Обе створки двери в комнату Ёлкина со страшным грохотом вдруг резко распахнулись, и ворвалась гневная толпа орущих людей:
- Борьку на рельсы!
Галдящие мужики и бабы подскочили к нему, выхватили из тёплой постели и куда-то поволокли. Потом долго с ним возились, мяли, выкручивали руки, наконец бросили на железнодорожное полотно, привязали и исчезли. И видит Борис Николаевич, как мчится на всех парах прямо на него тяжёлый разухабистый состав, вагоны из стороны в сторону с грохотом швыряет, колёса по рельсам молотят, и такой неимоверный лязг и скрежет стоит, что кажется, сейчас голова у него лопнет. Понял Борис Николаевич, что последняя минута его приходит. И за этот последний миг вся его жизнь перед ним пронеслась, все ошибки и просчёты. Нет, нельзя ему с таким адом в душе погибать, с такою неискупленной виною. Рванулся он отчаянно, и возопил:
- Россияне! Простите!
И вдруг ощутил на своём плече тёплую ласковую руку, и такой знакомый голос обратился к нему:
- Боря, что с тобой? Боря, проснись!
Борис Николаевич тяжело открыл глаза: возле его кровати стояли все его домочадцы в пижамах и ночных рубашках, а жена Ная, склонившись над ним, нежно ладонью отирала его мокрое от слёз лицо. Борису Николаевичу вдруг так захотелось прижаться губами к этой руке и разрыдаться как в детстве, но он устыдился стоящих вокруг дочери и внуков. Он был так счастлив, что весь этот кошмар, сейчас случившийся с ним, был только сон! Но страшный грохот почему-то продолжался над самым его ухом, и Борис Николаевич опасливо покосился на окно.
- Боря, успокойся, - снова ласково сказала Ная. - Это во дворе грузят мусорные баки. Сейчас они уедут.
- Ма! Ба! Они чего, так каждое утро будут? - недовольно спросил Борис-младший.
- Мы что-нибудь придумаем, Боря, - вздохнула Татьяна.
Борис Николаевич продолжал лежать в постели, постепенно осознавая, что же с ними со всеми стряслось. И тяжесть произошедшего ещё больше навалилась на него. Крах! Полнейший крах и позор! Лучше бы он не просыпался и погиб под колёсами поезда. Борис Николаевич отвернулся к стене и отрешённо уставился в одну точку.
- Боря!
- Папа!
- Дед!
- Борис Николаевич!
Чего они все от него хотят? Пусть его оставят в покое. Он хочет только тишины и покоя - навсегда. И больше ничего.
Борис Николаевич натянул на голову одеяло. Впервые за последние годы ему захотелось одиночества, и впервые в одиночестве ему было хорошо.
Сквозь одеяло Борис Николаевич слышал, как домочадцы, о чём-то посовещавшись, тихо разошлись.
Вот так лежать бы и лежать. И пошёл весь мир к чёрту.
Через некоторое время к нему снова подошла Наина Иосифовна.
- Боря, вставай!
- А зачем? - глухо раздалось из-под одеяла.
- Завтрак готов.
- Не хочу я ничего.
К постели подошла Татьяна.
- Пап, ты что же, весь день так и будешь лежать?
- Так и буду.
- Нельзя так, Боря, - сказала Наина Иосифовна. - Ты заболеешь.
- А я уже.
- Что уже?
- Заболел.
- Что у тебя болит? Опять сердце?
- Сердце. И душа. Душа у меня болит! - на глаза Бориса Николаевича снова навернулись слёзы.
Наина Иосифовна переглянулась с дочерью.
- Папка, ну хочешь, мы тебе сюда завтрак принесём? - ласково спросила Татьяна. - И покормим?
- Не хочу я есть, - угрюмо сказал Борис Николаевич. - Противно на еду смотреть даже.
Наина Иосифовна с дочерью отошли в сторонку и стали тихо перешёптываться.
- Может, врача к нему вызвать? - обеспокоено спросила Наина Иосифовна.
- Мама, кого?! Психиатра из районного психдиспансера? Это тебе не кремлёвские врачи. Станет известно всей квартире, а значит, и всем остальным. Попадёт в газеты. Ты можешь себе представить, что будут писать газеты? Что столько лет страной управлял психически больной человек!
- Что ты, Танюша, это невозможно! - испугалась Наина Иосифовна.
- Я попробую навести свои старые связи, - предложила Татьяна. - Если ещё кто-то уцелел и не откажется от нас. Может быть мне удастся найти толкового врача.
На том и порешили.
