыльцом, как марксист, все ваши папиросы, но я еще выпил и весь ваш ликер!
  Коровин взревел, как раненый бизон, но тут же что-то вспомнил и, вывалив вещи на пол, нашел дорогой шелковый жилет, в котором он, видимо, надеялся очаровать всех тунгусских красавиц. Из его вну- треннего кармана он извлек большую плоскую блестящую фляжку с напитком, какого и цари не пробовали!
  - Я предвидел это, батенька! Ваш нюх, Дмитрий Николаевич, под- вел вас, - сказал он с улыбкой, блестя крупными белыми зубами.
  Мы с ним никак не можем перейти на ты, но он по-приятельски подтрунивает надо мной, называя меня "батенькой", а я, подражая его тону, обращаюсь к нему "голубчик Павел Тимофеевич".
  
  - Пока вы бредили, я насчитал до сорока женских имен, наиболее часто повторяемых вами, и около двадцати редких, не наших, почти забытых и даже похожих на цыганские клички! - сказал я, потяги- вая из серебряной рюмки - а у Коровина именно такие в дорожном наборе.
  - Слаб человек, - ответил он без улыбки.
  - А какие женщины вам, голубчик, нравятся больше всего?
  Он оживился, глаза его превратились в двух веселых зверюшек.
  - Эх, батенька, мне нравятся всякие женщины: и легкомыслен- ные стройные красавицы с блестящими глазами, которые никого не любят, кроме себя, а мужскими сердцами только протирают свои ту- фельки; и худощавые, сухие на вид, внешне похожие на аскетических богомолок, но с пылающим костром страсти внутри; и пухленькие, с ямочками, хохотушки, с которыми отойдет прочь любая тоска; и здравомыслящие дамы, которые любят порядок и верят в глубокие чувства; и модные рафинированные вертихвостки в шляпах вели- чиной с зонтик и с моськой под мышкой - короче, всякие, Дмитрий Николаевич, всякие!
  Я был обескуражен и развел руками: мне, однолюбу, этого не понять.
  - Но объясните, голубчик, как это вяжется с вашей религией: жен- щины, рестораны, вино, табак, карты? Как?
  - Столичный смрад! Поэтому они сюда, в глушь, и забрались! Не вяжется никак! Пейте, Дмитрий Николаевич, пейте! Хотя вам, ба- тенька, нужно пить поменьше, не то к сорока годам руки по утрам будут трястись.
  За занавеской кто-то ходил. Я, как пойманный школяр, вскочил с табуретки, чтобы спрятать и рюмки, и фляжку, потому что дед Ев- сей еще в первый день нашего пребывания объяснил мне, что в его деревне никто не курит, не ругается, не ворует, а выпивают только по праздникам - стаканчик медовухи или домашнего вина, и даже по случаю нашего приезда сам налил мне стаканчик своего медово- го напитка. Я взглянул на Коровина, его глаза, как два перепуганных зверька, кричали мне: "Это она! Караул!" Мы выглянули в большую прихожую, которая у нас и столовая, и гостиная. Северьяна в цвета- стом платке до черных бровей выкладывала из корзины на стол наш горячий ужин. Смуглое лицо девушки ничего не выражало, но она вскинула свои рысьи глаза на Коровина, и он вздрогнул всем телом, а взгляд ее словно говорил: "Ну как ты, которого я так долго выхажива- ла? Привык к рукам моим, как ребенок...".
  Она ушла так же тихо, как пришла. Аппетитно пахло жареной ку- рицей, я, потирая руки, направился к столу, Коровин стоял, не шеве- лясь, бледный и несчастный.
  
  - Голубчик Павел Тимофеевич, вы всегда так сильно увлекаетесь? - спросил я без всякой иронии.
  - Всегда, - ответил он, - но за нее я бы, не задумываясь, отдал жизнь...
  Я вспомнил, как он бросился спасать уносимую течением лодку, и понял, что он не лукавит.
  Только я протянул к курице руку - вошел дед Евсей. Он и по снегу ходит в одной рубахе до пят и в лаптях. После того, как он сел и раз- решил сесть нам, мы предложили ему поужинать вместе, он, понятно, отказался есть из чужой посуды, за чужим столом. Мы ждали, когда старец заговорит, и он, блестя веселыми глазами, сообщил нам:
  - У нас за сопками есть большое зимовье, где стоит зимовник и для пчел, и для овец. Есть там и давильня для кедровых орехов. В этом году много волков... Завтра десять наших мужиков пойдут туда на по- мощь работникам. Понесут им патроны, соль, муку. Не хотите посо- бить, пойти с ними?
  - Мы не привыкли к такой работе, - отвечал Коровин, - я промыш- ленник, фабрикант, а Дмитрий Николаевич - ученый.
  - А кто твои родители? - спроси дед, видимо, и не ожидавший дру- гого ответа.
  Коровин сказал.
  - Мои предки знали твою бабушку.
  - Мою бабушку все знали, - ответил Коровин просто.
  - Да...
  - А скажите, - осмелился и я подать голос, - Северьяна - метиска? Дед Евсей явно не знал этого слова, но, прочитав мои мысли, по-
  нял мой вопрос.
  - Мать Северьяны, жена моего младшего брата, была дочерью маньчжурской принцессы.
  - Как такое возможно? - удивился я.
  - Долгий сказ, тут хошь верь, хошь не верь...
  - А она замужем? - снова спросил я.
  - Да. Уже три года, и муж ее, Яким, завтра тоже уходит на зимовье.
  - И дети у них есть? - словно прорвало меня с вопросами.
  - Нет. Значит, не хотите пойти... Надо, чем-то, вас занять, всякий хлеб должно отрабатывать.
  - Мы вам заплатим за содержание, - сказал Коровин и принес из-за занавески столько денег, что у деда Евсея глаза полезли на лоб.
  - Вам ведь действительно нужны деньги и на патроны, и на соль, - сказал я таким дипломатичным тоном, что дед заулыбался, - может, вы нам продадите своей медовухи? Нынче моей жене исполнилось двадцать пять годочков!
  
  Я, бодро вскочив, принес и положил перед дедом весь мой сегод- няшний выигрыш. Дед аккуратно сложил деньги и убрал в холщовую котомку, всегда висящую на нем через плечо. Я совсем после этого расхрабрился и спросил:
  - А может, у вас и табак выращивают?
  Дед встал, взглянул на меня так, что у меня сердце в пятки рухну- ло, и вышел, опираясь на посох. Через несколько минут пришел рос- лый мужик, который обучил меня всей премудрости растопки печи, и принес корзину, полную бутылок с медовухой.
  - Как звать тебя? - спросил, прищурившись, Коровин.
  - Яким.
  - Бог в помощь тебе, брат! - произнес Коровин, как мне показа- лось, с глубоким сердечным чувством.
  - Дед Евсей предложил тебе как почетному гостю переселиться в его избу.
  Коровин поблагодарил за почет и отказался, не желая расстаться с товарищем, то есть со мною.
  Яким неслышно вышел, бесшумно закрыв дверь. Мы же, душа моя, устроили настоящую пирушку, во время которой поднимали пенные кубки и за твое здоровье, и за здоровье Аскольда! О Северьяне, как сговорившись, мы решили молчать.
  - А куда вы, голубчик Павел Тимофеевич, поедете, когда мы вер- немся? - спросил я, размечтавшись о возвращении домой.
  Он сделал счастливое детское лицо и начал перечислять.
  - Первым делом поеду с приятелем Рахмановым в обувную фирму
  "Баев с сыновьями", не ходить же в унтах?! Хотя ради форса можно денек-другой походить! И с бородищей до пояса! Ха-ха-ха! Потом - к родственнику Алексею Викулычу, который собирает и фарфор, и ико- ны. Я купил для него в Енисейске старинную фарфоровую табакерку! А потом уж отведу душу - в Лучников переулок, в булочную Филиппо- ва за хорошим чаем и пирожными - она в первом этаже Стахеевской Сибирской гостиницы! А вы, батенька?!
  - Я первым делом к Сонюшке, а потом можно и в Столешников за- ехать, в винный магазин Леве!
  - Да-да, я знаю виноторговцев Леве, но вам надо меньше пить... Эти бутылки припасем на другой случай! Да-а, не удалось вам отко- лоть кусок Тунгусского метеорита и показывать его своим товарищам профессорам! Не удалось, батенька! Вот же какой казус!
  - Хэнгэ был у места падения, рассказывал, что там большой кот- лован с поваленными деревьями - видимо, был большой взрыв; в центре котлована в лучшем случае мы бы обнаружили железную руду.
  
