- Как же это могло происходить "тысячи лет"? Ведь у орохов не было лошадей до прихода белого человека!
- Ну конечно же, ты и здесь найдешь за что зацепиться! Не было лошадей, правда твоя. Я думаю, что эту роль выполняли стада диких горных коз. Все было более естественно. Возможно, козы забирались выше и ветер нес осколки помельче, поэтому и рисунок был тоньше. Лошадей орохи стали использовать потом, когда гвалли выбили отсюда все живое- и коз, и снежных баранов. Горная жизнь вообще очень уязвима. Все рассчитано на то, что врага легко увидеть, а если увидел, то спасен. Для сурков и пищух так оно и есть, попрятались между камней и отдыхают в безопасности. А крупный зверь, даже пуганый - ему-то куда спрятаться? Вот так в два десятка ружей и прикончили все стадо. Тут сотня козлов запросто могла ужиться, на этих склонах... Конечно, гвалли в древние времена наверняка козью шерсть после линьки по камням собирали, а тут - бабах! И целая шкура.
- А стали бы козы крошить обсидиан? Зачем им это надо? Есть там нечего, ни травы, ни кустика, что бы их туда занесло? Да и больно, наверное, по стеклу скакать. Хотя у них шерсть такая, что никакое стекло не пробьет, и копыта опять же. Может они всем племенем просто вспугивали стадо и гнали его вниз, на обсидиановый склон...
- Не знаю, кто же сейчас расскажет? Местные и язык свой уже почти забыли. А было бы что записать. Если бы Франц Боас не зациклился бы на береговых индейцах и пропутешествовал до Эдзизы, то...
- Как же он пропутешествовал бы? Мы на джипе почти неделю добирались, а тогда ни дорог, ничего, да того и гляди - башку отрежут.
- Ну, я говорю - если бы. Если бы. Кто же запретит мечтать-то?
- Никто, Алеша, никто...
Он открыл багажник и вытащил вторую запаску.
- Вот такая история. Кто не знает, что здесь за дорога, тот и торчит здесь по неделе без воды. Закон такой - сколько колес, столько запасок, а дальше - как повезет.
Домкрат тоненько засвистел, как будто обеспокоенная птица подавала тревожный прерывистый сигнал.
- Смотри! - Алексей обернул руку тряпкой и вытащил из покрышки треугольный, слегка вогнутый осколок вулканического стекла. - Видишь, когда лава находится в риолитовой фазе, но прорывает ранее застывшие андезитовые породы, тогда обсидиан обогащается ионами хрома и меди и получается такой вот зеленый оттенок. На кафедре его называли "Жигулевский" - по цвету бутылки. А вот этот... - он наклонился и подобрал с земли коричневую пластинку. - Вот этот, с примесью ...
- Ты что у меня спецусики вертишь перед глазами, как для дебилки, я что - на тех же самых лекциях не сидела? - Я отобрала у него бутылочного цвета осколок и посмотрела сквозь него на солнце. Если повернуть стекло, то солнце будет не зеленым, а багровым. Во всем зеленом есть частичка красного. Мало кто знает это. Тайное бесполезное знание.... И зачем я так на него окрысилась?
- "Спецусики"... богема центровая... - кряхтел он, стаскивая колесо с оси. - Помоги хоть, блин, спецусик.. - я стала накручивать гайки, а Алексей затягивал их ключом. Туго. До скрипа. Я достала из рюкзака рулон бумажных полотенец и оттерла руки от черного липкого масла.
- Ну что, проедем дальше или здесь подождем?
- Здесь останемся, я заколебался уже колеса менять. Все равно не знаешь, куда ветер подует. Раз на раз не приходится. Смотри, они уже приближаются.
Я села на камень, смахнув с него пыль мятым бумажным полотенцем, хотела выбросить, но потом достала из кармана зажигалку. Промокательная бумага горела ровно, но потом, когда огонь дошел до масляного пятна, вспыхнула с резким хлопком. С севера приближалась кавалькада из десятка лошадей с навьюченными мешками. Люди шли пешими, держа коней в поводу. Я вытащила бинокль и стала наблюдать за процессией.
- Леш, почему лошади все белые?
- Эстетика, эстетика... не знаю...
Процессия приблизилась к нам. Старухи. Почти все были расплывшиеся бесформенные старухи, три или четыре старика и девушка лет шестнадцати, единственная изо всех без сетки белых шрамов на узком, неиндейском лице. И единственная не спешившись, а верхом на стройной молодой кобылке, у которой еще не сошли мышиные детские пятна на крупе...
- Кsaмалтiin-tsa - поздоровалась я с ней
- Кsaмалл-тоh - ответила девчонка и добавила по-английски - Wanna be like me, white bitch?
Старик, идущий позади, не торопясь выпростал руку с плеткой из под накинутого на плечи одеяла и хлестнул бесстыдницу по спине. Девчонка затараторила что-то по орохски.
- Лешка, что она лопочет?
- Не пойму, типа, мол, завтра я вам всем вставлю по первое число.... Если все будет окей, конечно...
- What is your name? - крикнула я ей вдогонку
- Что толку сегодняшнее имя знать, через час другое будет... если все хорошо кончится, - проворчал Алексей.
Пройдя метров двести, они остановились, развъючили лошадей и, собравшись в круг, стали о чем-то совещаться. Ветра не было. Алексей достал из кармана расплавившийся шоколадный батончик, разорвал обертку зубами, разом откусил половину и отдал остаток мне.
