В основе сюжета события из реальной, нереальной и полуреальной жизни.
1.
Яркое июльское солнце, давно уже само сомлевшее от колыхавшегося знойного марева, неторопясь, лениво сползало за деревья, норовя порой уютно приткнуться в каком-нибудь рыхлом облаке, но их-то как раз и нет, поэтому хочешь не хочешь, а ползти придётся.
- Эх, да вроде всё, - обрадовал я сам себя и сам же не поверил своим словам. Не мудрено - отчаянно заросшая травой грядка с морковкой и прочей полезной овощью действительно казалась необъятной, такой необъятной, что боялись не только глаза, но и руки и вообще подходить к ней, не то что полоть, совершенно не хотелось. Но мы это сделали, медленно завариваясь во влажном летнем воздухе, отбивая нестройные атаки пронырливого гнуса, норовившего забраться в любую приглянувшуюся дырку, будь то прореха на рубашке или твоё собственное ухо и побольнее цапнуть, чертыхаясь, но всё же сделали.
Последний ворох травы полетел на внушительных размеров кучу сорняка, и следом туда же в эту кучу как сноп рухнул я. Скрюченная достаточно долго буквой зю спина с непривычки от воз-вращения к естеству заныла ещё сильнее, зачесалась от прилипшей футболки. Да и ладно, глав-ное, что прилёг. Эх, а хорошо всё-таки вот так лежать смотреть на аккуратные рядки всклокоченной морковки, которой то и видно не было ещё утром сквозь буйство сорняка. Хорошо лежать и мирно покуривать, зная, что никакой звенящий бомбардировщик не спикирует тебе на лоб и ткнёт своим хоботком. Здорово.
На сегодня можно завязывать с огородом, всё что хотели - вроде сделали. Можно и домой выдвигаться, тщательно ополоснувшись перед этим в старенькой бочке, выковыряв из под ногтей траурную кайму. Солнце доползло-таки до крыши соседского домика, значит скоро жара спадёт. Чего бы такого сделать ещё, времени много остаётся. Ответ пришёл сам собой в виде семейки тонконогих поганок, ютившихся возле старенького замшелого полена, служившего опорой для бочки с водой. - Ну конечно, - радовался я, намывая ладонями морду лица, и морщась, когда солоноватая влага просачивалась в углы губ, - ведь уже должны пойти грибы, можно же дёрнуть в лес на разведку, в старый, к радиомачтам. Но, правда, поздновато уже, хожу-то я быстро, но пока дотопаешь до шоссе, минуть пятнадцать точно, и ещё полчаса до леса наяривать. Хотя, темнеет сейчас поздно, так что ничего, смотаюсь по-быстрому, осмотрюсь, а если грибы будут, так завтра с утра на автобус и в дальний лес на полдня, -
Ещё тёплый чай в металлическом термосе так здорово взбодрил варёное тело, что ноги начали уставать только тогда, когда вынесли меня на шоссе, узкой дугой нырявшее под петлю теплотрассы и таявшее в дрожащем воздухе. Корзина в стареньком рюкзаке подпрыгивала в такт шагам, начёсывая углом поясницу, шлейф почётного сопровождения из мошкары болтался где-то сзади, не поспевая за моими шагами. Я и так быстро всегда хожу, а тут и поторопиться не грех бы. Чтобы попасть в старый лес нужно пройти от ворот наших дач вниз, мимо длиннющего ржавого забора, за которым угнездилось в высоких деревьях около тысячи садовых домиков.
А там, дальше, за бесконечной шеренгой ржавых столбиков, упиравшихся в низенький каменный домик - проходную какого-то завода - начинался посёлок связистов. Всего две-три пятиэтажки и десяток одноэтажных кирпичных строений. А дальше, дальше... Абы как, без всякой логики расставленные сараюшки, пахнущие спревшими опилками, пьяные изгороди из штакетника, ухоженные и не очень грядки. И посреди всего этого, как нелепый и посторонний элемент, здоровенная бетонная площадка, закольцованная в сетку рабицу. Странный, жужжащий гул начинал ощущаться ещё там, за домами, скрывавшими это космическое сооружение. С чем бы сравнить открывавшуюся глазам картину. Если бы таракан в поисках лучшей доли затесался на полку серванта, полную чайной посуды, рюмок, бокалов и прочих питейных принадлежностей, то ощущения его были бы сравнимы с вашими. За заботливо и тщательно выкрашенной сеткой покоились на треножниках тарелки антенн, между коими возвышался строй гигантских ретрансляторов, напоминавших перевёрнутые фужеры. Массивные жилистые провода соединяли меж собой воедино детали этой нудно гудящей конструкции, догадки о назначении которой менялись пропорционально тому, как менялась с годами моя фантазия, открывавшая в себе всё новые грани.
Щедро сдобренная козьими шариками тропинка вела мимо загадочного агрегата, протискивалась под грязно-белым ворсистым брюхом теплотрассы и, занырнув напоследок в кювет, вливалась в тёплый асфальт шоссе. Ну вот, идти осталось немного, вон как раз к тем двум п-образным "мостам" из толстых труб, гнавших потоки горячей воды в город, нависшим над трассой.