  - Это и нужно нам, промышленникам, я бы взял вас к себе в дело, больно вы везучий, вы бы приносили мне удачу! А Хэнгэ, думаю, - плут, содрал деньги с Шишковникова, потом явился к вам, еще и с вас взял на водку! А наши еще вернутся!
  - Мне показалось, что вы относитесь к местным, как к туземцам?
  - Что вы - что вы, они мои единоверцы! Пойду прогуляюсь по деревне, не привык я к таким напиткам. Это мы с вами туземцы, батенька!
  Он снова проиграл мне 50 рублей, махнул на них рукой и начал прямо на белые льняные порты, какие мы оба носим под длинными нашими рубахами по приказанию деда Евсея, натягивать унты. На- кинув меховую куртку и ее капюшон на голову, Коровин в этом юмо- ристическом одеянии отправился на прогулку. Я же скорее уселся к столу писать тебе, душа моя. Я не верю, что Хэнгэ обманул меня, и с печалью вспоминаю и наших товарищей, и как Шишковников в ми- нуту душевного смятения сгребал в горсть свои роскошные баки. Со- нюшка, я думаю, если бы волчья стая не пошла по их следу, мне не удалось бы дойти и довести Коровина до деревни. Мы живы, благо- даря их смерти!
  Больше всего я хочу к тебе, обнять тебя, вымыться в настоящей ванне и выспаться! Я уже не помню, когда я высыпался: то долгая до- рога, то гостиница с клопами, то стоны и душераздирающий кашель Коровина! Вот где его носит так долго?! Я к нему привязался, как к близкому другу, и собак он к себе приручил, ни одна не тявкнет, на- верняка все кости со стола им собрал. Идет наконец-то, гремит по вы- сокому крыльцу! Целую тебя, мой ангел, и Аскольдушку.
  
  4 декабря 1912 г.
  Софи, душа моя!
  
  Спешу сообщить тебе о последних событиях. Я встаю рано, когда Коровин еще сладко похрапывает, и любуюсь розовыми морозны- ми узорами на нашем окне. Оно выходит на восток, на белую гладь берега и реку за ним. Почти возле берега стоит крепкая банька, над которой уже с утра колышется дымок, - это Северьяна, накрыв нам стол, стирает свое и дедово. Хоть он ей и дядя, но все, даже его ста- рая мать, зовут его "дед Евсей". Они постоянно или работают, или молятся. В церкви всегда какие-то праздники, службы и совмест- ные молитвы, в которых и Коровин принимает участие. Вечером она снова топит баню, или дед моется, или его мать, а позже всех, перед сном, с большим тазом и огромным веником туда плывет, как пава, сама Северьяна. У остальных семей свои бани вдоль берега,
  
  для нас - отдельная. И вот Коровин, припав к замороженному сте- клу, продышав в нем окошечко, наблюдает романтическую сцену похода Северьяны в баню. Он проявляет все признаки страдающего влюбленного. И вчера, пока я раскладывал пасьянс, он не отходил от своего наблюдательного пункта. Как вдруг в ужасе отпрянул, вос- кликнув: "Посмотрите, батенька, что она вытворяет! Да она меня с ума сведет!" Я посмотрел сквозь пятно в белых узорах: в лунном свете Северьяна, вся нагая, ничком, раскинув руки, лежала на снегу возле открытой двери бани, из которой валил пар. Снег возле раз- горяченного тела так и плавился!
  - Ну и что? Упарилась ... - равнодушно объяснил я.
  Он снова взглянул в окно, ноздри его крупного носа раздувались, грудь тяжело дышала, глаза горели.
  - Упарилась?! Да вы ничего не понимаете в жизни! Она меня так зовет, что у меня все поджилки трясутся! - воскликнул он и выскочил из избы в одной рубахе и вязаных носках.
  Я посмотрел в окно, Коровин, как коршун, налетел на Северьяну, схватил ее в охапку и утащил в баню!
  Мне стало не по себе. Я не мог уснуть всю ночь. Он явился под утро, упал на свою кровать со словами: "Чуть сердце не остановилось! А вы, батенька, наверняка, выпили всю нашу медовуху?!" И захрапел богатырским храпом. А я продолжал лежать в темноте с закрытыми глазами. Утром пришли дед Евсей и Северьяна. Он считал свечи, она убирала со стола остатки нашего ужина и раскладывала завтрак. Оба прислушивались к счастливому храпу Коровина за занавеской. И тут я услышал тихий разговор.
  - Ну, сказывай, Северьяна!
  - А что?
  - Муж за порог... сказывай, сказывай!
  - Как догадался?
  - Павла утром рано исповедовал... Каешься?
  - Каюсь...
  - Царская кровь всегда к царской крови тянется... посмотрим, что от этого родится...
  - Нет... нет...
  - Да, - твердо сказал дед, - и думай теперь только о новой жизни в тебе...
  Они взяли свечи и ушли, а я сел на кровати и взглянул на Корови- на, он счастливо улыбался во сне.
  Пойду завтракать. Я действительно ничего не понимаю в жизни.
  Целую тебя, душа моя, и сыночка.
  
  
  
  
  
  20 декабря 1912 г.
  Сонюшка, друг мой, радость моя!
  
  Долго не писал тебе, да и писать не о чем. После грехопадения Коровина дед Евсей перестал продавать нам медовуху, теперь выда- ет одну бутылку на воскресный день. Совсем мы приуныли. Опишу наши занятия. Мою колоду мы уже так измочалили, что не отличить шестерку от восьмерки. Коровин достал из вещей свою свеженькую и раскладывает пасьянсы. Мужики с зимовья еще не вернулись, да Северьяна и не особо, видимо, ждет своего Якима, она бледная, от всего ее тошнит. Самое удивительное, Сонюшка, после того случая в бане, Коровин и Северьяна ведут себя, как брат с сестрой, словно между ними ничего и не произошло! Коровин много знает текстов из Библии и цитирует большие куски наизусть, он хорошо образован, как он верит в мифы? Я спросил его, кто его любимый поэт? И он от- ветил: "Крылов! Очень люблю басни: и со смыслом, и простые, и с мо- ралью!" И начал хитрым женским голосом произносить, изображая сценку всем своим подвижным лицом и большими руками: "Какие перышки! Какой носок! И ангельский быть должен голосок!" Я смеял- ся над его представлением от души!
  - Смейтесь, смейтесь, батенька! Я думаю, басню сочинить о-очень сложно! - сказал Коровин, чрезвычайно довольный своим артистиче- ским успехом.
  Душа моя, я пыжился весь день и сочинил к вечеру такую басню:
  
  Есть глубокое синее море,
  И жизнь в нем от края до края; Есть зеленая пена морская, Как гордыня слепая в укоре.
  
  Эта грязная липкая пена, Высоко над пучиной взлетая, На весь мир кичливо болтая:
  "Я алмазная!" - сохнет мгновенно.
  
  Так зеленый гордец все развалит, Лишь своим и себе воздавая, Разорив все от края до края, Мастерство свое хвалит и хвалит!
  
  Басня моя Коровину не понравилась, он заявил: "Люблю про живот- ных и понятные!" Возможно, он увидел себя в моей басне? Я действи-
  
  тельно думаю, что он сломал жизнь бедной Северьяне, вложившей в него столько заботы! Я стал себя чувствовать здесь чужим, Коровин-то свой, хоть и не сего поля ягодка. Я наблюдаю за ними и не могу понять их, они мне кажутся слишком природными, прозорливыми, могут, как говорит дед Евсей, "любую хворь выбить". Но я подозреваю, что они ее переводят с одного природного продукта на другой, например, когда выздоравливал Коровин, в деревне умерли две взрослые собаки! Возможно, это совпадение, но староверы по сравнению с нами мне кажутся зелеными; зелеными христианизированными туземцами!
  После ужина зашел дед Евсей, он посмотрел на меня строго и сказал:
  - Хочу занять тебя, чтоб не лезли в голову глупости!
  Я уже устал от его прозорливости! Разве можно так бесцеремонно читать чужие мысли?!
  - Иди в сени, одесную кладовая, принеси один...
  Я пошел исполнять приказание, мысленно возмущаясь: "Один что? Один молоток? Один гвоздь? Один топор? Один лапоть?".
  В сенях справа маленькая кладовочка за железным засовом, ко- торый не отважилась открыть ни моя, ни коровинская рука, так как это большой знак! У них во всей деревне нет ни замком, ни засовов, только у деда Евсея в молельной комнате в его избе, по рассказам Ко- ровина, - меня-то и на крыльцо к нему не пускают! Я осторожно от- крыл дверцу, отодвинув засов, и увидел - душа, моя, ни за что не по- веришь! - два больших бивня мамонта! Я осторожно взял один из них и внес в нашу прихожую. У деда весело блестели глаза.
  - Откуда?! - спросил я, не скрывая восторга.
  - Собаки нашли после оползня. Я не буду тебя учить плести лапти, ибо права пословица - не всякое лыко в строку. А этим позанимайся от Рождества до Пасхи, сделай подарочек для жены.
  Чтоб не огорчать деда Евсея, я не стал спрашивать, когда будет Пасха, я с интересом ощупывал и даже нюхал невиданную находку. Коровин ушел за занавеску почитать Псалтырь, а дед достал из своей котомки вырезанных из кости двух слоников и двух собак. Восторгу моему не было конца! С этого вечера, душа моя, под руководством деда Евсея я начал вырезать для тебя слона. Поцелуй за меня Асколь- душку! Обнимаю тебя, Сонюшка!
  
  2 апреля 1913 г.
  Дорогая моя Софья Михайловна!
  Долго твой Митенька не брался за перо, потому что я теперь, как Микеланжело, камнерез великий! Сначала я только завороженно сле- дил за дедовыми узловатыми руками, похожими на корни деревьев, потом сам взял резцы, потом испортил одного слона, потом взялся за
  
  другого, и вот, наконец, проглядывают и уши, и хобот, и ноги; хвост, правда, тоже похож на хобот, однако не беда!
  Началась оттепель, Коровин много гуляет и по берегу, и по цен- тральной деревенской улице. Сейчас он вошел расстроенный и спро- сил, видел ли я, что у нас на веранде? Напротив кладовки, как выйти в сени, у нас большая застекленная двойными рамами веранда, чтобы летом гости пили в ней чай. Я ничего не видел и поспешил посмотреть. Сонюшка, весь длинный стол был завален птицами с закатившимися глазками! Они шевелили беспомощно помертвелыми лапками и пы- тались открывать клювики, некоторые даже силились приподнять го- ловки. Мы стояли в ужасе. Через сени прошла с корзиной Северьяна, принесла нам обед. Она выглянула из прихожей, поглаживая круглый живот, и сообщила: "Дед Евсей принес их, наклевались забродивших ягод, здесь сложил до утра, чтоб ночью не замерзли".
  Вот как было тепло вчера и позавчера, родная моя, что даже яго- ды, оставшиеся на деревьях и кустах после зимы, забродили! Как я люблю весну! Я вышел подышать и размять пальцы, они у меня те- перь рабочие - в рубцах и мозолях! Северьяна с Якимом собираются в начале августа на родину в Читу, здесь они, оказывается, годик по- гостили. Нашелся мужик - проводник, который доведет до Енисейска еще до того, как схватит морозами болота. Мы присоединимся к ним, ждать Шишковникова бессмысленно. Но как она поедет с таким-то животом? Я обратился с этим вопросом к Коровину, чтоб он отгово- рил ее, но он ответил: "Если она решила рожать в Чите, значит, так и надо, батенька Дмитрий Николаевич! Это же выше и сильнее нас, вы ничего не понимаете в жизни!" Он отдал ей "на дорогу" почти все уцелевшие от проигрышей деньги, на них, я думаю, она сможет жить безбедно до конца своих дней. Я спросил: "Голубчик, почему вы так мало себе оставили?" Он ответил: "Да ведь вы мне разве не одолжите, батенька, при нужде?" Душа моя, я теперь богат! Забыл тебе расска- зать, что на руке моей образовался нарыв от порезов, который дед Евсей даже разрезал и лечил какой-то, мазью, но все позади! Старик выдал нам кожаные сапоги, теперь есть в чем ходить по весенней гря- зи на прогулку. Все хорошо! Потому что весна!
  Целую тебя и сыночка, обнимаю вас ручищами каменотеса!
  
  20 мая 1913 г.
  Милая Софи!
  Как вы там поживаете без меня? Мы в разлуке целую вечность. Не хочется думать ни о чем печальном, когда полезли первая травка и цветочки мать-и-мачехи, и мотыльки, и первые шмели! После бес- конечной зимы с метелями и морозами это все кажется сказкой. Не
  
  болеете ли вы без меня? Я здоров. Во время одного из уроков резки по кости, когда мы оба сидели рядом с ним, дед Евсей сказал:
  - Скоро весна. Близко от нас деревня - люди забыли Бога, одни пьянчуги! Если станете с ними водиться - лучше у них и поселиться. Напротив, через речку, деревня - настоящий Содом, туда даже гля- деть вам запрещаю! Один наш ослушался, поплыл к ним, они его в жертву своим идолам принесли...
  - Как это? - спросил я удивленно.
  - Сожгли, пробив сперва копьем.
  - Но как это стало известно?
  - Из деревни пьянчуг один, пьяный-распьяный, участвовал в их- них оргиях распутных.
  - Но он тоже чужой, его-то почему пощадили?
  - Какой же он чужой? Свой весь...
  Да, душа моя, как в старой логической задачке: на берегу реки сто- яли три деревни: Правдино, Кривдино и Серединко-Половинкино! И вот сегодня мы с Коровиным направили свои новые сапоги в сторо- ну деревни Серединко-Половинкино, уж больно нам было интересно знать, что пьют "пьянчуги"?! По пути нам встретился овраг, метра три в глубину, на дне его, заваленном хворостом, протекал ручеек, убега- ющий в речку. Мы остановились полюбоваться его весенним блеском.
  - Эх, батенька, до чего же вы везучий! - воскликнул Коровин. - Это же не иначе как ваш вожделенный мамонт!
  Он указал дулом ружья на мохнатую рыже-коричневую шкуру, тор- чащую из-под валежника. Мы поспешно спустились в овраг по поло- гой его стороне. Шкура, а рядом и копыто со следами крупных зубов на нем, видимо, принадлежали животному, запертому в овраге вол- ками и растерзанному ими. На стенах оврага, почти отвесных, что-то блестело. Я начал внимательно разглядывать и перечислять Коровину.
  - Да, голубчик, тут и слюда, и кварц, и железная руда, и гранит, и чего только нет! Вот это земля!
  Мы нагнулись над ручьем, Сонюшка, и я сразу же нашел в нем три крупинки золота! Живо отложив ружья, присели на корточки возле воды и за несколько минут насобирали по 20-25 крупинок! Что за земля! Коровин был в восторге. Я разделял его чувства.
  - Вот здесь мы и настроим заводов и фабрик! - заговорил он го- рячо. - И послужим нашему Отечеству! Прав был Ломоносов: слава и сила России будут прирастать Сибирью! Надеюсь, государь не про- фукает ее, как профукали Сахалин!
  - А вы знаете, батенька, мне сказывали, что государь, будучи в Азии, сделал там себе татуировку в виде дракона? - сам не зная за- чем, спросил я.
  
  Его подвижное лицо выразило страдание.
  - Нет. Решительно не знал. Это очень плохой знак, если не враки. После того, как апостол Иоанн написал о драконе как о символе зла, я бы не дерзнул! Впрочем, какие могут быть татуировки у христиан? Мы же не папуасы! Это очень плохой знак! И эта его увлеченность творчеством Тэффи, в честь которой производят шоколадные конфе- ты и духи с ее именем, - все это с руки прыщавым гимназистам и сту- дентам! А не государственным мужам и тем более...
  Мы снова начали говорить о богатстве этой земли и, выбравшись из оврага и забыв, куда шли, направились к дому, сжимая в руках на- стоящее золото и громко обсуждая, какие здесь можно понастроить крупные фабрики и заводы. От зазеленевшего уже куста, за которым мы его и не заметили, отступил дед Евсей, который слышал весь наш шумный восторг.
  - А вы меня спросили, - сказал он сердито - нужны нам тут фа- брики и заводы?! Золоту обрадовались?! Оно разума лишает! Он-то безбожная душа, а ты-то куды, Павел?! Коли не оставите своих по- мыслов - навсегда здесь останетесь!
  И он зашагал, опираясь на посох, в сторону речки. А мы, пере- глянувшись, поспешили домой, чтоб сложить наши сокровища в бу- тылочки из-под коровинского мною выпитого ликера. А завтра мы продолжим поиск, нас ничто не остановит! Даже то, что нам сегодня на ужин, конечно, по распоряжению деда, Яким принес только хлеб и квас.
  
  7 июня 1913 г.
  Сонюшка!
  Дед перестал с нами общаться, как завидит нас - обходит, как про- каженных, стороной. Мы постригли бороды и усы, кое-как постриг- ли и волосы. Стоит настоящая летняя жара, и мы надели московские брюки и рубашки, а на ноги - легкие сапоги. С утра сходили в Се- рединко-Половинкино - они втридорога дерут с нас, чтоб покупать у деда соль и патроны, - купили у них браги из лесных ягод - и сразу в золотой овраг! Золото действительно действует на разум, я сегодня проснулся еще затемно и все думал, слушая храп Коровина, как бы мне успеть сесть поближе к истоку ручейка, к самому родничку, кото- рый и выбрасывает из недр песок и золотые крупинки. Эта идея стала навязчивой. Сна не было ни в одном глазу.
  - А что, голубчик, вы думаете о творчестве? - спрашиваю я Ко- ровина, который одной веткой отгоняет от себя комаров, а второй - копается в ручье.
  Сидим, как на стульчиках, на камнях, которые прикатили с верха.
  
  - У Христа много всяких помещений, есть и творческий кабинет, в который Он впускает тех, кто может и хочет творить. Но лукавый подглядывает в замочную скважину и наущает: "Смелее, Сашка, по- больше матов, да так жарь, чтоб у всех твоих читателей началась ре- волюция в штанах! Наяривай, не бойся, устал - водки выпей, все бу- дут знать Баркова!"
  Я улыбаюсь, вспоминая, как тайком в гимназии читали Баркова, и перебираю песок веточкой - у меня уже, Сонюшка, треть бутылочки! У Коровина поменьше, он слишком отвлекается на комаров.
  Перед обедом решили искупаться, вода еще холодная, градусов пятнадцать, но молодая сила покоя не дает! Посмотрев нет ли побли- зости баб, мы все скинули с себя и прыгнули в воду, Коровин сделал лицо кикиморы болотной, я расхохотался и поплыл, отдуваясь, как морж, а следом - и он. Проплыв туда-сюда, мы заметили, что за нами наблюдают две девушки с того берега, обе в длинных белых рубахах и с венками из одуванчиков, или желтых таежных жарков, на головах. Мы изрядно замерзли, но при них выходить было неловко. Впрочем, девушки сняли венки, опустили их на воду и растворились в прибреж- ной зелени. Мы мигом выскочили, оделись и уставились на тот берег, на ту самую зелень.
  - Пал, пал Вавилон, великая блудница! - процитировал Коровин и предложил: - А что, батенька, может, сплаваем?!
  Я подумал, не слишком ли много для нас, гостей, запретов: туда не ходи, сюда не смотри?! Да Коровин может купить со всеми потрохами всю эту землю с тремя деревнями! И согласился.
  
  18 июня 1913 г.
  Милая Софи!
  Я не сплю по ночам и жду утра, чтоб скорее бежать копаться в ов- раге! До зари я думаю и думаю о том, чтоб мне найти крупицы потя- желее да побольше, чтоб не обронить, не потерять, чтоб не украли! Я стал от бессонницы нервным, всего боюсь, от шорохов вздрагиваю. Коровину-то хорошо, у него нет интереса к золоту, по его рассказам, Коровинские предки борзых из золотых мисок кормили! Спит, как младенец, пока я верчусь с боку на бок! Еще привязался отек ног, думаю, от некачественных напитков из Серединко-Половинкино - в общем, ослабел я, душа моя.
  Однако возвращусь к событиям того памятного дня. Итак, мы без спросу отвязали одну из лодок Евсея и, быстро переправившись на другой берег, закрепили ее покрепче, так как течение в речке силь- ное даже у берега. Осторожно и молча ступая по земле "содомской", мы приблизились к густым зарослям папоротника и, отведя крупные
  
  резные листья руками, замерли на месте. В двух метрах от нас сидела возле высокой муравьиной кучи девушка, которая была так увлечена своим делом, что и не заметила нас. Она пихала в муравейник былин- ку, ждала, когда муравьи облепят ее, затем пальцами стряхивала их вниз и обсасывала с удовольствием былинку красными губами. Де- вушка, одетая в синюю рубаху с вышивкой и с завязками на груди, имела огненно-рыжие волосы, выбившиеся из-под цветастого плат- ка, завязанного под подбородком, кожа ее была розовой и прозрач- ной, как у детей. Коровин обомлел от восторга. И тут она взглянула на нас. Сонюшка, один глаз у нее был карий, а другой - голубой! Она уставилась на Коровина, забыв о муравьях, которые по былинке уже поднялись на ее нежные пальцы. Уголок красного рта дрогнул и начал подниматься вверх, открывая зубы, словно в оскале, мороз пробежал по моей спине - это была улыбка змеи!
  - Как зовут тебя? - спросил ласково Коровин.
  - Афимья, - нежно ответила она.
  - Вкусно? - спросил еще ласковее он.
  - Да, только мой Савел заболел, - сказала нежно она, - наверное, скоро умрет, потрогай, какой он холодный ...
  И она бесстыдно, развязав веревочки, распахнула рубашку, открыв совсем юные маленькие груди, между которых висела на тесемочке куколка в портах, сшитая из разных кусочков ткани. Озноб колотил меня, а лоб покрылся потом.
  - Потрогай, - повторила эта сирена, зазывая доверчивую жертву. И Коровин протянул, сделав шаг вперед, руку.
  - Перекреститесь! - почему-то прошептал я за его спиной, он при- ложил два перста ко лбу и сразу отнял их.
  Коровин погладил куклу и резко отдернул руку, словно от укуса или ожога, лицо его побледнело, руки затряслись. Я ухватил его за эти трясущиеся руки и потянул прочь, он не сопротивлялся.
  - Плывите возле большого камня, там нет течения! - донесся нам вдогонку нежный голосок. - Приходи к нам через месяц!
  Мы не пошли, душа моя, мы, спотыкаясь, побежали к нашей лодке! Коровин был, как льняное полотно, и я уселся за весла, сразу же на- правив лодку к большому камню.
  - Куда вы? Куда вы?! - взревел мой товарищ. - Вы что, не видите воронку?!
  Но было поздно, лодку нашу завертело, как щепку, она накрени- лась, и мы оба с криками полетели в холодную воду! Сонюшка, я бо- ролся из последних сил, я видел почти рядом песчаное дно с яркими камушками и не мог вынырнуть, мощный поток снова нес меня к это- му песчаному дну! Я видел крупные пузыри вокруг своего лица, и па-
  
  ника охватила все мое существо. Тут сильные руки подхватили меня под мышки и потащили под водой подальше от воронки. Прямо на нас неслось какое-то большое черное животное, похожее то ли на мо- лодого кита, то ли на крупного моржа. Коровин, крепко вцепившись в меня, еле увернулся от него и вытолкнул мою голову на поверхность! Мы оба кашляли и отплевывались, вода лилась и из носа, и из ушей, я почти оглох.
  - Это был кит? - судорожно спросил я.
  - Лодка, батенька, лодка! - зло ответил Коровин. - Вы, как мой род- ственник Вениамин Артемьевич, за все беретесь, ничего не умеете!
  У меня началась сильная судорога от холода, и Коровин с трудом доплыл до берега, таща за собой меня, с лицом, перекошенным от боли. На берегу он меня бросил, зло сказав: "Вы ее утопили, Вы за нее и платите деду!" Я никогда не видел его таким раздраженным. Он ушел в избу, а я остался на крыльце обсохнуть, было так жарко, что на бревнах дома выступила смола. Я сидел и плакал, Сонюшка: если бы не мой друг, я не увидел бы больше ни этого теплого солнышка, ни этих капель смолы.
  С тех пор Коровин не ест, он стал похож на скелет, под глазами черным-черно. Он ни с кем не разговаривает, равнодушен ко всему, в овраг со мной он не ходит, настойку не пьет, я нашел последнюю папиросу, завалившуюся за кровать, он от нее отказался.
  - Что с ним? - спросил я нынче у Евсея.
  - Порча. Сильная. На смерть.
  - Но как?
  - У своеволия своего спроси.
  - Нет, объясните!
  - Язычники переводят болезни на обереги, а потом передают их другим людям или животным.
  - Так помогите же ему! Он же ваш единоверец!
  - А ты когда решишься заплатить мне за лодку?
  Я принес деньги, он взял с меня, как за шхуну! Тут цены особен- ные, душа моя! Обирала бессовестный!
  - А теперь снимите с него порчу? - спроси я, недовольный его по- ведением.
  - А ты дашь мне половину от всего своего выигрыша и половину своего песка? -спросил дед, хитро прищурив веселые глазки.
  Сонюшка, я был в замешательстве, мне так хотелось и удивить тебя, и обрадовать! И сама мысль, что мы теперь богаты, согревала мое сердце! А идея лечить единоверца, обирая его товарища, каза- лась мне кощунственной! Я мешкал с ответом, дед презрительно по- вернулся ко мне спиной. Топчась на одном месте, я поднял лицо к
  
  избе и увидел на бревнах капли смолы, прозрачные и тягучие, как мед. Что это я, Сонюшка, ведь Коровин спас мне жизнь?! Бросившись в избу, я схватил сверток с деньгами и бутылочку с песком, Евсей уже поджидал меня с холщовым мешочком. Я нервно высыпал в него по- ловину песка и, отсчитав, засунул в котомку старика половину денег. Дед Евсей приказал Северьяне звать Павла и нести в совке угли. Я с содроганием подумал: "Без изуверских пыток не обойтись!" Коровин вышел равнодушный и слабый, как тень. Дед тем временем, сломив березовую ветку, словно шептался с нею. Рядом с ним замерла Севе- рьяна с совком, полным раскаленных углей, который она прихватила своим фартуком.
  - Павел, ты ослушался, моего наказа! Каешься? - спросил строго дед.
  - Каюсь, - ответил безвольно Коровин.
  - Становись на колени лицом к церкви и кайся!
  Коровин послушно выполнил приказание и согнулся в земном по- клоне, тут дед начал изо всех сил стегать его веткой по спине, бы- стро-быстро приговаривая неразборчивые фразы. Коровин зашелся в душераздирающем кашле, все его тело ходило ходуном, словно оно находилось в мышечных судорогах!
  - Как выскочит, сыпь на нее угли! Да сама не гляди! И ты, Митрий, не пялься на эту погань! - приказал нам, остолбеневшим, дед.
  Коровин начал то ли хрипеть, то ли рычать, его вырвало, хотя он ничего не ел уже несколько дней! Не поверишь, Сонюшка, из него вылетела, как мне показалось, живая, скользкая, тяжело дышащая черная жаба! Северьяна тут же прытко подскочила к нему, несмотря на свое положение, сильно оттолкнула ногой Коровина, так что он перевернулся на спину, и высыпала весь совок на то, что он изрыгнул! Меня трясло, Северьяна стояла бледная, живот у нее толчками двигался под тонкой рубахой, дед, утерев лоб рукавом, устало пошел к себе. Коровин лежал, как мертвый, и вот он открыл глаза и начал смотреть на небо, словно впервой его увидел, потом перевел взгляд на меня - Северьяна к тому моменту уже ушла - и спросил насмеш- ливо: "А что, батенька, Дмитрий Николаевич, не попить ли нам чая с пирогами?" Я был потрясен, душа моя, до самых селезенок! Они хри-
  стиане - практики!
  
  30 июня 1913 г.
  Сонюшка, радость моя!
  Какие страшные беды обрушились на меня! У меня одышка и го- ловокружение, ноги приобрели фиолетовый оттенок и так распухли, что хожу в старых лаптях Евсея да и сплю в них, иначе утром не нале- зут и они. Коровин стал прежним, то есть любезным и веселым, но в
  
  овраг за золотом он больше со мной не ходит, не берет и карт в руки, все время проводит в церкви или с дедом. Хожу за золотом один, вче- ра видел возле ручья медвежьи следы, видно, приходил косолапый на- питься. Меня это не смущает, летом они смирные, как говорит Евсей; мне надо восполнить утраченное золото, хочу в Енисейске купить тебе соболью шапочку и другие подарки! Скоро в дорогу, не знаю, как я пойду на таких ногах, но Северьяне будет труднее, ей еще нести мед и все вещи свои! Дед грозится переселить меня в Серединко-Поло- винкино, этого боюсь больше всего, ведь не узнаю, когда они выйдут в путь. Яким проверил уже лодку, на которой поплывем и которую они с Коровиным понесут по болотам. Дед сказал: "Останься, Павел, тут твое место!" Коровин приготовил на столе паспорт, деньги и пе- сок. Все мысли о тебе, родная моя!
  
  8 июля 1913 г.
  О Сонюшка!
  Спешу описать тебе невеселые события вчерашнего дня. Когда мы завтракали, Коровин выказывал беспокойство, он нервничал и, не допив чая, пошел на берег. Я, взяв нужные вещи для оврага, подошел к нему. С раннего утра из Кривдино ветер доносил пение и звук дудок или свирелей, резкий и однообразный.
  - Праздник, - сказал я, - но поют, словно пьяные плакальщики!
  Он не отвечал, и я не спеша пошел привычной дорогой к своему камню в овраге, решив навестить сначала моих друзей в Серединко- Половинкино, которые вытянули из меня почти все деньги. Так ми- нул день. Как солнце пошло к закату, начала куковать кукушка, и я спросил: "Кукушка-кукушка! Сколько жить Павлу?!" И она разом за- молчала, тут я в испуге вспомнил, что прошел ровно месяц, хоть стал уже путаться в днях, как Афинья кричала нам вслед: "Приходите че- рез месяц!" Я поспешно - а золото шло, хоть лопатой греби - встал и, опираясь на мою палку, с которой теперь не расстаюсь, в дурном предчувствии заковылял к берегу. Коровина я нашел там, где поки- нул утром. Бледный и нервный, он ходил по берегу взад-вперед. От заката вода казалась красной, а весь тот берег был розовым от иван- чая, и вот кусты на противоположном берегу, куда Коровин жадно вглядывался, раздвинулись, и показалась процессия поющих девушек в белых длинных рубашках, которые они, как по команде, скинули, достигнув воды, и нагие вошли в красные струи. Коровин так завол- новался, что мне стало страшно за него. Он начал лихорадочно раз- деваться, путаясь в одежде.
  - Нет, голубчик Павел Тимофеевич! - оторопело заговорил я. - Они принесут вас в жертву!
  
  И я попытался удержать его за руку, но он, грубо оттолкнув меня со словами: "Вы ничего не понимаете в жизни!", - бросился в воду. Его сносило сильным течением, и девушки, заметив плывущего Ко- ровина, шли в воде вниз по течению, чтобы встретить гостя. Они и встретили его, высокого и нагого, восторженными криками и пени- ем, надели на него словно припасенную, рубаху и, взяв его за руки, повели в розовые заросли, в свою содомскую языческую деревню! Я метался в дедовых лаптях по берегу, как курица, у которой унесло волной цыпленка.
  - Что ты мечешься, Митрий? - спросил спокойно подошедший Евсей. Я со слезами рассказал, указывая на столб черного дыма за зеле- нью, куда увели Коровина и откуда доносились бурные, радостные
  крики, кстати, которые раздавались до поздней ночи.
  - Что его мучило больше всего? - спросил, как учитель, Евсей и сам же ответил, видя мое недоумение. - Плоть. Вот и надо ее умертвить, чтоб не мучила.
  Я готов был разрыдаться от горя, бессилия и этой изуверской фи- лософии. Войдя в свою комнату и глянув в страхе на речку, я увидел, как дед преспокойно поплыл на лодке, видно, проверять корчажки. Да они каменные дольмены! Бесчувственные друиды! Не понимая ни их самих, ни их религии, я рыдал, как дитя, положив голову на стол, оплакивая горестно моего бедного товарища в глубокой скорби.
  
  15 июля 1913 г.
  Сонюшка!
  Его паспорт, деньги и песок до сих пор лежат на столе. Страшные кошмары мучают меня, мне постоянно слышится голос Коровина, и он кричит от боли и зовет меня! Я просыпаюсь в ужасе и продолжаю слышать его! Мне стало казаться, что и ты, душа моя, уже умерла, и что я отправлюсь скоро вслед за вами! Я смотрю с надеждой на его пу- стую кровать, но он, конечно, не вернется. Они сожгли его, Сонюшка! Послезавтра выходим в путь. Завтра я последний раз схожу в овраг, попрощаюсь с друзьями и буду собирать вещи. Ноги мои не слуша- ются меня, голова кружится. Если со мной что-то случится, душа моя, помни, что твой Митенька любил тебя до последнего своего часа!
  
  Профессор закончил чтение, все напряженно молчали, никому, не- смотря на поздний час, не хотелось спать.
  - Крутые парни иной эпохи, - первым с печалью в голосе нарушил тишину Паралличини.
  - Да, - сказал профессор, - лучшие представители российской ин- теллигенции... каковы же были остальные? Пьянство, разврат, блуд,
  
  проигрывали целые деревни, фабрики, целые состояния! Когда пы- таются анализировать, что произошло с Россией в 1917 году, сразу указывают на внешние факторы: Ленин, большевики, немецкий заго- вор, и никогда не говорят о том, что нам не хватило нравственности, именно нравственности, господа, чтобы вписаться в крутой поворот исторической спирали!! Внутренние факторы первичны, а внешние - производны от них!
  Но, если меня не подводит интуиция, эта история должна иметь продолжение.
  И он строго посмотрел на заплаканную Варвару Никифоровну. Примадонна, воскликнув: "Ох, простите меня, еще сердце екнуло, когда Под сказал про "крокодилью душу"!", - резво вскочила и через секунду принесла из своей комнаты и подала Пышу письмо от Мед, пришедшее еще два дня назад.
  - Опять письмо! - со страхом произнесла Рёзи.
  Пыш испугался и предоставил Мушке прочесть его вслух. Мушка села, успокоилась, распечатала конверт и громко прочла следующее:
  "Дорогие мама, и папа, и все наши родные!
  У нас большое горе, умер мой любимый супруг, академик Дудкин, и я была причиной его внезапной смерти. Мы с Фуксией пошли в со- седнюю деревню староверов обменять убитого оленя, которого несли за нами ее сыновья, хотели за него получить у них соль, патроны, ру- жье и гвозди. Заснеженную тропу перекрыло гигантское дерево, по- валенное ураганом. Мы, обходя его, зашли в лесок, где увидели две могилы под деревянными крестами, на них были таблички: "Дудкин Дмитрий Николаевич" и "Дудкина Софья Михайловна". Я не знала, что и думать! Староверами управляет очень древний старец, добрей- шей души человек, дед Павел, он весь в безобразных шрамах и рубцах от пожара. Очень любит детей, исцелил нашу старшую дочь Марьяну, когда она была при смерти. Он выслушал мои вопросы и сказал, что знал этого ученого, который напился в нашей деревне и сломал шею, упав в овраг. Предшественник деда Павла сложил его деньги и золо- той песок и все деньги и песок, принятые им от Дмитрия Николаеви- ча, и передал со своей племянницей, чтобы переслать их по адресу, написанному на конверте, лежавшем сверху в коробке из-под чая. А осенью приехала и сама Софья Михайловна, которая никак не могла поверить в смерть мужа, и вскоре нашли ее утром замерзшей на его могиле. Вернувшись, я рассказала все Альберту, который пошел на поправку и уже ходил по избе. Он так огорчился, что ему стало плохо, он успел только сказать: "Так вот откуда был золотой песок, на ко- торый я смог получить за границей блестящее образование! Долгие годы я жил рядом с могилами своих родителей и ни разу не поклонил-
  
  ся их праху! Какова любовь к отеческим гробам! Войшило был прав, я слишком мало думал о Боге!" У него случился сильный приступ, и муж умер у меня на руках. Мы похоронили его с почестями всей деревней возле его родителей. И началась в тот же вечер борьба за власть между молодыми парнями, уже четверых похоронили, вклю- чая одного из сыновей Фуксии. Папа! Срочно приезжай, тут нужна твердая мужская рука, иначе они разнесут всю деревню! Если поедет и мама, пусть захватит краски, карандаши и альбомы, тетради, ноты, музыкальные инструменты, я уже научила деревенских детей петь рождественские псалмы! Что сможете донести - берите. Очень жду! Надеюсь, не оставите меня в моем горе.
  Ваша Медуница".
  Все заволновались, заговорили разом и обратили взгляды на профессора.
  - Вот семья и объединилась, - сказал он в глубоком раздумье и до- бавил: - надо ехать; Пыш со своим либеральным брюшком не спра- вится, а вот генерал их быстро построит! Завтра же собирайтесь!
  Пыш принялся нервно ходить по гостиной, Мушка и Под побежали искать вместительный чемодан и рюкзак, Паралличини и Рёзи нача- ли собирать грязные тарелки - общество распалось.
  - А может, они сами столкнули его, да и жену его в овраг, чтоб они не привели туда фабрикантов? - спросил у профессора Фига.
  - Это вряд ли, - сказал профессор и повторил: - это вряд ли... Но как мужья любили жен! А как жены любили мужей!
  Фигурка взял у профессора тетрадь и, полистав ее аккуратно, заметил:
  - Да, видно, он спился, почерк в последних записях очень небреж- ный, так и скачет - похоже, руки тряслись...
  Лола тоже с большим интересом полистала тетрадь.
  - А Сонюшка успела прочесть его записи? - спросила огорченная Ро.
  - Видимо, успела: поручила сына Аскольда, который вошел в науку как Альберт, своим родственникам, отдала им деньги и песок, а сама устремилась тем путем, что описал муж, разыскивая любимого... Тот мир был более реальный, наш - более опереточный...
  А в это время генерал Род, стоя рядом с женой, сильно обнял ее за плечи.
  - Ты поедешь с нами? - спросила Ровена.
  - Обязательно, и мы наведем там порядок, - с улыбкой ответил он.
  - Есть одна планета...
  - Я знаю эту планету, она называется: "Я люблю тебя, Ровена, и у нас нет ни одной проблемы! А если они появятся, мы их решим вместе!"
  
  Она прижалась к нему с улыбкой, и маленькая счастливая слезин- ка упала на звезду на его погоне.
  Никос пристально взглянул в очки Кро и спросил:
  - Что мне делать, Кро? Мне казалось, я любил Лолиту, ни в чем ей не отказывал, сделал из драной кошки юную итальянку!
  Кро чокнулся с ним своей рюмкой и весело продекламировал:
  
  Лечите ожоги души Тарелкой молочной лапши, Она в вас пребудет не вечно, Ожог с нею выйдет, конечно!
  
  - А ты прав, брат! - сказал, расплывшись в жизнерадостной улыбке, художник, с оптимизмом шевельнув бровью. - Прав, как всегда!
  Майонезов с бокалом шампанского в руке вышел на середину го- стиной и воскликнул:
  - Друзья, уж коль судьбе угодно разлучить нас, позвольте мне про- изнести прощальную речь! Когда-то мы были, как древнеегипетские божества, полуживотные-полулюди, мы были, как "бессловесные жи- вотные, водимые природой... как безводные источники", но мы ста- рались слышать Слово, жить по Закону и быть милосердными, поэто- му Путь повел нас! Он показал через мой сон общее устройство мира, а через дедулину экскурсию - частное его устройство с "вершками" и "корешками". Он повел нас, чтобы показать, что зло - реальность, в место - ловушку, откуда выход только вниз! Он же благополучно вывел нас оттуда и преподал новый урок, разбив нашу группу на две части, показал, что к духовной высоте два пути: простой и сложный, поэтому одна наша подгруппа штурмовала вулкан три дня, а другая была доставлена на него в лифте. Мы шли и не сопротивлялись, ра- довались и благодарили! Там, на вулкане, мы узнали, что существу- ет мир невидимый как другое измерение нашего мироздания, там же мы расстались с животными своими атрибутами! Обогащаясь и развиваясь, никто из нас не предал, не бросил в трудный час друга, и Путь показал нам сначала в старой Москве околоземную структу- ру, а затем более отдаленную - с параллельной веткой гуманоидного развития! Так мы оказались на станции, где был произведен отбор
  "земного" и "небесного", и мы вернулись домой, а наш товарищ - бу- дущий генерал Котс - ушел в небесные структуры. А мы все больше и больше приземлялись и стали совсем-совсем земными! Мы даже в своем развитии сделали и положенный спирали шаг назад, пожив в отсталой заброшенной деревне! Но это не помешало человечкам пре-
  
  вратиться в человеков! Вы все любили мое творчество, поэтому для вас и всех моих читателей я написал это стихотворение:
  
  Ваше лицо в полумраке, как домик,
  В котором не спят два светлых окна, Вы снова и снова берете мой томик И в полночь глухую сидите без сна.
  
  И хочется мне, чтобы ставни-ресницы Сомкнулись, и стихло дрожание век;
  Пока спит будильник, пусть снится и снится До самой зари вам таинственный снег.
  
  Он будет идти, и лететь, и роиться,
  И падать, и вихрем кружиться, скользя; Откроется том - за страницей страница, Все то, что понять вам было нельзя.
  
  И станете вы соучастником сказок, Что жили на круглом столе у меня, И в домик души без всяких подсказок Кому-то внесете два теплых огня!
  
  Майонезов со слезами на глазах галантно поклонился, собрав- шиеся встретили прощальную речь аплодисментами и грустными вздохами.
  - Сын мой, ты забыл сказать, что в наших походах у нас был пре- красный наставник! - произнесла, утирая глаза кружевным платоч- ком, Варвара Никифоровна.
  - Что значит "был"?! И что у вас тут, Мамай прошелся? И что за агрегат стоит на моем стуле? Старику и присесть с дороги некуда! - раздался уже забытый ворчливый голос из Оливковой комнаты.
  Варвара Никифоровна всплеснула ручками и воскликнула с ра- достным чувством
  - Дедуля вернулся!
  Все взгляды устремились на дверь Оливковой. Он появился в две- рях, все такой же бравый, все в тех же шелковых атаманских шарова- рах и расшитой косоворотке, и сразу обратился к профессору:
  - Для вас, юноша, я припас загадку! Что это такое: вы летите в са- молете, впереди вас лошадиный хвост, а сзади - нос автомобиля?!
  Профессор, который, как и все, обрадовался дедулиному возвра- щению, хмыкнул, крякнул и ответил:
  
  - Боюсь, мне понадобится очень теплая шуба, ведь я в багажном отделении самолета?!
  - А вот и нет! - радостно воскликнул Фемистоклюс. - Вы на дет- ской карусели! Но поскольку вы с годами не утратили способность логически мыслить, я спою для вас песенку, которую сам сочинил! Остальные тоже могут послушать!
  - О да! - энергично отозвался повеселевший профессор. - Мы чуть головы не сломали, разгадывая ваше стихотворение про псину!
  Дед снисходительно улыбнулся и запел дребезжащим голоском очень серьезно и с чувством:
  
  Первая муха проснулась От зимней спячки своей, Потянулась и улыбнулась Глазастою мордочкой всей!
  
  Задней лапой за ухом Обнаружила мед и халву,
  Пропела: "Как сладко жить мухам!" И полетела в Москву...
  
  Тут дед боковым зрением заметил, что возбужденная Рокки, цо- кая шпильками, мчится из кладовки в Оливковую с литровой банкой вишневого варенья, и запел неестественно быстро и бравурно:
  
  Со скоростью, как в задаче, - Километров пятьдесят.
  "Спросонок летаю я клячей,
  Как простыни, крылья висят!" - Так думала муха в полете,
  Когда ее камерой снял
  Тот, что летел в самолете, И детской рукой помахал!
  
  Дедуля отнесся наплевательски к аплодисментам и поспешил уе- диниться с Ро и банкой в своей любимой комнате. Слава ему была чужда.
  - Рёзи, запиши у себя в телефоне: не забыть спросить у дедули, кто родился от Коровина и Северьяны, - продиктовала примадонна Березе.
  - Дедушка, я отвезу тетрадь Марьяне на память о деде? - спросил Под профессора.
  - Да-да, - ответил тот, - жалко, слона упустили ...
  
  Мушка с Подом и Ровеной суетились, бегая туда-сюда, к ним присо- единился и Майонезов. Остальные, глядя на них, наконец-то осозна- ли предстоящую разлуку. Все, кроме Никоса, загрустили. Он взглянул бодро на профессора и Варвару Никифоровну, которые сидели рядом, усталые и несчастные, и держались за руки, положив их на стол.
  - Что-то вы совсем приуныли! - энергично воскликнул художник. - Вот они там все устаканят, а потом мы наймем вертолет, все в него по- грузимся, наберем канцтоваров и полетим к ним!
  - Разве такое возможно? - спросил с надеждой удивленный про- фессор.
  - Поверьте, это будет в разы дешевле, чем кофейный сервиз Людо- вика Четырнадцатого! - хохотнув, ответил Никос.
  - Слава Богу! - радостно сказал профессор. - Слава Богу за все!
  
  Апрель 2018 г.
  
  ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  
  Глава ПЕРВАЯ. МАЙОНЕЗОВСКИЕ СКАЗКИ
  Часть первая. Осенние знакомства. 7
  Часть вторая. Снежный денек. 55
  Часть третья. Весенний дуб. 87
  Часть четвертая. Летняя идиллия. 124
  Глава ВТОРАЯ. ИСТОРИИ ГОСПОДИНА МАЙОНЕЗОВА
  Часть первая. "Мостики Фемистоклюса" -
  теория академика Войшило. 174
  Часть вторая. Рождество в Москве. 197
  Часть третья. Опасная стезя полковника Котса 238
  Часть четвертая. Награды для героев. 287
  Глава ТРЕТЬЯ. РАССКАЗЫ ПОЭТА МАЙОНЕЗОВА
  Рассказ первый. "Черная роза, умри!". 324
  Рассказ второй. Клетка ангела. 330
  Рассказ третий. Не преследуйте радугу!. 355
  Рассказ четвертый. Ровена. 375
  МАЙОНЕЗОВ ПРОЩАЕТСЯ С ДРУЗЬЯМИ, ИЛИ. 422
  
  Об авторе
  
  Людмила Владимировна Литвинова - и автор, и одна из героинь трилогии (Маша, Л.В.Л, Мария Эльвээль,Люнечка) пишет с детства и в стихах, и в прозе.
  Сказки для взлослых "ИСТОРИИ ГОСПОДИНА МАЙОНЕЗОВА" - стопроцентный позитив с элементами приключений, юмора, фэнтэ- зи, детектива, мистики, с уютными российскими застольями в Рос- сии, с итальянской страстью в Италии, с хлебосольными греками в Греции, с сибирским золотом в Сибири!
  По мнению автора, искусство создается из парадоксов, а не из гладких схем, поэтому так густо переплетена невероятными и неожи- данными событиями творческая ткань "Майонезова" - книги сказок для взрослых.
  В ней последовательно рассказывается о том, как смешные хво- статые и клыкастые человечки, обросшие, как шерстью, ложными логическими схемами, предрассудками, фобиями и другими друхов- но-культурными рудиментами, становятся не старыми желчными за- нудами, а "человеками" - мудрыми, добрыми и счастливыми.
  Что сопосбствует преобьразованию героев? Конечно, им помогает Бог, и внутренний творческий запас, но главные причины удивитель- ной трансформации - любовь, взаимопомощь и взаимопонимание.
  
  
  
  
  
  
  Литературно-художественное издание
  
  Литвинова Людмила
  Истории господина Майонезова
  
  Генеральный директор издательства С.М. Макаренков
  
  Ведущий редактор И. Аверьянова Выпускающий редактор А. Пароева Компьютерная верстка: Е. Каракозова Художественное оформление: М. Терентьева Корректор: Л. Куролесова
  
  16 +
  Знак информационной продукции согласно Федеральному закону от 29.12.2010 г. N 436-ФЗ
  
  
  Подписано в печать 00.10.2018 г.
  Формат 60х90/16. Гарнитура "CharterC".
  Усл. п. л. 33,12. Тираж 200 экз. Заказ
  
  
  Адрес электронной почты: info@ripol.ru Сайт в Интернете: www.ripol.ru
  
  ООО Группа Компаний "РИПОЛ классик" 109147, г. Москва, ул. Большая Андроньевская, д. 23
  
  
  Отпечатано: АО "Т8 Издательские Технологии" 109316, г. Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корпус 5
  www.t8group.ru; info@t8print.ru тел.: 8 (499) 332-38-30
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"