Каждое утро в моей постели просыпается совершенно другой человек.
Вроде бы из Макса Фрая.
Скоро утро. Холодное, влажное от росы, с вереницей туманных, убегающих в розоватую рассветную дымку крыш. Балкон застенчиво выползает из тени. Медленно, как и положено на рассвете.
Скоро утро... Нарушая размеренное его пришествие, на пустыре охрипло брехает уставшая от себя самой дворняга. Цежу кофе. Неплохой, хоть и растворимый. Лень варить. Вообще лень что-либо делать... Стою, уперевшись локтями в оцинкованный бортик балкона. Высоко-то как...
Туман неумолимо рассеивается, являя далекие, почти нереальные после бессонной ночи купола Собора.
Делаю глубокий, до головокружения, вдох, впитывая всем измученным бессонницей телом влажную утреннюю тишину, такую нежную, такую недолговечную.
Спят, угрюмо позахлопывав окна, бетонные клоны девятиэтажек. Ленятся еще вездесущие собачники, норовящие потревожить робкую рассветную благодать тявканьем вечно недовольных питомцев. И лишь заливаются в отчаянном стрекоте матримониально настроенные мелкие пичуги - не то соловьи, не то воробьи, Бог их разберет.
А на пустыре, скрытые могучими зарослями лебеды, которую чудом пощадили местные футболисты, мирно дремлют вечно мудрые и вечно голодные дворовые кошки.
Скоро утро. Для кого-то - начало нового дня, для меня - конец душной, утомительной ночи, с засасывающими кошмарами и вязкой, болезненной полудремой. Ночи, пропитанной запахом пыли и влажных простыней, изнуряющей сквозняками и однообразным бормотанием телевизора, ночи из тех, в которые надо либо писать глупые, никчемные стихи об одиночестве и близости смерти, либо окончательно сходить с ума и делать решительный шаг с карниза.
Все так. Но я до ужаса не люблю навязанных сценариев. И не выбираю ни первое, ни второе.
Я предпочитаю дожить до рассвета и встретить утро. Под воробьиную перепалку, вдыхая аромат черного кофе и с ним - едва уловимый горьковатый привкус городской травы. Которой, как известно, и асфальт ни по чем.
Так и стоять тут, босой, простоволосой, сонно улыбаясь нахальному солнечному зайчику, ни чуть не смущенному моей наготой. Дожидаться утра и опять родиться заново.