Город успел частично захватить поля справа от шоссе - за перелеском возвышалась кирпичная труба старого завода со ржавыми скобами лестницы, то тут, то там на открытых участках возлежали кучи щебёнки и прочей строительной дряни, радужные пятна солярки поблёскивали в залитом тухлой водой кювете. Ландшафт справа казался неестественным, будто тут уже кто-то готовил площадку под строительство. Заросли камыша окружал невысокий вал земли, давно покрытый сорняком и покорённый молодыми осинками, чуть дальше тянулась бетонка, перегороженная очередной кучей мусора, потом снова земляной вал. Лес не собирался сдаваться, упорно расселяя среди всего этого свой молодняк. Вот в таких подлесках и попадаются чаще всего подберёзовики, но не здесь. Раза два я тут шарился, но грибами в этом хаосе и не пахло. А пахло тем, чем сейчас. Брр! Ну конечно, очередной бонус в виде разложившейся собаки на обочине. Такие подарки шоссе подкладывает регулярно, успевай только заглотнуть воздуха и бодро пройти мимо. Давно лежит, вон аж кожа полопалась.
Мост под мостом. Или мостик. Скорее мостик, в который переходила трасса. За формальными, по колено, перилами виднелась бетонная пропасть и журчавший на дне слабенький ручей, именуемый не иначе как говнотечка. На старых картах ещё можно было найти его название - Левая Осиновая - но теперь это не имело особого значения, да и кому интересно копаться в старых топонимах. Стебли осоки медленно колыхались в вяло текущей воде, изредка вздымая со дна черноватую взвесь. А ведь когда-то это была речка, и чистая достаточно, даже рыба водилась.
Ну всё, вот я и на месте. Слева лес не чета тому, о чём я говорил. Берёзовые, осиновые, дубо-вые рощи, картофельные поля между ними, радиомачты связистов и, конечно же, оранжевые крепыши, притаившиеся в траве. Есть у меня пара добрых местечек, куда почти никто не ходит. Главное - успеть вовремя, чтобы красавцы в рыжих шляпах, иные с тяпку величиной, не успели подгнить. Нет, подосиновик это вещь. Но так набрать можно когда они гарантировано появились, а в такую жару это маловероятно. Стоя на обочине и натягивая камуфляжную куртку, до этого болтавшуюся на поясе, я думал. А не пойти ли направо от трассы, посмотреть там, где на месте давно исчезнувшей деревни, в низеньком березняке, куда тоже особенно шариться не пойдут, - кому охота на карачках ползать - можно набрать подберезовиков и на суп, и на жареху. Эх, времени мало, вот и солнце наливается красным. Решено. И обогнув жёлтое здание распределительной станции, служившей посредником между городом и ТЭЦ, я пересёк картофельное поле и, сугорбившись как только возможно, продираясь сквозь кусты, вошёл-таки в берёзовый подлесок. Ожидание. Предвкушение. Ещё минуту назад я был твердо уверен, что сейчас начну срезать крепкие, суховатые шляпки одну за одной. Странно. Я уже долго пробирался на четвереньках в буреломе, словно дикая хрюшка, раздвигая одной рукой ветки и держа в другой охотничий нож, но заветные серые зонтики так и не появлялись. Веточки норовили сдернуть капюшон с головы, изредка позванивали над ухом комары.
О, есть! Вот он!... Нда, есть, на попе шерсть, метров шесть. Сморщенный от жары, полуистлевший подберёзовик был, наверное, первым и последним грибом за сегодня. Так думал я, сидя на обрубке дерева и попыхивая сигаретой. Идти домой? Вроде и время уже много, пора, а то матушка ещё волноваться будет. Но ведь один гриб нашёл, значит, они есть. Вернуться, пошариться с другой стороны? Или пойти вперёд, в осиновый лес? А пойду-ка вперёд.
Отсутствие грибов всегда раззадоривало меня гораздо пуще, чем если бы они сразу попада-лись. Желание непременно их найти в купе с нежеланием возвращаться пустым порой заставляли меня наруливать по перелескам часами, хотя, здравый смысл вопил о том, что искать нечего. Но что ж поделать, такова моя натура. И вот натура эта пригнала меня в осинник.
Кстати, влюбиться в тихую охоту было несложно, ведь матушка и покойный отец очень любили собирать грибы. А потом ещё и с соседом закорешил, который и показал мне все "доходные" места в дальнем лесу. Часто мы с ним ходили и по многу притаскивали. Странный он только, Андрюха этот, сам по себе добрый, приветливый, но забутыливает будь здоров, а однажды вообще "накушался" так, что начал говорить, мол де он дьявол. Брр! Да ещё так смотрит не мигая, и глаза остановились. Кто-то до чёртиков допивается, а этот уникум сам чёртиком себя возомнил.
2.
