Вы, с вашим большим педагогическим и жизненным опытом, безошибочно дали оценку моим проблемам и советы по их устранению.
Вы рекомендуете мне "расслабиться" (широко применяемый теперь термин), свободно подчиняться своим желаниями и побуждениям, не относиться ко всему с оглядкой.
Вы правы, я действительно человек, если можно так выразиться, "зажатый", закомплексованный и внутренне напряжённый, и это накладывает отпечаток на весь мой образ жизни.
Не будем сейчас говорить о причинах, они могут быть врождёнными или возникшими под влиянием пережитых обстоятельств - войны, голода, неприятия жестоких законов выживания - так или иначе многое из поведения, обычного для большинства, мне чуждо.
Я никогда не мог свободно выражать свои эмоции, вести себя непринуждённо, не оглядываясь на то, как это выглядит. Такое ощущение, как будто я всё время смотрю на себя и оцениваю со стороны. Не допускаю того, чтобы выглядеть смешным или трогательно-наивным. Не представляю себя дарящим кому-нибудь цветы, не могу даже открыто идти с букетом по улице, то же в отношении торта и тому подобного. Даже, научившись танцевать, я не представлял себе удовольствия от этого нелепого процесса. У меня никогда не было желания выражать свои эмоции какими-нибудь телодвижениями, и вообще без видимой причины, в какой-то день, назначенный праздником, проявлять бурное веселье.
Я не был угрюмым и нелюдимым, но практически всегда был "в стороне". На глупый вопрос - почему у меня всегда такое хмурое лицо - я шутя отвечал, что это обычное выражение человека, когда он не общается с кем-нибудь или не обдумывает что-то существенное.
С таким в общем-то странным и не очень общительным характером я прожил жизнь, лишив себя многих радостей, которые имеет человек, не обременённый чувством самоанализа, постоянным ощущением взваленного на себя долга, не поглощённый стремлением обязательно добиться какой-то цели, с неудовлетворённостью достигнутым и с комплексом собственного несовершенства. Фактически всю свою сознательную жизнь я провёл с чувством внутреннего напряжения и даже иногда сознательно искал для этого поводы. Это подобно жизни океанского глубоководного существа, внутренне давление которого уравновешивает внешнее давление огромного столба воды; вытянутое на поверхность, оно жить не может.
Эту добровольно надетую на себя броню я сбросил лишь однажды, и этот единственный эпизод выпадает из обычного ряда.
Было это в институтские годы, в начале пятидесятых. Будучи всецело поглощённым непростой учёбой в политехническом институте, музыкой, английскими курсами, работой в научном студенческом обществе и институтской многотиражке, я нет-нет да и поглядывал на беззаботных сокурсников, мотающихся по вечеринкам и виртуозно отхватывающих модный тогда буги-вуги. Неумение танцевать тоже добавляло стресс к моей закомплексованности. И я решил проблему характерным для меня способом: записался на платные занятия бальными танцами, организованные прямо в институте. Небальные танцы тогда руководством весьма не приветствовались. Заправляли этими занятиями солидные и благообразные мужчина и женщина, они уверяли нас, что за этими замшелыми бальными танцами будущее, они вытеснят совремённые расхлябанные вихляния, что скоро будут организовываться благородные и красивые балы и т.д., и т. п. А пока что мы старательно выделывали по аккордеон незамысловатые па разных полек, краковяков, падеспаней, падеграсов и падепатинеров.
Порядок был такой: в начале занятия предлагалось "кавалерам" приглашать "дам". Ребята подходили к девушкам и образовывали пары. Все были студентами, и процедура проходила без всяких церемоний и смущения. От занятия к занятию составы пар в большинстве случаев менялись. Как-то я пригласил тоненькую светловолосую девушку с уложенными на затылке косами. С нею было хорошо танцевать - лёгкая, музыкальная, отзывчивая на все движения, танцевала молча, опустив глаза. В следующий раз я тоже выбрал её. А в третий раз она отказала подошедшему к ней парню и встретила меня лёгкой смущённой улыбкой. После этого мы танцевали только вдвоём. Она с химико-технологического факультета; химкорпус стоял отдельно от главного корпуса, студенты оттуда в главном бывали только на общих лекциях. Звали её Лена Платоненко. После занятий мы с нею сразу расходились до следующего раза.
Время летело, кончался первый семестр, кончились курсы бальных танцев, и мы с Леной распрощались.
Предстояла зимняя экзаменационная сессия. Прежний ректор института Плыгунов говорил, что Новый год - это не студенческий праздник, надо готовиться к экзаменам. Но Плыгунова сменил Гриднев, и впервые в политехническом институте был объявлен всеобщий новогодний праздничный вечер.
Задумано было масштабно. Главное гуляние было организовано в большом спортзале, заменяющем отсутствующий из-за послевоенной разрухи актовый зал. Факультетские и курсовые вечеринки с накрытыми столами были устроены в выделенных аудиториях.
Отметившись в аудитории своего курса, попробовав немудрёную студенческую закуску и выпив полстакана красного вина, я отправился в главный зал, твёрдо решив, уставши от ежегодного новогоднего одиночества, полностью выполнить предложенную программу увеселений.
В зале было полно, играла музыка, и я сразу встретил Лену Платоненко.
Вряд ли на меня действовали выпитые полстакана, но мы как-то сразу естественно обрадовались друг другу и, перейдя на "ты" вместо прошлого "вы", провели весь вечер вместе, слушали музыку, смотрели концерт и танцевали всё подряд. Лена была оживлённой и радостной.
Время, как говорится, пролетело незаметно. Мы возвращались вдвоём по заснеженным ночным улицам, болтая обо всём на свете. Я старался её обнять, она весело уклонялась. Поскользнувшись на льду и сидя на снегу, я пытался поймать её ноги в капроновых чулках и ботиках - пакет с "танцевальными туфлями" она держала в руке, а она не давалась и весело смеялась. Но возле её дома вдруг стала совершенно серьёзной и, уперев указательный палец мне в грудь, медленно сказала: "Запомни, какой ты пьяный, и будь такой трезвый".
Опять полетело время, прошла сессия и начались лекции второго семестра. В один из первых дней в широком и светлом коридоре главного корпуса я встретил поток идущих на лекцию химиков-технологов и среди них Лену. Увидев меня, она буквально просияла и кинулась навстречу. Но, споткнувшись о моё корректное "здравствуйте", резко остановилась и залилась краской...
Я уже не помню, заговорили ли мы тогда, но фактически после этого мы не встречались. Однако её слова в тот предновогодний вечер я запомнил на всю жизнь. Где она теперь, Лена, Лена Платоненко? Я не последовал её совету и, безусловно, обидел её, но, очевидно, переделать свою натуру я был не в силах ни тогда, ни после.
Всё это я рассказал вам в надежде, что вы лучше поймёте мои странности и не будете рассчитывать на то, что ваши мудрые слова что-либо изменят в моём образе жизни.
Всего наилучшего - ваш N N