Через некоторое время Борис Николаевич стал нехотя подниматься. Наина Иосифовна, услышав возню мужа, обрадованно спросила:
- Боря, тебе уже лучше?
Борис Николаевич, не отвечая, нашарил босыми ногами тапочки и направился к двери.
- Боря, ты куда, в туалет? - заискивающе снова поинтересовалась Наина Иосифовна. Она подбежала к мужу, сняла со стены висящий на гвозде возле двери приобретённый вчера у Софокла стульчак и протянула Борису Николаевичу: - Возьми вот.
Борис Николаевич, не глядя, взял подмышку стульчак, в другую руку Наина Иосифовна сунула ему рулон туалетной бумаги, и он, как был в пижаме, вышел в коммунальный коридор.
- Может, ему сходить погулять нужно? - спросила у дочери Наина Иосифовна, когда за мужем закрылась дверь. - С народом пообщаться...
- С народом?! - ужаснулась Татьяна. - Упаси боже! Они его разнесут! Пусть хоть первое время посидит дома, пока всё уляжется. Страна теперь без него обойдётся. Поживёт народ какое-то время при коммунистах, глядишь, и разберётся, что к чему. Ещё отца добрым словом помянет.
Наина Иосифовна, обрадованная тем, что муж поднялся с постели, вышла на кухню суетиться с завтраком. Мимо неё, едва не сбив с ног, пролетел рыжий коммунальный кот Чубайс, держа в зубах уворованное куриное крылышко.
- Ах ты, ворьё рыжее! - причитала на всю квартиру Ниловна. - Не успела отвернуться, как этот блудня курицу уволок! Чтоб она тебе поперёк горла-то встала, образина чёртова!
- Как вы нехорошо ругаетесь, Пелагея Ниловна, - поёжилась Наина Иосифовна. - Ведь это животное, у него свои инстинкты. Если хотите уберечь свои продукты, прячьте их подальше да понадёжнее, чтобы не достал.
- Спрячешь от него, как же! - не унималась Ниловна. - И прячешь, вроде, а чуть только зазевался - обязательно сопрёт! Нет, такая уж натура у него воровская. Глаз да глаз за ним нужен.
- Зачем же вы тогда его держите, раз крадёт? Прогнали бы.
- Да куда ж его? Кому он ещё нужен? - смягчилась Ниловна. - Привыкли уж мы к нему, вроде как родной стал.
- Веселее с ним! - отозвалась от своего стола Харита Игнатьевна с неизменной сигаретой во рту. - Разнообразие жизни, всплески эмоций, выброс адреналина...
- Харита Игнатьевна, у меня к вам большая просьба, - в махровом розовом халатике и новом переднике на кухню вошла Раиса Максимовна. - Пожалуйста, будьте добры, не курите в местах общего пользования. Я совершенно не переношу табачного дыма.
- Ах ты, футы-нуты, ножки гнуты, какие мы нежные, - мадам повернулась к Раисе Максимовне, и не думая расставаться с сигаретой. - Привыкайте, дорогая вы наша Раиса Максимовна: вы теперь живёте в коммунальной квартире.
- Во-первых, я не "ваша дорогая", - строго сказала Раиса Максимовна. - А во-вторых, прошу учесть, что вы тоже живёте в коммунальной квартире и должны соблюдать правила советских общежитий. И одно из этих правил как раз гласит о том, что курение в коммунальных квартирах в местах общего пользования запрещено.
- Подкованная дамочка! - Харита Игнатьевна с тайным удовлетворением кивнула в сторону Раисы Максимовны. Она ещё раз глубоко затянулась и погасила сигарету о пластиковую банку из-под майонеза, служившую ей пепельницей. - Ах, до чего обожаю коммунальные квартиры: вот они - эмоции, накал страстей! Одним словом, чувствуешь жизнь!
Тут жизнь в полную силу ещё раз заявила о себе зычным рыком из коридора и стуком в туалетную дверь:
- Маэстро! Долго сидеть будем?! Очередь!
"Там же Боря!" - испуганно пронеслось в голове Наины Иосифовны.
Она бросилась в коридор и наткнулась на свирепый взгляд Вовчика Железо.
- Это ваш там засел? - Вовчик ткнул пальцем в туалет. - Он что, так каждое утро по часу сидеть будет? - и снова гаркнул: - Президент, регламент!
- Борис Николаевич страдает запорами? - из кухни посочувствовать вышла Раиса Максимовна. - Наина Иосифовна, у меня есть замечательное импортное средство, исключительно на травах, никакой химии...
- Вы уж объясните нашему дорогому экс-президенту, что это не персональный сортир в Кремле, - обратилась к Наине Иосифовне Харита Игнатьевна. - А коммунальный - один на такое богатое поголовье. Так что у нас действует принцип: всегда готов!
Из-за туалетной двери тем временем не доносилось ни звука. Этим обстоятельством Наина Иосифовна была обеспокоена больше всего.
- Боря! - деликатно постучала она в дверь. - Боря, это я, Ная. Боря, тут очередь, люди тоже хотят. Поторопись, пожалуйста.
Но молчание было ей в ответ. Наина Иосифовна встревожилась не на шутку.
Тем временем к туалету стеклись все жильцы коммунальной квартиры. Здесь предстояли развернуться весьма любопытные события.
Из своей комнаты вальяжно вышел Михаил Сергеевич Гробачёв в роскошном длинном халате поверх брюк и рубашки.
- Борис Николаевич в полном уединении работает над собой, я так понимаю, товарищи, - делая серьёзное лицо, предположил он. - Я читал мемуары Бориса Николаевича: в это время утра у президента по расписанию работа над собой, - и Михаил Сергеевич выразительно посмотрел на свои часы.
- Грех вам зубы-то скалить, - сделала Гробачёву замечание Ниловна. - Нешто в Кремле-то ещё не навоевались друг с другом? Оба народ до нищеты довели, а всё воюете, аники-воины. Пора уж приходить к кон...кон...сенсусу этому вашему.
Воцарилась небольшая пауза. Из-за туалетной двери по-прежнему не раздавалось ни звука.
- А чего, в пятьдесят восьмой с третьего, - Софокл ткнул пальцем вверх, - тоже такой случай был: так вот тоже думали, засел кто-то в сортире - не открывал, не открывал. Дверь выломали, а там Толян повесился.
- Боря! - в ужасе заколотила в дверь Наина Иосифовна. - Боря, ты жив?! Господи, скажи же что-нибудь!
Но ни Господь, ни Борис Николаевич не удостоили её ответом.
- Что ж, придётся периодически холодным клозетом во дворе пользоваться, - предложила Харита Игнатьевна. - Пока Борис Николаевич будет работать над собой.
- А там крючок ножом откидывается, - протиснулись к двери Чук и Гек. - Вот сюда лезвие сунуть...
Татьяна бросилась было на кухню за ножом, но Вовчик Железо вынул из кармана брюк руку, сделал неуловимое движение - и длинное блестящее лезвие выскользнуло и засверкало в его ладони. Жильцы испуганно отпрянули и расступились.
Когда Вовчик откинул крючок и распахнул дверь, обитателям 51-й квартиры предстала следующая картина: Борис Николаевич сидел на унитазе как на троне; стульчак, врученный ему Наиной Иосифовной, висел у него на шее; в одной руке Ёлкина был рулон туалетной бумаги, в другой - ёршик на деревянной палке. Сам Борис Николаевич, казалось, был ко всему безучастен и отрешённо смотрел в пространство.
- Царь Борис! - благоговейно всплеснула руками Ниловна и в священном трепете закрестилась: - Свят, свят, свят!
- Явление Христа народу, - усмехнулась Харита Игнатьевна.
- У-у, блин! - выдохнул Вовчик Железо. - Ты б ещё, батя, горшок на голову напялил для полноты картины.
- Боря, - Наина Иосифовна с дочерью подошла к мужу. - Боря, ну что ты, всё хорошо. Пойдём домой.
Они вдвоём освободили Бориса Николаевича от стульчака, взяли у него из рук "скипетр" и "державу", помогли подняться и выйти в коридор.
- Что ж, комментарии, как говорится, излишни, - резюмировал происходящее Михаил Сергеевич.
- Наина Иосифовна, Татьяна Борисовна, если вам понадобится наша помощь, вы, ради Бога, не стесняйтесь, обращайтесь. Мы всегда поможем, - душевно предложила Раиса Максимовна.
- Спасибо, но мы уж сами как-нибудь справимся, - холодно ответила Татьяна.
- В другом бы месте ему так на параше сидеть, - негромко, но чётко пожелала экс-президенту Серёгина.
- Нишкни! - цыкнула на неё Ниловна. - Вишь, не в себе человек.
- Конечно, с такой высоты лететь: с кремлёвского трона да в коммунальный сортир. Не скоро очухаешься-то, - съязвила Харита Игнатьевна.
- Николаич! - заглянул в лицо Бориса Николаевича Софка. - Ты того... Ничего... Пойдём ко мне: верное средство у меня есть - все горести как рукой снимет.
Но Татьяна, догадавшись, какое "верное средство" имеет в виду Софокл, досадливо зыркнула на него и отмахнулась, как от мухи.