Осиновый лес оказался каким-то мрачноватым, хотя заметил я это только когда устал шарить глазами по прошлогодней листве. Здесь абсолютно не было подшёрстка - ни кустика тебе, ни травинки, даже старые толстенные осины, абсолютно лишённые нижних веток стояли подобно колоннаде, тесно сплетя где-то вверху кроны. И без того сумрачное вечернее освещение казалось ещё более тусклым. Общую картину дополняли чёрные подпалины на шершавых стволах. Ага, горельник, значит. Нет, определённо надо выбираться, здесь искать нечего. Мысленно смирившись с бесполезной разведкой, я направился назад и почти уже вышел, как вдруг где-то вдали глухо гавкнула собака. Лесных собак я терпеть не могу, поэтому инстинктивно сжал нож и обернулся вбок. Тишина. Я хотел было двинуть дальше, но тут моё внимание привлекло еле заметное движение между деревьями. Непонятно почему мне стало не по себе, я осторожно, стараясь лишний раз не шаркнуть по листве, подкрался поближе. Между двумя старыми стволами дугой изгибалась толстая ржавая проволока, на которой болтался обрывок чёрной тряпки. Я сам не понял, что именно здесь было не так, но что-то было. Как зачарованный я смотрел на истлевшую ткань, медленно колыхавшуюся из стороны в сторону. Колыхавшуюся! Да чёрт возьми, в лесу абсолютно не было ветра, не шумели кроны, прошлогодний лист покоился у корней, не издавая ни звука. Почему она колышется, если нет ветра? Вперёд-назад, вперёд-назад...
Отрывистый лай снова заставил меня вздрогнуть и отпрянуть. Так, короче! И что я сам себя пу-гаю, подумаешь, тряпка какая-то болтается, да ещё какая, по-моему, это трусы были, да-да, точно, вон даже резинка видна. Рассмеявшись от такого открытия, я засунул нож в чехол, с размаху наступил на проволоку, примяв её к земле, и прошёл между стволами. Что-то острое тотчас же больно впилось в шею, словно оса ужалила. Взмахнув руками и чуть не упав, я отскочил в сторону, ожидая, что сейчас налетит целый рой. Какое там. Увлечённый разглядыванием тряпки я не заметил колючий куст шиповника, оказавшийся в аккурат за этими деревьями. Шею неприятно саднило, однако это не помешало мне увидеть десяток очень крупных красных ягод. Шиповник такого размера у нас отродясь не рос, на Сахалине да, попадается, но тут я видел его впервые, вдоволь насмотревшись на мелкий, чуть больше горошины. Я машинально сорвал несколько плодов и хотел, было, сунуть в рот, как заметил, что ягоды покрыты каким-то серым налётом, подозрительно похожим на пыль. Такая же серая полоска оказалась и на рукаве куртки. Приглядевшись, я понял, что весь куст выглядит так, словно рядом кто-то вытряхивал пылесос. Странно. А, хотя, может это зола? Тогда понятно чего он так разросся, на таком-то удобрении. Оставив ягоды в кармане до лучших времен, я осмотрелся в поисках просвета в деревьях, обещавшего выход в бурелом и дальше на трассу. Просвета не обнаружилось, зато вдруг оказалось, что под ногами у меня растёт трава и кое-где даже торчат кустики. Вот ведь как, и не всё, значит, выгорело. Так-так, но когда шёл сюда, травы точно не было, значит возвращаться нужно в обратную сторону, как раз мимо тех двух деревьев. И обогнув величественный ствол, я быстро двинулся в нужном направлении, в сгущавшихся сумерках.
Удар по ноге застал меня врасплох. В глазах мелькнул далёкий свод неприветливых серых листьев, потом и вовсе всё бешено завертелось, и последовал ещё один ощутимый удар, уже спиной и обо что-то твёрдое. Дыхание перехватило, красные вспышки заметались вокруг, в ушах зашумело. Я долго приходил в себя, долго пытался продышаться и понять, что же произошло. Я лежал на дне неглубокого оврага, прямо в пересохшем русле ручья. Крупная угловатая галька немилосердно впивалась в спину. Прямо над головой из землистой стены торчал угол странного кирпичного сооружения, в котором я с трудом узнал остатки старой печной трубы и чуть поодаль изогнутый ржавый прут. Ага, всё яснее ясного, вот об него-то я и споткнулся и полетел в овраг. Эх, легко отделался ещё. Совсем невнимательный стал, и не замечаю, что под ногами делается, а ведь шёл сюда, мог бы и увидеть. С трудом я встал, нашарил оброненную корзину, повернулся... Огого! Мне это кажется! Мне кажутся эти две крупные бурые шляпки и желтоватые толстые ножки. Мне это кажется... Или... Или...
- Господи, спасибо Тебе, - бормотал я, срезая пару здоровенных красавцев, притаившихся за большим камнем, - спасибо Тебе, -
Надо хорошо меня знать, чтобы понять, как повышается планка моей набожности в процессе сбора грибов, особенно если он удачный. Я никак не мог поверить в то, что видел и держал в ру-ках, никак не мог налюбоваться на сросшиеся ядрёные беляки. Белый гриб! Настоящий белый гриб! Но откуда, откуда здесь, в осиновом лесу? Бережно опускаю подарок леса в корзину... Опа!
Господи, спасибо! Чуть ли не на четвереньках срываюсь к новому красавцу, нож аж трясётся в руках... А вот ещё! И там, и ещё... Не знаю таких молитв, не придумали ещё таких слов, чтобы выразить благодарность. Я только что-то бормотал с безумно довольным лицом, срезая очередного беляка, бормотал и срезал, клал в корзину, полз дальше, не обращая внимания на упиравшуюся в колени гальку, по два, по три, уже сбился со счёта, уже отставил полную корзину и клал в рюкзак, мимолётом сожалея, что помнутся и полз, полз. Спасибо тебе, Боже, огромное!