- Я не хочу, пить будет хотеться
- Ешь, обед уже некогда готовить, видишь, облака пошли
И действительно, вершину Эдзизы затянуло сизо-белыми лохмотьями, как будто гигантский горный козел счесывал зимнюю грязную шерсть о камни...
Внезапный порыв ветра подхватил обертку от батончика, она разноцветным кузнечиком взвилась в небо и исчезла. Алексей открыл заднюю дверь и вытащил полосу линялого брезента.
- Завернись, давай скорей!
- Ничего, мою куртку не продерет. На глаза что?
- Вот! - он бросил мне кожаный шлем на молнии со вшитыми стеклянными выпуклыми очками.
- Где ты взял такой? В магазине у садомазохистов?
- Не трепись, надевай быстрее!
Я натянула кожаный мешок на голову и набросила на плечи брезент. Стекла очков изнутри затуманились от дыхания, я просунула палец под шлем, захватила воротник свитера и кое-как протерла их. Видно было, что орохи засуетились, захлопали плетками и погнали лошадей на склон. Кони метались между людьми, пытаясь вырваться из полукруга хлыстов, но те работали справно и, в конце концов, весь табунок застучал копытами.
- Видишь та проплешина - на нее гонят
Лошади скакали вверх по склону легко, как по равнине, и вдруг мерный топот копыт резко сменил свой тон - вместо густого мягкого гула послышалось, как будто кто-то встряхивает сумку с гвоздями, гайками и другим железным мужицким барахлишком.
- Ахииhneee-e!! - завизжала девчонка, стянула через голову рубашку и, раскрутив за рукав, подбросила ее вверх. Орохи повалились на землю, закрыв головы одеялами. Лошади ржали и хрипели, задыхаясь от выбитой копытами стеклянной пыли, но не могли понять, где опасность, и вместо того чтобы повернуть назад, скакали взад и вперед, поднимались на дыбы, падали, вставали опять. Цвет лошадиных крупов менялся - с белого на розовый, как у старых сортов пастилы из того самого магазина, где...
- Ложись!!! - завопил Алексей и пихнул меня на землю. Порыв ветра чуть не сорвал с меня брезент, и я упала на колени, прижав зеленую ткань, чтобы не унесло. Последняя лошадь, окутанная перламутровым сияющим облаком, хрипя, повалилась на бок. По стеклам моих самодельных очков заскрипели обсидиановые иглы, царапая их и заливая молочной белизной алую фигурку девчонки, купающейся в стеклянном ветре, как под душем, поднимающей руки, подставляя маленькую, почти детскую грудь, подмышки, изогнутую гибкую спину под теплые переливающиеся струи. Я внезапно вспомнила что и мне, и мне тоже давно надо под душ, ведь мы уже пять дней, как последний раз ночевали вблизи от реки, и если я сейчас не скину всю эту вонючую грязную одежду и не побегу к небесной воде, то бог знает сколько, наверное уж всегда придется оставаться грязной, глупой, бездарной дурехой, живущей в грязных, глупых, бездарных квартирках с грязными, глупыми и бездарными людьми, и я стала стягивать с себя перчатки и шлем... но тут Алексей навалился на меня всем телом и прижал к земле так, что я не могла даже пошевелиться.
Орохи несли девчонку на куске мешковины, держа его за углы. Кровь просачивалась через толстую материю и капала на свежую разноцветную пыль. Капля на метр. Капля на метр. Она повернула ко мне голову, и я отпрянула от неожиданности - из под лохмотьев изрезанных стеклом век огнем светились круглые оранжево-голубые зрачки.
- Это они абалоновый перламутр под веки вставляют, - пояснил Алексей - чтобы глаза не посекло
- Все-то ты знаешь! - я зашлась визгом - Все-то ты объяснишь! Зачем ты меня сюда притащил?
- Зачем, зачем... Страшно одному. Не удержишься. - Он сбросил перчатку и приподнял куртку вместе со свитером и рубашкой. На гладкой коже полосой в три пальца ширины выступала мелкая сетка белых шрамов. - Нужен кто-то чтобы тебя удержал, или чтобы ты его удержал... Ну, в общем, один ум хорошо, или там одно сердце, я не знаю, а два лучше... Тут дело такое - шансов нет, погибнешь.
- А как же они, как же они не гибнут?
- Ну, они все же, ты понимаешь... все же они другие...
Девчонка каркнула что-то, разлепив окровавленные губы, и приподнялась на локтях.
- Что ты говоришь?
- Кqastxaaл-qaaнааh....
- Да не испугалась, не испугалась я! Я и не хочу быть ведьмой! Ты слышишь, просто не хочу!!
- Look in my eyes, white bitch! Ахhlaggnaa! - она начертила что-то в воздухе своими уже старушечьими, костлявыми пальцами с раздутыми коричневыми суставами.
- Заткнись, сука! - заорал Алексей и поволок меня к машине, хрустя ботинками по стеклу. - Не бойся, Анна, не бойся, это еще не ее земля, не ее! Только за перевалом, здесь не страшно, не будет ничего! Не смотри на нее, глаза, закрой глаза!!
Я все-таки обернулась и посмотрела. Ничего не произошло. Процессия была уже далеко от нас, обеспокоенная теперь только долгим путем домой, в ОкТорк, на свою землю...