Литвинова Людмила Владимировна : другие произведения.

Ровена

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Позитивный, развивающий, последний рассказ последней части "Майонезовской" трилогии.

  РАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ. 'РОВЕНА.'
  
  Мальчик отдышался и осмотрел ободранные колени, приподняв короткие штанишки. И одежда, и капельки крови на коже, и тонкие грязные пальцы казались зелёными от зеленовато-изумрудного света, который висел между чёрных деревьев, как газовые декорации на сцене. Ребёнок хотел посмотреть назад, но у него сразу же закружилась голова при одном взгляде на пропасть, из которой он поднялся. Он посмотрел вверх, казалось, этот зелёный свет идёт, точнее свисает, оттуда. 'Ползи, ползи, мой милый!' - снова позвал ласковый матушкин голос, и мальчик, ухватившись за выступающие корни деревьев, сморщив грязное, усталое личико, снова пополз почти по отвесной скале.
  Ребёнок всё чаще припадал лицом к переплетённым, как змеи, корням для отдыха, но сразу же его звала матушка: 'Ползи, ползи, мой милый!' И он снова и снова полз, не замечая, что его пальцы уже, словно вымазаны белой глиной, и всё пространство между деревьев заполнено молочным светом.
  Наконец, бледный израненный ребёнок выбрался на вершину и, не смотря на усталость и дрожь в руках и ногах, широко открыл изумлённые глаза и засмеялся радостно и счастливо. Он стоял на лепестке гигантской белой лилии, внутренность которой излучала идеально - белый свет!
  Мальчик присмотрелся повнимательнее: нет, это не цветок! Это огромный, словно из сияющего снега, город, располагающийся ровными улицами по склонам необъятной чаши, а внутри неё, в самом низу, блестело озеро, по которому плавали, казавшиеся игрушечными, корабли с белыми парусами! Все дома в городе, храмы и дворцы с башенками тоже были белоснежными! И от всего, казалось, исходит это удивительное, немыслемой белизны, сияние!
  'Иди туда, мой милый, иди смелее!' - раздался знакомый голос. Мальчик, словно очнулся, нет это не матушкин голос, это голос Маши!
  - Нет, нет, - решительно произнёс ребёнок, - мне нужно домой, я не хочу огорчать Варвару Никифоровну и всех наших!
  Он повернулся спиной к прекрасному городу и , цепляясь израненными руками за неприятного вида корни, принялся спускаться по опасной скале ...
  Профессор вздрогнул всем телом, разжал скрюченные, онемевшие от напряжения пальцы и снова сжал их. Его газета скатилась к ногам в мягких домашних туфлях. Войшило, не открывая глаз, начал прислушиваться к звукам. Удивительно устроен мир: серьёзное и смешное переплетены в одну ткань! В кухне Пыш что - то рассказывает деловым тоном, а Мушка и Берёза смеются, Паралличини при этом верещит: 'Девчонки, где мой лук, где мой лучано?!'
  В комнате, где Войшило, было, задремал в кресле, уютно потрескивает камин, а Варвара Никифоровна и Рокки разучивают новый романс 'Усадьба'. Профессор с удовольствием открыл глаза. Ро сидит у рояля в розовой шёлковой блузке с круглым воротничком, а Варвара Никифоровна в серебристой шале с длинными кистями опирается о белую блестящую крышку рояля. Профессор невольно заулыбался, глядя на их лица. Обе очень смешно вытягивали в пении губы и щёки, как поют только оперные авторитеты, смакуя каждый звук. Варвара Никифоровна, распахнув шаль и выкатив бюст, изумительно выводила:
  'Мне снится ночная усадьба
  С открытыми окнами в сад,
  Шумит в ней весёлая свадьба,
  Заздравные тосты звучат!'
  Рокки, самозабвенно, почти сливаясь длинным носиком с клавишами, притянув плечи к ушам, чувственно подхватывала:
  'Душистые яблони сада,
  И смотрит невеста на них,
  'Услада моя, ты услада!' -
  Ей жарко прошепчет жених!'
  Варвара Никифоровна, сморщившись на миг и закрыв ухо, обращённое к Ро ладонью, лихорадочно блестя перстнями, продолжает с ещё большим чувством:
  'Романсов потребует пьяно
  Известный в округе богач,
  И старое фортепиано
  Исторгнет взволнованный плач.
  
  Повеет сквозь окна прохлада,
  И пламя свечей оживёт,
  'Услада моя, ты услада!' -
  Душа, просыпаясь, поёт.'
  Недовольная Варвара Никифоровна отнимает ладонь от уха, морщится, как от имбиря, и заявляет властно: 'Девочка, надо петь: 'Усла-а-ада моя, ты усла-а-ада!', а ты поёшь: 'Услада мо-о-я-яя, ты услада!' Как, скажи, ты умудрялась побеждать на конкурсах?!'
  Рокки дёргает подбородком и энергично взмахивает над клавишами руками так, что взлетают лёгкие розовые валанчики на рукавах её блузки. И Ро, вытянув губы чувственной воронкой до самых нот, неистово запевает:
  'Спешу я подняться с постели,
  Чтоб настеж окно распахнуть,
  Всю ночь чтобы птицы мне пели,
  Чтоб полнилась радостью грудь!'
  Обе, закатив иступлённо глаза, в едином порыве, вздрагивая каждым мускулом, каждой складкой лица, заканчивают, по - мнению Войшило, очень слитно и превосходно:
  'Услада, моя ты услада!' -
  Влюблённый поёт соловей
  Из белого вешнего сада
  Цветущей усадьбы моей!'
  Профессор энергично аплодирует и думает: 'А ведь, действительно, весна, а я, старый дурень, мог бы сегодня умереть и огорчить моих милых певуний...'
  - Ро, ты превзошла все ожидания, - обмахиваясь веером и делая реверанс в сторону профессорского кресла, заявляет Варвара Никифоровна, - кто тебя учил так брать 'до'? Выла, девочка, как голодная гиена!
  - Мамочка, я, действительно, очень голодна! - с наивной улыбкой школьницы отвечала взлохмаченная, как Бетховен, Рокки.
  - Не забывай, что сегодня четверг, и мы, девушки, на ужин едим только тёртую морковь с молоком! -смягчившись на полтона, наставляла Варвара Никифоровна, - А - то, ведь, знаю я Адрияшку, как пить дать, соблазнит, речистый!
  Она скинула эффектно серебристую шаль в бархатных коркаде и, взмахнув широкими гофрированными рукавами изумрудно-зелёного платья, похожего на декорации из недавнего сна профессора, принялась поправлять кружевную скатерть на столе и раскладывать салфетки.
  Влетел, почти глобусообразный, в фартучке, как тряпка тореодора, Паралличини с большим деревянным блюдом, напевая сладкозвучной сиреной: 'Удиви - дивительное дело, в рот карто - картошка залетела!'
  За Паралличини вошли: грациозная, как жираф, в леопардовом платье Мушка с тёртой морковью на подносе, и пританцовывающая, в короткой кожаной юбке, Рёзи со стаканами молока и серебряными ложечками.
  Запутавшись, несколько, в портьерах, степенно вкатился Пыш в клетчатой фланелевой рубашке и шерстяном трикотажном жилете. Поэт сразу же подсел к профессору, подняв его газету, с вопросом: 'О чём полемизируют?'
  - Устал я от белой злобы, синей зависти, красных баек и зелёных рассуждений, - действительно, усталым тоном изрёк профессор, - очередная обезьянка пытается доказать миру, что она сверх - человек, но ей, увы, не хватает человечности, как заметил Конфуций, для некоторых - Конфузий, ещё две с половиной тысячи лет назад, то есть, главного качества человека!
  - Да-да, помню, Лола его называла в детстве, именно, так, - радостно сообщила душистая и лучистая, изумрудная Варвара Никифоровна, - к столу, конфузии мои, к столу!
  Дамы, не глядя на тарелки джентельменов, захрустели приглушённо морковкой, изящно цепляя её серебряными ложечками и запивая неспешно молоком, чтобы лицо имело цвет и бархатистость абрикоса. А джентельмены, без всякого изящества, принялись уписывать луковую пиццу, стараясь погромче хрустеть зажаристой корочкой.
  На пятой минуте трапезы наступила традиционная передышка для интеллектуальной беседы, и профессор не замедлил ею воспользоваться, сообщив: 'В жизни всё просто, дети мои: если я делаю добро, то работаю на Бога, а если делаю зло, то работаю на лукового, а после смерти попадаю туда, где заработал, так сказать, местечко. Но какое, спрошу я вас, самое тяжкое испытание посылает Бог людям, чтобы сделать их терпеливее, сильнее, то есть, укрепить их веру?
  -Дорогой, это же понятно, - сразу же отозвалась Варвара Никифоровна с абрикосовым румянцем на щеках и белыми усиками над пухлым ртом, - это смерть близких!
  - Смерть детей, - уточнила Рокки, сочувственно взглянув на Мушку.
  - Непризнание таланта? - предположил Пыш.
  - Раззорение, полный крах, - нарушив инструкцию и не запив морковь глотком молока, скороговоркой произнесла Рёзи, - улёт в трубу!
  - Болезни, инвалидность, прикованность к постели? - спросила внимательно слушавшая их Мушка, и, сгустив краски, сама себе ответила, - Паралич после инсульта в одиночестве.
  - Нет - нет, ребята, это тюрьма! В тюрьме многие ломаются! - почти бестактно, перебил её Паралличини.
  - А я, смею заметить, - заметил - таки мудрый профессор, - что нет ничего страшнее периода, когда все хорошо! Тогда человек зажирается, прошу прощения, перестаёт благодарить Бога и начинает изнывать от скуки, а чтобы разогнать её, пускается во все тяжкие! А Бог лишает неблагодарного всего и насылает на него разные беды, чтобы образумить пресыщенного ... Вот у нас сейчас всё хорошо ...
  Сидящие за столом напряжённо переглянулись.
  - Кстати, Рокки, где старина Кро? - почему-то озабоченно спросил Пыш и нервно посмотрел на старинные бронзовые часы на чёрном рояле.
  - Гуляет с коляской, должен подойти минут через пять, - съёжившись и отодвинув молоко, проговорила малышка Ро, - дай мне кусочек, Адриано, малюсенький ...
  - Да-да, - с готовностью кладя на протянутую тарелку здоровенный кусок пиццы, с обезоруживающим оскалом забалагурил тенор, - видел я вчера: гуляет себе рядом с нашим и Фигиным домом и не любуется спящим в коляске внучиком, а, вытянув шею, разглядывает, что делает наш старый приятель!
  - И что делал Фига? - живо заинтересовался Пыш.
  - А Фигурка, со стаканом коньяка, прижался к стёклам и высматривал, что делает старина Кро! - издав здоровый смех, сообщил Паралличини, утирая лоб тряпкой тореодора.
  - Бедный Фигурка! - сокрушённо произнесла Варвара Никифоровна, - После смерти Ксении совсем спивается! И жить без нас не может, коттедж построил вплотную к нашему - сосульки срастаются! И общаться с нами не желает!
  - Его надо прочихвостить хорошенько всем нашим коллективом! - заявил бодрячок - тенор, - Он совестливый! Обличить его, и баста!
  - Всё надо делать с любовью, - сказал умиротворённо профессор, - я расскажу вам одну быль. Она не из наших семейных хроник. Жил - был мудрый старец. Монахи, как - то, прибегают к нему и говорят: ' Авва, скорее пойдём с нами, обличи одного нашего брата, этот блудник, нечестивый, сейчас привёл к себе в келью распутную девку!' И всей возмущенной толпой устремились к жилищу грешника. А он, заметив их, спрятал свою гостью в большую корзину. Старец, как вошёл в келью, сразу понял, где женщина, и сел на эту корзину, предложив: 'Обыщите, братья, всё жилище!' Монахи ничего не нашли, извинились перед блудником и ушли. А старец, поднявшись с корзины, ласково изрёк: 'Думай о своей душе, брат!' и вышел из кельи.
  - Мне не по себе, где Кро? - наморщив лоб, заволновалась нервная Рокки, - Добавь мне крошечку, Адриано!
  - А что там с нашей Ровенушкой?! - вдруг всполошилась Варвара Никифоровна, - И где, действительно, Зая?!
  - В субботу прилетит наша красавица, - жизнерадостно ответила Рёзи, - без паники, ребята! А Фигу надо лечить! Он потерял жену, практически, всех детей, престижный пост, здоровье! Ужас! Дай мне полкусочка, мачо!
  - Ровенушка, - снова повторила с истерическими нотками Тётушка, - сердце не на месте! Эти итальянские мужики, такие обаяшки! Положи мне половинку полкусочка, Адрияно ...
  - Силы небесные! Сегодня все помолимся о Ровене и пожелаем ей счастливой дороги, - стараясь держаться бодро, произнесла Мушка, - Адриано, дружочек, оставь кусок для Кро, а остаточки положи, пожалуйста, мне, прямо на морковь!
  - Морковка проиграла! - подмигнул Пышу радостный тенор, - Я даже предсказал счёт 4:0 в пользу пиццы!
  
  Ровена стояла у окна римского отеля 'Лючи' и смотрела на дождь. Она уже приготовилась ко сну: заплела золотистые волосы в косы, поверх настоящей итальянской ночной рубашки, с кружевными сердечками и крошечными перламутровыми пуговками на манжетах и под вортничком, накинула широкий с кистями шарф с крупными чёрными цветами на тёмно-розовом фоне. Да, она, почти, итальянка. Жаль, волосы не чёрные. Спать не хотелось. Внизу, возле своей сувенирной лавки, тёмнокожие африканцы в широченных джинсах и многоцветных плоских шапочках отплясывали брейк - данс. Узкая улица слабо освещалась, но в кухне ресторанчика напротив горел оранжевый свет, и молодые официанты: парень и девушка, поспешно, прямо руками, что-то доедали с принесённых в мойку тарелок. Ровена сочувственно улыбнулась, она знала, что такое голод. Ещё несколько лет назад она спала на широкой скамье, укрывшись шалью Фуксии, положив под голову мешок с овечьей шерстью. Пахло кислым молоком и свежеиспечённым хлебом, а за оконцем, почти до верха заметённым снегом, выли голодные волки. Фуксия не выдерживала, приглушённо ругаясь, слазила с печи, наливала полный ковшик смородиновой настойки, выпивала её, словно квас, хватала со стены ружьё и, в одной льняной рубахе, босяком, выбежав на заснеженное крыльцо, палила в темноту.
  'Кто там, маманя, медмедь?' - сонно спрашивал её с печи носатый сынок. 'Говори: 'ведмедь', скоко тебя учить!' - громким шёпотом отвечала ему разгорячённая мать.
  Теперь Фуксия ходит с подросшими сыновьями на охоту и рыбалку. У тёти Мед уже четыре дочки. Она устроила в бывшей Ровененой избе школу, где обучает грамоте деревенских девок и ребятишек. Ещё она ухаживает за парализованным Дудкиным, у которого, к тому же, цирроз. Наверняка, Мед каждый день приговаривает свою любимую присказку: 'Нам, мужикам, всё по зубам!'
  Ровене тоже пришлось потрудиться. Она научилась правильно говорить, стильно одеваться и разбираться в европейской культуре. Но, разучилась бесшумно ходить, охотиться и понимать голос природы. Одним словом, приобщилась к западной культуре, изучая её в Риме. И вот, завтра - последний римский денёк, и встреча с Марио, возможно, тоже последняя. Он так мечтал обладать её большим сильным телом, даже не догадываясь, сколько на нём шрамов! Марио, Марио, заводная птичка с пружинкой внутри!
  Ровена скинула шарф, подняла кружева подола до подмышек и подошла к зеркалу в овальной бронзовой раме. Очень красивая, как у античной статуи, грудь, но шрамов, увы, не убавилось. И они, по-прежнему, безобразны. Да, пляж не для неё. Что там пляж, даже прозрачную блузку можно носить только с плотной комбинацией, вызывая удивлённые взгляды однокурсников.
  Девушка опустила тонкую бледно-розовую рубашку, накинула и плотно запахнула широкий шарф, мельком взглянула на натюрморт под старину в бронзовом же овале. Все, хватит вздыхать, пора спать! Не забыть закрыть окно, иначе могут залезть. Внизу пробежали два мокрых зонтика. Африканские плясуны ещё топали энергично на мокром асфальте. В кухне ресторана напротив всё горел яркий свет, блестели большие кастрюли, и никого не было. Ровена закрыла деревянные ставни со щелями, железные - с рядом дырочек, затем - стеклянные створки - на мощные засовы, задвинула тяжелые зеленовато-кремовые шторы. В рамках современной культуры нужно быть осторожным, потому что Ровена из дикой сильной рыси превратилась в умную домашнюю кошку, которой сделали операцию по удалению когтей. И кто она теперь? Впрочем, обязательно найдется человек, который расскажет ей об этом ...
  Девушка выключила жёлтый ночник и с удовольствием, блаженно улыбаясь, вытянулась под шёлковым одеялом. В этом старом здании даже нет отопления. Такие толстые стены, что не холодно. А мартовский дождь слышно через все засовы. Выпускница римского университета так же сладко уснула под его стук, как, когда-то, давно засыпала под шум метели и протяжный вой волков ...
  Наспех позавтракав курасанами и чаем со сливками в ресторане отеля, Ровена вышла на залитую весенним солнцем улицу. Африканцы, пившие кофе возле своей лавки и деловито обсуждавшие блестящие лужи, оторвались от бумажных стаканчиков, замолчали и, с детскими улыбками, уставились на богатырскую девушку.
  Из рядом стоящего синего фургончика, на боку которого была изображена белокурая пышногрудая красотка с огромными пучками макаронов под мышками, выскочил Марио, как всегда, красивый и элегантный.
  - О, пижон, на каком стильном автомобиле ты гоняешь по Риму! - приветствовала друга Ровена.
  - Приятель подвёз, - объяснил Марио, потянувшись для поцелуя.
  Молодой человек был до плеча Ровене, и она, придерживая золотистые пряди распущенных волос, наклонилась к нему. Марио целовался так нежно, что девушке казалось, будто внутри неё тают соты.
  Из макароновозки блеснул завистливый взгляд и белозубая улыбка. Марио обнял Ровену за талию, она его за плечо, и оба, в чёрных пальто нараспашку, в ярких шарфах, зашагали по улочке, заставленной мотоциклами.
  - Ты сегодня похож на актёра, пижон!
  - Скажи, что-нибудь, новенькое, Солнце моё, я это слышу каждый день!
  - Ха! Эти солнцезащитные очки тебе идут!
  - Это я сегодня слышал всё утро!
  Оба счастливо засмеялись и, обогнув большие горшки с цветущими растениями, свернули за угол. Перед ними шевелился гигантский муравейник - железнодорожный вокзал 'Термине'.
  - Говори, Солнце моё, 'Тэрмине', и с ударением на первый слог, иначе полицейские подумают, что ты ругаешься! Обойдем?
  - Нет, пойдем через вокзал, мне надо купить подарки!
  Возле вокзала один за другим останавливались красные двухэтажные туристические автобусы с открытой верхней палубой, откуда улыбающиеся гости Рима с интересом взирали на колоритную парочку, поспешно снимая её на камеры. Марио улыбался, как при вручении Оскара.
  Молодые люди, обнявшись, вошли в вокзал. Справа и слева в нем тянулись пестрые ряды брендовых магазинчиков, а вся центральная часть была заполнена вокзальным людом. Встречающие и отъезжающие стояли с запрокинутыми головами, так как электронное табло с информацией о поездах находилось почти под потолком высокого современного здания.
  Ровена с таким лицом, словно собралась побаловать себя пирожными, устремилась к витрине с манекенами в нарядных блузках.
  - Мне нужно шесть блузок: бабушке, маме, двум тетям, себе, и еще в гости приедет одна писательница - для неё! Какая женщина, Марио, откажется от итальянской блузки с вишенками!
  - Может и для меня прикупишь 'эльку', для моего... для моей... для моей любимой тёти? Тебе сделают скидку...
  -Три 'эльки', две 'эмки', две 'эски', желательно с разным фоном и цветом ягодок,- уже деловито диктовала продавцу Ровена.
  Все было, в лучших европейских традициях, выписано, оплачено, красиво упаковано с милой улыбкой и за короткое время. Можно продолжить весеннюю прогулку. Последнюю прогулку по прекрасному городу.
  - Веди меня, Солнце мое, как слепого, за ручку, я совсем не знаю этот район! А ты, ведь, и квартирку, где-то, здесь снимала на время учебы?
  - Да, и покупала запечённую в фольге рыбу с овощами на ужин вот в этом фотсфуде!
  Из заведения, на которое указала Ровена, высунулись арабы в белых фартучках и колпачках. Эти смуглые ребята с веселыми возгласами махали улыбающейся знакомой красавице. Продавец сумок и зонтиков тоже присоединился к их бурным приветствиям, отложив выкладку товара на своем лотке.
  Ровена шла просто и красиво, как подобает принцессе, с улыбкой информируя друга.
  - Идем прямо и прямо, стараясь не попадать под частые трамваи. Скоро увидишь алтарную часть 'Санта Мария Маджоре'. Что ты знаешь об этом храме, пижон?
  - Ээ...самая большая Богородичная базилика, где хранятся ясли, в которых родился Христос, а так же, чудотворная икона, и что-то ещё... Сам я там не был, но на слайдах всё это изучал. А Вы что скажете об этой базилике, сеньорита?
  - Потолок - шедевр, стены - шедевр, пол - шедевр, всё это делали люди, которые очень любили Бога!
  - Или которым хорошо заплатили! Солнце моё, Бога никто, никогда не видел, поэтому я склонен думать, как большинство граждан, что религия возникла в обществе не как духовная потребность, а как социально-экономический рычаг! Но, как человек, связанный с культурой, я думаю, что есть люди, наделенные большой фантазией, которые и пытаются объяснять миру, что они, как-то, видят и чувствуют невидимое!
   Марио энергично жестикулировал руками, словно лектор за кафедрой. Мимо, почти бесшумно, проплыл трамвайчик, пассажиры которого, оглядываясь на Ровену, припали к стеклам, промытым ночным дождем. Марио еще плотнее обнял подругу, которой хотелось с ним поспорить.
  - А как же чудеса и исцеления, Марио?
  - Самовнушение и совпадения!
  - А сошествие благодатного огня?
  - Еще неизученное природное явление! Я, конечно, хотел бы, как Моисей, пообщаться с Богом, но, как представлю, что родные горы начнут ходить ходуном и дымиться, дрожь по телу! Ха-ха, кстати, у меня тетка живёт у подножия Везувия! Земля, удобренная пеплом, даёт несколько урожаев помидоров в год! А вулканчик-то попыхивает! Тоже, может, кто-то общается с Богом.! Ха-ха-ха!
  - Но, ведь, Бога можно услышать и в тихом ветерке, как Илья.
  - Девочка моя, оставайся, сгоняем к тётке, я тебя сфоткаю на фоне Везувия и всей Неаполитанской бухты! Если не будет туч, конечно! В Помпеях посетим древний публичный дом! Занимались любовью, представь, на каменных ложах! А хочешь, сгоняем в Венецию, я тебе покажу церквушку, где крестили Вивальди! Помнишь: 'Глория, Глория'? Когда я думаю о тебе, я, почему-то, называю тебя Глорией! Странно?!
  Они остановились: он с блестящими влагой глазами, она с грустной улыбкой. Ровена склонилась, рассыпав по его плечам свои чудесные волосы, золотые, совсем, от солнца, и Марио нежно поцеловал её, вызвав восторг у стоявших кучкой и напевавших таксистов.
  Узкая улица с окнами, украшенными ящичками с разноцветными цикламенами, закончилась у правого крыла большой нарядной базилики. Вокруг неё стояли рослые, вооруженные до зубов карабинеры, охранявшие храм от террористов, несколько раз обещавших взорвать его. Завидев Ровену, вояки приосанились и, с улыбками и небрежной жестикуляцией, принялись что-то оживлённо обсуждать, не сводя глаз с красавицы. Самый весёлый и самый загорелый из них не выдержал и крикнул: 'Как звать тебя, топ-модель?!'
  - Глория! - ответил за девушку счастливый Марио.
  Карабинеры радостно засмеялись.
  Перед храмом, возле фонтана, фотографировались многочисленные туристы с неестественно застывшими улыбками. Ровена тоже сфотографировалась, с такой же улыбочкой, рядом с Марио. За фонтаном, то есть, за небольшой площадью перед базиликой, улица расходилась на два рукава, левый вёл к станции метро и скверу с цветущими вишневыми и миндальными деревьями, а правая улочка, со старыми платанами вдоль тротуара, спускалась к просторной площади с часами. У развилки, прямо на тротуаре, стояли столики с белыми скатертями, закрепленными зажимами, на каждом столике красовался горшочек с белым, розовым или бордовым цикламеном.
  - Марио, зайдём в базилику? Смотри, какие мраморные фигуры в золотых платьях, словно зовут нас с балкона!
  - Нет, вдруг у меня при входе найдут в кармане гранату, ха! Веди меня лучше к колизею, Солнце мое!
  - Тогда нам направо, запомни, на случай, если потеряешься, улица называется 'Сан Джованни'. Да обрати внимание, юла, на платаны, они, как марсианские деревья!
  - По-моему, самые заурядные платаны! Но оставайся, Солнце мое, мы каждый день будем гулять возле этих платанов и думать, что мы на Марсе!
  - Нет, меня ждут дома родные!
  - Расскажи мне о своих родных!
  - Они все с чувством юмора, но больше, чем у остальных, его у дяди Кро! Когда я уезжала, Паралличини испек гигантский торт, покрыл его шоколадом, а дядюшка Кро написал на нем белым кремом: 'Помаши нам, и по машинам!' А сегодня он мне прислал утром сообщение: 'Мы тебя уже любим и ждем!' А пониже вот этот свой стишок.
  Ровена достала телефон и прочла с него:
  'Один маленький гнусный комар
  Истребил мою сладкую ночь,
  Словно 'юнкерс', он шел на таран,
  То петлял, то ускальзывал прочь!
  Я отбил себе уши и нос,
  Только чудом не выбил свой глаз!
  Но целехонек был кровосос,
  И гудел, и звенел подлый ас!'
  Оба громко засмеялись, взялись за руки и, покачивая ими, пошли по мощеному тротуару между марсианских деревьев и рядом блестящих витрин в первом этаже старинных зданий. Марио не мог молчать больше трех секунд.
  - Ровена, и старые, и молодые любуются тобою! Не уезжай, ты будешь главным украшением Рима! Тебе нравится Рим?
  - Да, очень! Мне нравится, что повсюду зацвели белые дикие маргаритки! Через два месяца у нас будет такое же нашествие, но только одуванчиков, и все начнут с ними бороться, хоть уже доказано, что они - лекарство для деревьев!
  - Вот и оставайся в этом городе маргариток! А потом мы поедем в Венецию или Флоренцию, и ты увидишь бесконечные поляны красных маков! До самого горизонта - все красно!
  - Я плохо говорю по-итальянски!
  - Ха! После каждого слова подставляй 'о', и все будут довольны! Например: выпил слабительное таблето, купил билето и пошел на балето.
  - Ха-ха-ха, Марио, ты бесподобный учитель!
  - А что еще нравится сеньорите в моем родном городе?
  - Что в каждой улочке висят большие иконы Девы Марии, украшенные красивыми цветами и свечами! Возле одной я прошу Богородицу об одном моем близком, возле следующей иконы - о другом, на всех маршрутах моих прогулок по Риму висят знакомые мне лики Божьей Матери!
  - Да, у нас культ Мадонны! Не уезжай!
  В витринах магазинчиков справа стояли пушистые ветки жёлтой мимозы.
  - Марио, сегодня же восьмое марта! Почему ты не поздравил свою сеньориту!
  - Еще успею, - рассеянно отвечал Марио. Он остановился возле витрины греческого магазина, заставленной черными и красными разрисованными вазами.
  У Ровены от его ответа, почему-то, потемнело в душе, и показалось, что сердце падает во мрак. Она повернулась к другу спиной и уставилась с глупой улыбкой на старинную замшелую часовенку с круглым готическим окном, окруженную такими же, как она сама, старыми платанами с опавшей корой. Небо над вечным городом нахмурилось, солнце затянуло тучей.
  - Марио, ты когда-нибудь думаешь про ад?
  - Я каждый раз думаю про ад, когда смотрю на греческие кувшины, на которых друг за другом бегают голые толстоногие мужики, кто с копьем, кто с мечом, кто, просто, с пенисом!
  Ровена улыбнулась. Нет, ей показалось, Марио не такой, он не может её обманывать. Она обняла друга, и они весело зашагали, разглядывая витрины.
  - Смотри, Ровена, торты с героями мультиков из крема! Я не отказался бы откусить голову королю-льву! А ты чей бы полизала зад с удовольствием?!
  - Пойдем, пойдем, торты не полезная еда!
  У следующей витрины с черепом Марио широко оскалил зубы и попытался в таком положении произнести: 'Я, очаровательный череп, рекламирую зубные щетки для чистки черепов!'
  - Очень смешно! Я насмотрелась на очаровательные черепа, пойдем! - с грустной улыбкой отвечала девушка.
  У следующего магазинчика их уже встречал жизнерадостный продавец, который был одет, как деревянный Буратино в его лавочке. Весельчак предложил молодым сфотографироваться вдвоём в масках из комедии дель арте и рядом с Буратино, который, вовсе, Пиноккио. Получились смешные и яркие кадры. Счастливая парочка продолжила свой путь, крикнув одновременно: 'Грациэ, сеньор!' веселому продавцу в колпачке.
  Навстречу, по направлению к Санта Мария Маджоре, по тротуару тянулась большая компания немецких туристов, они дружно загалдели и вскинули фотоаппараты на Ровену. Марио нежно обхватил её, улыбаясь направо и налево, пытаясь пробиться сквозь ряды 'детей Розы Люксембург и Генриха Гейне'.
  - Ты знаешь, я один раз видела на пляже девушку, всю в шрамах!
  - Я бы удавил эту извращенку, наверняка, занималась садомазохистским сексом! - не переставая улыбаться немцам, ответил он.
  Ровена вздрогнула так сильно, что Марио подумал, что она оступилась.
  - Осторожно, Солнце мое, здесь все выложено камнями!
  - А вот и площадь Сан Джованни с базиликой Сан Джованни ин Лютерано, - дрогнувшим голосом произнесла Ровена.
  - Как же, как же, помню университетский курс лекций и старого доброго профессора сеньора Галачио! Я ему рассказывал на экзамене экспромтом: 'Когда Октавиан был в провинции, Август устроил пертурбацию в сенате!' Он смеялся, не замолкая, пять минут, я уже хотел вызывать врача! Оказалось, что Октавиан и Август одно лицо! Так вот, в этой базилике стоят гигантские мраморные статуи двенадцати апостолов! Возле какой-то из них нужно загадывать желание!
  - В этом первом христианском храме хранятся головы Петра и Павла, а перед базиликой поляна белоснежных маргариток, и статуя святого Франциска, который, словно, выпускает из своих рук голубей.
  - А возле Франциска африканцы продают кожаные сумки, шляпы и зонтики-трости! Как видишь, я не законченный кретин! И знаю больше тебя!
  - Ты, наверняка, не знаешь, пижон, что рядом с базиликой расположена церквушка, где стоит лестница из дома Пилата, по которой Христос спускался на крестные муки! Это 'покаянная' лестница, паломники из разных стран ползут по ней с покаянием.
  - И ты ползла, Солнце мое?
  - Ползла, Марио.
  - Надеюсь, не в короткой юбке?!
  - Нет, но на верхней ступеньке я поняла, что жизнь, действительно, лестница.
  - Согласен, но большинство всю жизнь ходит по своей ступеньке то вправо, то влево, а думает, что вверх! Но пусть они думают, а мы, давай, лучше, поцелуемся!
  Начал накрапывать дождь, запестрели зонтики.
  - Марио, нам направо!
  Молодые люди поспешно свернули в старинную улочку с разноцветными фасадами домов, крошечные балкончики которых были украшены цикламенами и папоротником.
  - Обрати внимание, Солнце мое, справа видна древняя стена с остатками еще более древней арки, а на ней цветущая вишенка! Символично для Рима! В Риме ничего не ломают, здесь все работает: древняя гостиница и древняя булочная! Всё сохраняется и все работает!
  - Отлично! Но слишком много голодных и злых беженцев!
  Дождь ливанул, как из ведра. Марио, схватив за руку, затащил Ровену в ближайшее кафе. Здесь было пусто, в полумраке, сразу возле туалета, их встретила большая раскрашенная гипсовая фигура Элвиса Пресли с гитарой.
  - Классные у него баки, я, пожалуй, отпущу такие же!
  Ровена и Марио сфотографировались с Элвисом, сходили в туалет, повесив сумки на плечо певца, помыли руки, почитали меню у пустой стойки, и дождь кончился.
  Словно две красивые птички, молодые выпорхнули из тени на свет, на улицу, вновь сияющую от солнечных лучей.
  - Смотри, Ровена, впереди идет юная мама и разговаривает со своим косолапым плюшевым бамбино! Послушаем, возможно, это пророческие слова, и тебе нужно остаться?!
  Перед ними шла высокая, в черных широких очках, худенькая, типичная молодая итальянка, в черном коротком пальто, с бежевой кожаной сумочкой на ремешке и такими же перчатками. Рядом семенил малыш, который, видимо, недавно научился говорить. Оба с удовольствием беседовали. Ровена и Марио догнали их и пошли рядом, развесив уши.
  - Я болею, - сказал горестно бамбино.
  - Чем же? - удивилась молодая сеньора.
  - Болезнью.
  - И как называется твоя болезнь? Может, воспаление хитрости?
  - Нет, я болею бактериями.
  - О, Мадонна! Это потому, что берешь грязные предметы в рот!
  Марио и Ровена переглянулись, фыркнули и обогнали маму с малышом.
  - Давай, пижон, объясни скорее тупой сеньорите эти тайные знаки! Ха-ха-ха!
  - Слушай внимательно и запоминай каждое слово! Внутри нас содержится два килограмма бактерий, да-да, в каждом человеке! Поскольку ты большая, в тебе два килограмма сто грамм! Но они же равномерно распределены во всем теле, а любовь - это, когда все тело - сплошная болезнетворная бактерия! И я, даже, не могу поверит, что ты завтра сядешь и улетишь, и бросишь меня! Не могу поверить!
  - Марио, пожалуйста, мне итак не по себе...
  - Не переживай, Солнце мое, тебе дадут самолет с колесами и трезвого пилота! Я попрошу об этом Мадонну!
  - И спой что-нибудь, Марио!
  - Не уезжай, Ровена, я буду петь для тебя двадцать часов в сутки!
  - А четыре для кого?
  - А четыре часа я буду работать над репертуаром!
  Любопытные итальянцы останавливались, разглядывали их, и прислушивались к громкому эмоциональному разговору.
  В конце улицы показалась многоарочная стена колизея. Чем ближе к ней продвигалась темпераментная, то спорящая, то целующаяся парочка, тем плотнее становились ряды мотоциклов на проезжей части и на тротуаре. Слева, в боковых старых улочках, на апельсиновых деревьях висели крупные плоды, которые от солнца казались золотыми шарами. Ровена успевала замечать их и любоваться старыми зданиями и добродушными общительными стариками, играющими металлическими шарами в уютных двориках.
  - Понаставили! Не протиснешься! - ворчал Марио, - Еще и на мусорном баке написали: 'Здесь живет Марио', надрать бы им зад!
  - А вот и брендовый амфитеатр!
  - Солнце мое, давай посидим в кафешке возле метро, отдышимся. Я не привык таскаться по Риму пешком.
  Снова набежала тучка, и начало накрапывать. Рядом с входом на станцию метро 'Колизей' стояли столики со стеклянными трубками посередине, в которых горел газ, и за столиками было уютно, не смотря на сырость.
  - Сеньорита угостит своего пижона?
  - Только в честь восьмого марта!
  - Смотри, Солнце мое, белый медведь фоткает Викторию!
  Девушка в белой шапке, с мордочкой медведя и длинными ушками, фотографировала на фоне колизея дорогим фотоаппаратом долговязого приятеля, поднявшего над головой два пальца.
  Весь газон перед древним сооружением пестрел ковром из разноцветных цикламенов, остальное пространство досталось маргариткам.
  - У нас цикламены - это дорогие капризные комнатные растения, а здесь их сажают на балконах и клумбах!
  - Рим!! А напротив нас древняя незамаскированная культура, простая и вечная: хлеба и зрелищ!
  - Марио, но культура должна к Богу звать или адом пугать, или отстаивать высокие идеи! На то она и культура, от слова 'возделывать', а не от слова 'пресыщать' или 'развращать'!
  - Солнце мое, на такую культуру способны единицы, сидят эти нелюдимые личности в своих творческих кельях и кропают на века, а остальные миллионы не пугают, не зовут, не отстаивают, а обеспечивают хлебом и зрелищами и называют этот коктейль громко 'культурой'. А обыватели пьют со смаком это пойло и считают себя культурными! А настоящая культура, о которой ты говоришь, только для самых продвинутых, без которых общество превращается в зоопарк!
  - Но, ведь, есть и хорошие старые фильмы для всех!
  - Да-да, раньше и снег был белее, и сосульки вкуснее! Слышали мы эту песенку!
  - Что ты знаешь о вкусных сосульках в Риме?!
  - Дай ухо, расскажу!
  Ровена с любопытством приблизилась, и Марио поцеловал её, как никогда. Как же он нежно целуется, этот негодный Марио! Может быть остаться и приятно проводить с ним время? Но ведь хотелось бы иметь семью... Да и свои ждут...
  - Но, ведь, ты не такой, ты окультуренный?!
  - Ровена, я такой, как все, люблю деньги и женщин, макароны и веселую компанию, красивую обувь и стильную одежду, таскаюсь по Европе за впечатлениями и параллельно зарабатываю свои евры, не люблю работать и умру, как-нибудь, тривиально: от сердечного приступа после пьянки, или собьет машина...
  - Ты наговариваешь на себя! А что ты думаешь обо мне, почему у меня такой рост?
  - Чтобы покорить меня! А если честно, дорогое красивое тело, и темная, то есть, не понятная душа... Как темная материя...
  Мимо их столика проехала вереница китайских школьников на электроколёсах - напряжённые дети в одинаковых чёрных шлемах и голубых дождевиках.
  Ровена обдумывала слова друга. У Марио зазвонил телефон. Молодой человек, не глядя на Ровену, говорил, то раздражаясь, то виновато, однако, так быстро и на сленге, что она мало уловила смысла. Но девушка поняла, что он говорил кому-то 'Солнце мое' и 'мне надо проводить знакомую'. Сердце, девичье, снова заныло болезненно и беспокойно. Впрочем, что взять с Марио, заводной птички?
  Он закончил разговор, взглянул на Ровену и понял, что она поняла...
  - Мир, как Рим. Знаешь такой палиндром? Пора, Ровена, через час меня будут ждать в компании.
  Ровена понимающе улыбнулась, расплатилась за кофе и бутерброды и, перейдя дорогу, приблизилась к колизею.
  Два гладиатора, возможно студенты, с обнаженными мечами, приставали к двум немолодым японкам, предлагая за двадцать евро сфотографироваться с ними. Японки поскромничали, поскромничали и согласились. Гладиаторы поспешно обняли хрупких старушек волосатыми ручищами и, с возгласами: 'Агрессиво, агрессиво!!', сделав свирепые лица, вскинули свои короткие клинки вверх. Ровена улыбнулась. Рим, как мир.
  - Солнце мое, это исполинское 'колоссео' вмещало до пятидесяти тысяч зрителей! Великолепный памятник древнеримской архитектуры 75-80 годов нашей эры, пострадавший от землетрясения! Мною истоптан внутри сооружения каждый метр!
  Снова выглянуло солнце, и дорога императоров, вдоль которой, собственно, и стояли бронзовые фигуры императоров, засияла в весенних лучах. Переминаясь с ноги на ногу рядом с огромной кастрюлей, арабы продавали горячие жареные каштаны в желтых бумажных пакетиках.
  Похожие на зонтичные акации, темнели силуэты высоких средиземноморских сосен, шишки которых достигают в длину двадцати сантиметров. Одна из таких шишечек уже лежала у Ровены в чемодане.
  Мимо промчался старинный экипаж, который везла лошадка в смешной вязанной шапочке с прорезями для ушей. В экипаже сидели веселые нарядные девушки с букетиками мимозы. Повсюду витал весенний и праздничный дух. Не хотелось покидать тёплый красивый город.
  - Какие красотки! Ровена, пойдем через форум, да расскажи мне, что такое любовь!
  - Любовь, как вода, сколько не пьешь, а все хочется.
  - Сильно сказано! А еще?
  - Любовь, как лед, многое выдержит, но от одного удара разлетится на кусочки.
  - Страшная история! Но и наконец - третья водная ипостасия?!
  - Пожалуйста. Любовь, как горячий пар, так ошпарит, что раны будут заживать годами.
  - Солнце мое, какой денечек! Он создан для любви!
  Возле статуи Гая Юлия Цезаря лежала веточка мимозы, и неподалеку играл музыкант на странном музыкальном инструменте. Туристы кидали в коробку исполнителя монетки, удивленно разглядывая приспособление, исторгающее столь нежные звуки. На старинной ограде сидели чайки с голубыми, словно бусинки, глазками и внимательно слушали музыку, разглядывая то разномастную толпу прохожих, то древние развалины.
  - Обрати внимание на эту лестницу, Ровена, слева от неё остатки темницы, в которой томились перед казнью, почти две тысячи лет назад, Петр и Павел, а справа растение, которое называется - как?
  - Лопух?
  - Уф, крутая лесенка! Нет, Солнце мое, это окант, от которого произошло слово 'окантовка', изображением его листьев украшали капители колонн и овалы камей!
  - Марио, правда, что из всех римских 'поилок' течет минеральная вода?
  Девушка ополоснула пальца под струйкой возле древнего крана, торчащего из бронзовой львиной морды.
  - Ха! Солнце мое, даже из всех римских фонтанов бьет питьевая минеральная вода, поступающая с гор по акведукам, построенным еще древнеримскими рабами! Давай, сфотографируемся с волчицей, кстати, твоя макушка загораживает Ромула!
  Обнявшись, сфотографировались возле символа вечного города, так и подошли к конной статуе очередного императора, установленной на вершине форума. Девушке казалось, что внутри неё звучит какая-то грустная прощальная мелодия.
  - Ровена, вот он, воплощенный Рим! Посмотри на этого всадника, он, как натянутая струна! Он прекрасный полководец, великолепный любовник и бесстрашный воин! Этот гутоперчивый юноша легко взлетает на своего сильного красивого жеребца! У него, даже, нет стремян! Ноги императора обуты в легкие сандалии, но в них он может покорить десятки стран и народов!
  - Но, Марио, такие конные статуи есть повсюду, я видела и в Германии!
  - Да, я тоже видел: сидит на муле пивной бочонок в стоптанных ботфортах, с сосиской в кармане, ха-ха-ха, и с вилкой в руке! Не путай, девочка моя! Перед тобой папа - Рим, от которого и произошла вся европейская цивилизация!
  - А кто же мама?
  - А мама - это Греция, полненькая умница с грустными, цвета маслинов, глазами. А все остальные европейские страны - это уже их дети и внуки! Одни дети получились путевыми, другие непутевыми, но это все одна большая семья. Посмотри, Ровена, этот великий город перед тобой! Он весь в золотисто-красных тонах, как твои волосы! Такая красавица, как ты, должна жить только в Риме! Оставайся! Вечерком я к тебе нагряну, и мы будем до утренней зари любить друг друга!
  Черные глаза Марио горели, как угли.
  - Нет, Марио, у меня еще много дел.
  - Ты сейчас куда?
  - А вон, на углу площади Венеции, есть посудный магазинчик, в нем продают модные кофеварки! Кроме них мне нужно купить вино, пиццу и кучу всего! Но я очень благодарна тебе за экскурсию, будь на связи!
  Внизу, на площади, мимо статуи Венеции вереницей тянулись красные туристические автобусы, на верхних площадках которых пестрели открытые зонтики. Снова начался дождь.
  Ровена и Марио обнялись и поцеловались, как старые добрые друзья. Но он не отпускал её, сжимая в своих объятиях все сильнее и сильнее, и от него пахло таким соблазнительным европейским парфюмом!
  - Матерь Божья, помоги! - еле слышно прошептала Ровена в сторону иконы Богородицы, украшенной белыми цикламенами.
  Марио разомкнул объятия, и девушка, не оборачиваясь, стуча каблучками настоящих итальянских туфелек, побежала по ступенькам вниз, к площади Венеции, звонко крикнув: 'Чао, Марио, сор-ри!'
  
  Когда Ровена улетала, под крылом самолета было все зеленым, и синее-синее море. Весь полет она спала, так как всю предыдущую ночь не сомкнула глаз, потому что Марио настойчиво ждал её звонка.
  И вот лайнер заходит на посадку, крыло плавно опускается вниз, уши заложило. Внизу все белое: замерзшее озеро, и лес с торчащими из него сосенками, словно мех шкуры гигантского зверя. 'Хоть бы лето скорее, чтоб походить в расстёгнутой куртке', - говорит с жалобой в голосе соседка, и Ровена с трудом слышит её.
  Прилет объявили в зоне В, а всех, прилетевших из Рима, провели через зону А. Ровену никто не встречал. Все такси расхватали, пришлось ехать автобусом по бугристой дороге. 'Это в старину называли 'заразы', эти ямы и выбоины', - объяснял Ровене пожилой сосед. На первой же серьезной 'заразе' автобус сломался, и пассажиры с руганью и угрозами, забрав из багажника чемоданы, растянувшись в цепочку, пошли назад к ближайшей остановке.
  Ровена бодро зашагала вперед, таща за собой большой чемодан на колесах. Сзади раздался шум мотора, и рядом затормозила красная машинка, из которой выскочила худая и подвижная, как на шарнирах, Лола, вся в красном.
  - Я этот шарфик с колизеем увидела за версту! - сообщила она эмоционально, - Махнемся на удачу?!
  И не дожидаясь согласия Ровены, Лола сдернула с неё итальянский шарф, заменив его, проворно, своим красным, пропахшим утомительно чувственными духами.
  - Может подвезете? - спросила с обаятельной улыбкой девушка.
  - Что ты, что ты, масса дел! - отвечала довольная Лола, - Надо собираться: в Греции погреться и в Париже попарить! Во мне все узнают 'музу в красном', жесть! Ты-то оторвалась? Нагулялась? А - то в нашем захолустье закиснешь! Твои сегодня будут пить за тебя и за нравственность, а что за неё пить, всё равно, что за вечный двигатель! А ты предложи свеженький тост, слушай: 'Венерами мы были и остались, линяя красотою наших тел; пусть сохнут те, кому мы не достались, пусть сдохнут те, кто нас не захотел!' Ха-ха, ну расскажи, как погуляла?
  Глаза Лолы блестели холерическим влажным блеском.
  - Меня больше интересовали культурные ценности и христианские святыни.
  - А я гностик! В следующей жизне хочу быть папоротником!
  - А кто такие гностики?
  - Мы верим только в то, что доказано наукой!
  - Разве доказано наукой, что есть следующая жизнь, в которой можно быть папоротником?
  - А жаль, что ты не нагулялась! Твой папа любил в молодости покуролесить!
  - Мой папа всегда любил только мою маму Мушку!
  - О! Как все запущено в этой головенке! Это твои бабушка с дедом, глупыш! Все, молчу! Привет родне!
  Лола, вихляя конечностями, запрыгнула в, томатного цвета, автомобиль и укатила, спрятав ярко-красную улыбку в брендовый шарф, пахнущий итальянским бутиком. В полном недоумении Ровена продолжила свой путь. Было красиво, еще настоящая зима. Справа тянулись, словно стеклянные, кусты, которые от ветра нежно позванивали, как хрустальные колокольчики: динь-динь-динь. Девушка поравнялась с низинкой, в которой чёрные деревья стояли на льду, как кегли на блестящем паркете. По зеленовато-серому льду бегала трясогузка, подрагивая хвостиком, быстро-быстро перебирая тоненькими ножками.
  'Еще одна заводная птичка, суетится, как Марио', - подумала девушка. Впереди, возле дороги, блестело, почти, круглое озеро, похожее на каток, только с черной полыньей посередине. Над этим отверстием, невольно притягивающим взгляд, поднимался легкий туман. Справа, до самого озера, тянулись мелкие симпатичные стеклянные кустики, а слева на заснеженном пригорке показалась витая чугунная ограда кладбища, над которой нависали кроны старых, неестественно толстых лип. Эти кроны, буквально, чернели от ворон, которых собралось на корявых деревьях не меньше миллиона. Жутковатым было то, что все черные птицы негромко, будто сдавленно, кричали, словно плакали дети, совсем младенцы, будто они оплакивали лежащих под ними мертвецов.
  Ровене не доводилось еще слышать такого неприятного карканья, она невольно прибавила шаг, зябко кутаясь в Лолин шарф. Вороний плач скреб по нервам, девушке казалось, что кто-то наблюдает за ней со стороны кладбища. Неожиданно раздался громкий треск, похожий на выстрел. Ровена сильно вздрогнула, остановилась и оглянулась. Гигантская черная стая взмыла вверх с резкими криками. Между покосившихся крестов, а затем через проем в кладбищенской ограде, выскочил карлик с длинной белой бородой и растрепанными седыми волосами, обвешанный связанными попарно большими пакетами, из которых торчали разные костюмы, и, даже, маски, как показалось Ровене. Он мгновенно съехал на спине по снежному склону, проворно перебежал дорогу позади удивленной девушки и, раскинув полы шелкового восточного халата, словно на крыльях, помчался по зеленовато-серому льду озера. Ровена не успела ничего подумать, как этот странный человечек с крючковатым носом исчез в черной полынье, увлекая за собой свои наряды. Всплыла только коробочка с пудрой или какой-то косметикой, и несколько крупных пузырей. Остолбеневшая девушка перевела испуганный взгляд с полыньи на кладбище. Птицы успокоились, расселись по своим ветвям и принялись снова рыдать. 'Жуть!' - произнесла вслух Ровена и заспешила своей дорогой.
  За спиной, со стороны кладбища, раздался резкий дробный топот. 'Покойник!' - пронеслось в голове девушки - 'Главное, не оборачиваться!' Ровена пошла так быстро, как умела. Звонкий топот приближался.
  Девушка резко остановилась, и ледяные пальцы тут же обхватили её лицо, закрыв испуганно моргавшие глаза, запахло огненной геенной.
  - Отгадай! - раздался сзади скрипучий насмешливый голос.
  - Кто это? - растерянно спросила Ровена, не зная, как себя вести.
  - Это я, старикашка Мелдони! - с трескучим смехом проскрипело существо, отнимая свои костлявые ледышки от лица девушки.
  Ровена обернулась, готовая увидеть выходца с того света на звонких копытах. Перед ней стоял смеющийся, с худым отекшим лицом, дядя Фига в спортивном костюме, кроссовках и в клетчатом подпаленном шарфе, от которого несло питардной гарью.
  - Ворон в этом году, будто их из мешка вытрясли! Ну что, красавица, наконец-то, рассталась в вечном городе со своей невинностью? - хрипло спросил Фигурка и зашелся кашлем-смехом.
  - Нет, не удалось никого зацепить за живое!
  - При твоей внешности ты слишком целомудренна, может ты больна спидом? Ха-ха-ха! Твой папа гулял, когда-то, от души, игнорируя общественное мнение одним словом- 'индиффирентно'!
  - Мой папа Пыш всегда любил только мою маму!
  - Детка, Пыш - это мой друг детства! Ты знаешь, сколько мы с ним поймали кузнечиков и сожгли леденцов?! А тебе он-дед! Но я ничего не говорил! Я уважаю чужие тайны! Сменю даже пластинку! Я не хочу оскорблять память Ксении, но, глядя на тебя, я понял, что мне надо делать, чтобы быть в полете!
  Он счастливо заржал, сдернул с Ровены красный шарф, обматал её шею, кое-как, своим затрапезным клетчатым и нагловато заявил: 'Махнём, не глядя, как на фронте говорят!'
  Бережно повязав красный шарф под небритой, красной же физиономией, Фига залихватски, как настоящий фронтовик-партизан, козырнул и помчался, гремя по обледеневшей дороге мёрзлыми кроссовками-копытами. 'А Вы видели старика?' - крикнула ему вслед девушка, но он, даже, не обернулся, летя к своей мечте.
  Ровена, похожая на уставшую стюардессу, продолжила свой путь, кутаясь в шарф, пропахший порохом, пивом и таранкой.
  Вдали показался Дом Черепахи, над каминной трубой которого поднимался голубой дымок. Никто из обывателей сегодня уже не ответил бы на вопрос: почему так называют этот дом? Впрочем, как и сами обитатели этого старого гнезда. На месте, где, когда-то, Паралличини, в минуту душевной невзгоды, произнес: 'Почему всем нужен толстый, умный, добродушный пёс, и никому не нужен толстый, умный, добродушный мужчина?', стояла двухэтажная аптека с вывеской: 'Всё для вас за ваши деньги.' Рядом с аптекой, точнее сказать, прямо перед нею, еще новенький, только со склада, блестел памятник Каталажкину, возле которого сошлись трое: слепой, глуховатый и дальтоник.
   За высоким аптечным окном, в тени франтоватого Каталажки, сидели в белых халатах и смешных накрахмаленных чепчиках, как у монахинь-доминиканок, заведующий аптекой Бобёр и поставщик биодобавок Натоптыш, человек рябой и с обвислыми усами.
  - Не дают сосредоточиться! - возмущался Бобёр,- Всё утро поэтесса Никакая читала возле памятника свою новую поэму 'Система пенсионного страхования'! И за неё ей дали государственную премию за развитие стратегии социально-экономического развития поэзии!
  - А Вы не завидуйте, мы тоже икрой кошек кормим, сконцентрируйтесь,- наставлял Натоптыш, - вот новая партия.
  - Я так понимаю, все эти коробочки из одного бочонка? Да?
  - Но все разного цвета. А названия напишите сам.
  - Я?! Но какие названия?!
  - Идиот, - твёрдо произнес поставщик.
  Бобёр вздрогнул, как от плевка.
  - Берете слово 'идиот', -продолжал с нажимом Натоптыш и пишете на красных коробочках: 'Идиол. Превосходен от насморка!'. Берете слово 'кретин' и пишете на зеленых: 'Кретон. Незаменим при изжоге!'. Берете слово 'дебил' и пишете на желтых коробочках: 'Дебол. Лучшее средство при острой диарее!'. Что я Вам объясняю основной принцип успеха?! Вам пора уже писать монографию на эту тему!
  - Смотрите, какая дылдища с чемодан ищем! - восторженно, так что затрасся накрахмаленный чепец, воскликнул Бобёр, указывая пальцем в окно на подошедшую к памятнику Ровену.
  - Европейка. Волейболистка. Шарф из 'Секенд хенда', - проанализировал бойко, как Холмс, поставщик, - сконцентрируйтесь.
  Голуби, целуясь на лысине Кото-Лажки, чутко прислушивались к разговорам внизу.
  - А кому поставили памятник? - спросил слепой.
  - Кото-Лажке, брату генерала Котса, который описал быт бурятов, -ответил нараспев дальтоник.
  - Да-да, -присоединился к разговору глуховатый, -оба брата были бурятами, а Кото-Лажка прожил 46 лет в самых дорогих городах Европы: Лондоне и Женеве!
  - Я слышал, что он отсидел за теракты в Лионе! - добавил слепой.
  - Короче, лондонский бурят-террорист из Женевы! - подытожил дальтоник, - Надо знать, ребята, своих героев!
  Навстречу Ровене уже бежали Рёзи и Кро.
  - Твои родители встречают тебя в аэропорту, - сообщила после поцелуев румяная Берёза,- а я испекла твой любимый пирог с рыбой, просто объедение! Приготовила тебе горячую ванну с морской солью и поставила в твоей комнате мелкие разноцветные гвоздички! Вот какая я, киска!
  - Давай покачу! - сказал с готовностью радостный Кро, забирая чемодан.
  
  Через неделю все 'рыцари круглого стола', то есть верхушка клана, собрались, собственно, за этим круглым столом, по случаю приезда Маши. Она, со свойственной ей скромностью, явилась незаметно и, скинув белое пальто из верджинской шерсти в пропахшей корицей прихожей, прошмыгнула в гостиную за рояль, в уголке пошептаться с Варварой Никифоровной. Профессор услышал оттуда приветственное чмоканье, приглушенный смех, и супруга громким восторженным шёпотом объявила: 'И я сорок лет назад была царицей, а стала стоптанной туфлёй!'
  Пока профессор туго соображал, что бы это означало, в комнату вбежал Паралличини с фарфоровой кастрюлей ласосевой ухи, напевая: 'Где же наша Маша, ма-ма-ша наша?!'
  Войшило громко кашлянул и указал взглядом за рояль.
  - Добрый вечерочек, уважаемая! - тенор, не растерявшись, нараспев протянул заготовленную, видимо, речь,- Помятуя о Вашей любви к рыбным блюдам, мы устроили сегодня рыбный день! Кроме ласосевой ухи, у нас на ужин: скумбрия с овощами, фрикадельки из минтая во фритюре, запечённая в фольге картошка с 'шубой' из тунца, обжаренная корюшка и ватрушки с сайрой!
  - Меня так хлебосольно угощала только баба Гутя в детстве, когда еще имела надежду видеть меня балериной! - со смехом отвечала гостья.
  Наряженные до неузнаваемости, стареющие 'рыцари' приветствовали Л.В.Л., громко двигая стулья, подшучивая над собой и другими, замирая от ароматов, принесенных, вернее сказать, внесенных блюд.
  - Хотите последнюю новость, господа? - произнёс важный Пыш,- Мунькин упал с дерева под окном Бунькина и сломал палец ноги!
  - Подглядывал за личной жизнью соперника? - поинтересовался со смехом Адриано.
  - Нет, подглядывал за особенностями его творческого процесса! - отвечал, игриво покачивая торсом Пыш.
  - Эта тайна стоит большого пальца! - заявил профессор.
  - Если бесплатно не пускают в кинотеатр, так хоть на халяву попастись в чужой жизне! - со смехом добавила Маша.
  - Ровенушка, я Милан знаю, как свои пять пальцев, особенно все кафешки вокруг Ла-Скалла, а вот Рим-похуже. Расскажи, девочка, что тебе больше всего запомнилось? - произнесла театрально Варвара Никифоровна, вольяжно развалившись в кресле, откинув набок длинный подол голубого шелкового платья.
  - Это было в Ватикане, - отвечала с широкой фамильной улыбкой великолепная Ровена, сейчас покажу видео.
  Она достала из кармана короткого пиджачка, а-ля 'шанелька', телефон, остальные столпились, чуть дыша, за её спиной. Дрогнуло изображение, и раздался звук шагов. За стеклом в витрине, украшенной кружевами, механические фигуры в восточных одеждах изображали Вифлеемское Рождество. Вот Богомладенец из пеленочки протянул ручки, Богородица склоняется к нему, вол поворачивает голову, волхвы, не спеша, кланяются, один из пастухов поднимает руку с фонарем, освещая родившегося Христа, ослик помахивает хвостом, и всё повторяется вновь.
  - Обратите внимание на отражение ног прохожих в витрине, - сказал тихо профессор, словно боясь спугнуть чудо, - одни идут влево, другие вправо, так было и две тысячи лет назад, толпа, не понимая события, проходила мимо.
  - Всё, начинаем есть, пока блюда не остыли! - дал команду Паралличини, - Слава повару и поварятам!
  Профессор поднял вверх худую морщинистую руку, украшенную дорогим кольцом.
  - Как говаривал, ныне покойный, наш Сигезмунд, дорогие мои девочки-белочки и мальчики-зайчики, позвольте мне предложить поднять бокалы этого великолепного итальянского вина, привезённого Ровеной!- торжественно произнес Войшило,- Когда корреспондент газеты 'Спорт против мафии' спросил Сигезмунда: ' Как Вам удалось дожить в здравом уме до немыслимого возраста?', наш старик ответил: ' Я никогда ни на кого не обижался, за всё благодарил Бога, работал в саду, ел простую домашнюю пищу, а по воскресеньям выпивал рюмку водки!' Я предлагаю выпить за то, чтобы каждый из нас следовал этой жизненной модели в целом, а не отдельным её частям!
  - Кстати, о рюмке водки,- спросила Маша, осушив бокал,- почему нет Фиги и Кро?
  - Кро гуляет с внуком, сейчас присоединится к нам, а Фига от нас 'дистанцируется', - объяснил со вздохом тенор, подкладывая гостье фрикадельки из минтая с кариандром.
  Ровена никого не слушала, она сидела напряженно, чувствуя каждой клеточкой, что Марио сейчас целует другую девушку. 'Как её звать?' - отправила сообщение Ровена. Марио ответил сразу же: 'Почему ты меня бросила?'. 'Как?' - настаивала девушка, будто это имело значение. 'Ангела',- помедлив, ответил он. Ровена видела, как наяву, что они, легко одетые и счастливые, идут, обнявшись, по маршруту 'Термине-Колизей'. Она поспешно пролистала в телефоне фотографии: вот шикарный Марио на фоне фонтана площади 'Санта Мария Маджори', вот он в маске Панталоне, а Ровена в маске Доктора из комедии дель арте, вот Марио обнимает Элвиса, вот он пытается дотянуться до римской волчицы...
  Девушке стало так грустно, словно она потеряла любимое колечко, пусть и не подходившее ни на один палец. На дисплей телефона упала слезинка.
  - Уж коль собралось столько творческих личностей на один квадратный метр, - бодро провозгласил Адриано, - предлагаю открыть творческий вечер, и открыть его песней на мою музыку и на стихи уважаемого профессора!
  - Да, да!! - загалдели все дружно, - Открой парочку!
  И они по-спортивному выстроились возле рояля, за которым уже прихорашивалась Ро в новой блузке с вишенками. Врочем, все дамы, кроме Варвары Никифоровны, которая сберегла подарок Ровены на свой день рождения, были в блузках с вишенками! 'Вишневые сестрички' - так назвал их Пыш.
  - Слушайте, уважаемая, - обратился Паралличини к Марии, - песня о весне и называется 'Стриж'! И пусть никого не смущает, что сегодня разыгралась метель! Весна красна - наш дом родной!
  - Вот, вот, - проворчал профессор, - все суставы так и крутит, я, с вашего позволения, буду петь, сидя.
  Варвара Никифоровна, ослепив присутствующих перстнями, взмахнула ручкой, и все бодро запели:
  
  'Что за веселье в небе,
  Глянешь - не промолчишь,
  Словно цветок на стебле,
  Мелькает, вращается стриж!
  
  Он манит друзей и подружек,
  Идёт на отчаянный риск,
  Коснётся крылом их макушек,
  И слышится радостный писк!
  
  Того обойдёт в самом деле,
  Другого нагонит вдруг,
  И снова зайдется в веселье,
  И чертит за кругом круг!'
  
  Все остались довольны своим энергичным пением и счастливо улыбались. Особенно старался тенор, он даже вспотел во время исполнения весеннего гимна. Маша аплодировала за целый зал и отбила себе все ладоши.
  Решили тут же расправиться с вином и ватрушками, а после уже приступить к чтению бессмертных сочинений.
  А старина Кро в этот холодный весенний вечер этим и занимался, спрятавшись с детской коляской за кустом, покрытым снегом, он наблюдал за домом Фиги, лихорадочно подбирая рифмы к новому стишку - по погоде:
  
  'Зимняя мгла от тумана и дыма,
  Птицам озябшим невыносимо,
  Сжато воронье сердечко тоской,
  Словно пожар, небосвод за рекой,
  Воздух мерцает от мелкого снега,
  Нам бы семян или корочку хлеба,
  Мы бы вам спели про вольные дали,
  Где с нами ангелы Божьи летали!'
  
  Если бы тут был сейчас профессор, наверняка бы, старик крякнул и проворчал: 'Какой толк видеть ангелов? Надо видеть свои грехи, вот в этом толк!' Только Кро подумал об этом, к крыльцу Фигиного коттеджа подкатил дорогой автомобиль. Так вот почему изрядно выпивший приятель, борясь со шлангом, пытался пылесосить гостиную, он кого-то ждал! Из автомобиля вышли двое мужчин и, поддерживая женщину в дорогой шубке, повели её на крыльцо. Да это же Лола! У старины Кро мигом очки запотели от выступившего любопытства! Нализалась, Лолочка, нализалась! А Фига вышел на крыльцо с жирнющей пачкой денег! Вот вам и горький пьяница!
   Один из мужчин взял её, не снимая перчаток и не считая. Второй сказал: 'Даму зовут Молли'. 'Молли! - завопил, как ужаленный, Фига,- Зачем мне эта Лола - кусок прикола?!' 'С того, что Вы нам дали. Будут проблемы, звоните, моя фамилия Натоптыш, - приглушенно ответил один из приехавших,- не создавайте шума, в соседнем доме, похоже, свадьба!'
  Таинственные незнакомцы сели в авто и укатили, а Фига вбежал в гостиную, допил свой стакан и принялся нервно ходить взад и вперёд, то громко смеясь, то ругаясь на чем свет стоит. Женщина поднялась по крыльцу на четвереньках, на последней ступеньке выпрямилась и поковыляла в открытую освещённую дверь. Старина Кро облизал пересохшие губы и подобрался поближе к окну. Так называемая Молли, точнее, Лола, уставилась жадно на бутылки и небрежно бросила Фиге: 'Налей-ка и мне, красавчик!' Фига громоподобно заржал, то есть, разразился здоровым смехом и уселся в кресло с полным стаканом. Молли протянула, было, руку к бутылке, но, тут же, запнулась о стоящий пылесос. Она скинула на пол шубку и в вечернем платье принялась неестественными рывками неистово пылесосить ковёр, подбираясь к Фигиным ногам в дырявых носках.
  - Ты мне мешаешь! - грубо заявила Молли.
  - Брысь! - ответил ей Фига с диким хохотом.
  Молли отложила трубку с щёткой в сторону, схватила в охапку большое кресло с сидящим в нём Фигуркой, нервно пьющим коньяк, и швырнула это креслище, словно диванную подушку, через всю комнату!
  У Кро пересохло в горле, он попятился от освещённого окна, разбираясь в ситуации, как свинья в апельсинах, шепча в сторону детской коляски: 'Агу,агу,косатик мой!'
  - А ты мне нравишься! - громко выкрикнул Фига, оправившись от шока, - раздевайся и ко мне шагом марш!
  - А мне это подходит! - рявкнула во всю глотку Молли.
   Она скинула с себя красное платье с блёстками, надетое, как оказалось, на голое тело, и, шатаясь и бранясь, направилась к Фиге, выключив по дороге свет, показав старине Кро цветную татуированную обезьянку на спине.
  - Даже на белье сэкономили, жулики! - захохотав, из темноты выкрикнул Фигурка,- Выключи пылесос, алкоголичка, мы же не в ракете!
  В это время, не подозревая о нашествии инопланетян, в теплой гостиной читал свои вирши поэт Майонезов в лиловом шёлковом жилете, похожий на старорусского помещика. Пыш профессионально завывал, стоя у белого рояля, выставив пузцо и протянув доверительно руку к слушателям:
  
  'Осень, осень, время сказок
  После чай с шоколадом,
  А туман густой так вязок,
  Что не видно звезд над садом;
  
  Поглотил он без усилья
  Свет луны, созвездий, окон,
  И серебряною пылью
  Вплёл его в свой белый кокон!
  
  А внутри в нём пруд и лодка,
  И от света всё искрится,
  Всё размыто, всё не чётко,-
  И окно, и наши лица!
  
  И деревья в блеске пыли,
  Словно древние секвои,
  В дымке яблони застыли,
  Как слоны на водопое!
  
  Кипарисы дружным стадом
  Из туманы тянут шеи,
  Чтоб увидеть,кто над садом
  Золотит всю ночь аллеи!'
  
  - Не дурственно, не дурственно, юноша! - произнес профессор, не давая никому опомниться,- Давайте разберемся, друзья, почему снижена планка современной культуры?
  - А она снижена? - поинтересовалась Рёзи, поправляя колье.
  - Конечно! - удивленно воскликнул Войшило, - очень низкие базовые ценности: нажива, развлекуха, показуха! Отсюда и падение нравов!
  - А Вы бы предложили какие базовые ценности? - спросила его Маша.
  - Высокая нравственность! Прогрессивное развитие! Коллективное процветание! - отчеканил профессор.
  - Я думаю, планка культуры снижена, чтоб перевести её в русло массовой и сделать из неё бизнес! - предположила Ро.
  - Так выгодно правящему классу! - выпалил Паралличини.
  - Не спорте, господа, народ стал ленивей и примитивней! - заявил Пыш.
  - А с чего всё началось, уважаемый профессор? - спросила Маша.
  Войшило понял этот вопрос по-своему, крякнул и, не задумываясь, выпучив над очками мутные глаза, сообщил: 'Всё началось с того, что женщины на войне научились пить спирт,курить папиросы, ругаться матом, отдаваться без любви и делать аборты, как маникюр! Мы сейчас не анализируем, у кого они основным этим порокам научились! И когда они после победы приехали, достали трофейные портсигары, затянулись эффектно, заскрипели ремнями и начищенными сапожками, то юные девушки, замирая, думали: 'И я хочу быть такой же крутой!'
  - Читайте уже стихи, друг мой, не нападайте на женщин, они вели себя на войне, как на войне! - воскликнула бесподобная Варвара Никифоровна, - А всё началось с большого взрыва!
  Профессор удивлённо пожал плечами,хотел еще что-то добавить, но передумал , достал из кармана свёрнутую бумажку и прочёл энергично, развернув её:
  'Словно в купе экспресса,
  В тесной моей комнатенке
  Туда, где звезд завеса,
  В туманностей потёмки
  Лечу, не осозновая
  Ни скорости, ни маршрута;
  Вселенная- без края,
  А жизнь моя - минута!
  И надо успеть потрогать,
  Распробовать, понюхать;
  На бездны вещей и восторгов
  Мне не хватает духа!
  И надо успеть помиловать,
  Погладить и понежить!
  Где только взять мне силы,
  Когда обступает нежить?
  Вороны плачут, как дети,
  Я плачу, кто мне поможет?
  Один лишь на всём белом свете
  Поможешь Ты мне, мой Боже!'
  
  Его жалоба звучала трогательно и искренне, слушатели зааплодировали.
  - Спасибо,- сказал профессор,- но спрошу я вас: зачем Бог создал людей, ведь Он самодостаточен?
  -Для своей и их радости, - с улыбкой ответил Пыш.
  И чтоб люди искали Его, шли к Нему, то есть, духовно развивались,- добавил Войшило.
  - Но людям и так хорошо, - заметил Паралличини.
  -Вот и причина тупика в развитии людей, большинство из которых рассуждает, как неблагодарный эмбрион в утробе матери: 'И зачем мне эта мамка, мне итак удобно, тепло и сытно!'
  - Ну а как нужно жить? - спросил Адриано.
  -Историк Карамзин был мудрым человеком, он писал о том, что жить нужно просто: в среду стал лучше, чем был во вторник - и довольно! - ответил профессор, - А от себя добавлю: жизнь- это мясорубка, через, которую нужно пройти, не потеряв человеческого лица!
  -Понятно! Мне всё близко и понятно, что связано с кухонной утварью! -захохотав, воскликнул Адриано, - Почитайте, кто-нибудь, про любовь! Помните, у Кро было так:
  
  'Любовь-дорогая волшебная ваза,
  Обидное слово, холодная фраза,
  Глядь, вазы тю-тю, только - старая миска,
  Кусай потом локоть, который так близко!'
  
  - И сам уже промёрз, бедняга Кро, и внучика нашего простудит! - со вздохом изрекла Рёзи, кутаясь в меховой палантин.
  - Что значит 'нашего внучика'? - поставила вопрос ребром Ро, дернув плечиком в вишенках.
  - Рёзи имеет в виду - нашего общего засра..., то есть, внучика! - примирительно объяснил Паралличини и тут же предложил,- Читай за мужа, Ро!
  Рокки с удовольствием поднялась,обдав присутствующих французскими духами. Она объяснила, что не помнит названия стихотворения и принялась читать с интонациями Кро:
  
  'Не печально ли это,
  Что кончается лето,
  Что запахло холодным дождём,
  Что стрижи улетели,
  И уже цвиркают где-то,
  А мы смотрим на небо и песен их ждём.
  И совсем позабыли, что на Спас, на Медовый,
  Надо мёда нам в сотах купить.
  Мёд душистый и новый,
  И янтарно-багровый,
  Будем чай в воскресенье с ним пить!'
  
  -Хоть сегодня и не воскресенье, но чайку с медком мы обязательно попьём! - пообещал Адриано и добавил - Вкусные стихи!
  -Сегодня, даже, завывает! Настоящая зимняя метель, -прислушавшись, сообщила Рёзи.
  - А, ведь, уже грачи прилетели, - сказала Мушка, - как же им холодно в их дырявых гнёздах после Юга! Как нашей Ровене!
  И она обняла грустную Ровену, накинув на неё широкий шарф.
  Со скоростью грача в прихожую влетел Кро и впервые за долгие годы закрыл входную дверь на засов. Он промчался через гостиную с коляской, лавируя между творческих личностей, и через полукруглую дверь выскочил во внутренний дворик. Во всех высоких окнах бывших помещений для воспитанниц горел свет. Теперь в этих обширных комнатах жили замужние дочурки Кро, мужьями которых являлись сынки Адриано и Рёзи.
  - Сольси! - закричал, как сумасшедший, Кро не своим голосом.
  Выбежала хорошенькая Сольси в накинутой шале, забрала младенца, а старина Кро набросился на оставленные ему фрикадельки так, словно мстил этим аппетитным шарикам за кровную обиду. Все с любопытством и тревогой наблюдали и ждали.
  -А, правда, вороны вчера кричали из тумана, как дети: уа-уа, - в пространство изрёк Паралличини, и подал Кро рыбную ватрушку.
  Кро не стал держать друзей в напряжении и в деталях рассказал об увиденном в соседнем коттедже.
  - Швырнула, как драного бобика! - со смаком повторил Кро, выпив залпом свой бокал.
  Адриано открыл ещё одну бутылку итальянского вина и наполнил бокалы разволновавшихся слушателей.
  - Что я говорил? - радостно предрёк профессор, - Скоро дамы джентельменам будут морды бить!
  - Манеры Лолины, но в какой качалке она так накачалась? - рассуждала вслух Варвара Никифоровна, - Сейчас мы спросим у ....
  Она болезненно сморщила лицо и сообщила: 'Я совсем забыла вам сказать, что неделю уже не могу найти дедулю!'
  - Да, где он?! - загалдели остальные, - Где он?!
  Начались активные поиски господина Фемистоклюса.
  Кро и Паралличини уже давно поделили пополам бывший гостевой флигель и, после ремонта, жили там с жёнами. Рокки и Рёзи побежали через внутренний дворик, каждая на свою половину. Через минуту зажёгся свет в их высоких окнах, и было видно, как мечется Ро с криком: 'Дедуля, отзовись!', а Рёзи, зачем - то, резко открывает многочисленные шкафы и шкафчики! Мушка с баночкой вишнёвого конфитюра, в качестве приманки, поспешила в Кофейную комнату. Варвара Никифоровна в Лиловой ощупывала толстыми ручками шёлковые портьеры, приговаривая: 'Всё равно я тебя изловлю, проказник!' Профессор громко читал в Лимонной Канта в надежде, что господин Фемистоклюс прибежит послушать свой любимый фрагмент про 'вещь в себе'. Ровена осматривала Розовую комнату, повторяя: 'Дедули нет ...'.
  В этой комнате Ровену и поселила Рёзи в розовом царстве грёз, в котором, давным - давно, спала счастливая невеста Берёза, обрученная с юным 'принцем датским' красавцем Фигуркой. Давно не случалось такого переполоха, и такой активной деятельности в старом доме! Даже курицам в хозяйственном крыле не спалось, так было слышно, как Адриано аукает и чихает от специй в кладовке, как Пыш гремит горшками в кухне и прихожей, а Кро безжалостно, как мародёр, переворачивает Оливковую комнату, откуда и раздался его громкий победный вопль, на который сбежались остальные.
  - Смотрите, что я нашёл в кармане оливкового халата! - возбуждённо прошепелявил Кро, - На ней что-то написано!
  - Что это?! - удивился Паралличини, вцепившись в находку своими толстыми сосисками, - Это палочка от туземного барабана?! И на ней начертаны заклинания?!
  - Нет, это эстафетная палочка, - объяснил многозначительно Пыш, перенеся бережно найденный предмет в гостиную под яркую люстру над круглым столом, вокруг которого и собрались остальные, тянувшие руки к палочке.
  Поспешно принесли из кабинета профессора лупу, и Кро торжественно прочёл таинственную надпись, состоящую из немыслемых закорючек:
  'бы мне и не висеть!
  и все!
  высокая - вторая смена!
  меня нет выбора!'
  - О, - запричитала Варвара Никифоровна после прочтения последней строчки, бедный наш дедуля! Он попал в стеснённые обстоятельства!
  - Уж не продулся ли старик в игровых автоматах?! - предположил Паралличини.
  - Друзья, он прощается с нами и передаёт кому-то из нас эстафету! - догадался прозорливый Пыш.
  - Мне сдается, это связано! - воскликнул, профессиональным носом взявший след, профессор и убежал в свой кабинет.
  Тут же он вернулся с мешочком, который называл 'разная шундра - мундра', из которого, порывшись, достал чёрную плоскую коробочку, некогда, извлечённую Фуксией из желудка убитого Ровеной матёрого медведя.
  - Смотрите! - радостно заговорил Войшило, у которого в глазах зажглись лампочки, - Похожий, очень похожий почерк!
  Он извлёк из баночки старую записку. Все склонились, стукаясь головами, над ней.
  - Я бы констатировал один и тот же почерк! - сказал Пыш, - прочтите вслух, пожалуйста!
  Профессор поправил очки и прочёл особенно торжественно:
  'Луна цвета ласосины,
  Висит псина на осине,
  Распрямилася лесина,
  Улетела к звёздам псина!'
  Собравшиеся вокруг стола, почему-то, трагично вздохнули.
  - Все последние дни, то есть, ночи, конечно, граждане, была луна, именно, цвета ласосины! - загадочно прошепелявил Кро.
  - Они, как-то, связаны, эти записки, - задумчиво произнёс профессор, - думай, Войшило, думай. У тебя светлая голова. Ласосина .... Ласосина ... Чтобы это означало, зайцы мои?
  - Может быть, для надписи на палочке взять недостающие слова из записки, которую, как разведчик, проглотил медведь?! - предложил Пыш, в раздумьи постукивая себя по корпусу.
  - Нет, нет! Буквы! - заявил осененный Кро, - берём из 'улетеда' первую букву 'у' и получаем в последней строке: 'У меня нет выбора!' Чётко!
  - Дедуля не может без мистификаций, - сказала Варвара Никифоровна, утирая слёзы кружевным платочком, - мы теперь без него, как он без вишнёвого варенья! О-о! Какое несчастье!
  - Ровена, - просто, как просят послушных деток, сказала Мушка, - прочти, что написано на эстафетной палочке, пока умные мужи не сломали головы!
   И улыбнулась загадочно.
   Безучастная Ровена отвлеклась от телефона, который отрешённо разглядывала, откинула золотистые пряди и свежим девичьим голосом прочла:
  
  'Лучше бы мне и не висеть!
  Вот и всё!
  Ровена высокая - вторая смена!
  У меня нет выбора!'
  
  - Видите, как всё просто, - констатировала Мушка и снова таинственно улыбнулась.
  Все так разволновались, что Паралличини предложил: 'Граждане и гражданочки! Я мигом сделаю бутерброды с ласосиной, только не поддавайтесь панике!'
  Остальные одобрительно закивали головами и принялись нервно доедать оставшийся ужин.
  - Итак, подведём итоги сегодняшнего вечера, - сказал профессор на правах председателя, постучав вилкой по бокалу, - что мы имеем? У Фигурки поселилась воинственная амазонка Лола. Господин Фемистоклюс нас покинул, но передал эстафету служения и духовной защиты нашего сообщества юной Ровене! Мы, по - прежнему, обладаем выносливостью, проницательностью и жизнелюбием! По-моему, мы не плохо провели вечер!
  - Но ведь ещё не выступал Кро! - возмущенно дёрнув подбородком, заявила Рокки.
  - Да, да, старина, валяй про любовь! - попросил Паралличини.
  Кро дожевал бутерброд с неразгаданной ласосиной под пристальными ждущими взглядами, не спеша запил его вином из винограда, выращенного между Габичче Маре и Габичче Монте, откашлялся и, повернувшись к Ро, прочёл с глубоким чувством благодарности:
  
  'Янтарная моя, то есть, мой электрон,
  Посадить бы тебя, золотую, на трон!
  Явление электричества, собственно говоря,
  И было названо в честь янтаря;
  А посему, потри о себя мою шерстяную рубашку
  И примагнить меня, как Гильберт бумажку!'
  
  Дамы прыснули смехом, джентельмены заулыбались.
  - Кстати, девочки, не улыбайтесь, Кро прав, Гильберт первым назвал нашу Землю большим магнитом! А Гальвани доказал, что живые ткани содержат электричество, проводя опыты с лягушачьими лапками! Джозеф Томсон представлял атом в виде булочки с изюмом, вы догадываетесь, конечно, что он угадывал в атомн! - вдохновенно вылил электромагнитную информацию на слушателей Войшило.
  - Но при чём тут янтарь и электрон, я хочу понять, не обижайся, старина? - спросил любознательный тенор в сторону Кро.
  Но ответил за него Войшило.
  - Всё просто, - объяснил профессор, - янтарь на древне - греческом называется 'электроном'!
  - Да, да ... А наша голова? - не унимался Адриано, - Она электромагнитна?
  - А наша голова - и приёмник, и передатчик, - ответил профессор, - вся наша деятельность построена на электромагнитных импульсах.
  - Друзья, может наша уважаемая гостья что - нибудь прочтёт нам? - предложил смущённый Пыш, поклонившись Маше и выводя открывшего рот Паралличини из дебрей научного познания.
  - У меня есть тема, которая меня всегда волновала, но которая так и осталась нереализованной, - сказала Маша, - из этой темы я и прочту.
  И она прочла просто, немного трагично:
  
  'За потоком Кедрон тишина,
  А внизу голоса и огни,
  И всё ближе, всё ближе они,
  Словно катит пожара волна.
  
  Нет верёвок ещё на руках,
  Что лечили слепых и глухих,
  И зубами скрежещущих их,
  С липкой пеной на грешных устах.
  
  Вон Иуда идёт впереди,
  Поцелует и скажет: 'Равви!'
  И отпрянет от Божьей любви
  Сын погибели с адом в груди.'
  
  - Да, это сложная тема, - согласился профессор, а с ним и остальные.
  - А сделайте признание для пытливых умов, уважаемая, сколько Вы в своих произведениях использовали, как это мягче сказать, фрагментов работ других авторов? Сегодня принято воровать ..., - спросил тенор.
  - Ни одного, - отвечала, как на духу, Маша, - из фолькисточников: старинные логические задачки, анекдот про чашку, анекдот про вилку, свеженький тост, притчу про старца; остальное, увы, моё!
  - Спасибо! Мы так и думали! Друзья, я открыл вечер, я его и закрою! - сказал бодрячок Адриано, - я никогда не сочинял стихов, только музыку, но вчера вышел в сумерках и увидел следующую картину:
  
  'Люди бредут по свету,
  Бредут с огоньками в руках,
  Им дела нет до планеты,
  Что обращается в прах,
  Им дела нет до планет,
  Им нужен лишь интернет!'
  
  Все согласно закивали усталыми головами, допили вино и разошлись по своим комнатам, предложив Маше, некогда любимую дедулей, Оливковую, наполненную пыльными плюшевыми медведями и перевёрнутую вверх дном.
  
  Потянулись однообразные дни. После весеннего Рима они казались Ровене серенькими и бесконечными. В конце марта она вместе с Варварой Никифоровной поехала в оперу на 'Царскую невесту'. Обе, в чёрных бархатных платьях и белом жемчуге, они смотрелись эффектно, царственная необъятная старушка в сопровождении высокой златовласой красавицы. Иностранцы им улыбались и тайком снимали на телефоны, возможно, узнавая примадонну.
  - Ровенушка, глянь в программку да скажи мне фамилию цистерны, что поёт Гришку, отличный вокал! И эта бочка в образе Любаши имеет, весьма, не дурной голос, но слишком жеманится! До Рокки ей, конечно, как до Эфелевой башни пешком!
  - Очень смешно: он её яростно и злобно зарезает, а потом аккуратно и заботливо укладывает на сцену!
  - Ты про бочку, девочка? А ты видела, как она весь спектакль шпиговала цистерну?! Скорее всего, он её муж или живут вместе. Представь, если бочка рухнет и сломает себе руку, то цистерне самому придётся мыть посуду!
  Всю дорогу до дома Варвара Никифоровна пела, как в молодости. Потрясённый таксист взял с них двойную плату и похвалился тем, что, когда был взрыв в метро, он брал в десять раз больше! На что Варвара Никифоровна тоном профессора ответила: 'Очень дурно, голубчик! Когда был взрыв в метро Парижа, таксисты развозили всех бесплатно!' 'Но мы же не в Париже!' - в рифму ответил водитель.
  И снова потянулись, как низкие серые облака, однообразные дни. Профессор захандрил, Ровена терпеливо ухаживала за ним, ходила с ним в старую церковь, где на алтаре была икона праведного Авеля, одетого в одежду из шкур. Шли в церковь, не спеша, с остановками. Надев тёплую кофточку, а сверху меховой жилет, сопровождала Рёзи на рынок за продуктами. Кое-что из продуктов в магазинах покупать не хотели, чтоб не было на столе, как говорил Войшило, пирожков с пирожками и ветчины из ветчины. И по вечерам Ровене не приходилось скучать, она помогала молодым купать детей, читать им сказки и укладывать засыпающих малышей в кроватки. По утрам, под руководством Адриано, надев фартук, месила тесто и стряпала булочки с джемом, посыпая их кунжутом и корицей. Вместе с Рокки высаживала во внутреннем дворике тюльпаны и нарциссы. Одев потеплее стариков, ходила с ними вокруг дома, все трое чистили дорожки от непрекращающегося снега большими лопатами. Весна, где-то, затерялась, возможно, бродила по улице Сан-Джованни или по дороге императоров. Изредка захаживали на ужин гости. Как - то, заехал модный художник из Лондона. Паралличини спросил его: 'Никос, а Вас не смущает, что к Вам прилепили ярлык: 'Модный'?
  - Ничуть! - отвечал тот, - И Микелланджело был модным, и Рафаэль был модным, и я модный! Что поделать?
  Он за три сеанса написал портрет Ровены с младшим сыночком Пода на руках и укатил на свой туманный Альбион.
  В соседнем коттедже каждый день гремели скандалы. Худшие опасения профессора оправдались: у Фиги под глазами появились фиолетовые синяки, и он совсем перестал идти на контакт. Завидев из окна Кро с коляской, Фигурка со стаканом прятался в глубине комнаты.
  Перед Пасхой профессор, совершенно, разболелся, ноги отказывались ходить. Но Ровена всё равно выводила его на прогулку. Уже, кое-где, вылезли мохнатенькие золотые одуванчики.
  - Бедняги, - говорил грустно профессор, - если бы вы, как ваши родственники кок-сагызы, имели в корнях каучук, возможно вас и пощадили бы наши тупые цирюльники.
  А еще через неделю во всех комнатах большого дома появились пышные букеты черёмухи, и в старом доме запахло весной. На Пасху все вместе красили яйца кисточками в разные цвета и клеили на них миниатюрные наклейки: 'Христос воскресе', а после освящения коколись ими с удовольствием.
  Стрижи этой весной прилетели только 12 мая и сразу принялись играть в небе, не отдохнув с дороги. Войшило, увидев их на прогулке, радостно воскликнул: 'О, кто к нам пожаловал!' и тут же экспромтом сочинил:
  
  'Спасибо Тебе за этих стрижей!
  Мне с ними не так одиноко,
  Они меня манят и манят уже
  К таинственной дали далёкой!
  Спасибо Тебе за этих стрижей!
  
  И высь меня тянет к себе, как магнит,
  И шепчет душа ей: 'Откройся!',
  И рвётся из тлена, и к жизни летит,
  А стриж её учит: 'Не бойся!'
  И высь меня тянет к себе, как магнит!'
  
  Ровене хотелось плакать, профессор испугался и начал, что-то, говорить про свой мафусаилов век.
  - Мой дедулёнок, а можно после смерти стать папоротником? - спросила девушка, смахнув слезинку.
  - Биомасса распределяется как от сложных форм к простым, так и от простых к сложным, - отвечал Войшило, - Лично я верю в то, что по окончании земной жизни, буду жить в Царстве Небесном: и по делам, и по вере, и по уровню развития мне это подходит! Смерти нет, есть цепочка переходов, вниз или вверх, которые я, когда-то, назвал 'мостики Фемистоклюса'.
  - Но как может сложная форма перейти в простую?
  - Через посредника, обладающего свойствами, как сложной, так и простой формы. Как сложная световая природа перешла в простую молекулярную? Я говорю о вочеловечивании Христа.
  - А кто может писать? Может мне начать писать?
  - Писать может тот, кто имеет особое ухо, особый глаз, особое сердце и особую честность.
  - А почему наши не уехали жить в Рим?
  - О, это длинная цепочка сложных рассуждений, которая приводит нас к понятию 'родная земля'.
  Девушка ещё старательнее стала помогать близким, и Рим помаленьку отпускал её. Но она не на шутку испугалась, когда в конце июля во время ужина раздался звонок, и на её телефоне высветился длинный итальянский номер.
  - Я слушаю, - осторожно сказала Ровена по-итальянски.
  Родные за столом даже перестали жевать.
  - Меня зовут Ангела, - сообщил напряжённый женский голос, - я выполняю просьбу Марио. Мы с ним поженились во Франции и отдыхали в Ницце. Там был ужасный теракт, грузовик задавил много людей! Это было ужасно! Я отошла за сигаретами, а когда вернулась, Марио был ещё жив ... (в трубке раздались рыдания, и у Ровены потекли слёзы). Он просил меня позвонить Вам и сказать, что любит нас обеих! Ещё он сказал, что ты самая красивая девушка! Я бы отдала его тебе, лишь бы он был жив!
  Ангела не могла справиться с голосом и безудержно рыдала.
  - Спасибо, спасибо Вам, мне очень жаль! - только и смогла ответить плачущая Ровена.
  Она вытерла глаза салфеткой и объяснила близким причину своих слёз.
  - В любви нельзя сидеть на двух стульях, - закрыл тему профессор.
  После известия о смерти Марио, Ровена осунулась и даже, как ей казалось, постарела. Она с головой окунулась в море житейских забот. Девушка помогала Мушке натирать паркет; Пышу набирать новый роман; вместе с Рокки протирала пыль на светильниках, торшерах и многочисленных наградах, и сувенирах; чистила для Адриано палтуса; но особое внимание ежедневно уделяла своим старичкам.
  В то памятное утро завтракали поздно. Опять шёл снег. До нового года оставалось три дня. В прихожей уже благоухала ёлка, наполняя всю жизнь большого дома особым ароматом.
  - Мы с профессором так стары, что боимся в любой момент умереть, поэтому не спим по ночам, не можем наговориться друг с другом! - восторженно рассказывала сияющая, в бархатном халате с маками, Варвара Никифоровна, доедая свой омлет.
  - Кто - то сегодня сладко похрапывал утром, да и мне под утро приснился экзотичный сон: мы все попали в плен к пигмеям в Центральной Африке. Вождь за свободу попросил порадовать его слух красивой умной фразой, - не спеша, рассказывал профессор, - я заторопился и ляпнул первое пришедшее на ум: 'Гитлер капут!'. Адриано, глядя на меня, предложил: 'Пролетарии всех стран, соединяйтесь!'. Пыш, вслед за Гераклитом, констатировал: 'Все течёт, всё изменяется, нельзя дважды войти в одну и ту же реку!'. И остальные предлагали всё, что пришло на ум, но спас положение Кро!
  - Что же такое Зая сказал? - спросила со смехом Варвара Никифоровна.
  - Кро сказал: 'Вассал моего вассала не мой воссал!' - гордо произнёс феодальным тоном профессор.
  Завтракающие дружно засмеялись и, так же, принялись за Ровенины пирожки со щавелем, нахваливая их от души.
  - А я, когда задремала под утро, увидела во сне, что мы все играем в карты, и мне выпал червовый марьяж! - произнесла Варвара Никифоровна, приступая с многозначительной улыбкой к блинчикам с клубничным вареньем.
  Профессор хмыкнул, остальные переглянулись в недоумении.
  - А что такое марьяж? - спросила Ровена.
  - 'Марьяж' - это когда одномастные король с дамой приходят в одни руки, - объяснил Войшило.
  - А моя бабушка 'марьяжем' называла свадьбу! - сообщила многозначительно Варвара Никифоровна, отхлёбывая с улыбкой чаёк со сливками.
  - Так, за кого меня сегодня выдаём? - спросила со смехом Ровена, - Не пора ли нам снег убирать?
  Рёзи и Мушка принялись собирать со стола. А Ровена со стариками, понюхав, в очреденой раз, еловые лапки, пухнущие смолой, хвоей и дремучим лесом, начали одеваться на улицу. Ровена одела белый свитерок, сверху жилетку из рыжей лисы, спрятала свои золотые волосы под чёрный берет. Варвара Никифоровна, напевая: 'Буря мглою небо кроет ...', надела шапочку с оленями, свитер с таким же орнаментом и жилетку из чернобурки. Обе повязали чёрные шарфики. Профессор взглянул на них, бодро крякнул и надел, видавшую виды, старенькую дублёнку со звенящей в карманах мелочью.
  На улице было тепло, но снега навалило полным-полно. По заснеженной ветке, нависшей над дорожкой, бегала смешная проворная белка с шишкой, словно играла ею. В соседнем коттедже снова слышались крики и детский плач. Ровена воткнула лопату в снег и посмотрела за сугробом. Возле Фигиного крыльца стояла красная детская коляска, в которой Под возил на прогулку своего младшего сыночка.
  - Дело неладное, - сказала Ровене Варвара Никифоровна, - оставайся с профессором, а я - на разведку!
  Но разведать она не успела, по ступенькам уже сбегала пьяная Молли с кухонным ножом.
  - Туда никому нельзя! - заявила она резко.
  - Лолочка, я только посмотрю, почему плачет ребёнок! - умоляюще объясняла Варвара Никифоровна.
  - Нельзя! - рявкнула Молли и попыталась нанести ей удар ножом в лицо.
  Ровена мгновенно заслонила Варвару Никифоровну своей рукой, в которую и вонзился нож выше локтя. Молли выдернула его и засмеялась. Ровена сморщилась от боли, по белому рукаву свитера потекла алая струйка. Варвара Никифоровна вскрикнула, а профессор, не раздумывая, огрел Молли своей лопатой, звонко крикнув: 'Знай наших, амазонка!'
  - Вот кого я зарежу! - заверещала Молли, - Всех вас надо покромсать, гости из нафталина!
  - Лолочка, опомнись, - запричитала Варвара Никифоровна, - вспомни, как я учила тебя крестиком вышивать тыкву!
  - Матерь Божья, помоги! - прошептала Ровена.
  - Ох ти, какие мы! - паясничая, выкрикнула Молли, подняв лицо и руки к небу, - Помоги!
  В этот момент юркая белка уронила свою шишку, которая попала в правый глаз хулиганке и повредила его.
  - Ах ты, крыса! Я ничего не вижу! - завопила Молли и швырнула нож в белку.
  Он пролетел выше ветки и упал глубоко в сугроб.
  - Врежь ей, Ровена, лопатой по башке! - закричала Варвара Никифоровна, - И скорей звони в психушку!
  Разъярённая Молли так швырнула Варвару Никифоровну, что та улетела по пояс в сугроб. На помощь жене ринулся бесстрашный Войшило, который мгновенно, только монетки из карманов посыпались, был отброшен свирепой злодейкой под дерево, под которым белка пыталась найти свою шишку.
  - А тебя я задушу, каланча! - сообщила, прищурив хищные глазёнки, Молли. Она подпрыгнула, сдёрнула с Ровены беретик, и по спине, и по плечам девушки рассыпались, как накидка, золотистые волосы, которые ещё больше раздразнили лысоватую Молли. Ровена была в растерянности, она не могла поднять руку на обидчицу, да и раненная рука казалась свинцовой.
  - Не жалей её, Ровенушка, разозлись! - кричала торчащая из сугроба Варвара Никифоровна.
  Невысокая Молли изловчилась и, ухватив Ровену за талию, как котёнка, бросила её на землю. Тут же обидчица подскочила к лежащей девушке и протянула руки к её лицу, желая попугать её, а потом уже задушить. В этот момент, из - за коттеджа, выехал мощный автомобиль, из которого выскочил высокий вооружённый молодой мужчина в чёрном плаще. Незнакомец схватил Молли за волосы и несколько раз выстрелил в неё. Ровена зажмурилась от ужаса, а Варвара Никифоровна с большим интересом разглядывала вовремя подоспевшего избавителя, который показался ей, весьма и весьма, привлекательным! У него были тёмно-русые коротко остриженные волосы, смеющиеся карие глаза под чёрными бровями и улыбка до ушей, как у Ровены! Красавец поспешил вытащить из сугроба просиявшую Варвару Никифоровну, грациозно поправлявшую шапочку с оленями.
  - Генерал Род, к Вашим услугам, почтенная Варвара Никифоровна! - прозвучал приятный мужественный голос возле самого её уха.
  И Варвара Никифоровна сразу же, без очков, узнала нашивку Космического Легиона на груди героя! Слёзы радости полились из её глаз ручьём, и, одновременно, всё её доброе лицо просияло улыбкой. Генерал легко, словно увязшего карапуза, выдернул её из сугроба и поставил на дорожку. Профессор, придя в себя после падения, делал странные движения. Он ползал под деревом, словно что-то искал.
  - Друг мой, уж не потеряли ли Вы свои зубы? - шёпотом спросила его супруга.
  - Зубы, слава Богу, на месте, - восхищённо заговорил Войшило, - но где Вы видели белок, которые не оставляют следов! А мы -то всё ждали Бога в трубном гласе!
  Генерал Род, не спеша, слегка прихрамывая, подошёл к Ровене, сидящей в оцепенении на снегу рядом с убитой Молли.
  - Моя госпожа ранена? - спросил с особой нежностью он, глядя полуласково, полушутливо.
  - Почему Вы, только что убив одну девушку, называете другую 'моя госпожа'? - спросила Ровена, понимая, что он уже не в силах оторвать от неё глаз, и что она сделает всё, чтоб у него никогда не появились на это силы.
  - Рядом с Вами лежит дорогая биокукла, запрограммированная на переноску тяжестей и оказание хозяйственных и сексуальных услуг. Я отвезу её на утилизацию, чтоб у вас не было проблем, производство и использование этих изделий запрещено международной конвенцией, - сказал Род, бережно поднимая Ровену.
  Они стояли рядом, высокие и красивые, как две части одной звезды. Позади девушки раздался нетерпеливый шёпот Варвары Никифоровны: 'Ровенушка, и генерал, и с тобой одного роста, может, и неженатый!'
  - Я ещё не женат, но обручён, - ответил генерал с широкой улыбкой Варваре Никифоровне, а Ровене сообщил, - Ваш отец, мой учитель, наставник и боевой командир, генерал Котс, обручил нас, когда Вам исполнилось всего лишь пять лет, а мне тогда было целых пятнадцать! Вот эти кольца, я всегда ношу их с собой!
  Он извлёк из внутреннего кармана два маленьких золотых колечка, связанных одной узкой ленточкой, и показал их Ровене.
  - Я привёз Вам все награды Ваших родителей! - продолжал Род, доставая из машины чёрный чемоданчик.
  Генерал открыл его, и Ровена, Варвара Никифоровна и подоспевший профессор увидели на чёрном бархате ряды золотых крестов и орденов. Род передал чемоданчик восхищённому профессору и подошёл к распростёртой Молли, от которой исходил резкий химический запах, правый глаз её, почти, вытек. Генерал вздохнул, надел перчатки, схватил Молли за красный свитер и, подтащив её к машине, закинул в багажник.
  В коттедже Фиги громко заплакал ребёнок.
  - Мы совсем забыли про малыша! - воскликнула возбуждённо Варвара Никифоровна - Вперёд!
  И она устремилась кого - нибудь спасать, но запнулась о лежащую лопату профессора, и ему пришлось помогать супруге подняться.
  - Я Вам обязательно сделаю перевязку, кость и крупные сосуды целы, только взгляну, что там, - извинительно сказал Ровене генерал, которому уже казалось, что он совершает преступление, отходя от неё.
  И Ровена, чтобы ему так не казалось, придерживая свинцовую руку, пошла за ним. Профессор отряхнул Варвару Никифоровну, и, вчетвером, они осторожно вошли в распахнутую Фигину дверь, боясь увидеть непоправимое.
  Посредине комнаты, неестественно вывернув руку, лежал связанный скочем Под с заклеенным ртом. Рука его распухла, видимо, была сломана. Поперёк него лежал Фига, сжимая в одной руке бутылку, горлышко которой касалось личика ребёнка, другой рукой гладил его по спинке, насколько позволяли это делать путы. Да, уж, трогательное зрелище!
  Генерал открыл нож и склонился к пленникам.
  - Одну секунду, господин Род! - воскликнула, обнимая его, как родного, Варвара Никифоровна и со зловещей улыбочкой обратилась к Фигурке, - Что, такой - сякой -разэдакий, доигрался?! Научился, наконец-то жизни?
  - В жизне самое клёвое то, что она короткая! - отвечал хрипло философ Фига.
  Варвара Никифоровна вцепилась в его ухо, ободранное Молли, с криком: 'Все съел вокруг себя, всё съел в себе! Ещё и нас хотел погубить! Ещё и внука приучаешь к парам алкоголя с младенчества!'
  - Он сам просит выпить, а я, наоборот, не даю! - не моргнув наглым глазом в фиолетовой окантовке, отвечал Фигурка.
  - Где ты взял эту девку? - допрашивала связанного гестаповским тоном Варвара Никифоровна, уперев кулачищи в бока.
  - Из её шарфа! - отвечал с кашлем Фига, указывая подбитым глазом в сторону Ровены, - Я хотел, чтоб она меня носила в ванну на руках и тёрла спинку!
  Варвара Никифоровна, издав хищное фырканье, вцепилась в другое его ухо.
  - Но на мне был Лолин шарф! - внесла ясность Ровена, пытаясь вытащить малыша из - под верёвок.
  Фига захохотал до хриплого кашля, запрокинув голову.
  - Понятно, - сказал профессор, - дорогая, достаточно! Наш сын Фигурка осознал свою вину, а Ваши педагогические методы могут развить в ребёнке аутизм!
  - Этого ребёнка, мало расстрелять на рассвете! Потом ещё нужно повесить! - заявила кровожадно всепонимающая супруга, показывая Фиге кулак.
  Улыбающийся генерал разрезал путы и освободил Пода и, отдельно укомплектованных, дедушку с внуком.
  Под, болезненно морщась, попытался поднять руку.
  - Где это чудо? - спросил он, озираясь вокруг с опаской.
  - В багажнике, - отвечал Род.
  - Напрасно, - заявил Фига, - если Вы там храните алкоголь, она выпьет всё до капли!
  Генерал усадил Пода бочком к спинке стула и, аккуратно закатав рукав его рубашки, осмотрел повреждённую руку.
  - Перелома нет, но сильный вывих, - констатировал он и, слегка встряхнув, дернул руку Пода.
  Под вскрикнул, но сразу же почувствовал облегчение в суставе.
  - Теперь перевязка в моей машине, - сказал генерал Ровене и повёл её к выходу.
  Остальные, поспешно одев малыша, чтоб его не заморозила разыгравшаяся метель, отправились в Дом Черепахи. Счастливая Варвара Никифоровна вела под руку исцарапанного Фигу, напевая своим божественным голосом: 'Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя ...' Профессор торжественно нёс чемоданчик с наградами, а Под - закутанного сына.
  Генерал, закрыв за собой дверку машины, снял с Ровены меховой жилет и окровавленный свитер. Достал коробку с перевязочным материалом, тщательно продезинфицировал свои руки, затем рану, нанес на неё, какой-то, спрей, скрепил края, ещё раз смазал рану и начал накладывать повязку.
  Метель стучалась в окна машины. Род и Ровена были укрыты от всех, словно занавеской, белой пеленой. Девушку ничуть не смущало, что она сидит в одном бюстгальтере рядом с мужчиной, которого ещё полчаса назад не знала. Она с удовольствием рассматривала его сосредоточенное мужественное лицо, его сильные большие пальцы. Он ей казался очень надежным.
  - Меня этому научил генерал Котс, такая повязка никогда не свалится, даже при активном движении руки, - стараясь говорить спокойно, рассказывал Род, - я собирался приехать ещё в марте, но попал по службе в неприятную историю, ампутировали ногу. Уже привык к протезу, даже, могу бегать. Но придётся служить уже здесь. Там с такой ногой далеко не убежишь.
  - Кто я? Почему я не помню детства? Почему у меня такой рост?
  - Мы, дети, родившиеся не на Земле, все высокие и обладаем рядом отличительных способностей, - сказал генерал с улыбкой, - всё, пациентка будет жить.
  - А доктор?
  - А доктор ни жив ни мёртв.
  - А доктора не смущают шрамы на теле пациентки?
  - Доктора смущает только то, что он не может до конца определить природу этих шрамов, слишком они правильные, будто их нанесли животные. Но так, даже, удобнее их считать.
  И Род, притянув к себе Ровену, принялся поцелуями считать шрамы на её боках, спине и шее, откинув ворох её золотых душистых волос. И он залечил и зацеловал все её раны и ранки. Зажмурившейся от нежности и счастья Ровене казалось, что все беды и горести её жизни уже позади. Ей вспомнилось детство и лица дорогих любящих родителей, их счастливые голоса, и, даже, их могила, в которой они, покрытые оранжевыми цветами, лежали, обнявшись, будто спали. Ей вспомнилась тяжёлая таёжная жизнь с голодными зимами, когда, совсем молоденькой, Ровене приходилось кормить целую деревню, каждый день рискуя жизнью на охоте. Ей вспомнилось безмерное её сиротское одиночество, когда можно было поговорить только с поющим чайником, а деревенские спрашивали одно: 'Каре-Сарыг, где мясо и золото?!' Вспомнились и тяжелые годы культурной адаптации. Но всё это было позади, позади ... далеко за этой метелью...
  А в это время в теплой гостиной Варвары Никифоровны две дочурки Кро, с круглыми животиками под просторными цветастыми платьицами, наряжали ёлку, доставая старые игрушки на прищепках из особой коробки, с наклеенной на её крышке блестящей снежинкой. Сам старина, сидя, качал на руках внучика, а на колене Кро, положив на него головушку, дремал сынок Пода, внук Пыша и Фигурки, весь в зелёнке, как и умытый наряженный Фига. Собравшиеся в гостиной с умилением слушали колыбельную Кро, которую он пел с хрипотцой:
  
  'За окнами метель, и огоньки на ёлке,
  А на столе одиннадцать великолепных роз;
  Пускай в стекло нам дышут медведи или волки,
  Пусть просятся в тепло с обидой на мороз;
  Мы их не впустим в дом, нет - нет, лесные детки!
  Есть косолапый свой с гармошкою, на ветке
  Нам он поёт про то, что розы пахнут мёдом,
  Конфетами, подарками, короче, Новым годом,
  Про то, что за окном метёт, метёт метель,
  А детям и зверюшкам давно пора в постель!
  
  Поёт медведь с гармошкою о том, что уж полвека
  Алёнушке с козлёнком и барышне в накидке,
  К ней космонавт посватался, важней нет человека
  Средь тех, что на прищепке и тех, что лишь на нитке!
  И попугай с подарком, и в жёлтом черепаха,
  И с дудочкою клоун на пир приглашены -
  Народ с пушистой ёлки, мартышка с ними - сваха,
  И золотой цыплёнок, как первоцвет весны!
  
  Пусть сладко пахнут розы, и огоньки мигают,
  Пусть закрывают глазки мартышка с попугаем;
  Под Мишкину гармошку поёт, поёт метель,
  А детям и зверушкам давно пора в постель!'
  
  У Мушки, почему-то, непроизвольно текли светлые радостные слёзы. Фигурка резко вскочил со своего места и вовремя подхватил падающего уснувшего внука. Все радостно улыбались, глядя на Фигу, соскучились по нему.
  - Возвращение блудного сына, что может быть прекрасней! - счастливо крякнув, сообщил профессор и засмеялся по - юношески.
  - Папа, я вижу и мартышку с попугаем, и космонавта, и остальные игрушки, но где же одиннадцать роз? - спросила средняя, очень серьезная, дочурка старину Кро.
  - А вот они! - кивнув на дверные портьеры, ответил он.
  Все с интересом уставились на завешенный дверной проём. Из своего укрытия вышла Ровена, с букетом великолепных алых роз, в сопровождении Рода. Варвара Никифоровна, всплеснув ручками, заплакала. Остальные напряжённо ждали.
  - Генерал Род сделал мне предложение, - блестя влажными глазами, сказала Ровена, - я дала согласие. После Рождества будет свадьба.
  
  Окончание трилогии
  май 2017 года.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"