Я не помню, когда кончилось это чудо, помню только, что рюкзака в аккурат хватило, чтобы вместить это богатство. Счастливый, я сидел на каком-то камне и курил, рассматривая жёлтые губчатые изнанки шляпок и крепкие чурбачки ножек, торчмя выглядывавшие из корзины. Красота. Ох, спасибо тебе, Боже, ох, спасибо! Представляю, как удивится матушка, когда я появлюсь с таким количеством белых грибов. Жаль, телефон не взял, так бы прямо сейчас порадовал. Да, кстати, а ведь пора уже выбираться. Опьянённый удачей я и не заметил, как исподволь, украдкой ко мне подобрался вечерний полумрак, закрывая серой пеленой и без того сумрачный лес. Рюкзак уместился за спиной и я пошагал туда, где овраг забирал наверх, как раз в нужную мне сторону.
Что за чёрт... За спиной явственно послышались осторожные шаги и хруст камней. Сердце за-билось, я резко остановился. Тишина. Безветрие, только стучит в ушах собственное сердце. Показалось. Я снова снялся с места. Хрустнула ветка за спиной, шевельнулся куст, ухо уловило тихий вздох. Там кто-то был... Неожиданно злость захлестнула меня - ну если это собака!!! Шершавый булыжник уместился в руке, другая сжимала нож. Крадучись я подобрался к кусту, готовый нанести удар и резко рванул вперёд сквозь пыльные ветки... Никого. Бред какой-то, полный бред. Я даже глянул под ноги - пусто, только торчал из земли замшелый брусок, накрытый сверху не менее гнилыми дощечками, будто крыша домика. Мне стало не по себе, то ли устал, то ли темнота сказывается. Всё, выбираюсь отсюда.
Выбраться на шоссе мне удалось только, когда сумерки окончательно укутали мир тёмной пеленой. Луна ещё не взошла, ни одной звезды не сверкало на плотном сером войлоке низкого неба. Никак дождь собирается. Мрачная громада леса осталась позади, теперь только до дома дотопать. Надо торопиться, а то все уже заждались, а мне ещё пилить и пилить до аулов, а потом через них ещё. Эх, страшновато, однако, будет через частный сектор выбираться, неспокойно там, бандюки шастают ночами. Случись что, смогу ли отбиться, при себе ведь только охотничий нож. Эх, ведь сколько раз себе говорил, что как будут деньги, надо взять пневматику, ну или на худой конец сделать самопал. Так и спокойнее себя чувствуешь, а случись что - пали в воздух, мозги есть, отступят, а не отступят, тогда сам отходи назад и бабахай по ногам. Убить не убьёшь, но обездвижишь гарантировано. Идти с резко потяжелевшей корзиной и рюкзаком стало труднее, дыхание сбилось. Стоя на мосту и жадно глотая дым, я думал только о том, как бы вернуться без приключений. Матушка, поди, уже на нервах вся. Красная звёздочка окурка полетела вниз, в невидимый ручей, тихо вздыхавший где-то внизу. Странно, почему "бычок" не погас в воде, а медленно поплыл... Вдвойне странно, почему он поплыл назад, я же помню, ручей течёт в другую сторону. Но, вопреки здравому смыслу, красный огонёк медленно исчез под мостом. Не веря своим глазам, я перебежал на другую сторону - красная точечка выплыла против течения и двинулась дальше. А может, это я двинулся головой от страха.
Испуг придал сил, я припустил бежать, схватив корзину, не обращая внимания на хлопавший по спине рюкзак, нёсся, под топот своих ног и хриплое дыхание и чем дальше я бежал, тем сильнее становилось ощущение, что кто-то упорно и неслышно бежит следом. Почему-то я точно знал, что оборачиваться нельзя, а надо рваться дальше, рваться, сколько будет сил, и если не будет, всё равно бежать, бежать...
Грубый хохот, маты, звон стекла. Ноги сами остановились. А, мать твою етить! Этого я и боялся. Из-за поворота трассы навстречу мне показалось четверо парней, бредущих нетвердой походкой, горланя и звонко лупя об асфальт пустые бутылки от пива. Ну вот и влип, сейчас докопаются, это точно. Что же делать-то? Пьяные, ножа не убоятся, полезут, кровопролитьем всё кончится, а потом срок мотать за них. Повернуть назад? Или может, соскочить в кювет, авось и не увидят. Но ноги не шли ни обратно, ни на обочину, и что-то говорило внутри, что опасность там гораздо большая.
- Эй, ты! -
Ну всё, увидели. В отчаянии я осмотрелся, пытаясь углядеть в наползавшей темноте палку по-крепче... Мутный желтоватый свет ударил по глазам, шорох колёс оборвал все остальные звуки. В следующий миг выскочивший из-за поворота чёрный автомобиль, не сбавляя скорости, влетел в кампанию отморозков. Влетел как в туман, без удара, без крика, проехал, словно снеся картонные силуэты, а не живую плоть, не оставив и следа, словно расплющив прессом. Это было последнее, что я успел заметить в стремительно приближавшемся свете фар. Я осознал себя уже лежавшим в кювете, каким-то неестественным образом успев отпрыгнуть за секунду до роковой встречи. Странная машина возвышалась на трассе, в окне мелькал огонёк сигареты. По-моему, водителя не занимала участь погибших пьяниц. В окно вылетел окурок, угодил мне точно в лоб и упал, следом машина бесшумно растворилась в ночи. По лбу стекала капля влаги. Странная догадка посетила меня, я трясущимися руками подобрал остатки сигареты, пощупал липкий от влаги фильтр, с которого рубашкой слезла бумага, вгляделся в шипящий, истаивающий огонёк. Этого не могло быть, но я знал, просто знал и понимал, что это был мой окурок, тот самый, который ещё недавно улетел в ручей. Уже не заботясь о том, целы ли грибы в рюкзаке, я поспешно выкарабкался на трассу. Что же делать. Впереди ни движения, ни стона. Явно, что раздавило их насмерть. Или нет, может, они живы, и им надо помочь. Всё вокруг и так обращалось в странный, безумный кошмар, а что там, на дороге? Хватит ли сил увидеть втёртые в асфальт потроха? Но проверить надо, вдруг живы. Осторожно я приближался к зловещему месту. Хрустевшие под ногами осколки заставляли вздрагивать. Так, вот тут они бутылку кинули, значит, скоро увижу. Скоро, вот чуть-чуть... Странно, да где же? Я прошёл уже дальше, а никаких следов не было, даже намёка на трупы. Бред какой-то. Стоп, а что это вон там темнеется на обочине. Плюнув на всё и подбежав как можно скорее, я увидел... собаку, замеченную ещё вечером. Отличие было лишь в том, что не было малоприятного запаха.
Всё, я или сплю, или крыша едет. Дотянуть бы до дома, тут ведь немного, уже вот аулы видны. В голове было муторно, ноги дрожали. Происходило что-то не то, нечто неправильное и невозможное. И снова это мерзкое ощущение, что кто-то топает сзади. Да в конце концов! В бессильной злобе я резко обернулся - пусто. Никого. Я и сам понимал, что мне это кажется. Пустая дорога, нависший тальник у обочины и всё та же собака. Бррр. Надо успокоиться и покурить. Пальцы еле выковыряли спичку из коробка, едкий дым продрал когтями по лёгким, я зашёлся кашлем, пугаясь при этом, что мой хрип кто-то услышит. Не лезет никотин. Я злобно выкинул сигарету... И тут холодный пот выступил на лбу, рука чуть не разжалась и не выронила корзину - тёмный холмик мёртвой собаки, еле различимый во тьме, вдруг зашевелился. Я заморгал, пытаясь отогнать видение, но собака упорно силилась подняться и, наконец, выпрямилась и сделала шаг в мою сторону, потом ещё, ещё...
С диким воплем я метнулся вперёд, отчётливо слыша цокот когтей по асфальту, перелетел кювет и рванул, не разбирая дороги, ломая ветки и сучья, спотыкаясь о корни. Я бежал, не понимая сам куда бегу, просто очень хотел спрятаться. Остановился я резко, когда ноги погрузились в вязкую жижу. Прибежал. В самую трясину. Перед лицом покачивался чёрный камыш, тихо нашёптывая леденящие кровь слова. Камыш. Ага, значит это и есть та трясина, окружённая валом. Вот куда я забрёл. Мысль о собаке заставила меня двинуть через тину напрямую, я почему-то был уверен, что медленно бредущее вслед нечто не сможет учуять мои следы. Под руки попалась ветка, опираясь на неё как на шест, я медленно пробирался в чавкающей жиже, раздвигая высокие стебли. Тьма становилась всё более плотной и густой, видно почти ничего не было, но я вроде помнил, в какую сторону выбираться. Замаячивший впереди вал, увенчанный искорёженным деревом, означал конец болотца. Камыш тут был такой частый, что приходилось раздвигать его палкой по кругу и делать шаг, и снова раздвигать, и снова шаг. Когда до вала оставалось меньше метра, я вдруг почувствовал, что палка зацепилась за что-то сбоку. Этого ещё не хватало. Я резко потянул её на себя - безрезультатно, чертыхаясь, ещё раз дёрнул. Глухое ворчание, какая-то сила упорно вырывает палку из моих рук, тянет её куда-то в кусты. Снова сердце чуть не выскочило из груди, голова пошла кругом. В темноте не было видно, кто или что её держит. Я отступил на шаг, не желая сдаваться, снова рванул на себя - бесполезно, в ответ упругий, настойчивый рывок. И услышал я вдруг, что за камышом кто-то ворочается, бормочет и пыхтит, норовя подобраться ближе. Почему-то представилась собака, вцепившаяся зубами в дерево, вырывающая его из моих рук. Выход нашёлся неожиданно - покрепче вцепившись в палку, я отклонился назад всей массой и вдруг резко отпустил шершавый влажный кол, чуть было сам не завалившись на спину. Треск и грохот оглушили меня, всего в трёх шагах за камышами в трясину рухнуло нечто огромное, необъятное, забрызгав меня смрадной жижей. Какая там собака, грохот такой, будто развалилась добротная изба. Пользуясь замешательством противника, я стремглав взлетел на вал, спрыгнул с другой стороны и кинулся бежать дальше, уже абсолютно не понимая, что происходит вокруг. Будто огромная гусеница или змея преградила мне дорогу. Истерзанный ужасом мозг не сразу осознал, что это просто теплотрасса, тянущаяся в город. Идея! Трубы проложены напрямую через поля и развалины, а потом мимо аулов и к старому хлебозаводу. А там до дома совсем ничего. Надо залезть и бежать по трубам, тогда и эта гадость меня не достанет. Найти опалубку, по которой можно было вска-рабкаться в такой темноте, оказалось непросто, но я её всё же нашёл, поставил сперва корзину, изумившись, что во время беготни и падений не сронил ни одного гриба, потом полез сам. И тут кто-то схватил меня за ногу. Даже сквозь неприятно промокший камуфляж штанов я ощутил ледяной холод от прикосновения. Неведомая сила упорно стаскивала меня с опалубки. Счастье, что я не поддался панике, а успел выдернуть из чехла нож и изо всех сил метнуть его вниз. Ледяное прикосновение моментально исчезло, лезвие мелькнуло и исчезло из глаз, шмякнувшись не пойми во что, а следом донёсся неприятный хруст. Массивная "секира", другого слова не подберёшь, не была предназначена для метания, дубовая рукоятка значительно тяжелее лезвия, сколько я не пытался раньше его метнуть, он всё равно упорно летел рукояткой вперёд. Видимо, так произошло и сейчас, но удар так или иначе получился основательный. Остался я без ножа. Жаль, хороший был.
Бежать по округлой, пусть даже широкой трубе, ещё и обмотанной синтетической мешковиной ох как непросто, раза два я чуть не грохнулся вниз, оскальзываясь на мешковине, дорогу мне преграждали вентили, через которые приходилось перелезать, через силу сжимая руки на горячем металле. Но вот поля кончились, пересечена ещё одна трасса. Дальше трубы тянулись вдоль заборов частных домов и расходились в две стороны. Одни шли на базу, к нам, другие забирали левее, мимо старого кладбища. Слава Богу, мне не туда. Преодолев очередной вентиль, я остановился, переводя дух, инстинктивно закурил. Поздно уже, поздно, даже в домах не горят огни, и так тихо... Трубы под ногами завибрировали всё сильнее и сильнее, до слуха долетел протяжный скрип. Ржавый штурвал вентиля медленно поворачивался, сам, без чьей-либо помощи, осторожно, скрипя, роняя кусочки ржавчины. Видеть это было невмоготу, не помню, как я соскочил с труб, куда побежал, темнота стала почти непроглядной. Одна мысль стучалась в голову - здесь рядом была церковь, дотащиться бы до неё, добежать, стучаться в ворота. Там откроют обязательно, там можно спрятаться, что бы это ни было, оно не сможет войти в святое место, можно будет не беспокоиться до утра. Мысль эта придала сил и уверенности, я вроде даже стал различать очертания знакомых домов и заборов, казавшихся глыбами мрака. Так, сюда, вроде этот поворот. Так-так, потом направо, точно, вроде и колонка та самая. Ночь накрыла землю без остатка, словно разом забрав зрение. Куда идти, где церковь? Господи, да помоги же! Может мне кажется, но что за светящаяся точечка впереди. Почему-то я был уверен, что это купол нашей церквушки. Выбора не оставалось, я снова побежал в абсолютной темноте, стараясь не потерять из виду этот огонёк. А он рос, приближался, вселял надежду. Ну же, Господи, дай сил дойти, умоляю. Внезапно я споткнулся об какие-то палки, сухо захрустевшие под ногами, чуть не упал, но продолжил упрямо шагать. Пятнышко света, казалось, опускалось всё ниже, пока не стало вровень с моими глазами, один раз я шаркнул плечом по какой-то стене, и в ответ раздалось шипение, но когда ты не видишь ничего, то и страх не так забирает. Я снова топал и топал, сжимая корзину, спотыкаясь о груды палок, пока огонёк не повис в метре от меня где-то над головой. Господи, да что же это! Помоги выбраться! Нога ударилась о ступеньку, я поспешно начал подниматься, пока не упёрся в деревянные створ-ки, похожие на ворота. Через отверстие и проникал этот странный свет. Неужели дошёл? Изо всех сил я надавил на дощатые половинки, они поддались со скрипом, но не распахнулись. Я нажал сильнее, навалился плечом. Боже, Боже, Боже... Внезапно ворота с грохотом распахнулись, и следом на меня, словно горный поток, хлынул прохладный ночной воздух. Голова пошла кругом, я упал на колени и не мог поверить увиденному - надо мной сияло ночное небо, миллиарды звёзд мерцали на огромном, приветливом своде. Дальний край небесного купола, широкой дугой простиравшийся за лесом, переливался светло синим, становясь всё более насыщенным и тёмным. Глаза с непривычки заслезились, я полз вперёд на четвереньках, жадно глотая прохладу полей, а вокруг сияла ночь. Нормальная, обычная ночь! Слава тебе Боже, слава Тебе! Чувство защищённости и спокойствия наполнило меня, улыбаясь, я выпрямился и обернулся, не понимая, как же я снова оказался на выходе из леса...
Это были не церковные ворота, а словно вход в какой-то бомбарь, из которого я только что поднялся. Гнилые половинки распахнутых дверей открывали глазу ступеньки, ведущие вниз, обвалившиеся, разбитые, а дальше кромешная тьма. И тут я отшатнулся - на одной из дверей болталась погнутая проволока с обрывком чёрной тряпки. Та самая проволока, с той самой тряпкой. Вздрагивая, я пятился назад, не в силах оторвать глаз от чёрного зева под уходившей в землю плоской бетонной плитой. Внезапно где-то внутри раздался сухой треск, и вспыхнувший на миг желтоватый свет выхватил жуткую картину. Бетонный пол, с проросшим прямо насквозь корявым деревом, был завален грудами серых костей, прямо с потолка свисали седые лохмотья паутины, краем глаза я заметил шевеление на стенах и с отвращением рассмотрел громадные чёрные лапы тех, кто сплёл эти пыльные полотна. Свет погас, и только в глубине возникли глаза. Обычные серые глаза, не мигая смотревшие на меня. Кажется, я их уже где-то видел. Я отскочил, ощутив новый поток живительного ветра, зажмурился и сотворил крест: Господи, спаси и помилуй! Когда я решился открыть глаза, то никакого бомбаря не было и в помине, словно он мне и вовсе померещился, только покачивалась, скрипя, ржавая проволока с обрывком тряпки, но уже совершенно нестрашная, бесполезная.
Что это было? И неужели ночь только началась? Небо ещё светилось на горизонте остатками розового, впереди отчётливо виднелась теплотрасса, а дальше шоссе, куда я и выбрался. Выбрался именно туда, откуда и начал путь, словно и не доходил почти до дома. Шум колёс заставил напрячься! Опять, начинается! Но страх растаял, я просто устал бояться. Обернувшись на шум, я встал поперёк трассы, готовый лицом к лицу встретиться с опасностью. Визг тормозов резанул по ушам...
- Парень, ты чё, долбанулся?!!! -
Живой человеческий голос. Он подействовал как глоток холодной воды из колодца. Накло-нившись к до смерти перепуганному толстяку в спортивном костюме, глухим, охрипшим голосом я бросил:
- Шеф, пожалуйста, довези до базы. Твоя цена. -
Водитель поскрёб шершавый подбородок:
- Шустрый какой, я ж чуть тебя в асфальт не вкатал, добро, что ещё тормоза новые, а так бы до другой базы тебя повезли, -
- Шеф, ну так докинешь? Твоя цена, -
- Да садись уж, заладил, твоя, твоя... -
Мимо замелькали кусты и деревца.
- Твоя... - повторил толстяк, - ты знаешь что, парень, отсыпь-ка мне лучше грибов немного, а то баба моя меня всё пилит, сходи да сходи, а мне некогда всё. -
Только сейчас я вспомнил, что рядом на сидении уместилась целая корзина красавцев-беляков. Вспомнил я и про рюкзак, дрожащими руками распуская узел, ожидая увидеть грибное месиво. Каково же было моё удивление, когда грибы обнаружились целёхонькими, абсолютно непримятыми.
- На, бери сколько надо, - переставил я рюкзак на сидение.
Водитель притормозил, достал штук восемь, сам любуясь на крупные выпуклые шляпки, и вдруг выругался:
- Вот скоты, объехать лень что ли, живое ведь! - указывая в окно.
На обочине лежала всё та же собака, тронутая тленом. На секунду мне показалось, что она сейчас поднимется, но потом я понял, что этого просто быть не может.
Автомобиль снова тронулся.
- Шеф, ты только не через аулы вези - прохрипел я, - по окружной лучше, -
- Да блин в курсе я уже, в курсе, уже по радио передавали давно, -
- А что передавали? - удивился я.
- Да как что, там же на въезде на федералку теплотрасса прохудилась, и задвижка колом вста-ла, там сейчас перекрыли всё, чинят. База ваша по ходу на неделю без горячей воды осталась, -
- А у меня её и так нет, - машинально бросил я, не удивляясь уже ничему.
Мы уже почти подъезжали, когда толстяк спросил:
- А где ты таких грибов набрал? -
- Да где антенны, в дубах, - соврал я.
- Эва как, сколько хожу, никогда столько не находил, ну штук пять в лучшие годы, -
- Да сам удивился, вон аж сколько шарился, пока все не снял, -
- Ну это ты ещё мало походил, - рассмеялся непонятно почему водитель.
- Да уж, маловасто, - саркастически улыбнулся я, - вот хочу теперь справа от трассы поискать, за станцией, -
- Ой, да нечего там ловить, парень, я там ходил, сыроеги попадаются иногда, это верно, а дальше там пусто, горелки сплошные, трава и та почти не растёт. Вот раньше там были грибы, пока остатки деревни не спалили. Хотели что-то строить, да забросили, какие деревья побольше были, те уцелели, а подлесок весь как корова слизала. Нет там грибов, -
Нда, знал бы ты, шеф, знал бы. Вздохнул свободно я только тогда, кода машина растаяла в су-мерках, а я входил в подъезд своего дома. Вроде и посветлело даже. Ох, матушка беспокоится, сейчас выдаст пайку. Звоню в дверь. Щелчок замка.
- Так быстро? Что, нет грибов, я же говорила, -
Ну вот, началось, ирония. А грибы то есть. Ни слова не говоря, я вынул из-за спины корзину, рядом торжественно поставил рюкзак.
- Огого! ОгОгО!! ОГОГО!!! -
Радости её не было предела, а я вдруг почувствовал, как сильно я устал, как дрожат ноги, и кружится голова.
- Ты когда успел столько набрать, ну ничего себе... -
- Слушай, я пойду, вздремну немного, а то забодался совершенно, -
- Ну конечно, конечно, сына, иди поспи, а есть не будешь? -
- Не, потом, потом, - глаза уже слипались, когда я еле дотащившись до дивана, скинул куртку и подозрительно сухие и чистые штаны и забылся сном.
3.
Чем же закончить эту историю. Можно так. И проснулся я утром, вспомнил всё и сказал: "Нет, больше никогда не стану есть эти грибы". Или так: "Больше эту траву в чай не добавляю". Ну или как-нибудь в этом духе, поставив логическую точку над всем этим бредом. Но точку поставить не получается до сих пор.
Я проснулся, когда солнце уже вовсю светило в окно. На кухне весело скворчала сковорода, по квартире витал приятный запах жареных грибов с лучком. Матушка с тёткой уже суетились, накрывая на стол. Кухонные часы показывали полдень.
- Да, долго же я дрых, - сказал я, усаживаясь на своё место в ожидании вермишели на грибном бульоне.
- Разве долго, - удивилась матушка, - часа три всего дремал, -
Не сразу спросонья до меня дошёл смысл её слов, а матушка продолжала:
- Хоть повеселел, отдохнул, а то вчера, помнишь, какой ты вечером уставший притащился, без грибов, даже ужинать не стал, спать завалился, -
Я понял, что ум у меня потихоньку заходит за разум, но собрал волю в кулак и не сделал удив-лённое лицо:
- Ну да, замотался сильно, -
- А зачем, сына, с дачи, уставший, да ещё в антенны потащился? А утром ни свет, ни заря, часов в шесть собрался и ушёл в дальний лес, даже нож забыл взять и телефон. А чем ты их там срезал-то? -
- Да это, горлышко от бутылки нашёл, там край острый не хуже ножа. А подожди, я же вроде нож брал? -
- Какое там, вот же он, на столе лежит, -
И точно, охотничий нож мирно покоился на столе, спрятав лезвие в чехол. Рука инстинктивно дёрнулась к бедру, в надежде нашарить пустой чехол, даже наткнулась вроде на что-то твердое, но всё тщетно - чехла не было. Оно и понятно, вот он, на столе. Непонятно одно - КАК??? Вспоминая возвращение, я вдруг уловил одну деталь. Когда я вышел второй раз к шоссе, миновав страшный бомбарь (а был ли он вообще), золотистая полоска света была не за спиной, на западе, а за радиоантеннами, а антенны у нас с восточной стороны. Значит, когда я вышел, был рассвет, а не закат. Я что же, проплутал в этом кошмаре всю ночь? И как же я тогда сам мог при этом вернуться домой и утром пойти в совершенно другой лес? Может, я уже сошёл с ума? Верить в это не хотелось. Ароматный суп из белых грибов немного поднял настроение. Сполоснувшись под душем и переодевшись в домашнее, я вышел во двор, уселся на скамейку и закурил.
Что же делать? Просто плюнуть и забыть всё как страшный сон, сидеть и радоваться солнцу. Или нет... Пытливый ум искал ответов и не находил их. Из подъезда показался Андрей со свеже-выбритой головой, протянул руку, масляно улыбаясь:
- Здорово, -
- Привет тебе, -
- Чё такой замученный? -
- Да вот, по грибы ходил, -
- А, понятно, - в глазах его появились живые огоньки любопытства, - ну и как? -
- Не поверишь, белых полную корзину и ещё рюкзак под завязку, -
- Не плохо, - кивнул Андрей, - где лазил? -
- А в даль... - начал было я, и тут издали донёсся звонкий бронзовый колокол нашей церквушки, звавший людей на молитву, - в антеннах, - неожиданно твёрдо исправился я, - глядя в его серые глаза, - вчера ходил, -
- Не сегодня разве? - попробовал удивиться Андрей.
- Вчера, в антенны, - настойчивее повторил я под второй удар колокола, не выпуская из виду его серых остановившихся глаз.
Где-то я видел их, совсем недавно. Ну да, точно! ВСПОМНИЛ, БОМБАРЬ!!!
И выпрямившись во весь рост, я медленно сказал:
- А знаешь что! Иди ты лесом! - под перезвоны колоколов.
- Что? - свёл брови тот, кто называл себя Андрей.
- Иди ты ЛЕСОМ! - повторил я, чувствуя, как груз прошлой ночи тает и растворяется, как лопа-ется паутина страха, уступая место безудержной радости и желанию жить, веселиться, с восторгом встречая каждый новый день, - иди ты ЛЕСОМ! -
Он отступил на шаг, а я выкинул окурок и пошёл на другую скамейку. Не помню, он пробормотал мне в спину нечто вроде: