Правление градоначальника Путанникова в головах горожан - путано, укрыто дымкой
секретности и общей непонятливости. Чьим высочайшим повелением чиновник 11 класса тайной канцелярии, а говоря по обывательски - филер, назначен был на высокий пост, тайна не полишенелевская. Но, по обыкновению, глуповцам понравился чрезвычайно. Маленький рост и субтильное телосложение в контрасте с неподвижным и тусклым взглядом, воздержанностью в речах - придавали его фигуре почти наполеоновское величавее. Эскапады, же им предпринимаемые, шокировали солидных людей и вызывали полнейшее восхищение молоденьких барышень.
То посередь белого дня проскочит по улицам в гусарском мундире с шашкою наголо, то средь ночи из пушки палить примется. Причем в мундире поручика артиллерии похаживает. А потом в мундире воздухоплавателя на шаре братьев Монгольфье аж на 50 саженей подымется. Только в голубом мундире, что по его ведомству носить полагалось, никто его не видел. Может цвет к лицу не шел?
Первый указ, вызвавший полный энтузиазма восторг глуповцев, Путанников издал о лихих людях, что шалили по окрестным лесам, да и в Глупов налеты устраивали.
- Мочить в сортире - как, обычно, немногословно молвил градоначальник. Сортиров в городе отродясь не было. Ходили; по-большому на огород в капусту, а по малому на плетень. Разве что люди солидные и богобоязненные по ночам в бадейку или шайку опорожнялись. Так и решили указ исполнять. Поймав разбойника-подлета, совали его головой в ушат полный дерьма и держали, пока у самих катов терпение выносить невыносимые миазмы хватало. Ежели после сей процедуры разбойник жив, оставался, отпускали с миром, ну а преставившихся бросали в реку и, перекрестясь, шли в баню, смывать вонь.
Градоначалие Путанникова пришлось на довольно- таки редкий для Глупова период экономического процветания. Прогресс к сему процветанию даже малейшего отношения не имел. А имело место географического характера и чисто природного. Ибо заложен град Глупов во времена доисторические, как называет Летописец, естественно, на бугре, хоть и названы те места равнинными и болотистыми тем же Летописцем. Что истине, тем не менее, не противоречит. Уж если Москва на семи холмах стоит и в то же время на Среднерусской равнине находится, то почему бы и Глупову сим параметрам не соответствовать.
Холм на коем град Глупов заложили преграждал прямое течение вод родниковых, дождевых и прочих к реке. А текли они, поначалу, по многочисленным ложбинам и оврагам прочь от реки, и впадали в обширное болото, в коем и пропадали. Из болота же вытекала одна речка - Смородинка, и, сделав большую и извилистую петлю, впадала в реку чуть пониже города Глупова. Такая топография придавала граду Глупову вид живописный, но и чрезвычайно запутанный. Стрелецкая Слобода, расположенная за Дунькиным Врагом, в получасе ходьбы от дома градоначальника, считалась самой дальней, поскольку конного пути не имела, а ехать надо было окольно. Сперва через Нахаловку, затем Негодницкую, за Навозной делалась большая петля вкруг болота Смрадного, пересечь речку Смородинку, и въехать в Стрелецкую со стороны обратной городу.
Именно эта топография явилась причиной десятидневных эволюций легендарного градоначальника Василиска Семеновича Бородавкина
Вот эта совокупность многих причин и географических, и житейских, а именно отсутствие в городе Глупове сортиров и канализации; и привело к процветанию ныне описываему.
Fekalii, говоря на изысканной латыни, а грубо, по-русски: гавно, стекало по склонам весенними ручьями, и сносилось в болото Смрадное. Там и оседало.
Ежели кто в огородничестве, али в садоводничестве ведает, знают те, что, невеликую прибавку навоза в кучу торфа подкинь, и результат паче чаяния. Вот таким, естественным путем образовалась гигантская компостная куча в несколько квадратных верст.
Глуповцы счастья своего не ведали, а слободу, ближе всего к болоту расположенную Навозной обозвали.
Удача пришла нечаянно, и принес ее ученый земледелец из соседнего местечка - Бялогрусть. Сей агроном, приехавший к свату в Навозную слободу, совершал вечером променад по берегу того болота. Был он в подпитии немалом, но как в народе говорят: мастерства не пропьешь, увидел он, что глуповцы и до скончания веков бы не разглядели.
Болото сие, сиречь кучей компостной стало, причем столь преизряднейшей, что и примеру в странах, цивилизованных именуемых, примеру не имела. К сведению читателю, в агрономии несведущему, со слов земледельцев ученых, суть открытия такова:
При некоторых, ни нам, ни наукам не ведомых обстоятельствах, возникают в пластах земных реакции химические. Вот и привела реакция та, по воле божьей к образованию близ града Глупова месторождения humusа, во всех землях окрестных ценимого.
После обязательной, но не слишком продолжительной волокиты, агроном получил в аренду болото и Дунькин враг, по которому выстроил дорогу к реке, где построил пристань. Баржи развозили глуповский humus в Бялогрусть, а так же в места отдаленные и цивилизованные. В городскую казну потекли деньги в прежние времена невиданные. Фортуна, долго стоявшая к глуповцам не тем местом, повернулась тем, которое не сзади. Сняв трехсаженный слой удобрения, обнаружили под ним слой песка, настолько насыщенный золотом, что даже глуповцы сообразили, где собака порылась. Старатели плодились, как кролики. Но, поскольку, золото не навоз, а стратегически важный продукт, пришло высочайшее указание взять его добычу под жесточайший контроль.
Задачу сию и выпало решить градоначальнику Путанникову. Вадим Вадимыч, ежели читателю до сих пор не ведомо имя градоначальника, вина то скромного слуги вашего. Посему продолжим, принеся читателю извинения глубочайшие. Приказал Вадим Вадимыч сыскать в Глупове самого просвещенного и дельного человека, дабы по обычаю древнему, переложить на него ношу для себя, видимо, неподсильную. Что и выполнено было вскоре лично полицмейстером. Предстал пред грозными очами градоначальника попечитель народно-церковного просвещения Олухов Ксенофонт Евграфович. Рандеву длилось, а скорее слово бы подошло - коротилось, не более минуты, полицмейстер даже присесть не успел. Попечитель вылетел из апартаментов, и, не попрощавшись с чадами и домочадцами, отправился исполнять поручение начальства.
Скороспешность не всегда достоинством является, так и в сей раз вышло. Ксенофонт Евграфыч, хоть, и взаправду муж просвещенный был, но только во временах весьма отдаленных. Елинскую и римскую историю, изрядно преодолевши, галльские хроники и саги варяжские изучивши, в материальных делах сущим младенцем пребывал. Потому и мучился мыслей скорбной: где ж ему человека, в золотых делах сведущего, отыскать. Поначалу, хотел он в Санкт-Петербург стопы свои направить, ведь всякому известно: в столице всякой твари по паре. Но в дороге одолела его робость, понятная каждому провинциалу, пред градом столичным. И решил попечитель, полагаясь на знания, из исторических книг полученные, податься в Биармию. Ибо в сагах древних считалась сия Биармия страной золотом богатой. Правда, месторасположения Биармии, весьма приблизительно означено: от Курляндии до Перми Великой. Но, хотя бы направление Олухов представлял - от Глупова на север.
Долго ли, коротко ли, добрался посланец градоначальника до Перми. И на вопрос: нет ли в городе золотаря?- получил ответ сугубо его обрадовавший:
- Да, вон, Трутень со своей бочкой едет.
Уговорить Трутня оказалось делом не хитрым, и в скором времени предстал тот пред очами грозного градоначальника. Вадим Вадимыч отличал, все-таки, золотаря от золотодобытчика, и быть бы Олухову поротым, если б Трутень, после продолжительной беседы с градоначальником, не вышел с ним же, почти, в обнимку, и не объявлен был начальником над всеми, божьим соизволением созданными, природными ресурсами, включая золото и humus.
Сколь малые причины приводят, порой, к потрясениям величайшим - замечает по этому поводу Глуповский Летописец. Ведь, даже, хлынувшие в городскую казну деньги, мало что изменили в образе жизни обывателей Глупова. Ибо трачены были по обычной глуповской традиции, без толку и без результатов, глазу заметных. Но стоило тем, же капиталам попасть в руки Трутню, и не узнать стало город. Невесь откуда появились в Глупове шустрые человечки, и такие гешефты и коммерцию развернули, золото - навозную, что старожилы лишь ахнули, что ж еще сделать они могли. Построили те шустрики в городе особняки царские, да что там царские, у матушки Елизаветы таких не было. Кареты - одна другой богаче, а лошадей так до сотни запрягали. Как встретятся две упряжки посередь улицы, так полдня разъехаться не могут. Пришлось полицмейстеру даже службу новую придумать, на заграничный манер ГИБДД названную. Порядка от этого не прибавилось, но глуповцы, особенно те, кто балбесов своих великовозрастных в гибебедешники пристроили, довольны остались.
Как-то незаметно, но резко сменился образ жизни обывателей. Не осталось в городе ни горшечников, ни баклушников, ни кузнецов, ни плотников. Полгорода у "новоглупов", как стали называть сих шустриков, в холопах ходило, а остальные полгорода в разных управах, коих множество понаделали, сидело.
Деревень же благополучие не коснулось, скорее наоборот. Казна городская, после прихода Трутня, загадочным образом, не выросла, а убавилась. На содержание управ денег все более требовалось. Потому, недоимки росли, и урядники без дела не сидели. Пороли селян так, что от усталости чуть живыми домой приходили.
Обрушилась на несчастных пейзан и другая беда. Ране лишь редкие охотники по их пажитям бродили, и урона много не доставляли. А вот новоглупов, почему-то, на природу потянуло. Мало того, что со своими выездами все луга потопчут, фейерверками стога пожгут, так еще взялись эти новоглупы, на заграничный манер бунгалы и шале в лесу строить. Поначалу, сих последователей вольномысльца Жан Жак Руссо лесная охрана сдерживала. Завели лесников еще по указу императора Петра 1, и "поскольку должность воровская" положили оклад маленький. Так лесники и жили потихоньку: лапти плели, веники вязали, да лес продавали по соседним деревням на дрова и на срубы. Большого дохода с них казна не имела, но и расходов никаких не несла.
Новоглупы, коим лесники препоны в развлечениях и строительстве ставили, пожаловались градоначальнику. Путанников долго не раздумывал:
-Разогнать! Лес - Трутню.
Тут же все и оформили. Лесников с должностей повыгоняли, оставили лишь кривого и колченогого деда Андрюшиху, чтоб было лесной управе кому циркуляры отправлять. Лес отдали в откуп Трутню. А надзор за порядком в лесу поручили полицмейстеру.
Полицмейстер сей дополнительной тяготе не обрадовался, но как честный служака провел с командой городовых выезд в лес, на предмет поимки злоумышленников. На беду, в команде оказались все городские, леса не знавшие и географии не ученые. Рейд назначили однодневный, и продовольствия взяли на оный срок. Но, заплутали и бродили по лесу две недели, христарадничая у смолокуров, углежогов и сторожей бунгал. Пока некий добрый самаритянин не вывел их из проклятого леса. С тех пор полицмейстер выходы в лес запретил.
Зато новоглупы развернулись во всю ширь. Понастроили усадьб, круче помещичьих, хоть в окрестностях Глупова помещиков отродясь не бывало, а все земли в казне числились. Крестьяне же в лес, вообще, пускаться перестали, и пришлось им в краю лесном, домишки свои топить кизяком и соломой.
Доходов в казну лесная реформа не добавила, пришлось, даже, из казны выделить Трутню на содержание вновь созданного департамента лесного.
Но, и к этому порядку привык бы терпеливый народишко, не случись опосля Пожар. Не просто лесной пожар, какие каждый год случаются. Те тушили лесники обыденно, казну не напрягая, своими силами, да деревенских иной раз подымая. Но, после той реформы лесной, разрушенной сама система оказалась. Некому ни отследить, ни народ организовать, с бедствием огневым бороться.
Градоначальнику же, совсем другое мнилось. Поскольку, создал он во время оное службу пожарную, на самый что ни на есть прогрессивный манер. Но прежде, чем повествование дальше вести, отступить назад немного придется, в предысторию, так сказать.
Вывез Вадим Вадимыч из краев дальних, азиатских, учителя себе необычного. Кой учил его непотребству натуральному - ногодрыжеству и рукосуйству, в странах тех восточных весьма почитаемому. На казенные средства выстроили дворец, и стал тот иноземец, Сюнсеем называемый, дьявольским телодвижениям обучать. Желающих много оказалось, среди новоглупов особенно. Поскольку, легче всего с градоначальником во дворце встретиться можно было. И гешефты многие там решались в саунах и банях, кои, после борьбы потной на коврах, татамами именуемые, случались. Сюнсей тот, не один в град Глупов приехал, а привез с собой и лекаря диковинного, болезни все лечившего втыканием игл и спиц в места болезненные, и ученика, без коих сюнсей и не сюнсей вроде как. Этого ученика, к делам полезным никак не приспособленного, и назначил Путанников брандмайором.
Брандмайор, с именем трудноизрекаемым - Шуй-Гу-Фу, в скором времени стал любимцем, наравне с Путанниковым, среди барышень глуповских. Поскольку, на карете у иноземцев по специальному проекту заказанной, да в форме пожарной, вся в галунах да золоте, каждый день по главной улице дефилировал.
О карете, той, рассказ особый, ибо длины в ней было до 50 сажен, и влекли ее 40 лошадей на каждой человек наряженный, да 50 дружинников, в золоченых касках, и с таким огнем в глазах, что все население женское от любви сгорало.
Не удержался и градоначальник, изволил рядом с брандмайором проехать, в пожарном мундире, естественно.
Вот на эту пожарную команду и надеялся Путанников, когда Пожар случился. Но вышло, как с полицмейстером. Не ведали бравые пожарники Шуй-Гу-Фу леса, пожары лесные тушить, тем более не умели, а колымагу пожарную из города вытащить так и не смогли, хотя две недели не покладая рук трудились.
По размышлению нашему, простецкому, Трутня бы пожары тушить заставить, коли лес ему отдали. Да не пришла мысль сия в голову градоначальника. А и пришла бы, так толку б все равно не было бы, поскольку ни лесной, ни пожарной охраны Трутень не создал, и создавать не намеревался. Зачем деньги тратить?
Погорело леса невидимо, а с ним и деревень немало. И Голодаевка сгорела, и Несытая, и Грязная, и Гадюкино, где, как известно, всегда дождь, и с ними еще 28 деревень и сел. Сгорели, даже, кое-где бунгалы новоглуповцев, хотя, их то, по указанию управы, дед Андрюшиха берег пуще глаза. Наконец, смилостивился господь и залил дождем пепелища.
За доблесть на пожаре Путанников наградил всю пожарную команду во главе с брандмайором, что сумели - таки дотащить свое чудо пожарное до Навозной слободы, а тут и дожди пошли. Наградил и Трутня, и многих новоглупов, чьи поместья в лесу сгорели, не забыл и себя. Чем выполнил главную заповедь властей предержащих:
- Награждай непричастных, наказуй не виновных.
Вторую часть заповеди испытал на своей спине дед Андрюшиха. Получив пятьдесят плетей, дед подтянул портки, и яко мужественный Галилей рек:
- А, без лесников, однако, нельзя.
После пожара зачастили к градоначальнику ходоки-погорельцы со слезными просьбами о вспомоществовании. Первыми, понятно, новоглупы. Им Путанников повелел выделить из казны средства на восстановление бунгал. Когда ж из деревень ходоки пошли, озарила градоначальника гениальная в своей простоте мысль. Повелел он голодаевцам Несытую отстроить. Несытовцам Холодрыжку, холодрыжковцам Гадюкино, и так далее, пока не замкнул круг на Голодаевке. С тех пор и появилось понятие - круговая порука. А дабы впредь подобных бедствий избежать, велел крестьянам провивупожарными делами в лесу заняться; от мусора и веток лес очистить, рвов земляных накопать. Забыв, в очередной раз, что лес Трутню отдал, который селян на версту близко к лесу не подпускает.
Возрадовались сельские обыватели:
- Вона как, соседи, с коими сотни лет враждовали из-за межей и угодий, дома нам построят.
А то, что самим придется соседям из другой деревни, с которыми не менее ссорились, дома строить, как-то в голову не пришло. Только не вышло из этой затеи ничего путного, поскольку не дал им Трутень на строительство, даже, бревен горелых.
Разбрелся потихоньку народ с пепелищ. Кто в холопы к новоглупам, а кто в Бялогрусть, где их охотно приняли. В Глупове, поначалу, и внимания не обратили на бегство селян. Всего- то репа, да греческая крупа с базара исчезли. Так репу с гречкой глуповцы с хорошей жизни и употреблять как - забыли. На столах их не переводились яства заморские; и ананасы, и финики, и,прости господи, авокадо. Колбасой, сырами, маслом и картошкой их Бялогрусть завалила. Знай, торгуй гумусом, да чулки деньгами набивай.
Спохватились, только когда срок подошел недоимки с крестьян собирать. Приехала команда в Голодаевку, сгрузила скамьи для порки, кнуты в соленой воде вымочили, приготовились народ за недоимки сечь, ан, народу то нет. Поехали в Холодрыжку, и там пусто. Всю зиму по округе мотались, но так никого и не высекли. Обезлюдел глуповский край. Вернулись с большим конфузом. Доложили градоначальнику.
Призадумался Путанников. Рушились основы существования власти. Ибо основа есть сечение недоимщиков. Недоимки, это вам не налоги и подати, кои обыватель сам с великой поспешностью в казну несет. Недоимка - величайшее изобретение бюрократии, здравому смыслу обывателя недоступное, как недоступен ему божий промысел, и потому атрибут священный, в трепет пред властью приводящий. Сечение же есть следствие недоимки, как и власть градоначальника, следствие сечения. Из логической цепочки: власть - сечение - недоимки - народ, выпало первое звено - народ. Не сечь же, в самом деле, новоглупов. А холопов и сами новоглупы секут исправно. Управу сечь, что самого себя, ибо чиновники - это глаза, уши, руки и все прочие органы власти.
Так, или по-другому рассуждал Путанников, но вывод сделал тождественный.
- Без сечения нет власти, без народа нет сечения. Значит, народ нужно добыть. И обратил свой взор на соседнюю Бялогрусть.
Бялогрусть сия - волость не волость, губерния не губерния, корень свой исторический вела из тех же племен, что и глуповцы; то есть от головотяпов,сычужников, заугольников, рукосуев, куролесов и прочих тому подобных. Но жили бялогрусы в такой глуши за болотами, что, ни князья, ни, позднее градоначальники глуповские добраться до них не могли. Так и жили они в диком самоуправстве, признавая лишь батьку, коего на общем сходе сами над собой ставили.
Во времена градоначалия Путанникова батькой в Бялогрусти был крепкий и хитрый мужик Лукаш. К этому батьке Лукашу и направил Путанников свое посольство. Везло посольство грамоту, в коей доказывалась историческая общность двух народов; (тут Ксенафонт Евграфович Олухов постарался), близкие родственные и экономические связи (вот где ученый агроном пригодился), взаимные миграции населения (и погорельцы в лыко пришлись), и абсолютно логический вывод о неизбежности сечения бялогрусов командами из Глупова, и допуска в Бялогрусть новоглупов, коих батька Лукаш, по дикости своей не любил и не пущал.
Батька Лукаш посольство обласкал, пивом, медом поил, в родстве клялся, но принимать команды и новоглупов не спешил. Путанников терпел, сколько мог, но, в конце концов, и до него дошло, что дурит его батька. Хотел он отправить команды в Бялогрусть, да вовремя вспомнил, как полицмейстер две недели по лесу плутал. Хотел на баржах отправить, да оказалось, что все баржи бялогрусские, а своих в Глупове даже лодок нет. Вызвал тогда Трутня и повелел эмбарго для Бялогрусти учинить. Загвоздка тут случилась, реки по коим гумус возили, все через Бялогрусть текли. Но эту задачу решили, новоглупы помогли. Связались со своими коллегами византийцами, и предложили те византийцы канал прокопать вокруг Бялогрусти, чтоб минуя ее, гумус в страны дальние вывозить. И условия такие льготные предложили, что Путанников с Трутнем чуть в удивление не впали. Канал византийцы сами выроют, а за работу глуповцы гумусом расплатятся. Градоначальник, как узнал, что из казны ничего давать не надо, так сразу договор и подписал.
Канал вырыли быстро, еще быстрее вывезли все запасы гумуса. Посчитали. Оказалось, гумуса только-только хватило, чтобы расплатиться за рытье канала. Вместе с гумусом и золотишко иссякло. Без денег же и товары заморские исчезли.
Новоглупы в страны заморские удалились, где у них и виллы с бунгалами оказалось, припасены, и золото в банках. Даже Трутень в Византию сбежал, но не в рубище, отнюдь не в рубище, да и жить ему не в лачуге, отнюдь не в лачуге. Дворцы и бунгалы, оставшись под холопским присмотром, быстро ветшали и разваливались. Казна опустела, а в Глупове появился новый градоначальник Топтыжко-Скоморохов.
Недаром начал я свое повествование с тайны, окружавшей Вадима Вадимыча Путанникова. Не закончилось его правление с приездом нового градоначальника, как испокон веков повелось. Какая путаница в Канцелярии приключилась про то неведомо, но снять Путанникова с поста градоначальника не сняли. Стали приходить в Глупов высочайшие указания и циркуляры, то на имя градоначальника Путанникова, то на имя градоначальника Топтыжко-Скоморохова, а то и просто градоначальнику, без указания имен. Обращать внимание вышестоящих инстанций на такое непонятное положение ни Путанников, ни Топтыжко-Скоморохов не решались, ибо твердо знали: начальство не ошибается. А если какая ошибка и случается, то виноваты всегда подчиненные. Виноватыми быть никому не хотелось.
Новый градоначальник создал свою новую управу, благо присутственных мест в Глупове образовано было в избытке, но проблемы это не решило. Власти действовали не столько параллельно, сколь перпендикулярно. Ибо не ведала одна рука, что творит другая. Да и в умах обывателей начались опасные брожения. Говорили о двоеградоначалии, делая экскурс во времена Древнего Рима, о консулах, триумвиратах, республике и даже конституции.
Градоначальники почуяли: такое вольномыслие среди обывателей может запросто завести их обеих на каторгу. Требовалось принять радикальное решение, дабы привести всех в состояние умиротворения и начальстволюбия.
И такое решение нашлось. Упомянутый выше азиятский лекарь соединил двух градоначальников, навроде известных сиамских близнецов. Причем, сделал все преизрядно искусно. Сшил не только туловища, но и ноги, руки, головы и даже уши. Обыватель, глядя спереди, видел Путанникова, глядя сзади - Топтыжко-Скоморохова, а боком градоначальники старались к обывателю не стоять.
Все вздохнули свободнее, единоначалие осталось несокрушимо, ибо ни один злопыхатель не мог опровергнуть сей факт, что градоначальник; и Путанников, и одновременно Топтыжко-Скоморохов. И циркуляры Канцелярии представали не безобразной путаницей, а мудрым распределением обязанностей двуединого градоначальника.
Правда, походка градоначальника стала очень похожа на походку татя-грабителя, желающего напугать свою жертву, что вызвало в обывателях тихий ужас и благоговейное умиление.
Умиротворение в умах, таким образом достичь удалось, но умиротворения в организмах не было. Организмы требовали жрать, или хотя бы кушать, а кушать оказалось нечего. Не было крестьянских подвод с репой и гречкой, не было белогрусских барж с колбасой, сыром и картошкой, не было даже кораблей из Византии с кокосами и бананами. Кое-кто из холопов, не забывших еще земельных навыков, взялись выращивать на заброшенных огородах репу. Тем и кормились, впроголодь, глуповские обыватели.
Градоначальник, желая вернуть себе, благорасположение горожан, или говоря по-аглицки, поправить имидж, решил дать всенародное представление в духе прежних времен. В спортивном дворце Сюнсея устроили показ восточных единоборств. В котором принял участие и Путанников-Топтыжко-Скоморохов. В ослепительно белом кимоно вышел он на татами. Посовал руками в разные стороны, подрыгал ногами, подпрыгнул и кувыркнулся... Вот только забыл Вадим Вадимыч о своем близнеце Топтыжке-Скоморохове, забыл, что позвоночный столб вперед прогибается значительно сильнее, чем назад, и сломал тем кувырком позвоночник своему брату-градоначальнику.
Топтыжко-Скоморохов умер мгновенно. Путанников, несмотря на все усилия лекаря, пытавшегося разделить близнецов, но не сумевшего, ибо слишком уж сильно срослись они органами, умер через неделю.
На этом трагическом эпизоде и заканчиваем мы описание славных времен города Глупова. А дальше, как писал классик:
- Перехват-Залихватский; въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки.